16

А как насчет трудных подростков? Что сказать о тех, кто в период отсрочки наказания снова совершает проступки и наконец попадает в тюрьму? Что можно сказать о самих тюрьмах?

По всем этим вопросам у среднего члена общества самое искаженное представление.

Он думает, что тюрьма — место, куда попадает преступник.

На самом же деле тюрьма — это место, откуда преступник выходит.

Другая ошибка общественного мнения — все обитатели тюрем едины, все на одно лицо.

В тюрьму попадают самые разные люди. Некоторые из них испорчены до мозга костей. Среди них попадаются убийцы. Есть психопатоидные личности, которые не могут жить в ладу с обществом. Просто слабовольные люди. Некоторые из них совершенно нормальны в трезвом состоянии, но, выпив, начинают творить глупости. Встречаются и просто закоренелые преступники.

Тем не менее, когда они выходят на свободу, для общества все они на одно лицо. «Бывшие преступники».

Нельзя забывать, что рано или поздно почти все они окажутся среди нас. Некоторые из них сидят два года, некоторые пять и десять, есть те, которые выйдут на свободу через год, а другим сидеть двадцать лет и больше. Некоторые так и умирают в тюрьме. Но больше девяноста процентов бывших заключенных из стен тюрьмы возвращаются в общество.

Естественно, общество должно с большим вниманием относиться к способностям, склонностям и взглядам такого человека, когда за ним захлопываются ворота тюрьмы и он становится полноправным членом общества.

На самом же деле ничего нет дальше от истины. Общество старается не обращать внимания на проблемы преступности и вообще забыть о существовании тюрем.

Поскольку тюрьма представляет собой строго охраняемое учреждение, со стражниками на вышках, с высокими стенами, с изощренной системой замков, надсмотрщиков и запоров, средний гражданин считает, что, попав в тюрьму, заключенный надежно изолирован от мира.

Так случилось, что я поддерживаю дружеские отношения с начальниками некоторых тюрем. В каждой из них примерно на тридцать процентов больше заключенных, чем то число, для которых она была предназначена. Иными словами, тюрьмы набиты до предела.

Тем не менее каждый год суды штата отправляют на отсидку еще семьдесят процентов от полного максимума населения тюрем.

Что это значит?

Это значит, что надо что-то делать с теми, кто уже находится в тюремных стенах.

Но у данного конкретного штата, как и у большинства других, свои собственные финансовые проблемы. И когда возникает проблема о выделении денег на нужды тюрем и его персонала, то законопроект обычно кладут в долгий ящик.

«Нет времени тратиться на тюремные нужды,— возглашают заднескамеечники в конгрессе штата.— У штата нет денег, чтобы тратить их на заключенных».

Примерно так же думает и средний гражданин. Первым делом, он ничего не хочет знать о тюрьмах, а во-вторых, хочет забыть об их существовании. Преступники надежно изолированы, вот пусть они там и сидят.

Реабилитация в социальном плане?

Ах да, я понимаю. Очень хорошо, если вы сможете ею заняться… но зачем тратить время на этих типов?…О, да, конечно, попробуйте. Занимайтесь их реабилитацией, если вам так угодно, но не приставайте ко мне с этой темой.

Социальная реабилитапция стоит денег. Денег налогоплательщиков. Налогоплательщики не хотят выбрасывать их на ветер. Налогоплательщики не хотят, чтобы им напоминали о заключенных. Им достаточно знать, что таковые существуют, но вот пусть все их проблемы и остаются за высокими стенами.

Начальника тюрьмы назначает губернатор. Он надеется, что предлагает этот пост достойному человеку, но под этим он понимает чиновника, который постарается, чтобы за все время выборного срока губернатора отрицательное упоминание о тюрьме ни разу не попало в прессу. Ни он, ни его администрация не хочет помнить, что есть такое мрачное учреждение, но ее начальник знает свое дело. И если что-то происходит, после чего упоминания о тюрьме появляются на первых полосах, — бунт, бегство, требование улучшения условий, повышения зарплаты персоналу тюрьмы — администрация чувствует «большое неудобство».

Каждый день из каждой тюрьмы во всех штатах выходят бывшие заключенные, которые должны влиться в общество. В общество, которое ничего не знает о них. И не хочет знать. Оно ничего не знает, как чувствует себя человек, вернувшийся в мир и меньше всего заботится о нем.

