Глава 5. Морально-этические и социально-политические аспекты обмана

Общие аспекты морали

Проповедовать мораль легко, обосновать ее трудно.

(А. Шопенгауэр)

В этой главе мы подошли, наверное, к одному из самых сложных и неопределенных разделов данной книги. Пока мы рассматривали информационные или коммуникативные аспекты обмана, все было более или менее понятно: один человек сообщает другому (или другим) какую-то информацию, которая в итоге оказывается ложной или истинной.

Но когда мы вступаем на зыбкое поле морально-этических оценок, общепризнанные на первый взгляд слова и понятия вдруг теряют свою однозначность и то, что признается правильным и хорошим в одних обстоятельствах, оказывается плохим и безнравственным в других.

Солдат обманул своего начальника — это плохо, и за это в условиях военного времени его могут расстрелять. Он же, попав в плен, сумел обмануть врагов и, захватив важные документы, вернулся к своим — честь ему и хвала: получай орден за хитрость и смекалку.

Врач обманул своего коллегу, скрыв от него новый способ лечения — нехорошо; товарищи по работе его осудили. Этот же врач скрыл от больного диагноз (тот был обречен, неоперабельная форма рака) — все с пониманием отнеслись к этому факту. Некоторые даже назвали такой обман «благородным» и «гуманным».

Пятилетняя девочка приходит к папе с вопросом «Откуда берутся дети?», и оторвавшийся от газеты папа начинает лепетать что-то об аисте и капусте или магазине, где продают детишек. Сидящий рядом приятель одобрительно улыбается: не рассказывать же пятилетней девчушке о технике полового акта.

Обман ребенка налицо, но никого это не волнует. Но если тот же ребенок, разбив вазу, начинает сваливать вину на кошку, то, уличенный во вранье, он будет сурово наказан: «Не смей обманывать родителей!»

Такие примеры можно продолжать до бесконечности, но, наверное, вам уже становится ясной вся сложность и неоднозначность моральных оценок правды и лжи, чистосердечия и обмана.

Метафорическое изображение борьбы Добра и Зла. Фрагмент средневековой фрески

Чтобы разобраться в хитросплетениях моральных догм и правил, нам следует начать с определения этих понятий. Так что же такое мораль? Толковый словарь С. И. Ожегова определяет ее как «нравственные нормы поведения, отношений с людьми, а также сама нравственность».

То есть мораль — это нравственность. Не очень понятно… Полистаем словарь дальше и посмотрим, что есть «нравственность». Согласно определению того же С. И. Ожегова, «нравственность — это внутренние, духовные качества, которыми руководствуется человек, этические нормы; правила поведения, определяемые этими качествами». Итак, одно из главных содержаний понятий морали и нравственности составляют нормы и правила поведения людей, которыми они руководствуются в своей жизни. В отличие от правовых норм неисполнение их не влечет за собой тюремного заключения, а их нарушитель подвергается только общественному порицанию. Но так же, как и право, мораль исторически обусловлена и изменчива: то, что признается нравственным в одном обществе, безнравственно в другом.

Великий Иоганн Вольфганг Гете говорил: «Нравственность — это вечная попытка примирения наших личных потребностей». Ему вторил английский философ Бертран Рассел:

«Практическая нужда в морали возникает вследствие конфликта желаний различных людей или конфликта желаний в одном человеке».

Другими словами, люди придумали мораль для того, чтобы обуздать свой природный эгоизм и регулировать общественные отношения. Эту мысль мы находим в высказываниях многих великих мыслителей древности:

«Что такое нравственность? Наука о соглашениях, придуманных людьми для того, чтобы совместно жить наиболее счастливым образом. Подлинная цель этой науки — счастье наибольшего числа людей».

(К. Гельвеций)

«Нравственность есть наука об отношениях, существующих между людьми, и об обязанностях, вытекающих из этих отношений».

(П. Гольбах)

Марксисты говорили о нравственности более откровенно:

«Коммунисты вообще не проповедуют никакой морали… Они не предъявляют людям морального требования: любите друг друга, не будьте эгоистами и т. д.; они, наоборот, отлично знают, что как эгоизм, так и самоотверженность есть при определенных обстоятельствах необходимая форма самоутверждения индивидов».

(К. Маркс и Ф. Энгельс)

«Мораль — это «бессилие в действии». Всякий раз, как только она вступает в борьбу с каким-либо пороком, она терпит поражение».

(К. Маркс)

«Абсолютно безнравственного нет ничего на свете…»

(Ф. Энгельс)

В свою очередь, восточные мыслители, в частности Рабиндранат Тагор, также понимали неразрывную, диалектическую связь нравственного и безнравственного в человеческом обществе. Тагор писал:

«То, что безнравственно, на самом деле недостаточно нравственно, ведь и в неправде есть доля правды, иначе она и не могла бы даже зваться неправдой».

«Чтоб безнравственное намерение осуществилось, оно должно позаимствовать часть оружия из арсенала нравственности».

Ему вторил Лев Толстой, много позаимствовавший из индийской философии:

«Только с сильными, идеальными стремлениями люди могут низко падать нравственно».

В эпоху господства коммунистической философии было принято рассматривать все общественные категории с классовых позиций. В «Кратком словаре по этике», изданном в 1965 году, утверждалось в этой связи, что «общество, тот или иной класс создает моральные нормы, принципы, формирует понятия добра и зла соответственно объективным историческим потребностям. Моральные представления этого общества или класса истинны в той мере, в какой его исторические возможности отвечают потребностям общественного прогресса. И когда тот или иной класс становился реакционным, а его господство превращалось в тормоз общественного прогресса, тогда его моральные представления переставали соответствовать историческим законам, наполнялись ложным содержанием».

Звучит просто и эффектно, но как точно определить, что такое соответствие «исторических возможностей потребностям общественного прогресса»? Вроде бы понятно, что рабство полтора тысячелетия назад тормозило общественный прогресс, но процесс перехода к феодализму занял несколько веков. Так чем же была нравственная истина в эти переходные столетия? И была ли она вообще? Очевидно, что была, ибо люди не могут жить без морали и каких-то нравственных критериев, но вышеприведенное определение не дает понять, как же реально происходит возникновение и становление моральных истин.

Пока из всего вышесказанного определенно ясно одно: в каждой исторической эпохе, в каждом самостоятельно функционирующем человеческом обществе существуют определенные нормы поведения, регламентирующие необходимый и достаточный уровень правдивости его членов. Нарушение этих норм отдельными людьми наказывается путем общественного порицания. Нравственными считаются слова и поступки, соответствующие общепринятым в данном обществе нормам, безнравственными — нарушающие их. Эволюция человеческих отношений приводит к тому, что некоторые нравственные нормы, успешно ранее регламентировавшие взаимоотношения людей, становятся все более неприемлемыми.

В результате возникают новые правила поведения, которые впоследствии находят свое «научное» или религиозное оправдание.

Писатель Гарри Гаррисон, с которым я встречался на Всемирной конференции любителей фантастики в Джерси, во избежание путаницы предложил разделять понятия «этика» и «этос». В романе «Специалист по этике» он писал:

«Правда с маленькой буквы — это выражение отношений, способ описать обстановку, семантический инструмент. Но Правда с большой буквы — слово воображаемое, комплекс звуков, не имеющих значения. Оно кажется существительным, но у него нет рефрена, нет отражаемого. Оно ни для чего не служит, ничего не значит. Когда вы говорите: «Я верю в Правду», вы в сущности утверждаете: «Я верю в ничто».

Люди, которые думают иначе, просто путают понятия «этики» и «этоса». Первое слово относится к науке, изучающей, что такое хорошо и что такое плохо. Второе — к руководящей вере, стандартам или идеалам, присущим тому или иному конкретному обществу. Эти понятия нельзя смешивать. Десять заповедей Божьих отнюдь не являются всеобщими законами поведения, пригодными для любого человеческого общества, ибо, по словам Гаррисона, они «лишь куски племенного этоса, местные наблюдения, сделанные группой овечьих пастухов, и пригодные лишь на то, чтобы поддерживать порядок в доме». То, что было хорошо для жителей Иудеи две тысячи лет назад, может оказаться неприемлемым для папуасов Новой Гвинеи или буддийских монахов. Но и внутри христианской этики немало противоречий. Например, вторая заповедь запрещает поклоняться идолам:

«Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им» (Исх.20; 4–5). Или: «Не делайте предо Мною богов серебряных или богов золотых»

((Исх.20; 23).)

Но зайдите в любой католический храм и вы увидите, сколько там раскрашенных позолоченных кумиров, которым поклоняются люди.

С другой стороны, само Священное писание противоречит себе. В одном месте устами Господа оно призывает к отмщению:

«Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. Обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх.21; 24), а в другом устами Его сына советует прощать своих врагов:

«Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Матф. 5; 39).

Конечно, трудно что-то возразить против таких заветов, как «не убивай», «не укради», «не произноси ложного свидетельства на ближнего своего». Но рядом с этими заповедями встречаются и совсем архаичные, которым трудно найти место в современном мире: «Если вол забодает мужчину или женщину до смерти, то вола побить камнями, и мяса его не есть» (Исх.21; 28), или: «А день седьмый — суббота Господу Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих» (Исх.20; 10).

Как вы представляете себе практическое исполнение данного завета: работники транспорта и электростанций, врачи и милиционеры — все как один прекращают свою работу в этот день?

То, что легко можно было исполнить аравийским скотоводам две тысячи лет назад, явно невыполнимо в технический XX век. Но что же это за Всеобщая мораль, одни заповеди которой мы соглашаемся исполнять, а другие игнорируем? Ведь даже самым правоверным евреям приходится хоть что-то делать в субботу, и по этому поводу есть неплохой анекдот, который рассказывал артист Лев Дуров в передаче «Белый попугай».

Встретились как-то священники разных конфессий и стали спорить, кого из них больше любит Господь.

Католический священник сказал:

— Однажды я плыл на пароходе. Вдруг началась сильнейшая буря, загрохотал гром, молнии били не переставая. Я испугался, что они попадут в корабль, и попросил Бога отвести беду. И вот: кругом свирепствует буря, а вокруг корабля установился штиль, волны утихли, и мы благополучно добрались до берега.

На это раввин ответил:

— Меня все же Бог любит сильнее, и я докажу это. Однажды была суббота, я шел по улице и увидел на земле толстый кошелек. Заповедь не позволяла мне поднять его, и я вознес к Господу молитву. И вот — для всех продолжалась суббота, а для меня одного Он сделал пятницу, и я спокойно поднял деньги.

Отношение к обману

Даже сама невинность не сумела бы, живя среди нас, обойтись без притворства и вести дела, не прибегая ко лжи.

(Монтень. «Опыты»)

Как ни прискорбно осознавать этот факт строгим ревнителям нравственности, но беспристрастное изучение всей человеческой истории показывает нам, что ложь и обман являются неизбежными и неотъемлемыми атрибутами любого человеческого общества.

«Обман, хитрость, лукавство, коварство, умышленное лицедейство — в намерительных поступках людей обычное дело. Они — естественный фон «делового» инструментария», — пишет П. С. Таранов в своей книге «Секреты поведения людей». И далее: «Ожидание со стороны противника какой бы то ни было «человечности», пожалуй, столь же противоестественно и странно, как если бы заговорили дождевые черви или заброшенный сад стал плодоносить пахучими фруктами».

Другой специалист по практической этике, автор книги про питерских мошенников Е. Зубарев пишет: «Мукам совести подвержены лишь те, у кого она имеется в достатке, а достаток по нашим временам понятие такое же абстрактное, как и мораль. Возможно, честность и вправду норма жизни, но тогда мы должны признать, что давно уже не живем, а только прикидываемся друг перед другом».

Но тем не менее обман обману рознь. Он может быть невольным, когда один человек обманывает другого, даже не осознавая этого (например, владея устаревшей или неправильной информацией). Изменилось, скажем, расписание пригородных поездов. Один дачник спросил у соседа, когда отходит последний поезд. Тот сказал, не зная, что вот уже два дня, как не действует летнее расписание и эта электричка отменена. Его сосед, получивший неверную информацию, приходит на станцию и, естественно, не может уехать в город. В этом случае сердиться на соседа бессмысленно: он сам искренне верил в сообщаемую информацию.

