Первым жителям Соединённых Штатов Америки — переселенцам из Европы досталась богатейшая страна. Как было не назвать её краем благодати! К тому же и среди первых переселенцев преобладали приверженцы крайних протестантских исповеданий, в особенности кальвинисты и пуритане, верившие в предопределение, в то, что Бог благоволит к богатым и именно им посылает Свою благодать.

Но и эта благодатная страна по меньшей мере трижды находилась на грани гибели. Первый раз — во время войны за независимость 1775–1783 годов. Второй раз — в период Гражданской войны 1861–1865 годов. И, наконец, третий раз — во время Великой депрессии 1929–1933 годов.

Первых двух периодов я здесь не касаюсь. Предмет настоящего исследования — это кризис 1929–1933 годов, изменение самой сущности американского государственного строя и последовавшие за этим события.

Великая депрессия возникла не на пустом месте, её причинами стали как объективные экономические процессы развития капитализма, так и субъективные факторы, в особенности корыстный интерес определённых кругов в правящей элите, которые стремились увеличить своё богатство и власть даже ценой колоссального разрушения производительных сил и погружения в нищету основной массы народа. Чтобы разобраться в сущности этой, во многом рукотворной катастрофы, надо проследить за нарастанием противоречий в развитии экономики США, начиная с рубежа XIX–XX веков. Авторы коллективного труда «Заблудившиеся в эпохе» (Новосибирск, 2003) показали на конкретных примерах, что классический капитализм свободной конкуренции на рубеже XIX–XX веков исчерпал себя:

«Быстрая индустриализация американской экономики в последние десятилетия Х1Х века, требующая высокой концентрации капитала, привела к тому, что на месте децентрализованной системы с множеством конкурирующих малых предприятий возникла совершенно иная система с преобладанием промышленных группировок, получивших название «тресты». В каждой отрасли доминировал свой трест, причём директора одних трестов могли быть акционерами других, и, наоборот, акционеры одних трестов могли руководить другими. В борьбе за совокупный платёжеспособный спрос они начали обвинять друг друга в чрезвычайной монополизации отдельных отраслей».

Это привело к возникновению в США антитрестовского законодательства.

Особенную славу «борца с трестами» стяжал республиканец Теодор Рузвельт, занимавший пост президента США в 1901–1909 годах. В действительности он понимал, что возникновение трестов и более крупных монополистических образований — это неизбежное следствие экономического прогресса. Законодательными средствами остановить процесс объединения так же трудно, как весеннее наводнение на Миссисипи. Поэтому Т.Рузвельт разделил тресты на «хорошие» и «плохие», которые надо было разукрупнять.

Параллельно с процессом концентрации капиталов в экономике к концу Х1Х века в США набирало силу реформистское движение — прогрессизм. Целями этого движения были политические реформы, защита потребителей, улучшение условий труда, контроль и регламентирование большого бизнеса.

Наконец, в 1913 году произошло важнейшее событие в области финансов, — была создана Федеральная резервная система (ФРС), включившая 12 федеральных банков, выполняющих функции центрального банка США, и около 5,5 тысяч частных банков. Но ФРС как «центральный банк государства» не имеет аналогов в мире.

Как писал американский учёный-экономист Энтони Саттон в своей книге «Власть доллара» (М, 2003), президент США и конгресс по сути не имеют влияния на политику ФРС, которой в 1913 году переданы все денежно-кредитные полномочия ФРС — «это частный банк, которым владеют банки, она выплачивает дивиденды по акциям, принадлежащим только банкам». Это — «государство в государстве», «частный центральный банк… Никто не видел её счетов, они не ревизуются. Балансовые отчёты не выпускаются. Никто, кто бы то ни был, просто не уцелеет, если он отважится критиковать Федеральную резервную систему».

Другой американский исследователь Ральф Эпперсон в своей книге «Невидимая рука» (СПб, 1999) называет деятельность ФРС «узаконенным фальшивомонетничеством» и показывает, что создание этого «банка особого типа» оказало огромное влияние на весь последующий ход мировой истории, поскольку дало возможность кучке банкиров вызывать «череду циклических кризисов, инфляции и человеческих трагедий». То есть, появление ФРС — это заговор против всего человечества с целью захвата власти над миром и установления «нового мирового порядка».

По мнению Саттона, ФРС «обладает правом выпускать деньги в обращение. Эти деньги — фикция, созданная из ничего… частная группа банкирских домов обладает монополией на печатный станок. Данное исключительное право никем не контролируется и является источником беспроигрышной прибыли… Это не подвластная никому денежная монополия».

По словам конгрессмена Чарльза Линдберга, ФРС — самый большой трест на свете, воплощение невидимой власти денег. Это — орган, который может создавать в стране ту экономическую ситуацию, какая ему в данный момент выгодна.

ФРС управляет денежной массой и, поэтому, способна вызывать инфляцию и дефляцию по своему усмотрению. Не пройдёт и двадцати лет, как американский народ на собственной шкуре почувствует, что за сила управляет его жизнью. Американцы и не подозревали, что основание ФРС — это закладка мировой денежной и банковской системы.

На самом деле всё, конечно, проще, и не стоит так уж демонизировать ФРС. США предоставили такую свободу частному капиталу, что даже стали единственной страной в мире, где в качестве валюты ходили банкноты. Разумеется, в настоящее время частная группа банкирских домов вовсе не обладает монополией на печатный станок (он контролируется государством с помощью специально выработанного механизма), а доллары — вовсе не фикция, созданная из ничего. Наоборот, это была некогда самая сильная и устойчивая, несомненно платежеспособная валюта в мире (почему доллар и приняли в своё время за эквивалент золота). Другое дело, что соблазн печатного станка делал своё дело, и доллар из самой сильной валюты скатился в разряд слабых. Но и в этом вряд ли стоит винить ФРС, которая лишь выполняла предписания американского финансового истэблишмента.

Демократ Томас Вудро Вильсон, ставший в 1913 году президентом США, Вильсон провёл через конгресс ряд законов, которые при внешне либеральном характере отвечали интересам монополий. Но это не устранило противоречий капитализма, а лишь ещё более обострило конкуренцию — уже среди экономических гигантов. А в 1914 году началась первая мировая война.

В США традиционно были сильны изоляционистские настроения. Ещё первый президент США Джордж Вашингтон в своём прощальном обращении к стране сказал:

«Наша правильная политика — избегать постоянного союза с любой частью иностранного мира… Зачем, переплетая нашу судьбу с судьбой какой-либо части Европы, отдавать наш мир и процветание во власть европейских амбиций, соперничества, интересов — смешных или вздорных?»

В 1823 году появилась так называемая «доктрина Монро» (названная так по имени тогдашнего президента США), провозгласившая принцип взаимного невмешательства стран Европы и Америки во внутренние дела на этих континентах. Её смысл был выражен крылатой фразой: «Америка для американцев».

Но США не просто призывали страны Европы не вмешиваться в происходящее по другую сторону Атлантического океана, а принялись присоединять новые территории. Они купили Западную Луизиану и Аляску с Алеутскими островами и завоевали Флориду, часть Мексики (Техас и часть Калифорнии), Филиппины, Пуэрто-Рико, Гуам, фактически превратили Кубу в свою колонию.

Это большинству американцев казалось нормальным. Но зачем им впутываться в мировую войну, терять жизни своих парней, если США наживают громадные деньги, поставляя вооружение странам Антанты (а иногда и их противникам)?

Но Вильсон увидел возможности расширения влияния США в мире, если его страна вовремя вступит в мировую бойню. Обе воюющие стороны, потерявшие миллионы жизней и доведшие свои экономики до разрухи, неимоверно ослабели и примут те условия мира, какие продиктуют США. И США, вступив в войну в 1917 году, в январе 1919 года выдвинули империалистическую программу мира — так называемые «Четырнадцать пунктов Вильсона». Именно Вильсон выдвинул лозунг: «мир без аннексий и контрибуций!» Но когда этот лозунг перехватил Ленин и провозгласило правительство Советской России, Вильсон в противовес ему предложил план установления гегемонии США в международных делах, прикрытый фразами о «свободе торговли» и «свободе морей», урегулирования колониальных вопросов и пр. Вильсон участвовал и в организации антисоветской интервенции.

Обогатившись на поставках вооружений странам Антанты, монополии США в правление президента Калвина Кулиджа провели технологическую модернизацию производства в масштабах, недоступных разорённым войной странам, что ещё более увеличило отрыв Америки от Европы.

В стране наступила эйфория. Раздавались голоса о наступлении «нового капитализма», «нового американского типа цивилизации», о превосходстве американцев над любой иной нацией мира.

Но процветание это было, как и должно быть при капитализме, односторонним. Разрыв между богатыми и бедными не сокращался, а рос. «Низы» американского общества впадали в позорную нищету.

Прекращение войны, а следовательно и поставок вооружений за океан отрицательно сказались на американской экономике. В то же время разруха, воцарившаяся в побеждённой в войне Германии, создавала условия для подчинения германской экономики американским и английским монополиям. Поэтому США предложили план выплаты репараций Германией, но в то же время — предоставления ей займов и кредитов для восстановления её военно-промышленного потенциала (с прицелом на то, чтобы направить Германию, когда она восстановит в достаточной степени свою военную мощь, против СССР).

Но противоречия в экономике США нарастали. Интересы мощных интегрированных корпораций, хоть и работавших в разных отраслях выпуска своего конечного продукта, пересекались в одной точке — ценах на сырьё. Разрушительная конкуренция соперничающих группировок стала напоминать дикий капитализм середины Х1Х века в самых его худших проявлениях. Даже монополистический капитализм показал свою неспособность обеспечить дальнейшее развитие производительных сил. Ведь если, например, надо построить крупную электростанцию, то следует подготовить и потребителей вырабатываемой ею электроэнергии, допустим, завод по выплавке алюминия. А для ввода его в действие необходимо иметь уже созданную сырьевую базу. И далее следует цепочка других необходимых мер. И обеспечить согласованное развитие столь разных производств монополиям с их противоречивыми интересами было не под силу. Тут требовалось вмешательство государства, чему монополии противились.

Но решающий удар по экономике США нанесли воротилы финансового капитала, и ФРС создала критическую ситуацию, выступив в чистом виде как орудие разрушения.

Финансовые спекулянты, близкие к руководству ФРС, выработали очень хитрый механизм операций на фондовой бирже, позволявший им, установить своё господство в США. Игрокам на бирже предоставлялись на очень выгодных условиях кредиты для покупки акций. Чем больше акций игрок купит, тем большую прибыль получит. Начиная с определённого момента, акции доставались практически бесплатно, и ещё гарантировалась солидная прибыль. Почти вся Америка втянулась в биржевую игру.

