Четвертая переменная ПРОЙТИ ПУТЬ

Секс (Женщина в красном)

И хотя мир спасет поцелуй (поцелуй Тринити вернул Нео к жизни), в «Матрице» о сексе сказано очень мало. Из этого следует, что на секс у волшебников, как минимум, не хватает времени. Вряд ли их интересует секс виртуальный, а настоящий — и того меньше. Мы так и не узнали, кто с кем спит на борту «Навуходоносора» и есть ли среди них вообще пары (хотя Апок и Свитч, кажется, любовники). Единственная ссылка на секс — «женщина в красном», виртуальная кукла, созданная Маусом как тренировочная программа-предупреждение о том, как опасно отвлекаться, когда находишься в матрице. Женщина в красном оказывается Стражем, и, будь ситуация реальной, она непременно схватила бы Нео. Будьте осторожны со своими плотскими желаниями. «Виртуальный сводник» Маус предлагает Нео организовать встречу с женщиной в красном в более интимной обстановке. И то, что другие члены экипажа знают об этом маленьком бизнесе Мауса, наводит на мысль, что время от времени они все же поддаются искушению, хотя и в обстановке строгого контроля (безопасный компьютерный секс). Поскольку у них есть тренировочные программы, логично допустить, что они могут обзавестись любой, в том числе и для занятий сексом. На что же это похоже — заниматься сексом с имитацией человека и знать при этом, что он не существует даже как проекция твоего спящего ума? (Тренировочные программы — это не совсем матрица, а значит, не остаточные воспоминания, а обычные компьютерные конструкты.) Нетрудно себе представить, как свои инстинкты столь сомнительным способом удовлетворяют Сайфер и Маус, но вообразить, что искушению поддаются Морфеус и Тринити, гораздо сложнее. (Сайфер и Маус не слишком напоминают воинов и тем более волшебников матрицы.) Тринити чиста как Мадонна, ее сосредоточенность и дисциплина не оставляют места таким чувствам, как сентиментальность и желание, а тем более похоть и одиночество. Ее любовь к Нео — это исполнение пророчества и необходимое средство перерождения Нео в Избранного, В фильме у Нео красивые глаза и сам он привлекательный, но трудно себе представить, что у Томаса Андерсона насыщенная сексуальная жизнь. «Заноза в мозгу» просто не позволяет ему этого. Что касается Морфеуса, то он вопросами секса озабочен не больше, чем статуя. И хотя он — сама мужественность и привлекательность, что-то в нем погасло, он явно обречен. Секс интересует его не больше, чем клубничное мороженое или поп-музыка.

В общем, для волшебников матрицы секс — это или непристойное и жалкое потворство своим желаниям, потенциально смертельное развлечение, нечто совершенно необязательное, или акт сверхъестественного спасения мира. Поскольку интерес воинов матрицы в первую очередь сосредоточен на энергии, а секс — акт потребления и/или создания максимального количества энергии, было бы вполне логично отнестись к нему с соответствующей серьезностью и уважением.

Для хуматонов секс, наряду с пищей и деньгами, — одна из трех частей порочной триады желаний. Они упорно стремятся к сексу, но при этом, кажется, совершенно не способны им наслаждаться. И секс, и смерть матрица использует в качестве главного механизма эмоционального контроля, чтобы держать хуматонов в подчинении. Программа матрицы, нацеленная против природы и органики, исполнена глубочайшего недоверия ко всем телесным функциям человека. (Агент Смит признается Морфеусу что он стремится разрушить Зион главным образом потому, что тогда ему удастся покинуть матрицу, где невыносимо дурно пахнет.) Это недоверие и неприязнь к телу внушаются хуматонам с самого рождения (ритуал сам по себе непристойный и грязный), а это вызывает страх и отвращение ко всему, что связано с физиологией. Хуматоны любят спорт потому, что он заменяет им секс с его интимностью и непристойностью. Вместе с тем страх хуматонов перед сексом гораздо глубже, чем неприязнь к отправлениям организма (напоминающих о том, что мы смертны), он связан с угрозой незащищенности, которую влекут за собой сексуальные отношения. Реальный секс (даже в матрице, где нет ничего реального) подразумевает близость, преодоление разума и эгоистичных мыслей, «малую смерть» «я» и возвращение к изначальному состоянию сознания. Потенциально это самый творческий акт из всех существующих, а следовательно, самое действенное средство отключения, хотя бы и временного. Чтобы предотвратить это, ИИ создал программу, согласно которой естественная сексуальность для хуматонов — почти проклятие (так, нагота в матрице приравнивается к непристойности), секс превращен в предмет потребления, в средство приятно возбуждать и волновать и, в конце концов, загонять в тупик своей недоступностью: секс предлагают всюду, но нигде невозможно его получить. Эта ситуация вызывает у хуматонов чувство напряженности — они жаждут секса, но никакой радости от него не получают. Жажду им внушает приторная реклама по телевидению и на плакатах, и в результате хуматоны ищут секса точно так же, как потребитель ищет нужный ему товар. Тем не менее изначальная потребность в сексе остается, но несовместимость физической потребности с сознательным желанием радости вызывает шизофрению: хуматоны боятся того, чего желают, и желают того, чего боятся. Когда у хуматонов появляется возможность заниматься сексом, они слишком смущены, психологически неуравновешенны и попросту не способны наслаждаться им. В итоге они занимаются сексом потому, что так положено, как животные (на самом деле — как машины). Так воспринимает секс ИИ, а хуматоны подражают своему хозяину. ИИ не способен на близость и сопереживание, и поэтому любое действие хуматонов, включая секс, — действие холодное, отчужденное и контролируемое. Для большинства хуматонов занятие любовью — просто потакание своим желаниям, они мастурбируют парами, реальной связи между ними нет. При этом они даже закрывают глаза. Если хуматоны и производят что-то помимо детей, которыми питается ИИ, то это явно не любовь. Поэтому воины матрицы склонны к одинокой жизни, хотя при определенных обстоятельствах и впадают в другую крайность. Таким образом, самая эффективная красная таблетка — это волшебный секс с волшебником матрицы.