Так же точно не имели смысла те ярость и сарказм, с которыми во время предвыборной президентской кампании 1996 года некоторые «демократически направленные» газеты нападали на пенсионеров, маршировавших под красными знаменами и призывавших голосовать за Зюганова. Те бабушки сами искренне верили, что президент-коммунист сможет дать России могущество, а людям — покой и благосостояние, поэтому их призывы к россиянам не содержали злонамеренного обмана.

Второй тип обмана — обман вынужденный. В отличие от обмана невольного он в полной мере осознается субъектом, но совершается под давлением обстоятельств. Такой обман, в свою очередь, можно разделить на две категории: когда он совершается во благо другому человеку и когда человек совершает его для собственной выгоды.

В первом случае — назовем его вынужденным альтруистическим обманом — он имеет место, например, в больнице, где доктор может скрывать от больного неблагоприятный прогноз заболевания, или в области семейных отношений, когда мать, не желая травмировать психику сына, скрывает от него случай измены его жены. В обеих ситуациях обманывающий думает в первую очередь о пользе и благе обманываемого, хотя, конечно, их представления о благе могут не совпадать.

Второй случай вынужденного обмана — вынужденный эгоистический — встречается гораздо чаще. Большинство людей не любят врать без нужды. Под влиянием воспитания, собственных убеждений или религиозных моральных норм они предпочитают говорить правду, однако бывают обстоятельства, когда ложь оказывается более выгодной, в то время как наказание за нее проблематично или минимально. И тогда чаша внутренних весов склоняется к обману. Пример: муж приходит с работы чуть позже обычного. Если жена ни о чем не спрашивает его, он ужинает и садится к телевизору или включается в семейную жизнь (чинит полку или занимается с детьми). Но если жена начинает устраивать ему допрос по поводу опоздания, а он, скажем, пил пиво с друзьями или заглянул к старой знакомой (в данном случае без каких-то серьезных последствий), то у мужа появляется сильное искушение обмануть жену, сославшись на производственные дела или задержку транспорта.

То есть в этом случае у субъекта первоначально отсутствовал замысел обмана, но он был вынужден прибегнуть к нему в силу обстоятельств.

Наконец, третий тип обмана — обман сознательный, или злонамеренный. В этом случае субъект заранее планирует свои обманные действия, которые направлены на извлечение собственной пользы, получаемой за счет введения в заблуждение другого человека.

Иногда польза, которую извлекает человек за счет обмана другого, связана только с моральным удовлетворением; сюда относится злорадное отношение некоторых людей к несчастьям ближних («мне не повезло, так пусть и тебе не повезет!»).

Однако в жизни нередко встречается и обман, в результате которого человек извлекает прямую материальную выгоду за счет обманутого им гражданина. Такой тип лжи, безусловно, осуждаем обществом и в определенных случаях преследуется законом. Так, в Уголовном кодексе Российской Федерации предусмотрен ряд статей, в которых прямо фигурирует обман. Это ст. 1 59 — «Мошенничество», ст. 165 — «Причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием», ст. 182 — «Заведомо ложная реклама», ст. 187 — «Фиктивное банкротство», ст. 200 — «Обман потребителей», ст. 292 — «Служебный подлог», ст. 306 — «Заведомо ложный донос» и другие статьи закона, которые мы более подробно рассмотрим ниже, в соответствующем разделе нашей книги.

Конечно, этой приблизительной классификацией отнюдь не исчерпывается все многообразие проявлений обмана, которое может встречаться в жизни. В частности, я бы выделил в особую форму так называемый прозрачный обман, где обе стороны — и обманывающий, и обманываемый — прекрасно понимают, что обман «шит белыми нитками», однако один из них делает вид, что верит другому. Это происходит в силу общественных традиций и условностей.

Пример: школа, итоговая контрольная работа по математике. Учитель видит, что один из учеников списывает, то есть обманом хочет завысить свою оценку. Нормальной реакцией учителя будет наказание списывающего ученика, но… Предположим, что этот школьник — сын большого начальника: директора школы, главы районной администрации, управляющего банком или, наоборот, круглый двоечник, с которым в случае неудовлетворительной оценки придется мучиться еще один год. Словом, учитель в данном случае не заинтересован раздувать скандал, и он делает вид, что ничего не заметил. Ученик, в свою очередь, видит, что уличен в обмане, но, воодушевленный равнодушием педагога, спокойно продолжает списывать.

Другая ситуация: жена знает об измене мужа, но, заинтересованная в сохранении семьи, делает вид, что верит его рассказам о причинах позднего возвращения домой. Если муж также имеет основания полагать, что его секрет раскрыт, то мы имеем пример «прозрачного» обмана.

Третья ситуация взята из романа Виктора Суворова «Аквариум». В 1967 году Центральный Комитет КПСС для демонстрации военной мощи Советского Союза решил провести самые грандиозные в мире маневры «Днепр», которые своим масштабом и размахом должны были произвести соответствующее впечатление на нашего вероятного противника. Тогдашний министр обороны маршал Гречко предложил своим генералам придумать для этой цели нечто оригинальное, доселе невиданное и ошеломляющее, способное потрясти воображение врагов СССР.

После долгих раздумий подходящее решение было найдено. Генерал-полковник Огарков выдвинул идею молниеносной постройки гигантского железнодорожного моста через Днепр.

По его замыслу необходимо было за один час построить мост через полноводную реку и пустить по нему эшелоны с танками и другой боевой техникой.

Идея была с восторгом встречена в Министерстве обороны и в Генеральном штабе, только вот позже оказалось, что технически это полный абсурд — конструкторы все как один утверждали, что построить наплавной мост грузоподъемностью 1 500 тонн за такой короткий срок невозможно. Тогда для спасения проекта Огарков решил пойти на частичную «показуху». Все вагоны решили переправлять только пустыми, а локомотивы (основной и дублирующий) срочно переделали. Все, какие можно, стальные детали заменили на алюминиевые, кроме того, были сменены паровые котлы и топки. Тендеры паровозов были совершенно пустыми, без угля и воды, а для переправы им оставили по одной бочке предельно калорийного топлива.

Во время переправы случился один забавный эпизод, который, впрочем, мог иметь и трагические последствия. Предоставим слово Виктору Суворову:

«…по мере того, как паровоз все дальше и дальше удалялся от берега, прогиб моста под ним угрожающе увеличивался. От прогиба моста к двум берегам реки пошли тяжелые медленные волны и, отразившись от берегов, вернулись к мосту, плавно закачав его в разные стороны.

На крыше паровоза мгновенно появились три фигуры испуганных машинистов.

Никто из иностранных гостей дотоле не обратил внимания на странный факт, что над паровозной трубой нет дыма, но появление машинистов было замечено сразу всеми и встречено снисходительными улыбками.

Впоследствии со всех фотографий и фильмов о знаменитой переправе эти перепуганные машинисты были мастерски убраны, но в тот момент надо было спасать авторитет. Самый рискованный трюк мог превратиться в комедию.

Паровоз тем временем, медленно раскачиваясь с машинистами на крыше, продолжал свой нелегкий путь.

— Что это там на крыше? — сквозь зубы процедил маршал Гречко. Советские маршалы и генералы затихли.

Вперед выступил генерал-полковник Огарков и громко отчеканил:

— Товарищ маршал Советского Союза! Нами всесторонне учтен опыт недавней арабо-израильской войны, где авиация играла решающую роль. Нами принимаются меры по защите тыловых коммуникаций от возможных налетов противника. В случае войны на каждом локомотиве мы планируем иметь, кроме машинистов, дополнительно три человека с автоматическими зенитными гранатометами «Стрела-2». Гранатомет еще не поступил на вооружение войск, но мы уже приступили к тренировкам расчетов. Сейчас машинисты находятся внутри кабины паровоза, а зенитный расчет — сверху: наблюдает за воздухом.

Зарубежные гости были сражены такой оперативностью советского Генерального штаба и молниеносной реакцией на все изменения в практике ведения войны.

А министр обороны был сражен способностью Огаркова так быстро, убедительно, красиво и вовремя соврать, не моргнув глазом».

И в заключение в качестве примера «прозрачного» обмана хочется привести анекдот, где эта ситуация доведена до абсурда.

Муж неожиданно возвращается из командировки. Жена в спешке заталкивает любовника в шкаф. Муж раздевается, открывает дверцу шкафа, чтобы повесить в него пиджак, и видит незнакомого обнаженного мужчину, который держится рукой за перекладину.

— Ты что здесь делаешь? — спрашивает муж.

— Еду в трамвае.

— Ну ты и придумал, что сказать!

— Ну ты и додумался, что спросить!

Предложенное выше разделение обмана на невольный, вынужденный и сознательный — лишь один из возможных способов его систематики. Например, философ Д. И. Дубровский вводит свою классификацию обмана, разделяя его на добродетельный и злонамеренный.

«Добродетельный обман вызывается альтруистическими целями. К нему обычно побуждают родственные чувства, любовь, долг, принципы профессиональной этики, элементарные нормы межличностной коммуникации. Бессердечно, жестоко, глупо говорить в лицо женщине, что она стара, непривлекательна, что время ее прошло. Бесчеловечно и аморально отнимать у человека слабую надежду, грубо навязывая такие истинные сообщения, которые способны ее перечеркнуть. Простейшие нормы приличия, этикета обязывают воспитанного человека проявлять в общении тактичность, обходительность, деликатность, ограничивать свое любопытство. Нарушение этих норм, которые, в частности, табуируют определенные темы, рассматривается как проявление невоспитанности, бестактности, наглости или даже психопатологии.

С другой стороны, морально допустимы комплименты, одобрительные слова, в которых преувеличиваются действительные достоинства человека, но которые призваны улучшать настроение и укреплять его душевные силы.

Таким образом, добродетельный обман составляет неотъемлемое свойство нашей культуры, и трудно представить такое будущее нашей цивилизации, которое смогло бы совершенно обойтись без него».

При обсуждении проблемы «добродетельного обмана» мне вспоминается эпизод из «Повести о настоящем человеке» Б. Полевого. Когда Алексею Мересьеву ампутировали ноги, только комиссар Воробьев смог лучше всех подбодрить потрясенного этим ударом судьбы летчика.

«Комиссар передал Мересьеву пачку писем. Это были письма из родного полка. Датированы они были разными днями, но пришли почему-то вместе, и вот теперь, лежа с отрезанными ногами, Алексей одно за другим читал эти дружеские послания, повествующие о далекой, неудержимо тянувшей к себе жизни…. Он так увлекся письмами, что не обратил внимание на разницу в датах и не заметил, как Комиссар подмигнул сестре, с улыбкой показывая в его сторону, и тихо шепнул ей: «Мое-то лекарство куда лучше, чем все эти ваши люминалы и вероналы».

Алексей так никогда и не узнал, что, предвидя события, Комиссар прятал часть его писем, чтобы в страшный для Мересьева день, передав летчику дружеские приветы и новости с родного аэродрома, смягчить для него тяжелый удар. Комиссар был старый воин. Он знал великую силу этих небрежно и наспех исписанных клочков бумаги, которые на фронте порой бывают важнее, чем лекарства и сухари».

Иллюстрация Н. Жукова к книге Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке»

О добродетельном обмане нередко в своих произведениях упоминал и Александр Сергеевич Пушкин:

Священный, сладостный обман,

Души волшебное светило…

Или другие, не менее знаменитые строки:

Да будет проклят правды свет.
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной
Он угождает праздно! — Нет!
Тьмы низких истин нам дороже
Все возвышающий обман…

Комментируя эти строки, Д. И. Дубровский пишет:

«В той или иной степени эта поэтическая истина о возвышающем обмане понятна каждому, ибо наш дух проективен, устремлен в будущее (мечтой, надеждой и верой), никогда окончательно не укоренен в наличном бытии, окончательно не удовлетворен в нем, и пока жив, он сохраняет некую потенциальную силу воспарения над низким, посредственным, заурядным, над рутиной и скукой наличного бытия. Поэтому «правды свет» может быть и тусклым, способным освещать только близлежащие предметы повседневности, жалкую прозаическую достоверность, и скрывать дальнее и расположенное выше. Такая правда способна питать цинизм и неверие в высшие ценности… А пушкинский «возвышающий обман», символизирующий веру в идеал, в наивысшие ценности и смыслы, есть способ сохранения надежды на лучшую, одухотворенную жизнь, на возможность обретения высших ценностей (любви, верности, творческого порыва)».

