В Бразилии отметили 122-ю годовщину со дня отмены рабства. И как это ни покажется невероятным, но близкая бразильцам дата напрямую касается и нас, россиян, ибо среди людей, приблизивших этот день, есть и наша соотечественница - Надежда Васильевна Булычева.

Когда в начале XVI века территорию нынешней Бразилии завоевали португальцы, то, встретив сильное сопротивление, они почти полностью истребили коренное население - свободолюбивых индейцев. Но по мере освоения новых земель налаживалась добыча драгоценных металлов и алмазов, создавались различные производства, разбивались плантации сахарного тростника и других культур. Возникла острая необходимость в рабочей силе. Тогда португальцы стали в большом количестве ввозить невольников из Африки. По разным оценкам, с середины XVI века и до отмены рабства в 1888 году в Бразилию было доставлено 4 млн. чернокожих рабов. Об их жесточайшей эксплуатации свидетельствуют многочисленные хроники, от прочтения которых становится горько и стыдно за человеческий род: с людьми подчас обращались хуже, чем со скотом.

Невольники не хотели терпеть такого унижения. То в одном, то в другом месте возникали стихийные бунты рабов. Их морально поддерживали получившие образование в Европе демократически настроенные представители формировавшейся национальной интеллигенции. Отмены бесправного положения невольников требовал клуб армейских офицеров, заявивший об отказе своих членов участвовать в операциях по поимке беглых рабов. В стране ширилось движение аболиционистов - сторонников отмены рабства. Но всем этим силам с тупым упорством противостояли рабовладельцы, пугающие власти крахом всей экономики. Император Педру II колебался.

Как раз в это время в Рио-де-Жанейро в составе итальянской оперной труппы Росси прибыла знаменитая русская певица Надежда Булычева /на итальянский манер ее называли Надиной/. И именно с этой блистательной женщиной связан, пожалуй, самый необычный эпизод, который, по мнению исследователей, приблизил отмену рабства в Бразилии.

В статье, озаглавленной «Прекрасный праздник» и опубликованной в ежемесячном журнале «Ревиста илустрада» от 31 августа 1886 года, некий Раул пишет, что 10 августа 1886 года в императорском театре в присутствии монаршей семьи, дипломатического корпуса и представителей высшего сословия Бразилии состоялось заключительное выступление оперной труппы Росси. Ставили оперу «Аида» Джузеппе Верди. Это был бенефис примадонны Надины Булычевой в знак ее особых заслуг: именно благодаря ее божественному голосу - драматическому сопрано - все гастрольные спектакли прошли при переполненном зале. На этот раз публика и не догадывалась, насколько большого политического значения сюрприз ждет ее впереди. А дело обстояло так: Булычева заранее поставила перед бразильскими организаторами гастролей условие, чтобы на все вырученные ею от спектакля деньги они купили рабынь /хватило на семерых/ и доставили их за кулисы. Распоряжение было в точности выполнено. И вот закончился спектакль, затихли последние аплодисменты. Но Надежда Булычева не ушла со сцены, а попросила достопочтенную публику задержаться на несколько минут. Вдруг из оркестровой ямы полились звуки бразильского гимна, на сцену стали выходить одна за другой купленные для Булычевой рабыни. Надина подходила к каждой их них, обнимала, целовала и вручала документы о подаренной им свободе. От избытка добрых чувств рыдали женщины в императорской ложе, им вторила почти вся женская половина публики. Люди бросались на сцену, осыпая певицу цветами и подарками. Каждый хотел хоть чем-нибудь выразить свою признательность этой отважной женщине. Стены зала дрожали от аплодисментов борцов за идеалы братства, равенства и свободы. Они были в большинстве. Сидели, потупя взор, те, кто не хотел отказываться от эксплуатации подневольного труда. Брошенный Надеждой Булычевой вызов был столь очевидным, что император Педру II, покоренный талантом русской женщины, ее красотой и сердечностью, вскоре отдал распоряжение кабинету министров разработать законы, упраздняющие позорное для Бразилии рабство и гарантирующие равные гражданские права и свободы бывшим невольникам. 13 мая 1888 года был подписан так называемый Золотой закон об отмене рабства В Бразилии. Выступавшие в торжествах по данному поводу в числе борцов, приблизивших этот день, называли и русскую певицу Надину Булычеву, которая своим поступком буквально пригвоздила к позорному столбу рабовладельцев.

