НАЗРЕЛА ПОРА МЕНЯТЬ ТРУДОВОЙ КОДЕКС

У микрофона - ведущий Игорь Гмыза.

Гость в студии - директор Института глобализации и социальных движений Борис Юльевич Кагарлицкий. Тема разговора - современное забастовочное движение в России.

Давно хотелось поговорить о забастовочном движении в России, но как-то поводов всё не было. Кроме забастовки фордовских рабочих во Всеволожске и говорить было не о чем. Но сейчас забастовки стали идти одна за другой, сегодня забастовочные события развиваются на шахте «Красная шапочка». Складывалось ощущение, что забастовочное движение в России по сравнению с концом 90-х и началом 2000-х годов постепенно сходит на нет.

Борис Кагарлицкий считает, что проблема забастовочного движения в нашей стране все-таки сложнее. Действительно, в начале 2000-х годов оно реально сошло на нет, потому что положение людей улучшалось. И просто в тот момент в обществе был всплеск надежд, люди на самом деле не сильно протестовали.

А потом вступил в действие новый Трудовой кодекс, новое законодательство о забастовках, которое практически сделало невозможным проведение легальных забастовок. Во всяком случае, так казалось, потому что потом в целом ряде случаев, в том числе и во Всеволожске, люди нашли способ даже при ныне действующем законодательстве бастовать легально. В частности, они начинали забастовку, тут же получали предписание суда её прекратить, забастовку прекращали по окончании дня. То есть, они бастовали где-то 24 часа или 12 часов. А потом через некоторое время начинали забастовку снова. И снова получали предписание суда, снова забастовку останавливали. Обычно забастовщикам хватало одного-двух раз. Первой такой забастовкой была как раз забастовка в Башкирии на «Уфимских авиалиниях». Затем ту же самую технологию опробовали рабочие предприятия «Форд» во Всеволожске.

На самом деле в России забастовок в последнее время было довольно много, но они были небольшими, длились несколько часов, и, как правило, администрация, если она договаривалась с рабочими или, наоборот, подавляла забастовку, предпочитала просто о забастовке не заявлять, чтобы не портить рейтинг своего предприятия и не выносить сор из избы. В реальности ситуация была гораздо более драматичной, чем казалось. А сейчас после Всеволожска забастовки вышли снова на поверхность.

Ведущий Игорь Гмыза и директор Института глобализации и социальных движений Борис Кагарлицкий в студии ''Радио России''

Не является ли парадоксом ситуация, когда в России растут цены, увеличивается имущественное расслоение населения, а забастовок становится всё меньше? Только ли дело в том, что бастовать легально сегодня трудно?

Как считает гость в студии, дело не только в этом. На самом деле то, что забастовок в России становится меньше, это неправда, их становится больше. Начиная с 2006 года неуклонно растёт количество трудовых конфликтов и забастовок, как зарегистрированных официальным образом, так и незарегистрированных. И это связано не столько с ростом цен, который в настоящее время наблюдается, сколько с тем, что люди увидели, насколько выросла прибыль предприятий и выручка у компаний и насколько не выросла зарплата рабочих.

Зафиксирован целый ряд драматических забастовочных случаев, в частности, в компании «Михайловцемент», когда стало известно, что прибыль предприятия выросла в три раза, а зарплата работающих осталась на месте. Естественно, рабочие стали требовать, чтобы им хоть что-то дали. Подобное требование рабочих нормальное, об этом свидетельствует мировая практика. Однако результат оказался парадоксальным. Рабочие «Михайловцемент» для себя ничего не добились. Предприятие тут же закрыли на реконструкцию, которая стоила компании значительно дороже, чем те уступки, о которых просили рабочие. Однако при этом холдинг «Евроцемент», куда входило предприятие «Михайловцемент», несколько повысил зарплату рабочим других предприятий, не дожидаясь забастовок и конфликтов на них.

Довольно типичная ситуация для России. Бастующих наказали, но какие-то выводы владельцы производства всё-таки для себя сделали. Это очень обидная, часто повторяющаяся ситуация: требования рабочих частично выполняются, но при этом тех, кто был зачинщиками, организовал какую-то акцию и выдвинул требования, стараются наказать, удалить, уволить и т.п.

