— Господин президент, как Вы относитесь к пробуждению Ктулху?

— Отлично отношусь. Давно так не высыпался!

((Из популярного анекдота))

Действия президента в 2007 году — последнем году перед истечением его второго, формально последнего, срока пребывания у власти — производят впечатление сплошной тотальной импровизации. Дошло до того, что кандидатура Зубкова, похоже, действительно появилась накануне (хорошо, если не непосредственно в момент) его назначения председателем правительства.

В этом нет беды: как хорошо известно россиянам, президент Путин — гениальный интуитивист, а к плодам его осознанных размышлений прикладывать подобные эпитеты как-то не получается.

И когда мы понимаем, что еще за пару дней до съезда «Единой России» о составе «святой и чрезвычайной тройки» в составе богоподобного президента, единого в трех лицах, не подозревали не только Грызлов (безмятежно распространявшийся о том, что федеральная тройка будет включать очень уважаемых «людей» — во множественном числе), но и ближайшее окружение Путина, мы не должны тревожиться.

У него правда так лучше получается, хотя при мысли о том, что же могло получиться «хуже», в том числе и для него самого, возникает некоторая оторопь.

Прежде всего, Путин накрепко привязал себя к «Единой России», пожертвовав ей часть своей популярности: ее авторитет теперь вырастет, а его — снизится, так как не все его сторонники, ненавидевшие «Единую Россию», смогут принять его в новом качестве. «Партия голубого медведя» — это политический камень, привязывание которого к своей шее на шатком переходе через реку ни при каких обстоятельствах не стоит расценивать как создание прочного фундамента.

«Выбор Путина» (так стоит теперь переименовать «партию андроидов» — по аналогии с, например, «Демократическим выбором России») резко изменил ожидаемые итоги назначения депутатов Госдумы.

Но его заявление о возможности занять пост премьера представляется заявлением именно о возможности, а не о намерении, которое, скорее всего, еще не вызрело. Четкое указание на то, что Путин станет премьером, только если президентом должен стать приемлемый для него человек (хотя указание на его «современность» очевидным образом призвано «подвесить» 66-летнего Зубкова и дать надежды Козаку, а возможно — и всем остальным относительно молодым претендентам), — признак намерения доработать на посту президента как минимум до президентских выборов, когда этот «приемлемый» человек появится. Если Путин не будет спешить с инаугурацией нового президента, у него будет время до мая, в течение которого можно принять любое решение и изменить Конституцию любым требуемым образом (на это сейчас нужно не более 1,5 месяца).

Обозначенная Путиным на съезде «Единой России» схема парламентской республики сомнительна с точки зрения ее реализации. Прежде всего, она слишком уж соответствует чаяниям «Единой России», а президент у нас — человек независимый. Кроме того, она представляет собой кальку «плана Ходорковского», что идеологически неприемлемо для его гонителя. Главное же — она создает слишком запутанную систему, в которой Путин все равно не будет иметь всей полноты власти, что заведомо неприемлемо для него.

В самом деле, если победившая на выборах партия выдвигает премьера, которому и принадлежит вся полнота исполнительной власти, а президент превращается в представительскую фигуру (вероятно, без важнейших для парламентских республик функций верховного арбитра в кризисных ситуациях), возникает вопрос о том, кто будет контролировать саму «партию власти». Да, конечно, в момент назначения премьера контроль будет осуществляться по инерции, а также при помощи неформальных методов воздействия, да и администрация президента еще сохранится как центр управления страной, однако затем все эти системы власти начнут быстро отмирать и трансформироваться просто в силу своей неформальности.

В результате «Единая Россия» может выйти из-под контроля Путина, что ужасно не потому, что создаст для него прямую и явную угрозу, но из-за ее неспособности к самостоятельному существованию. Без жесткого внешнего управления «стадо андроидов» неминуемо хаотизируется, создав угрозу и хаотизации всей страны. «Держать» же ее неформальными методами и структурами не удастся просто потому, что сам их неформальный характер существенно ограничивает их возможности.

Поэтому Путин сделает большую ошибку, если станет премьером, хотя он имеет все возможности сделать ее (как имели их американцы, собираясь нападать на Ирак в условиях неверия почти всех специалистов в такую глупость). Это решение привлекает его своей простотой, прямотой и сохранением прямых рычагов управления исполнительной властью; мысль же о том, что властью может в принципе обладать и власть законодательная, возможно, уже давно не приходит ему в голову.

Однако главным результатом «явления Путина» стал оглушительный психологический эффект: он наглядно показал, что не будет сдерживать себя никакими условностями и будет совершать неожиданные для всех действия.

Демонстрация полного и единоличного владения ситуацией призвана продемонстрировать всем, что Путин останется у власти, а как он это сделает — является его сокровенным знанием, недоступным ни для кого, кроме него самого.

Владение не доступным никому знанием подчеркивает его абсолютное всевластие даже больше, чем полная свобода действий, не сдерживаемая ничем.

Однако власть, лишенная цели вне себя самой, отрицает сама себя.