Но мало кто обратил внимание на одну тонкость. Деньги ссужались на условиях «24-часовой брокерской ссуды до востребования». Это означало, что должник обязан был вернуть долг в течение 24 часов, если банк это потребует.

И когда банкиры долги потребовали, должники, втянувшиеся в эту авантюру, вернуть долги не смогли. Рынок ценных бумаг рухнул. Миллионы граждан сразу были ввергнуты в нищету. А те, кто остался при больших деньгах благодаря неофициальной информации и в момент краха находился вне рынка, получил возможность скупить всё почти даром. «Сращивание» промышленного и финансового капитала на деле обернулось установлением господства финансистов.

Как пишет автор монографии «Рузвельт» (М., 2000) Анатолий Уткин, за несколько часов «чёрного четверга» 29 октября 1929 года на Нью-Йоркской бирже рынок потерял более 10 миллиардов долларов. Эра беспечного благополучного существования для американцев закончилась. Оказалось, что это не временная неприятность, (спады на бирже случались и раньше, но через некоторое время ситуация вновь возвращалась к норме), а крах. Положение в стране становилось всё хуже. Для США наступили мрачные времена, страна напоминала тонущий «Титаник».

Обанкротились и закрылись 4,5 тысячи банков, поглотив сбережения почти всех американцев. Вот тут-то и сказались слабые места американского менталитета и образа жизни.

Технологически передовая страна мира оставалась в социальном отношении отсталой, что было предопределено и национальным характером американцев. США создавали переселенцы из Европы, индивидуалисты, рассчитывавшие на личный успех, сторонники предельной свободы личной инициативы (в рамках закона) и неограниченной конкуренции и противники вмешательства государства в экономическую жизнь. В стране утвердились культ успеха, прежде всего в денежных делах, и презрение к слабым, к неудачникам. Профсоюзы ещё не пользовались влиянием, что было наруку предпринимателям. Читатель наших дней даже не поверит, в каких каторжных условиях трудились, например, американские шахтёры (об этом может рассказать академик Жорес Алфёров, встречавшийся с одним из них). Впрочем, и в других отраслях производства положение рабочих было немногим лучше, судя хотя бы по романам Эптона Синклера («Джунгли» и др.). Продолжительность рабочего дня была выше, чем в других индустриальных странах, социальной страхование, как и пособия по безработице, по сути, отсутствовали. Впавшим в нищету власть не помогала, и им оставалось рассчитывать лишь на помощь от благотворительных организаций. Широко использовался детский труд, чернокожие и женщины подвергались дискриминации. При таких обстоятельствах экономический кризис больно ударил по разобщённым, неорганизованным трудящимся.

После долгого промышленного бума удар кризиса стал для миллионов горожан неожиданностью. Остановились конвейеры заводов, задувались доменные и мартеновские печи, покрывались ржавчиной железнодорожные рельсы. Каждый день в стране теряли работу тысячи людей, и численность безработных в пик достигла 17 миллионов человек — это треть трудоспособного населения. А за «чертой бедности» оказались 45 миллионов американцев. За бесплатным обедом у кухонь благотворительных организаций, а чаще за куском хлеба и чашечкой кофе, выстраивались громадные очереди. Переполненными оказались и ночлежные дома.

В разных концах страны возникали голодные бунты и марши голодных на Вашингтон, бедствующее население брало штурмом здания муниципалитетов. А ведь надо иметь в виду, что в США оружие свободно продавалось, и многие жители были вооружены.

За четыре года (1929–1932) валовой внутренний продукт и доходы на душу населения сократились почти вдвое. Стоимость акций на Уолл-стрит упала с 87 до 19 миллиардов долларов. Капитал убегал за границу, тысячи людей, потеряв смысл жизни, кончали самоубийством.

Особенно трудными годы «Великой депрессии» оказались для американских фермеров.

Сельская Америка тогда сильно отставала от городской и по уровню жизни, и по благоустройству. Только 10 процентов ферм освещались электричеством, 75 процентов не имели водопровода. А кризис, разразившийся как раз в то время года, когда нужно было реализовывать продукцию ферм, поставил под угрозу само выживание фермеров. Продукция фермеров обесценилась на 40 процентов, но и дешёвые хлеб, мясо, молоко некому было покупать, их было дешевле уничтожить, чем везти в город на продажу. Вот тогда-то и стали обычными сцены, о которых писали в довоенных советских учебниках и которым многие у нас не верили. Пшеницу сжигали в топках паровозов, а молоко выливали в реки. На Среднем Западе треть ферм разорилась, фермеры создавали отряды самообороны от чиновников, собиравших недоимки по налогам.

Наступили сроки возврата кредитов, а денег у фермеров, не продавших свою продукцию, не было. Фермы, сами дома фермеров должны были пойти на распродажу с аукциона. Крестьянство Америки могло стать бездомным — дело прежде почти немыслимое.

Кризис всё углублялся и уже грозил подорвать самые основы жизнепонимания американцев. Нация энергичных трудоголиков-оптимистов превращалась в безликую толпу людей, потерявших гордость и самоуважение.

А президент Герберт Кларк Гувер успокаивал народ, обещая, что возврат процветания совсем близко, уже «за углом».

На крики отчаяния у либералов был один ответ: «потерпите, скоро снова наступит процветание». Суть их политики выражалась просто: «Сбалансируйте бюджет, прекратите тратить деньги, которых у нас нет, взыскивайте налоги со всего». А демонстрации и митинги голодающих Гувер приказал полиции разгонять дубинками и слезоточивым газом. Но он нашёл средства для оказания помощи крупным корпорациям.

Если бы эта политика продолжалась ещё год-другой, Америку ожидали бы либо крах, либо революция. В то время там был очень популярен опыт СССР, больше всего привлекательный тем, что у русских «каждый имеет работу». Набирала влияние компартия США, симпатии к ней высказывали лучшие писатели и другие интеллектуалы страны.

В сложившейся чрезвычайной обстановке тот политик, который смог бы возродить у впавшей в отчаяние нации веру в будущее и предложить хотя бы первые реальные шаги по преодолению кризиса, смог бы рассчитывать на поддержку народа и безусловное лидерство. И такой политик нашёлся. Им стал губернатор штата Нью-Йорк демократ Франклин Делано Рузвельт.

О Рузвельте написаны сотни книг и тысячи статей, и поток публикаций не иссякает. Он — более популярный президент, чем Вашингтон, Джефферсон, Линкольн и Теодор Рузвельт. Чем же вызван такой интерес к этой личности?

В период глубочайшего кризиса страны Рузвельт бросил вызов гуверовской монетаристской ортодоксии. Он высказал простую мысль, которая почему-то не приходила в голову другим политикам: низкая инфляция и сбалансированный бюджет — это хорошо, но всё же благосостояние американского народа — гораздо важнее. Надо поставить в центр забот власти того американца, который даже не фигурирует в сводках министерства финансов. В такой богатой стране, как Америка, нельзя допустить, чтобы хоть один гражданин голодал, не имел одежды или лишился жилища. И эти слова Рузвельта вскоре стала повторять вся страна.

Но откуда взялся этот человек, внушивший американцам надежду и веру в свои силы?

В отличие от Сталина, Муссолини или Гитлера, Рузвельт вышел не из «низов», а из элиты американского общества, он принадлежал к другой ветви того клана, который дал стране президента Теодора Рузвельта и ряда других видных деятелей. Франклин охотно общался с бывшим президентом и женился на его племяннице, своей дальней родственнице Элеоноре. Единственный сын у родителей, он получил прекрасное домашнее воспитание, затем учился в привилегированной школе. Многие российские читатели вряд ли знают, что в привилегированных школах Англии, а затем и Америки, царила «дедовщина», ученики младших классов должны беспрекословно подчиняться старшеклассникам. Не любят там и отличников. Рузвельт сумел закончить школу, получив приличные знания и в то же время не особенно блистая отличными отметками. Бывая с родителями за границей, Рузвельт изучал иностранные языки и познавал жизнь других стран.

После школы Рузвельт продолжал изучение юриспруденции в Гарвардском и Колумбийском университетах. Он занимался спортом, выходил в море на собственной яхте и пробовал свои силы в журналистике. Затем он занимался адвокатурой в престижной юридической фирме, хотя душа его к деятельности адвоката не лежала, его влекла к себе политика.

И он оказался там востребованным. В правительстве Вильсона Рузвельт занимал пост помощника морского министра. Затем местная организация демократической партии предложила ему баллотироваться в сенат штата Нью-Йорк. Выборы он выиграл.

Казалось, ничто не препятствовало блестящей политической карьере Рузвельта, но вдруг с ним произошло несчастье, которое редко кого не привело бы в отчаяние. Он упал в ледяную воду, и вскоре оказалось, что у него паралич ног как следствие полиомиелита.

Рузвельт с предельным напряжением сил боролся с болезнью. Он выработал особую систему гимнастики и принуждал себя жить так, как если бы был здоровым. Однако он был уже до конца жизни прикован к инвалидной коляске. На публике он появлялся, не выходя из автомобиля.

Рузвельт победил на выборах и стал губернатором штата Нью-Йорк, оказавшегося в центре кризиса. В 1931 году он выработал первую в США программу оказания помощи безработным и проведения общественных работ.

А дела в стране шли всё хуже. И тогда «калека» (как презрительно его называли политические противники) Рузвельт выступил с критикой либеральных догм.

В своей знаменитой речи он говорил, что власть забыла о простом человеке, стоящем в основе экономической пирамиды. Нельзя ждать решения всего и вся от неведомых и непредсказуемо действующих сил рынка, — государство должно, не покушаясь на частную собственность, взять регулирование развития экономики в свои руки. Более того, — страшно вымолвить, — надо перераспределить национальный доход, умерить аппетиты богатых и поднять благосостояние бедных. Ведь подлинная причина кризиса — низкий уровень потребления широкими слоями народа (почти по Марксу). Элитарный подход к проблемам жизни общества обанкротился. И ради того, чтобы люди вышли из нищеты, можно пойти на дефицит бюджета, и если какому-то штату не по силам задача восстановления экономики, на помощь должно прийти федеральное правительство. Социальные ценности должны быть поставлены выше денежного дохода. В особенности это касается сельского хозяйства. Это не та область жизни страны, где можно полагаться только на «невидимую руку рынка», и здесь нельзя применять обычные процедуры банкротства.

