«…»

3. Не пытались восстановить положение в первые же дни, сосредоточить необходимые силы и перейти в решительную контратаку, а усиливали обороняющиеся части небольшими силами, что давало возможность противникубить их по частям (крусив наш. — Авт.).

Дальнейшее намерение противника сводится к тому, чтобы, действуя со стороны Котловина, гора Гунай, гора Гейман и с направления Фанагорийское по долине р. Псекупс, обойти главные силы нашей хадыженской группировки, изолировать ее и тем самым создать реальную угрозу выхода на побережье в район Туапсе…

Считаю необходимым немедленно создать ударные Группировки, перейти к активным действиям и полностью восстановить положение в районе к югу от Хадыженской и на участке Горячий Ключ, имея в виду ни в коем случае не допустить прорыва противника в район Туапсе». [442]

Особенно опасным являлся прорыв в центре оперативного построения 18-й армии, поэтому командование Черноморской группы решило нанести здесь сильный контрудар и уничтожить противника в районе Сосновка — гора Гейман и восстановить положение. Этот удар был назначен на 2 октября. Но немцы опередили и 1 октября сами ударили на этом участке, овладев населеными пунктами Котловина и Куринская. 7 октября войска генерала Камкова вновь попытались нанести контрудар с целью уничтожения гунайской и сосновской группировок противника. Однако из-за неорганизованности и слабой подготовки успеха этот удар не имел. В тот же день генерал Черевиченко приказал командующему 18-й армией прекратить разрозненные действия и, не распыляя сил, нанести последовательные удары по неприятельской группировке в районах Гунайки и Котловины. К 9 октября советские войска контратаками остановили дальнейшее продвижение противника. На правом крыле Черноморской группы войск наступила оперативная пауза, обе стороны готовились к продолжению борьбы на Туапсинском направлении.

Немцы усиливали свою группировку в районе Гуная, снимая части с других участков. В свою очередь, командование Закавказского фронта проводило ряд срочных мероприятий по усилению войск Черноморской группы. Из состава 56-й армии в 18-ю армию передавалась 353-я стрелковая дивизия. В район Туапсе в качестве резерва были переброшены 83-51 морская стрелковая бригада и отдельный полк морской пехоты. Кроме того, на усиление 18-й армии из резерва фронта передавались 107-я стрелковая бригада и 4 артиллерийских полка, 5-я воздушная армия пополнялась самолетами.

11 октября Ставка освободила от командования Черноморской группой генерал-полковника Я.Т. Черевиченко и назначила на его место генерал-майора И.Е. Петрова (Черевиченко затем 4 месяца командовал 5-й армией, короткое время побыл заместителем командующего Северо-Западным фронтом и почти полтора года находился в распоряжении Ставки — не могли найти ему применения. В апреле 1945-го генерал-полковнику (!) доверили стрелковый корпус). [443]

Еще до этого Военным советом Черноморской группы войск был разработан план разгрома гунайской и хадыженской группировок противника. Для этой цели создавались две ударные группы: в районе Навагинской для удара на Хадыженскую и в районе Церковный для удара на Нефтяную. Такой план имел ряд серьезных недостатков. Во-первых, не учитывались реальные возможности сосредоточения войск. Им предстояло совершать перегруппировку только по одной дороге на каждом направлении, а в районе Церковного находилась всего одна вьючная тропа — для больших начальников карта оставалась гладкой бумагой, на которой можно нарисовать все, что угодно. Во-вторых, переброска войск на фланги ослабляла центр 18-й армии, видимо, считалось, что противник уже утратил инициативу.

Пока велась эта сложная перегруппировка, немцы 14 октября нанесли два одновременных удара — из района Гунайка, гора Гейман и из района восточнее Фанагорийского на Шаумян, Садовое с целью окружить основные силы 18-й армии и прорваться к Туапсе. К исходу 15 октября егеря вышли к окраине Шаумяна; 198-я пехотная дивизия на левом фланге тоже прорвала советскую оборону и начала продвигаться по долине реки Хатыж. Положение на Туапсинском направлении становилось все напряженнее.

Полнокровная, прибывшая с советско-турецкой границы 408-я стрелковая дивизия оказалась изолированной от основных сил 18-й армии, сражавшихся на Шаумянском направлении, и от своих тылов. Единственной дорогой, соединявшей ее с армией, стала пешеходная тропа через Семашхо. [444] Части дивизии, удерживая оборону на невыгодных позициях, несли большие потери, иссякал запас снарядов, мин и патронов.

15 октября Ставка послала командующему Закавказским фронтом директиву, в которой говорилось:

«Из ваших наиболее частых посещений войск Северной группы и из того, что вами значительно большая часть войск направлена в состав этой группы, Ставка усматривает недооценку вами значения Черноморской группы и оперативно-стратегической роли Черноморского побережья.

Ставка разъясняет, что значение Черноморского направления не менее важно, чем направление на Махачкалу, так как противник выходом через Елисавет-польский перевал в Туапсе отрезает почти все войска Черноморской группы от войск фронта, что, безусловно, приведет к их пленению; выход противника в район Поти, Батуми лишает наш Черноморский флот последних баз и одновременно предоставляет противнику возможность дальнейшим движением через Кутаиси и Тбилиси, а также от Батуми через Ахалцих, Ленинанкан по долинам выйти в тыл всем остальным войскам фронта и подойти к Баку».

Этой же директивой предписывалось немедленно перебросить в состав 18-й армии 3 гвардейские стрелковые бригады — 10,11,12-ю из резерва Северной группы, 63-ю кавалерийскую дивизию из состава 46-й армии, 83-ю морскую стрелковую бригаду из 47-й армии, а также передать Черноморской группе 83-ю горнострелковую дивизию, прибывшую из Ирана. Все эти части уже через 5 дней находились в районе боевых действий.

Противник между тем продолжал наступать и 16 октября вышел к Навагинской, а на следующий день овладел Шаумяном и завязал бои за Елисаветпольский перевал. Фанагорийская группировка к 16 октября захватила урочище Степки и стала распространяться дальше. Генерал Руофф был уверен в полном успехе предприятия, кольцо почти уже захлопнулось. [445] В этот день в журнале боевых действий группы армий «А» появилась запись:

«Сопротивление противника в районе Туапсе, сделавшееся в последние дни заметно слабее, позволяет сделать вывод, что силы сопротивления русских сильно надломлены нашим непрерывным наступлением, а также эффективной поддержкой авиации».

17 октября генерал Петров со штабом выехал к Камкову, чтобы разобраться в ситуации. В ходе проверки выяснилось, что

«командующий 18-й армией и его штаб не знали действительного положения дел на фронте. Они потеряли связь с соединениями левого фланга армии. Командованию армии доже не было известно о том, что противник захватил Шаумян. Оно пренебрегло условиями местности и стремилось создать сплошной фронт, в результате чего войска, поступавшие в армию из резерва, распылялись, вместо того чтобы сосредоточиваться для нанесения контрударов в наиболее угрожаемых местах».

