9

Не стоит думать, что все дела, которыми мы занимались, заканчивались нашими триумфальными победами и демонстративным оправданием невиновных.

Мы сталкивались с большим количеством дел, в которых, и мы были в этом убеждены, пострадал невинный человек, отправившийся в тюрьму, но сплошь и рядом у нас не было возможности доказать свою точку зрения. Другими словами, нам не удавалось раздобыть дополнительные доказательства к тем, что были предъявлены во время первого слушания.

Каждому юристу известна аксиома, что невозможно доказывать отрицательное утверждение. И если нам не доводилось найти новых положительных доказательств, нам приходилось иметь дело с ложными заявлениями или неправильными истолкованиями, которые принимались в качестве доказательств, и мы были не в состоянии что-либо сделать.

С другой стороны, было много таких случаев, когда предварительное расследование приносило многообещающие результаты, и мы начинали «копать» факты с неутомимостью фокстерьера, который разрывает лисью нору, — только для того, чтобы выяснить, что факты по делу были представлены нам в искаженном свете, или же чтобы убедиться в подлинной виновности подсудимого.

Для заключенных совершенно естественно врать по поводу своего приговора. Первым делом, если он в самом деле виновен, его второй натурой становится склонность ко лжи — хотя бы потому, что в таком случае он уверен: потерять он ничего не потеряет, а приобрести может многое.

Может так случиться, что основное свидетельство против осужденного носит случайный характер или держится лишь на какой-то одной детали, одном обстоятельстве, на показаниях одного свидетеля. Когда осужденный оказывается в тюрьме, времени для размышлений у него более чем достаточно. Он начинает изобретать различные истории, приводя самые невероятные объяснения, которые могли бы пойти ему на пользу.

Можно только удивляться, сколько настойчивости и изобретательности может проявить человек при этом. Долгое время он разрабатывает убедительные объяснения и так долго повторяет их, что сам начинает в них верить. Излагает он их также столь убедительно, что выглядят они на первый взгляд совершенно логичными и правдивыми.

Большую часть времени, отданную работе в Суде Последней Надежды, мы занимались тем, что старались отделить зерна от плевел. И много раз хорошие зерна на поверку оказывались шелухой.

Одна из типичных ситуаций, которые приходят на память — это дело Т.Р. Макклюра, симпатичного привлекательного негра двадцати одного года, который разыскивался за убийство в штате Огайо. Прошло около двух лет, прежде чем удалось до него добраться. Этот молодой человек внушал исключительное доверие. Ранее у него не было никаких приводов в полицию, и рассказанная им история вполне убедила нас в его правоте. Он настаивал, что обвинение против него было выдвинуто лишь в силу показаний эксперта по баллистике, которого вынудили вести «двойную игру». Он был приговорен к смерти на электрическом стуле.

К тому времени в Огайо не испытывали большой симпатии к деятельности Суда Последней Надежды. Тем не менее, как выяснилось, многие работники тюрьмы считали, что Макклюр осужден неправильно и ожидание его казни нервировало их.

Наше расследование мы начали с того, что попытались понять, были ли какие-то доказательства некачественной баллистической экспертизы.

И почти сразу же мы столкнулись с трудностями. Сразу же стало ясно, что есть некая фигура или даже группа лиц, которые не хотели расследования дела Макклюра и которым решительно не нравилась идея, что заниматься им будет именно Суд Последней Надежды. Препятствия одно за другим стали возникать на нашем пути.

В конце концов мы прекратили попытки получить протокол судебного заседания от лиц, которые подчеркивали, что были бы рады предоставить его нам, и обратились к секретарю суда, от которого нам удалось получить часть его записей, где шла речь о представлении доказательств. Знакомство с находкой заставило нас удивиться.

В идентификации оружия и пуль есть два типа характеристик, основываясь на которых эксперт составляет свое мнение.

