«…»

3. Не пытались восстановить положение в первые же дни, сосредоточить необходимые силы и перейти в решительную контратаку, а усиливали обороняющиеся части небольшими силами, что давало возможность противникубить их по частям (крусив наш. — Авт.).

Дальнейшее намерение противника сводится к тому, чтобы, действуя со стороны Котловина, гора Гунай, гора Гейман и с направления Фанагорийское по долине р. Псекупс, обойти главные силы нашей хадыженской группировки, изолировать ее и тем самым создать реальную угрозу выхода на побережье в район Туапсе…

Считаю необходимым немедленно создать ударные Группировки, перейти к активным действиям и полностью восстановить положение в районе к югу от Хадыженской и на участке Горячий Ключ, имея в виду ни в коем случае не допустить прорыва противника в район Туапсе». [442]

Особенно опасным являлся прорыв в центре оперативного построения 18-й армии, поэтому командование Черноморской группы решило нанести здесь сильный контрудар и уничтожить противника в районе Сосновка — гора Гейман и восстановить положение. Этот удар был назначен на 2 октября. Но немцы опередили и 1 октября сами ударили на этом участке, овладев населеными пунктами Котловина и Куринская. 7 октября войска генерала Камкова вновь попытались нанести контрудар с целью уничтожения гунайской и сосновской группировок противника. Однако из-за неорганизованности и слабой подготовки успеха этот удар не имел. В тот же день генерал Черевиченко приказал командующему 18-й армией прекратить разрозненные действия и, не распыляя сил, нанести последовательные удары по неприятельской группировке в районах Гунайки и Котловины. К 9 октября советские войска контратаками остановили дальнейшее продвижение противника. На правом крыле Черноморской группы войск наступила оперативная пауза, обе стороны готовились к продолжению борьбы на Туапсинском направлении.

Немцы усиливали свою группировку в районе Гуная, снимая части с других участков. В свою очередь, командование Закавказского фронта проводило ряд срочных мероприятий по усилению войск Черноморской группы. Из состава 56-й армии в 18-ю армию передавалась 353-я стрелковая дивизия. В район Туапсе в качестве резерва были переброшены 83-51 морская стрелковая бригада и отдельный полк морской пехоты. Кроме того, на усиление 18-й армии из резерва фронта передавались 107-я стрелковая бригада и 4 артиллерийских полка, 5-я воздушная армия пополнялась самолетами.

11 октября Ставка освободила от командования Черноморской группой генерал-полковника Я.Т. Черевиченко и назначила на его место генерал-майора И.Е. Петрова (Черевиченко затем 4 месяца командовал 5-й армией, короткое время побыл заместителем командующего Северо-Западным фронтом и почти полтора года находился в распоряжении Ставки — не могли найти ему применения. В апреле 1945-го генерал-полковнику (!) доверили стрелковый корпус). [443]

Еще до этого Военным советом Черноморской группы войск был разработан план разгрома гунайской и хадыженской группировок противника. Для этой цели создавались две ударные группы: в районе Навагинской для удара на Хадыженскую и в районе Церковный для удара на Нефтяную. Такой план имел ряд серьезных недостатков. Во-первых, не учитывались реальные возможности сосредоточения войск. Им предстояло совершать перегруппировку только по одной дороге на каждом направлении, а в районе Церковного находилась всего одна вьючная тропа — для больших начальников карта оставалась гладкой бумагой, на которой можно нарисовать все, что угодно. Во-вторых, переброска войск на фланги ослабляла центр 18-й армии, видимо, считалось, что противник уже утратил инициативу.

Пока велась эта сложная перегруппировка, немцы 14 октября нанесли два одновременных удара — из района Гунайка, гора Гейман и из района восточнее Фанагорийского на Шаумян, Садовое с целью окружить основные силы 18-й армии и прорваться к Туапсе. К исходу 15 октября егеря вышли к окраине Шаумяна; 198-я пехотная дивизия на левом фланге тоже прорвала советскую оборону и начала продвигаться по долине реки Хатыж. Положение на Туапсинском направлении становилось все напряженнее.

Полнокровная, прибывшая с советско-турецкой границы 408-я стрелковая дивизия оказалась изолированной от основных сил 18-й армии, сражавшихся на Шаумянском направлении, и от своих тылов. Единственной дорогой, соединявшей ее с армией, стала пешеходная тропа через Семашхо. [444] Части дивизии, удерживая оборону на невыгодных позициях, несли большие потери, иссякал запас снарядов, мин и патронов.