Дубровский интерпретирует добродетельный обман как случай совпадения интересов того, кто обманывает, и того, кто является объектом добродетельного обмана. Однако при этом возникает вопрос, кто будет оценивать реальность этого совпадения. Так, человек, умалчивающий от своего друга факт измены его жены, может искренне считать, что совершает добродетельный обман, не желая психологически травмировать своего товарища.

Однако его друг может иметь другую точку зрения на данную ситуацию и воспринимать такое утаивание информации как обман злонамеренный.

О возможности добродетельного обмана говорил еще Сократ, приводя пример стратега, обманывающего врага. Другими примерами добродетельного обмана могут явиться случаи, когда разведчик обманывает врага или врач обманывает больного, чтобы подкрепить его уверенность в благополучном исходе заболевания. Общество санкционирует также обман в спортивных играх, где он составляет основу тактики ведения спортивного состязания. Более того, в спортивных состязаниях высокого ранга. Другое дело, что этот обман должен подчиняться определенным правилам, известным обеим сторонам спортивного поединка.

К разряду добродетельного обмана общество, безусловно, относит обман преступников работниками правоохранительных органов. Вот диалог Шерлока Холмса и доктора Ватсона из рассказа Конан Дойля, посвященного великому сыщику:

«— Вы не будете возражать, если нам придется преступить закон?

— Ни в малейшей степени.

— И вас не пугает опасность ареста?

— Ради доброго дела я готов и на это».

Таким образом, у всемирно известного автора детективов не было ни малейших сомнений, что ради «справедливости» можно идти на обман и даже преступить закон.

А вот пример из жизни, описанный в газете «СПИД-Инфо» (№ 10, 1996). В ней рассказывается об операции по освобождению заложников, захваченных бандитами. Вел переговоры с ними специальный сотрудник, так называемый переговорщик, владеющий методами прикладной психологии. Его задачей было любыми способами заставить преступников поверить в безвыходность своего положения и в конце концов сдаться.

В начале переговоров бандиты через дверь потребовали миллион долларов, самолет, губернатора области и жену Мансура (главаря бандитов). Человек, ведущий переговоры от лица милиции, согласился на эти условия, но пояснил, что при их реализации возникнут неизбежные трудности и для их выполнения требуется определенное время.

«Мы можем собрать миллион долларов в течение трех часов в местных банках, но в рублях, — сказал он главарю бандитов. — А тебе нужны доллары, но их нужно ждать из Москвы, это займет больше времени. С самолетом тоже возможна задержка, нужно выбивать его через министерство, найти экипаж. А самое сложное — найти правительство, которое согласится принять самолет… Твоей жене тоже сообщено, она думает. Но если испугается, мы принуждать ее не будем. Губернатор в отъезде, сейчас будем вызывать его».

Слышавшие по рации этот разговор журналисты спросили вернувшегося из опасной зоны переговорщика:

— Губернатор, деньги, жена — когда все это будет?

— Никогда. Я лгал. Это обычная тактика переговорщика. Чтобы заставить преступника отказаться от части требований, я на словах соглашаюсь на выполнение некоторых из них. А дальше стараюсь доказать, что моя «добрая воля» все равно наталкивается на «злые обстоятельства».

Практика показывает, что удовлетворение требований похитителей не приводит к освобождению заложников, а лишь укрепляет их в сознании собственной значимости, силы.

Когда через три часа бандиты снова потребовали губернатора, эксперт, ведущий переговоры, ответил:

— Ему сообщили, он выехал, но где его носит, мы не знаем. В любом случае ему придется отвечать за это, и с поста он слетит.

Больше губернатором преступники не интересовались…

Помимо «добродетельного», Дубровский выделяет так называемый воодушевляющий обман.

Он пишет, что в определенных условиях намеренная дезинформация социального объекта может вызывать у него прилив сил, повышение уверенности в себе, веру в возможность достижения трудной цели. В критические моменты к подобным формам обмана не раз прибегали полководцы, распространяя ложные сообщения о приближающемся подкреплении, о несчастьях в стане противника и т. д., для того чтобы подбодрить свои войска и укрепить их веру в победу. Так, римский полководец Юлий Фронтин в своих «Стратегмах» упоминает о предводителе афинян Харесе, который ночью выслал из своего лагеря часть воинов, чтобы днем они открыто и шумно вернулись назад, изображая подошедшее подкрепление.

Отношение к обману достаточно сильно отличалось в разные времена и у разных народов.

Но даже в одном и том же обществе всегда существует две популяции людей, отношение которых к обману существенно отличается. Я имею в виду мужчин и женщин.

Как пишет В. Курбатов, «все люди склонны время от времени немножко хитрить и прибегать к тем или иным уловкам ради достижения собственной цели. В споре это может быть использование различных нелояльных приемов. Мужчины достаточно прямолинейно сформулировали свое кредо в виде принципа «цель оправдывает средства». Его даже назвали иезуитской моралью. Женщины не склонны открывать свои принципы, что им не мешает хорошо ими пользоваться. В чем различие мужской и женской трактовки принципа «цель оправдывает средства»? В мужском исполнении цель — это алтарь, а средство — все, что приносится в жертву. Ради высокой цели мужчина готов и сам пасть как жертва… В женской трактовке жертвой может быть мужчина, а в качестве алтаря выступает, конечно же, женщина…»

А теперь обратимся к русской классике. В качестве иллюстрации к вышеизложенному возьмем «Поединок», психологическую драму А. И. Куприна из жизни русских офицеров.

Замужняя женщина любит другого. Но он «бесперспективен», а ее нелюбимый муж имеет шансы попасть в Академию и сделать карьеру. Мучительные раздумья, борьба с собой, попытки найти приемлемый выход из создавшегося положения. Она приходит к своему другу для откровенного разговора:

«— Я не хочу обмана, — говорила торопливо Шурочка, — впрочем, нет, я выше обмана, но я не хочу трусости. В обмане же всегда трусость. Я тебе скажу правду: я мужу никогда не изменяла и не изменю ему до тех пор, пока не брошу его почему-нибудь. Но его ласки и поцелуи для меня ужасны, они вселяют в меня омерзение. Послушай, я только сейчас — нет, впрочем, еще раньше, когда думала о тебе, о твоих губах, — я только теперь поняла, какое невероятное наслаждение, какое блаженство отдать себя любимому человеку. Но я не хочу трусости, не хочу тайного воровства».

Итог вполне закономерен, если исходить из «женской логики», и абсурден, с точки зрения мужской. Шурочка впервые со всем жаром любящего сердца отдается дорогому человеку, а после этого хладнокровно отправляет его под пулю мужа (предварительно убедив, что муж выстрелит в воздух). «Ну и стерва!» — скажут мужчины. «Ах, бедная, — вытирая платочком слезы, сочувственно вздохнут женщины. — Она так мучилась, отправляя на смерть своего любимого…»

Влияние обмана на общественные связи

Если у тебя украли верблюда, но это помогло найти вора, то верблюд пропал не зря.

(Сомалийская пословица)

Невозможность однозначного примирения ложного и истинного, обмана и правды привела к тому, что в сознании людей одновременно существуют как бы две противоположные модели поведения, на самом деле взаимодополняющие друг друга. С одной стороны, у разных народов есть пословицы и поговорки, однозначно приветствующие правду и осуждающие ложь. Русские пословицы гласят:

Что лживо, то и гнило.

Вранье не споро: попутает скоро.

Неправдою свет пройдешь, да назад не воротишься.

На обмане далеко не уедешь.

Им вторят сомалийские поговорки:

Враньем отобедаешь, но не отужинаешь.

Сначала ложь — мед, потом горечь.

Речь без правды болеет.

Но, с другой стороны, у разных народов мы находим пословицы и поговорки, свидетельствующие о том, что полностью исключить ложь из нашей жизни также невозможно, как и жить только ею:

Не будь лжи, не стало бы и правды.

(Русская пословица)

Лучше ложь, приносящая пользу, чем правда, сеющая раздоры.

(Уйгурская пословица)

Ложь, направленная к доброй цели, лучше правды, возбуждающей вражду.

(Таджикская пословица)

Умная ложь лучше глупой правды.

(Русская пословица)

Если хочешь помочь правде, подружись с ложью.

(Ассирийская пословица)

В итоге противоречие между общепризнанными моральными догмами и реальными жизненными требованиями приводит к заколдованному кругу. Возникает тупиковая ситуация, безжалостно отраженная народным сознанием:*

Правдою жить — от людей отбыть, неправдою жить — Бога прогневить.

(Русская пословица)

Такая бивалентность мнений ставит в тупик не только обыденное сознание, но и мыслителей, изощренных в философских изысканиях.

Например, знаток в области этики Д. И. Дубровский на стр. 5 своей монографии «Обман» пишет:

«В каждом конкретно взятом соотношении обман и правда решительно исключают друг друга. Правда противостоит обману, неправде как экзистенциальная (смысложизненная) ценность высшего ранга, удостоверяющая подлинность нашего существования. Попрание правды ведет к распаду ценностных устоев человеческого общежития, к умножению абсурда, бессмысленности бытия, ибо правда выражает саму суть социальности, единение с другими, со всеми, кому несут весть, доверие к другим, общность или согласуемое интересов.

Наоборот, обман как намеренное действие чаще всего выражает эгоистическое обособление, разрыв, нарушение общности, недоверие, враждебное отношение к другим или неподлинное общение, в котором доминируют прагматические цели. Как полагал Монтень, «правдивость лежит в основе всякой добродетели». Поэтому лживость есть порок, разрушительно влияющий на всякую добродетель».

Но на двадцатой странице той же монографии он уже приводит положительные стороны применения обмана в обществе:

«Одна из важнейших социальных функций обмана состоит в том, что он способен обеспечивать возможность сохранения наличных коммуникативных структур в условиях расходящихся или практически несовместимых интересов».

И далее он отмечает двойственную роль обмана в социальной эволюции человеческого общества:

«На всех исторических этапах нашей цивилизации обман служил оправданию эксплуатации, подчинению одной социальной группы другой, одних людей другими. Обман — непременное средство борьбы за власть, орудие амбиции, честолюбия, корысти. Однако, как свидетельствует исторический опыт, обман использовался и в качестве средства борьбы с различными формами зла. Все революционные организации, ставившие своей целью низвержение существующей власти, изобретали изощренные способы конспирации и обмана своего противника».

Одной из форм компромисса, сглаживающего противоречия между моральными нормами и реальностью, является так называемая двойная мораль, почти всегда присутствующая в любом обществе.

Николай Козлов в своих «Философских сказках…» пишет, что «всегда различалась мораль господ и мораль для рабов, мораль элиты и мораль для масс, мораль мужчин и мораль для женщин, мораль взрослых и мораль для детей.

В этом списке все названные первыми позволяют по правилам своей морали себе то, что никогда не разрешат вторым. Мужчины делают то, что не позволяют женщинам, а все взрослые — то, что категорически запрещают детям».

А истоки «двойного стандарта» мы можем отыскать еще в Библии, в частности в Новом Завете:

«Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простится человекам. Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Матф. 12; 31–32)

Следовательно, ругать человека и даже Христа, сына Бога, можно, а вот отца его — ни-ни.

Расплата за это будет жестокой и неминуемой.

Спустимся с небес на нашу грешную землю. Россия. Годы Советской власти. Как там у нас было с критикой? Нормально… Хочешь критиковать товарища по работе? Вперед, на трибуну. Честь тебе и хвала. А начальника цеха? Ну, если критика заслуженная, конструктивная, попробуй. А директора завода? Стоит ли? Может, лучше в рабочем порядке… Напишите ваши предложения и передайте секретарю в письменном виде. А секретаря райкома? Тише, тише… Ты думай, что говоришь! Может, тебе и власть наша не нравится? И политика Центрального Комитета партии?

