Впрочем, тусовка была замечательная. Депутаты, бизнесмены и бизнесвумен, и просто красивые женщины. Официанты во фраках цвета морской волны носили подносы с халявой — бутиками с икорочкой, красной и чёрной, стопочки смирновской, бокалы с шампанским и прочие символы хорошей жизни.

Я скромно стоял в уголке и равнодушно озирал веселящийся бомонд. В голове крутились мыслеформы денег на хлеб насущный. Мыслеформы бегали в колесе сансары — от высоких устремлений я низвергался до пустого холодильника. И вращалось колесо и скрипело. Когда в моём поле зрения оказывался поднос с бутербродами я уверенно, даже несколько снисходительно, брал парочку и не спеша, съедал. Желудок был заполнен на треть и вопрос продержаться до конца презентации был острее колик.

— Вы не слышали слоган: От огорченья — поможет печенье, а от отчаянья — Апсара чай, — улыбнувшись как можно радужнее сказал я молодой соблазнительно декольтированной особе. Видимо она и на самом деле ничего не слышала.

Нет неизменимых настроений — просто мало водки. Я заел огорчение бутербродом и опрокинул стопочку. Не так уж всё и плохо, когда хватает водки. На рауте её было море разливное. После "северного сияния"[3] я был готов лобызаться даже с министром благосостояния.

— Степень развязности прямо пропорциональна градусам в крови, — констатировал я, заметив как г. Мамонов сосисками в перстнях погладил ягодицы известной теледивы.

Я закинул ещё один бутербродик и пофланировал с вечным желанием русского интеллигента: почему так, кого в этом обвинить, и что с ним сделать.

С этим внутренним огнём я подошёл к двум оживлённо беседующим мужам. Один из них был Виктор Боянов, модный писатель. Лицо второго показалось мне знакомым, память выдала кличку — Бакс.

— Не согласен — всё произрастает сугубо для блага человеческого.

Викторов саркастически улыбнулся.

— Благими намерениями сам знаешь, куда дорога вымощена.

— К божьему промыслу это не относится, — буркнул Бакс — Всё — от сознания.

— Оно ещё не есть человек.

— А что в таком случае человек?

Писатель повертел перед лицом оппонента стаканом.

— Не понял?

— Человек есть всего лишь мера всех вещей. Вот как этот стакан. Сей миг он себя почитает весьма важным, — сделал долгий глоток.

— А теперь он пуст. В его тонких стенках отражаешься ты, я, вот он, — палец указал на меня (я как раз думал — почему Бакс, а не рубль?), — Пустота всегда желает быть заполненной. Но разве можно наполнить сосуд без дна?

— Как может пустота желать? Она же себя не осознаёт… — ляпнул я.

— Верно. Вот вы ответьте на такой вопрос.

— Постараюсь, если он не будет слишком заумный.

— Не будет. Если жестянку с водой нагреть, плотно закрыть и охладить, то, что с ней произойдёт?

— Хм. Кажется, сплющится.

— Верно. Достигая состояния безмолвия, сознание сжимается в точку, — пальцы стиснули стакан. — Абсолют.

— Неплохой напиток! — пробормотал я.

Бакс заржал.

— Неплохой, — писатель качнулся, — Давай за знакомство. Виктор.

"Опять нажрусь…, - подумал я. — Надо же было Телегина встретить…

— Гарик.

Минута смеха заменяет сигарету, а косяк заменяет пять минут смеха — всплыло в мозгу. Гарик Рублёв по прозвищу Бакс, пушер,[4] герой рубрики «Криминфо»; доказывал Генке, что марку[5] ему сами менты подбросили.

— Саша, — сказал я.

Мы сняли с очередного подноса по напитку и врастяжку выпили. Иностранка мягко скатилась по пищеводу и приятным теплом отозвалась в желудке.

— Хорошо, — выдохнул Гарик и закинул в неожиданно большой рот пару бутербродов.

— Хорошо — это когда завтра будет плохо! — писатель не спеша, откусил кусочек.

— От такого не будет! — заверил его Бакс.

Градусы ударили мне в голову.

— Господа! Хотите анекдот?

— Господа на шестисотых катаются, а здесь товарищи! — рявкнул Гарик — Валяй!

— Двое геев попались дикарям.

Сидят они в сарае и слышат, как вождь разговаривает с поваром.

— Что сегодня на обед?

— На первое как обычно — враги.

— А на второе? — спрашивает вождь.

— Голубцы.