15 октября Ставка послала командующему Закавказским фронтом директиву, в которой говорилось:

«Из ваших наиболее частых посещений войск Северной группы и из того, что вами значительно большая часть войск направлена в состав этой группы, Ставка усматривает недооценку вами значения Черноморской группы и оперативно-стратегической роли Черноморского побережья.

Ставка разъясняет, что значение Черноморского направления не менее важно, чем направление на Махачкалу, так как противник выходом через Елисавет-польский перевал в Туапсе отрезает почти все войска Черноморской группы от войск фронта, что, безусловно, приведет к их пленению; выход противника в район Поти, Батуми лишает наш Черноморский флот последних баз и одновременно предоставляет противнику возможность дальнейшим движением через Кутаиси и Тбилиси, а также от Батуми через Ахалцих, Ленинанкан по долинам выйти в тыл всем остальным войскам фронта и подойти к Баку».

Этой же директивой предписывалось немедленно перебросить в состав 18-й армии 3 гвардейские стрелковые бригады — 10,11,12-ю из резерва Северной группы, 63-ю кавалерийскую дивизию из состава 46-й армии, 83-ю морскую стрелковую бригаду из 47-й армии, а также передать Черноморской группе 83-ю горнострелковую дивизию, прибывшую из Ирана. Все эти части уже через 5 дней находились в районе боевых действий.

Противник между тем продолжал наступать и 16 октября вышел к Навагинской, а на следующий день овладел Шаумяном и завязал бои за Елисаветпольский перевал. Фанагорийская группировка к 16 октября захватила урочище Степки и стала распространяться дальше. Генерал Руофф был уверен в полном успехе предприятия, кольцо почти уже захлопнулось. [445] В этот день в журнале боевых действий группы армий «А» появилась запись:

«Сопротивление противника в районе Туапсе, сделавшееся в последние дни заметно слабее, позволяет сделать вывод, что силы сопротивления русских сильно надломлены нашим непрерывным наступлением, а также эффективной поддержкой авиации».

17 октября генерал Петров со штабом выехал к Камкову, чтобы разобраться в ситуации. В ходе проверки выяснилось, что

«командующий 18-й армией и его штаб не знали действительного положения дел на фронте. Они потеряли связь с соединениями левого фланга армии. Командованию армии доже не было известно о том, что противник захватил Шаумян. Оно пренебрегло условиями местности и стремилось создать сплошной фронт, в результате чего войска, поступавшие в армию из резерва, распылялись, вместо того чтобы сосредоточиваться для нанесения контрударов в наиболее угрожаемых местах».

Видя такие действия руководства армии и учитывая обстановку, Военный совет фронта решил сменить командующего 18-й армией генерал-лейтенанта Ф.В. Камкова и назначить на его место ставшего своеобразным «пожарным» генерал-майора А.А. Гречко, который до этого командовал 47-й армией на Новороссийском направлении. Камкова тоже не обидели — отправили на место Гречко командовать 47-й армией. Рокировка была проведена 19 октября.

Новый командарм-18 решил сосредоточить усилия армии и выделенные в его распоряжение резервы для нанесения контрудара по группировке противника, вышедшей в район Шаумяна. Интересно, что много и пространно рассуждая о создании глубокоэшелонированной обороны, никто и не думал заниматься этим на практике. В итоге 19 октября немецкие войска сами перешли в наступление и захватили перевал Елисаветпольский и гору Кочканова. [446] Генералу Гречко, избегая окружения, пришлось отводить свой левый фланг. Противник продолжал развивать наступление на Гойтх, Георгиевское.

С утра 21 октября после сильной артиллерийской и авиационной подготовки немцы нанесли новый удар из района Гунайки. Егеря раздавили сопротивление сильно поредевшей и оставшейся без боеприпасов 408-й стрелковой дивизии, проникли на северную окраину Перевального и овладели Гойтхом. Передовые германские части вышли к долине реки Туапсинка, от которой до Туапсе оставалось немногим более 30 км. Но на этом рубеже к исходу 23 октября немцы были остановлены, а затем с 31 октября перешли к обороне. Слава Богу, наши бравые генералы смогли сделать хотя бы это. Правда, учитывая, что в октябре против семи вражеских дивизий с советской стороны действовали десять стрелковых и три кавалерийские дивизии, восемь стрелковых и одна мотострелкрвая бригада, не считая отдельных отрядов и полков морской пехоты, достигнутые результаты не впечатляют.

