Глава 6

СЭН’Э – ЧТО ЭТО ТАКОЕ?

Поскольку пришлось переехать жить на Преображенку, надо было подыскивать работу где-то поближе к дому. Тал стал переводиться в 16-й, как его таксисты в шутку обзывали «Краснознаменный» парк, что на Открытом шоссе. Как это часто бывает в жизни, «желаемое вчера, сегодня приедается» – Тад устал от всего этого быдла вокруг и подумывал, куда бы смыться. Но, он знал, куда бы он, ни пришел работать водителем, таксистов очень не любят, и это обстоятельство сильно останавливало его уход. За семь лет работы в такси Тад преуспел во многом, но самое главное пришел опыт общения с людьми, и это было самое неоценимое. Часто работая допоздна, Тад знакомился со многими деятелями культуры и искусства, артистами Белокуровым, Грибовым, Леоновым; у него развилась поразительная зрительная память, он узнавал клиентов, которых возил только раз и много лет назад. Поработав в нескольких парках, многое мог бы рассказать о работе таксиста. В это же время Тад заканчивает десятилетку и курсы автомехаников по программе автотехникума для того, как им сказали, что их будут готовить начальниками гаражей в Англию, Канаду и другие страны. Но власти и коммуняки вообще много чего обещали, а «воз и ныне там!». Ему предложили стать начальником автоколонны, он отказался; предложили должность начальника гаража – опять отказ. Тад не хотел никем командовать, его удовлетворяло, что он мог себе выбрать любую смену, быть свободным, тренироваться быть с семьей и повышать самообразование. На линии у Тада происходили подчас удивительные встречи. Как-то раз ему пришлось быть гидом одной богатой американки из штата Алабама, по имени Тзэн. Американка обалдела от зеленых окраин Москвы, а когда Тад привёз её домой, познакомил с Леной, то Тээн была приятно удивлена ее прекрасному английскому и наговорила Лене кучу комплиментов, не забыв, как бы невзначай упомянуть, что она расистка. Тад с Леной, смотря на удивительно стройную хрупкую фигуру дочки сенатора, хохотали до упада, представив ее в одеянии Куклуксклановцев.

Еще более удивительная встреча произошла зимой последнего года, когда Тад дорабатывал в такси. К нему в машину прыгнул парень в дубленке с ярким галстуком типа «пожар в джунглях» и попросилотвезти в 0бщежитие ВГИКа, куда-то за ВДНХ. Разговорились, Джон Линд приехал из Англии поучиться операторскому искусству в нашем кино институте Мама у него русская из Владивостока, а папа английский лорд. Закончив у нас обучение, он получает заказ от крупной экологической фирмы снять фильмы в тридцати четырех странах. Тад доставил Джона в общежитие, и они тепло распрощались, договорившись вскорости встретиться вновь. Через какое-то время действительно встретились, и Тад впрямую спросил у Вани, как они смехом договорились называть Джона, бывал ли он в Школах каратэ там, у себя, на Западе, что это за штука и с чем ее едят. Иван как-то эмоционально и запуганно стал объяснять, что это такое, но потом, сбившись и махнув рукой, сказал Таду просто: «Я тебе в следующий раз литературу принесу!» Дело подходило к лету, Тад уже ушел из такси и работал в Мосресторан-тресте на «Москвиче-4З4», как его называли водители «мать-одиночка»: с одним пассажирским сидением. Машина с путевками стояла дома, это было удобно, и Тип пользовался ею как личной. Ваня Лазарев из Прибалтики, как шутливо за акцент Лена с Тадом дразнили Джона, действительно принес книгу полковника зеленых беретов Эда Паркера «Каратэ». Тад, будучи действующим боксером, удивленно смотрел на какие-то стансы, позиции, движения руками и ногами нарисованных там человечков и недоумевая, считая, что бокс эффективнее. Как уже потом стало известно Таду, это был описан жесткий стиль кун-фу «багуа», а не каратэ, но видно для издателя было все равно, «что палка, что лопата». Вот эту книгу Тад держал между сиденьями, изредка раскрывал ее и каждый раз от непонимания, возмущаясь изображениями в ней. Если бы Ваня-Джон знал, какие замечательные последствия возымеет их встреча, и эта книга послужит толчком многого, что произойдет на громадной территории государства, именуемого СССР.