Американцев считают нацией прагматиков, но это представление односторонне. Фактически в США до сих пор идёт тихая гражданская война между северянами и южанами. Северяне — космополиты, ратующие за иммиграцию в Америку пассионарных личностей всего мира; южане — потомки первых поселенцев, ратующие за Америку для американцев. И если американские города кажутся типичными апокалиптическими вавилонами, то в сельской местности (и в провинции) царят относительно патриархальные нравы. Американцы, несомненно (несмотря на их кажущуюся отвязность), самый богобоязненный из западных народов, относящийся к религии очень серьёзно и как к чему-то живому. А из-за обилия на Юге и Западе разных общин и сект, США даже можно назвать в каком-то смысле кержацкой страной (по аналогии с российской Сибирью)!

Но в то тяжёлое время, о котором идёт речь, американцам было не до высоких материй. И для них эти выступления Рузвельта были совершенно непривычными речами. К народу обращался не чёрствый политик и не бизнесмен, а человек, у которого были твёрдые моральные принципы и понимание необходимости социального, человеческого подхода к экономике.

Эти мысли Рузвельта падали на благоприятную почву. Лидер фермерских стачечных ассоциаций М.Рено тоже говорил: «Наши беды вызваны не перепроизводством, а недопотреблением, что является результатом монополизации и махинаций посредников».

И всё же Рузвельт здесь рисковал оттолкнуть от себя воротил большого бизнеса, от пожертвований которых, как были убеждены многие в его окружении, зависел успех на президентских выборах, которые должны были состояться совсем скоро.

Гувер пугал американцев призраком коммунизма и заверял их: если Рузвельт придёт к власти, то будет такой спад в экономике, что трава вырастет на улицах городов, а на полях фермеров будут расти только сорняки. Рузвельт парировал: «В США перед нами стоит не только опасность коммунизма, но равная опасность концентрации всей экономической и политической власти в руках тех, кого древние греки называли олигархией».

Такие речи, способные оттолкнуть крупный капитал, не нравились и лидерам демократов, но им очень хотелось власти и связанных с ней привилегий, ведь их партия уже 12 лет находилась в оппозиции, то есть была оттолкнута от кормушки. Но победить республиканцев можно было, только выдвинув новую, привлекательную для избирателей идею, а она была только у Рузвельта. Он убеждал соратников, что в это бедственное время надо опираться не на кучку богачей, а на широкие народные массы, страдающие от кризиса, прежде всего на рабочих и фермеров, что «в стране нет места для двух реакционных партий».

Став кандидатом в президенты Рузвельт начал регулярно выступать по радио.

«Чего американцы хотят больше всего?»Работы, создающей духовные и материальные ценности, и безопасности для себя и для своих семей… Это духовные цели, реализовать которые мы должны стремиться».

Рузвельт говорил о том, что богатство в стране распределено несправедливо, он требовал внести элементы планирования в экономику, увеличить налоги на богатых и за счёт этого создать рабочие места для безработных.

Штангист Юрий Власов объяснял, как ему удаётся ставить рекорды: «Я всегда ставлю перед собой непосильную задачу». Это — очень русский подход. Русский писатель Михаил Пришвин, выдающийся флотоводец адмирал Макаров и молдавский писатель Ион Друцэ отмечали, что русским более всего удаются задачи, считающиеся невыполнимыми. В этом мы отчасти сходны с американцами. Рузвельт учёл эту особенность своей нации и сыграл на ней, призвав соотечественников к всенародному подвигу.

Осенью 1932 года Рузвельт на выборах с большим отрывом победил Гувера и стал новым президентом США.

В своей инауграционной речи Рузвельт заявил:

«Наступило время сказать правду — всю правду, открыто и смело… Наша великая нация выстоит в этом испытании, как она выносила все прежние. Она оживёт и будет процветать… Народ США не может потерпеть поражение».

По его словам, единственное, чего американцам следует бояться, — это «самого страха, который парализует все силы, необходимые для превращения отступления в наступление».

Он завил, что «испросит такие полномочия, как если бы на нас напал внешний враг».

Свой первый же рабочий день, 5 марта 1933 года, Рузвельт начал с чрезвычайных мер. Ему было известно, что во многих штатах банки прекратили операции под предлогом банкротства. Знал он и о том, что говорили о его судьбе: «Если он справится с банковским кризисом, то войдёт в американскую историю как величайший из государственных деятелей, а если не справится — то как наихудший». Сознавая, что окончательный крах банковской системы приведёт к коллапсу всей экономики, он объявил пятидневные «банковские каникулы» для 14207 федеральных и местных банков. 9 марта он созывает чрезвычайную сессию конгресса. Конгресс предоставил Рузвельту чрезвычайные полномочия. Вступает в силу чрезвычайный закон о банковской деятельности. 16 июня вступил в действие новый закон о банках, позволивший укрепить денежно-банковскую систему. Более двух тысяч банков были при этом закрыты. Золотые доллары были принудительно обменены на бумажные под страхом тюремного заключения на 10 лет и штрафа в 100 тысяч долларов. Открыть можно было только самые крупные банки. Стабильность банковской системы была восстановлена. Был запрещён вывоз из страны золота, серебра и бумажных денег, за нарушение этого запрета также было установлено суровое наказание — крупный денежный штраф и тюремное заключение на 10 лет. Министерство финансов отдало предписание ФРС выпустить дополнительно достаточное количество денежных знаков, чтобы не было торможения экономической жизни из-за их нехватки.

В короткое время президент внёс целый пакет невиданных дотоле законопроектов, принятие которых не просто улучшило экономическую ситуацию в стране, но и изменило сам политический строй, причём без вооружённых восстаний и массовых выступлений. За сто дней Америка стала совсем другой страной. Это была знаменитая «революция Рузвельта» (подчас называемая «социалистической революцией Рузвельта») или, как он сам скромно называл её, «новый курс».

Среди советников Рузвельта были приверженцы теории английского экономиста Кейнса, который в 20-е годы находился в СССР и восхищался нашими достижениями, а затем давал рекомендации итальянскому диктатору Муссолини.

Кейнс рекомендовал «Новому курсу» Рузвельта финансировать из бюджета общественные работы. Как говорят специалисты, в порыве энтузиазма он даже предлагал строить пирамиды Хеопса. Реальный капитализм пошёл по другому пути. Он начал строить пушки и танки… Мирными средствами справиться с основным противоречием капитализму пока не удаётся. Но мысль Кейнса об общественных работах была Рузвельтом воспринята.

Рузвельт создал Федеральную службу занятости и добился выделения средств на помощь безработным, а также на помощь штатам для решения социальных проблем. Он начал кампанию по сокращению расходов на госаппарат и законодательным путём резко снизил зарплату федеральным служащим и конгрессменам.

Важным средством обретения поддержки своего курса Рузвельт избрал беседы с народом «у камина». Он был не первым президентом, кто выступал с радиообращениями к нации. Но если его предшественники обращались сразу к большой аудитории, то Рузвельт как бы вёл беседу с каждым отдельным слушателем или с семьёй, собравшейся у домашнего очага. Первая такая беседа по радио перед 60 миллионами слушателей состоялась 12 марта, уже через неделю после его вступления в должность президента. В ней он обращался не столько к тем, кто понимает механику банковского дела, сколько «к тому огромному большинству», кто пользуется банками, чтобы хранить деньги и выписывать чеки. Просто, как школьникам, Рузвельт объяснял американцам, как работают банки, почему случился кризис и что лично он делает для его преодоления. И в заключение он взял на себя персональную ответственность за сохранение вкладов. Народ ему поверил, и опасения, что люди в панике бросятся вынимать остатки денег из банков, не оправдались.

С того времени в США существует гарантия сохранности банковских вкладов (до определённой суммы — сейчас до 100 тысяч долларов).

И в дальнейшем Рузвельт периодически выступал с такими беседами по радио, чтобы разъяснить народу смысл проводимых им мероприятий по восстановлению экономики. При этом он намеренно избегал упоминания о своей партийной принадлежности и выступал в роли «отца нации», внепартийного лидера, всенародного президента.

Но Рузвельт не опускался до потакания иждивенчеству, до низведения государственной помощи до уровня благотворительности. Он заботился о том, чтобы дать людям возможность зарабатывать. Президент говорил:

«Мы строим здание возрождающейся экономики. Этот храм, когда мы его завершим, больше не будет храмом менял и нищих, а станет служить социальной справедливости и росту благосостояния Америки — прибежища здоровой экономической жизни».

Его внучка Анна Элеонора Рузвельт отмечает ещё одну важную особенность бесед своего деда по радио:

«В эпоху, когда такие демагоги, как Гитлер и Муссолини, спекулировали на народных страхах и предрассудках, Рузвельт, в противоположность этому, взывал к лучшим чувствам и качествам людей, чтобы восстановить их доверие и дать им возможность жить в мире и согласии».

За первые сто дней правления Рузвельта официальный индекс промышленного производства вырос в два раза, а число безработных уменьшилось на четыре миллиона человек. За 1934 год ВВП США вырос более чем на 25 процентов. Но депрессия ещё продолжалась. Докризисный уровень производства был достигнут только к декабрю 1936 года, когда вновь настало время избирать президента США. Естественно, что Рузвельт был избран президентом на второй срок.

Из жителей городов, наверное, больше всех страдали от кризиса арендаторы жилья, которые оказались не в состоянии вносить арендную плату и подлежали выселению на улицу, и молодёжь, среди которой была самая высокая доля безработных.

Рузвельт ввёл мораторий на взыскании долгов по оплате жилья и издал закон о кредите владельцам домов. Тем самым он спас миллионы горожан от угрозы превращения в бездомных бродяг.

Идея об общественных работах как средстве борьбы с безработицей была опробована именно на молодёжи.

Рузвельт создал Администрацию развития общественных работ и Гражданский корпус консервации природных ресурсов. Он так объяснял радиослушателям цель этих мер:

«Создав Гражданский корпус, мы убиваем двух зайцев: повышаем ценность наших природных ресурсов и в то же время оказываем помощь нуждающимся».

По всей стране была развернута система трудовых лагерей, в которых безработная молодёжь жила в режиме строгого распорядка и под руководством военных инженеров выполняла природоохранные работы. «Стройотрядовцу» (принимались молодые люди в возрасте от 17 до 23 лет) предоставлялись кров, питание, форменная одежда, медицинское обслуживание. Работая пять дней в неделю (40 часов), он получал 30 долларов в месяц, из которых 25 долларов перечислялись на помощь семье (тогда минимальная зарплата составляла 50 долларов в месяц). На первом этапе таким образом были созданы 250 тысяч рабочих мест, в дальнейшем эта цифра возросла до 500 тысяч. А всего через эти лагери прошли миллионы американцев. Ими было высажено 200 миллионов деревьев и выполнено много других работ.

