VII

1. В той же самой богомудрой музе нуждаются для своего разрешения и следующие недоумения. Однако сперва я хочу дать тебе истолкование метода теологии египтян. Ведь они, подражая природе мироздания и божественному творению, сами также показывают некие изображения мистических, скрытых и неявных мыслей с помощью символов, подобно тому как природа при посредстве символов некоторым образок запечатлела неявные смыслы в явных образах, а божественное творение начертало истину образов в видимых изображениях. Итак, зная, что все лучшее радуется уподоблению худшего себе, и желая исполнить его тем самым блага при посредстве возможного подражания тому, они, не без основания и сами, предпосылают подобающий лучшему способ скрытого в символах посвящения в мистерии.

2. Так вот, и ты выслушай умное истолкование символов в согласии с представлениями египтян, отказавшись от возникающего в воображении и в виде звуков призрака этих самых символов и возвышая себя до умной истины. Итак, считай, что ил-это все телесное и материальное, питающее и рождающее, все то, что является материальным обликом природы, движущимся вместе с изменчивыми течениями материи, или же все то, что заключает в себе реку становления и само вместе с ней застывает, или же изначальная причина стихий и всех связанных с этими стихиями сил, служащая основанием, словно корень. В то время как это обстоит так, причинствующий становлению, всяческой природе и всем силам стихий бог, поскольку он превосходит перечисленное, будучи нематериальным, бестелесным, сверхъестественным, нерожденным, неделимым и целостным сам благодаря себе, в самом себе не явленный, идет впереди всего перечисленного, заключает в себе все. Поскольку он соединяет все и уделяет частицу самого себя всем космическим предметам, то он и являет себя в них; а поскольку он превосходит все и сам по себе простирается надо всем, то появляется он как обособленный, отдельный, парящий в воздухе и сам по себе простирающийся выше космических сил и стихий.

Свидетельствует об этом и следующий символ. Ведь он, словно некая загадка, говорит о том, что в виде лотоса над илом имеется возвышение, никоим образом его не касающееся, которое обозначает умное и огненное руководство. Ведь все части лотоса предстают закругленными: и листья по внешнему виду, и плоды по форме; это свойственно только круговому движению ума, обнаруживающему одинаковость, тождественность, упорядоченность и равномерность. Бог же сам по себе превыше даже подобного

руководства и действия, досточтимый и святой, находящийся вверху и пребывающий в себе, и именно это пытается обозначить его положение. Он, проплывая на корабле, представляет управляющую космосом власть. Итак, подобно тому, как кормчий, будучи обособленным от судна, управляет его рулем, так и Солнце, будучи обособленным, управляет кормилами всего космоса. Далее, подобно тому, как кормчий направляет все сверху, с кормы, привнося от себя первое, краткое, начало движения, так, значительно раньше даже первых начал природы бог сверху нераздельно предоставляет первичные причины движений. Итак, вот какие важнейшие вещи показывает то, что он плывет на корабле ¹³⁶.

3. Поскольку всякая частица небес, всякий знак зодиака, всякое небесное движение и всякое время, в продолжение которого движется космос и все вообще воспринимает нисходящие от Солнца силы, частью соединяющиеся с перечисленным, а частью стоящие превыше смешения с ним, то символический способ знаменования дает представление и о них, обозначая в своих речениях изменение их формы в зависимости от знаков зодиака и перемену их облика в зависимости от времени года и показывая неизменное, постоянное, не оскудевающее, всестороннее и всеобщее, исходящее от Солнца дарование всему космосу. Однако поскольку разные воспринимающие предметы движутся вокруг неделимого божественного дарования по-разному и сами приемлют разнородные силы Солнца в соответствии со своими собственными движениями, то вследствие этого символическое восприятие стремится единого бога показать при посредстве множества даруемых им предметов, а его единую силу представить как многообразие сил. Потому оно и утверждает, что он един и один и тот же, а замену

и преобразование его внешнего облика относит на счет воспринимающих его предметов. Потому-то оно и говорит, что он изменяется в зависимости от знаков зодиака и от времен года, поскольку эти предметы принимают разнообразные очертания по отношению к богу в согласии со многими способами его восприятия. С такими молитвами египтяне обращаются к Солнцу не только при его непосредственном узрении, но и в более обыденных мольбах, которые обладают подобным смыслом и возносятся к богу в подобном символическом таинстве. Именно поэтому было бы бессмысленно выдвигать какие-либо возражения против них.