Надежда Васильевна Булычева родилась в Нижнем Новгороде в 1859 году. Даровитая волжанка училась пению у немецкого педагога Маркези де Кастроне, воспитавшей целую плеяду выдающихся вокалисток. Успешно дебютировав в 1880 году в Турине в опере «Эльфа» А. Каталани, 21-летняя Надя становится кумиром публики в Италии, а позже и в Испании. В 1891 году певица была избрана почетным членом испанской королевской академии. В последние годы жизни Н.В Булычева преподавала вокал в Милане, где и скончалась 10 мая 1921 года.

Александр Трифонович Твардовский - своеобразное, уникальное явление в отечественной поэзии. Он родился в 1910 г. в семье кузнеца в Смоленской области. Родители мальчика интересовались литературой. По вечерам в семье вслух читали Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Гоголя, Толстого, Никитина, Ершова. Стихи Александр начал сочинять в раннем детстве, еще не умея писать, и запоминал их наизусть. Его первое стихотворение явилось гневным обличением мальчишек - разорителей птичьих гнезд. Уже в 14 лет он пишет заметки в газеты, а затем, собрав стихи, едет к поэту Исаковскому, работавшему в редакции «Рабочего пути». Поэт писал просто и доходчиво о том, что было ему близко. В 1920-е годы он находился под влиянием творчества Некрасова, что и определило гражданский пафос его первых стихов. Юношеская биография Твардовского действительно близка к ранним этапам жизни Некрасова. Они оба в начале творческого пути столкнулись с серьезными материальными проблемами и долго искали свое место в литературе.

В 1930-х годах в нашей стране происходили серьезные преобразования в различных сферах жизни, в том числе и коренное реформирование сельского хозяйства. Целый ряд литераторов в своём творчестве откликнулся на эту тему, в их числе был и Александр Трифонович. В 1931 г. выходит из печати поэма «Путь к социализму», в которой он изобразил Сталина, скачущим на коне как предвестника светлого будущего. В следующем году появляется проза «Дневник председателя», в которой рассматриваются методы хозяйственного руководства колхозами. Затем поэма «Вступление». Они печатались в московских изданиях, активно обсуждались критиками, однако не получили широкой популярности в народе.

В число наиболее значительных книг того времени входит роман Парфенова «Бруски». Надо признать, что появление «Поднятой целины» Шолохова явно отодвинуло это произведение на второй план, поэтому оно и не получило большой известности. В нем главный герой - мужик Никита - ездил в поисках сказочной страны Муравии, в которой оптимально реализуются профессиональные возможности человека труда и уровень его материальных запросов.

Твардовский, прочитав роман, сразу понял, чтоему дается сюжет для поэмы, которую он давно носил в своем сердце. Александр Трифонович уезжает из Москвы в родной Смоленск и залпом пишет свою поэтическую «Страну Муравию», совершенно не похожую на роман «Бруски». Ему действительно удалось нарисовать правдивый и интересный образ мужика-середняка Никиты Моргунка. Поэма полюбилась миллионам читателей и сделала ее автора знаменитым.

В 1936 г. поэт переводится из смоленского педагогического вуза в московский институт истории, философии и литературы. В это время его произведения не только печатаются в прессе, но и входят в учебные программы. На одном из экзаменов по современной поэзии Твардовскому достался билет, в котором был вопрос по его поэме «Страна Муравия». Это единственный в мировой практике случай, когда студенту пришлось отвечать на экзамене по самим же им написанному литературному произведению.

В 1939 г. начинается война с Финляндией, и Твардовского мобилизуют в армию в качестве военного журналиста. Он входит в редакцию газеты «На страже Родины» и обращается к военной тематике не только в статьях, но и в поэзии. Александр Трифонович заранее почувствовал приближение Второй мировой войны и в одной из книг написал, что свое основное творчество посвятил армии. Чутьё не обмануло литератора, и он создал яркий и неповторимый образ Василия Тёркина, который помог ему глубоко, всесторонне и в то же время интересно изобразить наш народ в эпоху Великой Отечественной войны. Твардовский оказался подготовленным к этому творческому подвигу лучше, чем другие его современники-поэты. Еще в дни финской войны в газете Ленинградского военного округа родился веселый персонаж Вася Тёркин; настоящий любимец советских бойцов. Поэма «Василий Тёркин» - это своеобразная энциклопедия жизни простых солдат в Великой Отечественной войне. Она является правдивым повествованием, без восхваления Сталина, хотя оно и было необходимо в тот период для достижения победы. На страницах книги о подвигах удалого бойца можно встретить имена Чапаева, Калинина и других деятелей, но в ней нет культа ничьей личности. Написание этой поэмы явилось гражданским подвигом ее автора. Про нее Бунин писал: «Это исключительно редкая книга, какая свобода, какая меткость, точность во всём и какой необыкновенный народный солдатский язык - ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, то есть литературно голого пошлого слова».

