|
||||
|
МУХОМОР КАК ПРОПУСК В РАИ, ИЛИ КАК КАМЛАЮТ ЭСКИМОСЫ Уверен, что касается Берингова пролива, то большинство читателей довольно легко вспомнят и покажут на глобусе это относительно неширокое океанское "горло", разделяющее Азию и Америку. А вот при упоминании Берингийского моста многие беспомощно разведут руками. Да, его действительно нет ни на современных, ни на самых старинных географических картах, но тем не менее подобный "мост" существовал в реальности и выполнил одну из самых важных миссий на планете. Берингийским мостом ученые назвали узкую полоску суши, соединявшую в палеолите два упомянутых континента. Она ушла под воду "всего лишь" десять тысяч лет назад, при повышении уровня Мировою океана, оставив на поверхности свои возвышенности в виде островов. Но перед погружением послужила сухопутным путем для великого переселения азиатских животных и шедших за ними далеких пращуров на соседний материк. Естественно, что древние азиаты перенесли с собой на новую землю зачатки первобытной веры и память о своей прародине. А после того, как научились преодолевать морские преграды, стали робко налаживать оборванные связи. Потому-то и казались такими похожими религиозные представления и традиции на двух противоположных берегах океана. И наш рассказ о североазиатском шаманизме, а тем более о шаманизме вообще, был бы неполным, если бы мы мысленно не проследовали за нашими предками по Берингийскому мосту на противоположную сторону. Но, уходя, давайте еще раз оглянемся на жителей самой северо-восточной оконечности Евразии. Мы уже несколько раз вскользь упоминали коряков — ближайших соседей юкагиров и чукчей, у которых тоже были в цене "превращенные" шаманы, но существовали и свои интересные религиозные особенности. Коряки остаются сегодня наиболее крупным (около семи тысяч) коренным народом Камчатки, давшим уже в советское время наименование соответствующему автономному округу. На полуострове вместе с ними живут значительно уступающие им по численности и относящиеся к этой же языковой группе ительмены, которых в старину именовали камчадалами. В более позднее время так стали называть всех коренных жителей Камчатки, смешавшихся друг с другом. Познакомившись лично еще в 1743 году с религиозными воззрениями и обрядами коряков, Линденау оставил в своем дневнике записи, представляющие для нас интерес своей оригинальностью, в частности, не встречаемыми ранее различиями между ритуальными принадлежностями шаманов и шаманок и их одновременном воздействии на больного. "Если кто-нибудь заболеет, то посылают за шаманом или шаманкой — Amme, которые тотчас приходят к больному — шаман со своим бубном, шаманка — с колдовским камнем — Gitkamkau. Сначала я должен сообщить об этом камне и его свойствах. В месяцы Lautejel и Djonmalgan берут шаманки плоский круглый камень любой породы и весом приблизительно в полпуда и называют его до обработки — Gukgum. Прежде чем этот камень будет годен к употреблению, шаманка колдует над ним с новолунья упомянутых месяцев до конца месяца; когда он готов, а они не хотят его употреблять, то его держат в лесу под особой покрышкой. Никто, кроме шаманки, не смеет подходить к этому камню. При вылечивании больных камень прикрепляют между концами двух палок, а к ремню, которым он закреплен, подвешивают еще пучок травы — Lautejel и ставят палки в наклонном положении у изголовья больного. Когда шаманка установила неподвижно свой колдовской камень, она садится к нему лицом и колдует. Если камень в это время качнется, то это признак, что больной выздоровеет. Этот камень употребляют также для других дел, но ставится он точно таким же образом. Например, собирается кто-нибудь в дальний путь или на охоту, шаманка должна предсказать, удачно или неудачно будет путешествие или охота. Пока шаманка колдует у больного, шаман также занят своим камланием. Это продолжается до тех пор, пока больной выздоровеет или умрет". Интересен был у коряков и обряд