Видя такие действия руководства армии и учитывая обстановку, Военный совет фронта решил сменить командующего 18-й армией генерал-лейтенанта Ф.В. Камкова и назначить на его место ставшего своеобразным «пожарным» генерал-майора А.А. Гречко, который до этого командовал 47-й армией на Новороссийском направлении. Камкова тоже не обидели — отправили на место Гречко командовать 47-й армией. Рокировка была проведена 19 октября.

Новый командарм-18 решил сосредоточить усилия армии и выделенные в его распоряжение резервы для нанесения контрудара по группировке противника, вышедшей в район Шаумяна. Интересно, что много и пространно рассуждая о создании глубокоэшелонированной обороны, никто и не думал заниматься этим на практике. В итоге 19 октября немецкие войска сами перешли в наступление и захватили перевал Елисаветпольский и гору Кочканова. [446] Генералу Гречко, избегая окружения, пришлось отводить свой левый фланг. Противник продолжал развивать наступление на Гойтх, Георгиевское.

С утра 21 октября после сильной артиллерийской и авиационной подготовки немцы нанесли новый удар из района Гунайки. Егеря раздавили сопротивление сильно поредевшей и оставшейся без боеприпасов 408-й стрелковой дивизии, проникли на северную окраину Перевального и овладели Гойтхом. Передовые германские части вышли к долине реки Туапсинка, от которой до Туапсе оставалось немногим более 30 км. Но на этом рубеже к исходу 23 октября немцы были остановлены, а затем с 31 октября перешли к обороне. Слава Богу, наши бравые генералы смогли сделать хотя бы это. Правда, учитывая, что в октябре против семи вражеских дивизий с советской стороны действовали десять стрелковых и три кавалерийские дивизии, восемь стрелковых и одна мотострелкрвая бригада, не считая отдельных отрядов и полков морской пехоты, достигнутые результаты не впечатляют.

Чем могли помогали наземным войскам летчики 5-й воздушной армии и ВВС Черноморского флота. Правда, и в октябре 1942 года им приходилось сталкиваться с теми же трудностями:

«Управление авиацией по радио тогда еще переживало свой начальный период (!). Рации имели лишь самолеты новых конструкций, созданные в ходе войны (неужели наличие радиостанции на борту настолько зависит от конструкции самолета? Помнится мне, англичане успешно испытали взаимодействие корабля и самолета, оснащенного радиостанцией, летом 1913 года. Надо было купить у англичан этот аэроплан новейшей конструкции. — Авт.), а поскольку они выходили на задание вместе со старыми, не имевшими раций, то управлении ими в воздухе осуществлялось, как и прежде, с помощью ракет. Кстати, многие летчики, на самолетах которых имелись рации, поначалу не умели ими квалифицированно пользоваться. [447] По выработавшейся привычке больше доверяли ракетным сигналам и покачиваниям крыльями ведущих самолетов (так их и сбивали, пока они крыльями покачивали. — Авт.). Сначала пришлось внедрять радиосвязь в основном на земле между штабами соединений и аэродромов (интересно, конструкция аэродрома как-нибудь на это влияла? — Авт.)».

Тот же источник о взаимодействии с пехотой:

«Зашла речь и об ударах авиации по переднему краю противника. Мы у себя в штабе хорошо понимали огромное значение таких ударов, но планировали их крайне редко (бомбовые удары наносились в основном по тылам противника. — Авт.). Для этого требовалось, чтобы наши войска обозначали свой передний край белыми полотнищами, кострами и ракетами, но общевойсковые командиры не всегда соглашались выполнять просьбы авиационного командования. И их можно понять: костры, полотнища и даже ракеты почти всегда становились ориентирами не только для нашей, но и для вражеской авиации».

Которую, к тому же, наземные командиры видели над собой гораздо чаще.

Последнюю попытку прорваться к Туапсе через Георгиевское немцы предприняли в середине ноября. К 23 ноября они вклинились в оборону 18-й армии на глубину 8 км и по фронту до 10 км, но здесь были остановлены, а 26 ноября фланговыми контрударами советских войск отброшены на исходные позиции. К середине декабря их оттеснили на реку Пшиш.

На этом закончилась Туапсинская операция: германским войскам так и не удалось прорваться к Черному морю юго-восточнее Новороссийска.

В ходе Малгобекской операции войска Северной группы накапливали силы для наступления. Со своей стороны германское командование также готовилось нанести удар 1-й танковой армией на Грозный и далее на Махачкалу и Баку. [448]

На правом фланге группы войск Закавказского фронта в районе Старо-Щедринской в конце сентября сосредоточился 4-й гвардейский Кубанский казачий кавалерийский корпус, который передислоцировался сюда с Туапсинского направления.

В этот период между флангами Закавказского и Сталинградского фронтов существовал разрыв более чем в 200 км. Здесь от Буденовска до Каспийского моря простиралась безводная солончаковая степь, покрытая песчаными бурунами. В свою очередь, между левым флангом 1-й немецкой танковой армии и войсками, действовавшими на Сталинградском направлении, также имелся большой разрыв. Левый фланг 1-й танковой армии был, по существу, открыт: он прикрывался лишь небольшими моторизованными отрядами и кавалерийским полком фон Юнгшульца. Слабые гарнизоны находились в Левокумском, Владимировке и Ачикулаке.

Учитывая эти обстоятельства, командование Закавказского фронта решило выдвинуть на данное направление 4-й гвардейский кавкорпус, нанести им удар во фланг 1-й танковой армии и выйти ей в тыл. Такими действиями предполагалось прочно прикрыть железную дорогу Кизляр — Астрахань и отвлечь внимание противника от Малгобекско-Моздокского направления, где в это время советские войска готовились к наступлению. Удар корпуса должен был послужить началом наступления для 9-й армии и 10-го гвардейского стрелкового корпуса. Если бы эта операция стала успешной, то войска 1-й танковой армии оказались бы под угрозой окружения. Возможно, она бы и удалась, если бы планировалась с учетом точных данных о противнике и вариантов его возможных действий.

2 октября корпус генерала Кириченко двинулся по Прикумской степи в направлении на Ачикулак. Нигде не встретив противника, кавалеристы прошли за 12 дней, точнее ночей, всего 150 км. [449] Суворовские солдаты эту дистанцию одолели бы пешком суток за двое-трое. Красные казаки не торопились, стараясь не слишком удаляться от растянувшихся верблюжьих караванов с продовольствием фуражом и бочками с водой. Медлительность и нерешительность командования корпуса привели, во-первых, к потере внезапности, во-вторых, задерживали начало наступления 9-й армии и 10-го стрелкового корпуса.

