Эта статья была своевременно предложена газете «ЗАВТРА» к 80-летию со дня рождения В.М. Шукшина. Но ответственный сотрудник газеты известный антисоветчик Владимир Бондаренко в знак протеста против её публикации объявил сухую голодовку и даже грозил вскрыть вены. Из соображений гуманности газета не стала печатать статью.

Года два тому назад я придумал стишок:

От рассвета до заката

И в любое время дня

Ходят-бродят шукшинята

Под окошком у меня.

Именно так: близнецы Фома и Фока, внуки Василия Шукшина, сыновья его дочери Маши, живут в соседнем подъезде, мы нередко видимся, уже беседуем, и я даже начинаю их различать. Очень солидные белобрысенькие мужички. Так что не только на литературной стезе Шукшин был для меня собратом-соседом, но вот и в жизни через внуков чувствую его живое соседство.

Кроме многих других и по этой причине тоже, я с особым вниманием встретил недавно юбилейную дату Василия Макаровича. Смотрел по телевидению все его фильмы, слушал воспоминания друзей-знакомых и, конечно, читал статьи в газетах.

Начал с «Литературки». Здесь главная статья, конечно, Валентина Распутина. Хорошо, хорошо... «Окончилась земная жизнь Шукшина...» Началась небесная. Хорошо! Только заголовочек несколько озадачивает - «Даёшь сердце!» Это как? Можно сказать и - «Даёшь ум!»? Ведь так говорят о том, чего нету, но надо взять, получить, добиться: «Даешь пятилетку в четыре года!»... «Даёшь коллективизацию!»... «Даёшь Берлин!»

Несколько смущает и такое уверение: «Феномен Шукшина в том, что его не должно было быть, никто ему не давал справки на деятельное существование. Не должен, а явился». Ну не справки, конечно, а разрешения или пропуск, что ли? Странно... А кто давал разрешение на «деятельное существование» Пушкину и Лермонтову, Гоголю и Достоевскому? Кто выписывал пропуск Горькому и Есенину, Шолохову да и самому Распутину?

Но это у него не юбилейная обмолвка. Распутин уверен, что Шукшин жил во времена, когда «конфигурация жизни не могла не калечить людей». Ну вот искалечила она, допустим, того же Шолохова, Валерия Чкалова, Шостаковича. Так? Они, советские люди, «перестали различать, где благо, а где напасть и не верили ничему». И вот, говорит, из-за этого «потеряло свою могучую силу государство. И когда итог этот стал окончательно предрешен, Шукшин ушел». Это, что ж, ещё в 1974-то году, задолго до горбачёвско-ельцинской катавасии всё было окончательно предрешено? И катавасия, и её творцы ни при чём? И никто не виноват? Здесь слышится то ли признание закономерности ухода Шукшина в 45 лет, то ли объявление его дезертиром. Мы же с Распутиным не ушли и по мере сил противодействуем «окончательному решению» русского вопроса. А вот Василий Макарович...

Распутин совсем не одинок в своей уверенности, что все доброе в советской жизни не должно было иметь место, но почему-то было. У его единомышленников давно и формулировочка на сей счёт есть: «Не благодаря, а вопреки!». Например, с особым рвением они твердят: «В Великой Отечественной войне наш народ победил не благодаря Советской власти и партийному руководству, не благодаря Сталину и его маршалам да генералам, не благодаря героизму советского солдата, а вопреки всему этому!»

Ну а отдельные личности применяют эту формулу к своей горемычной судьбе. Вот, скажем, Ирина Ракша, ровесница Распутина. Журналист, уверенный, что в Советское время преуспевали только холуи да негодяи, говорит ей: вы не были придворным автором, не писали в угоду кому-то, не врали, но как же вам удалось издать около двадцати книг, написать множество статей, очерков, сценариев? Она отвечает: «Всё, что у меня получилось,- это не благодаря, а вопреки им», т.е. властям советским. Запомним...

Ракша тоже писала о Шукшине и много. А он вот что отвечал ей и всем этим вопрекищикам: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту... Уверуй, что всё было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наши страдания – не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком». Но, увы, не могут они, не могут...