похорон, в котором, в отличие от чукчей, шаман играл определяющую роль. "Если кто умрет, то сперва у того места, где он лежит, прорубается в стене дыра и через нее тотчас вытаскивают покойника со всей его одеждой, луком, стрелами и всем, что он еще имел на себе или при себе в жизни. После чего пролом быстро снова заделывают, потому что они боятся, что покойник или болезнь снова могут к ним возвратиться. После этого выходят родственники и все остальные из юрты, садятся вокруг покойника, воют и плачут о нем, пока через некоторое время к этому месту не доставят кучу дров. Тогда сейчас же складывают костер и покойника переносят к нему; шаман с бубном идет впереди, все остальные следуют за ним. Затем покойника кладут на кучу дров, на спину, головой на восток, а его вещи укладывают около него. Наконец, костер поджигают со всех сторон, а шаман принимается скакать вокруг огня, ударяя в бубен, остальные же подносят сухое дерево и бросают его на покойника, другие же подталкивают палками самого покойника, чтобы он скорее сгорел, и когда все превратилось в золу, они все, стоя, глядят на небо и кричат: Kama Koelin. После этого шаман убивает любимую собаку покойного, сдирает шкуру и вешает ее на шест, воткнутый возле выгоревшего костра..." В этом действе взгляды соплеменников умершего неслучайно устремляются вверх — из более поздних источников известно, что у коряков на небе жило Всевышнее Небесное Существо, которому приносились жертвы в виде главных ценностей — собак — и к нему же улетали души усопших, чтобы в ожидании нового возвращения повиснуть на сухожильных нитях в доме божества. Шаман в своем камлании, видимо, сопровождая души. Не исключено, что он затем каким-то образом провожал "тень умершего и его самого", которые нисходили в нижний мир. Называя его "адом", Иохельсон сообщал: "Вход в Преисподнюю стерегут собаки. Собственно Ад — это такие же деревни, как и на земле, и каждая семья имеет свой дом. Дорога в Ад начинается непосредственно над костром и останется открытой только на время перехода покойника". Антиподом Всевышнего Небесного Существа выступал злой вездесущий дух (или демон) Калау, убивающий и пожирающий людей и особенно любивший человеческую печень. Если ему удавалось перехватить жертву, адресованную Всевышнему, то любой обряд разрушался. Исходя из этого, можно предположить, что шаман должен был противопостоять Калау и как-то защищать от него жертвенных животных. Но Иохельсон на рубеже XIX и XX веков застал уже только упадок корякского шаманизма. Как выражается М.Элиаде, "ему удалось встретить лишь двух шаманов, довольно бедных и непрестижных", и "сеансы, свидетелем которых он был, большого интереса не представляли", хотя, по рассказам, "не так давно могущественные шаманы могли соединить душу только что умершего человека с его телом и возвратить ее к жизни". Поэтому мы снова дадим слово значительно более ''раннему" Линденау. По его утверждению, "смертельными" и не поддающимися лечению шаманов (видимо, в ту пору еще "могущественных") были только "сердечные спазмы, головные боли, колотье". Дар властителя духов у коряков передавался по наследству, но "прежде чем стать шаманом или колдуньей, человек должен сначала научиться искусству бить в волшебный бубен, упражнения их в этом происходят ночью без света и огня. Они утверждают, что тогда через вход в юрту к ним приходят маленькие человечки, среди которых находятся также духи умерших родителей. Я имел случаи видеть такого вновь формирующегося шамана как у ламутов, так и у коряков. Можно сказать одним словом, что смотреть на это страшно. Я не знаю, возможно ли притворство при выполнении столь мучительных приемов, потому что при этом человек распухает, бьет руками и ногами, закатывает глаза, изо рта брызжет кровь, а крики, при этом издаваемые, невыносимы. Будучи свидетелем такого беснования, я спрашивал, почему они так беснуются, не болит ли у них после стольких ударов тело? На это я получил ответ, что