Вначале августа 1969 года Тад катался на «Москвиче» от метро Сокол в сторону центра. У Скаковой аллеи какой-то худощавый додик (модный парень) тянул руку, желая поехать. «Рублишко», – объявил ему Тад. «да хоть два, только побыстрее на Каретный ряд», – попросил парень и взгляд его упал на «Багуа» Эда Паркера. «Занимаешься?» спросил у Типа парень. «Да нет, дерьмо какое-то несерьезное». «Это не дерьмо, а вещь путевая, – ответил пассажир. – Кстати, меня зовут Алексей Штурмин». Они познакомились, и Алексей сказал, что спешит сейчас к девушке и его не будет в Москве неделю, а затем они встретятся и решат спор, что сильнее: боке или каратэ, так как Тад тут же предложил помериться силами, сказан, что он – боксер.

Через неделю они действительно встретились у ипподрома, Тад был элегантно одет, что Алексей отметил в новом знакомом, и пошли на квартиру к Алексею, она была в двух шагах. Уже дома Алексей стал объяснять Типу принципы и технику каратэ, а затем предложил Типу нападать на него. Скинув пиджаки, они стояли друг против друга, слегка улыбаясь ситуации, и Тад не видел ничего угрожающего в позе Алексея. Тад двинулся на него, и тут же ноги Алексея замелькали у лица Типа, а по туловищу он получил несколько легких ударов. Попробовав снова пробиться через зону ног, у Типа получилось то же самое. Самолюбие было сильно задето, Тад поднял руки и сказал: «Учи, я буду самым прилежным учеником, хочу знать эту штуковину!» То, что он услышал от Алексея и увидел, сильно потрясло Типа. Они стали встречаться почти каждый день, и Тад часами выспрашивал у Алексея, что и как, а дома в саду тренировался как скаженный. Он узнал у Алексея, что как-то в МАДИ тот познакомился с северокорейским мастером и тоже настолько был потрясен увиденным, что попросил мастера учить его. Кореец согласно кивнул, но сказал, чтобы Алексей пришел с партнером. Очевидно, судьбе было угодно, чтобы им оказался Слава Дмитриев, друг и приятель Алексея по институту. Взамен ребята помогали мастеру в других дисциплинах и, подружившись с Учителем, два года и восемь месяцев тренировались под его руководством. Тренировок, в понимании европейцев, не было, а это был этикет востока, философия, показ, и, в общем-то поколачивание учеников, правда, легкое, но ребята представляли, что бы с ними было, если бы мастер колотил их сильно. То, чему учил ребят мастер, было не каратэ, а жесткий стиль КВОН-ТХУ (кулак-бой), т.е. рукопашный бой в переводе, которым занималась полиция и северокорейская армия; мастер был очень продвинутый инструктор одного Даосского монастыря и занимался этой системой с детства. Обычное круглое восточное лицо, но с очень пытливым и проникновенным взглядом. Взглянув на такое лицо, на востоке говорят: «Может» и уже больше не объясняют ничего. Невысокого роста, с гладкой мускулатурой, прыгучий, очень сильный при своих габаритах, от него даже в костюме исходила какая-то притягивающая энергия и уверенность. Получив у него урок, ребята еще долго оттачивали приемы, чтобы на следующий день соответствовать. Часто мастер улыбался: он видел, ребята росли.

Но всегда в нашей жизни случается финал. Подошли к концу и встречи мастера с учениками, Не исчезая внезапно, как это водится в этих системах на востоке, мастер попросил не называть его имя и никогда не искать его, если будет нужно, он появится сам. Тогда Алексей спросил у него, какая у них квалификация и чего они со Славой достойны? «Вы оба достойны носить черные пояса, но он у меня один», – сказав это, передал пояс Алексею.

