Звезда полковника Бидзинашвили

Сергей Г.Вахрушев /Иркутск

Командир эскадрильи особого назначения ВВС Балтфлота м-р Ш.Бидзинашвили. 1938 г

В новом, 1944 году первый номер газеты иркутского авиазавода «Сталинец» вышел 3 января. В нем был опубликован некролог: «При исполнении служебных обязанностей, на фронте борьбы с немецкими захватчиками погиб бывший работник цеха т. Костюка Бидзиношвили Шио Бидзинович. Тов. Бидзиношвили родился в 1904 г. в г. Гори, в семье рабочего железной дороги. До поступления в военную школу т.Бидзиношвили работал слесарем и машинистом в городах Батуми и Тбилиси. С 1929 г. он член ВКП(б)… Истинный патриот своей Родины, всей своей горячей душой Шио Бидзиношвили рвался на фронт, чтобы лично участвовать в боях с ненавистным врагом. Желание его исполнилось – он снова воевал на одном из участков фронта, но шестая фронтовая операция оказалась для него роковой…». «Пропал наш «Бензиныч», – сожалели на заводском ЛИСе, – недолго воевал. И чего в пекло рвался – здесь-то от него пользы больше было бы!»

У этого человека судьба была своеобразной – даже суровой, но справедливой назвать ее трудно. Его имя упоминается в многочисленной официальной и мемуарной литературе, посвященной боевым действиям на Балтике и Черном море в начале 40-х гг., однако даже фамилия часто пишется неправильно (сам он писал Бидзинашвили, а свое имя по-русски называл Александр). Он был лично знаком, дружен и честно делал общее дело с людьми, имена которых теперь составляют гордость и славу отечественной авиации, но они стали героями, а он многие годы был почти забыт…

В 13 лет Шио Бидзинашвили поступил на частный завод Хан-тария учеником «машиниста динамо-машины» и потом почти 10 лет работал на различных электростанциях – от больничных до железнодорожных и нефтеперегонных. Параллельно закончил индустриальный техникум и два курса Тбилисского университета. Но в 1927 г. «из-за плохих материальных условий» оставил университет и добровольно поступил в ленинградскую военно-теоретическую школу ВВС РККА. Затем была 2-я Военная школа летчиков. «Помню (Бидзинашвили) по учебе в летной школе, -вспоминал В.К.Коккинаки, – его всегда отличало спокойствие, уверенность, дисциплинированность и мощная борода, что резко выделяло его из среды остальных курсантов».

В марте 1930 г. свежеиспеченный младший летчик Бидзинашвили был направлен в 32-ю легкобомбардировочную эскадрилью, где зарекомендовал себя перспективным специалистом. В 1932 г его, уже старшего летчика, направили в Военно-воздушную академию им. Н.Е.Жуковского, после окончания которой он командовал 24-й эскадрильей ВВС Балтийского флота. Его разносторонние способности -летные, технические, организационные – командование оценило достаточно быстро: с началом формирования на Балтике минно-торпедных частей, вооружаемых новыми самолетами ДБ-3, к-на Ш.Б.Бидзинашвили в январе 1938 г. назначили командиром эскадрильи особого назначения. Функции ее были многоплановыми – это была своеобразная школа, где личный состав не просто изучал ДБ-3, а занимался выявлением конструктивных недостатков машины, отработкой тактических приемов и даже разработкой технических предложений по итогам боевой практики. После службы в этой эскадрилье авиаторы становились ведущими специалистами во вновь формируемых подразделениях.