Первая — так называемая типовая характеристика. Она определяет количество нарезок и полей нареза в стволе оружия, из которого был сделан выстрел, калибр и другие характеристики этого типа оружия. В различных видах они столь разнятся между собой, что опытный эксперт взглянув на не очень деформированную пулю, сразу же может назвать марку оружия, из которого она была выпущена.

Существуют и индивидуальные, или микроскопические, характеристики. О них говорят индивидуальные отметки на пуле, которые зависят от состояния ствола, качества обработки металла индивидуального оружия, из которого был сделан выстрел. Они выражаются в бесчисленном количестве мельчайших царапин, которые видны только под микроскопом, безошибочно указывая на конкретное оружие.

Ясно, что «типовая характеристика» может дать представление о марке и калибре оружия, в то время как индивидуальная является для пули чем-то вроде «отпечатка пальцев».

В случае с Макклюром выяснилось, что полицейскому удалось найти в ломбарде пистолет, который обвиняемый заложил, нуждаясь в деньгах. Макклюр, когда ему предъявили оружие, охотно признал, что оно принадлежит ему.

Полиция передала его эксперту-баллистику, который, отстреляв контрольную пулю, сравнил ее с другой, найденной на месте преступления.

Обвинитель вызвал на свидетельское место баллистика — и вот отрывок из его показаний.

В.: — Проводили ли вы микроскопическое сравнение пробной пули с одной или двумя пулями, врученными вам доктором Гербером?

О.: — Да.

В.: — Проводили ли сравнительное микроскопическое исследование?

О.: — Да, проводил.

В.: — Кратко опишите нам технику этой процедуры, которую вы использовали для сравнения пуль.

О.: — Первым делом, под правым объективом я тщательно расположил пробную пулю и зафиксировал ее на смотровом столике. Взяв одну из пуль, предоставленных доктором Гербером, я в таком положении закрепил ее под левым объективом и приступил к сравнению. Поворачивая их из стороны в сторону, я принялся совмещать края обоих изображений. В поле зрения на пуле, которая подвергалась исследованию, были две четкие отметки, такие же имелись и на опытной пуле, и необходимо было выяснить, совпадают ли они по размерам.

В.: — И что вам удалось выяснить?

О.: — Что ширина обоих отметок совпадает.

В.: — Исследовали ли вы под микроскопом наличие или отсутствие остальных царапин на пуле?

О.: — Да, исследовал.

В.: — Расскажите, что вам удалось обнаружить.

О.: — Ну, мне стало ясно, что микроскопические детали обоих образцов совпадают. Хотя их было недостаточно, чтобы безошибочно сделать заключение об идентификации. На пуле, что была вещественным доказательством, их было относительно немного, и хотя имелось определенное сходство с опытной пулей, его было недостаточно для полного совпадения образцов под микроскопом.

В.: — Иными словами, в результате сравнительного микроскопического исследования вы пришли к выводу, что имеется определенное сходство микроскопических следов на обоих пулях, но их недостаточно для уверенного утверждения, что обе пули были выпущены из одного и того же оружия?

О.: — Да, сэр.

В.: — Но типовые характеристики совпадают, не так ли?

О.: — Да, типовые характеристики совпадают.

Перекрестный допрос:

В.: — В своих показаниях вы не можете заявить под присягой, что обе пули были выпущены из одного и того же оружия?

О.: — Нет, сэр.

В.: — Требовал ли от вас этого коронер?

О.: — Нет, сэр.

В.: — То есть пуля могла быть выпущена из другого револьвера той же марки?

О.: — Смит и Вессона.

В.: — Вы уверены?

(Возражение)

О.: — В той же мере, как я не могу утверждать, что пуля выпущена из одного и того же оружия, я не могу утверждать, что стреляли из другого револьвера.

В.: — Иного, чем Смит и Вессон?

О.: — Возможно, но маловероятно. Но пока мы не сравним особенности обоих видов оружия под микроскопом, под которым виден каждый волосок, мы не можем отбрасывать эту возможность.

В.: — Итак, исходя из сравнения этих пуль, которые представлены суду как «вещественное доказательство № 5», невозможно сообщить суду, были ли эти пули выпущены из одного и того же оружия?