сами не знают, что бесновались, а только беседовали со своими родителями и с маленькими человечками. Пожилые шаманы утверждают, что их часто мучают дьяволы, происходит это тогда, когда они своим волшебным бубном скликают к себе дьяволов, но не оказывают им должного уважения или недостаточно усердно приносят жертвы. Другие же говорят, что дьяволы ведут между собой войну и если на войне их прогоняют, а их собственный шаман в это время их призывает, то они с досады давят его и душат. Затем дьяволы якобы покидают иногда своего шамана и переходят к другому, а бывшего своего хозяина мучают, пока не умрет; сильные шаманы насылают на людей муки..." На рисунке наружной поверхности бубна, выполненном Я.Линденау (внешне бубен похож на эвенский), вверху изображено "солнце с рогами, руками и ногами" (видимо, Всевышнее Небесное Существо), внизу — луна (наверное, символизирующая знакомое нам "солнце злых духов" или преисподнюю). Между ними летит орел (средство или способ передвижения шамана?). Вторая половинка бубна занята рисунком загарпуненного кита и тянущейся за ним байдары с китобоями, и понятно, что она относится к охотничьей магии. Из этого рисунка становится ясны главные функции его хозяина. Кстати сказать, в XVIII веке у коряков шаман не только перед каждой охотой на китов проводил специальные ритуалы на берегу, в том числе и с временным "запиранием" сильных ветров, но и лично выходил вместе с китобоями в море на байдаре, чтобы на месте подманить поближе к берегу и "заговорить" желанную и опасную "гору мяса". Хотелось бы со слов Линденау добавить еще одну особенность шаманизма коряков, которая затем ярко проявится у многих народов по другую сторону Берингийского моста: "Некоторые шаманы, наевшись мухомора — Wapach, начинают предсказывать будущее. Другие же едят его потому, что от этого пьянеют. Эти грибы собирают летом и сушат, перед едой каждый гриб свертывают, макают в жир и проглатывают целиком. Но каждый гриб полагается заесть полной ложкой порсы. Зараз можно съесть 5—7, даже 9 грибов, но непременно натощак. Наевшемуся мухоморов связывают руки и ноги, чтобы он не бесновался..." Тан-Богораз также подтверждал, что чаще и дольше всех, до конца XIX века, "из дальневосточных племен" мухоморы регулярно употребляли коряки. Наверное, потому, что севернее их владений, за границей леса, этот гриб уже не рос и для многих тундровых чукчей (тоже больших охотников до мухоморов) был дефицитом. Надо сказать, что из нескольких видов гриба с красной шляпкой в белую горошину только один является опьяняющим галлюциногеном, а все остальные — смертельным ядом. Поэтому любительский сбор мухоморов был чреват летальным исходом. И это тоже служило мощным сдерживающим фактором для желающих испытать приятные ощущения, увидеть духов мухомора и услышать их голоса. Тем не менее даже сегодня, судя по случайным публикациям в периодической печати, отдельные далекие потомки информаторов Линденау и Тан-Богораза иногда не прочь "помухоморить". Как, впрочем, и пошаманить. Но будем считать, что мы отдали им должное и обратим взор на их ближайших сожителей. Эскимосов следует назвать народом, соединяющим Азию и Америку, поскольку они живут на обеих сторонах Берингова пролива, хотя в основной своей массе, конечно же, за ним. Их шаманизм схож со многими уже описанным нами и в то же время в чем-то разительно отличен и оригинален. Прежде всего, это касается инициации. Если, например, у соседей-коряков она выглядит со стороны шокирующе бурной, то у некоторых эскимосов — столь же шокирующе индифферентной, похожей на монашеское удаление в пустынь и безмолвие. По словам М.