4. Вопросы, следующие за рассмотренными, нуждались бы в более детальном изложении, если бы кто-нибудь вознамерился провести достаточное их рассмотрение. Тем не менее в ответе на них необходимо каким-то образом вкратце обрисовать истинное положение вещей. Ведь ты спрашиваешь, к чему обращены ничего не значащие имена ¹³⁷. На самом деле они не являются ничего не значащими в том смысле, как ты это предполагаешь. Напротив, пусть они будут нам непонятны, и некоторые-а именно те, ответ в отношении которых мы получили от богов,-даже понятны, все равно для богов все они значимы, причем не в смысле произнесения и не тем способом, который обозначается и разъясняется в человеческих видениях, но умно, в согласии с самим божественным человеческим умом, или беззвучно, или превосходяще и попросту и в соответствии с умом, пребывающим в единстве с богами. Итак, необходимо отказаться от всяческих домыслов и логических выводов на основании божественных имен, точно так же, как и от свойственных природным явлениям естественных звуковых подражаний. В этих именах необходимо видеть

умную, божественную и символизирующую божественное подобие примету. И пусть даже она нам непонятна -само это в ней самое священное. Ведь она превыше того, чтобы служить предметом познавательного расчленения. В самом деле, в отношении того, разделение чего мы знаем, мы в имени обладаем всем знанием о божественной сущности, силе и порядке.

В то же время мы сохраняем в душе и собранный воедино мистический и неизреченный образ богов, и при посредстве этого возвышаем всю свою душу до богов, и, возвысив, по возможности приводим ее в соприкосновение в богами. Но почему же среди божественных знаков мы предпочитаем чужеземные родным для каждого человека? И у этого факта имеется мистический смысл. Ведь поскольку боги объявили достойными их наречия священных народов, каковы египтяне и ассирийцы, то по этой самой причине мы и считаем, что необходимо пожертвовать своим родным языком ради родственного богам. Кроме того, поскольку их способ произнесения слов является самым древним, и в особенности вследствие того, что люди, познавшие первыми имена богов¹³⁸, передали их нам в сочетании с собственным языком как свойственным и подходящим для этих имен, мы сохраняем до сих пор неизменным божественный обычай их произнесения. Ведь даже если речь идет о каком-то ином предмете, подобающем богам, ясно, что им родственно вечное и неизменное.

5. Но слушающий, говоришь ты, обращает внимание на обозначаемые предметы, и потому его мысль остается одной и той же и самой по себе достаточной, каким бы ни было имя. Однако дело обстоит не так, как ты предполагаешь. Ведь если бы имена были когда-то установлены на основании договоренности, то тогда не было бы никакой

разницы, принять одни имена или другие. Но если они имеют отношение к природе сущего, то те из них, которые в большей степени ей соответствуют, и богам будут, конечно, более любезны. Так вот, вследствие этого очевидно, что язык священных народов предпочтен языку остальных людей разумным образом. Ведь переведенные имена не сохраняют мысль в точности той же самой и у каждого народа существуют некие особенности, которым невозможно дать обозначение в языке другого народа. Далее, даже если по возможности перевести их, все равно они уже не сохранят той же самой силы. Кроме того, чужеземные имена заключают в себе значительную выразительность при значительной же краткости и в меньшей степени причастны двусмысленности, пестроте и множественности оборотов речи. Стало быть, по всем этим причинам они и подобают лучшим.