О.: — Совершенно верно, сэр.

Иными словами, вот и все, что было сказано о сходстве опытной пули и той, что была найдена на месте преступления, — обе они были выпущены, скорее всего, из револьвера одной и той же марки, того же калибра.

Необходимо отметить, как осторожно эксперт подбирал слова в ответ на вопрос, говоря, что не может стопроцентно опознать обе пули, основываясь только на результатах микроскопического исследования, несмотря на то, что по типовым характеристикам пули совпадают.

Но пока ситуация не получила разъяснения в ходе перекрестного допроса, члены жюри присяжных были уверены, что обе пули были выпущены из одного и того же оружия.

Адвокат Макклюра старался добиться полной ясности. По протоколу видно, с каким тщанием адвокат обсуждал каждое свидетельство, словно человек, переходящий реку вброд и тщательно ощупывающий путь перед собой.

Макклюра судил не суд присяжных, а трое судей — процедура, которую предпочитают многие адвокаты (и большинство обвинителей). Теоретически она предоставляет возможность более квалифицированной оценки доказательств и избавляет от ненужных эмоций и необъяснимого предубеждения, которые довольно часто встречаются в суде присяжных. Я сам лично предпочитаю иметь дело именно с таким составом суда.

Взять, например, дело Макклюра. Если его адвокат по какой-то причине решил бы не углубляться в детали баллистической экспертизы, почему бы судьям не заняться ею?

Но и судьи решили не углубляться в эту тему. Никто из них не потребовал от эксперта четкого и недвусмысленного ответа, что обе эти пули — опытная и та, что нанесла смертельную рану,— не могли быть выпущены из одного и того же оружия.

Макклюр был приговорен к смерти на электрическом стуле.

Мы начали расследовать это дело, и чем больше мы занимались им, тем меньше оно нам нравилось.

Прежде всего, Макклюр был очень способным негритянским парнишкой, который мог стать полезным членом общества, и он стал бы им, если бы общество предоставило ему для этого возможности.

Но как это часто бывает в больших городах, администрация правоохранительных органов предпочитала заниматься грязной закулисной деятельностью.

В обществе, в котором жил Макклюр, продажные полицейские брали взятки. Они закрывали глаза на существование проституток, стараясь только, чтобы они не очень бросались в глаза. Они не обращали внимания на существование небольших игорных домов — лишь бы они были не очень шумными. Полицейская коррупция и подпольный мир существовали рука об руку, образуя среду, в которой Макклюр пытался обрести свое скромное место.

Уже в юности он представлял собой личность. Он был симпатичным парнем с виду, и женщины рано стали обращать на него внимание. Время от времени они даже снабжали его деньгами. Он крутился в мире азартных игр, и скоро вокруг него образовалась компания молодых людей, которые были убеждены, что «работают только идиоты».

Совершенно ясно, что Макклюру надлежало крутиться в этом мире пороков, который охраняла и поддерживала полиция, до тех пор, пока он сам не стал бы его составной частью. Если служители закона терпимо относились к существованию небольших публичных домов, покрывая их так же, как игорные притоны, с которых исправно получали дань, почему он, Макклюр, должен играть в этом мире самую подчиненную роль? На вопрос, который он задавал сам себе, был только один ответ.

Так, еще мальчишкой Макклюр спал допоздна, потому что ночи он проводил в игорных притонах в поисках легких денег.

Но за эти годы, прошедшие до убийства, о котором идет речь, город стал испытывать нечто вроде угрызений гражданской совести и решил очистить тот район, в котором жил Макклюр. В ходе чистки выявились весьма неприглядные факты, и один из полицейских, бравших взятки, пошел под суд. Но все это было уже слишком поздно, чтобы заставить одуматься молодого Макклюра.

Доктор Лемойн Снайдер попытался получить в свое распоряжение смертельную пулю, чтобы провести тщательную независимую баллистическую экспертизу.