Давайте подумаем, кого из литературных героев можно поставить рядом с Никитой Моргунком и Василием Теркиным? Пожалуй, только толстовского дядю Брошку и левшу Лескова. Теркин стал таким же символом простого русского человека, как Санчо Панса в Испании, Фигаро в Италии, Тиль Уленшпигель в Бельгии, бравый солдат Швейк в Чехословакии, Робин Гуд в Англии. Когда автор данной статьи учился в школе, в курсе литературы было всего три произведения, которые нравились всем ученикам в классе. Это «Василий Тёркин», «Поднятая целина» и «Тарас Бульба». Ибо их авторы сумели в них дать принципиально новое изложение событий, легко воспринимаемое простыми и не сильно образованными в литературе людьми.

Параллельно с этой книгой Твардовский работал над другими поэмами и стихами, посвященными войне. Это баллады «Я убит подо Ржевом» и «В тот день, когда окончилась война», стихотворение «Я знаю, никакой моей вины». Чтобы объективно оценить силу психологического воздействия и весь трагизм произошедших событий, надо их внимательно прочитать. Здесь нет той веселости, юмора и интересных сцен фронтовой жизни, как в «Василии Тёркине», здесь трагедия войны. Александр Трифонович пишет лирическую поэму «Дом у дороги». Эта горькая и правдивая вещь о первых месяцах боевых действий. За ней появляется поэма «За далью даль». В ней нет таких самобытных героев, как Тёркин и Моргунок, нет глубокого психологизма, как в других произведениях, однако верно схвачено настроение в обществе в 1950-х годах и намечены поиски новых художественных ориентиров творческими людьми. Этими ориентирами служили всевозрастающий энтузиазм человека честного труда, радость от полезной деятельности и предвкушения новой жизни. Напряженные раздумья о жизни, времени и людях характерны и для прозы литератора: это повесть «Родина и чужбина», рассказ «Печники» и другие.

Генерал Горбатов, хорошо знавший истинную ценность людей, в своих воспоминаниях о литераторе писал: «Как коммунист, как человек, как поэт, он брал на себя и бесстрашно отвечал за все свои честные партийные взгляды».

С 1950 по 1970 г. Твардовский работал главным редактором журнала «Новый мир». По утверждению современников, ни один из других литературных журналов того времени так часто не радовал своих читателей новыми именами. Троепольский, Носов, Овечкин, Шукшин и еще ряд писателей быстро получили известность именно благодаря помощи Александра Трифоновича. Правда, он также печатал Солженицына, чье творчество в нашей стране искусственно завышено (в отличие от других государств, где его так и не восприняли как писателя). По моему мнению, его произведения столь невысокого художественного уровня пришлось публиковать исключительно по приказу Хрущева. В 1962 г. на встрече с писателями тогдашнего первого секретаря ЦК КПСС лично познакомили с Солженицыным, после чего этого деятеля и начали целенаправленно внедрять в наше сознание. Для автора данной статьи всегда было непонятно, почему такой слабый литератор вообще оказался на этом мероприятии, где присутствовали выдающиеся мастера пера. Совершенно очевидно, что уже тогда у Александра Исаевича в верхах был свой «куратор», который всеми средствами проталкивал его наверх. Впоследствии в своей книге «Бодался теленок с дубом» Солженицын всячески дискредитировал Твардовского, его образ жизни, а в ряде эпизодов выставил в весьма неприглядном виде. Отсюда можно сделать вывод, что Александр Трифонович был против публикации Солженицына, но его вынудили печатать этого писателя исключительно по приказу Хрущева.