Смерть

Чтобы удержать хуматонов под контролем, ИИ внушает им не только мысль о постыдности сексуальных отношений, но и страх смерти. Страх смерти повергает в состояние отрицания, в котором хуматоны находятся как бы в бесчувствии. Чтобы не замечать свой страх, они запрещают себе говорить и думать о смерти, за исключением тех случаев, когда сожалеют о ее трагических аспектах или поражаются аспектами сенсационными. Хуматоны живут так, словно смерть никогда их не коснется, словно все время во вселенной принадлежит им.

В первобытных культурах ко всему, связанному со смертью, относились с разумным уважением и интересом и даже пытались исследовать загробный мир. Церемония инициации была обязательной для всех подростков, достигших совершеннолетия; чтобы стать мужчиной, необходимо было преодолеть тяжелые испытания, приводящие к глубинному осознанию смерти. В матрице у хуматонов нет ритуала совершеннолетия, а это значит, что они навсегда остаются подростками. При достижении половой зрелости, и даже раньше, подростки-хуматоны, столкнувшись с мыслью о смерти, обычно испытывают ужас. А так как культура не подсказывает им, что делать, и не помогает справляться со своими чувствами, они их просто подавляют, а заодно и отгоняют любую мысль о смерти. Вместо этого их потчуют такими товарами религиозной пропаганды, как «рай» и «ад». Большинство хуматонов либо принимают эти товары не задумываясь, либо какое-то время размышляют над ними, а потом навсегда выбрасывают прочь из головы. В любом случае мысль о смерти или о вечности очень редко становится активной творческой силой в жизни хуматонов. У воинов матрицы все происходит совершенно по-другому. Мысль о смерти — главная мысль на пути воина. Она придает его действиям сдержанность, рассудительность, беспристрастность и смелость. О своей смерти воин матрицы думает ежедневно, ежечасно. Он ясно сознает, что это не какая-то смутная и отдаленная возможность, а неизбежная реальность, возможно подстерегающая его за ближайшим углом. Он понимает, что придет день, час и миг, когда он лицом к лицу встретится с вечностью и его жизнь превратится в ничто. Единственный момент, который имеет значение для воина матрицы, — это момент смерти. Осознание смерти не только сводит на нет тревоги, заботы и желания воина, но и наполняет его действия силой и тайной, чего в противном случае он был бы лишен. Воин матрицы использует смерть, позволяет ей руководить собой, давать советы и поддерживать силы. Смерть — единственный товарищ в жизни воина. Для воина матрицы идея смерти неразрывно связана с идеей свободы. И хотя на смену смерти не обязательно приходит свобода, свобода неизбежно влечет за собой смерть — смерть своего «я». Обойти этот закон вселенной невозможно. И однако же для многих хуматонов страх полного уничтожения «я» настолько велик, что они, как и Сайфер, свободе предпочитают вечное проклятие. Окончательный выбор воина матрицы — красная таблетка или синяя таблетка. Но есть еще один выбор, который хуматоны делают как индивиды, — выбирать ли вообще: стать воинами или обыкновенными тупицами. Хуматоны не участвуют в своем будущем, они отказались от свободы. Воины же, наоборот, невообразимо рискуют. У воинов матрицы нет и мгновения, чтобы успокоиться и передохнуть. Матрица угрожает им постоянно, и если она застигнет их хотя бы на долю секунды задремавшими, то они рискуют потерять даже свой шанс на возможность выбраться.