— Очень смешно! — проходящий мимо субъект в золотистой атласной паре кокетливо поморщился. — Весьма остроумно, молодой человек.

Я пожал плечами. Гарик и Телегин тихо умирали со смеху.

Субъект в костюме окинул меня оценивающим взглядом и промурлыкал.

— Вашему мужественному лицу очень подошла бы кожа. Такой красивый молодой человек…

— Наши влагалища — жопы товарищей? — Бакс дыхнул на субъекта. — Гей, славянин!

Тот испарился.

— Я вот что думаю… — алкоголь кружил пары, — Что человек подобен мыльному пузырю.

— Своеобразная трактовка! — заметил Телегин.

— Вот вы сравнили его со стаканом, а что есть стакан, а что есть мыльный пузырь?

— И что же есть мыльный пузырь? Объясните нам, неразумным.

Бакс понюхал бутерброд и втянул ноздрями воздух. Бусинка икры увлеклась потоком в тёмную пещеру, поросшую волосом. Бакс чихнул.

— Пузырь есть тонкая плёнка вещества, известного как мыло. Мыло же есть продукт реакции…

— Давайте не будем зарываться в технологии.

Телегин чиркнул себе по горлу.

— Хорошо. Так что мы имеем? Мы имеем выдох, который наполняет пузырь. От силы выдоха зависит величина, а от качества раствора — долговечность.

— Ещё и от качества первого. Я где-то читал про пузырь, наполненный водородом. Так он уже несколько лет живёт, правда под колпаком… Апчхи!

— Будь здоров!

— Всегда готов!

— И тем самым имеем — М.П., как субъект, существует благодаря воздуху, который распирает и оболочку, его сдерживающую. Плёнка отражает мир и реагирует на изменения в нём. Когда оболочка лопается, воздух выдоха освобождается.

— Тогда должен быть тот, кто наполняет!

— Конечно. Бог.

— Пока дышу — надеюсь, — процитировал Бакс.

— За это стоит выпить! — провозгласил Телегин.

Мы выпили.

— "Если ты совсем продрог, то поможет крепкий грог!"

— Твоё?

— Приходится крутиться… — вздохнул я.

— Времена такие — блудославия блудословием. — мрачно изрёк писатель, — Сам то кто, журналюга, небось?

— Увы, каюсь — он самый. Впрочем, сейчас свобода печати.

— Свобода выбора — свобода воли. Остальное туфта.

— Давайте ещё дёрнем! — Бакс вытянул из внутреннего кармана пиджака серебряную фляжку. — Вот говорят — скоро конец света наступит…

— Чушь собачья! Дух всегда борется с душонкой. Так что господа конца света не будет, нет смысла друг друга мордовать…

— Как ты там, Бояша, писал — Каждый субъект считает, что его субъективность объективнее субъективности другого?

Я тоже внёс посильную лепту.

— Учёных тьма, а где же свет?

— В смысле "единственно верный путь" — путь пронзающего копья, летящей стрелы или рассекающего меча?

Я кивнул.

— Знание… — знание могильного червя! Мир — живой и, значит, все эти пути дают знание лишь о трупе.

— Прозит! Водка выдыхается!

— Если смерть полезна духу, она так же оправданна, — как жизнь, будем.

Я посмотрел в рюмку. И увидел всё снова. Так ярко, словно это произошло вчера…

…сорвался и не заметил как. Только очухался лёжа на прогретой майским солнцем жести. Попробовал шевельнуться и сразу сполз чуточку вниз. Тогда я стал смотреть в небо — кристально-голубое, с редкими завитками облаков. За краем крыши меня ожидала булыжная мостовая. И ни одного шанса остаться в живых после встречи с нею. И от осознания этого факта стало так пронзительно, так пусто в душе. Нет, я не жалел о короткой пролетевшей жизни, не боялся последнего касания. Я видел снующих, как муравьи, людей, проползающие поезда, слышал трепет юной листвы, и ничто меня не взволновало. Я снова взглянул на небо и подумал — Какое чистое… Сегодня хорошая погода. И тут боковым зрением заметил нечто, что повергло меня в трепет. Я медленно повернул голову. На принятие решения ушла треть секунды — я упёрся пятками, зацепился левым рукавом за край тонкой полоски и перевернулся на живот. Схватиться за конёк и взобраться на него — последние штрихи. Потом я долго сидел, прислонившись спиной к печной трубе и слушал симфонию города…

— Гарри, кажется, нашего друга развезло.