Через год эскадрилья м-ра Бидзинашвили стала лучшей в 1-м минно-торпедном полку (МТАП), который, в свою очередь, считался одной из лучших частей ВВС Балтфлота. Причем не только в боевом, но и в политическом отношении. Летчиков учили «не останавливаться ни перед чем для выполнения заданий Родины». Не случайно 1-й МТАП стал одним из заметных участников целой цепи трагических событий, начавшихся на Балтике в 1939 г. В первый же день нападения на Финляндию, 30 ноября 1939 г., восемь ДБ-3 из 3-й эскадрильи получили задание атаковать у о. Ханко финские броненосцы береговой обороны «Ильмаринен» и «Вяйнемяйнен». Корабли найти не удалось, и командир отряда к-н А.М.Токарев не придумал ничего лучшего, чем отбомбиться по Хельсинки, где все еще не верили, что началась война. В итоге сильно пострадал густонаселенный район между Техническим университетом и автостанцией, едва не досталось зданию парламента и зоологическому музею. 91 человек был убит, несколько сот ранено. Эта атака «сталинских соколов» на неожидавшую нападения финскую столицу стала самой разрушительной из всех, что выпали на долю Хельсинки в той войне. Советский Союз был исключен из Лиги Наций, а к-н Токарев получил Золотую Звезду Героя. Командира полка перевели на другую должность, и 1 -й МТАП возглавил Бидзинашвили.

Дальнейшие события наглядно описывает наградное представление на Бидзинашвили, в котором, в частности, говорится: «Во время боевых действий… под его руководством полк произвел 1064 вылета на бомбометание по береговым батареям, военным объектам и броненосцам береговой обороны противника, налетав при этом 1833 часа. Четкая постановка боевых задач эскадрильям и умелый контроль за подготовкой к боевому вылету значительно повысили качество всей боевой работы полка. Отличные результаты боевых полетов полка не раз фиксировались фотоснимками. В условиях зимы, низких температур полк ни на один день не прекращал боевой работы, а каждый день вылетал по несколько раз на своих тяжелых кораблях… Как мужественный летчик и боевой руководитель полка тов. Бидзинашвили достоин награждения орденом «Красное Знамя». Вскоре вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР от 21 апреля 1940 г., которым Бидзинашвили был награжден этим орденом за номером 10729.

После окончания Финской войны мирная передышка длилась недолго. 1-й МТАП и его командир подп-к Бидзинашвили стали особыми заложниками зловещей политической игры, которую Сталин начал своим «освободительным походом в Прибалтику». Одной из первых целей была Эстония. Ее «освобождение» предполагалось начать с «визита» подлодки Щ-301 в базу эстонского ВМФ бухту Локса, куда иностранным кораблям вход запрещался. Предполагалось, что появление Щ-301 вЛок-се спровоцирует эстонцев на открытие по ней огня, что и являлось главной задачей. Если бы это произошло, самолетам 1-го МТАП предстояло нанести бомбовый удар по эстонским кораблям в базе, и «одновременно главные силы Балтийского флота должны были войти в северную часть Локсы и быть готовыми принять участие в бою. В случае открытия огня эстонцами, Щ-301 должна была немедленно уходить…, предоставив «решать» вопрос главным силам флота и авиации».

Слушатели Академии им.Н.Е.Жуковского. Ш.Бидзинашвили отмечен буквой «Б»

Злополучный финский Ju 52 «Калева»

Эстонцы разгадали советский план и на провокацию не поддались. Но полк Бидзинашвили без работы не остался. 13 июня 1940 г. «игры закончились» – в 1 -й МТАП был доставлен приказ о начале морской и воздушной блокады Эстонии. «Приказ содержал указания проверять все суда, покидающие Эстонию, а также всех пассажиров и весь груз на их борту. Предполагалось, что эстонское правительство будет пытаться покинуть страну и, возможно, будет находиться на каком-либо судне. В случае, если какое-либо судно не остановится или попытается оказать сопротивление, разрешалось открывать по нему огонь. Национальная принадлежность не имела значения. То же самое относилось и к самолетам». Бидзинашвили не очень понимал, как можно остановить и досмотреть в воздухе подозрительный самолет, но приказ нужно было выполнять, и он организовал патрулирование летающими лодками МБР-2, способными длительное время находиться в воздухе.

