3

Пожалуй, хуже всего дела в Суде Последней Надежды обстояли в те дни, когда Гарри Стигер пытался решить, стоит ли посылать в Спокан Леонарда Келлера, поскольку существовала туманная возможность, что Джон Доу, выдав себя во время испытания на детекторе правды, наконец признается в преступлении.

Необходимо вспомнить, что данные полиграфа не признавались судом. Если даже Келлеру и удастся выявить вину Джона Доу, его открытие не будет иметь ровно никакой ценности для дела Богги, пока Джон Доу сам лично не покается перед судом. Мы-то уже знали, что Богги был невиновен. На этом этапе нам не был нужен полиграф, чтобы мы могли получить от него ответ. Мы нуждались в неопровержимых доказательствах того, что Морица Петерсена убил Джон Доу.

Джон Доу был не из тех типов, которых можно легко вынудить к признанию. В тюрьме он был частым гостем. Он знал, как вести себя и на допросах. И как Келлер сказал по телефону, шансов на то, что он признается, практически нет.

Я думаю, не подлежит сомнению, что Келлер был одним из величайших специалистов по работе с полиграфом, которые когда-либо появлялись на свет, но его репутация основывалась, главным образом, на удивительной способности понимать состояние тех, с кем ему приходилось иметь дело, на умении в нужное время сказать нужные слова, которые могли побудить человека облегчить душу признанием.

Для этого Келлеру не приходилось прибегать ни к «допросу третьей степени», ни к постоянному неустанному давлению на допрашиваемого. Никогда не использовал он те номера, которые часто пускают в ход полицейские, стараясь добиться признания от подозреваемого. Он добивался своей цели, точно определяя тип человека, с которым ему приходилось иметь дело, и в деталях представляя себе, как было совершено преступление. Все эти сведения он извлекал, разбираясь в данных полиграфа.

На ум приходит настолько интересная иллюстрация его способностей, что я просто не могу не упомянуть о ней.

Как-то на моем ранчо после ленча сидели рядом Раймонд Шиндлер, доктор Лемойн Снайдер и Леонард Келлер. До последней минуты еще не было известно, появятся ли они (это было еще до того, как у меня поставили телефон, и связаться со мной было практически невозможно).

Выяснилось, что перед этим они заезжали выразить свое уважение одному полицейскому следователю. Разговоры их с коллегой носили профессиональный характер. И когда они уже были готовы встать и откланяться, направляясь ко мне на ранчо, следователь стал рассказывать им о деле, которое вот уже довольно долго не дает полиции покоя.

Из уст некоего мужчины стало известно, что его жена поехала на Восточное побережье навестить родственников. Но соседи заподозрили в этом что-то неладное и позвонили в полицию.

Такие ситуации встречались: муж убивает свою жену, а потом сообщает, что она уехала навестить родственников.

Но полиции не удалось найти тело исчезнувшей жены, и они никак не могли поймать мужа на противоречиях. В руках у них не было ни малейших доказательств его преступления. Полиция осведомилась, не согласится ли он пройти проверку на полиграфе. Тот охотно согласился.

Полиция провела проверку, но по ее окончании они знали не больше, чем до того.

Этот человек был совершенно раскован, дружелюбно настроен и охотно шел на контакт, но он мог рассказать всего лишь то, что ему якобы сообщила жена: она уезжает навестить родственников. Он чувствовал себя виноватым за все те хлопоты, которые возникли в связи с этим. Может быть, у нее был другой человек, которого она любила больше, чем его, и она решила бросить его и уйти к этому человеку. Учитывая привходящие обстоятельства, объяснение было весьма сомнительное, но его ничем нельзя было опровергнуть.

У полиции опускались руки. Она даже не могла доказать «корпус деликти», то есть состав преступления.

Человек был освобожден из-под стражи.

Тогда доктор Снайдер предложил: «Если он так охотно сотрудничает с вами, попросите его, не согласится ли он еще раз пройти испытания. Скажите ему, что приехал Келлер, с помощью которого удастся поставить все точки над

Полиция связалась с этим человеком, и он принял предложение.