Директор Института глобализации и социальных движений Борис Кагарлицкий отвечает на вопросы слушателей

Именно это имеется в виду в докладе, который подготовил институт, когда говорится о репрессивной кампании против свободных профсоюзов в России?

По утверждению Б. Кагарлицкого, в 2006 году, когда начались первые забастовки на «Форде», и даже в первой половине 2007 года никаких реальных репрессий не было, были отдельные случаи, но ничего серьёзного не было. А где-то с осени 2007 года настроения работодателей резко изменились, потому что возникло ощущение, что идёт нарастающая волна профсоюзного строительства, в связи с чем начались превентивные репрессии. Не по итогам забастовок и конфликтов, а очень часто при попытке создания профсоюза. Или когда профсоюз был создан и какое-то время работал, и как только он начинал чего-то требовать или просто более активно себя проявлять, его начинали давить.

Профсоюзы такая вещь, что они могут быть в подполье, но как только они выходят из него, то должны сразу показать, кто они такие, и никуда от этого не деться. Им надо регистрироваться.

Есть реальный пример во время забастовки докеров, когда прокуратура просто изъяла списки членов профсоюза в профкоме. То есть у профсоюза всё было нормально, всё было прописано, только работодателю это было знать необязательно. А прокуратура пришла, забрала эти документы, и они почему-то потом попали к работодателю.

В России существуют, как принято их называть, официальные профсоюзы. Федерация независимых профсоюзов - довольно крупная организация, которая периодически устраивает какие-то митинги, шествия, проводит свои съезды. Насколько официальные профсоюзы влияют на взаимоотношения рабочих с работодателями?

По словам Б. Кагарлицкого, бывает по-разному. Стачка на Качканарском ГОКе, тоже сравнительно недавно произошедшая, была проведена представителями официальных профсоюзов. Бывают, по словам эксперта, первичные организации ФНПР, которые действуют и ведут себя решительно. Но всё-таки, считает гость в студии, это скорее исключение.

Обычно преобладает другая тенденция: официальный профсоюз является чем-то вроде отдела по социальным вопросам при директоре и никаких других функций не имеет. С другой стороны, часто одновременно с ним появляется новый профсоюз, как правило, меньший по охвату работающих, потому что он, собственно, новый. И по действующему Трудовому кодексу работодатель его может просто игнорировать. У него есть такое право. Если старый профсоюз больше, то он может новый не признавать, считать, что его как бы нет. Пусть даже новый профсоюз зарегистрирован официально, но для предпринимателя этого профсоюза нет, он с ним не ведёт переговоры, не общается, ничего не подписывает и не учитывает его мнение.

В результате получается та самая ситуация, которая сегодня сложилась на шахте «Красная шапочка». Там долгое время существовал профсоюз НПГ (Независимый профсоюз горняков), который входит во Всероссийскую конфедерацию труда. И этот новый, альтернативный профсоюз, хотя он не такой уж новый, имеет свою историю, но так или иначе его администрация не признавала. При этом накапливались проблемы, которые никто не решал, назревал конфликт. Профсоюзу не давали возможности вступить в переговоры с администрацией, чтобы решить все противоречия, в результате началась стихийная забастовка. И только когда началась стихийная забастовка, администрация бросилась к профсоюзу НПГ и стала говорить, чтобы тот сам разбирался в ситуации, выводил людей из забоя, на что представители НПГ ответили, что они уже ничего не могут контролировать, потому что началась стихийная забастовка.

Представители НПГ согласились, что горняки «Красной шапочки» являются их членами, они их поддерживают и понимают, однако ими уже не управляют, поэтому пусть администрация занимается сама. И возникает ситуация, когда непонятно, спустится или не спустится в забой представитель НПГ.

Только что руководство Всероссийской конфедерации труда сделало заявление, что это очень типичная и характерная ситуация для России. С одной стороны - доводят дело до конфликта, а потом обнаруживают, что нужен альтернативный свободный профсоюз, однако у того нет прав, чтобы решить данный конфликт. Нужно вести переговоры, а оказывается, что переговоры вести уже не с кем.

Окончание беседы слушайте в аудиозаписи программы.

Мнения, прозвучавшие в студии, могут не совпадать с мнением руководства «Радио России».

Прослушать запись можно здесь: http://www.radiorus.ru/news.html?rid=316 amp;id=260284#