Однако, что там в «Литературке» ещё? Вторая главная статья написана, разумеется, Львом Аннинским. Прочитал – ничего не понял. Второй раз прочитал – усёк отдельные фразы. Например, ещё на свежую голову - самую первую: «Вот уж кто не мыслился в почтенном возрасте!» Опять выходит: вовремя убрался. И картина Советской жизни та же: «обездоленное крестьянство», «обездоленные горожане»... И как рука поднимается в нынешнее время сплошного бандитизма и беспошлинного ограбления народа так писать о том времени! Для критика страна не измордована, не оплёвана, не разворована, не обманом, ложью и силой затащена в джунгли, кишащие гадами - она всего лишь «перестроилась», и притом сама! А Советская власть не захлебнулась кровью в Останкино и в Доме Советов, а тоже сама «исчезла», растворилась, растаяла. И автор считает, что эти джунгли как-то «срифмуются»(?) с прошлыми временами. А «пока Шукшин – там», в этих временах. Вот срифмуемся, тогда и читать его опять будем.

А ныне, говорит, «мы ж на все вопросы отвечаем теперь по-другому». На все!.. Это кто же - мы? Это на какие ж вопросы? Например, на существенный вопросик: «Что делать, если население страны ежегодно убывает на 800 тысяч душ?» я лично и пятьдесят лет тому назад, когда мы в вами, Лёва, работали в «Литгазете», и ныне ответил бы одинаково: «Надо свергать правителей, судить их и ставить во главе страны разумных, честных и грамотных людей». А вы, Лев Александрович - «по-другому»? Так не таись – как? Свобода ж...

Дополз я ещё до строк о том, где, рассуждая о шукшинском романе «Я пришёл дать вам волю», критик заявил, что «при советской власти с её марксистским базисом»… Фи-фи!.. «не больно-то различались понятия свободы и воли». И вот только теперь раскумекали мы это благодаря философам прошлого. Это похоже на то, как Надежда Мандельштам уверяла, будто в Советское время не употреблялись слова «честь» и «совесть». Но, помилуй Бог, могу напомнить множество примеров ясного понимания помянутого различия, чему «марксистский базис» ничуть не мешал, но приведу лишь один, что сейчас под рукой. Ещё в 1976 году я написал стихотворение «Случай под Одессой». Это рассказ о действительном факте: Пушкин, будучи в южной ссылке, однажды удрал от всякого начальства и в чистом поле набрёл на воинскую часть, которая приветствовала его пушечным салютом. Так вот,

Он убежал за город, в поле.

И долго брёл. Какая тишь!

В душе ни горечи, ни боли.

И не свобода здесь, а - воля!

Вот руки вскинь – и полетишь...

И никаких философов прошлого не потребовалось мне.

Дальше продираться сквозь завалы и ограждения бесчисленных скобок, кавычек, многоточий, вопросительных знаков (и это писатель пишет о писателе!) я по ветхости здоровья не мог. Да так и не понял, что же всё-таки хотел автор сказать, ядро ореха-то в чём? Впрочем, возможно, он в этом и не виноват, просто у меня, не удивительно, уже одно полушарие в полной отключке.

А рядом в «ЛГ» статья «Приговор Стеньке Разину» Юрия Скопа, давно живущего в Риге. Он «с большим душевным теплом рассказывает о судьбе так и не появившегося на экранах фильма о Разине». Впрочем, фильма-то и не было.

Статья начинается с неубедительных лингвистических изысканий: «Искренность, ведь она от иска, да?» От судебного, что ли? Да ничего подобного. Она скорее от изменившегося «корня»: искоренность, т.е. слова или чувства из корня, от корня. Вот почему, говорит, в моём рассказе «требуется чего-то покрепче, может, от крови? ОТКРОВЕННОСТИ?» И опять мимо. Корень здесь не «кровь», а «кров», т.е. кровля, покров, что отбрасывается в порыве откровенности.