Испытания оказались блистательной демонстрацией способностей Келлера. Руководствуясь лишь графиками, которые вычерчивали чувствительные самописцы машины, Келлеру не понадобилось много времени, чтобы составить себе полное представление о темпераменте и реакциях этого человека.

Вопросы, насколько мне помнится, были сформулированы таким образом, что субъекту оставалось отвечать только «да» или «нет». Объяснения и оценки, если бы в них возникла необходимость, должны были последовать после испытания.

Итак, поняв, что произошло на самом деле, Келлер внезапно резко сменил линию допроса.

— Вы закопали тело своей жены? — спросил он.

— Нет.

— Вы бросили тело своей жены в воду?

— Нет.

— Вы сожгли тело своей жены?

— Нет.

Стоял холодный дождливый день. Ветер бросал струи дождя в окна комнаты, в которой шла проверка.

— Вы похоронили тело жены рядом с домом? — тихо продолжил Келлер.

— Нет.

— Вы похоронили тело жены далеко от дома?

— Нет.

— Вы похоронили тело жены в подвале дома?

— Нет.

— Вы укрыли тело жены в мелкой могиле?

— Нет.

Итак, смысл задаваемых вопросов означал, что Келлер так же хорошо, как и он сам, знает, что тело жены было где-то захоронено. Он стал волноваться. Понемногу самообладание, которое помогло ему пройти испытания на полиграфе, стало изменять ему.

Внезапно Келлер резко отодвинул от себя панель с самописцами, с сочувствием посмотрел на человека и сказал:

— Должно быть, вашей жене ужасно одиноко и холодно в ее неглубокой могиле в саду. Почему бы нам наконец не выкопать ее и не покончить с этим делом?

Подозреваемый, отпрянув от аппарата, вскочил на ноги и сказал:

— Идемте, и пусть все так и будет.

Полиция, сопровождающая этого человека, доктор Снайдер, Раймонд Шиндлер и Леонард Келлер направились в сад.

Стоя под непрестанным холодным дождем, человек показал им место, где нужно было копать. Там они и обнаружили тело жены.

Я думаю, что эта история была типичной иллюстрацией манеры работы Келлера. Менее опытный человек мог бы и не добраться до истины, но Келлер знал, что, когда и как говорить.

Начиная заниматься делом Богги, все, кто решился пожертвовать своим временем, еще плохо понимали, что это означает. Обычно на нас смотрели с подозрением и недоверием в поисках топора, которым мы должны размахивать. Наше первое дело вылилось в месяцы тщательного расследования, и после его завершения на нас со всех сторон оказывалось различное политическое давление, так что ошибаться мы не имели права.

В общем и целом следователям не понравилась наша идея Суда Последней Надежды.

Я думаю, что был период, когда все как-то забыли тот факт, что Суд Последней Надежды — это само общество, народ, читатели журнала, мужчины и женщины, которые настолько заинтересованы в торжестве справедливости, что готовы драться за него.

Когда дело Богги только развертывалось, мы получили немало ободряющих писем, но не имели представления о тех сотнях и тысячах читателей, которые внимательно следили за его ходом и ждали только его завершения, чтобы поделиться с нами своими чувствами и мыслями.

Мы тут же были завалены потоком почты. Куда бы мы ни показывались, только и было разговоров о Суде Последней Надежды.

Это означало, что по завершению дела Богги мы не вправе свернуть свою работу, это представлялось теперь столь же невозможным, как остановиться на полпути, свалившись в Ниагарский водопад.

Стигер обратился к членам нашей группы с вопросом, согласны ли они продолжать свою деятельность, подчеркнув свое желание не оставлять начатое дело. На свой вопрос он получил единодушный утвердительный ответ.

К тому времени, конечно, каждый из нас был завален письмами от людей, которые жаждали вмешательства нашего расследовательского комитета в его дело или в дела своих близких и друзей, которые были «неправильно» осуждены.

Многие из этих писем представляли собой всего лишь набор чепухи. Некоторые носили вызывающий характер. Но немало было и таких, в которых приводились впечатляющие факты. Посланий хватало, чтобы загрузить работой целую армию следователей. Мы едва находили время читать письма и отвечать на них, не говоря уж о расследовании сотен дел, которыми они были полны.

Тем не менее мы решили не опускать рук и делать все, что было в наших силах.