Ребята стояли, понурив головы, но в, то же время, что-то большое и значимое рождалось в их душах от общения с Учителем, которого они уже больше никогда не увидели в жизни. Если бы он только знал, какие силы всколыхнулись им, сколько тысяч бойцов были обучены и подготовлены в стенах будущей Школы СЭН’Э (путь жизни, дорога жизни, дело всей жизни), но и ему очевидно не поздоровилось бы от своих силовых структур, если бы они поняли, кто виновник всего этого и что произошло в стране их западного соседа. Это были далекие и всегда прекрасные времена, потому, что участники этих событий были молоды: корейскому мастеру – 28, Алексею и Славе соответственно 21 и 22, а будущему руководителю Школы СЭН’Э, собирателю и продолжателю российского рукопашного боя Тадеушу Касьянову было всего 30 лет.

В сентябре 1969 года Алексей впервые приехал к Таду в дом на Бухвостову улицу и тоже поразился, как же хорошо вокруг, как много зелени, сад ему очень понравился и он тут же дал Таду дельные советы, как сделать макивару и другие снаряды для тренировок. Дал примерить Таду кимоно, тогда возникло предложение, что раз уж первый ученик Алексея надел каратэ-ги, считать этот день Днем основания Школы, а случилось это как раз 10 сентября 1969 года. Этой же осенью произошло знакомство е основателем и собирателем русской самозащиты – самбо – Анатолием Аркадьевичем Харлампиевым. На протяжении всех лет, пока он был жив, он, как бы, являлся духовным отцом зарождающегося в СССР каратэ. Целый год Алексей с Тадом тренировались одни, то у Харлампиева в зале МЭИ, то еще в каких-либо других залах, но больше на улице или дома у Тада. Правда, Алексей хотел привлечь еще ребят, но Тад убедил его этого не делать. «Научи меня и я буду тебе помогать, ведь тренировал же я боксеров и этот процесс мне известен, но сначала научи». Они работали нал собой очень много, именно в этот год были заложены основные принципы и навыки создания будущей Школы. Тад еще больше почистил сад, повесил горизонтально мешок на растяжках – сунатовару и тренировался и тренировался, отодвинув на второй план работу и добывание денег. Он перешел работать водителем в Институт психиатрии на Потешную улицу, чтобы быть ближе к семье и дому. Лена говорила Таду, что рада за него, что он нашел себя в новом деле и кормила Тада с Алексеем в саду под громадным вязом, ласково, где-то даже по-матерински поглядывая на друзей. Сначала Алексей нравился ей, но это только сначала.

Их никто не трогал и никто не мешал, власти понятия не имели, что такое каратэ и мнения своего пока не высказывали. С конца семидесятого года Алексей и Тад стали выступать с показательными выступлениями с самбистами Харлампиева. Анатолий Аркадьевич прекрасно говорил, объяснял и показывал, несмотря на свои 66 лет. К концу выступлений он объявил: «А теперь посмотрите на чистое каратэ». Выходили Алексей с Тадом и показывали, в общем-то, пока небогатую программу. Но естественно она от разу до разу усложнялась. Анатолий Аркадьевич попросил включать побольше работы против оружия. Друзья очень много почерпнули у Старика и те приемы работы с оружием и против него, переработанные с каратистской сутью живут и поныне. Но для всего этого нужна была серьезная работа в зале, которого не было, а также были нужны единомышленники, партнеры. Все это привело к тому, что друзья стали искать зал, и каждый привел по паре своих друзей и знакомых. Со стороны Алексея пришел Гена Чубаров – мидовский разведчик, и Володя Томилов, тогда еще студент, со стороны Тада пришел Ганс Владимирский, чемпион Москвы по боксу, и Саша Каретников, десятиклассник. Вот в таком составе группа просуществовала еще несколько месяцев. С залом помог все тот же Анатолий Аркадьевич. Он посоветовал ребятам обратиться к Президенту Федерации дзю-до Москвы Николаю Алексеевичу Масолкину, и тот, уже зная Алексея и Тада, дал им адресок. Зал оказался в самом центре Москвы на площади Маяковского во дворе Аргентинского посольства. Зала этого уже больше нет, на том месте стоит детский сад, но много лет он играл громадную роль в спортивной жизни столицы и страны. Поскольку находился он во фрунзенском районе, то и название у него было «Фрунзенец», а группа каратистов, начавшая там заниматься, стала зваться «ребята с Маяковки». Так они и вошли в историю – КАРАТЭ СССР. Зал как будто был создан для подобных занятий, мог вместить где-то от 50 до 80 человек. Две большие раздевалки, балкончик, на котором можно было отдыхать, наблюдая за тренирующимися. Все это было как нельзя, кстати, и вовремя. По утрам в зале был баскетбол, а вечерами платные группы самбо, которые вели тот же Масолкин и Владимир Давидович Михайлов. Несмотря на то, что группа разрасталась, Алексей с Тадом попросили у хозяина зала, Володи Бухова, только утро субботы и пока все, денег хватило только на 2 часа аренды четыре раза в месяц.