В ответ на свою просьбу он услышал уклончивый ответ.

Мы чувствовали, что при таких обстоятельствах приведение в исполнение приговора над Макклюром должно быть отложено. Нам нужно было время для расследования.

Дата казни вот-вот должна была быть назначена, но пока мы так и не получили официального ответа от губернатора Огайо Франка Дж. Лоуше.

Доктор Снайдер предпринял последнюю отчаянную попытку добиться отсрочки казни Макклюра. Он сделал все, что было в его силах, но не добился успеха. Члены нашего расследовательского комитета слали телеграммы губернатору Лоуше. Губернатор же продолжал считать, что казнь должна состояться в назначенный срок.

В день казни доктор Лемойн Снайдер выступал на официальном завтраке в клубе в Лансинге. Члены клуба попросили его рассказать что-нибудь о деятельности Суда Последней Надежды.

Доктор Снайдер рассказал им о деле Макклюра и что должно произойти.

Последовавшее развитие событий является интересной иллюстрацией неизменного существования духа «честной игры», который характерен для обитателей Соединенных Штатов.

Не ставя в известность доктора Снайдера, член Верховного Суда штата Мичиган, который был приглашен на упоминавшийся завтрак одним известным бизнесменом, лично позвонил губернатору Лоуше, и в довершение всего, губернатор Мичигана Г. Меннен Уильямс лично попросил своего коллегу отсрочить казнь.

Последняя просьба привела губернатора Лоуше просто в ярость. Он решил, что доктор Снайдер специально пустил в ход авторитет властей штата Мичиган, чтобы диктовать штату Огайо, как им следует вести у себя дела. И лишь когда доктор Снайдер дозвонился до губернатора Лоуше — до казни оставалось всего два часа — тот узнал, что действия Г. Меннена Уильямса были продиктованы чисто личными убеждениями, что они с доктором Снайдером принадлежат к различным политическим партиям, и все происшедшее является лишь результатом взрыва чувств у некоторых жителей штата Мичиган.

Это заставило его остыть и задуматься, после чего он предпринял определенные действия.

Меньше чем за час до того момента, когда Макклюр должен был сесть на электрический стул, губернатор Лоуше отложил на месяц приведение казни в исполнение.

Мы удвоили наши усилия, чтобы разобраться в деле Макклюра, хотя в Огайо всеми силами старались увильнуть от помощи нам.

В прессе появилось сообщение, что члены суда, возмущенные тактикой Суда Последней Надежды, собираются заставить нас предстать перед судом, после чего вынести нам обвинение за неуважение к суду. Лично я не стал дожидаться реакции других моих коллег. Я сообщил губернатору Лоуше, что не только буду рад передать себя под юрисдикцию суда штата Огайо и, представ перед ним, убедиться, как они будут себя чувствовать при открытом слушании, но и готов потребовать собственной экстрадикции и лично оплатить дорогу в Огайо.

Не стоит уточнять, что никаких официальных действий со стороны суда не последовало. Скорее всего, членов суда неправильно процитировали в газетном интервью.

И тем не менее события стали ходить по кругу, и это было явно видно.

Выяснилось, что все доказательства по делу Макклюра, включая и пули, находились в распоряжении прокурора. Прокурор был только рад предоставить доктору Снайдеру возможность взглянуть на пули, но разрешить взять их для баллистической экспертизы — о, это совсем другое дело.

Комиссия по помилованиям и условным освобождениям штата Огайо утверждала, что она с удовольствием даст разрешение столь известному эксперту провести обследование пуль в своей лаборатории — если не возражает прокурор. Прокурор же не может согласиться с просьбой, пока ему не даст указание упоминавшийся отдел. Но отдел искусно увиливал от контактов с прокурором по этому поводу.

Мы хотели, чтобы в тюрьму явился Алекс Грегори с полиграфом. Комиссия по помилованиям штата Огайо заявила, что она может предоставить такую возможность только после разрешения, данного губернатором. Губернатор же считал, что он не может дать такого разрешения, пока оно не будет одобрено той же самой комиссией.

