МАРТ 2007-ГО И МАРТ 1917-ГО

Прошедший 3 марта в Петербурге «Марш несогласных» оказался первым по-настоящему значимым успехом либеральной оппозиции за всё время её существования. И не только потому, что на него вышло более трех тысяч человек. Изменилась, если можно так выразиться, социальная энергетика протеста.

Стратегия, проводимая Объединенным гражданским фронтом Гарри Каспарова на протяжении уже по меньшей мере полутора лет, состояла в том, чтобы укрепить либеральную оппозицию союзом с социальными движениями. И в данном случае не важно, что цели и идеалы одних прямо противоположны целям и идеалам других. Действующая власть сама помогает снять это противоречие. Она вызывает раздражение, усиливает социальные конфликты, одновременно лишая людей возможности эффективно защищать свои права в рамках существующей политической системы. Либералы, вытесненные на улицу, выглядят всё более радикально, а народ, возмущенный ростом цен на жилье, транспорт и связь, уже не сильно задумывается о том, что ненавистное правительство четко выполняет экономическую программу всё тех же либералов. Чем выше градус общей ненависти к властям, тем больше оснований для единства.

Питерский «Марш несогласных» был в первую очередь протестом против городских властей и против проводимой на федеральном уровне «политики реформ». Близкие к правящим кругам издания могут сколько угодно (и справедливо) повторять, что Каспаров и Касьянов спекулируют на социальном недовольстве, не имеющем ничего общего с их собственными программами и лозунгами. Но факт остается фактом: недовольным не осталось в Питере другого пути, как выйти в одних рядах с ОГФ, «Другой Россией» и прочими организациями либеральной оппозиции.

Поскольку же власти не собираются менять проводимую политику в социальной сфере, то смычка между социальными движениями и либералами будет только крепнуть. Усиливающееся недовольство ведет к политизации населения. Либеральные оппозиционеры оказываются единственными, кто может предложить социальным движениям ресурсы, информационную и юридическую поддержку. У левых ничего этого нет. И сколько бы левые ни доказывали, что сила социальных движений в их независимости, активисты и лидеры этих движений прагматически выбирают сотрудничество с теми, кто может хотя бы создать видимость эффективного протеста.

Даже лидеры свободных профсоюзов Петербурга, с большим опасением относящиеся к любым попыткам втянуть их в чужую политическую игру, после «Марша несогласных» заговорили о том, что рабочее движение должно массово участвовать в подобных акциях. Под своими лозунгами, самостоятельными колоннами, но всё же участвовать. А если к пенсионерам и небольшим группам радикальной - правой и левой - молодежи примкнут рабочие «Форда» или докеры, это будет уже совсем другой марш.

Складывающаяся ситуация тактически вызывает в памяти расклад, приведший к Февральской революции. Благо юбилей этого события отмечается в эти же дни. Тогда, ранней весной 1917 года либеральная оппозиция, собиравшаяся не столько менять жизнь в стране, сколько заменить неугодных ей царских чиновников такими же чиновниками из собственных рядов, сумела опереться на массовый протест людей, не разделявших ни целей, ни взглядов этой оппозиции. И опереться, как казалось на первых порах, очень успешно: место царя и его окружения заняли либералы. Правда, не надолго.

Впрочем, сходство с ситуацией 90-летней давности на этом и ограничивается. Начиная с того, что деятели Февраля 1917 года были несравненно более серьезными и ответственными политиками, чем те, кто сегодня руководит ОГФ, не говоря уже о «Другой России». А с другой стороны, гражданское общество (несмотря на безграмотность большинства населения) было, по крайней мере в городах, несравненно более зрелым. Куда более сильным, организованным и опытным было и рабочее движение. Иными словами, негативная часть истории в значительной мере совпадает, а вот позитивная, пока не очень.

Строго говоря, именно это и дает либеральной оппозиции основание для оптимизма. Есть шанс устроить второй Февраль, который не закончится вторым Октябрем. Но проблема в том, что если под Октябрем понимать не взятие власти рабочими и крестьянами, а ликвидацию институтов буржуазной демократии, то новый, буржуазный «Октябрь» наступит уже в «Феврале». Власть надо не только брать, но и удерживать. А нынешние оппоненты Путина по своим политическим качествам явно не похожи на людей, способных удерживать власть демократическими методами. Поскольку, в отличие от питерских бюрократов, не умеют они и выстраивать более или менее устойчивую «вертикаль власти», позволяющую поддерживать контроль над обществом без жестоких репрессий, то перспектива получается не слишком радостная.

С другой стороны, природа социального недовольства сегодня такова, что смена власти сама по себе ничего не решит, она лишь стимулирует новые протесты. Если бы начатые реформы можно было просто притормозить или заморозить, это давало бы шанс новой власти погасить массовый протест, не отказываясь от общей ориентации своей экономической политики. Но слишком далеко всё зашло. Сейчас, для того, чтобы удовлетворить недовольное большинство, нужно будет уже не только остановить начатые меры, но и повернуть их вспять. Причем зачастую возврат к старой, до 2005 года существовавшей ситуации невозможен, а потому требуются более радикальные меры.

Такой радикализм не просто не совпадает с направлением мысли и интересами оппозиционных либералов, но и непосредственно направлен против них. В этом случае нынешние союзники неизбежно столкнутся лбами после первой же победы. Причем далеко не очевидно, что лишенные политического опыта и организации социальные движения возьмут верх.

Впрочем, все эти сценарии исходят из одного, весьма спорного, допущения. А именно, что оппозиция, даже наращивая масштаб своей социальной поддержки, сможет одолеть власть. В конце концов, уровень общественного сопротивления ещё достаточно низок, а бюрократия достаточно сильна, чтобы просто игнорировать разные «Марши несогласных», даже если число их участников в ближайшее время удвоится и утроится.

Однако подобное спокойствие гарантировано лишь до тех пор, пока власть едина. Как известно, революции начинаются с кризиса верхов.

Если в процессе работы над сохранением преемственности в 2008 году, высшие чиновники переругаются между собой, возможны самые непредсказуемые и драматичные варианты. И сценарии, описанные в данной статье, будут далеко не единственно возможными…

Cпециально для «Евразийского Дома»