Тогда в журнале идеологический либерализм сочетался с разумным консерватизмом. Твардовский холодно относился к модернистской прозе и поэзии, отдавая предпочтение литературе, развивающейся в формах классического реализма. «Новый мир» вступал в дискуссии с другими печатными изданиями. Особенно интересная полемика возникла с журналом «Октябрь» на почве противостояния поклонников и противников неосталинизма. Шли споры с «Юностью», где преобладало засилье литераторов, именуемых «шестидесятники». В 1967 г. в прессе по приказу «сверху» началась кампания против «Молодой гвардии». «Новый мир» тогда тоже присоединился к нападкам на этот журнал. Почему же Твардовский пошёл на столь непонятный для многих шаг? Некоторые литераторы считают, что Александр Трифонович сделал это исключительно под давлением еврейского окружения, работавшего в редакции. Однако по моему мнению, все обстояло не так. Инициатором кампании против «Молодой гвардии» явился заместитель руководителя идеологического отдела ЦК Яковлев, впоследствии ближайший помощник Горбачева в его разрушительных делах. Естественно, что Твардовскому пришлось выполнять указания Яковлева. В «Новом мире», №4 за 1969 г. появилась статья Дементьева «О традиции и народности», которая вызвала массовое возмущение общественности. Вскоре в журнале «Огонек» появилось письмо группы литераторов под названием «Против чего выступает «Новый мир», где подверглась критике позиция Дементьева, резко отрицательная по отношению к нашим культурно-историческим традициям. Послание подписали: Алексеев - главный редактор журнала «Москва», Воронин — главный редактор журнала «Нева», Кочетов - главный редактор журнала «Октябрь», Прокофьев - первый секретарь ленинградской писательской организации; прозаики Иванов, Закруткин, Проскурин, Чивилихин, поэт Смирнов, литературный критик Малашин, поэт Викулов, главный редактор «Огонька» поэт Софронов.

Были и другие писатели, которые поддержали текст письма, но не стали его подписывать. К ним относятся Шолохов, Абрамов, Белов и ряд других. Возможно, они не подписали это послание, так как считали, что оно негативно скажется на пребывании Твардовского на посту главного редактора. Надо признать, что отношения с Шолоховым тоже были непростыми. В период пребывания Твардовского на посту главного редактора он не печатал этого писателя. По поводу публикации данного письма есть две разные точки зрения. Одни исследователи считают - это оно убило Александра Трифоновича, другие исходят из того, что литераторы хотели тем самым вывести его из-под контроля Яковлева и подобных ему деятелей на новую бескомпромиссную дорогу. Кто из них прав, могут решить только близкие к поэту люди. Впоследствии появилась аналогичная статья в газете «Социалистическая индустрия», подписанная другими авторами. Разбирательство конфликта дошло до Брежнева. В итоге были сняты со своих должностей как Твардовский, так и главный редактор «Молодой гвардии» Никонов. Вскоре за публикацию статей антирусского направления Яковлева уволили из идеологического отдела ЦК и отправили послом в Канаду.

Как говорится, всему свое время. Каждый человек должен когда-то уйти со своего поста и передать власть преемнику. «Новый мир» возглавил поэт Сергей Наровчатов, который не выполнял все приказы начальства, а наоборот, сам убеждал руководителей в своей правоте. «Молодую гвардию» принял прозаик Анатолий Иванов, который дал журналу новое неповторимое направление в публицистике, состоявшее в издании интересных статей по экономике, социологии, политике и философии. Так что, по моему мнению, данные штатные перестановки пошли на пользу. Однако снятие с должности главного редактора отрицательно сказалось на состоянии здоровья Александра Трифоновича, и в 1971 г. он скончался, так и не успев закончить свои последние произведения.

У большого русского человека и поэта Твардовского были свои достоинства и недостатки. По мнению знавших его людей, он действительно органически впитал в себя ту эпоху, которая его породила. Как настоящая творческая личность, он был действительно парадоксален: одновременно щедр и скуп на публикации в своем журнале, отзывчив и суров, снисходителен и беспощаден. В нем уживались разные черты, но он учил писать только правду.

А.С. ЛАЗАРЕВ

Известный режиссер Владимир Хотиненко снял фильм «Поп» о событиях Великой Отечественной. Да не один. Это, говорят, первый художественный фильм, снятый под эгидой Московской Патриархии.

