«Сармат» один, глаза разные

Интересно, что фильм «Сармат», а именно эпизод с передачей «духа волка» мальчику, приняв который он и стал великим спецназовцем, разные люди мне пересказывали по-разному.

Сначала человек двадцать мне или пересказали или подтвердили такой вариант. Волк преследовал лошадь, желал, дескать, её сожрать. Защищаясь, лошадь копытом проломила волку голову. Мальчик, ехавший на этой лошади, с неё упал и, случайно встретившись с умирающим волком взглядом, принял от него дух волка. Отчего и стал непобедимым командиром спецназа.

Но один человек пересказал мне этот центральный эпизод «Сармата» совсем иначе. Волк, оказывается, вовсе на лошадь не нападал. И нападать не собирался. Волк всадника сопровождал. Просто. Ведь сплошь и рядом люди вспоминают, что по ночам, когда они боятся по тёмному лесу идти от деревни к деревне, боятся настолько, что просто исходят от страха, из леса выходит волк их сопровождать. А то и два. И сопровождают на расстоянии шагов двадцати. Ты остановился — и они сели.

Так и в «Сармате». Что до лошади, то она проломила копытом волку голову — случайно. А мальчик очень волка жалел. Очень. Всю жизнь потом вспоминал. Потому это и стало лейтмотивом всего фильма — и вообще момент центральный. Жалел.

«Мальчик хотел спасти волка» в этом пересказе произнесено не было, но «жалел», вообще говоря, подразумевает «хотел спасти».

Вот так, фильм один, эпизод один, и волк, и лошадь тоже, а знак причинно-следственной связи человек видит в зависимости от того, каков он — смерд или потенциальный волхв.

Вот этот «двадцатый» от массы, естественно, отличался и в других отношениях. Девятнадцать с большим интересом выслушали мои про волков или Сталина речи, но и пальцем не пошевелили ради продолжения. А двадцатый вцепился в чужой (!) экземпляр «Культа Девы» и, так и не выпустив ни на мгновение, утащил книгу с собой.

Кстати, бывший десантник. Наверное, потому и «Сармата» смотрел не отрываясь.

Лет ему тридцать. Думаю, в детстве он, по меньшей мере, раскалил на газу гвоздь и жахнул по нему молотком.

До нашего разговора был, как внушали ему цивилизаторы, антисталинистом, но понял всё с ходу и ушёл, сжимая в руках «Культ Девы».

Бывает, сидишь в компании такого состава, что подымать раздражающие дегенератов темы волка и Сталина невозможно, но очень интересен сидящий напротив человек. Можно не подымать. Достаточно попросить «подозрительного» (своими живыми глазами) уточнить, нападал ли волк в «Сармате» на лошадь, чтобы её сожрать, или, напротив, всадника сопровождал, чтобы, если что, защитить.

И таких утончённых приёмов зондирования должно быть много.

Например, такой. Спросите собеседника, деградируем ли мы от поколения к поколению или, напротив, совершенствуемся. Если скажет: совершенствуемся, как учат нас цивилизаторы, то можно отворачиваться и, если дело происходит в поезде, сладко заснуть.

Беседуя с охотниками (не на волков, а вообще), я обратил внимание, что те охотники, которые доросли понимать внутренний стержень благородства Сталина, визуально воспринимают волка совсем иначе, чем смерды. Умеющие понимать Сталина видят волка так, как будто у него размыты контуры. В частности, вот он, волк, есть — и вдруг совершенно неожиданно исчез.

Я волка, к сожалению, пока видел только в зоопарке, в Челябинске, — буквально в нескольких шагах от клетки мне довелось читать лекцию местным ведистам. Меня вид волчицы просто поразил — птица, совершенно летящая птица! Хотя волчица стояла, не двигалась. Но я-то ясно видел, что она в полёте, она не ограничена контурами своего тела!

О размытости контуров мне рассказали уже на Вычегде, после Челябинска, такое восприятие волчицы — моё непосредственное.

Ещё раз повторяю, да, впоследствии я часто от многих — даже от волконенавистников! — слышал, что нет на свете ничего красивее, чем бег волков по снегу.

Уточняю: не бег это вовсе, а стелящийся полёт. Утверждаю, что волк парит над землёй. Он летит, даже когда стоит, не двигаясь, в клетке.

Такой странный тип восприятия объясним. Смерд и волхв живут в разных плоскостях бытия: у одного — жизнь, обслуживание желудка, а у другого — карна, вита. Смерд вообще из-под «красной шапочки» теории демократии мало чего видит — вокруг одни только «мёртвые пространства». Состояние «карлик» для него приговор.

Но в результате даже первой инициации — узнал слово — человек переходит в иную плоскость мира. В этом мире он видит, что любой волк суть продолжение «духа волка» — так на Прародине называют мудрейшего на планете волка-прапредка. Но об этом ниже.

Но высший пилотаж утончённого зондирования, это взмыть над потоком людей и сразу выхватить взглядом тех немногих, кто умеет распознавать в себе волховскую кровь и умеет наслаждаться созерцанием её источника.

Что нам скажет идеолог уничтожения волков?

Всю жизнь Павлов, автор цитируемой ниже книги (М. П. Павлов Волк, Москва, ВО Агропромиздат, 1990, С. 74), получал деньги в основанном Мантейфелем институте не столько за уничтожение волков, сколько за поиск их уничтожения оправданий. Но и за убийства тоже.