В десятых числах октября казачьи части вошли в соприкосновение с немцами в районе Абдул-Газа, Махмут-Мектеб и Березкин. Стремительным «ударом в сабли» кавалеристы овладели этими населенными пунктами и продолжили движение на Ачикулак, где противник, по данным разведки, имел гарнизон в составе батальона пехоты, 400 всадников и 30 танков.

Однако эти данные были ошибочны. Германское командование обнаружило неспешное продвижение 4-го кавалерийского корпуса и, не имея других резервов, перебросило из Донбасса для прикрытия левого крыла и тыла 1-й танковой армии части корпуса особого назначения «Ф».

Особый штаб «Ф» во главе с генералом авиации Гельмутом Фельми, считавшимся в рейхе знатоком Востока, был создан еще в мае 1941 года. В задачи штаба входило руководство диверсионной деятельностью, агентурной разведкой, специально сформированными воинскими националистическими частями на Ближнем и Среднем Востоке, а также на Кавказе. Местом первоначальной дислокации штаба был избран лагерь на мысе Суниоц в Южной Греции, где проходили подготовку арабы, которые в будущем должны были составить ядро «иракско-арабской армии».

Летом 1942 года, после захвата Ростова, накануне прорыва группы армий «А» на Кавказ, германское командование решило, что сложились благоприятные условия для реализации далеко идущих планов, связанных с вторжением в Иран, Ирак и затем в Индию. [450] По сравнению с такими блестящими перспективами взятие какого-то там Тбилиси казалось пустячным делом.

20 августа ОКБ приняло решение приступить к развертыванию Особого штаба «Ф» в корпус особого назначения «Ф» и перебросить его в резерв штаба группы «А» в Сталино. Согласно планам, корпус Фельми после вступления немецких войск в Тбилиси подлежал переброске по железной дороге через Ростов на Кавказ и в дальнейшем должен был наступать по направлению Западный Иран — Ирак с выходом к Персидскому заливу, к Басре. На Ближнем Востоке корпусу, смыкая «большие клещи», надлежало соединиться с итало-германскими войсками, которым к тому времени предстояло овладеть Суэцким каналом. К 3 октября корпус сосредоточился в районе Сталино и формально вошел в состав группы «А», фактически подчиняясь ОКБ.

В корпусе «Ф» имелись подразделения и части всех родов войск, что позволяло ему действовать самостоятельно. В состав корпуса входили 3 усиленных моторизованных батальона, каждый из которых насчитывал до 1000 человек. 1-й и 2-й батальоны были укомплектованы исключительно солдатами и офицерами вермахта, 3-й состоял полностью из арабов. Каждый мотобатальон по составу, вооружению, тактическим и огневым возможностям приравнивался к полку. Кроме того, в корпус входили: отдельный танковый батальон (25 танков), авиационный отряд (25 самолетов), рота связи, саперная и минометная роты, разведотряд, кавалерийский эскадрон, взвод метеослужбы, автоколонна. Артиллерия состояла из дивизиона 4-батарейного состава, батареи 105-мм штурмовых орудий, тяжелого и легкого зенитных дивизионов — всего 120 орудий и минометов…

Корпус «Ф» был полностью механизирован и располагал возможностью при наступлении на Ирак вооружить дивизию из аборигенов-добровольцев. Численность корпуса первоначально составляла около 6000 человек. [451] После переброски на Кавказ ему были приданы кавалерийский полк и один батальон 201-го танкового полка. Личный состав корпуса, помимо военной и политической подготовки, занимался изучением географии и истории стран Ближнего и Среднего Востока, а также Индии. Солдаты и офицеры владели турецким, персидским, арабским и другими восточным языками, вдобавок они знали французский и английский.

Первоначально корпус особого назначения должен был выступить как ударно-штурмовое соединение и политический центр похода германской армии на Кавказ и страны Востока. Личному составу вменялось в обязанность проводить разведывательно-диверсионную, пропагандистско-агитационную работу, заниматься подготовкой антисоветских восстаний на Кавказе.

Верховное командование поставило перед генералом Фельми двойную задачу: 1) двигаться под строжайшим секретом вслед за группой армий «А» на Иран через Баку и по Военно-Грузинской дороге, в зависимости от того, где быстрее обозначится успех; 2) оказать помощь 1-й танковой армии в преодолении усиливающегося сопротивления противника.

Поскольку успех никак «не обозначался», все большую важность приобретала вторая задача. Наконец, 6 октября Гитлер приказал бросить части генерала Фельми на осуществление операции — «как можно скорее перерезать железную дорогу, идущую от Кизляра на север». 15 октября началась переброска корпуса в Буденновск, к району предстоящих военных действий, а уже 17-го корпус «Ф» вошел в боевое соприкосновение «с сильной кавалерией» противника…

17 октября части 30-й кавалерийской дивизии 4-го гвардейского Кубанского корпуса вместо неожиданного ночного удара на Ачикулак безуспешно атаковали с утра передовой отряд противника в Андрей-Кургане. В итоге дивизия сама попала под удар главных сил корпуса «Ф» и, понеся большие потери, отступила. [452] Немцы перешли в наступление против 9-й и 10-й гвардейских кавдивизий и после 2-дневных боев овладели Урожайным и Владимирской. На этом рубеже Фельми организовал прочную оборону, хорошо подготовленную в инженерном отношении, за которой расположились моторизованные части. В результате корпус Кириченко не выполнил поставленной задачи, а удар германских дивизий в направлении Нальчика окончательно похоронил план советского наступления.

Командующий фронтом приказал командиру корпуса с утра 30 октября, обходя опорные пункты противника, наступать на Степное, Соломенское и во взаимодействии с 63-й кавалерийской дивизией, прибывшей из Черноморской группы войск, и 10-м гвардейским стрелковым корпусом разгромить моздокскую группировку противника. Но Кириченко решил в ночь на 1 ноября вновь атаковать и захватить Ачикулак. Немцы к этому времени успели сосредоточить здесь дополнительно подразделения 360-го и 375-го гренадерских полков. Двое суток казаки вели безуспешные тяжелые бои с пехотой и танками противника, но захватить Ачикулак не смогли. Понеся большие и неоправданные потери в лобовых атаках на опорные пункты противника, корпус отступил, а 7 ноября без разрешения командования фронта и группы генерал Кириченко начал отводить свои дивизии на восток в направлении Черного Рынка.

Узнав об этом, генерал Тюленев телеграфировал командиру корпуса:

«Поставленная вам задача набеговых операций во фланг и тыл противника наилучшим образом обеспечивает прикрытие железной дороги Кизляр — Астрахань… и совершенно несовместима с вашим отходом на восток. Немедленно примите меры к установлению соприкосновения с противником своими передовыми частями и обеспечению за собой ранее занимаемой полосы… и активизируйте действия, разйедгрупп с захватом пленных и нарушением управления противника». [453]

Однако к этому времени казаки, вдоволь навоевавшись, уже отошли на 100 км на восток. Момент был упущен, красиво задуманный маневр не осуществился. В нашей официальной истории «рейд закончился блестящим успехом кубанцев».