Чем могли помогали наземным войскам летчики 5-й воздушной армии и ВВС Черноморского флота. Правда, и в октябре 1942 года им приходилось сталкиваться с теми же трудностями:

«Управление авиацией по радио тогда еще переживало свой начальный период (!). Рации имели лишь самолеты новых конструкций, созданные в ходе войны (неужели наличие радиостанции на борту настолько зависит от конструкции самолета? Помнится мне, англичане успешно испытали взаимодействие корабля и самолета, оснащенного радиостанцией, летом 1913 года. Надо было купить у англичан этот аэроплан новейшей конструкции. — Авт.), а поскольку они выходили на задание вместе со старыми, не имевшими раций, то управлении ими в воздухе осуществлялось, как и прежде, с помощью ракет. Кстати, многие летчики, на самолетах которых имелись рации, поначалу не умели ими квалифицированно пользоваться. [447] По выработавшейся привычке больше доверяли ракетным сигналам и покачиваниям крыльями ведущих самолетов (так их и сбивали, пока они крыльями покачивали. — Авт.). Сначала пришлось внедрять радиосвязь в основном на земле между штабами соединений и аэродромов (интересно, конструкция аэродрома как-нибудь на это влияла? — Авт.)».

Тот же источник о взаимодействии с пехотой:

«Зашла речь и об ударах авиации по переднему краю противника. Мы у себя в штабе хорошо понимали огромное значение таких ударов, но планировали их крайне редко (бомбовые удары наносились в основном по тылам противника. — Авт.). Для этого требовалось, чтобы наши войска обозначали свой передний край белыми полотнищами, кострами и ракетами, но общевойсковые командиры не всегда соглашались выполнять просьбы авиационного командования. И их можно понять: костры, полотнища и даже ракеты почти всегда становились ориентирами не только для нашей, но и для вражеской авиации».

Которую, к тому же, наземные командиры видели над собой гораздо чаще.

Последнюю попытку прорваться к Туапсе через Георгиевское немцы предприняли в середине ноября. К 23 ноября они вклинились в оборону 18-й армии на глубину 8 км и по фронту до 10 км, но здесь были остановлены, а 26 ноября фланговыми контрударами советских войск отброшены на исходные позиции. К середине декабря их оттеснили на реку Пшиш.

На этом закончилась Туапсинская операция: германским войскам так и не удалось прорваться к Черному морю юго-восточнее Новороссийска.

К концу сентября обстановка на театре военных действий стала менее напряженной, чего нельзя сказать об обстановке в германских штабах. После всех победных фанфар исход сражения за Кавказ оказался для Гитлера слишком неожиданным: германские войска оказались остановлены на всех направлениях. Настало время искать виновных за фактический провал операции «Эдельвейс».

Еще 29 августа генерал Гальдер записал в дневнике свой разговор с фюрером:

«Сегодня были очень раздраженные споры по поводу руководства операциями в группе армий „А“. Пришлось говорить по телефону с Листом о тех мерах, которые надлежало бы принять, чтобы снова сделать наши действия маневренными».

Через два дня, 1 сентября, Гитлер заявил на совещании руководящего состава вермахта:

«Все зависит от упорства! Противник израсходует свои силы быстрее, чем мы… Кто-то должен выдохнуться, но не мы».

Тем не менее удары германских соединений в направлении Баку явно становились все слабее и слабее. 8 сентября Гальдер записал:

«Надостаточное продвижение группы армий „А“ серьезно разочаровывает фюрера».

Чтобы установить причины неудач, Гитлер откомандировал к Листу в Сталино начальника штаба оперативного руководства ОКБ генерала Йодля. [436] Докладывая ему обстановку, Лист прямо сказал, что следует отказаться от попыток выхода к Черному морю через Кавказский хребет. Генерал-фельдмаршал просил Йодля доложить об этом фюреру и посоветовать ему, чтобы он разрешил отвести части горнострелкового корпуса хотя бы за перевалы, поскольку 49-й горнопехотный корпус рисковал оказаться в изоляции. Лист также заявил о том, что наступление 1-й танковой армии на Баку близко к своей остановке. Когда Йодль вернулся в ставку Гитлера и доложил о своих переговорах с Листом, о том, что перспективы боев на Кавказе мрачные, фюрер пришел в ярость.

10 сентября генерал-фельдмаршал Лист был снят с поста командующего группой армий «А». Гитлер принял его обязанности на себя и в течение месяца лично руководил операциями группы, стремясь добиться перелома в битве.

Войска группы армий «А» в середине сентября уже не могли наступать по всему фронту. Поэтому германское командование приняло решение о нанесении последовательных ударов сначала на Туапсе, а затем на Орджоникидзе. В беседе с Кейтелем 18 сентября Гитлер заявил:

«Решающим является прорыв на Туапсе, а затем блокирование Военно-Грузинской дороги и прорыв к Каспийскому морю».

