Сытый голодного не разумеет?

Думаю, мало уже осталось у нас людей, которые не понимают, что мы попали в необычное и сложное положение. Те ресурсы, что остались у нас от советского времени, иссякают, но ничего не делается для их обновления. Нефть и газ гонят за рубеж, внутри России их не хватает уже и на отопление — как тут производство восстановить в достаточном для такой страны объеме.

Нам подфартило — целый год держались небывало высокие цены на нефть, можно было эти сверхприбыли пустить хотя бы на обустройство новых месторождений нефти и газа. Старые скоро истощатся — что тогда толку хвастаться нашими несметными подземными богатствами, их же надо еще разведать и пробурить к ним скважины. Нет, нефтяные доллары опять уплыли за границу, «Лукойл» купил себе полторы тысячи бензозаправочных станций в США — там его капиталовложения. Чего же иностранных инвестиций ждать, если свои не идут.

А в ближайшие годы лишних денег уже не будет — на нефть цены упали, подходит срок отдавать большие долги. Тут и у нищих тряпье отнимут, а то и по фунту мяса из груди у каждого гражданина вырежут, утешить заимодавцев.

Но это — лишь фон. И раньше бывали мы в очень тяжелом положении, но выходили из него — умели собраться, договориться, соединить усилия. А ведь тогда и кадров образованных было меньше, и техники, и нефти, и разруха была похуже нынешней — полстраны вообще в руинах. Почему же умели все преодолеть и восстановить сносную жизнь — чтобы могли молодые люди, не боясь, завести детей, накормить их, одеть-обуть, отправить в школу? Почему такая разница с нынешним временем?

Я прихожу к объяснению очень тяжелому. Из него вытекает, что болезнь наша глубже и опаснее, чем кажется по внешним признакам. Вот какая картина встает перед нами, если окинуть взором последние десять лет.

Ясно, что общество расколото, и на уровне политики мы договориться не можем по самым главным вопросам, но это еще полбеды. И сто лет назад, перед 1917 годом, договориться не могли — несовместимыми были интересы буржуазии и рабочих, помещиков и крестьян. Договориться не могли, но понимали друг друга — могли разговаривать, имели общий язык. И самое главное, все понимали самих себя, свои собственные интересы. В таком состоянии части народа могли если и не договориться, то в крайнем случае выработать программу борьбы — чтобы подавить несогласных и заставить их подчиниться ради сохранения жизни народа как целого.

Это и произошло в 1917 г. Имелось несколько программ, народ их попробовал на зуб, и в конце концов подавляющее большинство поддержало программу большевиков. Раз договориться не удалось, эту программу утвердили силой — но уж потом она выполнялась всеми. Это и позволило стране выжить, даже в тяжелейшей войне, отстроиться и начать вполне прилично жить.

Но сегодня дело хуже. Мы не то что договориться не можем — мы не можем разговаривать даже с самими собой. Люди не могут выразить свои собственные интересы и ясно сказать, что для них лучше, а что хуже. Значит, они не могут сделать выбор, принять хоть какое-то решение. Люди не могут даже понять, в чем для них на нынешнем распутье суть выбора. Но такое состояние несовместимо с жизнью, ибо жизнь — это прохождение через ситуации выбора. На каждом распутье надо принимать ответственное решение — и потом расплачиваться за ошибки. Если ты от принятия решений отказываешься, за тебя решит какой-нибудь Березовский или Немцов. И тебя поведут резать или стричь.

Я пишу эти слова 8 ноября. Вчера был праздник, 84-я годовщина Октября, и прошла она поучительно. Как обычно, в Москве собралась демонстрация по обычному маршруту. Но на этот раз молодежное правое движение «Идущие вместе» захотело устроить глумливую контрдемонстрацию. Они предполагали «идти вместе» сразу за праздничной колонной, в белых фартуках с метлами — очищать Москву от «исторического мусора», остатков советского строя. Замысел поразительно пошлый, даже удивительно, как в наше тяжелое время могли родиться такие тупые и низкие замыслы. Но это мелочи, а главное в том, что эти юноши и девушки «из хороших семей» явно не понимали символического смысла своего спектакля с метлами. Этого смысла, скорее всего, не понимали и их родители.