Самым крупным мероприятием, выполнявшимся тогда с широким использованием этих своего рода «трудовых армий», стал проект комплексного освоения ресурсов долины реки Теннеси, охвативший государственным планированием территорию семи штатов и предусматривавший строительство электростанций, улучшение условий судоходства, а также меры по осушению заболоченных и обводнению засушливых земель.

Позднее в порядке выполнения общественных работ возводились школы, здания университетов и концертные залы, реконструировались морские порты и т. д. Государство дало работу 4 миллионам человек, а с семьями прибавку в доходах ощутили 16 миллионов американцев.

Рузвельт начал грандиозную государственную программу строительства автомобильных дорог. Недавно мне встретились в литературе такие цифры. Эта программа обошлась более чем в 130 миллиардов долларов, в основном из федерального бюджета. (Чтобы было ясно, сколь громадна эта сумма, напомню один эпизод. Писатели Илья Ильф и Евгений Петров в то время путешествовали по «одноэтажной Америке». Они, в частности, побывали в ресторане, где обед стоил один доллар, причём посетитель мог требовать понравившееся блюдо ещё и ещё раз, а при выходе получал пирожное в подарок от хозяина. Читатель может сам произвести подсчёт, сколько было затрачено на дорожное строительство в пересчёте на современные деньги.)

В 1973 году программа была выполнена. По оценке президента США Д.Эйзенхауера, «этот государственный проект изменил лицо Америки больше, чем любой иной. Его влияние на американскую экономику столь велико, что не поддаётся точному исчислению».

Но американцы отдачу от этой программы всё же вычислили. По их изысканиям, она стимулировала развитие традиционных и новых производств с новейшими технологиями, вовлекла в интенсивную хозяйственную жизнь ранее удалённые регионы, создала миллионы рабочих мест, снизила аварийность и в целом дала общий эффект в 2,1 триллиона долларов. Кроме того, налоги, поученные от предприятий транспорта и смежных отраслей, с зарплат занятых здесь работников стали главным источником доходов в бюджеты всех уровней.

Однако главное условие налаживания нормальной жизни в городах заключалось в том, чтобы заставить вновь работать заводы и фабрики, остановившиеся во время кризиса. И Рузвельт пошёл на такой шаг, который оказал самое большое, поистине революционизирующее влияние на всё последующее развитие Америки, — издал «Закон о восстановлении промышленности США» — НИРА (the National Industrial Recovery Act). Его целью было провозглашено достижение «всеобщего благоденствия» путём кооперирования отдельных групп предпринимателей в обстановке сотрудничества рабочих и работодателей при содействии правительства (вспомним «корпорации» Муссолини). Предполагалось, что это позволит устранить «разрушительную конкуренцию», которая ведёт к снижению прибылей, подрыву устойчивости деловой жизни, сокращению инвестиций и занятости. Для этого проводилась принудительная картелизация промышленности.

В целях увеличения занятости, повышения покупательной способности и стабилизации товарного рынка предприниматели всех отраслей должны были ограничить себя «кодексом честной конкуренции» под наблюдением правительства. Это должно было остановить падение цен, ввести практику государственного регулирования производства и сбыта продукции, условия предоставления коммерческого кредита. Предприниматели обязаны были согласовывать с профсоюзами условия труда, включая максимальную продолжительность рабочего дня и минимальный размер заработной платы. В случае острого конфликта договаривающихся сторон решение должен был принимать президент. Для контроля за соблюдением этого основополагающего закона была создана Национальная администрация восстановления. По инициативе Рузвельта было подписано соглашение между предпринимателями и профсоюзами: работодатели ограничили норму своей прибыли и повысили заработную плату рабочим. Президент сам подчёркивал, что этот закон призван обеспечить «единство труда и капитала».

Никогда ещё в истории Америки не было такого вмешательства государства в бизнес, а трудящиеся массы, организованные в профсоюзы, не получали такого влияния на экономическую жизнь страны.

Если ещё добавить, что был установлен и государственный контроль над рынком ценных бумаг, лишив возможностей обогащения целую армию финансовых спекулянтов, то вырисовывается картина радикальной перестройки экономических отношений в стране.

В 1935 году был принят закон о социальном обеспечении, положивший начало страхованию по безработице и назначению пенсий по старости (пенсионный возраст был установлен в 65 лет).

О «революции Рузвельта» писали многие авторы, но при этом не было сказано главное: Рузвельт создал корпоративное (точнее — «полукорпоративное», см. ниже) государство, причём в ряде случаев пошёл на этом пути даже дальше, чем Муссолини в Италии. Государство признало свою ответственность за благосостояние граждан. Но этот величайший переворот в истории США прошёл почти незамеченным, потому что был осуществлён под видом срочных мер по выводу страны из кризиса. А после того, как он стал фактом, ни «правым», ни «левым» было невыгодно поднимать шум по этому поводу. Рузвельт «спас» американский капитализм посредством его уничтожения и замены на «корпоративизм».

Также много пишут о том, что Рузвельт в 1933 году признал СССР и установил дипломатические отношения между нашими странами. Но при этом почти не упоминается о том, что и эта его мера помогла США выйти из кризиса. Ведь в то время, когда Америка переживала Великую депрессию, в СССР развернулись грандиозные работы по индустриализации страны. Львиную долю заказов по поставкам промышленного оборудования получили американские фирмы, промышленные империи Форда и др., а это сотни тысяч рабочих мест и миллиарды долларов прибыли.

Противники обвиняли Рузвельта в том, что он насаждает «ползучий социализм» (и даже «фашизм»), но народ оказал ему неслыханное доверие, четырежды избрав его президентом США, чего не бывало в истории Америки ни до, ни после него. Многие американцы и до сих пор смотрят на него «как на полубога». (Подробнее см.: Иванов С.В. «Война с бедностью» Франклина Делано Рузвельта. Саратов, 1989, а также кандидатские диссертации историков Т.В.Галковой и А.Ф.Колодия.)

Для помощи оказавшимся в бедственном положении фермерам был принят знаменитый «Закон о реконструкции сельского хозяйства США» (AAA — the Agricultural Adjustment Act). Были предоставлены щедрые компенсации фермерам, пострадавшим от кризиса, особенно тем, которые соглашались добровольно сократить посевные площади и уменьшить поголовье скота. Деньги на это были получены от введения налога на переработчиков сельскохозяйственной продукции, которые получали высокие прибыли. Рузвельт облегчил долговое бремя (ввёл мораторий на взыскание фермерской задолженности) и обеспечил кредитами владельцев домов (в особенности ферм), чем спас их от разорения. В страшную засуху 1934 года фермерам были предоставлены кредиты. Проводилась кампания по переселению фермеров с истощённых земель на новые места, где им предоставлялась возможность приобрести дом и земельный участок. Поощрялось создание производственных, потребительских и сбытовых кооперативов.

Частным компаниям было невыгодно прокладывать линии электропередач в сельскохозяйственные районы с редким населением. В итоге 90 процентов ферм ещё не имели электричества. Рузвельт настоял на принятии закона об электрификации сельского хозяйства. Были построены линии электропередач общей протяжённостью 25 тысяч миль, электрифицированы 110 тысяч ферм.

В итоге начавшегося восстановления промышленности возрождался внутренний рынок для производителей продовольствия. Фермер снова встал на ноги и оставался ключевой фигурой американского агропромышленного комплекса.

Рузвельт не собирался посягать на частную собственность, национализировать средства производства. Он только ввёл в рамки аппетиты монополистов и обеспечил возможность влияния трудящихся на судьбы страны. Поэтому неуклонного подъёма экономики он добиться не мог.

Уже в апреле 1937 года разразился новый экономический кризис, продолжавшийся 14 месяцев. За это время производство в США снизилось на 33 процента. Из кризиса страна вышла к октябрю 1939 года — и опять к выборной кампании. Рузвельт вроде бы не собирался выдвигать свою кандидатуру на третий срок, но нация его потребовала, и он был снова избран президентом США.

В это время в Европе и в Азии уже шла вторая мировая война. Рузвельт знал, что большинство американцев придерживается изоляционистских взглядов, и потому не спешил с принятием решений, которые могли бы вовлечь США в войну. Но он был продолжателем политики Теодора Рузвельта и Вильсона, направленной на превращение США в первую державу мира, чего нельзя было достигнуть, отгородившись от всего происходящего на планете.

А в то время Державой? 1 была высокомерная Великобритания с огромными колониями и мощной для того времени экономикой. Америка же, по мнению англичан, — это страна ковбоев, отгородившихся от всего мира протекционистскими тарифами, взялась за индустриализацию и не смогла — погрузилась в Великую депрессию. Но, оказавшись перед угрозой гитлеровского вторжения, Англия запросила помощи у США, без чего её солдатам пришлось бы встречать немцев чуть ли не с пиками в руках. Допустить победы Германии Рузвельт не мог.

Но и в случае поражения Германии Англия получала шанс закрепить свои позиции мирового лидера. Ведь у её ног в этом случае лежал такой рынок, как вся Европа. Этого тоже нельзя было допустить. Поэтому Рузвельту нужно было оказать всемерную помощь Англии, чтобы не допустить победы немцев, и в то же время привести Британскую империю к краху, превратив её колонии в рынок для американских товаров. Отсюда такая странная эта война союзников: с ленд-лизом, кредитом, с уничтожением отгруженного под этот кредит товара руками немцев, чтобы загнать Англию с её имперскими амбициями в послевоенную долговую кабалу.

Но Рузвельта подталкивала на решительные действия и внутренняя обстановка. Снова надвигался экономический кризис. В 1940 году безработица оказалась даже более высокой, чем в 1933-м. Эти «лишние» рабочие руки надо было чем-то занять.

Когда 22 июня 1941 года Германия напала на СССР, Рузвельт понял, что непосредственная угроза вторжения немцев в Англию миновала. Он понимал, что СССР и Германия при любом исходе будут измотаны войной. Пока следовало оказать помощь Советскому Союзу, но было неизвестно, сколько времени он сможет противостоять натиску немцев. До первого признака перелома ходе войны — победы советских войск под Москвой помощь нам со стороны США была минимальной, а существенной она стала лишь после нашего триумфа под Сталинградом. Правда, слово «существенный» можно понимать и в качественном, и в количественном смыслах. Ленд-лиз количественно действительно рос с ходом войны, но, во-первых, дорого яичко ко Христову дню: до того, как эвакуированная промышленность заработала в полную мощь, даже капля заморской помощи была, как воздух, а во-вторых, хотя по классическим вооружениям советское производство оказалось выше всяческих похвал, по вспомогательным, но важным отраслям (транспорт, связь) СССР был очень плох, и ленд-лизом эти дыры успешно закрывали. Наконец, не стоит забывать про такой «ленд-лиз натурой», как полное прикрытие СССР Америкой с дальневосточного тыла от японцев.