Анализируя в свете последовавших событий все эти дрязги, я чувствую удовлетворение, вспоминая, как определенные политические силы штата постарались подлить порцию яда в наши действия, убеждая губернатора Лоуше, что мы не столько служим обществу, сколько хотим отхватить себе кусок пирога пожирнее.

Но как бы там ни было, очередная дата казни Макклюра стремительно приближалась. А нам так ничего и не удалось сделать.

В силу этих причин мы старались обычно не расследовать уголовные дела, за которые полагалась смертная казнь. Как правило, у нас не было времени публиковать в журналах ход расследования, и мы не могли организовывать общественное мнение, которое, надо уточнить, было единственным нашим орудием, когда мы сталкивались с официальным равнодушием или политическим давлением.

Тем не менее всем было ясно, что если молодой Макклюр будет казнен, несмотря на все неясности в его деле, это вызовет взрыв общественного негодования, которое может иметь весьма неприятные последствия. Комментариев одной только местной прессы будет более чем достаточно. Так что наконец нами было получено разрешение подвергнуть Макклюра испытаниям на полиграфе.

Необходимо напомнить, что детектор лжи — всего лишь инструмент, отмечающий потоотделение личности, электрическое сопротивление его кожи и давление крови.

Так же, как электрокардиограммы могут быть оценены только специалистом, графики так называемого детектора лжи может оценить и прокомментировать только эксперт. Ситуация с ними, более того, далеко не так проста. Для качественных графиков необходимы определенные условия. Надо оценивать уровень темперамента испытуемого, после чего для него необходимо создать по возможности идеальные условия испытаний. Он должен испытывать искреннее желание к сотрудничеству; во время испытаний не должно быть никаких посторонних звуков, ни следа раздражения в голосе экспериментатора, когда он будет задавать вопросы. И, естественно, никаких попыток надавить на испытуемого. Человек, проводящий испытание, должен со всей ответственностью рассматривать их как научный опыт. Его должно интересовать лишь одно: отделить правду от лжи, судя по реакции отвечающего.

Я решительно не согласен, чтобы полиграф был представлен в суде, как часть судебной процедуры. Однако, когда человек уровня Алекса Грегори проводит испытания на полиграфе, я безоговорочно принимаю его мнение.

Если Грегори не знает или не может точно определить свое мнение, он откровенно скажет об этом. Если он говорит, что человек невиновен, то в этом не может быть сомнений. Но уж если он утверждает, что данный человек в самом деле виновен, я знаю, что Грегори подверг свое суждение всестороннему испытанию сомнениями. Если же даже он ошибется в чем-то, его ошибка не будет стоить человеку жизни или лет в заключении.

Но если удастся преодолеть барьер запрета и полиграф будет принят как официальный инструмент дознания и если работающим с полиграфом будет разрешено излагать в суде результаты своих находок, то, боюсь, появится куча таких «экспертов», которые полезут, как грибы после дождя. И лишь немногие из них будут подлинно квалифицированными специалистами с научной подготовкой. У большинства из них не будет ни чувства ответственности перед научной обоснованностью своих выводов, ни силы противостоять множеству искушений, которые каждый день подстерегают специалиста по полиграфам.

Когда официальные круги штата Огайо дали нам разрешение подвергнуть Макклюра испытанию на детекторе лжи, кругами стало шириться любопытство по поводу ожидавшегося исхода. До казни оставалось всего несколько дней, и со стороны общества в штате чувствовалась большая заинтересованность в исходе дела.

Кроме того, я думаю, как раз в это время некоторые официальные лица в штате стали понимать, что, пытаясь выяснить правду, мы можем только сыграть им на руку и что мы не ставим своей главной целью во что бы то ни стало добиться освобождения Макклюра. Мы хотели лишь четко выяснить факты по делу.

Комиссия по помилованиям и условным освобождениям штата Огайо собрала всех своих членов в тюрьме, где они должны были дожидаться результатов испытания.

