С хрущёвских времён принято считать репрессированных накануне Великой Отечественной войны советских военачальников безвинно пострадавшими «военными гениями». Так ли это? Рассмотрим в качестве примера деятельность маршала В.К. Блюхера. В 30-х годах прошлого века в воздухе ощутимо запахло новой мировой войной. Среди тех, кто готовился принять активное участие в очередном переделе мира, была и Япония. Сосредоточив свои усилия на экспансии в раздираемый хаосом гражданской войны Китай, она быстро добилась ощутимых успехов. В сентябре 1931 года началась агрессия Японии в Маньчжурии, а уже 1 марта следующего года там было провозглашено марионеточное государство Маньчжоу-Го.

Однако при дальнейшем расширении зоны своего влияния Страна Восходящего Солнца должна была неизбежно столкнуться с интересами других великих держав — США, Англии и СССР. Следовало решить, с кем из них воевать в первую очередь? Наиболее слабым из потенциальных противников выглядел Советский Союз. Японские вооружённые силы уже имели опыт победы в войне 1904-1905 годов. В гражданскую войну японские интервенты ушли из Сибири и с Дальнего Востока фактически непобеждёнными, из-за противоречий с США. Тем не менее, японцы понимали, что их северный сосед обладает огромным потенциалом. Надо было выяснить, научились ли русские воевать в новых условиях, в эпоху танков и самолётов. Сделать это можно было единственным способом — на поле боя.

Для проверки прочности советских рубежей был выбран участок границы в районе Владивостока — цепь сопок, отделяющих озеро Хасан от поймы реки Тюмень-Ула. Согласно Хунчунскому протоколу, заключённому между Россией и Китаем в 1886 году, граница должна была проходить по гребням сопок. Однако японцы намерены были сдвинуть её к берегу озера, поскольку вершины сопок позволяли контролировать проходившие с советской стороны железную и шоссейные дороги.

Ещё летом 1929 года во время советско-китайского конфликта в районе Китайско-Восточной железной дороги для защиты дальневосточных рубежей нашей страны была сформирована Особая Краснознамённая Дальневосточная армия (ОКДВА). 17 мая 1935 года на её базе был создан Дальневосточный военный округ, однако уже 2 июня он был преобразован обратно в армию с сохранением за ней функций военного округа. Наконец 28 июня 1938 года приказом наркома обороны №0107 в связи с обострением советско-японских отношений на базе ОКДВА был создан Дальневосточный фронт. При всех этих переименованиях и переформированиях неизменным оставалось одно — командующий. С самого начала им был «легендарный герой гражданской войны» В.К. Блюхер. Первый кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды, Маршал Советского Союза, Василий Константинович по праву считался среди советских военачальников специалистом по Дальнему Востоку. В 1921-1922 годах он был военным министром и главкомом Народно-революционной армии Дальневосточной республики. В 1924—1927 годах, вплоть до разрыва советско-китайских отношений, — главным военным советником в этой стране. Наконец, именно под его командованием в 1929 году части Красной Армии победили китайские войска в столкновении на КВЖД.

Тем не менее опыта войны против современной армии командующий не имел. Кроме того, к 1938 году это был уже далеко не тот лихой полководец, как прежде. Чувствуя себя фактическим правителем обширного края, Блюхер постепенно привык к спокойной и вольготной жизни вдали от московского начальства. Герой Гражданской войны пристрастился к обильным возлияниям в компании подхалимов и прихлебателей. В 1932 году он женился в третий раз на 17-летней Глафире Безверховой (самому Блюхеру к тому моменту было уже 42 года). Впрочем, сам по себе этот факт не был особо предосудительным. Недаром, как гласит легенда, когда во время Великой Отечественной войны Сталину доложили об амурных похождениях одного из генералов, Верховный главнокомандующий изрёк: «Что дэлать будэм? Завыдовать будэм!». Главное, чтобы не страдало порученное дело. А в данном случае оно страдало. За девять лет своего командования Блюхер так и не удосужился соорудить автомобильную дорогу вдоль Транссибирской магистрали. В результате в случае серьёзной войны достаточно было японским диверсантам взорвать пару мостов или тоннелей, чтобы полностью дезорганизовать снабжение советских войск. Впоследствии новый командующий Дальневосточным фронтом генерал И.Р. Апанасенко построит такую дорогу всего за полгода.