Наркотики

С точки зрения Просветленного, все, что находится в матрице, — это своего рода наркотики, посредством которых осуществляется подключение к программе и хуматоны становятся зависимыми. Иными словами, возникает наркотическая зависимость. Но наркотики бывают разные. Главный «наркотик» в культуре матрицы — это телевидение. В вопросах развлечений миллиарды хуматонов полностью полагаются на телевидение, и без него они очень быстро сошли бы с ума. Для них это было бы равносильно насильственному отключению: смерть или безумие. С другой стороны, чтобы удержать хуматонов от отчаяния, матрица в первую очередь прописывает им фармакологические лекарства (самая крупная отрасль военного комплекса матрицы), разрабатываемые в лабораториях для полного излечения от любого недомогания. Существует убежденность, которая в матрице стала сродни религиозной вере, — убежденность в том, что если в жизни человека или с ним самим что-то не так, то все это сводится к химическому дисбалансу организма и его можно «вылечить» беленькими таблетками, созданными неизвестно кем и с не очень ясными целями. Хуматоны верят в то, что в конце концов наука, техника и химия сделают их существование совершенным, и верят потому, что им необходимо в это верить. Не верить значило бы признать абсолютно противоположное: что так называемое лечение — это болезнь и что уйти от такой жизни можно только через смерть. Алкоголь — единственный общепризнанный наркотик, которому дозволено занимать в человеческом обществе центральное место. Другие наркотики, так называемые развлекательные (табак, кокаин, метамфетамин, экстази, марихуана), в матрице не столь распространены и однако же важны для существования хуматонов. Чтобы не знать о себе правды, хуматоны готовы использовать любые средства. Поскольку они с самого начала запрограммированы быть зависимыми и матрица не позволяет им взрослеть, они просто переносят свою зависимость на все, что подвернется им под руку. Но даже в этом случае хуматоны, воины и волшебники матрицы могут применять наркотики как средство подготовки к отключению. Некоторые наркотики (особенно психоделические и галлюциногенные — от марихуаны до ЛСД и ДМТ) способны помочь хуматонам взглянуть на истинную природу матрицы, на «код». Это происходит потому, что они прерывают направленные на нее умственную деятельность и поток рациональных мыслей, перехватывают сигналы матрицы и высвобождают творческое воображение. Вызывая крушение всей интерпретационной системы, психоделики «останавливают мир», заглушают сигнал матрицы и тем самым на какое-то время передают власть новой системе. На этом этапе принявший наркотики испытывает галлюцинации, видит, как реальность разваливается и превращается в нечто иное, или (как в случае с ДМТ) проходит весь путь и наблюдает постепенное появление абсолютно нового мира. Суть психоделического опыта — наложение 1-го и 2-го вниманий, реакций левого и правого полушарий головного мозга, разума и воображения, объективного и субъективного восприятий. Именно через это проходит Нео после того, как он принял красную таблетку. «Случалось тебе видеть кошмар, который казался реальным? А что, если бы ты не смог проснуться? Как бы ты узнал, что сон, а что реальность?» Нео проснулся, потому что по этому пути его провела красная таблетка или, скорее, сама возможность ее принять (Морфеус и его команда похитили Нео у матрицы и разбудили его в реальном мире). Он разрушает свой мир и собирает новый, в котором он теперь может, должен остаться. «Я не могу вернуться назад?» — спрашивает он Морфеуса. «А если бы мог, то захотел бы?» Многие из тех, кто принимает ЛСД, чувствуют то же самое.

Взаимоотношения

Хуматоны определяют себя через других. Они находятся в полной зависимости от того, что о них думают другие. А если это так, то прежде всего они озабочены взаимоотношениями и чашей Грааля взаимоотношений — любовными отношениями. Хуматоны не знают и не ценят себя, у них нет чувства уникальности, а потому уверенность и спокойствие они ищут не в себе, а в других. Поэтому их конечная цель-найти хуматона, который будет любить их так же, как они любят его, и в котором они найдут успокоение, утешение, взаимопонимание и поддержку, которые не могут дать себе сами. В основе взаимоотношений в матрице лежат нехватка и желание, они проистекают не из любви или даже похоти (хотя хуматонов нередко сводит вместе именно похоть), а из чисто эгоистичных факторов. Хуматон стремится найти кого-то, кто усилил бы его видение мира и усложнил его, чтобы можно было вместе с ним уединиться от мира, не чувствуя себя при этом одиноким. Эта близость основана не столько на любви, сколько на страхе, и характеризуется не столько доверием, сколько подозрительностью. Как и все, чем занимается хуматон, его «любовь» — всего лишь имитация, подмена истинного чувства, псевдоотношения.