Эта струйка выходящих на свободу людей отнюдь не представляет собой мутный, все заражающий поток. В ней есть немало тех, кто в свое время сделал ошибку, сполна расплатились за нее, готовы все «начать заново» и чувствуют силы для этого.

Конечно, в какой-то мере это утопическая, идеалистическая и непрактичная точка зрения. Но стоит только чуть-чуть изменить угол зрения, потратить сравнительно немного денег, проявить просто человеческое участие, и муть в этом потоке можно без труда отцедить. Часть его станет хорошей чистой водой. Оставшаяся часть, безнадежно замутненная, попадет в специальный отстойник.

Настанет день, когда мы увидим, что процент загрязненной воды пошел на убыль. И мы должны научиться, как осветлять эти струи, как добиваться того, чтобы очищенный поток никогда уже больше не загрязнялся.

Но в таком случае мы должны первым делом заниматься молодыми людьми, которые уже становятся «не по зубам» судам по делам подростков, ибо превысили возрастной рубеж и продолжают доставлять неприятности и окружающим и полиции. Возмущенный судья, перед которым этот юноша предстает не в первый раз, решает «преподать ему урок». Он отправляет молодого человека в тюрьму.

Что происходит?

Слишком часто он в самом деле преподает ему урок, но это плохие уроки.

Перед ним предстает неоперившийся юнец, мрачный, обидчивый и просто опрометчивый в поступках.

В тюрьме он становится жестоким, злобным и упрямым.

Слишком часто тюрьмы, особенно если ими управляют старыми методами, становятся ни чем иным, как последними курсами преступных университетов.

Бывший юноша выходит из тюрьмы с двадцатью долларами в кармане, в одежде тюремного покроя и грубых башмаках, с короткой тюремной стрижкой.

Он начинает искать работу, чтобы снова войти в общество, которое, решив «преподать ему урок», послало его в тюрьму и начисто забыло о нем, пока он там был.

Но он еще молодой человек с неисчерпаемой энергией юности. В течение нескольких лет он был отлучен от женщин — не от секса, поскольку отлучить человека от секса невозможно. Его можно лишить общества женщин. Это тоже «наказание».

Прекрасное наказание. Но очень тяжелое. Что оно делает с личностью?

Спросите специалистов, к чему это приводит.

На эту тему они не любят беседовать. Они всеми способами избегают ее. Они изо всех сил закрывают глаза на нее.

Тем не менее и этот фактор надо принимать во внимание, когда мы думаем, какой урок получил от общества наш некогда мрачноватый, обидчивый неоперившийся юнец.

Пусть каждый нормальный человек, который комфортно чувствует себя в привычном окружении, попробует представить себя в тюремной робе, в тюремных башмаках на ногах, с тюремной стрижкой, когда он ходит в поисках работы.

Нигде и никому вы не осмеливаетесь признаться, где провели последние три года. Если вы рискнете сказать правду, полиция быстренько посоветует вам лучше поскорее оставить город. Если же вы хотите получить хорошую работу, вам придется врать.

Предположите к тому же, что у вас всего двадцать долларов в кармане. Вы стремитесь оказаться как можно дальше от тюрьмы, но, как правило, тюрьмы расположены поблизости от крупных городов штата.

Вы попадаете в незнакомый для вас город. Вы стараетесь найти работу по объявлению. Вам надо как-то питаться. Вам нужно место, чтобы спать. Вам нужна бритва, туалетные принадлежности, какие-то личные вещи.

Насколько хватит ваших двадцати долларов?

Поэтому вы прилагаете все силы в поисках работы. Конечно, выбор у вас небольшой. Как правило, приходится браться за ту, которая не привлекает обыкновенного рабочего и хозяин которой не очень разборчив.

Считайте, что вам повезло, если вы найдете такую работу. Предположим, что вам удалось ее найти почти сразу же, через два-три дня после освобождения. Продержитесь ли вы до дня зарплаты?

Можете считать, что вам очень и очень повезло, если удастся вообще найти работу до того, как кончатся деньги.