Элиаде, старый шаман-ан-гакок сам выбирает подходящего, на его взгляд, мальчика и начинает его обучение "в строжайшей тайне, вдалеке от дома", наставник "учит его, как уединиться у старой могилы на берегу озера и там, потирая один камень о другой, ждать события". А точнее — момента, когда "из глубины озера или ледника выйдет медведь, пожрет твое тело, оставив только скелет, и ты умрешь. Но ты вновь обретешь свое тело, ты пробудишься, и твоя одежда прилетит к тебе". Иногда ученик трет таким образом камни несколько лет, меняя при этом учителей и "набирая духов". Как рассказывает известный полярный путешественник Расмуссен, специально расспрашивавший эскимосских шаманов, многие из них при инициации осуществляют как бы саморассечение, заменяя работу духов-кромсателей сибирских шаманов. Неофиты путем огромной мысленной и духовной концентрации лично "снимают" с собственного скелета всю плоть, перерождают ее и потом снова наращивают. В других местах все обучение заканчивается практически мгновенно. Неофит сам приходит к известному ангакоку и говорит ему, что "стремится видеть". Учитель заставляет его "очиститься от грехов", попоститься несколько дней, одновременно проводя с ним уроки, а затем "извлекает душу" из тела, представляет ее духам и дает возможность далее делать это самостоятельно, отправляясь таким образом в мистические шаманские путешествия. Тогда же учитель передает новичку "блеск" или "озарение". Он представляет из себя "таинственный свет, который шаман вдруг ощущает во всем теле, внутри головы, в самой сердцевине мозга — непостижимый фонарь, яркий огонь, дающий ему способность видеть в темноте как в прямом, так и в переносном смысле, и теперь он даже с закрытыми глазами может видеть сквозь мрак и замечать вещи и будущие события, скрытые от остальных людей". Когда впервые после многочасового ожидания и призыва духов неофит испытывает подобное ощущение, то ему кажется "словно дом, в котором он находится, вдруг поднимается в воздух; он видит очень далеко перед собой, через горы, как если бы земля была большой равниной, и его глаза достигают края земли. Ничто теперь нельзя скрыть от него. Он не только способен видеть очень далеко, но также может находить похищенные души, независимо от того, охраняются ли они, сокрыты ли в далеких чужих странах или же унесены вверх или вниз, в страну мертвых". Бывают и спонтанные инициации в результате каких-то сильных потрясений или кризисов. Так, например, обрел дар один из знакомых шаманов Тан-Богораза, которого унесло в океан на льдине. Промокший в ледяной воде и смертельно измученный охотник уже хотел заколоть себя ножом, но вдруг совсем рядом с ним вынырнула огромная моржовая голова и пропела, что он будет спасен и еще увидит своих детей. И сразу же события стали развиваться так, что через сутки охотник сошел на землю невдалеке от своего селения. А еще через какое-то время он почувствовал в себе неведомую силу. По воззрениям эскимосов, у человека существует несколько душ. Основная и самая большая из них (человечек величиной с воробья) живет или в области сердца, или в горле, а остальные находятся в своих частях тела и "ростом" не превышают фаланги пальца. По аналогии со всеми прочими шаманами, ангакок при болезнях ищет, возвращает и охраняет эти души с помощью духов-помощников и своих астральных путешествий, а также периодически сражается со злыми духами, норовящими напасть на его соплеменников. Когда человек умирает, то его основная душа может попасть либо на небо к Наивысшему Существу и ждать там реинкарнации, либо оказаться в ближней или дальней преисподней. Небеса и дальнюю преисподнюю можно назвать раем, поскольку жизнь в них весела и прекрасна. А вот в ближнем подземелье "царят голод и отчаянье", и попадают туда грешники и неудачники. К Наивысшему Существу шаман обращает свои молитвы и совершает визиты в основном "по погодным вопросам", с просьбами укротить бури, холода, тайфуны и другие крупные неприятности. Как можно понять, Наивысший очень боготворит "громовым птицам" — гигантским орлам (не потому ли эскимосские шаманы тоже летают, раскинув в стороны руки-крылья?). Орлы считаются живущими вечно, и когда они сами все же "умирают", Наивысший подвешивает за нити на небо их бьющиеся сердца. Когда сердца случайно