Гидросамолеты должны были действовать парами, что давало возможность перехватывать не только воздушные цели, но и надводные. При обнаружении таковой одному МБР предстояло приводниться, и его экипаж под прикрытием кружащего напарника мог досмотреть судно. 14 июня 1940 г. пара МБР-2 патрулировала над Финским заливом. В районе острова Кери (Кокшер) они перехватили пассажирский «Юнкерс-52». Советские летчики некоторое время сопровождали его и прекрасно видели гражданский регистрационный номер OH-ALL финской авиакомпании «Аэро» и собственное имя «Калева» (персонаж финского народного эпоса). Самолет летел в нейтральных водах, приближаясь к побережью Финляндии, и принудить его к посадке для досмотра на «ближайшем советском аэродроме» было более чем проблематично. Подчиненные Бидзинашвили раздумывали не очень долго (ведь война с Финляндией «победоносно» завершилась всего три месяца назад) – «Калева» был хладнокровно расстрелян. Позднее в советской мемуарной литературе появились рассказы о том, как «сталинских соколов» взбесили «ухмыляющиеся фашистские физиономии» и неприличные жесты в их сторону. Свидетелями трагедии оказались пять эстонских рыболовных судов и досматривавшая их подлодка Щ-301. «На воде плавали обломки самолета. Вализы, в которых находилась американская дипломатическая почта, и чемодан с французской дипломатической почтой (среди пассажиров, находившихся на борту «Калевы», были один американский, два французских и два немецких дипкурьера) были подняты на борт подводной лодки. Также были найдены документы финского летчика. Только из них экипаж подводной лодки узнал о национальной принадлежности сбитого самолета». Очевидно, «Калева» успел запросить помощь, потому что вскоре над местом его гибели появился финский истребитель. В кабине «Брюстера» сидел Эйно-Илмари Юутиллайнен (общий счет за Финскую и Вторую мировую войны – 94 сбитых советских самолета), и задержись МБРы, вряд ли бы Бидзинашвили дождался их обратно. Командир Щ-301 Г.А.Гольдберг приказал обстрелять истребитель, но «щукарям» явно не везло в этом походе. «Из-за отказа пулемета огонь открыть не смогли. Сделав несколько кругов, самолет скрылся… Экипажу лодки было приказано хранить молчание об этом инциденте».

ДБ-3 из состава 1 -го МТАП

Уничтожение нейтрального самолета с дипкурьерами -опять международный скандал! Не многовато ли для «жизнедеятельности» одного полка всего лишь за полгода? И Политуправление Балтфлота оперативно «назначило виноватого»: «… командир полка не способен контролировать подчиненных должным образом. Бидзинашвили в прошлом году получил строгий выговор за партийную невоздержанность – был не согласен с мнением парткомиссии в кадровых вопросах, сильно разгорячился и выложил свой партбилет… Оказался прав, поэтому взыскание недавно снято. Однако все же следует подумать о его замене более сознательным и перспективным командиром…». В октябре 1940 г. приказом Наркома Военно-Морского Флота п-к Бидзинашвили был уволен в запас по статье 43.

18 февраля 1941 г. он стал летчиком-испытателем иркутского авиазавода №125. Весной на этом предприятии начали разворачивать производство пикировщика Пе-2. Для его скорейшего освоения решили одну из первых «пешек» московского выпуска перегнать в Иркутск своим ходом. В перелете для разработки методик серийных заводских испытаний требовалось оценить пилотажные и посадочные характеристики, удобство эксплуатации и т.п. Кроме того, было желательно, чтобы летчик-перегонщик имел боевой опыт и мог предсказать возможные «детские болезни» машины, которые могут проявиться только на войне. В то время на иркутском авиазаводе такой летчик был один – Бидзинашвили. В конце весны он был направлен в Москву вместе с бортинженером П.Немшиловым и радистом П.Крейсиком. Перелет совершили с несколькими промежуточными посадками. Уже после первых двух Бидзинашвили отмечал, что для строевых летчиков новый самолет будет проблемным на посадке, т.к. база шасси не обеспечивает достаточной устойчивости. Кроме того, компоновка штурманской турели не позволяет установить крупнокалиберный пулемет, а он скорее всего потребуется. Его прогнозы полностью подтвердились всего лишь через два месяца.