Конечно, такое начало подрывает интерес к статье, но учитывая, что передо мной эмигрант предпоследней волны, я дочитал её. И вот что там в самом конце: «Да, да, - свидетели имеются – тогдашний живой гений и классик Сергей Аполлинариевич Герасимов, царь и бог киностудии им. Горького, по заданию ЦК сообщил на Старую площадь, что Разин в вульгарной трактовке Шукшина разрушит привычный народу стереотип стихийного атамана и разбойника и позволит воспринимать его как сознательного бунтаря против государственной власти. Вот о чём мне поведал Макарыч». Словом, испугался Герасимов антисоветского бунта после фильма.

Но, во-первых, если есть свидетели, где они, кто они? Уж из суверенной Риги-то можно бы рассказать о деле сорокалетней давности. Никак нет-с. Молчок. И я должен верить почётному гражданину Кобленца?

Во-вторых, есть сведения, что главную роль в судьбе фильма сыграл не Герасимов, а Ермаш, председатель Госкино, что гораздо достоверней.

Наконец, в статье Федора Раззакова читаем, что в ЦК писал о «Разине» замред Госкино Владимир Баскаков: «Сценарий был признан интересным в тематическом отношении, содержащим отдельные яркие, талантливые сцены. Вместе с тем сценарная редколлегия указала на крупные недостатки сценария идейно-художественного порядка – нагнетание жестокостей, принижение образа Разина и т.п.» («Советская Россия», 23.7.09).

Да ведь и Василий Белов, самый близкий друг Шукшина, имел немало претензий: «Прочитав сценарий «Разина», я сунулся с подсказками. Моё понимание Разина отличалось от шукшинского... Он был иногда близок к моему пониманию исторических событий, но он самозабвенно любил образ Степана и не мог ему изменить». Ну а И. Ракша вообще возводит проблему на небеса: «Это не Бондарчук, а Господь не дал ему поставить фильм».

Как видим, к делу имели отношение многие люди, включая самых близких друзей. Как же можно безо всяких доказательств всё валить из-за рубежа на одного человека – крупного деятеля нашего искусства, воспитавшего многих мастеров советского кино? Впрочем, это уже вопрос не столько к иностранцу Ю. Споку, сколько к редакции газеты, цветущей под родными осинами. Вот уж если я говорю, что Юрий Поляков в порядке страшной классовой мести лишил меня в этом году бесплатной подписки на «ЛГ», которую я имел, как все московские писатели-фронтовики, то я это могу доказать. А тут?

Известно, что неприятелей и прямых врагов у Шукшина хватало, могли найтись и на «Разина»… Иные не угомонились даже после его смерти. Вот что писал, например, Фридрих Г...штейн, ныне покойный, в статье «Алтайский воспитанник московской интеллигенции», имевшей подзаголовок «Вместо некролога»: «Что же представлял из себя этот рано усопший идол? В нём худшие черты алтайского провинциала сочетались с худшими чертами московского интеллигента... В нём было природное бескультурье и ненависть к культуре вообще, мужичья сибирская хитрость Распутина, патологическая ненависть провинциала ко всему на себя не похожему, что закономерно вело его к предельному даже перед лицом массовости явления, юдофобству. От своих приёмных отцов он обучился извращенному эгоизму интеллигента, лицемерию и фразе, способности искренне лгать о вещах, ему незнакомых, понятиям о комплексах, под которыми часто скрывается обычная житейская пакостность».

В 1999 году (Господи, десять лет пролетело!..) Василий Белов прислал мне небольшую, но интересную и хорошо изданную в Вологде книжечку с портретом Василия Шукшина на передней обложке, а на задней его же слова: «Кто бы ты ни был – комбайнёр, академик художник – живи и выкладывайся весь без остатка, старайся много знать, не ходи против совести, старайся быть добрым и великодушным – это будет завидная судьба». Такой и была судьба самого Шукшина.

Книжечка издана к 70-летию со дня рождения писателя, называется она «Светлые души». Это сборник лучших рассказов, поступивших на конкурс его имени. Тут рассказ и самого В. Белова, вернее, отрывок из воспоминаний: как он ходил к Леониду Леонову, как напечатал в журнале «Молодая гвардия» очерк о своей руководящей работе на комсомольской ниве, как ликующий и гордый пришёл в издательство получать первый в жизни литературный заработок и как вдруг... из неприкрытой двери отдела очерка услышал сказанные под добродушный смешок сотрудницы отдела Лили Русаковой слова завотделом Георгия Давидьянца: «Филипок пришёл...».