задевают друг друга, гремит гром и сверкают молнии. Гораздо чаще, чем летать на небо, ангакоку приходится "нырять" или "спускаться по трубе" на самое дно океанских пучин, где живет всесильная подводная богиня — Мать Зверей, распоряжающаяся всеми живыми тварями своего мира. Обычно совершаемые людьми крупные и мелкие грехи заставляют ее болеть, путают и лохматят волосы. А поскольку у богини вместо рук — ласты, она не может сама причесаться и только страдает и злится. Конечно же, в таком состоянии она не слишком расположена к дарам в пользу охотников. В этой ситуации "поднырнувший" шаман выступает в роли услужливого парикмахера и заодно пытается замолвить словечко за глупых голодающих людей. И в конце концов добивается своего. Во время ритуала ангакоки как правило не пользуются бубнами (у большинства их просто нет) и вместо облачения в специальный костюм наоборот раздеваются до пояса. Но они именно улетают из чума или снежного дома иглу и даже привязывают себя веревками к каким-то тяжелым предметам, чтобы не умчаться в таинственную бездну навсегда или чтобы путешествовала только душа, а тело оставалось на месте. Это подтверждает наряду с довольно многими заезжими исследователями и автор первой печатной эскимосской автобиографии Нулигак, простой охотник, родившийся в 1895 году "Один эскимос стал насмехаться над шаманом. "Ты не умеешь петать, — говорил он ему. — Как может человек летать, если у него нет крыльев?" Вскоре после этого в иглу собрались шаманы, чтобы показать свою чудодейственную силу. Каждый обвязался веревкой, к длинному концу которой был привязан камень Шаман, над которым смеялся эскимос, не привязал камня к своей веревке. Когда светильники были загашены, и начался волшебный полет, кто-то вдруг громко закричал Оказалось, что это вопит насмешник. Обиженный шаман привязал конец веревки к его лодыжкам, и бедняга повис вниз головой, увлекаемый летящим шаманом Он издавал отчаянные вопли, но скоро его голос затих вдали Когда шаман вернулся, его обидчик был недвижим. ." Среди многочисленных коренных индейских племен Северной и Южной Америки шаманизм присутствовал практически везде Правда, часто шаман делил религиозную сферу с колдунами, знахарями и жрецами, но всегда стоял выше их, поскольку только он мог совершать астральные путешествия и с помощью своих духов наиболее глубоко проникать в потусторонний мир Соотношение общественной значимости и авторитета шамана и колдуна можно проиллюстрировать тем, что в случае обвинения первым второго в злых кознях, индейцы без колебания тут же убивали колдуна. В целом стоящие перед шаманом задачи и выполняемые им ритуалы были похожи как на азиатские, так и между собой на континенте Наверное, принципиально отличались от уже показанных нами только костюмы "краснокожих" властителей духов Например, у индейцев Калифорнии (и у многих других) все культовые атрибуты были сосредоточены на голове, в то время как остальное тело было практически обнаженным и ни несло никакой символики Исследователи объясняют это тем, что голова ассоциировалась с более важным для индейцев верхним миром, где жили их главные божества и создатели земли и человека. "В широкие отверстия ушей шаманы вставляли длинные серьги из костей журавля, глаза и лоб прикрывала повязка из перьев дятла, на макушке головы укрепляли при помощи сетки и крупных шпилек из костей и перьев священных птиц высокие перьевые головные уборы К головным уборам привязывали свисавшие на спину "боа" или перьевые веревки,— так описывает наряд шамана и его внутренний смысл E А Окладникова — Полумаска из перьев символизировала ритуальную слепоту, то есть возможность видеть в мире духов, где все наоборот. Наиболее важным связующим звеном между миром людей и духами была перьевая веревка, свисавшая с убора шамана. Эту веревку, согласно космогоническому мифу, сплела Паучиха и опустила во времена творения с неба на землю. Подобно героям мифов, индейские шаманы могли подниматься