Ближайшая задача наступления на Туапсинском направлении состояла в том, чтобы кратчайшим путем выйти на побережье Черного моря, отрезать Черноморскую группу войск от основных сил Закавказского фронта, лишить Черноморский флот всех баз и портов. В случае успеха фронт сокращался почти на 200 км, что позволяло высвободить около десяти дивизий, которые можно было бы перебросить в сторону желанных нефтеносных районов на Каспии. Проведение операции возлагалось на 17-ю армию генерала Руоффа и части горнопехотного корпуса генерала Конрада. Один удар планировалось нанести от Нефтегорска, второй — от Горячего Ключа. Клещи должны были замкнуться у поселка Шаумян, в 30 км севернее Туапсе, создавая «котел» для 18-й армии генерала Камкова. [437]

Оценивая расстановку сил перед этой операцией, советские историки, как обычно, пользуются своей особой, специально разработанной для таких случаев арифметикой:

«После провала планов прорваться на Туапсинском направлении в Закавказье в августе — сентябре 1942 года немецко-фашистское командование решило силами 17-й армии (свыше 162 тысяч человек, 147 танков и штурмовых орудий, 1316 орудий и 950 минометов) при поддержке части сил 4-го воздушного флота (350 самолетов) вновь нанести удары… и окружить основные силы 18-й армии (32 тысячи человек, 244 орудия, 362 миномета)… Для нанесения главного удара из войск немецкой 17-й армии была создана группа „Туапсе“.

Отсюда даже слепому должно быть видно, что опять у врага подавляющее превосходство над нашими войсками. Непонятно только, почему все силы группы армий «А» или армии Руоффа сравниваются с одной несчастной армией Камкова? Почему, например, не с 383-й стрелковой дивизией Провалова? Было бы еще страшнее. Или взводом лейтенанта Рябцева? Ясно, что это величины несоизмеримые.

Попробуем сравнить иначе. Всего к этому времени в группе армий «А» имелось 26 дивизий, из них 3 танковые. В состав противостоящих им войск Закавказского фронта входило более 60 стрелковых и кавалерийских дивизий, 31 стрелковая бригада, 10 танковых бригад, не считая бронепоездов, отдельных танковых батальонов и горнострелковых отрядов. Согласимся, в таком виде соотношение сил выглядит несколько иначе. На 1 октября в частях Закавказского фронта числилось 165423 коммуниста (умножаем на два, ведь «партбилет делает вдвое сильнее») и 219131 комсомолец, а на одного коммуниста приходилось три беспартийных. [438] Между прочим, медаль «За оборону Кавказа» получили около 870 тыс. человек — в основном выжившие. Этой награды, учрежденной в 1944 году, не удостоились погибшие, пропавшие без вести, оказавшиеся в плену.

Далее: 17-й армии Руоффа с ее 18 дивизиями противостоял не один генерал Камков, а четыре советских армии — 47, 56, 18, 46-я.

И даже по сравнению с ударной группой «Туапсе» силы нашей 18-й армии смотрятся не так уж бледно. С немецкой стороны в операции участвовали 7 дивизий — 46, 125,198-я пехотные, 97-я и 101-я егерские, 1-я словацкая мотодивизия и сводная горнопехотная дивизия Ланца. У генерала Камкова и в Туапсинском оборонительном районе — семь стрелковых (31, 383, 328, 408, 236, 395 и 32-я гвардейская) и две кавалерийские (11-я и 12-я гвардейские) дивизии, четыре стрелковые и одна мотострелковая бригада, полк морской пехоты, плюс поддержка двух 130-мм береговых батарей, одной 180-мм железнодорожной батареи, артиллерии Черноморского флота, плюс непрерывная подпитка новыми дивизиями, бригадами, пушками и самолетами.

Другое дело, что Камков тоже оказался «не Гинденбург», — в анкете ничего, кроме кавалерийских курсов, а оборона строилась по правилам «самой передовой» советской военной науки. Так, дивизии первого эшелона, немотря на оперативную паузу, не имели сплошной линии обороны, а ограничились созданием ротных опорных пунктов, не установили инженерные заграждения, минные поля и даже рекогносцировку собственной полосы обороны не произвели. Зато усердно возводились заграждения и огневые точки на Черноморском побережье: в местах возможной высадки десантов устанавливались противопехотные минные поля, на берегу от Кабардинки до Туапсе завершалось строительство свыше 500 дотов и дзотов, устанавливалось более 300 управляемых фугасов. Тонны взрывчатки закладывались для вывода из строя Сухумского шоссе, разрушения мостов и подпорных стен.