Нелегкая жизнь досталась попу Александру Ионову (Сергей Маковецкий) из маленького латвийского села Тихое (в титрах подчеркивается - именно латвийского, хоть и входила тогда Латвийская ССР в состав Союза). Село маленькое, но многонациональное – живут бок о бок, по-братски, русские, латыши и евреи. Помогают друг другу чем могут, сельского батюшку все как один уважают. Только вот незадача, кругом бесовская соввласть. Палачи-стукачи, атеисты церкви поразграбляли. А сам батюшка «испил всю горькую чашу сталинских репрессий».

Видно, потому с удивительным спокойствием встречает он ворвавшихся в село немецких автоматчиков. Население бросилось им навстречу с цветами и хлебом-солью, сам поп постоял-постоял на пороге и пошел в свой кабинет: война меня, мол, не больно касается. Куда интереснее из старых журналов картинки вырезать.

Разумеется, ни в самом селе Тихом, ни в других городах и весях, сопротивления гитлеровцам не оказывают. Еще бы – освободители прибыли. Для пущей достоверности в титрах сообщается, что уже на второй день войны немцы прибыли в село. Тихо в Тихом, солнышко светит, речка блестит. Да вот тут нестыковка малая. На второй день войны началась недельная героическая оборона Лиепаи, на наступающие немецкие мотоколонны обрушилась стена адского огня с советских военных кораблей. Не хлебом-солью, а свинцовым дождем встречали оккупантов войска 8-й армии генерала Н.А. Дедаева, подразделения военно-морской базы Лиепая, курсанты военно-морского училища ПВО и рабочие батальоны. На шяуляйском направлении 28-я танковая дивизия полковника И.Д. Черняховского (будущего прославленного генерала) на три дня остановила продвижение танковых армад Манштейна. Лишь на девятый день войны враг, преодолев отчаянное сопротивление советских регулярных войск, частей НКВД, коммунистических и рабочих батальонов, взял Ригу.

В те дни в Латвии не было пасторальных сцен – горели города и села. Но как бы то ни было, Красная Армия действительно стремительно отступала на северо-восток, 9 июля был оставлен Псков. Отступала – к вящей радости отца Александра, а к сугубой его патрона – виленского и литовского митрополита Сергия (Воскресенского) (Юрий Цурило). Владыка Сергий был тот еще гусь. Пока над Ригой грохотали воздушные сражения отсиживался в подвале собора, ждал, пока советские войска эвакуируются. А уже на следующий день после оккупации отслужил в кафедральном соборе пышный молебен с благодарностью Всевышнему за «освобождение от атеистического большевизма – худшего зла в мире». Зело возлюбил владыка оккупантов, потому и доверила ему СД создать свой филиал. «Псковская православная миссия» - именуется он в фильме, «Православная миссия в освобожденных областях России» - так в жизни (как говорят, почувствуйте разницу).

С бешеной активностью стал набирать Сергий приспешников. Вот игумена Павла (Горшкова), настоятеля Псково-Печерского монастыря, например. Тот чин по чину докладывал новому начальству: «В Печерском монастыре ... было совершено молебствие о даровании нашим освободителям окончательной победы. Да поможет Господь победоносной Великой Германской Армии и ее вождю А. Гитлеру в окончательном уничтожении коммунизма. Примите уверения в совершенном к Вам уважении и готовности служить. Игумен Павел с братией». Немцы особо возрождению церковной жизни на псковщине и новгородчине не препятствовали. Даже временно передали миссии украденную ими в Тихвине икону. Требовалась от «миссионеров» самая малость – молиться о «даровании Господом силы и крепости германской армии и ее вождю Адольфу Гитлеру для победы над жидобольшевизмом» (что неизменно и совершалось), следить за местным населением, выявлять партизан и выдавать немцам недовольных. Дальше – больше. Предложили стать политруками зарождавшегося власовского движения. Центром антисоветских сил был выбран Псков. Доведенные голодом до людоедства советские военнопленные, «беспачпортные» бродяги-эмигранты, антисоветское подполье, уголовники сводились в «1-ю русскую национальную бригаду СС «Дружина», «Гвардейскую бригаду Русской освободительной армии (РОА)», «Боевой союз русских националистов». Полковыми священниками там как раз и были сотрудники Псковской миссии. Вслед за ними власовские головорезы повторяли заученное: «Советы безбожные нам не родина».

