Глава V. 55 Лет спустя, или «Кубок — наш!»

«Садырин уходит. Питер — в шоке», — так называлась заметка в «Спорт-Экспрессе», опубликованная 6 ноября 1996 года. Информация о назначении Бышовца вышла в номере за 23 ноября. По данным газеты, руководство клуба также рассматривало кандидатуры Юрия Морозова, немца Бернда Штанге, прежде возглавлявшего «Днепр» из Днепропетровска, а также совсем уж неожиданную фигуру — Владимира Тумаева, президента и… форварда клуба первого дивизиона «Газовик-Газпром» из Ижевска.

Наличие всех этих альтернатив клуб принялся яростно опровергать. Но теперь-то, из приведенных ранее слов Геннадия Орлова, мы знаем, что Морозову предложение возглавить «Зенит» делалось. Но тот из солидарности с Садыриным отказался. Выходит, нет дыма без огня!

Наверняка и разговор с Тумаевым не был газетной «уткой». Серьезный деятель газовой сферы, глава предприятия в Ижевске, этот человек до такого самозабвения любил футбол, что в 50 с лишним лет, при удобном, разумеется, счете выходил на поле за свою команду в матчах первого дивизиона и порой даже забивал голы — почти всегда, конечно, с пенальти. И совсем не исключено, что по линии «Газпрома», уже тогда одного из главных акционеров «Зенита», кандидатура Тумаева, что называется, вентилировалась. Но Мутко к тому времени уже достаточно неплохо понимал футбол, чтобы осознавать: это не уровень «Зенита».

В свою очередь, идея со Штанге как раз очень напоминает стилистику Виталия Леонтьевича. Во-первых, идеей-фикс для него стала «экологически чистая команда» — а лучшего варианта, чем иностранный тренер, для этого не придумать. Именно Мутко на стыке 2002 и 2003 годов станет первым президентом сильного российского клуба, который пригласит зарубежного специалиста — Петржелу. И Хиддинк, первый иностранный тренер сборной России, возглавит ее тоже при Мутко.

Во-вторых, одновременно с неприязнью к Садырину у Мутко возникло отторжение ко всей отечественной тренерской «тусовке» — людям, много лет работающим в одной упряжке, обросшим дружескими, а порой и деловыми связями, ощущающими себя единой российской футбольной семьей. Которая жила под сенью всемогущего «папы» — тогдашнего президента РФС Вячеслава Колоскова.

Недаром, когда Мутко возглавит РФС, ветераны футбола начнут жаловаться, что он посадил у входа в офис охрану, и теперь нельзя, как в былые годы, без всякого пропуска зайти в тот или иной кабинет к старым друзьям и посудачить «за жизнь». Мутко вышел из другого мира и, в отличие от Колоскова, не чувствовал себя частью этой семьи. Хорошо это или плохо, не знаю. С одной стороны, после прихода Мутко в РФС отношение к людям в футбольных верхах стало жестче, суше и холоднее. С другой, хоть чего-то (или кого-то) начали бояться, что иногда для дела совсем неплохо.

Правда, порой кажется, что Мутко демонстрирует устрашение ради устрашения. В апреле 2009 года из-за ляпа штаба «Зенита» и резервного судьи в матче с «Локомотивом» на три минуты был нарушен лимит на легионеров: после одной из замен иностранцев на поле оказалось не шесть, а семь. При том, что «Зенит» не был наказан техническим поражением (вдруг выяснилось, что нет соответствующего пункта в регламенте), Мутко личным решением отстранил до конца первого круга всю судейскую бригаду. Хотя ни рефери Гвардис, ни его ассистенты ни по каким законам не имели к контролю за количеством легионеров никакого отношения. В ответ авторитетный судья Игорь Егоров заявил, что в знак солидарности с коллегами отказывается обслуживать матчи до тех пор, пока их не амнистируют. И добавил: «Мутко надо руководить ЖКХ, это у него получится лучше, чем управлять российским футболом». И основания для демарша у Егорова, бесспорно, были. Но вернемся в середину 90-х.

Итак, Мутко не воспринимал российских тренеров, те же — особенно после увольнения Садырина из «Зенита» — прониклись крайней неприязнью к Мутко. Это чем-то напомнило мне ситуацию во время чемпионата России 2008 года, когда в Ярославле после очередного матча местного «Шинника» его гендиректор Александр Рожнов попытался устроить провокацию в адрес судьи Игоря Захарова, обвинив того в употреблении алкоголя перед матчем. История получила резонанс, за Захарова (а скорее, представив на его месте себя) оскорбились многие его коллеги. После чего ошибки в пользу соперников «Шинника» стали случаться из раза в раз, и ярославский клуб пулей вылетел из премьер-лиги…

Одни поморщатся — круговая порука. Другие возразят — профессиональная или, как сейчас любят выражаться, корпоративная солидарность. Первое — плохо? Второе — хорошо? В зависимости от того, какую шкалу оценок применить. Прав Эйнштейн: все в мире относительно.

Бышовец в своей книге «Не упасть за финишем» вспоминает:

«На одном совещании в РФС уже в роли тренера питерцев я наткнулся на дружную группу в лице Садырина, Игнатьева, Овчинникова — да-да, того самого Бормана. Уже тогда просматривались присущие этой группе грязные технологии ведения околофутбольной борьбы, и в данном случае их объектом стал Мутко…

Эти коллеги смотрели на меня и пересмеивались: "Ну, мы ему покажем". Ясно, что "покажем"… Мы проходили рядом с Колосковым, и даже Вячеслав Иванович не сдержался: "Ребята, ошибаетесь. Это совершенно другой тренер и человек".

Стоявший рядом судья Сергей Хусаинов был немало удивлен: "Я и не знал, что Колосков о вас такого мнения!" — "Сережа, — отвечаю, смеясь, — он это говорил не для того, чтобы похвалить меня как тренера, а для того, чтобы эти люди не расслаблялись"».

К этим словам — как и многому из того, что говорит Бышовец, — можно относиться по-разному, но лейтмотив видится мне таким: Анатолий Федорович не просто не входил в российскую тренерскую семью, а был ее яростным оппонентом.

То есть своего рода «внутренним иностранцем». И именно этим, полагаю, привлек к себе внимание Мутко.

После конфликта в сборной на исходе 2003 года Бышовец стал для Колоскова персоной нон-грата — не случайно и до «Зенита», и много лет после человек, выигравший Олимпиаду-88 в Сеуле, не получал работу в России. Учитывая, что многие руководители клубов чувствовали себя зависимыми от РФС, ничего удивительного в этом не было.

Правда, Мутко, возглавив футбольный союз, поведет себя во многом так же — и именно из-за этого, как считают многие, его недруг Петржела не смог возглавить ни «Ростов», ни другие российские команды.

Бышовца Виталий Леонтьевич назначил, исходя из трех явно просматривающихся соображений. Первое — чтобы сделать побольнее Садырину, для которого Анатолий Федорович был врагом номер один. Второе — чтобы дистанцироваться от большой группы тренеров, с которой Садырин дружен. И третье — чтобы продемонстрировать Колоскову, что тот ему не указ, и он, Мутко, сам себе в доме хозяин. Таким образом, футбольная революция в России тоже зародилась в Питере — и не на рубеже нового века, когда в стране сменился президент, а намного раньше.

Как Мутко вышел на Бышовца?

Орлов:

— По заданию Мутко нового тренера для «Зенита» стал искать Женя Шейнин. Позвонил судье Сергею Хусаинову — а тот и ответил: «Чего искать? Есть Бышовец». Мы с Толей были дружны, он мне сразу позвонил и о предложении Мутко рассказал. Добавил, что не хочет отказываться, и спросил: «Что ты думаешь по этому поводу?» Было, если не ошибаюсь, 9 ноября, прошло дня четыре с момента объявления об отставке Садырина. Я ему только посоветовал: «Подожди хотя бы несколько дней, пока в Питере все уляжется».

Учитывая, что официальное сообщение о приходе Бышовца в «Зенит» последовало лишь 22 ноября, тренер прислушался к рекомендации комментатора. А может, все это время вел с Мутко переговоры, жестко настаивая на своих условиях. Анатолий Федорович, говорят, умеет это делать виртуозно.

В любом случае, рассказ Орлова подтверждает то, что Бышовец в своей книге не лукавит, утверждая:

«Меня позвали в Петербург в тот момент, когда Виталий Мутко отказался продлевать закончившийся контракт с прежним тренером, Павлом Садыриным. Пришел я не на живое место, как это подавали потом отдельные люди, а на свободное, и фактически вместе с президентом "Зенита" выдержал серьезный пресс, связанный с изменениями в клубе, которые очень многим не понравились».

Сопоставление рассказов разных людей говорит о том, что Бышовец действительно Садырина не подсиживал. Переговоры начались уже после отставки Пал Федорыча.

Вот версия появления в Питере, изложенная самим Бышовцем в его книге «Не упасть за финишем»:

«Я вернулся из Кореи и уже имел несколько предложений из-за рубежа. Но у меня умерла теща, и мы поехали с женой в Киев на похороны. Впрочем, исключительно частным визит на родину не получился. У меня состоялась встреча с председателем Совмина, руководителями "Динамо" и сборной страны. Мне предложили национальную команду и встречу с Леонидом Кучмой (тогдашним президентом Украины. — Прим. И. Р.), но я вынужден был отказаться, потому что быть тренером сборной и не быть тренером "Динамо", которое являлось базовым клубом, означало здорово и неоправданно рискнуть. Разговор же с Григорием Суркисом (тогда — президентом киевского "Динамо". — Прим. И. Р.), который должен был быть на этой встрече, у меня не состоялся, после чего мы решили взять в переговорах паузу.

После возвращения в Москву я довольно быстро понял, что с Украиной ничего не выйдет, точно так же, как и то, что вряд ли дождусь работы в России. Юрий Лужков хотел, чтобы я возглавил "Торпедо", Колосков, зная это, утверждал, что с его стороны "все в порядке", и я даже успел встретиться с Павлом Бородиным (тогда — управделами президента России и акционером "Торпедо". — Прим. И. Р.). Вопрос был практически решен, и вдруг президент "Торпедо" Владимир Алешин как-то странно засмущался (а впрочем, он большой друг Вячеслава Колоскова) и заявил, что не готов обсуждать эту тему и что разговор нужно перенести. Дали отбой. Потом спросил у Колоскова: "Как же так?" Он в ответ развел руками: "Ну вы поймите, я же тренеров не назначаю!" — "Ладно, все понятно…"».

Я стал собираться в Португалию, где интерес ко мне проявляли два клуба. Но появился Виталий Мутко со своим предложением, и его не смутили те условия, которые мне озвучивали португальцы. Мы довольно быстро ударили по рукам, и я приехал в Питер знакомиться с командой».

Начитанный, блестяще излагающий свои мысли, сыплющий как из рога изобилия цитатами классиков, Анатолий Федорович не просто обладает великолепным словарным запасом, но при необходимости включает мощнейшее обаяние. Он и вправду обладает магнетическим воздействием на политиков. Не сомневаюсь, что в этой сфере, пойди он туда в свое время, Бышовец добился бы выдающихся успехов.

Политика — это своего рода шахматы, умение просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед. А для Бышовца, по весьма символичному совпадению, шахматы — один из любимейших способов времяпрепровождения. Бывший футболист ЦСКА Дмитрий Галямин, работавший с ним в «Химках», говорил: «Каждый разговор с Бышовцем — это словно игра в шахматы. Нужно продумывать, что ты скажешь не только сейчас, но и через три-четыре фразы. Он предвидит все».

В своей книге Бышовец рассказывает:

«В Питере я познакомился и с гроссмейстером Борисом Спасским, который олицетворял собой шахматного джентльмена. Всегда поражался, как при таких нагрузках шахматисты сохраняют хоть какое-то здоровье. Шахматы в моей жизни вообще занимают определенное место. Неудивительно — ведь жизнь это и есть шахматы. Только фигуры живые».

Весьма глубокий, но и неоднозначный тезис выдвинул Анатолий Федорович. Он не уточнил, в какой роли в этих «живых шахматах» видит себя, — одной из крупнокалиберных фигур (уж явно не пешек) или гроссмейстера. Если в последней — то значит, речь идет о намеренной манипуляции людьми и их судьбами. Жертвы фигур, заманивание противников в ловушки… Утверждая, что жизнь — это шахматы, Бышовец отрицает возможность жить не голым разумом, а сердцем. По крайней мере, такая интерпретация его слов имеет право на существование.

А вот политика — это во многом шахматы и есть. В ней вряд ли возможен приоритет человеческих отношений над деловыми, сантименты, бескорыстие и благородство. Один должен победить другого — и точка. Два слова, максимально несовместимые как с шахматами, так и с политикой, — наивность и простодушие. Бышовец — полная противоположность этим понятиям. И оттого, обладая известным красноречием, он умеет очаровывать людей из мира политики. Он разговаривает с ними на одном языке.

Мутко — как раз из политиков. Поэтому их встреча с Бышовцем не могла не оказаться успешной. Недаром он подчеркнул в книге: «С Мутко в тот год (1997-й. — Прим. И. Р.) у нас было полнейшее взаимопонимание, я видел от него только помощь, и за счет этого мы сумели к началу чемпионата набрать состав».

Правда, насчет предложения возглавить сборную Украины Анатолий Федорович в своем рассказе, думаю, слегка загнул.

Дело в том, что к этому времени в киевское «Динамо» из арабских странствий уже успешно вернулся Валерий Лобановский, который Бышовца на дух не переносил. Еще с 1988 года, когда один возглавлял первую сборную СССР, а второй — олимпийскую, и между ними шла лютая война за игроков. Причем на уровне Госкомспорта и Олимпийского комитета страны.

За годы работы за рубежом эта война из памяти обоих тренеров не стерлась. Когда из «Зенита» в «Динамо» (Киев) пригласят полузащитника Романа Максимюка, Валерий Васильевич как бы мимоходом спросит своего нового игрока о его отношении к Бышовцу. Максимюк даст лестную характеристику. И вскоре обнаружит, что пробиться в состав у него нет ни малейшего шанса…

Лобановский был фигурой такого масштаба — тем более для Украины, — что там, где он появлялся, без его согласия работать не смог бы никто. Оттого и сказал Анатолий Федорович: мол, быть тренером сборной и не возглавлять базовый клуб — «Динамо» — значит здорово и неоправданно рискнуть. Бышовец наверняка вспомнил, как в 1986 году в таком же положении оказался главный тренер сборной СССР Эдуард Малофеев. Национальная команда состояла в большинстве своем из киевлян, которые почему-то в товарищеских матчах за нее смотрелись куда бледнее, чем в клубе. И после очередной такой игры — 0:0 дома с Финляндией — перед самым чемпионатом мира Малофеева заменили на Лобановского. Чему игроки киевского «Динамо», понятно, были только рады.

Повторять чужих ошибок умный Бышовец не захотел. Впрочем, вообще не думаю, что глава правительства Украины предлагал ему возглавить сборную. При Лобановском это было просто невозможно.

Бышовец умел обаять не только политиков, но и творческую интеллигенцию. В книге «"Локомотив", который мы потеряли» я уже говорил, что даже русский язык Анатолия Федоровича не похож на тот, которым разговаривают футбольные люди. Скорее это язык писателя или актера.

Поэтому я совсем не удивляюсь, когда люди творческих профессий произносят о нем теплые слова.

Мигицко:

— Очень уважаю Анатолия Федоровича. Помимо того, что он один из любимых футболистов моей юности, так мы с ним еще и в один день родились. Когда он работал в «Зените», и мы на базу к команде часто приезжали, и он полюбил наши театры. Часто приходил на спектакли, а порой приводил к нам в театр Ленсовета всю команду. Помню, он привез многих игроков с Украины, и наши с Боярским шутки были направлены в сторону сала: «Мы им дарили сало, а им все мало!» Нападающий Гена Попович, самый благодарный зритель, хохотал от души…

Розенбаум:

— Мы с Анатолием Федоровичем относимся друг к другу с уважением и даже пиететом. Он, конечно, талантливый человек. Совершенно гениальный футболист моей юности, мы на него просто молились, хоть и играл он не в «Зените», а в Киеве. Но уже тогда, на поле, Бышовец был эгоцентриком. Лишний пас не отдаст, вместо этого сам пару человек обведет и пробьет по воротам. Таков он и в жизни — футбольное поле ведь отражает то, что заложено в характере. Кому-то эта черта нравится, кому-то — не очень. Лично я не думаю, что она всегда идет ему на пользу. Очень уважаю Бышовца, но эгоцентризм — другая сторона его, безусловно, высокого интеллектуального уровня. Очень воспитанный, вежливый, культурный человек, но — истина в последней инстанции, причем в собственных глазах. Толя, он такой: через тернии к звездам. Но тернии должны быть обязательно.

Бышовец почувствовал себя в эстетском Питере как рыба в воде и подтвердил это в своей книге:

«У каждого человека есть "свой" город, то место, где он чувствует себя комфортно. И нигде я себя не чувствовал так вдохновенно, как в Питере. Там меня поддерживала возможность общаться с такими людьми, как Кирилл Лавров, Михаил Боярский, Сергей Мигицко… Ни один день практически не проходил без посещения театра, консерватории, музея. Мне приходилось работать во многих странах, городах, клубах, но абсолютно уверен в том, что такой атмосферы, как в Петербурге, не было нигде».

Многим известен факт, что именно Бышовец открыл на базе «Зенита» в Удельной библиотеку. В книге он объяснил это так:

«Меня смущал интеллектуальный уровень команды. Я был страшно недоволен, когда игроки травили досуг исключительно за картами…

У администратора Юрия Русакова теща работала в книжном магазине. И я решил набрать на базу книг, потратили где-то тысячу или полторы тысячи долларов на Конан Дойля, Агату Кристи, Жоржа Сименона — в основном приключенческую литературу, детективы. Сегодня я встречаю некоторых людей из той команды, и видно, что это совсем иные ребята. Пример Саши Панова мне напоминал себя самого — тоже мама одна, сестра… И потом я видел Панова, Кондрашова, Игонина с книгами, журналами. Они становились другими людьми.

Мы вели борьбу с нецензурной лексикой. Дошло до того, что я штрафовал игроков за матерные слова, брали по сто долларов. В конце концов Мутко приехал на базу с дочкой и вздохнул с облегчением: "Ну наконец-то! Наступили времена, когда можно приезжать с семьей на тренировки!"».

Бышовец делал благое дело, приобщая футболистов к литературе, театру, живописи, отучая от нецензурщины. Не все в силу уровня своего развития это ценили, но наверняка есть немало игроков, которые спустя годы готовы сказать ему за это «спасибо».