Я тогда как раз работал в журнале, что, видимо, Василий вспомнил и это побудило его прислать книжечку мне. Он писал в ту пору не только комсомольские очерки, но и комсомольские стихи. Помню, одно из них заканчивалось восклицанием о том, что ради каких-то советских ценностей:

Мы и жизнь не жалели,

А не то, что любовь!

Отдел критики, который я возглавлял, находился в одном кабинете с отделом поэзии, которым тогда руководил Владимир Котов, позже Владимир Цыбин - царство им небесное! - и когда комсомольский поэт заглянул к нам, я сказал ему:

- Вася, что ж ты так о любви-то? Вся мировая поэзия всегда прославляла её, нередко ставила даже выше жизни, а у тебя...

Он задумался...

Но это к слову, а в воспоминаниях меня поразило, как обидел его этот «Филипок»: «Значит, я для них всего лишь герой толстовского рассказа, и это меня приютила всемогущая «Молодая гвардия»! Сердце вдруг застучало... Да, мой рост не позволял стоять на правом фланге, когда дивизион выстраивался на поверку, только ведь и Давидьянц ростом был ничуть не выше...» Но это не утешало. Куда там!«Всего лишь двумя словами я был низвергнут с какой-то солнечной высоты, с гомеровского Олимпа! Будущее померкло... Задуманная повесть представлялась теперь никому не нужной и графоманской. Наверное, зря я выбрал этот Литературный институт, этот жизненный путь...» Вот даже как!

Но - «женская жалость Лили Русаковой показалась мне приторной, я терпеть не мог даже некрасовской жалости к так называемому «угнетенному» классу – крестьянству...» Не верит он, что класс этот был угнетенным, не желает верить! И дальше:«Слёзные надрывы «Орины – матери солдатской» или «Несжатой полосы» были для меня совсем неприемлемы». Ещё удивительней... Какие надрывы? В обоих стихотворениях речь идёт о болезни и смерти, в первом – от восьми лет солдатчины, во втором - от непосильного крестьянского труда, в первом – смерть оплакивает родная мать, во втором – сама природа. Что тут неприемлемого?

Отношение к Некрасову прямо враждебное: «ярославский барин, крестьянский плакальщик»... Впервые слышу такое от писателя-деревенщика. Вот через сколько поколений вылезла классовая вражда крестьянина к барину. Но ведь, дорогой Вася, почти все наши классики ХIХ века были барами, как мы с тобой, да и Шукшин – комсомольскими вожаками, членами партии. Все люди – дети своего времени. Действительно, Пушкин – псковский да ещё нижегородский барин с поместьями и крепостными (почитай книгу Щёголева «Пушкин и мужики»), Лермонтов возрос в имении богатейшей бабки. У Гоголя было свыше 1000 десятин земли и около 400 крепостных душ, что и давало ему возможность годами жить в Германии, Франции, Италии, Швейцарии. Тургенев – орловский барин, А Фет? А Толстой?.. И однако же первый из них пишет:

Здесь барство дикое, без чувства, без закона,

Присвоило себе насильственной лозой

И труд, и собственность, и время земледельца...

Здесь рабство тощее влачится по браздам

Неумолимого владельца...

Надо ли напоминать, что писали другие? Но Белов не хочет знать никакое рабство нищее и никакого сочувствия и жалости к рабам. «То ли дело весёлые коробейники...» - ликует он. Да, занятно читать и петь про коробейников, но это же, друг дорогой, не крестьяне, а мелкие бродячие торговцы. Ну, маленькие абрамовичи. А вот Катя, что «бережно торгуется, всё боится передать», но, в конце концов, однако же отдала всё, что имела, - это крестьянка. Её-то не жалко?

Знает только ночь глубокая,

Как поладили они.

Распрямись ты, рожь высокая,

Тайну свято сохрани.