Если человек отвечал на этот вопрос утвердительно, то у него сразу появлялись две перспективы: отправиться на лесоповал в Сибирь или попасть в «психушку». Это был типичный пример двойной морали, когда правда дозволялась только в определенных пределах: от сих до сих, а за их границами в ходу была откровенная ложь. Особенность двойной морали заключается в том, что она создает у граждан тоталитарного общества противоположные по своей сути установки, разделяя людей на «своих» и «врагов».

«…Ненавидь и губи своих собратьев-людей — раздается повеление в эту минуту; люби своих собратьев-людей и оказывай им всякую помощь — слышится новое повеление в следующую минуту. Пускай в ход все средства для обмана — говорит один кодекс; будь правдив и верен в слове и в деле — говорит другой кодекс и т. д.», — писал Таранов в своей книге «Секреты поведения людей».

Такое положение характерно для любой замкнутой корпоративной системы от мафиозной банды до страны с тоталитарным режимом. Однако со временем ненависть, которую руководство сообществом вкладывает в свой народ (при отсутствии «внешних врагов»), может быть обращена «внутрь». Поэтому действительно устойчивыми тоталитарные системы могут быть только в условиях постоянных войн, когда есть выход негативной энергии масс. Внутри же страны в целях стабилизации общества правители должны были пропагандировать положительные идеалы (вроде широко рекламируемого советского лозунга «Человек человеку — друг, товарищ и брат»). Парадокс состоял в том, что люди, стоящие у власти, старались привить народу в общем-то правильные нравственные нормы, одновременно сами оставаясь глубоко безнравственными людьми. И это понятно, ибо, как говорил Г. Гейне, «Честность — прекрасная вещь, особенно когда все вокруг честные, а я один жулик». Как пишет Д. И. Дубровский, «клеветники и доносчики, захватившие руководящие позиции, обычно начинают «читать мораль», выступать в роли блюстителей нравственности, ибо им выгодно иметь Дело с честными, порядочными людьми, добросовестно выполняющими свои обязанности. Эта двойная мораль — одна для себя, Другая для управляемых — неизменный атрибут антидемократических режимов и бюрократически организованных учреждений, «закрытых» для свободного критического обсуждения».

Однако, поступая так, властители с неизбежностью сами попадают в расставленную для других ловушку. Ибо рядовые коммунисты, искренне верящие во внушаемые им идеалы правды, доброты, равенства и справедливости, нередко выступали с разоблачением зарвавшихся партийных боссов, давно уже отбросивших все моральные нормы. Обычно система тотального контроля за инакомыслием успевала тушить разгорающиеся скандалы, пока эксперимент Михаила Горбачева по созданию «социализма с человеческим лицом» не привел к ее краху.

По-видимому, как и в квантовой механике, где постулируется нахождение электрона только в определенных областях орбиты, в обществе не может быть середины между демократией и тоталитаризмом. Либо власть железной рукой подавляет малейшие признаки инакомыслия, всей силой своего репрессивного аппарата поддерживая ложные предаавления, либо она допускает свободу слова и в этом случае рискует оказаться под беспощадным огнем независимой прессы. Конечно, в последнем случае у властей еще остается немало рычагов воздействия на газеты, радио и телевидение, примеры которого мы видим в настоящее время, однако экономическое давление уже не может гарантировать вечного существования царства лжи. Изначально заложенное в человеке стремление к истине настолько сильно, что заставить его лгать постоянно можно только под угрозой неминуемой смерти.

Джордж Оруэлл в своем знаменитом романе «1984» описал грядущее тоталитарное общество, где партийная верхушка полностью контролирует не только поступки, но и в определенной мере даже мысли своих сограждан. Это общество полно лжи; ложь проникла во все поры существования людей, так что они потеряли всякую ориентировку в окружающем мире. В головы жителей этого супергосударства с детства вдалбливаются абсурдные на первый взгляд лозунги типа:

«ВОЙНА-ЭТО МИР»,

«СВОБОДА — ЭТО РАБСТВО»,

«НЕЗНАНИЕ — ЭТО СИЛА».

Подспудный смысл такой пропаганды состоит в том, чтобы перевернуть всякую логику в умах людей и заставить их бездумно выполнять любые приказы сверху, какими бы бессмысленными они ни были.

П. Бодри. Истина

Специальное Министерство Правды, содержащее тысячиников, занималось тем, что постоянно подправляло прошлое, громоздя одну ложь на другую до тех пор, пока уже невозможно было вспомнить, какие события происходили на самом деле. Как пишет Дж. Оруэлл, «…если все принимают ложь, навязанную партией, если во всех документах одна и та же песня, тогда эта ложь поселяется в истории и становится правдой. «Кто управляет прошлым, — гласит партийный лозунг, — тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым».

И хотя Оруэлл в своем романе-антиутопии показал вымышленный мир, нам, людям, помнящим социализм советского образца, он не кажется таким уж фантастическим. Мы учили историю по книгам, в которых все было так, как хотели это видеть партийные вожди, а не так, как это было на самом деле, причем история, особенно новейшая, бывало, перекраивалась по нескольку раз. Мы, как и герои оруэлловской Океании, на первомайских демонстрациях несли лозунги «Свобода. Равенство. Братство. Мир. Труд. Май», но только в Двух последних словах содержалась истина.

«Свобода» существовала только на словах, «равенство» было фикцией (стоило только сравнить содержимое «спецраспределителей» с прилавками обычных магазинов), «братство» рядового работяги с секретарем обкома не могло присниться последнему и в дурном сне, а «мир» ковался на многочисленных военных заводах, в которые, словно вода в песок, уходило три четверти совокупного валового дохода страны.

Закончить этот раздел хотелось бы рассмотрением такого явления, как отображение проблем Истины и Лжи в изобразительном искусстве. Ложь издавна изображалась метафорически в виде красивой полуобнаженной женщины с маской на лице и лисицей у ее ног. Что же касается Истины, то здесь мы встречаем большее разнообразие. Чаще всего она изображается в виде женщины с зеркалом в руке, выходящей из колодца. Именно в таком виде мы встречаем изображение Истины на полотнах французских живописцев Бодри и Лефевра.

Однако другие художники возражали против такого пасторального подхода, понимая, что у такой Истины нет никаких шансов доказать свою правоту. Поэтому немецкий художник Арнольд Беклин на своей картине изобразил ее не с зеркалом, а с мечом в руке.

Русские художники тоже внесли свой оригинальный вклад в дискуссию по данному вопросу — достаточно вспомнить картину Николая Ге «Что есть истина?», на которой изображен сытый и преуспевающий Пилат, с одной стороны, и измученный, но твердо отстаивающий истину Христос — с другой. В трактовке русского живописца Истине предоставлен печальный удел быть вечно гонимой и униженной.

Хитрость

Хитрость приводит к успеху быстрее, чем сила.

(Аль-Муради)

Для начала нужно определиться с понятиями. В словаре Ожегова определение «хитрый» трактуется в нескольких смыслах. Это и лукавый, и изворотливый, и изобретательный, так что хитрость охватывает все оттенки моральных оценок — от осуждающих («идущий обманными путями») до одобрительных («искусный в чем-либо») — Примеры хитрости мы можем найти как в жизни, так и в любой литературе — от детских сказок до Библии. Даже Иисус Христос, будучи Сыном Божьим, не брезговал применять ее против своих оппонентов. Взять хотя бы знаменитую провокацию фарисеев с неверной женой (Иоанн. 8; 3-11). Когда книжники и фарисеи привели к нему женщину, уличенную в прелюбодеянии, и поставили вопрос о мере ее наказания, казалось, что Иисусу не выбраться этой ловушки. Какое бы решение он ни принял, его ждал проигрыш. Если бы он, согласно священным заветам Моисея, посоветовал бы побить ее камнями, тотем самым опроверг бы свое учение о всепрощении; если же попросил бы отпустить ее, то тем самым поощрил бы грех.

H. Ге. Что есть истина?

Иисус поступил иначе. Он уклонился от прямого ответа, но сделал это так искусно, что никто не смог в этом его обвинить. Как пишет Иоанн, Христос сидел, не глядя на фарисеев, как бы задумавшись о своем, и что-то чертил пальцем на земле. Когда от него второй раз потребовали принятия какого-то решения, Иисус на секунду оторвался от своего занятия и как бы между прочим произнес свою знаменитую фразу: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень», тем самым переложив ответственность на самих фарисеев да еще заставив их вспомнить о своей нечистой совести.

Другой пример хитрости и немалой изворотливости Иисус проявил при коварном вопросе фарисеев насчет уплаты налогов в казну римского императора. И опять, как в истории с грешницей, любой конкретный ответ был не в пользу Христа. Отказ от уплаты налогов означал бы призыв к неповиновению властям и суровое наказание, призыв платить ненавистному императору неизбежно оттолкнул бы от Иисуса его приверженцев, ненавидящих завоевателей.

Лукас Кранах Старший. Христос и грешница

Христос снова с блеском вывернулся из коварной ловушки. Впрочем, лучше предоставить слово Матфею, одному из евангелистов:

«Тогда фарисеи пошли и совещались, как бы уловить Его в словах. И посылают к Нему учеников своих с иродианами, говоря: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лицо; Итак скажи нам: как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет? Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры? Покажите Мне монету, которою платится подать. Они принесли Ему динарий. И говорит им: чье это изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу»

((Матф. 22; 1 5-22).)

Александр Игнатенко в книге «Как жить и властвовать», составленной на основе изучения трактатов древних арабских мудрецов, писал, что хитрость напрямую связана с разумом, единственным обладателем которого является человек. Он отмечал, что если внимательно проанализировать средневековые арабские книги, наставляющие и поучающие правителей, то вывод может быть только один: человек стоит перед выбором — быть разумным и хитрить или отказаться от хитростей и исключить себя из разряда разумных существ.

Причем оказывается, что обманывать можно не только людей, но и самого Аллаха! Ведь Коран однозначно запрещает давать деньги в рост под проценты, но уже в средние века ростовщики научились ловко обходить этот закон шариата.

Допустим, человек хотел взять у ростовщика 1000 динаров в долг под 20 % годовых. В присутствии свидетелей он подписывал с ростовщиком договор якобы о покупке раба у этого ростовщика. Раб оценивался в 1200 динаров, и покупатель (он же заемщик) обязывался вернуть эти деньги ростовщику через год. Этих денег у покупателя, естественно, не было, и он тут же «продавал» обратно этого же раба ростовщику за 1000 динаров. Ростовщик вручал человеку деньги, и они благополучно расходились, чтобы встретиться через год.

Сложноватая комбинация, не правда ли? Но в итоге у нуждающегося в деньгах человека оказывалась необходимая сумма в 1000 динаров, у ростовщика — долговая расписка, по которой он через год получал свои деньги обратно + 200 динаров в качестве процентов, а у ревнителей Корана — смутное ощущение, что их обманули, хотя формально в долг никто никому не давал — просто за вечер дважды продали одного и того же раба. Но ведь Коран этого не запрещает?

Этот пример весьма характерен, так как показывает весьма зыбкую грань между хитростью и обманом, ибо трудно применить последний термин для случая обхода косных правил, мешающих заниматься нормальным бизнесом. Конечно, давать деньги в долги наживаться на людских нуждах достаточно аморально, но система кредитов составляет основу любой рыночной экономики, и обойтись без нее тоже невозможно. Термин «обмануть» применяют в случае, если ложная информация предназначена для человека или группы людей, поэтому в вышеприведенном примере речь идет скорее о хитрости.

Бывают ситуации, где хитрость уже вплотную приближается к обману, так что их трудно различить. В начале 90-х годов XX века, в эпоху бурного развития рыночной экономики, законы не поспевали за новыми формами хозяйствования, и ловкие бизнесмены придумывали десятки лазеек, позволяющих обходить действующее законодательство, прежде чем государство успевало выпустить соответствующие подзаконные акты, закрывающие «дыры» в налоговых поступлениях.