Что вы решаете делать потом? Не забывайте, что эти проблемы касаются вас, человека, который всегда комфортно чувствовал себя в обществе, который хотя бы последние несколько лет вел нормальный образ жизни. Но предположите, что ныне вы выпали из ряда нормальных людей. Предположите, что вписаться снова в общество вам очень трудно. Предположите, что последние несколько лет вы вели образ жизни, в которой совершенно не было женщин. Предположите, что все эти годы вы жили по строгому расписанию, в котором определялось и что вам делать, и когда, что и во сколько вам есть, — словом, все, что называется жизнью, было строго регламентировано.

И вдруг вы ощущаете себя в мире, от которого совершенно отвыкли и который кажется нам враждебным и чужим. Бывшие друзья поворачиваются к вам спиной. Их место занимают новые приятели, круг которых вы обрели в заключении. В свое время вы знали несколько сот человек, которые исчезли ныне из вашей жизни. В городе осталось всего только несколько знакомых вам человек.

Что вы делаете, чтобы обрести друзей? Где вы будете искать себе компанию?

В этой ситуации есть несколько аспектов. Есть такие места, где, если вы совершили определенного рода преступление, вы обязаны зарегистрироваться в полиции. Во всяком случае, полиция не упустит возможности узнать, где вы находитесь.

Наконец вы получили работу. Вы трудитесь изо всех сил. Начинаете вставать на ноги. Это не та работа, о которой вы мечтали, но вы делаете ее как можно лучше.

Становится известно, что где-то неподалеку совершено преступление.

Полиция не может найти никаких концов, но публика решительно требует, чтобы она бралась за дело и нашла преступника.

И что в таком случае делает полиция?

Она «загребает» всех подозрительных личностей в округе.

К ним относитесь и вы. Бывший заключенный. Отбывали срок. В сущности, у вас нет никаких прав. Полиция является к вам и забирает вас. Только для «беседы». Но оказавшись в тюрьме, вы попадаете в карцер, и когда на следующее утро вы не показываетесь на работе, хозяин уже знает и о причине вашего отсутствия, и о вашей прошлой биографии.

Когда полиция кончает допрашивать вас и выпускает, вы выясняете, что на работу можете не возвращаться, — вы уволены.

Тем не менее обстановка продолжает оставаться раскаленной и вы не рискуете показываться по соседству с тем местом, где было совершено преступление. Надо устраиваться где-то в другом месте.

Как?

Перед вами встает еще один вопрос: как вам теперь заработать денег?

Вот как стали развиваться события, когда раздраженный судья решил, что пришло время «дать урок этому молодому человеку».

Но этот замкнутый юнец уже изменился — он стал грубым, жестким и хитрым. Несколько лет он провел в обществе преступников и извращенцев. Он забыл, что значит быть человеком, у которого есть право принимать собственные решения и отвечать за их последствия.

В общество вернулся не прежний юноша. Оно получило «бывшего зэка».

Но что еще оставалось сделать судье в свое время? Все меры, которые предпринимала инспекция по надзору за подростками, не давали результатов. Разговоры, ограничения и условные сроки — все они отлетали от подростков, как горох от стенки.

Легких ответов на эти вопросы не существует, но где-то они должны быть. И чтобы найти их, надо долго размышлять и прикидывать, испытывая симпатию и понимание к тем, о ком идет речь.

В этой связи я в свое время приобрел очень интересный опыт.

Я был приглашен провести день на ранчо в Южной Калифорнии, где была сделана попытка решить проблему трудных подростков.

То был весьма интересный эксперимент, и самое важное, что он принес прекрасные плоды.

Собранная здесь молодежь была из тех, кто не поддавался никаким методам воспитания. Испытательные сроки и условные освобождения на них не действовали. Путь у них был один — стать жестокими профессиональными преступниками.

На ранчо их отправляли без какого-либо фиксированного срока. Их просто посылали туда.

На ранчо хватало еды, и там были мастера своего дела — как выяснилось, это было все, что требовалось. Хозяева фермы чем-то напоминали героев комиксов и вестернов, которые столь популярны среди подростков.

Подростка с «отклоняющимся поведением», отобранного для жизни на этом ранчо, сажают в машину. Одолев крутые горные дороги, он попадает в дикую заброшенную часть западных штатов, где на горных склонах растут лишь сосны и полынь. Парень он крутой и неподдающийся. Он привык драться с законом. Полиция и закон — его враги.