— Ноу проблем! Санёк, пошли.

Бакс взял меня под локоть, и мы прошествовали на стоянку.

— Тебе куда?

— В Пурчик…

— О, кей.

Он включил радио. Салон наполнился скрежетом гитар.

— Отличная группа. "Новый свет" называется, жаль распалась. Лидер…

Звуки перемешались, и этот муторный коктейль напрочь затопил полусонные мысли, ум увяз в этой тине по самое не могу. Из тины кое-как выбралась мысля, держащая лозунг: "Если жизнь не так идёт, ляг поспи и всё пройдёт". Потом настала тишина.

Очухался я с ощущением натираемых ушей.

— А?! За что?!

— Приехали.

Я открыл дверцу.

— Спасибо.

— Не за что.

"Мерс" взвизгнул шинами и исчез за углом. Я потёр начинающие гудеть виски и решил сначала проспаться, а потом уже где-нибудь похмелиться.

— А ты кем будешь?

Лёва задумался.

— Я? А этим, э, как его — грызли. Медведь такой.

— И я медведём хочу!

— Так нечестно!

— А я буду белым медведём, вот!

Я выволок из-под кровати громадную кастрюлю с мукой. Через пару минут я уже был белее мельника.

— Ух, ты! Я тоже хочу быть белым медведем, можно?

Я проявил великодушие и даже разрешил ему устроить в кастрюле берлогу.

Появление сестры мы оба встретили дружным рычанием. Она взвизгнула и мгновенно захлопнула дверь. Ещё не стих звук дерева по дереву, как в комнату вбежала мать. А через некоторое время ворвался как гризли Лёвин папа. Дальнейшее было уже не так весело — мне пришлось подметать полы, а Лёву повёли, крепко держа за руку, вниз. Я смотрел ему вслед и сгорал от зависти — мохеровый костюмчик идеально походил на медвежью шубу. За Лёвушкой к тому же оставались настоящие белые следы. Я тихо вздохнул и продолжил работать веником — очень хотелось "Ну, погоди!" посмотреть. Вдруг веник зазвенел. Комната стала расплываться…

Всё проходит. И сновидение тоже. Надо глянуть в соннике — к чему… Правда, сначала его надо приобрести.

Голову нещадно ломило.

— Чёрт, а говорят — от «Абсолюта» поха не бывает!

Я прочесал ближайшую окрестность в поисках кафе или аборигенов. Как назло ничего и никого.

Когда я уже решил возвращаться в редакцию, вдали показался чёткий силуэт — мешковатые штаны, неопределённого цвета куртка, кепка лихо сдвинутая на затылок. Костюм завершали немилосердно скрипящие сапоги. Измученная ожиданием душа рванулась навстречу спасителю.

— Добрый день.

— Для кого как.

— Дико извиняюсь, тут есть бар или кафе, недалеко?

— Что, «буксы» горят?

— Есть немного.

— Я как раз туда.

Организм радостно встрепенулся, не слушая слабых возражений разума и издал утробное довольное рычание. Ноги сами понесли меня следом.

— Что-то голос твой мне знаком, — после недолгого молчания буркнул абориген. — Нигде не встречались?

— Не помню, — сказал я честно. Хотя смутно ощущал, что и его голос мне очень знаком.

— Может, пили где… — протянул работяга.

— Может, — легко согласился я.

— А ты что тут, в гости к кому?

— Да нет — работаю недалеко.

— Во дела! Я тут тоже пашу. На автофирме.

— Ну и как?

— Как в Польше — платят хорошо, но могли и больше. Развивалась система, развивалась и доразвивалась, что развалилась. Пиздец всему!

— Да уж — точно недоразвитая страна.

— Эх, пролетела юность соловьём залётным!

— Да.

Виски по прежнему сжимали тиски.

— Да и лицо знаком… Тебя как зовут?

— Саша.

— А меня Василием. В школе учился, так меня «Говорун» прозвали, вот было времечко златое…

И тут тщедушная мысль растолкала винный туман и ярко вспыхнула, осветив пару десятков юношей и девушек. Выпускной бал.

— Слушай, а ты случайно не знаешь Рыжего, а Грача с Филиппом?

— Когда это было! Они со мной в одном классе учились.

— А я — Саня Шмель из "А"!

— Ааа! То-то я смотрю — рожа то знакомая! Во дела! Кстати, уже пришли. Тебе сколько?

— Ээ… — замялся я.

— Не боись — от этого пока ещё никто не умер. Мне вот два литра.