С первых же дней войны Бидзинашвили стал настойчиво требовать отправки на фронт, но его опыт был очень нужен заводу, и рапорты неизменно отклонялись. В октябре в Иркутск эвакуировали московский завод №39. Объединенному предприятию, получившему этот номер, требовалось не только увеличить выпуск бомбардировщиков, но и начать производство дальних истребителей Пе-3, причем доработать их конструкцию с учетом боевого опыта первых месяцев войны. Пе-3 предполагалось активно применять во флотской авиации, а особенности морского самолета вряд ли кто-то знал лучше Бидзинашвили. В феврале 1942 г. Шио Бидзиновича назначили начальником заводской летно-испытательной службы.

Во многом благодаря ему сибиряки не побоялись пойти на серьезные конструктивные доработки самолета без всяких переходных серий, на которых потеряли время казанские коллеги. Обновленные Пе-3 получали турель с крупнокалиберным пулеметом, усиленное бронирование, шасси с увеличенной базой, предкрылки. Большинство новшеств параллельно внедрялось и на Пе-2.

Бидзинашвили делился с заводскими летчиками и специалистами ЛИСа своими знаниями и умением выявлять «будущие фронтовые болезни» самолетов. Великолепный специалист, до тонкостей знающий свое дело, он был человеком высокой принципиальности и требовательности, необычайной силы воли и хладнокровия. Твердо зная, что в авиации мелочей не бывает, он был суров к тем, кто допускал в работе спешку, которая могла привести к непростительным ошибкам и соответствующим последствиям. Был случай, когда Бидзинашвили чуть не отдал под суд авиатехника, который зачерпнул бензин из цистерны грязным ведром. После этого аэродромная братия за глаза называла его «Бензиныч». Впрочем, ходила байка, что это прозвище он сам и придумал – «для простоты произношения отчества». Товарищи по работе ценили его тонкий юмор, он умел создать атмосферу, в которой царили взаимопонимание и дружеская поддержка.

В 1943 г. очередной рапорт п-ка Бидзинашвили был удовлетворен – он направлялся в действующую армию. В августе того года ведомство Геббельса на весь мир объявило «о фактическом уничтожении большевистской авиации в районе Черномо-рья». И основания для подобного заявления у немцев были. Даже после весенне-летних воздушных битв на Тамани и Кубани люфтваффе вполне контролировали ситуацию. Базирующаяся на Кавказе советская авиация а тот период действовала только на морских коммуникациях и лишь эпизодически атаковала ближайшие крымские порты, а на Констанцу – главную морскую базу противника – из-за ее большой удаленности вообще не летала. Днем без истребительного прикрытия, в условиях мощной ПВО – это было бы практически самоубийственным, а ночью -малоэффективным. Со временем немцы и румыны там просто привыкли к покою и безнаказанности, и внезапный удар по Констанце был бы прекрасным пропагандистским ответом советского командования. Поэтому, когда воздушная разведка обнаружила в порту скопление 5 транспортов водоизмещением от 1 000 до 6 000 т, 4 эсминцев, 2 миноносцев, 4 подлодок, 9 торпедных катеров, 5 буксиров и 13 барж, Нарком ВМФ адмирал Н.Кузнецов отдал приказ о проведении операции.

Удар приказано было нанести днем низколетящими торпедоносцами, что гораздо рискованнее, чем бомбардировка с больших высот, но и более эффективно. Начальник разведотдела ВВС ЧФ п-к К.Розинкин отмечал: «Задача нанесения удара по порту Констанца в дневное время низкими торпедоносцами, мягко говоря, создавала крайнее опасение за жизни непосредственных исполнителей, и они, безусловно, это понимали». Выбор пал на 36-й МТАП Героя Советского Союза подп-ка А.Ефремова. Полк располагал наиболее подходившими для этой задачи торпедоносцами «Бостон-Ш» и опытными летчиками, среди которых были участники рейдов на Германию и Румынию в 1941 г. Для налета на Констанцу отобраны семь наиболее подготовленных экипажей. Фоторазведчиком командовал л-т Б.Мас-лов. В ударную группу входили экипажи м-ра А.Фокина, к-на В.Левашова, ст. л-тов В.Рукавицына, А.Рыхлова и М.Дюкова. Возглавлял ее зам. командира полка п-к Ш.Бидзинашвили. Ветеран Финской войны, опытный летчик и командир, он согласился на понижение в должности, лишь бы попасть в минно-торпед-ный полк и воевать!