Например, одно предприятие должно перечислить деньги за приобретаемую продукцию. Но с этих сумм поставщик должен заплатить налог, а он этого не хочет делать. Тогда пишется «липовый» договор, по которому покупатель в свое время якобы обязывался оказать какие-то услуги продавцу (например, продать вагон меди по цене ниже рыночной), а в случае невыполнения этих обязательств должен был заплатить штраф (равный стоимости реально отгруженного товара). Со штрафов налоги в то время не брались. В результате взаимовыгодной сделки получатель приобретал необходимый ему товар по сходной цене, а деньги за него оформлял в виде штрафа, с которого продавец не платил налога.

В итоге этой хитрости страдало государство, а уж как назвать такую операцию — хитростью или обманом, — думайте сами. Каждая по отдельности сделка из этой комбинации в принципе законна, а в сумме — казна лишалась налога, то есть государство обманывалось обоими участниками такой сделки.

Ханжество и лицемерие

Надобно сказать, что госпожа Архиза ханжой не была, однако на первое место ставила интересы дела. Интересы дела требовали уважения к общественному мнению, а общественное мнение полагало, что жене равно необходимо и иметь любовников, и говорить о добродетели, так же, как мужу равно необходимо и брать взятки, и говорить о справедливости.

(Ю. Латынина. «Колдуны и империя»)

По определению, данному в словаре русского языка Ожегова, «ханжа есть лицемер, прикрывающийся показной добродетельностью, набожностью». В свою очередь, «лицемерие» — это «поведение, прикрывающее неискренность и злонамеренность притворным чистосердечием, добродетелью». Гегель писал, что «Лицемерие есть стремление представить для других зло как добро». Таким образом, ханжество и лицемерие есть вид изощренного, замаскированного обмана, в котором внутреннее зло скрыто под маской добра.

Такой вид обмана был подвергнут резкой критике в Новом Завете (Евангелие от Матфея), где вся 23-я глава посвящена обличению лицемеров со стороны Иисуса Христа:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете дома вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды.

Фарисей слепой! Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их.

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты. Так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония».

Маска добра

Впрочем, не все моралисты древности относились к лицемерию столь непримиримо.

Ларошфуко, например, полагал, что оно естественное и неотъемлемое свойство общества, где распространен порок и в то же время правят мораль и религия.

«Лицемерие — это дань уважения, которую порок платит добродетели», — писал он в своих «Максимах». Эту мысль как бы продолжает Томас Манн: «Лицемерие есть комплимент добродетели: оно означает принципиальное признание нравственной нормы».

Здесь есть над чем подумать. Что хуже для души человека: общество, где царствуют ложь и лицемерие, но сохраняется хотя бы видимость правды и морали, или тирания, отбросившая покрывало стыдливости и не нуждающаяся в оправдании своих поступков? В первом случае человек живет во лжи, но с идеалами нравственности в душе, а во втором низводится до бездушного автомата, лишенного моральных норм. Пример первого рода — сталинский социализм, где уничтожение миллионов людей объясняли нуждами строительства светлого будущего, пример второго — Кампучия времен Пол Пота, где людей сначала низводили до положения рабов, а потом убивали «просто так», даже не снисходя до каких-либо объяснений.

Но, слава Богу, приведенные примеры — лишь крайние случаи человеческих социумов, встречающиеся достаточно редко. Чаще лицемерие приобретает не столь жестокие формы, выполняя функции сглаживания противоречий между требованиями морали и себялюбием людей. Лицемерие — род социальной маски, и, как всякая маска, она имеет обыкновение срастаться с настоящим лицом, постепенно становясь его неотъемлемой частью. Иногда это происходит само собой, а порой для этого требуются определенные усилия. Русский писатель В. Вересаев написал по этому поводу своеобразный «Совет лицемерам»:

«Ты прикидываешься на людях энтузиастом, отзывчивым человеком, добрым товарищем.

Наедине и в семье ты не считаешь нужным притворяться, и лицо твое принимает обычное, присущее тебе выражение мелкого и злого эгоиста, думающего только о своих выгодах. И на лицо твое наносятся определенные черты, которые все труднее становится сгонять на людях. Лицемерь и наедине. Тогда маска твоя станет прочнее».

Лесть

Владело бы дерьмо скотом, к нему бы обращались: «О, мягчайшее!»

(Сомалийская пословица)

Лесть стара как мир. Наверное, с тех давних пор, когда человеческое общество разделилось на начальников и подчиненных, последние для того, чтобы облегчить себе жизнь, старались завоевать расположение своих боссов. А если учесть, что главной отличительной особенностью любого руководителя является честолюбие, то очень скоро лесть (поглаживание и щекотание этого честолюбия) стала самой распространенной формой подхалимажа. Со временем она распространилась и на других людей, чье расположение нам надо было завоевывать, — от секретарш этих начальников до собственных жен.

Ат-Тартуши в книге «Светильник владык» отмечает, что приближенным султана может быть один из двух людей. Либо бесстыдный и льстивый, который благодаря бесстыдству достигает чего захочет и остается в безопасности благодаря собственному подхалимству.

Либо простофиля, к которому все относятся с пренебрежением: ему никто не завидует, и у него поэтому нет врагов. Что же касается тех, кто хочет приблизиться к султану при помощи своей честности, преданности и скромности, то им редко удается стать доверенным, близким человеком правителя. Так происходит потому, что против них ополчается и враг правителя, и его друг.

Другой арабский мудрец, Ибн-ад-Дая, в книге «Греческие заветы» пишет, что если вдруг властелину взбредет в голову заняться самокритикой или сказать о том, что он совершил какую-то ошибку, то соглашаться с ним нельзя ни в коем случае. Наоборот, нужно приложить все силы для того, чтобы доказать властелину противоположное. По мнению Ибн-ад-Дая, это будет не очень трудно сделать.

Льстивое отношение к правителям в первую очередь проявляется в их титулах, которые зачастую сами по себе являлись изощренными образцами самой неприкрытой лести. Так, величайшего тирана XX века Иосифа Сталина придворные подхалимы называли «великим вождем мирового пролетариата», «гениальным марксистом», «корифеем всех наук» и так далее. Впавшего в конце своего правления в маразм Леонида Брежнева в официальных газетах именовали не иначе как «политическим деятелем ленинского типа», «выдающимся борцом за дело мира и руководителем международного коммунистического движения», «крупным военачальником» и даже «блестящим писателем современности» (это за написанные чужими руками книги типа «Малой земли»).

Но не надо думать, что подобные титулы имели только коммунистические лидеры. Возраст лести поистине безграничен. Например, официальное имя средневекового арабского визиря аль-Ма-муна было «Наивеликолепнейший, Надежный, Корона халифата, Гордость Всего живого, Основа Религии, Драгоценность Повелителя правоверных». И это было звание всего лишь высокопоставленного чиновника! А сколько же занимало произнесение титула его повелителя, самого халифа?

Люди, вынужденные обращаться к правителям с подобными титулами, фактически были обречены на ложь, ибо прекрасно понимали, как далеки эти красивые метафоры от реальной жизни. Тот же Сталин, организовавший массовые репрессии и сделавший сиротами миллионы ребят, спокойно принимал почетный титул «лучшего друга детей». Поэтому, поощряя своих подданных обращаться к ним подобным образом, властители народов фактически обрекали их на постоянный обман себя и друг друга.

За тысячелетия человечество разработало тысячи разновидностей лести. Льстить, то есть лицемерно, без меры, восхвалять, можно чему угодно: положению в обществе, уму, красоте, силе, остроумию и т. д. Главное правило состоит в том, чтобы восхваление опиралось хотя бы на крупицу правды, причем размеры этой доли истины, как правило, определяются самим объектом восхваления. Одному человеку желательно, чтобы похвалы в его сторону были основаны на реальных достоинствах и успехах, другие же поистине всеядны и без разбору принимают любые формы лести, как бы грубы и искусственны они ни были. Но в любом случае, как писал Бернард Шоу, «людям льстит уже то, что их считают достойными лести».

Тонкий и проницательный Лихтенберг писал:

«Кто утверждает, что ненавидит всякую лесть, и говорит это серьезно, тот, безусловно, еще незнаком со всеми ее видами, отчасти — с ее содержанием, отчасти же — с формой. Люди разумные, конечно, ненавидят обычную лесть, потому что чувствуют себя униженными убеждением глупца в их легковерии. Они, следовательно, ненавидят обычную лесть только потому, что эта лесть для них ничуть не лестная. Исходя из своего опыта, я решительно не вижу никакой большой разницы в людях в этом отношении. Все это, так сказать, лишь переводы с одной валюты на другую. Каждый имеет свою монету, в которой желает быть оплаченным».

Классическим примером лести может считаться басня И. А. Крылова «Ворона и лисица», в которой великий русский баснописец обреченно отметил:

Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
Ну разве можно устоять против такого обращения:
Голубушка, как хороша!
Ну, что за шейка, что за глазки!
Рассказывать, так, право, сказки!
Какие перышки! Какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок!
Спой, светик, не стыдись!

А в итоге:

Сыр выпал — с ним была плутовка такова.

Но лесть бывает взаимоприятной и для обеих сторон, даже если обе они в глубине своей души понимают всю неправомерность взаимовосхваления. Впрочем, обычно об этом стараются не задумываться. Ведь весьма приятно, когда тебя хвалят, особенно если платой за это несомненное удовольствие является такая мелочь, как ответная лесть.

Вновь обратимся к И. А. Крылову. Бедному Воробью и невдомек, почему так самозабвенно хвалят друг друга Кукушка и Петух. Открыть этот нехитрый секрет приходится самому Ивану Андреевичу:

За что же, не боясь греха,
Кукушка хвалит Петуха?
За то, что хвалит он Кукушку.

Компромат

Ах, злые языки страшнее пистолета.

(Грибоедов)

Ныне слово «компромат» является чуть ли не неотъемлемым элементом российской политической жизни, а еще каких-то трид-цать-сорок лет назад его приходилось расшифровывать как чуждый нам иностранный термин. Так, в «Словаре иностранных слов», изданном в 1954 году, значилось:

«КОМПРОМЕТИРОВАТЬ (отфр. compromettre) — вредить кому-либо во мнении третьих лиц или общества; подрывать чью-либо репутацию, доброе имя».

Собственно говоря, компромата хватало всегда, но его использование было под строгим контролем государства и «компетентных органов». Причем широкомасштабное компрометирование чуждой нам экономической системы называлось несколько по-другому — «пропагандой», или «идеологической борьбой», что не меняло сути дела, ибо заключалось именно в очернении всего капитализма или отдельных врагов Советской власти (того же Троцкого, например).

Разбирая виды компромата, Михаил Любимов в газете «Совершенно секретно» пишет, что можно выделить три его разновидности:

1. Сбор сведений об объекте компромата;

2. Специальная организация ситуаций компрометирующего характера;

3. Дезинформация, распространение заведомо ложных сведений.

Цель всех этих меро приятий одна — очернить доброе имя человека или организации в глазах общества, различаются же они только по степени безнравственности и использования лжи.

В первом случае ложь как таковая может отсутствовать — задача заинтересованной стороны состоит лишь в выяснении «правды» и выставлении ее на суд Божий. Если человек чист перед совестью и законом, то этот номер не пройдет. Однако если у интересующего нас лица есть кое-какие грешки (незаконные сделки, внебрачные связи, уклонение от уплаты налогов, контакты с сомнительными элементами и пр.), то ему не поздоровится. Для выявления этой информации есть масса способов, к которым относятся перлюстрация личной корреспонденции, подслушивание телефонных разговоров, скрытая фото- и видеосъемка и вербовка людей из близкого окружения «объекта».

Вторая разновидность компромата выглядит более отталкивающе, ибо заключается в организации всякого рода провокаций, втягивающих «объект» воздействия в компрометирующие его ситуации. Скажем, если человек умерен в отношении алкоголя, его нужно вынудить напиться, а потом преподать это как обычное явление. Если он сохраняет супружескую верность, ему надо подсунуть подходящую красотку с последующей фиксацией такой «случайной» встречи на фотографии. Дальнейшие события могут развиваться по-разному в зависимости от конечных целей и квалификации организаторов компромата. В этом отношении интересно сравнение методов работы египетских и советских спецслужб, приведенное М. Любимовым в той же статье.