Здесь надо совершить небольшой экскурс назад. Как-то в самом начале знакомства Тад сказал Алексею: «Леш, вот смотри, я сегодня кладу в нашу с тобой кассу 5 рублей и буду делать это каждый месяц». «Ты что, зачем? – возмутился Алексей. Я же тебя не за деньги тренирую». Но Тад продолжал: «Будет группа больше, каждый внесет свою долю. Надо же будет ездить на показухи, на какие-то снаряды, на аренду зала и прочее, да мало ли что, не тащить же тебе деньги из дома, а так они потихоньку накапливаются и все о’кэй. Я буду и кассиром и начальником отдела кадров, – закончил Тадеуш, – а у тебя пусть голова не болит об этом». Подумал, Алексей согласился. Эта финансовая политика работала более двух десятков лет, помогая бойцам Школы отчасти обрести независимость.

В начале 70-х годов в Москве было всего триточки, где практиковали каратэ: Петровка, 26 (спортзал «Динамо»), спортзал Университета им. Патриса Лумумбы и вышеозначенный зал «Фрунзенец» – «ребята с Маяковки». Поскольку два первых зала были режимными то естественно, контингент занимающихся в них был очень мал. Группа с «Маяковки» пошла другим путем, путем свободного входа всех желающих. И это было правильно. В 71-м группа выросла до 50-ти человек. Сюда приходили заниматься разведчики, офицеры десантных войск, рабочие, врачи, даже сын члена Политбюро Кузнецова, группа разрасталась, приобретая известность и связи.

Своей работоспособностью и серьезным отношением к делу Тадеуш потихоньку стал выдвигаться вперед, становясь как бы сэмпаем, заменял Алексея в момент его командировок. Анатолий Аркадьевич тоже не забывал группу, часто приходя, и давал ценные указания, поражаясь дисциплине, царящей в группе. Здесь надо напомнить, что авторитет Алексея как Учителя, создавался именно Тадеушем. Сначала многие из занимающихся пробовали обратиться к Алексею панибратски и даже похлопать по плечу. Тад живо прекратил эти фамильярности сначала пояснениями, а затем в спарринге, которым владел уже неплохо, вспоминалось боксерское прошлое. Был также объяснен этикет вида и градация поясов – т. е. кто есть кто. Тада зауважали тоже, сказалось и бурное прошлое и жизненный опыт сэмпая, а именно так его стали называть в группе.

В 1971 году Тад сдает экзамен на красный пояс и покупает себе фирменное кимоно. Эмблему каратэ вышивает себе и сенсэю Штурмину, никогда до этого не держав иголки в руках, да так хорошо, что оба лет десять носили ее на груди.

Масолкин и Михайлов, видя по субботам переполненный зал, попросили Алексея и Тада организовать показательные выступления каратэ для абонементных групп по самбо и, конечно же, за плату. Показывали и рассказывали Тад с Гансом, демонстрируя на нем технику каратэ и приемы против оружия. Масолкин и Михайлов наблюдали тоже. Выступление прошло на ура, и руководители курсов самбо предложили подумать о создании таких групп и курсов по каратэ, и расплатились за выступление. Вот тут очень некрасиво повел себя Гансович, как шутливо называл своего друга Тад, когда он увидел, что большую часть денег Тад отложил в сторону, жаба жадности задушила его. Он стал требовать поделить деньги поровну, но Тад ответил ему, что большая доля уйдет в кассу Школы, а мы с тобой – ученики ее, обойдемся малым. Финал: обидевшись, Ганс отделился, открыв в Сокольниках подпольную группу и обирая ее. От него уходили толпами, и он, бросив преподавание, куда-то исчез на несколько лет, но затем вынырнул у одного из боковых учеников Школы Вадима Вязьмина в его группе «Дхарма марга» (путь добродетели). Затем опять неудача и вновь пропадание, но уже на несколько десятков лет. И вот только недавно объявился в Израиле, женатый четвертый или пятый раз, но уже на еврейке.