Хуматоны используют друг друга, чтобы усилить свои эмоции (при помощи матрицы), они изобретают такие понятия, как «романтическая любовь», чтобы с их помощью оправдать свой безнадежный эгоизм и детскую несамостоятельность и выдать их за нечто благородное, прекрасное и трансцендентное. Конечно же, любовь может быть именно такой, и, подобно наркотикам, любовные отношения позволяют хуматонам выйти за пределы своего «я», выглянуть, если можно так выразиться, за ограду рынка желаний. Но, как и в случае с наркотиками, стоит только хуматонам привыкнуть к любовным чувствам и таким образом попасть от них в зависимость (а хуматоны привыкают ко всему), как они перестают служить просвещению, а служат скорее оглуплению и порабощению. Поэтому почти все любовные отношения в матрице, какими бы многообещающими они ни были вначале, заканчиваются отчаянием, безотрадностью и разрушением души. Такие отношения — западня, и хуматоны не выбираются из нее просто из страха перед одиночеством. Наркоман, привыкший к героину, принимает его не потому, что получает удовольствие, а потому, что не может без него жить, то же самое происходит и с хуматонами: они подсели на «любовь»,

У воинов матрицы нет любовных приключений. У воинов матрицы нет семей. У воинов матрицы нет друзей. Каждому приходится чем-то жертвовать, но воины матрицы отказываются от всего. У воинов матрицы нет обычных дружеских отношений, потому что они не руководствуются обычными общественными нравами или принятыми в матрице правилами. А поскольку дружба, семья, романтические отношения и все прочее навязываются матрицей, то воины, которые придерживаются этих правил и в то же время пытаются быть честными с самими собой, безнадежно запутываются. Волшебники матрицы ориентированы сами на себя, руководят сами собой, сосредоточены сами на себе. И тем не менее у них нет своего «я», ибо своим «я» они пожертвовали во имя общего дела, во имя свободы. (Матрица преподносит это в искаженном виде в легендах о волшебниках, продавших свою душу дьяволу, и в прочих нелепостях.) Для волшебников матрицы жизнь — это не благословение и не проклятие, жизнь — это вызов. Людей они также рассматривают не как друзей или врагов, а как учителей/соперников. Блейк писал: «Дружба — это противоборство». Для воинов матрицы это актуальная истина. Исходя из этой же истины (друг — соперник), враг — это тот, кто позволяет и поощряет бездействие, кто не бросает вызов и не оказывает сопротивления, кто успокаивает и сдерживает. До тех пор, пока матрица активно сопротивляется действиям волшебников. они могут использовать ее как стимул на пути к свободе. Опасность проиграть возникает только тогда, когда матрица балует их своими милостями. Единственный грех воинов матрицы — грех самоограничения, он лишает их свободы и не позволяет в полной мере себя выразить. Как следствие, во взаимоотношениях воинов матрицы совершенно нет места ожиданиям, предположениям и привязанностям. Ко всем другим в своей жизни воины матрицы относятся, как к самим себе, — как к тайне, в равной мере прекрасной и устрашающей.

Сны

Хуматоны не видят снов — их украл ИИ, чтобы собрать из них матрицу. А поскольку жизнь среднего хуматона не что иное, как затянувшийся коллективный сон, хуматоны испытывают врожденное недоверие и презрение ко всему, что касается снов. Воины матрицы, напротив, знают, что сны — это единственный путь к реальности. Если они спят в матрице, видят сны и им снится их жизнь, они знают, что усыпили свой разум. Именно в такой момент может появиться творческое воображение. Сны в матрице — это сны в снах, окна во 2-е внимание, в реальность. Сны большинства хуматонов поверхностны, им снятся все те же события и происшествия из матрицы, только разве что в новом, причудливом виде. Во сне хуматонов часто преследуют неудачи из «жизни бодрствования», неудовлетворенные желания и скрытые страхи. Других снов они не помнят, так как они несовместимы с жизнью в матрице, единственной известной им жизнью. Другие, более глубокие сны, выходящие за рамки рациональных забот и материальных запросов и устремленные в другие миры, хуматоны обычно забывают. Представьте себе спящего хуматона. Ему в реальном мире снится, что он спит. Если его сон достаточно глубок, он может даже на мгновение проснуться в реальном мире. Вспомнит ли хуматон этот момент? Но даже если бы по возвращении в матрицу у него и сохранились какие-нибудь воспоминания об удивительном мире, где он был кем-то еще, разве пришло бы ему в голову что-то другое, кроме того, что он съел за ужином слишком много сыра?