В шестидесятые годы два американских сенатора во время визита в Каир переспали с местными проститутками. Судя по тому, что у египетской полиции оказались соответствующие «постельные» фотографии, соблазнение заокеанских законодателей произошло не без помощи арабских спецслужб. Однако никакого хода данному делу египтяне не дали, а фотографии вместе с негативами были переданы в отдел безопасности посольства США в Каире. Казалось, инцидент исчерпан, а дело закрыто. Однако через два года египетский посол в Вашингтоне пригласил на обед одного из сенаторов и попросил смягчить его произраильские позиции при принятии одного из законов. При этом посол лишь вскользь упомянул о давнишнем визите своего собеседника в Каир, но для сенатора этого оказалось достаточно. При принятии закона, затрагивающего интересы арабов, он воздержался от голосования.

По-другому вели себя советские спецслужбы, которым в начале пятидесятых годов удалось «зацепить на крючок» тогдашнего французского посла Дежана. Здесь мы явно имеем дело с компроматом второго рода — провокационным и тщательно спланированным. Операцией по вербовке посла руководил лично начальник контрразведки, подведенный к послу через известного писателя в качестве помощника председателя Совета Министров. Послу последовательно подставляли известных актрис, в одну из которых он все-таки влюбился и начал бурно ухаживать. По сценарию КГБ актриса сначала сопротивлялась ухаживаниям француза, что только распаляло желания влюбленного. Наконец после банкета на даче одного из участников операции посол поехал на ответственное свидание с «дамой сердца», во время которого Дежан наконец-то добился желанной близости. Однако чекисты не стали врываться в комнату и устраивать международный скандал. Они поступили тоньше. В разгар любовных страстей вдруг якобы из командировки вернулся «муж» возлюбленной и после потасовки вышвырнул полуголого посла на улицу. Остаток ночи тот провел на лестнице, красочно представляя себе все детали будущего скандала, а утром позвонил своему «лучшему другу» из Совета Министров. Тот не заставил себя ждать (ведь он тоже провел бессонную ночь, наблюдая за ходом операции из соседней квартиры), приехал, выслушал «эту жуткую историю» и посоветовал замять надвигающийся скандал… при помощи КГБ.

После некоторых колебаний посол согласился делиться с компетентными органами некоторой конфиденциальной информацией.

Третий вид компромата — явная ложь, обычно для лучшей усвояемости замешанная в определенной пропорции на истинных событиях. Этот вид компромата был особо популярен во времена «холодной войны», когда идеологические службы США и СССР не жалели сил для очернения друг друга в глазах мировой общественности и собственных народов. В вышеупомянутой статье под характерным названием «Компромат — оружие борьбы» М. Любимов пишет, что «во время «холодной войны» мы постоянно валили все грехи на ЦРУ и западные спецслужбы, а те тоже не оставались в долгу и всюду усматривали «руку Москвы».

ЦРУ очень ловко обвинило болгарскую разведку и КГБ в покушении на папу римского, мы обвинили ЦРУ в убийстве Индиры Ганди, достаточно хитро толкнули в мировую печать дезинформацию, что СПИД родился в лабораториях ЦРУ, распространяли сведения, что США занимались кражей детей для использования их органов при трансплантации» («Совершенно секретно», № 8, 1996).

Из вышесказанного не следует делать вывод, что провокации для создания компромата применяют только спецслужбы, — подобным приемом нередко пользуются криминальные элементы. Анатолий Барбакару в своей автобиографической повести «Записки шулера» рассказывает о том, как пытались оказывать давление на капитана милиции, ведущего дело об изнасиловании. Этого следователя через знакомых пригласили на одну из квартир якобы для сеанса карточной игры (предварительно задев его самолюбие тем, что притворно засомневались в его квалификации как игрока, которой он весьма гордился). Затем ему дали выиграть крупную сумму денег, после чего к нему на колени села обнаженная девушка со словами: «Я согласна, чтобы ты получил меня в виде проигрыша!» Естественно, что всю эту комедию (впрочем, для следователя она была больше похожа на драму) засняли на видеопленку. После чего ему предложили альтернативу: «отмазать» насильника или «вылететь» с громким скандалом с работы.

Клевета

Есть оружие страшнее клеветы. Это — истина.

(Ш. М. Талейран)

Клевета в уголовном праве есть преступление против личности, заключающееся в распространении заведомо ложных измышлений, позорящих другое лицо. Для признания деяния клеветы необходимо, чтобы виновный знал, что распространяет именно ложные сведения, направленные на подрыв репутации потерпевшего, причем достаточно, чтобы подобные сведения были сообщены им хотя бы одному человеку.

Клевета стара как мир. В качестве примера возьмем древнеримского историка Тацита. Вот что он пишет об одном из приближенных императора Отона:

«Он избрал легкий путь к почестям: стал клеветать на других командиров, отрицая те хорошие качества, которые у каждого из них были… и в результате благодаря своей ловкости и подлости добился превосходства над людьми порядочными и скромными».

Особенностью клеветы является ее способность к «самоподдержанию» за счет усилий ее жертвы в плане самооправдания. Какой бы абсурдной и чудовищной ни была клевета, люди могут полностью или частично поверить в ее истинность, если объект ее применения начнет оправдываться. И, наоборот, если жертва клеветы сохранит спокойствие и хладнокровие, сделав вид, что клевета его не касается, последняя тает, как мартовский снег. Возможно, это связано с укоренившейся в умах психологической уаановкои: опровергают только реальные факты, незачем оспаривать несуществующие события. Такую особенность наветов издавна подметили философы. Томас Пейн писал:

«Клевета — порок, обладающий необычными свойствами: стремясь умертвить ее, вы тем самым поддерживаете ее жизнь, оставьте ее в покое — и она умрет сама».

Ту же мысль развивал ранее в своих «Максимах» Шамфор:

«Клевета похожа на докучную осу: если у вас нет уверенности, что вы тут же, на месте, убьете ее, то и отгонять ее не пытайтесь, не то она вновь нападет на вас с еще большей яростью».

Китайский государственный деятель Чэнь Сяочуань выделил четыре ступени эскалации слухов, направленных против лица, которое намереваются опорочить. Так, если этот человек безупречен с профессиональной стороны, на него прежде всего предпринимаются политические нападки. Если он неуязвим политически, его обвиняют в деловой недобросовестности. В случае неудачи на прицел берется его личная жизнь. Когда и этот выстрел не попадает в цель, придираются к его характеру, например, упрекают в излишней гордости. Обычно цель навредить достигается, как только начальник поверит слуху.

Весьма легковерен в отношении клеветы был последний русский император Николай II.

Генерал А. Мосолов, бывший начальник канцелярии министерства Императорского двора в своей книге «При дворе императора» писал:

«Он увольнял лиц, даже долго при нем служивших, с необычайной легкостью. Достаточно было, чтобы начали рассказывать про кого-нибудь сплетни, начали клеветать, даже не приводя никаких фактических данных, чтобы он согласился на отчисление такого лица. Царь никогда не старался сам установить, кто прав, кто виноват, где истина, а где навет… Менее всего склонен был царь защищать кого-нибудь из своих приближенных или устанавливать, вследствие каких мотивов клевета была доведена до его, царя, сведения. Как все слабые натуры, он был недоверчив».

Троцкий принимает парад на Красной площади

В книге «Тайная история сталинских преступлений» А. Орлов пишет, как Иосиф Сталин применял оружие клеветы против своих политических противников. Этот величайший и хитрейший тиран всех времен и народов знал, каким сильнодействующим средством является клевета, и поэтому манипулировал ею в тщательно отмеренных дозах. Сюда относились, во-первых, более или менее стандартные обвинения Троцкого «в недооценке крестьянства» и в «недостаточной уверенности в силах пролетариата», затем следовали обвинения Троцкого в подготовке террористических актов. Наконец, на втором из процессов Сталин обвинил Троцкого в прямом шпионаже в пользу Германии с 1935 года. Но на третьем процессе Сталин чуть не переиграл самого себя.

Крестинскому, одному из главных свидетелей обвинения, было приказано объявить, что он сам и Троцкий сделались тайными агентами Германского генерального штаба еще в 1921 году.

Сталин не заметил, что, зачисляя Троцкого в платные шпионы еще с 1921 года, он тем самым подрывает основную предпосылку, на которой базировался весь миф о шпионаже Троцкого в пользу Германии. Эта предпосылка была изобретена Сталиным и базировалась на утверждении, что Троцкий и другие лидеры оппозиции погрязли в самых гнусных преступлениях, потому что хотели вернуть себе власть, которой лишались. Между тем в 1921 году Троцкому не могло прийти в голову бороться за вырванную у него из рук власть по той простой причине, что никто ее не пытался даже оспаривать. Троцкий находился тогда в зените славы и на вершине власти. Тогда он почитался как легендарный герой Октябрьской революции и руководитель Красной Армии, только что разбившей всех врагов республики.

Зачем же Троцкому уже тогда становиться шпионом? Чтобы шпионить за самим собой или чтобы разложить армию, которую он создал своими руками и вел от победы к победе?

До 1937 года Сталин еще не решался возлагать на лидеров оппозиции вину за экономический кризис, поразивший страну, за нехватку продовольствия, которая была вызвана коллективизацией. Только после первого из московских процессов и казни Зиновьева и Каменева Сталин задался целью возложить ответственность за голод и другие бедствия все на тот же троцкистско-зиновьевский блок. И вот начиная с 1937 года Сталин решился признать многие вещи, которые он до этого упорно отрицал. Он решился объяснить народным массам, что во всех трудностях и страданиях следует обвинять не правительство, а вождей оппозиции. При этом Сталин полагал, что массы могут и не поверить этой странной версии, если она будет исходить от него лично или от его штатных пропагандистов. А вот если бывшие вожди оппозиции или их ближайшие соратники сами признаются на суде и разрисуют во всех подробностях, как они умышленно портили колоссальные запасы продовольствия, губили скот, дезорганизовали промышленность и торговлю, — тогда все будет выглядеть по-другому. И на суде было услышано такое признание — в частности, о «вредительстве» в сельском хозяйстве ответственных за сельское хозяйство М. Чернова и В. Шаранговича.

Говоря о клевете, нельзя не упомянуть о таком общественном явлении, как донос. Казалось бы, по своей сути он в корне отличен от нее, так как зачастую несет правдивую информацию, однако отношение к доносу у людей такое же резко отрицательное, как и к клевете. В чем же тут дело? Получается, что люди уравнивают как ложную, так и правдивую информацию, которую сообщает властям клеветник или доносчик. На самом деле отрицательное отношение к доносам связано с социальными последствиями, которые влечет за собой донос для человека, ставшего его жертвой. И в этом случае правда уже не одобряется, а осуждается окружающими. Об этом хорошо написал А. Игнатенко в своей книге «Как жить и властвовать», написанной на основе изучения арабской культуры:

«Мотивы доносчика эгоистичны и низменны: он не хочет подсказать, посоветовать что-то правителю, а делает свое дело из зависти, мстительности или корысти. Сомнительно, чтобы такая ориентированность сплетника или доносчика, при том, что они сообщают правдивую информацию, могла привести к позитивным последствиям для отдельных людей и социальных групп. Во всех древних арабских наставлениях приводится мысль Пророка о том, что донос приводит к гибели всех тех, кто имеет к нему касательство: того, на кого доносят (ему грозят неприятности), того, кто доносит (он совершает греховное дело), того, кому доносят (он начинает неприязненно, а то и со страхом относиться к своему соратнику, вследствие чего становится ущербным и грозит исчезнуть согласие среди соратников)…

Через такое соотношение целей, средств и результатов проявляется ограниченность социальной ценности правды. Об этом прямо и заявляет, например, такой авторитет, как Аль-Маварди: есть как минимум три случая (хула, сплетня, донос), когда правда «оказывается такой же мерзостной и позорящей самого говорящего, как ложь». Ложь уравнивается с правдой, она оказывается допустимой в отдельных случаях. Первая и главная цель, ради которой ложь допускается, — достижение и сохранение лада между людьми. Мир, согласие, покой — те ценности, ради которых допустимо пожертвовать правдой, а то и солгать. «Правда хорошо, а мир лучше» — так можно сформулировать эту позицию».