Поэтому именно на съезде «Единой России», достигнув высшей точки своей власти, президент Путин начал свой путь вниз.

Постараемся вспомнить хорошее.

Несмотря на выдающиеся кульбиты и фейерверки по-ельцински блистательных «рокировочек», роль Путина в целом сыграна. Если он действительно покинет свой пост, намереваясь вернуться через год-два (а не через два-три месяца) и готовя для этого все необходимые предпосылки, это ему не удастся.

Я не знаю, как конкретно и по каким именно причинам этого не произойдет.

Я исхожу лишь из понимания природы власти: это не фольклорный чемоданчик «дипломат», плотно набитый взяткой, не ворох бумаг и полномочий, которые можно перенести из помещения в помещение, и даже не кабинет, на котором можно поменять табличку. Один наш деятель уже поменял табличку «генсека» на табличку «президента»; странно, что результат не отшиб охоту развлекаться подобным образом у той части остальных, которой посчастливилось пережить последствия этого.

Власть — это электрический ток, порождаемой обществом, приводящий в движение его мышцы и направляющий его мозг. Ее можно трансформировать — и то аккуратно, потому что она столь же устойчива, как и само общество, — но нельзя сложить и положить в карман.

Поэтому наиболее вероятно, что через год-два после ухода со своего нынешнего поста нынешний президент при всем его мастерстве государственного пиара и личной храбрости будет лишь безусловно уважаемым и безусловно влиятельным, но безнадежно частным лицом.

Путин правил Россией более 8 лет, которые еще не кончились, а с учетом времени исполнения им обязанностей президента и времени от выборов 2008 года до инаугурации нового президента — 8,5 лет. Если же брать время его реальной власти, он может дотянуть и до десятилетия.

Это больше, чем время правления таких руководителей нашей страны, коренным образом изменивших ее облик, как Хрущев и Горбачев. Это лишь вдвое меньше, чем у Сталина и Брежнева. И, конечно, это на порядок — в 10 раз — больше времени Ленина, особенно заметно, если учитывать лишь время его реального и сознательного правления.

Это воистину много, и при всем скептическом отношении к данному персонажу следует признать, что Путин сделал очень много полезного, за что мы должны быть ему совершенно серьезно, без всякого юмора благодарны.

Главной исторической заслугой Путина является восстановление российской государственности, которой попросту не существовало с 1989 по 2001 год. Да, он не воссоздал, а именно восстановил государственность, не просто любовно сохранив, но и усугубив многие ее минусы и растеряв на историческом пути многие органически присущие ей плюсы. И мы поставим ему в счет каждый усугубленный минус и каждый утерянный плюс, и будем правы, но перед этим мы просто обязаны, если желаем оставаться добросовестными, признать значимость и масштаб деяния в целом.

И сказать спасибо.

Сегодня российская государственность используется преимущественно в коррупционных целях — для личного обогащения ее непосредственных членов. Но она по самой своей объективно обусловленной природе, даже со всеми своими недостатками, приспособлена не для этого, а для модернизации общества. Ненадлежащее использование этого инструмента порождает такие же напряжения, как, например, использование молотка для вывинчивания шурупа. Соответственно, возникают постоянно сбои, подрывающие коррупционную систему.

В самом деле: ну кто мог подумать, что следствие всерьез раскроет причины гибели Политковской и действительно покажет, что ее организаторами были люди, всю сознательную жизнь связанные не с Березовским или Кадыровым, но с ФСБ?

С другой стороны, борьба с коррупцией, которая ведется в последнее время в России и которая имеет в целом политические причины, приобретает, тем не менее, значительные масштабы и приносит существенные плоды.

Так, в 2007 году впервые как минимум с начала правления Путина силовики в ряде регионов совершенно неожиданно и незаметно, в том числе и для самих себя, утратили возможность спасать от уголовного преследования своих друзей и коллег, попавшихся на тех или иных неблаговидных операциях. Насколько можно судить, в целом ряде случаев они, несмотря на реально имеющееся желание, не могут остановить уголовные деда (в том числе и рядовые дела, не получившие огласки и не имеющие политического либо аппаратного значения) и, насколько можно понять, ограничивались лишь попытками — и то далеко не всегда удачными — вызвать некоторое смягчение позиции государственного обвинителя.

Это еще далеко не перелом, это лишь робкое проявление качественно новой тенденции, но и оно вселяет забытое чувство надежды.

С другой стороны, описанные позитивные изменения представляют собой совершенно очевидный, хотя пока и локальный, подрыв всего сложившегося государственного строя, основанного на полной свободе произвола, как представителей силовых структур, так и многочисленных «друзей президента».

И это не случайность, но лишь некоторые из проявлений масштаба внутренних и внешних напряжений в ненадлежащим, противоестественным для нее образом используемой воссозданной системе государственного управления.

Ее нормализация, переориентирование на модернизацию и, более широко, организацию прогресса — задача, безусловно, тяжелая и болезненная, но все же более простая и понятная, чем восстановление государственности как таковой.