Корпус «Ф» остался на занимаемых позициях. Изрядно потрепанный, он оказался не способен вести наступательные действия. К тому же его активность сдерживалась острым дефицитом горючего и отсутствием авиационного прикрытия — все ресурсы Клейст бросил на Грозненское направление. В конце концов элитное специальное соединение генерала Фельми использовалось как обычный армейский корпус (в январе 1943 года он был вновь преобразован в Особый штаб «Ф», а в феврале — переброшен в Тунис, где еще через 3 месяца капитулировал у мыса Бон в составе 250-тысячной итало-немецкой группировки).

После провала попытки прорваться через Эльхо-товские ворота, германское командование решило захватить сначала Орджоникидзе. Одновременно намечалось, закрыв Военно-Грузинскую дорогу, разъединить советские части, а затем развивать наступление на Грозный, Баку и по Военно-Грузинской дороге на Тбилиси. 14 октября в журнале боевых действий группы армий «А» появилась запись:

«Наступление с горного массива Малгобек — Вознесенское на Орджоникидзе проводится с целью пересечения военных дорог. Наступление с задачей овладения Грозненским нефтяным районом и форсирования рек Аргун и Сунжа имеет конечной целью, преследуя противника, достичь моря».

Еэрод Орджоникидзе имел большое стратегическое значение, чего по какой-то причине не замечали в штабе Тюленева. Отсюда открывался проход в Закавказье по Военно-Грузинской дороге и через Дарьяльское ущелье. Однако с севера подступы к городу прикрываются реками и горными хребтами. [454] Зато местности в направлении на Нальчик и к Оржоникидзе на восток проходима для всех родов войск.

Командование Северной группы войск, зная, что против них действует германская танковая армия, менее всего ожидало наступления германских войск на Нальчикском направлении. Что очень странно для профессиональных военных: неужели они думали, что танки Клейста попрут через Эльбрус? Скорее всего ничего они по этому поводу и не думали, командование Северной группы войск в это время увлеченно готовило свое наступление, нацеленное на разгром моздокской группировки противника. Несмотря на то что командующий Закавказским фронтом приказал генералу Масленникову одновременно с подготовкой наступления на Малгобекско-Моздокском направлении усилить войска, прикрывающие Нальчик, последнему было не до того.

Между тем противник еще в сентябре начал подготовку к наступлению именно на этом участке фронта. 25 сентября немцы захватили небольшой плацдарм на западном берегу Терека в районе Майского. Командование 37-й армии Северной группы войск не придало этому особого значения и не приняло мер к ликвидации плацдарма. А именно с последнего германские войска собирались нанести главный удар в Нальчикской операции. С нашей стороны на этом участке действовал один полк 151-й стрелковой дивизии.

Немцам вполне удалось ввести советское командование в заблуждение. Впрочем, для этого почти никогда не требовалось больших усилий. Для маскировки своих намерений командование 1-й танковой армии продолжало активные действия мелкими группами в районе Малгобека и, укрепив инженерными сооружениями оборону в районе Илларионовка, Эльхотово, Планово, сняло оттуда 13-ю и 23-ю танковые дивизии и сосредоточило их в районе Майское, Котляревская. Кроме того, 2-я горнострелковая румынская дивизия была усилена двумя горнострелковыми батальонами. [455]

Всего на Нальчикском направлении генерал Клейст сосредоточил две танковые и одну горнострелковую дивизии, десять батальонов и дивизионов специального назначения. Численность войск здесь достигала почти 34 тыс. человек, 460 орудий и минометов, 178 танков. Основная часть этих «огромных сил», которых Жукову или Рокоссовскому хватило бы разве что на одну-две атаки, сконцентрировалась на плацдарме протяженностью всего около 20 км. Немцы рассчитывали нанести удар 2-й румынской дивизией на Нальчик с севера, а затем двумя танковыми дивизиями с востока.

Тем временем войска Северной группы войск заканчивали последние приготовления к наступлению, которое намечалось на 3 ноября. К началу боевых действий группа была усилена девятью артиллерийскими полками, десятью истребительно-противотанковыми полками, двумя минометными и двумя полками реактивной артиллерии. В группе имелось около 30 дивизий, 8 танковых бригад, 8 отдельных танковых батальонов и 6 бронепоездов. 4-я воздушная армия включала 232 самолета. Основные силы советских войск находились на Грозненском и Орджоникидзенском направлениях, в то время как на Нальчикском направлении оборонялась слабая («всего» 5 дивизий) 37-я армия генерала Козлова.

К началу операции силы армии оказались равномерно растянутыми на фронте протяженностью 120 км. Резервов 37-я армия не имела. Оборона ее в инженерном отношении была оборудована слабо, минных заграждений не создано, несмотря на то что еще в октябре в полосе соседней 9-й армии кипели жесточайшие оборонительные бои. Кажется, что безграмотность, тупость и косность мышления советских военачальников не имеет границ. Способны ли они к обучению вообще? [456]

Проблемой Масленникова и его командармов являлось также наличие большого количества национальных формирований — 7 стрелковых дивизий, отдельные батальоны, дивизионы и эскадроны комплектовались из «народностей Кавказа и Средней Азии». Личный состав и младшие командиры в них в подавляющем большинстве не знали русского языка, а некоторая часть к тому же совершенно неграмотна. Командиры и комиссары были конечно партийцами-интернационалистами и национальных различий между советскими людьми принципиально не признавали, т. е. одинаково «интернационально» проявляли к подчиненным «формализм, а порой бездушие и грубое отношение» — обычный набор, означающий: не кормили, били по пьянке, расстреливали бессудно. Боевая и специальная подготовка в этих частях проводилась на таком лее низком уровне как и во всей Красной Армии, но к этому добавлялся еще и языковой барьер. В итоге горцы и азиаты массово дезертировали, благо дом был рядом, или перебегали к немцам.

Начальник политотдела Северной группы войск бригадный комиссар Надоршин доносил начальнику Главпура Щербакову:

«…В результате запущенности воспитательной работы с личным составом, плохого изучения и знания людей, в результате отсутствия элементарной работы по сколачиванию подразделений и подготовке их к участию в бояхсостояние большинства национальных дивизий до последнего времени было плохое (курсив наш. — Авт. }. В частях этих дивизий имелись массовые случаи дезертирства, членовредительства и измены Родине. Две национальные дивизии — 89-я армянская и 223-я азербайджанская — по своей боевой подготовке и политико-моральному состоянию личного состава были признаны небоеспособными и отведены во второй эшелон.