— Думаешь?

— Она продукт фильтрует, бери, не пожалеешь.

— Ладно, в другой раз. Ты мне покажи, где кафе или бар.

— Хозяин — барин, — проворчал Вася, — Сейчас прямо, два перекрёстка проходишь, выходишь на Ригас, по ней налево увидишь кафеюшник. Но учти — водка по 50 сантимов стопка. А здесь литр "корова",[6] за тоже самое.

— Спасибо за помощь, — и подумал — Диалектика: вчера «Smirnoff», сегодня "Krutka".

— А, фигня — что я — садист.

— Слушай, возьми визитку — созвонимся, посидим…

Вася сунул визитку в нагрудный кармашек.

— Ну, я пошёл — мужики ждут.

— Это им на день?

— На обед. А там видно будет. Ну, бывай.

— Бывай…

Пройдя указанный маршрут я увидел вывеску "У Яниса". У Яниса я поправил здоровье и танцующей походкой возвратился в редакцию, решив раз и навсегда, что отныне в шкафчике обязательно должна стоять хотя бы "чекушка".

— Ни в голове, ни в заднице — бурда какая то…

— Что в голове, что в желудке, что в жопе — одно дерьмо. Да ты наливай!

— Ну и гадость! Где брал?

— Да у Дусевича. У неё одной по восемьдесят: Везде по лату, а тут по восемьдесят…

— Лучше бы по лату взял, а ещё лучше — в магазине.

— А какая разница — спирт он и в Африке спирт. В велкасе[7] иногда такую крутку загоняют — только держись. Раз выпьешь — сто вспомнишь. А тут можно и претензии предъявить — мол, чуть не подохли; ты, Дусенька, уважь мужиков. Держи марку.

— Логично…

— Ну что — на вторую ножку?

— Потом на ручки — что бы домой веселей ползти?

— Одна научница сказала: алкоголь мозги промывает и, если знать дозу, способствует развитию интеллекта.

— Ну, тебя!

Шум жующих челюстей.

— Сколько человеку надо для счастья?

— Зависит от комплекции…

— Всё-таки без неё никак нельзя!

— Без бабы?

— У кого что болит, тот о том и говорит! Без смысла жизни, ещё скажи! Без неё — это без…тьфу, забыл, чего хотел сказать.

— Раз забыл, значит не важно.

— Наверно. А ты вот скажи — писатель, это который пишет, или который печатается? А счастье?

— А хрен его знает! Наверное, всё-таки издаться и не сдаться — я вон тоже пописываю!

— Хоорошая мысль! Вот без этого точно нельзя. Пойду-ка я!

— Не забудь — если ты посрал, зараза!

— Сдёрни ручку унитаза! Знаем. Проходили в школе. Ты только не учи бога говна и пара как с унитазами обращаться! Хошь я счётчику кишки вправлю? Так тебе ещё должны будут… То, что мне не доплатили, я с работы унесу!

— Дверь закрой — воняет!

— Что естественно, то не безобразно!

Щёлкнул замок — Тадах тах тадах — щёлкнул замок.

— Вообще жизнь — штука сложная. Давай за простоту!

— Тебе не за много будет?

— Скажи — не за мало! Такие дела… Пожалуй, я сам себя оштрафую! Ты не против?

— Какие проблемы! Только ещё утро впереди….

— Э, до утра ещё дожить надо! Жить — это тебе не мешки с пухом таскать! Живёшь… Живёшь и: вдруг начинаешь понимать — на самом то деле годы протекли, как вода сквозь пальцы…

— Ты что, охренел?! Базаришь не по делу! То с ящика на мозги капают, редактор лечит, а тут ещё крупный спец! Сто лет не виделись! Всё, слесарь-гинеколог! Достал!

— А ты не кричи! Все правы — я нет! Век живи — век учись, а то будешь ключи подавать! Ещё есть?

— Ты вот что — оставайся у меня — куда ты на ночь? Посидим, поговорим. Сто лет не виделись, хрен знает, когда опять встретимся — я хату меняю… Ну?

— Уговорил. Ну что — есть ещё молоко от бешеной коровки? Котлеты в глотке не плавают — заседание продолжается, господа "негры"!

— Ну, и что лучше — самогон или "крутка"?

— За неимением первого!