Вверенные попечению Блюхера войска постепенно деградировали. Вместо боевой подготовки красноармейцев постоянно отвлекали на разнообразные хозяйственные работы. Когда в мае 1938 года, в преддверии возможного конфликта с японцами, из Москвы категорически потребовали вернуть к 1 июля всех откомандированных бойцов в свои части, это сделано не было. Танкисты не знали своих машин, авиация ОКДВА также отличалась низкой боеспособностью.

Между тем, в Москву из года в год шли бодрые рапорты об успехах, росте боевой и политической подготовки воинов-дальневосточников. В таком же духе был выдержан и многочасовой доклад Блюхера, сделанный им на заседании Главного военного совета 28-31 мая 1938 года.

Утром 13 июня 1938 года к японцам перебежал начальник управления НКВД по Дальневосточному краю комиссар госбезопасности 3-го ранга Генрих Люшков. Выслуживаясь перед новыми хозяевами, он подробно рассказал о дислокации советских войск, о кодах, применявшихся в военных сообщениях, передал прихваченные с собой шифры радиосвязи, списки и оперативные документы.

Два дня спустя японский поверенный в делах в СССР Ниси, явившись в наркомат иностранных дел, официально потребовал вывода советских пограничников с высот в районе озера Хасан и передачи указанной территории японцам. 20 июля японский посол в Москве М. Сигэмицу повторил притязания своего правительства. При этом он заявил, что если условия Японии не будут выполнены, она применит силу.

Советское руководство прекрасно сознавало, что на подобные требования может быть лишь один адекватный ответ. 22 июля нарком обороны К.Е. Ворошилов отдал директиву о приведении Дальневосточного фронта в боевую готовность. Однако подобный оборот событий отнюдь не вызвал энтузиазма у Блюхера, поведение которого в сложившейся ситуации больше всего напоминало поведение общественника Бунши из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», готового сдать Кемскую волость шведам, лишь бы те оставили его в покое.

Мечтая поскорее вернуться к бутылкам и молодой жене, маршал решил самовольно заняться «мирным урегулированием» конфликта. 24 июля, втайне от своего собственного штаба, а также от находившихся в Хабаровске замнаркома внутренних дел Фриновского и замнаркома обороны Мехлиса он отправил комиссию на высоту Заозёрная. В результате «расследования», произведённого без привлечения начальника местного пограничного участка, комиссия установила, что в возникновении конфликта виновны наши пограничники, якобы нарушившие границу на 3 метра. Совершив этот достойный нынешних «миротворцев» вроде Шеварднадзе и Лебедя поступок, Блюхер отправил телеграмму наркому обороны, в которой потребовал немедленного ареста начальника погранучастка и других «виновных в провоцировании конфликта». Однако эта «мирная инициатива» не встретила понимания в Москве, откуда последовало строгое указание прекратить возню с комиссиями и выполнять решения Советского правительства об организации отпора японцам.

Тем временем рано утром 29 июля две японские роты перешли государственную границу, атаковав наш пограничный пост на высоте Безымянная, обороняемый 11 пограничниками. В ходе ожесточённого боя им удалось овладеть высотой, однако подошедший резерв пограничников и стрелковая рота выбили японцев обратно. Два дня спустя последовала новая попытка. В 3 часа утра 31 июля японцы открыли артиллерийский огонь и силами двух пехотных полков перешли в наступление на высоты Заозёрная и Безымянная, которые и были ими заняты после четырёхчасового боя. Произошло это в основном из-за того, что не было принято действенных мер для поддержки пограничников полевыми войсками, которые в этот момент находились в 30-40 км от района боёв.

Тем временем Блюхер фактически саботировал организацию вооружённого отпора вторгшимся агрессорам. Дело дошло до того, что 1 августа при разговоре по прямому проводу Сталин задал ему риторический вопрос: «Скажите, товарищ Блюхер, честно, — есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля».

Однако, выехав на место событий, маршал только мешал своим подчинённым. В частности, он упорно отказывался использовать против японцев авиацию под предлогом опасения нанести урон мирному корейскому населению сопредельной полосы. При этом, несмотря на наличие нормально работающей телеграфной связи, Блюхер в течение трёх суток уклонялся от разговора по прямому проводу с наркомом Ворошиловым.