А ведь если Катя принесёт в подоле от этого весёлого коробейника, как сохранить «святую тайну»? Да и какая тут святость-то? У катиной сестры, у «девы» из стихотворения Пушкина остался на руках «тайный плод любви несчастной». Несчастной, но - любви! А тут никакой любви - чистая торговая сделка: ты мне – я тебе, чем богата. И вот он – через девять месяцев плод. И очень велика вероятность, что Кате выпадет то же самое, что пушкинской героине:

Склонилась, тихо положила

Младенца на порог чужой,

Со страхом очи отвратила

И скрылась в темноте ночной.

А где весёлый коробейник? Он где-то далеко-далеко в другой губернии опять взывает к девичьей жалости:

Пожалей, душа-зазнобушка,

Молодецкого плеча!..

Сто с лишним лет тому назад горьковский Сатин воскликнул со сцены Художественного Общедоступного: «Человек! Надо уважать человека! Не жалеть... не унижать его жалостью... уважать надо!» Конечно, иная жалость унижает, но это вовсе не абсолютный закон, хотя есть и пословица «лучше жить в зависти, чем в жалости». В русском языке слова «жалеть» и «любить» стоят рядом, а порой могут и заменить друг друга. Помните у Твардовского -

...Коротка солдату ночь.

Знать, жену жалеет, любит,

Да не знает, чем помочь...

У Даля читаем: «Жаль, жалость, жальба – состраданье, соболезнованье, сочувство при чужой беде, печаль, грусть, скорбь, сокрушение». Тут же и поговорка ёмкая: «Человек жалью живёт».

И как можно не пожалеть некрасовскую Катю! Она вынуждена, у нее ничего другого, кроме дара природы, нет. А она молода, легкомысленна, хочется приукрасить себя уж не парчой даже, а хотя бы ситчиком. Вот и пошла на такой риск с бродячим абрамовичем.

Но Белов своё: «Лжёте! Мужик не любил, когда его жалеют. Русский крестьянин с древних пор был достаточно горд, спокоен, снисходителен к барину, уряднику и даже царю. Напрасно господа демократы называют крестьянина рабом...» Выстрел мимо.

Ну, допустим, можно было снисходительно относиться к барину (хотя не совсем ясно, в чём это могло выражаться), но такое отношение не мешало ему, барину-то, пороть крестьянина, продавать, менять на породистых собак, заставлять его жену или дочь выкармливать грудью породистых щенков, погашать крестьянской семьёй, а то и целой деревней карточный долг, как когда-то тульский помещик граф Бобринский погасил такой долг уральскому горнозаводчику Демидову моими предками с берегов Непрядвы. И так мои однофамильцы появились и в Нижнем Тагиле. И это всё не рабство? Допустим, можно было загадочно-снисходительно относиться и к царю, которого никогда не видел, но и тому это не помешало, например, отменяя крепостное право, оставить крестьян без земли, а когда, скажем, 9 января 1905 года питерские рабочие, то есть вчерашние крестьяне, с хоругвями и его портретами пошли к царю искать защиты от кровососов вроде Чубайса и Черномырдина, это не помешало ему встретить их картечью. Допустим также, что можно быть очень гордым, можно не считать себя рабом, но рабство-то с древних пор было настоящее, узаконенное. И только одно утешение здесь: в реакционной России («Жандарм Европы») его отменили раньше, чем в прогрессивной Америке (статуя Свободы), где захватническое, чужеземное, иноязыкое рабство было ещё тяжелей.

Право, от суждений писателя о весёлых коробейниках да от его отрицания угнетённости крестьян на меня повеяло духом давних-предавних его стихов, упоминавшихся выше: «Мы и жизнь не жалели...».

В.С. БУШИН

  (Окончание следует)

Если не знаешь,

как играть – играй странно!

Александр Абдулов

Давно известно, что если американцы снимают исторический фильм, то от истории, настоящей истории изображаемых событий, ничего не остается. Все будет переврано, переделано «по вкусу» создателей. От исторических фактов даже тени не останется. А уж если исторический фильм ставится голливудскими вивисекторами по мотивам какой-нибудь книги, то автору сей книги остается только застрелиться или перевернуться в гробу, поскольку «режиссеры» так эту книгу извратят, так над ней надругаются, что лучше уж попросту бы ее сожгли, чем так измываться над трудом писателя и историей.