Но скоро и для США мирная жизнь закончилась. 7 декабря 1941 года Япония без объявления войны напала на США. Японская авиация нанесла уничтожающий удар по кораблям Тихоокеанского флота США в бухте Пёрл-Харбор на Гавайских островах. Ею были потоплены пять линкоров, авианосец, три эсминца и другие корабли, жертвами налёта стали десятки тысяч людей. Правда, этот тезис о «внезапности» нападения вызывает большие сомнения. Существует немало свидетельств того, что высшее политическое и военное руководство США знало о готовящемся нападении японцев, но не принимало необходимых мер по защите флота. Якобы внезапное, коварное нападение японцев — лучший повод для вступления США в войну.

Сам Рузвельт не хотел, чтобы США пришлось вести войну на два фронта. К тому же Америка оказалась совершенно не готовой к войне с Японией. Даже в высшем руководстве США боялись, что японцы высадят десант на Тихоокеанском побережье (один из островов у побережья Аляски японцы действительно захватили, а жена Рузвельта хлопотала, чтобы её дети и внуки оказались в глубоком тылу). Военные даже допускали, что агрессоры могут дойти до Чикаго. Только после этого американская армия, по их мнению, смогла бы нанести удар по растянутым коммуникациям противника и остановить его натиск. Видимо, на всякий случай, Рузвельт распорядился, чтобы американцы японского происхождения (а их было более 400 тысяч) были заключены в концентрационные лагери.

Война сразу стала бы и для США мировой, если бы вслед за нападением Японии им объявили войну и Германия, и Италия. Но Берлин молчал целых четыре дня. Наконец, Гитлер принял решение (по мнению ряда исследователей, ошибочное и роковое) проявить солидарность с Японией — союзницей по антикоминтерновскому пакту и вступить в войну с США, хотя буква договора этого не требовала. Ведь Япония не стала жертвой агрессии со стороны США. Затем войну США объявила и Италия.

Сразу же после получения известия о нападении японцев Рузвельт поставил задачу перевода экономики страны на военный лад. Чтобы объяснить народу смысл тех чрезвычайных мер, которые приходится принять, он выступил по радио.

В начале января была сформулирована программа создания самой мощной в мировой истории военной машины. Уже в 1942 году США должны были произвести 60, а в 1943-м — 125 тысяч самолётов. По танкам соответствующие цифры составили 25 и 75 тысяч, тоннаж построенного флота — 6 и 10 миллионов тонн. Стоимость военной программы 1942 года была определена в 56 миллиардов долларов — в сумму, которая даже бывалым капитанам промышленности показалась фантастической. Рузвельт сказал, что Америка должна работать по 24 часа в сутки и 7 дней в неделю.

И с началом войны вся жизнь Америки была поставлена под контроль государства. Созданный Совет военного производства получил чрезвычайные полномочия по управлению всей экономикой США.

Так, была запрещена продажа всех видов автомобилей — заводы должны были переключиться на производство военной техники. В течение года по всей стране выросли огромные заводы. Предприятие, производившее детские игрушки, стало делать компасы, фабрика авторучек выпускала снаряды. Шёлк пошёл не на дамские чулки, а на парашюты.

Были введены рационирование основных продуктов и контроль над ценами. Это было необходимо сделать, чтобы богатые не скупили все дефицитные товары. Каждому гражданину была выдана книжка с 48 купонами, по которым можно было в течение месяца купить в любом сочетании полагающееся по нормам количество мяса, масла, овощей, обуви и пр. Продавец сдавал купоны и делал заказ на продукты на следующий месяц. Норма потребления кофе была установлена — одну чашку в день. Даже в Белом доме отказались от сахара, нужного для армии, и перешли на кукурузный сироп.

15 миллионов человек из глубинки переместились в индустриальные центры. Объём промышленного производства удвоился. Это уже был окончательный выход из Великой депрессии.

Необходима была полная перестройка сельского хозяйства. Потребность в её продукции резко возросла, а часть сельского населения была призвана в армию, и 6 миллионов фермеров переехали в города.

Рузвельт совершил две инспекционные поездки по стране, чтобы на месте убедиться в том, что военная машина работает так, как намечалось. Отведав солдатский обед, он сказал, что в армии кормят лучше, чем в Белом доме. А численность вооружённых сил достигла 5,5 миллионов человек.

Рузвельт, в четвёртый раз избранный президентом, немного не дожил до конца войны. В последние месяцы жизни он ещё более жёстко, чем раньше, говорил о хищничестве монополистов. Ему было ясно, что его программы борьбы с бедностью в Америке не удались, широкие слои народа не могли пользоваться плодами процветания экономики. И он рассчитывал, что сможет добиться, чтобы большинство американцев обрели достаточно высокий уровень жизни «где-нибудь к концу 40-х годов».

Но почему же этот выдающийся деятель, мирным путём изменивший сам общественный строй страны, не смог одержать победы над бедностью?

Он принял на вооружение теорию Кейнса. Гавриил Попов так объяснял её преимущества:

«Ленин, следуя Марксу, провёл полную национализацию и оказался среди руин. Сталин построил тоталитарное государство, основанное на централизованном планировании. Кейнс показал иной вариант развития, который и лёг в основу «Нового курса» Рузвельта… можно регулировать экономику и без национализации, сочетая три вида собственности: частную, коллективную и государственную».

Вот именно потому, что Рузвельт, как и Муссолини до него, не посмел посягнуть на частную собственность, а лишь ввёл в определённые рамки аппетиты крупных собственников, он и не решил своей главной задачи. Как и Муссолини, Рузвельт построил «полукорпоративное государство», достигнув того предела, до которого можно было дойти без национализации основных средств производства (или, по крайней мере, постановки их под строгий государственный контроль).

В задачу данной работы не входит рассмотрение развития США после смерти Рузвельта. Достаточно лишь привести несколько высказываний и фактов, свидетельствующих о том, что заложенные им «социалистические начала» американского общества, подвергаясь временами частичным изменениям, в целом остаются незыблемыми.

Действительно, после Рузвельта президентами США становились то демократ, то республиканец, менялись какие-то акценты во внешней и внутренней политике, но итогов «революции Рузвельта» никто и не пытался отменить. Созданное им корпоративное государство, с некоторыми изменениями, существует до настоящего времени. Президент Джонсон даже объявлял главной своей задачей построение общества всеобщего благосостояния.

Известный журналист Валентин Зорин отмечал, что «новый курс» Рузвельта в значительной степени основывался на социалистических началах государственного регулирования. Подобная форма управления ведёт к созданию большого бюрократического аппарата, который начинает тормозить её развитие. Тогда появляется что-то типа рейганомики. Но и она имеет пределы, отход от «социализма» не может быть слишком большим: производство гак называемых общественных благ (оборона, фундаментальная наука, образование и пр.) и социальная функция общества (пенсионное и иное социальное обеспечение, поддержка малоимущих и инвалидов и т. д.) могут быть эффективно реализованы только государством. Многие крупномасштабные экономические проекты также нуждаются в поддержке госорганов. Потом и либерализация перестаёт удовлетворять интересы американского общества. Маятник идёт в другую сторону — к усилению государственного регулирования…

Всё это так. Государственного регулирования в США то чуть больше, то чуть меньше. Но возврата к капитализму свободной конкуренции и даже к монополистическому капитализму уже нет и быть не может. Эти социально-экономические формации безвозвратно ушли в прошлое. Необходимость согласования чисто экономических нужд и предпринимательства с интересами трудящихся и с требованиями государственной политики, то есть корпоративного характера государства остаётся «ныне, и присно, и вовеки веков».

В США это воплощается несколько иначе, чем было осуществлено в предвоенной Италии. Там корпорации служили не только объединением предпринимателей и работников, но и органами государственного управления. А в США корпоративизм вошёл внутрь самих акционерных обществ. По словам идеолога оппозиции неолиберальной корпоративной глобализации Дэвида Кортена, «капитализм крупных корпораций гораздо больше похож на социализм в его экстремальной советской форме, чем на нормальную рыночную экономику» .

А учёные-экономисты продолжали писать трактаты о государственно-монополистическом капитализме (их только в нашей стране вышли многие тысячи), какового не существовало и не могло существовать в природе. Ведь для марксистов история — это борьба классов, а государство — орудие обеспечения господства правящего класса и подавления сопротивления угнетённых.

В действительности же функции государства многообразны. В основе же самого феномена государства, несомненно, лежит некий «общественный договор», который только надо понимать не филистерски-юридически, а как некий компромисс, когда низы соглашаются делегировать права верхам в обмен на их обязательства. Государство — это «панцирь», защищающий национальный организм снаружи, от агрессии внешних врагов (а враги есть у всего живого). Государство также — и инструмент для решения общенациональных задач. В США в 20 — 30-е годы монополии не смогли справиться с разрушительной конкуренцией. Они стали представлять собой угрозу самому существованию нации. И нация потребовала, чтобы государство защитило её от хищничества монополий. Но государство — это лишь аппарат, который находился бы целиком на службе монополий, если бы не опирался на какую-то иную силу. Такой силой стали организованные трудящиеся. Лишь имея противовес монополиям в лице профсоюзов и других организаций, государство могло обуздать аппетиты монополий и проводить общенациональную политику, хотя влияние монополий на неё оставалось весьма значительным. Термин «государственно-монополистический капитализм» оказался лишь неудачной заменой понятия «корпоративное государство». Если трудно отказаться от ставшего привычным штампа, то нужно хотя бы назвать этот строй «народно-государственно-монополистическим капитализмом». Но термин «корпоративное государство», введённый Муссолини, более правилен. Альтернативой корпоративному государству может быть жесточайшая личная диктатура, но об этом нам придётся говорить в дальнейших главах.

Вступление США во Вторую мировую войну ознаменовало переход этой страны от «континентализма» к «глобализму». А после окончания войны США, когда гигантская американская машина по производству вооружений вынуждена была остановиться, в стране возник кризис. По словам Я.В.Вержбицкого, автора книги «Интеллектуализм», «в 1945 году даже сама Америка, апологет капитализма, была на грани перехода на социалистический путь развития». Временный выход был найден в другом.

США предложили странам Западной Европы «план Маршалла», который призван был помочь этим странам встать на ноги, но одновременно и обеспечить рынок сбыта для американской промышленности, переходившей от военного производства к мирному. Но особой его задачей была помощь быстрому восстановлению германской экономики в качестве противовеса Англии на европейском рынке. С начала 50-х годов экономика США управлялась уже «по Кейнсу», при прямом регулировании со стороны государства.