На этих работах были задействованы основные силы саперных и инженерных частей, непосредственно для фронта этих специалистов «не хватило». И не только специалистов: страна великих строек коммунизма и на втором году войны не сумела обеспечить свою армию самым простым шанцевым инструментом. Пример из Тюленева:

«Стрелковая часть, оборонявшая горы Гунай и Гейман, раздобыла (!) два десятка лопат, но лома ни одного не имела. А попробуй-ка выдолби окоп в скале без лома! Выручил какой-то смекалистый интендант: наладил изготовление ломов из осей обозных повозок».

Интересно, а когда нужны были повозки, вместо осей вставляли ломы?

«При планировании работ, — пишет маршал Гречко, — штаб инженерных войск Черноморской группы допустил серьезные ошибки, особенно в распределении имевшихся инженерных и саперных подразделений. Так, на обслуживание заграждений, установленных на дорогах, было выделено слишком много саперных подразделений, тогда как на других участках саперов не хватало. Среди командного состава все еще существовало ошибочное мнение, будтно горно-лесистая местность сама по себе является хорошим прикрытием и нет надобности производить крупные оборонительные работы (весной 1940 года немцы протолкнули через Арденны целую танковую группу, а у нас два года спустя все еще „существовало ошибочное мнение“. — Авт.).

Все это привело к тому, что, хотя время и местностьпозволяли сделать оборону непреодолимой, она оставалась слабо оборудованной. Даже некоторые ключевые высоты оказались не укрепленными ине занятыми войсками (курсив наш. — Авт.). Опорные пункты не были приспособлены к круговой обороне, система огня не организована, а лесные завалы, созданные только по переднему краю обороны, не заминированы».

Ставка Верховного Главнокомандования указала командующим Закавказским фронтом и Черноморской группой войск:

«Поданным Генштаба, подтвержденным событиями последних дней, оборона войск Черноморской группы слабая, несмотря на то что время и местность позволяли сделать ее непроходимой».

Особенно слабой оказалась оборона на участке именно 18-й армии. При том, что по признанию генерала Провалова: «О готовящемся наступлении немцев на Туапсинском направлении нам было известно». Беда в том, что ожидали противника в долине реки Пшеха, но ожидания эти не оправдались.

25 сентября после 2-дневных мощных авиационных ударов по коммуникациям и боевым порядкам 18-й армии немцы силами 97-й и 101-й легкопехотных дивизий «неудержимой лавиной ринулись в атаку» из района Хадыженской на Шаумян. Сутки спустя 198-я пехотная дивизия начала прорыв от Горячего Ключа на Фанагорийское. В течение трех дней пять советских дивизий, почти месяц совершенствовавших перед этим свою оборону, «героически сдерживали натиск» трех германских пехотных дивизий.

27 сентября генерал Руофф ввел в полосе 383-й стрелковой дивизии альпийских стрелков Ланца. Им удалось прорвать фронт, овладеть горами Гунай, Нейман — здесь «эдельвейсов» не ожидали — и выйти в долину реки Гунайка, создавая угрозу тылам 18-й армии. Советские части начали отход на запад и юго-запад. Генерал Провалов, оправдывая свою неудачу, пишет, что его атаковала чуть ли не вся группа армий «А»:

«На 383— ю стрелковую дивизию немцы обрушили сразу альпийских стрелков Ланца, 97-ю егерскую, 46-ю специально подготовленную к боевым действиям в горах, мотодивизию СС „Викинг“, бельгийский легион „Валлоны“.

Генерал как-то забывает, что слева от него с вышеперечисленными соединениями противника дрались 236-я стрелковая и 32-я гвардейская дивизии, справа — 31-я стрелковая и 11-я кавалерийская дивизии, в тылу разворачивались резервные 328-я и 408-я стрелковые дивизии, 40-я мотострелковая бригада. [441] Ну а эсэсовцы из дивизии «Викинг» просто померещились, они в это время находились под Моздоком.

На Лазаревском направлении части 46-й немецкой пехотной дивизии перешли в наступление 28 сентября с участка Самурская, Нефтегорск и продвинулись почти до долины реки Пшеха.

29 сентября Ставка ВГК объясняла генералу Тюленеву обстановку:

«Несмотря на достаточное количество сил на Хадыженско-Туапсинском направлении и длительное время занятия войсками оборонительных рубежей, противник сумел с первых же дней наступления выйти во фланг и тыл частям 18-й армии, обороняющим дорогу Хадыженская — Туапсе.

1. Вместо глубоко эшелонированной сильной обороны части 18-й армии оказались разбросанными и, несмотря на общеепревосходство в силах (курсив наш. — Авт.), на каждом отдельном направлении оказывались слабее наступающего противника…