Благодаря наличию двух пулеметов МБР-2 не составило труда разделаться с безоружным «Юнкерсом»

Штурман 1-го МТАП, впоследствии генерал-лейтенант авиации П.Хохлов вспоминал: «27 сентября он (Бидзинашвили. -Авт.) прибыл в штаб дивизии и нашел меня. Рассказал, что назавтра ведет группу самолетов на торпедный удар в Констанце, и просил меня участвовать в нем. Я дал согласие, но командир дивизии полковник Н.Токарев приказал мне срочно готовиться для выполнения другого боевого задания…». С Бидзинашвили полетел штурман полка Ш.Кордонский, участник рейдов на Плоешти в августе 1941. Накануне вылета к-н Кордонский провел навигационные занятия с летчиками – на случай гибели или ранения штурмана самолета (это и выручило впоследствии экипаж А.Рыхлова). По расчетам горючего выходило, что взять можно было только по одной торпеде.

28 сентября 1943 г. экипажи провожали с оркестром и митингом. В напутственном слове командир 2-й МТАД п-к Н.Токарев сказал: «Помните, что в истории черноморской авиации этого еще не было. Первыми это делаете вы, советские летчики. Ждем вас с победой!» В 11.00 семь «Бостонов» пошли на взлет. Самолет-разведчик Маслова поднялся на высоту, торпедоносцы шли на 500-600 метрах, затем опустились еще ниже. Радиопереговоры были запрещены, пользовались только визуальными условными сигналами. На случай радиолокационного слежения трижды меняли курс, создавая видимость налета на болгарский порт Варна. Так, среди бела дня, в прекрасную погоду, на малой высоте, без истребительного прикрытия Бидзинашвили предстояло провести группу торпедоносцев около 800 километров. Но, как говорят суеверные авиаторы, чем продуманнее авантюра, тем меньше в ней везет. Недалеко от Констанцы «Бостоны» наткнулись на немецкую летающую лодку «Дорнье-24» (по другим данным – «Гамбург-138»). Внезапность операции была утрачена – теперь группу Бидзинашвили поджидали 15 зенитных батарей различного калибра и около 40 стволов корабельных автоматов, на аэродромах противника была объявлена тревога.

В этой ситуации, вероятно, Шио Бидзинович успел дать команду на разделение группы – сам в паре с Дюковым атаковал через южный мол, отвлекая на себя основную массу огня береговых зениток и часть корабельных. Фокин и Рукавицын пошли со стороны открытого моря, по ним начали стрелять корабли из главных калибров. Пушки били по воде, создавая перед низколетящими торпедоносцами завесу из водяных столбов. Стоило зацепить такой столб хоть кончиком крыла… Тем не менее, этой паре удалось уцелеть и первой результативно сбросить торпеды. Паре Рыхлова и Левашова повезло уже меньше. Когда до мола оставалось около 100 м, машина Рыхлова получила 4 мелкокалиберных снаряда, один из которых разбил приборную доску и контузил летчика, другой разорвался в штурманской кабине, тяжело ранив Клюшкина. Закрывая одной рукой выбитый глаз, другой старший лейтенант продолжал работать с торпедным прицелом. После сброса торпеды Рыхлов успел заметить, что самолет Бидзинашвили горит и приближается к земле, явно нацеливаясь на что-то. Машина Левашова тоже пылала и тянула к берегу, поливая близлежащие цели пулеметным огнем из всех стволов. «Бостон» Дюкова еще не горел, но из-под правой консоли тянулся бензиновый шлейф, торпедоносец снижался, а яростные трассы носовых пулеметов как будто пытались остановить огненные шары, несущиеся навстречу с берега.

Тут осколок рассек электропроводку в кабине Рыхлова, моторы встали, и «Бостон» начал терять высоту. В отчаянии летчик сжал оголенные провода рукой, другой ударил по приборной доске. Моторы взревели, когда до воды оставалось 15 метров. Едва не цепляя волны, старший лейтенант уводил самолет в море. Зенитки неожиданно затихли – после сильного взрыва над городом поднялись сполохи пламени и небо стало затягиваться густым черным дымом горевших нефтехранилищ. Зато задние пулеметы «Бостона» не умолкали – стрелок- радист В.Степашко вел огонь, пока верил, что его очереди хотя бы долетают до порта…

Зам. командира 36-го МТАП п-к Ш.Бидзинашвили. 1943 г.