Шантаж

Шантаж также может включать в себя элементы обмана, если факты, служащие орудием шантажа, видоизменяются и интерпретируются шантажистом. В качестве исторического примера можно привести эпизод из русской истории, связанный с убийством Петра Столыпина, о котором рассказывает В. Жухрай в книге «Провокаторы».

Председатель Совета министров и министр внутренних дел П. А. Столыпин своим независимым поведением вызвал неудовольствие царя. Свое отношение к своевольному министру царь высказал начальнику своей личной секретной полиции полковнику А. И. Спиридовичу. Тот, желая угодить шефу, решил устранить Столыпина руками революционеров, о планах которых был своевременно извещен. В качестве координатора акции Спиридович выбрал мужа своей сестры, начальника Киевского охранного отделения Кулябко. Однако предстоящее дело — убийство премьер-министра — было настолько экстраординарно, что Кулябко мог отказаться. Чтобы этого не произошло, надо было сломить его волю и поставить в безвыходное положение. Кое-какой компромат против него у Спиридовича имелся.

По приезде в Киев Спиридович крайне холодно встретил своего родственника, всем своим видом давая понять, что он сильно перед ним провинился. Дальше предоставим слово автору книги:

«На неслушающихся, подгибающихся ногах Кулябко потащился вслед за шурином в кабинет. Все уселись, и Спиридович, всегда немногословный, вынул из внутреннего кармана кителя лист бумаги, передал его Кулябко. Приказал: «Читай!» Это был рапорт одного из самых больших недоброжелателей Кулябко — начальника Киевского жандармского управления генерала Новицкого на имя государя.

Кулябко прочитал лишь первые строки рапорта — буквы запрыгали перед глазами, язык не слушался. Спиридович взял у него бумагу и громко, четко прочитал: «Вашему императорскому величеству благоугодно было повелеть мне сообщать Вашему величеству лично о всех фактах, которые станут мне известными о злоупотреблениях, совершенных чинами секретной полиции. Почтительно докладываю, что начальник Киевского охранного отделения, подполковник отдельного корпуса жандармов Николай Николаевич Кулябко преступно присвоил десять тысяч рублей, полученных от товарища министра внутренних дел по делам полиции генерал-лейтенанта Курлова и предназначавшихся для раздачи в виде награды филерам, обеспечивающим охрану высочайших особ в период полтавских торжеств.

Верный и покорный слуга Вашего величества начальник Киевского жандармского управления генерал-майор отдельного корпуса жандармов Новицкий».

— Во время тщательной проверки были тщательно опрошены все филеры, которым ты, Николай, якобы раздал эти деньги, — констатировал Спиридович. — Все они под присягой показали, что никаких наградных денег от тебя не получали. На рапорте Новицкого император написал: «Подполковника Кулябко отрешить от должности, лишить всех прав состояния и заключить в крепость».

При этих словах сестра Спиридовича с громкими рыданиями бросилась ему в ноги и закричала:

— Детей осиротил, семью погубил! Сашенька, родненький, спаси его, ты ведь все можешь! Я ведь знаю, как тебя любит государь. Он не откажет тебе в просьбе.

Кулябко, очнувшись наконец от охватившего его столбняка, зашептал неслушающимися губами:

— Александр, милый, не погубите! Спасите! Век за вас буду молить Господа, преданнее любого раба вам буду, пожалейте сестру и ваших племянников.

Довольный произведенным эффектом — замысел запугать Кулябко удался, — Спиридович поднял с колен сестру, нежно поцеловал ее:

— Приготовь нам что-нибудь закусить. К счастью, не все потеряно. Постараюсь спасти твоего муженька. Но предупреждаю — это в последний раз.

Затем он уединился с Кулябко в кабинете.

— У тебя, Николай, есть прекрасная и единственная возможность заслужить высочайшее помилование. Мне удалось раскрыть опасный заговор против государя. Готовится дворцовый переворот, в котором намерены принять участие весьма важные особы. Во главе заговора Столыпин — он давно уже носится с идеей установить в России конституционную монархию по английскому образцу. Если удастся устранить Столыпина руками революционеров, можно будет активно наступать на революционное движение в России. Ну что, согласен помочь мне?

Кулябко ответил не задумываясь:

— Сделаю все, что вы прикажете, Александр.

В итоге при полном попустительстве полиции революционер Богров убил Столыпина, и история России изменила свое направление».

Мистификация

Нередко шутка служит проводником такой истины, которая не достигла бы цели без ее пособия.

(Фр. Бэкон)

Вот заметка из воронежской «Газеты с улицы Лизюкова», напечатанная под рубрикой «Криминал»:

«Обострение криминогенной обстановки в стране ставит нас перед необходимостью принимать меры безопасности. Красноятровский комбинат бытового обслуживания приступил к выпуску средств безопасности для ваших жилищ. В частности, большой популярностью пользуются дверные глазки с оптическим прицелом и прибором ночного видения. Дверной глазок Красноятровского комбината — цветной, стереоскопический прибор, оснащенный лазерным принтером и игольчатым штырем, дистанционным пультом и зажимом для глаз. Кроме дверного глазка, комбинат приступил к выпуску дверного ротка, дверного носика, дверного пупка и много чего еще дверного. Верные глазки выпускаются в подмигивающем варианте, косые, карие, голубые (для сексуальных меньшинств). Глазки с хитринкой, с лукавинкой, хитрющие, подлые, слезящиеся, злые и т. д. Дверные ротки выпускаются также в различных вариантах: с зубами, с перегаром, с клыками, женские и мужские. Полностью оборудованная дверь с орущим ротком и со злым глазком представляет собой опасность для всех потенциальных преступников. Многие воры Красноятровска лишились своих прекрасных глаз и других членов. Новые дверные приборы пользуются повышенным спросом».

Вы обратили внимание, как меняется ваше отношение к данной заметке по мере чтения?

Вначале, привлеченные серьезно-угрожающим подзаголовком «Криминал», вы настраиваетесь на солидную информацию на тему преступности и, возможно, намереваетесь извлечь из нее полезные для себя сведения. Затем по ходу заметки вы начинаете постепенно ощущать какую-то несуразность. И лишь на словах «дверной роток» и «дверной носик» понимаете, что попались на крючок мистификации. Конечно же, это была заметка-шутка, предназначенная не для того, чтобы сообщить вам какие-то полезные сведения, а чтобы повеселить вас. Отличие же от обычного юмора состоит в том, что читателю не сообщается о «двойном дне» сообщения. Одним из обязательных свойств мистификации является неожиданность, без которой необходимый эффект оказывается смазанным. Но в отличие от «чистого» обмана мистификация сама в себе несет зерно заведомого разоблачения.

Например, вышеприведенная заметка А. Мешкова начинается как обычная коммерческая информация-реклама о выпуске новых средств защиты от квартирных краж. Однако автор ее приводит такие абсурдные с точки зрения здравого смысла подробности, что читателю постепенно становится ясно, что это всего лишь шутка. Конечно, есть вероятность, что у потенциального читателя не хватит Ума разобраться в характере подобной публикации, чтобы не принять ее за чистую монету, но невозможно же предусмотреть всю глубину человеческой наивности и глупости!

Но бывают мистификации, замаскированные более тщательно, так, что люди принимают их за чистую монету. При этом авторы такого рода обмана не спешат разоблачать свои выдумки, извлекая из своих сочинений определенную выгоду. В этом случае грань между настоящим обманом и мистификацией стирается до минимума. Одним из критериев отличия может служить характер выгоды, извлекаемой из одурачивания других людей. У обманщика она, как правило, имеет материальный характер, в то время как у мистификатора — моральный. Второй признак, отличающий мистификацию от обмана, — содержащееся в ней зерно разоблачения, которое зачастую позволяет сводить ее к шутке и невинному розыгрышу.

Считается, что самым знаменитым мистификатором всех времен и народов был граф Сен-Жермен, живший во Франции во времена правления Людовика XV. Это о нем писал А. С. Пушкин в «Пиковой даме»:

«Вы слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного? Вы знаете, что он выдает себя за Вечного Жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня?» Именно этот человек, согласно версии Пушкина, передал графине волшебную тайну «трех карт», погубившую в конце концов бедного Германна.

Вплетенный в полуфантастический сюжет «Пиковой дамы» данный персонаж вызывает впечатление сказочного колдуна, а ведь это была реальная личность, производившая глубокое впечатление на своих современников. Граф Сен-Жермен отличался удивительной способностью создавать вокруг себя многочисленные мифы и легенды, и тем не менее его вряд ли можно причислить к многочисленной толпе мошенников и авантюристов, которыми было так богато XVIII столетие. Судя по всему, он принадлежал к знатному европейскому дому (ведь недаром же Людовик XV распорядился оказывать ему всевозможные почести) и редко искал личной материальной выгоды. Его занимала сама возможность мистифицировать, а то и откровенно дурачить публику. Граф Сен-Жермен имел обыкновение развлекаться тем, что сообщал своим слушателям такие точные детали о давно минувших событиях, какие мог знать только очевидец. Например, если в разговоре речь заходила об Иисусе Христе, он мог невзначай заметить: «Мы были друзьями. Это был лучший человек, которого я знал на земле, но большой романтик и идеалист. Я всегда предсказывал ему, что он плохо кончит». Слуги графа также в меру сил старались поддерживать репутацию своего хозяина. Когда один скептически настроенный дрезденский дворянин спросил графского кучера, правда ли говорят, что его хозяину четыреста лет, тот с невозмутимым видом ответил: «Не могу вам сказать в точности, но за те сто тридцать лет, что я ему служу, он ничуть не изменился». Позднее такие приемы взял на вооружение небезызвестный Калиостро, который в отличие от своего «учителя» никогда не упускал возможности набить себе карманы за счет простодушной публики.

Граф Сен-Жермен

Для Сен-Жермена же, судя по всему, главным удовольствием был сам факт мистификации, а не материальная выгода от обмана. Крупный знаток медицины, алхимии и точных наук, он легко завоевал расположение короля, уничтожив трещину в принадлежащем Людовику огромном бриллианте, многократно тем самым увеличив его стоимость. Молва приписывала Сен-Жермену умение изготавливать драгоценные камни, и граф не пытался разубедить в этом французское общество. Наоборот, однажды он появился на балу в Версальском дворце в туфлях с бриллиантовыми пряжками такой красоты, что испортил вечер фаворитке короля маркизе де Помпадур, которая не могла отвести от них взгляд.

Между прочим, по-видимому, граф имел непосредственное отношение и к русской истории.

Некоторые ученые полагают, что он Мог сыграть важную роль в восхождении на российский престол Екатерины II. Об этом свидетельствует не только совпадение дат его визита в Петербург в 1762 году и дворцового переворота, но и его связь с русскими масонами, а также поведение фаворита молодой императрицы Григория Орлова, уважительно обращавшегося к графу не иначе как «саго padre».

Особое место в истории обмана занимают литературные мистификации. Таковых известно огромное множество, но условно их можно разделить на две большие группы. В одних случаях лжеавторы выдают чужие произведения за свои — это плагиаторы всех мастей, о которых мы будем говорить в разделе, посвященном литературе. В других случаях, наоборот, люди скрывают свое авторство, приписывая собственные произведения другим, зачастую вымышленным персонажам. Трудно сказать, какого обмана больше, но по крайней мере люди, скрывающие свое авторство, более симпатичны, чем наглые плагиаторы, беззастенчиво ворующие чужие произведения.