За десятилетия, проведённые в лесу под ружьём, как пишет сам Павлов, ему удалось убить 16 волков. Ему, как сотруднику головного института, предоставлялись все мыслимые и немыслимые технические средства — но волки оказывались умнее. Но ещё Павлов организовал много на волков облав. Естественно, поскольку премии Павлов получал с головы убитого волка, то, чтобы волка обмануть и убить, он вынужден был о нём вызнать хоть что-нибудь, чтобы хоть как-то предугадывать его поступки. Другое дело, что домысливание мотиваций волка к самому волку не имеют никакого отношения, а — суть самооправдания Павлова перед неизбежным для всех и каждого Судом.

«…Есть примеры насторожённого поведения волка, которые трудно объяснить тем, что воспринятая им опасность являлась следствием только развитых органов чувств. Так, при облавных охотах на волка не раз подмечалось, что матёрый зверь, многократно побывавший в крутых переделках во время облав, редко становится трофеями (так в тексте — А. М.) умелых охотников, хотя им, как правило, доверяются наиболее надёжные волчьи лазы. В то же время такие охоты почти не обходятся без того, чтобы какой-либо малоопытный охотник или так называемый «охотник по случаю», не оказался раззявой, т. е. не прозевал бы выход к флажкам, а то прямо на выстрел таких вот «мудрых волков»…

Из одной небольшой деревни в другую, большую, в школу возили на подводе детей. По дороге в утренних сумерках им часто встречался волк, повадившийся здесь навещать скотомогильник. И каждый раз при приближении подводы зверь сходил с дороги, отдаляясь метров на 30–40, иногда садился, пропуская детей. По требованию родителей в деревню были отправлены охотники, чтобы ликвидировать «подозрительного и вообще опасного зверя». Ознакомившись с ситуацией, охотники заключили, что на сей раз дело очень простое. Они решили переодеть одного из охотников в одежду прежнего возчика (женщины) и направить его на подводе с детьми. Завершение этой уловки было таким: волк при первом же приближении подводы с детьми, управляемой замаскированным в женскую одежду охотником, отдалился от дороги на 200 м…

Анализируя эти любопытные случаи, есть основание считать, что подобную «разумность» в поведении волка можно объяснить или проще объяснить способностью опытного зверя улавливать определённое настроение (душевное волнение, эмоции) людей. Ведь нетрудно представить, сколь же напряжённым было состояние группы детей, сидевших теперь не с возницей, а с охотником, когда они наблюдали приближение волка. Известно также, что страстный охотник, подстерегающий волка с ружьём в руке, — это предельно напряжённый человек. Малейший шорох или чьё-либо мелькание — и его, как говорится, словно «током пронизывает»»…

Итак, подумаем головой над содержанием опуса подручного (прихвостня) Мантейфеля. Волк, явно приветствовавший детей, оказывается, прежде всего, шёл на скотомогильник. Я, грешным делом, полагаю, что если скотомогильник не плод фантазии наёмника, а был на самом деле, то с чего бы это волку ходить туда в одно и то же время суток? Да ещё задерживаться синхронно опозданиям детей?

В том смысле, что сани с детьми выходили почти (!!!) в одно и то же время, не точно, но волк всё равно встречался на одном и том же месте.

Оно конечно, научные сотрудники бывают необыкновенно тупы, но не настолько же! Значит, самооправдание. Значит, страх перед Судом. Страх подразумевает предзнание Суда. И знание перечня совершённых мерзостей и «текста» приговора.

Насчёт предзнания «текста» приговора — очень серьёзно. В рассказе Павлова между строк отчётливо прочитывается, что дети стали очень напряжены, когда к ним подсел охотник, а вот когда с ними была безоружная женщина-возница и волк, — дети были совершенно спокойны. Перечитайте, перечитайте! Не боялись — хотя полностью безоружны. С волком чувствовали себя защищёнными, а рядом с волкоубийцей как-то иначе.

Подсознание Павлова видит реальные знаки причинно-следственных связей: волк приходил безоружных детей именно защищать — от собак, от медведей, от «мантейфелей». И волк из всех защитников — защитник самый предпочтительный, потому что способствует обретению вечности и полноты биологической жизни. Но Павлов «благословляет» охоту и на этого волка и на других. Выкормыш хрущёвский.

Но кто в деревне натравил на волка охотников? Что-то сомнительно, что кто-то из родителей детей, — врёт Павлов и здесь. Волк защищает не только детей, но всю деревню. Не удивлюсь, что в этой деревне сравнительно с близлежащими деревнями аномально высокий процент орденоносцев Великой Отечественной и вообще Героев.

Так что натравил кто-то нравственно чуждый — не русский. «Христианин» какой-нибудь. Какой-нибудь «мантейфель» или «павлов».

Врёт Павлов и о механизме появления мудрых волков. Дескать, «матёрый зверь, многократно побывавший в крутых переделках во время облав». Волк не Павловская собачка с наработанными рефлексами, а если и собачка, то в меньшей степени, чем сам Павлов. Пойдите, поговорите с лесниками: травят ядами одних волков, а от смерти собрата обучаются отраву не брать — другие. Подумайте сами и посоветуйте «павловым» тоже подумать — но на этот раз уже головой.