Выступая 6 ноября по радио, секретарь МГК КПРФ верно сказал, что «Идущие вместе» задумали враждебную провокацию, и коммунисты обратились в УВД и ФСБ с требованием направить этих «дворников» по другому маршруту. Иначе, мол, будет потасовка.

Наверное, это правильное решение, но в то же время упустили шанс объясниться с этой золотой молодежью прямо на улице, на глазах публики. Пусть бы милиция обеспечила разделительный барьер, чтобы избежать насилия. Возможность такого прямого и острого объяснения ценна тем, что сегодня не хватает совсем малого усилия, чтобы люди поняли, какие остатки советского строя хотят символически бросить в мусор «Идущие вместе». Этих остатков совсем немного — хватило бы десятка плакатов, чтобы доходчиво изложить. Прежде всего, это плата за свет и газ — в десять раз меньше их рыночной цены. Ельцин не решался эти остатки вымести метлой — за это взялись юные «демократы». Так пусть они хоть услышат при свидетелях, что они хотят отнять у жителей России. Они же этого не понимают, как и сами жители.

Эти мальчики выметают в мусор отопление для Приморья. Ведь жители Дальнего Востока всей своей зарплатой не могут оплатить и трети того тепла, что им нужно для выживания — нерентабельно для рынка везти для них уголь и мазут за тридевять земель. Везут — и это остаток советского строя, когда хозяйство работало не для прибыли, а для удовлетворения жизненных потребностей.

Они выметают в мусор саму возможность проживать в своих квартирах для большинства обывателей, что толпятся на тротуарах. Потому что реальная рыночная цена коммунальных услуг выше средней зарплаты по стране. Пока что Путин не решается отменить субсидии на квартплату, боится убрать этот пережиток советского строя. Так вот, господа обыватели, смотрите, как ваши детки символически эти субсидии выметают.

Почему же этих простых вещей никто не понимает — те же студенты, нарядившиеся в маскарадный костюм дворников? Тут-то мы и подходим к главному. Они не понимают потому, что сытый голодного не разумеет.

Кажется, давно эта поговорка родилась в народе. Но лишь сегодня по-настоящему вызрел ее страшный смысл. А сто лет назад вызрела лишь половина этого смысла. Тогда сытый голодного не разумел в том смысле, что они не могли договориться. Но они могли хотя бы разговаривать и понимать, что такое голод. Сто лет назад 85% русских были крестьянами и ели хлеб с лебедой — они друг друга прекрасно разумели. 7% были рабочими и солдатами, вчерашними крестьянами — они тоже голодного разумели. Но дело в том, что и сытое меньшинство не настолько еще оторвалось от народа, чтобы не знать о голоде как трагической проблеме бытия. Тем, кто забывал, напоминал Лев Толстой.

На этом понимании страданий ближнего во многом стояла русская совесть. Толстой, кстати, тогда объяснил, почему такую совесть смогли изжить из себя англичане — они «вывезли голод» в колонии, он стал для них абстрактным, угрызения совести приобрели теоретический характер.

Из русской совести, из нестерпимого желания сократить массовые страдания ближних и родился советский проект. И именно в движении по этому пути советский строй преуспел. Эти узкие места первым делом расшивало советское хозяйство — дать хлеб и молоко, тепло в доме, хорошее оружие солдату, врача и учителя для каждого. Этим было недовольно меньшинство — из-за такой уравниловки не было ему хорошей видеотехники. Но большинство, несущее в себе коллективную память о голоде и сохранившее совесть, сострадающую ближнему, не позволяло этому меньшинству распоясаться.

Положение в России резко изменилось, когда выросли два поколения подряд, не знавшие голода. Родители постарались в детях даже память о нем вытравить. И возникло в России к 80-м годам сытое общество, какого мы в нашей тысячелетней истории никогда не знали. Да, многие были недовольны, что за колбасой им приходилось ездить на электричке, но это был не голод, а неудобство.

Незаметно для себя мы превратились в общество, в котором подавляющее большинство «голодного не разумело». Вроде англичан, на которых работали голодные индусы, — с той только разницей, что индусов у нас не было. Так и возник проект — превратить в разновидность голодных индусов часть своего народа.