Наконец машина останавливается. Он видит перед собой ворота с надписью над ними: «Привет, приятель».

По извилистой горной дороге к ним спускается в легкой двуколке крупный мужчина в широком сомбреро, и сзади бегут две оседланные лошади. За повозкой скачут двое всадников, двое юношей, которые с небрежной грацией ковбоев сидят на горячих жеребцах.

Пахнет потом, пылью и просторами, скрипит кожа седел, от сомбреро падает тень, и в небрежной посадке двух молодых ребят, которые столь умело управляют горячими конями, есть такая мужественная уверенность, что молодому правонарушителю подсознательно хочется стать таким же, как они.

Высокий мужчина пожимает руки, говоря:

— С приездом, приятели.

Автомобиль с полицейским уезжает. Молодому человеку остается лишь залезть в повозку, которая ловко разворачивается на пятачке и начинает путь в горы по узкой тропе, где колеса проходят впритык к краю пропасти и откуда открываются живописные виды просторов Дикого Запада.

Человек, управляющий лошадьми, представляется. Он Ральф Джонсон, который управляет этим ранчо. По пути к центральной усадьбе он объясняет ребятам, что они могут убежать отсюда в любой момент, как только пожелают. Запретов нет никаких. Они могут просто развернуться и уйти. Но в таком случае они теряют право вернуться сюда.

Это самый важный пункт в разговоре. Слушателям дается понять, что быть здесь — не обязанность, а привилегия — и так оно и есть.

Джонсон объясняет, что каждый прибывающий сюда получает лошадь под седлом и каждому предоставляется возможность стать частью ранчо и обрести тут свой дом и что, когда настанет время уезжать, он будет держаться в седле не хуже этих молодых ковбоев, которые небрежно рысят за тележкой, хотя, конечно, придется потрудиться, чтобы стать такими.

Джонсон продолжает рассказывать, что тут нет никаких специальных правил поведения.

— Никакого расписания, никаких жестких законов. Но у нас есть свои традиции, и мы стараемся жить в соответствии с ними.

Ничего общего с тем, когда подростка заводят в кабинет и чиновник выкладывает ему целый список правил, которым он вынужден будет подчиняться. С дороги, по которой он едет в тележке, открываются такие потрясающие виды, что он едва не сваливается с козел. Перед ним открываются совершенно новые горизонты бытия, он видит перед собой новую увлекательную цель. Нет никаких правил, которые ему надо выучивать и которым надо подчиняться, — только традиции.

Такие традиции в самом деле существуют.

Они существуют, потому что Джонсон обладает редким даром завоевывать доверие подростков и их уважение. Это значит, что девяносто, если не все сто, процентов ребят, попадающих сюда, будут держаться за Джонсона и его традиции.

Заставить трудного подростка изменить правилам и законам, которых он придерживается, — непомерно трудная задача. Не менее сложная — придумать такое наказание, которое заставит его подчиняться другим правилам. Но когда он становится членом группы, а у этой группы есть свои традиции, ему будет куда легче придерживаться их.

Джонсон и его жена старались, чтобы традиции жизни на ранчо были всеобъемлющими, чтобы они будили воображение подростков, чтобы закаляли их характер.

Вся прошлая жизнь подростка остается у него за спиной. Его окружает ранчо, сливающееся с просторами Дальнего Запада. Он начинает работать. Такова одна из «традиций» этого места.

Часть времени приходится отдавать учебе (сюда приезжают преподаватели колледжа, которые обеспечивают высокий уровень преподавания). Есть немало и ручной работы. Джонсон постарался, чтобы она была достаточно интересной. Когда предоставляется возможность выбора, Джонсон отдает предпочтение самой увлекательной работе, стараясь, чтобы у его питомцев тоже проявлялся интерес к тому, что они делают. Они должны видеть смысл своих занятий.

Ребята на ранчо ведут здоровый активный образ жизни. Каждая минута их пребывания на ранчо занята столь интересными делами, что им некогда думать о проказах.

И когда Джонсон наконец видел, что ребята справились со всеми заданиями и настает время им уезжать, он никогда не прибегал к таким жестоким словам, как «свой срок вы отбыли». Ребята «завершали образование».

Прощание по окончании обучения надолго запоминалось.