Отметим, что указанные формирования являлись реальными боевыми подразделениями виртуальной до весны 45-го РОА. Три года они охотились за партизанами, терзали мирное население, проводили бесчисленные акции «умиротворения». Затем палачествовали в охваченной восстанием Варшаве, обороняли одерский плацдарм, участвовали в уличных боях в Берлине. Их бесчисленные преступления тяжким грузом лежат на совести «миссионеров».

Нет, разумеется, за три года случалось «миссионерам» и валенки подбросить в обледенелый лагерный барак, и нищего подкормить, и сирот помыть. Именно из таких «добрых самарян» наш отец Александр. Его мало интересуют события на фронте (когда до попа доходит весть о якобы случившемся падении Москвы, он отмахивается, что, мол, там Москва). Ведь дел невпроворот: замазать портрет Сталина, выловить из реки утопленный там когда-то большевиками колокол, организовать крестный ход для военнопленных, поточить лясы с полицаями. И опять все бы ничего: гитлеровский полковник-русофил кормит русских детишек мороженым (ни с чем не сравнимая по мерзости сцена), немцы дарят попу иконки и фотографируются с ним на память, салютуют в честь Рождества. Но, как Вы, наверное, догадались, идиллию нарушают нехорошие большевики.

Вот молодой красноармеец Алексей Луготинцев (Кирилл Плетнев) задумал совершить страшный грех – уйти в партизаны, отомстить гитлеровцам за убитую девочку-невесту. Да еще осмелился вспоминать по-доброму Советы, как он с девушками хороводы водил и на киносеансах целовался, а фашисты ему всю жизнь испоганили. Зело опечален отец Александр, грешно это - мстить да убивать, не по-христиански. Но уходит Алексей в леса озлобленным и нераскаявшимся. Шумит листва, бьют молнии – сама природа возмущается поступком красноармейца.

Да, много дум придется передумать комсомольцу, прежде чем поймет он, что невеста его погибла из-за того, что в церковь не ходила, а страну его родную залили кровью за «безбожные» пятилетки. С атеистами вообще весь фильм одни беды происходят. Вот еврейская девочка Ева одна спаслась из всей своей многочисленной семьи. А как иначе? Ведь она одна и крещение приняла. Вот и полицай Владыкин получил пулю в лоб за то, что над батюшкой насмехался.

Но Алексей пока ничего не понял, вернулся сам и привел с собой еще десяток красных партизан во главе со свирепым комиссаром. Они проводят в селе совсем уж бездуховную акцию – как бешеных собак уничтожают всех полицаев. Таких молоденьких, красивых...

Странно лишь, что отца Александра не трогают. Тот все продолжает наведываться к начальству в Псков и Ригу, передает продовольствие и одежду военнопленным в концлагерь (прекрасно понимая, что его гостинцы достаются немецкому гарнизону), бражничает и философствует с христолюбивым немецким полковником. Один лишь раз полковник фон Фрайгаузен («фрай» - свобода, цивилизация!) расстроил батюшку – в лайковых перчатках и начищенных сапогах участвовал в казни партизан («сталинских злодеев», как сообщает немецкий переводчик селянам, стоя у эшафота). Но грех полковника невелик – исповедал его батюшка и простил (еще одна сценка – в православном храме шушукаются поп и гитлеровец в мышиной форме). Расстаются по-дружески, даже обнялись, кажись, напоследок.

Но не все коту масленица. Читают владыка Сергий и поп Александр пришедшее окольными путями Постановление Собора епископов в Москве 8 сентября 1943 года. Там говорится: «Среди духовенства и мирян находятся такие, которые, позабыв страх Божий, дерзают на общей беде строить свое благополучие: встречают немцев, как желанных гостей, устраиваются к ним на службу и иногда доходят до прямого предательства, выдавая врагу своих собратий, например, партизан и других, жертвующих собою за родину. Услужливая совесть, конечно, всегда готова подсказать оправдание и для такого поведения. Но иудино предательство никогда не перестанет быть иудиным предательством. Как Иуда погубил свою душу и телом понес исключительное наказание еще здесь, на земле, так и эти предатели, уготовляя себе гибель вечную, не минуют и каиновой участи на земле. Фашисты понесут справедливую кару за свои грабежи, убийства и прочие злодеяния. Не могут ожидать себе пощады и эти приспешники фашистов, думавшие поживиться за их спиной на счет своих братий. Святая Православная Церковь, как русская, так и восточная, уже вынесла свое осуждение изменникам христианскому делу и предателям Церкви. И мы сегодня, собравшиеся во имя Отца, Сына и Святаго Духа, подтверждаем это осуждение и постановляем: всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик – лишенным сана. Аминь».