И все же, открывая для них новый мир, Анатолий Федорович, мне кажется, делал это и для себя. На мысль об этом меня навел разговор с врачом-психофизиологом Виктором Неверовым. Он рассуждал о капитане сборной России Сергее Семаке:

— Есть известная альтернатива — быть или казаться. В молодежных коллективах зачастую понятие «казаться» преобладает. Настоящего мужика отличает именно установка на «быть». Таков Семак. Для него важнее то, что есть на самом деле, а не то, что кто-то о нем подумает или скажет. Этот стержень, который отличает его от многих, как раз и привлекает людей. Любой его поступок не надо трактовать — он ясен и понятен.

Бышовец по характеру — во многом противоположность Семаку. Каждое слово и поступок Анатолия Федоровича надо трактовать, и сделать это зачастую непросто. В его фразах заложены двойные подтексты, недоступные для понимания простых людей, каковыми в большинстве своем являются футболисты.

В альтернативе «быть или казаться» для Бышовца, может, не приоритетное, но очень важное значение имеет второй вариант. Ему хочется не только просвещать игроков, но и чтобы о нем говорили как об интеллектуале и просветителе. В своих интервью он нередко ссылается на известных людей, которые о нем говорили что-то комплиментарное, — и это намек на ту же черту.

Впрочем, «казаться» — тоже своего рода мотивация. И если она служит хорошим делам — то почему бы и нет?

Как и везде, в Питере доброго мнения о Бышовце далеко не все. Врагов он в достатке плодил везде и всегда. В своей книге Бышовец пишет:

«Перед тем как принять "Зенит", я попытался найти контакт с Сергеем Дмитриевым, которого знал раньше. "Сереж, Денис Зубко уходит, скажи на правах старшего, чтобы остался. Будут другие условия, перспективы…" Но Зубко ушел. Пришлось уйти и Дмитриеву, поскольку после пары эпизодов я понял, что этот игрок — мне не помощник. Сергей восстанавливался после травмы, ему предстояло тяжело входить в сезон, и однажды на тренировке он грубо ответил тренеру Бурчалкину, который сделал ему замечание. Дескать, я сам знаю, как себя готовить! Что ж, пришлось ему предоставить возможность готовиться самому. Но уже в другой команде».

Дмитриев трактует взаимоотношения с Бышовцем иначе:

— При Морозове и Садырине у нас стукачей не было. А вот Бышовец специально подбирал молодых игроков и прямо им говорил: хотите играть — докладывайте обо всем, что происходит в команде. Когда он пришел в «Зенит», сказал Вале Егунову, что тот должен рассказывать все, что Дмитриев говорит о Бышовце. Егунов тут же пришел ко мне. Я ответил: «Говори ему, что Дмитриев все время называет Анатолия Федоровича великим специалистом».

В свое время у нас с Бышовцем был серьезный конфликт в «Динамо». Поэтому, когда Мутко позвонил мне и сказал, кто будет тренером «Зенита», я схватился за голову. И вдруг — звонок Бышовца: «Сережа, помоги разобраться — здесь столько подводных течений!» Каюсь, принял его слова за чистую монету — думал, может, человек оказался выше того, что было раньше. Я рассудил так, потому что привык к Садырину — вспыльчивому, но не державшему зла. Тут оказалось по-другому.

При первой же возможности он меня из команды выгнал. Это в его стиле: сначала попользоваться, а потом вышвырнуть. Он увидел: в команде у меня слишком большой авторитет, и в городе тоже. И подумал: а вдруг у меня не попрет, и Дмитриев меня подсидит. Лучше я его выгоню заранее.

Бышовец всюду видел провокацию. Помню, в Израиле мы поехали в Иерусалим к Стене плача, а на обратном пути попали в банальную пробку. Так Бышовец воскликнул: «Провокация! Это специально делается, чтобы мы не успели на тренировку!» Спортивным директором «Зенита» работал Морозов — так Бышовец все время говорил, что Юрий Андреевич вставляет нам палки в колеса.

В книге Бышовец частично пояснил, что он имел в виду:

«В "Зените" оставил след Роман Максимюк. До приезда в Питер его никто не знал, а потом наперебой хотели "Локомотив" и киевское "Динамо". В итоге киевляне его взяли. В Киеве всегда пристально наблюдали за тем, что происходит в "Зените", и делалось это, естественно, с помощью Юрия Андреевича».

Морозов был другом и многолетним соратником Лобановского, что в глазах Бышовца было смертным приговором.

В своем отношении к Бышовцу Дмитриев не одинок. Я спросил директора школы «Зенит» Шейнина, правда ли то, что он участвовал в назначении Бышовца. «Да, было», — ответил он. И разразился на эту тему монологом:

— В то время меня как раз с Мутко поближе познакомили. Сделал это один из акционеров клуба Леонид Туфрин, очень приличный человек. Как-то разговаривали с Виталием Леонтьевичем, обсуждали варианты. И решили позвонить Бышовцу. Никто же не знал, что он за фрукт! У меня были не идеальные отношения с Садыриным, но Пал Федорыч по человеческим качествам Бышовцу сто очков вперед даст. Для Бышовца вообще ничего святого нет. Он такие вещи творил!

Приехал в Питер, подписал контракт. Одним из пунктов была трехкомнатная квартира. Но ее нужно было подобрать, и вначале Анатолия Федоровича поселили в гостиницу «Астория». И вот на Новый год (то есть чуть больше, чем через месяц после подписания контракта) он приглашает в Санкт-Петербург всех своих родственников, человек 15–20, устраивает их в «Асторию» и говорит клубу: «Оплатите. И ужин новогодний тоже». Представляете, во сколько все это могло обойтись клубу?

«Зенит» отказывается. И знаете, что тогда говорит Бышовец? «Если бы вы вовремя сделали мне квартиру, эти расходы были бы не нужны. Знали бы вы, как моя Наталья Ивановна готовит! Да я бы и думать забыл о вашей гостинице. А сейчас мучаюсь, ем неизвестно что».

Еще одно условие, которое поставил Бышовец, — чтобы квартира была с видом на Летний сад. Дескать, жена привыкла бегать по утрам в саду, а другого сада, кроме Летнего, я в вашем городе не знаю. Еще — поставить ему домой огромный телевизор. «Лучший тренер мира должен смотреть "Ювентус " — "Аякс " в нормальных условиях!» — до сих пор эту его фразу помню. Ему возражали: «Да у вас и так японский, 72 сантиметра по диагонали, лучше сейчас нет!» — «Я могу сам лучше найти». И нашел. За соответствующую цену. И «добил»-таки руководителя «Лентрансгаза» Сердюкова, чтобы тот ему этот телевизор оплатил. Премиальные за победы выбил себе вдвое больше, чем у футболистов. Даже за стрижку на сборах он предоставлял счет в клуб!

Меня назначили начальником команды, но шансов работать с Бышовцем я не имел никаких. Это сумасшедший интриган. Все время кому-то что-то на ухо шепчет, о чем-то договаривается… Он говорил мне: «Я не могу с тобой работать. Только начинаю о чем-то говорить — а ты уже знаешь, что ответить. Все футболисты идут к тебе, ко мне ни по каким вопросам не обращаются. А я привык руководить всем процессом. Два сильных человека работать в одной команде не могут». В конце концов, он добился того, чтобы Мутко меня убрал.

Бышовец был очень тщеславен. Постоянно пускал окружающим пыль в глаза. На сборах в Италии садимся на завтраке — он, Давыдов, Бурчалкин, врачи, я. Подходят официанты — и Бышовец им по-итальянски что-то говорит. Потом другие подходят — он опять. А я прислушался и понял, что он три раза одну и ту же фразу с разными интонациями повторил. Все головами качают: «О, Бышовец дает, по-итальянски!» — а мне смешно. Говорю ему: «Анатолий Федорович, вы не могли бы дать мне свой разговорничек, потому что мне нужно пойти купить замораживающие вещества для тренировки». Он вскинулся: «Какой разговорник?» — «Да тот, которым вы перед завтраком пользовались». Он очень обиделся. Толя Давыдов потом смеялся — мол, доиграешься. Но мне было все равно.

Помню, как он, чтобы произвести впечатление, во время тренировки московского «Динамо» залез на крышу «Петровского» и смотрел в бинокль, работает ли с командой Гришин. Я тогда подумал: полез бы туда Садырин?

Все истории, которые о Бышовце рассказывали, — что он приходит и бегает вокруг поля, где играет правительство Москвы, — именно о нем. Для него главное — это «понты».

Татьяна Садырина:

— Бышовец любит показать себя. Пройтись по Невскому, прогуляться по Летнему саду, обдумывая тактику и стратегию игры. И быть при этом в галстуке от одного дизайнера, рубашке от другого, носках от третьего… Павел Федорович был в спортивном костюме и не шел по аллеям Летнего сада, а мчался на машине на какую-нибудь сугубо футбольную встречу, о которой не напишут и не покажут по телевизору. В этом и заключалась разница между ними.

Вдова Садырина, как видим, затронула ту же тему — «быть или казаться». И все же мне кажется, что эту проблему нельзя упрощать, говоря только о крайностях. Не вижу ничего плохого в том, что человек хорошо одевается, умеет себя выигрышно подать, обладает тонким вкусом и чувством прекрасного. Главное, чтобы это было не фальшиво и делалось не на публику, а для себя. Потому что этой внутренней красоты требует сущность твоей личности. Так же, как у других — не требует.

Одним людям важно только содержание, для других не менее принципиальна форма. Как один, так и другой подход имеют полное право на существование. Главное, чтобы форма не подменяла содержание, не становилась завесой для пустоты, которая стоит за всем внешним шиком. Вот эта пустота и есть — то самое «казаться».

Но Бышовец-то — вовсе не пустой человек!

Шейнин не упомянул об одном: на все свои «понты» Анатолий Федорович имеет право. Лучший бомбардир сборной СССР на чемпионате мира 1970 года и вообще блистательный форвард. Тренер, выигравший во главе советской сборной Олимпиаду-88 в Сеуле (с тех пор мы ни на один олимпийский футбольный турнир вообще не попали). Да и просто умный, образованный, яркий человек, к которому тянутся интеллектуалы. Из бывших футболистов такие получаются, что греха таить, редко. И общаться с ним — безумно интересно.

Но верно говорят, что недостатки человека являются продолжением его достоинств. Богатый интеллект Бышовца оборачивается хитростью и поисками заговоров. Слово, которое чаще всего можно услышать из уст Анатолия Федоровича, — «интрига». После каждого разговора с ним у меня возникает ощущение, что я не знаю даже одной тысячной части того, что в действительности происходит в футболе. Но минует часок-другой, мысли приходят в порядок, начинается анализ — и ты понимаешь, что сам Бышовец видит (а может, преподносит тебе) гораздо больше этих самых интриг, чем их даже теоретически может быть на самом деле.

Бышовца можно не любить — что многие активно и делают. Но без него всем нам было бы тоскливее жить. И он, уже второй год после ухода из «Локомотива» безработный, это понимает. Когда я встретил его в Лужниках после отборочного матча чемпионата мира-2010 Россия — Азербайджан, Анатолий Федорович так и сказал: «Ну что, скучно без меня в премьер-лиге?»

И я совершенно искренне ответил: «Конечно!»

«Зенит» ему пришлось строить едва ли не с нуля — слишком много ключевых игроков ушло. Да еще и работать ему приходилось в обстановке враждебности со стороны едва ли не всего Санкт-Петербурга. На карту для Бышовца, к тому времени давно не практиковавшего в России, было поставлено очень многое.

Заочная война с Садыриным шла еще долго. В книге Анатолий Федорович подчеркивает:

«Помимо проблем с составом, имелись и бытовые неурядицы. Когда меня в первый раз привезли на базу в Удельной, я обратил внимание на то, как неуютно живут футболисты в одной комнате по четыре человека. Зашел в кабинет Садырина, там все на высшем уровне, уютно, чисто, евроремонт. Мутко спрашивает: "Анатолий Федорович, вам нравится?" — "Нравится. Но я здесь жить не буду". — "Как так?!" — "Нужно переделать комнаты для игроков на двухместные, заменить кровати…" От замысла до осуществления все-таки должно было пройти время, поэтому мы переехали на сборы в гостиницу на Крестовском острове. Там было ужасно, но, во всяком случае, игроки жили в номерах по двое, и работать было проще».

То, что Бышовец, придя в команду, захотел поменять там решительно все и не оставить даже духа своего предшественника, подтверждается еще одной цитатой из его воспоминаний:

«Война бывшего тренера и президента закончилась тем, что в "Зените" оставалась группа игроков, которая была на стороне первого. Она негативно влияла на коллектив, я даже могу назвать фамилии — Дмитриев, Попов, Кондратов. Любой приходящий в команду и конкурирующий с ними за место в составе попадал под страшный прессинг. Первые впечатления, словом, были ужасные».

Несколько шагов, которые сделал Бышовец, оказались крайне небанальными. Какими и должны быть методы антикризисного менеджера, в роли которого оказался Анатолий Федорович.

Кому, к примеру, могло прийти в голову, что он пригласит 42-летнего экс-капитана «Зенита» Анатолия Давыдова, на протяжении многих лет игравшего в Финляндии и Китае? Причем на роль не только одного из своих помощников, но и… действующего игрока?!

Бышовец пишет в книге: «Увидел я тренерские задатки и в Анатолии Давыдове, пусть на тот момент он был и безработным, и без тренерской практики. На тренировках увидел, что он вполне может пригодиться нам и как футболист (Давыдов только что вернулся из Китая), и начал исподволь, незаметно для него самого готовить его к тому, чтобы включить в состав с учетом сложившейся ситуации недобора. На самом деле, сделал я это не экстравагантности ради, а потому что у нас был некомплект в обороне.

Анатолий сам не знал, что я его заявлю на чемпионат, и был немало удивлен! Что уж говорить о прессе, которая писала что-то о рекордах Гиннесса, потому что в одной команде вместе на поле выходили отец и сын, Анатолий и Дмитрий Давыдовы. У Толи был колоссальный опыт, играл он цепко и агрессивно. А главное — руководил обороной».

Давыдов:

— Я приехал из Китая и зашел в клуб за информацией по Саше Панову, которого я хотел предложить в одну из команд. О том, чтобы работать в «Зените», даже не думал. Но разговор вдруг зашел о том, чтобы я вошел в тренерский штаб. Анатолий Федорович предложил подумать день-два. Все это было очень неожиданно, но через день я согласился, о чем совершенно не жалею. Наблюдения за Бышовцем, за его манерой общения с футболистами, многое дали. Потому что невозможно работать только по конспекту, надо быть еще и педагогом, и психологом.

А о том, что я вновь вышел на поле… Здоровьем Бог наградил. И когда я участвовал в упражнениях, Анатолий Федорович решил, что мой опыт может пригодиться и в игре. И у меня сразу появилась ответственность не только за себя, но и за него. Потому что когда тренер заявляет человека в 42 года, то идет на риск. И я не должен был его подвести.

Взял Бышовец в команду и молодого «проблемного» форварда Панова, последним местом работы которого, как и у Давыдова-старшего, был Китай. Вот что значит оказаться в нужное время в нужном месте! Если бы Кулик не ушел в ЦСКА, Зубко — в «Ротор», а на Дмитриеве не поставил крест сам Бышовец, вакансий в линии атаки «Зенита» не было бы. И тогда страна не получила бы нападающего, которому в июне 99-го суждено будет забить два незабываемых гола на «Стад де Франс» в матче сборных Франции и России.

Давыдов:

— Знаю Сашу Панова с восьми лет. Они с моим сыном Димой играли в одной детской команде, а поскольку возил сына на тренировки и забирал его оттуда именно я, то смотрел и все игры мальчишек. Уже тогда Панов мне понравился — маленький, быстрый. Нам на таких вообще везет — взять того же Аршавина.

У нас с Бышовцем зашел разговор про Сашу, я предложил Анатолию Федоровичу его просмотреть. Панов, которому никто не давал гарантий, зацепился за шанс. Осваивался, правда, очень тяжело, приходилось даже делать обратные замены. И вплоть до конца 98-го года мне приходилось с ним много разговаривать, успокаивать.

Бышовец пишет, что «второе пришествие» Панова в «Зенит» не было тихим-мирным:

«Мне говорили о нем немало негативного — курит, что-то там еще неправильно делает. Я дал ему шанс встать на ноги, помочь семье, сделал приличную зарплату и пообещал: "Через три года будешь в сборной". Панов пошел подписывать новый контракт к спортивному директору Юрию Морозову. Вдруг я слышу мат-перемат, крики. Юрий Андреевич врывается ко мне в кабинет и кричит: "Какой-то, понимаешь…. приходит ко мне и говорит, что ему надо платить тысячу долларов (тогда это были деньги. — Прим. А. Б.)". Насилу успокоил Морозова, сказал, что надо подписывать контракт, что этот парень — наша перспектива.

Он вообще был своеобразным парнем. Его побаивался даже губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев, который иногда приезжал в команду. Приезжал и первым делом взмаливался: "Саша, только, пожалуйста, не задавай мне вопросов про петербургские дороги!" И Панов однажды сжалился: "Ладно, теперь не буду, раз вы автобус нам подарили".

У него ведь были большие проблемы в адаптации. Но он и их решал с юмором. Мы выполняли на сборах беговую работу, и Панов все время рвал вперед. Так на него сзади начинали бухтеть: "Куда помчался, так твою росток!" Так Саша оборачивался, показывал на огромного Кондрашова, который старался не отставать, и говорил: "Это, между прочим, моя "крыша"!"

…Самый живой и адекватный человек, которого я помню, был, пожалуй, Панов. Он постоянно искрил какими-то шутками, приколами, обращал в юмор любые ситуации, в том числе и бытовые».

Панов:

— У меня еще с досадыринских времен был подписан контракт с «Зенитом» на пять лет, а в Китае я был в аренде. То есть платить за меня не надо было. Бышовец понаблюдал за тем, как я проходил предсезонку, и был в восторге, насколько я физически сильный.

Это у меня от Китая. Там было по три тренировки в день, каждая из которых — больше двух часов. Первые две — чисто беговые, а с мячом только третья. Нагрузки были такими, что я приходил после занятия и час не мог встать с кровати.