Далее, отбрось прочь то не имеющее отношения к истине предположение, будто тот, к кому обращены заклинания, является или египтянином, или кем-то владеющим египетским языком. Скорее считай, что, поскольку египтяне первые удостоились сопричастности богам, боги радуются, получая обращение по священным обычаям египтян. Если же все эти имена являются лишь уловками колдунов, то каким образом они, пребывающие в самом тесном единстве с богами, связывающие нас с ними и чуть ли не обладающие равными с лучшими силами, могли бы быть измышлениями воображения, когда без них не совершается никакое жреческое действие? Кроме того, они не служат прикрытием и наших страстей, при посредстве которых якобы посвящаются божеству. Ведь мы обращаем к богам подходящие им по природе слова, опираясь отнюдь не на то, в чем мы могли бы испытать страсть, а, наоборот, на свойственное

им. И не иначе мы мыслим о божественном, чем оно само является на самом деле. Напротив, как это положено по природе и как постигли истину подобного первые люди, установившие для себя законы священного служения, так и мы остаемся подвластными этим законам. Ведь, даже если последним соответствует какой-то другой, приличный святости и верный обычай, все равно нужно сберегать своего рода священные убежища древних молитв в неизменности и постоянстве, не отбрасывая никакую их часть и не присоединяя ничего постороннего. Ведь нечто вроде этого ныне стало причиной появления всех этих преходящих имен и способов молитв, поскольку они, постоянно меняясь из-за стремления эллинов к нововведениям и несоблюдению законов, все никак не получат своего завершения. Ведь эллины, склонные по природе к новшествам и торопливые, проникают повсюду, не обладая никакой опорой в себе и не сохраняя даже то, что они могли бы воспринять от кого-то, но, отбросив вскоре даже это, они преобразуют все в угоду безостановочному измышлению. Варвары же, будучи тверды в своих обычаях, и в речах держатся стойко за одно и то же. Именно поэтому они и любезны богам и обращают к ним слова, радующие их. Изменять же эти слова никоим образом не положено никакому человеку. Вот что я отвечаю тебе относительно невыразимых имен, называемых варварскими, но на самом деле являющихся приличествующими святости.

1. Оставив в стороне это, как ты говоришь, ты хочешь, чтобы тебе было разъяснено, чем, как полагают египтяне, является первая причина: умом ли или чем-то превыше ума, и единственная ли она или существует совместно с другой или с другими, и бестелесна ли она или телесна, и тождественна ли демиургу или предшествует ему, и из одного ли все или из многого, и знают ли они материю или первичные телесные качества, и не рождена ли материя или рождена.

Так вот, сперва я объясню тебе причину, по которой в книгах древних толкователей священных текстов приводится множество различающихся между собой мнений по данному поводу, а у живущих ныне мудрецов рассуждение о великом попросту не допускается. Стало быть, я говорю, что, поскольку имеется множество сущностей и они совершенно различны, возможно наличие и множества их начал,

обладающих неодинаковым порядком и различных в представлении разных древних жрецов. Все эти начала полностью показал Гермес в двадцати тысячах книг, как их учел Селевк, или в тридцати шести тысячах пятистах двадцати пяти, как рассказывает Манефон¹³⁹. Различные древние авторы, отбирая разные начала применительно к отдельным сущностям, много раз толковали их. Нужно найти истину для всех них и растолковать ее тебе по возможности кратко. Сперва выслушай ответ в отношении того, что ты спросил в первую очередь.

2. Превыше истинно сущего и всех начал стоит единый бог, превосходящий даже первого бога и царя, пребывающий неподвижным в единстве собственной единичности. Ведь к нему не примешивается ни умопостигаемое, ни что-либо другое. Наличествует некая парадигма своего собственного прародителя, своего собственного потомка и единого порождающего бога, истинного блага. Ведь она является чем-то весьма великим и изначальным, источником всего и основанием первых существующих мыслимых идей. Благодаря этому единому не нуждающийся в посторонней помощи бог освещает самого себя, и потому-то он и является прародителем самого себя и не нуждается в посторонней помощи. Ведь он -начало и бог богов, единица из единого, предсущность и начало сущности. Ибо от него – сущностность и сущность, почему именно он и называется прародителем сущности. Ведь он сам-предсущее сущее, начало умопостигаемого, почему он и именуется властителем ума ¹⁴⁰. Итак, вот каковы важнейшие начала всего, которые Гермес ставит превыше эфирных, огненных и небесных богов, посвятив сто книг исследованию огненных богов, и равное им число -исследованию эфирных, и тысячу – небесных.