Как же так? Мы ж как лучше хотели. Что ж теперь будет? Видать, придется нести ответ за пособничество злодеяниям. Стра-а-а-шно.

«Владыка» Сергий был убит самими же гитлеровцами в апреле 44-го. Мавр сделал свое дело... А ведь еще хвалился, что перехитрил большевиков и колбасников перехитрит... А затем отправился в узилище и сам поп Александр. Искупать иудин грех.

Константин ЕРОФЕЕВ

Удивительные открытия сделала группа французских историков и журналистов еженедельного журнала «Нувель обсерватёр», обработав архивы профашистского режима Виши. Они досконально изучили тысячи документов комиссии, занимавшейся в годы Второй мировой войны пересмотром предоставленного иностранцам французского гражданства. Как выяснилось, под прицел чиновников маршала Петена, возглавлявшего режим Виши, попало немало всемирно известных людей - в их числе и Марк Шагал. Комиссия работала до июня 1944 года. Она особенно не церемонилась с бывшими иммигрантами, которых, по мнению режима Виши, во Францию было допущено слишком много после Первой мировой войны. Так, изучив собранные документы и полицейские донесения, комиссия быстро вынесла решение, что «Моисей Шагал, художник, российский еврей, получивший французское гражданство в 1937 году, интереса для французской нации не представляет». Примечательно, что к такому мнению чиновники пришли несмотря на то, что в те годы Шагал уже был всемирно признанным художником, а создаваемые им картины ценились весьма высоко.

«Шагал - художник, имеющий некоторую известность», - пометила комиссия в протоколах. «Его подлинное отношение к Франции не известно, как и то, может ли он привести доводы в обоснование правильности предоставления ему гражданства», - указывается в решении комиссии. Именно таким образом Марк Шагал лишился французского паспорта, как и многие другие выходцы из Восточной Европы. Из 320 тыс. человек, получивших во Франции гражданство согласно закону от 1927 года, комиссия отменила около 16 тысяч решений, посчитав бывших иммигрантов «недостойными находиться среди наших людей». Среди «ненаших», не нужных вишистской Франции оказался и Шагал. «Еврей», - было написано рукой чиновника на папке с его делом. На решение в отношении художника не повлияло даже то, что в довоенный период его прошение о предоставлении гражданства получило поддержку прежнего французского премьер-министра Леона Блюма, а также героя Первой мировой войны и спасителя страны маршала Жоффра.

К счастью, о печальном факте изгнания, как и об официальном признании его бесполезным для Франции, художник так и не узнал. Известие об этом, извлеченное из архивов исследователями, стало в наши дни полной неожиданностью даже для сына Шагала - Дэвида Макнила. Декрет о лишении гражданства появился во французском официальном вестнике в 1943 году. В это время Шагал уже находился в Нью-Йорке. Художник в годы войны долго не хотел покидать гостеприимную и любимую им французскую землю. Сначала он лишь уехал из Парижа и переместился в неоккупированную зону в Провансе. Но в 1941 году находиться там стало опасно - начались массовые аресты. Вэрьен Фрай, знаменитый американский журналист и создатель Комитета немедленного спасения, благодаря которому Европу в годы войны покинули десятки деятелей культуры /в частности, Цадкин, Леже, Мондриан и Павел Челищев/ настоятельно предлагал уехать и Шагалу. Но художник упорно отказывался, считая, что как гражданину Франции ему ничего не грозит. В 1941 году местные власти выслали Фрая, однако он успел сделать главное: оформить Шагалу документы на поездку в Нью-Йорк, где открывалась выставка его картин. Этот запрос также найден в архивах режима Виши. В деле даже отмечается, что, «судя по всему, Шагал выехал без намерения вернуться, так как продал свой дом в южном городе Горд». Эта поездка спасла Шагалу жизнь, хотя проживание в США и не нравилось художнику.

Шагал вернулся на землю освобожденной Франции в 1950 году, не подозревая, что вишисты «отчислили» его из рядов граждан страны за бесполезностью. Он успешно занимался творчеством до самой смерти в 1985 году, которая настигла его в жарком провансальском городе Сен-Поль-де-Ванс.

Михаил ТИМОФЕЕВ