США успешно вытесняли Англию с рынков стран Британской империи. В целом правы те, кто утверждает, что после второй мировой войны не было никакого распада мировой колониальной системы. Просто Америка вышвыривала Англию, Францию и другие европейские державы из их колоний и занимала место прежних хозяев.

И всё же внутренние противоречия экономической системы США оказались непреодолимыми. Легче показать это на примере сельского хозяйства США.

Разорённая войной Европа стала обширным рынком сбыта для сельского хозяйства США. На фермы возвращались демобилизованные воины. Расширялись посевные площади, росли цены на землю. Широкое распространение получил государственный и ипотечный кредит для вновь создаваемых хозяйств и для молодёжи. Развернулось строительство автомобильных дорог, элеваторов, оросительных систем, линий электропередач и других звеньев инфраструктуры. Для фермеров были установлены льготные цены на топливо. Аграрная политика государства была направлена, выражаясь привычным нам языком, «на стирание граней между городом и деревней». Казалось, фермеров ждёт безоблачное будущее. Но беда пришла оттуда, откуда её совсем не ждали.

Подъём сельского хозяйства позволил правительству США перейти к более либеральной аграрной политике. А тут ещё и в странах Западной Европы было восстановлено собственное сельское хозяйство, и они перестали нуждаться в американском продовольствии. И США столкнулись с не решённой до сих пор проблемой перепроизводства сельскохозяйственной продукции. Правительство вынуждено было перейти к постоянной финансовой поддержке экспорта продовольствия с тем, чтобы продавать его в другие страны по пониженным ценам и тем самым подрывать сельское хозяйство стран-импортёров. Америка оказалась в положении всемирного кулака, благополучие которого зиждется на разорении других производителей продовольствия, и не только продовольствия (последствия такой её политики сейчас в большой мере испытывает на себе Россия).

Техническая база сельскохозяйственного производства становилась всё более сложной и дорогостоящей, Один современный кукурузоуборочный комбайн стоит до 300 тысяч долларов. Отдельному фермеру стало не по силам вкладывать многие сотни тысяч, а то и миллионы долларов в своё хозяйство. И произошло неизбежное: во второй половине XX века основными производителями сельскохозяйственной продукции в США стали крупные корпорации, которые или превратили фермеров в поставщиков определённой продукции (как бы в рабочих-надомников), или организовали собственное производство с наёмными работниками. Наступила эпоха «раскрестьянивания» Америки.

Фермеры не выдерживали конкуренции с крупными корпорациями, началось массовое разорение ферм, каждый год исчезали десятки тысяч хозяйств. Такого массового сгона крестьян с земли, какой происходил в США после войны, история страны не знала. Но тут уж ничего нельзя было поделать: «раскрестьянивание» страны — необходимое условие создания «общества потребления».

Такому обществу нужен фермер, дающий максимум продукции при минимуме затрат, а не фермер, любующийся своей пашней.

В 1945 году в США насчитывалось более четырёх миллионов ферм, сейчас их остались около двух миллионов. 70 процентов ферм — мелкие, ведущие хозяйство силами супружеской пары и детей, не достигших совершеннолетия. (В Америке не принято, чтобы взрослые дети жили вместе с родителями.) Три четверти таких ферм убыточны. Сверхкрупные фермы составляют 2,4 от общего числа, но на их долю приходится 17 процентов земель и 46 процентов производимой продукции.

Фермеры в США в большинстве своём относят себя к людям среднего достатка. Но они не имеют достаточного дохода от своей основной деятельности и вынуждены искать дополнительные источники заработка — подрабатывать в ближайшем городке (ночным сторожем, грузчиком и пр.).

Ферма обычно строго специализирована на производстве одного продукта, которое поставлено на промышленную основу. Американского фермера трудно назвать крестьянином. По сути, это рабочий, только не в заводском цеху, а на земле.

Государство не оставляет фермеров без поддержки, ею пользуется в той или иной форме каждый второй фермер. И дело тут не в том, что без труда и продукции мелких фермеров страна не могла бы обойтись, а и в том, что помощь государства позволяет решить проблему занятости, а фермерство остаётся символом исконно американского образа жизни. Но поскольку фермеры около половины своих сельскохозяйственных угодий арендуют у сравнительно состоятельных землевладельцев, которые не являются фермерами, ценовая поддержка превращается в субсидию людям, которые фактически не занимаются земледелием.

Похожие процессы происходили и в промышленности. В послевоенные годы американские компании переводили производство в страны бывшего «третьего мира», где заработная плата во много раз ниже, и влияние профсоюзов минимальное. А от тех, кто остался без работы в своей стране, государство откупается пособиями, на которые можно прожить, едва сводя концы с концами. (В последнее время начался обратный процесс — возвращения предприятий в США, но это отдельная тема.)

И выходит, что так называемый «средний класс», который, как уверяют наши учёные, составляет основу современного западного, в частности, американского, общества, размывается со всех концов. Да, по численности предприятий на долю малого бизнеса приходится 82 процента, но по доле в продажах — всего… 0,1 процента.

Все эти владельцы лавчонок, ресторанчиков и бензоколонок, а также фермеры, теперь уже мало чем отличаются от обычных наёмных рабочих. Эти «самозанятые» нередко работают по 50 или даже 60 часов в неделю и не могут взять отпуск. Раздутый малый бизнес в США, как и разросшаяся сфера услуг — это скрытая форма безработицы. А живёт такой «средний класс» «ниже среднего». Вот результаты исследования Национального центра по изучению общественного мнения при университете Чикаго:

«Американские семьи с ежегодным доходом от 40 до 95 тысяч долларов, которые относят себя к среднему классу, живут совершенно не так, как им хотелось бы. То есть от зарплаты до зарплаты, от кредита до кредита, экономя на зубной пасте, на мороженом для детей, на походах в кино, на междугородных звонках… В классическом понимании среднего класса в США не существует, это миф… «Среднестатистическая» Америка медленно, но неумолимо беднеет».

Не случайно некоторые специалисты утверждают, что в начале 70-х годов завершилась эпоха, которую называли «американским социализмом».

В действительности средний класс в США существует, но сейчас это в основном интеллигенция — врачи, адвокаты и пр., а также преуспевшие артисты кино и эстрады, прославленные писатели и художники. Можно сказать, что лицо Америки (известное нам по фильмам) и определяет этот интеллигентский средний класс (куда можно включить ещё полицейских, пожарных и… водителей-дальнобойщиков). Другое дело, что реальная их роль в жизни и в политике страны невелика. (Показательно, что в американских фильмах заводские рабочие и сами заводы попадаются лишь изредка и то в качестве фона действия. И это в стране, долго занимавшей первое место в мире по выплавке стали!)

При этом неравенство доходов, разрыв между богатыми и бедными не уменьшается, а растёт. По данным доктора экономических наук Владислава Иноземцева, с середины 70-х годов один процент самых богатых американцев увеличил свою долю в национальном богатстве с 17 до 41 процента. И речь идёт не только о капиталистах, но и о представителях творческих профессий. В эту группу сейчас входят те, кто зарабатывает 315 тысяч долларов в год и более. Около 70 процентов её членов — наиболее успешные врачи и юристы, профессора и менеджеры, артисты и спортсмены, дизайнеры и программисты. Они получают хорошие деньги за свои знания, таланты и, что самое существенное, — за уникальность предоставляемых услуг («Литературная газета», 2008,? 12–13).

Американская экономика наших дней — это экономика большого бизнеса, хотя большинство населения занято в малом и среднем бизнесе. Потому-то и говорят, что Америкой правят 400 богатейших семей.

Видимо, это дало политологу Борису Кагарлицкому основание утверждать:

«… буржуазное общество конца XX века куда больше похоже на «дикий капитализм», который застали и описали молодые Маркс и Энгельс, нежели на свой «цивилизованный вариант», описывавшийся ревизионистами.

«Дикий» капитализм — значит естественный, такой, каким ему и должно быть. Вообще-то современный капитализм даже более «дикий», нежели во времена Маркса и Энгельса».

К началу XXI века США остались единственной сверхдержавой планеты и обладают самой развитой — количественно и качественно — экономикой в мире, реально вступившей в постиндустриальное общество. А это означает, что между США и остальным миром — трудно преодолимый барьер. Америка находится действительно в XXI веке, другие промышленно развитые страны пока ещё остаются в XX, а Россия отброшена в ряд тех государств, которые барахтаются в веке XIX или в ещё более давних эпохах.

Мир наших дней в его технологическом измерении можно представить в виде пирамиды (подробнее об этом — см. в книге М.Г.Делягина и др. «Практика глобализации: игры и правила новой эпохи», М., 2000).

На вершине этой пирамиды находится единственная страна — США, которая владеет не только новейшими технологиями, но и строго засекреченными методами их создания. (Здесь имеются в виду не только промышленные, но и информационные технологии, в особенности технологии обработки человеческого сознания.)

Второй сверху ярус пирамиды занимают страны, способные разрабатывать отдельные новейшие технологии, — Япония и Германия. До недавнего времени к этой группе стран относили и Великобританию, но сегодня это уже вряд ли справедливо. Сейчас это ярко выраженная деградирующая страна, живущая в основном наработками прошлого и прошлым имиджем передовой индустриальной державы. К ведущим странам «второго яруса» примыкают, на полшага отставая от них, остальные страны «большой семёрки».

На третьем ярусе находятся страны, которым позволено снабжать «вышележащие» державы дешёвой одеждой, обувью и иным ширпотребом средней степени сложности изготовления. К ним относятся Китай, Индия и так называемые «азиатские тигры», в особенности Южная Корея и Малайзия. При этом Китай и Индия рвутся в ряд сверхдержав.

Четвёртый ярус обживают страны, снабжающие «верхи» пирамиды нефтью и другим сырьём, в частности, Россия, которую могут спихнуть и в пятый, и это Западу удастся, если она не освободится от ига либералов, заправляющих её экономической политикой.

А этот пятый ярус занимают своего рода «чёрные дыры» современной цивилизации — страны, не представляющие интереса для остального мира даже как объекты эксплуатации.

Чем выше ярус, на котором находится та или иная страна, тем больше выгод получает она от международного разделения труда, тем успешнее она эксплуатирует «нижележащие» страны.

В привилегированном положении на технологической пирамиде, а не в ядерном оружии и не в авианосцах — залог могущества и притягательности Америки. Потому и текут со всех концов мира в США сырьё, за которое она расплачивается, как часто говорят, «бумажками», а также капиталы, рабочие руки и «мозги». Конечно, выражение, будто США за реальные товары расплачиваются «бумажками», в большой мере пропагандистское. Никто бы и не подумал принимать к оплате доллары, если бы не был уверен, что их эмитент — держава с уникальной платежеспособностью, способная купить чуть ли не весь мир. Просто нынешнее положение Штатов не соответствует ситуации полувековой давности, когда устанавливалась долларовая монополия, и некогда всесильный доллар всё чаще выступает как «бумажка».

Впрочем, и вооружённые силы США — самые мощные в мире.

По совокупности двух этих обстоятельств США — гегемон современного мира.

Однако это только видимость силы. В действительности американское общество раздирают противоречия, которые в рамках современной его структуры и идеологии вряд ли разрешимы.

Во-первых, это противоречие между богатыми и бедными, которое ныне приобрело кричащий характер.

За «черту бедности» в США принят доход в 8 тысяч долларов в год на одного человека, 16 тысяч — на семью из 4 человек и 21 тысячу — на семью из 6 человек.

Мы приучены к тому, что один доллар — это что-то около 25–30 наших рублей, и потому большинству россиян заработки американцев кажутся фантастически большими. Однако это всего лишь фикции валютного курса. Если считать не по официальному курсу, а по паритету покупательной способности, то окажется, что доллар эквивалентен всего лишь 9 рублям (по мнению многих экспертов — даже существенно меньше). А политика цен в США такова: на продукты питания и другие товары первой необходимости цены относительно высокие, на товары длительного пользования — от видеомагнитофона до бриллиантов — относительно низкие. Поэтому у бедных весь доход уходит на потребление необходимого, и выбиться из бедности у них нет возможности, и приведённые выше цифры действительно являются «чертой бедности», ниже уже начинается нищета. Бедными считаются семьи, доход которых в два раза ниже среднего. И вот в этой, самой богатой и мощной державе мира начала XXI века, 40 процентов населения живёт в нищете и бедности. И это при том, что на каждого американца в мире работают 7 жителей стран «третьего мира»!

А с другой стороны, только оклад президента США недавно повышен с 200 до 400 тысяч долларов в год. Это не считая доходов от владения солидными пакетами акций крупных высокодоходных компаний.

Ещё богаче их некоторые промышленные магнаты, мультимиллиардеры, обладающие состояниями в десятки миллиардов долларов (их перечень регулярно ведёт американский журнал «Форбс»). Три богатейших американца имеют капитал, превосходящий ВВП нескольких десятков стран «третьего мира».

Бедные не только имеют низкие доходы, они вообще обездоленные. В социальном отношении США остаются страной феодальной, где блага цивилизации доступны преимущественно богатым.

Из 19 наиболее развитых стран мира США имеют самое низкое качество медицинского обслуживания. 45 миллионов американцев остаются вне системы здравоохранения: страхование им не по карману, а оплата врачебных услуг без него — уж тем более. Сутки пребывания в больнице обойдутся примерно в 1000 долларов. В США много беззубых людей, потому что поставить пломбу стоит несколько сот долларов. Довольно остро стоит и жилищная проблема, хотя средние показатели обеспеченности жилой площадью впечатляют: около 60 квадратных метров на человека, высок процент семей, живущих в собственных домах. Однако немало в США и бездомных, а уж живущих в неблагоустроенных жилищах — многие миллионы. Крупный американский город немыслим без трущоб, в которых ютится беднота.

Другая группа противоречий американского общества — межнациональные и расовые. США не стали «плавильным котлом», в котором перемешаются все расы и нации и образуется единый американский народ. Скорее это «винегрет» из национальных общин, основанных не только на американском образе жизни, но и на своих традициях. Люди, принадлежащие к национальным меньшинствам, по большей части живут в «добровольных гетто», говорят не на английском, а на своём родном языке. При этом доля англосаксов в общей численности населения сокращается, зато быстро растут доли афроамериканцев и латиноамериканцев (последние скоро составят 40 процентов всего населения страны). А это люди совсем иной культуры, чем англосаксы. Они вовсе не трудоголики, среди них есть уже несколько поколений таких, которые никогда и нигде не работали, и работать не будут, живут на социальное пособие и подрабатывают незаконной торговлей оружием и наркотиками, занимаются проституцией. Обычный крупный американский город — это центр, заселённый «чёрными» и «цветными», в окружении утопающих в зелени пригородов с белым населением. Пока США «процветают», межнациональные и расовые противоречия внешне не очень заметны. О том, что может произойти в случае обострения обстановки, бывший советник двух американских президентов Патрик Бьюкенен написал в книге «Смерть Запада» (М., 2003).

Немаловажное значение имеет и тот факт, что США живут и процветают за счёт «импорта мозгов» из других стран, а своей интеллектуальной элиты у них нет. В индустриальную эпоху американцам удавалось оставаться технологически передовой нацией мира, используя хитрый механизм привлечения и использования чужих «мозгов», покупаемых за деньги. Но сработает ли он в постиндустриальную эпоху, когда знания, дарования и талант будут иметь гораздо большее значение, чем деньги?

Об упадке США писал французский историк и антрополог Эмманюэль Тодд в книге «После империи» (Париж, 2000), которая носит подзаголовок: «Очерк распада американской системы». Он указал на слабость Америки. Доля США в мировом промышленном ВВП падает, сегодня она меньше, чем у Евросоюза и едва превосходит долю Японии.

Ещё страшнее то, что сегодня США — самая богатая страна в мире — и одновременно самый большой должник. Появившийся в начале 70-х годов дефицит торгового баланса США в 1990–2000 годы увеличился со 100 до 450 миллиардов долларов.

«Таков ежегодный объём капитала, в притоке которого нуждаются США, чтобы оплачивать свои внешние обязательства…

Магические свойства доллара таковы, что… мировое экономическое значение США состоит в том, чтобы производить не товары, как все другие страны, а деньги…

Соединённым Штатам требуется сегодня более 1 миллиарда долларов внешних финансовых вливаний ЕЖЕДНЕВНО». Если приток финансов извне прекратиться, крушение доллара неизбежно. США оказываются сверхдержавой, которая живёт одним днём. Введение евро «заставит Америку жить по-другому — как другие национальные государства».

США превратились в «специализированную территорию потребления, зависимую от её снабжения внешним миром», в империю:

«Америка значима теперь для остального мира не своим производством, а своим потреблением…. Торговый дефицит США нужно квалифицировать как взимание имперской дани».

Однако военная мощь США недостаточна для мирового господства:

«Список избираемых Вашингтоном целей — объективный показатель реальной силы Америки, способной сегодня самое большое на то, чтобы бросить вызов Ираку, Ирану, Северной Корее или Кубе».

Тодд называет такую политику США «театральным микромилитаризмом».

США заинтересованы в поддержании в мире состояния перманентного «управляемого хаоса»:

Действительно, США ежегодно выбрасывают на мировой рынок 300–360 миллиардов долларов, не обеспеченных товарной массой. Попыткой избавиться от уплаты этой дани США со стороны стран Западной Европы стало введение евро.

Вот как ещё в 1988 году представлялись перспективы США журналисткам Нине Москвиной и Наталье Шипицыной:

«Как только в Европе появляется более устойчивая валюта, весь мир начнёт отказываться от доллара в пользу евро. Переизбыток долларовой массы, которая со всех сторон повалит в Америку, приведёт к его падению в 2–2,5 раза.

Для американской экономики, ориентированной на экспорт своих товаров, настанут чёрные времена… Америка захлебнётся в своих собственных товарах… Американские производители пойдут по миру…

Импортные, более дешёвые по сравнению с американскими, товары хлынут в США. И американский рынок окончательно завоюют Европа, Япония и Китай.

В такой ситуации Штаты уже не спасут никакие силовые методы…

Поэтому США будут бороться с евро до последнего Доллара… Основа геополитики США — создание очагов напряжённости там, где расположены их «зоны стратегических интересов»…»

Выходит, США — не только всемирный кулак, но и мировой бандит, который ради спасения своей валюты, позволяющей ему паразитировать на остальном человечестве, готов развязать бойню в любом конце земного шара.

Вообще-то пророчества о неминуемом крушении доллара высказываются уже лет пятьдесят, а оно так и не наступило. Тому есть несколько объяснений.

Алексей Проскурин обратил внимание на то, что можно назвать «двойственной природой доллара». Мировая экономика ныне во многом контролируется транснациональными корпорациями, в основном американскими. Поэтому следует отличать доллар? 1, обслуживающий «первую экономику» США, и доллар? 2, функционирующий в системе ТНК, хотя формально оба они являются одной и той же зелёной бумажкой. Поэтому действия по переводу части мировых валютных резервов в евро (то есть снижение интереса к доллару как к мировой валюте) могут повысить курс доллара? 1.

А Михаил Делягин признаёт, что со временем «для США главной стратегической задачей станет защита национальной экономики от возвращающихся «домой» долларов». Но в новых условиях, «когда роль в мировой экономике будет определяться в первую очередь владением метатехнологиями, а финансовый фактор постепенно утратит свою значимость… США смогут с лёгкостью пожертвовать статусом страны, выпускающей мировую резервную валюту, так как они к тому времени станут обладать значительно более серьёзным весом страны, выпускающей мировые «резервные технологии»».

Превратившись после покорения Ирака фактически в мировую империю, США, несомненно, попытаются по-иному вести себя и в отношении Израиля. Ведь, по большому счёту, главная цель, нерв израильской политики в отношении палестинцев — разрушение мечетей на Храмовой горе и строительство третьего Храма — непонятны американцам, не склонным к мистике. США наверняка попытаются рационализировать процесс ближневосточного урегулирования. Однако он в принципе не поддаётся рационализации. Словом, Израиль скоро станет проблемой для США.

Ещё более важны раскол Запада и всё большее отдаление США от Европы. С.Хантингтон ошибается, когда говорит о «Западе» как едином целом. Мир культурных различий между Европой и США почти бесконечен, по сути дела это конфликт цивилизаций.

США — это отдельная цивилизация. И они скорее будут в перспективе ориентироваться на партнёров в странах Азиатско-Тихоокеанского региона, чем на Европу.

Не стану перечислять другие противоречия, ставящие под сомнение ведущую роль США в мире XXI века. Отмечу лишь довольно распространённое суждение: как велосипед может либо ехать, либо лежать на боку, так и Америке в силу всех изложенных противоречий приходится придерживаться принципа: «Главное — не останавливаться». Остановиться — страна рухнет. Не случайно даже самый известный американский футуролог Тоффлер допускает, что США скоро распадутся на несколько государств.

Впрочем, надо остановиться ещё на одном, невзрывоопасном противоречии.