В Голливуде подобное «кино» именуется «зрительским». Мол, глубоко фиолетово, что сюжет «исторического» фильма не только не соответствует, но вопиюще противоречит фактам истории, глубоко «по барабану», что от книги (по мотивам которой якобы снимался фильм) нет ничего, кроме, в лучшем случае, названия. Зато куча спецэффектов и компьютерной анимации, море «зрелищных» сцен, секс, кровь и «чернуха». Фильм будет смотреться легко - зрителю не нужно напрягать свое серое мозговое вещество, думать, анализировать, сопереживать, а можно тупо смотреть на экран и жевать «поп-корн», запивая «пепси-колой». Чему научат такие «фильмы», понятно каждому. Чувства вкуса зрителю они не прибавят и научно-культурный кругозор не расширят, как и не улучшат знания истории и литературы. Зато увеличат банковский счет режиссеров, кинокомпаний и сотворят очередную когорту «звезд» и «звездочек». Наверное, именно поэтому американский президент-убийца не мог найти на карте мира Афганистан, а сам штатовский «демос» известен своим дремучим невежеством не только в географии, но и в мировой истории, литературе, культуре. Других людей и не воспитать на том кинодерьме, которое массово штампуется Голливудом для дальнейшего культивирования среди «плебеев» и выкачивания из оных колоссальных денежных средств.

Одна моя знакомая просто плешь мне проела своим восхищением по поводу голливудского фильма «Троя». Того самого, где Ахилла играет Брэд Питт, а Приама – Питер О’Тулл. «Ах, какой восхитительный фильм! Ах, какие потрясающие спецэффекты! Ах, какая сильная игра актеров и какая тонкая и своеобразная передача гомеровского эпоса! Удивительный фильм!». Наконец, я решил: ладно, посмотрю я эту голливудскую «Трою»! Может, и правда «америкосы», наконец, сняли хороший фильм? В конце концов, чтобы иметь свое мнение, нужно фильм посмотреть. Посмотрел. И правда, фильм впечатляет и удивляет! Так надругаться над Гомером и его «Илиадой», так извратить весь греческий пласт мифов о троянской войне никто лучше Голливуда не смог бы! По бреду и несоответствию истории (изложенной Гомером) этот «шедевр» Голливуда уверенно получает пятнадцать баллов по десятибалльной шкале. Это ж надо было так постараться, чтобы из шедевра мировой классики литературы сотворить бурду, годную для показа в аудитории особей, не имеющих ни малейшего представления ни о Гомере, ни о Троянской войне, ни об истории тех седых времен! Я, будучи (с младых ногтей) страстным почитателем античной истории и, в частности, Троянской войны, античной литературы, с трудом заставил себя досмотреть этот бред до конца. А потом пожалел, что нельзя нынче собрать ахейское ополчение, отплыть к берегам Штатов и разнести этот поганый Голливуд, так измывающийся над европейской историей и литературой.

Об «игре» актеров говорить не стану. Там не о чем говорить в принципе. Это просто безликие «качковидные» статисты, выполняющие механически разные примитивные действия. Ни симпатий, ни антипатий, ни каких-либо чувств они своей игрой не вызывают. Им не сопереживаешь, их не ненавидишь. Они безразличны. И зачем О’Тулл согласился на эту роль? Я помню его в «Как украсть миллион». Но после «Трои» мне стыдно за него.

В «плюсы» фильма можно отнести только и правда зрелищные спецэффекты и компьютерную анимацию. Но ведь качественное кино – это не изыски очкастых программистов. К тому же, имея миллиарды, Голливуд всегда пользовался услугами «спецэффектов». Этим уже никого не удивить. Зато все остальное в этой голливудской «Трое»… Волосы дыбом встают.