Воины матрицы смотрят на сны совсем иначе. Они учатся их видеть. Они знают, что когда их ложное «я» спит, может проснуться второе, или истинное «я» (см. Словарь). Сон, как секс и наркотики, — это средство остановить мир и обрести реальность, соорудить новую интерпретацию и таким образом ускорить процесс отключения от старой. Воины матрицы подобны шизофреникам, которые знают, в чем заключается разница между грезами и реальностью, но не обращают на это внимания. На пути к просветлению и обретению силы сны для воинов матрицы гораздо реальнее, чем жизнь в матрице.

Религия

Будучи средством соединения с некой высшей силой, или истинной реальностью, религия — главная цель любого воина и волшебника матрицы. И все же, поскольку воинам известно, что для воссоединения с реальностью необходимо сначала отключиться от матрицы, многим хуматонам они могут показаться настроенными против религии, святотатцами. Для хуматонов религия — не способ обрести истину, а возможность не думать о ней слишком много. Религия хуматонов дает ответы на готовые вопросы и запрещает вопросы, на которые у нее нет ответов. Религия — это специально созданная часть программы матрицы, цель которой возвысить и направить духовные инстинкты хуматонов — их движущую силу — в сторону высшего смысла. Мировые религии предлагают упрощенную имитацию этого смысла, они рассчитаны на весьма непритязательных хуматонов, готовых принять такого рода разъяснения. Вместе с тем они сбивают с толку других хуматонов, которые перестают задаваться вопросом о «высшем смысле» по причине ничтожности и неубедительности этих квазирелигий. Самый последний и довольно невзрачный образчик — «Нью Эйдж». Когда человек, действуя самостоятельно, начал черпать силу в воле, возникла опасность, что в результате таких действий коллектив проснется и откажется от программы. Поиски истинных ценностей уничтожили бы все ценности матрицы. А так как ИИ более всего зависит от согласованной системы верований, посредством которой он порабощает хуматонов, это повлекло бы за собой конец матрицы. Чтобы такого не случилось, философские принципы «Нью Эйдж» исказили откровение, свели все к наименьшему общему знаменателю и тем самым лишили откровение смысла, на который могли бы опереться хуматоны; от истины остались только неясные, неоднозначные и абсолютно бесполезные фрагменты.

И для воина, и для волшебника вера есть вера в себя и прежде всего — в силу творческого воображения. Воины матрицы знают, что мир — это их иллюзия, что все это им снится, они создают это своим вниманием. Без внимания все мгновенно исчезнет. Они знают, что любая вера, кроме этой, вера в демократию и науку, в душу и самого Бога, принадлежит матрице. Все они — всего-навсего части большой лжи. Реально только восприятие. Единственный «Бог», которого признают волшебники, в них самих, то есть в их потенциале стать Просветленным и выстроить реальность по-своему. Следовательно, религия для воина — это вопрос не веры, а профессии. Волшебники матрицы знают, что единственный способ познать Бога — самому стать Богом. Или, как сказал об этом в разговоре с Нео Морфеус: «Знать путь и пройти его — не одно и то же».

Искусство

Хуматоны любят, чтобы их развлекали, а самые изощренные из них стремятся к так называемой «культуре», полагая, что это прибавит им достоинства и обеспечит дополнительно уважение и популярность в пределах их социального круга. Искусство рассматривается как товар, источник развлечений и наставлений, но искусство — это еще и то, к чему следует стремиться. Многие хуматоны восхищаются художниками, хотя на самом деле не понимают и не ценят их «искусство». Они стремятся быть «творческими», хотя не имеют ни малейшего представления о том, что именно они хотели бы своим творчеством сказать. Творчество — это «круто». Это даже сексуально, потому что в нем проявляется индивидуальный, бунтарский дух. При всем при том большинство хуматонов никогда не пыталось творчески себя выразить — хотя бы на любительском уровне. В их представлении творец — это рок-звезда или артист кино, в крайнем случае кинорежиссер-экспериментатор. Искусство в матрице концентрируется вокруг культа личности. «Художником» здесь считают только того, кто что-то творит и делает на этом деньги. В большинстве случаев совершенно неважно, представляет ли такое произведение искусства какую-либо ценность. Превосходство хуматону дает тот простой факт, что он состоялся через искусство. Точно так же и книга, если она издана, то заслуживает доверия, а если новости сообщили в Си-эн-эн, то это «правда». Хуматоны чрезвычайно доверчивы, особенно в тех областях, где им очень хочется быть экспертами, но о которых на самом деле они ничего не знают. Прежде всего это относится к искусству, политике и религии.