Когда приходило время прощаться, подросток седлал своего любимого коня и проезжал по всем горным тропам, которые уже успел полюбить. Качаясь в поскрипывающем седле, мальчишка успевал вспомнить прошлое и задуматься о будущем.

Через пару часов одиночества он возвращался в лагерь, и прощание с ранчо подходило к концу.

Оно оставляло по себе немеркнущую память. Оно было полно пышности и великолепия. И наконец мальчишке все становилось ясно. Это его большой день. Он удостоен высокой чести. Он возвращается в мир, чтобы «блюсти традиции» своего лагеря.

Справится ли он с этой задачей?

Справится.

Об этом говорит статистика. Лагерь существовал не так долго, чтобы во всем объеме продемонстрировать свои преимущества, но тем не менее достаточно, чтобы его успехи стали очевидны. Ребята получали сумму знаний, новое представление о жизни, груз новых приятных традиций, и они возвращались в дружелюбный мир.

Нам нужно организовать как можно больше таких лагерей для подростков, да и для взрослых неплохо придумать что-то в этом стиле. Лично я не думаю, что можно взять любого человека и силой вбить в него правила поведения, которым он будет подчиняться, даже когда над ним не будет висеть дубинка. Мне кажется, что человеку надо преподать сумму традиций, которые будут помогать ему жить, тех традиций, которые служат примером и для вас. Искусственно создавать какие-то «правила» просто невозможно.

Настоящие традиции можно создать только коллективом друзей и единомышленников. Прежде чем вы вынесете свою идею на всеобщее обозрение, вы должны предложить ее им. Традиции должны быть высокой пробы, всеобъемлющими, они должны будить воображение.

И первым делом они должны служить тому, чтобы грязь в вашей душе осела на дно.

Когда человек отбыл пару сроков в тюрьме, я думаю, что единственная сила на земле, которая может заставить его вернуться к нормальной жизни, кроется в нем самом, хотя мало кто из таких людей по-настоящему испытывает тягу к реабилитации.

Мы можем бесконечно улучшать управление исправительными заведениями, но сама тюрьма — это архаичное учреждение, где безуспешно пытаются бороться с проблемами преступности. Тюрьма — не лекарство. Это наказание.

Я лично считаю, что смешивать наказание и социальную реабилитацию можно с тем же успехом, что воду и масло. Наказание или озлобляет человека, или в конце концов ломает его. Теоретически такой подход может служить средством устрашения. Практически же все наоборот.

Я не специалист по тюрьмам. Я всего лишь наблюдатель. Но видел я немало, и чем больше наблюдал, тем больше удивлялся.

Я понимаю, что на все поставленные вопросы не может быть легких ответов.

Проблема преступности столь же остра, жестока и неприступна, как и те люди, что пополняют ряды профессиональных преступников, и их значительно больше, чем может себе представить обыватель.

Среди них есть люди с нестабильной нервной системой, подверженные эмоциональным вспышкам, люди, которые никогда не отдают себе отчета в своих поступках, пока не сталкиваются с законом. Среди них есть личности, которые не могут выдержать сложностей современной цивилизации и совершают ошибку за ошибкой. Словом, в этой среде есть самые разные люди.

Что нам с ними делать?

Что они делают с нами?

Общество наконец должно понять важность этой проблемы и со всей ответственностью подойти к ее решению. Нельзя избегать ее решения тем же путем, когда, заклеив нарыв пластырем, вы думаете, что избавились от него.

И тут обществу нужны люди, которые умеют быстро и точно мыслить, — одаренные люди, обладающие воображением, которые полны желания искать разрешение этой проблемы. Но на их пути общество снова ставит препоны. Люди, которые могли бы заниматься этими делами и соответствуют всем требованиям, уже заняты в других областях, куда лучше оплачиваемых. Они не хотят заниматься делами, в которых вместо вознаграждения за оригинальный образ мышления, за верность делу и утомительные исследования они будут сталкиваться с политическим давлением и неравноценной компенсацией.

Это очень интересная проблема. Фактически это вызов обществу. Она представляет собой одну из тех задач, которые рано или поздно общество разрешит, но для этого потребуется большой труд, за который общество возьмется не раньше, чем осознает важность данной проблемы и необходимость умно и тонко решать ее.