Спокойный, доброжелательный и симпатичный Макклюр сумел убедить в своей невиновности и тюремного священника, и некоторых представителей администрации. Они были убеждены, что он не врет, а излагает чистую и убедительную правду.

К тому же существовал протокол допроса эксперта по баллистике и неопровержимые факты, что все попытки подвергнуть пули беспристрастному освидетельствованию наглухо перекрывались. Можно предположить, что все, кто участвовал в этой игре в увертки, чувствовали, что превышают свои права, хотя не было следов какого-то организованного противостояния. Но не подлежало сомнению, что в ситуации, когда ставкой была человеческая жизнь, при наличии столь невнятного и двусмысленного показания эксперта мы оказались не в состоянии подвергнуть эти пули всесторонним испытаниям, которые должен был бы проводить опытнейший, известный всей стране эксперт. Нам не удалось добиться, чтобы эти пули оказались в его лаборатории. Разрешение было нами получено, но пуль мы так и не увидели.

Наконец перед нами предстал дружелюбно улыбающийся Макклюр, который сказал, что он с радостью использует эту попытку для «реабилитации», познакомился с Алексом Грегори и уселся в кресло.

На непосвященного человека испытание производит впечатление предельно простой процедуры. Некоторые из вопросов кажутся настолько абсурдными и несущественными, что просто стыдно терять на них время.

Дело же в том, что и ход допроса, в котором несущественные вопросы перемежаются с очень важными, их последовательность продиктованы определенными психологическими законами, которых надо неукоснительно придерживаться.

Ровным монотонным голосом Алекс Грегори зачитывал свой список вопросов.

Макклюр незамедлительно отвечал на них, и по мере того как шло время, графики, говорившие о его потоотделении и давлении крови, начали приобретать весьма выразительный вид.

Испытания не подошли еще к середине, а Алекс Грегори уже знал, что Макклюр — убийца.

Но он продолжал задавать вопросы, повторяя их время от времени. Глядя на иглы самописцев, он безошибочно видел, где Макклюр пытался обмануть его. Грегори менял настройку. Он подходил с другого конца. Он пробовал снова и снова. Снова и снова он получал те же ответы.

Когда все было кончено, Грегори разложил ленты с графиками перед молодым Макклюром. Он показал юноше, как изменение давления крови соответствовало определенным вопросам. Он показал Макклюру, как он пытался скрыть от нас некоторые факты, которые были нам известны, и где его предательские эмоции поведали нам о фактах, которые еще оставались от нас скрыты.

В результате изучения графиков Грегори выяснил, что Макклюр совершил два грабежа и убийство.

Перед лицом столь ошеломительных фактов самоуверенность Макклюра стала покидать его. Обмякнув в кресле, он выдавил из себя признание.

— Вы правы, — сказал он. — Я все это сделал.

Затем Макклюр рассказал нам свою историю. Он признался в грабеже и убийстве, за которые ему был вынесен приговор, и рассказал еще об одном ограблении, на которое указал полиграф. Кроме того, он рассказал, как подделывал чеки и получал по ним деньги.

В результате нам удалось найти объяснение сомнительности баллистической экспертизы.

Макклюр, зная, конечно, из какого оружия было совершено преступление, спокойно отдал полицейскому приобретенный в ломбарде пистолет и признал его своим, отлично понимая, что баллистическая экспертиза докажет несовпадение пуль. Так оно и случилось.

Из признания Макклюра выяснилось, что он собирался покинуть Огайо и перебраться в Детройт. Он должен был определенную сумму денег некоему человеку в Огайо. Макклюр рассказал, что, придя к нему, он сказал о своем намерении уехать в Детройт.

Этот человек отрицательно покачал головой.

— Не прежде, чем ты вернешь мне деньги, — сказал он.

— Но как мне раздобыть их? — спросил Макклюр.

Он признался, что этот человек вручил ему револьвер и объяснил, как можно «раздобыть» деньги.