223— я дивизия, не вступив еще в бой и только находясь на марше для занятия участка обороны, показала свою небоеспособность. [457] На этом марше из частей дивизии дезертировало 168 человек одиночками и группами, унеся с собой оружие и боеприпасы.

89— я дивизия с первых же дней боев при незначительном столкновении с противником дрогнула, растеряла много людей, техники и оружия и также показала себя неспособной выполнить хоть сколько-нибудь серьезную задачу. Несмотря на то что дивизия имела 10 месяцев (!) для боевой учебы, это время было использовано нерационально. Вместо кропотливой и упорной работы по повышению боевой выучки личного состава и подготовки его к предстоящим боям здесь занимались бесплодной шумихой и парадностью… С людьми не работали, их не воспитывали и об их бытовых нуждах не беспокоились. Были случаи, когда бойцы на передовых позициях днями не имели питьевой воды, не получали горячей пищи. Поэтому не удивительно, что большая часть их попала под влияние враждебных элементов, безнаказанно орудовавших в дивизии.

В первом бою много командиров взводов, рот и батальонов потеряли управление своими подразделениями. Разведки организовано не было, взаимодействия и взаимосвязи между подразделениями в бою не было.

В результате этого дивизия понесла большие потери. Много бойцов разбежалось, а более 400 человек перешли на сторону противника…

Аналогичное положение вскрыто сейчас и в 392-й грузинской дивизии. В этой дивизии только за 4 дня, с 9 по 13 октября, изменили Родине и перешли на сторону врага 117 красноармейцев и командиров…»

Командование армии и Северной группы войск не сумело разгадать замысел противника. Это понять можно. Непонятна беспечность в строительстве обороны на самом танкоопасном направлении. [458] Хотя разведка и докладывала о перегруппировке вражеских войск, выводы из ее данных были сделаны ошибочные. Советский чиновник, в том числе и военный, воспитан на принципе «Начальник всегда прав» и в силу убогости фантазии просто не может себе вообразить, что у Клейста может быть другой взгляд на обстановку и свои собственные планы. Поэтому наши штабы оценили перегруппировку противника как мероприятия по укреплению своей обороны.

25 октября рано утром германская авиация произвела мощный налет по войскам и штабу 37-й армии, располагавшемуся в Долинском. Тенерал Козлов не успел еще и чаю откушать, как оказался без связи с Северной группой войск и лишился управления своими войсками.

В10 часов утра 2-я румынская горнострелковая дивизия, усиленная немецкими частями, после короткого, но сильного огневого налета перешла в наступление. Танки с десантами автоматчиков под прикрытием дымовых завес нанесли удар по стыку 295-й и 392-й стрелковых дивизий, в общем направлении на Нальчик. 295-я дивизия полковника Н.Г Сафаряна вынуждена была отступить за день до 8 км на отдельных участках. 392-я дивизия, которой командовал полковник Е.И. Купарадзе, была отрезана и прижата к горам. Загнанным в Баксанское ущелье подразделениям этой дивизии пришлось уходить в Закавказье через перевалы Приэльбрусья. Заодно дивизии было поручено переправить 12 тонн молибдена с Тырныаузского комбината и 25 тыс. голов рогатого скота, принадлежавшего племенным совхозам. Этот переход фактически в зимних условиях на высоте до 3700 м был совершен за 10 суток, но из сражения за Нальчик дивизия Купарадзе выбыла.

Во второй половине дня 26 октября немецко-румынские войска подошли к Нальчику, который пал 2 дня спустя. В это же время из района Майское, Котляревская ударили 13-я и 23-я танковые дивизии. Прорвав слабую оборону, немецкие танки быстро распространялись в юго-западном направлении и к исходу дня продвинулись более чем на 20 км. Неуправляемые войска 37-й армии разрозненно отступали на юго-запад. [459]

Командующий Северной группой войск оценивал действия противника как частную акцию по ликвидации нависающего положения армии Козлова. Лишь к вечеру генералу Масленникову стало ясно, что немцы задумали широкую операцию по захвату Орджоникидзе с запада.

Вдохновленное первыми успехами командование группы армий «А» доносило в ставку Гитлера:

«В районе 1-й танковой армии наступление на Нальчик, по-видимому, застало противника врасплох. Танковые дивизии уже в первый день продвинулись до Псыгансу, некоторые их части повернули на север и создали предпосылки для окружения приблизительно четырех дивизий противника. Уничтожение этой группировки должно закончиться в несколько дней. Противник оттеснен в горы. Представляется, что продвижение танковыми силами в южном, а затем в восточном направлении на Орджоникидзе откроет широкие перспективы…»

Командующему Закавказским фронтом необходимо было принять срочные меры для прикрытия Орджоникидзевского направления. В это время генерал армии Тюленев находился в Черноморской группе войск на Туапсинском направлении. Узнав о наступлении противника на Нальчик, он вылетел в штаб Северной группы и направил в ее распоряжение 155-ю стрелковую бригаду из Сухуми и 317-ю и 319-ю стрелковые дивизии из 58-й армии. Кроме того, в район прорыва подтягивался вновь сформированный 10-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора П.Е. Ловягина. Он должен был в ночь на 27 октября занять оборону по восточному берегу реки Урух, от Терека до Чиколы. Корпусу подчинялась правофланговая 275-я стрелковая дивизия и 52-я танковая бригада. 11-му гвардейскому стрелковому корпусу генерал-майора И.П. Рослого приказывалось занять оборону по внешнему обводу Орджоникидзевского оборонительного района. [460]

Противник между тем продолжал непрерывно наступать, отбрасывая части генерала Козова к предгорьям Главного Кавказского хребта. Между дивизиями 37-й армии образовался разрыв, участок от Уруха до Чиколы оказался совершенно открытым. Создавалась непосредственная угроза прорыва немецких танков к Орджоникидзе.

29 и 30 октября германское командование произвело перегруппировку 13-й и 23-й танковых дивизий к западному берегу реки Урух. 31 октября они нанесли удар в районе Чиколы и вышли в тыл 10-му стрелковому корпусу, разметав гусеницами его штаб. Прорвав оборону корпуса, противник повел наступление на Ардон. 1 ноября немцы заняли Алагир и форсировали реку Ардон. В этот же день их авиация нанесла по Орджоникидзе сильный бомбовый удар, в результате которого погиб начальник штаба Закавказского фронта генерал-лейтенант П.И. Бодин, а также член Военного совета фронта А.Н. Саджая и нарком внутренних дел Северо-Осетинской республики Заделава.

В эти напряженные дни генерал Тюленев принял решение отказаться от запланированного наступления на Ищерском направлении и в 2-дневный срок перебросить 10-й гвардейский стрелковый корпус из 44-й армии на Орджоникидзевское направление. Сюда же шли 2-я и 5-я гвардейская танковые бригады. Кроме того, в районе Орджоникидзе сосредоточивались 5 истребительно-противотанковых артполков и 3 полка реактивной артиллерии. Благодаря принятым мерам, наступление противника было замедленно, но положение оставалось крайне опасным.