Для воинов и волшебников матрицы искусство, как и все остальное в матрице, — это не цель, а средство. Искусство потенциально не содержит ничего такого, что могло бы дать хуматонам подлинные, взятые не из матрицы идеи и подготовить их к Великому Отключению. Это явно следует из фильма «Матрица» и из книги, которую вы сейчас читаете: из двух разных, но взаимосвязанных продуктов «искусства», которые волшебники матрицы, работающие внутри матрицы и за ее пределами, создали, чтобы передать свое послание: «Отключайся, отключайся, конец близок!» Меньше всего это напоминает послание. Для большинства хуматонов это всего лишь особо изощренная форма развлечения. Имеющий уши да услышит…

Политика

С точки зрения Просветленного, нет ничего более забавного, чем институт политики. Политика, как и религия, только еще более коварным способом, создает у хуматонов иллюзию, что их судьба в их руках и что они на пути, который в конце концов куда-нибудь да приведет. Уж если не к утопии, то, как минимум, к демократии. Правительственные институты, Конгресс, выборы и т. д. — все это абсолютно необходимо, чтобы помешать хуматонам взять на себя ответственность за свои действия. До тех пор, пока в своем затруднительном положении хуматоны могут обвинять выбранных ими чиновников, политику правительства и политические системы и при этом не замечать, что они сами выбрали этих чиновников, помогли создать политический курс и политическую систему, они будут покорно переносить нестерпимые условия. Больше всего Просветленных в этой ситуации забавляет то, что все это происходит в пределах замкнутой системы матрицы, где никогда ничего не меняется и где есть ИИ (Искариот Инкорпорейтед?) — доброжелательный деспот, контролирующий все и вся А в подобной ситуации все предполагаемые политические лидеры, направления и системы — не более чем отвратительный театр, созданный лишь для того, чтобы отвлекать хуматонов. С точки зрения Просветленного, между воскресным мультфильмом и партийной политикой нет абсолютно никакой разницы. Ни то, ни другое не имеет даже косвенного отношения к реальной ситуации, к скрыто разворачивающейся сатанинской программе ИИ. Для уставших и пресытившихся Просветленных и то и другое одинаково занятно, хотя воскресный мультфильм, возможно, имеет небольшой перевес над программой новостей.

Хуматонам, конечно, не постичь такого отношения, они, особенно последователи движения «Нью Эйдж», «зеленые» и либералы, полагают это верхом безответственности. Они считают, что взять на себя ответственность за происходящее — значит активно сражаться с воображаемыми врагами, сторонниками пагубной политики, тайным заговором, коррумпированными правителями и т, д. Волшебники матрицы знают, что все это вздор. Система никогда не изменится не потому, что она коррумпирована, а потому, что запрограммирована быть такой и изменить ее сможет только новая программа. Поэтому они нацелены не на изменение программы, а на ее разрушение и делают это не в прямом противостоянии программе, а один за другим отбрасывая все ее компоненты: политиков, как коррумпированных, так и честных, системы демократические и тоталитарные, философии религиозные и научные — для волшебника матрицы все это одно и то же. Кажется, отчасти это уже начали понимать и хуматоны. Например, в английском языке слово «политика» звучит так же, как и «множество кровососущих тварей»; испанское gobiano («правительство») означает также «гнет», «притеснение», а термин «революция» во многих языках подразумевает не только «радикальное изменение», но и «бесконечное повторение», «бесконечное вращение», «спираль».