В 1946 г. штурман звена 36-го МТАП Н.Д.Малаховский записал воспоминания очевидцев налета группы Ш.Б.Бидзинашвили. Вот несколько выдержек из этих бесед. Бывший командир румынской зенитной батареи: «Их было шесть, а седьмой, по-видимому, разведчик, прошел на большой высоте. Три самолета были подбиты над базой… Их летчики направляли свои машины туда, где можно было нанести максимальный урон. Один самолет взорвался на территории нефтегородка, второй пытался горящим врезаться в корабль, но почему-то не долетел и врезался в платформу с танками в северной части города».

Служащий управления порта: «…Я должен был обеспечить погрузку двух транспортов, направляемых в Севастополь. Сидел с капитаном судна в кают-компании за обедом, и тут завыла сирена и тут же начала стрелять зенитная артиллерия. Выбежали на палубу. С юга на высоте не более 50 метров шел двухмоторный самолет. Из его носовых установок извергались в нашу сторону разноцветные трассы. Как только он оказался над бухтой – сразу сбросил торпеду. Это было метрах в 700 от нас. Взрыв произошел между носом миноносца и кормой буксира. Оба корабля были выведены из строя (атака Рукавицы-на. – Авт.). Два самолета, подбитые на подходе, врезались: один в нефтецистерны в юго -западной части Констанцы (экипаж Ш.Б.Бидзинашвили – штурман полка Ш.А.Кордонский, стрелок-радист А.П.Кузнецов и воздушный стрелок П.И.Бородин. -Авт.), второй – в районе железнодорожной станции в воинский эшелон (экипаж В.А.Левашова – штурман В.И.Ярыгин, стрелок-радист М.К.Еремеев. – Авт.), третий после сброса торпеды, которая взорвалась у мола, уничтожив катер и повредив шхуну, упал у зенитной батареи» («комсомольский экипаж» М.Г.Дюкова -штурман И.Е.Недюжко, стрелок-радист П.И.Миронов. – Авт.)(7*).

Герой Советского Союза В.Рукавицын: «Сбросив торпеды, мы пронеслись над кораблями, над городом, затем пошли на разворот. В этот момент я услышал голос Бидзинашвили: «Машина горит. Экипаж погиб. Прощайте…». Выйдя из разворота, летчик какое-то время шел по прямой, очевидно, выбирал себе последнюю цель, потом довернул вправо и направил машину на окраину города. Я посмотрел в том направлении и увидел склад горючего – пять или шесть бензоцистерн в ограждении. Секунда – и там раздался взрыв…».

П.Миронов, стрелок-радист из экипажа М.Дюкова: «Наш самолет шел справа от машины Бидзинашвили. Снарядом он был подожжен и, пылая, пронесся над пирсом. Горел и наш торпедоносец… Осколком меня ранило в голову, и я потерял сознание… Очнулся уже в тюремном госпитале. Позднее узнал, что мой командир и штурман были живы после падения (Дюков, потеряв высоту, буквально «проехался» по зенитной батарее). Они, выхватив личное оружие, уничтожили несколько вражеских солдат, а затем застрелились… Я своими глазами видел, как торпеда самолета полковника Бидзинашвили поразила большой корабль… От румынских матросов слышал, что в итоге налета было потоплено в порту много судов, убито более 700 фашистов, сгорели портовые сооружения и склады».

Встречать героев Констанцы было приказано так же, как и провожали, – с оркестром. От ударной группы осталась только половина. Притихшие люди разглядывали изуродованные машины, врачи вынимали из развороченной штурманской кабины ст. л-та Клюшкина, а над ними гремела торжественная музыка.