С утра 2 ноября немецкие танковые части прорвали внешний обвод Орджоникидзевского укрепленного района и передовыми частями вышли к пригороду. К исходу дня они захватили Гизель. [461] Дальше им продвинуться не удалось: при всем арийском презрении к противнику трех дивизий было все-таки маловато для завоевания Грозного и Баку. 5 ноября стало переломным днем всей Нальчикской операции. Немцы были окончательно остановлены. Более того, забуксовав на подступах к Орджоникидзе, германская группировка сама оказалась в мешке. Создалась реальная возможность ее окружения и уничтожения в районе Гизели.

Учитывая сложившуюся обстановку, командующий Закавказским фронтом принял решение нанести контрудар по гизельскои группировке одновременно всеми силами, находившимися на Орджоникидзевском направлении. Но командующий Северной группой войск, в свою очередь, принял половинчатое решение. По его плану в наступление переходили 3 стрелковые и 4 танковые бригады; основные же силы — 5 стрелковых дивизий и 6 стрелковых бригад — занимали пассивное положение и фактически не имели перед собой противника.

Генерал Тюленев внес коррективы в это решение, приказав использовать для контрудара весь 10-й гвардейский стрелковый корпус, а также 276-ю и 351-ю дивизии и 155-ю стрелковую бригаду. Однако наступление началось все же не всеми силами, а по намеченному плану генерала Масленникова. Подходившие же формирования вводились в бой по частям. Правда, и так называемая гизельская группировка представляла из себя одну-единственную 13-ю танковую дивизию.

6 ноября утром 10-я гвардейская и 57-я стрелковая бригады, 5-я гвардейская и 63-я танковые бригады нанесли удар вдоль восточного берега реки Фиат-Дон на Дзуарикау. В полдень 10-й гвардейский стрелковый корпус силами 4-й гвардейской стрелковой бригады совместно с 52-й и 2-й танковыми бригадами нанес удар на Гизель, но был контратакован танками противника и отошел на исходный рубеж. И все же, благодаря успешному продвижению 11-го гвардейского стрелкового корпуса, противник оказался почти полностью окруженным. [462] У него оставался лишь узкий проход в районе Дзуарикау шириной не более 3 км. Части 13-й немецкой танковой дивизии делали все, чтобы расширить этот коридор и вырваться из ловушки. Особенно сильные бои разгорелись в Суарском ущелье в 12 км от Орджоникидзе.

Этот район боевых действий играл большую роль во всей Нальчикской операции. Во-первых, через Суарское ущелье открывался путь к Военно-Грузинской дороге, по которой шло снабжение советских войск. Во-вторых, этим путем немцы могли ввести свежие силы на помощь своей окруженной группировке в районе Гизели. Стремясь оказать помощь 13-й танковой дивизии, германское командование 9 ноября бросило в бой 2-ю румынскую горнострелковую дивизию и немецкий полк «Бранденбург», поддержанные 60 танками. Однако они не смогли пробиться ни в Суарское ущелье, ни в район Гизели.

Советским войскам, в свою очередь, не удалось ликвидировать окруженные немецкие части. Контрудары наносились разрозненно и неодновременно. Как только войска начали передвигаться, управление ими было потеряно, отсутствовало взаимодействие стрелковых частей и танков, а танкисты не имели даже сигнальной связи с артиллерией. Прочно удерживая коридор, немцы по ночам уходили из гизельского мешка. К 11 ноября германские дивизии отошли к Алагиру, где прочно закрепились.

Так закончилась Нальчикская оборонительная операция. Она имела важное значение для обороны Кавказа. С разгромом германских войск на подступах к Орджоникидзе провалилась их последняя попытка прорваться к Грозненскому и Бакинскому нефтяным районам, а также в Закавказье.

Не сумев лично переломить ситуацию на Кавказе, Гитлер 22 ноября передал командование группой армий «А» генерал-полковнику Клейсту (1-ю танковую армию принял генерал кавалерии Эберхард фон Макензен). [463] Это уже не имело никакого значения, после того как разразилась сталинградская катастрофа.

Одновременно с подготовкой контрнаступления под Сталинградом Ставка ВГК поставила перед войсками Северной группы Закавказского фронта задачу активными действиями сковать все силы 1-й немецкой танковой армии, не дать германскому командованию осуществить широкие переброски войск из группы армий «А» под Сталинград. Штаб Северной группы войск разработал план нанесения контрударов на Нальчикском и Моздокском направлениях.

На первом контрудар предстояло нанести войскам 9-й армии генерала К.А. Коротеева и 37-й армии генерала Козлова. Им ставились задачи: до 15 ноября выйти на рубеж реки Ардон; к 20 ноября овладеть районом Алагира и 29 ноября выйти на рубеж реки Урух.

Противник имел на этом направлении 23-ю и 13-ю танковые дивизии, в которых насчитывалось 260 танков.

С утра 13 ноября войска левого фланга армии Коротеева и дивизии Козлова начали наступление, но в течение десяти суток не сумели прорвать вражескую оборону, а лишь вклинились на глубину до 10 км, выйдя на восточный берег рек Ардон и Фиаг-Дон.

Основной причиной неудачных действий 9-й и 37-й армий являлась плохая подготовка контрудара. Не было организовано взаимодействие войск, особенно между пехотой, танками и авиацией. Командование не сосредоточило необходимые силы и средства на главном направлении. Так, например, в 9-й армии 3-й стрелковый корпус, действовавший на направлении главного удара, имел всего две танковые бригады и два артиллерийских полка усиления, в то время как оперировавший на второстепенном направлении 11-й гвардейский стрелковый корпус имел две танковые бригады и три артполка. Кроме того, контрудар проводился одними и теми же войсками, уставшими от длительных боев и перегруппировок. [464] Часто им приходилось в течение всего дня вести бой, ночью перегруппировываться, а утром следующего дня снова вступать в бой.

Малоуспешные действия Северной группы войск не могли удовлетворить Ставку. 15 ноября в Москву были вызваны командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев и командующий Северной группой генерал-лейтенант И.И. Масленников. Войскам Северной группы войск была поставлена задача: прочно прикрывая основные направления на Грозный и Орджоникидзе, нанести удары на обоих флангах и разгромить моздокскую и алагирскую группировки противника.

В соответствии с этим планом была произведена новая перегруппировка. К этому времени из Черноморской группы войск прибыли 11-я и 12-я гвардейские кавалерийские дивизии. Из них и 63-й кавдивизии был сформирован 5-й гвардейский Донской казачий кавалерийский корпус под командованием генерал-майора А.Г. Селиванова. Теперь на правом крыле группы находилось 2 кавалерийских корпуса и 110-я кавдивизия.

Советские контрудары не помешали командованию группы армий «А» высвободить 23-ю танковую дивизию, которая перебрасывалась в район Котельникова в группу Манштейна, нацеленную на оказание помощи окруженной группировке Паулюса. На усиление 1-й танковой армии с Таманского полуострова прибыла 50-я пехотная дивизия, сменившая в районе Малгобека мотодивизию СС «Викинг».

27 ноября войска левого фланга 9-й армии начали наступление в общем направлении на Дигору. На рубеже реки Ар дон.они были остановлены дивизией «Викинг». В течение трех дней советские части пытались прорвать оборону противника, но успеха не имели. 4 декабря они предприняли новые атаки, но и на этот раз были вынуждены прекратить наступление. Неуспех операции объяснялся неудачным выбором направления главных ударов. [465] Средства усиления равномерно распределялись между частями, поэтому не было создано превосходства над противником в силах на главных направлениях. Отрицательно сказывалась на действиях наших войск и плохая работа разведки. Обычный набор «уважительных причин», кроме разве «превосходства противника».

Было нарушено взаимодействие между пехотой и танками, особенно между 140-й танковой бригадой подполковника Н.Т. Петренко и частями 3-го горнострелкового корпуса полковника Г.Н. Перекрестова. Так, с 26 на 27 ноября части корпуса были сняты с участка наступления бригады, о чем танкистов даже не поставили в известность.

11 декабря Ставка указала генералу Масленникову:

«Противник уже перебросил из района ваших войск часть своих сил на север и тем ослабил себя. Судя по ходу операции под Сталинградом, противник будет и впредь перебрасывать часть своих сил на север. Преднамеренный отход противника на северном берегу Терека нельзя считать случайностью. Создалась, таким образом, благоприятная обстановка для наступления всех ваших войск. Ваша задача состоит в том, чтобы не упустить момента и действовать посмелее».

Обстановка для наступления войск Северной группы действительно была благоприятной. Положение 6-й немецкой армии под Сталинградом, находившейся в окружении, не только требовало переброски туда свежих сил, но и подрывало моральный дух немецких солдат и их союзников, действовавших на Северном Кавказе. 9 декабря командующий группой армий «А» телеграфировал генералу Макензену:

«Необходимо разъяснить всем командирам, что танковая армия должна во что бы то ни стало, несмотря на сильное давление неприятеля, удерживать свои позиции… Все теперь заключается в том, чтобы… стиснув зубы, держаться».

Почти одновременно с контрударами левого крыла Северной группы начались контрудары советских войск и на ее правом крыле. [466] 30 ноября 4-й гвардейский Кубанский корпус нанес удар в тыл моздокской группировки противника и к исходу дня 1 декабря вышел на дорогу Ачикулак — Моздок. Но большего корпусу достигнуть не удалось. До 4 декабря казаки вели ожесточенные бои с моторизованными подразделениями германского корпуса особого назначения «Ф». Неудача постигла и Донской казачий корпус. Опасаясь удара по своему правому флангу, он также вынужден был отступить.

Войска 44-й армии под командованием генерал-майора В.А. Хоменко — 7 стрелковых дивизий и 9-й стрелковый корпус, усиленные танковыми частями — имели задачу во взаимодействии с Донским казачьим корпусом 30 ноября нанести удар в направлении Шефатово — Моздок, разгромить группировку противника и к 12 декабря освободить Моздок.

Наступление развивалось медленными темпами. К исходу дня 3 декабря советские соединения вышли на рубеж Титаров, Сборный, 2 км восточнее Ищерской. Однако дальнейшего успеха не имели. Это пороизошло по ряду причин. Конечно, «противник имел здесь большие силы».

А кроме того, наши войска крайне плохо снабжались боеприпасами. Автотранспорт уже в первые дни наступления застрял. Водителям приходилось вести машины по песчаному бездорожью. Ориентиров для движения не было, регулировщики и указатели на путях подвоза отсутствовали. В результате и эвакуацию раненых надлежащим образом не организовали. Особенно плохо работали тылы дивизий и полков. Так, 402-я стрелковая дивизия уже на второй день наступления осталась полностью без продовольствия. Взаимодействие отсутствовало. Артиллерия отстала от пехоты, танки оперировали без разведки маршрутов, часто отрывались от пехоты. Горючим и боеприпасами они снабжались плохо. [467] Перед наступлением тщательная разведка противотанковой обороны врага не производилась, не оказывалась достаточная поддержка танкистам артиллерией и пехотой. В результате танки зачастую действовали самостоятельно и несли большие потери.

Поэтому армия генерала Хоменко свою основную задачу по овладению Моздоком не выполнила. К 25 декабря войска правого фланга 44-й армии продвинулись в Западном направлении лишь на 10 км.

Введенная из второго эшелона в сражение 58-я армия в полосе между 44-й и 9-й армиями в наступательных действиях также успеха не имела и до конца месяца вела безрезультатные бои.

37— я армия Козлова должна была совместно с 9-й армией окружить и уничтожить ардондигорскую группировку противника. Командарм решил двумя отрядами 295-й стрелковой дивизии и полком 11-й стрелковой дивизии НКВД прикрыть левый фланг армии на рубеже рек Черек, Черек-Балкарский, а основными силами 295-й, 2-й гвардейской стрелковых дивизий и кавалерийским полком наступать в трех направлениях с общей задачей отрезать пути отхода противника из района Ардон, Алагир, Чикола и содействовать развитию успеха наступления войск 9-й армии.

На основании приказа командующего Северной группой 37-й армии предстояло перейти в наступление 29 ноября. Но затем начало операции неоднократно переносилось. Это дало возможность противнику выявить подготовку нашего наступления и усилить свою оборону.

4 декабря войска армии перешли в наступление, но началось оно неодновременно. Так, 295-я стрелковая дивизия атаковала с опозданием на 2 часа. В ходе операции полки потеряли ориентировку, смешали свои боевые порядки. Встреченные сильным огнем противника, части 295-й дивизии успеха не имели.

В тот же день утром части 2-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора Ф.В. Захарова нанесли внезапный удар наХазнидон, Урух. [468] В результате гвардейцы стремительно овладели этими населенными пунктами, захватив пленных и трофеи. Войска армии были уже близки к выполнению задачи, но безуспешные действия 9-й армии позволили противнику перебросить с Ардонского направления дополнительные силы и остановить продвижение 37-й армии.

23 декабря немцы с целью высвобождения дивизии СС «Викинг» для переброски ее под Сталинград приступили к отводу своих частей из района Ардон, Алагир, Дигора. Установив отход противника, войска 37-й армии перешли в преследование. Однако боевое распоряжение на наступление полки и дивизии получили с большим опозданием, и светлого времени суток на подготовку уже не осталось. Части не успели произвести разведку местности, организовать взаимодействие и подготовить технику к бою. Командиры подразделений не получили конкретных задач и поэтому не сумели довести их до бойцов.

К моменту получения боевого распоряжения 2-я гвардейская стрелковая дивизия уже начала наступление и успела продвинуться на 15-20 км. Командиру дивизии пришлось в спешном порядке менять направление. К двум часам дня 24 декабря дивизия заняла новый исходный район и, абсолютно не подготовив наступления, начала его в 15.00 вместо пяти часов утра, как было предусмотрено планом. Атаки велись лобовые. Из-за отсутствия разведданных и сильного тумана огонь артиллерии велся по площадям и был малоэффективным. В результате дивизия своих задач не выполнила, кроме 351-й стрелковой генерал-майора В.Ф. Сергацкова, перед которой противник отошел, оставив Алагир и Црау.

Таким образом, активные действия Северной группы войск к концу декабря 1942 года прекратились. Сокращая фронт обороны, германское командование 23 декабря начало отводить свои войска из районов Ардона, Алагира и Дигоры на подготовленный оборонительный рубеж Эльхотово, Чикола. [469]

Эту благоприятную для наступления обстановку командование Северной группы войск не сумело использовать. Контрудары на Нальчикском направлении не дали желаемых результатов. Задача по разгрому ардонской и алагирской группировок врага выполнена не была, хотя наличные силы и средства вполне позволяли это сделать. Немцам удалось вывести из боя 23-ю танковую дивизию и мотодивизию СС «Викинг» и бросить их в район Котельниково к группе генерала Манштейна на помощь своей сталинградской группировке.

Маршал Гречко разъяснял, что

«готовя контрудары, штабы не всегда уделяли должное внимание маскировке войск. Противник часто вскрывал наши намерения и принимал соответствующие меры.

Из— за плохой разведки наши войска часто не знали даже начертания переднего края обороны противника. Поэтому огонь артиллерии и минометов не всегда был эффективным. Так, 4-5 декабря при контрударе 11-го стрелкового корпуса огонь артиллерии и минометов в период артиллерийской подготовки был направлен на уничтожение боевого охранения противника, а при подходе наших войск к истинному переднему краю его обороны они не были поддержаны артиллерией из-за того, что боеприпасы были уже израсходованы.

Управление войсками со стороны штаба Северной группы и некоторых штабов дивизий велось иногда на большом удалении от войск. Поэтому штабы наступающих армий порой по нескольку дней не имели подробных сведений о положении на фронте. Часто о характере обороны и силах противника командирам дивизий приходилось узнавать уже в ходе боев…

В первые дни наступления во всех наших полках было много потерь не только от танковых контратак противника, но и его минных заграждений. Оступая, противник заминировал дороги, отдельные окопы, тропы, мосты и проходы. [470]

Характерно, что контратаки, количество которых возрастало с нашим продвижением в глубину обороны противника, осуществлялись чаще всего танковыми подразделениями. Пехотные подразделения использовались, как правило, для огневого боя и оборудования позиций на очередных рубежах обороны.

Обычно бой протекал в такой последовательности. Когда наши наступавшие части, преодолев минные заграждения и артиллерийско-минометный огонь противника, приближались к очередному его оборонительному рубежу, враг контратаковал танками наиболее выдвинувшееся наше подразделение, вынуждая его замедлить или даже прекратить дальнейшее продвижение. С наступлением темноты он отводил основную часть своих сил на следующий рубеж обороны. На ночь оставалось прикрытие в составе небольших сил артиллерии, минометов и танков, с саперным и пехотным подразделениями, которые всю ночь ракетами освещали линию фронта и, как только где-либо замечали движение с нашей стороны, сосредоточивали туда огонь. С утра следующего дня, подтянув за вечер и ночь свою артиллерию и минометы, наши войска создавали перевес над силами прикрытия противника и вынуждали его к отходу. Далее все повторялось сначала. Противник вел подвижную оборону, наши войска методически разрушали ее, при этом не уничтожали врага на месте, а выталкивали его на следующий рубеж.

Все эти и многие другие причины приводили к серьезным издержкам в боевых действиях войск Закавказского фронта. При лучшем руководстве войсками эти действия могли бы дать более эффективные результаты». [471]

Основные достижения плохо подготовленного наступления сводились к тому, что

«к этому времени (декабрь 1942 года! — Авт.) командование группы, армий, а также командиры соединений и штабы приобрели большой опыт ведения боя в сложных условиях, научились более твердо управлять войсками».

Самые густонаселенные, самые плодородные, самые экономически развитые районы собственной страны советские полководцы превратили в грандиозный полигон и учились, учились, учились. Под Москвой — воевать в тяжелых зимних условиях, под Харьковом — в тяжелых весенних условиях, под Ржевом — наступать лётом, на Кавказе — в горах…

Оборона Кавказа осуществлялась во взаимосвязи со Сталинградской битвой, оказавшей огромное влияние на дальнейшее развитие событий на этом театре военных действий. Осенью 1942 года, как пишет в своей книге «Стратегия непрямых действий» Б. Лидцел Гарт,

«внимание и усилия немцев все более сосредоточивались на Сталинградском направлении в ущерб действиям по захвату кавказских нефтяных источников; 1-я танковая армия, действовавшая на Кавказе, постепенно была ослаблена из-за переброски войск под Сталинград. Пополнение этой армии другими соединениями и частями вместо выбывших на Сталинградский фронт не производилось».

Крах армии Паулюса окончательно похоронил план «Эдельвейс» и все надежды Гитлера.

В течение своего летнего и осеннего наступления на Кавказ войска группы армий «А», по советским оценкам, потеряли более 100 тыс. человек.

Потери Красной Армии в битве за Кавказ на 31 декабря 1942 года оцениваются в 373911 человек, 990 танков, 5049 орудий и минометов, 644 боевых самолета.

В сложившейся ситуации германским войскам ничего не оставалось, как спешно оставить Кавказ. «Оптимизм» потерпевших поражение немецких генералов по этому поводу забавно перекликается с рассуждениями Баграмяна и Москаленко по поводу проигранной советскими войсками Воронежско-Ворошиловградской операции: [472]

«Оценивая сегодня события того времени, можно прийти к тому выводу, что невозможность продолжения наступления войск группы армий „А“ была, вероятно, и для нее, и для ее командования просто счастьем… Не подлежит сомнению, что если бы ее войска и преодолели горный хребет и даже вышли бы к южной границе Советского Союза, то после катастрофы в верхнем течении Дона и под Сталинградом они просто не сумели бы пробиться из Закавказья назад и соединиться с главными силами немцев».

Вынужденный отдать приказ об отходе группы армий «А» с Кавказа, Гитлер тем самым признал всю бесперспективность дальнейшей борьбы за достижение поставленных целей.