Не буду говорить об одежде героев, их оружии и бастионах самой Трои. Фантазия режиссера явно пошла вразрез с историей (о которой он имеет, судя по всему, самое смутное представление). Ахейцы и троянцы от шеи до бедер закованы в броню, которая появится лишь много веков спустя, в битвах при Платеях, Марафоне и в походах Александра Великого. В эпоху Троянской же войны воины (в лучшем случае!), кроме набедренных тряпок, плаща и подобия туники, имели еще «панцирь» из сыромятной кожи да пары бронзовых блях на нем. Полное вооружение – оббитый бронзой щит, бронзовый шлем, меч и копье – могли позволить себе только вожди да профессиональные убийцы вроде Ахилла и Аяксов. Масса же простых ахейских «зольдаттен» была вооружена… э… много хуже. Слава Зевсу, что нам не показали катапульты и осадные машины времен штурма Карфагена когортами Сципиона! И на том спасибо!

Не буду говорить и о лексике. «Генерал Агамемнон», «батальоны Аполлона»… не думаю, что почти четыре тысячи лет назад ахейские и троянские головорезы, резавшие друг другу глотки у стен Трои, знали слова «генерал» и «батальоны». Но это все мелочи! Настоящий бред куда страшнее!

Итак, сюжет голливудской «Трои». Злобный и кровожадный царь Агамемнон, одержимый маниакальной жаждой власти, сколачивает ахейские племена в «империю» (это, по мнению Голливуда, очень «страшное» преступление перед «демократией» и «толерантностью»). На этом фоне троянский «принц» Парис, гостивший у царя Спарты Менелая в честь подписания мирного договора между Спартой и Троей, заводит любовные шашни с женой последнего – Еленой. А потом смывается к себе домой вместе с ней. Взбешенный Менелай (а он должен быть рад этому и стать «свингером»??) горит жаждой мести и просит о помощи своего брата Агамемнона. Тот рад – есть повод напасть на Трою и включить ее в состав своей «империи».

По всей Греции собираются войска и герои. Идет на войну и Ахилл, изображенный профессиональным мясником, которого кроме битв и личной славы ничего не волнует. Стотысячная армия ахейцев приплывает к Трое и в первом же бою вырезает троянские заградотряды, разоряет храм Аполлона, и Ахилл берет себе в «секс-наложницы» Бресеиду – племянницу царя Трои и жрицу Аполлона. Из-за нее между Ахиллом и Агамемноном возникает конфликт.

Затем нам показывают грандиозную битву у стен Трои, в результате которой Гектор убивает Менелая и Аякса, а троянцы разделывают «под орех» ахейские толпы. Бой у ахейских кораблей, в результате которого гибнет Патрокл – «кузен» Ахилла. Поединок Гектора и Ахилла. Процедуру ввода Троянского Коня, нашпигованного ахейскими гоплитами, в Трою, резню и разорение города, гибель Агамемнона от руки Бресииды, а Ахилла от стрел Париса на глазах Бресииды же. Все это «сдобрено» «философскими» рассуждениями героев фильма о «жизни» и парой эротических сцен. Десять лет войны вместились в несколько часов голливудской фантазии.

Понимаю, что бюджет фильма и полное незнание гомеровской «Илиады» не дали режиссеру возможности показать, как Одиссей (при помощи хитрости с имитацией нападения врагов) раскрыл Ахилла, прячущегося под женскими одеждами от мобилизации в ахейскую армию, как первый раз поход греков был неудачным – буря разметала их корабли и Агамемнону пришлось принести в жертву свою дочь Ифегению, чтобы Посейдон дал во второй раз возможность ахейцам доплыть до Трои. Что первым на троянский берег высадился не Ахилл, а Одиссей, виртуозно бросивший щит на песок и спрыгнувший с корабля прямехонько на этот самый щит, чем обошел пророчество богов – первый из ахейцев, кто ступит на землю Трои, будет убит. Что не Парис предостерегал Приама от ввода в город Троянского Коня, а жрец Лаокоон, за что и был сожран (вместе с сыновьями) змеями, посланными богами и скрывшимися затем в храме Афины. Ну и еще много важных фактов, изложенных Гомером, не нашли своего отражения в этом фильме. Видать, режиссер решил: а на фиг придерживаться гомеровской «Илиады», лучше обращусь к своей извращенной фантазии.

Это все тоже «мелочи». Куда нелепее иные моменты «фильма». Возник (лично у меня) вопрос: а голливудский режиссер «Илиаду» вообще читал, прежде, чем ставить свой киномаразм? А с мифологией греков знаком, хоть отдаленно? Или все он читал, но решил цинично извратить?!

Гектор убил Менелая и Аякса?! Но Менелай дожил до конца Троянской войны, а потом долго скитался, по воле богов, по бассейну Эгейского моря. Аякс (кстати, их было два – Теламонид и Оилид, «Большой» и «Маленький» Аяксы) был не убит, а покончил с собой, когда Одиссей опозорил его в споре с наследованием доспехов Ахилла. Между прочим, именно этот Аякс вынес с поля боя тело убитого Ахилла. Второй же Аякс благополучно пережил войну, на руинах Трои обесчестил Кассандру (дочь Приама) и погиб позднее от своего бахвальства, когда Посейдон, придя в ярость от наглости «малыша», сбросил того в море вместе со скалой. Так что не убивал Гектор Аякса в бою. Не убивал он и Менелая. И Аяксов было два, а не один.

Бресеида убила Агамемнона?! Да режиссер вообще знаком с эпосом о Троянской войне? Агамемнон будет убит много лет спустя после падения Трои своим двоюродным братом Эгисфом, соблазнившим его жену Клитеместру и ставшим царем Микен.

Гибель Патрокла (не «кузена» Ахилла, а просто его друга), изображенная голливудским сапожником, также не соответствует гомеровским фактам. В фильме его убил Гектор, спутав якобы с Ахиллом, и потом искренне сожалевший о смерти мальчика. Ага, ЩАС! Патрокл угрохал несколько десятков троянцев в том бою и сам Гектор хотел уже убежать от него. Но Аполлон ударил Патрокла в спину. Доспехи Ахилла упали с Патрокла. Он ослабел. Гектор увидел, что это не Ахилл и, на пару со своим копейщиком Эвфорбом, искромсал Патрокла.

Ну а уж смерть самого Ахилла в фильме не выдерживает никакой критики! Режиссер попросту «не в курсах» о том, как закончил свою жизнь бессмертный, но «впяткууязвимый» герой ахейской армии. В фильме он гибнет от стрел Париса в уже горящей Трое, гламурно порассуждав о любви с Бресеидой. О, Зевс и все боги Олимпа! Ахилл погиб от стрелы Париса еще до падения Трои. Он убил эфиопского царя Мемнона (союзника Трои) и решил в одиночку ворваться в город. Путь Ахиллу преградил сам Аполлон. Ахилл пообещал проткнуть бога копьем, если тот не уйдет с пути. В ответ бог направил стрелу Париса в пятку Ахилла. Умирая у ворот Трои, Ахилл проклял город и всех его обитателей. Труп Ахилла вынес из битвы на своих плечах Аякс Теламонид (тот самый, который, по замыслу режиссера фильма, «откинул лыжи» еще в первой битве от меча Гектора).

Вот так Голливуд надругался в фильме «Троя» над Гомером, «Илиадой» и историей. Согласен, что все события Троянской войны известны нам (во многом) именно по бессмертным творениям Гомера – «Илиаде» и «Одиссее». Так, может быть, имело смысл не извращаться и глумиться над Гомером, а попросту прочитать его эпос о Троянской войне, прежде, чем ставить фильм?

А вот такие «Трои» в российском прокате делают и из наших людей теледебилов, которые «знают» об истории и литературе исключительно по голливудскому киномаразму. Как гражданин В. из города Тольятти. Он был возмущен тем, что в фильме не показали Спартака. На вопрос о том, при чем же здесь Спартак, В. ответил: «А как же?! Ведь Спарта воевала против Трои! А Спарта – это лагерь восставших гладиаторов Спартака!». Такие вот последствия в культуре и эрудиции наших граждан оставляет голливудская «Троя».

Г. ЗНАМЕНСКИЙ