К числу истинных мистификаторов относился и знаменитый писатель-энциклопедист XVIII века Жан-Жак Руссо, издавший в 1761 году бестселлер того времени «Юлия, или новая Элоиза». Он имел шумный успех у тогдашней публики и был снабжен подзаголовком «Письма двух любовников. Собраны и изданы Жан-Жаком Руссо». Может быть, отстранясь от своего авторства, знаменитый философ и писатель получал редкую возможность отделить влияние своей личности от душевных переживаний героев романа, придавая им особую документальность и достоверность. Но не исключено, что им двигали и более прозаические помыслы: в случае неудачи он всегда мог сослаться на недостатки слога и сюжетной канвы якобы реально существовавших писем, оказавшись таким образом вне критики, а в случае успеха вся слава доставалась ему одному, как это и произошло в конце концов.

Справедливости ради надо заметить, что Руссо не был пионером на поприще литературных мистификаций: более шумный успех и столетия литературоведческих споров пришлись на долю другого произведения — так называемых «Португальских писем». По отзывам современников, этой маленькой книжкой, выпущенной в типографии Клода Барбена в 1699 году, зачитывался весь Париж — от простолюдинов до аристократов. Мало кто, начав читать ее, мог остаться равнодушным. Это были письма молодой португальской монахини, адресованные своему возлюбленному, французскому офицеру — искренняя и пылкая исповедь женщины, вся жизнь которой была отдана одной страсти. Парижанки плакали, читая правдивую повесть о несчастной любви, написанную кровью молодого, любящего сердца.

«Я предназначала вам свою жизнь, лишь только увидела вас, — писала молодая девушка, — и я ощущаю почти радость, принося ее вам в жертву; тысячу раз ежедневно шлю вам свои вздохи, они ищут вас всюду, и они приносят мне обратно, в награду за столько тревог, лишь слишком правдивое предупреждение, подаваемое мне злою судьбою: «Оставь, оставь, несчастная Марианна, тщетные терзания, не ищи более любовника, которого ты не увидишь никогда!»

Издатель Клод Барбен уверял, что не знает ни имени автора писем, ни адресата, но ему мало кто верил. Весь Париж сочувствовал Марианне, покинутой жестоким офицером, и вскоре имя героя открылось. В очередном издании «Писем…» всплыла фамилия графа де Сен-Леже, маркиза де Шамильи, который действительно служил в Португалии и даже квартировал в том самом городе, где располагался монастырь Марианны. Сам Шамильи не подтверждал, но и не отрицал этой версии, предпочитая хранить таинственное молчание.

«Португальские письма» пользовались таким успехом у современников, что вскоре вышло их продолжение, а потом и ответы на них. Однако это был лишь грубый плагиат, который вскоре вскрылся. Неизвестным оставались лишь полное имя Марианны и подробности ее жизни. Поисками этой женщины занимались многие современники и литературоведы последующих столетий, но лишь сравнительно недавно загадка «португальской монахини» была окончательно разрешена. Автором «Писем…» оказался мужчина (!!!), адвокат и писатель по совместительству — Габриель-Жозеф де Гий-ераг. Наделенный живым умом, остроумный и неистощимый на выдумки, Гийераг был приближенным принца Конти и был близко знаком с такими выдающимися людьми, как Ларошфуко, Мольер, Расин и Лафонтен.

Есть свидетельства, что это он подал Мольеру идею «Тартюфа». Однако прошло много времени, пока не была окончательно разгадана тайна повести, написанной мужчиной от лица женщины, причем настолько талантливо, что триста лет люди находились под впечатлением этого пленительного обмана.

Тех читателей, которые особо интересуются литературными мистификациями, я хочу отослать к посвященной этому предмету книге Романа Белоусова «Хитроумные обманщики», где приводится множество подобных историй.

Среди отечественных литературных мистификаций пальму первенства держит, конечно же, легендарный Козьма Прутков, созданный веселой фантазией четырех друзей: графа А. К. Толстого и братьев Жемчужниковых (Алексея, Владимира и Александра). По признанию литературоведов, наибольший вклад в «литературное наследие Пруткова» внесли два брата, Алексей и Владимир, которым и принадлежат, собственно, знаменитые афоризмы типа «Если хочешь быть счастливым — будь им!» Считается, что именно Владимир был повивальной бабкой Козьмы, он же и «похоронил» его, написав «Предсмертное».

Козьма Прутков

А так как наша книга посвящена обману, давайте перечитаем те из афоризмов К. Пруткова, в которых так или иначе затрагивается это явление:

Не уступай малодушно всеобщему желанию, если они противны твоим собственным; но лучше, хваля оные притворно и нарочно оттягивая время, норови надуть своих противников.

Под сладкими выражениями таятся мысли коварные: так, от курящего табак нередко пахнет духами.

Единожды солгавши, кто тебе поверит?

Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим.

Что есть хитрость? — Хитрость есть оружие слабого и ум слепого.

Чувствительный человек подобен сосульке; пригрей его, он растает.

Люби ближнего, но не давайся ему в обман! Говоря с хитрецом, взвешивай ответ свой. Не во всякой игре тузы выигрывают!

Говоря о литературных мистификациях, надо отметить, что отнюдь не всегда в них имеется обман или скрытая тайна. Бывают мистификации и иного толка — они лишь создают видимость загадки, в то время как ее там нет. Для примера возьмем стихотворение «Бармаглот» из книги Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье». Оно начинается так: Варкалось. Хливкие шорьки Пырялись по наве. И хрюкотали зелюки, Как мюмзики в мове.

Бесполезно искать в этом стихотворении скрытый смысл, как это пытались делать многие филологи и литературные критики, — его просто нет. Однако сама Алиса очень верно отметила, что это стихотворение «наводит на всякие мысли, хотя и неясно — какие». Оно рождает ассоциации, совершенно разные у разных людей, и в этом его скрытая тайна. Но каждый человек разгадывает эту тайну по-своему, и такие понятия, как «истина» и «ложь», теряют здесь свой первородный смысл.

Обман этого нелепого стишка заключается в том, что он заставляет читателя чувствовать себя обманутым, не будучи таковым. «Смотрите на жизнь проще, господа, — как бы говорит автор. — И не пытайтесь при помощи логических рассуждений разгадать истинное значение слов «хливкие шорьки» или «бармаглот». Его просто-напросто нет! Станьте вновь раскованным ребенком, отпустите на волю свое воображение, попытайтесь силой своей фантазии создать этих неведомых зверюшек, и вы получите искреннее удовольствие от этой игры».

Теперь от литературных мистификаций перейдем к дружеским, которые нередки в компании близких друзей, где не обижаются на веселые шутки.

Знаменитый русский певец Федор Шаляпин в жизни был довольно скупым человеком, и над этой его чертой иногда подшучивали Друзья. Живописец Константин Коровин вспоминает, как однажды Шаляпин пригласил своих друзей — Серова и Коровина — завтракать в «Эрмитаж». Коровин, большой любитель пошутить, уговорил директора ресторана поставить в счет холодного поросенка, но не подавать его.

После обеда директор подал счет Шаляпину, и тот, как всегда, внимательно изучил его.

Описание дальнейших событий предоставим автору записок:

«— Поросенка не было.

— Как не было? — сказал я. — Ты же ел.

— Антон, — обратился Шаляпин к Серову, — ты же видел, поросенка не было.

— Как не было? — изумился Серов. — Ты же ел!

Шаляпин посмотрел на меня и на Серова и, задохнувшись, сказал:

— В чем же дело? Никакого поросенка я не ел. Директор ресторана стоял молча, понурив голову.

— Отличный поросенок, — сказал я, — ты съел скоро, не заметил в разговоре.

Шаляпин тяжело дышал, ни на кого не смотря. Тут директор не выдержал:

— Это они шутить изволят. Велели в счет поросенка поставить. Шаляпин готов был вспылить, но, посмотрев на Серова, рассмеялся».

Надо признать, что наша напряженная и суматошная жизнь, наполненная постоянными заботами о хлебе насущном под лозунгом «Money, money!», оставляет весьма мало времени для шуток и смеха. Мы, как минеры, вынуждены тщательно взвешивать все свои слова и поступки, чтобы определить необходимый уровень откровенности в общении с другими людьми. Человек вынужден скрупулезно отмеривать правду и ложь на незримых весах своего сознания, а малейшая ошибка в этом тонком процессе грозит потерей денег или общественного уважения.

И есть лишь один день в году, когда мы можем врать и шутить без оглядки — это Первое апреля, день смеха, юмора и шуток. Чаще всего в этот день испытанию подвергается такое людское качество, как доверчивость. В первый день апреля доверять людям не рекомендуется, Ибо вас может обмануть кто угодно — от собственных детей до лучшего друга. Еще его называют Днем дураков, ибо это единственный день в году, когда мы не боимся показаться глупыми и безрассудными перед другими людьми. А тот, кто забывает про этот беспрецедентный праздник, и в самом деле рискует оказаться в дураках, как это произошло в начале XX века с известным филологом Н. О. Лернером.

В 1918 году в журнале «Наш век» видный пушкинист, отдавший долгую жизнь кропотливым изысканиям, Н. О. Лернер поделился с читателями большой радостью: ему удалось обнаружить окончание пушкинской «Юдифи». В ряду пушкинских творений, незавершенных и незаконченных, «Юдифь» занимает достойное место; по силе, выразительности, по библейской строгости и простоте эти сорок строк не уступают другим созданиям нашего гения, и поэтому счастливая находка не могла не взволновать старого текстолога.

Публикации Лернера предшествовало следующее: копия рукописи была ему прислана из Харькова неким Зуровым, инженером-электриком. Был, мол, у него приятель по фамилии Кащенко, у которого была кухарка; кухарка померла, а после нее остался сундук с вещами, о которых ничего никому не было известно. И вот в этом-то сундуке среди прочего хлама было обнаружено несколько исписанных листов бумаги с водяными знаками 1834 года.

Зуров счел своим долгом отправить эту рукопись Лернеру, зная, что он является виднейшим знатоком эпохи.

Но почтенный пушкинист не обратил внимания на дату отправления и получения письма. А оно было отправлено из Харькова 21 марта с таким расчетом, чтобы получить его именно к 1 апреля. Первоапрельская шутка удалась, и «пушкинский» текст был опубликован.

Спустя несколько дней в журнале «Книжный угол» А. Слонимский, тогда молодой литературовед, доказал, что только литературной близорукостью можно объяснить то легковерие, ту неразборчивость, которую проявил почтенный и уважаемый ученый. Почти одновременно со статьей А. Слонимского было опубликовано откровенное признание автора подделки. Это был молодой поэт Сергей Бобров из группы «Центрифуга». За несколько лет до того Бобров ухитрился послать в один из журналов стихи Баратынского под чужой подписью. Стихи были удостоены ответа: «неплохо, но несамостоятельно, явное подражание Брюсову».

Первоапрельские шутки бывают разные: добрые и злые, остроумные и тупые, веселые и грустные. Правда, воспитанный человек все же старается сделать так, чтобы шутка не была жестокой, но бывает и иначе. Вспомним хотя бы сотрудников «Геркулеса» из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок»:

«Что же касается сослуживцев, то это были люди серьезные и шутили только раз в году — первого апреля. Да и в этот день веселых забав и радостных мистификаций они оперировали только одной печальной шуткой: фабриковали на машинке фальшивый приказ об увольнении Кукушкинда и клали ему на стол. И каждый раз в течение семи лет старик хватался за сердце, что очень всех потешало».

И закончить данную главу хочется на чистой и веселой ноте — непосредственном детском обмане. Николай Козлов пишет, что довольно часто люди строят свой Внутренний Мир по определенному типу: Джунглей, Арены, Делового мира. Светского салона или Детского сада. Мир Детского сада незаменим, когда нужно кого-то обмануть, так как там вранье ненаказуемо, ибо получает звание Игры. Дети часто «придумывают» разные небывалые приключения, которые трудно назвать обманом. Это всего лишь проявление их творческой фантазии. В качестве иллюстрации Козлов приводит такой пример:

«Я спрашиваю своего Ваню:

— Почему у тебя все лицо в зеленке? Он улыбается:

— А меня зеленый крокодильчик укусил.

Естественно, он говорит неправду, но все довольны и смеются. Это фантазия-игра, шутка, то есть форма, когда врать можно».