3. В соответствии с другим порядком он ставит первым бога Эмефа, повелевающего небесными богами, который, как он утверждает, есть ум, мыслящий самого себя и обращающий свои мысли на самого себя. Впереди него он ставит единое, неделимое и, как он говорит, первое воспринятое дитя, которого и именует Эйктоном. Именно в нем пребывает первое мышление и первое умопостигаемое, которое и получает поклонение только при посредстве молчания. Вслед за ними во главе созидания видимых предметов стоят другие вожди. Ведь творящий ум, покровитель истины и мудрости, приходящий к становлению и выводящий на свет неявную силу скрытых смыслов, на языке египтян называется Аммоном, тот, кто не ложно, искусно и истинно созидает отдельное – Фта (эллины заменяют Фта на Гефеста, приписывая ему власть только в области искусства), а тот, кто создает блага, зовется Осирисом или же получает другие наименования вследствие иных своих способностей и действий ¹⁴¹.

Далее, у египтян существует и некое иное начальствование над всеми стихиями становления и заключенными в них силами, четырьмя мужскими и четырьмя женскими, которое они считают принадлежащим Солнцу¹⁴². Имеется и иное начало всей становящейся природы, которое они относят на счет Луны. Расчленяя небеса на две, четыре, двенадцать, тридцать шесть или вдвое больше того частей или же разделяя их как-то иначе, они устанавливают большее или меньшее начальствование над этими частями и предпосылают всем им того единственного, который стоит превыше их. Таким образом, представление египтян о началах- от самых высших до самых низших-опирается на единое и достигает множества, в то время как многое, в свою очередь, управляется единым и повсюду неопре-

деленная природа подчиняется власти некоей определенной меры и высшей, единственной из всех причины. Материю же бог произвел из сущностности подразделенной материальности; восприняв ее, исполненную жизни, демиург и сотворил на ее основе простые и бесстрастные сферы¹⁴³, а худшее в ней упорядочил в виде рождающихся и гибнущих тел.

4. Стало быть, после того как подобное таким образом правильно разъяснено, ясно и истолкование содержания иных книг, с которыми, как ты говоришь, ты случайно встретился. Ведь те из них, которые находятся в обращении как принадлежащие Гермесу, охватывают герметические мнения, даже если зачастую написаны философским языком, ибо они переведены с египетского языка людьми, не чуждыми философии. Херемон ¹⁴⁴ же и другие авторы, которые касаются первых космических причин, истолковывают низшие начала. Далее, все те, кто излагает сведения о планетах, зодиаке, деканах, гороскопах и о так называемых властителях и вождях, ведут речь о частных распределениях начал ¹⁴⁵. И книги в Салмесхиниаках ¹⁴⁶ охватывают мельчайшую часть герметических заветов. Также и сочинения о звездах, о восходах или закатах Солнца или о приращениях или убываниях Луны в числе этих книг были причастны египетскому исследованию причин. Далее, египтяне не говорят, что все вещи являются природными, но выделяют и душевную, и умную жизнь из природы, причем не только в отношении мироздания, но и в отношении нас самих. Поставив на первое место ум и рассудок, существующие сами по себе, они утверждают, что таким образом созидаются возникающие вещи. Они ставят впереди демиурга – праотца становящихся вещей – и познают предшествующую небесам и заключенную в небесах

жизненную силу. Они заранее располагают превыше космоса чистый ум: и один, неделимый по всему космосу, и другой, разделенный по всем космическим сферам ^М7. И они не только умосозерцают это в пустом словопрении, но и предписывают в ходе жреческой теургии перед лицом бога и демиурга восходить к высшим, всеобщим и превосходящим рок вещам, не привлекая на свою сторону материю и не воспринимая, помимо этого, ничего другого, кроме разве что соблюдения надлежащей меры.

5. И этот путь указал Гермес. Истолкование же его дал царю Аммону¹⁴⁸ пророк Вития ^14Э, отыскав его описание начертанным в виде иероглифических письмен в храмах Саиса Египетского ¹⁵°, и он же передал и имя бога, пронизывающее весь космос. Существуют и многие другие предписания по тому же самому поводу, так что, я думаю, ты зря сводишь все представления египтян к природным причинам. Ведь у них существует большее количество начал, относящихся к большему количеству сущностей, и сверхкосмические силы, служение которым они определили в жреческом священном обряде. Итак, я полагаю, что перечисленное предоставляет общие отправные точки для разрешения и всех последующих вопросов. Однако, поскольку нужно не оставить неисследованным ничего в них, давай обратим внимание и на эти проблемы и проведем всестороннее исследование, чтобы знать, каким образом они связаны с какими-то дурными представлениями.