Второй бесспорной исторической заслугой Путина является пробуждение самосознания российского (и в первую очередь русского, который испугавшаяся правящая бюрократия тут же начала усердно подавлять и дискредитировать) народа и ощущения самоценности России. Наша страна, наше общество уже привыкли воспринимать себя в качестве не беспомощного и бессмысленного обломка некогда великого и могучего Советского Союза, но самостоятельного субъекта истории — да, неизмеримо более слабого, более уязвимого, менее эффективного и достойного, но имеющего самостоятельное значение и представляющего собой самостоятельную ценность.

Может, мы и восстановим Советский Союз заново, но не потому, что такова наша карма, и не потому, что не можем существовать без него, а по своей собственной осознанной воле, потому что сами захотим этого, потому что так нам будет понятней, удобней и выгодней.

В этом отношении Путин действительно смог стать «эхом русского народа», восстанавливающего свое самосознание после контузии стремительным саморазрушением государства и безумием «демшизы». Это умаляет его личные заслуги — в самом деле, он отнюдь не создал народ почти «с чистого листа», как было в Канаде и Белоруссии (да простят меня все обиженные), но он смог ощутить и полноценно выразить политическим действием сокровенную жажду своего народа, смог пусть лишь некоторое время, но быть его частью.

Без этого власть не дадут никакие березовские и чубайсы и не сохранят никакие тайные полиции (при всей, вполне очевидно, исключительно значимой роли, как первых, так и вторых).

Придя к власти на волне чудовищных террористических актов и вызванной ими патриотической второй чеченской войны, Путин стал символом наведения порядка и восстановления простого человеческого здравого смысла после демократического распада и деградации 90-х годов.

Да, он не удержался на этой высоте, бросившись строить военно-полицейский феодализм для своих друзей и, как пишут Интернет-патриоты, «соратнегов».

Но не стоит забывать, что некогда он все же сумел подняться на эту высоту.

Поэтому третьей исторической заслугой Путина представляется хотя и неполное и непоследовательное, но все же возвращение к разумности, наиболее заметное в осознании безусловной враждебности основной части внешнего окружения России на международной арене.

Да, президент, похоже, совершенно не понимает нормальности этого. В самом деле: в силу остроты глобальной конкуренции у слабых в современном мире — а сегодняшняя Россия, безусловно, остается исключительно слабой, что лишь подчеркивают увеличившиеся возможности, использовать которые она не в состоянии, — нет и попросту не может быть союзников, у них есть только едоки, заживо рвущие их на части, и повара, готовящие их к наиболее комфортному и цивилизованному поеданию. Однако для него представляется колоссальным достижением уже и то, что он хотя бы понимает реальную ситуацию, ведь не стоит забывать, что, когда он отказывался от аренды военных баз в Камрани (Вьетнам) и Лурдесе (Куба), он ее, по всей вероятности, просто не понимал.

Разумность проявляется и в постепенном, хотя и медленном, и сопровождающемся разнообразными пропагандистскими перегибами и извращениями, продвижении к адекватному восприятию собственной истории. Это продвижение осуществляется часто уродливым и непоследовательным образом, доходя до реабилитации Сталина (исторический порок которого доказан тем, что созданная им система породила Горбачева и, соответственно, оказалась нежизнеспособной) и насилия не то что над инакомыслящими, но над мышлением как таковым, однако уважение к своей истории является непременным, категорическим условием для сохранения нации как живого и самостоятельного организма.

Надеюсь, ни один из читателей не может заподозрить меня в симпатиях и даже простому человеческому сочувствию к разнообразным «путинюгендам» (хотя, когда проданные их собственными хозяевами группы дважды пытались напасть на меня, их действительно было жалко). Однако не будем забывать, что у всех памятников героям войны, которые я видел 22 июня 2001 года, первые за все время существования независимой России цветы в этот день возложили представители именно «Идущих вместе» (которых в силу их активной жизненной позиции уже привыкли звать «Сосущими вместе»).

И на самом деле то, что это делалось по приказу, а не по зову сердца, значительно менее важно, чем то, что это все-таки делалось. И, более того, делалось впервые за десятилетие — и делается до сих пор, причем в последние годы уже не по приказу, а потому, что теперь это действительно вошло в привычку и стало общественной нормой.

Да, при Путине российское общество так и не смогло вернуться «от реформ к нормальности», но, несмотря на это, мы все-таки сделали к ней несколько важных шагов. И за это стоит поблагодарить и его, и «Славу КПСС».

Четвертой исторической заслугой Путина является создание крайне агрессивного государственно-коммерческого механизма, нацеленного на внутреннюю и внешнюю экспансию — как скрытую, так и открытую. Он создавался, насколько можно понять, преимущественно во вполне коррупционных целях, но, подобно тому, как у работников ВПК из советского анекдота вместо мясорубки неведомым им самим образом постоянно получался пулемет, у бывших сотрудников ФСБ вместо «прачечной» для «отмывания денег» получилась вполне эффективная при разумном использовании система влияния. Восстановление государственного контроля за ней и ее переориентация на наращивание глобального влияния нашей страны представляются технологически несложным даже без использования знаменитой рогозинской максимы «возвращать или завещать».