Лицам, которых мы опрашивали, мы всегда старались четко разъяснить, что мы никоим образом не можем представлять их интересы; что, насколько нам это удается, мы стараемся представлять общественное мнение; что они не могут нам доверять что-то «с глазу на глаз», ибо мы обращаемся непосредственно к американской публике, и мы должны пользоваться ее доверием, и все, рассказанное нам, должно увидеть свет. Заключенные должны помнить, что они не могут говорить с нами столь же доверительно, как с адвокатом.

Наконец Грегори распахнул дверь в помещение, где дожидались результатов члены комиссии.

— Джентльмены, — сказал он, — если вы дадите себе труд войти, я думаю, мистер Макклюр готов сделать заявление, в котором вы так заинтересованы.

Они в самом деле были очень заинтересованы в заявлении Макклюра.

Через несколько дней Макклюр отправился на электрический стул, и несколько человек в штате Огайо испустили вздох облегчения. Смертельный разряд электрического тока навсегда запечатал губы Теодора Р. Макклюра, и дело закончилось.

Насколько нам было известно, не было сделано никаких попыток выяснить имя и допросить человека, которого Макклюр назвал в своем признании и который вооружил его револьвером.

Губернатор Лоуше и официальные члены комиссии с запозданием признали важность работы, которую мы проделали, и, должен сказать, губернатор Лоуше публично признал, что был неправ, отказывая нам в содействии при расследовании дела Макклюра.

Губернатор Лоуше не только заверил нас, что при расследовании любого дела в штате Огайо мы можем рассчитывать на полное сотрудничество со стороны властей штата, но и при каждой возможности он высказывал свое отношение к деятельности Суда Последней Надежды с таким красноречием, что остальные губернаторы, у которых еще были определенные сомнения в наш адрес, так же обещали нам помощь и сотрудничество.

Что же касается Макклюра, то, убедив многих в своей невиновности, он встретил свое Ватерлоо, когда магнетическая сила его обаяния не выдержала научного расследования.

Он не испытывал к нам злых чувств.

— Нельзя ругать человека за то, что он пытался спастись, — сказал он, когда его вели на электрический стул.

Некоторое время спустя после завершения дела Макклюра я был приглашен своим другом доктором Алланом Р. Моритцем, известным специалистом в области судебной медицины и патанатомии, выступить перед специальной группой отдела по расследованию убийств, которая обучалась в Восточном университете. Мне представлялась возможность ближе познакомиться с работой кливлендской полиции и в особенности с деятельностью отдела по расследованию убийств.

Я был поражен тем, что мне довелось увидеть и узнать.

Капитан Дэвид Керр, глава отдела, заверил меня, что, по его мнению, трое судей, выносивших приговор Макклюру, абсолютно не обращали внимания на баллистическую экспертизу, а исходили из совершенно других доказательств по делу.

Как выяснилось, вина Макклюра убедительно могла быть доказана и дополнительными доказательствами. Когда мы начинали наше расследование, мы не были с ними знакомы. Наше внимание было привлечено просьбой Макклюра и сомнительностью баллистической экспертизы. Макклюр, конечно же, знал, что револьвер, представленный на экспертизу, не имел отношения к убийству, и весьма умно сконцентрировал внимание только на этом пункте, взывая к нам о помощи.

Будь мне тогда известна высокая компетентность кливлендского отдела по расследованию убийств, я бы уберег лично себя от многих хлопот. Общество в Кливленде обладает едва ли не самым высоким в Соединенных Штатах чувством гражданской ответственности. Поддержка, которую оно оказывает своей полиции при расследовании преступлений, далеко превышает средний уровень такого отношения по стране, и она позволила коронеру, доктору С.Р. Герберу, оборудовать, пожалуй, самую лучшую лабораторию в стране.

Иными словами, трудно предположить, что при расследовании убийства кливлендская полиция способна совершить грубую ошибку.

Но ничего этого мы не знали, когда молодой парень Макклюр обратился к нам за помощью.