Американцы по-прежнему живут в традициях XVIII века, свято верят в демократию как в светлое будущее всего человечества, в то, что некие фундаментальные права даны каждому человеку от рождения — причём даны не государством, а Богом, это говорилось ещё в Декларации независимости, принятой в конце XVIII века. А ныне им приходится жить в обществе тотального контроля за всем и вся, — не только со стороны государства, хотя и он после террористического акта 11 сентября приобрёл всеобъемлющий характер. У американцев принято «стучать» на всех нарушителей закона, и делают это они из принципиальных соображений. «Стучат» на ученика в школе, который списал ответ на задачу из учебника, потому что списывание нарушает принцип равного права всех школьников на справедливые отметки. «Стучат» полицейскому водители, заметившие того, кто нарушил правила движения, доносят на того, кто уклоняется от уплаты налогов.

Это создаёт такую психологическую атмосферу в стране, что она напоминает дух известной антиутопии Оруэлла. Поэтому иные российские авторы прямо пишут: «Америка обречена на фашизм». Но, — добавляют они, — даже фашизм не обеспечит Америке планетарного владычества.

На рубеже XX — XXI веков в США произошёл важнейший сдвиг в отношении американцев к государству и его роли в социально-экономической жизни страны. Кроме того, предпринимаются попытки изжить комплекс мирового паразита. В искусстве стало заметным желание противопоставить идее потребления идею служения. Однако и в произведениях с идеей служения и жертвы полностью отсутствует идея трансцендентного. О тупиковом характере американской идеологии писал журналист Андрей Смирнов:

«Главная религия Америки — это американский образ жизни. На небе Бог, на земле — бизнес. Американо-протестантский взгляд освобождён от минимального метафизического интереса, от прорыва к трансцендентному. Это чистый морализм на службе общественного конформизма. Несомненным знаком божественного избранничества для всех служит богатство. Поэтому очень сложно отличить собственно религиозное стремление от желания наживы».

Религия стала фактором экономического развития. Известный публицист Олег Платонов в своей книге «Почему погибнет Америка» приводит множество подробностей, подтверждающих этот тезис, и представляет США как олицетворение мирового зла.

Журналист Алексей Варламов так определяет новую американскую идеологию. Она «гласит, что выше Америки правды нет. Последнее, что было выше — политкорректность — повержено. Америка сбросила навязанную ей либеральную европейскую идеологию, потому что настоящая Америка — страна тех, кто в Европе не прижился… это страна переселенцев, пассионариев, вооружённых людей, привыкших рассчитывать на себя и не нуждающихся в одобрении извне… Раскол «золотого миллиарда» — вот с чего началась история нового века».

Американский чиновник русского происхождения Николай Злобин представляет президента США Джорджа Буша-младшего как весьма религиозного и убеждённого в избранности своей миссии человека, который придаёт в политике большое значение именно моральным постулатам. И этот честный американский ковбой Дж. Буш-младший ратует за то, чтобы превратить США (и Западное полушарие вообще) в «модель для всех остальных наций в XXI веке». Что будет, когда Америка попытается взять на себя несвойственную ей роль духовного руководителя мира?

Отношения между нашей страной и США складывались порой весьма сложно. В России приветствовали возникновение Соединённых Штатов. Во время Гражданской войны в США Александр II послал в США военно-морскую эскадру с наказом выполнять приказы только президента северян Авраама Линкольна. Противодействие России и Франции помешало Англии выступить на стороне южан.

Однако благодарности от США Россия не дождалась. Сначала разыгралась история с продажей Россией Аляски и всей Русской Америки. Во время русско-японской войны США поддерживали Японию и способствовали заключению позорного для России Портсмутского мира. Когда в России произошла Октябрьская революция, США выступили в числе инициаторов иностранной военной интервенции в нашей стране. До прихода Рузвельта к власти правительство США было убеждено в необходимости свержения Советской власти в СССР.

Как уже было отмечено выше, в годы Великой депрессии в США заказы со стороны СССР на поставки оборудования для индустриализации помогли оживлению американской промышленности. И впоследствии в отношении СССР к США сочетались ненависть как к цитадели капитализма и восхищение многими сторонами американской жизни, и Сталин призывал советских людей соединить в их делах «русский размах с американской деловитостью». Лозунг 30-х годов «Догнать и перегнать!» подразумевал прежде всего, что надо превзойти Америку.

С началом Великой Отечественной войны власти США занимали в отношении нашей страны выжидательную позицию, и лишь нападение Японии на США, поддержанное Германией и Италией, сделало наши страны союзниками в общей борьбе. В ходе второй мировой войны между Сталиным и Рузвельтом сложились особо доверительные отношения, предусматривавшие, видимо, раздел мира на две зоны влияния (и прежде всего — распад Британской империи). После смерти Рузвельта заступивший на пост президента США Гарри Трумэн, который не был в курсе этих тайных договорённостей и к тому же представлял интересы другой группы американской правящей элиты, поддержал Черчилля, призвавшего к «холодной войне» против СССР.

В США 10 октября 1951 года был принят закон о взаимном обеспечении безопасности западного блока, согласно которому следовало «сократить истощение ресурсов США и обеспечить соответствующие поступления важного сырья странам блока» за счёт СССР и ряда других стран. Разрабатывались и планы атомной бомбардировки важнейших наших промышленных центров.

Власти США, окрестившие нашу страну «империей зла», оставались непримиримыми её противниками и были зачинателями той кампании, которая при участии «пятой колонны» предателей в верхушке советской номенклатуры привела к расчленению СССР.

И в отношении постсоветской России США проводили политику грабежа и всемерного ослабления, чтобы не дать нашей стране подняться с колен. И до сих пор «в Америке и Европе открыто смеются над «русскими недоумками», которые сами отдали им свои богатства, позволили себя скрутить кабальными кредитами и «приоритетом международного права», а теперь запоздало пытаются «говорить на равных» с истинными хозяевами мира».

Но время идёт, антисоветизм исчерпал себя, и перед всеми странами мира встают новые задачи. И США теперь нужна новая доктрина.

В США сегодня наметились две тенденции в отношении России. С одной стороны, выступают извечные враги России, считающие, что она, отброшенная к границам XVII века, никогда не должна подняться. Збигнев Бжезинский, обычно тонко чувствующий настроения в американских «верхах», говорил генералу Льву Рохлину: «Мы уничтожили Советский Союз, уничтожим и Россию. Шансов у вас нет никаких». По его словам, Америка будет строить мир без России, на обломках России, и за счёт России.

Таким настроениям находят и идеологическое, даже религиозное обоснование. В уже цитированной выше статье Андрея Смирнова говорится, что в религиозной Америке большим влиянием пользуется доктрина, особенностью которой является «враждебное при любых режимах отношение к России». При этом Россия отождествляется «с инфернальными библейскими персонажами, со страной абсолютного зла. В качестве иного полюса выступают Израиль и англосаксонский мир (потомки потерянных колен Израилевых). Эсхатологический сценарий предполагает грядущее столкновение России и исламского мира с Израилем (в это время истинные христиане взяты на небо на некоем космическом корабле). «Христос» возвращается на Землю и помогает уничтожить русских и мусульман. Оставшиеся в живых 144 тысячи иудеев обращаются в христиан. Начинается тысячелетнее царство…».

Другие политики полагают, что XXI век станет веком борьбы не на жизнь, а на смерть за ресурсы. И в этой схватке США могут оказаться союзником России, потому что им наша страна нужна достаточно сильной, чтобы не допустить попадания её ресурсов Китаю и другим конкурентам Америки.

Уже упоминавшийся выше француз Тодд считал бы «соблазнительной сделкой», если бы Россия предложила себя Западной Европе в качестве противовеса американскому влиянию в военном плане и гаранта поставок энергетического сырья.

Как видим, между США и Европой может возникнуть конкуренция за то, чьим союзником станет Россия в неизбежных грядущих схватках (если, конечно, конкурирующие стороны, — а их гораздо больше, чем США и Европа, — не договорятся о разделе России).

И в самой России существуют разные точки зрения на будущее наших отношений с Западом вообще и с США в частности. Многие считают «крестовый поход» Запада во главе с США против России неизбежным. Публицисты Михаил Калашников и Юрий Крупнов даже расписали сценарий будущей войны США против России, которая должна разразиться где-то к 2015 году. Впрочем, и книг, в которых расписаны сценарии крушения Америки уже в ближайшие годы, становится всё больше.

Но есть у нас и немало сторонников союза с Западом. Одни ратуют за включение России в Европу «от Рейкьявика до Владивостока», другие (германский журналист Александр Рар и бывший консультант советских вождей Фёдор Бурлацкий) — за сближение России с Америкой. А в построениях политолога Александра Дугина Россия выступает как ядро потенциальной альтернативы однополярному миру, который строит США. Как бы в подтверждение этого тезиса бывший министр юстиции США Рамсей Кларк утверждает, что «Россия — это единственная страна, которая может стать на пути опьянённого своими «успехами» наркомана, в роли которого выступают сегодня США».

А в принципе для сотрудничества России и США есть серьёзные предпосылки. И мне кажутся удивительно прозорливыми суждения двух авторов — французского и русского — почти двухсотлетней давности.

Французский историк и дипломат Алексис де Токвиль в книге «Демократия в Америке», изданной в 1835 году, писал:

«В настоящее время существует на земле два великих народа, которые, начав с различных точек, приближаются, по-видимому, к одной цели: это русские и англо-американцы… Все другие народы, по-видимому, почти достигли пределов, предназначенных им природой; их задача только сохранять приобретённое. Но эти два народа находятся ещё в периоде роста…

Их исходные точки различны; и, однако, каждый из них предназначен, по-видимому, тайной волею провидения держать когда-нибудь в своих руках судьбу половины мира».

За несколько лет до того русский мыслитель, один из основоположников славянофильства И.В.Киреевский так увидел будущее современного ему мира:

«… Европа представляет теперь вид какого-то оцепенения; политическое и нравственное усовершения равно остановились в ней… Изо всего просвещённого человечества два народа не участвуют в общем усыплении: два народа, молодые, свежие, цветут надеждою: это Соединённые Американские Штаты и наше отечество».

Есть на что опереться тем, кто стоит за сотрудничество России и США.

А относительно выбора возможного союзника надо заметить: США — наш нынешний потенциальный противник, Европа — наш непримиримый враг. Европа, давно умершая, движима единственным стремлением «окончательно решить русский вопрос», то есть загнать Россию за Урал или же вообще стереть её с карты мира. Но это сторону вопроса мы рассмотрим позднее, когда дойдёт очередь до разбора истории ведущих стран Западной Европы в XX — начале XXI века.