Наконец, следует обратить внимание и на такое нетрадиционное и, по всей вероятности, нетривиальное, но, тем не менее, безусловно существующее явление, как гуманизм Путина. Понятно, что сама мысль о таком гуманизме звучит как минимум очень странно для огромной части России.

Это и родственники многочисленных убитых — как в громких террористических актах, так и в милицейских участках, не говоря уже о просто убитых на улице справедливо убежденными в своей безнаказанности «слугами режима».

Это политические заключенные — от Ходорковского до людей, просто посмевших прийти на прием к путинским чиновникам в официальные приемные часы.

Это жертвы снова, по-видимому, ставшей карательной психиатрии и просто избитые на улице из-за хорошего настроения того или иного ОМОНовца.

Это жертвы избиений со стороны натренированных на ОМОНовских базах «нашистов» и прочих «путинюгендов» всех мастей.

Это попавшие под бронированные «давилки» с мигалками и нанесшие тем самым их хозяевам «тяжкий моральный ущерб».

Это жертвы «споров хозяйствующих субъектов» с новыми хозяевами России — от жителей Южного Бутова и поселка Пятница, ставших именами нарицательными, до работников многочисленных заводов, отобранных в пользу «правильного» хозяина.

Этот список можно продолжить.

Даже я сам сначала засмеялся, когда подумал о гуманизме президента Путина.

Но ведь этот гуманизм, хотя о нем и смешно подумать, все-таки есть.

Прежде всего, следует понимать: сам Путин вряд ли отдавал приказы о физическом уничтожении неугодных, и даже самые отмороженные любители порассуждать о «кровавой гебне» (тм) и «кровавом режиме палача Путина» (тм) в глубине души хорошо понимают разницу между ним и не только Сталиным, но и тишайшим дедушкой Черненко.

Спустив с цепи бешеных собак, Путин отнюдь не науськивал их, а позволял им спокойно грызться друг с другом за куски мяса, в которые с легкостью превращались, разумеется, и неосмотрительные прохожие, и тем более чем-то недовольные наблюдатели, однако это происходило, как правило, в качестве случайного побочного эффекта и отнюдь не было, насколько можно судить, результатом заранее составленного коварного и злонамеренного плана.

Ему, по всей видимости, более свойственны аккуратные действия в стиле Андропова — не столько подавлять оппозицию, сколько разлагать и развращать ее (причем и в этом принципиальное отличие Путина от Андропова) вместе со всем обществом и стараться, если возможно, отнимать не саму жизнь, но ее смысл.

Пусть тот, кого ни разу не убивали, скажет, что это хуже.

В этом второй президент России представляет собой своего рода отражение всей русской истории: наши правители не совершали и десятой доли убийств, совершенных их цивилизованными европейскими современниками, но жесткое неприятие со стороны общества и, значительно реже, их собственный стыд вызывали ощущение колоссальных масштабов преступлений. Скажем, даже в сталинском Советском Союзе с чудовищным ожесточением Великой Отечественной войны (не говоря об ожесточении предшествующей четверти века) ни у кого и мысли не было о том, чтобы разминировать минные поля пленными власовцами или убивать немецких детей (как это было в тишайшей Европе). Да и самое массовое насильственное изгнание гражданского населения в XX веке случилось все же не в Чечено-Ингушетии или в Крыму, а в населенных немцами регионах, отошедших к Польше и, в меньшей степени, Чехии и СССР, — с полного согласия «цивилизованных демократий Запада» оттуда было изгнано, причем без какой бы то ни было гуманитарной подготовки, около 11 млн. человек.

Поэтому позволю себе повторить снова и снова: заслуги Путина бесспорны.

Но руководителя судят, причем не столько современники, сколько история, не по тому, что он сделал, но по соотношению сделанного с тем, что он мог и обязан был сделать в соответствующих исторических обстоятельствах.

Недостатки Путина намного масштабней и в силу этого намного очевидней, бесспорней его достоинств. Поэтому здесь следует пунктирно очертить только основные, наиболее значимые из них.

Главной исторической виной Путина перед Россией представляется последовательный и четкий отказ от модернизации общества. Логика этого отказа представляется предельно незатейливой и органичной, «биологической»: ему и его друзьям и без того хорошо, так зачем стремиться вперед и ввысь, когда можно просто потреблять?

Зачем отстаивать стратегические интересы страны в глобальной конкуренции (в том же вопросе о цене присоединения к ВТО и подготовке этого шага), когда можно просто потреблять?

Зачем решать проблемы с нехваткой газа и хоть что-то желающих (не говоря уж про «умеющих») делать работников через несколько лет, когда сегодня можно просто со вкусом потреблять, отстроив себе «на всякий случай» комфортабельные «запасные аэродромы» за пределами страны?