с помощью такой веревки на небо во время сеансов камлания..." Степень вхождения в транс и его пластическое проявление у разных племен бывает различным. Например, у индейцев ачумавов (по Жем де Ангуло) ритуал проходит внешне относительно спокойно, даже, казалось бы, невыразительно, но, может быть, в этом и заключается его интерес: "Шаман колышется, тихо бормоча, с полузакрытыми глазами. Сначала это плаксивое мурлыканье, как если бы шаман хотел петь вопреки какой-то внутренней боли. Это мурлыканье становится все громче, оно приобретает форму настоящей, хотя все еще тихой мелодии. Зрители умолкают, они начинают внимательно слушать. У шамана еще нет его дамагоми (духа. — В.Ф.), который пребывает, возможно, где-то в далеких горах, а может быть, совсем рядом в ночном воздухе. Песня должна привлечь его, пригласить и даже заставить прийти..." Проведя такой долгий запев, шаман потом передает песню зрителям, а сам молча сидит с закрытыми глазами и внимательно вслушивается в окружающее пространство. Почувствовав появление духа, он резко хлопает в ладоши, обрывает замирающих зрителей и начинает говорить с духом. Действо может длиться часами. А вот шаман шушвапов (по М.Элиаде) "ведет себя как бешеный, как только наденет ритуальный головной убор. Он начинает петь песни, которым научил его дух-покровитель во время посвящения. Он танцует до тех пор, пока весь не взмокнет от пота, и тогда приходит дух, с которым он разговаривает. Затем шаман ложится возле больного и сосет его больное место. Наконец, он извлекает ремешок или перо — причину болезни, — которые исчезают, когда он на них подует". Поиск похищенной или заблудшей души иногда принимает характер драматического представления. "У индейцев томпсон шаман надевает маску и вступает на тропу, по которой когда-то его предки направлялись в страну мертвых; если он не встречает душу больного, то обыскивает кладбища, где погребены крещеные индейцы. Но в любом случае он должен сражаться с призраками, прежде чем ему удастся отнять душу больного; возвратившись на землю, он показывает участникам свою окровавленную дубинку..." Южноамериканские шаманы-мачи — родные братья своих коллег, разве что у них усилена колдовская линия и умение превращаться в другие сущности, чему способствует ярко выраженная вера на этой части континента в оборотней, вампиров и прочих ночных любителей человеческой крови и плоти. Обожествление мачи здесь достигает такой высокой степени, что встречаются (как, например, у племени таранов) "юкагирские" варианты — останки особо могущественных шаманов не погребаются, а хранятся в хижинах и к ним обращаются за советами и помощью. Некоторые же южноамериканские шаманы совершенно по-алтайски провожают души усопших соплеменников в царство мертвых, куда они без подобного экскорта просто не смогут попасть. Встречаются и племена, где развит "семейный" шаманизм типа чукотского. Как говорится, мир тесен... Одной из особенностей религиозных обрядов на этом континенте, особенно в южной его части, является применение различных наркотических веществ для облегчения вхождения в транс, начиная от обыкновенного табака и алкоголя и заканчивая очень мощным и смертельно опасным при передозировках колдовским отваром "лозы мертвых" аяхуаска, о котором мы уже упоминали. Традиция применения подобных снадобий уходит в далекую древность, и в этом смысле индейцы нынешней Мексики, Сальвадора, Гватемалы и ряда других стран еще до прихода на их земли конквистадоров ушли далеко вперед коряков и во множестве возвели в своих приделах памятники... грибам. Священным, как они их считали. На языке ацтеков эти грибы носили название тео-нанакатль, что означало "плоть бога". И на пиршествах великих царей ацтеков и инков к столу точно так же подавались грибы, как на встречах хозяев оленьих стад на Камчатке и Чукотке. Заставший этот культ еще в расцвете, монах-францисканец Бернардино де Сахагун писал: "Во время праздника, когда, как они сказали, наступил "час игры на флейте", они начали есть грибы. Кроме этого, они не употребляли никакой пищи, только всю ночь пили шоколад. И ели грибы с медом. Когда же грибы начали оказывать свое действие, они начали танцевать, плакать... Некоторые имели видения, что они умрут на войне. Некоторые имели видения, что их убьют дикие звери. Некоторые имели видение, что они обретут богатство...