Поначалу идеологи этого проекта побаивались, что как только вернется в Россию голод для части народа, поднимется из глубины души задремавшая совесть, и люди возмутятся. Но жадность была так велика, что они стали грабить страну по-крупному, хотя и потея от страха. Однако на этот раз жадность фраера не сгубила. Обнаружилась вещь, которой не ожидали.

Оказалось, что человек, воспитанный в сытости и утративший живую совесть сострадания, даже оголодав, сохраняет сознание сытого человека. Совесть сострадания в нем не восстанавливается, и он, даже сам голодный до полусмерти, «голодного не разумеет». Он даже себя не разумеет как голодного. Он не видит в голоде ближнего и даже в своем собственном голоде трагедии бытия, Божьего перста, указывающего на несправедливость такого жизнеустройства.

В таком сознании голод или холод выглядят как техническая проблема, какой-то сбой в программе личного преуспевания или же в программе работы каких-то служб (мэрии, губернатора, РАО ЕЭС). Это сознание красноречиво показали жители Приморья, когда замерзли их квартиры. Никакого знака они в этом не увидели и никакого прозрения не испытали. Наздратенко виноват!

И возникло в России не описанное ни в каких учебниках общество, какого нет ни на Западе, ни на Востоке — когда сознание людей не соответствует их бытию. Людей обобрали и вогнали в бедность, поставили на грань голода — а они этого не признают, считают это какой-то небольшой заминкой. Вот-вот все у них пойдет на лад. И дело не в нехватке информации, не в том, что сытые не дают доступа к телевидению, что они захватили все массовые газеты. Чего не знают люди? Чем их можно удивить через те десять лет, что мы пережили?

Реальность у всех как на ладони. Но у людей и в мыслях нет обсудить ее между собой и выработать какой-то проект, чтобы изменить положение. Зачем менять, если речь идет всего лишь о небольшой заминке. Чтобы ее пережить, надо просто в чем-то ужаться. Прежде всего, надо не заводить детей, чтобы на них не тратиться. Хорошо бы к тому же получить России кредит, продать за рубеж еще чего-нибудь — землю, недра, мозги. Армию еще сократить, науку.

И главное, не думать о каких-то голодных или замерзающих. Потому-то так жадно хватаются люди за всякие подлые байки о том, что нищие старухи в метро это на самом деле — агенты организованной преступности. Свою заминку каждый должен преодолеть сам — и не нужна ему никакая солидарность и никакие демонстрации. Подальше от политики! Все это за кружкой пива можно, конечно, сдобрить парой патриотических фраз, обругать Чубайса, но главная забота — не дать себе услышать молчаливый крик голодающего, не дать его страданию проникнуть к тебе в душу. И каждый твердит, как заклинание: я из расы сытых, я не должен разуметь голодного, а то и сам к нему в товарищи попаду!

Все это очень опасно. Если бы и вправду, как говорили, «бытие определяло сознание», то утрата совести была бы обратимой. Прижала людей бедность — и они снова, вопреки телевидению, обрели рабочую солидарность и показали кузькину мать грабителям. Но этого не происходит, и люди тихо умирают поодиночке, народ тает, не обретая воли. Похоже, что образ жизни и мировоззрение не имеют заднего хода. В советское время мы шли к такому уровню культуры, на котором сытый, и не испытав голода на своей шкуре, разумеет голодного. Но дозреть до этого уровня нам не дали. И нас занесло в такую яму, что и вперед дороги не видно. Не сможем мы поодиночке эту дорогу проторить.

Невыносима мысль, что русские могут утратить свою культуру и исчезнуть с лица земли. Но пока народ не соберется с мыслями и не поймет, на каком распутье он оказался, будут все быстрее истачиваться его силы, будут бежать отсюда, как из гиблого места, и люди, и капиталы. Тут каждый должен встряхнуться и сбросить наваждение. Поговорить мысленно со своими предками и со своими потомками. Если мы из народа превратимся в кучу песка, нам этот век не пережить.

Ноябрь 2001 г.