Путин и правящая (а точнее — владеющая) Россией бюрократия искренне и глубоко ощущают смысл своего существования именно в потреблении, а не в достижении общественного блага, полностью обессмысливая тем самым свое существование и разлагая общество.

Это очень важно: разрушение социума, под которым понимается последовательное и целенаправленное уничтожение даже не столько социальных гарантий и норм общежития, сколько самого общества как такового, как жизнеспособного организма, его ценностей и мотиваций, пошло при Путине, насколько можно судить, даже быстрее, чем при Ельцине.

Бандитско-реформаторский разврат был заменен развратом государственно-бюрократическим, гебешным и коммерческим. Принципиально важно, что к исторически относительно новому коммерческому разврату в отличие от гебешного у нашего общества не было иммунитета. Реформаторы же «в качестве отступного» за ограничения их влияния получили свободу рук для разрушения уже не экономической, а социальной жизни, более полно и непосредственно обусловливающей общественную и личную психологию.

Возможно, Путин неосознанно, но пытался подражать Сталину — и при этом вполне безуспешно.

Основания для этого подражания были: схожесть исторических обстоятельств и требований, предъявляемых ими, была налицо. С узко управленческой точки зрения и Ленин, и Ельцин, разрушив прежний порядок, вывели во власть качественно новый пласт энергичных и талантливых относительно молодых людей. Их надлежало дисциплинировать, обучить, выстроить в систему и направить на решение наиболее актуальной общественной задачи.

Сталин сделал это — пусть варварскими способами, подорвавшими жизнеспособность общества на поколения вперед, но сделал, став в результате подлинным творцом советской цивилизации.

Путин, похоже, даже не осознал задачу. Он тоже дисциплинировал и выстроил в систему прорвавшееся к власти поколение, но практически ничему не обучил его и направил на консервацию во многом случайно сложившегося порядка, на обеспечение стабильности, но не на решение общественно значимых задач, не на модернизацию.

Можно сколько угодно рыдать по поводу низкого качества человеческого капитала, доставшегося Путину, однако нет никаких оснований полагать, что социальный тип умного и эффективного коррупционера, сложившегося в России в 90-е годы, с точки зрения государственного управления существенно хуже типа контуженного Гражданской войной насильника, доставшегося Сталину. Это разные типы, поддающиеся и подлежащие разным способам управления и укрощения, и мы можем судить лишь по результату: то, что удалось, пусть и чрезмерной ценой, Сталину, Путиным не было даже осмыслено.

Поистине, наша проблема не в том, что нами правит маленький Сталин, а в том, что нами правит очень маленький Сталин, не имеющий стратегических задач для всего российского общества в целом и не обладающий полноценным, комплексным видением образа желаемого будущего.

Может быть, это и к лучшему, так как модернизация, даже с поправкой на современную цивилизованность и гуманизм, объективно является очень жестоким процессом.

Тем не менее, природа оставляемого Путиным после себя prosperity[1] такова, что на фоне своих неминуемых сменщиков он будет казаться из исторического далека неким специфическим аналогом Горбачева — демократом и гуманистом, неспособность которого сформулировать для страны стратегическую цель обернулась утратой исторических шансов и колоссальными потерями.

Не вызывает ни малейшего сомнения, что возрождение России будет подлинным концом света для огромной части современного российского общества (прежде всего для «правящей тусовки» и ее обслуги, но отнюдь не только для них), и именно Путин сделал такое развитие событий неизбежным.

Его урок, который мы должны воспринять в полной мере, прост и беспощаден до примитивности:

Россией не может управлять слабый человек.

Россией не может управлять человек, живущий ради корысти и личного потребления (в том числе символического).

Россией не может управлять человек, более всего на свете желающий умереть в своей постели.

До свидания, Владимир Владимирович.

Вы допустили далеко не все мерзости, на которые были способны, и сделали значительно больше хорошего, чем можно было ожидать от человека Вашей биографии, прошедшего от Дрездена до Собчака.

Позвольте выразить Вам благодарность, я тороплюсь сделать это, потому что вспоминать Вас — если будет кому — еще очень долго будут за другое.

За то, что Вы не сделали — и даже не задумались о том, чтобы сделать, — и половины того, что были обязаны.

Справедливость в отношении некоторых людей бывает самой жестокой вещью, которую можно себе представить, — и потому я тороплюсь с благодарностью.

Года через два — и тем более лет через 20, если Россию вообще удастся сохранить после Вашего блистательного правления, — меня уже просто не поймут.

Никто.

Хотя в Вас действительно, как утверждала одна из моих секретарш, есть множество хороших и даже симпатичных черт.

Последние месяцы я больше всего на свете хочу — исступленно хочу — почувствовать себя идиотом.

Убедиться, что «план Путина» — это не «конопля Грызлова», и он не просто существует, но и предназначен для реализации, а не для раскурки. Увидеть оздоровление государства.

Удостовериться в модернизации России, восстановлении человеческого капитала, повышении качества — или хотя бы уровня — жизни.