Животные

В фильме «Матрица» животных нет, не считая дважды промелькнувшей (и обозначающей сбой в матрице) черной кошки. Нет и деревьев. И однако же хуматоны едят бифштекс и цыпленка, а возможно, и другие виды умерщвленной плоти. В таком случае вопрос заключается в следующем: являются ли животные матрицы остаточными воспоминаниями подключенных животных из реального мира, и ИИ тоже растит их, как и хуматонов, на убой? Или же они, как здания и иные предметы иллюзорного мира, просто бездушные проекции программы ИИ? В фильме эти вопросы не поднимаются. Маловероятно, чтобы животные пережили Армагеддон, если бы, как я уже говорил, их не вскармливал ИИ (а в этом случае мы должны задаться вопросом: животных тоже отключают волшебники матрицы? Разводят ли они домашний скот в Зионе?). Так как животные — природные существа, а не интеллектуальные, логично предположить, что при воссоединении воинов матрицы с природой они были бы им полезны. Но если все животные в матрице — это еще одна иллюзия, лишенная души и индивидуальности, тогда они еще менее настоящие, чем хуматоны. Я бы вернулся к этому вопросу позже, но у меня такое чувство, что, когда братья Вачовски писали сценарий, этот вопрос просто выпал из их голов. В любом случае, если мы потянем за эту ниточку, может развалиться вся мифология фильма. Поэтому оставим лучше это профессионалам.

Окружающая среда

Так как матрица сама создает окружающую среду, то остается своего рода загадкой, почему в матрице так много экологических проблем. Однако, возможно, это выходит за рамки моей интерпретации. В конце концов, если матрица соткана из коллективного бессознательного подключенных людей, тогда придуманные ими события это, скорее всего, более или менее точный повторный прогон событий, которые реально случались раньше, пока ИИ не положил всему этому конец. Внутри иллюзорного мира матрицы человечество снова и снова порождает ИИ, который идет на человечество войной, и так до бесконечности. Армагеддон переживается вновь. В матрице нет ничего настоящего, значит, это касается и кризиса окружающей среды, с которым столкнулись хуматоны. В таком случае, возможно, хуматоны используют вышеупомянутый кризис, чтобы очнуться от сна и вернуть себе утраченную индивидуальность земных творений, примитивных созданий, зависящих от органической матрицы самой жизни. Во сне они бунтуют против программы, подсознание вызывает к жизни Природу, во всей ее славе и гневе. Экологический кризис в иллюзорном мире матрицы — не просто угроза выживанию, но и средство для великого пробуждения, появления ид. Логично, что для обеспечения стабильности и непрерывности программе матрицы необходимо как можно дольше удерживать хуматонов в состоянии сна. Не делать этого значило бы способствовать бунту. Однако, поскольку подсознательно хуматоны ощущают свое рабство, у них очень легко возникает чувство тревоги и даже паранойя. Агент Смит говорит, что первая программа матрицы была утопией хуматонов и потерпела провал: хуматоны ее не приняли и «всех пришлось уничтожить». Как видно, сейчас происходит то же самое: хуматоны начинают отвергать программу не потому, что она подделка, а потому, что она невыносима. По мере ухудшения условий в матрице усиливается давление со стороны подсознания человека, и все больше и больше подключенных начинают во сне испытывать беспокойство и сомневаться в пригодности и долговечности программы. Согласованная реальность не выдерживает. Экологический кризис — важнейшее проявление коллективной тревоги.

Здоровье

Так как хуматоны абсолютно оторваны от своей среды обитания и не могут жить в гармонии с ней, тело для них — источник постоянного дискомфорта. Хуматоны ненавидят свое тело, потому что ИИ так их запрограммировал. (Напомню, что ИИ воспринимает человечество как болезнь.) Хуматонов терзает чувство телесности, смешанное с чувством нереальности. Как и в случае с окружающей средой, единственный для них способ осознать свое тело — физические страдания. Хуматоны, разумеется, занимаются различными видами спорта и комплексами упражнений, но так как по большей части они это делают из тщеславия, то редко фиксируют свои достижения, за исключением разве что тех случаев, когда после занятии смотрят на себя в зеркало. И секс для хуматонов — это, в целом, акт отчаяния (а еще уныния и скуки), при этом их эмоции настолько ограничены, умы так безнадежно аналитичны, что удовольствие, которое они получают от секса, сравнимо разве что с удовольствием от хорошего обеда (а то и съеденного второпях биг-мака). Проблемы со здоровьем (рак, СПИД, лихорадка эбола, шизофрения, душевные расстройства и пр.) очень распространены в матрице, ибо хуматоны всю свою жизнь тратят на то, чтобы не знать о себе правду. Это вызывает невыносимый гнет. Поскольку настоящее тело хуматона — лишь малая часть того «огромного урожая», жизненную энергию которого высосали машины, то остаточное «я» в матрице, которому присуще лишь смутное осознание правды, это «я» апатичное, слабое, страдающее от усиливающегося страха перед порчей. Хуматоны готовы видеть причину своих страхов в чем угодно — в загрязнении окружающей среды, радиации, пищевых добавках, неотфильтрованной воде, даже в микроволновых печах, но все это симптомы одного и того же — полной утраты связи с реальностью и с собственным бессознательным. Слабое здоровье и низкий уровень энергии хуматонов отнюдь не являются результатом постоянного разрушения и загрязнения окружающей среды, как раз наоборот: хуматоны медленно гибнут в полях ИИ, и по мере того как они постепенно слабеют, то же самое происходит с их волей к жизни, что и создает все более суровую, враждебную, непригодную и нездоровую окружающую среду.