И когда действие грибов прошло, все стали разговаривать между собой, обсуждая увиденное..." Если даже светское общество позволяло себе подобным образом "расслабляться" и заглядывать в будущее, то уж шаманы, конечно, использовали галлюциногенные грибы гораздо интенсивнее и целенаправленнее. Как и обожествленный Кастанедои кактус-пейот и многие другие наркотические растения и вещества, превратив их употребление в неотъемлемую часть религиозных и оккультных практик. В результате в некоторых, "продвинутых" по части наркотиков племенах состояние глубокого транса, с таким трудом достигаемое только самыми талантливыми из "трезвых" сибирских шаманов, стало общим достоянием. Причем довольно легко приобретаемым. Например, в амазонском племени дживаро, которое изучал в 1960-е годы этнолог Майкл Дж. Харнер и в котором примерно каждый четвертый тогда являлся шаманом. И не "семейным" любителем-имитатором, а, якобы, самым настоящим. По словам ученого, "любой взрослый член племени, будь то мужчина или женщина, который хочет освоить этот род занятий, просто делает подарок уже практикующему шаману, который взамен снабжает его порцией натема (галлюциногенного напитка) и дает ученику часть собственной сверхъестественной силы в виде духов-помощников, или тсентсак. Эти духи-помощники, или "стрелы", как их еще называют, считаются главной сверхъестественной силой, вызывающей болезни и смерть в "нормальном" мире. Для обычного человека эти магические стрелы обычно невидимы, и даже шаманы могут воспринимать их только находясь под воздействием натема". "Дживаро убеждены, что они могут хранить магические стрелы в животе и изрыгать их наружу по собственной воле. Чтобы дать новичку немного тсентсак, практикующий шаман должен изрыгнуть из себя то, что для принявшего нетема выглядит как бриллиантоподобная субстанция, в которой и находятся духи-помощники. Шаман отсекает ее часть с помощью мачете и отдает новичку, который должен проглотить эту часть. При этом получивший магическую силу испытывает боль в животе. После этого он должен оставаться в постели в течение десяти дней, регулярно принимая натема. Шаман, который дал новичку часть своей силы, периодически обдувает и растирает все его тело, вероятно, чтобы увеличить передаваемую силу..." В конце месяца изо рта новичка неожиданно появляется первая магическая стрела, и он начинает испытывать страшное желание использовать ее по назначению. Если неофит так и сделает, он навсегда обратится в шамана-колдуна, а если пересилит себя и проглотит стрелу, — в шамана-лекаря. Как говорит пословица, коготок увяз — всей птичке пропасть, и вскоре желание убивать начинает приходить к кол-дуну с такой же регулярностью, как желание поесть. При упомянутом количестве шаманов вся жизнь взрослых дживаро превращается в сплошное тайное метание стрел колдунами в спины потенциальных жертв, "высасывание" их лекарями и метание в обратную сторону, новые броски стрел (в том числе с помощью оставленных в засаде духов-помощников) и опять борьба с эффектом бумеранга... А если учесть, что проделывать все эти операции и видеть стрелы и врага на опасном мистическом плане можно только "под натема", то все шаманы практически пребывают в постоянном наркотическом опьянении, в крайнем случае заменяя натема более "легким" табачным соком. Так что все-таки лучше, наверное, быть якутским шаманом, жить по нашу сторону Берингийского моста, вести здоровый образ жизни и только изредка опасаться астральных самострелов своих врагов. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх | ||||
|