Понять, что руководство страны — с неизбежными ошибками и неточностями — действует правильно, то есть в интересах общества и с приемлемой эффективностью, снимая тем самым с меня и моих коллег страшную и до кризиса бессильную ответственность за страну и освобождая нас для радостей частной жизни.

Я даже молился об этом, но лукавее русского бога только русский священник.

Я знаю наше государство хорошо и знаю, что ничего этого не будет.

И я вижу, как президент Путин начинает сам, своими собственными руками стремительно демонтировать свои и так не слишком масштабные и глубокие достижения, думая, конечно, что укрепляет их.

Мне не жалко его и его окружение.

Мне жалко остальных — весь народ. Нам предстоит упасть в системный кризис, в котором разобьется и разлетится на мелкие осколки заскорузлая твердь уничтожающей мою страну тупой и корыстной бюрократии, но она убежит в свои куршевели и на сардинии, а биться-то и разбиваться здесь будем мы.

Нам будет очень плохо и очень страшно, и, если мы опять, как в 1991 году, окажемся слабыми и глупыми, мы снова потеряем часть своей страны, мы снова потеряем миллионы жизней и снова посадим себе на шею всю ту же самую бюрократию, только в еще более чудовищном и омерзительном виде.

Этого надо избежать любой ценой.

А президент Путин — что с него взять? Пусть пока развлекается, чувствуя себя хозяином: у него еще есть некоторое время, и Лабрадор Кони его действительно любит.

Кстати, далеко не каждый может сказать это про себя.

Неизбежность послепутинского перелома и подспудно растущий в обществе страх перед ним вызваны крепнущим ощущением того, что Путин утратит власть не в силу закона, не в силу традиции и вообще не в силу описанного или подразумеваемого порядка, но в результате масштабной дестабилизации, утраты управляемости всеми значимыми сферами общественной жизни и возникновения хаоса. При этом причиной этого станут не какие бы то ни было внешние катаклизмы — от резкого удешевления нефти до агрессии США или Китая, но его собственная политика, надо отдать ей должное, — целостная и проводимая весьма энергично и последовательно.

Достаточно просто перечислить ее наиболее значимые черты:

предоставление полной свободы рук чиновникам, рассматриваемым как основная социальная база режима, и их освобождение от какой бы то ни было ответственности за свои действия, ведущее не просто к расцвету коррупции, но и к массовому неисполнению ими своих обязанностей и, соответственно, к параличу государственного управления;

стремительная концентрация власти в руках силовой олигархии, подчинившей коммерческую олигархию времен Ельцина и занимающуюся личным обогащением при помощи хаотичного грабежа и насилия не только над крупным, но и над средним и мелким бизнесом, а также — в силу инерции и для удовольствия — над обычными гражданами;

разрушение не то что благосостояния, но самой жизненной среды и без того социально не защищенных людей (не только ставшей символом путинской социальной политики «монетизацией льгот», но и целым комплексом иных либеральных реформ), несмотря на фантастически благоприятную экономическую конъюнктуру, ради изъятия денег у населения и концентрации их у бизнеса для последующего изъятия их силовой олигархией;

систематическая ложь и клевета, преследование за инакомыслие и оппозиционность, превентивное запугивание потенциальных политических противников, нагнетание в обществе атмосферы страха и бессилия;

по-горбачевски последовательный отказ от реализации национальных интересов России (на фоне агрессивно патриотической риторики) ради задабривания наших стратегических конкурентов в надежде на то, что они закроют глаза на недемократичность и античеловечность описанной выше осуществляемой политики (которая объективно выгодна им самим);

нарастающая грызня в среде самой силовой олигархии и растущая беспомощность ее членов, которые, как можно понять, уже не способны оградить от насилия даже собственных друзей и партнеров (понятно, что это вызывает недовольство созданной системой даже у ее строителей и цепных псов).

Такая политика не может провести страну мимо катастрофы и потому вызывает вполне справедливый ужас перед настоящим и страх перед будущим.

Как и всякое самоубийство, она не может длиться долго.

Естественный результат этой политики — всеобъемлющий системный кризис. Сегодня его уже можно считать неизбежным, так как практически все люди, так или иначе пытавшиеся помочь Путину в начале его правления, к настоящему времени, даже формально оставаясь у него на службе, уже убедились в невозможности сделать это. Ведь описанная политика — плод не ошибок или злых умыслов, которые хотя и с трудом, но все-таки поддаются исправлению, но жесткого и устойчивого баланса объективно обусловленных интересов, который исправлению уже не поддается.

Страну свела начавшаяся с ее мозга «судорога авторитаризма».

Крайне существенно, что мы рухнем в системный кризис значительно скорее, чем нам кажется и чем показывают разного рода математические модели, ибо ни наш здравый смысл, ни эти модели в принципе не способны учесть разрушительность внутренней грызни, уже охватившей силовую олигархию, и полной безграмотности руководства в сочетании с его осознанной безответственностью.

Можно быть уверенным в одном: системный кризис совершенно точно не наступит до августа 2008 года. На это время накопленных «запасов прочности» (и среди них — общественного оптимизма и доверия к государству) хватит.