Горлышко зазвенело о край стакана. Давно перевалило за собачью вахту, а двое всё сидели и разговаривали. Впрочем, говорил всё больше один — второй, казалось, спал. Постепенно речь становилась всё более невнятной, говоривший всхлипнул и уронил голову на бутерброд. Он шумно сопел, а хозяин посмотрел на него долгим странным взглядом и пробормотал: Когда сидишь где-то и выпиваешь что-то, не говори чего-то и не думай о чём-то, а просто сиди и пей.

…Написал, потом подумал — смахивает на пьесу, но лень было менять, оставил так.

— Кто ты?

Раздался короткий смешок.

Меч описал сверкающий полукруг и сконфужено произнёс — Никого.

— Разумеется — я далеко от тебя.

— Кто ты?

— Я? Люцифер.

Клинок опустился. А пальцы левой руки сжали Стрелу.

— Она… у тебя?

Пришлось сказать правду.

— Искать целую вечность и… — голос затих.

Долгую паузу спустя возник снова.

— Это моя вещь.

— Знаю.

— Откуда? — удивился голос, — Ах да! Ты наверняка слышал эту чушь!

— Как можно Легенду называть чушью?

— Конечно, чушь!

Потянуло холодом.

— Когда я уходил никто не верил, что я справлюсь! Ни один! А создал Мелот, так и зачастили. И никто не подумал, сколько сил я потратил, что бы навести здесь какой-никакой порядок!

— Ты мог бы попросить помощи…

— Что ты понимаешь!

— Но ведь они хотели как лучше.

— Вот сами бы и лезли в Хаос!

— А те, кто последовал за тобой?

— Это был их выбор!

— Ты лишил души свободы.

— Свободы? Нет! Они свободны — делать добро или зло, любить или ненавидеть.

— А стать тебе равными?

В ответ раздался леденящий хохот.

— Эти полуслепые? Равными мне?! А зачем? Кто долго ползал в тине, тот всё равно забыл, как летать.

— Ты не дал им!

— Нет. Грех. Они ищут и уничтожают в себе и друг друге грех. Спорят — благ ли убийца или же блажен убиенный! Глупцы! Как убиенный, не вспомнив себя, не полетит, так и убийца, отягощённый содеянным, тем более! А кто защитит их от тварей Хляби?

— Давать яд, что бы потом дать противоядие?

— Если ты благодать называешь ядом… Они сами решили последовать моему примеру. А когда соприкоснулись с пустотой, которую сами и породили, горе творцы, то поняли — сила, власть ещё не самое важное. Да и то не все.

— Но ведь пустота уже была до их слабых попыток?

— Ты довольно сообразительный, но, знаешь, сколько таких сообразительных, с горящим сердцем здесь побывало? И чего они достигли?

— А Учитель?

Скрежет зубов.

— Никогда не напоминай о нём!

— Хорошо. Так чего же ты хочешь?

— Разумного поведения. И еще мне интересно, зачем ты здесь — не каждый день бывшие соплеменники навещают эти места.

— Или их потомки.

— Неважно. Так почему ты здесь?

Вемигур замялся — сказать правду или…

— Когда это Верхние стали лгать?

Изгнанник ехидно рассмеялся.

— Отыщу светлую душу, кое-что расскажу ей…

— И всё?

Вемигур кивнул.

— Поискать недолго. Но я сомневаюсь, что ты такой альтруист. Есть что-то ещё, верно?

— Нет, — он сказал полуправду и на миг подумал — является ли полуправда ложью.

— Урок вам не впрок! Я принимаю тебя, как равного, но видимо ты совсем забыл себя после разговоров с ним! Хотя нет — ты чего-то не договариваешь… Ну ладно. А насчёт Стрелы подумай и вообще хорошо подумай, Вемигур.

Он почувствовал, как стынет кровь в жилах. Люцифер насмешливо произнёс — Хороший хозяин всегда знает имя дорогого гостя, подобно тому, как Учитель знает имя ученика. Но учти — лучше тебе прийти самому, нежели…

Холод пропал, и ощущение давления исчезло вместе с ним. Странник облегчённо вздохнул и продолжил свой путь по дороге. Внизу, куда бы ни падал взгляд, простирались серые облака. В редких просветах виднелись стройные сооружения, увенчанные крестами. Он поднял взор к небу — звёзды слабо мерцали. Постояв так какое-то время быстрым шагом двинулся вперёд — вниз.

Примечания:

3

Северное сияние — водка с шампанским.

4

Пушер, толкач — торговец наркотическими веществами.

5

Марка, промокашка — ЛСД.

6

"корова" — два лата.

7

Велкас — искажённое латышское veikals «вейкалс» — магазин.