Выбить японские войска с нашей территории было поручено 39-му стрелковому корпусу. Командиром его по приказу из Москвы был назначен комкор Г.М. Штерн, бывший до этого у Блюхера начальником штаба. 2-3 августа была предпринята попытка взять обратно захваченные высоты, которая закончилась неудачей. Наконец, 6 августа, подтянув дополнительные силы, советские войска перешли в решительное наступление и к 9 августа очистили нашу территорию от японцев. На следующий день японское правительство предложило начать переговоры, и 11 августа боевые действия между советскими и японскими войсками были прекращены. Анализируя ход военных действий, следует отметить, что советские войска выступили к границе по боевой тревоге совершенно неподготовленными. Ряд артиллерийских батарей оказались в зоне боевых действий без снарядов, запасные стволы к пулеметам заранее не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а многие бойцы и даже одно из стрелковых подразделений 32-й дивизии прибыли на фронт вовсе без винтовок. Командирам и штабам не хватало карт района конфликта. Все рода войск, в особенности пехота, обнаружили неумение действовать на поле боя, маневрировать, сочетать движение и огонь, применяться к местности, изобилующей горами и сопками. Танковые части были использованы также неумело, вследствие чего понесли большой урон в материальной части.

В результате советская сторона потеряла убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести 960 человек, ранеными и заболевшими — 3279 человек. Японские потери составили 650 человек убитыми и около 2500 ранеными. Если учесть, что советские войска использовали авиацию и танки, а японцы нет, соотношение потерь должно было быть совсем другим.

А ведь боевые действия шли при полном нашем господстве в воздухе. В частности, вечером 6 августа по японским позициям отбомбились 60 тяжёлых четырёхмоторных бомбардировщиков ТБ-3. По свидетельствам очевидцев, эффект применения туполевских машин был потрясающий. Вот что вспоминал позднее командир орудия сержант Тосио Огава:

«Когда я увидел надвигающуюся армаду четырехмоторных русских самолётов, мне стало не по себе. Я сразу понял, что многие из нас после этой бомбёжки вряд ли увидят завтрашний рассвет. Признаюсь, мне стало страшно. С приближением тяжёлых бомбардировщиков гул их моторов становился всё более давящим и, оглянувшись, я заметил, как многие мои товарищи мечутся в поисках укрытий. Некоторые ложились на землю лицом вниз и затыкали уши, кто-то сворачивался калачиком, другие, не выдержав напряжения, бросились бежать в тыл. Троих из них тут же застрелили офицеры штаба нашего дивизиона, а одному мечом отрубил голову лейтенант Итоги.

К сожалению, более или менее должным образом были оборудованы только передовые позиции на господствующих высотах, а наш гаубичный дивизион находился практически на ровном месте. Ситуация усугублялась тем, что наши офицеры были не меньше нас, рядовых, потрясены разворачивающейся трагедией и сами не знали, что надо делать. Видимо, в вышестоящих штабах посчитали, что не стоит информировать личный состав строевых частей о возможностях авиации противника.

Тем временем самолёты оказались над нашими головами, и в следующее мгновение мы услышали нарастающий свист падающих бомб. Их было так много, а вой рассекаемого фугасками воздуха нарастал так быстро, что уже через пару секунд в нём потонули звуки выстрелов наших немногочисленных зениток.

Спустя мгновение на нас обрушился ураган бомбовых разрывов. Наши позиции трясло как при 12-бальном землетрясении. Первый удар взрывной волны я встретил, напрягшись, но затем меня швыряло, как тряпичную куклу, и только в первый момент я почувствовал боль от того, что при падении ударился коленом о землю. Меня подбрасывало раз за разом, а я даже не пытался удержаться на земле, хватаясь за камни и малейшие неровности грунта. Все мои мышцы были как будто из сырой глины. Я хотел посмотреть, что происходит вокруг меня, но ничего не увидел, так как всё вокруг заволокло пылью и дымом, сквозь который то впереди, то где-то сбоку вспыхивали молнии всё новых и новых разрывов. Видимо я был сильно контужен, так как ничего не слышал. Впрочем, вряд ли в то момент я хотел что-то слышать. В голове билась только одна мысль: когда же закончится весь этот ужас? Однако он продолжался как ни в чем не бывало и в какой-то момент как далёкая надежда мелькнула мысль, что запас бомб на самолётах не бесконечен. Внезапно всё прекратилось.