Это ускользающее, истекающее время дано российскому обществу для учебы.

Для внутренней самоорганизации.

Для подготовки.

Если мы найдем в себе силы (а дело только в них — времени все еще достаточно) должным образом подготовиться к системному кризису, мы сможем воспользоваться даруемой ими возможностью и осуществить политическую модернизацию, создав ответственное перед страной государство. Тем самым мы откроем дорогу к модернизации экономической, обеспечивающей восстановление страны, нормализацию условий жизни и возрождение России как страны, вызывающей у ее граждан гордость и уверенность в своих силах, а не скорбь и стыд.

Это, по всей вероятности, последний шанс возрождения России, даваемый нашей стране историей. Если мы не воспользуемся им, переживаемая нами в настоящее время агония нашей Родины закончится ее гибелью, причем как раз в планируемые некоторыми зарубежными специалистами 2012–2015 годы.

Воспользуемся ли мы этим последним шансом?

Есть ли у нас будущее?

На эти вопросы нельзя ответить словом, произнесенным или написанным. Они заданы самой историей, которая создается не словами, но поступками, и ответить ей мы сможем только своими делами, своей жизнью.

Но, чтобы быть в состоянии даже не ответить, а хотя бы только осознать эти все более четко встающие перед нами вопросы, мы должны понимать с поистине беспощадной ясностью: если сейчас, в предстоящие нам несколько предкризисных и кризисных лет, мы вновь отдадим свою страну индоктринированным недоумкам, высокоэффективным грабителям (извините, чуть не написал «менеджерам») и прикинувшимися патриотами бандитам, у нас больше не будет своей страны.

Никакой — ни плохой, ни хорошей.

И мы — если выживем — будем беспомощными, бесправными и ничтожными приживалками, всем чужими и никому не нужными не только в фешенебельных странах, но и на клочках той единственной, которую мы еще недавно звали (а может быть, по недоразумению еще будем звать и тогда) своей Родиной.

Сегодня Россия глядит нашими глазами не в телевизор, не на многими по-прежнему уважаемого и у многих вызывающего по-прежнему искреннюю симпатию президента и даже не в бессмысленно агрессивную и самодовольную «бандитскую пельменину»[2] силовой олигархии.

Россия — и каждый из нас — глядит в лицо смерти.

Мы — и иррациональная истерика по поводу сохранения его у власти мистически легитимным и при том заведомо незаконным путем основана на глубоком ощущении этого — можем не пережить заката президентства Путина.

Просто физически — так, как не пережили его сотни тысяч, погибшие в гражданскую войну в Таджикистане, и десятки тысяч, погибшие в других необъявленных войнах в ходе разрушения Советского Союза.

Я уже не говорю о том, что мы из-за войны, преступности, а то и просто нищеты и безысходности можем лишиться своего дома, как лишились его десятки миллионов наших бывших, а часто и нынешних, сограждан.

Я уже не говорю о том, во что может превратить каждого из нас голод. Кто знает, тот понимает, о чем я говорю. Кто не знает, пусть читает произведения писателя Варлама Шаламова.

Россия, а с нею и каждый из нас, без всякого преувеличения, глядит в лицо своей гибели.

Это не метафора, не запугивание, не истерика — это простая констатация самоочевидного факта: сегодняшнего положения, в котором находимся все мы.

Конечно, можно зажмуриться и выиграть этим нехитрым маневром несколько лет относительно спокойной жизни, повысив тем самым разрушительность системного кризиса и, соответственно, вероятность своей гибели в нем. Этот выбор по-своему рационален, так как неприятности наступят потом, а удовольствие будет достигнуто сейчас, авансом, — но это деструктивная и саморазрушающая рациональность, весьма напоминающая строгую, несокрушимую рациональность алкоголика или наркомана.

Если мы хотим сохраниться как нация и страна, если мы хотим, чтобы у наших детей, да и у нас самих, было будущее, мы должны осознать критичность ближайших лет.

Сегодня мы вернулись в состояние исторической неопределенности, при которой, если вы хотите быть кем-то, вы должны сначала им стать.

Если вы хотите что-то иметь, вы должны сначала завоевать это.

Если вы хотите иметь какое-то право, хотя бы право на свою собственную жизнь, вы должны быть готовы отстаивать это право в борьбе с агрессорами и конкурентами — и, вполне вероятно, с оружием в руках.

Относительно цивилизованная передышка, «глоток стабильности» после потрясений начала 90-х заканчивается. История вновь вламывается в тихую повседневность каждой семьи. Нам вновь предстоит отстаивать свое право на Родину.

Я пишу эту книгу, чтобы повысить наши общие шансы на победу — на выживание и модернизацию.

Я остаюсь в России и борюсь только потому, что верю: мы победим.

Не знаю, есть ли жизнь на Марсе, но после Путина — будет.

Однако настоящая книга посвящена не этому, а проекту модернизации, возрождения России после системного кризиса, в который погрузит наше общество курс Путина или его преемника.