Отношения в том «Зените» были жесткие. Нас, молодых заставляли какие-то вещи делать, но теперь я за это опытным ребятам благодарен. Сейчас скажи молодому мячики с тренировки унести, он тебя пошлет куда подальше. Контракты, агенты… А в наше время сетку с мячами или сумку доктора молодежь брала без слов. И это было правильно. Поведи себя кто иначе — пришлось бы иметь дело с Олегом Дмитриевым, Бабием, Вернидубом, Поповичем, Кондрашовым…

Конечно, никто тебя не стал бы откровенно избивать. Просто подошли бы, один раз по-хорошему предупредили, а если не понял, сказали: «Надевай щитки и берегись!». И начали бы ловить тебя на тренировках — прыгать, бить по ногам Спросите у Осипова, как ему доставалось. Впрочем, и так прыгали. Потому я и отыграл без травм всю карьеру, что на тренировках не возился с мячом, а быстро от него избавлялся. А уж если ты, пацан, ветерану между ногами мяч пробросишь — уж точно держись. Я же такие фокусы любил.

При этом за пределами поля атмосфера у нас была сплоченная. После побед и поражений собирались вместе, без тренеров — было у нас излюбленное место возле базы. Каждый высказывал свое мнение, могли кого-то отчитать очень жестко. И попробуй не прийти — будь у тебя хоть жена, хоть двое детей. Как минимум на час ты появиться там был обязан. Это было и при Бышовце, и при Давыдове. А когда я в 2006-м в «Зенит» вернулся, многие футболисты делали из себя таких звезд! Даже персонал базы «звездный» ходил — я в шоке был. Поменялся клуб, стал более сытым, западным, вальяжным. У нас все было намного проще.

Если бы это говорил игрок «Зенита» времен 84-го года — можно было бы сделать скидку на то, что с тех пор резко изменились времена. С 90-х и начала 2000-х, когда сверкал Панов, они, конечно, изменились тоже. Но этот форвард и в сборной успел блеснуть, и во французских и швейцарских клубах поиграть. То есть знает, что такое западный подход. И все же скучает по «Зениту» времен его молодости.

Из его слов можно сделать вывод, что здоровую атмосферу в команде Бышовцу наладить удалось. Хотя на вопрос о стукачах Панов ответил:

— Ну а как же без них? Такого дерьма в каждой команде хватает.

Бышовец привлек в «Зенит» множество новых игроков — большей частью с Украины. Летом 97-го к ним присоединились опытнейшие Герасимец с Кульковым (спустя годы они станут ассистентами Бышовца в тренерском штабе «Томи» и «Локомотива»), еще один украинец Попович, а также боевитый и трудолюбивый Горшков из сочинской «Жемчужины». Кто мог подумать, что последний через 11 лет, будучи 38-летним, сыграет за «Зенит» в полуфинале Кубка УЕФА против «Баварии»?..

Звезд в том питерском призыве не было и быть не могло. Тому «Зениту» нужно было одно — выжить.

Футбол, в который заиграл «Зенит» Бышовца, с эстетической точки зрения вряд ли мог сильно понравиться кому-то из питерских болельщиков, привыкших к лихим атакам времен Морозова и Садырина. Теперь все было крайне осторожно и рационально.

Давыдов:

— Да, тот футбол не был романтичным. Но он полностью соответствовал задачам становления команды. В нее приехали жесткие, неуступчивые ребята, главным достоинством которых была самоотдача. К тому же, как новой команде сразу играть в атакующий футбол? Можно, конечно, полететь вперед, забить гол-два и пропустить пять. Кому это нужно? Первым делом надо было плясать от печки. А со временем можно уже делать больший акцент на атаку.

Тем не менее в оборонительный футбол «Зенит» играл оба года работы Бышовца. На матчи против сильных соперников порой выходило до шести (!) защитников, а в нападении тренер и вовсе изобрел ноу-хау — при двух крайних полузащитниках наконечником копья… не был никто. Номинальные форварды — Панов и Попович — часто оставались в запасе и выходили на замену.

Панова это страшно бесило. Он признается:

— Я все время на Бышовца злился! Он меня выпускал на поле большей частью благодаря болельщикам, которые начинали кричать: «Панов! Панов!» Они видели, что когда я выходил, появлялась острота. А когда весь стадион требует выхода игрока, тренеру трудно его проигнорировать.

Не могу сказать, что мы с ним конфликтовали. С Анатолием Федоровичем сложно ругаться. Он внешне спокойный, хитроватый, себе на уме. Всегда взвешивал то, что скажет в следующую секунду. От него никогда не исходило агрессии — поэтому и ты, футболист, вынужден был общаться с ним спокойно. Хотя мне сделать это было непросто, потому что я считал его политику странной. Я знал, что сильнее многих из тех, кто выходит на поле. И, думаю, что вырос бы быстрее, если бы мне давали больше играть. По-настоящему я раскрылся у Давыдова. Но могло это произойти и раньше.

Вообще же с назначением Бышовца мы, бесспорно, выиграли. Уверен: тот фундамент, который он заложил, позволил нам в 99-м, уже без него, выиграть Кубок России.

Застегнутый на все пуговицы, зато очень организованный и строгий футбол Бышовца, как бы он ни был непривычен для Питера, плоды дал быстро. Новая команда, которую мало кто воспринимал всерьез, весной 97-го ухитрилась на выезде обыграть «Аланию» — 2:0, а в день рождения тренера, 23 апреля, в Москве победила «Торпедо». Для Анатолия Федоровича последнее было особенно сладко — и из-за того, что команда так поздравила его с праздником, и поскольку незадолго до того «Торпедо» разгромило садыринский ЦСКА со счетом 5:0.

После матча в раздевалке, открывшей двери перед телекамерами, Бышовец в своем неподражаемом стиле сказал игрокам: «Каждый из вас сегодня был мужчиной, а не рабом!»

Затем в четвертьфинале Кубка был обыгран «Спартак», и впервые за 11 лет «Зенит» пробился в полуфинал турнира, в котором питерцы проиграют «Динамо».

Но потом начался провал — четыре поражения подряд, но, главное, проигрыш ЦСКА — 0:2. Причем оба гола — вот совпадение! — были забиты после ошибок Березовского. Второй мяч отправил в его ворота бывший зенитовец Кулик…

Во втором круге, на «Петровском», Бышовец взял у Садырина реванш с тем же счетом. А после матча состоялась уникальная пресс-конференция, на которой два больших тренера, демонстративно отвернувшись друг от друга, обменивались выпадами, словно фехтовальными уколами. Сейчас таких пресс-конференций не бывает: тренеров, особенно если они — враги, разводят по времени. 90-е годы были более неформальными.

Садырин: «Мы договорились с "Зенитом": они там проиграют, мы — здесь (смех в зале). Как господин Мутко утверждал, что мы все время договаривались — вот мы очередную договорную игру и сыграли…»

Бышовец: «Вокруг этого матча создавался нездоровый ажиотаж, накалялись страсти. Было очень много грубости. Самоотдача наших футболистов решила исход матча, хотя потенциал игроков ЦСКА на сегодняшний матч намного выше, чем у нас. Поздравляю с победой всех истинных болельщиков "Зенита"!..

Нам мешали травмы, судейство. Но мы выжили! Мы отдали трех игроков в ЦСКА, я их не выгонял, они ушли сами…»

Садырин: «Анатолий Федорович, извините, давайте не будем читать лекции. Журналисты все знают. Что вы рассказываете сказки, кто куда ушел (смех и шум в зале). Давайте говорить по игре, а не о том, сколько вы взяли народу — с Украины или еще откуда (шум). Если вы хотите его слушать, я уйду» (шум усиливается).

Бышовец: «Все-таки продолжу ту мысль, которую хотел высказать. Мы выжили и будем идти вперед. Еще раз поздравляю болельщиков: это был хороший реванш».

Далее Садырин заявил, что изменения в составе ЦСКА в межсезонье будут значительными, поскольку половина игроков соответствует уровню… второй лиги. А затем шоу продолжилось.

Бышовец: «Не могу утверждать, был ли забит первый мяч из положения "вне игры" или нет. Но то, что мы не работаем с судьями, это факт. Абсолютный, на двести процентов».

Садырин: «Ну какой тренер вам скажет, что он работает с судьями!» (смех в зале).

Бышовец: «Я хочу дожить до того момента, когда тренеры у нас начнут говорить правду. Тогда футбол в стране станет футболом. Я лично не боюсь говорить правду. Как может вырасти наш футбол, когда команды играют по 15 договорных матчей! И вы свидетели того, что происходит у нас в футболе!»

«Зенит», завершивший сезон-97 на восьмом месте, оказался в таблице выше ЦСКА. Для Бышовца и Мутко этот факт, думаю, был в том году едва ли не самым важным. Как и то, что питерцы заняли более высокое место, чем годом ранее, при Садырине.

Это подтверждают слова Мутко в телеинтервью: «В 97-м году" Зенит" решил практически все задачи. Прежде всего, команда заняла место выше прошлогоднего. 97-й был для "Зенита" годом становления клуба, который поставил перед собой цель создать в Петербурге команду европейского класса».

Высказал в том интервью Мутко и мысль, за которую ему стоит поаплодировать:

«Наша позиция с 93-го года проста и ясна: не может быть сильной футбольной команды, если за ней не будет серьезной экономики, организации, футбольной пирамиды, начиная от основной команды и заканчивая детскими спортивными школами».

Сегодня подобные слова кажутся банальностью, а в те буйнопомешанные годы о детском футболе и его взаимосвязи со взрослым не говорил почти никто. О Мутко можно думать что угодно — но эти слова (а точнее, время их произнесения) объясняют, почему спустя восемь лет именно этот человек возглавил РФС.

Экс-президент «Зенита» оказался хватким человеком. И не только стратегом, но и практиком.

Шейнин:

— Будучи вице-мэром, Мутко даже представить не мог, какие трансферные суммы фигурируют в футболе и как клубу и его руководителю за них надо биться. Но он очень быстро все понял, «въехал» в процесс. В межсезонье-96/97 в ЦСКА продали Бокова, Кулика и Хомуху — считаю, за гораздо меньшие деньги, чем должны были. Для Виталия Леонтьевича, который только набирался опыта в этой сфере, тот случай стал хорошим уроком. Сейчас его никто, как говорится, на кривой кобыле не объедет. С точки зрения футбольного бизнеса он стал очень грамотным человеком.

В 97-м судьба Мутко как футбольного деятеля висела на волоске. Случись после скандальной отставки Садырина провал — и очевидно, кого бы Санкт-Петербург обвинил во всех смертных грехах. Но, сыграв ва-банк, президент если и не одержал ослепительную победу, то, по крайней мере, не остался «в минусе» — что уже было расценено как успех.

И в этом ему, бесспорно, очень помог Бышовец. Прав Орлов: этой фигурой Мутко смог «прикрыть» увольнение обожаемого городом Пал Федорыча. И постепенно Нева, от ярости жителей закипавшая и выходившая из берегов, вернулась в привычное русло.

Место в восьмерке не было легким. В начале второго круга «Зенит» опустился на 13-е место. И в тот момент, когда вопрос о пребывании команды в высшей лиге мог встать ребром, команда выдала один из самых феерических матчей в своей истории.

К концу первого тайма домашней встречи с «Торпедо» питерцы «горели» — 0:2. Перед самым перерывом торпедовский бразилец Карлос, исполняя пенальти, попал в штангу. Но в 18-минутном отрезке между 72-й минутой и финальным свистком случился головокружительный питерский порыв (который станет фирменным знаком при Морозове и Петржеле). Герасимец, Кульков и Попович тремя ударами принесли «Зениту» суперволевую победу, от которой ошалел весь Петербург.

В своей книге Бышовец рассуждал: «Важно то, как ведут себя тренеры. Условно, Тарханов, Вортманн или Слуцкий могут при 2:0 прийти в раздевалку и попросить футболистов спокойно доиграть матч. Я наоборот, всегда, даже в самой комфортной ситуации старался искать для подопечных дополнительные импульсы».

Анатолий Федорович верен себе: походя задев коллег, он не упустил возможности сказать пару теплых слов о себе. Откуда с таким подходом у него в тренерском корпусе может быть много единомышленников? Впрочем, он к этому никогда и не стремился.

Возвращаясь же к матчу с «Торпедо», можно сказать, что в тот день болельщики окончательно и приняли Бышовца. Они и представить себе не могли, что до расставания с ним осталось меньше года.

Чемпионат-98 начался с сенсации. «Зенит» на «Петровском» со счетом 2:1 обыграл «Спартак», который несколькими днями ранее в четвертьфинале Кубка УЕФА блестяще переиграл амстердамский «Аякс». Казалось, такой «Спартак» в России не способен проиграть никому. Но Бышовец победил Романцева.

«После этого 5 лет "Зенит" дома не мог справиться с красно-белыми», — пишет Бышовец в своей книге. Память его подводит. Потому что следующая домашняя победа питерцев над «Спартаком» — с тем же счетом 2:1 — состоялась спустя три года, летом 2001-го. В том матче свой первый гол за «Зенит» забьет Кержаков.

Прошло шесть туров, а «Зенит» — на первом месте! Такого не было много-много лет. Петербург не верил своим глазам и готов был смириться с оборонительной доктриной Бышовца. Правда, несколько не реализованных моментов заставили вице-президента «Газпрома» Петра Родионова бросить по телевидению реплику: «Ребята научились бегать, научились бить по мячу. Теперь надо научиться попадать в ворота, и все будет в порядке».

Эту тираду, исполненную тонкого понимания футбола, комментировать даже не хочется. Представляю, как трудно было Бышовцу общаться на профессиональные темы с такими «тузами». Но ему для этого хватало природной дипломатии. Зато становится вдвойне понятно, что же так выводило из себя Садырина…

Чем выше были притязания «Зенита», тем выше становился градус болельщицких эмоций. Когда калининградская «Балтика» сравняла счет на «Петровском» на 7-й минуте добавленного времени, зрители закидали пивными банками московского (что для них было весьма принципиально) судью Хусаинова.

КДК постановил провести следующий матч на «Петровском», против ЦСКА без зрителей. А глава «Лентрансгаза» Сергей Сердюков кипел:

«Есть люди, которые создают футбол. Мы не стесняемся заявлять, что вкладываем в него деньги. А есть люди, которые этими же деньгами футбол разрушают. Это полностью негодный судейский корпус».

Благосклонности этого самого корпуса такими заявлениями явно не добьешься. Ирония судьбы заключалась еще и в том, что именно Хусаинов помог Мутко выйти на Бышовца.

«Зенит» возглавлял таблицу до конца первого круга. Правда, у «Спартака» было несколько матчей в запасе, которые он педантично и выиграл. В результате к середине сезона красно-белые опередили сине-бело-голубых на очко. И в первом туре второго круга лидеры встретились в Москве между собой.

Тут-то и начались разговоры, что Бышовцу поступило предложение возглавить сборную России.

Сам тренер от них на первых порах открещивался. Полузащитник сборной Андрей Канчельскис в своей книге «Моя география» вспоминал:

«Бышовца сразу назвали в числе вероятных кандидатов, но сам он в одном из интервью сказал, что возглавить команду в такой ситуации может только безумец или авантюрист».

Анатолий Федорович всегда был сильным аналитиком. И ситуацию ту он первоначально оценил, что называется, не в бровь, а в глаз.

В фильме о сезоне-98 Генусов предпослал к матчу со «Спартаком» такой комментарий: «Перед игрой Бышовец заверил команду, что его уход из "Зенита" и переход в сборную — досужие разговоры, не более».

Панов:

— Да, Бышовец говорил нам, что в сборную не пойдет. Помню, приехали на игру со «Спартаком», остановились в гостинице «Измайлово». Он собрал нас и сказал, что никуда не уходит, и чтобы мы спокойно работали. Поверив его словам, мы уверенно сыграли в Москве вничью — 0:0. А вскоре он извинился и сообщил, что ему поступило предложение, которое он не может не принять.

Ясности — по крайней мере, — публичной — не было до последнего момента. 23 июля было объявлено о назначении Бышовца, а еще 18-го он говорил:

«Наша беседа (с Колосковым) продолжалась 45 минут. Она была жесткой, и я сказал все, что считал нужным. Напомнил Колоскову, каким было его отношение к Игнатьеву еще три месяца назад и каким оно стало теперь. Сказал, что не хочу стать очередной жертвой системы. Несмотря на то, что считаю его предложение формальным и запоздалым, взял время на раздумья».

Бышовец предпочел не говорить, что сам Колосков никакого предложения не делал, и вопрос был решен на совсем другом уровне.

23 июля на заседании исполкома РФС кандидат от футбольного союза, Михаил Гершкович, неожиданно взял самоотвод, и Бышовец без конкуренции стал главным тренером сборной.

«До конца сезона остаюсь в "Зените", и только потом будет принято решение», — сказал он журналистам. Еще не догадываясь, что спустя несколько месяцев останется без обеих должностей. За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.

Первый звонок прозвучал за день до заседания исполкома. «Зенит» на своем поле проиграл ЦСКА. Объясняя неудачу, Бышовец сделал упор на то, что матч проходил без зрителей, и «Зениту» не хватило эмоций болельщиков. Все это можно было бы принять за чистую монету, если бы той же ночью Анатолию Федоровичу не предстояло ехать в Москву на исполком РФС. И игроки об этом знали.

А Мутко в телеинтервью с явным недовольством заметил:

«Сыграло роль, что очень много разговоров вокруг главного тренера. Все же это слышат, все это видят. И у Анатолия Федоровича определенные мысли. Бесконечные встречи, звонки — все это отвлекает от работы».

Из этих слов стало ясно, что президент клуба на совмещение постов пошел с неохотой. И его мрачные ожидания подтвердились. Вскоре начался обвал: в августе из пяти встреч «Зенит» не выиграл ни одной. Следующая победа будет одержана через два месяца. При другом тренере.

После того, как «Зенит» был разбит «Локомотивом» — 1:3, Бышовцу пришлось весьма нелицеприятно пообщаться с Мутко и Сердюковым, которые специально для этого нанесли визит в Москву. В те же дни Анатолий Федорович дал интервью «СЭ», где по привычке объяснил случившийся кризис интригами: «Чтобы бороться за высшие места, нужно, чтобы все структуры клуба работали в единстве. В "Зените" после того, как я стал главным тренером сборной, в этом смысле произошли большие изменения. Утрачено главное — рабочая атмосфера. После моего назначения в Питере создалась благодатная почва для того, чтобы разыгрывать разнообразные сценарии».

Возможно, назначение Мутко президентом РФС, а может, какие-то другие причины побудили Анатолия Федоровича со временем изменить свою точку зрения. От него крайне редко можно услышать признание собственной ошибки, но в книге «Не упасть за финишем» оно, по сути дела, прозвучало:

«Мы подошли к теме моего ухода из "Зенита", о чем я периодически очень крепко жалею. С Мутко у меня в целом были хорошие отношения, хотя и острые углы периодически появлялись…

Уходил я тяжело. На первых порах, когда было совсем трудно, Мутко великолепно держал удар. Он доверял мне, не позволял себе вмешиваться в дела команды, пусть иногда что-то и комментировал. Все изменилось, когда я начал работать со сборной России. Нам стало трудно уживаться, особенно когда страсти вовсю подогревались в прессе».