...Пыль медленно оседала на землю, и постепенно я стал видеть небо над головой. Тишина была оглушающая. Первым, кого я увидел, был хохотавший над чем-то лейтенант Итоги. Последний раз, когда я его видел перед бомбёжкой, он был безукоризненно одет с окровавленным самурайским мечом в правой руке и белым платком в левой. Теперь же он был грязнее последнего нищего. Поначалу я подумал, что налёт вражеских бомбардировщиков всё же не нанёс нам существенного урона и лейтенант смеется над противником. Однако в следующее мгновение я понял, что всё гораздо трагичнее. Рядом валялась перевёрнутая гаубица, передок и убитые кони. Снаряды и зарядные гильзы были разбросаны. Я по-прежнему ничего не слышал, но, попытавшись встать, понял, что это выше моих сил. Меня замутило и я остался лежать. Вид безмолвно хохочущего лейтенанта Итоги был настолько страшен, что я закрыл глаза. В это момент ко мне начал возвращаться слух, и первое, что я услышал, был душераздирающий смех лейтенанта Итоги... ...Позже, находясь в госпитале, я узнал, что из нашего дивизиона остались в живых только двое — я и лейтенант Итоги...»

Советские лётчики едва не ухитрились развязать химическую войну:

«2 августа советская авиация начала работать с раннего утра. Весь день в воздухе «висели» Р-Зеты 21-й и 59-й эскадрилий. Они поодиночке вели разведку района боевых действий и соседних участков границы. К сожалению, туман мешал и наблюдению, и бомбометанию. В семь утра к Заозёрной вышли 22 СБ, 17 ССС, 7 Р-Зет и 13 И-15, но экипажи побоялись в тумане поразить своих и вернулись. Некоторые документы говорят, что в этом вылете участвовала также 4-я эскадрилья 53-й бригады на самолётах Р-10, которую вел комбриг Бондаренко. Якобы именно они по ошибке несли к Заозёрной вместо осколочных химические бомбы. Но в большинстве других бумаг, в том числе в итоговом отчёте, эта оплошность, которая, возможно, повлекла бы за собой неприятные политические последствия, приписывается группе И-15.

Осколочно-химические бомбы АОХ-10 подвесили вместо обычных осколочных АО-10. Расследование показало, что отправленный на склад за боеприпасами старший лейтенант отобрал бомбы согласно накладной просто по внешнему виду, не глядя на маркировку. Впрочем, он в ней просто ничего не понимал, как и обслуживающий персонал склада, включая его начальника. Никто из них не мог отличить АО-10 от АОХ-10.

На обратном пути самолёты сбросили часть неиспользованных бомб на одном из полигонов (при этом некоторые взорвались за его границами), часть — в озеро Талым и в бухту на побережье океана. Два звена сели с бомбами, лишь на допросах узнав, что же они возили к Заозёрной. Удивительно, что даже после этого одну химическую бомбу умудрились потерять на аэродроме! Когда авиация покинула передовые площадки, на нее случайно наткнулись армейские разведчики и решили подорвать там же, где и нашли. Ядовитое облако понесло на автомобильную трассу, и только чудом никто не пострадал».

Как часто бывало в нашей истории, за разгильдяйство высшего военного начальства и плохую подготовку солдат расплачивались своим героизмом командиры подразделений. Об этом, в частности, свидетельствуют большие потери комсостава— 152 убитых командира и 178 младших командиров.

Тем не менее, советская пропаганда представила результаты столкновения на Хасане как победу Красной Армии. Страна чествовала своих героев. И действительно, формально поле боя осталось за нами, однако следует иметь в виду, что японцы не особенно старались удержать высоты за собой.

Что же касается главного «героя», то его также ожидала заслуженная награда. После завершения боевых действий Блюхер был вызван в Москву, где 31 августа 1938 года под председательством Ворошилова состоялось заседание Главного военного совета РККА в составе членов военного совета Сталина, Щаденко, Буденного, Шапошникова, Кулика, Локтионова, Блюхера и Павлова с участием Председателя СНК СССР Молотова и замнаркома внутренних дел Фриновского, рассмотревшее вопрос о событиях в районе озера Хасан и действиях командующего Дальневосточным фронтом. В результате Блюхер был снят с должности, арестован и 9 ноября 1938 года расстрелян (по другой версии, он умер во время следствия).

Учитывая печальный опыт блюхеровского руководства, было принято решение не сосредоточивать командование советскими войсками на Дальнем Востоке в одних руках. На месте Дальневосточного фронта были созданы две отдельные армии, непосредственно подчинённые наркому обороны, а также Забайкальский военный округ.