В первой части показаны фундаментальные, системные причины, делающие неизбежным погружение России в этот кризис, несмотря на то, что его не желают, его страшатся и ему пытаются противодействовать практически все части нашего общества.

Во второй части проанализированы объективные требования к модернизационному проекту, показаны его реальность и его место на фоне будущего глобального развития и обозначена его достижимая цель, логично вытекающая из всего предшествующего развития нашей страны.

В третьей части книги описаны основные идеологические принципы построения модернизационного проекта, основанные на уже вполне проявившихся базовых ценностях российского общества. Значительное внимание уделено подробному описанию механизмов разрешения наиболее острых, разрывающих его в настоящее время идеологических конфликтов.

Наконец, четвертая часть посвящена, возможно, более полному рассмотрению конкретных мер, необходимых для решения ключевых проблем российского общества. По сути дела, именно она представляет собой основу комплексной программы модернизации России, подлежащую, возможно, более тщательному и широкому обсуждению и доработке.

Автор благодарен огромному числу людей, оказавших ему колоссальную и при этом бескорыстную поддержку при подготовке настоящей книги. К сожалению, объективная логика развертывающихся в нашей стране политических процессов стирает разницу между публичной похвалой и опасным доносом быстрее, чем на это можно было надеяться еще год назад. В силу этого автор ограничивается публичным выражением персональной благодарности исключительно тем, кому она по разным причинам уже не может помешать.

Это, прежде всего, бывший руководитель Группы экспертов Б. Ельцина И. В. Нит, безвременно скончавшийся в ноябре 1993 года. Это не признавший своей «вины» и в итоге осужденный за «шпионаж» физик Данилов. Это журналистка Трегубова, написавшая исключительно честную и точную книгу[3] о путинском режиме, едва не погибшая после этого в результате покушения на ее жизнь, но не испугавшаяся, а написавшая новую книгу, еще более честную и точную (так как автор немного повзрослел), чем предыдущая. Наконец, это бывший олигарх Ходорковский,[4] вполне искупивший свои мнимые и реальные прегрешения яростной готовностью претерпеть любые лишения и несчастья ради права вести честный и прозрачный (разумеется, в том виде, в котором понимал эти понятия он, а не его преследователи из силовой олигархии) бизнес.[5]

Эти и многие другие люди дали разные, но исключительно впечатляющие, вдохновляющие и этим важные для нас примеры личного мужества, стойкости и сохранения собственного достоинства в последовательном отстаивании общественных ценностей перед лицом смертельно опасной как для страны, так и для ее граждан агрессии силовой олигархии.

Когда модернизационный проект начнет работать и принесет первые ощутимые плоды, автор выпустит еще одно издание этой книги специально для того, чтобы назвать поименно всех людей, заслуживших его искреннюю и глубокую благодарность, уже не боясь навредить им.

Объем книги, правда, увеличится раза в полтора, но справедливость — это такая вещь, которую приходится терпеть молча.

По крайней мере, читателю.

Примечания:

1

Процветание — термин, используемый американскими пропагандистами того времени для обозначения бурного спекулятивного оживления, приведшего к Великой депрессии(англ.).

2

Первым назвал так определенную категорию человеческих лиц российский писатель В. Пелевин.

3

Я пишу это как человек, не разделяющий большинство идеологических установок и ценностей Е. Трегубовой, но хорошо знающий существенную часть описанных ею событий и людей.

Кроме того, на меня произвела глубокое впечатление внутренняя честность Е. Трегубовой, четко разделяющей фотографически и, что особенно важно, эмоционально достоверно описываемые события (причем описываемые образно, на хорошем художественном уровне, что позволяет читателю не только осознать, но и почувствовать себя их свидетелем), свои эмоции по поводу этих событий (причем автор не боится показать себя не вполне адекватным человеком, что лишь добавляет книге достоверности и является дополнительной иллюстрацией описываемой эпохи) и свои размышления (с моей точки зрения, также не вполне адекватные, но опять-таки свидетельствующие о внутренней честности Е. Трегубовой: чего стоит одно лишь признание того, что она не может для себя определить, является ли Чубайс приличным — в переводе с внутреннего авторского на обычный русский язык — человеком!).

4

Чтобы минимизировать собственные интеллектуальные усилия, автор расположил фамилии живых в алфавитном порядке.

5

Для автора этих строк, как и для других ненавидящих олигархию и компрадорскую буржуазию живущих в России людей, было принципиально важно еще в самом начале связанного с ЮКОСом кризиса обнаружить, что дети Ходорковского учились в российской школе, а семья, включая родителей, жила в России.

Так как во время кризиса дети подверглись давлению, а семья — запугиванию со стороны силовых структур, подобный выбор нельзя признать разумным. Однако именно поэтому он свидетельствует о безусловном патриотизме Ходорковского (хотя, конечно, это патриотизм иного сорта, чем у профессиональных «ракетно-квасных» патриотов), который вытеснил из его сознания даже абсолютно рациональные и первичные инстинкты защиты своих близких.