Это было первое негативное проявление корысти учеником Школы, в будущем, к сожалению, этих непоняток будет значительно больше. Примерно в то же время Тадеуш уходит из Института психиатрии и начинает работать мастером производственного обучения и инструктором по автоделу в обычной средней школе № 615 на Верхней Красносельской. Его начальником был милейший человек Борис Львович Хаинсон, с которым они проработали бок о бок семь лет, пока в школе не закрыли автодело. Школа давала Таду много свободного времени и спортзал, в котором хозяйкой была сестра великих боксеров Лидия Ивановна Огуренкова. две машины: грузовая и легковая, были тоже в распоряжении Хаинсона и Касьянова, давая возможность заработать, а главное было полное состояние покоя, необходимое Таду после громадных нагрузок, ведь тренировался он от трех до шести часов каждый день. Чтобы больше быть на улице, Тад с Преображенки в школу и обратно ходил пешком, а это 5 км в одну сторону, иногда пробегая какую-либо часть пути. Администрация школы, зная квалификацию Тада, часто оставляла его подежурить на праздниках и выпускных вечерах, он прекрасно справлялся с этими обязанностями без патетики и криков «Банзай». Спокойно разобрался с местными хулиганами к неописуемому восторгу директора школы, старого контрразведчика. Ребята в нем души не чаяли. В 1973-м Тад сдает на коричневый пояс, в 1974-м – на черный. Это была первая сдача на черный пояс в Москве человека, который учился у себя на родине, а не у иностранцев. Экзамен принимали самые старые представители восточных единоборств: Володя Ковалев – джиу-джитсу, Слава Дмитриев, еще какие-то специалисты, имена которых уже стерлись в памяти. Тадеуш сдал все прекрасно. Осталось только повесить пояс. Поехали в больницу к Харлампиеву (он в это время сильно хворал) и спросили, можно ли вручать? Вердикт был таким: можно и нужно.

Из группы самбо в том же зале в 73-м году пришел и стал тренироваться советский кореец Виталий Пак, а в 74-ом в группу пришел лауреат премии Ленинского комсомола скульптор Александр Рукавишников, затем приведший с собой акробата, чемпиона мира Сергея Шаповалова. Это были непростые ребята, ибо они, скоро обогнав стариков, заняли главенствующее положение в группе. Группа очень много выступала с показательными выступлениями, а это можно было делать только при железной дисциплине. Как-то раз группу посетил большой чин из МВД Анатолий Иванович Костенко, и когда увидел, как Тадеуш сломал ударом кулака 6-сантиметровую доску, а Рукавишников ногой брус 12 см, он воскликнул, сдвинув кепку на затылок: «Ребята, Вас надо регистрировать как двухстволки!» Несколько раз приходил на тренировки Володя Высоцкий, приглашенный Алексеем, В зале мягкий полумрак, ребята тренируются, он сядет тихо в уголке и смотрит, никто к нему не пристает с расспросами, затем встает и так же тихо уходит. Он хотел написать гимн каратэ, хотел ощущение каратэ пропустить через себя, но сильно болел в ту пору и вот не сподобился,

Зимой 1975 года Масолкиным и Михайловым все-таки было принято решение о передаче группы самбо в группы каратэ, они просили Тадеуша тренировать их. На первую же тренировку пришел 101 человек. Из группы родилось много хороших и плохих людей, Некоторые из них, не усвоив моральный дух каратэ, а только его верха, приспосабливали под себя эту древнюю науку, оправдывая подчас свои гнусные действия, В это время произошло плотное знакомство с армейским контингентом, так как в группах было много военных. В общем-то, все получилось, группы обучались, устраивались внутренние соревнования по олимпийской системе, но названия у Школы не было. Было открыто еще две группы на самоокупаемости, одну взял комсомольский деятель и танцор Виктор Смекалин, а другую – Илья Спивак, ударник симфонического оркестра Большого театра. Вот у него-то в группе и начал заниматься доктор физико-математических наук Лев Слабкий, который на досуге, просматривая корейские словари, нашел иероглифы, соответствующие представляемой руководителями Школы духовной концепции, получилось СЭН’Э (путь жизни, дорога жизни, дело всей жизни). Лев вместе со своим родственником Мишей Селезневым был переведен в группу Сэмпая, и Лева получил премию сто рублей, что по тем временам было немало. Школа стала называться СЭН’Э. Каждый входящий в зал мог увидеть три плаката: в центре висела эмблема Школы, слева – высказывание Ленина: «Неразумно и даже преступно поведение той армии, которая не стремится овладеть всеми приемами или методами борьбы, которые есть или могут быть у неприятеля…» Справа висел плакат со словами Брежнева: «Все, что завоевано Революцией, должно быть надежно защищено…» Поди, придерись, Школа готовилась защищаться от идеологов коммунизма, а попытки придержать Школу уже начались, и службы МВД и КГБ стали потихоньку вживлять своих агентов в группы тренирующихся. Но тем и хороша была система Школы, что наверх трудно было пробраться, сексотов просто и тривиально физически выбивали, Наверх в руководство Школы не пробился никто. В Школу приезжали со всего Советского Союза, подраться, показать свою силу, научить Москву, конец был всегда один, странствующие самураи бывали всегда биты и больно.

Собственно приезжающим хотелось схватиться и побить Алексея Штурмина, но опять работала система Школы, они должны были встретиться вначале со старшим учеником, а им был Тадеуш. И ему было в удовольствие подраться. Бывали схватки жестокие и кровавьте, но Тадеуш все равно выигрывал бои. Если же приезжала команда, то такие бойцы, как Саша Рукавишников Сергей Шаповалов и многие другие в пух и прах разносили их. Школа была сильна духом, к ней медленно, но верно приходила известность и слава. Это сильно пугало партийные органы. Им казалось, что создается государство в государстве, по сути, так оно и было, но партийные никак не могли понять, что это спортивное сообщество работает на Державу. В Школу зачастили комиссии и корреспонденты. Среди последних были честные люди, такие как экс-чемпион СССР и Европы по штанге Дмитрий Иванович Иванов, спецкор газеты «Советский спорт». Разобравшись во всем, он стал другом и писал хорошие нужные статьи, на всех уровнях поддерживая Школу, но особенно симпатичны, оказались друг другу он и Тадеуш, которого Дмитрий Иванович близко принял к сердцу. Его хорошо знали в журналистской среде и уважали, его помощь Школе была неоценима. Их дружба продолжалась до самой кончины Дмитрия Ивановича – от перенапряжения и стрессов отказало сердце. Он умер в 1992 г., когда Тадеуш находился в одном из «санаториев» ГУЛАГА.

Одним словом, Школа СЭН’Э развивалась, множество продвинутых инструкторов открыли группы по всей Москве, под началом Тада работали, как уже говорилось, Виктор Смекалин, Илья Спивак, Сергей Соколов, детскую группу доверили Ивану Мишневу. Небольшого роста, коренастый, скоростной, он как-то смешно и даже безграмотно говорил, но находил подход к детским душам, родители и дети были от него без ума. Старшая дочь сэмпая Софья тоже начинала у него, хотя уже с четырех лет с папой бегала и занималась физкультурой в саду дома, потихоньку приобщалась к занятиям в Школе. В будущем она обошла своего инструктора и заняла одно из главенствующих положений в иерархии Школы, а пока сэмпай, рожденный Скорпионом, жестко и требовательно подходил к воспитанию своих детей, самозабвенно любя их. Множество прекрасных бойцов и спортсменов выросло в детской группе, один из них – чемпион Москвы 80-х годов юниор Варуджан Григорян уехал в США и, разъезжая по Штатам, громил там бойцов любого калибра, практически не встречая сопротивления. У Ивана Мишнева начинал и лидер русских националистов Александр Баркашов. Да… пути Господни неисповедимы!

Справка. Попадание в Школу неблагонадежных лиц или уголовных элементов было исключено, потому что в секцию или группу брали по протекции; тот, кто приводил будущего ученика, ручался за него письменно.