Панов:

— Возглавив сборную, Бышовец стал намного меньше времени находиться с нами. И команда без тренера сразу распустилась. Анатолий Федорович поступил с нами неправильно, считаю, он не должен был этого делать. Вот если бы мы уже завоевали медали — другое дело. Но мы были только на подступах к этому. В итоге же он прогадал и там, и здесь. А мы ни чемпионами не стали, ни даже в тройку не попали.

Иногда Бышовец приезжал, проводил тренировки, но обстановка на них была уже совсем другая, напряженная. У него были очень серьезные разминки, которые всех доканывали. Нужно было носить партнера на себе, ноги непонятно куда забрасывать… Когда он работал каждый день, мы терпели. Во время его частых отлучек в сборную уже начали от них отвыкать — а когда он с ними же возвращался, стало возникать недовольство. Для нас он уже не был главным тренером. И когда он уходил, мы сказали ему, что жалеем о том, что мы вместе не довели дело до конца. Но, как говорится, рыба ищет где глубже, человек — где лучше.

До того, как уйти в сборную, Бышовец для нас был беспрекословным авторитетом. Мы его слушали, уважали и без обсуждений выполняли все указания. Но потом увидели, что главное для него — уже другое. И отношение изменилось.

А насчет внутренних течений (я процитировал Панову выдержку из интервью Бышовца в 98-м году. — Прим. И. Р.) …Анатолию Федоровичу вечно заговоры мерещатся. Просто ему трудно признать, что он тогда сделал ошибку. Если бы он это понял, то разобрался бы, в чем причина неудач «Зенита» той осенью.

Как видим из книги, которая вышла уже после разговора с форвардом — похоже, разобрался. Хотя напрямую об ошибке так и не сказал.

Единственный успех до ухода Бышовца пришел к «Зениту» в выездном кубковом матче с саратовским «Соколом». Причем за три минуты до конца основного времени питерцы проигрывали — 0:2. Удары Бабия и Максимюка чудом перевели игру в овертайм, а в серии пенальти удар Кулькова вывел «Зенит» в следующий раунд. В мае 99-го, когда Питер впервые за 55 лет будет праздновать победу в Кубке, мало кто вспомнит о том, самом тяжелом шаге к трофею.

Остальное же было — мрачнее некуда. Мрачнел и Мутко. После домашней ничьей с «Динамо», одним из аутсайдеров, когда у «Зенита» вновь было шесть защитников, президент разразился критической тирадой: «Дома надо играть в атакующий футбол! Пусть даже проиграть. Я бы меньше огорчился, если бы мы весь матч так играли — и проиграли 1:2».

Перед матчем с «Жемчужиной» Бышовец не мог находиться с командой в процессе подготовки. Генусов это прокомментировал так: «Игроки осознали: интересы сборной для Анатолия Федоровича выше». «Жемчужина» выиграла — 2:1, что означало: менее чем за два месяца «Зенит» с тренером-совместителем опустился со второго места на седьмое.

Этого руководители и акционеры клуба вынести уже не смогли. Мутко, Сердюков и генеральный директор Петербургской телефонной сети Валерий Яшин объявили игрокам: в оставшихся матчах сезона руководить командой будет Давыдов. При этом главным тренером формально остался Бышовец. Но все уже понимали, что де-факто он и «Зенит» пошли разными дорогами.

Панов:

— Мы уже и не думали, что Бышовец останется в команде. Видя, что он уделяет нам все меньше и меньше внимания, переключились на Давыдова. Мутко и сам не скрывал своего недовольства таким поворотом событий. Мне кажется, он имел основания обидеться на Бышовца. Считаю, что в той ситуации решение поменять тренера было правильным.

С совмещением постов на этом было покончено. Сосредоточение Бышовца на сборной не сильно ему помогло — если во время совмещения он проиграл отборочный матч Euro-2000 Украине, то, оставаясь в «Зените» лишь формально, потерпел еще два поражения — от Франции и Исландии. А в декабре, после разгрома в товарищеском матче от Бразилии — 1:5, был уволен и оттуда.

Бышовцу по сей день хочется представить ситуацию в благородном для него свете. Он пишет:

«Уходя в национальную команду, я фактически пожертвовал контрактом с "Зенитом" еще на два года, который, по сути, был уже подготовлен. Как-то Мутко меня спросил: "Почему вы его не подписали?" "Потому что это было нечестно", — ответил я. Как можно было, зная, что ты собираешься в сборную, подписывать контракт с "Зенитом"?

Наверное, я все-таки поступил неправильно, не согласившись на совмещение. Но мое решение рискнуть со сборной подпитывалось сразу несколькими факторами. Во-первых, накаленной, пропитанной духом патриотизма атмосферой вокруг национальной команды. Во-вторых, верой в то, что мне все-таки разрешат совмещение. В том, что этого не случилось, думаю, сыграла свою роль фигура Колоскова, его, так скажем, обмен мнениями с Мутко. И это в тот момент, когда" Зенит" шел на первом месте, ситуация была безоблачной, Питер мог занять одно из призовых мест.

И здесь принято решение — не совмещать! Формально я был в команде, но это было уже не то. В конце концов, Мутко — политик, и он просчитывал ситуацию на несколько ходов вперед. Он как будто чувствовал, что в любом случае создан задел, и, если помните, на следующий год не имеющий опыта работы Давыдов выиграл Кубок. Общение с Колосковым принесло плоды — вскоре Мутко стал президентом премьер-лиги. Затем пошел еще выше. Сейчас вспоминаю, что уже тогда ловил себя на мысли: уж если кто и будет преемником Колоскова, так это Виталий Леонтьевич».

Если переводить эзопов язык Бышовца на общедоступный, то выходит, что Мутко «разменял» его, ненавистного Колоскову, на перспективы карьерного роста.

Но обнаруживается в этом фрагменте нестыковка. Тезис первый: «Наверное, я все-таки поступил неправильно, не согласившись на совмещение». Тезис второй: «…вера в то, что мне все-таки разрешат совмещение. В том, что этого не случилось, думаю, сыграла свою роль фигура Колоскова».

Так кто все-таки не согласился на совмещение постов — сам Бышовец или те, кто его на эти посты нанимал, то есть Колосков и Мутко? Во втором своем тезисе, мне кажется, тренер проговорился. И красивая версия номер один как-то сразу поблекла.

Непохоже на то, что на Мутко могло подействовать мнение Колоскова. Одно только решение нанять Бышовца уже говорило о том, что президент «Зенита» плюет против ветра. Может, конечно, контакт между ним и тогдашним президентом РФС в конце концов и наладился, но Виталий Леонтьевич исходил в первую очередь из интересов своего клуба, за который готов был любому глотку перегрызть. Новый контракт с Бышовцем действительно был готов — но все говорит за то, что после решения тренера уйти в сборную со стола переговоров его снял именно Мутко. Потому что увидел: «Зенит» Бышовец рассматривал как трамплин для прыжка на более высокий уровень.

А еще одну деталь поведал Орлов:

— При Бышовце в команде появлялось много украинских футболистов, и цены на некоторых из них, насколько я слышал, вызвали вопросы у акционеров. Они и Мутко стали наводить справки и выяснили что-то, после чего решено было мягко, бесконфликтно, поэтапно с Бышовцем разойтись. Анатолий Федорович какое-то время сидел уже не на скамейке, а в ложе для почетных гостей, хотя еще назывался главным тренером.

Тем не менее роль Бышовца в подъеме «Зенита» велика — одно то, что клуб и город вспомнили, каков вкус первого места, дорогого стоит. Да и тем, что при нем отец и сын Давыдовы вместе выходили на поле, Анатолий Федорович вошел в историю.

На радостях от появившейся определенности «Зенит» одержал три победы подряд и за два тура до финиша вернулся на четвертое место. Которое, казалось, гарантировало ему место в Кубке УЕФА.

Давыдов:

— На играх Бышовец присутствовал, а тренировки в основном пришлось проводить мне, хотя он давал программу на какой-то микроцикл. Я выполнял требования, которые ставил передо мной главный тренер, и состав на игры определял он.

Как развиваются события в клубе, я знал мало. У меня была своя работа, я не сторонник каждый день вынюхивать, что происходит. Думаю, Бышовец владел большим объемом информации. Но я не стремился ее выведать.

Анатолий Федорович сам сказал: это была его рекомендация, чтобы меня оставили главным тренером. У меня перед Бышовцем совесть чиста, я честно и добросовестно работал вторым тренером и не думал о повышении в статусе. Этот человек вернул меня в «Зенит», доверил мне — вплоть до того, что выпустил на поле. Как я мог что-то дурное ему сделать? К Бышовцу люди по-разному относятся, но я не собираюсь подстраиваться под этих людей и перечеркивать то время, те отношения и ту совместную работу, которая у нас была.

О Давыдове все говорят, как о скромном и порядочном человеке. Эти его слова, по-моему, о том и свидетельствуют. Может быть, Бог не даровал ему какой-то внутренней свободы, яркости и харизмы, необходимых главному тренеру топ-клуба — отчего он и задержится во главе «Зенита» лишь на полтора года. Но за честное отношение к жизни и труду он будет вознагражден первой большой победой «Зенита» более чем за полвека. И этого у Анатолия Викторовича, или дяди Толи, как его называли молодые игроки команды еще в 84-м (!) году, не говоря о 97-м, уже никто и никогда не отнимет.

Сам Бышовец слова Давыдова в своей книге подтверждает:

«Разговор о преемнике рано или поздно должен был состояться. Мы собрались, и я свой выбор сделал в пользу Давыдова, потому что у Бурчалкина к тому моменту уже были проблемы со здоровьем, пусть по своему опыту и знаниям он был ближе к должности главного тренера, чем Анатолий. Зато Давыдов проявлял инициативу, переполнялся желанием работать и объективно мог поддерживать ту линию, которая разрабатывалась при мне. В конце концов, это и принесло плоды, "Зенит" выиграл Кубок и стал тем самым самобытным" Зенитом", который все начали узнавать».

Бышовец и здесь высказывает спорную точку зрения. Безусловно, своими успехами в 98-м он вернул Питеру веру в то, что команда с берегов Невы может быть на самом верху. Но «тем самым самобытным "Зенитом"», лихим и яростным, команда стала уже позже, при Морозове и Петржеле. Хотя, допускаю, без фундамента, в труднейшее время заложенного Бышовцем, до этого могло бы и не дойти.

Окончательное назначение Давыдова состоялось еще до финиша сезона-98 — 23 октября, после заседания Совета директоров. Оставалось два матча против аутсайдеров, чье расставание с высшим дивизионом было предрешено, — с «Балтикой» и «Тюменью». Победа в любой из этих встреч гарантировала «Зениту» четвертое, еврокубковое, место. И акционеры решили официально узаконить перемены, не дожидаясь конца турнира.

На команду это повлияло самым неожиданным образом. В Калининграде «Зенит» уступил — 2:3. Но уж «Тюмень» — то на «Петровском» не обыграть было просто невозможно! В 29 предыдущих матчах эта команда дважды победила и столько же раз сыграла вничью. Все остальное проиграла, через раз — крупно. В общем, как говорят в Испании, «сладкая булочка».

Это был тот самый матч, о котором потом в десятках интервью вспоминал Мутко: мол, стоило заплатить небольшую сумму — и «Тюмень» отдалась бы со всем сладострастием. Но в «Зените» деньги на эти цели не выделялись.

Панов:

— «Тюмень» в том матче стимулировал «Ротор», который имел призрачные шансы на четвертое место. Но это нормально, команда честно билась за ничью, умирала — и завоевала ее. Деньги со стороны — не оправдание нам, как и куча загубленных голевых моментов, потому что не обыграть такую команду, как та «Тюмень» — просто дикость.

Давыдов:

— Моментов у нас было море. Каждые две-три минуты! Но ничего не залетало, хоть тресни. 6:0 или 7:0 должно было быть как минимум. А вышло — 0:0. Так бывает в футболе. Отчаяние после финального свистка у команды, конечно, было страшное.

Может быть, где-то сказалась большая ответственность, которую я почувствовал после объявления, что меня назначили главным тренером. Работал себе спокойно исполняющим обязанности и не чувствовал какой-то экстремальности. А потом совет директоров — и ты понимаешь, что ты уже полноценный главный тренер, и на тебе другая мера ответственности.

В декабре, впрочем, оказалось, что о «Тюмени» можно забыть, как о кошмарном сне. В этот день специальный комитет УЕФА реформировал еврокубковую систему. И по выделенной России квоте 4-е место больше не предоставляло возможности участия в Кубке УЕФА. Радость «Ротора», как и горе «Зенита», оказались преждевременными.

Кто тогда мог знать, что «Зенит» все-таки попадет следующей осенью в Европу, выиграв Кубок?

Несмотря на конфуз с «Тюменью», Мутко и акционеры в межсезонье не стали искать более опытного тренера, чем Давыдов. И в награду получили трофей.

В межсезонье-98/99 «Зенит» пополнил опытнейший футболист, которому суждено будет на три года стать стержнем, а, в конце концов, и капитаном команды, — Андрей Кобелев. Человек, который произведет на Мутко такое впечатление, что президент будет пророчить ему… кресло президента РФС.

Может, когда-нибудь такое действительно случится — хотя Кобелев для этого ведет себя слишком скромно. И вполне удовлетворен должностью главного тренера «Динамо», с которым он в 2008 году завоевал бронзовые медали. А в кресле руководителя футбола вполне комфортно чувствует себя сам Мутко.

Вряд ли Виталий Леонтьевич сейчас задумывается о том, что путь в это кресло во многом проложил для него Давыдов, а также автор обоих зенитовских голов в том финале Панов. Потому что та победа стала в карьере футбольного функционера Мутко первой. Бронза и серебро «Зенита», а в бытность президентом РФС — бронза сборной на Euro, два Кубка УЕФА, Суперкубок Европы, золото юношеского первенства континента — все это было еще впереди. А началось — с Кубка-99. С финала против «Динамо».

Именно две эти команды встречались в финале Кубка СССР 1984 года. И аутсайдер, «Динамо», побил одного из лидеров. Теперь все повторилось с точностью до наоборот. «Динамо» шло наверху таблицы, а «Зенит»…

Давыдов:

— Перед финалом мы шли на 14-м месте. Но в кубковых матчах как-то собирались, и чем ближе был финал, тем мощнее оказывался настрой. Игры Кубка отбирали у нас и энергетику, и здоровье — к матчам чемпионата команда подходила выхолощенной. Но я не жалею, что так вышло — ведь чувства, которые испытал после победы, были лучшими в моей спортивной жизни.

А перед финалом я сам ребят немножко завел. Когда нас привезли в Лужники на предыгровую тренировку, почему-то нам не дали основное поле. И мы тренировались на каком-то непонятном, запасном, которое даже футбольным полем назвать было нельзя. И я сказал тогда: «Ребята, имейте в виду — нас боятся!»

Панов:

— С нами перед тем финалом такую политическую работу провели! Приезжала масса людей из «Газпрома», губернатор Яковлев. Я у него автобус еще попросил. А что? Все сидят, молчат, а он спрашивает: «У кого-нибудь есть вопросы?» А мы ездили черт знает на чем. Я и попросил. Он посмотрел на меня и спрашивает, кто я такой. Я ответил, что Панов. Яковлев пообещал сделать. И через некоторое время нам прислали хороший автобус, вся команда была очень довольна. Еще Боярский с Мигицко приходили, положительной энергией нас заряжали.

Да мы ведь вообще не должны были в том розыгрыше Кубка до весны дойти! Боролись за четвертое место, а на кубковый матч в Саратове, честно говоря, не настраивались — не слишком хотели ехать в Сочи после того, как чемпионат закончится. Не то чтобы «сливали» откровенно, но и выигрывать особо не рвались. В перерыве, проигрывая, сидели в раздевалке и размышляли: отпуск из-за игры с «Жемчужиной» оттянется… Решили: будь как будет.

И вдруг в конце, при счете 0:2, Саша Бабий и Рома Максимюк сравнивают счет, и мы выигрываем по пенальти. После этого сели и решили, что раз нам так поперло, раз мы вытащили мертвый матч, значит, это какой-то знак свыше. Поехали в Сочи, разгромили там «Жемчужину» — 4:1, и закончили сезон на хорошей ноте.

А перед финалом меня поразило то, что условия нам были созданы просто идеальные. Поселили «Зенит» в газпромовской гостинице. Мне сняли огромный одноместный номер — сроду в таких не жил. Может, это тоже поспособствовало тому, что два гола забил.

На предматчевой тренировке нас на какой-то «кочкодром» определили. У меня тогда, помню, еще колено заболело, перед игрой пришлось укол делать. В первом тайме мы очень плохо играли. Пока только вникали, куда попали, Писарев забил нам гол, и на перерыв мы уходили полностью потухшие. Видели бы нас со стороны — сидят 20 человек, и у всех головы вниз, суслики какие-то.

Ну, я на правах одного из лидеров говорю: «Чего вы тут носы повесили, создавайте моменты, и мы сейчас забьем!» И как-то так все изменилось за 15 минут, что на второй тайм выходили с настроем: «Сейчас пор-р-рвем это "Динамо"!»

Первый гол красивый получился. Бабий забрасывает мяч на Поповича, я начинаю рывок. Гена, как всегда, скидывает головой дальше. Но как-то так, что принять мяч я не могу, он мне за спину улетает. И я первым касанием перекидываю мяч себе через голову правой ногой — и сразу бью с левой. Даже сам не ожидал, что все так классно получится! Этот гол «Динамо» и надломил. Вскоре Березовский выбил мяч от ворот, Попович опять поборолся, мяч полетел на меня, я вышел один на один — и там уже надо было только попасть в ворота.

Что творилось в раздевалке? Радовались, конечно. Но, честно сказать, я был в этот момент уже больше настроен на финал Лиги чемпионов «МЮ»— «Бавария», который проходил тем же вечером. Безумно хотел успеть его посмотреть. Очень боялся за «Манчестер», за который болел. И только когда, проигрывая 0:1, Шерингем и Сульшер в последние минуты забили два гола, и «МЮ» выиграл, у меня появилась настоящая радость! Какая-то общая — от того, что и мы выиграли, и «Манчестер»!

Это признание Панова для сегодняшних игроков и болельщиков звучит почти невероятно. Оно ведь тоже — символ времени. До какой же степени все мы тогда боготворили европейский футбол, а собственный считали каким-то другим видом спорта, что даже за своим триумфом, первым в истории клуба, его главный герой больше думал о финале Лиги чемпионов! И в полной мере почувствовал вкус победы «Зенита» только после того, как выиграл еще и «Манчестер»!

Представить бы тогда тому же Панову, что девять лет спустя «Зенит» обыграет «МЮ» в матче за Суперкубок Европы…

Интересный момент финала вспомнил вице-премьер Сергей Иванов:

— Я тогда уже работал в Москве и финал смотрел в Лужниках. И как сейчас помню эпизод. Счет — 3:1, пошло добавленное время. «Динамо» всеми силами бросается в атаку — но получает контрвыпад, и Кобелев «вываливается» из центрального круга один на один с вратарем. Мы в восторге вскакиваем со своих мест, но Кобелеву, игроку возрастному, при всем к нему уважении сделать рывок на такое расстояние в конце игры было уже непросто. И вот он бежит, а защитник Точилин пытается его догнать.

Но не успевает — и перед самой штрафной летит Кобелеву в кость! Тут восторг от предвкушения четвертого гола резко сменяется ужасом: он же его сломал! Точилина удалили, серьезной травмы у Кобелева, к счастью, не было. Но жалко его было страшно. Как и то, что счет не удалось сделать крупным. Вот видите: десять лет с того времени прошло — а эпизод в память врезался. Не ключевой, заметьте, эпизод. При том, что уже ясно было: Кубок — наш!

А потом началась «раздача слонов».

Многие зенитовцы по сей день вспоминают о первом в российской истории общегородском футбольном ликовании. И мало кто уже помнит, что состоялось оно не сразу, а лишь спустя несколько дней.

Панов:

— Из Москвы почему-то поехали не домой, а в Нижний Новгород — на следующий матч чемпионата, который состоялся через три дня. Эмоций после Кубка не осталось никаких, все было выплеснуто без остатка. Проиграли — 0:1. Настроение было не ахти, и, когда мы летели в Питер, нам даже в голову не могло прийти, какой прием нас ждет!

Сначала — огромная толпа болельщиков в аэропорту. Затем — сплошной рев клаксонов и приветствия на всем пути из Пулкова в центр города. А там по задумке Мутко мы переселив открытые автомобили и отправились в поездку по Невскому. От Московского вокзала до Дворцовой.

Лимузинов, кажется, было пять. Я ехал вместе с двумя руководителями — Мутко и Родионовым, а также с Березовским, Кондрашовым и Поповичем. Служба безопасности сделала все, чтобы обошлось без эксцессов — что при таком столпотворении было непросто. Ехали аккуратненько, Кубок держали, шарфы растянули. Красивое было шествие!

Наверное, первый раз со времен Октябрьской революции, когда по Дворцовой площади бегали матросы, она была полностью забита — там стояло около ста тысяч человек. Для нас специальную трибуну сделали. Мы от всего этого просто ошалели — такого же в России никогда не было! 55 лет со времени завоевания предыдущего Кубка, конец века — все сошлось, и нам решили подарить такой праздник.

Ну и на подарки клуб не поскупился. Двоим — Горшкову и мне — «Зенит» выделил две бесплатные квартиры, как бонус от «Газпрома». Мне досталось не абы что, а четырехкомнатная квартира в очень «крутом» районе на Крестовском острове. Клуб повел себя очень достойно, и когда вскоре Олег Романцев начал звать меня в «Спартак», о переходе даже и речи быть не могло. Да, выигрывал бы там чемпионаты, играл бы в Лиге чемпионов. Но, во-первых, эмблема «Зенита» и понятие клубного патриотизма для меня не были пустым звуком, а перейти из Питера именно в «Спартак» значило бы сильно обидеть болельщиков. А во-вторых, после того, как я получил эту квартиру, у меня уже не было морального права переходить в другой российский клуб. В этом случае меня посчитали бы рвачом.

Давыдов:

— До сих пор не могу забыть, как болельщики сломя голову бежали за нами по всему Невскому. А рядом бежали охранники — и аккуратно, чтобы болельщиков не обидеть, раздвигали их в стороны, чтобы под колеса лимузинов не попали. Мы не нервничали, поскольку чувствовали, что нас оберегают. Так и доехали до забитой до последнего метра Дворцовой.

О том, что будет эта поездка по Невскому, мы и узнали-то, только когда вышли из автобуса около Московского вокзала. Такой сюрприз был! Вынырнули из какой-то улочки, взглянули на Невский — и оторопели. Ради таких моментов стоит приходить в футбол…

Думаю, каждый, кто тогда это пережил, часто возвращается к тем дням. В этом году (мы общались с Давыдовым ноябре 2008-го. — Прим. И. Р.) в годовщину финала звонил автор третьего гола Рома Максимюк, вспоминал, как все было. И другие ребята тоже звонят. Здорово, что мы пришли к победе, о которой помнят и спустя много лет. Приятно встречать ребят в аэропортах или на стадионе, даже пересекаться с ними где-то на считанные минуты, да просто смотреть им в глаза.

По-моему, Виталий Леонтьевич тогда по решению акционеров каждому то ли по 13, то ли по 20 тысяч долларов заплатил. На следующий год после дефолта 98-го года это были большие деньги. Ну так ведь «Зенит» и выиграл Кубок впервые за 5 лет! Хотя я не считаю, что подъем клуба начался с этой обеды. Будем объективны: это произошло чуть раньше…

Скромный Давыдов умолчал об одном факте, который сделал его успех особенно весомым. Можно сказать, даже уникальным. Кубок России разыгрывается с 1993 года — так вот, обеда «Зенита» в 99-м стала первой, которой смогла добиться немосковская команда. До того по два раза трофей завоевывали «Спартак» и «Локомотив», по разу — «Торпедо» и «Динамо». Более того, даже финалисты за все эти годы были только столичными, исключая волгоградский «Ротор» в 95-м. Москва и другие города жили в те годы, словно на разных планетах. И не только в футболе.

В этой центростремительной тенденции, надо заметить, мало что изменится и в XXI веке. Из девяти розыгрышей Кубка России, прошедших после 1999 года, четырежды выиграет ЦСКА, трижды — «Локомотив», однажды — «Спартак».

И лишь один приз, в 1994 году, достанется периферийной команде. Правда, весьма непростой, политически чрезвычайно важной — «Тереку» из Грозного. Команду из Чеченской Республики в связи с этим успехом принял в Кремле президент Путин. Ни один другой клуб после победы в Кубке глава государства таким образом не привечал — только ЦСКА в 2005-м после триумфа в Кубке УЕФА.

«Зенит» в победном 99-м даже близко не был командой истеблишмента. За ним тогда не стояло никаких влиятельных политических сил — и тем ценнее успех Давыдова и его парней.

Впрочем, молодому тренеру суждено было руководить «Зенитом» еще лишь десять месяцев.

Что случилось? Да ничего особенного. Для начала «Зенит», как положено по традициям 84-го года, как следует погулял в ознаменование победы, решив, что сезон по большому счету уже удался. Демократ Давыдов вовремя щелкнуть хлыстом не смог, и пробуждение произошло только во втором круге. Итог — 8-е место, то есть откат с результатов предыдущего года на три позиции.

Давыдов:

— Может быть, я был не настолько жестким и требовательным, как Анатолий Федорович. И после победы в Кубке повел себя чуть-чуть демократично. Со многими из них я же еще выходил на поле в 97-м году, и где-то подсознательно они воспринимали меня как партнера по команде. А в те времена наш футбол и самосознание игроков еще не позволяли тренеру быть демократом. Но для того, чтобы это понять, у меня было мало опыта. А чтобы набраться его, нужно было время, которого не дали.

Обид на Мутко у меня теперь нет, хотя поначалу они в какой-то мере и были. Это жизнь. Наоборот, в некоторых ситуациях он меня поддерживал — скажем, после моего заявления об уходе предложил остаться на время в дубле, подумать, осмотреться. Антагонизма с его стороны я не чувствовал. Может, поначалу он и воспринимал меня как неопытного тренера — но искренне хотел, чтобы у меня получилось. Виталий Леонтьевич — дальновидный руководитель. И не всегда, кстати, он был диктатором. Мог по душам, как обычный человек, поговорить с любым футболистом или тренером. Сейчас мы, когда встречаемся, нормально разговариваем, с удовольствием вспоминаем какие-то приятные моменты. А их было немало.

Панов:

— Давыдова мы, конечно, уважали. И требования его выполняли. В конце концов, я по-настоящему и раскрылся как футболист при нем. Но для нас он был скорее как друг, свой мужик. Трудно было забыть о том, что еще недавно он был игроком и вторым тренером. У главного тренера должен быть непререкаемый авторитет, его решения не должны обсуждаться.

Как мы отреагировали на выигрыш Кубка? Для нас тогда двери были открыты в любое заведение. Игроков «Зенита» все знали и любили. Куда бы ни приходили — тут же стол накрывали, за честь считали. Выгоняли людей, которые сидели зa столами: мол, поймите, ребята, звезды пришли. И мы это воспринимали как должное. Коллективу нас был отличный: с Поповичем, Кондрашовым, Лепехиным, Березовским по сей день теплые отношения сохранились.

Но той дисциплины, какая была при Бышовце до ухода в сборную, при Давыдове все-таки не было. Викторыч сыграл немалую роль в том, что мы выиграли Кубок, но измениться так, чтобы мы начали его полностью воспринимать как главного, не смог. Видимо, до конца не был уверен, как надо теперь себя вести — и иногда, когда надо было быть строгим и серьезным, шутил, а когда нужно было расслабить футболистов — наоборот, закручивал гайки.

Вот молодых, помню, он на сборах гонял безжалостно. Того же Аршавина бедного, Акимова, Нагибина. Ну это, может, и с лучшему. Если бы не гонял — может, Аршавин привык бы к расхлябанности?

Ремарка Панова насчет Аршавина (словосочетание «бедного Аршавина» звучит фантастически, не находите?) наверняка будет Давыдову приятна. Хотя при нем будущая европейская звезда не сыграла ни одного официального матча. Но то время придет совсем скоро.

А в канун сезона-2000 Мутко решил укрепить тренерский штаб, позвав на роль помощника Давыдова опытнейшего Юрия Морозова.

Давыдов:

— Я сам разговаривал с Морозовым на эту тему. В предыдущем сезоне мне помогали ровесники — Коля Воробьев, Сережа Приходько. Мутко предложил мне на выбор два варианта опытного помощника — Морозов и Бурчалкин. Я остановил выбор на Юрии Андреевиче. Мы с ним встретились около его дома в кафе, посидели. Он сказал: «Викторыч, ну давай работать! Это для меня будет лебединая песня».

Почему я на такое вообще пошел? Потому что был одним из самых молодых тренеров, и Виталий Леонтьевич думал, что мне в помощь нужна опытная рука. Объективно говоря, в то время я не был так уж готов к роли главного тренера, и поэтому отнесся к такому решению спокойно. У Морозова я сам еще выступал как игрок, и его тренерский опыт был известен всем.

Со стороны Юрия Андреевича я не чувствовал никаких подковерных игр. Уверен, что их и не было. Он не «копал» под меня, хотя я не ожидал, что уходить мне придется так быстро — после всего лишь пяти туров чемпионата-2000. Результаты-то были совсем не катастрофические — две победы, ничья и два поражения (Давыдов чуть ошибся: две победы и три поражения. — Прим. И. Р.). Тем более что в то межсезонье мне пришлось отказаться от группы опытных ребят — Вернидуба, Бабия, Кулькова, закончил карьеру Зазулин. Омоложенная команда требовала времени на притирку. Мне в той ситуации, возможно, не хватило опыта, а руководство ждать и терпеть было не намерено.

В результате я написал заявление об уходе, и тут Юрий Андреевич предложил мне остаться у него вторым тренером. Я решил отказаться, потому что понимал: чтобы Морозов почувствовал себя спокойнее и увереннее, бывший главный тренер не должен быть в штабе первой команды. И старался не лезть, не мешать, лишний раз не попадаться на глаза. Потому что это было бы некорректно.

Считаю, что поступил правильно. Ушел в дублирующий состав одним из тренеров, и Юрий Андреевич часто подходил и спрашивал: кто, по моему мнению, у дублеров выделялся, на кого бы я рекомендовал обратить внимание. У нас сохранились хорошие человеческие отношения, и мне это было приятно.

А то, что превратился из главного тренера первой команды в одного из тренеров дубля… Тогда я об этих моментах, связанных с самолюбием, как-то не думал. Сейчас, наверное, поступил бы иначе, а в то время остался в системе «Зенита». Потому что просто служил своему родному клубу, за который верой и правдой отыграл 15 лет. Считал так: надо «Зениту» — буду главным тренером «основы», надо — вторым в резервном составе.

Такой вот человек Анатолий Давыдов. От слова «пиар», по-моему, его передергивает. Все, кто его знает, подтверждают: то, что он сказал, — не рисовка, а суть натуры Анатолия Викторовича. Он не воспользовался великолепным шансом выстроить свою карьеру — в том числе и в финансовом плане — за счет выигрыша Кубка России. Кажется, ему ничего подобного и в голову не приходило — настолько по-старому, в чем-то по-советски, он воспитан. Давыдов всегда был «солдатом партии», то есть «Зенита», и делал работу, которую ему поручали.

Делает и сейчас — в роли главного тренера молодежной команды «Зенита». Так теперь официально именуют дублирующий состав. Похоже, правда, что Дику Адвокату дубль абсолютно безразличен — выигрывать ему надо здесь и сейчас. Но раз другой голландец Арно Пайперс, зимой 2009-го возглавивший систему детско-юношеского и молодежного футбола «Зенита», оставил Давыдова на его месте — значит, убедился в его профессионализме.

Весной 2000-го Мутко в интервью «СЭ» так прокомментировал отставку Давыдова:

«Выдвигая на должность главного тренера достаточно молодого человека, не имевшего опыта работы с командами высшего дивизиона, мы предоставили ему шанс, которым Давыдов по ряду причин воспользоваться не сумел. Видимо, не хватило опыта и знании, которые приходят с годами. Безусловно, решение Давыдова об отставке — мужественный поступок. Он, до мозга костей преданный "Зениту", настоящий патриот клуба, в какой-то момент почувствовал, что не сможет на данном этапе обеспечить выполнение высоких задач, и решил уйти. Мы ни в коем случае не собираемся отказываться от его услуг — Давыдов непременно продолжит работу в штате клуба».

Тут Виталий Леонтьевич сказал — и сделал. Хотя в том, что инициатива ухода принадлежит самому Давыдову, он, конечно, слукавил. Но это уж — что называется, правила игры. Сор из избы на сей раз решено было не выносить. Уроки отставки Садырина, от смрада которой едва не задохнулся весь Петербург, были учтены. Мутко как футбольный руководитель становился все опытнее.

«Чего не хватило Давыдову, чтобы стать главным тренером ведущих команд? — переспрашивает давний поклонник его таланта и характера Розенбаум. — Жесткости. Только жесткости. По отношению к другим Толя всегда был очень мягким человеком. Это к себе он, когда играл, относился предельно требовательно. К работе на тренировках, даже к внешнему виду. Но властно руководить другими людьми, по всей видимости, он не может. А очень жаль — потому что это человек высокой культуры и с богатым внутренним миром».

Что ж — каждому свое. Кто-то скажет, что Давыдову не хватило амбиций. А кто-то посчитает, что постоянное нахождение в эпицентре внимания и многотысячных эмоций ему просто не по нутру. Он сделал свой выбор — и не похоже, что жалеет о нем. Но Кубок России-98/99 принадлежит ему навсегда.

Хотя сам Давыдов никогда не скажет: «Мне».

Он скажет: «Зениту».

Недавно Александр Кержаков давал интервью радиостанции «Маяк». И сказал:

«Сейчас у меня в планах открыть в Петербурге футбольную школу имени Юрия Андреевича Морозова. Нужно отдать дань памяти людям, которых с нами уже нет. Они посвятили советскому и российскому — в том числе питерскому — футболу лучшие годы своей жизни. Я лично хочу дать детям то, чего не хватало мне в свое время. Это искусственные поля, хорошие раздевалки, душевые… Хочу, чтобы родители знали, что с их ребенком ничего не случится. Потому что все организовано так, чтобы дети не думали ни о чем, кроме футбола».

За этими словами форварда стоит много детских воспоминаний. Одним из них он поделился с моими коллегами по «СЭ» Юрием Голышаком и Александром Кружковым:

«В 13 лет ездил через весь Питер на тренировки. В автобусе болтался час, а зима стояла лютая. Одевал два свитера, три пары носков, еще штаны. В интернате у нас была комната с огромными окнами, отопление слабенькое. А рама ходуном ходила. Помню, как спал в шапке и носках. Это был ужас…

До 16 лет тренировался на чудовищном поле, на улице Бутлерова. В тамошнем дворце спорта "Зенит" газон не менялся с 76-го года. Это и впрямь был кошмар. У одного нашего мальчишки ожоги от того ковра вообще не проходили, ему спать было больно. Защитник — все время летел в подкате. Были там и следы от луж — осенью и весной протекала крыша…»

То, в честь кого Кержаков хочет назвать свою будущую школу-конфетку, показывает, какую роль сыграл Морозов в футбольной истории города. Сейчас, когда у юных воспитанников местного футбола почти нет шансов пробиться в первую команду «Зенита», о его трепетном отношении к питерской молодежи с ностальгией вспоминают многие. Хотя в начале 2000-х это отношение для всех было в порядке вещей.

В своем последнем матче во главе «Зенита», финале Кубка России против ЦСКА, уже серьезно болевший Морозов выкинул очередной фокус, на какой был способен только он.

12 мая 2002 года в Лужниках Юрий Андреевич выставил в стартовом составе 18-летнего полузащитника Владимира Быстрова. Сюрреализм ситуации заключался в том, что для худенького воспитанника школы «Смена» этот матч стал первым во взрослом футболе. Это, наверное, единственный человек в мире, который дебютировал в финале Кубка страны!

Первый блин вышел комом: несмотря на поддержку 15 тысяч (!) болельщиков, приехавших из Питера, «Зенит» армейцам безоговорочно уступил — 0:2. А Быстров был вчистую переигран своим визави на фланге Андреем Соломатиным, опытнейшим бойцом, до того уже выигравшим четыре Кубка с «Локомотивом». Но нельзя смотреть на жизнь только через призму результата. В тысячу раз важнее, что Морозов видел юный талант и хотел дать ему дорогу в большой футбол. Возможно, понимая, что его время на исходе и такого шанса у него больше не будет. Уверен: бронзовый призер чемпионата Европы-2008 Быстров прекрасно помнит тот день и ценит тот сумасшедший, на первый взгляд, поступок Деда.