6. Итак, как ты говоришь, большинство египтян то, что обращено к нам, поставили в зависимость от движения звезд. Нужно предоставить тебе более детальное истолкование истинного положения дел, исходя из герметических представлений. Ибо человек, как гласят эти книги, имеет две души: одна существует благодаря первому умопостигаемому

и причастна силе демиурга, а другая вкладывается круговращением небес, в которое дополнительно привнесена богосозерцающая душа. Поскольку это на самом деле так, душа, нисходящая к нам из космоса, следует его круговращениям, а та, что умно присутствует благодаря умопостигаемому, превосходит созидающее становление окружение, и благодаря ей возникает и освобождение от рока, и восхождение к умопостигаемым богам, и вся та теургия, которая возносится к нерожденному, совершается в соответствии с подобной жизнью ¹⁵¹.

7. Стало быть, уже не все, как ты ошибочно полагаешь, заковано в нерасторжимые оковы необходимости, которую мы называем роком. Ведь душа обладает собственным началом для восхождения к умопостигаемому, отстранения от возникающих вещей и соприкосновения с сущим и божественным. Мы не приписываем подвластность року также самим богам, которым мы поклоняемся и в храмах, и в виде изваяний, как освободителям от рока. Наоборот, боги уничтожают рок, а худшие природы, отпадающие от них и переплетающиеся со становлением космоса и с телом, вершат рок¹⁵². Следовательно, мы по справедливости совершаем всяческое священное служение в честь богов, чтобы они, единственные повелители необходимости, в разумном убеждении уничтожили назначенное роком зло.

Впрочем, не все заточено в природу рока; напротив, существует и другое начало души, стоящее превыше всякой природы и порождения, на основании которого мы в состоянии достигать единения с богами, возвышаться над космическим порядком и принимать участие в вечной жизни и деятельности наднебесных богов. Именно на основании его мы в состоянии освободить самих себя. Ведь всякий раз, когда оказывает свое воздействие лучшее в нас и душа

возносится к тому, что превосходит ее, она всецело обособляется от того, что привязывает ее к становлению, отстраняется от худшего, меняет одну свою жизнь на другую и посвящает себя иному порядку, совершенно оставив первоначальный.

8. Так что же? Можно освободить себя при посредстве движущихся по кругу богов – и полагать тех же самых богов определяющими судьбу и заковывающими жизни в нерасторжимые оковы? Пожалуй, ничто не препятствует даже тому, чтобы в богах, притом что они заключают в себе множество сущностей и сил, наличествовали и другие, причем непреодолимые, различия и противоречия. Впрочем, можно сказать также и то, что в каждом из богов, пусть даже и в видимом, присутствуют некие умопостигаемые начала сущности, при посредстве которых для душ наступает освобождение от космического становления. И, следовательно, если бы кто-нибудь выделял два рода богов – космических и сверхкосмических, то освобождение для душ будет существовать при посредстве сверхкосмических. В трактатах же о богах более детально рассматривается то, какие из них являются возвышающими и в соответствии с какими своими силами, каким образом они уничтожают рок и при посредстве каких жреческих обращений, каков порядок космической природы и каким образом над ней властвует наисовершеннейшее умное действие. Таким образом, нечестиво даже произносить то, что ты почерпнул из Гомера: «Боги переменчивы». Ведь ритуалы, священного служения издревле определены чистыми и умными законами и менее совершенное освобождается превосходящим порядком и силой, и в то время как мы сами переменяемся к лучшей участи, происходит и наше отстранение от менее совершенного, причем в этом действии

нет чего-либо противоречащего изначальному священному закону, в связи с чем боги изменили бы свое решение под влиянием позднейшего священнодействия, но при изначальном возвращении бог послал души вниз с тем условием, чтобы они вновь вознеслись к нему. Итак, при этом восхождении души никакой перемены в богах не возникает и не противоречат друг другу сошествия душ вниз и восхождения их обратно. Ведь как в мироздании становление и все тому подобное тесно связано с умной сущностью, так и в душевном чине освобождение душ от становления созвучно их заботе о становлении ¹⁵³.