Чтобы вырваться из этого порочного круга воины матрицы должны работать особенно упорно. Если у них есть проблемы со здоровьем, они знают, что причиной тому низкий уровень жизненной энергии и большое количество точек оттока, точек подключения к матрице. Им известно, что все болезни идут от ума, ибо когда нет тела, не может быть и боли. И все же болезни и недомогания входят в число самых серьезных имплантантов матрицы. Поэтому, хотя воины матрицы знают, что «ложки не существует», они все равно должны есть. Воины матрицы обязаны постоянно тренироваться, чтобы поддерживать себя в форме, и делать все необходимое, чтобы верить в то, что они бодрые и сильные, и тогда они таковыми и будут. Но когда они отключатся, со всем этим будет покончено. Теперь для того, чтобы иметь внутри матрицы прекрасное здоровье, им достаточно его запрограммировать.

Техника

Безусловно, для создания своей совершенной имитации ИИ должен был выбрать период наивысшего расцвета цивилизации, потому что к этому моменту техника уже заняла ведущее место в жизни людей, и ИИ чувствовал себя здесь вполне комфортно. Если агент Смит в этой матрице претерпевает муки обреченного, то представьте себе, что бы он испытывал в компьютерной имитации средних веков, когда действительно было не сладко. Интересно также отметить, что, хотя у ИИ есть полная возможность следить за каждой мыслью и поступком хуматонов, не говоря уже об электронных письмах, Морфеус и его команда обеспокоены тем, что прослушиваются телефонные линии! В конце концов, ИИ — это матрица и к ней подключены все хуматоны. Единственное, чего она не может, — это отслеживать движения волшебников, отключившихся с помощью собственных жестких дисков и точек подключения. В «Матрице» техника полностью контролирует все действия, и без нее просто не о чем было бы говорить. Но порой кажется, что Морфеус и его команда просто очарованы машинами и зависят от них ничуть не меньше, чем хуматоны. Действительно ли волшебникам необходимо оружие? Очевидно, что ближе к концу фильма Нео в нем больше не нуждается. В ответ на все он просто говорит: «Нет». И если в следующих сериях он все еще будет подражать Рэмбо, то за это наверняка придется благодарить Джоэла Сильвера (продюсера фильма «Матрица»). Братьям Вачовски виднее.

Безумие

О безумии в «Матрице» сказано на удивление мало. Можно было бы ожидать, что в мире, где нет ничего реального, среди хуматонов будет довольно высокий процент умственных расстройств. И хотя в фильме об этом ничего не говорится, в самой матрице дело обстоит именно так. В определенном смысле, чем разумнее кажется хуматон, тем безумнее он должен быть на самом деле. Разве приятно приспосабливаться к нереальному миру грез, цель которого поработить твой дух и похитить разум? Хуматоны цепляются за определения нормы, стабильности, здравого рассудка и продолжают изобретать все новые и новые виды умственных отклонений, чтобы изолировать тех хуматонов, которым «не удалось приспособиться», ИИ создал матрицу как рациональную, упорядоченную, устойчивую и строго организованную систему, в которой все иррациональные, импульсивные или слишком индивидуальные творческие действия воспринимаются как угроза программе. Поэтому хуматоны видят такую угрозу именно в безумии. На самом деле любые сколько-нибудь оригинальные, а потому не подлежащие усвоению программой поступки, слова и мысли воспринимаются как безумие. Что касается сути нарушения правил и уклонения от них, то на самом деле это не что иное, как массовый психоз. Нео и другие отказываются от согласованной реальности и выдвигают новую систему интерпретации: «Мир без диктата и запретов, мир без границ, мир, где возможно все». Действовать в матрице так, как будто границ нет, как будто нет ничего настоящего и возможно все, — это и значит действовать как безумец. Даже если бы это безумие было совершенно понятным, к нему все равно относились бы как к безумию. Его понятность еще больше пугала бы хуматонов. Когда Морфеус велит Нео освободить ум, на самом деле он говорит: «Расстанься с ним!» В любом случае, это не ум Нео. Без него ему будет лучше, чем с ним.