Аршавин, Кержаков, Малафеев, Быстров, отчасти Денисов — не факт, что всех этих видных людей российского футбола мы бы узнали во всем их блеске, если бы не суровая рука Юрия Андреевича. Первые двое, тогда совсем мальчишки, по итогам чемпионата России 2001 года вошли в символическую сборную «Спорт-Экспресса». Честь, которой 19-20-летние юноши не удостаиваются почти никогда. А тут — сразу двое!

Сейчас, когда главным тренерам в России платят совсем другие деньги, чем в начале 2000-х, никому из них и в голову не приходит сделать такую массовую ставку на молодежь, всегда связанную с очень большим риском. Так поступил только Владимир Федотов в «Спартаке». Потому что, как и Морозов, был человеком старшего тренерского поколения, думавшим не о деньгах и собственной карьере. А о футболе и его будущем.

Шейнин:

— Когда главный тренер — тот же Адвокат — приходит работать в клуб, у него в контракте не записано, сколько молодых игроков он должен ввести в основной состав, его задача — дать результат. Дал — значит, прав. Но с тем же Морозовым, как бы мы ни спорили с пеной у рта по тому или иному вопросу, всегда были едины в одном: «Зенита» не может быть без своих воспитанников.

Панов:

— Думаю, Юрия Андреевича сделали главным тренером в 2000 году не только оттого, что у него был большой опыт и авторитет. А еще и потому, что все знали о его умении раскрывать молодые таланты, которых в Питере тогда было немало. И он это свое мастерство подтвердил.

В связи с этим нужно отдать должное и Мутко. За стремлением к сегодняшнему результату президент клуба никогда не забывал о том, что будет в «Зените» завтра. Оттого и пригласил человека, который у многих ассоциировался со словом «вчера». Такой вот парадокс.

Бышовец в своей книге подчеркивает, что и он в бытность главным тренером «Зенита» не был чужд проблемам детского футбола в Питере:

«Сейчас детей привозят в школы на дорогих машинах богатые родители, потому что футбол — это престижно. Тогда же в "Смене" было очень много ребят из необеспеченных семей. И сначала я немного денег отдавал директору Дмитрию Бесову сам, потом начали собирать их командой, чтобы поддержать тех, кому не хватает на жизнь. И Бесов потом отчитывался передо мной за каждую копейку так рьяно, что мне бывало даже неудобно».

Тем не менее при Бышовце крена «Зенита» в сторону своих воспитанников не было: преобладали варяги с Украины. Другое дело, что приехали они в Питер не шабашничать, а честно трудиться на благо клуба. Но факт, что тот же Аршавин во времена Бышовца не поехал с основным составом ни на один сбор — не говоря уже о выходах в официальных матчах. А Морозов не боялся выпускать на поле 18-летних мальчишек, чьи имена говорили о чем-то только ему.

«Лебединая песня», — так Морозов охарактеризовал в разговоре с Давыдовым свою миссию в «Зените» начала 2000-х. Тренер-ветеран, третий раз вошедший в ту же реку в 65 лет, вложил в исполнение этой песни все свое сердце.

Результат не заставил себя ждать — несмотря на отъезд летом 2000-го во французский «Сент-Этьен» Панова. Казалось, что лучшего форварда, блестяще проявившего себя и в сборной, заменить будет некем. Фамилии Аршавина и Кержакова тогда что-то говорили только узкому кругу специалистов в Питере.

Бышовец в своей книге пишет:

«Аршавин при мне был в дубле и уже тогда находился в поле зрения. Он и его компания носили на себе пометку "перспективен"».

Эти слова, на первый взгляд, выдержаны в классическом духе Анатолия Федоровича, который обладает потрясающим умением найти в судьбе любой звезды хоть какое-то свое участие. Но если уж Бышовец отметил чью-то роль в воспитании яркого игрока, это — высший комплимент. А он написал:

«А после прихода Морозова они (Аршавин и его сверстники. — Прим. И. Р.) получили дополнительный импульс. Кстати, для меня очень важно, что уже перед смертью Юрий Андреевич сказал как-то, что Бышовец должен был возглавить после него команду. Мы были абсолютно разные люди, по стилю общения, по характеру. Но такое примирение для меня было ценнейшим событием, и оно лишний раз подчеркивает, с каким фанатизмом Морозов относился к своему делу».

Флюиды этого фанатизма передавались от тренера к команде. А от нее — к болельщикам, которые в 2001-м, пожалуй, впервые постоянно заполняли «Петровский» до отказа. И поддерживали «Зенит» так, что у любого соперника начинали трястись поджилки. Футбольное сумасшествие в Питере именно при Морозове вышло на новый уровень.

Бронза 2001 года, отмеченная салютом на «Петровском», стала первым попаданием «Зенита» в тройку призеров со времен золотого 84-го. Спустя 17 лет команда уже не из Ленинграда, а из Санкт-Петербурга вернулась в элиту уже не советского, а российского футбола. Первый шаг победой в Кубке 99-го сделал Давыдов, второй — Морозов. А его медальное «долгожительство» (21 год — от бронзы 1980-го до бронзы 2001-го) превзошло даже великих Аркадьева с Якушиным, уступив лишь Бескову и Маслову.

Наконец, Морозов нарушил пусть и недолгую, но монополию московских клубов на пьедестал почета: с 1997 года, когда волгоградский «Ротор» занял второе место, ни одна команда из-за пределов столицы в первую тройку не попадала.

Первым достоинством того «Зенита» был нерв, который заводил и болельщиков. А может, наоборот, — он передавался от публики к футболистам. Но главное, что этот нерв был!

Мне довелось побывать на «Петровском» 30 июня 2001-го, когда питерцы одержали волевую победу над чемпионом — «Спартаком». Вот отрывки из репортажа, опубликованного в «СЭ» под заголовком «На Неве — как на Босфоре»:

«В ушах до сих пор стоит стон раскаленного от жары и страстей стадиона. Эту победу "Зенита" вполне могут записать на свой счет невероятные питерские болельщики, которые в дни футбольных матчей (особенно против московских команд) превращают неторопливо-рассудительную Северную Пальмиру в кипящий Стамбул. Формы выражения чувств волнуют распалившуюся публику меньше всего — стадион добивается, чтобы его энергия перелилась в энергию команды.

С тем, что победа досталась "Зениту" по справедливости, не согласятся только самые необъективные из числа спартаковских болельщиков.

Перечитал эту фразу и понял, что одно слово выглядит в ней неуместным. "Досталась" — значит, упала с небес. А ведь ничего такого на "Петровском" не было. "Зенит" выиграл не потому, скажем, что на исходе первого тайма необъяснимая игра рукой Ширко при наличии желтой карточки оставила чемпионов вдесятером.

"Зенит" победил потому, что играл так, будто это финал чемпионата мира. Казалось, что этот матч для него — последний, и если зенитовские футболисты его не выиграют, то умрут от горя прямо на поле. Убежден, что именно эта сила чувств, а вовсе не какой-то, даже важнейший, фактор из области игровой технологии, принесла победу клубу из Санкт-Петербурга. Ведь "Спартак" был хорош.

Если бы внутри технико-тактической оболочки не скрывалась человеческая страсть, "Зениту" вряд ли суждено было обыграть тот "Спартак", что вышел на чудесное поле "Петровского". И не забили бы тогда восьмикратным чемпионам России Кержаков и Катульский — игроки, для которых эти голы стали первыми в высшем дивизионе. Рационально объяснить этот факт не представляется возможным. Зато, если вспомнить, что оба — местные воспитанники, а 17 лет назад чемпионский "Зенит" Павла Садырина почти полностью состоял из коренных ленинградцев, многое станет ясным. Когда в твоем городе за тебя так болеют, можно, наверное, без страховки забраться на Эверест.

…А потом нет предела петербургскому счастью — и по Невскому торжествующе катится сине-бело-голубой паровозик с зенитовской символикой, пару часов назад нарезавший круги по беговой дорожке "Петровского". А под окнами гостиницы, как в том же Стамбуле, до утра жмут на клаксоны обезумевшие от счастья водители с торчащими из машин огромными зенитовскими полотнищами, горланят речевки пьяные фанаты, и заснуть нет решительно никакой возможности. Наверное, ради этого и придуман футбол…»

В том матче «Спартак» открыл счет с пенальти, назначенного за весьма спорное нарушение Овсепяна на Титове. Чтобы вы почувствовали, что творилось в те минуты на стадионе, вновь обращусь к своему репортажу:

«С этого момента обстановка на трибунах "Петровского", до того накаленная исподволь, взорвалась: полетели наполненные водой бутылки, фанат с голым торсом выскочил на поле и едва не добрался до судьи Сухины, трибуны начали хором обвинять арбитра и — "руку Москвы" — Вячеслава Колоскова в нетрадиционной сексуальной ориентации, а зенитовские и спартаковские хулиганы принялись забрасывать друг друга всем, что попадалось под руку. А в адрес Титова понеслись реплики: "Убейте балерину!"»

Из песни слов не выкинешь. Этот рассказ, который вряд ли может вызвать положительные эмоции, добавляет необходимые штрихи к описанию питерской футбольной атмосферы. Ее минусы становились продолжением плюсов. Но плюсов было гораздо больше.

Один из важных игроков того «Зенита», полузащитник Максим Деменко, спустя восемь лет говорил журналисту Юрию Голышаку:

«Как-то в Самаре выигрываем, сидим в раздевалке. Заходит Морозов — и матом на всю комнату: "Вашу мать, во что играете?!" Я оторопел: "Юрий Андреевич, вообще-то мы выигрываем". — "Ты вообще молчи, слышать не хочу!" Минуты не прошло — Морозов про меня забыл. Выходим на второй тайм, хлопнул по плечу — я уже молодец.

Как-то закончили первый круг, получили три дня отдыха. Я дома, в Краснодаре. Потом должны собраться в Питере, оттуда — на сбор в Туапсе. Я Морозова попросил — зачем мне мотаться в Питер? Лучше в краснодарском аэропорту вас встречу, одним автобусом поедем. Туапсе рядом. Кивает. Через пару дней звонок снова Морозов: "Максим, ничего не знаю, должен быть в Питере". И бросил трубку.

— Чем дело закончилось?

— Не поехал я в Питер. Явился сразу на сбор — Морозов наорал: "Пошел вон отсюда". Пришлось Мутко звонить, тот все утряс. Морозов, правда, со мной на пару дней разговаривать перестал. На третий подходит: "Молодец! Ты же осознал ошибку?" Еще как, говорю, осознал.

— Больше не скандалили?

— Он меня домой к себе приглашал. Супруга его чай наливает: "Так вот вы какой, Максим Деменко! Юрий Андреевич много про ваш характер рассказывал. Вы не беспокойтесь — сам он такой же. Открытый. Ничего в себе не держит"».

Несмотря на всю свою жесткость, в последний период своей работы с «Зенитом» Морозов, похоже, нравом все-таки помягчел. По крайней мере, никто из футболистов команды 2001 года не говорил о том, что характер тренера был невыносим. Кержаков даже сказал:

«Постепенно Морозов становился мягче и мягче. Доходило до того, что он со мной и Аршавиным, 19-летними пацанами, советовался, кого включать в состав!»

От игроков «Зенита» начала 80-х и ЦСКА второй половины того же десятилетия жалобы на лютый нрав Юрия Андреевича звучали постоянно. И для тех времен справедливыми выглядят слова Бышовца:

«Есть вариант — тренер, который создает команду и сам же ее разрушает, и здесь можно вспомнить хорошего специалиста Юрия Морозова. Общение было построено на повышенной требовательности, постоянно натянутых нервах, игроки не могли взять передышку. Но каждый раз — что в "Зените", что в ЦСКА — его очень удачно менял совершенно иной, свойский для игроков Садырин, и добивался результата».

В начале XXI века Морозов построил, но не разрушил. Ушел он из-за тяжелой болезни, доведя «Зенит» до финала Кубка. И вспоминают его только с благодарностью — как молодые игроки, так и опытные. К примеру, капитан той команды Андрей Кобелев недавно в интервью говорил: «В Петербурге при Юрии Морозове атмосфера в команде была замечательная».

В 2001-м в одной из публикаций я подсчитал: Морозов — на 12 лет старше, чем Кержаков, Аршавин и Максим Астафьев, вместе взятые. Тем поразительнее, что суровому, вспыльчивому тренеру удалось достучаться до совсем еще сопливых мальчишек, кое-кому из которых только предстояло вырасти в звезд. А удалось это ему, убежден, потому, что мальчишки видели: Морозов — настоящий. Всыпать по первое число он может, а сделать подлость — нет.

Интересы футбола были для него превыше всего — даже отношений с президентом клуба. Пример из книги Петржелы «Однажды в России» позволяет еще лучше понять характер Юрия Андреевича. Перед тем как приступить к работе с командой, Мутко сам порекомендовал чеху пообщаться с тремя предшественниками — Рапопортом, Бирюковым и Морозовым. Разговор с последним Петржела описал так:

«Настала очередь Юрия Морозова. Уже тогда он тяжело болел, но периодически приезжал в офис клуба, поскольку числился советником президента. Я никак не ожидал услышать от Морозова то, что услышал:

— Никого не слушай, никто тебе здесь помогать не будет. Этот футболист свою карьеру почти закончил. Этот — авантюрист, каких свет не видывал. Полкоманды нужно разгонять и лепить все заново…

Морозов говорил спокойно, уверенно. Я видел на видеокассетах, как "Зенит" под его руководством блестяще играет в сезоне-2001, поэтому у меня не было оснований ему не верить.

В тот день со мной разговаривали и другие люди. Но крепко в голове засело только то, что сказал Морозов. Когда информационный водопад иссяк, я отправился в кабинет Мутко. Тот поинтересовался, что я почерпнул из разговора с тренерами. Мне пришлось сразу вывалить ему все сомнения по некоторым игрокам, о которых говорил Морозов. Сказать, что Мутко разозлился — значит не сказать ничего.

— Зачем ты слушаешь этих неудачников и этого деда?! Ему уже черт знает сколько лет, с головой не в порядке!.. Да ты понимаешь, что, как только у тебя поправится Игонин, проблем в центре поля не будет никогда! Это же наш парень, питерский, мы его растили и пестовали, болельщики его обожают… А Лепехин чем ему не нравится? Этот же вцепится зубами в соперника и не отпустит. Ну зачем ты их всех слушал?!

Погруженный в собственные мысли и эмоциональную речь президента, я не сразу уловил явное противоречие в словах Мутко. То есть что значит — "зачем ты их слушал?" Ты же сам сказал, что нужно узнать мнение всех, кто работал с командой, кто знает ее изнутри! Или эти люди должны были сообщить то, что хотел услышать Мутко?»

Морозов говорил то, что считал нужным сам. Он никогда не предавал себя и не терял своего лица.

О 20-летнем Аршавине Морозов в 2001-м говорил так:

«(Он) с 16 лет считался "ленинградской звездой". Все время играл "под нападающими", где никакой ответственности не нес. И только в этом году стал превращаться в мужика».

Из этих слов можно сделать вывод о жесткости воспитания по Морозову. Но без нее, этой жесткости, Аршавин сейчас не блистал бы в «Арсенале».

Эмоции в отношении некоторых игроков у Морозова в силу его характера порой брали верх, но при этом он быстро остывал и оказывался готов к компромиссу.

Давыдов:

— Была ситуация с Денисовым. Юрий Андреевич посмотрел пару матчей дубля в Коломягах на искусственном поле — и, может, до конца не разобравшись, сказал о нем: бегает, там, мол, «такой толстозадый, чтобы больше я его в команде не видел». Пришлось объяснить, что это один из лучших ребят 84-го года рождения в Санкт-Петербурге, я его знаю лучше, надо запастись терпением и подождать. Пришлось даже обратиться к Виталию Леонтьевичу с просьбой сохранить Денисова в команде.

Методы, которыми действовал тренер, подчас были даже экстремальными. Одну колоритую историю сам Аршавин поведал журналисту «СЭ» Александру Кружкову:

«В 2000 году за три тура до финиша в матче со "Спартаком" он (Морозов) выпустил меня на замену на 30-й минуте, а спустя примерно полчаса усадил обратно на скамейку. Наутро вышел из здания базы на тренировку. Завидев меня, Морозов неожиданно изрек: "Аршавин, а ты что здесь делаешь? Иди отсюда на все четыре стороны. Не желаю тебя видеть в команде".

И я через парк в Удельной поплелся домой. Сложно описать мои чувства. Шок, опустошение, непонимание, страх перед будущим. В глазах стояли слезы… Оставшийся до конца сезона месяц тренировался с дублем. Врезался в память такой момент. "Зенит" проводил заключительный матч чемпионата на "Петровском", а я в это время шел с мамой по своим делам мимо ревевшего, как всегда, стадиона и думал: "Странно, почему я здесь, а не там?"

— И все-таки Морозов сменил гнев на милость?

— Первым через некоторое время мне позвонил Мутко: "Андрей, у тебя истекает срок контракта, давай подпишем новый. Жду тебя в клубе". — "Зачем? — изумился я. — Меня же тренер выгнал". — "Не беспокойся. Завтра приходи на тренировку, а потом ко мне, оформим документы". Морозов встретил меня, словно ничего не произошло. И впоследствии ни разу не возвращался к тому эпизоду. По-моему, "Зенит" разыграл классическую схему, рассчитанную на то, чтобы урезать игроку сумму нового контракта. Сначала тренер выгоняет тебя из команды, а немного погодя добрый президент говорит: "Мы готовы тебя оставить, но получать, уж извини, ты теперь будешь меньше". Учитывая, что мой контракт заканчивался, руководство, допускаю, могло прибегнуть к этому фокусу.

— А я читал, что Морозов наказал вас тогда в воспитательных целях.

— Тоже возможно. Понимаете, он меня еще почти не знал. А я, если честно, на первых порах подчас произвожу впечатление человека, которому все "по барабану". Морозов, видимо, посчитал, что маленький звездный мальчик возомнил себя бог знает кем, и его надо срочно поставить на место».

Какая из двух аршавинских версий верна — теперь уже не узнаешь. Морозова, который на старости лет не стал бы скрывать правду, с нами уже нет, а большой чиновник Мутко, уверен, даже под пытками не признался бы, что по отношению к главному футбольному достоянию страны разыгрывал какие-то сценарии. Ясно одно: сладкой жизни у Юрия Андреевича можно было не ждать даже самым большим талантам.

Панов в деле воспитания Аршавина ключевой считает роль Морозова:

— Манеру игры Андрея может принять не каждый тренер. В первые годы в «Зените» Аршавин много рисковал и ошибался. Но Юрий Андреевич поверил в него, дал возможность раскрыться. И если бы не он, может, Аршавин и не получил шанса на тот прогресс, который привел к шестому месту в опросе журнала France Football за титул лучшего игрока Европы.

Как видите, неверно считать, будто перед «золотым мальчиком» Аршавиным всегда расстилалась ковровая дорожка к славе. К примеру, его ни разу за все годы (!) не вызвали ни в одну юношескую сборную России. Попадать он начал только в «молодежку», уже будучи игроком основного состава «Зенита».

Аршавин:

— Почему меня не брали в юношеские сборные — вопрос к тренеру команды моего года рождения Александру Кузнецову. В «Смене» мне после одного удачного турнира сказали: ты мог бы сейчас поехать в сборную, но Кузнецов сказал, что ты маленький и не потянешь. Самое интересное, что при этом играл у него футболист такой же комплекции, как у меня. Но на Сан Саныча, который на пару сборов меня все-таки брал, у меня обид нет. Что было — то было.

Вообще я благодарен всем тренерам, с которыми работал. Даже Бурчалкину в дубле «Зенита», хотя его взгляды на футбол не поддерживал. Я считал, что молодых ребят, которые приходят в дубль, нужно учить играть в футбол, а не на результат. Мы же были сориентированы именно на результат, очень много бегали. Мне это не нравилось, зато в тот период я прилично добавил в «физике». И потом пришел к выводу: даже хорошо, что попал в дубль именно тогда, когда там был Бурчалкин. При нему меня не было иного выбора, как здорово окрепнуть.

После фокуса с новым зенитовским контрактом Аршавин понял, что настало время сотрудничать с профессиональными футбольными агентами. И заключил договор с блестящим в прошлом форвардом «Торпедо», прекрасным человеком Юрием Тишковым.

Но прошло всего полгода с момента начала их сотрудничества, как Тишкова застрелил киллер. Которого, конечно, так и не нашли. Известно, что работа с Аршавиным к заказному убийству не имела никакого отношения — у Тишкова были гораздо более проблемные на тот момент футболисты. Однако можно представить, что пережил молодой игрок, потерявший своего первого агента. Аршавин в разговоре со мной высказался по этому поводу лаконично. Но так, что пробрало до костей:

— Тишков был святым человеком. Таких единицы на миллиард, и они не могут выжить в нашем мире. Поэтому их и убивают. Других людей, подобных ему, я в нашем футболе не знаю. Ни одного.

«Молодежная» тема заставляет меня перебросить мостик из 2001 года в сегодняшний день.

Рассказывают, что в одном из частных разговоров Аршавин сказал: «Если бы я начинал карьеру в "Зените" сегодня, то мне не дали бы и шанса». Я спросил Андрея, правда ли, что он говорил такое.

— Честно говоря, не помню, чтобы высказался именно так, — ответил Аршавин. — Но сейчас оказаться в команде мне было бы сложнее.

— То, что с 2003 года, после Быстрова и Денисова, никто из питерцев не попал в основной состав, действительно объясняется отсутствием талантов?

— Думаю, что таланты есть. Просто все сделано так, чтобы они не попадали в команду. Определенным людям — к примеру, Константину Сарсания — это не нужно.

— А если сами когда-нибудь станете президентом «Зенита», будете делать ставку на доморощенных воспитанников? И вообще, насколько это сегодня возможно для топ-клубов?

— Буду делать все возможное для того, чтобы наши молодые футболисты смогли реализовывать себя именно здесь. Это не значит, что стану тупо лоббировать интересы питерских игроков. Просто в любом нормальном европейском клубе к своим воспитанникам относятся хорошо. А в российском футболе принято наоборот: для легионеров делать все, а для своих — ничего. Считаю, это неправильно. Свои воспитанники должны чувствовать себя в «Зените» как в родной команде, видеть такое отношение со стороны руководства клуба и ценить его.

— В Питере многие считают, что стена между первой командой «Зенита» и дублем может обернуться разрушением городской футбольной пирамиды. И если однажды из клуба уйдет «Газпром», останется пепелище.

— В этих словах есть доля истины.

О будущем игрока «Арсенала» как футбольного политика говорят многие. Интеллект (по словам бывшего гендиректора «Зенита» Ильи Черкасова, «для футболиста — запредельный») и независимая точка зрения Андрея Сергеевича по любому вопросу дают основания полагать, что однажды его президентство в «Зените» станет реальностью. Вопрос в другом: не превратится ли к этому моменту футбольное здание Санкт-Петербурга в руины.

Сейчас интересы молодых питерских игроков отстаивать некому. Талантливый полузащитник краснодарской «Кубани» Алан Касаев, долго сидевший в дубле «Зенита», недавно через прессу поблагодарил Аршавина за поддержку, которую он всегда выказывал дублерам. По словам Касаева, высокий статус Андрея позволял ему на подобные темы даже и не задумываться — желание же говорить об этом вслух говорит о неравнодушии к будущему питерского футбола.

Рапопорт:

— Последние полтора года я проработал в «Зените» в роли руководителя департамента подготовки резерва. Но ушел, потому что слушать меня никто не хотел. Сейчас в нашей сборной играют четыре воспитанника одной школы «Смена»: Аршавин, Малафеев, Денисов и Быстров. Это же уникально! А есть еще и Кержаков, воспитанник школы «Зенит», которого Хиддинк, правда, в команду не берет. И когда я слышу разговоры о том, что в Питере-де несовременно работают с детьми, отвечаю: сначала сами вырастите четыре-пять игроков сборной, а потом учите, как надо правильно работать!

Во времена Морозова с каждым способным игроком возились, даже если у парня был сложный характер. Те же Денисов с Быстровым — молодые, с непростыми характерами и сумасшедшими амбициями. И в чем-то оказывалось даже хорошо, что у «Зенита» тогда было немного денег. Когда их тьма, всегда появляется соблазн не подготовить игрока, а просто его купить. Это намного легче. Но потом спонсор уходит и оставляет за собой выжженную землю.

А Кержаков, которого мы с Шейниным вместе привезли из Кингисеппа в драных штанах и сандалиях на босу ногу?! Отец каждый раз возил Сашку туда-сюда — а это далеко и тяжело. И мы нашли вариант, чтобы поселить его в общежитии при ПТУ, а потом — в училище-интернате зимних видов спорта. Мы с Евгением Наумовичем следили за тем, чтобы он не ходил голодным, платили за него деньги. Мы были ему как родители. И сам Сашка, и его отец об этом не забывают, они благодарные люди.

Было два парня — Кержаков из Кингисеппа и Жуков из Тихвина. Последний сейчас играет на уровне второй лиги. А тогда мы думали, что из него выйдет больше толку, чем из Кержакова! Мы с тренерами часто о них вспоминаем. И приходим к выводу: все то, чего Сашка добился, скрывалось в его характере. И то, что в нем далеко не сразу разглядели такой потенциал, и какое-то время он в своей команде даже сидел на скамейке запасных, его не смущало.

Помню, как после сезона в команде «Светлогорец» у Казаченка позвали его на просмотр в «Зенит», куда он страшно хотел попасть. Он пришел в жутко истоптанных кроссовках и в таких трусах, будто он в них спал. Тестируем команду на скорость — Кержаков первый. Прыжок в длину — опять первый. Скоростная выносливость — вновь. Наконец, тест Купера — снова лучший! Сомнений, что «Зениту» он подходит, не было уже никаких.

Убежден, что при нынешнем уровне работы в питерских школах три-четыре воспитанника местного футбола в составе «Зенита» могут играть всегда. Но для этого нужно терпение и доверие. У нас же 18-19-летних мальчишек спихивают в аренду, откуда они уже никогда в «Зенит» не возвращаются. А Питер — это особый случай. В здешнем климате, где не хватает солнца и витаминов, ребята мужают позже сверстников. Поэтому до поры и уступают им в физическом развитии, что в этом возрасте неизбежно сказывается на игре. Но дайте им время, и они себя покажут! Как показали маленькие, как казалось, Панов и Аршавин, которых не вызывали в юношеские сборные. Однако люди в клубе, начиная со времен Петржелы и заканчивая сегодняшними, думают только о сегодняшнем дне. Да такого быть не может, чтобы уже шесть лет ни одного игрока уровня «Зенита» город не выпустил!

Вот Кобелев в «Динамо» понимает, какое значение имеет приток молодежи в первую команду. Он играл у Морозова и усвоил его уроки. Поэтому и выходят у него в основном составе братья Комбаровы, Кокорин, Чичерин, Гранат, Смолов… И не случайно главным тренером дубля у Кобелева работает его бывший одноклубник по «Зениту» Денис Угаров. Они говорят: «У клуба должна быть стратегия развития намного лет вперед. И когда в команду приглашают нового главного тренера, то должны познакомить с этой стратегией. И если он с ней не согласен, то пусть ищет себе другую работу».

«Зенит» покупает у «Динамо» Данни с Семшовым, ты думаешь, что закончилось «Динамо» — а тут тебе один забьет победный гол, там — другой. И потери компенсируются. У клуба должен быть фундамент. Мы должны добиться того, что благодаря Мутко было в «Зените» пять-семь лет назад: каждый мальчишка знал, что если ему хватит таланта и здоровья, у него будет шанс. И если он этим шансом не воспользуется, виноват в этом будет только он сам. Сегодня же мы проходим мимо новых Аршавиных, не замечая их.

У Орлова — то же мнение:

— Футбольная пирамида в Петербурге уже разрушена, и это — трагедия, масштабов которой мы пока не понимаем. Хорошо, что сейчас президент «Зенита» Дюков заговорил о воссоздании системы детско-юношеского футбола, но зачем ее было разрушать? Есть закон: если тренер рассчитывает на молодого игрока, то должен ему доверять. Так, как Морозов, упрямо державший в стартовом составе Кержакова, хотя он 15 матчей не забивал. А в сегодняшнем «Зените» такого шанса не дают. Такова политика Адвоката. Но к чему она приводит?

Панов:

— Алексею Миллеру (главе «Газпрома». — Прим. И. Р.) надо пересмотреть отношение компании к «Зениту». Слишком много, мне кажется, он тратит впустую, не на благо футболу города. Развивать одну команду — это хорошо, но нельзя забывать и о школе. А раз воспитанников в составе нет, значит, работа в этом направлении запущена.

Со специалистами согласен болельщик — Розенбаум:

— Все понимаю: футбол сегодня интернациональный, в командах — представители разных стран, и клуба мирового уровня без этого быть не может. Но Питер всегда стоял и, убежден, будет стоять на своем футболе. И если сегодня из школ «Смена» и «Зенит» не вытащить двух-трех талантливых мальчишек, это плохо. Потому что у «Зенита» тогда не будет духа, который был в Аршавине и Радимове, а сейчас — в Денисове, Малафееве. А если не будет духа — потеряется и команда. История успехов «Зенита» зиждется именно на его духе. Никогда он не выедет на одних легионерах!

Александр Дюков все это — по крайней мере, на словах — прекрасно понимает. И во время интервью для этой книги отметил:

— Сейчас мы начали уделять развитию детско-юношеского футбола более серьезное внимание, и все наши последние действия об этом говорят. Так, нам удалось убедить город передать клубу школу «Смена». Там сейчас ведутся работы по реконструкции, обновляется материально-техническая база. Мы пригласили зарубежных специалистов, которые, как нам кажется, принесут пользу в этой деятельности.

— Городские власти передали вам «Смену» безвозмездно?

— Весь коллектив «Смены» стал сотрудниками клуба. А имущество арендуем — город же не может нам его подарить. Но факт, что отныне «Смена» — собственность ФК «Зенит».

— И через сколько лет вы ждете от нее отдачи?

— У нас сейчас новый директор по развитию молодежного футбола. Он подготовит стратегию и бизнес-план, в котором в том числе будут сформулированы основные показатели эффективности деятельности в этом направлении: расходы, результат и отдача через несколько лет.

Человека, о котором упомянул Дюков, зовут Арно Пайперс, он голландец. Мне довелось стать свидетелем занимательной дискуссии, которую в конце прошлого года провели о нем президент «Зенита» и журналист Борис Ходоровский. Коллега недоумевал, зачем нужен голландский специалист во главе школы, если Адвокат не сегодня — завтра из Питера уедет. И какой смысл, дескать, будет в голландской методике подготовки юношей, если главным тренером первой команды станет представитель другой страны?

В ответ Дюков привел аналогию с нефтяной сферой, в которой он, возглавляя «Газпромнефть», является профессионалом. Во второй половине 90-х возникла проблема: при большом количестве месторождений нефти технологии ее добычи в России были недостаточно современными. Выход был найден: пригласили зарубежных специалистов, те за несколько лет обучили местных коллег, а когда увидели, что все в порядке, — уехали. Такой же просветительский процесс необходим, по мнению Дюкова, и в футболе. Пайперс и его помощники обучат питерских детских тренеров современным методикам работы с детьми — а в Голландии они на хорошем счету в мире.

Что ж, в логике Дюкову не откажешь. Давыдов отмечает, что в Голландии тренеры давно уже не ведут в течение десяти лет одну и ту же группу мальчишек, а сменяются каждые два-три года. Существует возрастная специализация, связанная с тем, что методика работы с 8-летними детьми не имеет ничего общего с тренировками 15-летних.

Все так, и знать это надо. Но, во-первых, надо посмотреть, как красивые теории будут воплощаться на практике. А во-вторых, пока в первой команде «Зенита» местные игроки не будут востребованы, эта деятельность все равно будет лишена смысла. Потому что, как верно заметил Рапопорт, у питерских мальчишек сейчас нет чувства, что при должном таланте и работе свой шанс они получат.

И нельзя валить все на Адвоката. С ним просто надо работать. Ненавязчиво, но каждодневно внушать ему эти простые истины. Это — одна из функций руководителей — клуба, которую, к слову, очень хорошо понимали Мутко и Фурсенко. Руководящий «Зенитом» из Москвы Дюков, похоже, пока понимает хуже, отдавая все процессы в команде на откуп главному тренеру. А под лежачий камень вода не течет. Даже если этот «камень» — чемпион России, победитель Кубка УЕФА и Суперкубка Европы.

— Как оцениваете то, что «Смена» стала частью клуба «Зенит»? — спросил я Аршавина.

— Главное, чтобы выпускников «Смены» — часть она клуба или не часть — брали в команду.

Краткость — сестра таланта.

Вернемся, однако, в межсезонье после бронзы-2001. К том моменту ни разу в истории «Зенита» после успешных сезонов не случалось еще более успешных. Провалы следовали и за бронзой-80, и за золотом-84, и за Кубком-99. Это означало, что футбольному Питеру головокружение от успехов был свойственно в большей степени, чем другим ведущим российским клубам.

Сезон-2002 не стал исключением.

Для начала ушел завершать карьеру в родное московское «Динамо» капитан — Кобелев. По словам Мутко, только туда его могли отпустить — из уважения к мастеру. Которого до такой степени уважали даже соперники, что после решающего матча чемпионата-2001 (в нем «Спартак» обыграл «Зенит»), главный тренер красно-белых Романцев подошел к Кобелеву и обнял его.

Аршавин:

— Пока Коба (Кобелев. — Прим. И. Р.) не ушел, все был нормально. Его все слушались и уважали. Он и ветеранов правильно направлял, и молодых подтягивал. Причем делал все очень грамотно, и ни у кого его лидерство сомнений и обсуждений не вызывало. С его уходом ситуация в коллективе резко изменилась к худшему. А после того, как ушел Морозов, команда и вовсе покатилась по наклонной плоскости. Впрочем, тогда у нас был такой слабый состав, что ничем другим закончиться и не могло.

Предполагал ли я, что Кобелев станет хорошим тренером? Не знаю. Футболист и тренер — совсем разные профессии. Но то, что в 2008 году его «Динамо» попало в тройку призеров и заняло более высокое место, чем «Зенит», меня очень удивило.

Кобелев был не только лидером коллектива, но и мозга команды на поле — юные Аршавин, Кержаков и К°, сверкая пятками, неслись вперед, Горшков, Деменко и линия оборот «выжигали» траву «Петровского», а капитан связывал всех и умными и тонкими пасами.

Его должен был заменить серб Мудринич, чье появление «Зените» было обставлено с помпой. Более того, ему вручили почетный 10-й номер, что весьма задело претендовавшего него Аршавина.

Аршавин:

— Эта история в очередной раз доказала, как в России о носятся к легионерам, а как — к своим игрокам. Мне «впаривали»: мол, хоккеист Харламов играл под 17-м номером, и все знали, что ни под каким другим он выступать не может. И тебя, мол, все уже знают как 15-й номер. Думали, что молодой, на все эти аргументы «поведусь». Говорили мне это все — и Мутко, и Морозов, и его помощники, и администраторы… Цель у всех была одна — не дать мне 10-й номер. Тот, который у меня был с детства.

Мудринича в «Зените» ожидало фиаско. Его приобретение оказалось одним из самых неудачных трансферов клуба.

После сезона-2001, помимо Кобелева, «Зенит» покинули еще два важных игрока — Горшков и Деменко. А главное, начались беды со здоровьем у Морозова. Которые повлияли том числе и на объективность его оценки ситуации в команде.

Рапопорт:

— Горшков до последнего не хотел уходить, несмотря выгодное предложение «Сатурна». Ждал — подпишут ли с ним новый контракт. Странная была ситуация. Столько лет играл в команде, приносил ей пользу — и вдруг оказался не нужным. Морозов говорил ему: «Я не вижу тебя в основном составе. Если хочешь — будешь на скамейке». Уверен: если бы они с Кобелевым и Деменко остались тогда в команде, ни о каком падении не было бы и речи.

Весной Морозов месяц пролежал в больнице. Михаил Бирюков на первых порах, правда, замещал его успешно, одержав четыре победы при одной ничьей. Юрий Андреевич вернулся на кубковый финал. И, проиграв его ЦСКА со счет 0:2, ушел со своего поста. Навсегда.

Удивительные параллели прослеживаются в судьбах Морозова и Садырина: мало того, что оба тренировали «Зенит» и ЦСКА, так для обоих именно поединки против армейцев стали последними в жизни в роли главного тренера. Только Морозов уступил его не так жестоко, как коллега — 0:2 против 1:6…

Грустную весну «Зенита» усугубил еще один неприятный момент. После того, как на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити несколько российских спортсменов были пойманы на допинге (многие помнят постыдный косноязычный шабаш президента ОКР Леонида Тягачева, грозившего досрочным отъездом всей российской делегации в знак протеста), последовала установка: бороться с допингом всеми возможными средствами.

Слухи о том, что в «Зените» им балуются, в футбольных кругах ходили упорные. Наверное, и не могли не ходить. Морозов был ближайшим сподвижником Валерия Лобановского, а у того была репутация крупнейшего «фармаколога» всех времен и народов. О разноцветных таблетках, которые обязаны были принимать все футболисты киевского «Динамо», ходили легенды: врача, разносившего эти горсти по номерам за час до подъема (!), игроки даже прозвали «светофором». Жена Александра Заварова на страницах книги агента Владимира Абрамова «Футбол. Деньги. Еще раз деньги» жаловалась, что после этих таблеток игроки, извините, не вылезают из туалета. При этом ни разу ни один киевлянин на допинге пойман не был.

Нашему футбольному люду свойственна подозрительность: раз у босса такая репутация, значит, его помощник не может не «кормить» своих футболистов чем-то запрещенным. При том, на каких скоростях в 2001 году играл «Зенит», в глазах конспирологов все складывалось по кирпичикам — один к одному.

Убежден: если бы что-то подобное в Питере и было, тот же Аршавин давно бы уже об этом рассказал. С его правдолюбием такое признание было бы сущей ерундой. Но он как раз таки называет ерундой слухи о том, что в «Зените» употребляли допинг. Его репутация слишком серьезна, чтобы после таких слов скептически пожимать плечами.

Но один эпизод, случившийся в марте 2002 года, зародил почву для сомнений. Мини-скандал разразился во время подготовки сборной России к товарищескому матчу в Эстонии. Вот цитата из репортажа в «Спорт-Экспрессе»:

«На первый план вчера вышла проблема, которая нашему футболу всегда была вроде бы чужда. Допинг! Дело в том, что РФС направил на днях во все клубы премьер-лиги и первого дивизиона письма, в которых предупредил о проведении выборочных проверок на применение запрещенных препаратов. Футболистам "Зенита" после встречи с "Торпедо" президент петербургского клуба Виталий Мутко сдавать допинг-тесты не позволил. Зенитовский отказ, естественно, вызвал недоумение и озабоченность у руководства нашей сборной. Российский спорт на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити, увы, сильно обжегся, а потому лучше за два месяца до мирового первенства подуть на воду».

— Интересно, как поступили бы руководители «Зенита», если бы на матч прибыли не представители российской лаборатории, а проверяющие из ФИФА, — задался вопросом врач сборной Зураб Орджоникидзе. — В таком случае скандал получился бы грандиозный!

Президент РФС Колосков был в гневе.

— Перед игрой «Зенит» — «Торпедо» я написал письмо в адрес Мутко, что в этом матче будет проведен допинг-контроль, — сказал он. — В начале сезона мы сообщили о подобном во все клубы. Заранее предупредив о допинг-контроле, мы направили в Петербург специального представителя нашего допинг-центра, аккредитованного в МОК. Он приехал, показал мое письмо, но Мутко наложил на него вето, сославшись на то, что подобная процедура не зафиксирована в Регламенте. Странная позиция не только президента отдельно взятого клуба, но и главы такой организации, как премьер-лига. Президент же «Зенита» допустил вопиющее нарушение требований ФИФА и РФС, наконец, он не выполнил прямое указаны президента РФС. Я удивлен его позицией.

Мутко в ответ на просьбу «СЭ» отказался официально прокомментировать отказ в проведении у игроков его команды допинг-теста.

Случись такое сегодня, в пору всевластия Всемирного антидопингового агентства — ВАДА, «Зенит», без сомнений, был бы изгнан из всех официальных соревнований. В 2002 году же ничего подобного не произошло. После четвертьфинал. Кубка России против «Крыльев Советов» два футболиста «Зенита» прошли тест на допинг — и вопрос был тихо «заигран». Как четырьмя годами ранее и темная история вокруг Романа Березовского.

Колоскову меньше всего были нужны скандалы в его вот чине. Избежать их — это, казалось, его главная задача на посту руководителя федерации. Хотя если бы Вячеслав Иванович знал, кто и при каких обстоятельствах унаследует его пост, то наверняка сделал бы все, чтобы «утопить» Виталия Леонтьевича. Тем более что основания для этого — отказ в процедуре допинг-контроля — были у него очень вескими.

После ЧМ-2002, на котором неплохо проявил себя Кержаков (всего за семь минут в матче с Бельгией он успел отдать голевую передачу своему другу Дмитрию Сычеву), команду возглавил Бирюков. Морозов стал советником Мутко и большую часть времени лечился, но во время некоторых матчей, садился вместе со своим бывшим помощником на скамейку запасных. Кто в этом случае руководил командой — догадайтесь сами.

Аршавин в последний момент был оставлен главным тренером сборной Олегом Романцевым в Москве. 21-летний полузащитник был шокирован таким поворотом событий. По словам Рапопорта, в этой ситуации очень тактично повел себя Мутко:

— Виталий Леонтьевич, надо отдать ему должное, отправил за Аршавиным машину в аэропорт «Пулково», чтоб Андрея встретили и привезли к нему. Президент понимал, что игрок психологически раздавлен, и в этой ситуации ему нужна поддержка клуба.

Тогда еще Аршавину было невдомек, что он в последний момент не попадет и на следующий большой турнир сборной — Euro-2004. Зато все эти невзгоды будут с лихвой компенсированы в 2008 году, куда Гус Хиддинк дисквалифицированного на два первых матча Андрея все-таки возьмет. И футболист выдаст два невероятных спектакля против сборных Швеции и Голландии, попадет в символическую сборную чемпионата Европы, а следующей зимой уедет в «Арсенал». Все, что ни делается, — к лучшему.

Знаменитый классический пианист, лауреат Международного конкурса имени Чайковского Денис Мацуев, восторженный почитатель таланта Аршавина, в конце марта 2009 года пришел поздравить его на церемонию вручения ежегодного приза «Звезда», который газета «Спорт-Экспресс» вручает лучшему футболисту года стран СНГ и Балтии. И в разговоре со мной Мацуев рассуждал о превратностях аршавинской судьбы:

— Когда Романцев не взял Аршавина на чемпионат мира-2002 в Японию, я очень жалел. У меня было внутреннее чувство, что там сверкнет не только Сычев, но и Андрей. То же самое — и в 2004-м. С другой стороны, может, все так и должно было сложиться, чтобы он стал сегодняшним Аршавиным? В 94-м году я на 30 минут опоздал с подачей заявки на конкурс имени Чайковского. То ли продолжительность поездки на метро не рассчитал, то ли еще что-то — но мне сказали: «Мальчик, до свидания». Я плакал, у меня истерика была! Готовился много лет к этому конкурсу, это была мечта моей жизни. Но кто знает, если бы я в нем тогда принял участие, получил ли первую премию, как это произошло на том же конкурсе в 98-м году? Пришлось ждать четыре года — это ведь как Олимпиада или чемпионат мира по футболу. Спортивный характер у меня есть. И у Аршавина — тоже. И вот теперь я подхватил арсенальскую «заразу»: недавно был на гастролях в Японии — так ночью смотрел матч с «Ньюкаслом.

В 2002-м до бронзы Euro и отъезда в «Арсенал» Аршавина было еще далеко. Андрей и сам мне признался, что в то время видимо, как раз после того, как его «отцепили» от ЧМ-2002 он на какое-то время разуверился, что сможет вырасти в игрока уровня сборной России. И не верил в это еще пару лет.

Моральный удар по Аршавину стал еще одной причиной неудачного сезона «Зенита».

Недолгосрочное пребывание популярнейшего голкипера Бирюкова в роли главного тренера запомнилось матчем в Москве со «Спартаком». В бесшабашном бою красно-белые взяли верх — 4:3. При этом два красивейших гола забил Кержаков, возглавлявший гонку снайперов первенства. В 15-м туре, забив в ворота «Сатурна» свой 13-й гол, нападающий заставил журналистов обсуждать вопрос — будет ли побит по итогам сезона рекорд личной результативности чемпионатов России. Достижение это — 25 голов — принадлежало Олегу Веретенникову из «Ротора» и было установлено в 1995 году.

Увы и ах. Два тура спустя он забил победный мяч тому же «Сатурну» — и словно переключил «канал» на матчи международного масштаба. В оставшееся до конца года время он составе сборной России поразил ворота команд Швеции, Ирландии и Албании, а в составе «Зенита» забил швейцарскому «Грасхопперу» в поединке Кубка УЕФА. А вот к чемпиона России Кержаков словно потерял интерес, после 3 августа так больше ни разу и не забив. Его безголевая серия составила 14 матчей!

Учитывая, что как раз в те сроки в Санкт-Петербурге вышла автобиография форварда (в 19 лет!), общественного диагноза «звездная болезнь» избежать ему было невозможно.

В чем-то он соответствовал действительности. Тогдашний агент игрока Константин Сарсания рассказывает:

— Делами Саши я как раз стал заниматься в 2002 году. И бывали ситуации, когда приезжаю на считанные часы в Питер, заранее договорившись с Кержаковым о времени встречи. Но тут он перезванивает и говорит: «Давай через пару часов». Один раз объясняет, что книгу надиктовывает, другой — что клип записывает…

В конце концов, осенью я не выдержал и сказал: «Саня, хочу заехать к тебе домой, поговорить с тобой и твоими родителями». И сказал при них, что он ведет себя неправильно. «Тебе 19 лет — а ты уже книгу написал. Ты лучше вспомни, когда последний раз гол забил?»

Попытался объяснить ему, что в этом возрасте есть выбор: либо он будет писать книги, либо — играть в футбол. И добавил, что буду решать все его бытовые и социальные вопросы, вести переговоры с клубом о повышении зарплаты, его же дело — только играть. Но время писать книги, сниматься в клипах и открывать рестораны наступит после окончания карьеры. Иначе как быстро он начал играть, так же быстро и закончит. Сашины родители меня поддержали. Прислушался и сам Кержаков. Он пересмотрел отношение к жизни, вновь стал забивать — и его карьера вновь пошла вверх.

Рапопорт:

— Сашу я знаю с детства, у нас прекрасные отношения. Сейчас он сам понимает и признает: тогда его, что называется, занесло. Он и тренироваться нормально перестал. Причем не думаю, что это было связано с моим приходом на должность главного тренера. Это случилось бы, даже если бы Юрий Андреевич оставался.

Перед моим приходом у Кержакова с Бирюковым произошел конфликт. Саша сказал, что не полетит в Андорру на матч квалификационного раунда Кубка УЕФА с местным «Энкампом». А еще добавил, что с Мутко на этот счет уже переговорил. Михаил Юрьевич просто обалдел от такого заявления. И ведь не полетел! Мол, зачем — и без него там обойдемся.

Сам Кержаков признает:

— То, что я не мог забить на протяжении 14 игр, говорит само за себя: мысли, наверное, были не о том, что нужно. Хорошо, что продолжалось это всего месяца три.

— Кто заставил вас встряхнуться?

— Как-то само собой все прошло. Наверное, понял, что происходит что-то не то.

— То есть можно говорить о том, что после чемпионата мира появилось что-то вроде «звездняка»?

— Наверное. По-другому сложно все это объяснить.

— Если бы у вас сейчас был выбор, воздержались бы, к примеру, от выпуска книги?

— Нет. Я же сам ничего не писал, а просто на диктофон наговаривал. А в вину это мне вменили только потому, что неудачи пошли. А было бы все нормально — никто бы и не вспомнил.

— Повлияли на вас и на команду две смены тренера? При Рапопорте вы не забили в чемпионате ни одного гола.

— Я очень хорошо отношусь к Борису Завельевичу. Он был завучем школы «Зенит», когда я туда только пришел, и вообще у нас с ним всегда были прекрасные отношения. Но в команде все понимали, что это тренер на время. Более того, нам и сказали, что это временная мера. А раз все об этом знали, то и отношение к его требованиям было… сами понимаете какое. Были уверены, что не вылетим, — а больше уже ничего не волновало.

Итак, Морозова сменил Бирюков, а того — Рапопорт. Мутко в свойственном ему стиле представил его: «наш Дель Боске». Тогда история перевоплощения вечно второго тренера «Реала» в победителя Лиги чемпионов была очень популярна. А тут еще и пышные усы, которые для Дель Боске и Рапопорта, казалось, были изготовлены на одной фабрике.

Вот только на тренерской скамейке вышло у них по-разному.

Рапопорт:

— Во-первых, хотел бы опровергнуть фразу из книги Петржелы, что якобы я сказал команде, когда меня назначили: «Ребятки, я тут человек временный». Это вранье, ничего подобного я не говорил. Другое дело, что само назначение стало для меня неожиданным.

У команды был выезд в Саратов, где сыграли какую-то невнятную ничью. И, видимо, у Виталия Леонтьевича иссякло терпение. На совет директоров пригласили и меня, в ту пору спортивного директора клуба. Там были Мутко, Сердюков и Давид Трактовенко, который к тому времени уже стал одним из основных акционеров «Зенита». На их вопрос о моем видении состояния команды я ответил: «На этот вопрос должен отвечать Михаил Юрьевич. Но лично я никакой трагедии не вижу».

А это был конец августа, и всем уже стало понятно, что высокого места мы не займем. Куда больше волновало то, что в команде началась ломка, смена поколений. Многие из тех, кто выиграл бронзу, ушли из команды, другие были травмированы. Ситуация была очень непростой.

Через какое-то время приехал Бирюков. Я ушел с совета директоров, уже собирался уезжать из офиса — как вдруг опять звонит Мутко и вызывает по селектору. Прихожу — а Михаила Юрьевича уже нет. Насколько понял, они хотели с ним предметно пообщаться о происходящем в команде, но Бирюков, у которого нервы были на пределе, не сдержался и начал разговаривать с ними в жестком тоне. Акционеры этого не поняли и отреагировали соответствующе. Бирюков потом на меня обиделся — хотя никаких «телодвижений», чтобы возглавить «Зенит», я не совершал.

В общем, зашел я туда второй раз, и Мутко сказал, что акционеры пришли к выводу: в том состоянии, в котором Бирюков находится, он командой руководить не может. После чего предложил мне возглавить «Зенит», причем без всякой приставки и.о. Для принятия решения у меня было всего 15–20 минут. И я не мог сказать «нет». Понадеялся и на то, что мой предыдущий опыт в тренерской деятельности был удачным — пусть и не на таком уровне. С череповецкой «Северсталью», к примеру, вышел из второго дивизиона в первый — правда, в итоге команда снялась с соревнований из-за отсутствия финансов.

Согласившись возглавить «Зенит», я при этом допустил одну серьезную ошибку. Нужно было сразу поставить условие — подписание контракта на полтора года. Думаю, скажи я об этом — так бы и поступили. Но, видимо, из-за дефицита времени — не подумал. В итоге контракт был подписан moлько до конца сезона, и команда об этом знала. Не было в соглашении и никаких юридических моментов, связанных с условиями его разрыва. И Виталий Леонтьевич, поскольку руки у него оказались совершенно развязаны, очень скоро начал вслух говорить, что нужно искать тренера.

Обнаружилось, что без Кобелева и Горшкова, цементировавших коллектив, команда развалилась на три группировки. Аршавин с Кержаковым, совсем юные, превратились из молодых игроков в звезд. Такой резкий переход не может сделать этот процесс безболезненным, а осадить их было некому. Впрочем, думаю, что и этот период ребят чему-то научил, не прошел впустую.

Отсутствовал лидер, каким на следующий год станет Радимов. Зато полно было игроков, друг с другом вообще не контактирующих, не бьющихся на поле друг за друга. Был бы здоров Игонин — проблем возникало бы меньше. Но у него бы серьезная травма.

Дней десять я во всем этом разбирался, И понял, что надо делать. Позвонил Виталию Леонтьевичу. Они с Поваренкиным (гендиректором клуба. — Прим. И. Р.) приехали в Удельную, я рассказал им о ситуации в коллективе и высказал свое мнение. Одним из предложений было расстаться с людьми, которые тормозят развитие команды, и ввести в состав молодежь. Поскольку в этом сезоне все равно уже ничего добиться, надо наигрывать людей на будущее.

Это была ошибка. Виталий Леонтьевич, видимо, еще питал какие-то надежды на более-менее успешный исход сезона, и от резких шагов настойчиво посоветовал воздержаться. Надо было поступить иначе — так же, как сделал летом 2003 года Петржела, когда безо всякого согласования с Мутко поставил на матч с «Аланией» молодежь. Не нужно было советоваться с президентом — надо было поступать так, как считал нужным. Вводить Макарова, Николаева, Лобова и других.

Рапопорту вдобавок еще и бешено не везло. В первом же его матче, с «Торпедо-Металлургом», на 90-й минуте при ничейном счете Кержаков не забил пенальти. Видимо, не выиграть во главе «Зенита» ни одного матча — это была его судьба.

Рапопорт:

— С Мутко у нас и сейчас нормальные отношения, но тогда мне не понравилось, что он, не скрывая, начал искать тренера. Причем он так себя повел уже после второе ничьей — с «Торпедо». Команде все сразу стало ясно. Придирки шли по любому поводу. Скажем, в игре с ЦСКА у армейцев удалили Семака, а через три минуты вторую желтую карточку — как говорится, для уравнивания составов — дали Аршавину. Так Виталий Леонтьевич обрушился на меня: мол, почему не заменил Андрея? Как это можно было успеть за три минуты? И процитированную в книге Петржелы фразу в его адрес: «Ты такой же слабый, как и Рапопорт», Мутко действительно говорил — имеются свидетели. Конечно, было обидно. Но это жизнь, эмоции. Я на Мутко не в обиде.

Жалею ли, что пошел в команду главным тренером? Легко рассуждать задним числом. Во-первых, у меня не было времени подумать. Во-вторых, принимая предложение, я не представлял себе, насколько плоха обстановка в коллективе. Одно дело — ездить иногда с командой в роли спортивного директора, и совсем другое — оказаться внутри. Я не чувствовал и по сей день не чувствую своей вины в том, что тогда произошло. Мы с Мельниковым, которого позвал помощником, делали то, что было в наших силах. Но все было слишком запущено.

Итогом сезона-2002 стало десятое место. На первый взгляд, — с учетом того, что в премьер-лиге 16 команд, — не такая уж катастрофа. По крайней мере, опасности вылететь в первый дивизион над командой не нависало ни секунды.

Но как-то незаметно для себя «Зенит» кардинально изменил свой менталитет. Волнения времен 96-97-го — восьмое место или одиннадцатое? — остались в прошлом. После Кубка 99 и бронзы-2001 любое место в середине таблицы расценивалось как провал.