Командование полка и дивизии, хотя и считало необходимым представить отличившихся летчиков к наградам, проявило осторожность – потери оказались слишком серьезными, результат же операции был еще не ясен.(8*). А спустя неделю случилась трагедия, после которой стало уже не до Констанцы. 6 октября 1943 г. несколькими последовательными ударами «Юнкерсы» пустили ко дну целое соединение крупных надводных кораблей: лидер «Харьков», эсминцы «Способный», «Беспощадный» – и это в открытом море, на полном ходу, под истребительным прикрытием!

А что же герои Констанцы? Спустя четыре месяца «более всех пострадавший при выполнении боевого задания» штурман А.С.Клюшкин был извещен в госпитале, что ему присвоено звание Героя Советского Союза. Еще через четыре месяца, 15 мая 1944 г., Героями стали А.И.Фокин, В.П.Рукавицын и А.Д.Рыхлов. Остальные вернувшиеся получили ордена. Экипажи Бидзинашвили, Левашова и Дюкова, навсегда оставшиеся в Констанце, некоторое время вообще были в безвестности. «Мертвые сраму не имут» и ничего не просят.

В 1975 г., к 30-летию Победы, в Комсомольском парке Иркутска был открыт мемориал погибшим заводчанам (авторы В.Щербин и Д.Цветков), в мартирологе которого значится и Ш.Б.Бидзинашвили. Идею создания мемориала подали комсомольцы авиазавода, которые на субботниках заработали деньги на его строительство. Сбором документов и других материалов занималась инженер БТИ В.И.Ионушас, которая в то время заведовала заводским музеем. Там сохранился только рисованный портрет Бидзинашвили, выполненный художником-самоучкой И.М.Мирманом. Копия портрета, а также фотографии музейной экспозиции и мемориала были отправлены в Донецк сыну Ш.Бидзинашвили Евгению Александровичу. Ответ не замедлил себя ждать. Кроме благодарностей, он отметил: «На доске мемориала фамилия отца написана с ошибкой (Бедзинашвили), а правильно, как у вас в музее – (Бидзинашвили) – можно ли исправить эту ошибку сейчас?» Ее исправили в 1980 г. В дальнейшем Валентина Ивановна провела большую работу по поиску заводских сослуживцев Шио Бидзиновича. В свою очередь, Бидзинашвили-младший прислал фотографии из семейного архива. Новая заведующая музеем Л.П.Вахонина продолжала переписку и поисковую работу по этой теме до середины 80-х гг., в создании этого материала есть и ее заслуга.

28 марта 1981 г. в Севастополе был открыт памятник летчикам-черноморцам (авторы Ю.Канашин, М.Фортуна, М.Раду). На 19 скрижалях мемориала – имена 1296 «крылатых бойцов», погибших в годы Великой Отечественной войны и не имеющих захоронений. Есть там и полковник Ш.Б.Бидзинашвили. По иронии судьбы, спустя ровно полгода после его гибели в «Известиях» за 30 апреля 1944 г. был напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым среди летчиков-испытателей, награжденных «за образцовое выполнение заданий Правительства по испытанию боевых самолетов», Шота Бидзинович Бидзинашвили был удостоен ордена Красного Знамени. А ведь должна быть Золотая Звезда за Констанцу!

7* Состав экипажей приведен по данным подп-ка П.Шулина, бывшего штурмана 36-го МТАП.

8* В советской исторической литературе называются различные цифры потопленных кораблей в этом рейде – от «6 судов» до «транспорта и миноносца». Согласно справочнику «Потери кораблей основных боевых классов во Второй мировой войне 1939-1945 г.г.» румынский ВМФ безвозвратно потерял только миноносец «Налука», потопленный советской авиацией 20.08.44 г. В то же время, не следует забывать тот факт, что, даже по румынским свидетельствам, 28.09.43 в порту взорвались несколько барж с боезапасом, которые не относились к категории судов и в официальные данные потерь не вносились, от которых получили, как минимум, тяжелые повреждения рядом стоящие корабли, включая два эсминца типа «Регеле Фердинанд I» и один типа «Марашти». Вполне возможно, что некоторые из них действительно затонули, но впоследствии были подняты и восстановлены.

Этот «Бостон», по крайней мере, вернулся на свой аэродром

Примечания: