Предыдущей книгой мы закончили анализ крупнейших религиозных и идеологических систем, на основе которых происходит управление обществами, общественными отношениями, самоуправление той части населения земного шара, которую можно назвать «людьми западной концепции». На базе рассмотренных религиозно-идеологических систем тысячелетиями складывалась Западная региональная цивилизация, ставшая к настоящему времени такой, какой мы её знаем. Однако, как мы уже неоднократно говорили, сама Западная региональная цивилизация начала складываться (под контролем «мировой закулисы») на базе ряда национально-государственных религиозных систем, изначально базирующихся в регионах древнего Востока. Когда-то возникли религиозные системы Древнего Междуречья, Древнего Египта, Древних Сирии, Финикии, Палестины, Древней Греции и прочие. А уже на базе религиозной системы Древней Греции была создана религиозная система Древнего Рима — после которой в римской национально-государственной религиозной системе возникло первое библейское христианство, положившее начало современному Западу.

Начиная с античной Греции (V век до н. э.), изначально впитавшей в себя многочисленные религиозные культы классического древнего Востока, в том числе и Ближнего Востока, которые накрепко переплелись с древними мифами, берущими своё начало от Атлантиды — в мире возникли две социально-идейные системы, известные как: Восток (неевропейская система) и Запад (европейская система). Напомним, что возрождение архаичной культуры Древней Греции после эпохи «Великой колонизации» (VIII–VI вв. до н. э.) хронологически совпадает с началом рассеяния евреев и становлением иудейских диаспор. То есть, древнегреческую культуру и иудаизм развивали параллельно — как взаимно вложенные религиозные системы, соответственно для толпы и для мировой “элиты”. Во времена Александра Македонского эту двойную культурную среду удалось быстро распространить на ряд стран классического древнего Востока, Азии и Африки. Это Персия, Месопотамия, Египет, Индия. Внезапная смерть Александра Македонского прервала распространение его империи на этапе вторжения в Аравию. После чего эксперимент по созданию следующей толпо-“элитарной” цивилизации под управлением иудеев и их хозяев был ограничен вначале дееспособностью императоров Римской империи, а затем распространением исторического ислама — с территории Аравийского полуострова, завоевание которого и было прервано внезапной смертью Александра Македонского.[1]

В общем устойчивого толпо-“элитарного” единства у «мировой закулисы» так и не получилось за 3000 лет постоянных попыток его воспроизводства из разных мировых центров под разными религиозно-идеологическими вывесками на стартовой базе разных региональных цивилизаций. В результате в ряде регионов мира помимо цивилизации исторически сложившегося ислама, библейской Западной цивилизации (Западная Европа и США), Русской региональной цивилизации — религиозные системы которых мы уже рассмотрели — сохранились очаги древних цивилизаций, которые с глубокой древности до последнего времени (последних ста лет) оставались практически неизменными в религиозном плане (по сравнению с быстро развивающимся Западом и странами исторического ислама). На базе древних культур сложились региональные цивилизации ведического Востока (такие, какими мы их знаем): Индия, Китай, Япония и другие, которые до последнего времени не были серьёзно поражены библейской культурой и оставались самобытными. Религиозные системы, представленные в этих региональных цивилизация, если и влияли на становление современной Западной цивилизации и Русской цивилизации, то — в гораздо меньшей мере, чем культура древнего Египта, древней Греции и древнего Рима, библейское “христианство” и иудаизм. Поэтому мы пренебрегли их рассмотрением, оставив их напоследок — и будем рассматривать их в основном как отдельные религиозные системы ведического Востока.

В то же время пока осталась без рассмотрения религиозная система зороастризма, которая оказала решающее влияние на организацию содержания систем иудаизма, библейского христианства и исторического ислама. Мы ссылались на зороастризм по необходимости в предыдущих книгах курса, но пока не рассматривали эту религиозную систему более подробно, чтобы не нарушать порядок сравнения содержания религиозных систем — с позиции известного о каждой из них отдельно. Но в этой книге мы рассмотрим три «авраамические» религиозные системы (иудаизм, христианство, ислам) с позиции их соответствия древним индоиранским религиозным представлениям.

Мы назвали культуру стран ведического Востока ведически-магической культурой, являющейся разновидностью ведически-знахарской культуры, указав, что на Западе доминирует своекорыстно-мистерическая магическая составляющая ведически знахарской культуры, а на Востоке доминирует ведически-кастовая составляющая

.[2]

Ведически-кастовая магия (в основном практиковалась и практикуется в странах ведического Востока) — основана на практическом расширении уровня сознания, с помощью чего отдельными людьми достигается более высокий уровень возможностей выживания в разных условиях (вплоть до разнообразных чудес Востока). Способность к расширению уровня своего сознания передаётся от учителя к ученикам, что изначально ограничивает круг посвящённых в восточные психологические практики. Сформировавшаяся в ведически-кастовой магии и культуре в течение нескольких тысяч лет система упражнений разного назначения позволяет достичь определённых, заранее предсказуемых результатов в расширении поведенческих, «мистических» возможностей человека. Этот тип магии породил иерархическую организованность населения в устойчивых (до последнего времени) цивилизациях Востока и существует, воспроизводя себя в разных формах, сквозь катастрофы — природные и государственные. В такого рода культуре-магии искажается естественная для людей связь с Богом через душу, совесть и судьбу. Вместо последнего люди осваивают психологические навыки, изменяя свой коллективный духовный мир «под себя» — без разбора и осмысления: что объективно хорошо, а что плохо. Таковы религиозные системы Индии, Китая, Японии.

В то же время древнеиранскую религиозную систему (зороастризм) нельзя полностью отнести к ведически-кастовой магии: в ней много того, что присуще своекорыстно-мистерической магии — которой более подвержены религиозные системы более позднего Запада.

Если говорить ещё шире, то ведически-кастовая магия становится своекорыстно-мистерической тогда, когда в религиозной системе выделяется некая корпорация, стремящаяся осознанно сконцентрировать у себя власть с помощью хорошего овладения эгрегориальной магией на базе развития личностных «духовных» навыков с помощью системы посвящений. Если в какой-либо касте выделяется клан людей, обладающих особыми магическими способностями, этот клан может постепенно подмять под себя всех остальных, создав сперва иерархию по умолчанию (на базе своих «духовных» возможностей), а затем со временем превратив её в иерархию по посвящению.

Иерархии по умолчанию наследует ведически-кастовая магия. А иерархии по посвящению — своекорыстно-мистерическая. Древнейшие религиозные культуры ведического Востока изначально были представлены иерархией по умолчанию, которая изначально складывалась не по социальному статусу, а по «духовно»-мистическим способностям. Но по мере образования устойчивых каст, переход из одной касты в другую становился всё более сложным: для людей из низших каст допуск в высшие был закрыт, а значит, была закрыта и система «духовных» посвящений. С этого момента внутри самих каст магию можно называть ведически-кастовой, а в отношении иерархии каст сложилась своекорыстно-мистерическая магия. Запад же представлен гораздо более динамичной (по сравнению с ведическим Востоком) иерархией по посвящению — в первую очередь — где любая иерархия по умолчанию признаётся «опасной» и «неконтролируемой» и подавляется посвящениями (за исключением иерархии по умолчанию, восходящей к «мировой закулисе» и известной лишь узкому международному клану).

Короче говоря, на Западелюбая крупная нелегитимная иерархия по умолчанию признаётся с позиций властных иерархий «преступной», в то время как на ведическом Востоке естественно складывающуюся иерархию по умолчанию другие иерархии как правило не подавляли, а стремились постепенно поставить её на определённое для неё место в сложившейся «духовной» и сословно-кастовой системе Востока (и соответственно в общей эгрегориальной иерархии). В результате чего, даже могла образоваться соответствующая каста, занимающая определённое место в кастовой иерархии по посвящению. Именно поэтому региональные цивилизации ведического Востока со стороны выглядят как «ненапряжённо сложившиеся» — как бы согласно «духовным» способностям людей, в то время как западные региональные цивилизации считаются «государственно-тираническими». В действительности, тирании, пронизывающей все ступени толпо-“элитарной” иерархии хватает как на Западе, так и на Востоке: только на Западе тирания наступательно (агрессивно) — захватническая, а на Востоке наступательно (агрессивно) — вписывающая.

В восточных практиках ведически-кастовой магии считается хорошо то, от чего люди получают максимальное «духовное» удовлетворение, в частности — от медитации. Но при этом они не задумываются над социальными последствиями такого рода удовольствий,[3] поскольку социальные последствия им наглядно не увидеть, как то происходит в Западной цивилизации, где социальные последствия можно «пощупать руками» (ощутить и увидеть явно). Лишь бурное развитие технократии в XX–XXI вв., которое наряду с Западом стал поддерживать и развивать ведический Восток, позволило наглядно показать социальные последствия наложения технократии на «духовность» древних культур ведического Востока — выявив их тираническую, античеловеческую тупиковую сущность. Примерами этому являются такие государства как Северная Корея, Китай, Япония, Индия. «Духовные» удовольствия по мере развития технократии на Востоке стали плавно “перетекать” в «вещественные удобства», что было изначально свойственно культуре Запада. Япония в этом отношении обогнала все древние цивилизации ведического Востока. На базе бурного развития технократии в конце XX века как бы объединились два древнейших толпо-“элитаризма” (западный и восточный), обнажив свою общую тираническую сущность, происходящую в нашей глобальной цивилизации от общего атлантического начала.

Зороастризм — религиозная система древних иранцев. Сложилась в стороне от главных центров ближневосточной цивилизации и по характеру заметно отличалась от религиозных систем Месопотамии и Египта. Зороастризм восходит к древнейшим верованиям индоевропейских народов — тех самых, расселение которых с их гипотетической прародины (районы Причерноморья и Прикаспия) на запад, юг и восток на рубеже III–II и в первой половине II тыс. до н. э. дало толчок возникновению ряда древних цивилизаций (древнегреческой, иранской, индийской) и оказало немалое воздействие на развитие других очагов мировой культуры вплоть до Китая.

Предками древних иранцев считаются протоиндоиранские (которых некоторые называют арийскими), вероятно, полукочевые племена, обитавшие (по общепринятой гипотезе) в южнорусских степях и к востоку от Волги. Многие исследователи древности считают, что местом первоначального обитания этих племён было пространство от Дуная до Урала.

Также общепринято считать, что предки иранцев и индийцев-индоариев составившие один «народ», который называют протоиндоиранцами, являются ветвью индоевропейской семьи. Они и жили, как полагают, тем, что разводили скот в южнорусских степях и к востоку от Волги. Вероятно, они были полукочевниками и пасли коров, овец и коз с помощью собак на сравнительно небольших участках рядом с поселениями (в то время лошадь ещё не была одомашнена). Их общество делилось на две главные группы (касты): жрецы-священнослужители и пастухи-воины (последние могли быть и охотниками). Условия степной жизни мало способствовали развитию и изменениям жизненного уклада. В течение столетий устойчивого, неизменного образа жизни, начиная, видимо, с IV–III тысячелетий до н. э., протоиндоиранцы сформировали такую стойкую религиозную традицию (религиозную систему), что её основа сохранилась до наших дней у их потомков — брахманов Индии, “жрецов”

[4] местных культов в Иране, а позднее — в зороастризме в целом.

При каких исторических обстоятельствах не сложилась бы религиозная система древних протоиндоиранцев, будь то действительно переселение ариев из погибшей Арктиды (по широко известной версии происхождения якобы арийской культуры, которую исповедуют современные «ведисты»), либо как-то иначе — но религиозные системы доисламского Ирана (зороастризм) и практически все разновидности индуизма основаны на этой религиозной системе. Она же являлась изначальной мировоззренческой основой формирования устойчивой кастовой системы в региональных цивилизациях доисламского Ирана и Индии. Причём в Индии кастовая система сохраняется до сих пор.

Напомним, что вполне вероятное происхождение проторусской цивилизации — выделением её на определённом историческом этапе (несколько тысяч лет до н. э.) от ариев (либо протоиндоиранцев) — не означает последующего мировоззренческого единства, представленного религиозными системами ведических индоиранцев и проторусской региональной цивилизации. При внешней похожести некоторых верований и ритуалов проторусская цивилизация ещё в доисторическую эпоху изжила кастовость и перешла к общинному образу жизни (сохранив навыки культуры общинной магии), а «индоиранцы» так и остались жить в кастовой социальной системе. Многие же сторонники «ведических» традиций в России обращаются к возможно общим древнейшим истокам возникновения обеих цивилизаций (Русской и индоиранской) и, сравнивая внешнюю сторону ритуалов и обрядов, не замечают разницы содержаний этих двух религиозных систем — после выделения проторусской религиозной системы из ведической системы протоиндоиранской общности.

Протоиндоиранская религиозная система представляла собой систему религиозного эгрегориального политеизма (многобожия), сложившуюся на рубеже эпохи перехода от культуры общинной магии к ведически-магической культуре, оформившейся в единую стройную религиозную систему пантеона при появлении первых национально-государственных образований. Скорее всего древний политеизм в протоиндоиранской общности племён возник вследствие обожествления людьми множества природных и астрономических явлений — как и в других древних национально-государственных религиозных системах, сложившихся после эпохи общинной магии. При этом на формирование протоиндоиранской религиозной системы по-видимому не оказали решающего влияния атлантические мифы — как то можно увидеть в древних религиозных системах египетского и месопотамского политеизмов.

Предположительно в начале III тысячелетия до н. э. «протоиндоиранцы» (общее название конгломерата[5] племён, представленных протоиндоиранской религиозной системой) разделились на две ветви — «индоарийскую» и «древнеиранскую», как их принято называть. В результате длительных миграций индоарийцы, двигаясь с севера, заселили значительную часть полуострова Индостан, а древние иранцы — территорию Иранского нагорья и некоторые примыкающие к ней районы. Начало распространения «арийских» племён на территорию Средней Азии, Ирана и Афганистана историки датируют по-разному. Большинство из них полагает, что иранцы появились там в первой половине II тысячелетия до н. э. Часть из них двигалась с севера на юг, вероятно, через Кавказ, а часть — восточнее Каспийского моря. Вступая в контакты с местным оседлым населением, иранцы (скотоводы в основном) заимствовали элементы его земледельческой культуры. А местное население усваивало язык пришельцев, который постепенно вытеснил местные языки и наречия. При этом, скорее всего, продвижение протоиранских племён по территории Ирана не носило характера завоеваний, оно было сравнительно мирным. В то же время на рубеже первого и второго тысячелетий до н. э. имелись массовые случаи набегов кочевых племён на оседлое население. С появлением в конце III тысячелетия до н. э. на территории Ирана колесницы, запряжённой лошадьми, прежняя спокойная кочевая жизнь уступила место новой — более беспокойной и опасной. Начался настоящий “героический век”, когда вожди и их соратники отправлялись в походы на поиски добычи и славы, готовые совершать набеги на соседние племена и грабить иноземные селения. В это время и появился Заратуштра — который искал смысл беспокойной жизни человека и стремился прекратить вражду и набеги с грабежами.

Вероятно к IX в. до н. э. весьма многочисленное ираноязычное население всё же оказалось в зависимости от государственно-политических образований, созданных старым местным населением как на территории Ирана, так и в соседних странах — Ассирии и Урарту. В общем, можно предположить сравнительно мирное взаимопроникновение культур пришельцев и местного населения (несмотря на эпизодические грабежи кочевников), в результате которого административное устройство оставалось прежним, а религиозная система и язык пришельцев постепенно завоёвывали решающие позиции. В результате древние иранцы наследовали систему политеизма протоиндоиранцев.

Религиозная система по всему была весьма миролюбивой и способствовала единению людей друг с другом, с силами природы, приносила людям внутреннее умиротворение, не способствовала вражде с соседями, но соответствовала обороноспособности и воинственности кочевого населения в случае агрессии против него[6]. На определённом этапе перехода от культуры общинной магии к ведически-магической культуре стала образовываться кастовость (иерархическое деление людей на группы, связанное с их происхождением) — скорее всего исходя из «надобности» изначального распределения обязанностей людей по их способностям (в том числе и магическим: вначале были две касты — жрецы и воины). Последнее со временем могло перерасти в образование “профессиональных” каст (пастухов, ремесленников, воинов, жрецов и пр.) с постепенным запретом перехода из одной касты в другую под предлогом «наилучшей передачи “профессиональных” навыков и знаний по горизонтали внутри каст и для сохранения генетической однородности каст»[7]. В результате сложилась и закрепилась на тысячелетия устойчивая система «разделения труда» и социальное расслоение на “жречество”, всевозможную “элиту” и стратифицированную рабочую массу — под благовидными предлогами и под покровом умиротворённой, благородной и красиво оформленной религиозной системы.

Древние иранцы, как и их предки протоиндоиранцы, поклонялись двум группам божеств в системе древнего эгрегориального политеизма. Первая группа — ахуры. Это были абстрактные божества, олицетворявшие этические социальные категории — справедливость, порядок и прочие. Вторая группа — даэвы (дэвы) — божества, связанные с силами природы и Космоса. Протоиндоиранцы обожествляли силы природы, например воду в облике богини Ардвисуры Анахиты. Особо важными и персонифицированными этическими категории уже в глубокой древности стали «светлые» божества Мазда (воплощение мудрости, правды) и Митра — воплощение договора, согласия, союза. Эти божества и понятия всё прочнее ассоциировались оседлой мирной жизнью.

Издревле почитался огонь — как огонь очага и как «посредник между людьми и богами в жертвоприношении», и как «животворящая сила солнца», и как «всеочищающее пламя».[8] По-видимому, одним из самых древних и главных индоиранских культов был культ «вечного огня».[9] Приношения огню и воде составляли основу ежедневного ритуала, который назывался «ясна» (у индоарийцев — «яджна») — от «яз»: «приносить жертву, поклоняться». Каждый из обрядов предназначался определённому божеству — огня, воды, неба, земли, Солнца, Луны, ветра и тому подобных. В общем, из явлений природы сотворили множество эгрегориальных культов, назвав эгрегоры «богами» — со всеми соответствующими этому эгрегориальными ритуалами политеизма: мы неоднократно рассматривали их механизмы и поэтому здесь не будем опять возвращаться к этому. Скажем только одно: «мировая закулиса» всегда учитывала и выделяла главные древнейшие эгрегориальные культы местного населения при насаждении в среду этого населения своего религиозного «единства» для толпы — так, чтобы новая религиозная система, подсунутая «закулисой», “естественно” вытекала из “родной” предшествующей религиозной системы. К некоторым главным культам иранского зороастризма это имеет прямое отношение, поскольку в конце I тысячелетия до н. э. из зороастризма, сформировавшегося на базе древних индоиранских религиозных культов, выделился митраизм, сыгравший не последнюю роль в становлении библейских культов.

Богом огня у древних иранцев был Митра, а богом воды — Варуна.[10] Оба они получили звание «ахура» (на санскрите — «асура»), что означает «бог, господин». Как видно, иерархия божеств в древней индоиранской системе сложилась очень давно, и в этой иерархии выделялись «главные боги» и «второстепенные». Существовали культы других божеств, олицетворявших абстрактные этические понятия: дружбу (Аирйаман), справедливость (Арштат), доблесть (Хамварэти), послушание (Сраоша), победу (Вэрэтрагна). Большинство богов пантеона представлялось в антропоморфном[11] облике, что позволяло создавать устойчивый общий образ того или иного «бога» по образу и подобию человека. Это облегчало людям их стремление в жизни подражать тому или иному «богу», достигая некоторых психологических идеалов с помощью эгрегориальной магии. Но был и весьма ограниченный спектр второстепенных божеств не антропоморфного вида — в основном животного. Постепенно среди богов «ахура» выделяется верховный Ахура-Мазда («Господь Мудрости»).

Древние иранцы верили, что мир делится на 7 областей-кругов, самый большой из которых находится в центре и населён людьми. Это представление соответствует семи сферам Земли.

Возвышение культа «очищения огнём» над другими «очищающими» культами являлось своеобразной постоянной борьбой с ритуальным осквернением людей. В ритуале очищения огнём социальные и философские понятия раздваивались: «свой — чужой», «благой — вредоносный», «чистый — скверный», «оседлый — кочевой», «мирный — воинственный» — и этому придавалось особое значение.

Скорее всего это примитивное однозначное определение и последующее деление (раздвоение) людей и явлений (с обязательным магическим социальным закреплением за каждым его эгрегориального статуса с помощью огненной и другой магии: своеобразное пожизненное социальное и духовное личное или даже родовое клеймо) явилось древнейшей основой восточного дуализма,[12] который был развит во времена Заратуштры. Впоследствии это закрепление определений людей и явлений могло настолько закостенеть и войти систему психических стереотипов, что стало работать без разбора, как “автоматические” культовые эгрегориальные тесты. Последнее же стало религиозной основой образования сословно-кастовой системы на ведическом Востоке. Ведические предки прарусов, отмежевавшись на определённом этапе от индоиранской общности племён, не стали догматизировать общие древние культы — но пользовались многими из тех же божеств (также как и культом огня) для обозначения природных и социальных явлений, но не для жёсткой градации людей по принципу восточного дуализма: древние руссы признавали за людьми социальное равенство. Одним из признаков догматизации веры древних иранцев и индийцев явилось более позднее появление в их среде «Священных Писаний», чего не наблюдается у древних руссов.

В ритуалах управлявшие ими «жрецы» — атраваны — часто употребляли (как в Иране, так и в Индии) опьяняющий напиток хаому, что лишний раз убеждает в доминировании бессознательной составляющей культовой эгрегориальной магии, восходящей к ритуалам позднего шаманизма.

В иранском древнем политеизме содержались зачатки нравственно-этических понятий, которые позднее вошли в зороастризм. Существовало понятие о законе естества и гармонии, как воплощении добродетели, «аша». Этому благодетельному началу противостояло зло — «друг»[13] (на санскрите — «друх»). Соответственно все люди делились на праведников («ашаван») и приверженцев зла («другвант»). Впоследствии восточный дуализм вошёл в библейскую концепцию, где тоже все люди разделены на праведников и грешников. Но вот в богословии Русской цивилизации все люди называются добрыми…

Заратуштра (в греческой и общеевропейской традиции — Зороастр, откуда и пошло название религиозной системы «зороастризм») считается древнеиранским «пророком». До реформы Заратуштры религиозная система Ирана была представлена обрядовыми культами, имевшими многие общие черты с ведическими культами Индии. Зороастризм более соответствует ведически-магической разновидности знахарской культуры и в его основе лежат древнеиранские «веды» — Авеста — считающиеся одним из древних восточных «Священных писаний», оставленным основателем религии.

«Пророк и реформатор» древнеиранской религии, как принято называть Заратуштру, жил в восточном Иране ориентировочно между X и первой половиной VI в. до н. э.[14] Основатель зороастризма, как считается в предании, составил древнейшую часть Авесты — Гаты (гимны). Осудив кровавые жертвоприношения и употребление хаомы, он предложил радикальное изменение пантеона богов, который принял монотеистический вид при ещё большем акценте дуалистических традиций. Новая религиозная система, после определённой эволюции, получила название зороастризма.

В отличие от ранних религиозных систем ближневосточного региона зороастризм относится к более позднему типу религий, основные идеи и принципы которых были, по преданию, сформулированы харизматическим пророком. Хронологически после Моисея Заратуштра считается первым «вероучителем-пророком» в религиозной традиции Ближнего Востока, т. е. там, где развитые религиозные системы (в первую очередь монотеизма) появились раньше всего. В дальнейших наших рассуждениях хронология появления зороастризма вслед за иудаизмом (либо даже где-то хронологически параллельно иудаизму) — будет очень важна.

В случае, если всё же зороастризм древнее иудаизма (ведь точных хронологических привязок рождения Заратуштры — в истории не имеется), то зороастризм можно считать самой древней «религией откровения» или религией «Священного Писания», поскольку Авеста для людей, исповедующих зороастризм, является «откровением Свыше», данным через «пророка».

Такой харизматический лидер, как Заратуштра, не мог не опираться на основные элементы религиозных традиций своих народов, а также и на всю информацию, приходившею извне и приносившею определённые сведения о религиозных системах, культах, обрядах и мифах других народов, преимущественно более «развитых и передовых».

О Заратуштре мы знаем по дошедшим до нас переводам древних текстов, Гатам — вдохновенным изречениям, многие из которых обращены непосредственно «к Богу». Практически все древние тексты Авесты восстановлены гораздо позже, чем период жизни «пророка». Известно, что Заратуштра происходил из бедного и незнатного рода Спитама, его отца звали Поурушаспа. Назвали будущего пророка именем, довольно распространённым: «Зар» — «золотой, жёлтый», «Уштра» — «верблюд». Получается «обладающий золотистыми (жёлтыми) верблюдами»,[15] либо другие варианты от сочетаний слов «владеть верблюдом».

О себе Заратуштра упоминает в Гатах как о заотаре — полноправном священнике. Постижение тайн жречества, обучение «священству» (в восточном понимании — учительству, навыкам духовного руководства для людей, чем руководило жречество в древнем Иране) начиналось в семь лет. Иранские племена в то время (рубеж второго-первого тысячелетий до н. э.) не знали письменности. Заратуштра заучивал наизусть основные обряды и положения веры, изречения мудрецов прошлого, а также учился искусству импровизации для создания молитв и обращений к божествам. С наступлением зрелости в пятнадцать лет, он стал «священнослужителем»-жрецом и мантран — сочинителем мантр.

Последующая жизнь Заратуштры, как гласит легенда, была наполнена поисками истины. Он скитался по миру, был свидетелем многих войн и жестокостей. Видя несправедливости мира и чувствуя своё бессилие, Заратуштра преисполнился стремлением установить божественный порядок, одинаковый для всех, как для сильных, так и для слабых. Однажды, во время одного из весенних праздников, когда Заратуштре было уже тридцать лет, он отправился за водой для приготовления хаомы. Заратуштра, пребывая в состоянии ритуальной чистоты, вышел на середину протоки, чтобы зачерпнуть чистой воды. Возвратившись на берег, согласно легенде, он увидел сияющее существо Воху-Мана (благой промысел), которое привело его к Ахура-Мазде и пяти излучающим свет персонам. В их присутствии Заратуштра не отбрасывал тени. Именно в этот момент от семи главных божеств он, согласно мифологии, и получил своё «откровение».

Существует очень интересный миф из Авесты о рождении Заратуштры, в котором его рождение показано не обычным: оно происходило с непременным вмешательством «Благого Духа», который, помимо родителей, тоже “принял участие” в появлении на свет ребёнка. Ниже мы помещаем отрывок из легенды о рождении Заратуштры[16] (заметьте при чтении, что алгоритмика рождения зороастрийского «пророка» очень напоминает алгоритмику рождения Иисуса Христа, вошедшую в Новый Завет; сноски в цитате — наши):

«Итак, фраваши, то есть душа Заратустры, существовала ещё в Эру Творения — за шесть тысяч лет до рождения пророка на земле, в семье Порушаспы и Дукдауб. И все эти шесть тысячелетий злые силы панически боялись появления лучезарного младенца, а потому сделали всё возможное, чтобы предотвратить гибельное для них событие.

…Жил в одном селении человек по имени Фрахимраван. Он женился, и жена его понесла. Однажды беременная женщина подошла помолиться к алтарю, на котором пылал священный огонь, и вдруг почувствовала, будто само пламя проникает в её тело и наполняет его живительным теплом.

А вскоре односельчане заметили, что на их алтарь не надо подкладывать дров: огонь горит сам собою, не угасая ни днём ни ночью[17].

Жена Фрахимравана родила девочку, которую нарекли Дукдауб. Итак, Фрахимраван — имя деда Заратустры по материнской линии.

Дэвы и сам их покровитель Ангро Майнью задумали сжить Дукдауб со свету до того, как она станет матерью пророка: они знали о её высоком предназначении[18].

Когда девушке исполнилось пятнадцать лет, они наслали на её родное село одновременно три бедствия: невиданно холодную зиму, страшную болезнь — чуму да ещё разрушительный набег кочевников. А жителям внушили лживую мысль, что Дукдауб колдунья и что все несчастья произошли из-за её злой ворожбы.

Охваченные безумием, соседи, поверив этим измышлениям, изгнали прочь семейство Фрахимравана. Дукдауб горевала и винила себя. Но однажды во время молитвы она услышала Голос:

- Не горюй о том, что потеряла дом и кров, о юная Дукдауб. Вскоре ты обретёшь новую родину и прославишь её навеки.

Наконец, после долгих скитаний бездомное семейство достигло богатых обширных владений Падирагтараспа из рода Спитамы. Молодой сын хозяина, Порушаспа, увидел девушку и сразу влюбился в неё. Вскоре сыграли свадьбу. И Дукдауб родила двоих сыновей — это были обычные мальчики, здоровые и весёлые.

Всё это происходило на земле, среди людей, но легенда гласит, что и на небесах готовились к великому событию. Ведь истекали три тысячи лет, отпущенные Ахура Маздой на Эру Смешения Добра и Зла, и вот-вот должно было начаться их Разделение.

- Заратустра не может родиться точно так же, как остальные, — молвил Благой Дух, призвав к себе Бессмертных Святых, Амеша Спента. — Ведь в нём соединятся две сущности — божественная и человеческая. Его устами я сам буду говорить с людьми, и он станет первым пророком маздаяснийской веры[19].

Тогда Бессмертные Святые нашли стебель волшебного растения Хаомы длиной в человеческий рост[20] и поместили в него фраваши будущего пророка, а Хаому положили в птичье гнездо на берегу Дареджи. Птицы обрадовались: с этого дня змеи перестали заползать в гнездо и поедать снесённые яйца.

Там, высоко на дереве, и нашёл Порушаспа заветное растение, принёс домой и выжал из него сок — так он стал четвёртым жрецом Хаомы.

Капля за каплей сочилась золотистая жидкость в чашу, а в это время на окрестные луга точно так же, капля за каплей, проливался благодатный, волшебный тёплый дождь.

Растения напитались этой живительной влагой, а шесть молодых белых тёлок с жёлтыми ушами, которые паслись на лугу, насытились сочными травами. И к вечеру у двух коров, не покрытых и не телившихся, вымя наполнилось молоком.

Дукдауб по приказанию мужа подоила коров, и Порушаспа смешал молоко с Хаомой. Получился чудесный пьянящий напиток, любящие супруги вместе выпили его и возжелали друг друга[21].

Они слились в объятиях, лаская друг друга и мечтая зачать ещё одного, третьего ребенка. И не знали, что светлая сущность Заратустры уже вошла в их тела вместе с волшебным хмельным питьём[22] и что их следующее дитя окажется необычным».

Эта авестийская легенда продолжается тем, что отец Заратуштры Порушаспа лишился на время рассудка,[23] и этим много раз пытался воспользоваться злой дух, колдун Дурасроб, которому злые силы поручили уничтожить «пророка». Но мать Дукдауб всякий раз его спасала с помощью добрых сил. Семь лет после рождения Заратуштры семья жила безбедно. В ней родилось ещё двое сыновей. Так что Заратуштра был средним. В семь лет Заратуштра стал необычайно для своего возраста мудро отвечать приходившим в их семью колдунам от злых сил. Как мы уже знаем, Иисус Христос, согласно Новому Завету, тоже в юношеском возрасте — в 12 лет — поражал своими мудрыми ответами храмовых учителей (на этом возрасте Иисуса его библейская история прерывается надолго). История вразумления мальчиком колдунов, проникших в дом Заратуштры,[24] когда ему было семь лет, выглядит следующим образом (отрывок приводим из книги Дубровина Т.А., Ласкарева Е.Н «Заратустра»):

«Однако вернёмся к старинному преданию. Хлебосольный Порушаспа приказал накрыть стол, и посетители с жадностью съели всё угощение. После еды Дурасроб вознамерился совершить благодарственную службу богам — наивный хозяин дома не подозревал, что гость будет молиться тёмным силам, которые ему покровительствуют.

Но тут, к счастью, вернулся домой Заратустра.

- Отец! Ты не должен поклоняться богам Дурасроба! — воскликнул мальчик, вызвав неудовольствие чересчур доверчивого родителя непочтительным отношением к гостям.

Колдуны же были потрясены недетской зрелостью и прозорливостью ребёнка. Они разъярились. Более умный и выдержанный Брат-реш Тур промолчал, а Дурасроб, вместо благодарности за гостеприимство, вскочил из-за стола и стал пророчить Заратустре мучительную смерть.

- Жаль только, — кричал он, — что счастье убить тебя выпадет не мне!

Маленький Заратустра не испугался мрачных предсказаний и возразил в ответ только одно:

- Не думаю, что мой убийца будет счастлив…».

Предание гласит, что именно в семилетнем возрасте, то есть как раз в пору столкновения с мифическим Дурасробом, умного и не по годам развитого Заратуштру отдали на обучение священству.[25] Атраваны, или заотары — служители древнеарийских культов (разумеется, дозороастрийских, ведь «пророк» еще не успел провозгласить постигнутого им впоследствии единобожия-дуализма), передавали свои знания ученикам изустно. Они обучали обрядам, заставляли запоминать наизусть гимны и мантры,[26] призывающие богов-покровителей. Далее предание гласит:

«…Но вот наступил срок совершеннолетия Заратустры: ему стукнуло пятнадцать. Историки считают, что в этом возрасте он уже стал полномочным священнослужителем — неизвестно, правда, какого именно божества.

И тогда же Порушаспа, по требованию взрослеющих сыновей, решил разделить между ними своё имущество.

После земель и недвижимости дошёл черёд до множества богатых одежд и дорогих тканей, хранившихся в кладовых, — отец пророка был состоятельным человеком.

Из всего предложенного великолепия лишённый жадности Заратустра выбрал на первый взгляд сущую безделицу — пояс в четыре пальца толщиной. Отрок тут же повязал его поверх одежды.

С тех пор пояс кусту — обязательная принадлежность одеяния зороастрийца. Он сплетается из 72 шерстяных нитей — именно столько глав (ха) насчитывает “Ясна” (“Поклонение”, “Почитание”) — тот раздел Авесты, в который входят и гаты, сочинённые самим Заратустрой и наиболее чтимые последователями маздаяснийского вероисповедания.

Любой совершеннолетний зороастриец обязан ежедневно совершать ритуал развязывания и повязывания пояса. Читая вслух молитвы, он обеими руками протягивает концы кусти перед собой, а при произнесении имени проклятого Духа Зла взмахивает ими, словно отгоняя от себя всякое влияние Ангро Майнью.

И наверное, именно так, взмахнув концами своего плетеного пояса — отцовского наследства, — и ушел Заратустра из отчего дома странствовать по окрестным поселениям, когда ему исполнилось двадцать лет» (Дубровина Т.А., Ласкарева Е.Н «Заратустра»).

Заратуштра, безусловно — выдающийся человек своей эпохи. Получив с детства жреческое образование, он оказался нравственно выше повседневных забот кочевого духовенства. Задумываясь о вопросах жизни и смерти, находясь в поисках истины, справедливости и добра, он столкнулся с нарастающей жестокостью набегов как своих соплеменников, так и других племён единоверцев — как данью того времени. Если предполагать его мессианскую деятельность в период после начала I тысячелетия до н. э., в те времена кочевой конгломерат племён, исповедующих древний индоиранский политеизм, тесно столкнулся с проблемой дальнейшего взаимодействия с местным оседлым населением.[27]

Обратимся к истории. По широко распространённой версии, к северу от зоны древних цивилизаций, севернее Чёрного моря, Кавказа и среднеазиатских пустынь вплоть до Ледовитого океана простиралась, по представлениям античного мира, гигантская Скифия. Её южная граница далее на восток намечается по Тянь-Шаню, Наньшаню и Китайской стене (начало строительства — около 300 г. до н. э.). Южная часть Скифии — это зона степей (включая полупустыни). В эпоху бронзы вплоть до Х-IХ вв. до н. э. эту зону от Чёрного моря до Западной Монголии занимало европеоидное население, ведущее комплексное производящее хозяйство с преобладанием скотоводства; на территории от южного Приуралья до Алтая жили (после ухода в Индию индоариев) ираноязычные племена, часть которых именовала себя «аирйа» (арии). Около IХ-VIII вв. до н. э. в их среде совершается переход большинства населения к кочевому скотоводческому хозяйству, сопровождающийся возрастанием роли кавалерии, интенсификацией миграций и набегов, усилением роли верховных вождей, угоном и гигантскими жертвоприношениями скота богам и на похоронах вождей. Эти кочевники именуются с VI в. до н. э. в надписях персидских царей «саками». Именно в эту переломную пору, возможно в этой среде кочевников появился Заратуштра.[28] Место рождения Заратуштры, также как и время его проповеди, точно не определены и до сих пор являются предметом споров учёных-востоковедов. Некоторые исследователи полагают, что Заратуштра вышел из скифской среды (как мы уже писали в сноске этого абзаца), но, не встретив поддержки, вынужден был покинуть родину. Нам же не столь важно место рождения, поскольку после обретения им жреческой самостоятельности и первого «откровения» в тридцать лет, он стал странствовать по миру, ища единомышленников — согласно легенде.

Заратуштра, будучи выходцем из среды кочевого жречества, нравственно поднявшись выше своих кастовых “коллег”, судя по всему видел будущую жизнь людей гораздо шире обычного благополучия отдельного племени (пусть даже родного) и даже благополучия отдельного государства. Надо ещё раз отметить, что там, где распространился зороастризм, крупная государственность в эпоху начала I тысячелетия до н. э. была лишь на стадии зарождения. То есть, необходимость разрешения кризиса управления как оседлым населением, так и кочевыми племенами упиралась в их единство, которое могло было быть обеспечено лишь появлением единой благообразной и подходящей всем религиозной системы. Лишь такая религиозная система могла примирить кочевников и оседлое население и стать духовной основой крупного государства-цивилизации. В противном случае постоянные набеги и войны могли продолжаться до взаимного истребления и истощения населения. Миссию основателя новой религиозной системы взял на себя Заратуштра и в этом отношении(в необходимости переходак мирной жизни, для чего было необходимо создание региональной цивилизации, религиозная система которой была бы более праведная, чем индоиранский политеизм) Бог вполне его мог поддержать, допустив к информации достаточно высокого уровня, которая эгрегориально преобразилась в психике древнеиранского «пророка» соответственно его мировоззрению и миропониманию — как следствие воспитания в той религиозной среде, в которой он вырос. Процесс концентрации управления сперва разрозненными племенами, затем мелкими государствами, из которых складывались первые региональные государства-цивилизации (у индоиранцев в начале I тысячелетия до н. э.) — объективный процесс нормального развития нашей цивилизации. Религиозные предложения Заратуштры людям, судя по Авесте, были настолько нравственно передовыми в те времена, что принять их иранская цивилизация смогла лишь спустя несколько веков. Именно поэтому Бог, не вмешиваясь в свободные поиски Истины людьми, но направляя людей по пути Истины (согласно их же помыслам и устремлениям) — поддержал Заратуштру (несмотря на множество очевидных ошибок и примитивизма зороастризма — если смотреть на эту религиозную систему с позиции сравнительного богословия), вследствие чего он и стал почитаться в истории «пророком».

Естественно, что с первых же попыток проповедей новых религиозных установок, которые Заратуштра получил с эгрегориального уровня, безусловно находящегося гораздо выше эгрегоров местных жреческих культов индоиранского политеизма — он столкнулся с ожесточённым сопротивлением как жрецов кочевых племён, так и иерархий мелких государственных образований оседлого населения. Это, как мы уже знаем, извечная проблема, встающая перед «пророками», претендующими на изменение общественного порядка и веры.

Религиозное учение, уравнивающее всех перед Богом (пусть даже весьма своеобразно в форме восточного дуализма), было неприемлемо для уже зародившихся основных каст востока — знати, жречества, воинов — особенно в зверски-агрессивном обществе ранних кочевников. Мотив «свободы воли» и личного морального выбора с огромным трудом воспринимался во всех слоях любых древних сообществ.[29] Заратуштра был изгнан из своего рода и племени и 10–12 лет странствовал, бедствовал и проповедовал почти в одиночестве.[30] Показательна молитва Заратуштры после изгнания, вошедшая в Гаты. Из её текста видно, что Заратуштра искренне стремился познать Бога, Истину, и принести людям божественную пользу:

46 [Молитва Заратуштры после изгнания][31]

1. В какую землю мне бeжaть, куда я направлюсь?

Удаляют меня от родни и племенной знати,

И община меня вовсе не признаёт,

И не приемлют меня лживые повелители страны,

Как, о Мазда, служить тебе, о Ахура?

2. Ведаю я, о Мазда, отчего бессилен я:

Мало стад у меня и мало людей.

К тебе взываю, погляди, о Ахура,

Окажи мне помощь, словно друг, поддерживающий друга,

Научи меня с помощью Арты обрести Благую Мысль.

3. Когда, о Всеведущий [Мазда], быки полудня

Появятся в мире ради Наилучшего Распорядка [Арты]

И духи благодетелей стран [Саошьянт] с их мудростью?

К кому на подмогу явится Воху-Мана?

Тебя избрал я, полагаясь на заветы твои, о Владыка [Ахура].

8. Тот, кто замышляет совершить злое дому моему и добру моему -

Пусть его колдовское действо не повредит мне.

Пусть, творимое его злобой, оно против него и обернётся.

Пусть обратится оно против плоти его и пусть отстранит его от здоровья,

Но не от болезни, о Всеведущий, — со всею злобою.

Молитва немного напоминает обращения «пророка» Мухаммада к Богу после получения им «откровения» от духа Джибраила в самом начале его «пророческой» деятельности. Также эта молитва немного напоминает известную из «Нового завета» молитву Христа в Гефсиманском саду.

Наконец после 10–12 лет странствий и одиночества, Заратуштра нашёл сильного покровителя в лице царя Кави Виштаспы,[32] готового оружием защищать новую религию.[33] В этих условиях Заратуштра принимает как необходимость войну за правильную веру и убийство неправедных врагов во время войны.[34] Локализация страны, где Заратуштра нашёл царя-единомышленника, крайне неопределённа. Некоторый лингвистический анализ раннеавестийских текстов указывает на то, что владение Виштаспы находилось где-то на востоке Ирана.

Обращение Виштаспы в новую веру рассердило соседних правителей, поддерживающих сепаратизм на базе старых религиозных представлений инодоиранцев в угоду своим властным амбициям. Они потребовали от царя возвращения к старой религии (индоиранского политеизма). Когда царь отказался это сделать, началась война, в которой Виштаспа одержал победу.[35] После этой победы Заратуштра прожил ещё много лет под покровительством царя Виштаспы. По преданию, Заратуштра добился признания в государстве Виштаспы в возрасте 42 лет. На протяжении последующих нескольких десятков лет Виштаспа не смог значительно расширить свои владения, в результате чего он был повержен своим противником. А зороастризм стал востребован как государственная религия гораздо позже.[36]

Передать своё учение по восточной «жреческой» традиции можно было лишь по прямому наследству, для чего Заратуштра трижды женился.[37] От двух первых жён у него было три дочери и три сына. Младшая дочь вышла замуж за первого министра царя Виштаспы.

Заратуштра, несмотря на провозглашения всеобщего равенства перед Богом в Авесте, не показал своим примером преодоления традиции кастового разделения древневосточного общества: такая задача для него была нравственно неприемлемой и не рассматривалась вообще. Он даже не смог нарушить древний «жреческий» обычай передачи навыков восточного «священства». Оно так и осталось при его жизни уделом лишь касты «жрецов» и царей. Это говорит о том, что социальное “равенство перед Богом” в зороастризме осталось для каждой касты «своим», что и было «нормально» в среде индоиранских племён задолго до Заратуштры. Но задачу укрепления и укрупнения государства (впоследствии — иранской цивилизации) с введением множества весьма полезных социальных новшеств (передовых для того времени, миролюбивых и жизненно важных ) — Заротуштра выполнил (сработав «пророком» на длительную перспективу). Объективная неправедность (несправедливость разделения людей по социальному признаку), закреплённая Заратуштрой в пропагандируемую им красивую и передовую религиозную систему, явилась причиной дальнейшего употребления многих положений зороастризма, проверенного практикой на устойчивость и привлекательность (а также почти монотеистической религиозной системы) — в целях «мировой закулисы» (что конкретно, мы рассмотрим чуть позже). Но древний индоиранский политеизм Заратуштра в целом преодолел с перспективой на далёкое будущее с помощью царя Виштаспы, родственников и первых сторонников. На объективную неправедность зороастризма (наличие в нём нравственно-мировоззренческих ошибок, в том числе кастовости) и одновременно духовное преодоление Заратуштрой древнего индоиранского политеизма мистически указывает гибель «пророка» Заратуштры от руки старого «жреца» — противника новой веры — отчаявшегося от того, что его положение в обществе и личная карьера были подорваны религиозной реформой Заратуштры.[38] На смену касты «жрецов» (по сути крупных племенных шаманов) древнеиранского политеизма постепенно приходила каста «жрецов» зороастризма — первым из которых был «пророк» Заратуштра.

Согласно преданию, «откровения» Заратуштры были сведены в книгу «Священных Писаний» — Авесту — текстам которой следуют верующие. Слово «Авеста» в переводе на русский язык означает «уложение», «основание», «основа» («основная книга»). Авеста — мифологизированный памятник зороастризма, является многослойными памятными записями того, что сохранилось после эпохи Заратуштры. Она составлялась на протяжении нескольких столетий. Письменный текст Авесты, восстановленный по изустным рассказам, был зафиксирован историей не раньше III века н. э. и не позже IV в. н. э.[39] Учёные видят в нём частично передававшиеся изустно сюжеты II тысячелетия до н. э. Большая часть из 21 книги Авесты не сохранилась. В IV–VI вв. н. э. Авеста редактировалась и кодировалась, снабжалась комментариями (Зенд). В целом сохранившаяся Авеста в 3–4 раза меньше той, которая ещё существовала после её последней кодификации при Сасанидах в III–VII вв. н. э. (резюме этого свода из 21 книги — одной из которых соответствует Видевдат — дошло в среднеперсидском сочинении Денкарт).

Главными в Авесте считаются три части:

1. Ясна (буквально богослужение, жертвоприношение) — гимны и молитвы, разделённые на 72 главы. Ядром Ясны являются 17 Гат — стихотворения гимнов, согласно преданиям, созданных Заратуштрой и его учениками, и примыкающие к ним семь глав, наиболее древние и близкие по языку к Гатам. Учёные читают, что, судя по архаическому языку этих текстов, Гаты действительно могут быть датированы рубежом II–I тысячелетий до н. э.). В остальных главах Ясны было собрано всё то, что старые «жрецы» ещё помнили из древних молитвенных текстов, произносившихся из века в век во время повторяющихся ритуалов. При этом надо учитывать, что к моменту записи Авесты культы зороастризма много раз преследовались и их спасали, скрываясь от властей в “подполье” и эмиграцию.

2. Яшты (буквально почитания, восхваления) — это 22 гимна в честь низших божеств зороастрийского пантеона.

3. Видевдат (буквально закон против демонов) — позднейшая компиляция различных сказаний, ритуальных текстов и молитв. Это единственный целиком сохранившийся ритуально-культовый сборник из двадцати одной книги Авесты, существовавшей при Сасанидах (III–VII вв. н. э.). Эта книга более позднего происхождения, чем многие разделы Ясны и Яштов, и отражает более поздний период развития зороастризма и зороастрийской догматики. Видевдат — это прежде всего свод законов о ритуальной чистоте, о дозволенном и запретном, о правилах религиозного очищения в случае соприкосновения с трупом, соблюдении особой заботы об огне и других стихиях, о разрешении врачевать больных лекарям только тогда, когда последние достигают определённой степени искусства в этом роде деятельности, о необходимости проявления заботы о собаках и полезных животных, о правилах земледелия и т. д. Вместе с тем Видевдат включает сюжеты древнеиранской мифологии, космологические и географические представления зороастрийцев.

.

К Авесте примыкают Зенд — её толкование, записанное авестийским алфавитом на пехлевийском языке (более молодом иранском языке, среднеперсидском) и Бундегеш — изложение истории мироздания и пророчеств. Помимо 17 Гат Заратуштры и примыкающей к ним по времени и языку «Ясны семи глав» («7 глав богослужения Ясны» — наиболее близкая к Гатам по языку и по времени происхождения часть Ясны), остальную часть свода (включая большую часть Ясны) в науке называют Младшей Авестой. Так называемая Малая (Младшая) Авеста — сборник архаических молитв и законов. На европейские языки Авесту начали переводить только с конца XVIII века.

Для изучения истоков зороастризма наибольшее значение имеет часть Авесты, которая называется Ясна, особенно Гаты, которые считаются произведением самого Заратуштры. Но религиозная система зороастризма сложилась на базе всей Авесты (собрания преданий, ритуалов и культов, описания мистерий) которые стали основой религиозных культов первого древнего государства Ирана времён зороастризма.

Религиозная система зороастризма складывалась на протяжении почти тысячелетия, претерпевая кардинальные изменения. Известный нам зороастризм стал государственной религией сасанидского Ирана лишь в III веке н. э. Однако основные культы зороастризма после Виштаспы укрепились ещё в империи Ахеменидов (550–330 гг. до н. э.) — то есть через сравнительно небольшое время после проповедей Заратуштры (историю становления зороастрийской веры мы рассмотрим позже).

Сперва попробуем осмыслить роль самого Заратуштры. Как мы уже знаем, Заратуштра был жрецом, прошедшим все необходимые процедуры инициации и обучения в детско-юношеском возрасте. Уровень развития «жреческих» каст кочевых индоиранских племён рубежа II–I тысячелетий до н. э., как можно понять по описаниям ритуальной стороны — мало чем отличался от позднего шаманизма. Следовательно, племенные жрецы-шаманы ограничивали свою деятельность интересами племени, благосостоянием людей, защитой его от врагов и пр. с помощью известной им племенной эгрегориальной магии. В то же время, на рубеже тысячелетий уже сложилась устойчивая общая религиозно-ритуальная картина для множества племён индоиранского конгломерата, которая обеспечивала некоторую эгрегориальную общность всех входящих в конгломерат племён. Эта эгрегориальная общность в жизни находила своё выражение в общности основных ритуалов и олицетворялась единством основных божеств пантеона для всех племён (при сохранявшихся отличиях на местном уровне).

То есть, кочевое общество, представленное конгломератом разных племён и родов духовно-бессознательно (в общей алгоритмике эгрегоров) вошло в такой этап развития, когда оно было в принципе готово к образованию объединений — более крупных, чем племя. Процесс концентрации управления объективный, также как и процесс укрупнения социальных образований. Этот процесс запущен Свыше как нормальный для развития людей нашей цивилизации. Накопление идентичной информации во множестве племенных эгрегоров (следствие поступательного развития людей) благодаря в общем-то одинаковым темпам развития племён всего конгломерата, взаимодействию племён — что в результате проявилось в общности племенных пантеонов богов — должно было когда-то обеспечить переход в следующую стадию укрупнения социальных ниш — на государственно-цивилизационный уровень. Внешним признаком готовности общих для племён основных эгрегоров (общеплеменного духовного наследия) к такому укрупнению явилась общность основных богов пантеона и выделение из них главных и второстепенных — как предварительный этап для возможного перехода к монотеизму.

В общем, эгрегориальный “заказ” на объединение племён к началу I тысячелетия сложился в среде иранского конгломерата кочевников[40] и ощущался на уровне некоторых жреческих племенных каст как вопрос «жизни или смерти». На социальном уровне тупиковость дальнейшего раздельного существования разрозненных племён и даже их ограниченных союзов выразилась в обостряющейся вражде как между самими племенами, так в непрекращающихся жестоких набегах кочевников на оседлые социальные образования этих территорий. Продолжение и усугубление взаимной вражды и набегов могло вылиться в затяжную войну «всех против всех» с истреблением большой части как кочевников, так и оседлого населения. Естественно, что решить проблему концентрации власти можно было лишь с помощью унификации и модернизации религиозной системы большинства племён на базе существующих верований. А сделать это мог лишь жрец (либо каста жрецов), полностью поднявшейся над своекорыстными интересами родов и племён, который всерьёз задумался бы не только о будущем, но и о смысле жизни, о бессмысленности вражды, о способе жить иначе, а значит и о высшей справедливости.

Владея навыками шамана-жреца, Заратуштра, по-видимому, с детства практиковался в эгрегориальных мистериях (в трансовых состояниях входил в эгрегоры рода-племени и выше)[41] — но он работал не столько на племенную толпу, сколько для собственного познания мира. Так он, постепенно умножал свои жреческие знания, а многие детские и юношеские ощущения становились для него истиной, которую он сверял с эгрегориальной информацией, раскодируя последнюю после транса, и впоследствии проверяя жизнью.

При одном из таких занятий, как гласит легенда, ему явился «Добрый Дух», ставший для него источником «откровений». Можно предположить, что Заратуштра продрался через иерархию родоплеменных эгрегоров (назовём их так) в некий надплеменной (общеплеменной) эгрегор высокого порядка — который сложился в результате многовекового взаимодействия разных племенных эгрегоров в «поисках будущего устройства», «смысла жизни» и т. п. То есть он попал в эгрегор, образовавшийся в результате экстраполяции в основном бессознательной мыследеятельности людей (в первую очередь жрецов, которые по “должности” занимались прогнозированием будущего), где в образах уже сложилась ситуация, близкая к получению многих ответов на интересующие его вопросы[42] в системе кодирования соответствующей культуры региона (но местечковые жрецы туда не могли попасть: их устремления были слишком мелкие). Мало того, из этого «надплеменного» эгрегора, скорее всего, было не так трудно попасть и выше — в те области духовной культуры человечества, где содержится информация о Мироздании вообще, когда-то предоставленная Богом людям (по их нравственным запросам). Ведь Бог не препятствует никому в доступе к этой обработанной самими же людьми информации, но предоставляет доступ туда лишь по нравственности. Нравственность Заратуштры была, как можно понять, гораздо благонравнее, чем у племенных жрецов — поэтому он и смог попасть туда, куда он и попал. Из чего впоследствии сложился зороастризм.

Кроме того, предание гласит, что Заратуштра с детства был против употребления опьяняющего напитка хаомы (и сам, скорее всего её не употреблял), правда на этот счёт не всё предание едино. Подавляющее большинство жрецов древнеиранской общности племён употребляло наркотик, называющийся хаома, для вхождения в мистерический транс.[43] Этим древнее иранское жречество ограничивало свои возможности определённым уровнем иерархии эгрегоров (скорее всего родоплеменных или чуть выше), выше которых доступ людям, угнетающим свою психику наркотиками, был закрыт. Кроме того, уровень понимания и раскодировки полученной в ходе мистерий информации (в первую очередь о будущем) для употребляющих наркотики был естественным образом затруднён, а в особо важных фрагментах просто невозможен. Возможно что Заратуштра, будучи с детства благонравнее своих “коллег”, самостоятельно отказался от употребления хаомы, но, освоив навыки жреца-шамана, этим самым открыл себе «сверхвозможности», психически закрытые для его “коллег” наркотиками. Не случайно предание гласит, что при первом «откровении» он «пребывал в состоянии ритуальной чистоты» — что для самого Заратуштры лично могло означать абсолютную трезвость. Эти «сверхвозможности» заключались во-первых том, что Заратуштра поднялся над местечковыми эгрегорами куда-то выше, и во-вторых, в том, что он получил возможность мыслить свободно от наркотиков — ясно понимая образы, получаемые в эгрегориальном «откровении».

Не случайно с зороастризмом связано представление о переходе от племенных культов к межгосударственным религиям. Зороастризм был первой религиозной системой древнеиранского региона, сумевшей объединить значительные пространства под единым духовным «флагом». Естественно, что первое монотеистическое (насколько его позволяет так назвать зороастрийский дуализм) религиозное учение сперва было мало кем поддержано. Не случайно первым его поддержал царь — верхушка государства, пусть даже маленького, который по должности обязан был заботиться о прочной основе укрупнения своей власти и могущества. В первой части Авесты прослеживается противостояние кочевнического и оседлого, земледельческого образа жизни; первый осуждается и трактуется как проявление мирового зла, а второй хвалится как проявление доброго начала. То есть, Заратуштра, пытался опереться на царей оседлых государственных образований, чтобы закрепить с их помощью культы новой религиозной системы, которую он считал истинной. Видимо, никто из руководства кочевников его не поддерживал.

Не легко было найти поддержку и среди руководства оседлого населения. Как гласит авестийская легенда, царь Виштаспа скорее всего был инициирован в новую веру с помощью наркотиков и эгрегориальной магии самим Заратуштрой: «Виштаспу была предложена чаша с вином и мангом, после чего царь уснул, а его душа отправилась в потусторонний мир. Там ей были обещаны все радости Рая в случае, если царь примет зороастризм». Такая вот сделка. Так Заратуштра преодолевал трудности сопротивления новой вере.

Такова была основная проблема, которую решал Заратуштра и его сторонники. Именно поэтому его поддерживал Бог в части, касающейся праведной, объединяющей стороны (племена) религии: ведь зороастризм следующая за родоплеменными разрозненными политеистическими культами передовая и во многом полезная для того этапа развития религиозная система, в которой объединились многие жизненно важные предписания — особенно обыденной жизни и быта, чистоты, гигиены, питания, медицины и пр. Заратуштра проповедовал мораль, несущую (правда очень абстрактно) простые и понятные истины о чистоте помыслов, благожелательном отношении к людям, помощи в нужде и опасности, активной борьбе со злом, мире и согласии со всеми, единодушии, долге и справедливости. Это пробуждало отвержение зависти, необузданного гнева, мелких страстей и необдуманных поступков. Человек, согласно учению Заратуштры, должен быть умеренным в своих желаниях и мыслях, удалить от себя корысть и жестокость, тщеславие и беззаконие.

Всё вышеизложенное объясняет и основное содержание Гат (стихотворных гимнов, созданных по преданию самим Заратуштой). Это в первую очередь обличение существующих верований и стоящей за ними жреческой касты. Заратуштра в Гатах призывает к ниспровержению «ложных богов» и их почитателей, включая и тех правителей, что покровительствуют «дурным проповедям». Отвергнув культ древних божеств дэвов, и низведя их в разряд демонов, Заратуштра сам выступил «пророком» верховного бога Ахура-Мазды (в греческом звучании — Ормузд).[44] Заратуштра учил, что Ахура-Мазда — бог добра, олицетворяющий жизнь и правду. Он существовал предвечно и создал мир. Но наряду с Ахура-Маздой изначально существовал и его антипод — дух зла Анхра-Майнью (Ариман), олицетворяющий мрак и смерть. Сам Заратуштра занял бескомпромиссную позицию Ахура-Мазды, и, назвавшись его пророком, вступил в пожизненную борьбу с Анхра-Майнью и его сторонниками.

На этой религиозной “волне”, обращаясь всякий раз к пророчествуемой им вере, Заратуштра вводил новый “кодекс” поведения людей, а всё, что в этот “кодекс” не укладывалось — признавалось творением Анхра-Майнью и его демонов. Нет сомнения в том, что сам Заратуштра искренне верил в своё предназначение «пророка», обращаясь всякий раз к инициировавшему его эгрегору, куда доступ другим «жрецам» был закрыт. Мы уже знаем, что культ Ахура-Мазды существовал и до Заратуштры: последний его возвысил, буквально “закачав” в уже существовавший эгрегор Ахура-Мазды информацию, которую он получил от инициировавшего его эгрегора. Таким образом, возможно, и возвысился обновлённый эгрегор Ахура-Мазды.

В дальнейшем культ Ахура-Мазды (дополненный зороастрийским содержанием) постепенно эгрегориально возвышался над другими культами, обеспечивая тем самым централизацию власти земных «владык» с его помощью. Но вряд ли зороастризм стал бы религиозной системой крупнейшей персидской Империи, если бы в него не было заложено Заратуштрой много передового и полезного для того времени и места. Одним из самых передовых было утверждение о свободе воли и свободе выбора человеком линии своего поведения. Привлекала и «доктрина справедливости», тщательно разработанная Заратуштрой и замкнутая на противостояние «добра» и «зла». Многие положения, высказанные Заратуштрой в гимнах развивались и выстроились со временем в стройный жизненный “кодекс”, дошедший до нас в виде Малой Авесты.

Как мы уже говорили, Гаты в основном содержат гимны в честь Ахура-Мазды и обличение существующих богов (помимо верховного) и демонов. Вместе с этим проводимая идея борьбы Ахура-Мазды с Анхра-Майнью во времена Заратуштры на религиозном уровне сопровождала реальные общественные процессы — конфликты между кочевниками и оседлым населением, между разным «жречеством», между вождями и царями. Так, в Гатах (помимо очищения веры от культов богов старого пантеона помимо Ахура-Мазды) часто в разных сочетаниях упоминается скотоводство, говорится о домашних животных. Заратуштра призывает заботиться о скоте, беречь его от массовых забоев при принятых жертвоприношениях, и главное — от хищничества и разбоя. Призывая покровительствовать мирному скотоводству, как залогу будущего процветания, Заратуштра указывал на ту силу, которая способна избавить общество от набегов и грабежей, утвердить на земле «порядок и справедливость». Эта сила — хштара — власть земных владык. В 17-ти Гатах Заратуштры это понятие упомянуто более 60-ти раз. По мнению «пророка», добрый правитель несёт смерть и истребление врагам и тем самым созидает мир для благополучных селений. Нельзя не признать, что в те времена такой подход был более чем актуальным. Впоследствии же мораль и “кодекс”, высказываемые Заратуштрой применительно к конкретным историческим условиям — были унифицированы в стройную религиозную систему и приняты на государственном уровне как истина. Так в истории бывало неоднократно.

Можно предположить, что проповеди Заратуштры в его время воспринимались окружающими не только, а возможно, и не столько как вероучительные новации — но как злободневные эмоциональные политические манифесты-гимны (такая уж форма подачи информации была в те времена — песенно-символичная форма, свойственная племенным шаманам, местечковым жрецам), призывающие к созданию крупных государственных объединений под властью «праведных царей». Идея об Ахуре-Мазде прямо соотносится с идеей сильной центральной власти. Вероятно этим и объясняется неприятие учения Заратуштры в той среде, в которой он родился, и образ жизни которой он порицал. И напротив, сравнительно быстрое принятие его проповедей в среде знати, стремящейся закрепить приобретённый ею имущественный и социальный статус. Зороастризм изначально был религией «верхов» древнеиранского общества и эта религиозная система “опускалась” «сверху вниз» на остальные уже сложившееся к тому времени общественные касты. Последние же мало задумывались о содержании новой религиозной системы: в своей духовно-религиозной части она представляла собой сплошной “манифест” (собрание гимнов, молитв и славословий), воспринимающийся на эмоциональной (а не содержательной) “волне”; в части же обрядово-культовых норм это был “кодекс” правил поведения, которым должны следовать верующие (принявшие клятву верности) — для поддержки зороастрийского «добра». В общем новая вера ещё более закрепляла кастовую систему авторитетом возвышенного бога Ахура-Мазды.[45]

Для более полного ощущения и понимания, что же из себя представляет Авеста, приведём несколько фрагментов из её текстов (примечания, вошедшие в сноску — переводчика):

28:1 Моление о Слове

1. С упоением молюсь,

Простираю к Мазде руки я,

Чтобы Добрый Дух сперва

принял всё, что приготовил я.

С Артой радуются пусть

Воху-Мана[46] и Душа Быка!

6. Воху-Мана! Вразуми,

пусть прибавит Арта силы мне!

Мазда, Заратуштре дай

Слово чудодейственное то,

Что поможет наконец

одолеть всех злобных недругов!

7. Арта — Правда! За дела

дай мне щедрый, Воху-Маны дар!

Мать Армайти, укрепи меня

и вождя Виштаспу утверди!

Мазда, помоги певцу

сделать всех послушными тебе!

Гаты состоят из нескольких разделов, включающих в себя в частности «Моление о Слове», «Моление о поддержке скотоводства», «Доктрину дуализма», «Путь праведности», «Проповедь в форме вопросов», «Молитвы Заратуштры» и другие. На содержании некоторых разделов Гат мы остановимся позже, когда будем рассматривать суть религиозной системы зороастризма.

Из Младшей Ясны особо интересен «Символ Веры» зороастризма (XII глава), который мы приводим полностью.[47]

1. Проклинаю дэвов. Исповедую себя поклонником Мазды, зороастрийцем, врагом дэвов, последователем Ахуры, славословящим Амэша-Спэнта, молящимся Амэша-Спэнта.

Доброму, исполненному блага Ахура-Мазде я приписываю всё хорошее, и всё лучшее — ему, носителю Арты, сияющему, наделённому Хварно; его [творение] — скот и Арту, и свет, чьими лучами наполнена обитель блаженных.

2. Я выбираю для себя святую, добрую Армайти; пусть она будет моею. Отрекаюсь от хищения и захвата скота, от причинения ущерба и разорения маздаяснийским селениям.

3. Я обеспечиваю свободное движение и свободную жизнь тем хозяевам, которые содержат на этой земле скот. С поклоном Арте и приношениями я даю обет: отныне я не буду ради своего тела и жизни причинять ущерб и разорение маздаяснийским селениям.

4. Отрекаюсь от сообщества с мерзкими, вредоносными, неартовскими, злокозненными дэвами, самыми лживыми, самыми зловонными, самыми вредными из всех существ, [отрекаюсь] от дэвов и их сообщников; от тех, кто насильничает над живыми существами. Отрекаюсь в мыслях, в словах, в знамениях [делах]. Отрекаюсь от всего друджевского[48].

5. Именно так, как Ахура-Мазда учил Заратуштру на всех беседах, на всех встречах, на которых Мазда и Заратуштра говорили между собой.

6. Именно так, как Заратуштра отрекался от сообщества с дэвами на всех беседах, на всех встречах, на которых Мазда и Заратуштра говорили между собой, — так и я, поклонник Мазды, зороастриец, отрекаюсь от сообщества с дэвами, как отрекся праведный [артовский] Заратуштра.

7. Согласно тому выбору [между Добром и Злом], какой сделали воды, растения, скот-благодетель, какой сделал Ахура-Мазда, когда он создал скот и артовского человека; какой сделали Заратуштра, Кави-Виштаспа, Фрашаоштра и Джамаспа[49] ‹…› согласно этому выбору я являюсь маздаяснийцем.

8. Исповедую себя поклонником Мазды, зороастрийцем [настоящей] клятвой и исповеданием. Клятвой обязуюсь вершить добрую мысль, клятвой обязуюсь вершить доброе слово, клятвой обязуюсь вершить доброе деяние.

9. Клятвой обязуюсь быть верным маздаяснийской Вере, [которая учит] прекратить военные набеги, сложить оружие, заключать браки между своими; артовской [Вере], которая из всех существующих и будущих [вер] величайшая, лучшая и светлейшая, которая — ахуровская, заратуштровская. Признаю, что Ахура-Мазде [принадлежит] всякое добро. Сия есть присяга Вере маздаяснийской.

Даже дошедшая до нас неполная Авеста достаточно обширна и составлена из текстов различной давности.

Большинство историков и религиоведов сходятся в том, что во всех мировых религиях можно встретить следы влияния зороастризма — особенно в иудаизме и исламе. Но следов зороастризма немало и в библейском христианстве. В дальнейших рассуждениях мы будем часто обращаться к таким параллелям между уже описанными нами религиозными системами и зороастризмом. Ведь не надо забывать, что именно зороастризм стал первой религиозной системой монотеизма, под духовностью которой была создана великая Ахеменидская держава[50] (550–330 гг. до н. э.), простиравшуюся от реки Инд на востоке до Эгейского моря на западе и от Армении на севере до первых порогов Нила на юге, куда вошла Персия. Как мы уже знаем, точно не известно время проповеди Заратуштры, но его усилия не прошли впустую. Через несколько веков (а может быть и меньше) зороастризм стал востребован на уровне крупной империи-цивилизации, равных которой по территориальному охвату и могуществу не было до времени Александра Македонского.

Следует сразу заметить, что религиозная система Заратуштры была максимально адаптирована к духовности и быту племён, в среде которых «пророк» родился и вырос. Кроме того, она основывалась на существующих в том регионе религиозных системах и понятиях, но одновременно была крайне реформаторской по отношению к первым. И ещё нужно учитывать, что сам Заратуштра, хоть и был «на голову выше» всех местных племенных и государственных жрецов (поэтому последователи зороастризма его и считают «пророком»), но всё же он был, как и последние — продуктом как своей эпохи, так и всей предыдущей культуры региона. Всё это вместе взятое даёт основания рассматривать зороастризм как крупнейший духовный шаг вперёд по отношению к древнему политеизму, но не даёт оснований называть зороастризм «религией откровения Свыше». Зороастризм можно уверенно назвать «религией эгрегориального “откровения”», и при этом учитывать, что духовный уровень, с которого Заратуштра получал «пророчества» был достаточно высоким по сравнению с эгрегориальным уровнем, с которым “общались” жрецы-шаманы до Заратуштры.

Пророками обычно называют выдающихся личностей, которые могут вещать удивительные и необычные вещи, судить о будущем от имени Бога или богов. Но Бог никого не назначает «пророком». Бог может поддерживать передовые мысли кого-либо из выдающихся личностей; может не поддерживать, не вмешиваться; а может и “вмешаться” из-за вредности «пророчества».[51] Всё зависит от того, насколько высказанное «пророком» ложится в русло Промысла Божиего (в части не касающейся попущения). «Пророки» выделяются новизной и необычностью их деклараций, после чего, если люди принимают на веру всё сказанное «пророком», может начаться длительная проверка веры на жизненную пригодность, в которую естественно “вмешивается” Бог, поскольку идёт сравнение матрицы, в которой люди существуют после «пророка» и Божиего Промысла. При этом не надо забывать, что Промысел Божий является Божией Мhрой развития для Его творений, а частной мhрой Божиего Промысла является время. В этом отношении правильно иногда говорят: «для каждого времени свои пророки». Но чтобы лично Бог кого-то назначал Своим «пророком» — такое вряд ли возможно: это противоречит свободе выбора, которую Бог дал людям, ограничив выбор людей Своим Промыслом (назначив кого-то «пророком» Бог выступил бы в качестве хозяина своего «зомби», лишённого свободы выбора). Наследство Заратуштры имеет свои объективно хорошие и плохие стороны: их можно сравнительно точно “классифицировать”, пользуясь мировоззренческой системой сравнительного богословия[52].

Все проповеди Заратуштры отличаются очень высоким эмоциональным уровнем (почти везде оптимистичным, уверенно предписывающим, учащим «истине») — который очевидно ошарашивает читателя, прежде чем последний пытается вникнуть в суть проповедей. Есть немалая доля людей, которые реагируют не на содержание, а на эмоции, ритмику текстов и, тем более, стихов. Бросающийся в глаза эмоциональный оптимизм зороастрийской веры в совокупности с его относительным житейским либерализмом подкупает людей, которые поверхностно судят о сути религиозных систем.

Одним из верных признаков эгрегориального «пророчества» является бросающееся в глаза превышение эмоционального настроя «пророка» над содержательной частью его учения. Мало того, даже внешне неразличимое несоответствие эмоциональной и смысловой составляющей текстов не может быть верным признаком того, что автор «пророчества» глубоко продумывал свои слова (пропускал их смыслы через свою систему миропонимания), и что последние не “лились” из его психики на “автомате” эгрегориального «зомби-пророка».[53] В таком случае умеренные эмоции (либо необусловленное уныние: пониженный эмоциональный фон) могут не соответствовать смыслам (грубо говоря, быть не к месту). Одним из показателей возможной правоты (возможной, но не обязательной правоты) вещающего «пророка» является нормальный для человечного типа психики эмоциональный фон (не взвинченный, но и не пониженный) и соответствующее этому фону содержание.

Всё это свидетельствует о том, что зороастризм изначально рождался как эгрегориальная религиозная система (высшего порядка по отношению к местным традиционным религиозным системам) — естественным образом (то есть без прямого вмешательства кураторов проекта — на уровне сопровождения «пророка» при его жизни) в ходе глобального исторического процесса. зная система)ились" мом подкупает людей, которые поверхностно судят о сути тольку идёт сравне Заратуштра, безусловно, был человеком высокого нрава (по отношению к остальным), который задумывался о человечности, о вечности, о творении, о будущем, о правде-истине…, но вряд ли пребывал в человечном типе строя психики — в противном случае многие положения зороастрийской веры были бы для него неприемлемы. Заратуштра был лучшим из людей своего времени хотя бы тем, что всю жизнь находился в поисках Правды-Истины, старался не для себя, а для людей. Мы уже знаем, что Бог поддерживает ищущих людей и не поддерживает людей, живущих в обществе, но “гребущих” «под себя», безразличных к основным философским вопросам. Религиозная система «ценностей» Заратуштры была выстрадана им всей жизнью, востребована обществом и получила широкое распространение после его смерти.

Зороастризм, как стал изначально религиозной системой некоторых восточных “элит”, так и утвердился впервые в эпоху Ахеменидов как государственная религия, опущенная «сверху» для стратифицированной имперской толпы. На базе стройной системы «ценностей» зороастризма было удобно управлять, тем более, что зороастризм являлся религией своеобразного монотеизма, концентрация власти царей при которой наиболее эффективна: множество богов распыляет авторитет царя, а имя одного бога легко связывается с божественностью царя (поэтому часто изображение бога и лик царя были одним и тем же символом в империи), которому, как богу, должна подчиняться толпа согласно религиозной системе духовных и материальных ценностей — как “кодексу” прав и обязанностей.

Заратуштра преодолел в своей психике примитивное племенное идолопоклонничество, выделив одного «Бога» — Ахура-Мазду (“божественный” дуализм мы рассмотрим позже). Мало того, он запрещал поклонение старым божествам. Раннему зороастризму действительно было чуждо идолопоклонничество, с которым боролся Заратуштра. В Гатах Ахура-Мазда выступает как существо абстрактное, бестелесное — что подчёркивало стремление Заратуштры избавить людей от поклонения не только идолам второстепенных богов, но и от создания культа идола из верховного единого «Бога»: для того периода развития это было весьма прогрессивно и верно. Но культ идола «Бога» и культ «Бога» — разные вещи, причём обе они плохи. От культа идола «Бога» Заратуштра предупреждал людей, а вот эмоционально взвинченный культ Ахура-Маздры (не воплощённого при нём в конкретном образе) он сам и возглавил. Но такова была эта древняя эпоха: без единообразных культов толпу было мирно не собрать в единой вере и винить Заратуштру в умышленном создании культа Ахура-Мазды не следует.

Уже при Ахеменидах появляется антропоморфный образ Ахура-Мазды, лик которого украшен солнечным диском и распахнутыми крыльями, символом, широко распространённым в Египте. Возможно, что не позднее времён Ахеменидов зороастризм перестал «естественно» развиваться и стал предметом интереса кураторов глобального проекта, выплеснувшегося из Египта времён Моисея.[54] Во всяком случае учение Заратуштры и зороастризм Ахеменидов — уже здорово содержательно и по культам отличаются. Персидская высшая “элита” и персидское “жречество” скорее всего уже попало под непреодолимое влияние последователей древнеегипетского “жречества”, а Персия была «сферой интересов» последнего. Можно предположить, что до этого периода (середина VI в. до н. э.), «мировая закулиса» изучала наследие Заратуштры и решала, как его можно употребить для нужд своего проекта. Но, поскольку Персия находилась в раздробленности и не была в прямом подчинении у ставленников «закулисы» (через властные верхушки многочисленных персидских царей), последние старались внедрить свои культы в религиозную систему ахеменидского зороастризма (культурно сотрудничая с её “жречеством”), что им частично и удалось. В религиозной системе ахеменидского зороастризма мы видим «до боли знакомые» культы царей-богов, что издревле были на «знамени» в древнем Египте и Месопотамии.

Жизнелюбивый дух зороастризма сохранился в дошедших до нас преданиях и мифологических образах, в открытости и раскованности мировоззрения, принесённого Заратуштрой. Для привыкших к свободному образу жизни степных кочевников зороастризм стал объединяющей верой, поскольку в нём много свободы (даже в выборе на какую сторону встать: на сторону зороастрийского «добра» или «зла»). В общем, по сравнению с религиозными системами, пришедшими на смену зороастризма — последний дал человеку гораздо большую свободу выбора и признал за человеком право на проявление «свободной» воли.

Зороастризм наследовал от индоиранцев культы огня и воды, тотемизм, многие другие древние мифологические темы: об ответственности человека перед судьбой, об очищении и исцелении, коллективные образы всадника, коня, воинских набегов, верности родному очагу и древнему пониманию справедливости, близость к природе, жизнелюбие и гордость — что зафиксировано во многочисленных мифологических темах. Геродот писал, что от зороастризма остались установки не воздвигать кумиров, храмы и алтари, а приносить умеренные жертвы солнцу, луне, земле, огню, воде и ветрам.

Как мы уже знаем, дуалистические представления и культ Мазды существовали и развивались у части индоиранских племён задолго до Заратуштры. А сам Заратуштра был лучшим представителем культуры своих древних предков. Он представил религиозную систему, в которой впервые важное первостепенное место отведено человеку, и в которой вместе с социально-этическими положениями большую роль играли абстрактные понятия и образы. Но для этого нужна была убедительная космогоническая[55] доктрина: ведь люди хотели знать откуда они и что их ждёт. История мира, согласно ортодоксальному зороастризму, представляет собой грандиозную драму, охватывающую четыре трёхтысячелетних периода.

В первый трёхтысячелетний период мир еще не имел материального существования; при этом его существование могло мыслиться либо как совершенное, либо как эмбриональное. На этой стадии небесного творения уже существовали прообразы всего, что позднее было создано на Земле. Это состояние мира называется менок («невидимый» или «духовный»).

Ахура-Мазда, согласно этой космогонической легенде, сотворил в бесконечном времени замкнутый отрезок времени продолжительностью 12 тысяч лет. Затем он создал шесть низших божеств — Амешаспента. У каждого из них было собственное имя и всех их называли «Бессмертные Святые». Эти божества, согласно легенде, взывали к жизни другие благие существа. То были добрые боги, почитавшиеся за тысячелетия до Заратуштры, среди которых впоследствии выделился бог Солнца и Луны Митра. Семь высших божеств совместно создали мир, в котором было семь великих творений — четыре стихии (воздух, земля, огонь и вода), растения, животные и человек. Первые три тысячи лет все они были свободны от телесных оболочек, и только затем им был придан «материальный» вид.

Второй трёхтысячелетний период характеризуется материальным творением. Всё сущее было сотворено в своих материальных формах — начиная с неба, солнца, луны и звёзд и заканчивая первочеловеком, именовавшимся «Смертная жизнь», и первобыком, именовавшимся «Единотворным». Материальное бытие было лучше, чем предшествующее нематериальное, потому что совершенные творения Ахура-Мазды получили в нём благо в форме чего-то цельного и ощутимого. Этот период называется «эрой Творения».

Если говорить в современных понятиях, то всё в мире было когда-то размерено мhрой, которую можно “увидеть” и ощутить. Но Восток — есть Восток: его обитатели всегда страдали и страдают ностальгией по «нематериальной» жизни… Именно поэтому первые три тысячи лет до материального творения, которые якобы предшествовали «материальному бытию» — считаются «золотым веком», в котором не было ни холода, ни зноя, ни болезней, ни смерти, ни старости… в общем обитатели «золотого века» жили «как в раю». Космогоническая легенда зороастризма запутана и в разных редакциях выглядит несколько по-разному. В одной из редакций «золотым веком» назван отрезок времени третьего трёхтысячелетнего периода (будет рассмотрен ниже), когда некий царь Йима вместе с добрыми божествами, победив зло, выстроил государство, в котором не было ни жары, ни холода, ни зависти, ни смерти — после того, как «Смертная Жизнь» (почти все люди и животные) была убита злыми демонами. Но смысловое содержание «золотого века», как он представлен в идеале зороастризма — примерно одинаково: как «до материального творения», так и «при царе Йиме», и очень похоже на мифический вожделенный рай.

Материальное творение оказалось уязвимым для сил зла. На него сразу же набросился злой дух Ангра-Майнью. Ворвавшись в мир через нижнюю сферу каменного неба, он погубил всё совершенство мира. Он вынырнул из воды, сделав большую часть её солёной, ринулся к земле, и там, куда он проник, образовались пустыни, иссушил растения, убил животных и набросился на человека, он даже нарушил ход небесных светил, создав кометы и метеоры. В конце концов он напал на огонь и испортил его дымом. В общем Ангра-Майнью ответил на творение антитворением — согласно легенде так продолжается период второй трёхтысячелетки.

Ангра-Майнью вторгся в пределы небосвода, создал планеты и кометы, не подчиняющиеся равномерному движению небесных сфер, загрязнил воду, наслал смерть на первого человека Гайомарта. Но от первого человека родились мужчина и женщина, давшие начало роду человеческому. От столкновения двух противоборствующих начал весь мир пришёл в движение: воды обрели текучесть, возникли горы, задвигались небесные тела. Чтобы нейтрализовать действия «вредных» планет, Ахура-Мазда к каждой планете приставил благих духов. Это стало основой начала «эры Смешения».

Третий трёхтысячелетний период отмечен вмешательством Ангра-Майнью в творение Ахуры-Мазды, в результате которого были убиты как «Смертная жизнь», от которой ведут своё происхождение люди и металлы, так и первобык, от которого произошли животные и растения. В этот период действуют мифологические герои Авесты. Один из них — «царь золотого века Йима Сияющий, в царстве которого нет ни жары, ни холода, ни старости, ни зависти — творений дэвов». Этот царь спасает людей и скот от потопа, построив для них специальное убежище.[56] Наступивший на земле «золотой век» был связан с именем царя Йимы. Ахура-Мазда предложил Йиме провозгласить себя пророком новой религии, но тот отказался… В числе праведных этого времени упоминается и правитель некоей территории Виштаспа; именно он стал покровителем Заратуштры.

Однако, победить Ангра-Майнью и его помощников — дэвов — полностью не удалось. Они продолжали нападать на спасённый Йимой и благими божествами мир, причиняя ущерб материальным творениям и вызывая нравственные пороки и духовное зло в людях. В этой борьбе, согласно космогонической легенде, проходила и проходит вторая эпоха существования мира, в которой живём и мы — эра Смешения (добра и зла).

Начало четвертого, завершающего трёхтысячелетнего периода ознаменовалось приходом на землю зороастрийской религии, то есть — рождением Заратуштры. Согласно легенде считается, что конец каждого тысячелетия в этот период будет отмечен приходом нового спасителя, преемника и чудесного потомка (сына) Заратуштры. Последний из них, «Спаситель Саошьянт», решит судьбу мира и человечества.[57] Он воскресит мёртвых, победит Ангра-Майнью, после чего наступит очищение мира «потоком расплавленного металла»,[58] а всё, что останется после этого, обретёт вечную жизнь. Последнее ознаменует начало эры Разделения.[59]

Эта космогоническая легенда многим кажется безобидной, наивной и даже привлекательной. В действительности именно с неё (содержание легенды может здорово отличаться, но общая этическая основа остаётся единой) и начинается восточный дуализм — со всеми вытекающими из такого дуалистического мировоззрения последствиями для людей, живущих на планете Земля: дело в том, что восточный дуализм вошёл в мировоззренческие системы не только цивилизаций всего Востока, но и библейского Запада. Без легендарной космогонической основы зороастризма восточный дуализм (в его духовной и материальной сферах) было бы нечем обосновать. Можно лишь предполагать, как и когда появилась дуалистическая космогония на Востоке: это духовные последствия-наваждения наследия Атлантиды; либо древнее индоиранское (а может и пошире) естественное порождение людей нашей цивилизации; либо и то и другое… Ясно одно: космогония восточного дуализма появилась задолго до Заратуштры в восточных преданиях и мифах. Зороастрийский «пророк» взял их за основу и развил, выстроив на них передовую религиозно-этическую систему ценностей. После чего дуалистическая легенда, “освящённая” деятельностью «пророка» объясняла людям многое в мире и главное — была нравственно приемлема и очень удобна[60] большинству людей региона, на который распространился зороастризм. Впервые дуалистическая легенда была достаточно однообразно сформулирована и записана уже после Заратуштры, став космогонической основой государственной религиозной системы первой империи Ахеменидов (550–330 гг. до н. э.) древнего Ирана (Персии).

Дуализм зороастрийской космогонии очень логично и красиво переходит к доктрине посмертного воздаяния — объясняя временные “неудобства” эры Смешения для праведников. Космогоническая легенда учит, что до тех пор, пока не наступит эра Разделения, душа человека после его смерти должна покидать мир и возвращаться в нематериальное состояние. При этом душа должна быть судима за то, что она совершала на протяжении всей жизни. Для этого душа должна подойти к подножию Горы Справедливости, откуда к её вершине ведёт особый мост. На вершине Горы восседает Митра и его помощники, взвешивающие мысли, слова и дела каждой души: добрые — на одной чаше, дурные — на другой. Если добрых дел окажется больше, душа считается достойной рая. Мост расширяется, становясь удобным и безопасным для прохода. Ведомая прекрасной девушкой, олицетворяющей собственную совесть каждого человека, душа стремится ввысь. Если же весы склонились в сторону зла, тогда мост отчуждения сужается и становится словно лезвие клинка, а отвратительная ведьма, встречающая душу на мосту, влечёт её вниз в преисподнюю, где грешник должен пережить «долгий век страданий, мрака, дурной пищи и скорбных стонов».

Таким образом, души праведников и грешников, каждая в заслуженном ими месте будут ожидать момента Разделения. Тогда, и только тогда, наступит Последний Суд, когда праведники будут отделены от грешников — как от тех, кто дожил до этого времени, так и от тех, которые были осуждены ранее. С гор потечёт река из расплавленного металла. Все люди пройдут через эту реку, но одним она покажется парным молоком, а другие испарятся с лица земли. Демоны-дэвы и силы тьмы будут уничтожены в последнем великом сражении с добрыми божествами. Река расплавленного металла потечёт вниз в ад: убьёт Ангра-Майнью и сожжёт последние остатки зла в мире.[61]

После этого победивший Ахура-Мазда и добрые божества приготовят мистический напиток «белую хаому», который дарует всем вкусившим его бессмертие. Люди станут как боги — едиными в мыслях, делах и поступках, нестареющими, не знающими болезней, вечно радостными и счастливыми.[62] Горы и долины уступят место равнинам, наполненным разнообразными животными и растениями, возникшими ещё в эру Смешения.[63]

Поскольку Заратуштра прекрасно понимал, что не доживёт до полного торжества эры Разделения (Справедливости), то начатое его проповедью дело должен был завершить «праведный человек благого происхождения». Последователи Заратуштры надеялись, что Спаситель родится от семени пророка, хранящегося, согласно легенде, в глубинах одного горного озера. Когда приблизится «конец времён», в этом озере искупается смертная девушка и зачнёт от пророка. Родившийся таким образом Спаситель и перевесит чашу весов в пользу добра.

Чем не “предтеча” библейской легенды о непорочном зачатии «Спасителя»? Кроме того, такая мифическая миссия «Спасителя» не только закрепляет восточную кастовость, но и даже а какой-то мере является проявлением расизма: «человеку благого происхождения» всегда дано творить на земле «добро» (то есть, он всегда прав), а остальным оставлен удел выбора между добром и злом, которые с момента Творения борются за души людей между собой.

Начнём с того, что в Гатах содержится «Доктрина дуализма». Поскольку Гаты считаются произведением самого Заратуштры — это можно назвать «документом», указывающим на «пророческую» проповедь восточного дуализма. Приведём полностью «Доктрину дуализма» в одном из переводов:[64]

1. Провозглашу, о пришедшие! хвалы тебе, Ахура-Мазда! всеведущему, и песни доброму духу [Воху-Мана]; мудрая Праведность [Аша]! молюсь, чтобы чрез небесные светила вы показали свою милость.

2. Внемлите ушами лучшему, узрите душою явное, чтобы для себя самого каждый выбирал веру. До великого дела, да явятся возбуждающие нас к этому.

3. Те два первобытных Духа [Спэнта-Манью и Анхра-Манью], будучи близнецами, считаются противоположными друг другу в мыслях, словах и делах. Они — Добро и Зло, и между ними верно различали добродетельные, но не грешные.

4. Когда эти два Духа сошлись впервые, они создали жизнь и тленность, и [назначили их], когда будет конец мира. Лукавый — для грешников, а для праведников — Добрейший Дух.

5. Из этих двух Духов выбрал Лукавый худшие дела, праведность же [выбрал] Святейший Дух облаченный в твердейшие небеса, и те, которые удовлетворяют Ахуру правдивыми делами, веруя в Мазду.

6. Между ними не сумели различить поклонники дэвов, так что они, советуясь между собою, попали в обман, выдуманный Лукавым Духом, и помчались к Айшме, чтобы мучить болезнями жизнь человека.

7. И ему достались богатства, и добрые мысли, и праведность, а телу его дала крепость вечная Армайти: из них тебе [одному] досталось, что её дарами ты полон [богат].

8. А когда наступит наказание этих злодеев, — о Мазда! твоё царство достигается добрыми мыслями, приобретается теми, Ахура! которые дают Друдж [Ложь] в руку Аше [Правде],-

10[65]. Тогда, именно вследствие того, наступит поражение пагубной Друджи. Но, сделавшись вечными, соберутся в прекрасное обиталище Доброго Духа, Мазды и Праведности [Аша] те, которые вели себя достойно лучшей славы! чтобы мудрый пребывал там, где обитает премудрость.

9. Итак, да постараемся мы поспешествовать этому миру твоему, о Мазда-Ахура и дающая благодать Праведность [Аша.].

11. Если вы поверите в эти откровения, которые дал Мазда, о люди, во счастие и славу, и которые — долгая беда для грешников, а польза для праведника, то ими вы достигнете блаженства.

В общем, “каноническая” основа зороастрийского дуализма,[66] была сформулирована Заратуштрой — как логическое продолжение культурного наследия индоиранских дуалистических представлений глубокой древности. В зороастрийских “канонах” Авесты и преданиях веры восточный дуализм был развит до красивого «совершенства», которое верующие восприняли как истину. Как видно из текста «Доктрины дуализма», она представляет собой декларативное стихотворно-лозунговое изложение космологии зороастризма, которую мы подробно рассмотрели выше.

Зная наперёд, что доктрина посмертного воздаяния является по меньшей мере наваждением, вошедшим не только в зороастризм, но и в библейскую культуру, и в культуру исторического ислама — рассмотрим возможные истоки восточного дуализма, который является мировоззренческой основой этой доктрины. Важнейшим “ключом” к разрешению этого вопроса является зороастрийская религиозная система: её истоки и исторический путь.

Мы уже говорили, что древняя индоиранская религиозная система политеизма до Заратуштры уже была основана на восточном дуализме. Древние индоиранцы делили божества на две группы — ахуры и дэвы. На определённом историческом этапе, когда перед людьми остро встал вопрос об этических сторонах Творения, ахуры становятся добрыми божествами, а дэвы — злыми. И это разделение божеств согласуется с древними индоиранскими космогоническими мифами о Творении мира и его будущем.

Мы безусловно признаём факт Творения мира Богом — Творцом и Вседержителем. С первых же дней творения первые люди попали не в пустоту, а в определённую экологическую нишу, предоставленную им на Земле Богом. Последняя мировая цивилизация, которую мы рассматриваем с богословских позиций, образовалась после глобальной катастрофы предшествующей ей глобальной цивилизации и, помимо возможной корректировки Свыше Предопределения жизни людей на Земле, на психику её обитателей оказали воздействие по меньшей мере два объективных фактора:

1. Культурное наследие уцелевших представителей предыдущей погибшей цивилизации.

2. Давление природной среды, в которой естественным образом оказались и развивались региональные цивилизации, возникшие после глобальной катастрофы.

Известно, что психика и генетический аппарат биоценозов (в том числе и «человека разумного») способен подстраиваться под давление среды, в которой оказались биоценозы. В противном случае тот вид биоценозов, который не сумел подстроиться под внешнюю среду, обречён на вымирание.

«Человек разумный» отличается от других биоценозов тем, что он Свыше наделён способностью абстрактного мышления (мышления, оторванного от конкретных жизненных обстоятельств), волей, развитым интеллектом и свободой творчества. Именно поэтому «человек разумный» способен не только подстраиваться под окружающую его среду, но и изменять окружающую его среду по своему разумению и воле, чего не дано ни одному другому биологическому виду. Кроме этого в природу «человека разумного» заложена Творцом естественная религиозность — ощущение существования Надмирной Реальности — Бога.

Издревле люди, сталкиваясь с давлением окружающей среды, в первую очередь — заботились о собственном выживании в условиях той экологической ниши, в которой они находились. В то же время, стойкая «генетическая» уверенность в существовании Высших Сил обуславливала обожествлениев первую очередь тех сил природы, в отношении которых люди были беспомощны в те времена, перед которыми поклонялись и даже боялись, а затем уже и других, менее «могущественных» сил природы и Космоса. То есть, люди видели себя объектами управления проявлений тех Высших Сил перед которыми они были бессильны. Одновременно с этим, по мере развития, многие жизненные явления, той окружающей среды (экологической ниши), в которой развивались люди — постепенно становились для последних в разной мере объектами управления, а сами люди в отношении этих объектов управления становились субъектами управления. Так люди учились воздействовать своей волей на часть окружающей их среды и у них это получалось в первую очередь по отношению к некоторым животным и растениям. Также люди учились воздействовать на некоторые неподвластные им в обычной мирской жизни стихии с помощью примитивной эгрегориальной магии — «общения с разнообразными богами» — но при этом “боги” не всегда отвечали людям тем, что они просили и ждали от магического взаимодействия с теми.

В общем люди постоянно учились воздействию на различные объекты управления (в основном из окружающей среды: животные, растения, стихии…) как с помощью непосредственного контакта с последними, так и с помощью эгрегориальной магии. Одновременно с этим люди стали замечать, что некоторые объекты, попавшие в сферу их жизненно важных интересов, сравнительно легко поддаются воздействию (как в непосредственном земном контакте, так и в магическом взаимодействии — через “богов”-эгрегоров), а некоторые другие объекты, в отношении которых люди желали бы осуществлять такое же управление, как и на «поддающиеся» объекты — не “слушаются” их и даже «вредят».

Мало того, обращение к “богам” за помощью для воздействия на эти «непослушные» объекты и стихии — зачастую приводило к противоположным негативным результатам. В то же время, властные запросы и возможности людей росли, они желали всё в большей мере уметь оказывать властные волевые воздействия на окружающий их мир и даже на своих соперников — на людей других «враждебных» племён, с которыми они сталкивались. Действительно, в природу «человека разумного» заложена Свыше возможность своей волей менять окружающий мир, а не только подстраиваться под него,[67] как мы уже сказали выше. Но всё же не на все окружающие людей явления они могли оказывать вожделенное управленческое воздействие, что создавало ощущение в глубоко религиозной и чувствительной психике древних людей, что не все “боги” им помогают, а есть такие “боги”, которые мешают им жить.

Скорее всего именно с этого момента известное издревле деление высших сил в индоиранской общности на ахуров и дэвов всё больше приобретает характерные особенности разделения на добрых и злых богов и духов. Добрыми назначаются “боги”-эгрегоры, которые помогают людям выполнять их волевые властные и честолюбивые вожделения по изменению под себя окружающего мира. В противоположность добрым — злыми назначаются те “боги”-эгрегоры, воздействие которых на людей приводило их в недоумение, которое можно было объяснить лишь «злом», поскольку это воздействие было неприятным и недоступным прямому и магическому воздействию людей — так, как бы они хотели, исходя из своей нравственности. Даже уже из этого становится ясно, что разделение на добрых и злых богов (и соответствующее этому разделению — деление явлений и объектов управления) складывалось в основном под воздействием субъективизма самих людей, «Я-центризма», их логики мышления, соответствующей древнему периоду развития.

В определённый момент, когда разделение на восточное «добро-зло» уже произошло естественным образом, оформился космогонический миф о Творении, который по существу является “калькой”, снятой с представлений людей о добре и зле и перенесённой на взаимоотношения богов и духов, то есть — из мира людей в высший духовный мир. Богам и духам была приписана людская логика того времени — древнее понимание добра и зла. А для объяснения самим себе, почему одни явления и объекты поддаются волевому управлению, а другие не поддаются, люди объявили поддающиеся объекты сферой владения «добрых» богов, а неподдающиеся — «злых». Но возможно, что космогонический миф о Творении в некоторой “редакции” является духовным наследием Атлантиды.[68] Просто и он в определённый момент был переработан племенными жрецами и лёг в основу концепции восточного дуализма.

Так возник пресловутый «восточный дуализм». Нетрудно догадаться, что разделение явлений, “богов” и других вполне материальных объектов на «добрых — злых» соответствовало уровню мировоззрения общества людей, в котором господствовал животный тип строя психики. Такое первичное разделение с сохранением племенного политеизма, хоть и видоизменялось по форме, но долгое время было неизменным по содержанию[69] — до тех пор, пока общество не созрело до образования из конгломерата племён первых национально-государственных образований. В индоиранской общности это стало происходить на рубеже II–I тысячелетий до н. э., когда и появился Заратуштра.

При этом стоит особо отметить, что индоиранская племенная общность исторически до этого периода оказывалась в стороне от влияния на неё цивилизаторов-глобализаторов — в отличие от регионов Междуречья, Египта, Сирии, Финикии, Палестины и пр. То есть, религиозные процессы в этом регионе шли, можно сказать, естественным образом. А на развитие мировоззрения и изменение психики людей оказывала основополагающее влияние географическая среда и, возможно, атлантическая мифология (в некоторой мере).

В одной из сносок ранее мы уже говорили о возможных истоках восточного дуализма. Повторим здесь это с дополнением.

Скорее всего одними из факторов возникновения дуализма с глубокой древности на степном и пустынном Востоке явились географическая среда, бедная растительностью и водными ресурсами, доминирование скотоводства над земледелием. Отсутствие многообразия растительности, кочевой образ жизни скотоводов, и многие другие географические факторы (факторы давления среды, многие из которых казались древним скотоводам «злыми», поскольку степная и пустынная экологическая ниша выглядит агрессивнее, чем равнинный ландшафт, богатый растительностью, лесами и водоёмами) — могли породить в психике людей первичную дуалистическую картину мира типа «свой-чужой», «хороший-плохой». Дефицит многообразия экосреды породил в психике жителей степей и полупустынь «контрастную» картину мира — как упрощённую до примитивизма древнего понимания нормальную для человека мозаику (нормальная для человека мозаика — мозаичная картина мира — должна включать в себя любое явление в качестве отличного от остальных, но не противоположному чему-то). Такова древняя психологическая проблема древних цивилизаций Востока, откуда раньше других стали распространяться мировые религиозные системы.

Видимо не случайно география древнеиранского региона оставила свой след в «Священном Писании» зороастрийцев — Авесте. В Видевдате есть «Географическая поэма», ограничивающая «сферу творений» Ахура-Мазды регионами распространения зороастрийской религиозной системы[70] на момент записи поэмы (как полагают многие исследователи этой поэмы). Приведём её в редакции И.В.Рака[71] (обширные примечания и комментарии автора):

«Ахура-Мазда последовательно творит шестнадцать "лучших стран и мест обитания"; Анхра-Манью "в противовес этому" создает «контртворения» — различные бедствия и грехи. Таким образом, к каждому благому творению Ахуры примешивается Зло, и у каждой страны есть свой бич.

Локализация стран "Географической поэмы" следующая:

1. Арианам-Вайджа — (Авест. "Арийский простор"; среднеперс. Эранвеж — "Иранский простор") мифическая прародина иранцев. Относительно её отождествления выдвигаются разные гипотезы: Хорезм; одна из долин Памиро-Гиндукушского региона; Ариана (Ария) греков; в "мидийской теории" — долина Аракса. В частности, И.М. Дьяконов считает, что в Авесте понятие "А.-В." "имеет гораздо более широкое значение, обнимающее не одну какую-нибудь область. Так, "Арийским простором" называется место где обитал как Заратуштра (например, «Яшт» 9.25), так и Кави-Виштаспа (например, «Яшт» 9.29); однако по легенде Заратуштра не был уроженцем царства Кави-Виштаспы, а Кави-Виштаспа, во всяком случае, не жил в Хорезме. Скорее всего этот термин может означать: 1) вообще равнины Средней Азии и Восточного Ирана, заселённые оседлыми ираноязычными племенами; 2) специально Хорезм (?); 3) то же, что «Арьйо-шайана», т. е. объединение, к которому относилось царство Кави-Виштаспы В наиболее широком смысле термин "А.-В." соответствует «Ариане» греческих авторов времени эллинизма".

"Видевдат": 1.1–2; 2.20–21. «Ясна»: 9.14. «Яшт»: 1.21; 5.17, 104; 17.45.

2. Гава Согдийская — по господствующему в иранистике мнению, греческая Согдиана; некоторые исследователи, однако, истолковывают авест. гаум как нарицательное обозначение некоей "страны скота" или просто «поселения».

3. Моуру — среднеперс. Мера, греческая Маргиана; совр. оазис Мары в Туркмении;

4. Бахди — Бактрия; территория совр. южного Таджикистана и северного Афганистана;

5. Нисайа — локализация затруднительна. На территории Ирана зафиксированы два сходных топонима: область города Рати в Мидии, к северо-востоку от Экбатан, и Ниса — столица Парфии; оба, однако, не соответствуют указанию "Географической поэмы", что Нисайа находится "между Моуру и Бахди"; если же правильно прочтение Дж. Дармстетера: "Нисайа, между [которой и] Моуру [находится] Бахди", то наоборот — это определение подходит для обоих топонимов. Всё же большинство исследователей отождествляют Нисайу с Нисой — столицей Парфии;

6. Харойва — древнеперс. Харайва, греч. Арея, Ария, Аркана; совр. район Герата в Афганистане;

7. Вэкерта — локализация затруднительна; возможно, область совр. Кабула;

8. Урва — предполагаемые локализации: Туе в Хорасане или одна из областей в Исфахане;

9. Вэхркана (или Хнента) — греч. Гиркания (на юго-востоке Каспийского моря);

10. Харахвати — греческая Арахосия, совр. Кандагар; по другой гипотезе — Гарут (область, связанная с Арахосией);

11. Хаэтумант — область в долине реки Хильмеад в совр. Афганистане, возможно частично и территория греческой Дрангианы;

12. Рага — Рей, город и местность в Мидии близ совр. Тегерана (?);

13. Чахра — локализация затруднительна; возможно, местность в Хорасане;

14. Варна — предполагаемые локализации: юго-западная прикаспийская область или совр. Керман на юге Ирана (греческая Кармания);

15. Хапта-Хинду — букв.: "Семь индийских [областей]" (по устаревшему толкованию: "Семиречье") — область в долине Инда, возможно, Пенджаб;

16. У истоков Ранхи — локализации затруднительна; скорее всего — мифическая страна (сравн. авест. "у истоков Ранхи" — синоним максимальной удалённости)».

Итак, задолго до Заратуштры, “боги”, явления и материальные объекты на индоиранском Востоке были разделены на «хорошие» и «плохие», на «добрые» и «злые». На определённом этапе появилась “философия” противоположностей, стали противопоставляться друг другу социальные и философские понятия: «свой — чужой», «благой — вредоносный», «чистый — скверный», «оседлый — кочевой», «мирный — воинственный» и тому подобные. Психологической границей, разделяющей эти понятия явилось субъективное понимание их «полезности» и овладение мерой воздействия на эти явления со стороны самих людей. Ещё раз напомним, что мера воздействия на вожделенные людьми объекты потенциального управления — соответствовала мере нравственно-мировоззренческого развития древнего общества, а последняя соответствовала Божией Мhре-Предопределению, тому её этапу развития, который проходило общество.

Нетрудно догадаться, что обществу с господством нечеловечных типов психики (с преобладанием животного, даже можно сказать «звериного» типа психики) и соответствующей этому типу психики нравственности и мировоззрению (с крайне ограниченным миропониманием) — Бог в Своей Мhре-Предопределении никак не мог предоставить людям власть (не то что неограниченную власть, но даже и ограниченную) над всеми вожделенными ими явлениями и выбранными ими объектами управления. Люди же, стремясь всё к большей и большей земной власти над всеми выбранными ими объектами, но не получая эту власть от Бога — объявляли всё что им не подчиняется и якобы вредит «плохим» и «злым». А для того, чтобы объяснить самим же себе свои же психические слабости (соответствующие этапу развития) — люди решили, что им вредят “боги” и духи, которые гораздо сильнее самих людей. Конечно последнее объяснение было “философски”-мировоззренчески принято людьми бессознательно — по их слабости признаться самим себе в психической незрелости (для чего нужно было многое понять), и, конечно же, непониманию логики взаимоотношений Бога с Его творениями.

Религиозная система зороастризма — содержание которой дошло до нас по ограниченным историческим источникам — хороша тем, что она является наилучшим наглядным пособием, благодаря которому исследователю можно увидеть границу между «добрыми» и «злыми» явлениями (субъективизм деления на «светлых» и «тёмных») и соотнести их с возможностями древних людей по воздействию на эти явления. Результат такого соотнесения подтверждает наши предыдущие рассуждения о происхождении “философии” восточного дуализма. Рассмотрим это разделение (границу) на базе дошедшего до нас культурного наследия зороастризма.

Космогоническая легенда плавно переходит в зороастрийскую “философию”, согласно которой земной мир в своей благой части был сотворён добрым началом; на это злой дух ответил контртворением, создав смерть, зиму, зной, вредных животных и т. п.; постоянная борьба двух начал определяет и всё существование мира. Но еще до его творения два духа-близнеца совершили выбор между добром и злом (что и обусловило их бытие одного как святого, другого как враждебного духа). Затем подобный выбор был сделан Амарта Спантами[72], вставшими на сторону добра, и избравшими зло дайвами; и скотом («Душой быка»), выбравшим добро, и т. д.

В зороастрийских “канонах” перечисляются «чистые» и «нечистые» предметы, звери, насекомые, растения и даже люди.[73] Ещё Геродот сообщал, что «маги… собственноручно убивают всех животных, кроме собаки и человека.[74] Они даже считают великой заслугой, что уничтожают муравьёв, змей и [вредных] пресмыкающихся и летающих животных».[75] Согласно доктрине зороастризма, к «чистым» относятся человек, звери (особенно собаки, ежи, коровы, овцы), полезные растения. Даже из этого короткого списка можно увидеть, что «чистыми» были объявлены те животные, которые служили (помогали) человеку и являлись объектами его управления в той или иной мере. Были более полезные животные и просто полезные. Но, считалось, что все души «чистых» животных сделали выбор в пользу сил «добра». Культы некоторых «чистых» животных можно проследить в Авесте.

Из всех «чистых» животных особо выделялись бык (корова) и собака, считающиеся «священными». Можно понять древних иранцев: ведь бык приносил им основную пищу, а собака издревле помогала пасти стада. То есть, культы «чистых» животных родились вполне естественным образом: души этих животных считали помощниками, посланными самим Ахура-Маздой («Мудрым Господом») для добрых дел людям. Культы «чистых» и «нечистых» животных, других разделённых на «добрые» и «злые» явлений — обрастали традициями (плодом длительных наблюдений), неизменным сопровождением которых были религиозные ритуалы, сопровождающиеся как повседневной житейской магией, так и коллективными магическим обрядами под руководством жрецов.

Со дня своего рождения до смерти зороастрийцы должны совершать обряд очищения и сами соблюдать абсолютную чистоту. Прикасание к «нечистым» предметам приравнивалось к греху. Особо почитаемыми у зороастрийцев были огонь, вода и земля. Нельзя было налить себе воду, не вымыв руки, нельзя было выходить в дождь на улицу, ибо это означало загрязнение земли и воды. Нельзя есть мясо, если предварительно из него не была удалена кровь.[76] Жёсткие правила соблюдения «чистоты» во время еды не позволяли зороастрийцам есть в присутствии представителей других религий: очень часто в присутствии мусульман они вообще отказывались от еды. В присутствии иноверцев зороастрийцы никогда не купались в бассейне. Сжигание мусора запрещалось, так как для зороастрийцев огонь был всегда священным. Для разведения огня в домашнем очаге употреблялось сухое, чистое дерево; при приготовлении пиши ни одна капля не должна была попасть в огонь. Для нечистот и мусора в каждом доме существовало специальное помещение; когда оно заполнялось до определённого предела, туда наливался специально приготовленный раствор, и нечистоты по специальному желобку сливались в землю. Обычай этот до сих пор сохраняется в районе города Йезд (Иран).

Как видно из более поздних зороастрийских традиций, разделение объектов, с которыми сталкивались верующие на «добрые» и «злые», «чистые» и «нечистые» — с определённого момента стало распространяться и на людей[77].

Распространение восточного дуализма на людей началось, конечно же, гораздо раньше прихода Заратуштры. Однако, красивая мировоззренческая основа такого разделения была впервые чётко сформулирована «пророком». Миссию «пророка» Заратуштры мы подробно разобрали в предыдущих главах. Его можно понять: необходимость централизации власти требовала определённой религиозной дисциплины, единения людей благообразной и приемлемой верой. А последнее никогда не обходилось без «охоты на ведьм».

Зороастрийская вера оказалась такова, что в ней были грамотно учтены «свободолюбивый», «властолюбивый» и «амбициозный» характер обитателей степных кочевых племён, древнейшая дуалистическая индоиранская основа религиозной системы и одновременно с этим — мягко выставлена религиозная граница якобы свободного людского выбора между зороастрийским «добром» и «злом».

За каждым человеком признавался «свободный» выбор: кому отдать свою душу — Ахура-Мазде или Анхра-Майнью — но при этом все, кто не вписывался в зороастрийскую веру (отступники) объявлялись пособниками «зла» и «нечистыми». После чего, «чистолюбивые» зороастрийцы, как известно, избегали контактов с «нечистыми»,[78] стараясь при этом даже магически (с помощью молитв) воздействовать на «злых» духов. Также по-умолчанию служителями злых духов считались иноверцы.

В религиозных представлениях зороастрийцев нашли отражение и продолжение народные верования, магия и демонология.[79] Так, из поколения в поколение передавался страх перед дэвами (демонами); и чтобы преодолеть его, зороастрийцы произносили особые молитвы с заклинаниями, носили принадлежавшие их предкам амулеты и талисманы, которые должны были оберегать их и их семьи от дэвов, несчастий, болезней.

Самым привлекательным и оригинальным новшеством Заратуштры был религиозный тезис о свободе воли, свободе выбора человеком линии поведения. Выступив решительным и бескомпромиссным поборником зороастрийского «добра», Заратуштра подал своим примером «пророка» образец «добропорядочного» поведения на многие века. При этом вера предполагала, что хотя человек свободен встать в борьбе «добра» и «зла» на любую сторону, однако после возвещения Заратуштрой праведной веры действия ее сторонников будут способствовать победе «доброго» начала, что и является целью самого мирового процесса. Заратуштра предвещал приход нового мира, знаменовавшего собой триумф сил «добра» над силами «зла». После дня страшного суда и испытания огнём те, кто избрал «добро», окажутся в царстве «справедливости», созданном Ахура-Маздой. Окончательная победа «добра» ожидалась в недалёком будущем. Понятно, что продекларированная «свобода» выбора при этом резко ограничивалась во-первых религиозным страхом перед силами «добра» (причём страх перед силами «добра», когда наступал момент выбора — был неизменно больше, чем перед «злыми» духами, от которых можно было отгородиться ритуальной стороной религии); и во-вторых, чисто социальным фактором — общественным порицаниемсо стороны большинства людей, присягнувших зороастрийскому «добру» и его “богам”. Свобода воли — тоже ограничивалась традициями и догмами веры — раз и навсегда разделившей мир на зороастрийское «добро» и «зло».

С этого момента все, кто попал под “колпак” духовных ценностей зороастризма «добро-зло», были надёжно “отключены” от большого и важного жизненного «массива» обратных связей от Бога Истинного к людям: зороастрийская вера отгородила людей от “неприятного” воздействия на них Свыше через Язык Жизни, объявив всё “неприятное” и опасное — «злым» и «нечистым», с чем надо бороться, помогая Ахура-Мазде уничтожать это вместе с людьми и животными. Всему “неприятному”, не поддающемуся вожделенному воздействию, “опасному” был объявлен «оградительный» бойкот — до «окончательной победы зороастрийского добра». Можно сказать, что с этого момента естественный, заданный в Божием Промысле духовный рост людей зороастрийской цивилизации надолго остановился — поскольку люди отказались внимать Языку Жизни, “законсервировав” догматами веры своё развитие на тот момент, когда зороастризм стал государственной религией. Посчитав, что они нашли ответы на все мировоззренческие и философские вопросы, люди успокоились, оградившись ритуалами и обрядами зороастризма от якобы злых сил. В действительности люди оградили себя от Языка Жизни — будучи слабыми правильно реагировать на “неприятные” его призывы менять себя дальше, чтобы соответствовать Божией Мhре развития.

Мы знаем, что все творения — создания Единого Творца (также как и планеты, другие космические тела,[80] земля, вода, горы и пр.).[81] Если Бог посчитал поместить людей в определённую Им среду, в которой есть место разнообразным творениям (как «полезным», так и кажущимся «вредными») — значит Он предусмотрел заранее все мhры необходимого для нормального естественного воздействия на людей со стороны выбранной Им среды.

Плохих и лишних творений (тварей)[82] в природе не существует: такое субъективное деление — признак психической незрелости людей. Для Человека (имеется в виду для того, кто сумел привести свою психику к человечному типу) опасность и вредоносность многих тварей заканчивается раз и навсегда. Ни одна животная тварь (будь то змея, скорпион, хищный зверь или птица…) не тронет Человека — но они будут «опасными» для людей с нечеловечными типами психики. То же касается и разнообразных природных явлений: объективно праведные цивилизации с преобладанием человечного типа психики никогда не постигнет никакое стихийное бедствие. В объективно праведных цивилизациях пустыни и степи будут превращаться в цветущие оазисы — по описанию сходные с мифическим зороастрийским и библейско-кораническим раем. И наоборот: данные Свыше людям цветущие равнинные оазисы[83] могут с помощью деяний людей превратиться в сухие степи и пустыни.[84] Зороастрийская вера лишила людей естественного ощущения обратных связей Свыше на их деятельность. Но лишь, будучи Божиим Язычником (воспринимая по жизни Язык Бога) можно точно знать в каждый исторический момент — что является объективным Добром, а что мешает нормальному развитию и является объективным Злом. Зороастризм догматизировал субъективное «добро» и «зло» (как оно понималось при Заратуштре) на века, лишив людей живой религиозной связи с Богом через Язык Жизни. Зороастризм научил людей уничтожать «вредных» животных — грубо вмешиваясь в предопределённую Свыше Мhру развития, в которой учтена экологическая ниша для каждого региона Земли.

Кроме того, заметим, что наибольшее количество особо «вредных» и опасных животных, насекомых тварей, ядовитых растений, болезней, опасных стихий — приходится на регионы ведического Востока. Значит Бог посчитал необходимым усилить и даже «ожесточить» воздействие среды на людей, которые исторически займут именно эти экологические ниши. Но люди на определённом этапе оказались настолько психически слабы, что искусственно (духовно и материально) оградили себя от такого Языка Жизни. Видимо в других регионах люди, попадая в более комфортные географические условия — становились из поколения в поколение чувствительными к малейшим проявлениям разнообразных сил, не разделяя эти проявления на «хорошие» и «плохие».[85] Поэтому в таких регионах крайне вредоносных тварей оказалось меньше: усиление воздействия Свыше через среду на ощущающих жизнь людей не требовалось.

С того момента, как зороастризм охватил психики людей целой древней цивилизации — можно сказать началась первая массовая благообразная «зомбификация» населения,[86] пребывающего до этого момента в “свободном” «животно»-“зверином” состоянии психики. Неправильно будет рассматривать этот исторический этап — как какую-то сознательную агрессию касты местных жрецов против своего народа. Тем более неправильно рассматривать начало массовой «зомбификации» населения ведического Востока как козни «мировой закулисы» — самого крутого “жречества” глобальной ответственности. В данном случае «мировая закулиса» просто явилась свидетелем становления первой государственной религиозной системы такого вот дуалистического характера в иранском регионе. Другое дело, что «закулиса» впоследствии переняла “передовой” опыт «зомбификации» из зороастризма (об этом речь пойдет позже). Становление первого государства-цивилизации в древнем Иране пошло по такому вот объективно неправедному зыбкому пути.

“Жреческую” касту первого зороастрийского государства можно понять: «зомбированной» толпой, в которой преобладает «животно»-“звериный” тип психики, легче управлять, оберегая раннюю государственность от распада, а себя от потери властных “полномочий”. Действительно многое, дошедшее до нас в мифах из раннего зороастризма указывает на две крайности веры: неприятие неподчинения своей воле, доходящее до уничтожения неподчиняющихся объектов и необоснованная любовь к особо послушным и полезным объектам, беззаветно служащим и преданным зороастрийцам — вплоть до обожествления отдельных экземпляров. Самым выдающимся экземпляром-объектом такого поклонения в зороастризме является собака.[87] Но именно собака из всех животных лучше всего воспринимает дрессировку «условными рефлексами» — или по-другому, поддаётся «зомбификации». В зороастрийской системе ценностей «добро-зло» собака поставлена на уровень человека, а в некоторых случаях и выше.[88] Зороастрийские правила поведения и обряды, связанные с собаками — проникнуты “ностальгией”, которую можно выразить следующим образом: «вот если бы все люди были бы также преданны хозяину — как собака…». И эта проблема решалась зороастрийским “жречеством” по отношению к людям: другого способа организовать единство разрозненных племён “жречество”, видимо, не знало.

Собаку любили за беззаветную преданность и верность, её присутствие символизировало «уничтожение всего грязного, порочного, безнравственного»,[89] к тому же она съедала все остатки и отбросы пищи. Ещё в далёкой древности зороастрийцы верили, что пристальный, магнетический взгляд собаки обладает особым свойством. Оно заключалось в том, что взгляд собаки способен был, как полагали верующие, прогонять «насу» («злых духов», «демонов смерти»), осквернявших всё живое.

Последнее — выражение символического бессознательного алгоритма, принятого зороастрийской верой. За его «собачьей» символикой скрыто желание древних верующих и их “жрецов” — отгородиться «зомбирующими» программами («взглядом [на жизнь] собаки» — то есть «зомби») зороастрийской веры, обычаями и сопряжённой с этим магией от “неприятных” воздействий на них Языка Жизни, приписывая при этом “неприятные” воздействия злым духам, а не своему собственному несовершенству. Главный источник такого мировоззренческого подхода к трудностям Жизни — слабость и несовершенство психики древних людей индоиранского Востока (по отношению к идеалу Человечности) и одновременно с этим их амбициозность, честолюбие, связанные с желанием расширить границы властных возможностей, а также, историческая необходимость создания первых государственных образований (чисто социальная проблема). Впоследствии (исторически позже зороастризма) такого рода желание списать все жизненные неприятности на выдуманные «сверхъестественные» силы (а в монотеизме — на Бога), или на других людей, на иноверцев… — вошло во многие религиозные системы (библейскую, исторический ислам и другие). В общем извечное желание переложить ответственность за свои мысли и поступки на кого-то другого было и остаётся “естественным” приложением психической незрелости людей с глубокой древности. Только приписывание “неприятностей” богам и духам — возвышало людей в их же глазах: ведь дух считался сильнее любого человека. Но одновременно с этим люди “расписывались” в своей же слабости мировоззренчески одолеть “злые” эгрегоры-духи, которых они же сами и породили, а вера, “консервирующая” людской духовный прогресс (на стадии её религиозного оформления) только “помогала” им оставаться и дальше наедине со своими слабостями. Эта психическая особенность сохраняется и до наших дней у большинства людей и является своеобразным жизненным «тестом» на психическое совершенство (относительно идеала Человечности).

Именно с культом собаки связывался обычай «сагдид» — обязательное присутствие собаки при умирающем.[90] При умирающем присутствовала собака, которая у зороастрийцев является «священным животным». На этот счёт существуют разные предположения: одни ученые связывают этот обычай с мифологическим героем — царём Йимой, у которого были особые собаки с четырьмя глазами. Более рационалистические теории указывают на особый инстинкт собаки, предчувствующей последний вздох и последний удар сердца умирающего. По древнему обычаю, существующему и поныне, вокруг умирающего разбрасывали кусочки хлеба или клали их на его грудь, и собака съедала их. Если для этой цели в древности использовались собаки особой породы, то уже в XIX в. в городе Йезд (Иран), например, обычай «сагдид» выполняли уличные собаки. Только после того как собака съедала кусок хлеба, в помещении умершего, родственникам объявлялось о смерти их близкого.[91]

Но и среди “жрецов” был обряд посвящения, связанный с собачьей преданностью — преданностью вере и иерархии “жрецов”. Будущий «священнослужитель» должен был шесть раз совершить омовение особо приготовленным составом, 18 раз натереться песком, 5 раз обмыться водой. Затем он должен был повторять за служителем культа слова клятвенной формулы очищения и дотронуться до собаки, которая вела его к другому священнику, после чего он омывался «священной водой» и его оставляли в храме на 9 дней.

Важнейшим аспектом восточного дуализма, который мы ещё не рассмотрели — является зороастрийское понимание справедливости. Не удивительно, что доктрина “справедливости” (условно назовём её так) была выражена в тот исторический момент развития индоиранского племенного конгломерата, когда в этой среде возникла жизненная необходимость создания первых крупных национально-государственных образований. Помимо космогонического мифа (красивых и благообразных объяснений источников «восточного дуализма»), помимо выстраивания чётких “канонических” границ между зороастрийским «добром-злом» (и соответствующих этим границам жизненных устоев и обычаев), помимо выверенной системы магических процедур, которыми заведовало “жреческое” сословие — нужна была философская система «справедливости». В противном случае заложенное Свыше в души людей стремление к поиску Истины, к Справедливости, которое естественным образом давало о себе знать по мhре развития людей — не было бы «удовлетворено» в системе “ценностей” новой веры, а продолжение «стихийного» естественного поиска людьми Истины и Справедливости на долгие века отодвинуло бы возможность религиозного (идейного) единения, которое всегда являлось и является главной основой устойчивости любой региональной цивилизации. Вот и пришла пора выразить идеи справедливости — как их понимали психически несовершенные (по отношению к идеалу Человечности) люди на том этапе развития.

Но и выразить то те идеи “справедливости”, которые уже созрели в эгрегориальных системах древних восточных обществ (на базе сложившегося мировоззрения людей) — мог далеко не каждый из простых людей и даже “жрецов”. Для этого нужен был самый передовой выдвиженец старой духовно-эгрегориальной системы “ценностей”, который сформулировал бы не только уже известные её положения о “справедливости”, но сумел бы “экстраполировать” имеющееся религиозное мировоззрение людей в будущее с целью надолго удовлетворить естественное стремление людей к поиску Истины, Справедливости, смысла жизни. Эгрегориальной “экстраполяцией” издревле занимались шаманы и жрецы…

Мы уже знаем, что такую миссию взял на себя Заратуштра, который с детства задумывался более других о названных выше философских категориях. Также мы уже говорили в предыдущих главах, что космогония зороастризма (взятая от веры предков и развитая Заратуштрой) очень логично и правдоподобно переходит в доктрину восточного дуализма — неотъемлемой и важнейшей частью которой является учение о посмертном воздаянии.

Сразу вспомним, что неотъемлемой составляющей индоиранского социального устройства с глубокой древности была кастовость общества. Когда-то давно существовали две крупные касты — племенные жрецы (шаманы) и войны — видимо соответствующие древнему кочевому образу жизни. Затем каст становилось больше. В определённый момент развития переход из одной касты в другую стал практически невозможен: принадлежность людей той или иной касте определялась происхождением.

То есть, в индоиранском обществе с древнейших времён “автоматическое” кастовое разделение людей по происхождению считалось «нормальным»; эта «нормальность» прочно вошла в людское мировоззрение и закрепилась на духовно-эгрегориальном уровне. Именно поэтому вопрос о справедливости, который особо остро встал на рубеже I–II тысячелетий до н. э. никак не затрагивал тему преодоления кастовости общества. Но именно эта тема — преодоление внутрисоциальной несправедливости, которую поддерживают люди своей жизнедеятельностью — и является «вопросом вопросов» с позиции Наивысшей Справедливости. Именно «нормальность» кастовости Востока скорее всего и является объективно порочным наследием духовности Атлантиды, преодоления которой Бог ждёт от людей нашей цивилизации в первую очередь: с этого начинается Справедливость. Без преодоления кастовости (и других разновидностей толпо-“элитаризма”) невозможно предоставление людям равного доступа к знаниям, равных возможностей развития. Но для построения общества всеобщей Справедливости условие равных стартовых возможностей для получения всей необходимой в жизни информации никак не может быть проигнорировано, поскольку каждый человек по-своему уникален, лишних людей не существует и лишь всем миром можно сообща понять Правду-Истину. Отнимая у нижестоящих (в социальной иерархии ниже “жречества”) каст возможность получения всесторонних жреческих знаний — высшая каста “жрецов”-«священников» издревле поставила себя посредником между людьми и Богом, являясь главным препятствием на пути к Справедливости.

Для убедительности обратимся к зороастрийским “канонам”. В «Младшей Ясне» 19 глава называется «Сословия и наставники в вере». Оттуда можно узнать, что во времена Заратуштры было четыре сословия. Приведём отрывок из неё:[92]

«16. И в этой речи Маздой было сказано о трёх мерах, четырёх сословиях, пяти Рату[93], осуществляющих [свои деяния] через помощников. Какие [это] меры? Добрая мысль, доброе слово, доброе деяние.

17. Какие это сословия? Жрец, воин, скотовод, ремесленник, [которые] сопутствуют артовскому человеку и днём и ночью мыслями, речами и деяниями, согласными с Артой[94], отмеченные Рату и понимающие Религию, [сопутствуют человеку], который вместе с Артой споспешествует и дому и дворцу.

18. Какие [это] Рату? Для семьи, для рода, для племени, для страны, и пятый — Заратуштра. От этих стран [отличается] Рага[95] заратуштровская: у Раги заратуштровской четыре Рату. Какие у неё [Раги] Рату[96]? Родовой, общинный, племенной и четвёртый — Заратуштра».

Всё наглядно: зороастрийская вера “благословляла” именем «доброго» бога Ахуры-Мазды и авторитетом Заратуштры кастовое разделение общества[97] (каждой касте — свой достаток и род занятий), наставничество (каждому социальному образованию — свой учитель-наставник, дающий знания).

Но и это не всё: зороастризм искусно закрепил иллюзию социальной справедливости тем, что основные духовные правила веры были обязательны к исполнению людьми (конечно теми, кто встал на сторону “добра” и “правды”-«Арты») всех сословий-каст. И в этом отношении отступничество от веры наказывалось (а поддержка веры поощрялась) от имени Ахура-Мазды одинаково как у “жрецов” (обитателей дворцов), так и у скотоводов (обитателей домов) — во всяком случае в декларациях веры было сказано именно это: «17. Какие это сословия? Жрец, воин, скотовод, ремесленник, [которые] сопутствуют артовскому человеку и днём и ночью мыслями, речами и деяниями, согласными с Артой, отмеченные Рату и понимающие Религию, [сопутствуют человеку], который вместе с Артой споспешествует и дому и дворцу».

Ещё зороастрийская “справедливость” закреплялась тем, что каждой касте предписывалось верой одинаково поддерживать физически и духовно «здоровый» образ жизни, а для этого необходимо было соблюдать не только многочисленные оригинальные благообразные предписания зорастрийских традиций «чистоты» (надо отдать должное, что многие из них действительно весьма полезны как для соблюдения личной и общественной гигиены, заботы о природе; так и для сохранения физического здоровья общности), но и быть духовно «добрым»: (Какие [это] меры? Добрая мысль, доброе слово, доброе деяние). Что касается «добра», то “правда”-«Арта» веры была одна на всех, но имущество и возможности получения информации у разных каст были разные. Такая изощрённая благообразная система имитации социальной справедливости, скорее всего, обогнала на века все остальные открытые рабовладельческие системы, где от имени богов цари, “жрецы” и “элита” беззастенчиво употребляли рабский труд. Поэтому-то у зороастрийцев было чему поучиться «мировой закулисе» на будущее.

Но самое главное даже не то, что уже высказано в этой главе о смысле зороастрийской «справедливости». Это всё лишь последствия духовной и психической незрелости людей, выразившиеся в их социальной и духовной организации. Людям необходимо было, помимо мирской “справедливости” объяснить самим себе смысл жизни — тем более, что вера в бессмертие человеческой души существовала на Востоке с древних времён.

Необходимость объяснения себе смысла жизни в совокупности с оригинальным зороастрийским пониманием справедливости, мировоззренческим признанием нормальности кастового разделения общества — породило доктрину посмертного воздаяния, как “успокоительный” (для самих себя) миф «о существовании высшей справедливости» (древние люди Востока не приучены были искать справедливость в земном мире: они стали её искать в духовном мире, выйдя на доктрину посмертного воздаяния). «Высшей» признавалась посмертная “справедливость” — перед которой все остальные виды “справедливости” (некоторые мы упомянули в этой главе) уходили на второй жизненный план и преподносились как так называемые «жизненные испытания людей, результаты которых будут учтены посмертным воздаянием».

В результате сформированный таким образом людьми мировоззренческий подход к естественным жизненным воздействиям на них (которые мы называем Языком Жизни) заключался в том, что жизненные воздействия воспринимались не как указание Свыше (через Язык Жизни каждому человеку индивидуально и всему обществу в совокупности) на необходимость корректировки жизни и быта людей, их мыслей и деяний — а как “неприятные” либо «полезные» воздействия на людей «злых» либо «добрых» духов: от первых люди отгородились сводом «нравственных» правил; а вторыми просто «пользовались» как «помощью Свыше». Но главное, что «справедливость» при таком подходе к Языку Жизни заключалась в том, что если человек становится на сторону «добра», то он будет вознаграждён «раем» и наоборот. «Встать на сторону добра» значило принять все основные позиции зороастрийской веры — после чего от человека требовалось лишь «вести праведный образ жизни» (по-зороастрийски).

В то же время перед «высшей посмертной “справедливостью”» зороастризма все остальные жизненные “неприятности” оказывались «мелкими и проходящими», тем более что многие из них приписывались силам «зла». Главное, что такое зороастрийское понимание о «высшей посмертной “справедливости”» как бы уравнивало все касты-сословия по отношению к “справедливости” «Высшего посмертного суда» — чем самым и “жрец” и скотовод становились «в одинаковое положение» (правда не в этой жизни, но в “самом главном” — когда наступит суд над их душами). Ясно что такая вера во всеобщее «посмертное воздаяние» снимала предпосылки и рецидивы[98] социальной напряжённости, которая могла возникнуть, если в какой-нибудь низшей касте вдруг начнут искать Справедливость не в той жизни (посмертно), а в этой. Но самое главное, что такой мировоззренческий взгляд на «справедливость» родился не вследствие каких-то умышленных козней касты “жрецов”: в индоиранском обществе «нормальность» кастового (или иначе толпо-“элитарного”) деления общества вошла не только в духовность людей, но и устойчиво закрепилась на генетическом уровне — именно поэтому большинство людей каждой касты (от “жрецов” и до скотоводов) вполне устраивала зороастрийская “справедливость”, они другой справедливости и не искали (несмотря на пышные многословные декларации зороастрийских “канонов” об истине, правде и справедливости).[99] Поэтому зороастризм устойчиво закрепился как «народная» религиозная система (хоть и не сразу: племенная «свобода» была несколько шире зороастрийской, но государственность победила со временем). Что касается рецидивов социальной напряжённости (в смысле вожделения людей низшей касты перейти вверх по иерархии), то их в кастовом обществе древнего Востока практически не было (людей устраивало их социальное положение), поэтому мировоззренческая первопричина зороастрийской посмертной “справедливости” — изначальное отсутствие этих серьёзных рецидивов. Но не наоборот.

Другой стороной зороастрийской “справедливости”, красиво переплетённой с восточным дуализмом, является «миф о будущем», который обещает людям победу сил «добра» над силами «зла» и «Страшный Суд» над грешными душами. Как мы уже говорили, это “кнут” и “пряник”, придуманные самими же людьми для себя же (от имени верховного бога), чтобы вместо нормального пути преодоления своих психических слабостей (недоразвитости психики) с помощью Языка Жизни (то есть — Божьего водительства, от которого зороастрийцы отгородились восточным дуализмом) — создать по сути ложную систему искусственных стимулов к бездумному благообразному продолжению объективно неправедной, духовно однообразной жизни. Эти зороастрийские духовные стимулы ещё долгие века и даже тысячелетия будут служить имитаторами Правды-Истины, заставляющими людей кротко боятся “Бога” — вместо того, чтобы нравственно-психически расти, становясь Ему добровольными, свободными от наваждений «рая», «ада» и «Страшного Суда» помощниками.

Излишняя жизненная кротость и даже покорность, которую прививает людям боязнь «божьей кары», закрепляет холопско-господские стереотипы поведения в жизни.[100] Но именно на базе этих стереотипов — давно сложившихся взаимоотношений людей индоиранского кастового общества (ещё до Заратуштры) — и могла быть оформлена и сформулирована доктрина посмертного воздаяния, приписанная верховному Богу. Мол, сначала боги (либо Бог) разберутся между собой (либо Бог разберётся со «злыми» духами) в другом мире, а затем победивший “Бог” окончательно навечно воздаст душам людей за их земную жизнь.

Нужно сказать, что духовные стимулы покорности зороастрийской веры, такие как вера в посмертное воздаяние, Страшный Суд и прочие, мирно и гармонично соседствовали с целой, достаточно жизнерадостной системой предписаний веры — забот о физическом здоровье людей, о могуществе государства.

В практической деятельности особое значение зороастризмом придаётся умножению «благого материального бытия, созданного добрым началом для человека». В Гатах особое значение придаётся разведению скота и произрастанию трав на лугах. В Младшей Авесте преимущественно — земледелию, возделыванию «хлеба, травы, плодоносящих растений» и ирригационным работам («обводнению безводного места», «осушению места с избытком воды» и т. п.). Большое значение всегда придавалось и продолжению рода, ибо многочисленное потомство считалось умножающим воинство доброго начала. Зороастризм всегда был чужд аскетизму (и позже постоянно выступал против него в полемике с “христианством”, буддизмом, манихейством и проч.). По одному из текстов Младшей Авесты, «ни один из тех, кто не ест, не способен ни к усердному занятию земледелием, ни к усердному занятию произведением сыновей. Ведь посредством еды живёт весь телесный мир, от воздержания он теряет жизнь».

«Праведный образ жизни» признавался главным долгом человека перед «добрым началом», как и основным средством в достижении индивидуального спасения в будущей жизни. Жертвоприношениям, молитвам и т. п. в раннем зороастризме отводилась меньшая роль. По Видевдате, «возделывающий хлеб наносит ущерб злому началу и продвигает вперёд дело Мазды, а следовательно, приближает победу добра, в такой же мере, как произносящий 10 000 молитв Ясны». Заратуштра отвергал ряд древних иранских обрядов, включая массовые жертвоприношения скота, что находилось в связи и с социальным содержанием учения «пророка».

Такие зороастрийские устои как отрицание аскетизма, множество обычаев, весьма полезных для физически здорового образа жизни семей, родов, каст — всех слоёв общества — гармонично переплетались с заведомо объективно вредными устоями. Одним из этих объективно вредных для физиологии людей «добрых» устоев зороастризма являлся устой «благословления хаомы». Возможно, что Заратуштра сам и был против этого наркотического напитка, но после него хаому не только не перестали употреблять, но она вошла в культуру всех слоёв древнеиранского общества, а не только “жречества”. «Добро» на употребление хаомы зафиксировано Авестой (Младшая Ясна, гл 11):[101]

«Прославление Хаомы

Да падут здесь воды, против дэвов, против дэвий. Да ударит их добрый Сраоша. Да придёт сюда Аши добрая, да отдаст счастие Аши добрая этому дому, священному, принадледжащему Хаоме, очень сильному.

2. Первое твоё изготовление[102] я прославляю словом, о мудрый, когда жрец берёт ветки. Все прочие твои изготовления я прославляю словом, о мудрец [церемонии изготовления], в который ты будешь убиваем силою мужа.

3. Я прославляю и облако, и дождь, которые дают расти твоему телу на вершинах гор. Я прославляю высокие горы, на которых ты вырос, Хаома!

4. Я прославляю землю широкую, обширную, производительную, безграничную, твою мать, Хаома праведный. Я прославляю поле земли, где ты растешь, благовонный, и маздаическим ростом растешь, Хаома, на горе. И чтобы ты вырос по пути птиц, и был явно источником праведности.

5. Расти, моим словом, по всем стволам, по всем ветвям, по всем сучьям!

6. Хаома растёт, будучи прославляем. И так муж, прославляющий его, делается более победоносным. Малейшего выжимания Хаомы, малейшего прославления Хаомы, малейшего вкушения Хаомы достаточно для уничтожения тысячи [злых духов][103].

7. Изгоняется осквернение, причинённое [ими] из того дома, куда его привезут, где его прославляют, Хаому целебного, явную целительную силу и пребывание его в селении.

8. Ибо все другие напитки сопровождаются [дэвом] Айшмой [т. е. гневом] страшным, но то питьё, которое от Хаомы, сопровождается праведностью возвышающей: увеселяет сок Хаомы ‹…›».

Пропаганда на “божественное” употребление наркотической хаомы, сок которой «увеселяет», а «питьё, которое от Хаомы, сопровождается праведностью возвышающей», поскольку «малейшего вкушения Хаомы достаточно для уничтожения тысячи [злых духов]» — напрямую относится к теме «справедливости» зороастризма. Дело в том, что несмотря на “каноническую” и обрядовую “справедливость”, которая зафиксирована зороастрийской верой; несмотря на то, что зороастрийцы отгородились ритуалами «чистоты» и восточным дуализмом от вразумляющего воздействия на них Языка Жизни — остались ещё:

Ш Совесть, через которую Бог Истинный (а не эгрегоры-боги и эгрегоры-духи) может обращаться и обращается к уровню сознания любого человека.

Ш Психический “дискомфорт” (неприятные ощущения, которые всплывают из глубин психики людей в случае, если они отгораживаются от Языка Жизни, от обращений к каждому из них Бога через Язык Жизни и через совесть), который должен нарастать у людей — тем больше, чем больше они игнорируют настойчивые обращения к ним Свыше. При этом психический “дискомфорт” должен усиливаться, чем дальше цивилизация отдаляется во времени от исходной точки в глобальном историческом процессе — времени, когда была принята объективно неправедная система мировоззренческих “координат”, согласно которой люди стали строить свою жизнь.

Чем “заглушить” эти воздействия Свыше на психику каждого человека? — Конечно же наркотиками и алкоголем. Мораль Авесты сформулирована так, что в ней заключены простые и понятные всем «истины» о чистоте помыслов, благожелательном отношении к людям, помощи в нужде и опасности, активной борьбе со злом, мире и согласии со всеми, единодушии, долге и справедливости. Это пробуждает отвержение зависти, необузданного гнева, мелких страстей и необдуманных поступков. Человек должен быть умеренным в своих желаниях и мыслях, удалить от себя корысть и жестокость, тщеславие и беззаконие. Всё это направлено на предупреждение возникновения социальной напряжённости. Но психика людей — «вещь в себе», от неё можно ожидать и “неожиданностей”, связанных с двумя изложенными выше естественными особенностями человека. Во избежание этих “рецидивов” — вкупе с хаомой зороастрийцам рекомендуют употреблять вино. Вино, согласно “кодексу” зороастризма, следовало пить умеренно, потому что оно якобы способствует перевариванию пищи и усиливает обменные процессы в теле, гонит кровь в организме, удаляет скорбь, воспламеняет цвет лица и повышает деятельность ума, зажигает огонь жизни; умеренное потребление вина улучшает работу памяти, увеличивает силу зрения и силу речи[104].

Заметьте, что наркотический напиток хаома употребляется в особо торжественных случаях и его принятию якобы сопутствует позитивные «духовные» изменения, которые якобы помогают зороастрийцам «возвышать свою праведность» — т. е. нравственно расти (в той системе нравственных критериев, которая зафиксирована зороастризмом). Алкоголь же рекомендуется как средство физического и интеллектуального «оздоровления». В общем зороастрийцам рекомендовано пребывать в наркотическом и/или алкогольном (алкоголь тоже наркотик, но воздействующий на психику несколько иначе смеси растительных галлюциногенных веществ — хаомы) угаре и в повседневном быту и в особых случаях, когда они занимаются магией, духовными упражнениями:[105] времени на трезвые мысли при этом может совсем не остаться.

Учитывая, что хаому (и алкоголь тоже) принимали “жрецы”-шаманы задолго до появления Заратуштры — именно зороастрийские племенные “жрецы” передали свой “передовой” опыт наркотизации «вниз» по кастовой социальной иерархии. “Жрецы” употребляли хаому «по должности» — для получения эффекта быстрого и лёгкого вхождения в эгрегоры за управленческой информацией, с помощью которой они руководили племенами, а впоследствии и государствами. Мы уже знаем, что шаманом мог стать далеко не каждый из племени: шаманов тщательно отбирали перед инициацией — в том числе и по критерию физиологической и психологической устойчивости к наркотическим веществам (в тех обществах, где шаманы употребляли наркотики). “Жрецы” переняли от шаманов многие практики вхождения в эгрегоры, переняли и практику употребления наркотиков. Когда жречество выделилось в отдельную касту — кадры для «высшей» магии стали черпать из её среды. Остальным кастам разрешалось заниматься магией частного (в социальном плане) характера. Но религиозная система и для тех и для других была единой. Едиными были и традиции употребления наркотиков. Это и подкупало своей якобы справедливостью — ”равноправием”. Поэтому наркотизация и алкоголизация древнеиранского населения шла «сверху» вниз скорее всего “естественно”: “жрецы” считали это «благом» как для себя, так и для других людей. И передавали таким образом свой религиозный опыт. Как видно, повседневное нахождение людей зороастрийской веры в наркотическом и/или пьяном угаре приветствовалось устоями веры. Во всяком случае употребление вина для «переваривания пищи…» свидетельствует о рекомендуемом ежедневном приёме алкоголя (да ещё и не раз на дню).

Регулярное употребление наркотиков и алкоголя — заключительное средство (рекомендуемое зороастризмом), которое является «надёжной» преградой для самостоятельного (вне “канонов” веры) обретения людьми информации, соответствующей Высшей Справедливости. Мы уже знаем, что наркотики искажают нормальную (предопределённую Богом) для человека работу психики, физиологию организма, структуру биополей. Широко известна поговорка, смысл которой: «пьющий человек постепенно теряет совесть». Кроме совести (способности людей взаимодействовать с Богом в части получения Свыше информации о настоящей Справедливости-Правде) от алкоголя и наркотиков люди теряют не только память, но и ум-интеллект. Это доказанный факт. Так что зороастрийская вера врёт о полезности алкоголя и наркотиков, утверждая свою «правду»-Арту с точностью до «наоборот».

Но эта древнейшая ложь — позднее вошедшая в западное общество с Востока — скорее всего тоже была не чьим-то осознаваемым злым умыслом. Мы знаем, что “жрецы”-шаманы (в период позднего шаманизма) помогали себе наркотиками входить в эгрегоры, недоступные им в обычном психическом состоянии.[106] Скорее всего “жрецы” внесли наркотизацию в общество, искренне считая её «благом». Люди же по-разному стойки к наркотикам: одни становятся «шаманами» (в самом плохом смысле этого понятия, так как не все шаманы употребляли наркотики), а другие (и таких большинство) — ломаются и становятся зависимыми от дурманящих ядов, часто опускаясь до “отбросов” общества.

Но и те и другие — и шаманы-“жрецы” и обыватели — употребляя наркотические препараты и алкоголь, устанавливают этим непреодолимую преграду между своей психикой и Богом, заведующим Высшим пониманием Справедливости, до тех пор пока не перестанут употреблять психотропы. Но одновременно с этим каждый, кто изменяет своё психическое состояние применением психотропов, получает какие-либо дополнительные весьма “приятные” (в ощущениях) возможности. Последнее касается в первую очередь — бессознательного доступа в те или иные эгрегоры, в зависимости от склада психики употребившего наркотик человека и от его социального положения. То есть, каждый получает от употребления психотропов — своё. “Жрецы” обретают доступ к эгрегорам высшего порядка той региональной цивилизации, которой они управляют. Именно поэтому они эффективнее (чем в трезвом виде) могут заниматься общесоциальной (общезначимой) эгрегориальной магией — «разговаривать с добрыми богами» и получать от богов “советы”: если в региональной цивилизации нет вообще никакого духовного прогресса, то “советы богов” становятся однообразными, и такая цивилизация как правило гибнет, выпадая из Промысла…Чем ниже по социальному статусу сословие (каста) — тем менее общезначимой для государства (цивилизации) эгрегориальной магией занимаются люди: воины — своей; пастухи — своей; ремесленники — своей[107]. Но существуют магические обряды и праздники, которые сплачивают всю цивилизацию под диными эгрегорами-богами: этими обрядами руководят “жрецы”. Здесь важно, что каждая каста занимается имитацией связи с Богом (у каждой касты свой набор эгрегоров, которыми она довольствуется): в этом все касты “равны”. Мало того, психотропные препараты позволяют представителям каждой касты почувствовать в себе духовную уверенность от «личного» общения с «добрыми» духами-богами (а то и с самим Ахура-Маздой): эгрегор, в который входит наркотизированный тип, “приятно” поддерживает его своей информационной и энергетической мощью, создавая иллюзию комфорта от общения с духом.[108] Это — ещё одна сторона имитации всеобщей справедливости с помощью «добра» на всеобщее применение психотропных препаратов.

Поскольку вся Западная цивилизация, и в первую очередь Россия, в настоящее время сидят на алкогольно-наркотической “игле”, а традиции применения психотропов вошли в библейскую культуру из зороастризма,[109] то для того, чтобы проникнуться ущербностью и объективной лживостью зороастрийской веры в этом ясном для многих здравомыслящих людей вопросе, приведём большой отрывок из «Хом-яшт» (9 глава Младшей Ясны).[110] Обратите внимание, что наркотик рекомендуется именем Заратуштры всем сословиям-кастам — каждому по конкретному частному поводу:

«Хом-яшт»

Так воскликнул Заратуштра:

“Прославление Хаоме!

Добр Хаома благодетель,

Создан правильно Хаома,

Добр, целебен и прекрасен,

Добродетелен, победен,

Золотист, в побегах гибкий.

В пище лучший он, и значит,

Душу он на путь наставит.

У тебя прошу, о жёлтый,

Возбуждения хмельного,

Силы, здравия, победы,

Исцеленья, процветанья,

Роста и телесной мощи,

Всестороннего познанья,

Чтоб по миру я свободно

Шёл, вражду одолевая,

Победителем над ложью,

Чтобы смог преодолеть я

Всех врагов противоборство,

Всех их: демонов и смертных,

Злых колдуний с колдунами,

Кави злобных, карапанов,

Лютых недругов двуногих,

Лжеучителей двуногих

И волков четвероногих,

И орды широколицей

Тараторящей, бродящей.

Первое, о чём прошу я,

О Хаома, страж от смерти:

Мир прекрасный верных Аше,

Наилучший, всесчастливый.

А второе, что прошу я,

О Хаома, страж от смерти:

Тела этого здоровье.

Третее, о чём прошу я,

О Хаома, страж от смерти:

Годы долгие для жизни.

А четвёртое прошу я,

О Хаома, страж от смерти:

Чтоб довольным, сильным шёл я

По земле, вражду сметая,

Победителем над ложью.

Пятоё, о чём прошу я,

О Хаома, страж от смерти:

Чтоб с победой шёл из боя

По земле, вражду сметая,

Победителем над ложью.

Вот шестое, что прошу я,

О Хаома, страж от смерти:

Чуять первыми и вора,

И разбойника, и волка.

Нас никто чтоб не учуял,

Мы чтоб их опережали!

Тем, кто быструю упряжку

Направляет в бой, дарует

Мощь с энергией Хаома.

Роженицам лучезарных

Сыновей даёт Хаома,

Правоверное потомство.

Тем же, кто сидит с усердьем

Изучая наски, дарит

Святость, знание Хаома.

Тем девицам, что надолго

Засиделись без зачатья,

Даст заботливого мужа,

Просьбам вняв, Хаома мудрый.

Благ тебе, своею силой

Ты свободен, о Хаома;

Благ тебе, ты знаешь много

Слов, правдиво изреченных,

Благ тебе, не задаёшь ты

Зря вопрос на слово правды.

Первому тебе дал Мазда

Пояс, звёздами расшитый,

В духе созданный — благую

Даэну маздаяснийцев.

Им ты был перепоясан

На вершинах гор высоких,

Чтобы шло распространение

Слов и смысла мантр священных!

Ты владыка дома, рода,

Племени, страны и знаний

Через святость, о Хаома!

Ради силы и победы,

И брони надёжной телу

Для меня к тебе взываю.

‹…›

В действительности психотропы являются не «бронёй надёжной телу», а надёжной защитой «зомбирующей» неправедной веры от вторжения в неё иного понимания справедливости, нежели это прописано в “кодексе” Авесты.

Мы подошли к теме зороастрийской «божьей логики» или по-другому — к изучению “характера” зороастрийского “Бога”. Тема эта особо важна не потому что зороастрийский “Бог” какой-то особо интересный, выдающийся и могучий. Дело в другом: на рубеже II–I тысячелетий и несколько позже в некоторых регионах древнего Востока стали появляться религиозные системы монотеизма — единобожия. Мы знаем, что исторически первым о едином Боге заговорил египетский фараон Аменхотеп IV — Эхнатон (XIV век до н. э.). Хронологически после Эхнатона монотеизм, как считается, проповедовал Моисей. Однако параллельно становлению иудаизма (религиозной системы строгого монотеизма) развивался иранский зороастризм. “Характер” иудейского “Бога” можно узнать из Ветхого Завета, только вот само иудейское писание формировалось, возможно, позже зороастрийских “канонов” и на образ иудейского “Бога” мог повлиять образ зороастрийского “Бога”.

В общем, “характер” единого верховного “Бога”, который вошёл в «мировые» религиозны системы монотеизма, вполне мог формироваться на базе уже существовавшего образа “Бога” из зороастрийской религиозной системы.Рассмотрим некоторые аспекты древних мировоззренческих сдвигов, под воздействием которых мог сформироваться устойчивый образ верховного “Бога”, основные черты “характера” которого были переняты другими религиозными системами.

Вопрос о логике, которую люди издревле приписали Богу — один из ключевых вопросов понимания сути той или иной религиозной системы. В первой книге курса Сравнительное богословие мы разбирали понятие «теология», что в переводе на русский язык значит «богословие». Но если слово «теология» переводить буквально, то его можно перевести как «божья логика». Издревле люди усвоили для себя ту «божью логику» (характер взаимоотношений людей с “Богом”), которая была распространена в их регионе проживания, формировали на этой основе своё мировоззрение и руководствовались усвоенной ими «божьей логикой» в жизни. Впоследствии в библейском “христианстве” появилась теология — комплекс “богословских” рассуждений о Боге, о жизни и смерти, о законах бытия и т. п., основанный на понимании людьми божьей логики (логики взаимоотношений Бога и людей). Но и во многих других религиозных системах есть своя теология — “наука” о взаимоотношениях Бога с людьми.

Сразу следует отметить, что в таких крупнейших религиозных системах как иудаизм, библейское христианство, ислам (как исторический так и коранический) — Бог бывает и добрым и злым:

Ш Добрым — по отношению к людям, которые ему покоряются во всём: их даже называют «рабами Божьими» (это выражение принято в “христианстве” и исламе).

Ш Злым и мстительным — по отношению к тем людям, кто игнорирует принятую в религиозной системе логику “Бога”.

Кроме этого мы уже знаем, что доктрина восточного дуализма — неотъемлемая часть древнейшего индоиранского религиозного мировоззрения, и на её основе формировался один из первых в истории современной цивилизации переходов (а возможно и хронологически первый переход) от политеизма к монотеизму. Мы уже говорили, что религиозную систему зороастризма нельзя уверенно назвать монотеистической: правильнее её назвать «дуалистической» религиозной системой, в которой единый Ахура-Мазда признан главным творцом всего “Добра” и единым «Богом». Однако творить (противоположное “Добру” — “Зло”) в зороастризме может и антипод Ахуры-Мазды. Вспомним некоторые мифические истоки легенды о противостоянии “добра” и “зла”, что легло в основу восточного дуализма.

Земной мир в своей доброй части был сотворён добрым началом; на это злой дух ответил контртворением, создав смерть, зиму, зной, вредных животных и т. п.; постоянная борьба двух начал определяет, согласно зороастрийской легенде, и всё существование мира. Но ещё до его творения два духа-близнеца совершили выбор между добром и злом (что и обусловило их бытие: одного как святого, другого как враждебного духа). Затем подобный выбор был сделан Амарта Спантами, вставшими на сторону добра, и избравшими зло дайвами; и скотом ("Душой быка"), выбравшим добро, и т. д. Такой же выбор предоставлен и человеку.

Ангра-Майнью вторгся в пределы небосвода, создал планеты и кометы, не подчиняющиеся равномерному движению небесных сфер, загрязнил воду, наслал смерть на первого человека Гайомарта. Но от первого человека родились мужчина и женщина, давшие начало роду человеческому. От столкновения двух противоборствующих начал весь мир пришёл в движение: воды обрели текучесть, возникли горы, задвигались небесные тела. Чтобы нейтрализовать действия «вредных» планет, Ахура-Мазда к каждой планете приставил благих духов. Это стало основой начала «эры Смешения».

Действительно с момента “канонизации” легенды о дуализме началась “эра смешения” Добра и Зла на Земле. Зороастрийские “каноны” догматизировали не только древнее дуалистическое понимание «добра-зла», но и “характер” взаимоотношений верховного “Бога” со своим антиподом и обоих — с людьми.

· Первый ключевой ложный тезис зороастризма, это — тезис о возможности существования мира лишь как «столкновения двух противоборствующих начал». После догматизации он стал мировоззренческой основой, на базе которой складывался стереотип отношения к высшей силе как к могучей сущности, которая находится в постоянной борьбе со своим антиподом. Люди перенесли на высшую силу (Бога) стереотипы земных взаимоотношений, почерпнутые ими из мировоззрения глубокой древности (см. главу «Древнейшие истоки восточного дуализма»). Так появился и закрепился первый ложный стереотип “характера” якобы высшего Бога — Он якобы находится в постоянной борьбе (со Злом). Желая подражать во всём “доброму” Ахуре-Мазде, люди вставали на сторону последнего, перенимая этот ложный стереотип для себя: именем своего “Бога”, следуя его стереотипам поведения (постоянной борьбы со “Злом”), люди выискивали врагов веры, “злых” духов, “злые” явления, “злых” людей и животных и т. п. и занимались изведением из своей жизни всего этого- вместо того, чтобы заниматься совершенствованием своей психики под водительством вразумляющего воздействия Бога Истинного через Язык Жизни.

То есть, первый ложный стереотип “характера” якобы высшего Бога (сначала приписанный Богу, а затем — перенесённый в мир людей как истина) стал крупнейшим средством самоуспокоения людей и имитации ими настоящей религии. Религия должна служить помощью людям по изменению своей психики и мировоззрения в сторону Человечности. Человечество действительно когда-то должно стать единым, но не путём насильственного уничтожения «злых» людей и явлений (с помощью вмешательства Бога), а путём преображения всех региональных культур к единой Человечной, к которой каждая региональная цивилизация движется своим путём. Доктрина «высшего дуализма» (борьба высших сил) учит уничтожать “зло”, но это “зло” как правило является проявлением Языка Жизни и одна региональная цивилизация со своей религиозной культурой может взаимодействовать с другой согласно Языку Жизни. Но как правило разные крупные религиозные системы от имени Бога учат считать иноверцев «злом» (либо прямо, как в иудаизме, либо по умолчанию — как в библейском христианстве) — после чего даже начинаются религиозные войны. И всё это — следствия перенесения логики, приписанной когда-то Богу на религиозные людские миры.

За этой “перманентной” борьбой люди не могут себе даже представить, что гармония Вселенной, находящейся в постоянном колебательном движении, никак не может быть организована на базе «столкновения двух противоборствующих начал»: война, да ещё такая затяжная (по легенде несколько тысяч лет) — всегда хотя бы немного, но непредсказуема. Как могла бы существовать непредсказуемая Вселенная? Начало Вселенной одно и это — Бог Единый, всегда Добрый, Который ни с кем никогда не борется. Но того же самого Бог ждёт и от людей: лишь преодолев ложный “закон” «столкновения двух противоборствующих начал», обретя Человечный тип психики — люди смогут объединиться и слиться с мировой гармонией. Бог, следуя гармонии Вселенной, предопределил жизнь цивилизации, дав людям две возможности: вписаться в мировую гармонию или выпасть из неё. В последнем случая современная цивилизация сама себя уничтожит, так и не познав настоящее Добро.[111]

· Второй ключевой ложный тезис зороастризма касается мстительности Бога. Этот тезис — тоже, скорее всего:

Ш Во-первых, пережиток древнего дуалистического представления индоиранского конгломерата, вошедший в зороастризм, от том, что раз есть противостоящее высшему “Добру” — “Зло”, топоследнее когда-то должно быть наказано физическим уничтожением[112]. Так написано в космогонической легенде: «злой дух погибает от рук доброго бога-спасителя».

Ш Во-вторых, следствие зороастрийского понимания высшей справедливости (см. главу «“Справедливость” восточного дуализма»), согласно которому, все души людей, вставших в земной жизни на сторону зороастрийского “зла”, будут уничтожены в аду, а поддерживающие “добро” — попадут в рай: в этом выражается посмертная “справедливость” мстительного «высшего надзирателя» Ахура-Мазды.

Со времён зороастризма на Бога Единого возведена ложь о Его мстительности — как посмертной мстительности людям, так и о мстительном уничтожении “злых” духов в якобы надмирной “разборке” между “добрым” и “злым” началами зороастрийского дуализма. В действительности Бог всегда Добрый и не имеется за Ним никакой мстительности. Бог поддерживает только объективную Праведность людей. За объективное Зло Он не наказывает ни в земной жизни, ни посмертно: Он просто не поддерживает объективное Зло, попуская людям последнее друг относительно друга в пределах Своего Промысла. А люди сами наказывают друг друга в земной жизни за объективное обоюдостороннее Зло.

При этом механизм взаимного наказания порочными людьми друг друга (а также и самонаказания) имеет как минимум три взаимосвязанных аспекта:

Ш Физический (нанесение друг другу какого-либо физического или материального вреда).[113]

Ш Духовно-эгрегориальный, мистический (борьба людей друг с другом на уровне эгрегориального противостояния, что часто воспринимается как вмешательство богов в жизнь людей, поскольку каждый человек включён в определённый набор эгрегоров, управляющих его поведением и способных творить “чудеса”).

Ш Организация природных стихий (воздействие на людей природных, геологических, тектонических и прочих явлений, характер проявления которых зависит от людской духовной и вещественной жизни).

При всём этом накопленное людьми объективное Зло остаётся в пределах Земли и помимо вещественного мира ограничено духовным миром людей — Ноосферой Земли: дальше Ноосферы объективному Злу выхода не имеется. Поэтому людская борьба со Злом — это и борьба людей друг с другом в вещественной и духовной сферах (на уровне дел, слов и идей) и борьба людей самих с собой (Добро и Зло борются в психике каждого человека) — на уровне процессов, идущих в психике каждого. Примерно также обстоит дело и с воздаянием раем «за верное служение Богу в мире людей». Никакого рая Бог не предусмотрел: просто, победив своё же Зло на Земле (духовно и вещественно), люди сами должны преобразить Землю в «рай».

Считается, что Заратуштра стал первым, кто учил о посмертном суде над каждым человеком, о рае и аде, о грядущем воскресении тел, о всеобщем «Последнем Суде» и о «вечной жизни воссоединявшихся души и тела». Эти представления стали впоследствии достоянием нескольких мировых религиозных систем человечества — в первую очередь иудаизма, библейского христианства и ислама. Однако только в самом зороастризме они имеют между собой красивую и полную основу, логическую связь, потому что Заратуштра настаивал и на исконной благости материального мироздания и соответственно плотского тела и на непоколебимой беспристрастной божественной справедливости — как он её понимал. По Заратуштре, спасение каждого человека зависит от совокупности его мыслей, слов и дел, в которые вмешиваться и изменять, из сострадания или же по своей прихоти, не может ни одно божество.

Последнее — великое заблуждение Заратуштры, вошедшее в мировоззрение миллионов людей. Бог вмешивается в жизнь людей, поддерживая Добро и Праведность — ненавязчиво указывая внимательным людям через Язык Жизни праведный путь. Но зороастрийцы (похоже впервые в истории становления религиозного монотеизма), отгородясь догматами своего “добра” и “зла” от Языка Жизни, так и остались глухи ко всегда Добрым призывам Бога, считая Его «невмешивающимся».[114]

При более позднем переходе от восточного дуализма к строгому монотеизму (иудаизм, “христианство”, ислам) основные черты “характера”, приписанные «дуалистическому» Богу зороастризмом, остались. Главное, что после зороастризма в “характер” Бога крупнейшими религиозными системами был “записан” всё тот же восточный дуализм, адаптированный к строгому монотеизму: Богу приписали не только поддержку Добра, но и мстительную борьбу со Злом (перепутав и канонизировав «добро и зло») с вытекающей из системы восточного дуализма доктриной посмертного воздаяния, которой якобы руководит Бог. В общем, восточный дуализм не ушёл в прошлое вместе с иранским зороастризмом, он так и остался достоянием мировоззренческих систем основных мировых религий. На этом позитивный (в смысле постижения людьми Правды жизни) духовный прогресс надолго приостановился.

Люди издревле принимали эгрегориальную магию как явления вмешательства в их жизнь Бога (богов). А поскольку эгрегоры — творение самих людей, то и “характер” Бога (богов) соответствовал тому содержанию (эгрегориальным матрицам-“штампам”), которое люди когда-то сами заложили в эгрегоры-боги, руководствуясь своим несовершенным мировоззрением. Первой религиозной системой, которая “канонизировала” эгрегориальное «добро-зло», как взаимоотношения Бога с людьми и Бога со «злом-добром», был зороастризм. Но именно основой зороастризма и явился восточный дуализм с его доктриной посмертного воздаяния (мировоззренческая основа древних индоиранцев).

Одновременно с “канонизацией” такого дуалистического “характера” якобы Бога, порочный духовно-мирской круг надолго замкнулся: люди эгрегориально замкнулись на “Бога”-эгрегор (эгрегоры) с соответствующим последнему “характером”. Культурно-религиозная и “каноническая” поддержка “характера” выдуманного “Бога” обеспечила на столетия и тысячелетия поддержку крупнейшей эгрегориальной иллюзии-мистерии, передавшейся другим религиозным системам.

Для большей полноты ощущений и представлений мстительного “характера” зороастрийского “Бога” приведём отрывок из Авесты. Согласно зороастрийской вере посмертный суд над душами поручен Митре,[115] по обеим сторонам которого восседают Сраоша и Рашну, держащий весы правосудия. На этих весах взвешиваются мысли, слова и дела каждой души: «добрые — на одной чаше весов, дурные — на другой. Если добрых дел и мыслей больше, то душа считается достойной рая» и наоборот. “Характер” Митры — высшего судьи Ахура-Мазды — можно увидеть в одном из яштов Авесты (10 глава «Михр-яшт»):[116] [117]

1. Сказал Ахура-Мазда Спитаме-Заратуштре: “Когда я создавал Митру многопастбищного, тогда наделил [я] его такими качествами, чтобы был он достоин почитания и восхваления [в такой же мере], как я сам, Ахура-Мазда.

2. О Спитама, губит всю страну человек, нарушающий договор[118], нанося [этим] такой же удар по всему причастному Арте, как и сто кайадов[119]. Не нарушай договора, о Спитама, ни того, что заключаешь с [представителем] друджевского [мира][120], ни того, что [заключаешь] с единоверцем, причастным Арте; обоюдный ведь договор: и друджевский и артовский”.

4. За блеск его и Хварно я буду чтить Митру многопастбищного, вознося молитвы и [совершая] жертвенные возлияния. Митру многопастбищного мы чтим, который [дарует] мирное, хорошее житьё арийским странам.

‹…›

7. Митру, многопастбищного, ‹…› бдящего, мы чтим,

8. которому молятся правители стран, идя на бой против кровожадного вражеского войска, когда смыкаются [его, врага] боевые порядки [на территории] между двумя странами, [находящимися] в состоянии войны,

‹…›

11. которому молятся воины, [склонившись] к загривкам лошадей, силу испрашивая для упряжек, здоровья — для себя, бдительности против противников, возможности ответного удара по врагам, разгрома противника недружественного, враждебного одним ударом ‹…›

12. Митру, многопастбищного, ‹…› бдящего мы чтим,

13. который первым из божественных духов над Харой приближается впереди бессмертного [Солнца], сам на быстрой лошади; который первым покоряет прекрасные, окрашенные в золото вершины и оттуда, наимогущественный, обозревает всю [землю], заселённую арийцами,

14. доблестные властители которой совершают многие военные походы, высокие горы которой, с обширными пастбищами, богатые водой, способствуют [разведению] скота, глубокие озёра которой стоят с необозримой водной гладью, судоходные реки которой ‹…› спешат, низвергаясь, в сторону Ишкаты Парутской, Моуру в Харойве, Гавы Согдийской и Хорезма.

15. На Арэзахи и Савахи, на Фрададафшу и Видадафшу, на Ворубарэшти и Воруджарэшти и на такую часть света, как Хванирата блестящую, заселённую скотом, и с местами, здоровыми для обитания скота, — [на всё это] Митра взирает.

‹…›

17. Митру, многопастбищного ‹…› бдящего, мы чтим, которому никто не смеет лгать[121]: ни глава семьи, [верховодящий] в семье, ни глава рода, [верховодящий] в роде, ни глава племени, [верховодящий] в племени, ни глава страны, [верховодящий] в стране ‹…›

18. Лжёт ли ему глава семьи, [верховодящий] в семье, глава ли рода, [верховодящий] в роде, глава ли племени, [верховодящий] в племени, глава ли страны, [верховодящий] в стране, — сокрушает разгневанный, восстановленный против них Митра и семью, и род, и племя, и страну, и глав семьи во [всех] семьях, и глав рода [всех] родов, и глав племени [всех] племён, и глав страны [всех] стран [всех] племён[122].

‹…›

28. Митру, многопастбищного ‹…› бдящего, мы чтим, который устанавливает колонны дома с высокими опорами, укрепляет косяки, столбы [ворот]. Тому дому, где [его] ублаготворили, дарует он стада скота и людей; и сокрушает другой, где его восстановили против себя.

‹…›

64. Митру, многопастбищного ‹…› бдящего, мы чтим,

65. быстрого из быстрых, верного из верных, могучего из могучих ‹…› дарующего изобилие, дарующего жир, дарующего стада, дарующего власть, дарующего сыновей, дарующего жизнь, дарующего хорошее существование, дарующего причастность к Арте.

‹…›

116. Двадцатикратен договор между двумя друзьями, поддерживающими друг друга[123]; тридцатикратен между двумя членами одной общины; сорокакратен между двумя партнёрами; пятидесятикратен между мужем и женой; шестидесятикратен между двумя послушниками; семидесятикратен между учеником и наставниками; восьмидесятикратен между зятем и тестем; девяностократен между двумя братьями,

117. стократен между отцом и сыном, тысячекратен между двумя странами, десятитысячекратен договор маздаяснийской Религии[124] ‹…›

‹…›

119. Митру, многопастбищного ‹…› бдящего, мы чтим[125]. “О Спитама, чти Митру. Расскажи [о нём] ученикам. Тебя, [о Митра, ] станут чтить маздаяснийцы месте со скотом мелким и крупным, вместе с птицами пернатыми, что летают на крыльях”».

Прервём содержательное рассмотрение религиозной системы зороастризма и обратимся к истории его становления. Изучить историю зороастризма именно сейчас необходимо, поскольку в дальнейших наших рассуждениях мы будем часто сравнивать зороастризм и другие религиозные системы — особенно “христианство” и ислам.

Как мы уже упоминали, через некоторое (не определённое точно учёными) время после своего возникновения зороастризм начал распространяться в Мидию, Персию и другие страны иранского мира. В VII в. до н. э. многие районы западного Ирана были объединены под властью Мидии с центром в Экбатане (современный Хамадан — город на Западе Ирана). Мидийское государство включало ряд областей Передней Азии и восточной части Ирана (хотя восточные границы Мидии точно не определены). От мидян зависело и персидское царство Ахеменидов. В середине VI в. до н. э. персидский царь Кир поднял восстание против Мидии и образовал новую Ахеменидскую державу (550–330 гг. до н. э.), простиравшуюся от реки Инд на востоке до Эгейского моря на западе и от Армении на севере до первых порогов Нила на юге. По своему этническому составу Ахеменидское государство представляло пёстрый конгломерат племён и народностей. Заимствовав многое из культуры и государственного управления Мидии, Ахемениды создали многочисленный административный аппарат, почти не изменив политические институты завоёванных ими стран.

С приходом в середине VI века до н. э. к власти в Иране персидского рода Ахеменидов и созданием ими крупной мировой империи эволюция зороастризма вместе с религиозными верованиями древних иранцев продолжалась. Судя по надписям (на скалах, стенах дворцов, глиняных табличках) Дария I и Ксеркса, религиозная система Ахеменидов во многом напоминала зороастризм: верховным божеством признавался Ахура-Мазда, хотя культ древних богов по-прежнему существовал. Неотъемлемой частью ахеменидской религии был дуализм: противопоставление благого начала злому. Вместе с тем ряд положений и особая терминология в значительной степени отличались от зороастрийских. Поэтому религиозную систему ахеменидской державы называют маздеизмом — по имени верховного “Бога”. Видимо, в позднеахеменидское время был введён так называемый зороастрийский календарь, названия месяцев и дней в котором отражают состав пантеона божеств Младшей Авесты.

В маздеизме резко усилился восточный дуализм. Ахура-Мазда выступал как верховный “Бог” в окружении других богов в достаточно аморфной (не дифференцированной по функциям) иерархии пантеона. Наследственные “жрецы”-маги[126] старательно закрепляли сословно-кастовый характер веры маздеизма. По сообщениям некоторых античных авторов, “жрецы”-маги считали себя учениками и последователями Заратуштры и составляли могучую влиятельную высшую социальную касту. Но есть и другие мнения по поводу преемственности в деятельности мидийских магов…

В IV в. до н. э. началась “каноническая” обработка зороастрийского учения. Сложилась доктрина зрванизма, согласно которой добрый дух Ахура-Мазда и злой дух Анхра Майнью являются сыновьями-близнецами «Бесконечного времени» — бога времени Зрвана. Каждый из духов обладает равной силой и правит по три тысячи лет. Эту версию маздеизма уже никак не назовёшь монотеистической. Скорее всего наследие Заратуштры многократно пересматривалось и подстраивалось под нужды той или иной иерархии “жрецов” и царей-императоров. Но всё же по дошедшим до нас частям Авесты веру Заратуштры можно установить. Характерно одно: для “жрецов” и императоров всех времён всегда подходила доктрина восточного дуализма, доктрина посмертного воздаяния (в которые входил и “характер” верховного “Бога”) и доктрина сословности общества.

Скорее всего именно во времена империи Ахеменидов, которая охватила часть Египта, Греции и даже Индии — зороастризм стал проникать в другие религиозные системы через “жреческие” верхушки. Учитывая что “жреческая” верхушка Египта (самая посвящённая) в этот период уже приняла на себя глобальную миссию (и формировала иудейские диаспоры), «мировая закулиса» не могла не заинтересоваться опытом державы Ахеменидов. Тем более, что Ахемениды претендовали на огромные территории, многие их которых уже давно находились под скрытым контролем «мировой закулисы».

Этим многое объясняется в эволюции зороастризма во времена Ахеменидов: в зороастризм стала проникать символика древнего египетского рабовладельческого толпо-“элитаризма” и связанные с древними рабовладельческими магическими культами символики. Кроме того, верховный “Бог” зороастризма стал приобретать антропоморфные (человекообразные) черты — что было принято в крупнейших древних национально-государственных цивилизациях Востока с целью обожествления верхушки властей. Если раннему зороастризму было чуждо идолопоклонничество (в Гатах Ахура-Мазда выступал как существо абстрактное, бестелесное), то при Ахеменидах в нём стал появляться элемент антропоморфизма. М.А.Дандамаев объясняет нововведение персидских царей следующим образом[127] (выделено жирным нами):

«Они должны были показать своего бога десяткам и сотням подвластных им народов. Символом верховного бога Ахура-Мазды был выбран символ верховного бога ассирийцев — Ашшура. Здесь даже не требовались серьёзные иконографические изменения: на позднеассирийских цилиндрах Ашшур изображался в виде фигуры царя между двух распахнутых крыльев, в солнечном диске, а на эламских цилиндрах — почти так, как позже у Ахеменидов — в зубчатьй короне. ‹…› Порталы дворцов Персеполя, главные сцены на лестницах венчало изображение солнечного диска с крыльями — символа, широко распространённого в Египте, но, вероятно, истолкованного как символ Ахура-Мазды. ‹…› В Персеполе раскопано много печатей, на которых изображён крылатый Ахура-Мазда в солнечном диске».

С этого исторического момента (самое позднее VI–V века до н. э.)[128] можно отсчитывать начало «культурного сотрудничества» персидских “жрецов” и представителей «мировой закулисы» на территории империи Ахеменидов.

В 30-х годах IV в. до н. э. ахеменидская империя пала под ударами армий Александра Македонского. Скорее всего древнегреческая культура и соответствующая ей религиозная система греческого пантеона была ближе «мировой закулисе» — в её замысле идейно-религиозного пастырства для толпы не иудеев. Видимо поэтому предпочтение было отдано поддержке империи Александра Македонского. Да и сам Александр Македонский был “завербован” «мировой закулисой» и воспитывался в их духе с детства.[129] Древнегреческая религиозная культура начала “канонизироваться” в VI–V вв. до н. э. Тогда же появились первые греческие школы, затем греческое «право», “философия” и прочие науки. Это происходило под контролем «мировой закулисы» практически одновременно с образованием империи Ахеменидов на обширной территории.

Зороастризм Ахеменидов, скорее всего, в те времена был чужд представителям «мировой закулисы»: они пробовали «культурно сотрудничать» со “жреческими” верхушками империи Ахеменидов, но отдавили предпочтение расширению сферы влияния древнегреческой культуры — “однокоренной” (по мифологии) с мифологией древних Египта и Междуречья[130] и более адаптированной в те времена к глобальному рабовладельческому проекту, “выплеснувшемуся” из Египта.[131] Короче говоря, в стане Александра Македонского к концу IV века до н. э. у «мировой закулисы» оказалось больше «своих».[132]

В то же время передовые идеи зороастризма стали активно проникать в древнегреческую культуру (греки по характеру очень доверчивы, любознательны и мистифицированы), оказав на неё сильное влияние со времён захвата греческих владений Ахеменидами. Особо усилилось взаимопроникновение культур зороастризма и греческой во времена эллинистической державы Селеквидов.[133] Разгром Ахеменидов и захват их империи Александром Македонским, последовавшие за его внезапной смертью в 323 году до н. э. междоусобные войны (преемников-диадохов за наследственные владения) и возникновение в Азии эллинистической державы Селеквидов — способствовали небывалому доселе взаимопроникновению греческих и местных культур и верований. Пантеон богов, которым поклонялись в разных частях эллинизированной Азии, заметно увеличился. Зороастризм утратил положение государственной религии, хотя многие его традиции сохранялись.

С этого момента (с момента распада державы Александра Македонского) вплоть до начала III века н. э. (начало эпохи Сасанидов) зороастризм смешался с другими религиозными верованиями и не выделялся как государственная религия крупной державы. Однако при этом идеи зороастризма глубоко проникли как в греческую, так и позже в римскую религиозные культуры. Ставка «мировой закулисы» на империю Александра Македонского не привела к желаемым результатам (распространению греческой культуры и “права”). Эллинизм ушёл в прошлое после завоевания Греции Римом. После смерти Александра Македонского также начался период длительного кризиса зороастризма (с 330 г. до н. э. до начала III века н. э. — почти шесть веков). Внезапная смерть Александра Македонского и распад его империи не позволили возвыситься ни одной из порочных религиозных систем, уступив плацдарм мировой державы Риму. Почти шесть веков идеи зороастризма были “законсервированы” и “растворены” в культах других религий.

Но за это время произошёл ряд исторических событий. Как мы уже говорили, в конце IV в. до н. э. Иран вошёл в состав греко-македонского государства Селевкидов. А затем власть в Иране перешла к новой иранской династии Аршакидов (происходившей из Парфии) с центром в отпавшей от македонян в середине III в. до н. э. Парфии.[134] Парфянское царство Аршакидов просуществовало до начала III века н. э. и долгое время было крупнейшей державой, соперничавшей с Римом за гегемонию в Западной Азии. В общем Иран так и не вошёл надолго ни в одну пытавшую захватить его империю, оставаясь самостоятельной державой. Это говорит о том, что мировоззрение иранцев не соответствовало греко-римскому мировоззрению, на доминирование которого сделала ставку «мировая закулиса».

Греко-римская культура с её пантеоном богов гораздо ближе культуре материалистического атеизма, нежели древняя индо-иранская религиозная основа и возникший на её базе зороастризм. Последняя ближе идеалистическому атеизму. Видимо граница между двумя наметившимися атеистическими цивилизаиями, характеризующимися потенциалами тяготения к материализму (Запад) и к идеализму (Восток) — в то время проходила по Чёрному морю в районе современной Турции, Каспию и далее, Ирану. Впоследствии тяготеющий к идеализму Восток распределился между двумя его ветвями — идеалистическим атеизмомислама и ведическим идеализмом. А Запад, несмотря на библейский идеалистический атеизм стал наращивать потенциал материализма — по мере развития технократии — что естественно закончилось кризисом библейского идеалистического атеизма на Западе и реанимацией древнегреческого культурного наследия.

В парфянскую эпоху (середина III в. до н. э. — начало III в н. э.) в разных частях империи Аршахидов продолжали сохраняться эллинистические традиции и культы греческих богов пантеона. Одновременно с этим развивались иудаизм, а в начале I века н. э. — разные направления “христианства” и некоторые другие религиозные культы. Древние иранские боги нередко отождествлялись с греческим и римскими: Зевс воспринимался как Ахура-Мазда, Митра как Аполлон и т. п. В самой Парфии Ахура-Мазда был включен в круг других иранских богов, таких как Митра и Анахита. В общем в парфянскую эпоху в Иране был пантеон богов и соответственно — политеизм. По античным источникам, при парфянских царях существовал совет жрецов-магов. Во время правления Аршакидов, очевидно, предпринимались попытки кодификации Авесты и, как полагают некоторые учёные, редактирование некоторых её разделов. В науке существует мнение, что в то время Авеста была записана арамейским безгласным шрифтом, однако главной продолжала оставаться устная традиция, на основе которой уже при Сасанидах была произведена запись “священного” свода текстов Авесты авестийским алфавитом с гласными.

В III в. н. э. (с 224 года) в результате непрекращавшихся войн с римлянами и внутренних распрей парфянское царство приходит в упадок. В борьбе против парфянского государства выдвинулся род Сасанидов из Парса. Сасаниды происходили, как и их далёкие предшественники, из Парса и считали себя законными наследниками древнеперсидских царей, покровительствуя возрождению иранской религиозной культуры. Верховный “жрец” считался вторым лицом в государстве после царя.

С начала правления Ардашира I (годы жизни: 180 — 239 или 241 г. н. э.)[135] и особенно позднее, при его сыне Шапуре I (правил в 239 — 272 гг.), “жречество” занимало высокое положение в государстве. Во главе “жрецов” области стоял магупат (глава магов). По всей стране, во многих областях государства было основано много новых храмов огня. Главными из них считались три: храм огня царя и воинов в Иранском Азербайджане, храм жрецов в Парсе и храм земледельцев в Хорасане. При Сасанидах зороастризм становится государственной религией; разрабатываются зороастрийская догматика, обрядность и ритуалы. Характерной особенностью сасанидского зороастризма является проявление нетерпимости к иноверцам.

В 633 г., на следующий год после смерти «пророка» Мухаммада, основоположника ислама и главы арабского государства, при его первом преемнике Абу Бакре началось завоевание арабами Сасанидского Ирана. В 635 — 637 гг. арабы нанесли тяжёлое поражение иранским войскам при Кадисии и в 637 г. захватили столицу Сасанидского Ирана г. Ктесифон (близ современного Багдада в Ираке). В VIII–IX вв. большинство населения арабского халифата постепенно приняло ислам. Народы Ирана, хотя и не сразу, также были вынуждены стать мусульманами. Однако многие парсы остались верны своей старой вере — зороастризму, продолжая тайно или явно её исповедовать.

В IX в. провинция Фарс (юг Ирана) всё ещё оставалась центром, где проживало большинство иранских зороастрийцев. Именно здесь они сумели сохранить свою веру, национальные и культурные традиции. В VII–IX вв. среднеперсидский язык постепенно сменился новоперсидским языком (фарси).

B IX-Х вв. были уничтожены храмы и алтари огня, а также зороастрийские «святыни». Зороастрийцев начали преследовать, их называли «гебрами» (искажённое «кафир», неверный — арабское). Усиливавшиеся столкновения между мусульманами и зороастрийцами, жестокие преследования и погромы приводили к тому, что отдельные группы зороастрийцев мало-помалу покидали насиженные места в Иране.

Часть зороастрийцев переселилась в Индию. Там их стали называть парсами. Согласно парсийской тpaдиции, парсы, прежде чем поселиться в Индии, около ста лет скрывались в горной местности, после чего они с большими трудностями вышли к Персидскому заливу. Спасаясь от преследования, они наняли корабль и причалили к острову Диу (Див), где прожили 19 лет, а затем перебрались в Гуджерат (Индия) и после переговоров с местным раджей поселились в местечке, которое они назвали Санджан в честь своего родного города Хорасане. Из «священных» книг парсы-эмигранты взяли только самые простые тексты Авесты для молитв.

Нашествие монголов и завоевание ими Ирана было катастрофой для всех народов, в том числе и для зороастрийцев: их храмы были разгромлены, а “священные” книги, включая Авесту, уничтожены. Желая избежать полного истребления, значительная часть зороастрийцев постепенно с XI–XII вв. покинули родные места и обрели пристанище в тех районах Ирана, которые были отгорожены от густонаселенных мест пустынями Деште Кевир и Деште Лут. Это были города Йезд с окрестностями и Керман с прилегающими к нему деревнями, которые меньше пострадали от монгольских завоеваний, так как местные династии выражали свою покорность монгольским ханам. Зороастрийские служители культа, обосновавшиеся в Туркабаде и Шарифабаде, сумели, очевидно, захватить с собой “священные” тексты и книги, в том числе Авесту, и спасти их от уничтожения.

Начало ХХ века ознаменовалось возрождением древней религии. Во время правления в Иране Реза-шаха Пехлеви (1925–1941) при осуществлении светских реформ в 20-30-е годы и для подрыва влияния шиитского духовенства шах использовал в качестве союзника зороастрийское религиозное меньшинство. В иранских газетах и журналах периодически публиковались хвалебные статьи о зороастризме, печатались книги, авторы которых прославляли события древней истории, эпохи Сасанидов и называли зороастризм «гениальной» религиозно-философской системой взглядов. Мода на зороастризм захлестнула, как “элиту” общества, так и иранскую интеллигенцию.

В начале Второй мировой войны, когда в Иране пришёл к власти новый монарх, сын Реза-шаха, Мохаммед-Реза Пехлеви, положение зороастрийцев несколько ухудшилось. Однако в середине 60-70-х годов он, как и его отец, начал проявлять интерес к этому религиозному меньшинству.

До свержения Мохаммед-Реза-шаха в феврале 1979 г. в результате мощного антимонархического, антиимпериалистического движения, шах в своей самодержавной политике искал опору среди религиозных меньшинств, привлекая на свою сторону зороастрийцев, многие из которых являлись крупными банкирами, бизнесменами и предпринимателями, членами меджлиса (однопалатного законодательного органа Ирана) и ответственными сотрудниками в государственных учреждениях. Некоторые зороастрийцы получили высшие чины в армии. Предыдущий шах Мохаммед-Реза Пехлеви в своей официальной доктрине делал упор на возвеличивание древнейшей иранской цивилизации и культурных традиций, арийского духа, «пророка» Заратуштры и его заповедей, связывая всё это с незыблемостью монархического правопорядка.

В декабре 1979 г. была принята новая Конституция Исламской Республики Иран. Согласно статье 13 этой конституции иранские зороастрийцы наряду с иудеями признаются религиозным меньшинством Ирана. Тем самым перед зороастрийцами возникли те же проблемы экономического, социального и политического характера, что и перед другими религиозными меньшинствами.

Как мы уже говорили, невидимая граница между оформившимся во времена Римской империи Западом,[136] мировоззренчески тяготеющим к материальной жизни, и Востоком, мировоззренчески тяготеющим к «духовной» жизни (духовным идеалам) — проходила, грубо говоря, по западной границе Ирана. Скорее всего известного нам библейского Запада не было бы, если бы не малоизвестное влияние зороастрийского Востока, оказавшееся на поверку «восточным роком»[137] идеализма (идеалистического атеизма),[138] накрывшим всю западную европейскую цивилизацию, издревле тяготеющую к материализму.

Время формирование роковой западной европейской культуры (какой мы её знаем) после кризиса эллинизма (а затем и римского политеизма) хронологически приходится на эпоху Сасанидов, а роковое религиозное влияние неевропейского Востока на судьбу европейского Запада напрямую завязано на религиозную систему зороастризма. Именно поэтому, хоть в древности и была проведена тонкая (в первое время едва заметная) граница между европейской (впоследствии — библейской) и неевропейской (ведической и исламской) культурами, по-крупному, содержательно — никакой разницы между высшими религиозными принципами Запада и Востока нет. В этом — роковая “тонкость” Востока — которую последний смог передать на Запад в эпоху Сасанидов в Иране усилиями «мировой закулисы». Причём, похоже что «мировая закулиса» сама же в эту тонкость вляпалась,[139] желая быть «мудрее мудрецов» Востока во времена начавшегося кризиса Римской империи с её пантеоном греко-римских богов. Поэтому ни Запад, ни, тем более, Восток — не починялись и не подчиняются в полной мере глобальному сценарию «мировой закулисы»: последняя нравственно-мировоззренчески (а не по уровню знаний)[140] уступала и уступает региональным “жречествам” (знахарствам) обоих крупных цивилизаций.

Рассмотрим подробнее эту восточную “тонкость”. Начнём с того, что религиозная система зороастризма была одинаково направлена как на удовлетворение духовных потребностей людей, так и на поддержку в обществе «полезного» материального достатка — без “канонических” ограничений производства и потребления «добрых» (в системе зороастризма) продуктов. Из более поздних источников исследования культуры зороастрийцев известно, что зороастрийцам не запрещалось и даже поощрялось предпринимательство, “бизнес”, материальное “обогащение” и прочие вещи, более известные нам из эпохи капитализма.[141]

Из описания жизни парсов Индии (приведено в сноске) можно увидеть как во второй половине II тысячелетия н. э. переплелись общие интересы у представителей «мировой закулисы» (в лице английских колонизаторов Индии[142]: библейская культура пыталась лезть на Восток с помощью своих средств агрессии — развивающейся технократии, финансовых и торговых институтов) и парсийской общины, исповедующей зороастризм. Парсы вели себя в чужой стране — не лучше иудеев, чем и “воспользовались” колонизаторы, объединившись во «взаимовыгодный» союз с парсами. Будучи мирно приняты в Индии, парсы постепенно захватывали всё больше власти в больших городах, не гнушаясь связями с колонизаторами.

В материальном плане религиозная система зороастризма и иудаизм имеют много общего: и та и другая системы предписывают своим единоверцам материально “обогащаться” как они смогут (учитывая все “канонические” запреты) — в том числе и за счёт окружающей их социальной среды иноверцев.[143] В зороастризме своя система запретов на «нечистые» продукты и своя расистская теория; в иудаизме — своя. Но это — внутренние “канонические” запреты: в среде иноверцев материально “обогащаться” разрешено, несмотря на “каноны”. И те и другие общины существуют в среде иноверцев — крайне обособленно — как духовно, так и материально. В духовном плане также у иудеев и зороастрийцев много общего. Во-первых, это “характер” обоих “Богов”, которые карают и жалуют людей согласно послушничеству веры. Во-вторых — посмертная доктрина “справедливого” воздаяния. В-третьих — эсхатологический миф о творении и «конце света». Разница в одном: в зороастризме не имеется чётких “канонических” предписаний глобального характера (нацеленность на захват территорий иноверцев — глобальная социологическая доктрина) — а в иудаизме они имеются. Но если в Авесту добавить такие рекомендации, и рассеять зороастрийцев по странам — то, как показывает опыт парсов, они преуспели бы не хуже иудеев.

Иранский зороастризм, разделив мир на «добро» и «зло», и, выделив «чистые» («полезные») сферы деятельности — не ограничивал своих единоверцев материально более ничем. Материальное “обогащение” считалось «добром» — но при этом нравственных ограничений социального характера для материального “обогащения” выставлено не было, поскольку зороастризм изначально становился как религия местного “жречества” (к которому принадлежал Заратуштра) и царей, которые всегда представляли высшую “богатую” касту. По-умолчанию этим была закреплена кастовость общества, поскольку материальные возможности людей были ограничены кастовой принадлежностью от рождения. В духовной сфере была провозглашена всеобщая (одинаковая для представителей любой касты) посмертная “справедливость” — при условии соблюдения единого для всех “кодекса” законов зороастризма.

Доктрины подобной зороастрийской — чётко сформулированной и логически выстроенной — доктрины всеобщей посмертной “справедливости”, появившейся самое позднее в середине VI века до н. э. (эпоха иранских Ахеменидов) не было ни в одной национально-государственной религиозной системе мира. Эту доктрину успешно употребили во времена Ахеменидов для всеобщего межкастового примирения, и, если бы не военная мощь Александра Македонского, империя Ахеменидов могла бы просуществовать ещё не один век — чисто теоретически, конечно. Но Ахемениды для «мировой закулисы» не были «своими», мало того, судя по организации жизни парсов, зороастрийская “жреческая” верхушка сама могла бы со временем претендовать на многие земли Евразийского континента… Так что Александр Македонский оказал большую услугу не только «мировой закулисе»: он избавил мир от зороастрийской цивилизации почти на шесть веков. В VII веке н. э. роль избавителий мира от иранской религиозной “чумы” выполнили первые халифы-арабы.

Но всё же позже, во времена Сасанидов, случилась роковая передача зороастрийской высшей духовности с неевропейского Востока на европейский Запад. Конечно же это произошло при помощи «мировой закулисы». Лишь после этого появился «пророк» Мухаммад, создавший духовную «альтернативу» как сасанидскому зороастризму, так и библейскому Западу (ислам),[144] которая победила на огромных территориях евразийского континента (и даже Африки), не дав молча объединиться толпо-“элитарным” социальным организациям ведического Востока и библейского Запада. Однако при этом исламский Восток — также оказался поражён “вирусом” высшей зороастрийской духовности,[145] как и библейский Запад.[146] Можно сказать, что после этого зороастризм «умер при родах» (в VII веке н. э.)[147] новозаветной доктрины, а вслед за ней и религии ислама, но его “дитя” — доктрина всеобщей посмертной “справедливости”, эсхатология конца мира и восточно-дуалистический “характер” якобы Бога — прочно вошли в библейскую культуру, и в культуру ислама.[148]

Греко-римская религиозная система к началу III века н. э. практически не “оправдала” себя в алгоритмике глобального сценария «мировой закулисы» — как религиозная система, способная удовлетворять (по сути “канализировать”, замыкая на эгрегоры многочисленных богов и их взаимоотношений, близких к шизофрении)[149] духовные устремления всех людей,[150] не иудеев.[151] Одними из причин этого явились отсутствие в греко-римском политеизме чёткой и понятной людям «доктрины справедливости» и трудно управляемое из единого имперского центра множество богов пантеона. Но были и общие для греко-римского политеизма и зороастризма «теоретические» устои веры, явившиеся основой закрепления толпо-“элитарного” сословного социального устройства, которые вполне устраивали «мировую закулису».

В Авесте сословное обустройство закреплено “канонически” («Младшая Ясна» 19 глава «Сословия и наставники в вере»):

«17. Какие это сословия? Жрец, воин, скотовод, ремесленник, [которые] сопутствуют артовскому человеку и днём и ночью мыслями, речами и деяниями, согласными с Артой, отмеченные Рату и понимающие Религию, [сопутствуют человеку], который вместе с Артой споспешествует и дому и дворцу».

“Философию” греко-римского толпо-“элитаризма” выразил Платон:

Идеальным по мнению Платона было бы такое государство, в котором бы граждане с разумной душой (Платон называл их философами) управляли; люди с эмоциональней душой — были стражниками (воинами); а обладатели растительной души были бы ремесленниками и крестьянами, то есть производили материальные блага»[152].

Выделенные нами в обеих цитатах сословия — примерно одинаковы: зороастрийский жрец = философу Платону; каста воинов выделена в обеих цитатах; ремесленники — тоже; а скотоводы в зороастризме соответствуют крестьянам у Платона (сказываются географические особенности и образ жизни: кочевой скотоводческий либо оседлый земледельческий).

Платон и Аристотель явились основоположниками западной науки и “философии”. Но наука и “философия” всегда являлись уделом лишь высшей касты — “жрецов”, царей и их периферии. Воинам, ремесленникам и крестьянам приходилось довольствоваться малопредсказуемым для них отражением на земной быт “взаимоотношений” многочисленных богов и героев и земными мистериями, которые предназначались для “канализации“ негативных эмоций толпы. Отсутствие определённости будущего в греко-римской религиозной системе для низших сословий (в части определённости справедливости, идущей от богов) в совокупности со стремлением людей низших сословий к социальной справедливости — всё это стало приводить к отказу людей верить в греко-римских богов и к поиску религиозной альтернативы в огромной и неоднородной Римской империи III–IV вв. н. э.

Но готовая доктрина всеобщей “справедливости” (правда посмертной) уже давно существовала в зороастризме и, мало того, была успешно опробована в целой региональной цивилизации-государстве (Иране при Ахеменидах). Это и было той самой “тонкостью” особо «духовного» (как считается) и «всегда спокойного[153]» Востока,[154] которая родилась на Востоке и была искусственно «скопирована» в религиозную систему европейского Запада (а позже — и арабского Востока), после чего “хранительница” этой “тонкости” (зороастрийская цивилизация) «умерла при родах» библейской духовности Запада и ислама (исламского Востока).

Лишь «мировая закулиса» (наследники дела древнеегипетских “жрецов”, растворившиеся в среде «левитов») точно знала весь глобальный сценарий, ею же и придуманный. Концентрация управления мировыми производительными силами, предусматривающая включение в свою властную вертикаль всё большего числа региональных цивилизаций, предполагала построение мировой рабовладельческой пирамиды, которая была бы устойчива при смене поколений и эпох. «Мировая закулиса», руководствуясь этой целью и известными ей ещё из опыта прошлой цивилизации принципами, нашедшими выражение в греческой “науке”[155] — изначально была по своей природе атеистична (не признавала Бога единого). Мало того «мировая закулиса» и не стремилась познать Бога: ей нужно было лишь надсоциальное “господство”, которое она успешно опробовала на базе управления цивилизацией Египта. Этим «мировая закулиса» изначально была нравственно-мировоззренчески ниже (в системе объективных критериев Добра и Зла), чем многие другие национальные жреческие верхушки — люди, выделившиеся в касту жрецов благодаря естественному развитию своих племён и народов.

«Мировая закулиса» стала «жречеством» не естественным для многих региональных цивилизаций путём, то есть не эволюционным путём, так как у её представителей уже имелся огромный опыт управления из предыдущей цивилизации. А местные жреческие верхушки вместе со своими племенами и народами прошли весь естественный путь развития, в ходе которого они искренне занимались поиском высшей справедливости, как понимали — в то время как египетское жречество (и, видимо, некоторые другие восточные жречества) уже задолго до местных жрецов имело своё устойчивое представление «о высшей справедливости»: это толпо-“элитарное” общество, в котором каждое сословие знает своё место и работает на высшую верхушку надсоциальной власти («мировую закулису»).

Приняв очень давно для себя такую «высшую справедливость», сама «мировая закулиса» наблюдала за религиозной эволюцией тех регионов, с которыми она сталкивалась в ходе проведения своего глобального сценария. Не позже VI в. до н. э. она столкнулась с зороастризмом, начав его изучать. А в I–III вв. н. э. «мировая закулиса» напоролась на кризис греко-римской культуры (её второго по значимости религиозного детища после иудаизма). Ей в очередной раз пришлось подстраиваться под стремление людей очередной опекаемой ею цивилизации — к социальной справедливости. И она нашла пути разрешения этого нелёгкого вопроса, «скопировав» (хронологически в эпоху Сасанидов — эпоху расцвета зороастризма после длительного кризиса) всё необходимое из зороастризма, отбросив “лишнее”. Больше никакой “тонкости” на Востоке не имелось — также как никогда не имелось и понимания высшей Божией Праведности-Справедливости.

Учитывая вышеприведённые рассуждения о коварстве и “врождённом” атеизме «мировой закулисы», в то же время не следует преувеличивать и нравственность «низов» западного общества (средних, низших сословий и рабов по отношению к высшей “элите”; тем более, что высшей “элите” восточно-“христианская” имитация справедливости была удобна) времён распада Римской империи и в последующие многие столетия. Рабы и другие низшие сословия достаточно легко приняли восточную имитацию справедливости вместе с библейским христианством как религиозные истины. Мало того, почти всё западное общество довольствовалось этой имитацией религиозной справедливости (библейским христианством, впитавшим в себя доктрину посмертного воздаяния, мировой эсхатологии — Апокалипсиса, и дуалистического “характера” якобы Бога) почти два тысячелетия, мало задумываясь о том, что может быть иная Высшая Справедливость, которая должна наступать при жизни людей.

Как известно, в «имперский период» (с 27 г. до н. э. по 476 г. н. э.) внутренние беспорядки в Римской империи нарастали. Вследствие продолжающегося имущественного расслоения населения был законодательно изменён политический строй. Концентрация как бы «абсолютной» власти в руках могущественного императора позволяла быстро подавлять любые антиимперские настроения (что в республиканский период занимало больше времени). Максимальная централизация власти нужна была для дальнейшего расширения империи с помощью военной интервенции. При императоре Траяне во 2 в. н. э. империя достигла максимальных границ. Однако, продолжающиеся восстания местного населения в завоёванных землях в сочетании со вторжениями «варваров»[156] привели к отпадению ряда провинций. Последнее закончилось разделом империи на Восточную и Западную в 395 году.

Именно этот «имперский период» ознаменован рождением Иисуса Христа. Мы выразили своё отношение к миссии Иисуса Христа в третьей книге настоящего курса. Известно, что библейское христианство формировалось как религиозная система римской империи более трёх веков. В III веке начался процесс унификации “христианства” — придания ему единства вероучения и культов. Уже во времена апостола Павла действовали многочисленные общины, которые концентрировались вокруг патриархатов. Самыми первыми были Иерусалимский, Антиохийский, Александрийский, Римский и Константинопольский патриархаты. Ожесточённые споры о христианском учении шли вплоть до принятия “христианства” Римской империей в конце IV века. Несмотря на официальное провозглашение его императором Константином в 337 году, до конца IV столетия в Римской империи постоянно воспроизводились протесты с откатом в олимпийский пантеон богов. Самый крупный религиозный конфликт государственного уровня был во времена Юлиана, который получил прозвище «Отступник». Символ веры был принят на Никейском соборе в 325 году. Основные моменты содержания библейского христианства вошли в 12 пунктов этого символа. В это же время были одобрены семь основных таинств церкви. Однако, этому предшествовал период ожесточённых споров в среде самих “христиан”: о том, кто такой Христос, какая истинная вера Христа и можно ли его считать Богом.

Начало процесса унификации библейского христианства совпало со сменой власти в Иране, в результате чего пришедшей к власти династией Сасанидов был возрождён государственный зороастризм. Естественно, что магические культы Ахура-Мазды, Митры и других эгрегориальных божеств в III веке н. э. активизировали эгрегориальную активность, связанную с зороастрийской религиозной этикой. Это не могло не сказаться на психике живущих в то время людей, даже тех, кто не исповедовал зороастризм, но жил в цивилизациях и государствах, где существовали зороастрийские общины. В общем, вследствие реанимации на государственном уровне зороастризма Сасанидами, эгрегоры зороастризма (со всем их содержимым, соответствующим вере и её заблуждениям) активизировались и энергетически и информационно.

Кроме такой духовной поддержки, все «жречества» (в том числе и «мировая закулиса», которая уже давно познакомилась с зороастрийскими “канонами”), заинтересованные в «обмене опытом» (или иначе — в «культурном сотрудничестве») могли наблюдать за опытом восстановления зороастризма в сасанидском Иране: и этот опыт был весьма успешным (в смысле практической стойкости веры, позволяющей устойчиво управлять централизованным толпо-“элитарным” государством).[157]

Скорее всего на базе этого опыта,[158] а также широкого распространения (за пределы Сасанидского Ирана) и огромной популярности зороастризма среди населения Римской империи — к концу III века н. э. «мировая закулиса» решилась сменить религиозную вывеску в Римской империи с политеизма на монотеизм, употребив для этого как авторитет Иисуса Христа,[159] так и популярность митраизма (разновидности зороастризма) — среди всех слоёв римского населения. Учитывая необходимость централизации власти для дальнейшего расширения империи с помощью военной интервенции и поддержания внутреннего порядка — было принято решение максимально сконцентрировать власть императора, замкнув его авторитет на «единого “Бога”». В этом отношении теряющий популярность римский пантеон богов[160] уже не устраивал как имперскую, так и «закулисную» власти. Нужен был новый религиозный толчок для часто бунтующей толпы рабов и недовольного «среднего класса», чтобы надолго удовлетворить их стремление к свободе и справедливости, а высшей “элите” выдать новый «карт-бланш» от имени верховного “Бога” для устойчивого управления “успокоенной” толпой.

Сасанидский Иран, в котором “господствовал” зороастрийский культ Ахура-Мазды, был несколько дальше, чем «их» (римские) зороастрийские общины.[161] В то время как в зороастризме шли процессы, укрепляющие тенденции монотеизма (напомним, что после Заратуштры в эпоху Ахеменидов зороастризм не был монотеистической религиозной системой) с выдвижением единого “Бога” Ахура-Мазды, на рубеже I в. н. э. постепенно в обширных регионах Евразии на первый план выходит культ Митры — первого «помощника» Ахура-Мазды. Митраизм в то время распространился и был очень популярен от Средней Азии и Северной Индии вплоть до Атлантического океана. В Средней Азии и Северной Индии Митра входил в число наиболее почитаемых божеств могущественного Кушанского государства.[162]

Возвышение и популярность культа Митры не случайны. Ведь именно Митре в зороастризме отведена была роль судьи над душами умерших. Люди, будучи психически и эгрегориально заражены зороастрийским пониманием справедливости и соответствующей ему доктриной посмертного воздаяния (к тому же ещё и отделённые от Языка Жизни доктриной восточного дуализма) — по своей духовной нищете и психическому несовершенству стали тупо “стучаться” в двери к тому “Богу”, который якобы непосредственно будет решать их посмертную участь, вымаливая себе «рай» прямо у него (мол, чего тратить время на Ахуру-Мазду: лучше обратиться сразу к «высшему судье»). Слабые праведным духом (то есть безнравственные и злонравные) и психически трусливые люди обращались к Митре подобно тому, как холоп обращается к своему “господину”, вымаливая у последнего для себя какие-то блага за верноподданную долгую службу. Эти стереотипы взаимоотношений и вошли в культы митраизма-зороастризма.

Язык Жизни — отражение в земной жизни того, что Бог предлагает людям к переосмыслению для нормального развития людей, в первую очередь духовно-нравственного. При этом Бог обращается через Язык Жизни к каждому человеку на доступном к пониманию именно этим человеком языке. Эти обращения Свыше через Язык Жизни заранее учтены в судьбах людей (многовариантных жизненных программах, предлагаемых Свыше): и у каждого человека своя судьба, а значит и свои личностные проявления Языка Жизни. Каждому человеку в судьбе предлагается преодолеть от жизненно необходимого «минимума» до желательного «максимума» трудностей — как материального, так и духовно-психологического характера. На эти трудности каждому человеку персонально указывает Язык Жизни — как правило в виде “неприятных” её моментов, ситуаций, предлагаемых к переосмыслению: откуда истоки (возможности) появления “неприятных” (либо даже катастрофических) ситуаций и что надо изменить в себе, в жизни, чтобы такого больше не было. Во всех без исключения случаях источником “неприятных” ситуаций является сам человек, его неправедное прошлое (в том числе и генетика), в результате которого сложилась его психика. Язык Жизни ситуативно указывает на изъяны психики человека, помогая последнему «вспомнить» и даже выявить те моменты его развития (либо даже его предков), которые привели к возникшим “неприятностям”, на которые указывает Язык Жизни. Поскольку психика людей включена в иерархию эгрегоров (духовное наследие), то через личностный диалог со своими бессознательными уровнями психики (помощь в котором оказывает Язык Жизни) человек может постепенно подняться в иерархии эгрегоров до эгрегоров доминирующей религиозной системы и понять, что там плохо, а что хорошо повлияло на его безопасность. А если ещё учитывать опыт предков, то можно проследить этот путь до какого-либо поколения назад и сделать выводы. Кроме опыта предков Язык Жизни предъявляет людям их ошибки ещё и в потомстве, которое тоже рождается и растёт на глазах у родителей, предъявляя последним “неприятные” изъяны из прошлых ошибок. На эти ошибки можно обратить внимание и начать их анализировать беспристрастно, а можно “запихнуть” своё потомство в ту же догматику веры, «зазомбировав» своих детей, как когда-то «зазомбировали» самих родителей.

Если в обществе множество людей занимается такого рода самоанализом благодаря внимательности к Языку Жизни, то каждый из них может придти к свежим выводам, которые в совокупности представляют собой разные грани одного и того же общего свежего понимания необходимости духовных и нравственных перемен, которые бы соответствовали прогрессивной системе безопасности и соответственно — иной религиозной системе взаимоотношений людей с Богом.

Если же отгородиться от Языка Жизни догматами дуалистической веры, настаивая на их истинности в конечной инстанции — что и было в древности проделано зороастрийцами из животного страха к «злым» и «нечистым» явлениям и духам — то нормальное психическое и нравственное развитие людей будет если не остановлено, то сильно заторможено по отношению к объективно возможному наилучшему пути в Божием Промысле. А каждый отдельный человек в такой цивилизации догматиков омертвлённой веры (людей, лишивших себя обратной связи Свыше через Язык Жизни) сможет лишь еле-еле выполнять из поколения в поколение «программу минимум» своей судьбы — в лучшем случае, если уйдёт из земной жизни раньше положенного срока.

Исторически до периода правления династии Сасанидов культ Митры почитался наравне с культом Мазды ещё во времена Ахеменидов. Ему поклонялись царь Кир Младший, Дарий I — как богу солнца и вечного огня. В сасанидском Иране он занимал одно из первых ключевых мест в системе ортодоксального зороастризма. В эллинистическом мире увлечения митраизмом, как передовым учением, включающем в себя доктрину “справедливости” — было распространено с I в. н. э. А в Римской империи — со II в. н. э. Особой популярностью митраизм пользовался в приграничных районах Римской империи, где стояли легионы, солдаты которых были приверженцами культа Митры, которого считали «богом, приносившим победу». Сохранились остатки многочисленных святилищ-митрариумов вблизи римских лагерных стоянок, на которых можно встретить военную надпись «Непобедимому богу солнца — Митре».[163] В некоторых провинциях Митру почитали наравне с римским Юпитером, в других случаях отождествляли с греческим Зевсом.

Можно сказать, что со II века н. э. митраизм (разновидность зороастризма, в основе которого лежала та же Авеста) начал входить в религиозную систему римской империи как троянский конь, расшатывая своей привлекательностью государственную систему пантеона богов. Это было проблемой для имперской и «закулисной» властей Рима. Второй проблемой примерно такого же плана был приход Христа и растущая популярность “христианства”, которая тоже мешала централизации римской власти. Обе эти проблемы «мировая закулиса» стала решать комплексно и сразу, объединив в IV веке основные культы популярного митраизма (со многим «подошедшим» содержимым зороастрийской веры) под вывеской высшего “Бога”, земным воплощением которого был назначен Христос.[164] Миссию смены религиозных декораций поручили императору Константину Великому. Строгий ортодоксальный монотеизм стал как никогда кстати для централизации власти в Римской империи. Но и это не спасло последнюю от распада…

Процесс распада Римской империи длился не одно столетие. Византия, а затем и другие более мелкие “продукты” распада империи — многочисленные государства западной Европы — были надёжно и надолго заражены доктриной восточного дуализма, всеобщей “справедливости”, эсхатологией конца света и «Страшного Суда». Хозяевам глобального библейского сценария как никогда кстати подошли все эти иллюзии зороастризма — религиозные “тонкости” древнего Востока: рабы получили иллюзию справедливости; “элита” получила “полномочия” на преследование инакомыслящих от имени библейского “Митры”, которым стал Христос для верующих; восточное разделение на «добро» и «зло» (дуализм) вошло в библейские каноны именем Христа. Европа погрузилась в средневековый церковный фашизм, в алгоритмике которого всяческие проявления Языка Жизни, не вписывающиеся в “христианский” порядок — назывались «сатанинскими» и «вредными»; а люди, которые не вписывались в “христианский” порядок, поскольку прислушивались к Языку Жизни — назывались колдунами и ведьмами и сжигались на кострах.[165]

Можно сказать, что в период 1–4 вв. н. э. зороастрийские “тонкости” вошли в библейские каноны «тихой сапой».[166] Однако для большинства непосвящённых религиозных людей Римской империи (как среднего, так и высшего звена) стереотипы известного им и почитаемого митраизма были настолько близки, что они спокойно перенесли их на предложенного вместо Митры — Христа. Под эти древние восточные стереотипы глобальное “жречество” подбирало конкретные «подходящие» Евангелия, дописывало библейские каноны и формировало религиозные ритуалы.

Следует иметь в виду, что образ Митры имеется не только в иранском зороастризме. Митра — один из высших «светлых», «добрых» богов дозороастрийской индо-иранской общности. Образ Митры имеется в индийской мифологии в «Ведах». Скорее всего дуализм, как модель религиозной картины мира — историческая данность, выходящая за пределы индо-иранской общности и в той или иной мере присущая с древности населению, жившему на огромных пространствах к юго-востоку от современной западной Европы. Но самое доступное для людей выражение восточный дуализм получил с началом распространения иранского зороастризма.

Но почему именно митраизм оказался самым «подходящим» для придания Христу образа Бога и становления библейских канонов? Ведь верховным “Богом”-творцом в зороастризме считается Ахура-Мазда.

Во-первых, сыграла роль историческая данность, о которой мы говорили в предыдущей главе: митраизм, как религиозная разновидность зороастризма, был ближе населению римской империи, нежели маздеизм.

Во-вторых, митраизм оказался более удобен с точки зрения предельно допустимой канонизации и догматизации религиозной системы именем самого высшего “Бога” — поскольку сам Митра непосредственно олицетворяет идею религиозного договора между человеком и высшими силами-богами. И при этом сам Митра в зороастризме является непосредственным вершителем посмертных судеб душ людей — то есть, вершителем высшей “справедливости” по-восточному. Естественно, в условиях крайней необходимости концентрации власти императора и “жречества” Рима над всеми завоёванными территориями (и на длительную перспективу) авторитет Митры с его посмертными «полномочиями» был самым подходящим.

Как мы уже знаем из третьей книги настоящего курса, в I тысячелетии до н. э. были сформулированы основные догматы религиозной системы иудаизма, которые распространялись на иудейскую общность, целью которой «мировая закулиса» поставила мировое “господство” от имени единого иудейского “Бога” Яхве. Так были сформулированы основы Танаха (в христианстве известного как Ветхий Завет), являющегося для верующих иудеев по сути Договором между ними и Яхве со всеми вытекающими из этого последствиями — как пожизненного, так и посмертного характера. Но для “язычников”[167] подобного Договора придумано ещё не было. Помог митраизм, из которого хозяева библейской концепции “вычистили” всё, что касалось активной роли людей в земной жизни,[168] отрицания аскетизма и противостояния агрессии в отношении самих себя. Так получился ещё один библейский Договор для неиудеев — названный впоследствии Новый Завет. Разница между иудейским Договором и “христианским” Договором[169] в том, что первый представляет собой доктрину наступления и порабощения, а второй — доктрину подчинения покоряемых поработителям.

Выше мы приводили один из гимнов Авесты «Михр-яшт», в котором есть такие стихи:

1. Сказал Ахура-Мазда Спитаме-Заратуштре: “Когда я создавал Митру многопастбищного, тогда наделил [я] его такими качествами, чтобы был он достоин почитания и восхваления [в такой же мере], как я сам, Ахура-Мазда.

2. О Спитама, губит всю страну человек, нарушающий договор, нанося [этим] такой же удар по всему причастному Арте, как и сто кайадов[170]. Не нарушай договора, о Спитама, ни того, что заключаешь с [представителем] друджевского [мира], ни того, что [заключаешь] с единоверцем, причастным Арте; обоюдный ведь договор: и друджевский и артовский”.

Принцип, провозглашённый в Михр-яште — об ущербе Арте (зороастрийской правде), наносимым нарушением Договора — вошёл в библейские каноны, что приостановило духовно-нравственный прогресс западного общества почти на 2000 лет. С этого момента догматизация жизни огромного количества «западных» людей дошла до крайностей “святой” инквизиции «за отклонения от веры» и остановила поиск Правды-Истины, ограничив круг интересов людей пределами Договора. Всё, что не было отмечено Договором как библейское «добро» (у иудеев одно «добро», у “христиан” — другое) было объявлено «злом», быть сопричастным которому стало опасно:

Ш во-первых, под страхом посмертного воздаяния “справедливости” и

Ш во-вторых, под страхом “святой” инквизиции и её разновидностей.

Особенности двойственности зороастрийского Договора (между людьми и якобы Богом), отражённые в Михр-яште (стих 2) были буквально скопированы в “христианство” и отражены в Новом Завете — с той лишь разницей, что зороастрийцам предписывалось сопротивление агрессии против них, а “христианам” от имени Бога приказывалось кротко терпеть, когда их бьют. Но стереотипы взаимоотношений со «своими единоверцами» и людьми иной веры остались теми же, что записаны в Михр-яште: «Не нарушай договора, о Спитама, ни того, что заключаешь с [представителем] друджевского [мира], ни того, что [заключаешь] с единоверцем, причастным Арте; обоюдный ведь договор: и друджевский и артовский”».

В зороастризме друджевский мир — мир зороастрийской лжи, или «зла»; а артовский мир — мир зороастрийской правды, или «добра». В общую библейскую культуру-концепцию двойные стандарты договора между «добром» и «злом» (иначе между “Богом” и Сатаной, хотя какой может быть «обоюдный договор» между «добром» и «злом»?)[171] вошли:

· Во-первых, как две части Библии (общего Договора), но с разными назначениями и для разных религиозных групп населения:

Ш Иудеям было дано «добро» на порабощение народов;[172] «злом» назвали всё, не соответствующее подчинению иудеям.

Ш “Христианам” было дано «добро» на непротивление «злу».

· Во-вторых, как двойные стандарты Нового Завета:

Ш “Христианам” дано «добро» на поддержку библейского «добра».

Ш “Одновременно с этим “христианам” дано «добро» на несопротивление библейскому «злу».[173]

Есть существенная разница между зороастрийским Договором и библейским Договором в конкретном содержании понятий «добро»-«зло». Многое в библейской системе, из того, что было принято для зороастрийцев, оказалось пригодно для иудеев: это сопротивление «врагам», активная жизненная позиция, материальное “обогащение” за счёт непроизводительного труда и пр., что в конечном итоге составило активную часть библейской глобальной социологической доктрины.[174]

Но “христианам” в их часть Договора содержательновнесли то, чего в зороастризме не было,[175] откуда и получилась доктрина поддержки покорности и непротивления злу в среде “христиан”, что составило вторую пассивную часть общей библейской социологической доктрины (Евангелие от Луки, гл 6, выделено нами):

20…блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие[176].

21 Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь[177].

24 Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили своё утешение[178].

25 Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете[179].

27 Но вам, слушающим, говорю: любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас,

28 благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас.

29 Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку.

И так далее… Эти новозаветные “заповеди”, приписанные Иисусу Христу (Нагорная проповедь), считаются «десятью заповедями блаженства»,[180] в то время как ветхозаветные заповеди, приписанные Моисею (Исход 20:2-17) называются «десятью заповедями закона».[181] “Христианское” «блаженство», вытекающее из «десяти заповедей» якобы Христа — напрямую вытекает из восточного понимания посмертной “справедливости”, что видно даже из смысла стихов Нагорной проповеди, приведённых нами выше. То есть, зороастрийская восточная “тонкость” поддержки скрытого рабовладения — имитация справедливости — была заложена в основном в библейское “христианство” (Договор с “христианами”) с целью постепенного перехода от открытого рабовладения к скрытому.

Кроме всего прочего, на Митру древние смотрели как на посредника:

Ш с одной стороны, между Ахура-Маздой и Анхра-Майнью («добрым» и «злым» началами восточного дуализма) и

Ш с другой стороны — между людьми и Ахура-Маздой (высшим “Богом”-творцом зороастризма).

Такие же функции били приписаны сначала Христу, а затем их взяла на себя церковь (иерархия “священнослужителей”), назвавшись «наместником Христа». Ведь именно Христос, согласно библейскому мифу, разделил для людей (будущих “христиан”), что есть «добро», а что — «зло».[182] Именно Христа сделали посредником-“сыном” между людьми и “Богом”-«отцом».

Мало того, в зороастризме существует “канон”, похожий на библейский «Символ веры», в котором просматривается тройственность, свойственная библейской троице: «Бог-Отец»-«Бог-Сын»-«Святой Дух». Этот “канон” — «Благообилие Ахуры» (Гаты 47 глава):[183]

1. Святым Духом и Доброй Мыслью

По Истине и делами и речами

Ему дадут [они] Целостность и Бессмертие.

Мудрый властью — Благочестием Господин.

2. Для Духа Святейшего здесь наилучшее

Языком-словами, в согласии с Доброй Мыслью,

Руками-делами, в Благочестии, будет делать [человек]

С одною думою: “Он отец Истины, — мудрый”.

3. Этого Духа ты еси отец святой,

Тот, что здесь [человеку] корову радость приносящую сотворил

И для неё на пастбище покой дал [земле]-Армайти,

Чтоб с Доброй [он] советовался Мыслью, о Мудрый.

4. Здесь от Духа от Святого разбегаются злокозненные,

О Мудрый, — не так причастные Истине:

Малого ведь муж причастному Истине мил -

Злокозненному же плох будет и многоимущий.

5. Так Святым Духом, о Мудрый Господь,

Преподал [ты] причастному Истине, что же есть наилучшее, —

Противу твоего одобрения наделяет злокозненный

Этот [мир] делами, он, живущий по Злой Мысли.

6. Так Святым установил [ты] Духом, о Мудрый Господь,

Огнем, во благо, раздачу [= воздаяние] обоим ранам [= обеим половинам]

Под знаком благочестия и Истины:

[Грядущее воздаяние] ведь многих взыскующих обратит.

В этом Гате сказано о «Святом Духе» и «Мудром Господе», но нет «Бога-Сына» (помощника). Его “христианским” прообразом стал Митра.[184] Если объединить это гатовское «благообилие» с зороастрийским «Символом Веры» (Младшая Ясна, XII глава: мы её приводили ранее в главе «Авеста»), который является клятвой верности Ахура-Мазде и всему, что он поддерживает — то получится смысл близкий к “христианскому” «Символу Веры». Митра в древнеиранской мифологии выступал как посредник, контролирующий Договор, клятвы, соглашения, дружбу. По легенде Митра поражает всех, кого обвиняют в клятвопреступлении, разрушает дома, страны, где живут клятвопреступники, упорядочивает жизнь (то есть следит за порядком — концепцией), охраняет страну, наказывает врагов[185] — при активной жизненной позиции людей. Перенося в “христианство” все эти и другие функции Митры и наделяя ими Христа, «мировая закулиса» убрала активную пожизненную позицию людей-“христиан”, а выделенные нами курсивом функции Митры в предыдущем предложении в основном взялась творить церковь именем Христа и под страхом посмертного воздаяния.

Митра в древней индоиранской и позднее зороастрийской религиозных системах — выступал в качестве «второго лица» после “Бога”-творца, которым был Ахура-Мазда. Христос в библейском христианстве тоже выступает в качестве «второго лица»: по смерти заступается за души или карает их, а также заведует процедурой «Страшного Суда» (взять хотя бы библейский Апокалипсис). Упор на «второе лицо» после “Бога”, принятый «мировой закулисой» в деле формирования библейского христианства не удивителен: показать Бога толпе она не могла (слишком большие чудеса надо было предъявлять в случае желания проимитировать Бога: именно поэтому с «сияющим» “Богом” общаются обычно «пророки» вне поля зрения толпы), а показать «второе лицо» или «воплощение Бога» было гораздо проще, обратившись к многовековому опыту культа Митры.

Митра, по преданию, брат богов Рашну (правосудие) и Сраоши (религиозное послушание и порядок). Последнему посвящён «Срош-яшт» и 57 глава «Ясны» в Авесте. Сраоши — посланец Ахура-Мазды, который призван предотвращать заблуждения, ложные помыслы, стеречь от нечистой силы и духов. Стоит ли говорить, что в “христианстве” все эти функции приписаны Христу,[186] а церковь учит обращаться «ко Христу»[187] за помощью от «нечистой силы»: видимо выражение «нечистая сила» вошло в “христианство” (особо в церковную культуру) из восточного дуалистического понимания мироустройства.[188] Обращаясь «ко Христу», люди попадают под власть церковного «Духа» и “священников”.

Митра, согласно легенде, вместе с Рашну и Сраоши выступает судьёй над душами мёртвых на судейском мосту Чинват. Рашну взвешивает на весах хорошие и дурные поступки человека. На одну чашу весов помещаются «благие» мысли, на другую — «дурные» мысли, слова, дела.[189] Если первых больше — душа устремляется в рай, в светлую обитель Ахура-Мазды; в противном случае — душа низвергается вниз в преисподнюю, где подвергается мучениям в обществе дэвов и Анхра-Майнью. Считалось, что этот суд происходит в первые три дня после смерти.[190]

В некоторых источниках сообщается, что Митру изображали как воинственного храброго война, который по небу во время битвы разъезжает на колеснице, запряжённой четырьмя белыми конями и становится богом победы[191] и войны. Колесницей Митры правит Аши — персонификация удачи, аналогичная римской Фортуне.

Имя Митридат («Данный Митре» — как бы «в помощь Митре» осуществлять наместничество в царстве именем Митры)[192] было очень распространено в древности среди восточных царей, что свидетельствует о высоком значении Митры. Дарий Гистасп отвёл одинаково почётные места эмблемам Ахура-Мазды и Митры на скульптурной доске своей усыпальницы (485 г. до н. э.).

Свойства, которые приписывали Митре в зороастризме, были и физического и нравственного характера. В физическом смысле он — светоносец и животворящая сила природы. В нравственном плане он — носитель «добра», олицетворяющий и поддерживающий «светоносный» порядок «добра».[193]

Мы уже не раз подчёркивали, что зороастризму (а до него древнему индоиранскому политеизму) были свойственны следующие основные религиозные иллюзии, возникшие в основном «естественным» образом вследствие психической и нравственной незрелости людей: эсхатология конца света, дуалистическая картина мира и доктрина посмертного воздаяния (“справедливости”). Если первые две иллюзии можно в той или иной мере найти во многих древних национально-государственных религиозных системах, существовавших до зороастризма, то доктрина посмертного воздаяния, пожалуй, была впервые чётко сформулирована Заратуштрой.[194]

Новизна и коварство этой доктрины в том, что в ней людям подсунули чётко сформулированную иллюзию справедливости (оставив и все остальные иллюзии Востока), которая была впервые обращена лично к каждому, но одновременно представляла собой новейшую доктрину религиозного прикрытия социологии рабовладельческого порядка (древнего топло-“элитаризма”). У людей создавалась иллюзия, что они, соблюдая “каноны” «добра» и борясь с “каноническим” «злом», в своей личной земной жизни таким образом лично «общаются с Богом» — и одновременно заслуживают райский удел после смерти. То есть, доктрина посмертной “справедливости” замкнула собой порочный круг религиозных иллюзий: кто лично поверил в неё, оказался включен в иллюзию «общения с Богом» (по сути в пожизненную личностную эгрегориальную “мистерию” самообольщения). Но при этом, поскольку для всех были “канонически” закреплены одни и те же религиозные правила что «добро», а что «зло» — то все люди, пребывая в иллюзии личностного «общения с Богом» к тому же ещё были включены в общую социологическую доктрину земной жизни.

Обратимся к некоторым этапам становления библейского христианства и библейским канонам. Начнём с той темы, которую мы подробно разбирали в третьей книге настоящего курса, когда рассматривали религиозную систему библейского христианства. Эта тема — Кумранская община и её религиозная доктрина. Напомним, что религиозный кризис, в котором оказалось римское общество в конце I тысячелетия до н. э. (в том числе и кризис иудаизма) способствовал не только развитию эсхатологических настроений (ожидания «конца света») и исполнения множества “пророчеств” о «Боге-Спасителе», который будет «Судьёй» после “светопредставления” — но и поиска выхода из религиозного тупика в среде неримских и неиудейских религий. Такой “передовой” религиозной системой был зороастризм — дающий лично каждому иллюзию “справедливости”.

Самыми большими религиозными фанатами в римской империи были, конечно же, иудеи. К тому же, как мы уже говорили, иудейская общность переживала раскол и кризис. Скорее всего часть иудеев первыми приняли большинство положений зороастризма[195] и этой “передовой” группой иудеев была секта кумраитов. На ёе базе, как мы писали в третьей книге курса, и прорепетировали возможный приход в мир очередного праведника, которым стал Иисус Христос. После такой репетиции из Христа легко сделали библейский аналог Митры.

Напомним, что община кумраитов ещё до Христа именовалась «Новым Заветом»[196] («Новым Союзом»), её члены проповедовали иудаизм, но порвали с официальными культами Иерусалимского Храма и удалились в пустыню. В основу религиозной догматики кумраитов содержательновошли основные положения зороастрийской веры, что было весьма ново для иудаизма, но «перспективно» для «мировой закулисы». Идея индивидуального, а не племенного (государственного) избранничества и возможности обретения лично каждым «спасения по смерти» — впервые (не в зороастрийской вере) практически моделируется в среде иудеев-кумраитов. С той лишь разницей, что кумраиты (в отличие от зороастрийцев) проповедовали крайний аскетизм, всеобщее «равенство»[197] и нестяжательство, что и стало основой библейского христианства.

Целью замкнувшейся в пустыне иудейской общины, отказавшейся от каких-либо форм индивидуальной собственности,[198] подчинившейся строгой регламентации быта и обрядности (совместные трапезы, чтение писания, ритуальные омовения и пр.) — была подготовка к решающей борьбе «сынов света» с «сынами тьмы», как соответственно кумраиты называли себя и всех остальных, кто не принадлежал общине кумраитов.[199] С этого момента можно отсчитывать начало вхождения доктрины восточного дуализма в будущую “христианскую” модель, успешно внедрённую лишь в IV веке н. э.

«Конец света», которого ожидали кумраиты, в их въдении должен будет сопровождаться пришествием «помазанника божиего» и “Судом”. Между кумраитами и будущими “христианами” существовала множественная близость религиозных терминов и понятий, помимо «сынов света» и «сынов тьмы». Как считают исследователи текстов общины, у кумраитов было принято выражение «нищие духом»,[200] которое вошло в Нагорную проповедь якобы Христа. Ритуальные омовения кумраитов (символизирующие духовное очищение — чистоту особо блюли в зороастризме) были моделью последующего крещения с применением воды. Дата пасхальной трапезы кумраитов совпала с датой пасхальной трапезы “христиан”, но не иудеев, которые совершают её на день раньше. Религиозные параллели можно продолжать и дальше, но мы считаем, что этого достаточно.

Для убедительности, приведём интересную фактологию из работ Б.С. Романова.[201]

В 1995 году Б.С.Романов написал книгу «Астро-Библос»,[202] посвящённую разработке хронологии евангельских событий и установлению действительной даты рождения Иисуса Христа (и Иоанна Предтечи). В Интернете находится первая часть этой книги под названием «Зороастризм и христианство».[203] Приведём из неё выдержки (выделения жирным и сноски в цитате — наши).

«Следы зороастризма и астрология в Кумранских рукописях

Находка кожаных свитков Кумрана является самым крупным открытием древних рукописей не только в XX веке, но и во все новое время по Р.Х. Было обнаружено недостающее звено, связывающее времена Ветхого Завета с Христианской эрой. Община, жившая на северо-западном побережье Мертвого моря со II века до н. э. по I век н. э. известна историкам как ессеи, предвестники христианства, идеологические оппоненты как саддукеев, так и фарисеев евангельских времен.

Ессеи, называвшие себя "Сыны Света", трудились и жили сообща, отделившись от прочих людей — "Сынов тьмы"[204]. В их среде сохранялся дух пророчества и их Пророк, которого они называли Учителем праведности, получал откровения от Бога о будущем явлении Мессии, о Его страданиях и о последующих событиях, вплоть до последних сражений перед концом дней между Светом и тьмой. Почти все исследователи согласны в том, что Иоанн Креститель был тесно связан с ессеями и сам вышел из ессеев. Лексика и метафорика текстов Кумрана предвосхищает новозаветную: здесь впервые встречаются такие сочетания, как "нищие духом", "Сыны Света и тьмы", "спасение верой", рождение свыше", часто упоминается и само понятие "Новый Завет" как самоназвание общины. Вокруг рукописей Кумрана возникла целая наука — кумранистика. Но исследователи-кумранисты недостаточное внимание уделяют тем фактам, что в рукописях встречается иранская лексика, что многие доктрины ессеев перекликаются с зороастризмом[205] и что в некоторых свитках имеются необычные астрологические тексты.

Сам факт влияния зороастризма на некоторые книги Ветхого Завета неоспорим. Уже в прошлом веке ‹в 19 веке — наше пояснение› было доказано решающее значение многих зороастрийских идей и понятий для развития иудейского мистицизма. Но с изучением текстов Кумрана открываются новые грани этого влияния и вся проблема приобретает новое качество. Зороастризм через эти рукописи дает ключи к тайнам Нового Завета, к текстам Евангелий. ‹…›

Из отечественных исследований этих рукописей последних лет выделяется книга И.Р.Тантлевского "История и идеология Кумранской общины" (Центр "Петербургское востоковедение", СПб, 1994). Специалисты назвали ее "замкОвым камнем кумранистики" и по прочтении она действительно производит такое впечатление. В дальнейшем некоторые данные настоящей главы приводятся из этой книги. История Кумранской общины сама по себе чрезвычайно интересна. Чего стоят хотя бы загадки распятого примерно за 160–170 лет до Иисуса Христа "Учителя праведности" и преследовавшего его "нечестивого священника"; загадки т. н. "Храмового свитка" (11QТ), написанного от лица самого Господа Бога (!); связи с Кумранской общиной Иоанна Крестителя[206] и отношение к современным ему членам этой общины Самого Иисуса Христа!

В плане настоящего исследования рукописи Мертвого моря представляют особый интерес по двум причинам. Во-первых, несколько свитков имеют прямое отношение к астрологии. Так, Мессианский арамейский текст (4Q Mess ar) является описанием гороскопа Мессии, приход которого после казни Учителя праведности ожидали ессеи. Кроме того, во фрагментах рукописей имеются гороскопы на членов общины, которые были зашифрованы их составителями и предназначались для ознакомления и выводов руководителям общины. Во-вторых, и это главное, уже давно кумранистами отмечено влияние зороастризма на ессейские доктрины и мировоззрение. На этих двух интересных для нас вопросах мы остановимся подробнее.

Но сначала очертим хронологические рамки. По книге И.Р.Тантлевского, возникновение Кумранской общины относится к 197/196 гг. до н. э. Это годы окончания опустошительной для Палестины борьбы между селевкидским царем Антиохом III и Лагидами-Птолемеями. Селевкиды и Птолемеи наследовали после смерти Александра Македонского соответственно Персию и Египет. В результате этой борьбы Иерусалим лежал в развалинах, хозяйство Палестины было в полном упадке, на дорогах бесчинствовали разбойники. Еврейское население Палестины считало все это "гневом Господним" за принятие ими со второй половины III в. до н. э. эллинских идей и практики. Против собственных иудейских эллинистов (или эллинизаторов) выступали теперь, в конце II в. до н. э., три партии. Часть жреческой верхушки (потомки первосвященника Садока) и аристократия заняли самую консервативную позицию скрупулезных охранителей предписаний Торы — это были прото-саддукеи. Другая группа жрецов, а также оставшиеся зажиточные крестьяне и городская интеллигенция (учителя, книжники, писцы) начинают приспосабливать древнее Пятикнижие к новым реалиям жизни и закладывают основы Устного Учения — это прото-фарисеи. Третья, самая радикальная группировка, призывала сограждан отделиться от всех, покаяться и приготовлять "путь Господу", грядущему Мессии. Они основывали свои призывы на апокалиптических сочинениях прежних пророков, в частности, на пророчествах и видениях Иезекиила (VI в. до н. э.) о том, что гнев Господень, возбужденный грехами иудеев, сменится на милость по отношению к их «остатку» — зародышу Нового Израиля — по Иезекиилу через 390 лет после разрушения Иерусалима (Иез. IV:4) вавилонянами в 587/586 гг. до н. э., т. е. в 197/196 гг. до н. э. Эта группировка объявила себя "сынами света", объявив всех остальных "сынами тьмы".

Согласно исследованиям И.Р.Тантлевского, основатель Кумранской общины, имя которого так и остается неизвестным, обладал лишь рациональной способностью постигать Волю Божию; «разум» стоял между ним и богом, — так считали сами кумраниты. Через 20 лет после основания (177/176 гг. до н. э.) пришел многократно упоминаемый в рукописях Учитель праведности, который получал непосредственные откровения, — так говорил, согласно свиткам Мертвого моря, сам Учитель праведности и так считали кумраниты, которые называли его также передающим Знание, Вразумляющим, Обучающим, Мудрым и считали его Пророком. Интересно, что члены кумранской общины называли себя «ягнятами», а мудрого и т. д. — еще и "Бараном с огромным рогом" (и сам Учитель праведности иногда называл себя так), — который борется с хищными птицами накануне Конца дней, накануне наступления новой эры (эры Рыб). Если это так, то распятие на кресте Учителя праведности в 142–134 гг. до н. э. (более точной датировки нет) и является концом эры Овна, переходом к эре Рыб. ‹…›

Главное же состоит в том, что ессеи проповедовали грядущее Спасение только для себя (Сынов Света)[207], а Иисус Христос пришел как Спаситель ко всем людям. Но ведь Иоанн Креститель вышел из ессеев — с этим не спорит никто из исследователей…; некоторые предполагают, что ессеями были некоторые родственники Иосифа и Марии, а также некоторые из апостолов — Иоанн Зеведеев, Андрей и, почти бесспорно, Нафанаил (Варфоломей), который уверовал в Иисуса сразу после того, как Он сообщил ему, что "прежде, чем Филипп позвал тебя, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя". Здесь, как считают, речь идет об одном из ессейским таинств, совершаемых под смоковницей. Видимо это так, поскольку после признания Нафанаилом Сына Божьего, Он говорит: "Не потому ли ты уверовал, что Я сказал: видел тебя сидящим под смоковницей? Увидишь больше этого" (Евангелие от Иоанна, 1, 48–50).

Итак, что же видели ессеи из-под смоковницы и, зададим теперь вопрос, что объединяло их с зороастрийцами в мировоззрении, в эзотерике?

Напомним сначала известные историкам факты. Вавилонское пленение евреев Навуходоносором, начавшееся 16 марта 597 г. до н. э., закончилось для них с приходом в Вавилон персов. 12 октября 539 г. до н. э. армия царя царей Кира после многолетней осады без боя вступила в Вавилон. Вскоре после этого (весной 538 г.) Кир разрешил всем народам, которые были насильственно поселены в Месопотамии вавилонскими царями, вернуться в свои страны и восстановить свои храмы, причем возвращение было разрешено со всеми богатствами и святынями. Персидские цари династии Ахеменидов на протяжении столетия после этого четыре раза издавали указы о восстановлении Иерусалима и Храма (указы Кира — 536 г. до н. э., Дария — 519 г., Артаксеркса (дважды) — 457, 444 гг. до н. э.) и они были восстановлены. Освобождение народов из вавилонского плена — один из многих известных великодушных и величественных поступков Кира, но он сыграл особую роль в религиозной истории человечества. Вот что пишет об этом известная исследовательница зороастризма Мэри Бойс ("Зороастрийцы. Верования и обычаи", СПб, 1994 г.) [Это последнее (1994 г.) издание книги Мэри Бойс — лучшее, что было издано на русском языке западными исследователями о зороастризме. Единственная ошибка Мэри Бойс связана с неправильной оценкой зерванизма как ереси. На самом деле зерванизм — эзотерическая сердцевина учения Зороастра. Но, поскольку с зерванизмом плохо знакомы даже современные зороастрийцы Индии и Ирана, то это упущение вряд ли можно поставить в вину Мэри Бойс. ]:

"После этого события иудеи стали с симпатией относится к персам, а это сделало их более восприимчивыми к влиянию зороастризма. Кир прославился "вторым Исайей" (безымянным пророком периода изгнания[208]) как мессия, то есть как тот, кто действует от имени Яхве и по его повелению… Тот же пророк впервые в иудейской литературе воспевает Яхве в качестве Создателя так, как Ахура-Мазда был воспет Зороастром: "Я Господь [Яхве], который сотворил все… Я создал землю и сотворил на ней человека… Кропите, небеса, свыше, и облака да проливают правду… Я, Господь, творю это" (Второисайя 44, 24; 45, 8, 12). Сходство с зороастрийскими учениями и писаниями здесь настолько разительно, что эти стихи считаются первыми свидетельствами того сильного влияния, которое зороастризм оказал на иудаизм в период после вавилонского изгнания."[209] (М. Бойс, стр.68, 69 указанного выше издания). Кроме того, "второй Исайя" первым среди еврейских пророков вышел за рамки национализма и объявил, что грядущий Мессия будет "Светом народов, чтобы Спасение дошло до краев Земли".

Примерно в 546 г. до н. э., т. е. за 7 лет до освобождения Киром Месопотамии, Второисайя пишет поэму, в которой говорит о Кире с восторгом, как об орудии провидения и даже называет его мессией, помазанником (т. е. монархом, поставленным Богом). После освобождения евреев Второисайя выступал уже с другими речами, которые мы назвали бы теперь сионистскими (А.Мень. Ветхозаветные пророки. Л-д, 1991 г., с.223), однако не отказался от идеи всечеловечности грядущего Мессии.

Сильное влияние государственной религии Ахеменидов зороастризма на евреев в Палестине и оставшихся в Вавилоне продолжалось в течение всего их владычества над этими территориями — в течение почти 200 лет (!) — и только походы Александра Македонского прервали это непосредственное и ежедневное проникновение зороастризма. Победы Александра над Ахеменидами (330 г. до н. э.) не сразу, но постепенно, скорее уже после смерти Македонского и распада его империи, привели к эллинизации Палестины[210]. Затем настал период правления бывших военачальников Александра Македонского Птоломеев и Селевкидов, борьба между ними за Палестину и, в 197/196 гг. до н. э. — становление Кумранской общины.

Все кумранисты отмечают, что в рукописях Мертвого моря присутствует иранская лексика, а мировоззрение ессеев очень сильно во многих главных моментах перекликается с зороастризмом, точнее именно с изотерической сердцевиной зороастризма, с зерванизмом, не доходя, правда, до его сокровенных глубин.

Сходство касается прежде всего противопоставления Добра (Света) и зла (тьмы) в рамках безусловного монотеизма и предоставления человеку на протяжении всей его жизни (не только изначально) выбора между путем Света и путем тьмы, свободного выбора.[211] Все это совершенно чуждо Ветхому Завету с его изначальным грехом, десятью заповедями и классическим монотеизмом грозного Яхве, тем более это чуждо Торе с ее скрупулезными предписаниями каждодневной жизни. Сходство с зерванизмом также и в том, что дуальность Добра и зла имеет не только начало, но и конец. Об каждом прямо сказано, например, в Уставе Кумранитов (документ 1QS). В свитке 1Q Myst (Книга тайн) по поводу наступления Конца дней говорится: "Когда (чрево), порождающее Кривду, будет заперто, нечестие отдалится от лица праведности, как тьма отступает перед светом. И так рассеивается дым и нет его больше, так исчезнет Нечестие навсегда, а Праведность откроется как Солнце — порядок мира…" Согласно другим кумранским текстам, нечестивцы по постановлению некоего эсхатологического Суда будут подвергнуты наказанию, одни «временному», другие «вечному», до полного уничтожения. Очень важно также то, что в рукописях Мертвого моря «свет» и «тьма» не противопоставляются как дух и материя (подобно тому, как это извратили гностики и манихеи), а выступают как термины, обозначающие веру и неверие, жизнь и смерть, правду и кривду, знание и глупость (именно в таких терминах). То есть, по ессейской идеологии, Божий мир изначально благ, а его осквернение временно и побеждается в конце дней через свободный выбор каждого человека на протяжении своей жизни. Но ведь это и есть выраженная просто и коротко основная идея зороастризма!

Некоторые кумранисты, правда, считают, что во времена Ахеменидов именно зороастризм испытал на себе иудейское влияние, однако такая точка зрения представляется совершенно не обоснованной. Можно определенно утверждать, что с VI века до н. э., когда зороастризм стал государственной религией Ахеменидов и на протяжении всего существования Иранских империй, т. е. вплоть до VII в. н. э., зороастризм оказал огромное влияние сначала на иудаизм, подготовив через ессеев почву для христианства, затем на северный ("красношапочный") буддизм и, отчасти, на ислам, хотя последний оказался, пожалуй, наиболее далек и порой враждебен зороастризму из всех религий монотеизма. Как не главный, но характерный факт отметим, что священные тексты зороастризма (Авеста) вплоть до III в. н. э. передавались исключительно в устной традиции, поскольку зороастрийцы считали любое письмо искажающим Правду устной речи Пророка, — а Коран изначально означает чтение (письма) и, по собственным словам Мохаммеда, в самом первом откровении Господь сказал ему: "Читай: Господь твой — он милосердный — дает знать через писчую трость, дает знать человеку то, чего он не знал" (Сура XCVI, 1–5). Сам Иисус Христос не оставил никаких записей и при его жизни Благовещение не передавалось "через писчую трость", только изустно, как Авеста в зороастризме.

Однако в еврейской дохристианской среде зороастризм через есеев все же выродился в сектантство. Позаимствовав у зороастризма очень многое, ессеи все же не смогли подняться выше национализма.[212] Заратуштра, как известно, потерпев первоначально неудачи в своей миссии среди соплеменников, обратился к другим народам, — и был понят и принят как пророк в царстве Виштаспы (нынешний восток европейской части России, Предуралье) и затем на протяжении всей истории зороастризма искреннее и добровольное его принятие иноплеменниками почти всегда приветствовалось зороастрийцами, — как мирянами, так и жрецами. Ессеи же сразу обособились среди своего народа, считая остальную его часть "сынами тьмы", не говоря уже об иноплеменниках.[213] Кроме того, они все же не приняли на практике жизнеутверждающее, радостное отношение зороастризма к земной жизни, стали приверженцами аскетизма, практиковали безбрачие, бедность считали добрым знаком, — ничего подобного никогда не было среди зороастрийцев. Таким образом, несмотря на поразительные сходства в идеологии, можно сказать, что зороастризм лишь схоластически был понят и принят ессеями и выродился в их среде в жесткое и порою жестокое (по отношению к неессеям) сектантство. Кроме того, ессеи запутали вопрос о Мессии Бога и Мессии — земном царе, — вопрос, который в зороастризме разработан досконально и четко. Все это так, но главное в том, что через Кумранскую общину произошел синтез Ветхого Завета и Зороастризма, была подготовлена эзотерическая почва для Нового Завета и Миссии Иисуса Христа».

Приведём здесь также выдержку из книги Б.С.Романова «Русские волхвы, астрологи, провидцы» (1998 г.).[214]

"Волхвы", — синодальный перевод греческого оригинала "маги". Большинство исследователей полагают, что у колыбели Младенца побывали персидские маги, последователи Зороастра. Такое предположение наиболее обосновано, во-первых потому, что в евангельские времена (и ранее) магами называли на всем пространстве Римской империи и Востока именно персидских жрецов, служителей и толкователей священной книги пра-ариев Авесты, последователей пророка Зардешта, которого греки назвали Зороастром, Сыном Звезды. Во-вторых, в одном из апокрифов евангельских времен прямо сказано, что поклониться Младенцу пришли персидские маги. В третьих, именно в священной книге древних персов-зороастрийцев Авесте было предсказано рождение будущего Спасителя (в Авесте "Саошьянт") от непорочной Девы, и даже до наших дней продолжаются дискуссии о том, не из Авесты ли перешел в иудейский мистицизм и Ветхий Завет этот образ и многие другие подробности и пророчества о грядущем Мессии-Спасителе Израиля. ‹…›

Случайно обнаруженные в 1945-47 гг в пещерах Вади-Кумрана на северо-западном побережье Мертвого моря кожаные свитки с документами и пророческими книгами общины ессеев стали вскоре самым великим археологическим открытием ХХ века.

‹…› Отметим здесь же, что среди свитков Кумрана обнаружены и астрологические тексты, причем их изучение показывает близость астрологических воззрений ессеев именно к зороастризму, добрую четверть которого составляет учение о Небесном воинстве и астрологической расшифровке звездного послания Творца. Ессеи славились в Иудее и по всему региону как отличные астрологи, что также отделяло их от фарисеев, саддукеев, вообще от ортодоксальных иудеев, не признававших астрологию за благое занятие».

После этого обратимся к Новому Завету. Можно сказать, что Новый Завет начинается “ностальгией” по древнему зороастрийскому культу «очищения огнём».[215] «Предтеча» Христа Иоанн Креститель почему-то “пророчествует” о том, что «идущий за ним» Христос будет крестить людей огнём (выделено нами):

От Матфея 3

10 Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь.

11 Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его; Он будет крестить вас Духом Святым и огнём;

12 лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Своё и соберёт пшеницу Свою в житницу, а солому сожжёт огнём неугасимым.

Ни один из “христианских” «священников» не может вразумительно объяснить, почему «крещение огнём» вошло в Новый Завет, да ещё и в Евангелие (откуда исторические корни этого). Как мы уже говорили, Митра считался “Богом” утренней зари, солнца и небесного огня, посланника Ахура-Мазды, предназначение которого было следить за порядком и посмертной “справедливостью”.

Как известно, в библейской христианстве самый главный обряд-таинство — таинство крещения. Вспомним из третьей книги курса, что библейско-церковное крещение символизирует духовное очищение через магический ритуал смерти-воскресения, в ходе которого крещаемый трижды погружается в воду. Обряд «духовного очищения» был известен очень давно — ещё во времена до зороастрийской индоиранской культуры политеизма и даже раньше. В принципе этот обряд проходили ещё кандидаты в шаманы в культуре общинной магии, прежде чем стать инициированными нужным эгрегором. Поэтому в механизме «духовного очищения» (от всего «ненужного» для выбранной миссии и подключения к эгрегору — то есть, от не соответствующего вере эгрегориального наследия), известном издревле, ничего нового нет. Менялись лишь ритуалы, терминология, понятия, символика обрядов; суть оставалась прежней.

В контексте настоящей главы нас интересуют удивительные совпадения не только содержания обрядов зороастризма и “христианства”, но и совпадения понятий и символики обоих, которые, видимо, приняли в “христианство” из зороастризма и не стали менять, поскольку символика была особо близка римской толпе в III–IV вв.н. э.

Дело в том, что ритуал крещения существовал в митраизме задолго до эпохи “христианства”, а древний обряд смерти и воскресения богов (особенно тех богов, которые были «покровителями» циклически повторяющихся природных явлений)[216] знали ещё в глубокой древности (толпа привыкла к нему), и этот ежегодный обряд совершали в отношении Митры, который явился прообразом библейского Христа.

Очищение огнём, существовавшее в зороастризме, как основной религиозный ритуал — трансформировалось в церковное крещение (огонь заменили на воду[217]: культ огня в зороастризме был главным, а воды — вторым после огня). А ритуал ежегодной смерти-воскресения Митры — отразился, во-первых, в легенде о распятии Христа и его «чудесном воскресении на третий день» и, во-вторых, в ритуале церковного крещения, в котором каждый проходит имитацию смерти-воскресения, как бы приобщаясь «ко Христу» и церкви.[218]

Но это ещё далеко не всё, что касается религиозных параллелей между культами библейского христианства и самым «священным» культом зороастризма — культом огня.

Ни один праздник, церемония или обряд в зороастризме не обходился без огня — символа бога Ахура-Мазды, «Сияющего Митры». Культ огня также являлся воплощением Арты («правды»). Огонь (Атар) проявлялся в разных видах: как небесный огонь, как огонь, скрытый в дереве, огонь молнии, огонь, дающий тепло и жизнь человеческому телу, и, наконец, высший, «священный» огонь («высокой пользы»), который зажигается в храмах. Огню был посвящен каждый девятый день месяца и весь девятый месяц — с 16 ноября по 15 декабря.[219]

Первоначально у зороастрийцев не было храмов огня и антропоморфных изображений божеств. Но уже при первых Ахеменидах, вероятно, при Дарии I, Ахура-Мазда стал изображаться на манер несколько трансформированного ассирийского бога Ашшура. На Бехистунской скале Ахура-Мазда изображён в виде фигуры царя с распростёртыми крыльями, с солнечным диском вокруг головы,[220] с тиарой, которую венчает шар со звёздой; в руке он держит гривну-истигнию власти. Со временем стали шире употреблять статуи божеств и строить храмы огня. Известно, что ахеменидский царь Артаксеркс II (404–359 гг., до н. э.) повелел воздвигнуть статуи Анахите в Сузах, Элбатане, Бактрии, других городах. Однако, как выяснилось в настоящее время, храмы огня существовали в Мидии примерно ещё на рубеже VIII–VII вв. до н. э.

В целях упрочения зороастризма Сасаниды стали покровительствовать созданию алтарей огня[221] по всей державе — в городах, сельских местностях, укрепляя с помощью новой религии свою власть среди населения империи. Во времена Сасанидов большие и малые храмы огня строились в основном по единому плану и являлись традиционными. Основное помещение представляло собой куполообразный зал с глубокой нишей, где в огромной латунной чаше на каменном или кирпичном постаменте — алтаре — помещался «священный огонь».

Храмы огня имели свою иерархию. Каждый приходивший к власти царь имел свой огонь, зажигавшийся в храме в дни его царствования, который поддерживался в переносном алтаре. Самым великим и почитаемым был огонь Варахрама (более поздняя форма Бахрам), составлявший основу «священных» огней главных провинций и крупных городов иранской державы, когда в 80–90 гг. III в. н. э. при Варахране II всеми религиозными делами вершил верховный жрец Картир, основавший по всей стране множество таких храмов. Они стали центрами зороастрийского вероучения, «строгого соблюдения религиозных обрядов». Согласно древней традиции, огонь Бахрама являлся символом праведности, способным придавать людям силу для победы над властью тьмы или злого духа Друджа. Другие огни были рангом ниже огня Бахрама. Огонь второй степени назывался Адаран огонь третьей степени — Даргах. От огня Бахрама зажигались огни второй и третьей степени в городах, от них — алтари огня в деревнях, небольших населённых пунктах и домашние алтари в жилищах простых зороастрийцев.[222]

Существовало неукоснительное правило — обновлять через определённый период времени все огни; существовал особый ритуал очищения огня и возведения на алтарь нового огня в храме. Прикасаться к огню мог только священнослужитель — “жрец”, который надевал на голову белую шапочку типа тюбетейки,[223] а на руки перчатки, закрывал рот и нос полумаской, чтобы дыхание не оскверняло огня.

Рассмотрим подробнее параллели между огненными обрядами зороастризма и библейскими обрядами, которые касаются библейского Христа. Из только что приведённого нами описания обрядов посвящения огню, помимо тех параллелей, которые мы приводили в сносках, можно выделить крупнейший общецерковный библейский праздник Пасхи — который сопровождается ежегодным «обновлением огня». Известно, что на Пасху все верующие ждут ниспослания «священного огня», который приходит в часовню в Иерусалимском «Храме Гроба Господня»[224] и затем оттуда “священниками” развозится по храмам разных стран. “Чудесное” появление «священного огня» считается главным знаком, свидетельствующим о том, что «Христос с верующими» и будет с ними ещё год (до следующего ожидания обновления огня). Кроме того праздник Пасхи (со всеми предшествующими обновлению огня библейскими ритуалами: пост, пасхальная неделя, страстная пятница, и пр.) приурочен к периоду «крёстной смерти — воскресения Христа».

Как мы уже говорили выше, обряд смерти-воскресения Митры (и других богов зороастризма: но Митры — особо) существовал задолго до прихода Христа, а при Сасанидах культ Митры стал основным в зороастрийском Иране. Главный праздник в митраизме приходился на 25 декабря — «день возрождения Солнца» (астрономически — день зимнего солнцестояния, календарное время, когда заканчивается сокращение светового дня, после чего начинается увеличение светового дня) — возрождения «доброго пастыря Митры», начинающего новый календарный круг. В этот день все семь родов иерархии митраического “жречества” совершали обряды, во время которых изображалось таинство космогонического рождения Солнца. Митра появлялся из золотого яйца, плавающего в водах.

День таинства космогонического рождения Солнца и одновременно возрождения «доброго пастыря Митры» — объединение культа «Непобедимого Солнца» древнего Египта и зороастрийского митраизма, которое было возрождено в эпоху Сасанидов. Но день 25 декабря, видимо был настолько популярен в Римской империи, что он так и перешёл в библейское христианство, став праздником Рождества Христова (в католичестве эта дата так и осталась до сих пор)[225] — Митру заменили Христом.

Вышесказанное касается рождения библейского пастыря.[226] Обновление огня в библейском христианстве связано с воскресением Христа. Если объединить два основных «самых светлых» библейских праздника — Рождество и Пасху — то получится общий с митраизмом культ рождения-смерти-воскресения Христа, хронологически начинающийся 25 декабря (в день возрождения Митры) и заканчивающийся возрождением огня (как и в митраизме).

Мало того весной во время весеннего равноденствия (22–23 марта, период, когда день и ночь становятся равны: около этой даты празднуется “христианская” Пасха)[227] Митру оплакивали как покойника,[228] а ночью его изваяние клали в каменный гроб. Утром вынимали и пели прославление Митре[229] — чем не “христианский” пасхальный обряд смерти-воскресения.

Но культы смерти-воскресения богов не были новшествами зороастризма. Они широко известны из религиозной истории таких древнейших рабовладельческих цивилизаций как Египет, Месопотамия, Финикия и других.[230] Митраизм (зороастризм) впитал эти древние культы и возродил их в эпоху становления библейского христианства в Риме — приурочив к основной дате 25 декабря.

Но и этого мало: основными праздниками зороастризма были гаханбары — шесть праздничных обрядов,[231] соответствующих определённым календарным датам. Во все времена ритуалы и церемонии, связанные с проведением гаханбаров, продолжались пять дней. Эти праздники проводились в храмах и святилищах огня, у домашнего алтаря в семье. Перед праздничной церемонией каждый зороастриец прежде, чем он входил в святилище или храм, должен был совершить омовение и частичный или полный обряд очищения.[232] Шестой гаханбар совпадал с концом зимы и преддверием весны и переходил в праздник фравашей, или поминания душ близких предков. Этот праздник приходился на ночь накануне весеннего равноденствия.[233] Этот гаханбар был посвящен сотворению человека и воздаянию почестей ушедшим в загробный мира душам предков; при этом указывалось, что особым уважением и почитанием пользуются наиболее праведные души, творившие при жизни добро и оказывавшие благодеяния. В древности, да и в настоящее время, наиболее торжественными и почитаемыми праздниками у зороастрийцев считались преддверие Нового года и сам Новый год. Шестой гаханбар, или поминание душ предков, начиналось за пять дней до Нового года. На заре, с появлением первых лучей солнца, все домочадцы собирались на крышах своих домов и ждали, пока самый уважаемый мобед не зажжёт огонь на всех четырёх углах своей крыши. Это являлось как бы сигналом к тому, что наступил Новый год,[234] и тогда все зороастрийские семьи зажигали огни на четырех углах крыш своих домов.

Обязательными атрибутами встречи Нового года являлись свечи — около каждого прибора, аквариум с золотыми рыбками, подносик с благовониями,[235] зеркало с положенным на него яйцом,[236] а также цветы. Всему этому придавался определенный смысл. Свечи символизировали память о священном огне,[237] яйцо — символ зарождения жизни,[238] зеркало являлось как бы отражением света вселенной.

Последнее, что следует подчеркнуть, рассматривая «зороастрийско-“христианские”» параллели смерти-воскресения «Митры-Христа» — “дату” якобы воскресения Христа, которую считают «на третий день» после смерти, что связано с праздником Пасхи. В библейском христианстве похороны «на третий день» приурочены к “дате” воскресения Христа «на третий день». Кроме того, Христос, согласно Новому Завету и преданиям, является «заступником душам умерших»[239] (также как и Митра) и одновременно судьёй (тоже как и Митра). Да и вообще библейское “христианство” держится на доктрине «смерти — воскресенья на третий день»,[240] а паства смиренно верит в «Страшный Суд», который совершается над душами под присмотром воскресшего Христа. Но и в зороастризме покойников было принято хоронить по истечении трёхдневного срока.

В течение трёх дней и трёх ночей, пока покойник не был похоронен, служители зороастрийского культа и родственники читали молитву, соблюдая определенные запреты в отношении еды и питья.[241] Только на четвёртые сутки, когда считалось, что душа усопшего переселилась в загробный мир, с восходом солнца совершался обряд погребения в соответствии с правилами, изложенными в Авесте.[242] Согласно зороастрийской вере, души умерших освещают жизнь живущих, а живущие, поддерживая традиции, чтут своих предков и желают, в свою очередь, после смерти воссоединиться со своими близкими,[243] отошедшими в "мир иной". Поэтому церемония поминок по усопшему обязательна. Траур соблюдается в течение разных сроков, в зависимости от степени родства — начиная с нескольких месяцев, полгода, год.[244]

В итоге оказалось, что Митра (от греческого «головная повязка»)[245] — высокий позолоченный и украшенный эмблемами головной убор, надеваемый при полном облачении во время ритуалов представителями православного и католического духовенства. Митрополит[246] — высший духовный церковный сан в России. А церковь как бы «наместник Христа», «тело Христа» — под шапкой Митры.

Общая атмосфера зороастрийских храмовых обрядов под руководством высших храмовых иерархов-“жрецов” настолько сильно напоминает “христианские” праздничные “богослужения” (которые каждый может наблюдать по телевизору), что достаточно будет привести небольшой фрагмент описания крупного зороастрийского обряда, чтобы почувствовать “удивительные” параллели: это и ритмика движений и церковные атрибуты (в некоторых случаях огонь заменён водой) и то, как верующие подхватывают церковные песнопения:

«В период правления династии Пехлеви[247] празднование гаханбаров носило массовый характер и происходило в храме, в специальном зале, где на возвышении (алтаре) в латунной или медной чаше находился священный огонь. Здесь же ставился ритуальный сосуд, наполненный особой пищей — лоркой, состоявшей из семи сортов орехов и фруктов: миндаля, фисташек, грецкого ореха, хурмы, инжира, винограда и гранатов. В вазах стояли розы, в кувшинах была налита прохладная вода, а на подносах лежал горячий хлеб. Главный священнослужитель (мобед) совершал богослужение перед алтарем, ему помогали другие служители — дастуры и харбеды. Главный священнослужитель, помешивая щипцами огонь в алтаре, совершал медленный поворот по ходу вращения солнца, с востока на запад, произнося слова молитвы. Когда мобед оказывался прямо против алтаря, его правая рука, в которой он держал священные ветки, связанные в пучок[248], то поднималась, то опускалась, и эти движения, как и слова молитвы из Ясны, произносившиеся нараспев, подхватывались всеми, находившимися в зале. При этом все молящиеся смотрели на юг, поскольку алтарь со священным огнем у зороастрийцев Ирана всегда находится на южной стороне. Парсы Индии, совершая подобного рода обряд, смотрят на север, так как по их представлениям юг — царство теней. По окончании богослужения начиналась раздача горячего хлеба и лорки, а также принесенных в храм арбузов, дынь и других фруктов и овощей. Затем приглашенные из числа верующих направлялись в дом священнослужителя или старейшины, где для них устраивался обед».

Если продолжить рассматривать все доступные на сегодняшний день из исторических источников параллели между культами зороастризма (особо — сасанидского митраизма) и культами псевдохристианских церквей — не хватит не только настоящей главы, но, возможно, и целой книги. Поэтому мы ограничимся ещё несколькими главными параллелями, оставив людям, которые более глубоко заинтересуются этим вопросом, возможность самим покопаться в интереснейших “совпадениях”. Для облегчения этой работы можно заглянуть в Главу «Церковные таинства» Третьей книги курса.

Вернёмся к ритуалам зороастризма, связанным с разнообразными посвящениями, причащениями, очищениями… В начале предыдущей главы мы обратились к параллелям между зороастрийским ритуалом очищения огнём и церковно-библейским ритуалом крещения. После чего мы подробно рассмотрели параллели, связанные со значением церковного крещения, которое выражает церковную традицию смерти-воскресения Христа. Но ведь кроме крещения есть и другие таинства “христианской” церкви, ритуалы которых тоже буквально по содержанию скопированы из зороастризма. Мистика (таинства) посвящения в митраизм-зороастризм (инициацию людей под эгрегор зороастризма) весьма похожа на многие церковные “христианские” таинства посвящения церкви (инициацию людей под библейский эгрегор). Несмотря на разнящуюся символику, есть много общего.

Вначале скажем, что в самом обширном (в смысле многосторонней обрядности) таинстве церковно-“христианского” крещения есть обряд «покаяния за свои прошлые грехи, прежде чем душа этой личности будет готова к принятию крещения» — в случае если крещаемый не младенческого возраста. Это объясняется необходимостью его «очищения» от «грехов прошлого» перед крещением — чему соответствуют подготовительные обряды «очищения». Если крещаемый младенец, то его подвергают «очищению» от «первородного греха» (опаснейшая иллюзия-выдумка) с помощью процедуры «смерти-воскресения», что и представляет собой основная часть обряда крещения.

Процедура обязательного «очищения», вошедшая в главный “христианский” обряд (крещения) и сопутствующая некоторым другим обрядам “христианской” церкви — скопирована из зороастризма и является прямым следствием восточного дуализма, который учит о «чистых» и «нечистых» явлениях, предметах, тварях, духах… Разграничив когда-то явления на «чистые» и «нечистые» древние индоиранцы (а за ними и зороастрийцы) создали для себя весьма «комфортную» духовную сферу, назвав её «чистой» или «светлой». Всё «неприятное» в их “жизни” было соответственно названо «нечистым» или «тёмным».[249] Этим самым люди спрятались за ширмой веры, “канонов” и доминирующего «светлого» эгрегора (ими же созданного: например эгрегора Митры, либо Ахура-Мазды) от “неприятного” Языка Жизни (через который Бог разговаривает с людьми). Высшей касте “жрецов” и “элите” так было удобно управлять толпой, а толпе было удобно “жить”. Но “жрецы” ко всему прочему ещё и наблюдали духовные закономерности при управлении эгрегором — отмечая особую роль «очищения» (известную ещё со времён шаманизма) в деле устойчивости эгрегориальной магии, производимой ими над толпой.[250] Глобальное “жречество” («мировая закулиса») — которое лучше других разбиралось в тонкостях эгрегориальной магии и следила за своим верховенством в этом деле — получило с зороастрийского Востока красивый и логично обставленный повод, который осталось только скопировать в “христианство”, что оно и сделало, трансформировав зороастрийские обряды в новую веру.

Как подтверждение этому мы, помимо разнообразных обрядов «очищения», находим в зороастризме нечто подобное признанию «первородного греха». Роды, болезни и даже рождение ребенка рассматривались зороастрийской догматикой как «осквернение чистоты организма», нарушение «идеального физического состояния человека».[251] Согласно зороастрийоким предписаниям, связанным с обычаем очищения, женщина во время ее месячных недомоганий, родов и болезней подвергалась определенному «табу», сидела на каменной скамейке или же спала на полу в темной половине дома, не смела приближаться к священному огню, выйти на воздух, видеть небо и солнце, работать в саду. Она надевала самую плохую одежду, ела в отдельной посуде. Никто из семьи, в том числе дети, не подходили к ней. Приготовлением пищи занимались другие члены семьи, но если у женщины был грудной ребенок, ей приносили его кормить, а после кормления тут же уносили. В период беременности женщина получала некоторые льготы, особенно перед родами. В доме, где она находилась, круглосуточно горел огонь, символизирующий добро. Когда рождался ребенок, пламя должно было гореть плавно и ровно, и за этим следили со всей строгостью. Этот обряд был связан с древним зороастрийским преданием о том, что когда рождается ребенок, к нему является дьявол и уберечь ребенка от него может только плавно горящее пламя огня.

Сравним это положение зороастрийской веры с высказыванием “христианского” «священника»: «"У тебя есть младенец? — Не дай времени усилиться повреждению; пусть освящен будет в младенчестве и с юных ногтей посвящен Духу" (Св. Григорий Богослов († 389), Слово на Крещение)».

Никакой «дьявол» (эгрегор со свойственными названию характеристиками) не может явиться к новорождённому ребёнку, если культура общества, родители и близкие не мешают Богу оберегать новорождённого. Если же с момента рождения культура такова, что новорождённого тут же (через не совсем понятные родителям и окружению обряды) начинают психически включать в эгрегор веры (который как правило и является сам «дьявольским» порождением людей), отгораживая его психику от Бога — нарушение безопасности жизни новорождённого обеспечено.

Церковно-“христианский” обряд покаяния очень смахивает на зороастрийский обряд жертвоприношения.[252] Только церковники изощрились до вытягивания из кающихся сокровенной информации, а зороастрийцы просто доверяли “священникам” свои материальные средства, чтобы те заступались за них у богов. Обряд жертвоприношения у зороастрийцев существовал и в древности, и в средние века, но позднее он приобрел чисто символический характер. Большинство зороастрийцев не занимались жертвоприношениями. Вместо этого они платили деньги “священнослужителю”, а сами клали на алтарь огня небольшой кусочек мяса.

Церковно-“христианский” обряд причащения (причастия) буквально скопирован из зороастризма. В честь Митры ели хлеб и пили вино, что имело значение получение митраистами блаженства в будущей жизни. В библейском христианстве причащение сопровождается тем же (питьём вина, символа крови Христа и поеданием хлеба, символа тела Христа), но замкнуто на воссоединение «со Христом» и церковью. А сам Христос, согласно церковному преданию — является «заступником в будущей жизни» — все те же функции, какие в зороастризме приписаны Митре.

В принципе все главные обряды библейского христианства так или иначе связаны с процессом инициации (либо иначе — посвящения) людей в духовную иерархию церкви и библейского эгрегора. Обычная мирская паства проходит низшие ступени обряда инициации, став после инициации «очищения-крещения» “христианами” (как у масонства каждый потенциально может стать, например — учеником). Церковные же культовые служители проходят свой особый обряд инициации, который в “христианстве” называется «обряд священства». Механизм всех инициаций один и тот же: разные уровни посвящения, уровни «духовной» церковной иерархии, на которые попадают инициированные люди; разные и функциональные нагрузки их в общей системе религиозного функционирования. Процесс инициации в “христианстве” называется «крещение», процедура закрепления личности на инициируемом уровне называется причастие, покаяние, соборование[253] и пр. обряды. Процесс инициации в «священники» называется «таинство священства».

В зороастризме (особенно в митраизме в начале I тысячелетия н. э.) существовали разнообразные многоступенчатые обряды посвящения. Нечто подобное крещению в зороастризме проходили все рядовые сторонники веры в возрасте от 7 до 15 лет (по некоторым данным, от 12 до 15 лет) происходил обряд инициации иди конфирмации — приобщения подростков к зороастрийской вере. Инициация была связана с обычаем надевания священного набедренного нитяного пояса кушти, который зороастрийцы, как мужчины, так и женщины, должны были носить всю жизнь.[254] Зороастрийцы-мужчины были обязаны носить священную для зороастрийцев рубаху. И кушти, и рубаха являлись символами приобщения к вере своей общины, готовность следовать предписаниям Авесты и полную покорность своему богу Ахура-Мазде. Этот обряд у парсов Гуджерата называется «ноузад» — «вновь рожденный»[255] — а у зороастрийцев — «седра пушун» («надевание священной рубахи»). После свершения этого обряда подростки становились полноправными членами общины, выполняя все предписания и обычаи зороастрийской религии, и в первую очередь закона большого очищения — «барсном», «девяти ночей»: соблюдения всех правил чистоты тела, дома, земли, воды, полезных животных, намеренно избегая соприкосновения с тем, что по зороастрийским канонам являлось «оскверненным» и «нечистым».

Число семь считалось в митраизме «священным», как и во многих других религиях древнего Востока.[256] Кандидата в посвящение-инициацию проводили через достаточно жестокие и опасные испытания в пещерах, заканчивающихся пещерой с семью сводами, после которых он достигал «святилища», ярко освящённого и сияющего золотом и драгоценными камнями.[257] Здесь его встречали поздравлениями, взяв обещание хранить тайну посвящения.[258] Мистерии посвящения (переход из тёмных и опасных пещер в сияющее «святилище»)[259] символически выражали идею избавления от зол и бед жизни. Такие таинственные мистерии были распространены во всех провинциях Малой Азии, Армении, Капподокии и держались вплоть до IV века н. э. Мало того, после копирования зороастрийских таинств в “христианство” апологеты последнего стали рассматривать зороастризм как «соперника христианству», борясь за монополизм своей веры. Так “христианство” постепенно вытесняло зороастризм, копируя «удобные» и «отработанные» на толпах обряды и принципы последнего.

В митраизме существовало крещение, которым, считалось, снимались грехи прощаемого и он мистическим образом приобщался Митре. При этом приносили в жертву хлеб. Одновременно прощаемому намазывали руки и язык мёдом, чтобы предотвратить в дальнейшем «проникновение грехов в его душу и тело». Известно, что церковно-“христианское” крещение означает примерно то же самое, а один из последних обрядов этого таинства — миропомазание — мазание елеем (Миро), что означает «новую жизнь без прежних грехов».

В митраизме существовала “жреческая” иерархия со своей структурой и соответствующими названиями. “Жрецов” часто называли «священнослужителями». Митраическая иерархия, состоящая из низшей стадии (людей, не входящих в «священную» обслугу храма) и следующих стадий «священников» — сильно напоминает “христианскую” иерархию, в которой посвящение крещением является низшей стадией приобщения к церкви, а чтобы войти в храмовый персонал, нужно пройти инициацию «священства».

В митраизме существовала толпа, находящаяся «за пределами храма» и семь уровней “жрецов”. Первый уровень — «Ворон» или «оглашающий»[260] («Вестник Солнца») — свидетельствовал о Солнце всем, кто находился за пределами храма, то есть, непосвящённым в храмовую иерархию. Иначе говоря в обязанности «Ворона» входило общение с толпой верующих. Второй уровень — «Молодожён», символизирующий мистическое бракосочетание душ людей, входящих в храмовый притвор с Митрой.[261] Третий уровень — «Воин», являющийся олицетворением тягот посвящаемого, дисциплины адептов Солнца. Четвёртый уровень — огненный, очищающий «Лев». Пятый уровень — «Перс», держащий в руках серп и косу, по всей видимости, являющийся одним из судей загробного мира. Шестой уровень — «Гелиодром», посланник Солнца, возница с ореолом из солнечных лучей и факелом, выводящих души посвящаемых из преисподней. Седьмой уровень — «Отец»,[262] земное воплощение верховного божества. Лицезрение его было равносильно лицезрению Митры. Он имел серп Сатурна, фригийский колпак, посох и перстень — тайные символы высшей мудрости.

Семиступенчатая иерархия митраического “жречества”, а также атрибуты и “полномочия” высших “жреческих” ступеней наводят на мысль о параллелях между духовностью зороастризма (митраизма) и библейского Апокалипсиса (Откровение Иаонна Богослова) — по меньшей мере: уж больно много совпадений. Остановимся более подробно на известной хронологии формирования библейских канонов и том, как зороастризм мог повлиять на их содержание.

Начнём с Нового Завета. Хронология написания всех 27 текстов Нового Завета до сих пор вызывает у учёных споры. Если же допустить, что учёные правы в авторстве большинства «Посланий» апостола Павла[263] (что их диктовал сам Павел) — то можно предположить их завершение до 67 г. н.э, когда Павел был казнён. Иначе говоря, если верить такой хронологии, то произведения Павла и других «апостолов», занимающие почти половину Нового Завета — появились не позже (и даже раньше) основных четырёх «Евангелий», в которых описывается жизнь Христа как бы от лица его учеников.[264] Большинство учёных считает «древнейшим» Евангелие от Марка (около 70 г.) — принимая Марка «создателем евангельского жанра» и считая, что его текст употреблялся для создания Евангелия от Луки (около 80 г.) и Евангелия от Матфея (около 90 г.).[265] Эти три Евангелия содержат наиболее общие и взаимодополняющие тексты повествования и называются синоптическими (от греческого synoptikos — сообозревающий). Относительно же происхождения Евангелия от Иоанна до сих пор нет единой точки зрения, но традиционно оно считается самым поздним из всех канонических Евангелий. Ко всему этому известно, что у ранних “христиан” было множество других «Евангелий», которые были признаны апокрифами и после канонической рассылки в 363 году и утверждения в период с 367 по 419 год апокрифы стали уничтожаться и были объявлены церковью «подделками».[266] Последний текст Нового Завета, который выделяется из всех остальных своей эсхатологией — Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис) с конца XIX века учёные датировали 68–69 гг., но некоторые исследователи признавали более позднюю дату написания — 90–95 гг.

Из этой наиболее распространённой хронологии формирования текстов Нового Завета видно, что тон будущим “христианским” канонам вполне мог задать апостол Павел и его кураторы[267] — а уже затем под “христианскую” социологию Павла и K° могли подогнать и четыре основных «Евангелия», либо сочинив их на базе, допустим, Евангелия от Марка, либо сочинив их на базе обобщённого опыта общения с оставшимися «учениками Христа», выкинув всё, что не соответствовало новой “христианской” социологии Павла и отбросив «лишние» Евангелия, назвав их апокрифическими. Одновременно с этим[268] пишется и Откровение Иоанна Богослова[269] — текст которого более всего соответствует зороастрийским представлениям о «конце света», «Страшном Суде» и «посмертном воздаянии». Ясно одно: основные четыре «Евангелия» подбирались под уже существующую “христианскую” социологию, выраженную апостолом Павлом и имеющуюся у иудеев. Что касается Апокалипсиса, то решение о его канонизации последовало лишь в 367 году — поскольку до этого после Лаодокийского Собора 363 года по поместным церквам были разосланы лишь 26 текстов (книг) без Откровения Иоанна Богослова. Поэтому знаменитый Апокалипсис (чисто теоретически) мог быть написан в период с конца I столетия до 367 года. Но самое главное: поскольку составители “христианских” канонов не могли игнорировать предания, оставшиеся после общения учеников с Христом, эти предания попали в Новый Завет (конечно в искажённом виде) в виде четырёх Евангелий, но в этих четырёх Евангелиях доктрины личностного посмертного воздаяния с упоминанием рая и ада почти не видно, она есть у Павла, у других библейских авторов (в основном в контексте рассказов, без прямого упоминания рая и ада) но её с избытком в Апокалипсисе — как будто кто-то хотел одним махом и попрочнее замкнуть остающиеся в первых “христианских” общинах предания «о Христе» на зороастрийскую доктрину посмертного воздаяния и эсхатологию.

Если просмотреть Новый Завет на слова «рай» и «ад», то слово «ад» употребляется в Евангелии от Матфея всего один раз и то вне прямого контекста доктрины личностного посмертного воздаяния:

Матфей, 16

18 и Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее[270];

В Евангелии от Луки слова «рай» и «ад» также употребляются как бы Христом совсем немного (Лука 23:39–43; Лука 10:15; Лука: 16:23) и больше в контексте эсхатологии «Страшного Суда», а не доктрины личностного посмертного воздаяния. В остальных Евангелиях вообще нет слов «рай» и «ад». Но при этом доктрина личностного посмертного воздаяния всё же вошла в контекст всех Евангелий: однако создаётся впечатление, что исторически реальный Христос учил справедливости в земной жизни, а цензоры и составители Нового Завета приписали к тому, что говорил Христос о земной справедливости — слова о посмертном воздаянии с целью замкнуть «справедливость» на «тот мир»,[271] что и было принято в зороастризме. Приписки составителей канонов в основном направлены на стимулирование жизни паствы в смиренности и нестяжательстве — поскольку зороастрийские отрицания аскетизма и поощрение материальных накоплений, а также гражданской активности не подходили под цели “христианской” концепции для толпы.[272] Примером такого общеизвестного замыкания психики принявших “христианский” аскетизм на поощрение после смерти является евангельский эпизод «про “богатых”»:

Матфей 19

23 Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное;

24 и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие.

25 Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись?

26 А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно.

27 Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?

28 Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, — в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых.

29 И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную.

30 Многие же будут первые последними, и последние первыми.

Обратимся к самому «воздаятельному» и «мистическому» тексту Нового Завета — Откровению Иоанна Богослова. В самой первой главе видим удивительные “совпадения” традиций описания зороастрийского «Сияющего Митры» и “Бога”, который явился автору (параллели с образом Митры и традициями зороастризма выделены жирным нами):

Откровение 1

12 Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь золотых светильников

13 и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом[273]:

14 глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный[274];

15 и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих.

16 Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей[275].

17 И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний,

18 и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти.

В пятой главе Откровения составители канонов (от имени Бога и автора Откровения) передают “власть” над людьми библейскому Агнцу-Иисусу («Сидящий на престоле» — сияющий “Бог”

;[276] а Агнец, который «Кровию Своею искупил нас Богу» — библейский Иисус):

Откровение 5

1 И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями.

2 И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее?

3 И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее.

4 И я много плакал о том, что никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее.

5 И один из старцев сказал мне: не плачь; вот, лев от колена Иудина

[277], корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее.

6 И я взглянул, и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю.

7 И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на престоле.

8 И когда он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых.

9 И поют новую песнь

[278], говоря: достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени,

10 и соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле.

11 И я видел, и слышал голос многих Ангелов вокруг престола и животных и старцев, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч,

12 которые говорили громким голосом: достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение.

13 И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков.

Откровение Иоанна Богослова представляет собой запись мистерии передачи “власти” от “Бога” (который более походит на Митру) к Иисусу: из логики этой мистерии вполне могли быть развернуты и остальные каноны Нового Завета, возможно этой мистерии следовали все авторы канонических текстов. Поэтому вполне возможно, что Апокалипсис был составлен раньше других канонических текстов Нового Завета. Но возможно, что Апокалипсис это — дань (или средство) внушения верующей толпе, что теперь у них “Богом” подобным Митре будет Христос. Когда бы ни был написан Апокалипсис — его духу в общем старались придерживаться при подборе и составлении остальных текстов Нового Завета.

Дальнейший текст Апокалипсиса представляет собой описание действий Агнца, “Бога”, связанные с «семью ангелами». Мистерия этого описания, переданного как бы Иоанном, сильно смахивает (по духу) на митраические культы, в которых участвуют все семь посвящений “жрецов” Митры, (посвящения мы описали выше в этой главе). Мало того, символика и религиозные атрибуты трёх высших “жреческих” посвящений в митраизме вошли в деяния «ангелов» их Откровения:

Откровение 14

14 И взглянул я, и вот светлое облако, и на облаке сидит подобный Сыну Человеческому; на голове его золотой венец, и в руке его острый серп.

15 И вышел другой Ангел из храма и воскликнул громким голосом к сидящему на облаке: пусти серп твой и пожни, потому что пришло время жатвы, ибо жатва на земле созрела.

16 И поверг сидящий на облаке серп свой на землю, и земля была пожата.

17 И другой Ангел вышел из храма, находящегося на небе, также с острым серпом.

18 И иной Ангел, имеющий власть над огнем, вышел от жертвенника и с великим криком воскликнул к имеющему острый серп, говоря: пусти острый серп твой и обрежь гроздья винограда на земле, потому что созрели на нем ягоды.

Серп присутствует в символике пятого и седьмого уровней “жрецов” Митры, которые, согласно вере, символизируют свершение посмертного “правосудия”. Написавший Апокалипсис был явно из иудеев, поскольку там повсюду говорится о представителях «израилевых колен» также как и о других «народах», примиряя тех, кто следует законам Моисея, и Агнца

[279] во всеобщем послушании (едином мировом порядке), пугая при этом посмертным «возмездием»:

Откровение 22

10 И сказал мне: не запечатывай слов пророчества книги сей; ибо время близко.

11 Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще.

12 Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его.

13 Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.

14 Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами

[280].

Но мы уже знаем, что всё дело в том, что «заповеди Его» для “христиан” одни, а для иудеев — другие. И «общий мировой порядок» после принятия “христианских” канонов стали строить под страхом «Страшного Суда» и личностного посмертного воздаяния — одинаково повисшего как над “христианами”, так и оставшегося в иудейской доктрине. Но “христианам” было велено якобы Богом подчиняться, а иудеям — захватывать чужые территории методом финансового закабаления

,[281] что было запрещено “христианам”.

Теперь вкратце обратимся к Ветхому Завету. Нельзя исключать, что доктрина личностного посмертного воздаяния вошла в каноны Ветхого Завета под влиянием зороастризма. Ведь многие исследователи относят хронологию формирования многих книг иудейского Танаха к середине I тысячелетия до н. э. — но именно тогда уже существовала крупная держава Ахеменидов, в которой исповедовался зороастризм. Вполне возможно, что зороастрийская доктрина рая и ада была скопирована в иудаизм (в его каноны) для того, чтобы держать иудеев не только под страхом возмездия за отступничество от веры, но и под страхом посмертного воздаяния — тем более, что становление иудаизма шло не гладко и в среде самих иудеев никакой социальной справедливости не было (а к концу I тысячелетия до н. э. кризис иудаизма был следствием невиданного социального расслоения в среде иудеев). В общем, «мировая закулиса», познакомившись с зороастризмом, поняла, что иудеям (помимо доктрины захвата мира) не помешает доктрина посмертного воздаяния (“справедливости”), обращаясь к которой иудейские “священники”-левиты могли бы примирять “богатых” иудеев с малоимущими, а также максимально мистифицировать религиозную жизнь своей паствы, продлив мистификацию в загробный мир.

Если обратиться к канонам Ветхого Завета, то доктрина личностного посмертного воздаяния (особенно с упоминанием слов «рай» и «ад») представлена крайне неравномерно. Как будто она полноценно вошла лишь в отдельные книги, не входящие в Моисеево Пятикнижие. По электронному поиску на слова «рай» и «ад» (помимо притчи об изгнании Адама) находим подробное описание личностного посмертного воздаяния, связанного с эсхатологией мира в Третьей книге Ездры

[282]. Мало того, эта ветхозаветная книга (3-я Ездры, особенно 7 — 9 главы)

[283] повествует о том же, что и “христианский” Апокалипсис (Откровение Иоанна Богослова). Некоторые исследователи (в частности Дуглас Рид) относят появление Ездры к середине V века до н. э. — как раз на время расцвета империи Ахеменидов. Упоминание ада есть в книге Товит 13: 1–3, а также в Псалтыре, «Премудростях Иисуса, сына Сирахова» (особо 41 глава), «Пророка Исаии».

Совсем другой религии придерживался ветхозаветный Соломон (о котором мы уже говорили в Третьей книге курса), предваряя роковые заблуждения людей

:[284] «12 Не ускоряйте смерти заблуждениями вашей жизни и не привлекайте к себе погибели делами рук ваших

[285]. 13 Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, 14 ибо Он создал все для бытия, и все в мире спасительно

[286], и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле. 15 Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть: 16 нечестивые привлекли ее и руками и словами, сочли ее другом и исчахли, и заключили союз с нею, ибо они достойны быть ее жребием».

В.Б.Авдеев в книге «Преодоление христианства (опыт адогматической проповеди)»

[287] выдвигает предположение о древнеиранской религиозной основе происхождения не только отдельных книг Библии, но даже и всей ветхозаветной основы — легенды о сотворении и эсхатологии (выделено нами):

«Еще до рождения Зороастра древние индоарии считали, что мир создан Богами в семь приемов. Семь дней творения затем, спустя века, будут приписаны и Единому Богу. Деление загробного существования на два отделения: Рай и Ад — со всеми соответствующими атрибутами благоденствия и мук, включая даже жарение на сковородках в кипящем масле, также изобретены не в Ветхом Завете, а еще арийскими жрецами.

Время религиозного возмужания Христа было аккуратно переписано с жизни самого Зороастра вместе со всеми деталями откровения, что беспрестанно дублировалось после во всех священных книгах всех времен и народов. Вообще откровение свыше — это не семитическое, а сугубо арийское религиозное явление со всеми вытекающими последствиями. Великий пророк опустил кувшин в середину реки, чтобы зачерпнуть чистой воды, и увидел свою Авесту, а спустя две с лишним тысячи лет Мохаммед уронил свой кувшин и, пока он падал на землю, увидел свой Коран. Комментарии, как говорится, излишни. Однако, цели этих великих религий были различны, и если Зороастр считал, что первое доматериальное творение мира было хуже и только в физическом исполнении мир получил божественную законченность и выразительность, то ранний иудаизм бросил ком грязи в материальный мир, объявив его исчадьем греха и средоточием нечисти. Даже само понятие чудотворства измыслил древний индоарий Зороастр, равно как и всю эсхатологическую концепцию мира с окончанием времени, Страшным Судом, наказанием сил зла и установлением царства благоденствия. Им же заложены и основы мессианской идеи — мечты о сыне пророка, искупающего все грехи человечества. Отсюда и следует, что сама миссия Кришны, Будды и Христа была предначертана еще Зороастром, не говоря уже об учении о трех конечных замкнутых эрах мироздания. Первой — «Творении» — создании мира из небытия, Второй — «Смешении» — борьбы сил зла и добра, и Третьей — «Разделении» — судном дне и окончательной победе добра. Основные черты к портрету Единого Бога и Единого дьявола списаны с зороастрийских Ахура-Мазды и Аримана. Но если в Ветхом и Новом Заветах спасение человека зависит от покаянного безволия и капризов Создателя, то согласно авестийской традиции каждый человек мог заслужить спасение в зависимости от совокупности мыслей, слов и дел, в которые не смеет вмешиваться и изменять по своему усмотрению ни одно Божество. Мохаммеду принято приписывать изобретение сложного религиозного ритуала очищения и пятиразовой ежедневной обязательной молитвы, но и этому автор — Зороастр, равно как и самого понятия "символа веры" и сложной системы культовых ценностей, способствующих закреплению и генерации религиозного чувства от поколения к поколению. Молитвы, литургии, психическая и магическая концентрация сверхчувственной воли на образе, заклинания против демонов — все это снова он. И что уж всего прискорбнее для христианства, так это то, что древний индоарийский пророк за полторы тысячи лет до Христа изобрел и Троицу, и Святого Духа. Откровенное списывание Всемирного потопа и Ноева ковчега у вавилонян, таким образом, дополнило художественные достоинства Ветхого Завета. А чтобы довершить ниспровержение канона, нужно еще отметить, что сама традиция апокалиптической литературы в Иране была известна раньше, чем на берегах Мертвого моря, и если библейская школа нагнетала страхи вокруг падения Иерусалима, то авестийская школа сгущала мрачные тона своего эсхатологизма вокруг завоевательных походов Александра Македонского, что опять же имело место несколькими веками раньше».

Выводы, приведённые в этом отрывке, полностью совпадают с нашими исследованиями параллелей между зороастризмом и библейской культурой. Прервём цитирование книги В.Б.Авдеева, рассмотрев замеченные им параллели между культурой ислама и зороастризмом.

Действительно, зороастрийские обряды предусматривают ежедневную пятикратную молитву. Эта религиозная традиция сохранилась у современных зороастрийцев, также как и основные обряды, сложившиеся за многолетнюю историю. Ежедневная пятикратная молитва исторического ислама

[288] (о сути которой мы много говорили в Четвёртой книге) имеет зороастрийское происхождение. Каждый зороастриец после инициации должен соблюдать основные религиозные правила (в том числе и ежедневную пятикратную молитву). «Священный огонь», согласно зороастрийскому обычаю, должен гореть в храме огня постоянно, но его подпитывают пять раз в течение дня — столько же раз читают молитвы. Для обозначения молитвы у мусульман кроме арабского слова «салят» существует и другое, иранское (персидское) слово — «намаз». Именно это название ежедневной пятикратной молитвы наиболее распространено в тех исламских странах, где до ислама была религиозная система зороастризма — в Иране, Афганистане, Средней Азии.

В Четвёртой Книге мы говорили о наваждениях, попавших в Коран через психику «пророка» Мухаммада, которые никак не могли быть от Бога. Теперь ясен источник этих древнейших наваждений-иллюзий, это — индоиранский (позднее зороастрийский) восточный дуализм, доктрина посмертного воздаяния и эсхатологии. Этому наваждению, к сожалению, была открыта психика Мухаммада — как и многих ветхозаветных “пророков” до него. Но если в оформлении Ветхого Завета много поработала «мировая закулиса», также как она же сформировала и Новый Завет (судя по всему исторически реальный Иисус не мог нести в мир людям зороастрийские заблуждения: их приписали Христу позже)

[289] — то Коран это преимущественно выборка из записей слов самого Мухаммада, но, конечно же, прошедшая тогдашнюю цензуру. Судя по тому, что в Коране почти повсеместно представлена доктрина посмертного воздаяния (в общем-то мало отличающаяся от зороастрийской по содержанию), а также коранический “Бог” во многих местах характеризуется гневными выпадами в отношении людей — наваждения-иллюзии зороастризма, пропущенные психикой Мухаммада, стали основой культуры исторического ислама, сформированной преимущественно соответственно первому («зомбирующему») контексту понимания Корана. Таким образом, все три «авраамические» религиозные системы

,[290] и практически весь ведический Восток так или иначе охвачены древними иллюзиями

,[291] происхождение которых нужно искать в мировоззрении восточного дуализма — главной «тонкости» Востока.

Вспомните архангела Джибраила, явления которого сперва очень испугался Мухаммад (согласно преданиям). Ведь Бог никогда и никого не пугает: Бог всегда может найти такой подход к человеку, чтобы не затрагивать естественно сложившиеся ущербные и негативные стороны его психики (даже если эта психика сильно несовершенна относительно идеала, соответствующего периоду развития). «Джибраил» не был послан Богом — это эгрегор очень высокого (для того времени) религиозного порядка, сложившийся на базе информации о «пророках» (как их называли, или как сами себя называли люди, которым становилось доступным коллективное бессознательное, которым не могло пользоваться большинство) до Мухаммада, их жизни и деятельности, части информации, которая действительно могла быть когда-то получена людьми от Бога, а также на базе религиозной этики взаимоотношений с “Богом” — похожей на зороастрийскую. Такой эгрегор «Джибраил» мог сложиться (как результат иерархической многократной “каскадной рокировки” и перестановок различных эгрегориальных блоков существующих крупнейших религиозных эгрегоров, а психика Мухаммада была инициирована этим новым духовным «монстром»

[292]) к началу VII века — как дань благонамеренных религиозных поисков множества ищущих Бога людей, и в этом отношении (в отношении религиозного прогресса) ислам несомненно этически передовая религиозная система, базирующаяся на Коране, в котором есть второй «контекст» (устремлённый в Человечность).

Приведём ещё несколько интересных выводов из названной выше книги В.Б.Авдеева, которые касаются зороастрийских корней в различных более поздних религиозных системах (особо важные выводы выделены жирным нами):

«Иерархическое устройство церкви, сложная ритуальная часть, календарные праздники, институт жречества — и здесь зороастризм был первым. Даже ранние формы индуизма не могут соперничать с ним в первенстве по многим принципиальным вопросам теории и практики.

Единственное, в чем изобретатели Ветхого Завета могут претендовать на абсолютное авторство, так это в изобретении самого понятия «религиозной», "священной" войны, методология которой весьма подробно дана во "Второзаконии"

[293], а затем еще более скрупулезно отработана Кумранской общиной в таких документах, как "Кодекс войны", "Книга Тайн" и "Устав для всего общества Израиля в конечные дни". Ни в одной другой религии мира ранее подобная методология столь тщательно не отрабатывалась, и лишь позднее в данном деле преуспел ислам, да знаменитые Крестовые походы

[294] также имели недюжинную теоретическую базу.

Последнее же чудо-чудесное заключается в том, что знаменитые десять заповедей существуют в двух вариантах: первый — для всего "стада Божия", второй же — только для пастухов. Двойное контрабандное дно морали

[295] для одних и для других с тех пор стало нормой во всех монорелигиях, в которых Единый Изобретенный Бог

[296] — соучастник всех преступлений».

Не менее интересны исследования В.Б.Авдееве в области истоков “христианской” символики. Оказывается происхождение креста — тоже индоарийское:

«Исследователи христианства, независимо от принадлежности к той или иной школе, обобщая культурные традиции, ему предшествовавшие, сознательно обходят стороной тот факт, что еще шлемы Ахиллеса и Сеннахерима были украшены крестами, а во главе римских легионов носили хоругви, украшенные крестами, что кресты были обнаружены в погребальных захоронениях практически всех народов задолго до того, как люди разных континентов и рас впервые увидели друг друга. Ацтеки и этруски в разных концах земли, даже не подозревая существования друг друга, еще за 1000 лет до рождества Христова украшали им свои храмы. Крест был привычным украшением фасада древних финикийских городов. Когда миссионеры из Европы впервые достигли острова Явы, то первое, что они увидели в туземной деревушке, так это украшения в виде крестов в хижинах. А когда Шлиман обнаружил руины легендарной Трои, то всюду, куда бы ни обращал свой взгляд, он видел целый россыпи из амулетов с этим знаком. Но об этих простейших фактах ученые всего мира, точно сговорившись, хранят упорное молчание.

Изучая происхождение креста, попутно нам представляется возможность сделать и второе открытие в области священной символики человечества. Свастика

[297] — мрачный ореол мертвенно-холодной загадочности окружает этот знак в понимании современного, даже весьма культурного человека. Но по санскритской традиции она означает символ благословения и доброго предзнаменования в глазах браминов. Шлиман, помимо крестов, обнаружил огромное количество амулетов, украшенных свастикой, и доказал, что оба эти знака в равной степени почитались древними арийскими племенами. Подобная или аналогичная символика обнаружена у этрусков, кельтов, египтян, финикийцев, греков.

Отныне знайте, что все толстенные христианские трактаты, раскрывающие высший смысл символа веры — худоумный плагиат, ибо значение креста как священного символа впервые было дано еще в Ведах, но об этом почему-то предпочитают молчать как исследователи христианства, так и специалисты в области классического индуизма».

То есть, в библейское христианство вместе с индоиранским содержанием вошла и древняя ведическая символика, указывающая на общее духовное наследие рабовладельческих цивилизаций и преемственность всех их религиозных иллюзий, ошибок и умышленных духовно-этических установок, предназначенных для закрепления скрытого рабовладения.

В наше время существует широко распространённое мнение, что якобы религиозное влияние на психику людей осталось в далёком прошлом, что советский период развития Русской цивилизации в границах СССР стал для многих людей рубежом, благодаря которому религиозные системы уже не касаются большинства людей, ведущих светский образ жизни. Действительно, согласно статистическим данным

,[298] в наше время существует всего несколько процентов людей, которые живут «религиозной» жизнью: регулярно посещают храмы, соблюдают религиозные традиции, читают молитвы и пр. Помимо таких «воцерковленных верующих» есть, конечно же, множество «сочувствующих» церкви: таких — свыше 50%

.[299] Но все остальные (оставшиеся около 40 % — люди, которые равнодушны к церковным традициям) плюс те, которые «сочувствующие» (всего свыше 90 % современных людей) — никак не могли приобщиться к библейскому мировоззрению через прямое влияние церкви (они не имеют никакого отношения к церковной жизни). Однако, как показывает опыт общения с этими людьми — их мировоззрение представляет собой светскую разновидность библейского мировоззрения. Это касается России, которая (вместе с бывшими союзными республиками и некоторыми другими государствами с «советским» прошлым) прошла период материалистического атеизма, длившегося около 70 лет и официально упразднённого

[300] в августе 1991 года. Ясно, что на Западе, страны которого не проходили период материалистического атеизма — мировоззрение светских людей тоже библейское, даже, если они и не исповедуют ни одно из разновидностей “христианства”.

Ответ на вопрос, почему же всё-таки народы России (которые можно объединить понятием «русский народ»), отказавшись от библейской религиозной системы в 1917 году, заявив о том, что «Бога нет»

[301], после 70-летнего периода материалистического атеизма опять легко впустили к себе в «дом» церковную иерархию и поддерживают её деятельность по меньшей мере своим «сочувствием» (бессознательным преклонением перед церковным «могуществом»)? — нужно искать в общности фундаментальных основ “христианского” мировоззрения и светского мировоззрения, которое поддерживала идеологическая система марксизма.

Как известно, узкой прослойкой» между высшей «управленческой» “элитой” и народом-толпой всегда была «духовная интеллигенция»: не техническая, которая успешно справлялась с задачами в своей узкой технико-технологической направленности, а именно «духовная» интеллигенция — писатели, поэты, философы, историки, деятели культуры и всех видов искусства, и пр. Сразу после революции 1917 года так называемая “русская” интеллигенция разделилась на тех, кто поддерживал марксистов-троцкистов и тех, кто вынужден был бежать за границу вследствие своего полного отказа сотрудничать с победившей партией. Первые, ухватившись за идеологию марксизма-ленинизма, стали её проповедовать в трудящиеся массы, адаптируя доминирующую идеологию под меру понимания большинства населения. В общем, “русская” «духовная» интеллигенция (верхушка которой состояла преимущественно из людей далеко не русского происхождения) стала нести «вниз» то, что она приняла себе в душу сразу после революции 1917 года.

Так продолжалось сравнительно недолго: уже в тридцатых годах XX века в среде высшего партийного эшелона, которому не доставало «духовности», но главное «мистической составляющей» идеологии

[302] (которой не имелось в марксизме) — начался поиск идей, «сообразных» марксизму-ленинизму. Поиск начали с буддизма, завязав тесные связи с тибетскими общинами. Такому обмену опытом помешал И.В.Сталин, который понимал, что давать “мистическую” составляющую для «зомбирования» советской толпы не следует

.[303] Но всё же после Великой Отечественной войны и смерти И.В.Сталина «духовная» интеллигенция опять впала в бессознательную тоску по религиозной “мистике”, которую не мог удовлетворить марксизм-ленинизм… Интеллигенции всегда чего-то не хватало, но вот чего, она не могла точно выразить

.[304] В ту пору ей пришлось довольствоваться лишь “мистикой” мифов и легенд древней Греции

.[305]

Одновременно с этими “творческими” поисками «духовной» интеллигенции, которые не были известны трудящимся «низам» советского общества (вплоть до начала 70-х годов, когда в результате хрущёвской “оттепели” робко из диссидентского подполья начали появляться первые самиздатовские работы) весь период до объявления “перестройки” Горбачёвым в 1985 году — трудящиеся «низы» “жували” адаптированную к их пониманию идеологию марксизма-ленинизма, до конца не понимая последнюю и в душе её презирая. Но всё же с малолетства и до окончания трудовой деятельности над каждым гражданином СССР довлела эта светская модификация библейской культуры и на её базе формировалось мировоззрение поколений.

Трудящееся большинство СССР не обладало той культурой выражения своих мыслей — какой обучалась лишь высшая и средняя «духовная» интеллигентская прослойка. Максимум, что мог выразить добросовестный русский труженик относительно идеологии марксизма-ленинизма — это отрицание правильности её выбора для себя, что бессознательно означало необходимость поиска чего-то передового, устремлённого в будущее.Бессознательное отрицание идеологии марксизма-ленинизма массово выразилось в растущем презрении ко всему аппарату «правящей» партии. Но, поскольку «духовная» интеллигенция формально не входила в этот аппарат, да ещё и из её недр началось выдвижение «весьма интересных»

[306] диссидентских трудов гораздо раньше, чем была объявлена “перестройка” — трудящиеся «низы» опять устремились за «новшествами» (пока подпольными) “русской” «духовной» интеллигенции, приняв из за альтернативу послесталинского аппаратного произвола.

К 70-м годам назрел кризис мировой системы “социализма”. Тогда “духовная» интеллигенция (паразиты на теле трудового народа по своему всегдашнему призванию) поняла, что ещё несколько десятилетий и идеологическая “кормушка” может перейти к какой-то другой духовной корпорации: опыт революционного переворота не прошёл даром

.[307] Всё это в совокупности: и давно нескрываемый в среде «своих» кризис марксизма-ленинизма и страх перед потерей халявного достатка и преклонение перед западными ценностями

[308] одновременно — навевали смертную тоску на «духовную» интеллигенцию, она мучительно искала выход из духовного тупика

,[309] особо обнажившегося после хрущёвской “оттепели”.

Лучше и короче всех духовный кризис, раздиравший психику “русской” «духовной» интеллигенции (особенно во второй половине XX века) символически в стихах выразил поэт Б.Окуджава

[310] в знаменитой песне Павла

[311] Верещагина

[312] из к/ф «Белое солнце пустыни»

.[313] Все четыре куплета знаменитой песни, представляющей собой тоскливые сетования на «неудачную» бесплодную жизнь

[314] — заканчиваются фразой «Не везёт мне в смерти».

О чём же бессознательно тосковали “русские” либералы? — Чтобы ответить на этот вопрос, нужно выяснить, что из «“христианско”-зороастрийской» религиозной системы перешло в марксизм-ленинизм, и что было оттуда выброшено такое, что в “христианстве” сотни лет успокаивало психику безвольных «нищих духом» людей, склонных к холопским отношениям с высшими по иерархии, в которой они состоят. Вернёмся к разговору об основных законах марксисткой «диалектики» (вершине атеистической идейно-философской мысли)

,[315] которые мы вкратце разобрали в Четвёртой книге.

По меньшей мере два основных “высших” закона «Диамата» буквально копируют (по содержанию, а не по форме выражения) древнее индоиранское (а затем зороастрийское) понимание мироустройства — «восточный дуализм»

:[316]

Единство и борьба противоположностей, один из основных законов диалектики, раскрывающий источник самодвижения и развития объективного мира и познания. Основу всякого развития составляет противоречие — борьба (взаимодействие) противоположных, взаимоисключающих сторон и тенденций, находящихся вместе с тем во внутреннем единстве и взаимопроникновении. Единство противоположностей относительно, их борьба — абсолютна; единство фиксирует начальную стадию развития противоречия (непосредственное единство противоположностей, их обособление), борьба раскрывает высший этап его развития — предельную заострённость противоположностей, разрешение противоречия, приводящее к качественному преобразованию объекта и возникновению нового противоречия.

Отрицания отрицания закон, один из основных законов диалектики, характеризующий направление, форму и результат процесса развития, единство в поступательности и преемственности в развитии, возникновение нового и относительной повторяемости некоторых моментов старого. Согласно отрицания отрицания закону, развитие осуществляется циклами, каждый из которых состоит из трёх стадий: исходное состояние объекта, его превращение в свою противоположность (отрицание), превращение этой противоположности в свою противоположность (отрицание отрицания). Форма процесса развития имеет вид спирали: каждый цикл выступает как виток в развитии, а сама спираль — как цепь циклов. Действие закона полностью обнаруживается лишь в целостном, относительно завершённом процессе развития; на каждой отдельной стадии закон выступает обычно как тенденция.

Мы комментировали эти два (а также и третий закон «Переход количественных изменений в качественные») в Четвёртой книге курса. В контексте настоящего раздела нам важны параллели между древней индоиранской основой религиозного мировоззрения и идеологией марксизма-ленинизма, который, оказывается, продолжал поддерживать у людей всё то же мировоззрение «восточного дуализма», как и предшественник марксизма-ленинизма — библейское христианство.

Стоит ли говорить, что первые убеждённые и посвящённые марксисты-троцкисты поступили со своими предшественниками («власть имеющими» и им сочувствующими) — согласно «духу» этих двух законов марксистской «диалектики»: все несогласные с новой идеологией были объявлены «противоположностями», с которыми началась борьба на «отрицание» последних из жизни молодого советского государства

.[317] Примерно также поступала и “христианская” церковь со своими оппонентами хронологически до периода “господства” марксистов.

Но это обнажение зверской сути доктрины восточного дуализма в период материалистического атеизма выглядело совсем не гуманно. Поэтому после объективного краха идеологии марксизма-ленинизма (который подготовил и внедрил в жизнь И.В.Сталин) — повторить эксперимент с физическим уничтожением оппонентов-«противоположностей» не решились. «Духовная» интеллигенция и “элита” учли печальный опыт революции и Гражданской войны начала XX века и задолго до путча 1991 года «договорилась» промеж себя о смене политических декораций с марксизма на православие

.[318] Тех, же, кто предпочёл остаться марксистом решили не трогать (во всяком случае физически не преследовать) — с ними поступили совсем по-восточному (по-зороастрийски), заключив неписанный “договор о ненападении”, но при этом с уровня государства стало поддерживаться православие

.[319] Такой совсем восточный подход к “свободе” пришёлся “элите” и «духовной» интеллигенции (которая никогда толком не может выразить, что она хочет) ближе, чем «зверства» первых советских пятилеток. И всё бы подходило её библейскому мировоззрению, если бы не нехватка материальных средств — которые сосредоточились в руках нескольких процентов «новых “русских”». В общем, опять чего-то не хватает…

Подводя промежуточный итог, можно сказать, что «духовная» “передовая” прослойка России тосковала вовсе не по «восточному дуализму»: его в марксизме было даже «через край»

.[320]

Вторая важная мировоззренческая составляющая зороастризма — образ “Бога”. Рассматривая образ зороастрийского “Бога”, мы пришли к выводу, что из мировоззрения восточного дуализма напрямую сложился и образ якобы Бога, который может творить как «зло», так и «добро» — в зависимости от поведения людей, а главное, в зависимости от того, поддерживают люди “господствующую” религиозную систему или не поддерживают. Такой “Бог” представлен в зороастризме (особенно эти качества «карать и поощрять» свойственны Митре). Правда в зороастризме разделение двух главных “Богов” на Ахура-Мазду («доброго») и Ангра-Майнью («злого») как бы подчёркивает мировоззрение восточного дуализма — поэтому зороастризм не вполне монотеистическая религиозная система.

Однако, при переходе к “христианскому” монотеизму древняя дуалистическая мировоззренческая основа, на базе которой сформировалась основная восточная иллюзия дуалистического образа “Бога” (в смысле, что между двумя «высшими» силами идёт война и обе эти «высшие» силы имеют возможность воздействия на людей: одна «добром», а другая — «злом»)

[321] — стала уделом (вошла в образ) одного “Бога”, которому была приписана функция борьбы со «злом»

.[322] В библейском христианстве

[323] функцию Ангра-Майньи («злого» духа) отдали Сатане (Дьяволу), с которым якобы борется Бог. Из такого подхода к образу Бога вывели ещё одну ложь — мстительность якобы Бога, который якобы ждёт удобного момента, чтобы воздать за «зло» — кару Бога за поддержку «зла» (как в этой жизни, так и посмертно)

.[324]

Мы вплотную подошли к ответу на вопрос: о чём бессознательно тосковали “русские” либералы в период материалистического атеизма? В этот период о «Боге» речи не было: «Бога» заменили на высший партийный орган

[325] — который и миловал и карал по своему произволу (то есть, в земной жизни был хозяин-“господин”, к которому привыкла всегда холопствующая и не привыкшая брать на себя ответственность интеллигенция). Было и пожизненное воздаяние: не было лишь посмертного воздаяния (то есть, в посмертной жизни хозяина-“Господина”, которому можно было верноподданно выслуживаться, не было) — такого мистического и вожделенного, какое было во всех основных религиозных системах стран, представленных в СССР до революции 1917 года. Тоскуя по лёгкой (по сравнению с учением марксизма) возможности пожизненного обретения посмертных “благ”

,[326] что принято в “христианстве”

,[327] либеральная интеллигенция способствовала воцарению духовной власти православия в России: “элита” последовала «духовности» интеллигенции-либералов, как всегда и бывало. Так в Россию вернулось опаснейшее “программное обеспечение” поддержки скрытого рабства — имитация справедливости (посмертной) именем Бога — что в начале XXI века равносильно самоубийству, поскольку это увеличивает разрыв между объективным стремлением общества к справедливости

[328] и подсунутым ему прошлым “программным обеспечением” имитации.

Но всё же эхо доктрины посмертного воздаяния было даже в марксизме, однако, эта доктрина не устраивала в первую очередь «духовную» интеллигенцию, всё больше и больше — по мере деградации последней во времена “социализма”. И опять вошедшее в “социалистический” порядок эхо библейской доктрины посмертного воздаяния напрямую завязано на зороастризм — не только по смыслу, но и символически. Мы впервые затронули тему Вечного огня в одной из сносок начала текущей Главы, где написали следующее.

В наше время некоторые считают «вечный огонь» — антихристианским символом. В действительности это не совсем так. Если посмотреть историю возрождения культа «вечного огня», то впервые он был зажжён в 1920 году на могиле Неизвестного солдата в Париже после Первой Мировой войны. То есть в светской архитектуре он был впервые употреблён в самом сердце Европы и олицетворял собой начало эпохи всемирного псевдосоциализма — как предполагали хозяева масонов. Что касается Первой Мировой войны и её многочисленных жертв, то она была развязана для нагнетания революционной ситуации в Европе и в России, что привело в конце концов к падению российского самодержавия и власти церкви. Утрата Россией властного суверенитета (который олицетворяло самодержавие Императора) в результате двух революций 1917 года было закреплено символом «вечного огня» на территории СССР но лишь после того, как И.В.Сталина не стало

.[329] Кончено это можно объяснять сложностями с топливом в сталинские времена, но «вечный огонь» появился в СССР на 37 лет позже, чем во Франции. Это произошло к 40-летию событий февраля 1917 года (в 1957 году) в Ленинграде на Марсовом поле у памятника «Борцам революции». Вечный огонь стал смысловым центром мемориала, расположившегося на бывшем Императорском плацу. После этого «вечный огонь» был зажжён на могиле Неизвестного солдата у Кремлёвской стены в Москве в 1967 году

.[330] Также он имелся в других населённых пунктах СССР.

В общем «вечный огонь» стал символом второй ветви библейской концепции — светской. В этом смысле он многим действительно кажется «символом антихристианства». Но в действительности, если понимать всю библейскую концепцию псевдохристианства — церковное “христианство” и светский масонский марксизм — как «две последовательные ступени внедрения библейской концепции в народы мира», то символ «вечного огня» уже не будет представляться «символом антихристианства». Символ вечного огня был возрождён (из недр зороастрийского “очищения” огнём) всемирным масонством после революции — как символ «бессмертия масонской мафиии масонского дела» и символ «очищения людей преданностью делу революции». Конечно же простые люди понимали символику «вечного огня» по-своему: как вечная память погибшим героям. Но посвящённые вкладывали в этот символ свою меру понимания и посмеивались, глумясь над простотой народа… а зря

.[331]

В то же время, культ огня изначально вошёл в библейское “христианство” — да ещё и в его значении ничем не меньшем, чем культ «вечного огня» в светском масонстве

.[332] Поэтому магия огня не чужда и библейскому христианству. Хозяева домасонских и иудейских структур с древних времён пробовали применять культ огня (который был издревле одним из самых главных в среде праиндоиранских племён) в своих целях, чтобы замкнуть этот эгрегориально (и генетически) “родной” для крупнейшего конгломерата племён древнейший культ — на свою эгрегориальную алгоритмику: то есть изменить содержание культа, оставив его внешние стороны на откуп толпе.

Лучше всего исследования на тему эхапосмертного воздаяния в советские времена провела С.Б.Адоньева в своей «автономной работе», которая называется «Ритуальные площадки»

.[333] Ценность работы С.Б.Адоньевой состоит в том, что она исследовала вопрос значения для советских людей Вечного огня с позиции внутренней мировоззренческой сущности этого одного из главных советских ритуалов — а не общепринятого его содержания. Ценно и то, что при этом С.Б.Адоньева раскопала, что Вечный огонь имеет древнейшие корни индоиранского происхождения

[334] (напрямую связанные с доктриной “очищения”и посмертного воздаяния) — самостоятельно пришла к тем же выводам, что и мы, попутно ответив на вопрос, «о чём же так тосковала “русская” «духовная» интеллигенция?». Приведём наиболее интересные места её исследования, выделяя самое важное жирным и комментируя некоторые места текста в сносках:

«Захоронение на Марсовом поле было первым публичным захоронением в России, совершенным с нарушением церковного обычая: без панихиды, вне кладбища и без надмогильных крестов.

"Я видел Марсово Поле, — писал И.Бунин, — на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции

[335], комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоествественно закопаны в самом центре города живых!

[336] Комедию проделали с полным легкомыслием и, оскорбив скромный прах никому не ведомых покойников высокопарным красноречием, из края в край изрыли и истоптали великолепную площадь, обезобразили ее буграми, натыкали на ней высоких голых шестов в длиннейших и узких черных тряпках и зачем-то огородили ее дощатыми заборами, на скорую руку сколоченными и мерзкими не менее шестов своей дикарской простотой."

Потребность в реконструкция Марсова поля в начале 1920 годов была определена необходимостью заменить временное мемориальное сооружение, описанное Буниным, на постоянное. Фактически, эта мемориальная площадка оказалась первым продуктом советской архитектуры.

А.В.Луначарский писал Ленину в середине сентября 1918 года:

"Памятник героям революции. Вот мною сочиненные надписи, если Вам интересно:

· Бессмертен павший за великое дело, в народе жив вечно, кто для народа жизнь положил, трудился, боролся и умер за общее благо (орфография, конечно, новая).

· Не зная всех героев, в борьбе за свободу кто кровь свою отдал, — род человеческий чтит безымянных".

Итак, ключевые слова для толкования смысла, вкладываемого в созидаемый артефакт, найдены: бессмертны те, (заметим — и только те), кто умер за общее благо

.[337] Сакрализуемый объект — общее благо. Определено здесь и нормативное отношение к этому объекту — самопожертвование. Наградой за реализацию такого императива становится бессмертие. Последнее обеспечивается тем, что "род человеческий чтит"

.[338]

Следует отметить, что слову «бессмертие» в этом контексте придается очевидно новый смысл, о чем достаточно ярко свидетельствуют словари. Определение бессмертия в Большом академическом словаре (1948 г.) соответствует введенному Луначарским: "бессмертие — 1. Вечное существование в памяти людей, незабвенность"

[339].

Важен и иллюстративный контекст, привлеченный для такого токования слова: "И уже почти что над снегами, легким телом устремясь вперед, девочка последними шагами босиком в бессмертие идет. М. Алигер. Зоя. Может быть, я говорю глупо, но — я верю, товарищи, в бессмертие честных людей, в бессмертие тех, кто дал мне счастье жить прекрасной жизнью, которой я живу

[340]. М. Горький. Мать. ч.2.гл.11. Ах! ведает мой добрый гений, Что предпочел бы я скорей Бессмертию души моей Бессмертие своих творений. Пушк. В альбом Иллическому"

[341].

В качестве второго значения приводится "вечное существование, непрекращающееся бытие материи." И ниже "Бессмертный. 1. Остающийся навсегда в памяти людей; незабвенный, сохраняющий вечное значение. Ленин с нами, бессмертен и величав. Маяк. Ленинцы". Бессмертие, таким образом, оказывается актом, внешним по отношению к личному выбору и личной судьбе. Оно есть результат внешней оценки. Повторимся, поскольку это важно — факт твоего личного бессмертия обеспечивается внешней оценкой, оценкой общества. Представление о бессмертии души указано в конце словарной статьи без комментариев».

Дальше С.Б.Адоньева, сама того не подозревая, описывает эстафету Вечного огня, берущего своё начало в СССР с ленинградского Марсова поля

[342] — подобную традиционной эстафете передачи церковного огня из Иерусалимского храма в другие храмы мира, что символизирует ритуал продолжения жизни по образу и подобию, завещанному “святыми”, их авторитетом и под их посмертным “покровительством”:

«Мифологическая и ритуальная разработка этого мемориального «now-how» происходит в 60-е годы и позже: "Эстафету вечного огня с Марсова поля приняли во многих городах страны. Он вспыхнул у братских могил и памятников как символ вечной славы героев, погибших за революцию, за Советскую родину. 8 мая 1967 года Вечный огонь из Ленинграда был торжественно доставлен в Москву и запылал у Кремлевской стены на могиле Неизвестного солдата… 9 мая 1960 года было открыто Пискаревское кладбище… После митинга на Марсовом поле рабочий-новатор Кировского завода П.А.Зайченко зажег факел, перевезенный затем на машине в сопровождении почетного эскорта мотоциклистов на Пискаревский мемориал. Негасимый огонь зажегся в чаше 27 января 1966 года — мемориал на Серафимовском кладбище. Негасимое пламя доставлено с Пискаревского мемориала. К героям Революции примкнули герои Великой отечественной войны. Эстафета Вечного огня олицетворяет бессмертие подвигов поколений борцов идей за торжество социализма".

Итак, "вечным огнем" помечаются места захоронения погибших (умерших безвременно). Основанием для такой пространственной разметки определено приписываемое этим умершим целеполагание собственной смерти — за торжество социализма

[343]. О том, что это в реальности не всегда так, можно судить исходя из здравого смысла: к жертвам за торжество социализма отнесены жители Ленинграда, умершие в блокаду от голода и холода, смерть которых трудно отнести к свободному выбору "вольной муки" за социализм, а также случайно убитые на улицах в время февральского переворота 1917 года.

П.Вайль и А.Геннис отмечают, что именно в интересующий нас период — время распространения мемориалов по территории СССР — в 60-ые, наряду с ортодоксальной точкой зрения на войну (против уничтожения первого в мире социалистического государства), существует и другая. По ней война представлялась схваткой в мировым злом. "Война народная переродилась в войну священную, в дело не только государственной или исторической важности, но и событие мифологическое, вроде борьбы богов с гигантами"

[344]. Справедливости ради отметим, что священной, война 1941 года была названа сразу же: "идет война народная, священная война". Великая Отечественная война была названа священной войной за веру в торжество социализма.

На рубеже 70-х годов появляются более откровенные мифологические трактовки избранного для организации ритуального пространства символа. М. Поступальская в книге "Вечно живой. Рассказы об огне", выпущенной издательством "Детская литература" 50-тысячным тиражом в 1967 году пишет: "Где огонь — там тепло, свет, там люди! Огонь живет в огромной доменной печи и дрожит на свечном фитильке. Он горит в большой чаше на могилах бойцов и синим венчиком окружает газовую горелку. Он озаряет небо праздничным салютом и сыплется искрами из трубы старенького паровоза".

"Недалеко от Баку, в Сурахах, в древности была сооружена высокая труба. По ней из земли шел природный газ. Труба эта возвышалась над храмом огнепоклонников…"

[345] И далее: "Во всех огнях есть отсвет первобытных костров, что горели когда-то в пещерах… И до нынешних дней не погасла искорка этого древнего огня. И в наше время есть обычай постоянно поддерживать огонь в местах особо дорогих и памятных, например на кладбищах, где похоронены бойцы, павшие в сражениях за родину".

Содержательное поле символа усложняется: в единую цепь связываются ритуальные костры огнепоклонников (огонь как способ связи с метафизическими силами), костры пещерных предков (огонь пещерного костра как знак победы человека над природой — ср. сырое/вареное, холодная и горячая культуры) и огни над могилами погибших.

Более близкая по времени ритуальная «ссылка» приведена в компилятивной работе В.А.Кадыбко "Огонь с Марсова поля":

"В канун 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции на Марсово поле к братским могилам пришли трудящиеся Ленинграда — представители общественных организаций и воинских частей… Под звуки «Интернационала» здесь был зажжен вечный огонь. С тех пор он горит неугасимо как символ бессмертия великих идей Октября. Сбылись пророческие слова американского журналиста, большого друга Советской России Альберто Рио Вильямса, который еще в 1917 году написал: "Свет справедливости

[346] будет исходить не из факела статуи Свободы в Нью-Йорке, а из священных могил Марсова поля, где покоятся борцы за социализм".

[347]

Подведем итог

[348]. Газовые светильники зажигают в местах особых захоронений. Это — захоронения людей, умерших безвременной смертью. Мемориалы приписывают, похороненным в них, подвижническую мотивировку собственной кончины/гибели. Вечный огонь является элементом ритуального текста, который одновременно адресуется и мертвым и живым. Мертвым этот текст сообщает о том, что живые памятью обеспечивают их бессмертие

[349]. Но в чем смысл сообщения, обращенного к живым посетителям этих мест?

Есть в городе памяти много домов,

Широкие улицы тянутся вдаль,

Высокие статуи на площадях

Стоят — и сквозь сон улыбаются мне.

Есть в городе памяти много мостов,

В нем сорок вокзалов и семь пристаней,

Но кладбищ в нем нет, крематориев нет, —

Никто в нем не умер, пока я живу

.[350]

Вадим Шефнер. Переулок памяти. 1968

Нас интересовал не генезис или типология символа, но принцип его работы. Он состоит в превращении временного вектора — от настоящего в прошлое

.[351] Возникшая (пусть и вполне осознанно) здесь и теперь символическая форма завершает "семиотический объект"

,[352] который за очень короткий временной период становится социальным институтом, конвейерным способом преобразующим индивидуальные миры граждан в одну общую реальность, этим "семиотическим объектом" закодированную

.[353]

Все ритуальные огни и мемориальные сооружения нашей советской родины служат урочными местами — ритуальными площадками. Эти ритуальные площадки в строго отведенное для этого время — красные дни советского календаря становятся местом посвятительных или календарных ритуалов — посвящение в пионеры, митинг в память — летия со дня

.[354] Поражает плановость (дело пятилеток) и размах культового творчества, как в отношении их созидания (пространство), так и во отношении их внедрения в повседневную жизнь (время): конструируется хронотоп. Посещение ритуальных мест до сегодняшнего дня — обязательный элемент протокола официальных визитов. Оно было включено во все экскурсионные планы туристических бюро на всей территории СССР.

Очевидно, что газовый факел над захоронением — дальнейшая разработка начатой с первых дней русской революции работы по созданию новых святынь. Ленинский план "монументальной пропаганды", впервый возглашенный декретом "О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей" (Собрание узаконений и распоряжений, N 31 от 15.04.1918), как отзывались о нем свидетели, был "органически связан с великим делом культурной революции, с коллосальной перестройкой человеческого сознания, которую сделали возможной великие дни Октября"

[355]. Иными словами, пространственные объекты, в соответствие с определяющей их идеологией, должны были стать (и стали) инструментом, преобразующим внутреннее (когнитивное, эмоциональное) пространство граждан.

Ленинский мавзолей стал идеологическим фокусом монументальной пропаганды, что вряд ли было задумано автором плана. "Место для Мавзолея было выбрано на Красной площади. Она стала форумом социалистической Москвы, площадью, где у кремлевской стены погребены борцы, павшие за революцию… Трудность состояла в том, что следовало… создать такое сооружение, в котором была бы выражена идея бессмертия (курсив мой — С.А.) великого дела Ленина". Архитектурное решение мавзолея, разработанное архитектором Щусевым представляло собой "прямоугольный объем, составляющий как бы основание сооружения". Он "увенчан ступенчатой пирамидой

[356], которая несет завершающую часть, утвержденную на колонах-столбиках. Здесь использованы древнейшие традиции надгробных памятников, имеющих своим прототипом простой курган (о чем не раз говорил Щусев)".

Итак, идея вечной жизни в памяти народной, сформулированная Луначарским и начертанная на мемориале Марсова поля в 1919 году, через бессмертие дела Ленина, развивается в факт «бессмертия» его тела — бальзамирование. Приведем некоторые выдержки, из обращений, пришедших в Москву сразу после смерти Ленина:

"телефонограмма ЦКРКП/б/ тов. Сталину. Организация рабочих фабрики "Освобожденный труд"… просят вас принять следующее предложение: тело глубоко уважаемого ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА советуем похоронить на Красной Площади, дабы каждый рабочий, крестьянин, проходя Красную Площадь мог умственно и сердечно (курсив мой — С.А.) сообщаться с дорогим ИЛЬИЧЕМ"

[357].

Эти тексты свидетельствуют о том, что концепт бессмертия в отношении Ленина колеблется между вечной жизнью (с мертвым Лениным можно умственно и сердечно сообщается) и идеей реинкарнации

:[358] "Ленин всегда живой! / Ленин всегда с тобой! /Ленин в тебе и во мне!". Дух одного человека

[359] переселяется во множество людей. Все члены сообщества, продолжающее дело, становятся носителями одного духа

.[360]

"Да здравствует партия Ленина вдохновитель и организатор всех наших побед!

[361]", "Наступил и на нашей улице праздник", "Навсегда сохранит наш народ память о величайшем в истории воин сражении" и пр. Эти монументальные граффити — прямое продолжение принципов монументальной пропаганды первых лет революции. В городах устанавливались временные (гипсовые) памятные доски, многократно повторявшие одни и те же слоганы: "религия — опиум для народа", "революция — вихрь, отбрасывающий назад всех, ему сопротивляющихся (надписи на Московской городской Думе — Музее Ленина), "пролетарии всех стран — соединяйтесь", "дело науки — служить людям" и пр.

Воспользуемся описанием путеводителя начала 70-х

[362].: "…перед вами открывается панорама площади Героев. В центре — огромный водяной партер. Шесть скульптурных композиций, расположенных на этой площади, изображают подвиги воинов. На противоположной от скульптур стороне — более чем стометровая стена в виде развернутого знамени, на котором читаем слова: "Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?"

Читая это, я испытывала знакомый мне с детства трепет. Попытка вспомнить и вербализовать его — трепета — основание дала следующую силлогическую

[363] фигуру: каждый советский человек в своей окончательной реализации — герой. Он бессмертен — об этом свидетельствуют даже его враги. Я — советский человек, следовательно, я принадлежу к этому сообществу героев

[364]. Высказанное гораздо проще того, что было переживаемо на площадках мемориала: наблюдаемое мною было частью той реальности, которая была внутри меня.. — Вот они — барабаны моего племени! — Мое внутреннее отзывалось эмоционально на те символы, которые мой глаз легко различал среди прочих визуальных объектов, а опыт антропологического описания позволял квалифицировать как идеологические конструкты. Последнее позволило предположить, что переживаемая мною реакция — не индивидуальна.

Совершив траурное шествие по кругу мы поднимаемся на следующий уровень мемориала. На нем — бетонная скульптура — фигура скорбящей, склонившейся над телом молодого мужчины, лицо которого закрыто знаменем. Композиция памятника точно повторяет Пьету, скорбящую над телом Христа Богоматерь

[365]: "Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен" — начертано рядом. Может быть по этому, из-за безымянности, закрыто лицо? Но, тем не менее, такое композиционное решение кажется странным в совпадении с другой традицией: по церковному уставу монахам при наступлении смерти лицо закрывают воздухом (тканью). Это — то, что я увидела. А вот то, что позже прочитала:

"Из зала Воинской славы вы выходите на площадь Скорби. На этой площади стоит монумент — склонившаяся над смертельно раненым сыном фигура матери. В скульптуре выражена глубокая скорбь и протест всех женщин против войны, уносящей миллионы жизней". Так развернута одна из важнейших ритуальных площадок советской страны. Ленинский курган-мавзолей ("сердце нашей Родины") воплотился в апофеозе Мамаева кургана.

Поэтические, изобразительные и прочие художественные и культурные тексты советского времени создают адепты того же мифа, в который посвящались участники мемориальных ритуалов. Собственно — участники ритуалов и адепты мифа — одни и те же люди. Представление о советском народе как о мистическом целом, где каждый является только частью и именно потому — бессмертен, одна из ведущих тем литературы военного и послевоенного времени.

Посвящение в миф, прямым следствием которого была интериоризация императива общественного служения, происходило в ритуале, воспроизведенном на множестве ритуальных площадок, пространственная реализация которых разворачивалась в соответствии с мемориальным каноном.

Воинская доблесть исторической России, гибель за Отечество основывалась на вере в святость мученической христианской кончины и в радость вечной жизни в царствии небесном. В советском мифе все не так: убиенные воины и невинные жертвы советских времен, воплотившись в бронзу и бетон, угрюмо ждут от живых возвращения долга: живи за другого

[366]. О том, что вопрос — "я умер за тебя, какой ты?" — нашел отклик в сердцах посвященных в пионеры масс свидетельствуют и мои собственные впечатления, определенные пионерским детством, и рассказы моих сверстников

[367].

Идеология остается сама собой до тех пор, пока она конструируется и пропагандируется властью. Когда же она становится идеологией масс, определяющей картину мира этих масс, она превращается в мифологию. Инструментом такого превращения идеологии в мифологию оказывается ритуал. Ритуальное действо, в отличие от иных социальных процедур, в том числе и репрессивных, непременно имеет добровольную «часть», поскольку оно направлено на преобразование внутреннего пространства его участников (собственно, на их душу). Открытие своего внутреннего пространства для такого внешнего преобразования необходимо добровольный акт. Таким образом, и мифологическая реальность (картина мира) принимаемая адептами, и социальная реальность, сооружаемая ими по законам принятого на вооружение мифа (социальная практика), есть результат свободного выбора посвящаемого. Идея служения людям, основанного на долге перед мертвыми

[368], чью жизнь ты доживаешь и чье дело ты продолжаешь — культурный императив. Он формировался посредством советских мемориальных ритуалов, мифологическими образцами которых оказывались разные лица: степень их бессмертия была различной, но предписывающая (и суггестивная) сила одной и той же.

Советский человек оказывался перед чреватым неврозом противоречием: для того, чтобы стать бессмертным, нужно остаться в памяти народной. Для того, чтобы в ней остаться, нужно совершить акт служения общему делу. В предельном случае этот акт состоит в созидании собственной смерти. Смерти особенной — красной, и — на миру. В конечном счете оказывалось, что для того, чтобы избежать смерти (стать бессмертным), нужно погибнуть

[369]».

Этим выводом заканчивается интереснейшее исследование С.Б.Адоньевой, которое мы привели с большими сокращениями. Посмертная “справедливость” в светском исполнении, как видите, мало отличается от посмертного воздаяния, берущего своё начало хронологически самое позднее — от Заратуштры. И в религиозном «воздаянии» и в светском, толпа призывается подчиняться системе, возглавляемой иерархами, вставшими между толпой и Богом.

Многие скажут: это всё в прошлом, нынешнее молодое поколение не верит ни в Христа

[370], ни в советские мифы. Внешне это выглядит примерно так. Но мифологизированное религиозным и светским периодами мировоззрение людей никуда не делось. Поскольку же со второй половины XX века мы живём в новом информационном состоянии (изменилось соотношение эталонных частот биологического и социального времени) — к началу XXI века давление социальной среды на людей стало таково, что те самые жизненные личностные ритуалы, которые ещё недавно навязывались государственной системой и были общими, стали совсем «добровольными» и частными, “атомизировавшими” общество в некое подобие светского политеизма. Каждый из толпы как бы «добровольно» выбирает себе понравившийся ему культ (в настоящее время таковых — множество и они размножаются в темпе соответствующем частоте изменения базовых прикладных технологий) и какое-то время живёт мифом этого культа, поддерживая соответствующий эгрегор. Затем интересы могут «добровольно» измениться и культ будет поддерживаться другой

.[371]

Но при этом все культы (их сборка в единое целое — единую сложнейшую ритуальную систему светских «ценностей») управляются через средства массовой информации (СМИ). В СМИ в целом проводится целенаправленная политика по поддержке в современном обществе всего спектра культовых интересов — но таких интересов, которые уводили бы толпу от вопросов всеобщей справедливости вообще подальше на частные интересы. Задача современных СМИ и их хозяев — держать сознание толпы в постоянном интересе увлечения чем-либо

,[372] чтобы эта толпа ни в коем случае не осталась наедине со своей совестью, вне зоны действия СМИ и Интернета

.[373] Если захват психики людей СМИ «пожизненный», то задумываться о смысле жизни и о вопросе «справедливости» времени и возможности не остаётся. Так «множеством интересов», предоставляемых хозяевами текущего политического обеспечения, “живёт” большинство толпарей в современном западном мире.

Вышеизложенный принцип современного личностного “атомизированного” мифотворчества создаёт иллюзию полной свободы у многих граждан

[374] — особенно у тех, кто не стеснён в материальных средствах. Но, как мы уже говорили выше, у всего необъятного спектра «возможностей», «интересов» и «занятий» есть хозяева, которые следят за концептуальным соответствием всего спектра, транслируемого через СМИ

.[375] Концепция, проводимая всем спектром СМИ — библейская — современная разновидность библейского программного обеспечения с теми же старыми целями

.[376] Видимость (иллюзия) полной свободы обеспечивается множеством создаваемых и доступных возможностей современного толпаря (особенно это свойственно большим городам) «заниматься тем, что ему нравиться».

Необъятность с позиции личностного сознания даже малой части современного спектра возможностей масскультуры создаёт иллюзию божественности

[377] тех, кто стоит за современными достояниями технократии со всеми её «удобствами». Это обусловлено тем, что в психике каждого от рождения существует бессознательное ощущение того, что Бог обладает неограниченными возможностями и бессознательная тяга к Богу, дающего настоящую свободу. Но масскультура такова, что она издревле отлучает людей от осознанной религии веры Богу, ориентируя психику людей на всевозможные ритуалы-имитации возможностей Бога. Просто в настоящее время эта имитация приняла формы, соответствующие этапу технократического “развития” общества.

В общем, ритуальная сторона имитации свободы для толпы соблюдена достаточно умело и «в ногу со временем». Однако, современная имитация, обеспечивающая толпе иллюзию свободы, не может обеспечить имитацию справедливости, которую при капиталистах (и ранее во времена феодализма и даже древнего рабовладения) обеспечивала доктрина посмертного воздаяния, напрямую вытекающая из логики восточного дуализма. Как с этим быть?

Пока можно говорить о двух способах, которые пробуются в настоящее время одновременно. Первый: извращение нормальной генетики толпы до невозможности восстановления (через алкоголь, табак, наркотики, другие психотропы, генную инженерию и пр. виды оружия геноцида)

.[378] В этом случае толпа будет генетически (и соответственно психически) непригодна установить связь с Богом — перейти к религии веры Богу от всяческой имитационной ритуальщины. Второй: возвращение к опыту прошлых временных успехов в деле имитации справедливости: это “христианство” и советский опыт иллюзий посмертного воздаяния. Ничего другого не придумано.

“Христианский” опыт берёт верх по причине деградации большой части общества

[379] (вслед за «духовной» интеллигенцией и по её культурному примеру, распространяемому СМИ), которое с каждым входящим в жизнь поколением всё меньше желает трудиться на благо Родины

.[380] Но остаётся ещё достаточно широкая прослойка “социалистов” (которые воспитывают в своём духе молодёжь: да и некоторая часть молодёжи сама попадает под эгрегор “социалистической” доктрины якобы справедливости), которым специально оставлен «вечно живой» Ленин в Мавзолее: на всякий случай и для удовлетворения духовного спроса этих приверженцев недалёкого прошлого (по принципу: любая имитация справедливости хороша).

Поскольку довести российскую толпу до полной (безвозвратной) деградации и демографического вымирания (точки демографического невозврата)

[381] пока не удалось — можно увидеть в СМИ переход к ориентации на библейское православие

.[382] Можно заметить, как всё больше в СМИ показывают церковь с позиций высшей духовной власти — это и есть основное средство хозяев толпо-“элитарной” пирамиды, которое они пока предпочли как средство высшей идейно-религиозной сборки всех “атомизированных” современных культов (и соответствующих им людишек) в единую духовную иерархию по опыту прошлого, но с поправкой на современные особенности сборки. Уже очень многие современные культы масскультуры замкнуты на авторитет церкви

.[383] Этим хозяева современного глобального проекта пока заполнили духовную нишу стремления людей к справедливости. В загашнике светская “справедливость”, сценарий которой заглох в конце XX века во многом из-за «природной» трусости, безволия и нежелания трудиться “русской” либеральной интеллигенции.

Теперь можно вернуться к роли “русской” либеральной интеллигенции — раз уж мы вернулись к разговору о возвращении православия в Россию. Как мы уже говорили, “русская” либеральная интеллигенция ещё со времён царской России не была приучена к созидательному труду в сфере материального производства. Мало того, она шарахалась (и шарахается до сих пор) от одной мысли, что её придётся трудиться на «не престижных» должностях в качестве работников производительной сферы. В общем, работников сферы «духовной» интеллигенции можно назвать “элитарными” паразитами на теле народа

.[384]

Поэтому “русским” либералам православие было удобно — тем, что при его духовном обеспечении от них не требовалось трудиться: достаточно было поддерживать церковь своим творчеством и “справедливое” посмертное воздаяние было обеспечено, также, как и определённая свобода и «гонорар». Но либералу всегда мало свободы, тем более, что он сам не знает чего хочет (то ли севрюжины с хреном, то ли Конституции…), стремясь за «новеньким» (вдруг чего и выйдет более выгодного и интересного). Так часть либералов поддержали революцию (но не Октябрьскую, а февральскую) в 1917 году. А потом революционный процесс уже пошёл вне их воли. Многим пришлось уехать, многие закончили жизнь трибуналом. Но вот при новой власти (в стране Советов) стала расти прослойка «духовных» интеллигентов нового поколения. Они воспевали уже не церковь, а советскую власть, поддерживали революционные мифы, трудились (на культурном, духовном фонте), распространяя в массы советское эхо древнего мифа о посмертном воздаянии (“справедливости”).

Естественно, что либерала не устраивали жесткие рамки советских мифов и цензуры, тем более, что приходилось работать на благо СССР (особенно при Сталине), а добросовестно трудиться на укрепление государства духовная “элита” не привыкла

.[385] Но до смерти И.В.Сталина они даже и не рыпались в поисках чего-то другого. Было страшно за свою шкуру: такая уж она трусливая по “природе”, эта “элита”. Но после хрущёвской “оттепели” либералы стали поднимать голову, активизировав свой творческий поиск. Кроме западных ценностей и возвращения к православию они ничего не сотворили.

Другое дело трудящийся в сфере материального производства народ-толпа. Дело в том, что большинство либералов-интеллигентов уже в первые десятилетия советской власти познали двойные стандарты “социализма” и, поддерживая власть и мифы, сами (в подавляющем большинстве) не верили в “социалистическую” доктрину “справедливости”

,[386] которую они же и внедряли в жизнь трудящихся. Но сами трудящиеся в подавляющем большинстве верили в “социалистическую” справедливость, замкнутую на эхобиблейско-зороастрийского мифа о посмертном воздаянии. “Элита” судила по своей нравственности, а народ, будучи гораздо благонравнее “элиты”, понимал справедливость по-своему.

Поэтому «духовная» интеллигенция-“элита”, развращённая тунеядством и западными ценностями (особенно в после сталинский период — в период “застоя”)

[387] прекрасно понимала, что никакого посмертного воздаяния от “социализма” ждать не стоит. А значит после смерти — полное забвение — даже если и случиться прославиться при жизни

[388]«службой трудовому народу».

К моменту объявления «перестройки» (1985 год) «духовная» интеллигенция так постаралась на поприще разложения социалистического строя, что трудящиеся массы уже не только ощущали, но и знали о двойных стандартах “социалистической” высшей “элиты”

.[389] Последнее стало решающим фактором отказа большинства от честного труда (вместе с имитацией посмертного героизма, как эха посмертного воздаяния) на “элитную” верхушку. Русский народ-толпа не желали трудиться не на благо Родины, общества — а на “элиту”. К тому же большая часть толпы уже была заражена “элитным” тунеядством от субкультуры либералов. Всё это открыло путь возврату православия.

Но при всём этом не надо забывать, что в духовном наследии интеллигенции и толпы осталось “христианство” (прошло всего три-четыре поколения, как его не стало на уровне государства). «Духовная» интеллигенция в своём большинстве задолго до 1985 года тайно тянулась ко временам православия, память об удобствах которого не отпускала психику неустойчивых либералов. И вот, как только в Россию вернули духовную власть церкви, либералы в своём большинстве ухватились за такую возможность опять обрести пожизненный и посмертный покой в лоне церкви.

Мы начали разговор о «духовной» интеллигенции и о народе-толпе, следующей культурным ценностям, которые эта интеллигенция опускает «вниз», с вопроса, «о чём тосковали либералы в период “социализма”?». И получили на него ответ: о доктрине церковной “справедливости”, которую они обрели вместе с возвращением православия, духовно вернув российское общество вспять

.[390] Напомним, что бессознательную тоску по церковной доктрине посмертного воздаяния (согласно которой попасть в рай можно не трудившись вообще, а лишь следуя всем рекомендациям церкви) наиболее кратко за «духовную» интеллигенцию времён “социализма” выразил Б.Окуджава в песне таможенника Верещагина: Не везёт мне в смерти. Культуру обязательного воцерковления «духовная» интеллигенция, как и положено по статусу «культурной мафии», передаёт в высший эшелон “элиты” и в толпу. Высшей “элите” это подходит, поскольку она всегда грешна (а грехи в церкви отпускают за плату) и не трудится в сфере материального производства, а толпа, которая тоже всё меньше желает трудиться (видя несправедливость этого мира) подтягивается к церкви, пытаясь обрести посмертную “справедливость”.

Теперь, после возвращения в лоно православия, вся “элита” (за малым исключением) получила возможность пребывания в иллюзии «везения в смерти». Но Павел Верещагин из «Белого солнца пустыни» продолжает припев дальше: «Не везёт мне в смерти — повезёт в любви». Что этим продолжением имеет в виду «духовная» интеллигенция?

Ответ нужно искать, рассматривая всю песню целиком. Про любовь Верещагин поёт следующее: «Ваше благородие, госпожа чужбина. Жарко обнимала ты, да только не любила. В ласковые сети, постой, не лови! Не везёт мне в смерти — повезёт в любви!».

Только в Русской цивилизации тосковать по русской религии (беззаветная и внеконфессиональная вера Богу) может даже отпетый либерал-интеллигент

.[391] Притом такая тоска появилась лишь после снятия церковного гнёта со всего русского народа — тогда, когда интеллигенция почувствовала «невезение в смерти» (библейская концепция), она же стала тосковать по «везению в любви» (Русская концепция).

Если первое — зороастрийско-“христиансткие” иллюзии посмертной справедливости, то второе вполне может означать Любовь (с большой буквы), которой больше всех сопричастны Русские люди, потому что Русскость это всеЧеловечность, истинная земная (а не посмертная) справедливость. Возможно, что только Русская цивилизация в период с какого-то момента I тысячелетия до н. э. по 7–8 века н. э. (то есть, не менее 1000 лет) жила самым справедливым жизнестроем из всех региональных цивилизаций. И это Русское духовное наследие — тоже является духовным наследием всех, кто попадает под «географию» Русской цивилизации — в том числе и «духовной» интеллигенции. К тому же известно, что Бог есть Любовь.

Снятие церковного духовного гнёта на период около 70 лет (с 1917 по 1991 гг.) благотворно сказалось даже на психике самой продажной и верноподданной любым хозяевам

[392] российской прослойки — «духовной» интеллигенции. Именно в этот период появилась формула: «В смерти

[393] не следует искать везения — везение нужно искать у Бога, обретая Его Любовь

[394]». Чего можно говорить о простых тружениках: они тоже активно познавали суть этой формулировки.

«Ласковые сети» религиозной системы, завезённой на Русь с «чужбины», давали и дают человеку лишь иллюзию прижизненного успокоения и умиротворения (нечто вроде религиозного самоуспокоения посмертного воздаяния: мол в жизни нет справедливости, а я к ней стремлюсь, значить я получу её с помощью церкви, приобщившись к чужбинной вере), но не обеспечивают постоянного пребывания человека в чувстве всеобщей Любви (к чему бессознательно тянутся все люди). Последнее может обеспечить лишь Бог — помогая человеку в его объективно праведных мыслях и делах.

Раз уж разговор вернулся к знаменитой песне Павла Верещагина, то следует отметить, что в её куплетах отразилось мифологизированное сознание (и бессознательное — даже в большей мере) «духовной» интеллигенции (видимо эта психическая мифологизация вошла в генетику “элиты” и воспроизводится среди тех людей, кто попадает под “элитный” эгрегор). Песня начинается куплетом про удачу, а заканчивается куплетом про победу. Эти обе функции в зороастризме были приписаны Митре — “Богу”, приносящему удачу и победу. Мало того, в древнеиранском, древнегреческом и римском политеизмах было принято распределение “обязанностей” между богами (которых считали “господами” над людьми

:[395] отсюда и «госпожа удача», «победа» и другие)

[396] по особенностям пантеона: были боги и богини победы, любви, удачи, смерти… и тому подобные

.[397]

Про разлуку Павел Верещагин поёт следующее: «Ваше благородие, госпожа разлука. Мы с тобой родня давно, вот какая штука. Письмецо в конверте, погоди, не рви! Не везёт мне в смерти — повезёт в любви!». Речь идёт о «разлуке» между библейской культурой и Русской культурой, чувство которой (чувство разлуки) разрывает психику верующих людей, живущих в России

.[398] Но при всяческом напоминании о Боге истинном, через Язык Жизни или через других людей верующий “христианин” как правило шарахается в сторону церкви, наиболее понятной ему и доступной его безвольной натуре (не надо трудиться над своей психикой — достаточно обрести покой на исповеди у батюшки) — разрывая очередное “письмецо в конверте” от Бога.

“Образ” Бога, вошедший во все рассмотренные нами главные «мировые» религиозные системы (иудаизм, “христианство”, ислам)

[399] сформировался на базе логики восточного дуализма, механизм возникновения которой описан нами в разделе «Древнейшие истоки восточного дуализма». Первоначально было принято разделение на «Добрых» и «Злых» Духов-“Богов”, а затем стал выделяться единый “Бог”, которому противопоставлялись силы «Зла». Идея длительной борьбы этого “Бога” с силами «Зла» в надмирном пространстве (пока существует настоящая цивилизация) до победы «Добра», которое должно произойти через «конец света» и «Страшный Суд» — была перенесена из восточного дуализма на “образ” единого Бога. Так во многих религиозных системах Бог приобрёл приписанные ему качества «борца со злом».

Одновременно с этим в древних цивилизациях (начиная от зороастрийской) складывались субъективно выстроенные людьми системы нравственного характера

[400] — что есть «Добро», а что «Зло». Избранная в древности людьми система нравственных стереотипов закреплялась религиозными канонами и становилась догмой, которая переносилась на “образ” Бога. Так “Бог” обрёл многие качества, которые были лишь людскими иллюзиями, возможными к появлению лишь на древних этапах развития общества. Эти качества “Бога” вошли в религиозные эгрегоры, после чего ложный “образ” Бога стал поддерживаться на уровне духовного наследия.

Первойкрупной иллюзией, которая вошла во многие религиозные системы как одна из главных характеристик Бога, является — карательная функция “Бога”, якобы вмешивающегося своим «гневом» в земную жизнь людей и целых цивилизаций, которые упорствуют в поддержке «Зла». Такие карательные меры — якобы Свыше — в отношении живущих людей, можно увидеть во всех известных «Священных Писаниях» — начиная от Авесты и заканчивая Кораном.

На этапе естественного становления первых крупных национально-государственных цивилизаций (при переходе от первобытно-общинного строя к рабовладельческому) возникла необходимость создания иллюзии религиозной справедливости — поскольку высшие касты желали устойчивости управления рабами, а низшие касты (рабы) стремились отыскать справедливость, которой на было в земной жизни. Религиозная иллюзия посмертной “справедливости” возникла на базе того же древнего мировоззрения, откуда появилась и уверенность в карательной функции “Бога” — из мировоззрения восточного дуализма.

Второйкрупной иллюзией, которая стала достоянием множества религиозных систем, как одной из главных целей Бога является — воздаятельная функция “Бога”, якобы расправляющегося с душами «грешников» (в аду) после их смерти и поощряющая души «праведников» (в раю) тоже после их смерти. Эта иллюзия (восточная тонкость) родилась при переходе к рабовладельческому строю, и закрепилась дабы рабы даже не думали искать справедливость при жизни.

Но сами эти две крупнейшие иллюзии были следствием определённого психического развития людей, их первобытных мировоззрения и нравственности которое стало осознанно выражаться, самое позднее, на рубеже II–I тысячелетий до н. э. Это мировоззрение и нравственность мы условно назвали восточным дуализмом. В определённый момент развития, люди объявили поддающиеся своему управлению объекты сферой владения «добрых» богов, а неподдающиеся — «злых». Это был способ объяснения самим себе, почему одни явления и объекты поддаются волевому управлению, а другие не поддаются. Так возник пресловутый «восточный дуализм». Нетрудно догадаться, что разделение явлений, “богов” и других вполне материальных объектов на «добрых-злых» соответствовало уровню мировоззрения общества людей, в котором господствовал животный тип строя психики. Также нетрудно догадаться, что обществу с господством нечеловечных типов психики (с преобладанием животного, даже можно сказать «звериного» типа психики) и соответствующей этому типу психики нравственности и мировоззрению (с крайне ограниченным миропониманием) — Бог в Своей Мhре-Предопределении никак не мог предоставить людям власть (не то что неограниченную власть, но даже и ограниченную) над всеми вожделенными ими явлениями и выбранными ими объектами управления.

Люди же, стремясь всё к большей и большей земной власти над всеми выбранными ими объектами, но не получающие эту власть от Бога, объявили всё что им не подчиняется и якобы вредит — «плохим» и «злым». А для того, чтобы объяснить самим же себе свои же психические слабости (соответствующие этапу развития) — люди решили, что им вредят боги и духи, которые гораздо сильнее самих людей. Конечно последнее объяснение было “философски”-мировоззренчески принято людьми бессознательно — по их слабости признаться самим себе в психической незрелости (для чего нужно было многое понять), и, конечно же, непониманию истинной логики взаимоотношений Бога с Его тварями.

После этого люди объявили всё, что не поддаётся их волевому воздействию — «злом» чем было обусловлено желание древних верующих и их “жрецов” — отгородиться «зомбирующими» программами (в первую очередь вошедшими в зороастризм) веры, обычаями и сопряжённой с этим магией от “неприятных” воздействий на них Языка Жизни, приписывая при этом “неприятные” воздействия злым духам, а не своему собственному несовершенству. Главный источник такого мировоззренческого подхода к трудностям Жизни — слабость и несовершенство психики древних людей индоиранского Востока (по отношению к идеалу Человечности) и одновременно с этим их амбициозность, честолюбие, связанные с желанием расширить границы властных возможностей, а также, историческая необходимость создания первых государственных образований (чисто социальная проблема). Впоследствии (исторически позже зороастризма) такого рода желание списать все жизненные неприятности на выдуманные «сверхъестественные» силы (а в монотеизме — на Бога), или на других людей, на иноверцев… — вошло во многие религиозные системы (библейскую, исторический ислам и другие). В общем извечное желание переложить ответственность за свои мысли и поступки на кого-то другого — было и остаётся “естественным” приложением психической незрелости людей с глубокой древности. Только приписывание своих “неприятностей” богам и духам возвышало людей в их же собственных глазах: ведь дух считался сильнее любого человека. Но одновременно с этим люди “расписывались” в своей же слабости мировоззренчески одолеть “злые” эгрегоры-духи, которых они же сами и породили, а вера, “консервирующая” людской духовный прогресс (на стадии её религиозного оформления) только “помогала” им оставаться и дальше наедине со своими слабостями. Эта психическая особенность сохраняется и до наших дней у большинства людей и является своеобразным жизненным «тестом» на психическое совершенство (относительно идеала Человечности).

Длительное воздействие главных «мировых» религиозных систем на людей, рождающихся и умирающих из поколения в поколение под «Духом» этих религий — способствовало подстройке людского генетического аппарата под нравственно-мировоззренческие “ценности”, свойственные этапу перехода общества от первобытного к рабовладельческому. Поэтому помимо консервации религиозных иллюзий уровня «Духа»-эгрегора (поддерживаемого культурой общества), эти иллюзии вошли в генетику целых цивилизаций, которая, как известно, предается в виде врождённых автоматизмов «само собой разумения».

В результате двойного многотысячелетнего закрепления (генетика + культура) религиозных иллюзий в глубинных бессознательных уровнях психики подавляющего большинства людей как Западной, так и Восточной цивилизаций — переубеждать их, указывая на их же религиозные иллюзии, как правило бесполезно. Причём это касается не только касты (сословия, класса) рабов, но и “элиты”: и те и другие существуют прошлыми мировоззренческими стереотипами. Поскольку и рабы и “элита” с глубокой древности отгородились от Языка Жизни разделением явлений на «Добрые» и «Злые», а на эгрегориальном и генетическом уровнях такое разделение взаимно закреплено — то любое предложение извне (будь то обращение кого-либо из людей, или Язык Жизни в других его проявлениях) об отступлении от их мировоззрения автоматически объявляется «Злом» и в психике верующего “неприятная” информация натыкается на «барьер отчуждения», после чего верующий старается разными способами уйти от “неприятного” явления или разговора. К сожалению, те живущие ныне поколения, детство которых прошло под влиянием подобных религиозных или светских идеологических систем в своём большинстве бессознательно не приемлют предлагаемой им религиозной альтернативы. Поэтому основная нагрузка по выправлению древних мировоззренческих изъянов в современном обществе должна быть приложена в сфере воспитания вновь входящих в жизнь поколений. Благо Язык Жизни в современном быстро меняющемся мире этому способствует, как никогда.

Но и упорствующей пастве, пастырям, просто тем, чья психика сложилась «как и у всех» в период “социализма”, следует помнить, что их психическая приверженность древним религиозным и светским иллюзиям — свидетельство об их психической незрелости и трусости перед Жизнью, а также следствие внутренне неудовлетворённого честолюбия и/или властолюбия — в общем верные признаки нечеловечного типа строя психики.

Все, кто пытается списать любые свои жизненные неудачи, катастрофы или просто проблемы на других людей (объявив их «злыми»), на Бога, либо на Сатану (его библейские разновидности и помощников) — пребывают в нечеловечном типе строя психики и их мировоззрение и нравственность сформировались под воздействием духа и культуры, источником которой является восточный дуализм. Мало того такие люди — трусливы по своей внутренней психической сути, но зачастую амбициозны и честолюбивы, поскольку их страх перед Жизнью спрятан за эгрегориальными и психическими барьерами, за которыми якобы начинается недоступное их вожделениям «зло», якобы приносящее им “неприятности”. В реальности психика таких людей ущербна вследствие их невозможности выйти за пределы своих религиозно-нравственных представлений (за эгрегориальные и психологические барьеры), чтобы не пугаться общения с Жизнью и людьми (объявленными ими когда-то «плохими»).

Каждому человеку от рождения в его судьбе Свыше предлагается преодолеть конкретный спектр жизненных трудностей — для того, чтобы с помощью преодоления этих трудностей человек смог изменить себя, свою психику и воздействовал бы на окружающих его людей в процессе преодоления этих трудностей и после их преодоления

.[401] Ясно, что такие взаимодействия людей друг с другом являются обоюдными проявлениям Языка Жизни, направленными Свыше каждому человеку — через других людей.

Трудности, предложенные к преодолению Свыше — это жизненно-нравственная нагрузка на каждого человека лично, учтённая в его судьбе и дающаяся персонально в соответствии с объективно возможными врождёнными качествами, полностью известными лишь Богу. Человек может самостоятельно выявить эти качества и соответственно выявить предложенную ему Свыше жизненно-нравственную нагрузку — лишь будучи отзывчив к Языку Жизни, а значит и к призывам Бога. Соответственно жизненно-нравственная нагрузка по преодолению трудностей непосредственно связана с духовным преображением прежде всего себя самого, а затем — с оказанием посильного (иного Бог не предлагает) влияния на окружающую среду, в первую очередь социальную. Для каждой души предлагается своя жизненная нагрузка: в диапазоне от нагрузки большинства «нормальных» людей до нагрузки потенциального «пророка». То есть, нагрузка «пророка» — это всего лишь личностное предложение конкретному человеку Свыше, по значимости для Бога — такое же, как и предложение любому другому человеку. Только в потенциальные «пророки» попадают люди, выделяющиеся из «нормальности» остального общества своим продвинутым в будущее врождённым и/либо приобретённым в жизни добронравием. Поэтому выполнение или невыполнение своей персональной нагрузки кем-то из простых «нормальных» людей и «пророком» — оценивается Свыше одинаково — как выполнение либо невыполнение конкретных личностных предложений, но последние (предложения) всегда соответствуют объективным возможностям людей, которые разные от рождения.

Именно поэтому должности «пророка» у Бога не предусмотрено, и «пророки» не выделяются как «любимцы Бога». То есть общепринятое представление, как в религиозной, так и в социальной среде о «любимцах Бога» — не соответствует объективной реальности. Бог относится одинаково с Любовью как к самому падшему (тому, кто не смог пройти свой жизненный путь согласно наилучшему предложению Свыше), так и к «пророку», которым самоназвался тот или иной человек (либо его назвали так окружающие люди за выдающиеся высказывания) и который полностью выполнил предложенное ему лично в судьбе. Но текущее в земной жизни отношение Свыше к любому человеку выражается в его жизненном пути (в Языке Жизни) как поддержка (вплоть до обеспечения полной безопасности в любой ситуации) либо не поддержка (вплоть до разрешения на пресечение жизненного пути) той или иной деятельности на Земле.

И с «пророка» и с «простого» человека спрашивается Свыше лишь то, что предлагается лично: относительная духовная нагрузка, конечно же, больше на «пророке», и предложения по “качеству” духовности — к нему несомненно больше. Но в то же время, возможность стать «пророками» (жрецами) предоставлена всем людям, даже тем, кто не имел от рождения объективных нравственных качеств: Любовь Бога и запредельный труд (в смысле преодоления всех негативных врождённых нравственных пороков, доставшихся по наследству — трудом над собой, кажущимся человеку «за пределами его возможностей») могут обеспечить духовное совершенство стремящемуся к этому человеку — было бы желание и воля к преодолению трудностей. Именно поэтому высшая потенциальная граница совершенства в судьбе каждого — бесконечна, как и возможности Бога — в этом ещё одно проявление Любви Бога, одинаковой для всех.

По отношению к человеку те трудности, которые Бог предлагает преодолеть в жизни — являются вкладом в общее дело преображения духовной культуры на Земле, который каждому предложено внести в конкретный жизненный период и в ограниченном спектре, полностью известном только Богу. В совокупности из всех таких индивидуальных предложений Свыше (из множества судеб) складывается общее предложение Свыше людям Земли — о преодолении всего спектра трудностей (которые сами по себе отражают весь спектр недоразвития людей, известный только Богу, а их полное преодоление означало бы исправление изъянов недоразвития).

Соответственно весь спектр личностных предложений Свыше о преодолении жизненных трудностей какого-либо народа является предложением Свыше этому народу — изменить свою нравственность и культуру под воздействием объективного спектра трудностей в конкретный исторический период времени. То есть — это предложение по изменению культуры народа, как духовной, так и вещественной. А само предложение можно назвать частью «судьбы народа», предложенной Свыше в отношении конкретного исторического периода. Из таких хронологически следующих друг за другом частей — складывается общая «судьба народа».

Ясно, что уклонение от преодоления трудностей как личностью, так и народом (а из народов складывается вся цивилизация) — является уклонением от судьбы и прижизненным саботажем в отношении Добрых предложений Свыше. Поскольку Бог может только Любить, то и предложения (личностные и коллективные) представляют собой объективное Добро, которое не навязывается к исполнению, а с его помощью люди проверяются на духовное соответствие текущему этапу развития по Божией Мhре.

Добрые предложения Свыше, выражающиеся в зачастую психически “неприятных” для личности призывах к преодолению личностного спектра жизненных трудностей — воспринимаются слабыми и безвольными людьми как насилие над их личностью, которая якобы от рождения получила какой-то ущерб для ведения «нормальной» (как все) жизни. Не найдя в себе силы начать анализировать предложения Свыше (будучи «духовно нищей») своей личностной судьбе, и определив эти предложения как «неприемлемые трудности» — личность ищет «религиозной» защиты от Божиего Добра. И находит эту защиту в духовной и структурной среде традиционных церквей

,[402] которые поддерживают немощных и безвольных людей, подсовывая им примитивную имитацию «трудностей».

“Трудности”, которые предлагают людям церкви — являются по сути проблемами церковных корпораций, которые люди берутся помогать решать, бросая себя на «произвол церковной судьбы» и уклоняясь от судьбы Божией

.[403] Так церкви приостанавливают предложенный Свыше духовный прогресс, заводя людей всё дальше в жизненные тупики. Так церкви добавляют трудностей каждому следующему поколению людей, поскольку все предыдущие поколения уклонились от предложений Свыше, доверившись церковной опеке. Критическое накопление трудностей, не преодолённых из-за страха перед Жизнью всеми предыдущими поколениями — может привести к кризису народа, цивилизации, который будет складываться из множества личностных жизненных катастроф.

Крайняя форма трусости перед объявленным религиозной системой «злом» это — установка на физическое устранение носителей якобы «зла», к которой часто прибегают иерархи религиозных систем (такая как «Священная война» против иноверцев). Такая мера применяется вместо того, чтобы разобраться, почему этому «злу» стало возможно причинять “неудобства” или даже наносить ущерб «доброй» системе борцов со «злом». Вот и получается, что за “храбростью” и воинственностью последователей крупнейших религиозных систем

,[404] основанных на главных восточных иллюзиях (особенно это иудаизм и исторический ислам) — скрывается трусость как перед Жизнью, так и перед необходимостью изменения своей психики согласно велению времени и в соответствии с Языком Жизни, от которого верующие и их пастухи отгородились религиозными догматами, боясь высунуться из обрядовой жизни на свет Божий.

Бог не борется со Злом вообще, как это себе представляют люди в основных религиозных системах: ни в земной жизни, ни в «небесных сферах». Бог не поддерживает Зло, но всегда поддерживает Добро и Праведность — в системе нравственных “координат”, которые Он Сам и определил. Людям дано Свыше познать эту систему нравственных “координат” — через Язык Жизни

.[405] Объективные Добро и Истина (последняя всегда исторически конкретна) и Праведность (нравственные принципы правильного жизнестроя) поддерживаются Свыше и человек (люди) может почувствовать эту поддержку тем, что обстоятельства его (их) жизни будут меняться в сторону ухода от катастроф и неприятностей, ухода от возможности других людей и обстоятельств вредить ему (им).

Если же человек (люди) уклоняются от Добра и Праведности — то они попадают в область Божьего попущения, в котором поддержка Свыше не оказывается

.[406] В Божьем попущении людям открыта возможность вредить друг другу (идёт физическая и эгрегориальная война) — что зачастую воспринимается обоими сторонами как «Божья кара», предназначенная стороне конфликта, потерпевшей поражение, либо «Божья помощь» “победившей” стороне конфликта. В действительности Бог просто не вмешивается в людские и эгрегориальные “разборки” — если ни на одной стороне нет значимого для человечества превосходства в Праведности.

Бог есть Любовь: Он Любит все Свои Твари

[407] и помимо Любви никакие другие чувства, которые свойственны неЧеловечным типам психики людей (злоба, ненависть, жажда мести, воздаяния друг другу и прочие) — Богу не свойственны. Именно поэтому Бог не может Себе позволить ничего кроме поддержки Праведности. Но в то же время, поскольку Бог следит за гармонией Вселенной, Он не может позволить людям выходить за предел попущения установленного Им в Мhре развития. Поэтому выход за предел попущения Божиего равносилен прекращению жизненного пути: средством такого самоубийства социально опасного субъекта может служить другой социально опасный субъект. Особо Бог не поддерживает трусость — поскольку трусость (во всех её проявлениях: в первую очередь психических и эгрегориальных) мешает нормальной динамике взращивания Человечности и благонравия на Земле.

Представители Русской цивилизации — как можно увидеть из анализа глобального исторического процесса и места в нём России — самые нетрусливые в том смысле, который мы вложили в это понятие

.[408] Именно поэтому Русские легко отказывались и отказываются от прежних религиозных догматов в поисках Правды-Истины и, конечно же справедливости — легко идя даже на самопожертвование во имя справедливости

.[409] Именно поэтому мы первые отбросили в “анналы” истории библейское христианство с его системой посмертной “справедливости”, прияв менее вредную и более созидательную доктрину «героического воздаяния» “бессмертной” почестью и славой. Но и это было нами отброшено в “анналы” истории.

Теперь предстоит понять, что смысл жизни (который всегда выражался у людей в поиске Высшей Справедливости) не состоит в заслуживании посмертного воздаяния, как учит идеалистический атеизм церквей (от которого Русские отказались в 1917 году). Но смысл жизни не состоит и в обретении посмертных (или даже пожизненных) славы, почёта и общественной признательности («за заслуги перед Отечеством»), что приравнивалось в советский период к «бессмертию». И то и другое — людское выражение холопско-господских отношений (что характеризует внутреннюю трусость людей): первое — холопство перед Богом

;[410] второе — холопство перед скрывшимися за громкими и красивыми лозунгами о справедливости “господами”

.[411] Состоявшемуся Человеку не должно быть свойственным искать стимулирования его мыслей и поступков страхом перед “господами” (и любыми другими людьми) или “Господом”, либо поощрением оттуда же

.[412] Праведность надо распространять на Земле добровольно, сообразуя её критерии с Богом с помощью Языка Жизни. Также добровольно нужно служить Отечеству — а не из желания прославиться перед людьми (а тем более “элитой”) и заслужить «вечную память». Но почувствовать, что стоит за этими словами, можно лишь пребывая хотя бы близко к Человечному типу строя психики (и хотя бы иногда), который лишь один сопричастен Божией Любви, что проявляется в умиротворённости человека, признающего всех людей добрыми

.[413]

13 августа — 5 октября 2006 года

Уточнения: 11.10.2006 г., 17.12.2006 г.

Индуизм — третья по охвату населения (после “христианства” и ислама) древняя религиозная система. Общая численность сторонников индуизма приближается к 1 млрд. (от 700 до 840 млн.). Своими корнями индуизм уходит во II тысячелетие до н. э. Считается, что самое позднее с середины второго тысячелетия до н. э. так называемые индоарии (или индоиранцы, о которых речь шла в предыдущей главе) начали захватывать территории Индии (Пенджаб), положив начало объединению древних местных религиозных культов и ведизма — древней ведической религиозной системы пришедших индоариев (индоиранцев). Период объединения местных религиозных культов и индоарийского ведизма длился около тысячелетия — при сравнительно быстром становлении главенства ведических культов над местными религиозными ритуалами.

Доиндуистские местные религиозные традиции складывались в III–II тысячелетиях до н. э. и некоторые исследователи считают, что в этот период древнейшая цивилизация на территории полуострова Индостан (Южная Азия) достигла «наивысшего для своего времени уровня развития материальной и духовной культуры». Какая это была культура, можно судить по одной из самых архаичных протоиндийских цивилизаций — Хараппской цивилизации, существовавшей в долине реки Инд примерно с XXV по XVIII вв. до н. э. Это была религиозная система древнего раннего национально-государственного политеизма

,[414] основанная на тотемных, фетишистских и шаманских культах. На территории этой цивилизации наибольшее распространение имел культ богини-матери, покровительницы плодородия и её «божественного» супруга — повелителя загробного царства, растительного и животного миров. Кроме этого почитались некоторые растения, животные (буйвол, слон и пр.), природные стихии, фаллические символы. Культы отправлялись жреческим сословием в особых «святилищах», божествам и духам приносились жертвы, в том числе и человеческие. Предполагается, что после распада этой древней цивилизации её наследие было перенесено в другие регионы и оказало непосредственное влияние на религиозные представления местных племён, относившихся к дравидоязычным

[415] группам.

Завоеватели п-ова Индостан, древние индоарии (индоиранцы), как общепринято считать — кочевые скотоводческие племена, которые пришли с своей прародины, степных и лесных районов Причерноморья, Прикаспия и Приазовья в междуречьях Днепра-Дона, Дона-Волги. Индоарии восприняли достижения древней индийской культуры и со своей стороны привнесли в неё собственные религиозные представления. Видимо крупных расхождений в мировоззрении у тех и у других не имелось, поэтому взаимопроникновение культур было достаточно мирным. Их язык позже стал называться ведийским санскритом. Вторжению ариев предшествовала длительная история переселения народов, говоривших на индоевропейских языках. Арии принесли сложный обряд жертвоприношения — Яджну, во время которого в жертву богам приносилось жареное говяжье мясо и галюциногенный напиток Сома.

Индуизмом принято считать совокупность религиозно-мифологических воззрений и культов, сформировавшаяся в Южной Азии: Индия (83 % населения, 95 % всех индусов), Непал, Шри-Ланка, Бангладеш. Отчасти индуизм распространён в Юго-Восточной Азии (Малайзия, Индонезия, Сингапур), Африке и некоторых других регионах в основном среди выходцев из Индии и Шри Ланки. Индуизм не является религиозной системой «откровения», поскольку сформировался «естественным» образом (естественная религиозная система, согласно общепринятой классификации)

[416] — без появления «пророка».

Термин индуизм возник на основе слова «хинду» — персидского варианта имени реки Синдху (греческое Индус, современное — Инд), которое зафиксировано ещё в иранской Авесте. Позже это слово стало означать не только реку и страну Индию, но и население страны — индусов. Сами же хинду (индусы), восприняв позднее через англичан слово «индуизм», до сих пор продолжают употреблять самоназвание своей религиозной системы — санатана дхарма (хинду дхарма), что, учитывая многозначность слова дхарма (от санскритского корня дхар — «поддерживать»

[417], можно перевести лишь очень обобщёно и грубо — как «извечный порядок», «извечный закон».

В некотором смысле индуизм это третья “ступень” развития религиозной системы индусов. Первым и вторым этапами соответственно были ведизм и брахманизм. Ведизм является древней религиозной системой индоариев, появившихся на территории Индии около XV в. до н. э. Религиозная система индоариев когда-то (до середины II тысячелетия до н. э.) являлась частью общей индоиранской религиозной системы и к моменту вторжения кочевников в Индию была отражена в Ведах, носящих также название шрути — «откровение». Этапом древнего индийского ведизма хронологически считается период от XV до X вв. до н. э. Среди пантеона божеств этого периода в Ригведе (одном из четырёх «священных» жанров Вед — самхитах — собраниях) наиболее часто упоминается бог-громовержец Индра, щедрый податель благ и в то же время яростный воитель с силами зла, мифическим олицетворением которых выступает дракон Врита

[418]. Немалое значение имели также бог Сома — бог одноименного «священного напитка»

;[419] бог огня Агни; хранитель космического закона-рита Варуна; божества солнца Сурья и Савитар и прочие. Религиозная система индийского политеизма ведического периода была патриархальна и среди немногих женских божеств выделяется богиня зари Ушас.

Следующий этап становления индуизма называется период брахманизма. Его название связано во-первых, с религиозными текстами, комментирующими Веды (брахманы) и во-вторых, со жреческим сословием (брахманы), которое в период брахманизма приобрело огромный авторитет вследствие усложнения ритуальных процедур и комментирования труднодоступных текстов Вед. Период брахманизма отражён в трёх более поздних самхитах Вед (Самаведа, Яджурведа, Атхарваведа). Развитие ритуализма (комплекса религиозных обрядов) и специфика образов ведических божеств стимулировало ведических «жрецов» на поиск разнообразных аспектов ритуальной практики и связанной с последней символики. Период брахманизма можно считать одним из самых важных в деле становления философско-мистической системы индуизма. Он длился от X века до н. э. самое малое по середину I тысячелетия до н. э., и самое позднее — до конца I тысячелетия до н. э., поскольку в основных своих чертах индуизм появляется лишь к этому периоду. Но всё же концом эпохи ведической древности считается середина I тысячелетия до н. э. — с этого момента индуизм (третья “ступень”) уже доминирует на территории Индостана и становится определяющим фактором индийской духовной культуры.

Как мы уже отмечали в предыдущей главе, рубеж II–I тысячелетий до н.э

.[420] явился точкой активизации религиозного поиска (во многих регионах Востока, не только в Индии), связанного с ускорением концентрацииуправления региональными цивилизациями. На социальном уровне возникает потребность «единоначалия» — сборки всех эгрегориальных культов политеизма под единым духовным началом, которым могли бы более устойчиво (чем разрозненными культами богов) руководить «жрецы» (и индуизме — брахманы). В “родной” индуизму (по истокам) религиозной системе зороастризма период концентрации духовного и структурного управления связан с появлением «пророка» Затаруштры и последующим постепенным переходом к восточной разновидности монотеизма. Но у Индийской цивилизации процесс концентрации управления не пошёл по пути создание системы монотеизма (с переходом к идеалистическому атеизму), он пошёл по пути создания мистико-философской иерархии восточного идеализма

[421] — но по сути эта иерархия, хоть и не была изначально персонифицирована высшим “Богом”, представляет собой те же принципы, вытекающие из мировоззрения восточного дуализма, но сформулированные через другую религиозную символику (не сугубо монотеистическую)

.[422] В формировании высшей системы религиозных ценностей индуизма и создании иерархии этой системы было задействовано высшее «жречество» (брахманы) примерно в тот же период, в который в древнем Иране творил «жрец» Заратуштра. Правда кочевники индоарии, согласно принятой исторической версии, появились на территории Индии несколько раньше, чем кочевые индоиранцы вошли на территорию древнего Ирана. Однако, периоды содержательного становления двух религиозных систем (зороастризма и индуизма) хронологически во многом совпадают. Любопытно, что чем ближе к Востоку и Югу — тем менее персонифицируется (через устойчивый монотеизм — “лик Божий”) единоначалие религиозной системы. Но при этом единоначалие всё же существует, обретает некую дезинтегрированную в миру “виртуальность” и самоуправляется на принципах напоминающих “добровольность” выбора. Индия, одна самых юго-восточных стран Евразии — первая показала уникальный опыт распространения и централизации религиозной системы на принципах «религиозного универсума»

,[423] разработанного «жрецами» в период брахманизма, не основанного на авторитете «пророка» и единого “Бога”. В то время как более западные и северные религиозные системы в конце концов сводили своё единоначалие к «божественности откровения» монотеизма.

В общем, чем юго-восточнее, тем больше «духовно-иллюзорного» (отстранённого от земного мира, от земной социологии — в мир религиозных иллюзий) в поддержке иерархии единоначалия: индийская толпа, постепенно приученная к религиозным духовным практикам (которые люди примеряли к себе, как части «религиозного универсума») в определённый момент (в период окончательного становления индуизма — первое тысячелетие новой эры) вообще, видимо, перестала выдвигать на первый план строгое “божественное” обоснование духовной жизни, а многочисленные боги стали всего лишь обозначениями культовых явлений и “точками концентрации” духовных практик. Развились до “совершенства” многослойные нормы и законы дхармы, включающие в себя и религиозные практики и нерелигиозные (бытовые) компоненты жизни, выполняемые под наблюдением учителей- гуру.

Во второй половине I тысячелетия до н. э. позиции брахманизма начали слабеть, и он на некоторое время был оттеснен другими субрелигиями Индии, в основном буддизмом и джайнизмом

.[424] К концу I тысячелетия до н. э. в Индии сложился комплекс разнородных религиозных представлений, которые не вступали в явное противоречие с Ведами, но больше соответствовали новым условиям жизни.

В начале I тысячелетия н. э. учение брахманизма начинает вновь возрождаться в Индии в форме индуизма. В это время индуизм и буддизм развивались параллельно, причем спор их “философий” был главной движущей силой этого развития. Индуистская школя Ньяя сформировалась под воздействием буддийской логики, а школа Веданта испытала серьезное воздействие буддийской школы Мадхьямика. Большую роль сыграл буддизм в отказе от кровавых жертвоприношений.

Во время правления династии Гуптов (IV–VI век н. э.) индуизм стал «господствующей» религией в стране. С этого момента многие учёные отсчитывают период формирования известного нам индуизма. Буддизм, оказав на индуизм сильное влияние, особенно в теоретической области, был оттеснен за пределы страны, а в XI–XII веках окончательно исчез из Индии. Джайнизм остался одной из индийских религий, но число его приверженцев ничтожно мало.

На этот же период приходится становление тантризма — важной составной части индуизма. В своих истоках он был связан с древнейшим культом богини матери. В индуистский пантеон богиня Дэви в разных ипостасях вошла в качестве супруги Шивы (ипостась верховного Брахмы) в период оформления индуизма как пуранической религии. Она вобрала в себя множество образов богинь-матерей, от персонажей “жреческой” религии до народных сельских богинь. Её почитают не только в благожелательном, но и в устрашающем, гневном образах. Для достижения высшей жизненной цели, освобождения от сансары — тантристы употребляют особую ритуальную технику.

В XIX- первой половине XX века в индуизме произошел целый комплекс перестроечных явлений, получивших название реформации, ренессанса, обновления. Индия была тогда английской колонией и переживала серьезные социальные, политические и идеологические сдвиги. Как и в другие переломные эпохи, индуизм, будучи гибкой и устойчивой системой, “ответил” на новые изменения очередной траснформацией. На первом этапе реформаторы, прежде всего деятели просветительских организаций «Брахмо самадж» и «Арья самадж» пересматривали содержание религии пытались очистить древнее вероучение предков от многовековых наслоений и заново переосмыслить его. В условиях колониальной зависимости индуизм всё больше утверждался как национальная религия.

И в настоящее время индуизм сохраняет прочные позиции, несмотря на упрощение ритуала и культовой практики, на изменения роли и статуса “жреческого” сословия и разрушение некоторых традиционных религиозных ценностей. Современные “богоискатели” пытаются создать новую универсальную религию, которая примирила бы все противоречия и отвечала требованиям современной жизни. Появляются новые гуру, возводятся новые культовые сооружения, высказываются мысли о духовной общности всех религий и об индуистском мессианстве.

С начала XVI в. происходило постепенное завоевание Индии европейцами (португальцами, голландцами, французами, англичанами). Англичане в результате войн с европейскими соперниками, англо-майсурских войн, англо-маратхских войн, англо-сикхских войн и других к середине 19 в. подчинили всю Индию. Она была превращена в объект прямого грабежа, жестокой налоговой эксплуатации, в источник сырья и рынок сбыта для английских фабричных товаров. После подавления антиколониального Индийского восстания 1857-59 гг. территория Индии, управлявшаяся английской Ост-Индийской компанией, попала в прямое подчинение британской короны. Спецификой Индии так и оставалось “господство” освящённой индуизмом общинно-кастовой социальной структуры. В конце XIX–XX вв. Индия стала объектом приложения английского капитала, усилилось развитие индийского капитализма. В конце XIX в. национально-освободительное движение возглавила партия Индийский национальный конгресс. Создание массовых общественно-политических организаций, кампании гражданского неповиновения, проводившиеся Индийским национальным конгрессом под руководством его лидера М. Ганди, ослабили позиции колониальных властей. После 2-й мировой войны XX века английское правительство вынуждено было предоставить Индии права доминиона, разделив страну в 1947 г. на 2 части — Индийский Союз (с преобладающим индуистским населением) и Пакистан (с преобладающим мусульманским населением). Пришедшее к власти в Индийском Союзе правительство Индийского национального конгресса провозгласило 15 августа 1947 года независимость Индии. В 1950 Индийский Союз стал Республикой Индией.

Несмотря на то, что в индуизме, как и в индийской культуре в целом, весьма развита тенденция к классификации и систематизации явлений, сам индуизм производит первое впечатление — лишённого чётких границ религиозного комплекса, который как бы распадается на ряд течений и ветвей, большое количество школ, толков и культов, основанных порой на взаимно конфликтующих идеях и практиках. В индуизме огромное множество богов, нет «Единого Бога», нет основателя, верховного учителя или «пророка». Но при этом в индуизме множество «основоположников» (зачастую мифических), отдельных учений и сильно развитый культ духовного наставничества. В индуизме нет единого для всех течений индуизма «священного писания» (являющегося главным признаком религии монотеизма и «откровения») но силён авторитет основополагающих для каждого из религиозных направлений и школ текстов и преданий, также как и силён авторитет основателей-наставников этих направлений и школ. Нет «символа веры» или общепринятой доктрины, но есть понятия, всегда находящиеся в центре внимания всех без исключения индуистов — дхарма, карма, сансара, мокша, Брахман, Атман, Варна, каста и другие.

В индуизме нет ничего подобного привычной Западу церковной организации, но это вовсе не означает религиозной анархии — в индуизме действуют внутренние духовные скрепы, “работающие” на целостность цивилизации без известной Западу церковной структуры. Именно поэтому индуизм гораздо устойчивее любых других религиозных систем, основанных на структурно-церковной организации и едином общем культовом порядке, признанном всеми верующими: управление индуизм максимально “одухотворено” (не требует единой материальной социальной религиозной организации) и бесструктурно. Грубо говоря, в индуизме нет того, что безоговорочно признавалось и рассматривалось бы всеми индуистами лишь с одной раз и навсегда закреплённой точки зрения

.[425] Особая привлекательность и “гуманность” индуизма связана с его «многоликим единством». Не секрет, что одними из самых «добрых» и «безобидных» всегда считали индусов именно из-за их “свободной” на первый взгляд религиозной системы, объединяющей огромную (вторую по численности населения после Китая) нацию-цивилизацию.

Удивительная многоликость индуизма вводит в заблуждение некоторых исследователей, которые утверждают, что «индуизм — не религия, а сочетание отдельных, хотя и близких друг другу религий» (шиванизма, вишнуизма и пр.). Другие, также отвергая существование единого индуизма, предлагают разделять лишь его разные виды (по социальной организации культов): храмовый, домашний, жреческий, сельский или народный, племенной и т. п. Но эта точка зрения несостоятельна: индуизм необычен сложной и непривычной для западного исследователя религиозной организацией, однако общая для всего многоликого индуизма организация есть и она устойчиво духовно-эгрегориально самоуправляется уже около 1500 лет (как минимум). Кроме того внешне отдельные компоненты, уровни, элементы всего религиозного комплекса индуизма без сомнения связаны между собой и восходят к единой вершине духовно-эгрегориальной иерархии — даже несмотря на возможную конфликтность и взаимоисключающие фрагменты некоторых уровней этой пирамиды эгрегориальной сборки. Такая конфликтность свойственна не только Востоку, но её полно и на Западе, который привык к строгой церковной организации

.[426] Дело в том, что частные несоответствия как правило не помеха в деле выстраивания неправедной культуры: главное, чтобы общая внутренняя алгоритмика иерархии, на которой держится основа (духовный и структурный “хребет”) системы — этими частностями не нарушалась. Некоторый “либерализм” частных компонент вносит в религиозную систему колоритность «свободы личности» — но лишь в пределах всей духовной иерархии: если же несоответствие касается «безопасности» устойчивого существования иерархии — его сразу же удаляют (как будто “раковую опухоль”). Именно поэтому такого рода “опасных” несоответствий в индуизме либо нет, либо они представляют собой «бесконечно малую величину», которой пренебрегают при рассмотрении устойчивости системы, но которая придаёт ещё большее ощущение духовной «свободы личности» — своеобразного «духовного полёта», так свойственного восточным людям.

Подтверждением только что сказанного является известная исследователям «внутренняя динамика» религиозной системы индуизма. Отдельные компоненты, уровни, элементы всего религиозного комплекса многоликого индуизма без всякого сомнения тесно связаны между собой, постоянно взаимодействуют и дополняют друг друга, пользуясь одним и тем же запасом “философских” идей (дхарма, карма, сансара, мокша, Брахман, Атман, Варна, каста и другие), представлений и многочисленных религиозных образов. Исторически в тех или иных направлениях, учениях или школах индуизма происходили отбор, переосмысление и изменения в их функционировании. Некоторые из направлений выделялись, другие — порой демонстративно-наставнически

[427] — отбрасывались

.[428] В самой возможности появления разнообразных идей выражался как бы «плюрализм индуизма» — но «плюрализм» заканчивался, когда на неком духовном (и высшем структурном уровне “жрецов”) очередное направление признавалось «опасным» для устойчивого существования всей иерархии.

В то же время, в отличие от инквизиторских культур многих религий «откровения» индуизм во-первых, изначально спокойно относился к появлению нового течения и во-вторых, также по-восточному спокойно, не торопясь его аннулировал, объясняя “философскую” несостоятельность, которую принимали большинством индусов, поскольку с этим были согласны в первую очередь почти все учителя-наставники

[429].

Такой восточный подход (свойственный иерархии по-умолчанию)

[430] создаёт видимость «плюрализма», объясняемого отсутствием ересей, подлежащих материальному (физическому) искоренению: но их всё же искореняют сперва духовно (накладывая запрет, который подхватывают большинство наставников, как по команде: в действительности команда проходит, но не структурно, а эгрегориально), после чего они сами отмирают, поскольку простые индийцы их перестают поддерживать. Таков «молчаливый и “терпимый” к ересям» индийский Восток. Но это отнюдь не означает, что история индуизма не знает религиозных распрей и что ему свойственна полная и абсолютная веротерпимость. Это означает, что в истории индуизма борьба с инакомыслием редко принимала крайние формы, а «чужеродные элементы», как правило не изгонялись, а вписывались и перерабатывались (с очисткой от всего “опасного”: после чего от них могли остаться лишь названия и символы), и после их адаптации к “безопасности” религиозной иерархии включались в общую систему индуизма: лишь в исключительных случаях носители таких «опасных» для системы “вирусов” уничтожались физически либо изгонялись.

На примере «религиозной терпимости» индуизма (которой нет ни в одной из рассмотренных нами систем) можно увидеть весьма “удачный” образец супер устойчивого функционирования духовного программного обеспечения рабовладельческой системы

.[431] Первый опыт такого функционирования, который бросается в глаза, это «единство многообразия» древнейшего духовного обеспечения индуизма

,[432] в рамках которого на огромной территории с огромным населением в общем-то исповедуется принцип «каждому своё»

.[433] Но при этом есть второй опыт, когда осуществляется невидимая подавляющему большинству индусов сборка всех культов и течений под единой духовной и структурной иерархией. Опыт изучения индуизма хорош тем, что в современном мире (в первую очередь это касается современного Запада и России в условиях западных демократий) проводится тот же принцип «каждому своё» при внешне видимом “плюрализме”, подкинутом увлечённой этим «своим» толпе. Разница в одном: в классическом индуизме религиозный “плюрализм” обеспечивался грубо говоря «в пространстве» — и в меньшей мере «во времени»

.[434] Со второй половины XX века после изменения соотношения эталонных частот биологического и социального времени у хозяев западной толпо-“элитарной” пирамиды стали возникать проблемы «со временем»: им пришлось размышлять над адаптацией западной религиозной системы не только «в пространстве» (что они умели издревле делать с помощью главных религий «откровения» и “социализма”), но в первую очередь — «во времени». После краха глобального сценария “социализма” вопрос адаптации толпо-“элитаризма” к новым веяниям времени встал особо остро, а к концу XX века он сделался вопросом «жизни или смерти» для хозяев западной (в первую очередь) толпо-“элитарной” пирамиды. Традиционные религии «откровения» (“христианство” и ислам — в первую очередь), такой плюрализм, который обеспечивал бы толпе иллюзию “свободы” (свобода от идеологий основное требование времени, связанное с изменением логики социального поведения) — уже не поддерживали: современная толпа не принимает “тоталитарных” подходов. В настоящее время, как мы уже неоднократно упоминали, духовный “плюрализм“ и иллюзия свободы держатся на внутренней политике СМИ

,[435] обеспечивающих каждому толпарю принцип «каждому своё»

.[436] То есть, СМИ выполняют роль духовных учителей-наставников, особо почитаемых в восточной культуре. Но над учителями, как мы знаем из индийского опыта, довлеет духовность, восходящая к вершине духовно-эгрегориальной иерархии, которая действует по-умолчанию

.[437] В отличие от Востока, на Западе сборку и выбраковку “опасных” направлений невидимо для толпы осуществляют хозяева библейской иерархии

.[438] В то время как на Востоке её осуществляют хозяева ведической иерархии. Но, как видно из сегодняшней надобности, сборку западных “плюрализмов” (чтобы обеспечить невидимое духовное единство) осуществляют по-восточному — мягко и невидимо, без выпячивания какой-либо разновидности инквизиции, вписывая общество в толпо-“элитарный” порядок через политику СМИ

.[439] Восточный опыт индуизма как никогда в истории Западной цивилизации востребован на современном этапе. В общем, хозяева библейской толпо-“элитарной” пирамиды обратились к восточному опыту невидимой духовной сборки всех видов «интересов»

,[440] постоянно адаптируя его «ко времени»

[441] с помощью политики поддержки либо не поддержки тех или иных СМИ. На Востоке (особенно в Индии) имеется древнейший опыт вписывания (иногда упреждающего) всего передового в свою духовную иерархию и к этому опыту обратились западные хозяева толпо-“элитаризма” в тот момент, когда мир стал “виртуальным” и новшества стали появляться согласно «велению времени»

.[442] В общем, два толпо-“элитаризма” восточный и западный объединились к концу XX века — чтобы погибнуть вместе — поскольку упреждающим вписыванием заведует Бог, давая людям возможности этого лишь в пределах Промысла

.[443]

После этого можно обратиться к социальной организации индийского общества. Выше мы описали невидимые толпе параллели поддержки духовности толпо-“элитаризма” (по сути рабства) — между восточным индийским опытом и опытом современного Запада и России. Теперь можно рассмотреть модель индийского общества, чтобы наглядно увидеть структуру устойчивого рабовладения, которая сохранилась в Индии, но духовные принципыподдержки которой внедряют у нас современными методами но по старому “рецепту”

.[444]

Индийское общество (цивилизация) представляет собой наглядную модель организации рабовладельческой иерархии — которая менее других толпо-“элитарных” цивилизаций изменилась с течением времени. Знаменательно, что религиозная система индийского общества обеспечивала многие века не только свою устойчивость, но и устойчивость этой рабовладельческой иерархии. Необычные (по сравнению с другими религиозными системами) гибкость и “пластичность” индуизма, которые обеспечивали относительную лёгкость трансформации некоторых фрагментов (течений) индуизма, отмирания старых и образования новых фрагментов — создавали атмосферу «внутренней ненапряжённости» религиозной жизни, что в свою очередь, создавало “благоприятные” условия для ненапряжённости социальной организации. Именно это качество индуизма повлияло на “характер” индусов, которые кажутся «добрыми» и «отзывчивыми» (всегда довольными жизнью, и страдающими лишь от осознания своей кармической участи), находясь при этом на одном из уровней древнейшей рабовладельческой иерархии.

Основная особенность индуизма — теснейшая связь религиозной системы и социальной организации: можно смело утверждать, что эти два аспекта, составляющие фундамент индийского общества, неразрывны и функционально взаимообусловлены.

Сословно-кастовая

[445] система индийского общества особо выделяется из всех сословно-кастовых систем Востока и Запада. Только в индийской социальной организации тысячелетиями сохранялась незыблемость основных сословий, которые воспроизводились по наследственному признаку и эту незыблемость обеспечивала религиозная система Индии. Индийские сословия — варны — часто путают с кастами. В сноске мы дали различие между понятиями «сословия» и «касты». Путаница возникает вследствие того, что каждому сословию соответствует свой ограниченный спектр каст: сословия организуются по наследственному признаку, а касты — в основном по профессионально-производственному. В то же время представители каждого сословия могут заниматься лишь той деятельностью, которая разрешена соответствующему этому сословию спектру каст. Поэтому правильно говорить и о сословности и о кастовости общества, но при этом не путая между собой сословия и касты. В древности многие рабовладельческие общества делились на сословия, состоящие из соответствующих профессиональных каст. С развитием капитализма сословия были юридически упразднены в подавляющем большинстве государств, однако их фактически заменила профессиональная кастовость, на базе которой в условиях капитализма стали воспроизводиться новейшие “сословия”, которые обладали “витруальной” динамикой (во многом определённой «Законом Времени»). Именно поэтому современные учёные часто путают сословия и касты. Конечно, вместе с отмиранием главной функции сословий и передачи их “полномочий” профессиональным кастам устойчивость толпо-“элитаризма” падала, но суть рабовладельческой толпо-“элитарной” пирамиды оставалась прежней: социальное неравноправия сохранялось при любом из известных в прошлом общественном устройстве.

Варны — основные сословия индийского общества, которые, как принято считать, образовались после арийского завоевания Индии

[446] и сохранили своё социальное влияние и статус по сегодняшний день

.[447] Существуют четыре основные варны:

· Жрецы-брахманы — сословие «священников» и крупных собственников.

· Кшатрии (войны и чиновничья “элита”) — сословие крупных и средних собственников.

· Вайшьи (торговцы, ростовщики, ремесленники, средние землевладельцы, мелкие феодалы — полноправные общинники) — сословие средних и мелких собственников.

· Шудры (безземельные и неполноправные земледельцы, ремесленники и слуги; среди последних низший слой — бесправные касты «неприкасаемых») — бесправное сословие.

Принадлежность к варне определяется происхождением, что автоматически определяет круг занятий, социальных прав и обязанностей её членов. Касты же являются профессиональными объединениями, которых в настоящее время насчитывается несколько тысяч. Кастовая принадлежность любого индуса также определяется его происхождением. Однако, в отличие от перехода из варны в варну, переход из одной касты в другую возможен — но только лишь в пределах перечня каст, которые соответствуют каждой из варн — с определёнными ограничениями. Исторически сложился перечень каст, в которые может входить брахман, кштарий, вайшья и шудра.

В индуизме учёные отмечают несколько крупных «космогонических моделей», некоторые из которых мы рассмотрим позже. Согласно одной из них, варны — создание божественное, что в определённый момент развития придало сословно-кастовой системе индоариев иллюзию объективности и незыблемости сословий.

Одна из наиболее “индуистских” по духу космогонических моделей называет начало мира как жертвоприношение, которое запечатлено в гимне о Пуруше «Пурушасукта». Согласно этой модели, боги принесли себе в жертву самого первого человека — Пурушу, принявшего облик гиганта. Для этого жертвоприношения весна послужила маслом, лето — горючим материалом, а осень — дополнительным приношением богам

.[448] Из головы Пуруши выросло небо, из туловища — атмосфера, а из ног — земля. Из его разума поднялась луна, из глаза возникло солнце, из ушей — четыре части света, изо рта — Индра и Агни, а от его дыхания — Ваю

[449].

Но самое главное, что индийская космогония

[450]“оправдывает” разделение на варны следующим образом. Четыре варны также произошли от Пуруши: брахманы — из его уст, кшатрии — из рук, вайшьи — из бедер, шудры — из ступней. Позднее роль творца мира перешла к Брахме

[451], который и стал считаться создателем сословно-кастовой системы, вечной и предопределенной самим верховным богом. Такая вот «врождённая» иерархия сословий: одних создали из уст, а других — из ступней. Поэтому самим “богом” брахманам как бы дано было «раз и навсегда» философствовать устами (ведь уста от самого первочеловека), а низшее сословие (созданное из ступней) топчут все, кто выше в иерархии. С глубокой древности космогонические мифы устойчиво закрепились в эгрегориальной иерархии индийского духовного мира и по сей день довлеют над психикой доверчивых индийцев. А сословно-кастовое разделение настолько вошло в генетику родов, что стало «само собой разумением», вычистить которое из доминирующих эгрегоров индуизма может, возможно, лишь какое-нибудь большое социальное потрясение… либо западная технократия и доступ к общекультурным «ценностям»

.[452]

Связь между кастами, варнами и религиозной системой индуизма обоюдная и прочная. С одной стороны, принадлежность той или иной касте и варне обуславливает не только определённый круг божеств и религиозное направление, но и сам способ исповедания религии для их членов

[453]. То есть, религиозное единство индусов обеспечивается не общностью религиозных культов и ритуалов и даже не общими фрагментами содержания этих религиозных культов: оно обеспечивается общей космогонией и восточной религиозной “философией” — но последняя в то же время поделена на фрагменты, предназначенные для каждой варны имущих. Иначе говоря, единство индуизма держится на привлекательных принципах восточной “философии” — но с той лишь оговоркой, что низшее сословие вообще лишено права не только на собственность, но и на какую-либо философию (его удел — религиозные “каноны”и примитивные культы), поскольку оно генетически свыклось с положением рабов, утверждённом индийской космогонией.

Религиозная практика высших каст сосредоточена на «познании божественных истин» путём преимущественно “философских” размышлений и йоговской медитации. В то время как низшие касты сосредотачивают свою религиозную жизнь вокруг «правильного» выполнения ритуально-церемониального комплекса индуизма.

То есть, чем выше в социальной иерархии — тем больше «свободы» для “философствования” и духовных практик. И наоборот: чем ниже — тем больше «зомбирующих» культовых практик и чисто механического выполнения основных обрядов и правил индуизма. Но, если учесть, что высшие сословия являются самыми заинтересованными в сохранении незыблемости социальной иерархии — то ясно, что их “философия” будет направлена на совершенствование этой иерархии и придания ей еще большей устойчивости

.[454] Именно поэтому по мере опускания вниз по иерархии разрешений на внесение изменений всё меньше и меньше. Рассматривая с этих позиций индийскую иерархию можно увидеть вертикаль, соответствующую «своекорыстно-мистерической» субкультуре посвящений Запада, в то время как вся религиозная система индийцев выстроена на «ведически-кастовой» субкультуре, свойственной лишь Востоку. Но вот социальная организация индийского общества вполне подходит под шаблон «своекорыстно-мистерической» субкультуры западного толпо-“элитаризма”: наверху “жречество”-знахарство, потом разнообразные “элиты” и внизу рабочая толпа, которая переходит в самые“ низы” — бесправных «неприкасаемых» (“лишних” людей

[455]).

Связанные с кастами и варнами жёсткие правила (закреплённые божественностью религии) — запрет междуварновых и отчасти междукастовых браков

,[456] совместного принятия пищи, отправления религиозных обрядов, поведения члена каждой касты, отношения между кастами

[457] — всё это издревле приобрело формы «религиозных канонов». Это обстоятельство до сих пор способствует прочности варново-кастового строя в современной Республике Индия.

Космогония индуизма напоминает космогонические мифы некоторых религиозных систем древности, которые мы уже рассматривали. Она похожа на зороастрийскую, только выражена в иной терминологии. У индийцев можно увидеть всё то же деление на четыре периода, начинающиеся “благоприятным” периодом и кончающиеся «светопредставлением».

Согласно древнеиндийским космогоническим воззрениям, весь мир и всё что в нём находится, произошли во времена первотворений, перводействий и первопричин. Миру упорядоченному, космосу, предшествовал хаос. В разных мифических версиях он изображается в образах тьмы, бездны, пустоты или каких-нибудь хтонических существ

[458]. Так или иначе, хаос символически отождествляется с мраком. Суть и пафос творения — в преобразовании хаоса в космос. Согласно мифологии индуизма, оно осуществляется разными путями.

Помимо космогонической модели о «жертвоприношении Пурушы» (которую мы изложили в предыдущем разделе) очень распространён миф о рождении Брахмана. Если в мифе о рождении Пуруши действительно чувствуется индо-ирано-арийское «начало»

[459] — порождение мира волеизъявлением пантеона богов под руководством высшего бога — тех богов, которые были характерны для древнего индоираноаийского пантеона, то в мифе о рождении Брахмана из Золотого Яйца «довселенский мир» представляется неуправляемым хаосом, а верховный бог — сам порождение вселенского мира, возникшего от причины, подобной какой-то «химической реакции» (которой в современности ведает предмет «Органическая химия»), путём объединения воды и огня.

Основной индийский миф о происхождении мира (Вселенной) представляет собой легенду, в основу которой положена древняя гипотеза об атеистическом происхождении жизни. До появления Брахмы (который сам является плодом случайно возникшей «химической реакции») кроме хаоса больше ничего не было: Бога-Творца не предусмотрено. Поэтому “отсчёт” начала нравственных “координат” (что Добро, а что Зло) индийцы ведут не от Бога, а от «прародителя» Брахмы, который сам возник из «безбрежного хаоса»: какой в хаосе может быть божественный порядок? Даже несмотря на то, что Брахме приписали роль творца

,[460] начало творения в индуизме ведётся не от Бога, а от хаоса и «прародителя». Именно поэтому “философия” индуизма основана не на принципах «божественной нравственности», а на принципах освоения «объективных законов Вселенной», которым, как считается, следуют и главные чередующиеся во времени боги

[461] — но не наоборот. Одновременно с этим творцу-Брахману и его богам-последователям приписаны людские качества, отчего получился весьма земной божественный “образ”, который исповедует весьма земные «добро и зло», как их понимали люди на момент написания космогонической легенды. Многое — как в зороастризме с его ярко выраженным дуалистическим происхождением мира. Только в зороастрийской мифологии современный мир появился в результате хаоса борьбы «доброго» и «злого» “божественных начал”, а в индуизме — просто их хаоса. В общем, чем дальше на Восток — тем больше открытого (а не скрытого под мифологией о Творении, как в «авраамических» религиях) атеизма, берущего своё начало от атеизма космогонических легенд. Поэтому индуизм можно назвать религиозной системой, у истоков которой находится откровенно атеистическое начало — атеистический религиозный идеализм

[462]. Восточный дуализм вошёл в мифологию индуизма, но не от истоков творения, а от «божественных» свойств прародителя-творца, а в остальном все иллюзии восточных «тонкостей» содержательно похожи, но в индуизме они выражены в другой (по отношению к зороастризму) символике

.[463] Индийский космогонический миф по духу напоминает существующую поныне гипотезу Дарвина (постепенное происхождение видов в ходе эволюции), которую взяли на “вооружение” марксисты-атеисты

[464] и современную научную теорию происхождения Вселенной из хаоса.

Согласно мифу о Золотом Яйце

[465], сначала из хаоса возникли воды: они простирались бесконечно и были прежде всех иных творений. Воды породили огонь. Великая сила тепла породила Золотое Яйцо. Всё это было до начала времен, и потому некому было знать время и измерять его

.[466] Но столько времени, сколько длится год, плавало это Яйцо в водах бездонного и безбрежного океана, а через год из него возник прародитель Брахма, поэтому он и называется Хиранья Гарбха, что значит «Рожденный из Золотого Яйца»

.[467] Он разбил яйцо, и оно распалось надвое; верхняя его половина стала небом, а нижняя — землей. Между ними поместил Брахма воздушное пространство, утвердил землю среди вод, создал страны света и положил начало времени. Потому называют Брахму и другим именем — Сваямбху, что значит «Самосущий», так как он существовал изначально и никем не был сотворён.

Потом сотворил Брахма живой дух, мысль и пять великих элементов: воздух, огонь, воду, землю и эфир

[468]. После этого он создал богов, вечную жертву, три веды, время, планеты, реки, моря, горы и людей, кроме того — речь, радость, страсть и гнев

[469]. Постепенно появились звери, птицы, насекомые, демоны, растения и все остальное, что есть на земле

[470].

Бесконечная вселенная состоит из множества миров, и каждый из них имеет своё начало, расцвет и конец. Подобно тому как человек ночью спит, а днем бодрствует, в жизни вселенной также чередуются периоды покоя и деятельности. Период деятельности — день Брахмы, сменяется периодом покоя — его ночью; жизнь Брахмы — это время существования универсума

[471], а с его смертью

[472] вселенная погружается в великий хаос

[473].

Времени индуисты придавали всесильную власть. В ведийских и брахманистских текстах есть представление о времени как о первоисточнике мира

[474]. Начиная с ведийского периода время отождествлялось с кругом

[475] как с наиболее совершенным пространственным образом. Он лежит в основе учения о циклах или «югах» («махаюгах»). Каждая махаюга (или махакальпа) состоит из четырех юг, обозначенных терминами для игры в кости: «крита», «трета», «двапара» и «кали» и соответствующих костям в 4, 3, 2 и 1 очко. Каждая последующая юга на четверть короче предыдущей, и это ускорение времени

[476] свидетельствует об ухудшении состояния мира

[477].

В первую, «крита-югу» господствовал божественный порядок — дхарма, прочно стоящий на четырех ногах: правдивости, почитании, сострадании и приветливом обращении. Люди жили в полном довольстве и благоденствии, не зная болезней, злобы, ненависти, страха, ревности и других негодных чувств. Они получали по желанию плоды земли, и им не было необходимости что-либо выращивать, продавать и покупать

.[478] Крита-юга длилась 1 728 000 земных лет.

В следующую, «трета-югу» дхарма стояла уже на трех ногах: добродетелей стало на четверть меньше. Это уже менее счастливое время. В целом люди соблюдают долг, хотя порой в их действиях уже присутствуют корыстные побуждения, что, конечно, порождает распри и ссоры. Люди стали приносить жертвы богам и обращаться к ним, чтобы те исполнили их желания. Трета-юга длится 1 296 000 лет.

При наступлении «двапара-юги» добродетель в людях умаляется наполовину, а дхарма стоит уже только на двух ногах. Многие люди стали злобными и фальшивыми, и потому среди них распространялись болезни и несчастья. Двапара-юга длится 864 000 земных лет

.[479]

Наконец наступила последняя — «кали-юга». От всех прежних добродетелей осталась лишь одна четверть, да и та быстро приходит в негодность

[480]. Дхарма, опирающаяся на одну ногу, бессильна и слаба

.[481] Вконец испорченные, неприветливые и сварливые люди стали орудиями своих страстей и соблазнов, и потому их не оставляют несчастья. Они погрязли в ненависти, лжи, лености, злобности и слабости, и над ними властвует тьма невежества. Люди страдают и будут страдать до тех пор, пока не придет божественный Калки — Разрушитель.

Перед концом мира явлены будут страшные предзнаменования

.[482] После столетней засухи в небесах вспыхнут семь солнц, которые быстро иссушат всю оставшуюся на Земле воду. Огонь, разносимый мощными ветрами, сначала уничтожит поверхность земли, а затем и подземный мир. Тогда соберутся тучи, напоминающие по форме слонов с гирляндами из молний. Разом взорвавшись, они освободят ливни, которые обрушатся на землю и будут нескончаемо идти 12 лет, пока весь мир не скроется под водой. Но мировой Дух Брахма, плывущий по водам в лотосе, поглотит ветры и тучи, а после погрузится в сон до следующего пробуждения и творения. На время своего сна Мировой Дух Брахма поглотит и богов, и людей.

По индуистскому летоисчислению сейчас на Земле длится первая половина кали-юги, точнее её шестое тысячелетие. Кали-юга началась в полночь с 17 на 18 февраля 3102 г. до н. э. по европейскому календарю, она входит в 28-ю махаюгу 7-й манвантары нынешней кальпы, имеющей имя Вепрь (в ней Вишну воплотится в виде вепря)

.[483] Эта кальпа является первым днём 51-го года жизни нынешнего Брахмы (двенадцать тысяч человеческих юг составляют одну божественную югу, а тысяча божественных юг — одну кальпу или день Брахмы, т. е. 4320 млн. лет)

.[484]

В индуистском “Апокалипсисе” виден страх перед предсказанным «ускорением времени», с которым действительно связаны и засухи и ливни и другие природные катастрофы (вызванные деятельностью недолюдков и безмерным развитием технократии — что само по себе плохо)

.[485] Но все эти локальные природные катастрофы, которыми издревле пугали верующих (не только в индуизме)

,[486] к сожалению неизбежные издержки, которые Бог прощает людям ради высшей цели развития — преодоления устойчивых религиозных барьеров (тонкостей, на которых держится толпо-“элитаризм”), мешающих освоению Языка Жизни. Эти искусственные барьеры (религиозные иллюзии, догмы) которые уже почти преломлены благодаря «ускорению времени» должны духовно рухнуть раньше, чем очередная цивилизация сама себя материально уничтожит, как ей “пророчат” почти все религиозные мифы.

Высказанное нами «опасение» индуистского “пророчества” имеет содержательно важную сторону, которая описана в Махабхарате (кн. III, гл. 188: 9-19):

«С каждою югою уменьшается продолжительность жизни людей

[487], (слабеют) их мужество, ум, сила, духовная мощь… Смешаются между собой брахманы, кштарии и вайши, и (все) они уподобятся шадрам, пренебрегая истиной и покаянием».

После этого миф Махабхараты “пророчествует” гибель “Вселенной” от огня — индийский “Апокалипсис”. Но в действительности это не гибель цивилизации, а конец толпо-“элитаризма” («Смешаются между собой брахманы, кштарии и вайши, и (все) они уподобятся шадрам

[488], пренебрегая истиной и покаянием»)

,[489] и одновременно с этим конец религиозных истин, основанных на восточных “тонкостях” (пренебрежение традиционной восточной «истиной и покаянием»).

Индуистский пантеон возглавляют три божественных образа — Брахма, Вишну и Шива. Формально главная роль среди них отведена Брахме, которого, как мы уже знаем, принято считать богом-создателем Вселенной. Брахма, согласно мифу, создаёт Вселенную всякий раз заново в начале каждого нового мирового цикла (кальпа), открывающегося творением (сришти) и завершающимся разрушением вселенной (пралайя). Кроме того, создание мира означает возникновение зла, страданий и кармы

,[490] а следовательно, не является во всех отношениях положительным деянием. И для индийской “философской” мысли это имеет первостепенное значение.

Из этого не совсем «положительного деяния» Брахмы (напомним, что Брахма в индуизме приравнивается к верховному богу-творцу), творению которого сразу же следует «возникновение зла» — вытекают дуалистические воззрения индусов. Но восточный дуализм в современном индуизме не так то просто обнаружить: он не раздёлён строгой границей, и не расписан точно, однозначно и одинаково всей Индии (с её разновидностями индуизма) по функциональным особенностям богов (бога) — как это принято в зороастризме. То есть, чёткого однозначного догматического разделения на «добро» и «зло», как это сделано в зороастризме, в индуизме не имеется. Но это не значит, что индуизм не дуалистичен: он не просто дуалистичен — он неактивно индиви-дуалистичен. Что это такое?

- Если в зороастризме люди призываются становиться на сторону зороастрийского «добра» и бороться со «злом» по религиозному шаблону, как говорится «всем миром», то в индуизме преодоление кармического «зла» — дело вроде бы сугубо личное — воде бы мало обусловленное общественной жизнью. С этим связано учение о множестве перевоплощений души за время жизни индуистской Вселенной

.[491]

В то же время обнаружить восточный дуализм в индуизме можно опустившись с божественной вершины, на которой восседает Брахма (создавший и «добро» и «зло») к следующим за Брахмой верховным индуистским богам — Вишну и Шиве, сфера влияний которых поделена на «свет» и «тьму» свойственно индуистскому мировоззрению. Но сначала остановимся на образе Брахмы.

Брахма — имеет человекоподобный (антропоморфный) облик

,[492] выражающий абстрактное первоначало, которое создало мир и поддерживает его циклическое существование. Но при этом мир обязательно должен в определённое время трагически гибнуть и воспроизводиться в новом творении Брахмы. Откуда взялась такая уверенность в обязательной трагической гибели деградировавшего мира? — Скорее всего это “воспоминания” о гибели предыдущих неправедных цивилизаций, после которых процесс развития восстанавливался Свыше в новом качестве. Что и говорить: Восток силён воспоминаниями «о прошлом» (прошлым он и живёт, вспоминая былые цивилизации как крита-югу — “божественный” порядок устойчивого толпо-“элитаризма”), но Восток не имеет потенциала создания социальной модели не катастрофического будущего. Поэтому индуизм вовсе не учитывает объективные причины гибели предыдущих цивилизаций (“Вселенных” по-индусски): для индусов очередная трагическая гибель цивилизации — норма.

А уже из такой «нацеленной в прошлое» космогонии вытекает и учение о сансаре — круговерти перевоплощений в «мире, исполненном страдания». Как “Вселенные” сменяют друг друга, так и перевоплощения людей замкнуты в «круговерть», вырваться из которой можно лишь индивидуально в течении жизни “Вселенной”. Но изменить общественную жизнь в миру — так, чтобы “Вселенная” не гибла трагически — не в силах людей, этим заведуют боги, которые живут по законам восточного дуализма, а значит одни поддерживают «добро», другие — «зло». А взаимодействие богов предопределяет жизнь “Вселенных”.

Кроме того, самый индуистский по духу космогонический миф о первочеловеке Пуруши (приведён нами в одном из предыдущих разделов), которого боги принесли себе же в жертву

[493] и от которого произошёл мир и люди — свидетельствует, что мировоззрение индусов основано на изначальной жертвенности человечества, которая якобы объективно неизбежна и необходима богам. Именно поэтому в индуизме сильно развит культ жертвоприношения

.[494] В мировоззрении индусов жертвенность человечества (“Вселенной”) предопределена его созданием, а поэтому трагическая катастрофа

[495] в конце срока очередной “Вселенной” — «объективная норма». Предельно ясно, что в ожидании якобы неизменно грядущей катастрофы, которая должна разрушить всё, созданное человечеством — смысл справедливого обустройства Земли становится одной из последних задач (если он вообще существует в мировоззрении низших каст)

,[496] входящий в перечень частных целей смыслов жизни.

В образах Вишну и Шивы отражены две грани индусского творения Брахмы — «светлое» и «тёмное» начала соответственно.Вишну выступает олицетворением «светлого» начала — в противовес «тёмному» началу Шивы.

В этом отношении принципиальных отличий от зороастризма не имеется: всё та же троица: верховный бог Брахма (в зороастризме Ахура-Мазда), его «светлое» начало Вишну (в зороастризме сам Ахура-Мазда либо Митра, как самый распространённый вариант) и «антипод» Шива (в зороастризме Ангра-Майнью). Как мы уже знаем, древний восточный дуализм «естественно» возник в индоиранской общности кочевых племён задолго до появления как Заратуштры, так и первого этапа становления индуизма (середина II тысячелетия до н. э.). Также мы знаем, что древняя индоиранская космогония учит о том, что современный мир держится на “объективном” противостоянии «светлого» («доброго») и «тёмного» («злого») божественных начал

[497] — что и является «божественной» основой мировоззрения всего восточного дуализма. В индуизме — та же основа: Вишну помогает Брахме следить за «светлым» порядком, но чтобы «ритм Вселенной соответствовал божественной жертвенности» (о которой мы только что говорили) — «тёмный» Шива поддерживает этот ритм, способствуя периодическому разрушению Вселенной вследствие деградации людей к концу её существования. То есть, Шива выступает в роли средства поддержки и “канализации” всего индуистского «зла»

,[498] которое должно якобы неизбежно накапливаться в миру и приводить к очередной “пророчески” неизбежной трагической глобальной катастрофе.

Это — в целом самое главное, что в конечном итоге определяет первичное религиозное мировоззрение индийцев (как видно их мировоззрение также дуалистично по своей основе — как и у всех индоиранцев). В то же время, образы Вишны и Шивы в индуизме имеют своё своеобразие. Если Брахме приписывается роль создателя мира, то Вишну рассматривается как его хранитель, надзирающий за исполнение дхармы, а Шива — как бог-разрушитель. Если Брахма присутствует еще в Ведах, а Шива целиком и полностью является порождением культуры «неарийских» народов, аборигенов Индостана, то Вишну причудливым образом соединил в себе и «арийское», и “варварское” начала.

Прежде чем продолжить рассмотрение “образов” индуистской триады верховных богов, заглянем в историю становления этой триады. Это становление происходило в период брахманизма (X век — вторая половина I тысячелетия до н. э.). Именно в этот период происходили выработка и “шлифовка” основных понятий индуизма, его представлений и богов. Брахманистское умозрение было плодом деятельности духовной “элиты” древнеиндийского общества, прежде всего «жреческой» (брахманов) — в результате чего оно оказалось оторванной от прошлой культовой практики индийской толпы — политеизма.

Идея Брахмана-Атмана

[499]- как безличного космического абсолюта

[500] — была слишком абстрактной для толпы

[501] и не могла вызывать эмоционального отклика в основной массе индийского населения. Толпе, как и прежде, нужны были идолы богов. Дальнейшее развитие религиозной системы индуизма «вниз» по иерархии под влиянием “философии” брахманов могло произойти только в случае соединения идеи о безликом космическом абсолюте с фигурой конкретного персонифицированного бога

.[502]

Одной из характеристик этого процесса является то, что в качестве претендентов на позицию верховного бога исторически выступало сразу несколько божественных персонажей. С этой точки зрения чрезвычайно показателен материал Упанишад

[503], в которых наряду с постоянным утверждением Атмана-Брахмана единой духовной сущностью мира, неопределимой и неописуемой, ведётся поиск божественных персонажей, способных стать чувственно постигаемым её (сущности) воплощением

.[504] В приведённом ниже отрывке из «Майтри-упанишады»

[505] вместе с чередой богов в связи с утверждением Брахмана упоминаются и некоторые другие, существенные с точки зрения брахманов для мира объекты:

Ты — Брахман, и ты, поистине — Вишну, ты — Рудра, ты — Праджапати,

Ты — Агни, Варуна, Ваю, ты — Индра, ты — луна,

Ты — пища, ты Яма, ты — земля, ты — всё, ты также — негибнущий.

Конечно, в этом можно увидеть древнее выражение язычества — поэтическое описание того, как единый негибнущий Бог общается с людьми через Язык Жизни в его разнообразных выражениях. Но мы рассматриваем историю, процесс становления известного нам индуизма по письменным источникам. И в этом процессе, на некоем этапе возможно

,[506] брахманы были близки в своём религиозном поиске в достаточно точном приближении к “образу” Бога Всевышнего, как мы сейчас его понимаем

.[507] Одним из примеров достаточно точного приближения к “образу” Всевышнего может служить приведённая ниже упанишада, которая возникла в период поиска верховного бога. Вишну упоминается упанишадами в этот период неоднократно (чаще всего в составе подобных приведённому выше списку), но его “образ” и функции сколь-нибудь конкретно не представлены. В отличие от него Рудра-Шива, который также рассматривался на верховного бога, представлен в упанишадах весьма близко к правильному пониманию (соответствующие места выделены нами жирным)

:[508]

4. [Тот], кто повелитель и творец богов, всеобщий владыка,

Рудра, великий мудрец,

Породивший вначале золотой зародыш — да наделит он нас

[способностью] ясного постижения!

5. Твой благодетельный образ, Рудра, не ужасен, не являет зла —

Воззри на нас этим несущим покой образом, обитатель гор!

6. Стрелу, которую [ты], обитатель гор, держишь в руке, чтобы

Метнуть[её] -

Сделай её благодетельной, хранитель гор, не причиняй вреда человеку и животному!

Но это — лишь интересный и важный эпизод

[509] в становлении “образа” верховного бога. По мере приближения к традиционной индуисткой троице (Брахма-Вишну-Шива), список богов, соединяемых с идеей высшего духовного начала, сокращался (по сравнению со списком из Майтри-упанишады). И в конце концов этот список стал соответствовать мировоззрению восточного дуализма — поскольку сами “жрецы”-брахманы не соответствовали статусу жречества и не смогли приблизиться к правильному “образу” Бога. А мировоззрение восточного дуализма вполне удовлетворяет потребностям ведически-магической культуры.

Упанишады в целом демонстрируют явное предпочтение принципу «троичности» (как мы уже говорили в начале текущего раздела — этот принцип соответствует мировоззрению восточного дуализма), что находит подтверждение, например, в Шветашватаре, где с этим принципом вполне определённо связывается высшее духовное начало

:[510]

7. Это воспето как высший Брахман, в нём — триада, [он] -

твёрдо основанный и нетленный,

8…И [ещё есть] бесконечный Атман, принимающий все образы, недеятельный. Когда [человек] находит триаду, это Брахман

[511].

Так постепенно сложилась идея Тримурти — индуистской триады главных богов — Брахмы, Вишну и Шивы.Все вместе эти боги образуют некое единство и порой в иконографии изображаются соединёнными вместе, что образует некий совокупный “образ” индийского высшего бога.

Индийский восточный дуализм можно хорошо рассмотреть на примере культов каждого из этих богов. Специфика религиозной системы индуизма в том, что в разных точках индийской цивилизации возвышаются культы разных богов из троицы — где «светлого» Вишну, а где «темного» Шивы. Культу же верховного Брахмы во всей Индии посвящено лишь два храма (в то время, как Вишну и Шива пользуются огромной популярностью), что лишний раз свидетельствует о дуалистичности мировоззрения индусов — но географически дезинтегрированном. Поэтому для того, чтобы разглядеть получше что собой представляет совокупное мировоззрение индуизма (основанное на сборке “образа” верховного бога из “образов” богов «светлого» и «тёмного» начал) — нужно рассмотреть отдельно эти культы. Всё же индуизм един и, конечно же дуалистичен — несмотря на то, что его дуализм объединён не географическим единством (как в зороастризме), а в первую очередь духовным

:[512] географически же культы «светлого» и «тёмного» богов разделены и представлены локальными религиозными системами (вишнуизм, кришнаизм, шиванизм, шактизм и пр.), разновидностями индуизма.

Сборку местных культов верховных богов в единую многоликую религиозную систему индуизма осуществляет верхушка сословия “жрецов”-брахманов. Достаточно сложный и многоступенчатый механизм этой сборки можно проследить по отражению её духовной иерархии в социальной организации индуистского “жречества”. “Жречество” в индуизме подразделяется на несколько категорий:

· “Жречество” крупных храмов, в «служебные обязанности» которого входит организация и проведение как ежегодных “богослужений”, так и многочисленных религиозных церемоний и празднеств. В основном представлено сословием брахманов.

· “Жрецы” небольших, как правило, общинных храмов (их часто называют «пуджари»), которые одновременно занимаются тем же самым, что “жрецы” в больших храмах делают специализированно. Во многих случаях по социальному статусу они не принадлежат сословию брахманов. Более того, в их “святыни” брахман не войдёт: это считается сословным барьером, который закреплён религиозно.

· Домашние “жрецы” — пурохиты — руководят проведением домашних “богослужений” Они регулярно посещают свою маленькую паству, занимаются составлением гороскопов с определением точной даты и времени выполнения тех или иных религиозных обрядов, советуют, какой конкретный специальный обряд уместно применять в том или другом случае, дают указание во время проведения ответственных религиозных ритуалов, лично отправляют все обряды, требующие специальной подготовки.

· Духовные советники — гуру — выступают в роли советников зажиточных семей и кланов. Роль гуру жизни очень многосторонняя и не ограничивается сугубо религиозными установками. Гуру и наставник, и советник, и миротворец в семейных и клановых конфликтах. В сословно-кастовом обществе с его острыми социальными противоречиями, в стране, которую то и дело захлёстывали волны завоевателей с их собственными религиозными системами — гуру обеспечивали и продолжают обеспечивать в наше время преемственность традиций и жизненного уклада индусов.

· Отшельники (садху) — ведут образ жизни, наполненный чрезвычайными ограничениями (типа “христианских ” монахов), высокой моральности и практикованием медитации. Садху приписывают сверхъестественные возможности, а их советам — «способность наставить простого человека на путь истинного благочестия». Все садху в той или иной степени употребляют йогические упражнения, как способ «очищения тела и разума». Добродушные индусы, которым по их трудовой деятельности часть не хватает времени надлежащим индусу образом исполнять ежедневные пуджи (религиозные обряды), вместо этого охотно подают садху еду, иногда просят совершить за них ответственный обряд.

Как видите в индуизме «духовенство» представляет собой специализированную многофункциональную сословную и межсословную “профессиональную” прослойку, к помощи которой прибегают индусы из разных сословий. В принципе всё те же отношения, между паствой и “священнической” иерархией, которые мы уже знаем из “христианства” и иудаизма — только в восточном исполнении. Всё та же преграда между людьми и Богом.

Обратимся к “образам” верховных индуистских богов, чтобы составить более точное представление о совокупном “образе” высшего божества. Попутно рассмотрим несколько разновидностей индуизма. Согласно индуисткой триаде, существует два главных направления индуизма — вишнуизм и шиванизм.

В основе вишнуизма лежит культ Вишну и связанных с ним богов — прежде всего Кришны и Рамы. Специфической функцией Вишну является охрана мира и поддержания в нём порядка и справедливости. Напомним, что Вишну — ведический бог «ариев», который был преобразован у местных племён. Образ Вишну встречается в Ведах, однако не занимает там сколько-нибудь значительного места. В первые века новой эры его образ обретает новые черты. Хотя Вишну имеет совершенно конкретный облик, он сверх того обладает множеством личин, в которых легко узнать образы местных, и не только местных, божеств. Эти личины вишнуиты называют аватарами, или «нисхождениями». Аватары-это образы, в которых Вишну в разные времена являлся людям. Основных, общепризнанных среди поклонников Вишну аватарвсего десять. Аватары «светлого» Вишны расписаны не только в символах, но и хронологически.

Первой из них является рыба, приняв вид которой, Вишну спас во время потопа отшельника-законодателя Ману, второй — огромная черепаха, спасшая мир после потопа

,[513] третьей — вепрь, убивший страшного демона Хираньякшу, чуть было не погубившего землю, погрузив ее в океанские глубины, четвертой — Нарасимха, человек-лев, расправившийся с другим демоническим существом — Хираньякшипу, захватившим власть над миром

.[514] Затем Вамана-карлик (пятый аватар); потом два воплощения Рамы

[515] (шестой и седьмой аватары); и Кришна (восьмой аватар).

Особое место среди аватар Вишну занимает Будда (девятый аватар). Хронологически появление Будды относят к VI–V вв. до н. э. И от Будды считают появление мировой религиозной системы — буддизма. А самого Будду называют «пророком»-основателем религии. Тут уже не перепутаешь индийскую мифологию и мировую религию: если Рама — чисто индийское воплощение высшего бога, то Будда имеет мировое значение, выходящее за пределы религиозной системы индусов. В то же время сами индусы считают Будду всего лишь одним из аватар, и это не удивительно: ведь буддизм возник на почве индуизма (о буддизме мы будем писать в следующей главе книги). А подлинной популярностью в среде индусов обладают только два аватара — седьмой и восьмой. Это Рама и Кришна, которых поистине следует считать символами двух различных, но в равной степени важных аспектов индуистской религии.

В настоящем разделе нам главное не это. Вспомним, что в зороастризме Христос иногда признавался одним из воплощений «Божьего пророка», следующим после Заратуштры. Примерно такая же картина и в вишнуизме: Вишну десятикратно воплощается и его воплощения признаны божественными. Мало того, согласно легенде, десятой аватаре — Калки, всаднику на белом коне с огненным мечом в руке, воителю, еще предстоит явиться людям, чтобы «наказать порок и восстановить попранную дхарму»

.[516] Многие исследователи обнаруживают черты, объединяющие это воплощение Вишну с буддой Майтрейей

.[517] Мы видим всё те же изначально индоиранские восточные качества дуалистического “образа” высшего божества индуизма: во-первых, воплощения Вишну находятся в постоянной борьбе с мифическим «злом», что якобы судьбоносно отражается в жизни людей (но мы уже знаем, что Бог ни с кем не борется); во-вторых, последнее воплощение Вишну должно мстительно воздать людям за «отступничество» от дхармы (иначе — от основных законов веры)

.[518]

Кроме всего этого, «боговоплощения»

,[519] как видно из мифа об индийских аватарах — были известны задолго до “христианства” и для восточного мировоззрения они представлялись «само собой разумением». Поэтому перенос с ведического Востока на Запад идеи о боговоплощении Христа было “делом техники”. Напомним, что “христианская” троица представляет собой мировоззренческую “смесь” из «Святого Духа» (в зороастризме Благой дух), верховного “Бога” (в зороастризме Ахура-Мазда) и его якобы земного воплощения — Христа (в зороастризме — Заратуштраи его последующие воплощения). В то же время в “христианстве” Христос считается “Богом”, что по смыслу ближе всего к вишнуистским аватарам.

Ведь Вишну считался богом, обладающим верховным статусом по отношению к миру. В индийском эпосе Вишну изображался красивым юношей с лотосоподобными глазами, с тёмным, с отливом в синеву телом. На груди у него крупный сапфир, на голове диадема. Цвет одежд жёлтый. Обычно у Вишну четыре руки, в которых он держит палицу, диск (чакру), раковину и лотос. Характерная поза Вишну — возлежание на кольцах змея, плавающего в мировом океане. Согласно легенде, когда Вишну спит, вселенная пребывает в нём; когда он просыпается, из его пупка вырастает лотос, в венчике которого сидит Брахма, образ, подчёркивающий верховный статус Вишну, порождающего самого «бога-творца».

Как видите, “рокировка” богов по статусу была для индусов (да и не только для индусов, а для всего ведического Востока) — делом привычным. Так, следуя этой очень удобной восточной традиции, «мировая закулиса» произвела одну из главных религиозных “рокировок”, которая оказала роковое воздействие на библейский Запад: она “подменила” Бога библейским Христом

[520] (создав “Святую троицу”) — после чего почти все “христиане” (по старой восточной традиции аватар) стали называть Христа «Богом».

Со II в. н. э. началось интенсивное развитие вишнуизма. Большую поддержку ему оказали цари династии Гуптов (IV–V вв.), считавшие себя воплощением Вишну. Эта древняя восточная традиция — обожествления царей — как мы уже знаем направлена на придание божественного статуса высшей социальной власти, что закрепляло сословный строй и толпо-“элитаризм”. Ясно, что с начала первого тысячелетия уже не приходится сговорить ни о каком поиске нормального “образа” Божиего: этот “образ” уже сложился на восточный лад и функционально “слился” с верхушкой социальной власти царей и “жрецов”. Помимо этого нужно учитывать, что развитие религиозного опыта инудистских аватар (воплощений) — при поддержки вишнуизма с уровня государственных иерархов — пришлось на время формирования “христианства”, что вполне могло сказаться на “образе” библейского Христа (о чём мы говорили в предыдущем абзаце)

.[521]

На юге Индии рост влияния вишнуизма связан с деятельностью альваров — поэтов, проповедующих путь личного служения богу, эмоционального его почитания (бхакти)

.[522] Корпус поэтических текстов, созданных альварами в период с VI по XI вв., составил основу “философской” традиции, в лоне которой вырос выдающийся “философ” Рамануджа. В этот период повсеместно стали строиться крупные вишнуитские храмы, в которых почитание бога происходило под пение гимнов (пуджей). Бурный рост вишнуизма в Средние века в немалой степени связан с исключительной популярностью образов Рамы и Кришны (воплощений Вишну). Культ Кришны стал мощным всеиндийским религиозным течением, чему способствовало распространение понятных толпе эмоционально-поэтически выраженных идей бхакти — выражения любви к богу и преданности ему.

Классический индуизм, который известен как религия современной Индии, окончательно развился во второй половине I тысячелетия н. э. По всему видно, что массовый классический индуизм представляет собой внешне очень красивую, поэтически выраженную религиозную систему почти бессмысленной (для толпы) регулярной эмоциональной эгрегориальной подкачки с помощью гимнов и религиозных ритуалов. Параллельно этой внешней обрядовой стороне сформировалась “философия” индуизма, основанная на “образе” высшего бога и “законах” «космического универсума».

Регулярная подкачка основного совокупного эгрегора индуизма с помощью эмоциональных ритуалов для толпы и веры в индуистский «смысл жизни» (будет рассмотрен позже) обеспечивают мощь эгрегора и его “абсолютное” всесилие (по отношению к любому из верующих). “Менеджерами” этого эгрегора (или иерархии взаимно вложенных эгрегоров) являлись и являются по сей день индуистские “жрецы” (высшее сословие, следящее за «чистотой каст»), которые подобно богам делают чудеса для толпы с помощью “неограниченной” (в смысле: «достаточной, чтобы толпа считала их богами»

[523]) эгрегориальной магии.

Кришнаизм — ветвь индуизма, которая, не порывая с ним связи, приобрела самостоятельное религиозное значение. Напомним, что Кришна считается восьмым аватаром Вишну. В Бхагавадгите

[524] Кришна выступает как высший бог, олицетворение Атмана. Вообще индуизм в целом представляет собой совокупность местных религиозных культов, похожих самих по себе на монотеистические (во всяком случае в них возвышается как правило один бог), но в целом эта совокупность — многоликий и несколько “виртуальный” как во времени, так и в “географии” политеизм — сборку которого (как мы уже говорили) обеспечивают единство индуистской “философии”, которая и представляет собой единую суть религиозной системы, скрытую за пёстрой картиной местных религиозных особенностей.

Различные эпизоды мифической жизни Кришны

,[525] имея разное происхождение, в первом тысячелетии н. э. собираются вместе, образуя мифическое жизнеописание, имеющее для индусов значение кришнаитского канона. В полном виде оно содержится в 10-й главе Бхагавата-пураны (IX–X вв. н. э.), которая наряду с Бхагавадгитой, считается «священным текстом» кришнаизма. Поскольку проповедь любви к Кришне, содержащаяся в Бхагавадгите, носила “канонический” характер (недоступный для прямого восприятия толпы) — статус массового религиозного течения кришнаизм обрёл лишь когда идеи бхакти воплотилась в популярные культовые формы: гимны, танцы, песни

.[526] В Средние века возникли многочисленные вишнуитские и кришнаитские общины, во главе которых стояли известные индуистские проповедники. Чайтанья (1486–1533 гг.), основатель течения «Гаудия вишнуизм», проповедовал экстатический характер почитания Кришны и единственным ритуалом считал массовые песнопения и танцевальные процессии. До сих пор Чайтанья является одной из главных культовых фигур проповедников у современных кришнаитов, объединённых в «Международное общество сознания Кришны»

.[527] Объединения этого общества имеются и в России.

Теперь рассмотрим культ “антипода” Вишну — культ Шивы. Шиваизм — не менее значимое направление индуизма. Шива, в отличие от Вишну (который по основной легенде — хранитель мира и надсмотрщик за соблюдением дхармы), является разрушителем мира в конце каждого «космического цикла». Напомним, что индуизм в целом — достаточно запутанная религиозная система. В то же время в контексте рассмотрения вопроса “образа” индусского бога (что является темой настоящего раздела) нам важно, что обоим высшим богам индуизма (и Вишну и Шиве) свойственна функция неминуемого катастрофического разрушения мира с одновременным мстительным воздаянием, и одновременно эти боги символизируют «светлое» и «тёмное» дуалистические начала, объединённые под общим “образом” верховного Брахмы. Так последний десятый аватар Вишну (Калки) является разрушителем мира, несмотря на то, что функция разрушения свойственна в общем не Вишну, а Шиве. Но таков многоликий (многорукий)

[528] индуизм: каждый верховный бог некоторым образом сочетает в своём “образе” свойства других верховных богов — из чего складывается совокупный “образ” Брахмы.

В шиваизме Шива почитается как верховный бог, объединяющий все основные космические функции (творение, охрана, разрушение) и превосходящий всех остальных богов. Культ Шивы отличается от культа Вишны в первую очередь тем, что Вишну превозносили как бога любви, а Шиве поклонялись, движимые страхом перед его «гневом, капризами и способностью насылать несчастья». Налицо тесные параллели с зороастрийским Ахура-Маздой с той лишь разницей, что зороастрийцы возвышения культа Ахура-Мазды всячески избегали

,[529] а в индуизме Шива считается одним из верховных богов.

Мы рассматривали древние истоки восточного дуализма в главе «Религиозная система зороастризма». В индуизме — всё то же самое. Известно, что мировоззрению, основанному на восточном дуализме — свойственен страх перед Богом, проявляющийся в страхе перед Жизнью (точнее перед целым спектром её проявлений) — со всеми вытекающими из этого мировоззренческого заблуждения последствиями (которые мы описали, рассматривая зороастризм). Также мы определили, что свою психическую трусость люди издеревле маскировали с помощью придания богу дуалистического “образа”, списывая свою психическую недоразвитость (до уровня Человечности) на “характер” взаимоотношений бога с людьми (на кажущуюся им “объективность”и “божественность” неустройства жизни).

Всё то же мы видим в индуизме

.[530] В шиваистском направлении индуизма просто больше “карательных” черт “характера” высшего индусского бога, нежели в вишнуизме. Культ Шивы содержит элементы, восходящие к доарийской древности: власть над животными, в частности, над змеями

[531] поклонение лингаму (фаллосу)

,[532] практика йоги. Ведийским прообразом Шивы является Рудра, бог грома и грозы, внушающий древним ариям непреодолимый ужас

.[533] Это был гневный, неистовый и капризный бог, насылающий на людей порчу, болезни и прочие “неприятности”

.[534] В поклонении ему доминировали мольбы о милости, просьбы о непричинении зла.

Рудра понимался древними ариями как воплощение дикой природы, недоступной воздействию на неё людей, и поэтому — страшной и “враждебной”. Её стихии обладали разрушительным качеством и свойством непредсказуемости. Всё это было переложено на “образ” бога в глубокой древности (что было простительно во II тысячелетии до н. э.) в преемственности Шивы Рудре, и к огромному стыду тянется в индуизме до сих пор. В то же время Шива, наследовав основные «злобные» и «мстительные» качества Рудры, назывался «Благосклонным» и рассматривался индусами как объект поклонения, которого можно «задобрить», после чего Шива не станет причинять зла. Поэтому Шива считается не только «насылающим болезни», но и целителем. Также как и вишнуизму, шиваизму свойственно возвышение своего главного бога в “ранг” творца. Это возвышение начинается уже в период брахманизма. В Шатапахта-брахмане Рудра (мифический предшественник Шивы) вместе с другими богами причисляется к кшатре (к правителям), а в Шветашватара-упанишаде его называют не только повелителем и всеобщим владыкой, но и творцом богов и создателем Золотого зародыша вселенной.

Образ и мифология Шивы в основных чертах формируется в Махабхарате. В ней отчётливо проявляется такая важная для индуистского бога функция, как борьба его с демонами-асурами (чего не было у ведийского Рудры). Но связь Шивы с силами «зла» всё время сохраняется. Вообще же многоликость и противоречивость — самые характерные черты “образа” Шивы. Как можно увидеть, индуизм “размыл” доставшуюся от древних «ариев» чёткую границу между «добрыми» и «злыми» богами — что зачастую придаёт “образу” такого бога как Шива шизофренические противоречия, которые со стороны может заметить даже не специалист по религиоведению. Зато на примере Шивы можно увидеть общие для Востока “качества” высшего божества: Шива и бог-создатель, он же разрушитель; он благ и милостив и в то же время может проявиться в образе Бхайравы («Ужасного»); он часто изображается в виде аскета или йога (он «Царь Йоги», «Йогараджа»)

,[535] но он же великий любовник, воплощение половой энергии. Более того, он ещё и Ардханари — наполовину мужчина, наполовину женщина. И к тому же великий танцор.

Шиваизм старше вишнуизма

[536], что свидетельствует о первичности мировоззрения крайнего дуализма в индуизме. Как культовая система шиваизм сложился уже во II–I вв. до н. э. Вообще тяготение к необычным, порой страшным и пошлым формам “богопочитания”, к изощрённой культовой технике, тайным доктринам — стало неотъемлемой частью многих «сект» и направлений внутри шиваизма. Во II веке до н. э. появляются скульптурные изображения Шивы, завершается формирование его иконографии.

Иконографическое изображение Шивы и его пояснения наглядно свидетельствуют о крайне «животном» и извращённом (даже по отношению к зороастрийцам) представлении божественности у индусов, которое, к сожалению, осталось и до сих пор: налицо остановка в духовном и психическом развитии. Шива изображён синешеим с нечесаными длинными волосами, с ожерельем из черепов на шее, третьим лобным глазом, огонь которого (по преданию) испепелил бога любви Каму. В руках, число которых доходит до десяти — топор, трезубец, барабанчик, и антилопа (символ связи с животными). Сочетание лингама (мужского начала) и йони (женского начала) — типичная композиция в шиваитских храмах. Число каменных лингамов и йони может достигать многих сотен.

Правда, синяя шея Шивы — результат самопожертвования: он выпил яд, чтобы спасти мир. Не отсюда ли взята легенда о самопожертвовании Христа, который якобы «добровольно взошёл на голгофу, чтобы избавить людей от греха»?Как бы то ни было, но смыслы такого «самопожертвования» — идентичны. А индуизм хорош тем, что благодаря своим культам многочисленных лингамов и йони и связанной с ними шизофренией богов — он однозначно оценивается всеми здравомыслящими людьми как «пережитки глубокой древности». А значит и доктрина «искупления самопожертвованием» — тоже “эхо” шизофренических заблуждений глубокой древности.

Не случайно выражение «посыпать голову пеплом»

[537] (что близко к смыслу: «покаяться до самопожертвования перед чем-то высшим, либо перед людьми, ради искупления чего-то нехорошего, но при этом ничего не сделать для изменения жизни, оставаясь в состоянии возобновления “неприятностей”, сопровождающихся бессмысленными стенаниями и переживаниями»)

[538] — вошло в западную культуру после начала библейского периода. В процессе бессмысленных переживаний и даже самобичевания люди освобождаются отчасти негативной энергетики, которая накапливается вследствие ведения неправедного образа жизни и пребывания в нечеловечном типе психики (подпитывая ею эгрегоры — типа эгрегора Шивы), в результате чего их психика на короткое время получает «облегчение» и даже «помощь» от подпитываемого эгрегора, которые безвольные люди принимают за помощь Свыше. Затем всё повторяется снова.

Дело в том, что в шиваизме ритуал посыпания пеплом — один из главных. Характерной деталью шиваитского культа является белый пепел (бхасман, вибхути), который адепты шиваизма наносят на тело чаще всего в виде горизонтальных полос (на лоб, плечи, грудь). Аскеты и паломники покрывают им себя целиком, уподобляясь мифическому Шиве, тело которого покрыто пеплом с кремационных площадок. Пепел — символ гибели и разрушения, но он же есть знак жизни

,[539] так как, согласно индийской мифологии, содержит в концентрированном виде энергию огня. Энергией наполнены и мантры — священные речевые формулы — произносимые шиваитами при обращении к Шиве

.[540]

Течение индуизма — шиваизм — само по себе (как ветвь индуизма) внутренне-“философски” близко к “христианским” переживаниям. Шиваисты более чем вишнуисты посвящают свои религиозные ритуалы для подготовки к смерти (или к «будущей жизни», как принято говорить в “христианстве” — к «везению в смерти»

[541]). Шива — бог разрушений и смерти, «надсмотрщик за соблюдением дхармы» (религиозных правил индуизма), его «задабривание» при жизни, как считается приводит к «благам» после смерти.

Среди многочисленных образов Шивы один из наиболее привлекательных для шиваистов — образ семьянина. Его жена, Парвати (Ума, Гаури) — дочь царя Гималаев. В развитии шиваизма она олицетворяет шакти — женскую ипостась «энергии бога». Эта ипостась стала объектом поклонения разновидности шиваизма — шактизма, который мы рассмотрим ниже. Дети Шивы — Ганеша (изображается с головой слона) и Сканда (юный предводитель войска богов). Обычно в семейном кругу присутствует ещё один персонаж — бык Ниндин, ездовое животное Шивы

.[542]

Примерно с середины I тысячелетия н. э. шиваизм получает мощный импульс в виде движения бхакти. С VI по XII вв. в Тамилиаде плеяда шиваитских поэтов (наянаров) создало комплекс религиозной поэзии на тамильском языке, получивший признание в качестве шиваистских Вед. В гимнах нрьянов образ Шивы, сохраняя свои мифические и иконографические черты, значительно приближается к человеку, становясь родным и близким. Его начинают называть отцом и даже матерью. Индийский юг поэтому считался «землёй Шивы», но позиции шиваизма при этом сильны и в других регионах Индии, только в каждом из них шиваизм имеет свои культовые особенности.

Шактизм — (от санскритского шакти — сила, энергия), течение индуизма, (разновидность шиваизма), основанное на почитании женского начала. Женская энергия понимается в шактизме как ипостась энергии бога, как правило Шивы

.[543] Возвышается культ Дэви — богини, проявляющей себя в различных обликах и под многочисленными именами: Друга, Кали, Бхагавати, Чамунда, Мариямма и др. Культ Дэви имеет неарийское происхождение и восходит к протоиндийскому культу богини-матери и к аборигенным культам древних племён. Вообще же обожествление женских начал свойственно неарийским корням индуизма.

Нечеловечным типам психики (основой которых, как мы знаем, является «животный» тип психики — который у некоторых людей “закрыт” культурными и «демоническими» программами, “соседствующими” в психике людей с чисто «животными» инстинктами, но обслуживающими в конечном итоге эти «животные» инстинкты) присуща жизненная несамодостаточность (выражающаяся в жизненной неуверенности, частом страхе и недостатке воли). Кроме этого, в обществе с доминированием «животного» типа психики и его разновидностей мужская половина как правило более пассивна, безвольна и подвержена разнообразным стрессам, вызванным жизненными обстоятельствами. Это объясняется тем, что мужчины издревле были заняты в профессиях, которые не оставляли им времени для длительных философских размышлений, в то время как женщины имели больше свободного времени для размышлений над жизнью. Следующей причиной превосходства волевых качеств женщин над мужчинами является объективно большая ответственности женщин за жизнь будущего поколения: женщина — мать и на её плечи ложится воспитание детей, в то время как отец может вовсе не думать об этом.

Это — некоторые социальные факторы управленческого и волевого превосходства женщин над мужчинами, но есть и объективный фактор. Мы уже знаем, что у девочек (девушек) первой объективно развивается такая компонента психики, как интуиция — в результате чего они лучше ощущают жизнь, чем мужчины, у которых объективно первым развивается интеллект (разум). Иначе говоря, женщина может знать правильное решение жизненной ситуации интуитивно, но не может объяснить «почему» так надо поступать. А мужчина, пока не поймёт «почему» он так должен поступить, не будет следовать предложенному ему решению

.[544] Поскольку в обществе с “господством” нечеловечных типов строя психике (с доминированием «животных» инстинктов) как правило происходит остановка в развитии как мужчин, так и женщин на стадии юности: у мужчин интеллект так и не развивается до необходимых жизненных надобностей и интуицию они не обретают к моменту полового взросления; а женщины, “богатые” интуитивно так и не обретают необходимый уровень интеллекта, чтобы иметь возможность объяснять мужчинам необходимость того или иного решения, которое они ощущают интуитивно.

По вышеописанной причине в обществе с “господством” «животного» типа психики (каким было и остаётся индусское религиозное сообщество) женщины по управленческим возможностям превосходили и превосходят мужчин, поскольку одна компонента психики, с помощью которой можно узнать достаточно эффективное решение (интуиция) у них оказывается развита в достаточной мере (во всяком случае для ведения семейного и частного укладов жизни). У мужчин же ни одна из важнейших компонент психики нормально не развита в культуре «животных» инстинктов в добавок к весьма ограниченной воле

.[545] Поэтому мужчины-недолюдки, видя на практике это превосходство женщин — тянутся к ним за информационным обеспечением, но при этом часто злятся на свою управленческую немощность, поскольку по физиологическим силовым качествам женщина уступает «сильному полу».

Таковы психологические истоки субкультуры почитания женского начала

.[546] Но, по описанным только что причинам (превосходства физической силы мужчин над женщинами) два начала — мужское и женское — часто конфликтовали друг с другом, что естественно отразилось на религиозной культуре. Эту конфликтность можно наглядно увидеть в шактистской субкультуре индуизма. Но прежде чем её рассмотреть, обратимся к “образу” богини индуистского шактизма. Поскольку восточный дуализм — достояние религиозного мировоззрения всего Востока и в частности, всего индуизма, то в женской ипостаси шиваизма он не мог не найти своё отражение. Так у «светлого» Вишны была супруга Лакшми (богиня удачи и процветания). Но культ Лакшми не обрёл такого масштаба как культ супруги Шивы. У «тёмного» Шивы — тоже есть «тёмная» супруга. Но вот обожествление женского начала — более принято в среде «тёмных» богов

.[547]

Как и положено в шиваизме (шактизм — матриархальная разновидность шиваизма), главная богиня шактизма принадлежит к «тёмным» силам: опять налицо восточный дуализм в индусском исполнении. Действительно, “образ” богини Дэви (и её различных воплощений) восходит к древней восточной индийской демонологии. Демоноборчество — одна из главных функций богини в индуизме

.[548] Изначальный архаичный образ шактистской богини: чернокожая (что говорит о её индийском, а не «арийском» происхождении), с клыками и красным от крови языком и губами, с ожерельем из отрубленных голов и рук. Но противоречие изначально чисто демонической «тёмной» индийской богини (неудобно выдвигать на первый план культ совсем «тёмного» божества) было сглажено впоследствии: когда начал формироваться классический индуизм, нашли компромисс между “аборигенными” верованиями и ведийско-брахманической традиции, которая привлекла «на свою сторону» богиню — что объяснили необходимым союзом с ней её почитателей для борьбы с асурами

.[549]

В VIII в. н. э. включение богини в индуистский пантеон закрепляется в Дэвимахатмья (Величание богини), первом санскритском тексте, описывающем её происхождение, историю, подвиги

.[550] К этому времени богиня под именами Кали («Чёрная») и Друга («Удалённая») рассматривается как супруга Шивы. С этого момента формируется шактизм, выражающийся в предпочтении женской энергии как «высшему божественному принципу», развивается идея превосходства шакти (женского энергетического начала)

[551] над энергией Шивы или любого другого бога, что приводит к возникновению образа Махадэви (Великой богини).

С этого момента “канонически” закреплено “господство” женского начала с подчинением мужчин воле женщин. В принципе это так на всём ведическом Востоке и выражено в его культуре (в алгоритмике эгрегоров — в том числе как «законы дхарм» и другие “канонизированные” законы жизни). Именно оттуда, с ведического Востока, его культуры, (как культуры, наиболее точно копирующей в этом смысле культуру предыдущей цивилизации, Атлантиды — как нам видится)

,[552] и пошла “мода” скрытого матриархата по всему миру. Этот проект распространился и на иудаизм и на “христианство” и на «ислам»

.[553] А суть культуры восточного матриархата и некоторая конфликтность между мужским и женским началами хорошо описана И.А.Ефремовым в книге «Лезвие бритвы» (это И.А.Ефремов писал про Индию на базе одной из многочисленных индийских легенд: выделения и сноски наши):

«Витаркананда остановился. Даярам затаив дыхание старался не упустить ни одного слова

[554]. Ему казалось, что старый учёный простыми мазками с немыслимой прозорливостью пишет картину души его, Даярама.

- Ты рассказал о своём образе Парамрати, — продолжал профессор, — и мне стало ясно, что ты полностью в Майе

[555]. Красота и ревность — они обе из древней души, отсюда, — гуру постучал по кувшину, издавшему глухой медный звук, — но красота способствует восхождению, а ревность — нисхождению.

Каждая черта и каждая линия твоего идеала оказывается очерченной заранее, имеет строгое назначение и безошибочно угадывается древним инстинктом — яунвритти. В давние времена сила Рати и Камы, или, по-европейски, Астарты и Эроса, была гораздо больше

[556]. Есть закон, ныне забытый: чем сильнее страсть родителей, тем красивее и здоровее дети. У кого из сочетающихся страсть сильнее, того пола и будет ребёнок.

Поэтому древний идеал женщины также включает ещё силу физической любви, совпадая с идеалом материнства и идеалом жизненной выносливости, подвижности и силы. Три разных назначения гармонически слились, соразмерились и уравновесились в облике прекрасной подруги — мечте, идеале, основе для оценок. Вот почему удивляют, а часто и возмущают пришельцев Запада наши идеалы веселой и здоровой чувственности, выраженные в изваяниях и фресках древних храмов.

Только наш народ мог создать чудесную легенду, записанную в Брахмавайварта-пуране вишнуистов. Кришна рассказывает своей Радхе о том, как апсара Мохини влюбилась в Брахму. У вечно юной Мохини было все, чем прекрасна женщина: широкие бедра, высокая грудь, круглый крепкий зад, стройная шея и громадные глаза, а волосы её, черные как ночь окутывали её густым покрывалом. Тончайшее золотистое сари не скрывало ни одного из её достоинств, а один взгляд мог приковать к её прекрасному лицу всех обитателей трёх миров. И Мохини загорелась неистовой страстью к Брахме, но он не заметил её, погружённый в раздумье, и прошёл мимо. Мохини была в отчаянии, перестала есть, забыла всех любовников, только и думала о Брахме. Подруга её, тоже прекраснейшая из апсар, Рамбха, посоветовала упросить бога любви и страсти Каму помочь Мохини. Кама привел её на небо Брахмы, и она очаровала его. Однако он быстро охладел и удалил от себя апсару, пытаясь её уговорить отказаться от любви. Мохини молила его не отвергать её, но Брахма сказал, что углублен в созерцание глубин мира и Мохини его не интересует. Тогда апсара разгневалась и прокляла Брахму за то, что он высмеял её, когда она искала у него прибежища любви. Мохиня возвестила Брахме, что его теперь не будут почитать, как других богов

[557]. И действительно, высший бог Тримурти не пользуется в Индии до сей поры таким почитанием, как многие, даже низшие в пантеоне божества.

Брахма, под впечатлением проклятия апсары, пришёл к Вишну, и тот сильно порицал его. Он указал Брахме, что, зная Веду, ему должно быть известно, что он совершил преступление, худшее, чем убийца. Женщины есть пальцы природы и драгоценности мира. Мир Брахмы должен быть миром радости, а он зачем-то укротил свою страсть

.[558] Если женщина воспылает любовью к мужчине и придёт к нему, мечтая отдаться, то он, даже не испытавший к ней прежде страсти, не должен отвергать её. Иначе он навлечёт на себя несчастья в этом мире, а после смерти подвергнется карам испорченной Кармы во многих будущих жизнях

.[559] Мужчину не осквернит связь с женщиной, добровольно ищущей его любви, даже если она замужем или лёгкого поведения. И Вишну приказал Брахме долго каяться в окружении грешников и подверг его многим испытаниям. Эта легенда, должно быть, создана теми, кто покрывал изваяниями любви и красоты наши древние храмы, и также не понята людьми Запада»

.[560]

Так в лице мифического Брахмы индийская цивилизация когда-то мистически отказалась от дальнейшего поиска пути Божиего водительства с перспективой выхода в Человечность. Ведь Брахма, какой ни на есть, но верховный бог-творец, и ничего лучшего, как такого мифического отображения идеи монотеизма — Творца и Вседержителя — в культуру индуизма в последней не придумано до нашего времени. Индусы отказались в “пользу” близких к их мировоззрению и миропониманию «животных» культов (выраженных возвышениями Вишну и Шивы над “забытым” Брахмой), пережитков архаичной индийской культуры, основанных на превосходстве женского начала, что продолжает культивироваться в Индии до сих пор.

Но всё же конфликтность между мужской и женской волей не чужда и индусам

.[561] Она нашла своё выражение и в шактизме. В шактизме Махадэви понимается как мать мира, сущность бытия, единственная причина создания Вселенной (в пику Брахме), создательница Брахмы, Вишну, Шивы

,[562] которые выполняют свои обязанности по её воле. По сути дела в шактизме Махадэви рассматривается как аналог высшей реальности индуизма — Брахмы.

Однако такой явно матриархальный подход к космогонии для всего индуизма не характерен. Он распространён в шактизме. В общем же индусы следуют принципу плодотворности обоих начал (и мужского и женского), даже в шиваизме — что находит своё выражение в образе Шивы, которого иногда изображают с одной мужской половиной, а другой женской. На более абстрактном уровне эта идея мужского-женского баланса воплощена в парном схематическом изображении лингама-йони. Но в реальности и в духе индуизма женская воля всё же — главная.

В шактизме богиня, олицетворяющая шакти, взаимодейсвтует с Шивой. Их отношения далеки от полного взаимопонимания и гармонии — о чём свидетельствуют многочисленные мифические истории, в которых много места ссорам и соперничеству с переменным для главных героев успехом. Победа далеко не всегда остаётся за сильным мужским началом, символически представленным образом Шивы.

В этом отношении символизм доминирования женской победы в управленческих спорах крайне выражен в иконографическом образе индусской Кали, стоящей или танцующей на теле Шивы, который неподвижно лежит на земле

.[563] Этот образ трактуется тем, что Шива без шакти пассивен, лишён творческого начала, но и шакти нуждается в Шиве, так как он даёт её опору.

В действительности же пассивность мужчин объясняется отсутствием воли, неразвитостью интуиции и интеллекта по причине невозможности своевременного выхода в Человечность в условиях «животной» культурной и соответствующей духовной среды. Однако, в культуре индуизма волевым качествам мужчин предпочитается приоритет женского начала (как мы усвоили из легенды, которую привёл И.А.Ефремов).

Получается замкнутый порочный круг: культура призывает к послушанию женщинам, но в этом случае половые инстинкты будут всю жизнь мешать обретению мужчинами волевых качеств, что приводит к остановке их развития на «животном» типе психике — обеспечивающем доминирование женской воли. Но опору на «настоящего мужчину» (не лежачего неподвижно — подобно пьяному в “хлам”) хочет иметь каждая женщина, при этом не задумываясь, что мужчинам надо помогать обретать волю и интуицию, а не давить их своей волей и не поражать своей интуицией, унижая мужские качества

.[564]

Именно поэтому в некоторых трактовках иконографического образа Кали можно найти другое объяснение: неистовая богиня умерщвляет своего супруга — после чего остаётся в одиночестве

.[565] Но это равносильно самоубийству, по пути которого пока идёт и Запад и Восток.

«Священный текст» для индийца — часть индуистского вероисповедания. Любое произведение на санскрите или на любом из новоиндийских языков, связанное с религией и верой, считается «священным» и входит в индуистскую традицию.

В рукописи индуист видит материализованное священное слово. Рукописи часто лежат в алтарях вместе с изображениями божеств. Им поклоняются, подносят цветы и читают молитвы. Они для индуса — «домашние боги», и не каждый хозяин дома покажет их чужаку.

Индуизм имеет два источника, которые традиционно классифицируются по «происхождению»:

· Первый источник называется шрути — «услышанное». Авторами книг-шрути индуисты считают богов. Мифически считается, что книги-шрути никто из людей не создавал. Они возникли сами собой вместе с возникновением богов. Книги-шрути возникли не как книги, а как знания, которые находились в головах богов. Боги чудесным образом передали эти знания риши (мудрецам). А риши записали эти знания в виде книг. В данном случае риши выступили в роли писцов. К книгам-шрути относят Веды и Брахманы, а также в некоторых случаях к ним относят и Пураны, Араньяки.

· Второй источник называется смрити — «запоминаемое». Авторами книг-смрити мифически считаются люди. Их написали риши. Они, согласно индуистскому преданию, каким-то чудесным образом узнали о жизни богов и описали эту жизнь в особых книгах. В данном случае риши выступили в роли писателей. Все остальные книги, кроме Вед и Брахманов — относят к смирити.

По содержанию книг их можно разделить на семь групп:

· Первая группа — Веды («Знание») Это 4 книги-тома: Ригведа (Веда Гимнов); Самаведа (Веда Песнопений); Яджурведа (Веда ритуальных заклинаний); Атхарведа (Веда Волхований). По мнению историков, Веды формировались (сначала в устной форме, затем в письменной) в конце II-го — в начале I-го тысячелетия до н. э. Основным содержанием Вед являются тексты религиозных песен, тексты заклинаний и описания религиозных обрядов. По своей форме Веды представляют собой сборники гимнов в честь многочисленных богов, которые выполняют те или иные функции.

Ригведа (основа ведической литературы) содержит гимны, исполняемые «жрецом» (хотар), который возглавлял церемонии жертвоприношения и моления богам. Остальные сборники изначально являются учебниками по отправлению культа для помощников хотара, наделенных различными функциями: удгатар — знаток гимнов, содержание которых записано в Самаведе; адхварью — распорядитель церемоний, специализирующийся на знании ритуальных формул, собранных в Яджурведе; и, наконец, брахман, наблюдающий за действиями трех указанных «жрецов» и втихомолку повторяющий стихи из Атхарваведы

[566]. Четыре ведических «жреца» в сопровождении помощников обязаны скрупулезно и безошибочно исполнять обряд, начинающийся с церемонии возжигания трех огней на алтаре, символизирующем космос, и завершающийся жертвоприношением (яджна). Во время агнихотры (жертвоприношения огню), адхварью вместе с просителем приносят богу огня Агни в дар молоко. Это самая простая процедура жертвоприношения из целого ряда подношений, растительных и животных, среди которых жертвенное возлияние пьянящего сока растения сома является одним из самых важных ритуалов. Наряду с ритуалами, исполнение которых требует специальных «жрецов», глава семьи на домашнем алтаре самостоятельно совершает различные жертвоприношения: сезонные, ежемесячные, во исполнение обета, искупительные и умилостивительные. Специальную категорию составляют обряды, называемые санскары, «сакрализации», сопровождающие рождение, ученичество (упанаяна, когда юношу приводят к его гуру — брахману), бракосочетание и смерть.

Не менее, чем ведическая мифология, сложны космогонические мифыРигведы, и прежде всего из-за имеющихся в них противоречий, возникших по причине различных теорий, выработанных создателями гимнов на протяжении многих веков. Наряду с теорией сотворения путем принесения в жертву первочеловека — Пуруши (Пурушасукта), имеются другие, более абстрактные гипотезы о происхождении мира, некоторые из которых мы рассматривали выше.

· Вторая группа — Брахманы. Слово «брахманы» имеет два значения: высшая варна (сословие) в древнеиндийском обществе и объяснение Брахмана — часть ведийского канона шрути (услышанное), объяснение ритуалов, составленное ведическими жрецами в 1000-800 гг. до н. э. Брахманы излагают космогонию Пурушасукты в биологических терминах.Праджапати, эквивалент первочеловека Пуруши из брахманов (Шатапатха брахмана), творит из очищающей силы (тапас) и эманации (вишри).

Каждое новое жертвоприношение отождествляется с первотворением и обеспечивает продолжение существования мира посредством повторения акта его сотворения. Совершаемое брахманами жертвоприношение многофункционально: оно имеет космогоническое и эсхатологическое значения, а также приводит в движение процесс воссоздания (сандха, санскри) Праджапати, которого совершающий жертвоприношение жрец содержит в себе и олицетворяет с самим собой, обретая таким образом некое универсальное «Я» (атман).

Мы уже подчёркивали, что в мировоззрении индусов якобы объективная жертвенность человечества (“Вселенной”) предопределена его созданием, а поэтому трагическая катастрофа тоже якобы предопределена. Выход в Человечность в такого рода мировоззренческой «круговерти» закрыт самой религиозной системой индусов. Миф о «процессе воссоздания» после окончания очередного цикла «творения — гибели» поддерживается с вершины религиозной иерархии брахманами, что создаёт в обществе (а не в Объективной реальности) порочный обоюдно замкнутый цикл: «религиозная (сознательная и бессознательная) уверенность людей в неизбежной гибели цивилизации — сословная социальная организация, соответствующая объективной эсхатологичности мира вследствие своей неправедности». И получается, что брахманы как бы “правы”, толкуя космогонию мира, как его обязательную эсхатологическую жертвенность: ведь Бог не поддерживает жизнь неправедных цивилизаций (которые потенциально безнадёжны выйти в Человечность). И никто не может растолковать индусам, что саму неправедность придумали, обосновали и поддерживают брахманы при молчаливом согласии всего остального населения (на базе Вед и их толкований — Брахманов), которое согласно с сословно-кастовым делением общества, за незыблемостью которого следят всё те же брахманы. Короче говоря, брахманы ведут индусов на неизбежный жертвенный убой

[567] (не случайно ритуалы индуизма основаны на многочисленных жертвоприношениях)

,[568] будучи уверены сами в «объективности» сословно-кастового строя и эсхатологии мира

[569] и поддерживая в индусской толпе такую же уверенность. Когда же в Предопределённой Свыше Мhре развития цивилизации подходит к концу объективный временной период её выхода в Человечность

[570] (главная цель ответственного этапа развития любой цивилизации, выставленная Свыше, не достигая которую цивилизация неизбежно самоуничтожается) — цивилизация обрушивает на себя Предопределённые в Божией Мhре механизмы её самоуничтожения, поскольку такая цивилизация так и не познала Божий Промысел, отгородившись от последнего неправедной и опасной религиозной системой и её многочисленными “священными” книгами.

Для убедительности приведём фрагмент «Гимна Пуруше»

,[571] который наглядно демонстрирует порочный эсхатологический, повторяющийся из века в век цикл замкнутости социальной организации на религиозную и наоборот (сноски наши):

6. Когда боги предприняли жертвопринесение

С Пурушей в качестве жертвы,

Весна была его жертвенным маслом

[572],

Лето — дровами

[573], осень — жертвой

[574].

8. Из этой жертвы, полностью принесённой,

Было собрано расплавленное жертвенное масло.

Из него он сделал животных, живущих в воздухе,

В лесу в деревне.

9. Из этой жертвы, полностью принесённой,

Гимны и напевы родились;

Мантры родились из неё,

Ритуальная формула из неё родилась

[575].

11. Когда Пурушу расчленили,

На сколько частей разделили его?

[576]

Что его рот, что руки,

Что бёдра, что ноги называется?

[577]

12. Его рот стал брахманом,

Его руки сделались раджанья,

Его бёдра (стали) вайшья,

Из ног родился шудра.

[578]

Эта главная индусская по духу легенда Ригведы имеет своё развитие в Законах Ману. Но прежде чем продолжить цитирование сделаем вывод. В только что приведённых сносках мы изложили историко-мифическую версию происхождения жертвенной мировоззречнеской основы мироздания индусов. Но главное — не историко-мифическая основа, а психологическая.

Психологическая основа, на которой до сих пор держатся все религиозные системы — как Востока, так и Запада- доминирование в обществе нечеловечных типов психики, алгоритмика которой базируется на общей для всех нечеловечных типов «животно-звериной» психической основе. Мы уже знаем, что пресловутый восточный дуализм (порождение ведического Востока: во всяком случае на ведическом Востоке он выражен давно и наиболее полно) — сам по себе следствие «животного» понимания Жизни. И наоборот, те люди, которые следуют мировоззрению восточного дуализма(во всех его религиозных разновидностях) — пребывают в нечеловечных типах строя психики: это — один из основных критериев

.[579]

Для всех неЧеловечных типов строя психики свойственен (бессознательный) страх перед Жизнью (который наглядно можно рассмотреть, изучая психологические истоки восточного дуализма)

[580] — жизненные неудачи и “катастрофы” недолюдки сами себе объясняют посторонним «злым» воздействием мафий и корпораций, богов

[581] других людей…

[582] (а не своими психическими проблемами). Другие же недолюдки — “священнослужители” (либо руководители нерелигиозных кланов) — употребляют эту психическую слабость своей паствы в корпоративных целях, тоже трусливо боясь смотреть Жизни “в глаза”. Поэтому психике недолюдков свойственен алгоритм постоянной борьбы «со злом» в ходе которого изначально посторонняя (не своя собственная)

[583] жертвенность неизбежна: в психологии борьбы место жертве находится всегда.

Так что жертвенное мировоззрение есть скрытое желание объективно трусливо переложить ответственность за свои мысли и поступки на кого-то другого (породив при этом обязательнуюжертву)

[584] — было и остаётся “естественным” приложением психической незрелости людей с глубокой древности. При этом люди отводят сами от себя обязанность внимательно относиться к своим собственным психическими проблемам — поскольку перекладывание причин возникновения своих “неприятностей” на кого-либо другого это уклонение от вразумляющего воздействия Языка Жизни.

Издревле приписывание своих “неприятностей” богам и духам

[585] (мафиям и корпорациям, врагам и т. п.) возвышало людей в их же собственных глазах (и в глазах толпы): ведь дух считался сильнее любого человека. Но одновременно с этим люди “расписывались” в своей же слабости мировоззренчески одолеть злые эгрегоры-духи, которых они же сами породили и/или поддерживают своей психикой. Но главное, что в условиях доминирования жертвенного мировоззрения все недолюдки, следующие ему по жизни — сами становятся жертвами своего недоразвития и гибнут

[586] в тот момент, когда наступает объективное время перехода в Человечность

.[587] Если же иерархов, культивирующих такое жертвенное мировоззрение никто не “одёрнет” — то они способны повести за собой всю цивилизацию.

Индуизм хорош своей практической наглядностью, накрепко завязанной на религиозные первоисточники. Наглядным примером внутрииндусского расизма является сословно-кастовая социальная организация. А наглядным примером “освящающего” расизм (по сути внутрииндусский фашизм

[588], который индусы придумали для себя и предлагают всем) религиозного писания является отрывок из Законов Ману, Глава 1 (сноски и выделения наши)

:[589]

87. А для сохранения всей этой вселенной он, пресветлый

[590], для рождённых от уст и рук, бёдер и ступней установил особые занятия.

88. Обучение, изучение [Веды], жертвопринесение для себя

[591] и жертвопринесение для других

[592], раздачу и получение [милостыни]

[593] он установил для брахманов.

89. Охрану подданных, раздачу [милостыни], жертвопринесение, изучение [Веды] и неприверженность к мирским утехам он указал для кштария

[594].

90. Пастьбу скота и также раздачу [милостыни], жертвопринесение изучение [Веды], торговлю, ростовщичество и земледелие — для вайшия.

91. Но только одно занятие Владыка указал для шудры — служение этим варнам со смирением

[595].

92. Выше пупа человек считается более чистым

[596], именно поэтому наиболее чистыми объявлены Самосущим его уста

[597].

93. Вследствие происхождения от наилучшей части тела [Брахмы], вследствие первородства, знания Веды, брахман по праву господин всего этого творения

[598];

94. ибо Самосущий, совершив аскетические подвиги, создал сначала из своих уст его для приношения жертв богам и предкам, для сохранения всего этого

[599].

96. Из живых существ наилучшими считаются одушевлённые, между одушевлёнными — разумные, между разумными — люди, между людьми — брахманы

[600].

Личностная естественная жизненная “нагрузка” Свыше, о которой мы начали говорить в Заключении к предыдущей главе Пятой книги («Религиозная система древнего Ирана») в индуизме подменяется — выдуманной брахманами. Мало того, брахманы удерживают всё общество в рамках неких стандартных, но моногопланово стратифицированных сословно-кастовых искусственных жизненных “нагрузок”, вырваться из которых в текущей жизни невозможно.

Это обуславливает самое ощутимое (по сравнению с другими религиозными системами) неравенство в смысле невозможности освобождения от социального неравноправия, устойчиво существующего, вследствие разного доступа к информации (которая должна являться достоянием всей цивилизации) — у разных сословий. Такое неравенство обеспечивает социальное неравноправие в обретении свободы выполнения естественной “нагрузки” Свыше (которая заменяется дхармой и прочими законами, стратифицированными для каждого сословия и касты). Последнее — суть объективно несвободного развития человека, поддерживаемого религиозной системой.

Поскольку объективная жизненная “нагрузка” Свыше даётся в судьбе по потенциальной нравственности с учётом особенностей психики вновь рождённого человека, которая формируется как духовное наследие, полученное от родителей, так и в культурной среде, в которой растёт и воспитывается человек — устойчивая сословно-кастовая система является «тюрьмой-изолятором», который не позволяет вырваться из сословной круговерти поколений «похожих» судеб и “нагрузок” для представителей одинаковых сословий и каст

.[601]

В условиях генетического и духовно-культурного единообразия психического развития в узких сословно-кастовых коридорах искусственной “судьбы” и соответствующих им жизненных искусственных “нагрузок” (теория кармы) людям каждого сословия (и религиозных имитаторов “нагрузок”) — объективные “нагрузки” Свыше тоже существуют, они направлены на преображение общества, но они не обновляются веками, поскольку общество их игнорирует, заменяя религиозными имитаторами (теория и практика кармы). Кроме того, в каждом сословии издревле научились бороться с этими объективными “нагрузками” методом религиозных запретов и предписаний, которые изолируют представителей каждой касты персонально от Языка Жизни.

Именно поэтому до сих пор главная объективная общая совокупная “нагрузка” и главная вина в непреодолимости взаимообусловленной порочной многовековой круговерти (“сансары”) индусской цивилизации — лежит на самом образованном и свободном от сословных барьеров (мешающих одинаковому для всех доступу к культурной информации) сословие брахманов

.[602] У остальных сословий объективная “нагрузка” пока менее судьбоносна: правда кштарии и вайши, согласно Законам Ману, тоже допущены к изучению Вед и значит могли бы выявить их несоответствие Языку Жизни за несколько тысячелетий. Но всё может измениться (либо уже изменилось?), если освобождение от расизма и рабства «сверху» изнутри индусской иерархии окажется потенциально безнадёжным

.[603]

· Следующая третья группа — Араньяки («Лесные книги»). Несколько десятков книг-томов шрути. Содержание: правила поведения для отшельников, рассуждения о сущности обрядности. Время написания: после Вед, но точная хронология не установлена.

· Четвертая группа — Упанишады («Тайное учение», санскрит — сокровенное знание). Название объясняется тем, что в прошлом учение, заключённое в этих книгах, передавалось только брахманам и их ученикам. Заключительная часть Вед, их окончание («ведаанта»); основа всех ортодоксальных (принимающих авторитет вед) религиозно-философских систем Индии. Из свыше 200 упанишад 13 считаются главными. Время создания 7–3 вв. до н. э. — 14–15 вв. н. э. Разнообразное содержание упанишады подчинено практическим целям «достижения духовного освобождения». В центре упанишады — учение о тождестве брахмана и атмана

[604].

Существует тринадцать упанишад, определяемых как шрути, среди которых самые ранние — Брихадараньяка (упанишад Черного Леса) и Чхандогья — были составлены в 700–500 гг. до н. э. В упанишадах внешний ритуал ведического жертвоприношения полностью обесценен, так как он считается действием (кармой), а каждое действие, даже ритуальное (согласно упанишадам), приносит свои «плоды отрицательного порядка», ибо оно «не позволяет человеческому существу вырваться из метемпсихического цикла

[605] — сансары». Как и в платонизме, метемпсихоз расценивается как процесс сугубо отрицательный. Он считается «порождением неведения (авидья), творцом космических структур и изменчивости бытия». Противоположностью неведению считается познание (джняна), которое «делает свободным и распутывает запутанный клубок нашей жизни». Считается, что люди «имеют дело с ситуацией, в которой на отсутствие критериев познания возлагается ответственность за обманчивость творения, а изобилие познания уничтожает обман, разрушая творение». Речь идёт об отрицающих космос учениях, стремящихся отыскать подлинную суть человека «в бездонных глубинах уши, вдали от скверны материального мира».

· Пятая группа — Пураны («Древние предания»). Это несколько десятков книг-смрити. Наиболее древние пураны первоначально существовали в устной форме. Письменное оформление их началось во II–I вв. до н. э. и закончилось в XI–XII вв.н. э. По содержанию это мифические рассказы о богах.

· Шестая группа — это одна книга-произведение: поэма под названием Махабхарата («Великие бхараты»; бхараты — это название народности в Индии). В поэме около 100 тысяч двустиший, по своему объему она в восемь раз длиннее греческих Илиады и Одиссеи вместе взятых. Махабхарата делится на 18 частей, которые тоже называют «книгами». В поэме рассказывается о жестокой борьбе между пятью братьями из рода Пандавов и сотней их родичей из рода Кауравов за королевство бхаратов. Кришна, аватара бога Вишну, становится на сторону Пандавов и наставляет одного из них, Арджуну, в философии; текст этого наставления, именуемый «Божественной песней» (Бхагавадгита), представляет собой поэму, созданную во II в. н. э. и вписанную в структуру Махабхараты (VI 25–42); по мнению многих приверженцев индуизма, Бхагавадгита является одним из самых значительных религиозных текстов всего человечества. Арджуна, этот индийский Гамлет, не хочет вступать в бой со своими родичами. Чтобы переубедить его, Кришна разъясняет ему три направления йоги: путь действия (карма-йога), метод познания (джняна-йога) и путь любви к богу (бхакти-йога). Путь карма-йоги, то есть практического действия, отказ от одиночества и отшельнической жизни (санньяса), произвел огромное впечатление на Запад, привыкший к выставляемому напоказ аскетизму протестантов, особенно кальвинистов.

· Седьмая группа — это опять одна книга-произведение и опять поэма. Её называют Рамаяна («Сказание о Раме»). Рамаяна состоит из 24-х тысяч двустиший, делится на семь частей, которые обычно печатаются в одном томе. Рамаяна — подвиги Рамы Вальмики (имя мудреца — легендарного автора Рамаяны) восходит, скорей всего, к тому времени, когда Раму еще не считали воплощением (аватара) Вишну. Невозможно точно определить, в какой последовательности создавались дошедшие до нас варианты текста. Самая старая рукопись датируется всего лишь 1020 г. н. э. В поэме рассказывается о бесчисленных приключениях, которые пережил Рама, пока с помощью бога-обезьяны Ханумана освобождал свою жену Ситу, похищенную демоном Раваном, который унес ее в свое царство на остров Ланка.

В общем, в индусской массе «священных писаний» есть много общего с древнегреческой мифологией и даже “философией” платонизма — со всеми вытекающими из этого выводами, которые мы сделали во Второй книге курса, когда разбирали древнегреческую мифологию и “философию”. Схожесть мифических богов и героев с богами и аватарами индуизма налицо. Но помимо этого есть схожесть между “философией” древнегреческого и индусского расизмов, с той лишь разницей, что древнегреческий платоновско-аристотельский расизм был “демократичнее” индусского, поскольку переход из одного сословия в другое всё же был возможен, в чём имущественное “богатство” играло не последнюю роль. В индуизме же переход из сословия в сословие закрыт религиозно-социальными барьерами.

Мало того, в платонизме взгляд на космогонию в некоторых аспектах схож с индуистским: «существует космическая предопределённость времени жизни цивилизаций, а в промежутке между мировыми катаклизмами можно разумно-демонически творить любую политику в отношении людей — лишь бы соблюдалась мировая «гармония» — гармония с космическим «разумом», который можно изучить с помощью астрономии и математики».

Если сравнить сословное деление в индуизме и по Платону, то получится совсем много похожего. Напомним суть платоновского расизма:

Развивая многие представления своего учителя Платона, Аристотель “приземляет” душу, связывая её с определёнными частями тела

.[606] Он считает, что душа состоит из трёх частей: разумной, эмоциональной и растительной.

· Разумная часть души пребывает в голове (греки ещё не знали функций головного мозга; аргументация Аристотеля следующая — самой совершенной части души должна соответствовать самая совершенная форма, голова же — круглая). Люди с преобладанием разумной души мудры и дальновидны

.[607]

· Эмоциональная душа находится в сердце. Люди с доминированием эмоциональной — мужественны и выносливы

.[608]

· Растительная душа — ниже диафрагмы. Люди с преимущественно растительной душой — трудолюбивы и покорны

.[609]

Когда мы рассматривали античную “философию”, то сделали вывод, который очень даже походит к индусскому расизму:

Платон делил “души” на следующие страты (категории) не по «типам душ»

,[610] а по типам строя психики, предопределяя каждому типу строя психики своё место в социальной иерархии:

· «Разумная душа» — «демонический» тип строя психики. Доминирование таких компонент в психике как собственное ограниченное возможностями интеллекта разумение и эгрегориально обусловленная “интуиция” (способность получать информацию из коллективного бессознательного и ограниченно управлять последним). Это — каста “жрецов”-знахарей («философов» и «учёных» под контролем знахарей)

.[611]

· «Эмоциональная душа» — тип психики «зомби». Доминирование таких компонент в психике как традиции культуры, стоящие над инстинктами и собственное ограниченное разумение, в рамках этих традиций и ограничений. Это — каста царей и вообще “элит”

.[612]

· «Растительная душа» — «животный» тип психики. Доминирование “растительных” и животных врождённых инстинктов и рефлексов, а также некоторых примитивных условных рефлексов и «низших» (предназначенных для толпы) традиций культуры

.[613]

Как видите, места человечному типу строя психики, когда основным является Водительство Божьим промыслом, на основе инстинктов рефлексов, традиций культуры, за исключением наваждений и одержимости, как прямых вторжений извне в чужую психику, вопреки желанию её носителя — вообще не предусмотрено в “высшей” духовной иерархии “философов” Древней Греции

.[614]

Идеальным было бы такое государство, утверждал Платон, в котором бы граждане с разумной душой (он называет их философами) управляли; люди с эмоциональней душой — были стражниками (воинами); а обладатели растительной души были бы ремесленниками и крестьянами, то есть производили материальные блага.

Такое «идеальное» (с точки зрения Платона) государство с устойчиво воспроизводящимся внутренним расизмом существовало во времена Платона и Аристотеля и существует до сих пор: это — Индия.

Изучая ритуальную практику индуизма всё больше убеждаешься, что в «авраамические» религиозные системы Запада многое попало не только с древнеиранского Востока, но и из индуистского Востока. Рассмотрим эти “удивительные” совпадения.

Для начала, забегая немного вперёд (в “философию” индуизма), воспроизведём основное значение понятия «дхарма» — поскольку почти вся ритуальная сторона индуизма выстроена на принципах соблюдении дхармы. Как мы уже говорили дхарма в индуизме это — «божественный порядок», который считается «универсальным порядком вещей во Вселенной». Вследствие якобы объективно обусловленного соблюдения этого порядка (дхармы) — каждый из людей рождается в определённой социальной прослойке и принадлежит к конкретной религиозной системе

.[615] Поэтому (учит индуизм) каждый должен вести себя соответствующим стартовым условиям его рождения образом — соблюдать «освящённые традицией религиозные обычаи, предписания, обряды».

· Морально-этический компонент дхармыбазируется на пяти ключевых общеиндусских «добродетелях»: непричинение вреда всему живому, правдивость, нестяжание, удержание от негативных чувств, непрелюбодеяние.

В одной из сносок этой главы мы сказали, что в индуизме отсутствует понятие Сатаны или Дьявола, как воплощения абсолютного «зла». И бесы и демоны индуистского пантеона страшны на вид, ведут преступный образ жизни, преисполнены «злых» мыслей, но никогда не выступают в качестве абсолютной противоположности «добрым» божествам. Поэтому индуизм — абстрактнее зороастризма; а индусы — терпимее (поскольку в индуизме нет понятия абсолютных врагов) и на вид «добрее» принципиально борющихся с воплощением «зла» зороастрийцев.

Абстрактная религиозная «доброта», терпимость и даже безволие (объединённое с многочисленными религиозными предписаниями, в которых можно запутаться) индусов, как качество, проявившее себя на практике с позитивной для «мировой закулисы» (которая, конечно же наблюдала за развитием индуизма) позиции

[616] — скорее всего были взяты на заметку при составлении морально-этической составляющей библейской концепции

.[617] Так, например, один из основных принципов, вошедший в “христианство” от имени Иисуса Христа звучит следующим образом:

Лука 6

27 Но вам, слушающим, говорю: любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас,

28 благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас.

29 Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку

[618].

В индуизме примерно то же самое: провозглашается верховенство многогранного принципа «если тебя оскорбили — не обижай других» — со всеми вытекающими из этого недеятельного, нетворческого, омертвлённого “канонами” отношения ко «злу» последствиями покорного поведения в любых обстоятельствах, которое прикрыто особой индусской восточной “мудростью” и утверждено законами дхармы. Также, как и в “христианстве”, моральная стимуляция такого внешне «мудрого» “равнодушия” к жизненным обстоятельствам (по сути к Языку Жизни)

[619] состоит в доктрине посмертного воздаяния, которая в индуизме представляет собой целый обширный и стратифицированный для каждого сословия (по возможностям) религиозный перечень возможных перерождений души (сансары) — в то время как в “христианстве” посмертное воздаяние упрощено до двух разновидностей — рая и ада. Но и в “христианстве” и в индуизме стимуляция посмертного воздаяния уравнивает всех людей перед высшим «судом»

:[620] это объединяет индуизм и “христианство”. В то же время индуистам предписывается огромный перечень “канонизированных” социальных обязанностей (дхарм, завязанных на религиозные устои), который разделяет людей разных сословий по пожизненному выполнению компонентов дхармы.

· Социально-сословный компонент дхармы состоит в строгом соблюдении “канонических” ограничений, связанных с принадлежностью индуса к той или иной касте. Данные ограничения касаются главным образом трёх сфер:

Ш Брака: члены сословий и некоторых каст не должны вступать в брак вне своего сословия (касты).

Ш Питания и общения: нельзя питаться и общаться (в общении свой ряд ограничений) с членами других сословий (каст).

Ш Рода занятий: занятия и трудовая деятельность чётко определена для каждого сословия и касты.

Ясно, что при таких сословных барьерах обмен информацией на уровне эгрегоров и субкультур одного сословия (касты) с другим — весьма затруднён и даже невозможен

:[621] поэтому морально-этическая байка, придуманная для доверчивых индусов

[622] о возможности посмертного переселения душ, которому якобы не преграда сословные барьеры — лишь красивая религиозная стимуляция, обеспечивающая устойчивость рабовладения с применением всех возможных механизмов (от генетики и духовности до грубого культурного обоснования неравенства).

· Ритуальный компонент дхармы в древнее ведическое время сводился к примитивным кровавым жертвоприношениям. Мы уже много говорили о роли жертвоприношений в космогонии, мифологии и религиозной жизни индусов. Постепенно со временем перехода к классическому индуизму ритуальный компонент индусской дхармы стал усложняться и в классическом индуизме он состоит из следующих основных обязанностей:

Ш Регулярное осуществление бескровных домашних жертвоприношений — пудж

[623].

Ежедневные пуджи состоят в принесении пяти видов жертв: богам — жертву в огонь; духам — еду и питьё; предкам — пищу; людям — гостеприимство; Брахме — чтение и изучение Вед (Законы Ману III, 70; Ашвалаяна-грихьясутра III, 1).

Ш Проведение обрядов жизненного цикла и поминания предков.

Ш Посещение храмов, проведение паломничества и исполнение обетов.

Домашнее “богослужение” (по сути — эгрегориальная магия разного рода) проводится несколько раз в день на домашнем алтаре

.[624] Это как правило стол, полка, этажерка или ниша с фигурками или изображением богов

[625] и других “священных” предметов, которые их олицетворяют (на Шиву указывает лингам, на богиню Лакшу — металлическая миска и тому подобное йони)

.[626] На алтаре можно также часто встретить портреты двух-трёх уважаемых в доме “святых”, фотографии духовного учителя семьи (гуру) и наиболее почтенных её членов. Около алтаря стоит посуда со «святой водой» (водой из «священной» реки) и расстелены ковры для участников обряда

.[627]

По указаниям “жреца”, гуру или женщины, которая руководит обрядом, во время домашнего “богослужения” надлежит делать разнообразные движения: лить в огонь топлёное масло, класть к фигуркам божеств то и ли иное приношение, обкуривать помещение ароматическими веществами. Нужно также делать жесты, которыми символизируется каждый отдельный бог. Все ритуальные действия на протяжении пуджи сопровождаются чтением молитв

.[628] Большая часть общения индусов с богами состоит из мантр — кратких молитвенных магических заклинаний. Нормативный ритуал требующий значительного времени (до 9 часов в день) выполняют домохозяйки. В больших городах мужчины индусы тратят на ритуалы 15–20 минут, ограничиваясь по утрам и вечерам короткими молитвами. Днём они пытаются выбрать время для кормления какого-нибудь живого существа.

Помимо ежедневных обрядов домашнего “богослужения” заслуживает внимания спектр обрядов жизненного цикла. И здесь можно увидеть ещё более тесные параллели с “христианскими” обрядами (таинствами) жизненного цикла. Этот цикл обрядов охватывает жизнь индусов — от зачатия и до смерти, которая сопровождается регулярными пуджами в честь души умершего. Вспомним церковные таинства библейского христианства, которые также охватывают всю жизнь верующей “христианской” паствы

[629] и увидим “удивительные” содержательные параллели со многими обрядами жизненного цикла индусов.

Считается, что «правильное исполнение всех жизненных обрядов призвано улучшить карму». Но, как мы уже знаем, карма (действие)

[630], согласно индуизму, определяет сансару (круговорот перевоплощений души) — посмертное переселение души, что в свою очередь и определяет её следующую жизнь

[631]. Но ведь и в “христианстве” тоже самое: паства верит в «спасение души после смерти» (спасительное посмертное воздаяние) в случае «правильного» соблюдения всех пожизненных “христианских” обрядов и служения церкви. Разница лишь в том, что в индуизме приняты многократные перевоплощения души — предполагающие потенциальную возможность обретения душой «освобождения» мокши. Мокша, согласно индуизму, соединение атмана (личностной души) с брахманом (мировым божественным духом) — что равнозначно “христианскому” попаданию в рай. В библейском христианстве многократных перевоплощений душ не предусмотрено, но соединение с “Богом”, которое обеспечено послушной пастве, обещают в раю — в противовес соединения «отступников» с Сатаной в аду. В индуизме же вместо ада на период существования очередной Вселенной, в ходе которого происходит сансара, предусмотрены мучительные и позорные для души «следующие жизни».

В специальных справочниках, издаваемых в Индии большими тиражами, упоминается не менее 40 регулярных прижизненных обрядов. Основные обряды жизненного цикла в индуизме сводятся к 16 основным — самскарам. Среди самых основных самой судьбоносной считается десятая самскара — обряд надевания «священного шнура».

Этот обряд считается чем-то вроде «второго рождения» и поэтому тех, кто его прошёл называют «дваждырождёнными». Индуизм гораздо старше “христианства” и поэтому заимствовать суть обряда инициации-включения в духовную иерархию религиозной системы “христианство” могло с индусского Востока — но никак не наоборот. Напомним, что суть самого «важного» и первоочередного обряда-таинства в “христианстве” — крещение — состоит в том же самом: вторым рождением

[632] («духовным рождением»). Поэтому все содержательные выводы, которые мы сделали в Третьей книге, разбирая таинства “христианской” церкви, и в первую очередь, крещение — относятся и к индусской инициации-приобщению к духу индуизма. С момента проведения над личностью обряда десятой самскары (как правило для высших сословий-варн)

[633] отсчитывается первый период в жизни инициируемого — период ученичества. «Священный шнур» в индуизме — пожизненный знак принадлежности к индуистской духовной иерархии — выступает прообразом “христианского” креста, которого носят на нательном “шнуре”.

Сам шнур состоит из трёх (обычно белых) хлопковых нитей, которые символизируют верховную троицу индуистского пантеона богов: Брахму, Вишну и Шиву — олицетворение принципа восточного дуализма в индуизме

.[634] Кроме того, хронологически окончательное становление классического индуизма шло параллельно становлению библейского христианства (V век н. э.) — что не могло не сказаться как на взаимопроникновении религиозных культур (естественном и искусственно организованным), так и на духовном «взаимодействии» эгрегориального уровня. «Священный шнур» носится через левое плечо завязанным на правом боку

.[635]

Погребальные обряды Востока отличаются от “христианских”: они соответствуют восточному пониманию переселению души после смерти, но главное — сугубо восточному “пренебрежению” (в смысле не первостепенности значения) ко всему материальному, даже к телу, в котором жила душа, и в возведении в ранг первостепенного духовного начала, “благополучия” души. Многократные перевоплощения души, которые исповедуют индусы, скорее всего породили погребальный обряд, который символизирует скорейшее избавление от материального символа прошлой жизни и её кармических страданий — от тела. Тело покойника сжигают, а останки (череп, кости, зубы…) бросают в воду. Считается, что этим подчёркивается готовность души к перерождению. Сжигание тела считается разновидностью жертвоприношения

,[636] “благодаря” которому душа накануне перерождения достигает «достаточного для неё уровня ритуальной чистоты».

Восточное мировоззрение, несмотря на сакральное отношение к числу три превозносит духовное начало мироздания над материальным. В то же время, сакрализация числа три на бессознательных уровнях могла бы иметь основу ощущения триединства мироздания: материя — дух (информация) — мhра. Но если это ощущение и существовало в глубинных слоях психики индусов

,[637] то религиозные иллюзии и наслоения восточного дуализма имели и имеют первостепенное значение и выражаются в символике троицы верховных богов. Короче говоря, вместо правильной философской основы триединства как зороастрийцы, так и индусы приняли иллюзию «верховной троицы», основанную на восточном дуализме. Эта же иллюзия перешла в “христианство” усилиями «мировой закулисы» и выразилась в библейской «Святой Троице». При этом у индусов (и вообще на ведическом Востоке) эгрегориально-магические возможности восточных людей превышают эгрегориально-магические возможности западных людей.

Это потому, что восточное сознание (и в большей мере бессознательное: на Западе оно замусорено освоением западных наук) не сильно замусорено западной “философией”, основанной на чертырёхъединстве (материя-энергия-пространство-время). Запад ушёл в иллюзию черырёхъединства, в то время как для восточных людей пространство и время не столь значимы, как для западников, а энергию они смешивают с духом. Поэтому, не будучи сильно завязаны на мыслительную деятельность материальными образами, которые обязательно имеют пространство и время — люди Востока мыслят не конкретными материальными категориями (которые на Западе к тому же и меняются с изменением материи), а созданными ими в древности иллюзорными образами — которые мало меняются по сути (меняясь лишь по названию, по форме). Поскольку ведический Восток технократически развивался на порядки слабее Запада, который стал сильно опережать Восток со времён античной Греции — материальные изменения (новшества) связанные с западным научно-техническим прогрессом обеспечивали Западу определённую этим прогрессом духовную динамику

[638] — динамичность эгрегориального сопровождения жизнедеятельности людей. Эгрегориальная динамика делала эгрегоры Запада менее устойчивыми к преемственной передаче многовековых бессознательных навыков магического владения их управлением — что в конечном итоге определило могущественное превосходство восточных эгрегориальных систем перед западными.

На ведическом Востоке духовной динамику можно всерьёз не принимать во внимание (вплоть до начала XX века) — сравнивая ведический Восток с библейским Западом. Поэтому неизменность, древность и мощь основных религиозных эгрегоров Востока, которым «поклонялись» миллионы людей сотен поколений ведического Востока — естественно создали огромные преимущества перед мощными по количеству входящих в них людей (но не столь древними, устойчивыми, неизменными, алгоритмически сложными и преемственными как основные религиозные эгрегоры Востока) эгрегорами западных религий и ислама: в первую очередь “христианства” и его разновидностей, в том числе и светских. Соответственно и восточная эгрегориальная магия — мощнее и результативнее (в смысле способности творить удивительные “божественные” чудеса) западной

[639] — результативнее потому, что восточные люди мыслят оторванными от реальности бессознательными категориями (сложившимися в древности неизменными по сути образами, огромным стандартным набором мантр, гимнов, стихов). В то время как западный человек старается мыслить осознанными понятиями — что примитизирует и ограничивает магические возможности, поскольку бессознательные уровни психики обладают не только скоростным преимуществом обработки и выборки информации, но и преимуществом разнообразия по отношению к уровню сознания.

Но культура достижения эффектов бессознательной магии не свойственна динамичному Западу, поскольку она стала достоянием Востока лишь потому, что за ограниченным стандартным набором мантр, гимнов, стихов (которые, правда, в Индии по объёму превышают все религиозные писания Запада!) стоят огромные блоки «само собой всплывающих» в психике определённого числа индусов (в основном из высшего сословия) образных выкладок, которые нарабатывались веками и тысячелетиями методом «проб, ошибок и эгрегориальных “тренировок”» — «духовных практик» — передающихся по наследству

.[640] Поэтому западным умом восточную магию не понять: а чтобы её освоить в совершенстве — нужно быть генетически восточным человеком, да ещё и высшего сословия.

Но ни Запад, ни Восток не живут в философской “системе координат” триединства материя — дух (информация) — мhра. Запад пытается самоуправляться с уровня сознания на базе материальных категорий (безмерно исследует материю)

,[641] игнорируя Бога и, следовательно Божию Мhру. Восток управляется с бессознательных уровней: игнорируя материальную составляющую мироздания, он исследует дух — по одним и тем же “рецептам” из поколения в поколение, а поэтому Восток также предпочитает свою древнюю меру понимания объективной Мhре развитии, чем игнорирует объективную Мhру. Но всё же Запад больше осваивает Божию Мhру, развиваясь динамичнее Востока, благодаря технократии. Но Запад не сопоставляет свою меру научно-технического развития с объективно данными Свыше возможностями развития — Божьей Мhрой, а поэтому для Запада мhра — частная категория мироздания (а не предельно обобщённая философская категория), которую якобы следует приспосабливать под свои нужды… тем более, что Запад живёт мировоззрением четырёхъединства. Для Востока же существует лишь своя “каноническая” древняя мера понимания (которая в некоторых частных процессах достаточно точно отображает фрагменты мироздания

:[642] от чего магические возможности некоторых эгрегориальных иерархов Востока — выглядят “равнозначно божественным”), а эгрегориальное управление ведётся по системе иерархических умолчаний и соответствующим им многослойных бессознательных образов. Лишь люди Русской цивилизации, которые всегда бессознательно религиозно старались пребывать в Божией Мhре и соотносить с последней все материальные и духовные явления — могут правильно понять и Запад и Восток. Поскольку правильность понимания есть — соотнесение религиозных «истин» и “философских” подходов к Мирозданию Востока и Запада с позиции Божией Мhры. Если нет чувства Мhры, с которой нужно соотносить явления

,[643] то ни о каком правильном понимании не может быть и речи

.[644] Это подобно тому, как невозможно измерить любую вещь или процесс, если нет эталона, с помощью которого нужно мерить: «эталона» нет ни на Западе, ни на Востоке.

Вернёмся к индусскому обряду погребения. Ритуал восточного погребения предполагает мораль, что после смерти человека от его физического тела не остаётся ничего, что лишний раз подчёркивает переменчивость и даже иллюзорность всего материального для индусов и заставляет более внимательно относиться к духовному участвующих в ритуале погребения. Но вместе с таким традиционным толкованием погребального обряда иллюзорность и второстепенность придаётся и всему тому, что сделал умерший человек при жизни. Поэтому материальному (а тем более справедливому) обустройству “иллюзорного” мира особого значения на Востоке не придают, “живя” по традиции и по «инерции»

.[645] Как следствие этого на Востоке принята религиозная “философия” и практика несерьёзного отношения к материальной жизни человека.

На Востоке жизнь человека ценится меньше, чем на Западе — вследствие древнейшей религиозной иллюзии о том, что душа умершего (даже безвременно) всё равно вселится в какое-нибудь тело в следующей жизни. Чего ценить жизнь человека, если у него будет ещё ни одна жизнь? Но это по сути тонкое и гуманно обустроенное религиозное обоснование геноцида своего собственного народа. Восточное мировоззрение и не отрицает иллюзорность мирской жизни, стремясь к достижению мокши. Следует заметить, что большинство восточных религиозных систем обесценивает жизнь человека: эта же порочная религиозная иллюзия стала достоянием культуры исторического ислама, который во многом сформировался на базе зороастрийского мировоззрения. Эта же порочная религиозная иллюзия (обесценивания жизни человека)

[646] остаётся у некоторых южных народностей, принявших “христианство”, но входивших когда-то в империю Сасанидов или её периферию. Но восточная иллюзия, позволяющая обесценивать жизнь человека и плоды его прижизненной деятельности (даже при наличии красивых религиозных деклараций о порочности убийства и многочисленных кармических предписаний, как прожить жизнь достойно для прогрессивных перевоплощений) — есть ничто иное как атеизм и богохульство. Жизнь даёт Бог и вправе отнять лишь Бог, поэтому, пренебрегая своими и чужими жизнями ради исполнения религиозных “правил”, восточные люди ставят себя на место Бога в вопросах жизни и смерти

.[647] На Востоке это «само собой разумение».

Вершиной восточных погребальных практик, по сути, наглядной кульминацией обесценивания жизни человека (которая, напомним, даётся Свыше вместе с судьбой индивидуально), является старинный элемент индусского погребального культа сати — самоубийство вдовы мертвеца с последующей кремацией супругов вместе. Зачастую самосожжение вдовы имело место прямо на погребальном костре мужа. Но этот традиционный индусский обряд нагляден тем, что в нём тесно и наглядно переплелись религиозно-“философские” и социальные мотивы субъективно обоснованного прекращения жизни человека

:[648]

· Религиозно-“философская” мотивация объясняется «наиболее полным воплощением женщиной своего дхармического назначения — любви и уважения к своей мужской половине». Считается, что «наградой» за самоубийство вдовы будет — «лучшая участь в следующем перевоплощении»

.[649] Для мужа же самоубийство вдовы играло роль «особенно богатого жертвоприношения, за которые боги могли ему многое простить, исправив карму». Как видно из такого индусского религиозного умствования, жизнь человека (в данном случае вдовы) приравнивалась с жизни жертвенного животного. Трудно сказать, кто получал от обряда сати больше посмертных “улучшений” «будущей жизни» (согласно индусской вере) — мужчина или женщина — но в настоящей жизни в жертву приносили женщину

.[650] Вообще же религиозная система индуизма поощряет субъективное прекращение жизни (ведь материальная жизнь считалась иллюзорной) не только в рамках обряда сати — ради “неиллюзорного” будущего после смерти.

· Социальная мотивация связана с традиционными “каноническими” предписаниями социальных ограничений, с которыми сталкивается овдовевшая женщина, которая не захотела последовать на погребальный костёр за мужем

.[651] В частности вдове отказывается в праве наследования, в праве выйти замуж второй раз, запрещали носить цветную одежду и украшения, есть мясо и пр. Именно поэтому, вследствие действия «законов» социального расизма, участь жизни вдовы представлялась женщинам хуже смерти.

Жизнь хуже смерти

:[652] в этом тезисе — суть древних мировоззренческих религиозных иллюзий людей ведического Востока, которые перешли в крупнейшие западные религиозные и идеологические системы вместе с доктриной посмертного воздаяния и шизофреническими “образами” богов.

Как видите, религиозная система индуизма, также как и зороастрийская религиозная система (но первая — более изощрённо и сложно) — учат приоритетно заботиться в жизни о «везении в смерти», о посмертном воздаянии. Таков ведический Восток, на базе религиозно-мировоззренческой платформы которого сформировались основные религиозные системы и идеологии Запада. Тему «везения в смерти» мы подробно разбирали в предыдущей Главе «Религиозная система древнего Ирана».

Паломничество — тоже не новшество, придуманное “христианами” или мусульманами в I тысячелетии н. э. Традиция паломничества существовала в глубокой древности — как дань памяти культовым местам. Собираясь на таких местах, люди эгрегориально объединялись сами, и своими мыслями поддерживали “священное” прошлое — укрепляя и “консервируя” религиозную и эгрегориальную составляющие веры. Самыми популярными местами для паломничества у индусов являются реки, горы, «священные» места, храмы. Существует 24 главных храма, вокруг которых совершается паломничество.

Как мы уже упоминали, «святая вода» не является новшеством “христианства”: с паломничества к рекам индусы возвращались с сосудами, наполненными «святой водой», которую потом долго хранили на домашнем алтаре и окропляли ею изображения богов (по сути — иконы) и лечили разнообразные болезни

.[653]

Наиболее многолюдное паломничество в мире проходит на месте слияния двух крупнейших рек, Ганга и Джамны вблизи города Аллахабад

[654] — один раз в 12 лет

.[655] Считается, что традиционное омовение раз в 12 лет

[656] смывает накопившиеся грехи. Но подобный этому ежегодный обряд «Крещения Господа» (которое в библейской традиции относят к реке Иордан) знаменуется купанием в проруби особо «храбрых» фанатов “христианства” с той же целью — «очищения от греха» как бы «вместе со Христом».

Традиционный ислам недалеко содержательно оторвался от многих индуистских традиций, связанных с паломничеством. Самым известным религиозно-культовым центром индуизма считается Бенарес (Варанаси) — «место сотворения мира»

.[657] Одной из форм паломничества в Бенарес является обход города пешком с посещением всех 106 его храмов в течении 6 дней. Но подобного рода обряд совершают мусульмане, пребывая несколько дней в Мекке, обходя при этом семь раз вокруг Каабы. Также похоже паломничество “христиан” на «Святую Землю».

Ежедневные храмовые церемонии совершает многофункциональное индуистское “жречество”, которое также обслуживает многочисленные календарные праздники, организуемые в честь богов и богинь и привязанные к лунному календарю индусов. Все домашние и храмовые церемонии индусов основаны на лунном календаре

.[658]

Индусский Восток стал первым в истории мировых религиозных систем, где “жречество” выделилось в отдельное социальное сословие. Это сословие стало профессиональными «священнослужителями» — пастырями, следящими за религиозным и социальным порядком среди верующих “скотов”

.[659] Следующим среди мировых религий, в которых выделена прослойка «священников» — было “христианство”

.[660] Правда в индуизме, в отличие от «духовного сословия» других мировых религий, “жречество” выстроено «горизонтально» — согласно сословно-кастовому делению общества. В то время как в других мировых религиозных системах существует вертикальная иерархия «священничества». Но и в индуизме над всем «горизонтальным» “жречеством” есть особое сословие надсмотрщиков-брахманов, которые следят за общим религиозным и сословным порядком — соблюдая незыблемость основных социальных и “философских” устоев общества.

В основе индуистского мировоззрения лежит идея о том, что окружающий мир — это не случайное и хаотичное нагромождение вещей, а гармонически упорядоченное целое, существующее в соответствии с определёнными закономерностями. Всеобщий и вечный порядок, сохраняющий и удерживающий целостность мира — это дхарма. Поэтому дхарма и является ключевым понятием в сложной системе индуистского мировоззрения.

Дхарма понимается как безличная закономерность вселенского целого и в то же время как закон, определяющий судьбу каждого отдельного человека. Поведение и действия человека оцениваются по их соответствию дхарме. Каждый человек действует в соответствии со своими намерениями и желаниями. До тех пока он обуреваем желаниями и страстями, он будет страдать и рождаться в этом мире, перевоплощаясь в растения, животных, людей и даже богов. Так будет продолжаться до тех пор, пока человек не освободится от всех желаний

.[661]

Идея вечного

[662] возвращения в земной мир, странствия духа из одной телесной оболочки в другую, круговорота жизни выражается в индуизме понятием сансара, что означает круг бытия. Оно выросло из учения Упанишад о «пути богов» и «пути предков». Согласно этому учению, сумевшие обрести истинное знание

[663] следуют после смерти «путём богов».

Не следует думать, что в индуизме нет рая и ада — главных мировоззренческих основ всех основных религиозных систем Запада и Востока. Индуизм учит: те, кто был озабочен лишь мирским существованием, направляются после смерти к луне, а затем возвращались в земной мир, совершая «круг перерождений». Впрочем, круг сансары не ограничивается лишь земным существованием. В него входят и круги ада (миры мучений), и сферы райского блаженства. То есть, в индуизме двойные контуры религиозных стимулов: первый — сансарический круг земных перерождений, а второй — круги ада и сферы райского блаженства.

Череда перерождений в сансаре регулируется законом воздаяния, называемым карма. В буквальном переводе карма — это поступок, деяние. Согласно этому закону, перерождения всегда обусловлены поступками в предыдущих жизнях

.[664] Индуизм учит, что любой осознанный поступок человека откладывается в его глубинной памяти и запечатлевается на его тонком, невидимом теле — лингашарире. Он хранится там, созревает и при благоприятных внешних обстоятельствах проявляется. Убийца, например, в одном из своих будущих перерождений сам будет убит или попадёт в ад, где подвергнется мучительным пыткам.

Прекращение действия закона кармы и освобождение от уз сансары — это конечная и высшая цель жизни индуиста. Эта цель называется на санскрите мокша, то есть «избавление, освобождение». Мокша означает освобождение от тягот и превратностей бренного мирского существования. Как правило, это состояние описывается как «пребывание в боге». Достичь этой цели можно разными методами, путями и средствами.

В индуизме считается, что каждый волен избрать ту дорогу к богу, которая ему ближе, и ни одна из них не считается лучше или хуже остальных. Тем не менее, можно выделить три основных пути постижения божественного и служения ему. Это — карма-марга, джняна-марга и бхакти-марга.

· Карма-марга, то есть «путь деяний», заключается в том, чтобы следовать своей дхарме, причём исполнять свой долг нужно бескорыстно, с полным внутренним отречением и не думая о результатах.

· Джняна-марга — это «путь знаний». Он предполагает размышление, интуитивное углубление, обретение знания «единого абсолюта» — божественного порядка». На этом пути следует развивать интеллектуальные способности и сверхчувственную интуицию, продумывать речения упанишад и стремиться постичь высшую мудрость, запечатлённую в них.

· Бхакти-марга — это «путь всепоглощающей преданности личному богу, безграничное вверение себя ему». Горячая любовь и безраздельная преданность очищают сердце и направляют мысль к высшему знанию. Каждое дыхание тот, кто избрал этот путь — совершает ради своего возлюбленного божества и воспринимает его как приносимую жертву.

Вера в карму, сансару и возможность освобождения от них, признание авторитета вед и основанного на нём брахманического порядка являются общими для большинства индуистов.

Следует особо отметить, что индуистом можно только родиться, имея, по крайней мере, одного родителя-индийца. Постороннему проникнуть в мировоззренческие глубины и стать полноправным индуистом не помогут никакие религиозные заслуги. То есть в самом индуизме признаётся передача мировоззрения по прямому наследству (генетически — не культурным способом) — в первую очередь — а затем уже через освоение общего религиозно-культурного наследия. Именно поэтому европейцам и представителям других не восточных цивилизаций индусское мировоззрение не понятно, одним из примеров чего является разное понимание кармы в индуизме и у европейцев.

В индуизме считается, что все сословия равны в свободе выбирать себе судьбу в следующей жизни путём выбора кармы в этой жизни

.[665] В то же время, европейцы не случайно путают индусскую карму с судьбой. Дело в том, что индусская карма это — действительно в некотором роде “судьба” (мягко говоря, не самый лучшийжизненный путь), которую выбирают индусы сами для себя только в настоящей жизни.

Но индусская карма это — не Божия судьба — а искусственная религиозная практика жизни, которая субъективно выбирается каждым индусом на базе его мировоззренческих убеждений и сословно-кастовой принадлежности. Подобно тому, как в “христианстве” церковь вмешивается в судьбу людей, сопровождая их жизнь от рождения до смерти — так и в индуизме религиозно-мировоззренческие и сословно-кастовыедхармы (законы) предписывают искусственную религиозную «судьбу» каждому индусу от рождения и до смерти. Каждое индусское сословие имеет свой стандартный набор дхарм: а соответствие дхармам, как мы уже знаем, определяют (согласно индуизму) “характер” сансары — последующего воплощения.

Декларируемая индуизмом свобода перевоплощений «в следующей жизни», которая предполагает преодоление сословно-кастовых барьеров в результате свободного (согласно карме) переселению души в тело обладателя титула любого сословия и касты — тоже под большим вопросом, если рассуждать на эту тему чисто теоретически, конечно, приняв за истину возможность перевоплощения.

· Во-первых, сословная принадлежность (также как и возможность стать индусом) передаётся по наследству, а генетическое смешение сословий (и кастовых групп) запрещено дхармой — поэтому дхармы и карма у разных сословий разные: есть религиозные предписания на эту тему (пример такого предписания мы приведём чуть позже). Поскольку карма и выполнение дхармы определяет характер перевоплощение в сансаре, то закрепление за сословиями (и группами каст) своих кармических обязанностей — должно (в общем и целом) также стандартно определять и характер последующего перевоплощения по принципу: «одинаковый образ жизни (карма) — похожая следующая жизнь». И действительно такая возможность (только не в будущей жизни перевоплощения души, а в преемственности поколений одинаковых сословий и каст) — ограничения какого-либо социального изменения жизни следующего за живущим поколения — закреплена в индуизме не только религиозно и социально, но и генетически, что мы рассмотрим как «во-вторых».

· Во-вторых, невозможность генетической передачи информации, не свойственной сословию или группе каст, от поколения к поколению (вследствие запрещения межсословных и межкастовых браков) — обеспечивает одинаковость мировоззренческих сословно-кастовых субкультур в общем совокупном мировоззрении индуизма. Последнее не позволяет изменять сословную карму (образ жизни): карма остаётся «своей» для каждого сословия и касты — и соответственно преодоление межсословных барьеров невозможно, поскольку генетически люди к этому и не стремятся. Просто люди не получают знания ни культурно, ни генетически, и поэтому не могут постичь другого (отличного от своего сословия или касты) образа жизни, в преемственности поколений.

Что касается лингашанира — тонкого невидимого тела, в памяти которого запечатлевается вся карма (жизненные поступки) — то это может быть отражение в религиозной системе индусов ощущения Высшего контроля за каждой личностной жизнью

.[666]

Это ощущение могло наложиться на практику многовековых наблюдений индусов-“философов”, что существуют законы «нравственного воздаяния», действие которых они наблюдали на самих себе. Только «нравственное воздаяние», которое они наблюдали это — не посмертное воздаяние в смысле сансары — а пожизненное воздаяние и воздаяние последующим поколениям людей за неправедную жизнь своих кровных предков. Действительно: объективное зло может вернуться к творящему его в течении жизни, а может вернуться через представителей его последующих поколений и воспроизводиться «до исчерпания сансары»

.[667] Это зло записано как «норма»

[668] в родовых (возможно племенных, клановых, сословных, кастовых и пр.) эгрегорах и передаётся духовно-генетически из поколения в поколение — пока какое-нибудь поколение не пересмотрит своё отношение к тем жизненным ориентирам, которые вызывают это зло

[669] и не установит другие нравственные критерии в отношении тех явлений, которые считались «нормой». Этим, можно сказать на языке индусов — будет преодолена “карма” всех предыдущих поколений.

Именно это европейцы иногда называют «кармой», наблюдая, например, за “несчастными” семьями, в которых одно и тоже “несчастье” повторяется из поколения в поколение

.[670] Но европейцы здесь больше правы, чем индусы: действительно крупное родовое эгрегориальное “проклятие”, которое всегда заметнее, чем мелкие “неприятности”

[671] — следствие вовремя неразрешённых и накапливающихся из поколения в поколения серьёзных проблем нравственно-мировоззренческого характера, записанных в родовых эгрегорах семей (кланов, сословий, каст…). Однако, поскольку самые крупные проблемы (в том числе и в эгрегорах родов и кланов — в первую очередь высших сословий)

[672] возникают от объективного несоответствия социального обустройства общества и Божиего идеала этого обустройства, а у индусов в их нравственно-религиозной системе вопрос об изменении общественного порядка вообще не стоял и не стоит

[673] — то индусы перенесли свои в общем-то правильные ощущения о Высшем контроле и наблюдения о нравственном воздаянии из социального мира (из настоящей жизни и преемственности поколений) в религиозные иллюзии, придумав доктрину перевоплощений душ согласно карме. Последнее соответствовало древнейшей нравственности высшего сословия индусов периода брахманизма и даже ранее. И только всеобщее согласие с этой выдумкой брахманов позволило индусской цивилизации находиться в попущении Божием так долго. Лишь после этого сформировалось общее мировоззрение индуизма — вытекающее из древней нравственности брахманов.

Но, как мы уже знаем, именно сословно-кастовое разделение индуизма и не позволяет людям преодолеть те самые «воздаятельные» явления, о природе которых мы только что говорили. Создаётся замкнутый порочный круг, который называется индуизм. У одних и тех же поколений сословий, каст, кланов, семей… из поколения в поколение воспроизводятся одни и те же ошибки нравственного характера, которые сопровождают их религиозную и социальную жизнь.

Всё это называется кармой и… чтобы отвести внимание от сословно-генетического воспроизводства одних и тех же ошибок, которые вызывают “несчастия” (страдания сансары) из поколения в поколение — с глубокой древности употребляется удобный миф о переселении душ, что якобы виноваты не сами порочные кровные предки

,[674] а грешные души, вселившиеся в следующие поколения, согласно их прошлой карме. Ну а сами души, согласно индуизму, могут вселяться из любого сословия или касты: между старой и новой жизнями нет барьеров для душ. Мало того, для полного удовлетворения религиозных потребностей в индуизме разработан целый комплекс духовных упражнений и практик, которые имитируют стадии кармического “освобождения” души, некоторые даже — от сразу сансары

.[675]

Полное исключение вопроса о социальной справедливости общественного устройства можно проследить на трёх «целях жизни» индусов. Незадолго до начала новой эры в индуизме оформилось учение «триварга» — учение «о трёх целях жизни человека». Согласно ему, этими целями являются дхарма, артха и кама.

· Дхарма — это то, на чём держатся мир и общество: закон, долг, обязанность, совокупность установленных правил. Их соблюдение необходимо для поддержания и сохранения миропорядка

.[676] Дхарма нераздельно связана с истиной, называемой сатья. Общая дхарма людей — это правда, чистота, доброта, непричинение вреда другим. Каждый индуист должен соблюдать свою дхарму в соответствии со своим происхождением, сословной принадлежностью и возрастом. Следование собственной дхарме

[677] является основой индуистской морали. Дхарма вечна и неизменна. Она завещана богами и запечатлена в текстах откровения (ведах) и в священных текстах индуизма, прежде всего, в дхарма-шастрах. Самое страшное наказание за преступление закона дхармы

[678] — это худшее перерождение, ввергающее человека в тягостные муки земной жизни

.[679]

· Вторая цель индуиста — артха

,[680] означающая в переводе «польза, выгода» — связана с общественной жизнью

.[681] Артха определяет средства достижения материального благополучия и мирских жизненных успехов. Для этого нужны умные, ловкие и своевременные действия. В учении об артхе в древности большое внимание уделялось царям и правителям, их обязанностям и правам. Так, например, в книге Артхашастра, написанной в 4–3 веках до нашей эры, подробно излагаются наставления в управлении государством, ведении хозяйства, а также правила ведения войны.

· Третья цель жизнь — кама, то есть любовь

[682]. Она связана с удовлетворением телесных потребностей, прежде всего, с чувственной любовью. В Древней Индии была глубоко и серьёзно разработана наука о любви. В истории мировой науки она не имеет себе равных и считается важной составной частью древнеиндийской культуры и религии.

Для наглядности “канонического” религиозного распределения кармы по сословиям и кастам, приведём выдержку из «Законов Ману»

[683] (глава XII, выделения и сноски наши):

31. Изучение Веды, аскетизм, знание, чистота обуздание органов чувств, исполнение дхармы, размышление о душе — признаки качества благости.

32. Предприимчивость, недостаток твёрдости, совершение порочных действий, постоянная приверженность мирским утехам — признаки качества страсти.

33. Алчность, леность, нерешительность, жестокость, неверие, ведение дурной жизни, попрошайничество и небрежность — признаки качества темноты

[684].

39. [Теперь] я вкратце изложу в должном порядке те переселения душ всего этого [мира], а также благодаря какому из [этих] качеств, какие [переселения] происходят.

40. Одарённые благодатью идут к состоянию богов

[685], одарённые страстью — к состоянию людей, одарённые темнотой — всегда к состоянию животных: таков троякий вид перерождений

[686].

53. В какую утробу эта душа идёт в этом мире и вследствие каких деяний, это всё выслушайте по порядку

[687].

54. Совершившие великий грех, проведя многочисленные ряды лет в страшных преисподнях

[688], по окончании этого [срока] подвергнутся следующим перерождениям.

55. Убийца брахмана входит в утробу собаки, свиньи, осла, верблюда, коровы, козы, овцы, оленя, птицы, чандалы и пулькасы.

56. Брахману-пьянице придётся пройти [через состояние] червей и насекомых, моли, питающихся навозом птиц и причиняющих вред животным

[689].

57. Брахману-вору [полагается пройти] тысячекратно [через состояние] паука, змеи, ящерицы, животных, двигающихся в воде и зловредных пищачей.

58. Осквернителю ложа гуру [полагается пройти] стократно [через состояние] травы, кустарников, лиан, плотоядных [животных], снабжённых зубами и совершающих жестокие действия.

59. [Люди], наслаждающиеся причинением вреда, становятся плотоядными, вкушающими запрещённую пищу

[690] — червями, воры — [животными], вкушающими себе подобных, имеющие связь с низкорождёнными женщинами — претами.

60. Вступившие в общение с изгоями, с женой другого, а также похитивший собственность брахмана становится [демоном]

[691].

61. Человек, по жадности укравший драгоценные камни, жемчуг или кораллы и [другие] разного рода драгоценности, возрождается среди золотых дел мастеров

[692].

68. Человек, силой отняв ту или иную чужую вещь, неизбежно делается животным, так же как и вкусив жертвенную пищу, не предложенную при жертвоприношении.

69. Женщины, похитив [упомянутое] таким же образом, [также] совершают грех; они становятся жёнами тех же самых существ.

70. Члены варн, уклонившиеся без крайней необходимости от свойственных им занятий, подвергнувшись дурным перерождениям, становятся слугами дасью.

73. В какой мере чувственные [люди] предаются мирским утехам, в той мере у них воспроизводятся склонности к ним.

74. От повторения тех грешных деяний эти малопонимающие претерпевают страдания в этом мире в различных рождениях

75. и блуждающие в страшных преисподнях — Тамисре и прочих, в лесу с листьями, подобными мечам и т. д., сковывания, рассечения,

76. и разнообразные муки, пожирание воронами и совами, жар раскалённого песка и труднопереносимое кипячение в сосудах

,[693]

77. и рождения в презренных утробах, постоянно связанных со страданием, и муки холода, и жары, и страхи равного рода,

78. неоднократное пребывание в виде зародыша и трудное рождение, тяжёлые оковы и рабство

[694],

79. и разлуку с родными и друзьями, и сообщество с злодеями, приобретение имущества и [его] утерю, приобретение друзей и недругов,

80. неизлечимую старость и непреоборимую смерть.

Как видно из этого отрывка, религиозная мистика посмертного воздаяния (“справедливости”) призвана закреплять религиозный порядок через «кнут и пряник» обещаний и угроз. Страшным грехом считается нарушение сословно-кастовых барьеров, что, согласно этой доктрине, карается муками ада и самыми худшими многократными перевоплощениями. Мало того, души представителей низших сословий, согласно этой доктрине, были не самыми «дисциплинированными» в предыдущих жизнях и поэтому им как бы следует особо стараться (согласно своим сословным религиозным правилам), чтобы преодолеть свою карму — нежели представителям высших “благих” сословий. Таким образом, на представителей низших сословий накладывается “пятно” «“неблагих” душ», отношение к которым может быть подобно отношению к животным

[695] — в которых якобы вселяются души ещё больших грешников, чем те, которые у низших сословий. Это — расизм, красиво обоснованный религиозными иллюзиями.

Изощрённая, сложная и красивая религиозная мировоззренческая основа индуизма позволяла тысячелетиями (и позволяет до сих пор) удерживать порочный круг взаимной замкнутости друг на друга социальных, религиозных и генетических барьеров, вследствие чего идревле устойчиво существовала (и существует) наглядная для всех рабовладельческая цивилизация («национальная» толпо-“элитарная” пирамида), которую не смогла полностью взять под свой контроль даже «мировая закулиса». Спрашивается, почему?

- Потому что индусская «национальная» толпо-“элитарная” пирамида “самодостаточна” — как система рабовладения она даже более устойчивая, чем библейская

.[696] Поэтому любые попытки разрушить индусскую цивилизацию и вписать её осколки в западную цивилизацию натыкались на “крутой”, но “мягкий” восточный деспотический порядок (в котором жило всё население Индии), который западникам в конечном итоге оказывался не по зубам

,[697] поскольку для европейца Восток это иллюзорная «вещь в себе»: Запад живёт по вполне материальным законам финансов и конкретных людских взаимоотношений. «Мировая закулиса» здесь оказалась слабее не сама по себе, а своим библейским проектом порабощения через иудейскую скупку мира

.[698]

Конечно «мировая закулиса», в отличие от европейцев, к началу новой эры уже понимала что такое индуизм. Однако, «мировой закулисе» не годился индуистский проект в “чистом” виде, поскольку он был «национальным». Межнациональный иудо-“христианский” проект «мировой закулисы» предполагал вынесенный за пределы какой-либо «национальной» цивилизации центр «религиозно-идеологического» управления. Таким центром «закулиса» “назначила” себя (высшим мировым сословием), а следующим за собой мировым «сословием» — иудеев, которым дала свою религиозную систему. Но для того, чтобы все остальные «национальные» толпы были равны по отношению к двум высшим глобальным сословиям — нужна была религиозная система, якобы уравнивающая их всех якобы перед Богом — едиными религиозными (а не социальными) правилами для всех сословий, из которых состояли «национальные» толпы, назначенные «мировой закулисой» единым “низшим” мировым «сословием» (“элиты” + «чернь»), которое должно подчиняться ей и иудеям. Чтобы религиозно замкнуть “христиан” на иудеев нужен был монотеизм, “уравнивающий” всех якобы перед Богом: у иудеев к моменту формирования “христианства” уже был «единый Бог» (монотеизм). И если бы у “христиан” было бы нечто иное (с удобной, конечно, но «лишней» в данном случае доктриной многократных перевоплощений) — то собрать иудаизм и “христианство” в единую систему порабощения-подчинения высшему глобальному сословию было бы невозможно. К тому же религиозное подтверждение правильности сословного строя (что является основой индуизма) не подходило для толпы, которую нужно было покорять с помощью ростовщической скупки государств: не входящие в высшее «национальное» сословие иудеи в таком случае не могли бы через финансы и подкуп получить статус (либо доступ к возможностям) высшего сословия. Нужна была внешне «гуманная» и простая (в отличие от индуизма)

[699] религиозная система — чем и предстало библейское христианство.

Продолжим разговор о мировоззренческих основах индуизма с позиции мистики (тайны, «запредельного»), которая, по мнению многих исследователей, «скрыта в мудрости индуистов». Рассмотрим весьма распространённый взгляд российского сторонника индуистского учения — Е.Писаревой. В статье «Карма, или закон причин и последствий» автор пишет (выделения и сноски наши):

«На Западе религиозные учения Древнего Востока почти неизвестны в их чистом, возвышенном смысле

[700]; а между тем знакомство с ними способно пролить яркий свет на самые загадочные явления нашей трудной земной жизни. Рядом с законом перевоплощения, который объясняет внешнее и внутреннее неравенство людей, древние восточные учения дали миру разумное обоснование закона незыблемой справедливости

[701], управляющей миром. Закон этот носит название Кармы; он устанавливает, что в мире Духа каждая причина влечет за собой соответствующее последствие

[702] с такой же правильностью и неизбежностью, с какой в физической природе одно и то же явление вызывает каждый раз одно и то же последствие. К краткому изучению этого закона мы теперь и перейдем.

Санскритское слово «Карма» означает действие. Быть и действовать — одно: вся Вселенная — одна великая непрерывная Деятельность, управляемая незыблемым Законом Справедливости. В мировой деятельности все связано со всем, все находится во взаимной зависимости и все стремится к единой цели.

Каждое действие во Вселенной есть результат предшествующей причины и в то же время — причина последующего действия. Получается непрерывная цепь причин и последствий, которые, в осуществлении, являют жизнь вселенной. Отсюда — значение Кармы как закона причинности

.[703]

В применении к человеку Карма являет собой всю совокупность его деятельностей. Всё, что человек представляет собой в настоящем и что он представит из себя в будущем, все это — последствие его деятельности в прошлом

[704]. Таким образом, единичная жизнь человека не есть нечто оторванное и законченное, она представляет собой плод прошедших и в то же время семя будущих жизней в той цепи последовательных воплощений, из которых состоит непрерывающееся бытие каждой человеческой души

[705].

Положение, в котором мы находимся в каждую данную минуту, определяется строгим законом справедливости и никогда не зависит от случайности

.[706] «Случайность» — понятие, созданное невежеством; в словаре мудреца этого слова нет. Мудрец скажет: "Если я страдаю сегодня, это происходит оттого, что в прошлом я преступил закон. Я сам виноват в своем страдании и должен спокойно переносить его"

.[707] Таково настроение человека, понявшего закон Кармы. Независимый дух, уверенность в себе, мужество, терпение и кротость — вот неизбежные последствия такого понимания, проникшего в сердце и волю человека

.[708]

Он узнает, что хотя законы неизменны, но силы невидимого мира — вследствие своей тонкости и деятельности вне пространства и времени, которыми скована физическая материя, подлежат такому невообразимо быстрому передвижению и бесконечному разнообразию сочетаний, что направляя сознательно силы своей внутренней жизни, человек может работать с успехом — даже на протяжении одного короткого воплощения — над изменением своей Кармы

[709]; далее он поймет, что работа эта совершается в пределах им же созданных свойств и способностей и им же самим поставленных ограничений

[710], следовательно, источник всего переживаемого — он сам, его бессмертная душа, и в его власти направить свои силы к желаемой цели.

Человек не только создает свой ум, свой характер, свои отношения к другим людям, но его личная Карма входит в состав различных групп (семьи, народа, расы) и своими нитями вплетается в общую ткань собирательной Кармы каждой из этих групп

.[711]

Чтобы уяснить себе хотя бы самые общие понятия о человеческой Карме, необходимо выделить из ее сложного состава три разряда сил, которые строят человеческую судьбу.

Мысль человека. Эта сила строит характер человека. Каковы его мысли, таков будет и сам человек.

Желание и воля человека. Желание и воля, являющие собой два полюса одной и той же силы, соединяют человека с предметом его желания и устремляют его туда, где может быть удовлетворено это желание.

Поступки человека. Если поступки человека приносят другим живым существам довольство и счастье, они отзовутся таким же довольством и счастьем и на нем самом, если же они доставляют другим страдание, они принесут такое же страдание и ему, ни больше и ни меньше

[712].

Когда человек вполне поймет эти три составные части, из которых образуется закон Кармы, и научится применять свое знание, тогда он сделается творцом своего будущего, господином над собственной судьбой

[713], способным строить её по мере своего знания и своей воли».

Прервём цитирование статьи Е.Писаревой. Не следует думать, что в рассуждениях о кармическом влиянии на «путь освобождения» нет места рассуждениям о Боге, о Его Воле. В трактовке восточных мудростей для российского и западного читателя не вспомнить о Боге было бы «подозрительно». Вот и приписывают Богу Единому такой же «путь освобождения», каким его видят восточные мудрецы. Продолжим цитирование статьи Е.Писаревой:

«Теперь у нас начинает намечаться путь к той внутренней свободе, которая сделает человека независимым от "цепей Кармы"

[714].

"Познание истины" с точки зрения восточной Мудрости есть сознание божественности человеческой природы и единства всей проявленной жизни, выражающей собою Жизнь Бога

.[715] Воля Бога выражена в законе Кармы. Цель человеческой эволюции — полное осуществление божественных свойств человека, которое его приведет к отождествлению его воли с Волей Бога

.[716] Когда человек осуществит это единение в себе, час его спасения пробъет. Таков конечный смысл учений всех великих Учителей человечества. Следовательно, в познании истины и в развитии воли скрывается та сила, которая может освободить человека из-под власти Кармы.

Знание незыблемости законов, управляющих Вселенной, вызывает потребность согласовать нашу собственную деятельность с этими законами, иначе — с Волей Бога

[717]. Вместе с тем возникает сознание, что деятельность необходима, но деятельность, ведущая не к разобщению, а к единству. Такая деятельность несовместима с эгоизмом

[718]. Эгоизм был необходим, пока мы жили в темноте и не знали смысла жизни, но со временем он становится злом, препятствием к развитию нашей божественной сути. Следовательно, деятельность наша должна быть бескорыстна, без эгоизма и без влечения к ее плодам, бескорыстие это требуется от человека, желающего освободить себя, сжечь свою Карму, не как требование морали, а как необходимость, неизбежная и доказанная.

Но как соединить самоотречение и отсутствие желаний с деятельностью, необходимой для роста?

[719]

К достижению этой цели ведут два пути, две «стези», как выражаются индусские мистики: "стезя Мудрости" — для меньшинства, и "стезя Религиозного Чувства" — для всех остальных

[720]. На первой стезе Мудрец достигает самоотречения, уничтожая свой эгоизм глубоким проникновением в смысл жизни; на второй стезе самоотречение достигается благодаря любви к олицетворенному Идеалу, в котором уже проявилась вся красота божественной природы Богочеловека

[721]. Оба пути приводят одинаково к цели».

Мы подробно разобрали некоторые фрагменты из статьи Е.Писаревой, поскольку именно такой красивый и «разумно обоснованный» подход к восточной “мудрости” весьма распространён как на Западе, так и в России среди «интеллигенции». Этот подход выражает теоретическое обоснование устранения людей от решений проблем социального необустройства жизни современных цивилизаций с целью увода разговора об этом в контекст заботы о «следующих жизнях». При этом такая “забота” выражается в замыкании воли людей на «улучшение кармы», а последнее предлагается делать в согласовании с «законами кармы», которые придуманы на Востоке несколько десятков сотен лет назад и записаны в “каноны”.

Но это — лишь одна сторона восточной мистики, которая больше относится к “философскому” обоснованию восточной религиозности в российском исполнении. Вторая сторона восточной мистики — психическая имитация разных стадий «освобождения» от сансары, которое якобы наступает, если «преодолевать карму». Рассмотрим религиозно-психологическую имитацию «освобождения» от сансары.

Сразу следует сделать оговорку: мы совсем и безоговорочно не исключаем возможности многократных воплощений душ в процессе развития цивилизации. Однако, эти воплощения точно не происходят по «законам кармы», как это понимают на Востоке и на Западе. Если Бог и допускает души к нескольким жизням, то распределением душ Он Сам занимается по Божиим Законам, а не по придуманным людьми принципам. И самое главное, что может учитываться при этом — объективная нравственность, которую душа приобрела в предыдущей жизни, а затем уже ей должны соответствовать психические особенности родителей. Но это не имеет никакого отношения к существующим «законам кармы», по которым можно определить лишь подчинённость той или иной личности религиозной системе, в рамках которой эти «законы» исповедуются. И уж конечно не следует принимать за истину перевоплощение души в нечто живое (растения, насекомые, животные…), помимо человека. Восточный подход кперевоплощениям предназначен для увода от вопроса важности передачи информации и нравственного прогресса в преемственности поколений — что гораздо важнее для построения справедливого общества на Земле. А проблему, кому какую душу предоставить — нужно доверить Богу, не пытаясь заменить Его Промысел омертвлёнными и ограниченными людским разумением “канонами” «дхармы».

Европейский термин «философия» (любовь к мудрости) в индуизме единого и однозначного эквивалента не имеет. Ему соответствует несколько понятий, наиболее употребительное из них — даршана («интеллектуальное, духовное видение»)

.[722] Обычно даршаны делятся на ортодоксальные (признающие авторитет вед) и неортодоксальные. Основных ортодоксальных школ выделяют шесть: санкхья и йога, ньяя и вайшешика, веданта и миманса. Неортодоксальные школы — локаята и адживика. Даршаны не столько противоречили друг другу, сколько дополняли одна другую. Внутри же себя каждая даршана развивалась в традиции истолкования и комментирования базового текста — сутры.

Санкхья («число, исчисление, размышление») была весьма популярна в древности, к XV веку её традиция практически прекратилась. Школа разрабатывала систему онтологического

[723] дуализма и выделяла два вечных начала: единую и изменчивую природу-пракрити — основу мира и вечные неизменные духовные сущности — пуруши, которые воплощаются в живых существах. Школа разрабатывала пути духовного освобождения и способы правильного познания. Санкхья была теоретическим фундаментом йоги — другой ортодоксальной даршаны, которая разработала восемь стадий пути, ведущих к духовному освобождению. Особенно большой глубины она достигла в трактовке психологических категорий.

Йога — это целый комплекс приемов, впервые систематизированныйПатанджали в точно неизвестное нам время (Йога-сутра была создана в промежуток между II в. до н. э. — V в. н. э.), «позволяющий адептам подняться по лестнице, ведущей к освобождению». Слово «йога» буквально означает «соединение».

Йога имеет восемь «ступеней» (аштанга) или этапов: обуздание (яма), соблюдение правил (нияма), позы (асаны), регулирование дыхания (пранаяма), изоляция чувств (пратьяхара), внимание (дхарана), размышление (дхьяна) и сосредоточенность (самадхи).

Йогические приемыуправления телом преследуют цель направить энергии (праны) «в правильное русло», чтобы они в определенном ритме циркулировали в основных каналах (нади) тонкого тела, дабы пробудить магическую энергию спирали кундалини, расположенной в изначальном (муладхара) центре (чакра, «колесо») и заставить её подняться через другие чакры до «Лотоса с Тысячью Лепестков» (сахасрара), находящегося в высшей точке черепа.

Ньяя («способ, метод, рассуждение») занималась в основном методологией мышления, которая позже развилось в логику. В системе традиционного индуистского образования ньяя считается одним из важнейших предметов, наряду с грамматикой.

Вайшешика происходит от корня «вишеша», что означает «различие». Действительно, именно различия между предметами и явлениями находились в центре внимания этой школы, и основным результатом их размышлений стала грандиозная и разработанная до мельчайших деталей классификация разновидностей всего сущего.

Веданта («завершение вед») — одна из самых популярных даршан, возводила свое учение непосредственно к упанишадам. Она представлена несколькими направлениями: адвайта (недвойственная) веданта, вишита-адвайта (ограниченный недуализм) и др. и жива до сих пор. Её главные темы — соотношение абсолюта и мира, абсолюта и человека и пути достижения мокши — освобождения от тягот бытия.

Миманса («исследование») сложилась на гребне брахманизма и явилась его “философским” осмыслением. Эта школа сыграла особую роль в истории индуизма, так как она смогла предложить целостную трактовку всего колоссального объема ведийских ритуалов, уделяя главное внимание при этом вопросам философии языка.

Несмотря на большое количество даршан, которые в свою очередь делились на более мелкие “философские” школы индуизма, все они направлены на одно психическое и физиологическое восточное «совершенство»: «достижения мокши — освобождения от тягот бытия». Вся «теоретическая» и “каноническая” база индуизма направлена на логическое и красивое обоснование практической психологии индуизма — психической имитации стадий соединения с «божественным» но не в следующих жизнях, а в этой жизни.

Обратимся к книге Е.Торчинова «Пути философии Востока и Запада: познание запредельного»

.[724] Автор делает вывод: «Индийская философия всегда была не метафизикой

[725] универсума

[726], а метафизикой психического» (стр. 295, выделено нами). II часть книги «Индийская интеллектуальная традиция. Самопознание и освобождение» (стр. 211 и далее) начинается следующими выводами (цитируем выборочно из 1 главы «Индийская философия: история, школы, подходы (картина мира — картина души)». Выделения и сноски наши:

«Начиная с эпохи Упанишад, а особенно со времени великого духовного переворота, вызванного кризисом ведийской религии жертвоприношений, движением шраманов и формированием оппозиционных брахманской ортодоксии альтернативных учений, прежде всего буддизма и джайнизма (середина I тыс. до н. э.), все основные характеристики индийского взгляда на мир могут быть выражены тремя словами: сансара, атман, мокша или (поскольку отдельные школы исповедовали другие термины для выражения тех же идей) круговращение живых существ в колесе рождений-смертей, «я», или самость, и освобождение.

Учение о карме, движущей силы сансары, является доктринальным стержнем всех религий Древней Индии — брахманизма (индуизма), джайнизма и буддизма. Само слово «карма» может быть переведено как «дело», «действие» (и никоим образом как «судьба» или «участь», как это иногда думают); на китайский язык «карма» переводится словом е, которое в современном языке даже имеет значение «занятие», «специальность» или «профессия»

[727]. В ведийские времена под кармой понималось не всякое действие, а только ритуально значимое (например, совершение какого-нибудь обряда), дающее желаемый результат, или «плод» (пхала). Постепенно значение этого понятия расширилось, и оно стало означать любое действие или акт, причём с самом шароком смысле этого слова — акт физический (действие, поступок), акт вербальный (слово, высказывание) и акт ментальный и волевой (мысль, намерение, желание). Кстати, сама эта триада «тело, речь, мысль» является очень древней и фиксируется не только в индийских, но и в ранних иранских текстах (гаты «Авесты», священного текста зороастрийцев-маздеистов), что указывает на его глубокие индоевропейские корни».

Как видим, изначально карма была чисто религиозным ритуальным действием — что позволяет получить “ключ” от мистики её настоящего назначения: это эгрегориальное действие (управление через эгрегоры), призванное укреплять религиозную систему и религиозный порядок, как и было в древности. А, как мы уже знаем, на Востоке (особенно в Индии) религия и жизнь почти неотделимы. По мере расширения понятия «карма», действия, поступки, слова и мысли (что составляет суть этого понятия) “жрецы” стали во многом благонамеренно подгонять под уже существующие эгрегориальные и мировоззренческие основы, укрепляя тем самым последние. Если бы это было не так (если бы люди через кармическую практику познавали бы Божий Промысел, а не укрепляли бы религиозные эгрегоры), то практика Жизни восточных цивилизаций была бы иной и люди бы давно не страдали, вырвавшись из “сансары” порочной культуры. Практика Жизни — самая лучшая “карма” — но она в Индии остаётся прежней, не изменяясь столетиями и тысячелетиями, принося большинству людей (тем, кто не входит в высшие касты) лишь “спокойные” страдания и преждевременную смерть.

Поскольку восточные «видящие» люди (в отличие от западных «логиков») привыкли к «видению» (интуитивным и практическим ощущениям), чистой “канонической” теории кармы и общих эгрегориальных мистик им было мало. Нужна была личностная “мистика” соединения с «божественным»: ведь карма у каждого своя. Напомним, что идея личностного посмертного воздаяния возникла на Востоке и оформилась как доктрина рая и ада, подхваченная крупными мировыми религиями

.[728] Но в индуизме помимо рая и ада предусмотрена ещё цепь перевоплощений, переживать которую (по-восточному — «видеть» результаты своих усилий) хоть как-то должны индусы в настоящей жизни. Для этого были разработаны и проверены тысячелетней практикой разнообразные духовные и физические упражнения, имитирующие переживания процесса преодоление кармы. Показывать индусам (самим себе) результаты их пожизненных усилий по преодолению кармы

[729] было необходимо для создания иллюзии полной уверенности в правоте “философской” доктрины индуизма

.[730] Трудно сказать, брахманы ли стояли у истоков подобных психологических “мистик”, создав их прежде всего для себя методом длительного практического опробования, а затем через учителей предложили это «достижение» другим; либо брахманы создали большинство практик для толпы, а себе оставили лишь самые “сокровенные” «для демонов»? Но по прошествии ни одного десятка столетий восточные психологические практики стали неотъемлемой частью религиозной и светской жизни индусов.

И главное: в процессе этих практических переживаний индусы действительно искренне думают, что они приближаются к мокше (освобождению) с каждой удачной практической процедурой, которым посвящена большая часть жизни индусов. Но в действительности, как мы уже говорили, они всего лишь занимаются изощрённой эгрегориальной магией, а процесс познания и “освобождения”, как говорится, «и ныне там», где он был много столетий тому назад, поскольку главные эгрегоры индуизма кардинально не меняются

,[731] будучи духовным стимулятором воспроизводства из поколения в поколение одних и тех же ошибок и иллюзий прошлого. Просто каждый индус с детства может потенциально выбрать ограниченный религиозными барьерами жизненный цикл психологических практик (в зависимости от сословно-кастовой принадлежности), которые в индуизме связаны с имитацией процесса преодоления кармы. И этот широкий, но ограниченный выбор и последующая практическая деятельность под контролем учителей индусом ассоциируется с динамикой освобождения от сансары — а значит и с позитивной духовной динамикой. Но при этом, учитывая, что каждый индус (в зависимости от сословно-кастовой принадлежности) от рождения и до смерти выбирает из одних и тех же возможностей, предоставленных религиозной системой и потенциалом эгрегориальной магии — то каждый индус от рождения и до смерти повторяет “карму” предыдущих поколений: ничего другого религиозная система индуизма предложить не может, поскольку всё новое и действительно духовно прогрессивное даёт Бог в случае, если люди об этом его искренне просят, а не находятся в плену религиозно-эгрегориальных иллюзий.

Мало того, индуизм, практикуя изощрённую эгрегориальную мистику, учит об «освобождении», которое происходит одновременно с соединением с Атманом. Последний в некоторых трактовках выступает как «действующая Мировая Душа» (в других религиозных системах — Бог). Но индусский “Бог”-«Мировая Душа» — сборка эгрегоров индуизма, восходящая к общему индусскому эгрегору: это и есть индусский Атман, с которым соединяются в практическом экстазе всё новые и новые поколения индусов. Е.Торчинов продолжает свои рассуждения на тему индусского мировоззрения:

«Сансара безначальна, то есть ни у одного существа не было абсолютно первой жизни, оно пребывает в сансаре извечно. А следовательно, сансарическое существование чревато также повторяемостью ситуаций и ролей, мучительным однообразием циклической воспроизводимости одного и того же содержания. И буддизму, и другим религиям Индии полностью чужда идея эволюции — в отличие от нетрадиционных форм оккультизма вроде теософии, переход из жизни в жизнь образует в индийских религиях не лестницу совершенства и восхождения к Абсолюту, а мучительное коловращение и переход от одной формы страдания к другой

[732]. Поэтому если человек материалистического или просто безрелигиозного западного воспитания может найти в идее перерождений даже что-то привлекательное

[733], то для индийца она сопряжена с чувством несвободы и мучительной порабощённости

[734], вызывающим потребность освободиться из этой круговерти («Когда же придёт избавление из уз сансары, о Боже!? Эту мысль называют желанием свободы» — писал философ-ведантист Шанкара)».

Но индусы и другие религии Востока традиционно учат освобождению как о прижизненном «разъединении духа и материи с целью обретения собственного “я”». Это ощущение людям и обеспечивают древнейшие восточные эгрегориальные практики, мистику (таинства)

[735] которых мы рассмотрим чуть позже. Кроме такого рода духовного освобождения на Востоке больше нечего не привыкли искать: искать освобождение от циклической воспроизводимости одного и того же порочного социального строя — не входит в круг интересов религиозных систем Востока. Рассмотрим некоторые разновидности понимания освобождения от сансары на Востоке. Обратимся к книге Е. Торчинова (стр. 214):

«Как же понимается освобождение от сансары, часто уподобляемой в индийских текстах болоту, в котором живые существа увязают, или океану, в котором они тонут? Очень по-разному: для недвойственной веданты освобождение — это обретение мистического гносиса, знания тождества истинного «я», подлинной самости человека (Атман), и абсолютного духа (Брахмана), для санкхьи это разотождествление духа и материи, длятеистической веданты — единение с личностным Богом, подобное единению влюблённых

[736], для джайнизма — освобождение души от связи с неодушевлённым миром, с материей, для буддизма Тхеравады — угасание страстей и влечений, пресечение неведения, для буддизма Махаяны — постижение своей собственной природы как природы Будды и осознание пустотности (понимаемой как отсутствие самобытия) сущего. Но в любом случае, это выход из круговращения сансары, прекращение перехода из одного существования в другое, конец страдательности и постоянной обусловленности одного состояния другим, выход из мира претерпевания в мир свободы (мокша, нирвана, кайвалья, мукти)

[737]. Именно свобода, абсолютная и трансцендентная, и образует высшую безусловную ценность традиционной индийской культуры.

В чём же состоит этот путь к свободе? Ответ прост — в самопознании

[738]. И это самопознание маркируется идеологемой атман. Понятие атман становится центральным в Упанишадах, где оно рассматривается как:

1. Абсолютный субъект всех психических состояний, остающийся их неизменным свидетелем, или созерцателем (он «не то что видит глаз, а то, что видит глазом»; «не то, что в мысли мыслится, а то, что мыслит мыслью»)

[739]; атман отличен от тела: «Говорят же: тело моё. Как же быть телу субъектом?» (Шанкара). Точно также он отличен от эмоций, чувств, мышления и т. д., поскольку они тоже могут быть объективированы как предикаты

[740] («я чувствую», «мои чувства», «мои мысли» и т. д.)

[741];

2. Единое для всех существ вечное Я, тождественное абсолютной первосубстанции — Брахману, как высшей и совершенной реальности

[742] (эта идея выражена в таких «великих речениях» Упанишад, как «Ты — То еси», «Я есьм Брахман», «Один без второго»);

3. Высшее божественное Я, отождествляемое с Богом-Творцом (Ишвара), являющимся в качестве Параматмана (высшего Атмана) источником и создателем как мира, так и индивидуальных атманов, отличных от него».

Индусские “определения” «Атмана» подходят под определение эгрегора, управляющего всеми нечеловеческими психиками людей и позволяющего людям пребывать в состояниях разных стадий восточного “освобождения”. Но “определение” «Атмана» никак не подходит под “определение” Бога — поскольку Бог не заведует «психическими состояниями» людей, не является «субъектом (управленцем) психических состояний»: психические состояния (и типы психики) — дань процесса духовного развития такого, какой он есть. В то же время Бог не «остаётся неизменным свидетелем и созерцателем психических состояний»: Он постоянно предлагает лучшее на Языке Жизни, но люди отгораживаются от Языка Жизни Атманом.

Осталось рассмотреть психологическую практику имитации освобождения, которая широко применяется как в индуизме, так и в других религиозных системах Востока. Известно множество школ восточных психологических практик. Но самая известная и распространённая школа йоги. На её примере мы и рассмотрим, что происходит с психикой обучающегося, называемое «процессом освобождения от сансары». Обратимся опять к книге Е. Торчинова (стр. 216):

«Йога (от санскритского корня yuj — «связывать», «сопрягать», «соединять»

[743]; родственно русскому слову «иго»

[744] и английскому «yoke»

[745]) — общее обозначение индийских психотехнических (психопрактических) методов достижения трансперсональных (изменённых) состояний сознания, оцениваемых традицией как высшие и совершенные, ведущие к освобождению от сансарического существования — переживание единства с Абсолютом

[746], личным Богом

[747], тождества «я» и абсолютного духа и т. д. Йога в этом широком смысле присуща всем религиям Индии, и поэтому можно говорить об индуистской йоге, буддийской йоге, джайнской йоге и т. д. Это также название одной из шести ортодоксальных даршан

[748] брахманистской философии.

Создателем йоги как даршаны считается мудрец (риши) Патанджали, иногда, видимо необоснованно, сближаемый с одноименным знаменитым грамматистом (автор «Йога сутр» — «Афоризмов йоги»). Судя по заимствованиям из буддийских текстов (в частности, из «Абхидхармакоши» Васубандху), он жил не ранее V в. н. э. В собственно философской части своего учения Патанджали почти полностью солидаризируется с учением школы санкхья

.[749] Подобно санкхъе, йога признаёт существование двух независимых субстанций — духовной (пуруша) и материальной (пракрити). Пуруша отождествляет себя с пракрити, что приводит к развёртыванию космоса

,[750] формированию тел субъектов — живых существ и формированию сансары

.[751] Пуруша всегда независима от пракрити

,[752] но, отождествив себя с нею, приписывает себе её качества и полагает себя ввергнутой в страдания мира рождений-смертей

.[753] Освобождение — полное освобождение пуруши от отождествления с пракрити и пребывание её в «собственной природе», реализуемое через «прекращения аффективного волнения психики»

[754] (читта вритти ниродха), что и достигается через практику йоги. Однако, в отличие от санкхьи, йога признаёт существование личного Бога, определяемого как совершенный дух (пуруша)

,[755] который никогда не был вовлечён в сансару. Йога рекомендует почитание Бога и молитву, хотя Бог не считается в ней ни Творцом, ни Промыслителем мира

.[756]

В практическом отношении система йога представляет собой описание следующих восьми ступеней пути к освобождению (кайвалья):

· яма — принципы нравственного совершенствования, важнейшим из которых является ахмиса — ненасилие, непричинение вреда ни одному живому существу. К яме относятся также целомудрие, ненакопительство, правдивость и другие нравственные качества

[757];

· нияма — принципы религиозной практики (изучение священных текстов, поклонение Богу

[758], повторение имён Бога и т. д.)

[759];

· асана - позы, пригодные для медитации, созерцания;

· пранаяма — дыхательные упражнения

[760];

· пратьяхара — отвлечение чувств от предметов чувств, достижение бесстрастия

[761];

· дхарана — сосредоточение на избранном объекте

[762];

· дхъяна — созерцание, медитация

[763];

· самадхи — вершина, пик сосредоточения, транс, ведущий к состоянию освобождения. Во время самадхи всякая психическая деятельность (психика понимается в йоге как одно из материальных образований) прекращается

[764], и тогда трансцендентный дух, пуруша, подлинное «я», являет свою истинную природу

[765].

В процессе своего развития сформировались различные формы йоги (в первом широком смысле слова): раджа-йога (тождественная йоге Патанджали), бхакти-йога (практика освобождения через любовь и преданность личному Богу), карма-йога (освобождение через действие при отсутствии привязанности к плодам действия), джняна-йога (освобождение через познание, мистический гносис

[766] недвойственной реальности Атмана), лая-йога, или кундалини-йога (психофизическая практика, связанная с активацией парафизиологических центров тонкого энергетического тела — чакр

[767] и пробуждения особой латентной

[768] энергии человеческого тела — кундалини), хатха-йога (достижение совершенства через практику асан

[769] и пранаямы

[770]) и др. В XX в. появились новые направления йоги, стремящиеся синтезировать различные её традиционные формы (например, интегральная, или синтетическая, йога Ауробиндо Гхоша).

Таким образом, йога есть путь реализации основной и кардинальной ценности индийской культуры — освобождения, что определяет исключительно высокий статус психопрактик в системе традиционной индийской культуры, это, конечно, оказало важное влияние и на формирование специфики индийской философии, системы которой превращаются в своеобразные проекты достижения освобождения, проекты превращения человека из существа несвободного и страдающего в существо свободное и блаженное

[771]. И все самые отвлечённые построения индийских мыслителей могут быть адекватно поняты только при их рассмотрении в контексте того или иного проекта

[772]».

[773]

Автор точно выразил внутреннюю суть религиозной системы индуизма и его направлений. Далее Е.Торчинов условно подразделяет индийскую религиозную “философию” на три уровня. Мы их приведём ниже, составив из цитат автора, в своём форматировании текста (та же книга, стр. 220–221):

«Вся индийская философия (за исключением рано сошедшей со сцены школы материалистов-локаятиков) была философией религиозной, что обуславливала её тесную связь с религиями Индии — как с ортодоксальным брахманизмом, так и с альтернативным буддизмом и джайнизмом

[774].

· Религиозная доктрина

[775] этих учений была существенным фактором формирования философских школ, обуславливающим наличие в них доктринального уровня. Доктринальный уровень, с одной стороны, задавал направление развитию философской мысли, а с другой — ставил ей пределы и границы. Так религии Индии были ориентированы на достижение освобождения от циклического существования в сансаре, следовательно, стремление к освобождению также должно отразиться в философском учении.

· Следующий уровень — психотехнический

[776], то есть йогический. Йога, с одной стороны, выступала в качестве реализации религиозной прагматики доктрины

[777], с другой — снабжала философию материалом для философствования

[778]. Таким образом, философия как бы получала свою материю от йоги, выступая в качестве дискурсивной формы и аналитического органа для обработки этой материи.

· Третий уровень — собственно философский, или философско-дискурсивный. Из сказанного выше ясно, что по своему характеру эта философия должна быть своего рода метапсихологией, ибо её объектом была психика и её состояния, а предметом — теория способов преобразования психики в соответствии с прагматикой той или иной религиозной доктрины

[779]. Вместе с тем философия обладала и достаточной степенью автономии, ибо решала вопросы и собственно философские, например формально логические

[780]».

Далее Е.Торчинов утверждает, что философия индуизма не является «тем же самым, что и философия в Европе, тогда как вся её специфика определяется сопряжением логического дискурса и нефилософскими или экстрафилософскими пластами культуры (религией и психопрактикой), в свою очередь связанными между собой» (стр. 222). Сделав этот вывод, автор резюмирует, что индийская философия состоит из многих составляющих, которые «не существуют обособленно в самом объекте, данном в его историческом бытии». Грубо говоря, в индуизме нет «философии» в понимании этого термина европейцами — как логические аналитические умозаключения, направленные на совершенствования миропонимания и познания мира.

В связи с этим автор утверждает, что «логический дискурс и вся мощная индийская аналитика никогда не возникли бы вне задач полемики между школами. Именно из эристики, из споров между школами вырастала логика, индийский логический дискурс был прежде всего дискурсом полемическим. Косвенным доказательством этого тезиса является резкое падение уровня логического дискурса в Индии после исчезновения там буддизма, главного оппонента брахманских школ (XIII в.). Теперь

[781] брахманские школы, прежде всего различные направления веданты

[782], могли апеллировать не к рациональным доводам, а к авторитету Откровения и откровениям авторитетов

[783]. Возникшая на самом излёте полемики с буддистами (XII в.) реформированная логика новой ньяи (навья ньяя) Гангеши, наконец-то превзошедшая аналитическое и диалектическое мастерство буддистов школы Дхармакирти, превратилось, по меткому выражению одного индиолога, в великолепную мельницу, в которой больше нечего было молоть: логика стала формальной в полном смысле этого слова».

Но на чём же тогда основана индийская философия (мудрость), если не на «диалектическом мастерстве»

[784] (по выражению автора)? — Всё достаточно банально: после отторжения индуизмом буддизма (когда основной оппонент перестал мешать продолжению прежних традиций)

[785] содержание индийская “философии”, как и прежде, осталось сведённым к целому спектру древних религиозных текстов. Иными словами, индийская “философия” была и остаётся традиционно догматизированным учением, основанным на «космогонии» и религиозных традициях индуистских “священных канонов”. А индийские психотехнические практики обслуживают такую антидиалектичную “философию”

,[786] как бы практически доказывая большинству индусов её высшую религиозную целесообразность.

Е.Торчинов, посвятивший свой научный потенциал исследованию Востока, апологет буддизма, делает соответствующий вывод (стр. 223):

«Конечно, вряд ли кто-нибудь сочтёт ведийский гимн «Насадия» или «Пуруша сукту» собственно философскими текстами, но не видеть в них определённого философского содержания

[787] может лишь слепец, или специалист, слишком глубоко погрузившийся в процесс порождения объекта своих собственных штудий. А уж Упанишады, вне всякого сомнения, по содержанию являются философскими текстами, хотя их форма, конечно, остаётся ещё нефилософской: это тексты откровения, а не доказательства, демонстрации, а не обоснования

[788]».

В то же время нельзя сказать о глубоком застое индийской “философской” мысли. Но все изменения, связанные с некоторой “философской” динамикой и вынужденными отходами от традиционных брахманских текстов — происходили вследствие появления альтернативных школ и спорами между старыми и новыми школами. В результате победил классический индуизм, основанный на древних “канонах” — выработав «формально-логический аппарат и философскую аналитику»

[789] — как наследие-дань отстаиванию последователями брахманских школ своих позиций в спорах между школами. По этому поводу Е.Торчинов приводит классификацию периодов становления индийской “философии” (стр. 224):

«Если бы индийская философия сформировалась лишь на основе брахманских списков и классификаций, она, скорее всего, имела бы значительное сходство с китайской философией с её классифицированными рядами и нумерологией. Но свободные дискуссии между шраманскими учителями, не признававшими апелляции к авторитетным текстам в качестве аргумента, направили индийскую мысль в сторону разработки формально-логического аппарата и философской аналитики

[790]. Исходя из этих соображений, можно предположить такую предварительную периодизацию истории традиционной индийской философии:

1. Предфилософский период. Элементы философских по своему содержанию учений в текстах раннебрахманической литературы (до появления Упанишад в VIII–VII вв. до н. э.).

2. Эпоха философского символизма Упанишад. Начало периода формирования собственно философской традиции (VIII–V вв. до н. э.).

3. Ранний период формирования систематической философии. Эпоха шраманов. Философия раннего буддизма и джайнизма. Эпическая санкхья (до I в. н. э.).

4. Раннеклассический период (формирование брахманских систем — даршан, расцвет буддийской философии — I–VI вв. н. э.).

5. Позднеклассический период (формирование основных направлений веданты, закат буддизма — VII–XIII вв.).

6. Период начала стагнации индийской философской мысли (доминирование веданты, написание обобщающих доксографических текстов, схоластическое коментаторство

[791] — XIV–XVII вв.).

7. Период стагнации и упадка (XVII–XIX вв.)».

Как видно из содержания периодизации, индийская философия, с которой имеют дело европейцы, представляет собой схоластику (тип религиозной философии, характеризующийся соединением теологодогматических предпосылок с рационалистической методикой и интересом к формально-логическим проблемам), основанную на религиозных комментариях древних “священных” текстов и практических «состояний». А религиозные практики индуизма, обслуживающие религиозную систему — мало понятны не только европейцам, но и самим индусам, поскольку индийская формально-логическая “философская” схоластика не в состоянии разумно объяснить, что же происходит с человеком, когда он «освобождается»

[792] в процессе практического сеанса.

В заключении разговора об индуизме нельзя пройти мимо двух его крупных направлений — джайнизма и сикхизма. Есть и третье религиозное направление — буддизм, но, поскольку последний стал мировой религией, мы рассмотрим его в отдельной главе. Оба религиозных направления, джайнизм и сикхизм, оказали определённое влияние на становление индуизма в разные эпохи — между их возникновением около 2000 лет. Рассмотрим возникновение джайнизма и сикхизма с позиций определённой социально-религиозной динамики

[793] индийского общества (что мы почти не рассматривали, пренебрегая этим процессом, поскольку религиозная основа индуизма почти не менялась) — которая всё же была, несмотря на “застойную” основу индуизма — благодаря внутренним социальным сдвигам и внешним завоеваниям Индии.

Ортодоксальные религиозные доктрины древней Индии, “генетически” восходившие к религии и мифологии «арийских» Вед, были тесно связаны с системой сословного неравноправия, которая, как мы уже знаем, нашла своё выражение в виде варн. На основе первоначального деления на варны древнеиндийское общество в процессе смешения «арийского» субстрата с аборигенными племенами выработало ещё более дробное и в сословном отношении ещё более неравноправное членение на касты. Напомним, что высшее и наиболее почитаемое место в сложившейся системе занимали касты брахманов.

Брахманизм в лице всех его систем-школ был учением именно этих каст. Все религиозно-философские построения, связанные с поисками спасения, слияния с Брахманом, были результатом многовековых усилий самих брахманов и предназначались в основном для них. На долю остальных приходились менее “серьёзные” религиозные переживания и культы.

Конечно же не правильно говорить, что остальные варны и касты оставались вне религии. Напротив, они были охвачены заботами “жрецов”-брахманов, совершавших от их имени и по их просьбе обряды, помогавших им «общаться с богами и духами». Но «высшие» поиски «божественных истин» и связанная с этим система абстрактных конструкций и “философско”-религиозной рефлексии оставались недоступными для небрахманских каст. Брахманы не считали нужным посвящать небрахманов в глубокие таинства их религиозно-философских абстракций и поисков.

До поры до времени это считалось само собой разумеющимся: кому как не “жрецам”-брахманам, для которых это является делом жизни, заниматься углублённым религиозным самоанализом и постоянным самоусовершенствованием в целях постижения великой истины? Однако с течением времени и особенно в связи с ускорением темпов социально-политического развития древнеиндийских протогосударств, с появлением политически влиятельного и в имущественном плане зажиточного, заметно выделявшегося на фоне всех остальных слоя причастных к власти (в основном это выходцы из варны и каст кшатриев) ситуация стала изменяться.

Князья, правители, военачальники, чиновники-администраторы и близкие к ним социальные прослойки, в чьих руках была социальная (а не религиозная) власть и фактическая военная сила, все более ощущали себя обойденными “жрецами”-брахманами, оставленными за пределами поисков истины, приобщение к которым, по традиции, стало в древней Индии вершиной системы «социально-нравственных» ценностей.

Это привело к тому, что представители небрахманских каст начали всё активнее интересоваться проблемами философского осмысления бытия, мироздания, жизни и смерти — тем более, что эти проблемы в виде учения о перерождении, о карме и т. п. стали к середине I тысячелетия до н. э. достаточно широко известными в Индии.

Судя по текстам Упанишад, мировоззренческие проблемы в это время разрабатывались уже не только брахманами, но и выходцами из иных варн, прежде всего кшатриями, что подрывало монополию брахманов на «сакральное» знание, которое, формально считалось доступным для всех трёх «арийских» варн

[794]«дваждырождённых» (брахманы, кшатрии, вайшья). В стороне от этого знания традиционно находились лишь выходцы из четвертой варны шудр, бывшие либо потомками аборигенного населения, либо метисами, число которых среди жителей Индии со временем всё возрастало. Стоит заметить, что этот слой индийского населения впоследствии тоже внёс весомый вклад в формирование религиозно-культурных традиций страны, как это особенно явственно заметно на примере индуизма. Однако, на первых порах лидерами оппозиционных брахманизму учений оказались более подготовленные к этому кшатрии.

Неортодоксальные по отношению к ведам и брахманизму новые религиозные системы складывались в основном на всё том же восходящем к ведам и, более того, к индоиранским и индоевропейским верованиям и мифологическим конструкциям мировоззренческом фундаменте: в этом сомнений быть не может.

Однако были в новых системах и принципиальные отличия от брахманизма. В социальном плане они сводились к открытости и доступности учения, противостоявшим откровенно сословно-кастовому и аристократическому знанию

[795] брахманов. В доктринальном плане разница была в том, что новые системы относились — как и зороастризм — к новому типу религий, т. е. к религиям основателя, «пророка», учителя.

Возникновение джайнизма, связывается с именем Махавиры Джины, жившего в VI в. до н. э. Его считают последним из 24 тиртханкаров, «нашедших брод», т. е. тех, кто сумел освободиться от кармы, вырваться из кармического мира с его бесконечными перерождениями и тем достичь абсолютного спасения, состояния сиддхи. Родившись в семье кшатрия, Махавира (его имя Вардхамана, род — Джня-трипутра) в тридцать лет ушёл из дома, вступил на путь аскезы, жил так 12–14 лет, после чего «достиг просветления, познал истину», вернулся к людям и около 30 лет проповедовал им своё учение. Согласно легендарным преданиям, зафиксированным в буддийских текстах, проповедовавший своё учение Махавира встречался с самим Гаутамой Шакьямуни, просветлённым Буддой, и вёл с ним диспуты.

Вначале последователями Джины были лишь аскеты, которые отказались от всего материального ради великой цели — спасения, освобождения от кармы

.[796] По преданию, у Джины было одиннадцать учеников

,[797] которые составили из его проповедей первоначальную основу доктрины, на первых порах передававшуюся изустно, от учителя к ученику. Позже состав джайнской общины стал увеличиваться за счёт сочувствовавших аскетам и кормивших их мирян, а также руководивших мирянами “жрецов”, хранивших и развивавших основы учения Джины. Все члены ранней общины джайнов — миряне, “жрецы” и аскеты-монахи, мужчины и женщины — подчинялись некоторым общим законам, соблюдали определенные нормы поведения и, главное, запреты, которые и составляли едва ли не основную суть учения. “Канонизация” в письменной форме распространявшейся до того, видимо, в разных вариантах доктрины джайнизма произошла на Вседжайнском соборе в Паталипутре, состоявшемся в IV или III в. до н. э.

[798]

Тот вариант учения, который был канонизирован, не был принят всеми сторонниками джайнизма, что и вызвало раскол среди них. Признавшие письменный текст стали именоваться шветамбарами. Именно их усилиями в основном доктрина развивалась и далее. Отказавшиеся признать канон подлинным и настаивавшие на необходимости сохранять верность первоначальной строгости поведения аскетов времен самого Джины получили имя дигамбаров («одетых воздухом, т. е. обнаженных»). Впоследствии их сторонники стали разрабатывать свой канон и свою “философию”.

Хотя джайнизм как религия в принципе был открытой доктриной, формально доступной для любого, кто пожелал бы к ней присоединиться, широкой популярности и множества сторонников это учение так и не приобрело. Этому не следует удивляться — весь строго пуританский стиль жизни, жесткие ограничения и крайности аскезы не могли не отпугивать простых индийцев, пребывавших в «животном» типе психики, для которых уже на рубеже нашей эры, т. е. вскоре после оформления джайнизма как доктрины и начала распространения по Индии джайнских общин, окончательно сформировалась гораздо более приемлемая религиозная система — индуизм.

В религиозном отношении джайнизм менее интересен, чем с социальном. В социальном плане кастовое деление в джайнской общине в первое время играло гораздо меньшую роль, чем у индуистов — что вместе с общинным образом жизни оставляло надежды на постепенное размывание сословно-кастового строя. Однако, значение сословно-кастовых институтов постепенно возрастало, что обеспечивало джайнизму сравнительно большую социальную устойчивость существования в индусском сословно-кастовом обществе. Аскетический образ жизни и особые требования к общинным запретам, наложившиеся на индуистскую основу религиозного мировоззрения и “философии” (джайнизм не создал собственной бытовой обрядности и “философии” и прибегал в ряде случаев к услугам брахманов) — способствовал расслоению общины «по способностям», что и определило дальнейшую судьбу джайнизма. Ничего особо выдающегося и отличного от религиозных и “философских” основ индуизма в джайнизме не было придумано. Однако в социальном плане многие джайны смоги достичь близости к верхушкам “элит” — видимо пользуясь теми же способностями, которыми до них обладали лишь брахманы, но не “брезгуя” при этом профессиями “менеджеров”, купцов и ростовщиков: время было уже другое.

В общем и целом джайнизм остался до наших дней «религией в религии»: он стал оплотом тех индийцев, которые приняли для себя жёсткие культовые ограничения

[799] и встали на путь, который был доступен до середины I тысячелетия до н. э. лишь брахманам. Джайны как бы все обрели возможность освободиться от сансары — но лишь при условии становления монахами, что в нашем понимании означает наиболее полное слияние психики с эгрегориальной алгоритмикой, которая и создаёт иллюзию нирваны. Ясно, что не все джайны оказались на такое способны, что и предопределило их деление на свои сословия-касты, которые впоследствии определяли социальный статус самих джайнов. Индуисты лояльно отнеслись к джайнам, тем более что последние смогли укрепить своё влияние на многих государственных иерархов. Однако, джайнизм не стал альтернативой индуизму (в настоящее время его последователей около 0,5 %).

Кризис распространения джайнизма возник вследствие неподдержание населением Индии строгого аскетизма и ограничений на эмоционально-личностные бессознательные переживания. Движение бхакти (около VII в. н. э.), придавшее старому ядру индуизма более привлекательное и практически притягательное направление (чувство поклонения, и «любви» индусы могли ощущать через психотехники, которые развились уже к V веку), было “демократичнее” джайнистского аскетизма. Джайнизм делал упор на безэмоциональные соблюдения ограничений, что как бы “откладывало” на следующую жизнь ощущения «освобождения» от сансары помимо психологических практик. В то время как обновлённый бхати индуизм (помимо серьёзных практик) предлагал эти примитивные эмоциональные ощущения типа развлечений «прямо сейчас», что для «животной» толпы было гораздо привлекательнее.

Но в то же время более прагматичные джайны сумели благодаря своей прагматике завоёвывать даже очень высокие посты в государстве — что объясняется, видимо, доминированием «демонического» типа психики в верхушке джайнов, поскольку их образ жизни и безэмоциональный аскетизм способствовал некоторому выделению разумного начала в среде общины «зомби». Тем более, что джайны известны в средние века сосредоточением учёности научной культуры. Тогда ведущую роль играли джайнские математики, астрономы, литераторы, логики, метафизики. То есть, разумная составляющая в джайнизме играла не последнюю роль над бессознательно-эмоциональной — а последняя была определяющей религиозной системы индуизма. Поэтому именно прагматичные джайны добивались покровительства представителей многих династий: Ганга, Кадамба, Сатаваханов, Раштракутов, Чалукьев, Паллавов и прочих. Предпосылкой успеха являлась социально-профессиональная и психологическая особенность джайнов, о которой мы только что говорили.

При мусульманских династиях Моголов джайны также подвизались в сферах торгово-ростовщических операций, при налоговых ведомствах, давали ссуды, сумев избежать преследований. В колониальный и постколониальный период торгово-ростовщическая прослойка марвари (по месту образования Марвара), большинство из которых составляли джайны, вышла на ведущие позиции в финансово-экономической жизни Индии. Как видно, классический индуизм, закрепляя сословные барьеры, не способствует саморазвитию личности выше типа психики «зомби»

.[800]

В то же время, джайнизм смог выделить из своей среды прослойку «демонов», которых потом, видимо, употребляли колонизаторы в качестве своей периферии, поручая им те профессии, которые у европейцев традиционно заняты иудеями: иудеев в Индии было мало, пришлось обращаться к помощи местной «пятой колонны». Это говорит о том, что нарушение устоев сословно-кастовой дисциплины джайнами не пошло в прок изменению социального порядка в Индии: как только джайны приподнялись в социальном плане, они стали служить прежней сословно-кастовой дисциплине, выделяя выгоду для своей “общины” — которая стала сначала национальным, а затем интернациональным кланом-мафией. Видимо, такая уж рабовладельческая суть мировоззренческой основы индуизма, что даже благие начинания деградируют в разновидности расизма: выхода в Человечность в индуистском мировоззрении не предусмотрено самой “философской” основой всего атеистического Востока.

В настоящее время диаспора джайнов присутствует не только во всех крупных городах Индии, но и в Англии, США, странах Южной Азии. Что говорит о том, что джайны стали в некотором роде не только периферией колонизаторов (которые сами работают на «мировую закулису»), но и периферией непосредственно «мировой закулисы»

.[801]

Сикхизм (от пенджабского сикх, «последователь, ученик») не менее интересен, не только в социальном плане, но более даже — в религиозном. Он интересен тем, что сложился под влиянием проникновения ислама на территорию Индии. Родиной сикхизма является Пенджаб (от персидского «пять рек») — область на северо-западе Индии, где текут пять великих притоков Инда. Этот район на протяжении многих столетий выступал как буферная зона в контактах Индии со странами Ближнего и Среднего Востока, а в период Средневековья ему была уготована роль посредника во взаимоотношениях двух цивилизаций и двух крупных религиозных культур — индуистской и мусульманской.

Сикхизм начал складываться на рубеже XV–XVI вв., в переломный период индийского средневековья, когда подходила к концу эпоха Делийского султаната (1206–1526 гг.) и на его месте сложилось новое государственное образование с центром в Дили — империя Великих Моголов (1526–1707 гг.). Кровопролитные междоусобицы, упадок и отсутствие стабильности создавали условия для активизации разнообразных религиозно-реформаторских движений.

Естественно, что реформаторство затронуло прежде всего индуизм — религиозную систему подавляющего большинства населения Индии. В его рамках в это время набирало силу мощное североиндийское антисословноебхакти, уходившее корнями в наследие бхакти Южной Индии (VII в.), и получившее новый импульс. Основной идеей, проповедующейся бхактами, была беззаветная, зачастую экстатическая (как и принято у индусов) любовь к Богу, выходящая за пределы религиозных, кастовых имущественных и прочих рамок, а потому доступная каждому человеку. Ислам был в основном религией высшей “элиты” во время узурпации власти мусульманскими правителями

[802] и некоторых обездоленных групп индийского общества. К тому же ислам в Индии был далеко не однороден: он был представлен несколькими конфессиями. Большой популярностью пользовался суфизм. Изгнанные из Ирана и других стран мусульманского мира, суфийские проповедники находили пристанище в Уче и Мултане (районы на северо-западе Индостана). Там в XI–XII вв. существовали суфийские государства. Постепенно суфии продвигались дальше на восток, вплоть до Дели (впрочем, делийские султаны их тоже не жаловали).

Суфии полагали, что конечная цель человека — общение и слияние с Богом, и достичь этого можно, если отречься от мира, вести аскетический образ жизни, погружаться в размышления о божестве, петь молитвы, повторяя в них имя Бога. Они считали необходимым самоотречение под руководством духовных наставников — шейхов. Бедность в суфизме расценивалась как один из праведных путей в противовес “богатству” и роскоши. Дервиши (члены суфийских орденов, которых на территории Индии насчитывалось более десятка) проповедовали те же идеи, что и бхакты — они говорили о необходимости всеобщей любви и братства между людьми разного происхождения и достатка, что, конечно же, находило отклик в кастовом индийском обществе.

Как мы знаем из Четвёртой книги курса, к XV–XVII вв. исторический ислам уже сильно деградировал (по отношению к идеалу, который принёс «пророк» Мухаммад). Суфии (тех орденов, которые были в Индии и в мусульманских странах) вошли в конфликт с материально “богатыми” иерархами исламских халифатов, поддерживающими догматический извращённый ислам, и проповедовали аскетизм и самоотречение. Но сикхи, как можно понять из их учения — пошли гораздо дальше суфиев

:[803] они не только проповедовали идеи слияния с Богом, противостояли роскоши и разврату, но призывали к нормальному образу жизни в миру (чем были объективно праведнее аскетов-суфиев) и отрицали доктрину рая и ада, чего не было в среде мусульман. Можно сказать, что в недрах сословно-кастовой Индии к концу XV — началу XVI вв. сложилась религиозная система, основные идеи которой были самыми передовыми в мире

.[804] Эти идеи — вплоть до деградации первоначального учения (середина XIX века) были практическим укором не только индуизму, но и историческому исламу.

Рассмотрим исторические этапы становления сикхизма, после чего приведём его мировоззренческие основы. Скажем сразу, что если бы не объективный внутренний кризис самого сикхизма, приведший к потере динамики его распространения, в результате которого, видимо, прекратилось его творческое развитие — его будущее могло бы быть мировым. Из истории сикхизма видно, что Бог поддерживал его проповедников (каждого по-разному) на начальных этапах становления.

Основателем сикхизма считается гуру Нанак (1469 — 1538/39 гг.), последователи которого стали называть себя сикхами — учениками. Выросший в индусской семье в Пенджабе, Нанак получил прекрасное образование. Н знал, помимо панджаби, персидский и арабский языки и немалое время посвятил изучению основополагающих идей разных религий

.[805] Он много путешествовал и, согласно преданию, смог посетить все важнейшие индусские, буддийские и мусульманские «святыни». Попутно Нанак излагал свои религиозно-философские взгляды, высказывая их в стихах, гимнах — которые слушали толпы людей. Проведя в странствиях около 30 лет, он вернулся в Пенджаб, где основал общину — Картарпур («Крепость Всевышнего»), в которой стали выступать многочисленные его последователи и ученики. Оставшуюся жизнь Нанак провёл, сменив одеяние паломника на одежду крестьянина, трудясь на земле

[806] и проповедуя своё учение.

Бросая вызов многобожию индуизма, Нанак говорил, что существует лишь один Бог, и поэтому важнейшее определение Бога — Эк (Один, Единый, Единственный). Первая мантра («Мул Мантра» — основная мантра), которой открывается «священная» книга сикхов Ади Грантх, говорит:

«Бог Един и вечен. Он имманентно

[807] присутствует всюду и одновременно является Творцом всего сущего. Он имманентен в своём создании. Он лишён страха и враждебности. Он существует вне времени. Он вне смерти и рождения. Он познаётся милостью гуру»

.[808]

Бог у Нанака не персонифицирован, он — «нигрун» («не обладающий качествами»), но при этом Бог существует везде и повсюду, проявляется через бесконечное множество живых форм, а также через свои деяния, приобретая тем самым характеристику «сагун» — «обладающий качествами». При этом Он никогда не приобретает антропоморфный облик и всегда остаётся невидимым, а потому, соответственно, невозможно поклоняться Его изображению и бессмысленно воздвигать в его честь храмы.

Очень правильный подход, с помощью которого Нанак смог просто и доступно объяснить, то, что Бог разговаривает на Языке жизненных обстоятельств со всеми и — персонально с каждым на том Языке, который понятен именно этому человеку. Поэтому, обладая бесконечным множеством качеств, Бог предстаёт в жизни личности в первую очередь через те «живые формы» и явления (деяния), которые непосредственно касаются личности. И лишь благодаря этому Бог приобретает для личности определённые качества — из всего их бесконечного (для человека) числа

.[809] Чем больше личность не предвзято (вне связанности догматами и эгрегорами традиционной веры) обращает внимание на проявления Языка Жизни — тем больше качеств Бога она познаёт. Объединив свои наблюдения о Боге в общине, люди могут поделиться друг с другом своими наблюдениями — в результате чего появится некий совокупный (соборный) “образ” Бога — но не персонифицированного, а «обладающего качествами». Творчески следуя этим определённым совместно качествам Бога и, сравнивая их с критериями оценок «качеств» Бога (“образа” Бога) в религиозных системах, люди могут избавиться от религиозных иллюзий, обретя истинную Свободу — творческое обоюдостороннее общение с Богом через Жизнь.

Нанак учил, что с одной стороны, постижение Бога невозможно никоим образом: он — агочар (вне возможностей интеллекта), абол, аках, алекх (не постижимый ни с помощью написанного слова, ни с помощью произнесённого)

.[810] Но в то же время слияние с ним возможно

[811] и доступно для каждого человека, причём вне зависимости от его происхождения, религии («Нет индусов и нет мусульман» — говорил Нанак), касты, общественного положения.

Не нужен ни уход от мирских дел, ни отшельничество, ни аскетизм; наоборот, человек должен вести полную добродетели трудовую жизнь, соответствующую дхарме домохозяина

[812] и непрестанно размышлять о Боге

.[813] «Человек должен трудиться и делиться плодами своего труда с другими людьми» — учил Нанак. Кроме этого необходимо стремиться к избавлению от пороков

.[814] Для познания Бога не нужны никакие посредники — ни брахманы, ни муллы, с их толкованием «священных» книг

,[815] церемониалом и обрядами

.[816]

Новое учение сразу же снискало большое число сторонников, главным образом из городских торговцев, ремесленников и крестьян. При Нанаке была введена особая форма «богослужения» — сангат, что означало совместное присутствие сикхов (вне зависимости от касты) на проповеди гуру и коллективное исполнение ими гимнов

.[817] Несколько позже, при третьем гуру (Амар Дасе (1552 — 1574 гг.), появилась практика проведения совместных трапез в «гуру ди лангар» — «трапезных гуру», ключевым моментом которых была передача присутствующими из рук в руки железной чаши и испитие из неё воды. Это символизировало полный отказ от норм индусского кастового общества, в соответствии с которыми вода считалась наиболее легко оскверняемым объектом.

После смерти Нанака проповедь учения сикхов продолжили ещё девять гуру. По традиции они рассматриваются сикхами как десять воплощений одного гуру

,[818] проповедовавшего единое учение, подобно свечам, загорающимся одна от другой, или пламени одного факела, зажигающего остальные. При первых пяти гуру этот титул был ненаследственным и переходил наиболее достойному члену общины. Сикхизм времён десяти гуру охватил большой период: от XVI до начала XVIII вв.

В начале эпохи Великих Моголов

[819] новая религия, тогда ещё не отличавшаяся воинственностью и вполне вписывавшаяся в рамки особого течения в индуизме — как она поначалу воспринималась мусульманскими правителями Индии — не вызывала особого беспокойства со стороны центральной власти. Общинный характер нового учения привлекал к нему много сторонников, сикхская община быстро крепла и росла

[820] и на протяжении всего XVI века не представляла опасности для Моголов. Сикхи были лояльны к делийским чужеземным правителям, а те также пока не выделяли сикхов из числа прочих подданных, проводя политику религиозной терпимости.

Третий гуру Амар Дасе, имевший свои немалые владения в Амритсаре, получил от делийского правителя Акбара (1556 — 1605 гг.) право пользоваться ими в качестве вакфа. Вскоре Амритсар стал главным сикхским центром. При Амар Дасе и его преемнике Рам Дасе (1574 — 1581 гг.) там был вырыт «священный водоём», и началось строительство «Золотого храма» (Хармандир), которое завершил пятый гуру Арджун (1581 — 1606 гг.)

.[821]

К концу XVI в. в сикхской доктрине и практике произошли заметные изменения. «Золотой храм» стал местом паломничества сикхов — вопреки учению Нанака о том, что для почитания Бога не нужны ни храмы, ни его изображения, ни какие-нибудь другие предметы, культа.

Можно констатировать факт, что после смерти Нанака (в 1539 году) «чистота» учения первого гуру была утрачена почти сразу — в течении жизни одного поколения. Формально остались (и даже дошли до нас) основные положения первоначального видения и понимания Бога — но сикхские иерархи и их сторонники перестали осуществлять на практике (и учить людей своим примером) почти все религиозные принципы (методологию познания Жизни), заложенные первым гуру в основные положения религиозной системы. Произошла формализация и догматизация веры, взявшей “на знамя” учение Нанака. Иерархам сикхизма было удобно пасти свою неграмотную толпу по-старинке (индуизма) под новой передовой религиозной вывеской, а толпа восприняла очередные эгрегориальные культы, организованные иерархами за процесс “слияния” с Богом. Так в течении одного поколения сикхизм (изначальные замыслы и принципы, утверждаемые Нанаком) был примитизирован до уровня очередной разновидности идеалистического атеизма

.[822]

Как мы уже знаем, одним из признаков догматизации веры является «освящение» культурного наследия религиозной системы. Не обошла эта участь и сикхизм. Культ гуру (духовных учителей) в Индии был настолько авторитетен, что толпа уверенно последовала за нововведениями гуру, считая их по традиции непогрешимыми (как и первоиерарха) и не ошибающимися. Самим же гуру было удобно опираться на авторитет Нанака и его культурное наследие.

Видимо, сикхизм деградировал по двум причинам: первая — отсутствия в нём практических механизмов выхода в Человечность (древние индийские психотехники, генетически вошедшие в мировоззрение не позволяли пробиться сквозь эгрегориальное “марево”, искажающее мировосприятие индусов; но при этом Бог никак не мог не откликнуться на правильные идеи и помогал); и вторая — догматизация учения (к чему также привыкли мировооззренчески индусы), не получившего массового практического творческого развития, что также не позволяло выйти в Человечность. Третьей (немаловажной) причиной вполне может быть вмешательство «мировой закулисы» в процесс становления сикхизма.

По приказу гуру Арджуна была составлена «Священная книга» сикхов

[823] — Ади Грантх («Изначальная Книга»; её также именуют «Гуру Грантх» — «Книга-Гуру» либо «Грантх-Сахиб» — «Книга-Господин»)

.[824] В неё вошли стихи и гимны первых пяти, а затем и остальных гуру, а также произведения многих других идеологов бхакти и суфизма. Ади Грантх была помещена на почётное место в Золотой храм

[825], где и находится в настоящее время.

Не удивительно, что вскоре в сикхской общине обнажилось существовавшее уже давно социально-имущественное расслоение её членов (следствие расхождения религиозных деклараций, берущих начало от времени Нанака и реальной жизни и мыследеятельности членов общины: двойные стандарты) и феодальной верхушки. Гуру Рам Дасе именовали «сача бадшах» — «истинный падишах»: он обладал большой казной, в которую поступали “добровольные” пожертвования, собираемые его гонцами — масандами. В их обязанности вменялось пропаганда учения сикхов. При гуру Арджуне эти пожертвования приняли форму обязательных налогов, а мансады превратились в настоящих налогосборщиков. У пятого сикхского гуру были своя гвардия и двор, не уступавшие по пышности и убранству владениям мусульманских правителей.

При Арджуне заметно усилилась тенденция к обожествлению гуру. Этому, видимо, способствовала некоторая понятийная неопределённость. В учении Нанака гуру присутствовал как «Божественный наставник» — тот, кто открывал ученикам «дорогу к спасению». С первого гуру и началось учение, поэтому, вопреки самому учению и личному примеру первого гуру — в гуру видели олицетворение Бога. Но сам Нанак учил, что полноценным, полноправным гуру может быть лишь только Бог, а земной учитель-гуру наставляет учеников на полноценную связь с Богом, которая позволяет осваивать методологию познания Жизни. Однако, люди гораздо охотнее принимали последующих гуру за воплощения Бога, поскольку их психика была слаба (не соответствовала критериям Человечности) для самостоятельного познания Жизни

,[826] как тому учил Нанак

.[827]

Но несмотря на все людские извращения, религиозная теоретическая основа сикхизма, заложенная первым гуру и дошедшая до наших дней, осталась. А сикхская община несла её от одного гуру к другому как некий непознанный религиозный идеал, которому не соответствовал образ жизни ни самих гуру, ни большинства членов общины. Ещё раз скажем: самое главное достижение сикхизма — отказ от доктрины посмертного воздаяния — что не было преодолено ни в одной крупнейшей религиозной системе ни Запада, ни Востока. Но, как мы уже знаем, именно на имитации социальной справедливости, основанной на доктрине посмертного воздаяния (и её разновидностях) и держится мировая толпо-“элитарная” система, которую эксплуатирует глобальный “Кащей Бессмертный”. Поэтому Бог в определённой мере продолжал поддерживать сикхов — поскольку на Востоке ничего более передового не было. Это видно хотя бы потому, что именно сикхи успешно возглавили национально-освободительную борьбу с разнообразными колонизаторами в Индии — в то время как индуисты не смогли дать реальный отпор всем завоевателям, покушавшимся на суверенитет Индии. Иными словами, сикхизм в Индии стал центром национального сопротивления, а благодаря самым передовым религиозным идеям, которые несли сикхи своим учением, сикхизм был в некоторой мере поддержан Свыше.

По мере феодализации общинной верхушки и приобретения общиной всё более воинственного характера, отношения последователей Нанака с Моголами начали портиться. Эпизодические вооружённые столкновения с войсками Моголов имели место уже в конце XVI в., а после смерти Акбара взаимоотношения сикхов с Дели стали развиваться по принципу «от плохих к худшим». Последний из «Великих Моголов» Аурангзеб (1658 — 1707 гг.), прославившийся своей фанатичностью и беспощадными преследованиями иноверцев, люто ненавидел сикхов

.[828] К этому времени мощная сикхская община начала предпринимать активные действия, направленные против власти чужаков в Дели.

Во второй половине XVII — начале XVIII вв. Панджаб оказался охваченным крупнейшим в истории Индии антимогольским движением под знаменем сикхизма. Основное ядро этого движения составляли крестьяне из касты джатов, поддерживаемые городскими торгово-ремесленными слоями. Во главе движения стояла сикхская верхушка, чаяниям которой отвечало создание собственного государства. Отлично вооружённые войска девятого гуру Тег Бахадура (1664 — 1675 гг.) совершали нападение на могольские отряды, заставляли “богатых” мусульман расставаться со своими доходами в пользу сикхов. По приказу Аурангзеба Тег Бахадур был жестоко казнён в Дели вместе с пятью своими соратниками — это вызвало ещё более мощную волну народного сопротивления.

Исторически становление сикхизма характеризуется периодами попыток «очищения» веры от неправедных религиозных наслоений и образа жизни: видимоучение Нанака было настолько ясным и передовым, что одно лишь его “каноническое” существование обязывало периодически возвращаться к вопросу соответствия жизни общины и первоначального религиозного замысла.

Первую попытку такого рода можно наблюдать во временя десятого гуру. Этому способствовало и расширение социальной базы сикхизма в связи с ведением освободительного движения против колонизаторов. Благодаря последнему религиозная доктрина сикхов превратилась в воинствующую повстанческую доктрину, что заставило десятого гуру Гобинда Сингха (1675 — 1708 гг.) ввести ряд существенных изменений не только в учение Нанака (как это практиковали его предшественники), но и в организацию сикхской общины. В 1699 году он провозгласил, что отныне высшая духовная и светская власть переходит от гуру к хальсе (буквально — чистые) — собранию вооружённых общинников: «Гуру — это хальса, а хальса — это гуру». Тем самым был положен конец живых гуру. Был избран совет из пяти наиболее преданных Гобинду Сингху сикхов («пятеро избранных») — выходцев из разных каст. Одновременно с этим был ликвидирован ненавистный всем институт масандов.

Отныне вступавшие в хальсу сикхи должны были торжественно отречься от касты и подтвердить только одну свою принадлежность — к общине сикхов. В то же время с этого момента сикхи делятся на «посвящённых» и «непосвящённых», Те, кто прошёл обряд посвящения в общину (отпитие воды из общей чаши и вкушение особо приготовленной пасты из муки, масла, сахара и воды)

[829] называются амиритдхари, а не прошедшие — сахаджхари: и те и другие «придерживались учения Нанака», но последние не являлись членами хальсы, то есть, не имели права голоса. Тогда же был введён особый кодекс поведения сикхов, получивший название «пять К» (подробнее о нём скажем ниже).

Первая попытка «очищения» веры закончилась формированием социального религиозного института близкого к “христианскому” либо мусульманскому «священничеству»

[830] с его иерархией по посвящению (во всяком случае две её ступени налицо) — вопреки учению Нанака. В общем-то это стандартный путь, который исторически проходили многие религиозные системы в период своего становления, прежде чем стать самостоятельной автономной религиозной системой. Как и было исторически зафиксировано во многих религоизных системах, и сикхизм — не исключение, следующим этапом была канонизация «Священной книги» Ади Грантх. Её копии стали появляться в сикхских храмах-гурдварах («врата гуру»), а также в специально выделенных комнатах в домах состоятельных общинников. С этого времени разрабатывается церемониал, связанный с обожествлением Ади Грантх. Сикхи крайне уважительно относятся к своей «Священной книге», в соответствии с ритуалом обмахивают её опахалом, торжественно выносят во главе праздничных процессий, специальные лица читают из неё тексты (своеобразный фетиш) — в общем всё делается вопреки учению основателя. В итоге к началу XVIII в. сикхизм окончательно превратился в самостоятельную религиозную систему.

После периода десяти гуру популярность общины продолжала расти, община продолжала географически и численно расширяться. Объявленная десятым гуру «священная война»

[831] («дхарм юдх») против «царства зла» (Моголов) была поддержана большими слоями населения, присоединявшегося к сикхам. В течении всего XVIII века Панджаб постоянно находился в состоянии борьбы. В результате множественных войн в 1765 году была провозглашена независимость Панджаба, управление которым принадлежало «общинной» сикхской верхушке, феодализировавшейся и распоряжавшейся огромными земельными владениями.

Начавшись с многообещающей «очистки» веры при десятом гуру, период возвышения независимой государственности сикхов знаменовался отходом от всех праведных принципов, провозглашённых гуру-основателем Нанаком при вожде-освободителе Ранджит Сингхе (1780 — 1839 гг.), что открыло возможности аннексирования Панджаба англичанами. Политические и военные успехи Ранджит Сингха, продолжавшие наступление сикхизма в Индии, сопровождались дальнейшим отходом от его многих важнейших принципов, провозглашённых Нанаком. Ранджит Сингх сумел “ассимилировать” сикхизм к индуизму

:[832] он не только не выступал против кастовости общества и засилья высших каст, но, напротив, весьма дружелюбно относился к брахманам и нередко прибегал к их услугам. После кончины Ранджита Сингха четыре его жены и семь служанок совершили сати — обряд самосожжения (один из ключевых культов индуизма), против которого так решительно выступал Нанак и его последователи. Забвению были приданы и такие принципы раннего сикхизма, как осуждение неприкасаемости, отказ от антропоморфных изображений “Бога”, отказ от убиения новорождённых девочек в “богатых” семьях и многие другие. В гурдварах стали появляться изображения божеств из индусского пантеона, интерьер храмов становился всё пышнее, появлялись новые и возрождались старые обряды и церемонии (многие их индуизма), призванные сопровождать людей в повседневности. Дальнейшее развитие получила идея обожествления гуру, против чего выступал Нанак. В результате после двух англо-сикхских войн (1845 — 1846 и 1848 — 1849 гг.) Панджаб был аннексирован англичанами.

Таковым оказался Язык Жизни по отношению к деградировавшей к середине XIX века сикхской религиозной системе. Некоторые сикхи поняли Язык Жизни лишь c началом западной колонизации Панджаба перед лицом очередных пришельцев-захватчиков

.[833] В первой половине XIX века в сикхизме появились группы, члены которых ратовали за возвращение к принципам изначального сикхизма, за очищение религии от наслоений, за нравственное возрождение и совершенствование людей. Это были ниранкари (дословно «не имеющий видимой формы» — один их ранних эпитетов Бога) и намдхари («носящий Имя [Бога]»).

Наиболее многочисленной была — и остаётся по сей день

[834] — община намдхари, начавшая свою деятельность в 30-х годах XIX века. Она быстро росла за счёт крестьян-сикхов, и спустя несколько десятилетий в ней насчитывалось уже около 50 тыс. человек. После аннексии Панджаба деятельность намдхари стала приобретать всё более антианглийский характер

.[835] Мусульмане Панджаба пользовались покровительством колонизаторов и сикхи нападали на мусульман, которые являлись пособниками в колонизации Индии.

Однако, не получая поддержки как от индуистских правителей, так и от мусульман и англичан, и будучи разгромлены в конце XIX века англичанами — сикхи изменили тактику проведения своей религиозной линии. Из всех сторон (англичане, индусы, мусульмане) они стали постепенно взаимодействовать с англичанами, видя на практике плоды такого взаимодействия англичан с мусульманами: индуизм меньше всех соответствовал религиозным убеждениям сикхов, а постепенная капитализация жизни Пенджаба могла обеспечить некоторую свободу действий в условиях колониальной зависимости. Иначе говоря, политика колонизаторов была более приемлема в смысле размывания индусской сословно-кастовой системы (к чему призывал основатель сикхизма Нанак), нежели “родной” индуизм и “элитный” исторический ислам. В результате чего некоторые сикхи подались в буржуазию.

В 70-х годах XIX века начинается эпоха буржуазного национализма, в который умело вписались не только мусульмане, но и сикхи — не желая отставать от времени. Благодаря этому появились первые сикхские общественно-политические и просветительские организации, действующие по всему Панджабу. Это общественно-политическое движение, опиравшееся на сикхских буржуазных реформаторов, способствовало распространению образования в среде сикхов, популяризацию и развития языка панджаби. По инициативе сикхских просветителей в ряде школ было введено преподавание на национальной панджаби (в противовес насаждаемой англичанами урде), на которой публиковались литературные произведения из религиозного наследия сикхов.

Но главное, что, используя буржуазные отношения с колонизаторами, сикхская буржуазия пропагандировала идеи ярко выраженной антикастовой направленности. Кроме этого, сикхские лидеры продолжали пропагандировать идею отказа от неприкасаемости некоторых высших сословий и каст и на рубеже XIX–XX вв. в результате такой работы в общину сикхов были формально приняты многие бывшие «неприкасаемые». А начало XX века было ознаменовано мощным движением против махантов — настоятелей сикхских храмов — которое стало возможным благодаря тому, что многие сикхи получили от англичан огромные земельные участки и стали крупными помещиками

.[836] После этого выступления под покровительством “богатых” сикхов зачастую носили ярко выраженную антианглийскую направленность, когда дело доходило до открытых вооружённых столкновений.

После Первой Мировой войны XX века весь Пенджаб был охвачен освободительным движением, протекающем в русле общеиндийской освободительной борьбы и носившим ярко выраженную религиозную окраску. В ходе движения был создан сикхский Комитет по управлению гурдварами (который существует и поныне) и в 1925 году англичане вынуждены были передать ему право контроля над гурдварами. Сикхская лига, созданная в 1919 году вместе с партией Акали Дал, выражавшей интересы буржуазно-помещичьих кругов сикхов — активно выступали за предоставление Индии независимости, равенство прав всех сикхов, индусов, мусульман, за сохранение единой и нерасчленённой Индии, против поддержки создания Пакистана. И это правильно.

Не случайно, что после обретения Индией независимости от колонизаторов и раздела её на два государства, граница раздела прошла по Панджабу (большая часть отошла Индии, куда устремились индусы и сикхи; навстречу устремились мусульмане): сикхизм остался непонятым и непознанным как индусами, так и мусульманами, а ведь его первоначальное учение могло примирить и тех и других, что сохранило бы целостность Индии. Но всё пошло по не самому лучшему (мягко выражаясь) варианту: сикхизм остался “немым укором” (проявлением Языка Жизни, которому к тому времени было уже около трёх столетий) прежде всего мусульманам Пакистана, а затем и индусам.

В 1966 году под напором сикхов был организован штат Панджаб в его нынешних границах, в котором проживает 70 % индийских сикхов. С 1980 года сикхские настроения стремления к справедливости «закулисные» хозяева толпо-“элитаризма” стали пытаться употреблять в революционных целях. Сикхи были неоднородны: крупными были Акали Дал (носила умеренный коммуналистический

[837] характер), Всеиндийская федерация сикхских студентов и Дал хальсы (последние две носили крайний экстремистский характер). Выступая с позиции крайнего экстремизма и сепаратизма, последние две организации сикхов и некоторые другие, были вписаны в сценарий «мировой “социалистической” революции» и финансировались из-за рубежа. Именно поэтому в Индии понятия «сикхи» и «террористы» стели едва ли не тождественными — подобно тому как на Западе зачастую понятия «мусульмане» и «террористы» тоже отождествляют из-за вписания некоторой части мусульман и их духовных лидеров в тот же сценарий «мировой закулисы».

Но кроме этого хозяева мировой толпо-“элитарной” пирамиды таким образом “сливают” в политическую канализацию интерес людей как к первоначальному учению сикхов

,[838] так и к Корану: а ведь именно там можно подчерпнуть для себя больше всего полезного для понимания Жизни и Бога.

В 1990-х годах «сикхский фактор» усилиями «мировой закулисы» отошёл в общеиндийских политических процессах на второй план, уступив центральное место вопросам взаимоотношений двух крупнейших общин страны — индусской и мусульманской.

В заключении этого раздела приведём текст, рассказывающий о существе религии сикхов, который помещён на сайте в Интернете

.[839] Комментировать его мы будем лишь по крайней необходимости, выделяя жирнымособо интересные и правильные на наш взгляд места (то, что не выделено жирным и не прокомментировано — несколько сомнительно, но тоже интересно, как опыт объединения мировоззрения первого гуру, индусской и коранической мировоззренческих основ):

«Сикхи верят в единого Бога, всемогущего и всепронизывающего Творца, непостижимого и недосягаемого. Его настоящее имя никому не известно. Лишь сам Бог знает цель творения, которая преисполнена Любви. Это не Бог одного народа, он никого не ведёт

[840] и не наказывает. Он источает милосердие и любовь, и лишен ненависти и пристрастий.

Бог рассматривается с двух сторон — как Ниргун (Абсолют) и как Саргун (персональный Бог внутри каждого из людей). До Творения Бог существовал как Абсолют сам по себе, но в процессе Творения он выразил себя. До Творения не было ничего — ни рая, ни ада, ни трёх миров — только Бесформенное. Не было ни книг, ни учения, ни добра, ни зла

[841], ни славы, ни доблести, ни мужского, ни женского. Когда Бог захотел выразить себя (как Саргун), он сначала нашел свое выражение через Имя, и через Имя появилась Природа, в которой Бог растворен и присутствует везде и распространяется во всех направлениях, как Любовь. Бог никем не рождён и не перерождается ни в какой форме — он присутствует везде — как животворящая идея, любовь, милосердие, красота, мораль, правда и вера. Бог дает всем жизненную энергию. Но он при этом непостижим и неописуем.

Поклоняться Богу можно только медитацией его Именем и пением его молитв. Никакие другие божества, демоны, духи не достойны поклонения.

Вопрос о том, что будет с человеком после смерти, сикхи рассматривают следующим образом. Они считают «неправильными» все представления о рае и аде, воздаянии и грехах, карме и новых перерождениях. Учения о воздаяниях в следующей жизни, требования покаяния, очищения от грехов, постах, целомудрии и «благих деяниях» — всё это, с точки зрения сикхизма, попытка одних смертных манипулировать другими

[842].Посты и обязательства не имеют значения. После смерти душа человека не переходит никуда — просто растворяется в Природе и возвращается к Творцу. Но не исчезает, а сохраняется, как всё что существует.

Сикхи проповедуют любовь и братские отношения ко всем людям на Земле независимо от происхождения.

Что следует делать правоверным сикхам? В первую очередь — быть хорошими людьми. Искать и проявлять в себе данное Богом — Веру и Любовь, быть свободным в своей воле и уважать свободу других. Никто не принуждает ни к совершению добрых дел ради каких-то выгод в этой или следующей жизни (никто не учитывает специально «добрые дела»), ни к пожертвованиям, ни к сложным ритуалам, ни к накоплению знаний, ни к целомудрию, ни к покаянию. Искренние и добрые деяния возникают сами по себе как естественное существование, даруемое Богом, которого можно открыть внутри себя

.[843] Человек свободен в своей воле

.[844] Бог создал Природу с ее законами — можно сознательно следовать или не следовать им. Как рыба, которая может плыть по течению, а может плыть и против течения. Иногда даже рыбе требуется преодолевать огромные расстояния против течения, чтобы отложить икру в верховьях рек. Но рыба не может выйти из реки. Также и мы не можем выйти за пределы воли Божьей, обладая своей собственной волей. Течение показывает природные законы, созданные Богом, а взаимодействие с ними — это уже дело собственной воли человека. Злодеяния, скупость, ненависть, жадность — это противоестественно и невыгодно, действуя так, человек встречает сопротивление Природы. Любовь следует проявлять в любом повседневном деянии, включая самые простые и обыденные вещи — и в этом выражается природа Бога. Сикхи всегда живут в оптимизме, радости и надежде.

Хотя многое в сикхской религии похоже на еврейскую

[845], сикхи отказываются признать свое «родство» с иудаизмом. Бог сикхов не связан с «избранным народом» и не провозглашает национального или кастового неравенства, никого не ведёт и никого не наказывает. Бог не проявляет себя в виде «голосов с неба», знамений и требований. Бог никого не призывает к священной войне и не накладывает на людей такое множество ежедневных обязанностей, как в еврейской традиции. Бог не призывает народ изолировать себя от других — наоборот, сикхи относятся к другим народам как к своим братьям.

Сикхи считают, что необходимо уважать свою свободу, и также свободу и волю других людей. Страшный грех — манипулирование другими людьми, их принуждение и насилие — это отвратительное проявление эгоизма. Не давай никому манипулировать своим страхом перед смертью. Учителя других религий все время стараются зацепить тебя за крючок страха перед смертью, предлагая «спасение», рай или хорошее перерождение, и пугая адом в следующей жизни. Это большой грех

[846] — никто не знает куда ты попадешь и не имеет право об этом рассуждать, чтобы принудить тебя.

Развивая внутри себя веру и любовь, человек даёт выход своим естественным стремлениям. Никакие священные писания и формальные знания не помогут в трудную минуту, когда решение надо принимать мгновенно, по внутреннему импульсу

.[847]

В своих молитвах сикхи просят себе участи, подобной собаке — но не бездомной собаке, а собаке, у которой есть хозяин, который заботится о ней, и которому следует служить

[848].

Все люди одинаковы — у всех по две руки, две ноги, два глаза… Натура людей одна и та же, независимо от их происхождения, религии, касты или духовного уровня развития. Поэтому сикхи почитают всех людей как своих братьев. Сикхи не признают кастовой системы, «уровней сознания» и «уровней спасения». В каждом человеке есть Бог и есть возможности духовного роста и развития.

Человек не начинает свою жизнь с пустого места — он уже существовал до своего рождения. Его прошлое существование, семья в которой он родился и его народ определяют его индивидуальность

.[849] Но помимо всего ему дается еще собственная воля, и он сам несет ответственность за свои деяния. Он может своей волей полностью изменить свой характер и нейтрализовать все свое прошлое

.[850] Бог дает нам всем силы и энергию, но не освобождает нас от ответственности.

Внутри нас — беспредельная глубина, и мы сами способны увидеть собственные грехи и собственное невежество в том свете, который мы находим внутри себя

[851].

Сознавание своего «Я» — это самый низкий уровень сознания, присущий также животным. Расширяя свое сознание, мы воспринимаем других как часть самого себя. Мы поднимаемся от своего «Я» до уровня своей семьи, потом до уровня общества, потом — до уровня Природы, и дальше — до уровня Бога. Сикхи — не подвижники и не материалисты, они выбирают серединный путь.

Как не следует манипулировать людьми, так не следует манипулировать и природой и природными силами

.[852] Чрезвычайно увлекаясь этим, ученые создают иллюзии. Что является лекарством от болезней? Только то, что повышает иммунитет, повышает внутреннюю сопротивляемость и волю больного

.[853]

Кто такой Гуру для сикхов? Истинный Гуру, который знает Бога со всех сторон и знает, что когда и как надо делать — это недостижимая абстракция, только Бог знает себя самого. Но в каждом сикхе живет свой Гуру

[854], и от этого каждый сикх чувствует необыкновенный прилив энергии.

Сиккхское учение и священное писание сформулировал Гуру Нанак (род. 1469) и последующие девять сикских Учителей. Священное Писание было написано первыми пятью Учителями. Писание пользуется наивысшим духовным авторитетом и определяет пути и законы всего Учения. Сикхский катехизис Khalsa Panth дополняет Священное Писание

[855].

Каждый сикх проходит крещение (процедуру Амрит). Сикхизм могут принять любые люди независимо от национальности, пола и происхождения. Сикхи обязаны сохранять при себе пять предметов (пять К) — Kesha (нетронутые волосы, спрятанные под чалму), Kangsha- гребень, поддерживающий волосы, Kara — стальной браслет, Kachla — нижнее белье, Kirpan — меч, спрятанный под одеждой. Это правило обязательно. Меч не должен употребляться для утверждения своей власти, угроз или насилия над другими. Каждый сикх, зная, что другие тоже имеют при себе меч, уважает других.

Погребальная церемония сикхов — кремация. После кремации пепел умершего бросается в канал или в реку. Покойным не положено возводить монументы. После смерти душа возвращается к Богу и соединяется с ним.

Хотя сикхи не придают особого значения обрядам и церемониям, они их считают важным для объединения людей между собой и сполчении их друг с другом, для изучения традиции и писания, для помощи себе и другим в развитии в себе любви. Формы и ритуалы помогают придать идеалу реальную форму, почувствовать его и сделать более осязаемым для себя и других, хотя в них нет абсолютной необходимости. Главное — чтобы формальности и ритуалы не привязывали к ограниченным местным традициям и не убивали духовности. Каждая душа неповторимо индивидуальна, и ритуалы должны ее питать и поддерживать».

Разумное объяснение устойчивости индуизма можно получить, взглянув на индуизм как на систему духовного и социального рабства — с каких позиций мы и подходим к любой религиозной системе, рассматривая последние. Лишь с этих позиций, исходя из нравственных критериев социальной справедливости, можно достаточно точно оценить «философскую» мысль любой религиозной системы. В первую очередь, начиная оценки, нужно всегда помнить, что духовность религиозной системы в общем и целом соответствует её социальной организации. Это знали ещё «великие посвящённые», утверждавшие принцип «что наверху

[856] — то и внизу

[857]». Если поддерживать традиции соответствия эгрегориальной и социальной иерархий, то можно умело сохранять устойчивость того и другого и их взаимную замкнутость, что мы и наблюдаем на примере индуизма.

Начнём с “философских” религиозных догматов, на которых базируется сам принцип «освобождения». Истоки этих философских догматов нужно искать там же, где мы их искали и при изучении зороастризма — в древних индоиранских иллюзиях дуалистического восприятия мира, «космогонии» и “образе” богов.

Разделившись когда-то с иранским конгломератом племён, индийские ведисты-«арии» (также как иранские ведисты, осевшие на территории древнего Ирана) смешались с местным аборигенным населением Индостана, в результате чего арийский ведизм в Индии стал развиваться по своему пути, а в Иране — по своему. Но общая религиозно-смысловая основа восточных иллюзий осталась как в Иране, так и в Индии, обретя в каждом случае свои “национальные” символику и традиции.

Надо отдать должное индийскому пути: это путь религиозных практик. В то время как зороастрийский путь — путь религиозных догматов. Путь религиозных практик начинается с Индии и распространяется далее на Восток и Юг. В то время как путь религиозных догматов в общем и целом заканчивается на территории Ирана.

Если принять в расчёт период ислама, то можно говорить об особой (даже «генетической») устойчивости религиозных систем, в которых упор сделан на религиозные практики (сфера бессознательных религиозных ощущений), а не на религиозные догматы (сфера осознанных религиозных убеждений). Исторический ислам, религиозную систему которого правильно отнести к сфере осознанных религиозных убеждений — оказался слабее на территориях тех цивилизаций, которые издревле делали упор на религиозные практики (сферу бессознательных религиозных ощущений). Традиции бессознательных религиозных ощущений несомненно прочнее и устойчивее, нежели традиции религиозных догматов и осознанных убеждений. Зороастризм рухнул под напором традиционного ислама. Но индуизм устоял, уступив лишь некоторые территории.

Иными словами, обращение к разуму генетических представителей восточных цивилизаций, религиозные системы которых основаны на принципе бессознательных религиозных ощущений — дело весьма трудное, если пока и не безнадёжное. В то время как переубедить сторонников одной веры, основанной на осознаваемых религиозных убеждениях в другую, более прогрессивную веру (также основанную на осознаваемых религиозных убеждениях) — можно, сравнительно легко, если основой этих религиозных убеждений является всё то же учение о «посмертной справедливости», которое имеет восточные корни

.[858] Но побудить и тех и других к отказу от всей иллюзорной основы восточных заблуждений — можно лишь при переходе к Человечному типу психики — чему препятствуют все без исключения религиозные системы, замыкая своих сторонников в труднопреодолимый круг «догматы — вера — эгрегоры — практики — социальный порядок — догматы», в котором нет места Языку Жизни.

В этом отношении все существующие религиозные системы, как Запада, так и Востока — “сансаричны” (поддерживают порочный прижизненный круговорот людских душ: от догматов до эгрегориальных практик и обратно). А «освобождение» душ от тягот земного неправедного существования они лишь имитируют своей деятельностью, как социальной, так и духовной. Таковы все «авраамические» религиозные системы Запада и исламского Востока. Таковы все ведические системы религиозных практик классического ведического Востока. Но ведический Восток хорош тем, что на примере рассмотрения его практической религиозности лучше (чем на примере западных религий) видна имитация прижизненного «освобождения» — только если её рассматривать с позиции эгрегориального обеспечения работы с психикой апологетов

.[859]

Продолжим излагать нашу позицию отношения к Востоку и Западу с напоминания уже известного определения понятия «Свобода», которое мы приводили в Первой книге курса:

Свобода — С+овестью ВО+дительство, БО+гом ДА+нное.

Совесть — чувство Мhры (Божиего Предопределения бытия) как таковое, неразрывно сопряжённое с той составной частью личностной нравственности, которая совпадает с праведностью. Праведность (однокоренное с «справедливость») — нравственность, которую Бог избрал для Себя Сам, и которую каждый может воспроизвести в себе и которой может следовать в жизни, если желает быть праведным. Соответственно вследствие обусловленности совестью свобода — не вседозволенность, поскольку предполагает определённое нравственно-этическое долженствование, необходимость — своего рода ограничения. В таком понимании для человека свобода воли всегда — ограничена праведностью. А праведность проверяется на Истинность через осознанный внутренний диалог с Богом в каждой конкретной жизненной ситуации, поскольку в этом человек не самодостаточен.

Действительно, природа человека такова, что в его психике обязательно есть место для выраженного выше ощущения Свободы. Но для того, чтобы это скрытое в глубинах психики ощущение Свободы стало первоочередной жизненной целью — необходим соответствующий Человечный тип строя психики и соответствующая Человечному типу строя психики нравственность. Лишь тогда совесть будет играть первостепенную роль при принятии тех или иных жизненных решений Человека, при осмыслении тех или иных явлений и фактов Жизни. Пока же этого нет, недочеловеки (недолюдки) руководствуются в жизни не совестью, а животными страхами и инстинктами (как и подобает животному) — и под систему своих страхов-инстинктов люди издревле подгоняли культурно-религиозные традиции, стараясь казаться сами себе же “культурнее” зверей, окружающих их. Если же культурно закрепить стереотипы и традиции, замкнув их на высшую религиозность — то может получиться красивая имитация высококультурной организации недолюдков, да ещё стремящихся в жизни к “справедливому” «освобождению»

,[860] как и подобает Человеку, его природе. Чего ещё надо для векового закрепления порочной религиозной организации?

- Как выясняется при изучении ведического Востока, убеждений в существовании рая и ада — как имитаторов посмертной “справедливости” — для восточного недочеловека, который руководствуется больше не разумом, а ощущениями мало. Ему издревле требовались практические подтверждения «освобождения» — и он их себе же придумал.

Но одновременно с этим, как только произошло “сансарическое” замыкание древних религиозных убеждений на культурно-“канонические” традиции и духовную культуру (эгрегориальную алгоритмику) — позитивная динамика социальной организации в сторону Свободы — избавления социального неравенства — можно сказать, остановилась. Остановилось и движение к Свободе: люди стали довольствоваться имитацией своего «освобождения» (как правило в следующей жизни; либо прямо в этой жизни, как это практикуется в некоторых религиозных школах ведического Востока), а поддержка подавляющим религиозным большинством социального неравенства обеспечивала и обеспечивает возможности концентрации материальных “богатств” в руках малочисленных верхушек, представляющих собой высшие иерархии региональных (либо межрегиональных) “элит” цивилизаций. Такой религиозный порядок, изначально основанный на древней системе восточных “тонкостей”

[861] обеспечивает «бессмертие» “Кащею”, который материально “богатеет” до тех пор, пока в восточные “тонкости” верят подавляющее большинство апологетов разнообразных религиозных систем, основанных на их разновидностях. Смерть “Кащея” должна произойти одновременно с отказом людей от всех религиозных и идеологических имитаторов справедливости

:[862] лишь в этом случае восточным “тонкостям” (вошедшим в западные религиозные системы) придёт конец и люди не станут сами же поддерживать “бессмертное” (от поколения к поколению) материальное “обогащение” высших региональных и глобальных “элит” за счёт своего же труда. Но такое возможно лишь при доминировании Человечного типа строя психики. Процесс самоочищения глобальной цивилизации от недочеловеков, поддерживающих разнообразные доктрины имитирующие социальную справедливость будет проходить (и уже начался) как процесс столкновения бесперспективных (в этом смысле) региональных цивилизаций (и их дезинтегрированных представителей) на их взаимное уничтожение. В стороне от этого процесса может оказаться лишь та региональная цивилизация, которая имеет реальные перспективы выбраться в течении отпущенного Свыше строка из под доктрины имитации социальной справедливости.

Вернёмся к индуизму. Как мы уже говорили, индийская цивилизация первая по пути с Запада на Восток, с которой начинается мировоззрение бессознательных религиозных ощущений — практик. Согласно восточным практикам индусы “убеждаются” (как говорится, «на практике») в верности религиозной системы ценностей, в которой они живут. Но при этом они не обращают никакого внимания на самую главную практику — практику Жизни. Находясь надёжно “повязанными” духовно-догматической “сансарой” своей религиозной системы, они не в состоянии взглянуть на себя хотя бы со стороны. Практика их Жизни свидетельствует не об «освобождении», а о многотысячелетнем рабстве и несправедливости, поддерживаемых большинством населения Индии.

Религиозные истоки индуистских иллюзий те же, что и в зороастризме. Мы уже знаем из рассуждений настоящеё Главы, что индуизм, также как и зороастризм, мировоззренчески дуалистичен, что нашло своё отражение в индуистских “канонах” и образе высших богов индуистской троицы (Брахма-Вишну-Шива). Поэтому нет смысла повторять все уже сделанные выводы сделанные в связи с дуалистичностью зороастризма в предыдущей Главе. Скажем лишь, что, несмотря на наличие в “канонах” индуизма доктрины рая и ада, она не стала основополагающей «доктриной справедливости» в индуизме, как то произошло в зороастризме. Индусы пошли дальше зороастрийцев в своих религиозных иллюзиях.

В индуистской основе все те же причины возникновения иллюзий: слабость и несовершенство психики древних людей индоиранского Востока (по отношению к идеалу Человечности) и одновременно с этим их амбициозность, честолюбие, связанные с желанием расширить границы властных возможностей, а также, историческая необходимость создания крупных государственных образований (чисто социальная проблема). От этого древнее желание списать все жизненные неприятности на выдуманные «сверхъестественные» силы у индусов выразилось в отличное от зороастрийцев своеобразие. Зороастрийцы и все последователи иранских особенностей дуалистического “образа” «Бога» (иудаизм, “христианство”, ислам) детально разработали доктрину рая и ада, согласно которой люди делятся на две категории: грешники, которые попадут в ад и праведники которые попадут в рай — таков их дуалистический “Бог”.

Индуисты же, признавая доктрину рая и ада (как некую завершающую стадию «справедливости» — как можно понять, наступающую одновременно с сансарическим «освобождением» либо наказанием падших) творчески детализировали и персонифицировали процесс «освобождения», добавив к доктрине рая и ада дополнительный контур, имитирующий уже сугубо личную посмертную “справедливость” (в следующей жизни) — доктрину многократных перевоплощений души в соответствие с её кармой, которая учит: если человек при жизни ведёт себя соответствующим образом, то его карма позволит ему перевоплотиться в следующей жизни даже в другое сословие.

Такой индуистский подход к «справедливости» уводит мысли людей гораздо дальше (чем просто доктрина рая и ада) от вопроса о социальной справедливости, которой надо деятельно (кармически — по-восточному) добиваться в настоящей жизни. Это так, потому что перед людьми Востока помимо дурилки рая и ада (которые обещаны лишь после однократной смерти) придумана ещё дурилка «улучшения своего социального статуса» в следующей жизни (либо пугало «ухудшения социального статуса» вплоть до животного или растения). Этой дополнительной к раю и аду дурилкой высший уровень иерархии решил сразу две проблемы: поддержки религиозной дисциплины (чтобы карма была лучше индус должен следовать “канонам” в жизни)

[863] и изощрённого увода мыслей людей от проблемы социального неравенства в этой жизни.

Мало того, индуисты искренне уверены, что своему персональному неустройству в настоящей жизни каждый из них обязан себе лично (кармическим последствиям своей же предыдущей жизни) причём их персональная вина, либо заслуга мало зависят от нравственного взаимодействия с другими людьми (в индуизме нравственность загнана в пределы стратифицированных для каждого сословия “канонов”), поэтому додуматься пересматривать что-либо в социальном устройстве вообще — их мировоззрению не под силу. Кроме этого «космогонический» миф об обязательном «конце света» в конце каждой индуистской “Вселенной” лишь закрепляет уверенность индусов в том, что заботиться о социальном устройстве мира бессмысленно: он всё равно будет разрушен и воссоздан снова

.[864] В общем куда ни посмотри — кругом одна циклично воспроизводящаяся “сансара”: в круговороте душ и в круговороте “Вселенных”. Е. Торчинов характеризует индусскую “хронологию” (понимание индусами исторического времени) следующим образом:

«Индийское понимание исторического времени лучше всего выражено в пословице, которую любил повторять академик Ф.И.Щербатской: «Было раньше, есть сейчас — не всё ли равно». Это связано с двумя взаимообусловленными обстоятельствами. Во-первых, существовала циклическая модель времени и теория кальп — космических циклов возникновений, разрушений и последующих воссозданий космоса…

Во-вторых, индийская культура как бы мыслила астрономическими числами в масштабах космоса, что обесценивало историческое время, превращая промежутки времени между историческими событиями в почти ненаблюдаемые

[865]: действительно, если длительность одного космического цикла оценивается в миллиардах лет

[866], то отрезки времени, значимые для истории человечества, становятся ничтожными и утрачивают свою значимость

[867]».

Иными словами, духовно-нравственная динамика в мировоззрении индусов не общественное явление, а личностное: души обладают личностными возможностями духовной динамики согласно колесу перевоплощений в пределах жизни индусской Вселенной, а общество в целом — обладает лишь заданной динамикой смены кальп (периодов), в процессе которой души могут менять свою “судьбу”, а общество в целом лишь следует “кальповому” пути до очередной катастрофы, и затем всё повторяется вновь. То есть, цель жизни в индуизме — дело сугубо личностное, оторванное от общественной цели жизни, которой не существует вообще, поскольку в мировоззрении индусов будущее существует лишь для персональной души, а общего будущего не видно (оно укладывается в кальповые циклы, одинаковые для каждой индусской Вселенной), как следует из принципа «Было раньше, есть сейчас — не всё ли равно».

Вследствие этого, психика индусов ещё более слаба (по сравнению с теми, кто является сторонником религиозных систем, где лишь один контур дурилок — рая и ада) к проявлениям Языка Жизни, который всё же постоянно “стучится ” в психику индусов, как и всех людей (в том числе и через совесть). Для того, чтобы постоянно “заглушать” эти проявления Языка Жизни индусы (точнее высшая духовная иерархия индуизма при помощи эгрегориальной алгоритмики) придумали себе духовно-психологическую “отдушину”, известную как психотехники, имитирующие «освобождение» при жизни. И эти психотехники подобны алкоголю, либо наркотикам

,[868] которые вынуждены применять в основном западные недолюдки (чтобы не сойти с ума) — поскольку их психика не выдерживает длительного нахождения наедине с собственными мыслями, через которые Бог может обращаться к человеку, пользуясь остатками его совести.

В индуизме, в отличие от зороастризма и его западных “братьев” (по мировоззренческой основе) создана особая атмосфера религиозной “толерантности” (терпимости), которая обеспечивает не только внутреннюю ненапряжённость (вызванную “любовью”либо равнодушием к единоверцам, которая существует и в других религиозных системах), но и внешнюю неагрессивность индусов, которую многие сторонние наблюдатели принимают за особую «доброту» индусов. Они путают доброту с полным безволием: воля индусов (в отличие от западных религиозных апологетов, у которых ещё осталась возможность проявлять своеволие, выходящее за пределы религиозных догм) накрепко замкнута на мощную эгрегориальную систему индуизма. Это достигается тем, что в религиозных системах Запада и зороастризме принято валить все свои жизненные неприятности на выдуманные «сверхъестественные» силы (а в монотеизме — на Бога), или на других людей, на иноверцев и пр.

.[869] Индуисты пошли дальше: они, преодолев на ранних этапах развития “канонический” дуализм

[870] (который остался на уровне мировоззрения и трансформировался в «законы кармы»), согласно которому во всём виноваты потусторонние силы (либо враги) — создали систему бессмысленного самобичевания, согласно которой во всех бедах виноваты они сами. И всё бы было правильно, если бы они рассматривали эти беды через призму социальных проблем (в преемственности поколений), а не кармических проблем (в преемственности перевоплощений).

Скорее всего нравственность древних брахманов — «демонов» по складу психики — не позволила довести до праведного совершенства их личностные наблюдения за преемственностью поколений (возможно разных сословий), в которой воспроизводились одни и те же (либо похожие) последствия одних и тех же жизненных ошибок предыдущих поколений

.[871] Что в конце концов выразилось в “каноническом” учение о карме, сансаре и мокше. Если бы эти наблюдения были пропущены через призму социальной несправедливости и выводы были бы направлены на изменение социального строя, то, управляя жизнью поколений, можно было бы изменить “карму” всего народа. Но нравственность брахманов и мифология индуизма (в первую очередь — «космогония») “сработали” наоборот — на закрепление (с помощью этих наблюдений) социальной иерархии, в результате чего появилось правдоподобное объяснение неустроенности жизни большинства, выразившееся в учении о карме, сансаре и мокше.

Мало того, учение о карме сансаре и мокше стало мощнейшей красивой религиозной имитацией правильного понимания судьбы. И для слабовольных, безнравственных людей, потерявших смысл жизни (не ощущающих свою судьбу), оно стало просто “доброй” (как и весь индуизм) находкой. Не случайно многие наши соотечественники и западники увлеклись Востоком. Мы уже говорили, что каждому человеку от рождения в его судьбе Свыше предлагается преодолеть конкретный спектр жизненных трудностей — для того, чтобы с помощью преодоления этих трудностей человек смог изменить себя, свою психику и воздействовал бы на окружающих его людей в процессе преодоления этих трудностей и после их преодоления. Ясно, что такие взаимодействия людей друг с другом являются обоюдными проявлениям Языка Жизни, направленными Свыше каждому человеку — через других людей.

Есть широкий слой людей, которые вместо преодоления трудностей — валят вину за их возникновение в их жизни на других людей, на Бога, на Сатану, на сверхъестественные силы и пр. Мы назвали таких людей слабым, трусливыми и психически несоответствующими названию «человек». Но есть и другая категория людей, которые, также как и первые внутренне трусливы и боятся Жизни, но не валят свои трудности на других, а ищут стандартное “каноническое” объяснение

,[872] почему их жизнь полна неустроенности. Такие люди находят лёгкие ответы у учении о карме, то есть — на Востоке.

Учение о карме является упреждающей религиозной имитацией преодоления трудностей, предлагаемых Свыше

:[873] эти «трудности» подменяются “каноническими” догматами веры, удобными для обеспечения религиозной дисциплины единой для всего индуизма, но со своей “свободой” и своими “трудностями” для каждого сословия и индивида. О какой диалектике после этого можно говорить? Вся индусская “диалектика” накрепко связана догматами и эгрегориальной практикой психотехник.

Бог руководит диалектикой Жизни цивилизации, Сам распределяя людям «трудности», которые им ненавязчиво предлагает Свыше преодолеть в Жизни, чтобы их Жизнь и Жизнь других людей стала лучше и соответствовала текущему этапу развития цивилизации — как то предопределил Бог. Поэтому личностные «трудности» каждого Бог знает Сам лучше других (в том числе и учителей-гуру). Если бы все люди, следуя Языку Жизни старались преодолеть «трудности», предлагаемые Свыше, то мы давно бы жили в социальной организации, которая превосходила бы любые райские описания — так, как никогда и нигде не было описано ни в одной из религий.

Но с другой стороны, чем больше людей уклоняются от Языка Жизни — тем дольше цивилизация будет выходить из кризиса религиозных иллюзий. И поэтому проблема уклонения от предлагаемого Свыше — не сугубо личное дело, как считают эгоцентристы (а индуизм — эгоцентричная религиозная система). Эта проблема общественная: каждый индивид, уклоняющийся от своей земной миссии вносит негативный вклад в дело приостановки движения цивилизации к обществу социальной справедливости, нанося этим ущерб как себе, так и окружающим.

Индуизм — эгоцентричная иерархически организованная религиозная система, выстроенная по принципу имитации духовного “коммунизма”. Имитация духовного “коммунизма” представляет собой огромный спектр эгоцентричных интересов духовного характера, которые удовлетворяются индусами согласно их способностям, за что эгрегоры, удовлетворяющие эти эгоцентричные интересы предоставляют часть своих возможностей как бы «по труду» (по преодолению кармы): но в действительности эгрегоры предоставляют часть своих возможностей по послушанию иерархии

.[874] Последнее является религиозным прикрытием для “паствы”, под покровом которого обеспечивается надёжная и социально ненапряжённая сборка духовных интересов всех эгоцентристов в единую духовную иерархию. Наглядным примером «материализации» такого рода духовного “коммунизма” является социальная организация индусов.

Психологическую составляющую религиозной имитации «свободы» («освобождения») в индуизме обеспечивают многочисленные психотехники

.[875] Имитация всегда проще и “приятнее” объективной реальности для неЧеловечной психики. Восток выбрал имитацию, объявив Жизнь — иллюзией и кармой. Почему? — Мы уже отвечали на этот вопрос при рассмотрении религиозной системы древнего Ирана. Ответ прост:

Мировоззрение и нравственность древних индусов (также как и зороастрийцев) сформировались под воздействием духа и культуры, источником которой является восточный дуализм. Согласно древним объективно сложившимся психическим порокам, Добрые предложения Свыше, выражающиеся в зачастую психически “неприятных” для людей призывах к преодолению личностного спектра жизненных трудностей — воспринимались и воспринимаются слабыми и безвольными людьми как насилие над их личностью.

На индуистском Востоке, видимо во времена брахманизма, “жрецы” видели эту слабость «животной» “паствы”, и старались, снизойдя к пониманию людей (по сути недолюдков), популярно объяснить цель жизни и себе и людям, что вылилось со временем в учение о карме, объясняющее различия между людьми и ставящее перед ними элементарные религиозные задачи, обеспечивающие как социальный порядок, так и государственную дисциплину. Сформировавшаяся в своей основе в древности духовная защита религиозной системы индуизма была тем духовным “щитом”, который обеспечивал слабым и трусливым перед Жизнью людямпсихологический комфорт — впоследствии трансформировавшийся в мощнейшую систему религиозных имитаторов и стимуляторов существования в земном мире (что иначе называется смыслом жизни).

Поскольку никакая духовная иерархия так и не нашла в себе силы начать анализировать предложения Свыше, даваемые через Язык Жизни и, мало того, наблюдая слабости религиозной толпы, “благосклонно” принимающей имитацию за «чистую истину» — иерархическая верхушка индуизма, видимо, пребывая и сама в глубоких иллюзиях, стала развивать учение о карме, сансаре и мокше при безусловной поддержке толпы. Этим самым с определённого (достаточно древнего) исторического периода индусской цивилизации последняя полностью отгородилась “милыми сердцу и уму” психотехниками и “канонами” от Языка Жизни, создав себе, можно сказать, «параллельный мир» — мир религиозных иллюзий. В этом духовном мире религиозных иллюзий и пребывает ведический Восток, назвав в свою очередь «иллюзией» земной мир: всё относительно.

Так иллюзорно была создана имитация преодоления главной объективной трудности: необходимости психологической динамики согласно велению времени. Внутренняя трусость как перед Жизнью, так и перед необходимостью изменения своей психики согласно велению времени и в соответствии с Языком Жизни стала близка верующим: верующие и их пастухи отгородились религиозными догматами и практиками, боясь высунуться из иллюзий психотехник на свет Божий.

С того самого момента, как было принято и поддержано толпой решение о создании имитационной системы духовного «освобождения» — естественным образом стала складываться и соответствующая духовная культура (эгрегориальная иерархия), на основе прежних «космогонических» и “канонических” иллюзий и заблуждений. Чего люди закладывали в алгоритмику эгрегоров — то и записывалось на их энергетической основе, становясь «нормальным» духовным обеспечением существования индуской цивилизации, к которому она же сама и стремилась. Ясно, что в эту духовную систему были заложены все возможности психики вида «Человек Разумный» (кроме Человечных, разумеется) и в первую очередь это возможности “измененного сознания”, чем и славится Восток.

Но сами по себе возможности “изменённого сознания” не появились просто так. Это — практический плод искренних заблуждений, стремления индусов к «освобождению» от сансары. Как мы уже знаем, всё земное в индуизме считается по большому счёту кармой — поскольку самый “крутой” и быстрый путь избавления от сансары это почти полный уход в духовный мир (по сути устранение от земных дел, трусливое бегство в мир иллюзий)

,[876] чем и славятся индусские отшельники и некоторые “жрецы”. Желание приблизить поскорее «освобождение» со временем было оформлено в практические мероприятия, согласно которым разрабатывались «жизненные циклы» психотехник на базе многовековых наблюдений за возможностями «изменения сознания» людей.

Ясно, что эти наблюдения, объединённые с практикой и названные «смыслом жизни» нашли своё практическое выражение в соответствующей алгоритмике эгрегоров. Но, поскольку механизм «расширения сознания» во всех медицинских, химических, биологических, физических, ноосферных и прочих деталях не был известен духовным кураторам проекта разных уровней — психотехники были обозначены религиозными символами, объяснены людям как этапы процесса «освобождения», а их содержание бессознательно (вне понимания людей) отрабатывалось и оттачивалось веками и тысячелетиями на практике. И это была практика религиозно-эгрегориальной магии высокого уровня.

Поскольку европейцы имеют дело лишь с религиозной символикой восточных практик и с мерой понимания того, что при этом происходит, соответствующей примитивным символическим пояснениям каждого этапа практик, внутреннего содержания которых полностью не знают и сами иерархи восточных учений — разобраться в сути восточных психотехник европейцам гораздо труднее, чем самим хозяевам. Кроме того, бессознательные автоматизмы и высшие “коды” («пароли доступа») к эгрегорам, обеспечивающим духовное сопровождение религиозных практик Востока во-первых, могут стать достоянием лишь тех людей, кто имеет предков проживших в культуре Востока ни одно и не два поколения (сколько — можно лишь гадать) — поскольку бессознательные навыки вхождения в “ключевые” фрагменты эгрегоров предаются генетически, а подобного рода генетика формируется в течении нескольких поколений: это огромные объёмы информации, которые нигде не записаны в культуре Востока. И во-вторых, каждое сословие (и группа каст) имеют свои персональные ограничения в “паролях доступа”: чем выше сословие — тем большие возможности. Поскольку «чужаки» воспринимаются в индусской цивилизации как потенциально не пригодные — им предлагаются далеко не главные “ключи” от религиозных практик.

Поскольку психотехники имеют под собой в основном бессознательную составляющую эгрегориальных “автоматизмов” употребляющие принцип «делай это — будет то» (что и записано в “инструкциях” психотехник, а всё остальное передаётся либо по наследству и/либо через учительство, которое длится всю жизнь) — то эгрегориальная алгоритмика стандартно (как она настраивалась на базе практического бессознательного опыта веками и тысячелетиями) отзывается на “ключи” доступа. Но и сами-то “ключи” доступа представляют собой больше не слова, а «психические и физиологические состояния», которые в восточных практиках именуются «состояниями изменённого сознания». Конченой целью «изменения сознания» является вхождение в транс — что означает в первую очередь достижение бессознательного состояния вне состояния нормального для человека сна.

Но отключение сознания (с одновременным обретением “видения” приятных эгрегориальных наваждений) это как раз и есть полная изоляция от Языка Жизни — к чему стремятся люди Востока, как к идеалу «освобождения». И чем чаще они входят в транс — тем больше они отрываются от Языка Жизни. Конечно, Бог обращается к людям по многим информационным “каналам” (не только на уровень сознания, но и через интуицию) но всякий раз как правило — для того, чтобы люди осознавали хотя бы часть предложений Свыше, анализируя разумом полученную информацию. Люди Востока всячески устраняются не только от явлений Жизни, но и от сознательного анализа всей информации, которая не имеет отношения к созданной их же предками эгрегориальной алгоритмике (мыслям и информационным выкладкам прошлого).

Объединение психики практикующего индуса с алгоритмикой соответствующего эгрегориального фрагмента, вершиной которого является транс — называется «освобождением». Но в реальности это объединение можно назвать состоянием глубокого и приятного «зомбирования» — поскольку типу психики «зомби», как мы уже знаем, соответствует наиболее полное слияние психики с духовно-культурной составляющей

.[877] В восточных практиках вследствие многовековых тренировок и отборов сложилась соответствующая мощная имитационная составляющего «психического комфорта» в состоянии транса.

Состояние полного психического комфорта, что называется состоянием «пребывания в Любви»

[878] естественно-автоматически обеспечивается Человеку в «Человечном» типе психике Свыше при условии нормального выполнения им всех Добрых предложений, которые Человек ощущает и частично понимает, следуя личностной символике Языка Жизни: этим знаменуется настоящая Свобода (согласно определению приведённому выше). Но для обретения подобного рода естественного психологического комфорта необходимо не только много потрудиться и не только на себя, а на благо общества, но, необходимо в первую очередь избавиться от трусости и страхов. Последнее означает как раз преодоление «трудностей», которые предлагается Свыше преодолеть в первую очередь: это — «трудности» связанные с преодолением нехорошего эгрегориального наследства, доставшегося от предыдущих поколений. Слабые и внутренне трусливые люди выбирают путь имитаций свободы (для разгрузки своей психики): от самых примитивных (наркотики, алкоголь, табак…)

[879] — до изощрённых восточных психотехник

.[880] Но этим самым они выбирают не Свободу, а рабское обслуживание интересов религиозной корпорации.

Осталось сказать, что достижением небольшой корпорации высших духовных иерархов индуизма, а также и ряда “отшельников” индуизма стали психотехники высшего эгрегориального уровня, “секреты” которых (огромные массивы бессознательных автоматизмов) можно передать лишь при длительном личностном контакте (буквально «глаза в глаза») от учителя к избранному ученику. Подобного рода «чудеса» эгрегориального характера воспринимаются «простым» окружением как «божественные возможности» духовного иерарха, которого в Индии считают богом. Общеизвестно и местонахождение современных индусских “богов”: это индийские ашрамы — храмы, которые собирают вокруг себя множество поклонников со всего мира, которые желают прикоснуться к “богу” и увидеть его чудесные мистические трюки. Индийские ашрамы — культовые центры, обеспечивающие эгрегориальное сопровождение деятельности живого “бога”

,[881] что в свою очередь позволяет “богу” творить чудеса на толпу, восточному механизму которых он научился по наследству.

Восток отгородился от Языка Жизни эгрегориальными психотехниками, уйдя в обеспеченные последними эгрегориальные галлюцинации и живя ожиданием следующего сеанса этих галлюцинаций, либо чего-нибудь попроще типа эмоциональных религиозных праздников. Высшая магия восточных психотехник это — полное прижизненное «самоосвобождение» от земной жизни по собственному желанию (имитация преодоления сансары и достижения мокши) методом дематериализации как бы преодолевшего сансарический круговорот душ (а значит и закончившего свой жизненный путь — согласно индуизму) индивида. Возможностями такого рода обладают лишь единицы индийских «учителей» (как правило отшельники), которые могут «исчезнуть» из жизни в “нирвану” на глазах у своих учеников. Последнее — вершина достижений эгрегориальных практик (психотехник) Востока

.[882] Но, следуя нашей логике, самыми трусливыми оказываются высшие учителя Востока (они убегают с Земли с помощью своеобразного суицида): тому же самому они учат и своих учеников.

Эгрегор может обеспечивать материализацию и дематериализацию в пределах опыта возможностей людей и допопущения Свыше. Но подобного рода чудеса (материализация и дематериализация) доступны далеко не каждому, а лишь избранным эгрегором иерархам Востока

.[883] Ведь для этого нужно на бессознательных уровнях психики иметь достаточно чёткое соответствие образа желаемого и мhры (пути) реализации желаемого. Обретение такой бессознательной мhры в нашей земной цивилизации возможно лишь в преемственности поколений отдельных родов учителей Востока. Как видно из восточных практик, Бог не препятствует преждевременной кончине крутых индийских учителей и многих их последователей.

Всем остальным, кто не владеет подобного рода «чудесной» наследственной магией «развоплощения» (что считается признаком полного «освобождения»), но желает побыстрее сбежать из этой жизни — предоставлена возможность более простого суицида через один из обычных методов самоубийства. Одним из широко известных примеров такого суицида является обряд сати (культурная традиция суицида) — самосожжение вдовы на погребальном костре своего мужа

.[884]

В общем весь путь индийской цивилизации можно сравнить с обрядом сати — самоубийством вдовы (образ индуисткой цивилизации), которое подготовлено всей её предыдущей религиозной жизнью: «космогонией» индуизма, которая учит о неминуемой глобальной катастрофе

[885], эгрегориальными психотехниками и “канонами”. Согласно всем своим религиозным иллюзиям и существует индийская цивилизация, уверенно двигаясь путём собственного суицида — так, как она его себе и придумала.

Запад же, также как и Восток изначально, отгородился от Языка Жизни “канонами” и религиозной дисциплиной и в этом отношении шёл по пути Востока: разница небольшая. Только Запад после кризиса католичества (с началом эпохи Возрождения) попал в плен созданной им же технократии, став закрываться от Языка Жизни “комфортом” технических достижений, что закончилось иллюзиями информационных технологий, которые к настоящему времени создали «виртуальный мир» — западное “эхо” восточных вожделений имитации «освобождения» от земных “трудностей”

.[886] Технократия Запада, которую они распространяли на Восток, оказалась гораздо динамичнее восточных психотехник — хотя также как и последние неправедна (поскольку развитие технологий само по себе не способствуют переходу людей к Человечному типу психики). Если бы западная буржуазная технократия, развитие которой и обеспечило некоторую духовную динамику (которая сведена нами в «Закон Времени»), не способствовала размыванию толпо-“элитарной” пирамиды разнообразных «зомби» — Бог бы никогда не допустил зверств моголов, англичан, и вообще европейцев, которые они позволяли себе на территории Индии. Но Свыше западный “зверский” демонизм, видимо, был оценен перспективнее, чем восточный “добродушный” (с виду) индийский тупиковый режим.

11.10.2006 г. — 27.11.2006 г.

[1] В результате чего культура Аравийского полуострова так и оставалась на уровне первобытного фетишизма до времён пророка Мухаммада и не подверглась влиянию “передовой” античности раньше, чем исторический ислам смог овладеть массами арабов.

[2] См. вторую книгу учебного пособия «Сравнительное богословие».

[3] Также люди не задумываются и над личностными последствиями такого рода «духовных» упражнений.

[4] В дальнейшем слово “жрец” (в верхних кавычках) несёт смысловую нагрузку деградации жречества в знахарство (о разнице между жречеством и знахарством см. первую книгу курса). Если слово «жрец» стоит в угловых кавычках, то так показана смысловая нагрузка понятия, означающего высшую духовную прослойку общества — без уделения внимания разделению на жречество и знахарство.

[5] Конгломерат (от латинского conglomeratus — скученный) — бессистемное, механическое соединение разнородных частей и предметов (в противоположность гармоничному сочетанию).

[6] Можно заметить, что многие из этих качеств древнего протоиндоиранского политеизма перешли в проторусскую религиозную систему.

[7] Вот в этом можно увидеть бессознательное (а может быть и управляемое?) психическое наследие культуры Атлантиды, которое ведический Восток не преодолел до сих пор.

[8] При дальнейшем рассмотрении мы увидим, что магия очищения огнём вошла в “христианство” из зороастризма.

[9] В наше время некоторые считают «вечный огонь» — антихристианским символом. В действительности это не совсем так. Если посмотреть историю возрождения культа «вечного огня», то впервые он был зажжён в 1920 году на могиле Неизвестного солдата в Париже после Первой Мировой войны. То есть в светской архитектуре он был впервые употреблён в самом сердце Европы и олицетворял собой начало эпохи всемирного псевдосоциализма — как предполагали хозяева масонов. Что касается Первой Мировой войны и её многочисленных жертв, то она была развязана для нагнетания революционной ситуации в Европе и в России, что привело в конце концов к падению российского самодержавия. Утрата Россией властного суверенитета (который олицетворяло самодержавие Императора) в результате двух революций 1917 года было закреплено символом «вечного огня» на территории СССР, но после того, как И.В.Сталина не стало. Кончено это можно объяснять сложностями с топливом в сталинские времена, но «вечный огонь» появился в СССР на 37 лет позже, чем во Франции. Это произошло к 40-летию событий февраля 1917 года (в 1957 году) в Ленинграде на Марсовом поле у памятника «Борцам революции». Вечный огонь стал смысловым центром мемориала, расположившегося на бывшем Императорском плацу. После этого «вечный огонь» был зажжён на могиле Неизвестного солдата у Кремлёвской стены в Москве в 1967 году. Также он имелся в других населённых пунктах СССР.

В общем «вечный огонь» стал символом второй ветви библейской концепции — светской. В этом смысле он многим действительно кажется «символом антихристианства». Но в действительности, если понимать всю библейскую концепцию псевдохристианства — церковное “христианство” и светский масонский марксизм — как две последовательные ступени внедрения библейской концепции в народы мира, то символ «вечного огня» уже не будет представляться «символом антихристианства». Символ вечного огня был возрождён всемирным масонством после революции — как символ «бессмертия масонской мафиии масонского дела» и символ «очищения людей преданностью делу революции». Конечно же простые люди понимали символику «вечного огня» по-своему: как вечная память погибшим героям. Но посвящённые вкладывали в этот символ свою меру понимания и посмеивались, глумясь над простотой народа… а зря.

В то же время, культ огня изначально вошёл в библейское “христианство” — да ещё и в его значении ничем не меньшем, чем культ «вечного огня» в светском масонстве. Поэтому магия огня не чужда и библейскому христианству. Хозяева домасонских и иудейских структур с древних времён пробовали применять культ огня (который был издревле одним из самых главных в среде праиндоиранских племён) в своих целях, чтобы замкнуть этот эгрегориально (и генетически) “родной” для крупнейшего конгломерата племён древнейший культ — на свою эгрегориальную алгоритмику: то есть изменить содержание культа, оставив его внешние стороны на откуп толпе. Этот момент мы рассмотрим подробнее позже.

[10] Огонь и воду, как два жизнеобеспечивающих состояния вещества, издревле многие племена брали в основу создававшихся ими крупнейших эгрегориальных «божественных» культов, придавали огню и воде свойства людей и придумывали для мифических людей сверхъестественные по отношению к огню и воде свойства. В этом многие исследователи видят пережитки древнего пантеизма (обожествления природных явлений).

[11] Антропоморфизм (от греческого anthropos — человек и moprhe — вид) — 1. Перенесение присущих человеку психических свойств на явления природы, животных, растения, предметы; олицетворение. 2. Свойственное многим религиям представление божества в человеческом образе. Антропоморфный — человекообразный.

[12] Скорее всего одними из факторов возникновения дуализма с глубокой древности на степном и пустынном Востоке явились географическая среда, бедная растительностью и водными ресурсами, доминирование скотоводства над земледелием. Отсутствие многообразия растительности, кочевой образ жизни скотоводов и многие другие географические факторы могли породить в психике людей дуалистическую картину мира типа «свой-чужой», «хороший-плохой». Дефицит многообразия экосреды породил в психике жителей степей и полупустынь «контрастную» картину мира — как упрощённую до примитивизма древнего понимания нормальную для человека мозаику (нормальная для человека мозаика — мозаичная картина мира — должна включать в себя любое явление в качестве отличного от остальных, но не противоположному чему-то). Такова древняя психологическая проблема древних цивилизаций Востока, откуда раньше других стали распространяться мировые религиозные системы. И исторический ислам — не исключение из этого психологического ряда проблем.

[13] С чего бы и когда это слово вошло в русский язык (из санскрита?) как доброе название для знакомого человека? Не сознательная инверсия ли это понятия, генетически усвоенного с глубокой древности как «злое», для того, чтобы в выпасаемой толпе люди, называясь друзьями, бессознательно “обзывали” «друг друга» злыми? Это могло вполне порождать взаимную неприязнь и даже скрытую вражду на бессознательных уровнях, у людей, которые генетически “помнят” слово «друг» как зло.

И действительно, коренная основа слова «друг» одинакова со словом «другой», что в этике восточного дуализма могло означать «другой по отношению к первому», и если «первый» — хороший, то «другой» — плохой. Но вне этики восточного дуализма «другой» может означать «отличный от первого» какими-то качествами, тем более что одинаковых людей и однозначно плохих или хороших явлений нет.

То есть, для тех, кто находится в алгоритмике существования мира как противоположностей (или дуализма) — «друг» означает «зло». Для тех, кто признаёт мир как «взаимоотношения отличностей» — «друг» означает «другое» явление, человек — то, с чем произошло знакомство.

В советские времена понятия «друг» и «товарищ» стояли близко по смыслу. Про слово «товарищ» мы уже писали в предыдущей книге: это обозначение среды людей, которые употребляют «друг друга» как «товар» для некоего дела (возможно им и неведомого), но об этом деле знают пастухи «товарищей», которыми были назначены масоны («товар ищущие»). Примерно то же самое содержание в советское время бессознательно внесли в слово «друг» с помощью марксистского закона «единства и борьбы противоположностей» по принципу «кто не друг — тот враг». Только в слово «друг» ещё, согласно восточному дуализму, был заложен смысл «зло», чтобы это порождало внутреннее бессознательное недоверие людей друг другу, разделяло бы общество до состояния отдельных индивидов (если даже другу нельзя доверять) — тогда, как считали хозяева толпы, властвовать над разделённой и подозрительной толпой легче.

[14] Заратуштра — личность легендарная. Время его жизни остаётся предметом споров. Согласно иранской традиции, он жил за 258 лет до Александра Македонского, который в 333–330 до н. э. завоевал Персидскую империю, одержав победу над её правителем Дарием III. Однако по мнению многих ученых, эта дата 590 г. до н. э. является слишком поздней. Соответственно, предполагается, что слова, на которые ссылаются иранцы «до Александра» явились искажением первоначального «до Дария», где под Дарием подразумевался царь Дарий I Великий (522–486 до н. э.), а не Дарий III Кодоман (336–330 до н. э.), которого победил Александр. Исходя из этого предположения, исследователи получают для Заратуштры дату около 750 г. до н. э., которая согласуется с тем, что для греков, живших в 4-м и 5-м веках до н. э., Заратуштра был фигурой столь древней, что они могли относить время его жизни за 6000 лет до Платона, возможно, смешивая время его действительного рождения и время «сотворения его духовного предшественника-двойника», который, согласно зороастризму, имеется у каждого человека. Однако некоторые учёные отодвигают эту дату до 1500 — 1200 гг. до н. э.

[15] Происхождение имени Заратуштры некоторые историки объясняют особой ценностью скота для древнеиранских племён начала I тысячелетия до н. э. Скот во времена перехода от первобытнообщинного к раннеклассовому обществу считался залогом благополучия и был по значимости — как позднее золото для европейцев. Обладание несколькими десятками единиц крупного скота придавало роду социальную и общественную значимость: род считался знатным, имущим. В этом отношении показательно, что знатный род, представители которого одними из первых поддержали Заратуштру, назывался «хвагва» — «имеющий хороших быков».

[16] Публикация по книге: Дубровина Т.А., Ласкарева Е.Н. «Заратустра». — М.: Олимп; ООО "Фирма "Издательство ACT", 1999 г.

[17] То есть, огонь алтаря стал «вечным»…

[18] То же самое предпринял библейский царь Ирод, узнав о возможном рождении младенца Христа.

[19] Из Иисуса тоже сделали «Бога Сына», объявив о земном воплощении Божием в нём.

Вот что пишет об удивительных параллелях между древними арийскими «огненными» традициями рождения “бога” и библейской легендой о рождении Христа В.Б.Авдеев в книге «Преодоление христианства (опыт адогматической проповеди)» — М., «Капь», 1994 г.:

«В арийской мифологии родители божественного огня Агния: отец Твастири, то есть божественный плотник, и мать, по имени Майя, откуда происходит имя Мария в христианском заимствовании.

Рождение божественного младенца возвещается жрецу звездой Саванаграга. Родители кладут младенца на солому рядом с коровой, после этого младенца несут на алтарь, где совершается помазание с помощью масла, поливаемого на жертвенник».

[20] Хаома — напиток, приготовляемый с применением толчёного мака (наркотическое вещество) и эфедры. Эфедра — род вечнозеленых голосеменных растений семейства эфедровых. Ветвистые кустарники с чешуевидными листьями. Существует около 45 видов, главным образом в Средиземноморье, Азии и Америке; в России 3 вида, преимущественно в горных районах. Содержит алкалоиды (эфедрин и др.). Алкалоиды — вещества, содержащиеся во многих растениях, которые оказывают физиологическое действие на организм животных и человека, преимущественно на нервную систему, благодаря чему применяются в медицине (кофеин, морфин, эфедрин, алкалоиды спорыньи и др.).

В общем, хаома представляла собой сбор толчёных наркотических растений, растворённый в воде или в молоке.

Рождение «пророка», с применением «Бессмертными Святыми» хаомы — по меньшей мере очень странно. Позднее кураторы библейского проекта в отношении наркотических веществ будут более аккуратны, чем создатели легенд зороастризма: они “всего лишь” припишут Иисусу Христу создание вина из воды, после чего церковное вино постепенно откроет путь повальному пьянству в библейской цивилизации — через «святое причастие», которое обязательно проходят все новокрещённые, как бы «рождаясь вновь во Христе».

К вопросу о применении хаомы жрецами древнего Ирана мы ещё вернёмся.

[21] Пропаганда пьяного зачатия?

[22] Похоже, что вся протоиндоиранская общность руководилась “жрецами” в наркотическом угаре — такое “жреческое” духовное наследие и досталось Заратуштре: об этом и легенда о рождении «пророка».

[23] После частого употребления хаомы это не удивительно.

[24] Одним из правил, существовавших в те времена (согласно преданию), была непременная хлебосольность: любым гостям, пришедшим в дом, нельзя было отказывать. Так и проникли в дом Заратуштры злые колдуны.

[25] Некоторые исследователи жизни Иисуса Христа тоже настаивают на том, что после описанного в Новом Завете эпизода с 12-летним Иисусом — тот два десятка лет проходил обучение у восточных магов-жрецов, прежде чем начать проповедовать в окрестностях Палестины. То есть легенды очень схожи.

[26] Мантра (с санскрита — «рассуждение, изречение») — священный гимн.

Например, в индуизме считается, что все звуки и слова, используемые человеческими существами, выражают влияние разума на материю. Если слова используются и организуются человеком, обладающим знаниями в этом вопросе, то могут формироваться так называемые «слова силы» или «фразы силы». Такого человека в древней Индии называли творцом мантр (мантракара).

Индуисты полагают, что мантра — это форма речи, оказывающая существенное влияние на разум, эмоции и даже на внешние предметы. Идея того, что определённые слова и фразы могут быть подобным образом эффективны, основана на убеждении, что любое движение сопровождается звуком, хотя многие движения в природе издают звуки, недоступные человеческому уху. Более того, эти звуки на самом деле представляют собой слова или утверждения, значение которых может быть понято только знающим — в этом случае возможно понимание «совершенной связи», или овладение «универсальным языком». Далее, в соответствии с тем фактом, что в реальном мире функция предшествует структуре, произнесённому слову предшествует мысль, которая в свою очередь является созидательной силой…

[27] Если смотреть шире, то можно увидеть общую для древнего Востока тенденцию: не позднее 800 г. до н. э. в «великих культурах древности» от Греции до Китая происходит кардинальный сдвиг в процессе мироосмысления; появляются «пророки» нового типа и первые философы; возникают духовные движения, имеющие следствием сложение религиозных и философских систем всемирного значения, что определяет пути дальнейшего развития человечества вплоть до XVI в.

[28] Есть убедительная версия (которая объясняет некоторые положения Авесты, где говорится о странах с длинными зимами), что рождение Заратуштры и начальный период его деятельности имели место в зоне степей, т. е. в Скифии — от Сыр-Дарьи на юге до поречья Верхнего Иртыша и Алтая на севере («арийский простор» Авесты, «прародина Ариев», главный признак коей — длинная зима, нашедшая своё отражение в Авесте). И именно здесь, по зороастрийскому преданию, на берегу реки Datуа Заратуштра пережил своё «Богоявление» в тридцать лет — «встречу с единственным извечным Богом», именуемым Ахура Мазда (Господь Мудрый), и его шестью эманациями (абстрактными сущностями и одновременно духами природных стихий), образующими вместе с ним «Божественнную семерицу».

[29] Содержание религиозной системы зороастризма мы рассмотрим в одной из следующих глав.

[30] Знакомая задержка распространения веры — такая же была и у Мухаммада.

[31] Приводится по книге: Бертельс Е.Э. «Избранные труды: История персидско-таджикской литературы». Отв. ред. И.С. Брагинский. — М., 1960 г.

[32] По преданию, Виштаспу была предложена чаша с вином и мангом, после чего царь уснул, а его душа отправилась в потусторонний мир. Там ей были обещаны все радости Рая в случае, если царь примет зороастризм. Жречество могло проделывать такие магические инициации с применением наркотических средств. Ведь Заратуштра был жрецом… Но это всего лишь легенда.

[33] В этом тоже проявилась помощь Свыше.

[34] Вообще же есть некоторые сходства в алгоритмике становления зороастризма и исторического ислама. Видимо в этой алгоритмике выражены основные особенности мировосприятия и мировоззрения людей скотоводческого Востока: они сначала долго сопротивляются лучшему, а затем все и сразу безрассудно принимают новшества на веру, после чего догматизируют основные положения веры, сделав из неё красивую ритуальную вывеску. Но при сравнении не надо забывать, что между появлением этих двух религиозных систем — более 1000 лет.

[35] Опять общая алгоритмика с проявившейся позднее алгоритмикой становления исторического ислама. Бог поддержал Заратуштру и царя Виштаспу.

[36] Историю становления зороастрийской веры мы рассмотрим в одной из следующих глав.

[37] Вспомним, что через 1000 лет получилось так, что другой восточный «пророк», Мухаммад, тоже как бы передал своё учение через родственников и друзей (после чего исторический ислам охватил огромные территории): такова клановость Востока, складывающаяся столетиями до прихода «пророков».

[38] Одновременно такая мистика указывала и на предстоящий трудный и долгий путь становления зороастризма, связанный с инерцией преодоления древнего индоиранского политеизма.

[39] Согласно легенде текст Авесты был уничтожен Александром Македонским, а затем восстановлен по памяти зороастрийскими священниками.

[40] При этом надо учитывать, что другие конгломераты племён в других областях Евразийского континента прошли этот этап либо раньше либо позже.

[41] Этот процесс описан во второй книге учебного курса.

[42] А мыследеятельность самого Заратуштры была ключевой по отношению к возможности получения ответов.

[43] А от жрецов-шаманов мода на хаому распространялась и обычным людям, что грозило массовой наркотизацией населения.

[44] Впоследствии на территории Персии в VI–IV вв. до н. э. установилась разновидность зороастризма — маздеизм — религиозная система, основанная на культе единого бога Ахура-Мазды.

[45] Уже при первых царях Персидской державы Ахеменидов (VI в. до н. э.), вероятно при Дарии I, Ахура-Мазду стали изображать наподобие несколько видоизменённого ассирийского бога Ашшура.

В Персеполисе — древней столице Ахеменидов (близ современного города Исфахан) — изображение бога Ахура-Мазды, высеченное по приказу Дария I, представляет собой фигуру царя с распростёртыми крыльями, с солнечным диском вокруг головы, в тиаре (короне), которую венчает шар со звездой. В руке он держит гривну — символ власти.

[46] У Ахура-Мазды — Слово, у Воху-Маны — Мысль, у Арты — Дело.

[47] Перевод В.И.Абаева

[48] Друдж (Друг) — в зороастризме понятие лжи, отождествляемой со злом.

[49] Последние двое — первые приверженцы Заратуштры, его сторонники (наша сноска).

[50] Судя по надписям (на скалах, стенах дворцов, глиняных табличках) Дария I и Ксеркса, религиозная система Ахеменидов во многом напоминала зороастризм: верховным божеством признавался Ахура-Мазда, хотя культ древних богов по-прежнему существовал. Неотъемлемой частью ахеменидской религии был дуализм: противопоставление благого начала злому. Вместе с тем ряд положений и особая терминология в значительной степени отличались от зороастрийских.

[51] Последнее обычно происходит на “автомате”: вредоносный “пророк” может попасть в матрицу самоуничтожения, в которую он сам и напросился, выступив против Божиего Промысла (исчерпав личное попущение Свыше). Таковы примеры завершения земной жизни библейского «пророка» Исаии, Иоанна Предтечи (Иоанна Крестителя), апостола Павла и многих других.

[52] Мы попробуем кратко разделить что правильно, а что ложно в зороастризме взглядом современного человека.

[53] Заратуштра проповедовал учение, возвещённое ему, по его словам, “Богом” Ахура-Маздой — по этому можно судить об эгрегориальном происхождении зороастризма. Эгрегор же, который усилился и возвысился при Заратуштре условно назывался «Ахура-Мазда», откуда пошёл маздеизм (возвышение культа Мазды над разнообразными проявлениями богов).

[54] Символическое объединение культов солнечного египетского Амона-Ра и сияющего солнечного Мазды произошло в III–IV веках н. э. — одновременно с принятием “христианства” в Римской империи.

[55] Космогония (от греческого kosmogonia: kosmos — мир, Вселенная и gone, goneia — рождение) — в самом общем смысле: область знания, описывающая происхождение Мира.

[56] Налицо параллели с библейским потопом. Во втором фаргарде (главе) Видевдаты излагается легенда об «Йиме Сияющем» — мудром правителе, при котором долгое время, около девятисот лет, люди благоденствовали («золотой век» иранской мифологии). Однако Йиму бог Ахура-Мазда предупреждает о кознях Ангра-Майнью, в результате которых землю «посетит лютая, смертоносная зима, выпадут обильные снега, а когда они растают, вода затопит весь мир», и Ахура-Мазда приказывает Йиме соорудить вар (убежище, ограду), чтобы защитить всё живое от зимы и холода: мелкий и крупный скот, людей, собак, птиц, огонь и т. п. Йима внял предупреждениям Ахура-Мазда и построил вар, а в стенах его должен был соорудить жилища для людей и помещения для скота, запастись провиантом и водой. Выполнив приказание верховного бога, Йима таким образом спас всё живое на земле.

[57] Намёк на преемственность, которую потом приписали Христу.

[58] Отражение в мифологии зороастризма обычных для тех мест извержений вулканов. Однако эти же «потоки расплавленного металла» вошли в новозаветный Апокалипсис.

[59] Библейский Апокалипсис красочно описывает «разделение» людей…

[60] Почему так, мы рассмотрим в одной из следующих глав, когда речь будет идти о содержании восточного дуализма.

[61] Параллели с библейским описанием Апокалипсиса.

[62] В этом можно увидеть бессознательную ностальгию по “элитной” культуре погибшей Атлантиды.

[63] А в этом можно увидеть естественно возникшую тоску по нормальной, полноценной природной нише, которая всегда была в дефиците в той географической среде, где родился (либо переродился?) восточный дуализм.

[64] Публикуется по книге: Залеман К.Г. «Очерк истории древнеперсидской литературы». Всеобщая история литературы. Под ред. В.Ф. Корша. Т. 1. Ч. 1. СПб., 1880 г.

[65] Перестановка стихов девятого и десятого требуется смыслом — примечание переводчика.

[66]«Словом «канон» изначально называлась деревянная трость (линейка), которую использовали для проведения прямой линии или для проверки прямизны какой-либо линии» (Панайотис И. Бумис «Непогрешимость Православия». Перевод с греческого, Москва, 2001).

«Слово «канон» было внесено в наш язык из греческого латинской Вульгатой, однако первоначально оно происходит из древнееврейского «канех», что означает «трость». Трость использовалась в качестве мерила длины (ср. Иез. 40,3), и вследствие этого слово «канех» получило также значение масштаба, стандарта, правила». (Как возникла Библия? Глава «Канонические книги и апокрифы» — перевод с немецкого оригинала 1979 by Uitgave Evangelische Omroep, Hilversum, название оригинала: Het ontstaan van de bijbel. Русское издание 1992. http://www.svitlo.net/bibloteka/kakw/kakw6.html).

«В переводе с греческого слово «канон» значит правило, мерило. Оно происходит от аккадского слова «кан`у», или еврейского «кан`е», означавшего трость, которой производили измерения». (А.Мень. «Исагогика». § 5. Состав, содержание и установление ветхозаветного канона, http://www.bible-center.ru/book/isagogika/001/000/005).

«Греческое слово происходит от еврейского трость, тростник, и имеет первоначально узко-материальное значение: палка, правило, прямая трость, которой что-либо измеряется, всякая мера, имеющая прямое направление…» (П.А.Юнгеров (1856–1921). «Введение в Ветхий Завет. Книга 1. Второй отдел. История канона священных ветхозаветных книг»).

[67] Самоубийственную крайность этого явления — полное игнорирование Божией Мhры (неразличение русла Промысла) при властном воздействии людей на окружающий мир выразил певец-либерал, кумир молодёжи А.Макаревич:

«Не стоит прогибаться под изменчивый мир. Пусть лучше он прогнётся под нас».

[68] Поскольку он был достоянием древнейших национально-государственных цивилизаций, таких как Междуречье, Шумеры и пр.

[69] Могли как-то изменяться некоторые частные явления и объекты, переходя из вида добрых в злые и наоборот, но общая картина оставалась прежней — политеистической.

[70] Представлены в мифе как самые лучшие регионы Земли.

[71] Приводится по книге: «Авеста в русских переводах (1861–1996)». Сост., общ. ред., примеч., справ. Разд. И.В. Рака. — СПб, 1997. В предисловии к «Географической поэме» И.В.Рак пишет:

«Авестийские космогонические и космологические мифы известны по жреческому трактату «Бундахишн» («Первотворение»), являющемуся среднеперсидским переложением утраченного 4-го наска (Дамтат-каска) Авесты с многочисленными изменениями и вставками. Сохранившиеся же тексты «Младшей Авесты» практически не содержат ни сведений о начальном этапе творения, которые дополняли бы учение «Гат», ни антропоморфных описаний устройства Вселенной — зато в 1-м фрагарде «Видевдата» довольно подробно рассказывается о сотворении стран внутри Хванираты. Этот миф традиционно называют “Географической поэмой”».

[72]«Добрые» духи-“боги”.

[73] Вот откуда в библейской концепции оказалось понятие о «нечистой силе».

[74] Это неточность: не всех «животных кроме собаки и человека» убивали зороастрийские маги, но многих убивали.

[75] По зороастрийским представлениям, существует пять классов животных: “водные”, “подземные”, “небесные”, “земные”, и “корова”, представляющая пятый класс — класс домашних животных. Но кроме такого деления есть ещё деление на «чистых» и «нечистых».

[76] Традиция вошла в иудаизм: запрет употребления некошерного мяса.

[77] Что явилось основой восточной «расистской» доктрины разделения людей по сословиям и кастам.

[78] Как это близко “христианской” вере.

[79] Также у зороастрийцев была разработана система личностного совершенства (типа древней йоги) — как и у всех восточных религий.

[80] В зороастризме даже космические тела поделены на «хорошие» и «плохие». А гармония космоса якобы держится на противоборстве противоположных сил. Интересно, какая была бы “гармония”, если бы в космосе действительно одни бы «силы» следили за «порядком», а другие вели бы «подпольно-подрывную» деятельность по отношению к созданию первых. При таком положении дел кроме хаоса войны ничего другого представить невозможно.

[81] Об этом многократно сказано в Коране.

[82] Наше Мироздание сотворено Богом, поэтому оно называется «тварным Мирозданием» — где предопределена жизнь каждой тваре. В наше время слово «тварь», к сожалению, приняло негативный оттенок. Чтобы при изложении материала не вызывать этот бессознательный негатив, мы заменили его словом «творение».

[83]Согласно Авесте:

Эра «Разделения» является возобновлением эры «Творения», за исключением того, что не предвидится первоначальная единичность одушевлённых существ. Горы и долины уступят место гладкой равнине, но там, где сначала было одно растение, одно животное и один человек, навсегда останется то большое и разнообразное множество растений и живых существ, появившихся с тех пор. Точно так же и многие божества, созданные Ахура-Маздой, продолжат своё раздельное бытие.

Нужно ли сначала уничтожать якобы «вредные» существа, чтобы потом их опять воссоздать?

[84] Как это уже многократно происходило в нашей цивилизации.

[85] Так и выделилась когда-то из индоиранского конгломерата прарусская цивилизация, локализованная Восточно-Европейской равниной.

[86] С одновременным созданием искусственных психически “комфортных” условий существования, чтобы люди, удовлетворённые догмой, не задумывались о Жизни и о её живом Языке.

[87] Часто в понятие «собака» входили и некоторые другие «полезные» животные: ёж, лиса, ласка, дикобраз…

[88] Из Видевдаты (Авеста, Видевдат, фрагард 13 «Собака») можно узнать, что за причинения вреда собаке — верующему зороастрийцу обещали самое «страшное»:

«3. И если кто-либо, о Спитама-Заратуштра, убьёт Ванхапару, дикую остромордую собаку, которую злословящие люди называют именем Дужака, то повредит свою душу на девять поколений, для которых мост Чинвад станет непроходимым, если он при жизни не искупит [этого греха] перед Сраошей».

[89] В системе ценностей зороастризма. Это можно понять: «когда все люди стали бы такими же преданными хозяину, как собака — пороки общества исчезли бы и наступила бы “эра нравстенности”…». В общем: «берите пример с собаки…». Что касается хозяина, то искать его не приходилось: общество было кастовым и кастовая дисциплина сама собой определяла иерархию взаимного подчинения, на верху которой находилось местное “жречество”.

[90] Этим собака магически приравнивалась к умирающему, либо даже выставлялась “священнее”, “праведнее” последнего — тем самым окружающим показывалось превосходство собачьей преданности над «греховностью» уходящей души.

[91]“Святость” собачьей преданности закреплялась на эгрегориальном уровне людских эгрегоров, создавая в них автоматизмы «собачье-хозяйских» взаимоотношений.

[92] Приводится по тексту: «Хрестоматия по истории Древнего Востока». Ч. 2. Под ред. акад. М.А. Коростовцева, д.и.н. И.С. Кацнельсона, проф. В.И. Кузищина. М., 1980 г.

[93] Учитель, наставник — первым и высшим из которых был и остаётся сам «непревзойдённый учитель» Заратуштра.

[94] Правда.

[95] Paгa — Рей, город и местность в Мидии близ современного Тегерана; упоминается в «Географической поэме» в числе “лучших стран” «Видевдат» 1.15). Некоторые исследователи (приверженцы так называемой “мидийской теории” происхождения Авесты) локализуют в Paгe родину Заратуштры (примечание переводчика).

[96] Это должно значить, что в то время как остальные страны, признавая авторитет Заратуштры, имели собственного Рату, в стране Раги таковым является сам глава зороастрийской веры, что могло бы указывать на особую связь с этой страной Заратуштры (примечание переводчика).

[97] Могут быть возражения со стороны сторонников зороастризма, что иранские зороастрийцы не поддерживали кастовость своего общества (так как это до сих пор принято в Индии), а кастовость была «естественным» социальным устройством древних государств-цивилизаций (таких как государство Ахеменидов или поздняя империя Сасанидов). Но нас интересует не «естественность» или «искусственность» кастового деления восточного общества, а то — что эти древние зороастрийские цивилизации передали свой религиозный опыт благообразного прикрытия жизненной несправедливости другим цивилизациям, а сами при этом прекратили своё существование.

Ярким примером поддержки кастовости зороастрийскими традициями является опыт обряда «очищения». Фанатичное отношение к обряду очищения проявлялось до некоторой степени в отношении насассаларов — представителей низшей касты, занимавшихся грязной работой, “осквернявшей” зороастрийца. Община обычно считала насассаларов, «нечистыми», хотя постоянно прибегала к их услугам. Насассалары жили отдельно не только от других членов общины, но даже от членов собственной семьи. Они носили особую одежду, на руки надевали перчатки, а в древности давали знать о своём появлении в публичных местах на базарах позваниванием колокольчиков. Как это знакомо по истории России последних нескольких веков до революции 1917 года: “элита”-знать чуралась мужика-крестьянина, считая его “грязным” и необразованным, но пользовалась результатами его труда — особенно при крепостничестве. И всё это — последствия библейской агрессии на Русь…

Зороастрийцы всегда сторонились

насассалар ов. Их не приглашали в гости, на свадьбу. Во время больших торжеств и праздников, массовых гуляний, вне дома зороастрийцы хотя формально и не смели их прогонять, однако сторонились их, предпочитая посылать им праздничные подарки домой. Но и дома, несмотря на то что после каждого обряда похорон насассалары совершали обряд омовения, они ели в отдельной посуде, не могли подойти к домашнему очагу, для того, чтобы зажечь лампу, они должны были просить об этом своих близких. Когда насассалары начали отказываться от своей профессии (а с конца XIX в. это происходило довольно часто), они подвергались тяжёлому обряду очищения.

[98] Рецидив (от латинского recidivus — возвращающийся) — возобновление, возвращение, повторение чего-нибудь (обычно нежелательного).

[99] В общем зороастрийская “справедливость” — духовная система, закрепляющая в обществе “мягкое” рабовладение: когда рабы довольны своим положением, а “господа” довольны верностью рабов. В этом отношении зороастризм шагнул далеко вперёд многих рабовладельческих обществ своего времени, закрепив систему духовного обеспечения устойчивого рабовладения. И родилась такая духовная система на ведическом Востоке, привыкшем к духовным практикам.

[100] Кротость и покорность в зороастризме не распространялась на врагов цивилизации и касалась лишь внутреннего порядка. Об этом 60 глава Младшей Ясны:

5. Пусть одолеют в этом доме послушание [Сраоша] — непослушание, мир — ссору, щедрость — скаредность, вера — неверие, правдивое слово — лживое слово, Праведность [Аша] — Ложь [Друдж]».

[101] Цитируем по тексту: Оранский И.М. «Введение в иранскую филологию». Изд. 2-е, дополн. Сост. И.М. Стеблин-Каменский; Отв. ред. А.Л. Грюнберг. М., 1988 г.

[102] Т. е. первая процедура в ритуале приготовления напитка — примечание переводчика.

[103] Т. е. дэвов, под которыми в данном случае, видимо, подразумеваются не антропоморфные существа, а — греховные чувства (злоба, зависть и т. д.), болезни (простуда, воспалительные процессы и др.) и ритуально нечистые состояния (после соприкосновения с трупом, менструальные кровотечения, кровотечение из раны на теле и др.) — примечание переводчика.

[104] Распространённое и сегодня мнение о якобы полезном воздействии вина на человека — глубоко ошибочно. Подробнее об этом см. в Книге 1 учебного курса «Сравнительное богословие» (О “мировоззрении” употребляющих алкоголь, табак и наркотики) и в книге «Оружие геноцида: самоубийство людей и его механизмы», 2006 г.

[105] В верующем восточном обществе магией (в том числе и личностным духовным «совершенствованием» с помощью разнообразных практик — индивидуальных и коллективных) принято заниматься всем, вне зависимости от социального положения: в этом тоже состоит одна из сторон имитации справедливости. Разница лишь в том, что каждая каста занимается своей магией…

[106] В этом одна из причин кризиса культуры общинной магии.

[107] В современном западном обществе древние культы употребления психотропов можно наблюдать повсюду. Если алкоголь употребляет высшая “элита” — то пьяные разговоры касаются сферы высшего света; если средняя “элита” нажрётся — разговоры несколько иного плана, о том где и сколько украсть, как кого обмануть; если же пьют работяги — то разговоры могут даже в отдельных случаях касаться вопросов социальной справедливости. Но вот возможности влиять на изменение справедливости распределяются как раз наоборот — «сверху вниз». Только ни те, ни другие и ни третьи ничего не смогут реально сделать, если не протрезвеют. А вот выпустить накопившиеся между пьянками негативные эмоции в “задушевных” разговорах — могут на время до очередной пьянки. Но вместе с психическим “облегчением” от снятия выпивкой стресса (первопричина любого стресса — блокировка психики от связи с Богом) пьющий теряет и часть интеллекта, разума, памяти, нарушает нормальную биополевую работу своего организма, разрушает свою картину мира (в том числе и остатки мозаичного мировоззрения).

[108] В принципе то же самое касается и разнообразных восточных индивидуальных практик, запрещающих принимать наркотики. С помощью медитаций (психических сосредоточений, приводящих к частичному отключению сознания и расширению возможностей бессознательных уровней психики) человек входит в коллективное бессознательное (эгрегор), становясь на время медитации почти «единым целым» с этим эгрегором. Это происходит при совпадении целеполагания эгрегора и того, кто в него входит — тогда эгрегор позволяет входящему употреблять часть его возможностей, которые неизмеримо больше возможностей психики отдельного человека. По выходе из эгрегора (из медитации) человек может что-то усвоить и осознать, но большая часть информации остаётся на уровне ощущений — как правило «приятных». Поэтому медитировать хочется ещё и ещё: вот только целеполагание тех эгрегоров, в которые входят медитирующие, как правило с позиции Высшей целесообразности может быть ничтожным, вредным или «никаким». Но люди, раз попробовавшие восточные практики, зачастую “подсаживаются” на это «приятное» занятие как на наркотики, чувствуя себя могуче других, но не принося ни себе ни окружающим никакой пользы. И к Богу они, естественно, ближе не становятся.

[109] Параллели между зороастризмом и библейской культурой мы проведём позже.

[110] Публикуется по Зороастрийскому журналу «Митра» № 4, 1999 г. Стихотворный перевод М.Чистякова.

[111] Моделью такого самоуничтожения может стать ядерная война (либо ядерная катастрофа) в современном мире, который живёт по стереотипам «борьбы противоборствующих начал», и никакие международные организации пока не в силах остановить нагнетание всеобщей напряжённости, главную роль в которой в современном мире продолжают играть религиозные войны. Опасность в том, что человечество до сих пор не разобралось в лживости древнейших постулатов логики, приписанных когда-то Богу и продолжает жить по этим стереотипам. Последнее касается как региональных цивилизаций религиозного характера, так и светских цивилизаций.

Ясно, что Бог предопределил в Своём Промысле людям запрет на выход существующей людской культуры-«антигармонии» за пределы Ноосферы Земли.

[112] Конечно, уничтожение «злого духа» можно понимать и символично: наступит момент в истории развития человечества, когда духовная основа зла (эгрегоры, поддерживающие неправедность) будет уничтожена. Так действительно должно быть. И люди в этом отношении должны становиться помощниками Богу — своими мыслями, словами, делами, как и учит Авеста: основными орудиями человека в борьбе со злом в зороастризме уже со времени Гат считались «добрая мысль» (манах), «доброе слово» (вачах), «доброе деяние» (шйаотна).

Но верующие зороастрийцы понимали и понимают до сих пор борьбу со злом совсем не в этом смысле. Они разделили мир на догматизированное “добро” и “зло”, отгородившись этим от Языка Жизни и остановили себе духовный прогресс на многие столетия. Поэтому-то и истинно добрых изменений в сфере их эгрегориального обеспечения (в символике это «борьба со злыми духами») не было.

[113] Сюда же можно отнести и технократическое воздействие.

[114]“Неприятные” воздействия Языка Жизни на людей — тоже Добрые призывы Бога к изменению жизни людей. То есть, неприятности, с которыми сталкиваются люди, указывают на жизненные тупики, в которые можно упереться в будущем. Но вместо того, чтобы задуматься «почему неприятностей становится больше и больше» — люди начинают упрямо «бороться с неприятностями» — как со злом, которое с ними творит кто-то другой.

От такого “понимания” (по сути непонимания) Языка Жизни — родился «абстрактный гуманизм», детище эпохи капитализма.

[115] Митра — воплощение договора, согласие, союза — издревле одно из главных божеств индоиранского пантеона. Почитался наравне с Маздой. Но позже (в период маздеизма) культ Ахура-Мазды стал выше всех остальных культов и Ахура-Мазда был “назначен” Заратуштрой «высшим единым Богом-творцом». Митра при этом остался богом, сотворённым Ахура-Маздой. Яшт 10 Авесты посвящён Митре (Михр Яшт), где про Митру сказано:

«Сказал Ахура-Мазда Спитаме Заратуштре: “Когда я создавал Митру многопастбищного, тогда наделил [я] его такими качествами, чтобы был он достойным почитания и восхваления [в такой же мере], как я сам, Ахура-Мазда”».

Выделенная нами жирным фраза позволяет судить о “характере” Ахура-Мазды по “характеру” Митры, поскольку сам Ахура-Мазда, согласно Авесте, гордится своим творением в такой же мере, как собой.

[116] Цитируем по тексту: «Хрестоматия по истории Древнего Востока». Ч.2 Под ред. акад. М.А. Коростовцева, д.и.н. И.С. Кацнельсона, проф. В.И. Кузищина. М., 1980 г.

[117] Особо знакомые нам из Библии и Корана черты “характера” единого “Бога” мы выделили жирным.

[118]“Канонизация” зороастрийской веры явилась первым крупнейшим «договором», сковавшим волю и свободу людей догматами веры, эгрегориальным водительством и страхом перед высшими силами. Заметьте, что слово «договор» упоминается в связи с Митрой — богом-судьёй над людьми и их душами. В начале I тысячелетия н. э. культ Митры станет в зороастризме основным и одновременно с этим появится ещё один крупнейший «договор» (завет), сфера власти которого будет распространена на огромную часть мировой цивилизации.

[119] Кайады — еретики (примечание переводчика).

[120] Друджевский мир — мир зороастрийской лжи. Артовский мир — мир зороастрийской правды. Договор — обоюдный — между зороастрийскими правдой и ложью, который поддерживается Ахура-Маздой (согласно 10 яшту). Но ведь ложь и зло противостоят правде и истине, являясь антиподам: какой может быть договор между Богом и Сатаной? — если называть эти противоположные явления своими именами. — Оказывается может быть такой «договор»: это — “каноны” веры. Несмотря на благие декларации о необходимости стремления человека к истине, зороастрийская вера признаёт договор между правдой (Артой) и ложью (Друдж), которым заведует Митра. В момент “канонизации” зороастризма была проведена чёткая грань между «истиной» и «ложью», и эта грань была закреплена “канонами” со всеми вытекающими из зороастризма ошибками. Но даже если бы это и была чистая Правда-Истина на момент “канонизации”, то это была бы всего лишь фиксация ограниченных жизненных аспектов Правды-Истины — полезных людям того исторического времени.

Мы ещё вернёмся к теме договора между правдой и ложью, когда будем рассматривать митраизм и его последствия.

[121] Но при этом всё, что входит в понятие «ложь» “канонизировано” — то есть, однозначно определено. Ложь может быть частной, житейской, которая не касается основополагающей религиозной Правды-Истины и не прописана в “канонах”: не лгать этой ложью совершенно справедливо учит зороастрийская вера, поскольку лгать вообще не подобает человеку. Но ложью вполне может оказаться и зороастрийская правда-Арта: тогда ситуация меняется — говорящий зороастрийскую “правду”, записанную в “канонах” будет объективным лжецом. Этой объективной лжи тоже учит зороастризм. В этом ещё одна сторона восточного дуализма и “характера” зороастрийского “Бога”.

[122] В действительности существует объективный механизм возвращения людям их же собственной любой лжи через каскад эгрегоров. Если ложь не частно-житейская, а религиозная, то она может вернуться через эгрегор-бог, который, например, называют Митра.

[123] Стоящий в тексте термин, в переводе которого исследователи существенно расходятся, позволяет, видимо, предполагать, что имеется в виду и обязанность материальной поддержки друг друга или партнёра (примечание переводчика).

[124] Очень интересно и вполне определённо расставлены социальные приоритеты в восточной иерархии: на высшем договор веры — на низшем договор между двумя людьми. Анализируя его, можно увидеть “каноническое” закрепление во-первых, приоритета веры над всем; во-вторых, приоритета государственности над всем низшим; затем идут семейные приоритеты (по степени кровного родства); затем приоритеты зороастрийского «священства-учительства», которые выше, чем договор между супругами; следующий за семейным и наставническим договором — договор между партнёрами по “бизнесу”. И почти на последнем месте — договор между членами общины.

В общем вся жизнь — и семейная, и религиозная, и наставническая, и деловая — расписана договорами, главный из которых — религиозный. Как видно дружбе и общинному образу жизни уделён один из последних приоритетов. Поэтому в кастовом обществе над свободно-общинным образом жизни довлеют сверху ещё несколько образов жизни, скреплённых религиозными “договорами”: договор веры, государственный порядок, семейный порядок, наставничество, “бизнес”. Но лишь в межличностном общении и в свободном общинном образе жизни люди лучше всего познают друг друга и саму Жизнь. Но это в “регламенте” зороастризма — не главное.

Зато не на последнем месте стоит “бизнес”: в зороастризме особое значение придаётся умножению «благого материального бытия, созданного добрым началом для человека». У современных же парсов (зороастрийцев) соответственно поощряются различные виды деятельности, включая промышленную, финансовую и прочие — ведущие к увеличению собственности и изобилия. Последнее, при отсутствии концепции социальной справедливости (нетземной праведной социологии — она заменена посмертной “справедливостью”) — только способствует ещё большему кастовому расслоению общества, поскольку доступ к материальным “благам” у представителей каждой касты разный, разные и возможности «умножать благое материальное бытие». Но людям каждой касты верой декларативно предоставляются «равные» права на занятие “бизнесом”: «занимайтесь, если сможете».

[125] Далее следуют слова Ахуры-Мазды (примечание переводчика).

[126]«Маги (от латинского magus, греч. mбgos, от древне-персидского магуш) — жрецы и члены жреческой касты в древнем Западном Иране. У Геродота маги — название одного из мидийских племён. С распространением зороастризма в Западном Иране маги выступают как его жрецы, признававшие Заратуштру своим пророком (принятие магами зороастризма различные исследователи датируют от 7 до конца 5 — начала 4 веков до н. э.). В ранний зороастризм маги внесли существенные изменения; зороастрийское учение парфянского и сасанидского периодов в Иране (3 век до н. э. — 7 век н. э.) восходит к магам. Именно маги. сохранили дошедшие до нас части «Авесты». Магами назывались также жрецы иранских верований, отличавшихся от зороастризма и распространённых в Закавказье, Малой Азии и некоторых других странах Востока. В эллинистический период и позднее слово «маги» стало означать волшебников, чародеев, астрологов и т. п., отсюда — магия» («Большая советская энциклопедия», 3-е изд. 1969-78 гг.).

Магу — название мидийского племя, монополизировавшего при Ахеменидах ритуалы отправления главных культов.

[127] Дандамаев М.А., Луконин В.Г. «Культура и экономика Древнего Ирана», М., 1980 г.

[128] В это время Египет уже потерял суверенитет, а его высшие “жрецы” разбрелись по региональным резиденциям. В 671 году до н. э. Египет был завоёван Ассирией — отсюда и символ ассирийского Ашшура. После Ассирии Египет завоевали персидские Ахемениды.

[129] По этому поводу см. вторую книгу курса «Сравнительное богословие».

[130] См. вторую книгу курса «Сравнительное богословие».

[131] Древнегреческая религиозная система вообще не предусматривала никакого разговора о справедливости: её боги что хотели, то и творили и всегда были “правы” (последнее распространялось и на земную власть). В то время как в зороастризме был предусмотрен имитатор справедливости, замкнутый на “Бога”.

Видимо, «мировая закулиса» считала, что с рабами заводить какой-либо разговор о справедливости не следует. Но в начале I тысячелетия н. э. она пересмотрела свои взгляды на этот вопрос, толчком чему послужили проповеди Иисуса Христа и последующий кризис управления Римской империей.

[132] Но при этом надо всегда помнить, что «мировая закулиса» никогда не «кладёт яйца в одну корзину».

[133] На месте державы Александра Македонского после её распада образовалось нескольких государств: Селевкидов, Птолемеев, Пергама, Понтийского царства и других; а затем (в течение 2–1 вв. н. э.) эти эллинистические государства попали под власть Рима. В результате чего «мировая закулиса» сделала ставку на Римскую империю.

[134] Парфянское царство — государство в 250 г. до н. э.- 224 г. н. э. к юго-востоку от Каспийского моря. Название от парфян — иранского племени. В период расцвета (середина I в. до н. э.) занимало пространство от Двуречья (территория современного Ирака) до границ Индии (река Инд). Соперник Рима на Востоке. С 224 г. н. э. его территория входила в государство Сасанидов.

[135] Ардашир I, Арташир Папакан — основатель и первый царь иранской династии Сасанидов. Дед Ардашира I Сасан был, по-видимому, “жрецом” главного храма в Истахре, столице Фарса (на юге Ирана).

[136] Впервые граница между известными всем Западом и Востоком (европейской и неевропейской культурами) была проведена несколько раньше — во времена становления греческого эллинизма. После этого Востоком стали считаться регионы, расположенные восточнее Греции (в полосе примерно и грубо между 20 и 50 градусами северной широты). То есть, в третьей четверти I тысячелетия до н. э. (5 — середина 3 вв. до н. э.), граница между Востоком и Западом впервые обозначилась где-то около 30 меридиана) — того самого меридиана, вдоль которого издревле движется так называемая «мировая столица», движение которой взяли под свой контроль египетские жрецы задолго до разделения культур на европейскую и неевропейскую. Тема о движении «мировой столицы» по 30 меридиану рассмотрена нами во 2-й книге учебного курса «Сравнительное богословие».

[137]«Восточный рок» или «рок» здесь и далее употребляются в смысле крайней ошибочности принятия и распространения Западом восточных религиозных ценностей.

[138] Идеализм шире идеалистического атеизма. В контексте настоящей книги мы будем понимать выражение «идеалистический атеизм» — как атеизм людей, которые путают Бога (богов) с эгрегором (либо эгрегорами). «Идеализм» же — это религиозные иллюзии, в которых может быть вообще не учтено существование Бога, но религиозная система представляет собой логически выстроенную веру в сверхъестественные силы и комплексы магических ритуалов, которыми заняты люди коллективно и индивидуально.

[139] В смысле — взяла готовые рецепты, не придумав ничего “лучше” для придания рабству благообразия.

[140] Знаний всегда было больше у «мировой закулисы». Но вот стремления к справедливости у неё всегда было меньше, чем у региональных жречеств.

[141] Как мы уже говорили в предыдущей главе, после захвата Ирана арабами часть зороастрийцев переселилась в Индию, после чего их стали называть парсами. Исламизация населения Индии никогда не принимала крайних форм и, принятые в кастовое индийское общество парсы, не испытывали серьёзных гонений, как у себя на родине. В середине II тысячелетия н. э. положение парсов в Индии даже улучшилось. “Жрецы” стали получать титулы и земли, но парсийская община земледельцев и ремесленников (“средний слой” — средняя каста) при этом жила обособленно.

Впоследствии всё больше парсов стали заниматься торговлей, поставляя на рынок крупный рогатый скот, табак, спиртные напитки и ткани. К XVII веку в торговых центрах Гурджата (современный Бомбей) усилились купеческая и ремесленная парсийские прослойки. В Бомбее (являвшимся английской колонией) парсы стали посредниками между англичанами и индийцами. Со второй половины XVII века многие парсы получили в Бомбее участки земли и занялись предпринимательством. Главы купеческих родов, парсы-компрадоры стали определять экономическую, духовную и социальную жизнь парсийской общины. В XVIII — начале XIX вв. были заложены основы материального достатка ведущих семей парсийской буржуазии, члены которых становились торговыми агентами, банкирами, железнодорожными подрядчиками, а затем и фабрикантами.

В этот период парсы активно строили и контролировали алтари огня, храмы огня, погребальные башни дахмы, содержали семейных “жрецов”, которые всё меньше зависели от индийского “жречества”, особенно в Бомбее. Крепли экономические связи парсов с англичанами, а значит и политическое влияние по мере расширения колониальной империи Англии. Показательно, что первый индиец, прибывший по делам в Англию, был парс, также как и первый индиец, награждённый британским титулом. Панчаят (совет, стоящий во главе касты, храмовой организации и т. п.) персов “богател”, занимался «благотворительностью» и всё больше становился властным центром парсийской общины. В результате в первой половине XX века подавляющее большинство парсов сосредоточилось в городах Индии, превратившись в «средний класс».

[142] До середины XX века Англия была ведущей страной, с помощью которой «мировая закулиса» осуществляла свои глобальные планы.

[143] У иудеев это — закон.

[144] См. четвёртую книгу учебного курса «Сравнительное богословие».

[145] В Коран вошла доктрина рая и ада, заимствованная с индоиранского востока.

[146] Но исламский Восток не стал «своим» для «мировой закулисы».

[147] После захвата сасанидского Ирана арабами у зороастрийцев больше не было своего государства.

[148] В последнюю — через психику «пророка» Мухаммада.

[149] См. вторую книгу курса «Сравнительное богословие».

[150] Природа людей такова, что они стремятся найти высшую социальную справедливость.

[151] Иудеям уже была сформулирована доктрина их “справедливости”, процесс составления которой, как мы уже знаем, также не обошёлся без влияния зороастризма. Этот вопрос мы рассмотрим чуть позже.

[152] Подробно “философия” древних греков разобрана нами во второй книге курса «Сравнительное богословие».

[153]«Спокойного» здесь — от слова «покойник», среди которых только и возможна восточная “справедливость”, как учит Авеста. На этом вся “тонкость” Востока заканчивается — заканчиваются и иллюзии восточной справедливости.

[154] На Востоке всегда была видимость спокойствия (по сравнению с суетливым Западом): одна из причин этого спокойствия (на уровне государств-цивилизаций) — низкая социальная напряжённость, которая была надолго духовно “погашена” доктриной всеобщей посмертной “справедливости” и её разновидностями.

[155] Типа следующего: «…существует космическая предопределённость времени жизни цивилизаций, а в промежутке между мировыми катаклизмами можно разумно-демонически творить любую политику в отношении людей — лишь бы соблюдалась мировая «гармония» — гармония с космическим «разумом», который можно изучить с помощью астрономии и математики».

[156] Гунны, остготы, вестготы, франки, вандалы, аланы, бургунды, англы, саксы, юты, бритты, пикты, скотты и другие.

[157] Сасанидский зороастризм просуществовал до конца VII века н. э. как государственная религия, и лишь военная сила арабов смогла сокрушить власть династии Сасанидов. Но даже после захвата арабами Ирана — многочисленные общины, исповедующие зороастризм не сдавались ещё несколько веков.

[158] Не следует забывать, что именно при Сасанидах была произведена запись “священного” свода текстов Авесты авестийским алфавитом — то есть, была проведена окончательная “канонизация” зороастризма.