Введение

Цель данной работы — представить, какой вид примет хозяйственная система России, если к власти придет и осуществит свой среднесрочный проект «правительство патриотов». Это — условное название, не определяющее «цвета знамени» режима. Речь идет о режиме, который сможет изменить намеченный курс, ведущий (быстрее или медленнее) к полной потере Россией ее экономической и политической самостоятельности. На символическом языке такого «правительства патриотов» заговорил В.В. Путин.

Поскольку угасание России в случае продолжения реформ, согласно доктрине «Гайдара-Чубайса», стало бы уже неизбежным, и поскольку верховная власть в ее нынешнем формате и в рамках ее фундаментальной доктрины, видимо, не в состоянии принципиально сменить курс, речь идет об изменении образа хозяйствования, которое может произойти лишь в результате глубокой трансформации правящего режима. Наш абстрактный анализ исходит из предположения, что эта трансформация не только возможна, но и произошла. Она не только возможна, но и произойдет почти неизбежно.

Уточним: речь идет о том проекте, который возможен, только если «правительство патриотов» придет к власти до национальной социально-технологической катастрофы. При лавинообразной катастрофе все проекты, задуманные «из времени статичных процессов», теряют актуальность. Возникает новая система.

Катастрофа эта видится в смутных образах — как глубокий паралич хозяйства в крупных регионах, обеднение массы населения ниже критического уровня, острая нехватка продовольствия и голод, отказ крупных систем жизнеобеспечения, взрывы насилия и очаговая гражданская война. Эти бедствия в такой степени сужают коридор возможностей, что думать о том, как правительство поведет себя после катастрофы, нет нужды — выбора почти не будет. Выходом из хаоса станет лишь мобилизация по типу военного коммунизма.

Вопрос об образе будущей хозяйственной системы имеет смысл лишь в том случае, если удастся снова запустить ту хозяйственную машину, которая нам дана историей. Невозможно перескочить в будущее без того, чтобы обеспечить страну на переходный период жизненно необходимыми средствами на приемлемом для ее воспроизводства уровне.

Анализ будущего включает в себя два взаимосвязанных, но разных проекта:

— проект будущего жизнеустройства (которое возникнет после преодоления неопределенности кризиса);

— проект перехода к нему из нынешнего критического состояния.

Кризис и нормальное развитие — разные модели жизни. То, что неприемлемо или нежелательно в нормальное время, может быть меньшим злом в период кризиса и в переходный период. Однако взаимосвязь этих проектов не менее важна, чем их структурное различие. Действия (и их объяснение) в переходный период определяют вектор движения («поверх зигзагов маршрута») и основные черты образа будущего. Так включается механизм «тяни-толкай» (в спину толкает отрицание кризиса, вперед влечет притяжение образа будущего).

Данная разработка — подход к созданию методологических инструментов и выработке одной из альтернатив такого проекта. Мы отказываемся от детерминизма, априори задающего нам модель идеального образа будущего. Проблему будем излагать на языке жестких («земных») понятий, без туманных идеологических формул вроде дилеммы «капитализм — социализм». При этом исключается детерминизм любого типа — как исходящий из идеологических предпочтений (типа «социализм лучше капитализма» или «демократия лучше тоталитаризма»), так и из веры в «железную необходимость» исполнения объективных законов общественного развития.[1] Будущее конструируется и строится.

Наша работа по своему жанру — сравнительно подробное и рациональное изложение возможностей построения будущих систем. Их многообразие велико, а путей развития много. Под одной и той же формой, которую многие системы принимают под давлением обстоятельств, часто таятся разные сущности. Для начала анализа надо предположить, что системы хозяйствования обладают значительной гибкостью и степенями свободы, позволяющими им изменяться и принимать разные формы, не нарушаясь в зависимости от знания, интересов и воли политических и хозяйствующих субъектов, от наличия ресурсов и внешних условий.

В момент кризиса возникают обширные зоны неопределенности, поэтому надежно «взвесить» все достоинства и недостатки образа будущего нельзя — массовое сознание внутренне противоречиво. Исходя из этого, на первом этапе анализа лучше решать более простую задачу — определение «поля возможного», отсечение «того, чего не может быть». Это составление перечня непреодолимых объективных ограничений (например, таковыми на среднесрочную перспективу можно считать географические и природные условия для хозяйства России).

Второй этап анализа — установление более мягких, культурных ограничений («того, чего мы категорически не желаем», но что может произойти под давлением непреодолимых обстоятельств). Например, мы не желаем отторжения Северного Кавказа (как сербы не желали отторжения Косова). Но если Россия ослабнет до некоторого порогового уровня, это может произойти.

Важная методологическая установка этой работы заключается в том, что хозяйство — ключевая часть более широкой и сложной системы жизнеустройства.

Россия переживает именно кризис жизнеустройства («системный кризис»). Однако широко бытует ошибочное убеждение, будто выход из кризиса — проблема экономическая, и ответ должны дать экономисты. На деле экономиста можно уподобить инженеру-эксплуатационнику, который обеспечивает нормальную работу данной хозяйственной машины (или же ее подсистемы — смазки, питания и т. д.). Такой инженер часто не знает и даже не обязан знать теоретических принципов всей машины — например, термодинамики как теории тепловой машины. И уж тем более инженер, специалист по дизелям, не обязан знать теории машины совсем иного рода (например, ядерной физики как основы атомного реактора). Когда слушаешь рассуждения экономиста-«эксплуатационника» о российском кризисе, возникает подозрение — а понимает ли он, о чем говорит? Ведь почти все экономисты уходят от вопроса, в чем суть рыночной экономики и ее отличие от того типа хозяйствования, которое стали переделывать.

Примечания:

1

Здесь главной трудностью при обсуждении и принятии проекта будет давление исторического материализма (вера в «объективные законы развития», присущая как марксизму, так и либерализму).