Возникает вопрос, были ли действия Блюхера обыкновенным разгильдяйством или же они являлись сознательным саботажем и вредительством? Поскольку материалы следственного дела до сих пор засекречены, однозначно ответить на подобный вопрос мы не можем. Однако считать версию о предательстве Блюхера заведомо ложной тоже нельзя. Так, ещё 14 декабря 1937 года советский разведчик Рихард Зорге сообщал из Японии:

«Ведутся, например, серьёзные разговоры о том, что есть основания рассчитывать на сепаратистские настроения маршала Блюхера, а потому в результате первого решительного удара можно будет достигнуть с ним мира на благоприятных для Японии условиях». О наличии оппозиционно настроенной группы в командовании Дальневосточного фронта рассказывал японцам и перебежчик Люшков.

Что же касается якобы невозможности измены столь заслуженного революционного командира, то история знает немало подобных примеров. Так, перебегали на сторону противника генералы Французской республики Дюмурье и Моро. Подобным же образом в 1814 году предали Наполеона его маршалы. А уж о заговоре немецких генералов против Гитлера и говорить не приходится, хотя многие из них имели перед Третьим рейхом заслуги никак не меньшие, чем Блюхер перед СССР.

С точки зрения японского командования, разведка боем прошла довольно успешно. Выяснилось, что русские по-прежнему воюют плохо, даже в условиях численного и технического превосходства. Однако ввиду незначительности масштабов столкновения в Токио решили провести новую пробу сил, которая и состоялась в следующем году на реке Халхин-Гол. Вопреки стенаниям обличителей Сталина насчёт «обезглавивших» Красную Армию массовых репрессий выяснилось, что советские войска на Дальнем Востоке явно повысили свою боеспособность.

Пролетают годы, и все дальше и дальше уходит от нас то время, когда горела земля, когда ненавистные фашисты топтали своими грязными сапогами нашу землю.

Целые поколения лежат в солдатских могилах. А в городах и селах стоят обелиски – увековеченная память о человеческом мужестве... Стоит в бронзе солдат, горит Вечный огонь – все это о них, спящих вечным сном в братских и одиноких могилах, на полях Европы...

Мы, дети войны, хорошо запомнили те ужасы, а поэтому сегодня низко склоняем головы перед памятью павших. Поклоняемся и тем, кто прошел по грозным дорогам войны, вернулся на родную землю и сегодня еще с нами.

Мой отец – Никита Сидорович Штурба – участник боевых действий. Нынче он похоронен на одном из кладбищ города Хмельницкого.

В 85 лет, уже со слабым здоровьем, как-то сказал мне: «Галя, ты много знаешь о моих фронтовых днях, о действиях партизанских отрядов Пороховского, Михайлюка, расскажи это все моей правнучке Светланке, моим внукам Андрейке и Сережке. Иди в школы, училища и на воспитательных часах рассказывай о той страшной войне. Читай детям мои письма-треугольники, которые я писал вам иногда на коленях в окопах, а бывало – и на лазаретной койке. А когда будете идти на мою могилу, несите красные гвоздики. Легенда гласит, что гвоздики – это капли крови, пролитой в боях». Отец действительно пролил свою кровь на фронтах: частичку челюсти оставил в Румынии, часть надбровья – где-то в Чехии, а часть руки – на земле Словении...

32 письма-треугольника и боевые листовки оставил нам, его детям, внукам и правнукам, в память о том, как завоевывалась Победа над врагом. На каждой солдатской листовке слова: «Смерть немецким оккупантам!» или «Вперед! За Победу!» Эти листки пожелтели за давностью лет. Но как они нам дороги! Ведь в них – история нашей Родины, история наших дедов, отцов, братьев, сестер и матерей.

Позволю себе процитировать несколько выдержек из этих солдатских треугольников.

25 июля 1944 г., Румыния.

«Галя, раньше у меня было больше времени и мог написать вам всем письма, а теперь я очень занят... Потому что идет война. Война страшная. Но придет скоро другое время, тогда иное дело, ибо теперь все время мы в походе, бьем проклятых фрицев. Скоро эта проклятая война закончится. Но пока надо повоевать... чтобы покончить с врагом».

30 ноября 1944 года.

«Ксеня, береги детей... Придет скоро время и можно будет рассказать вам все, все, а пока надо спешить туда, куда зовут нас, солдат, куда посылает Родина, наш долг зовет защищать ее...».

25 декабря 1944 года, Венгрия.

«Мои родные! Я снова после ранения нахожусь на фронте и выполняю свой долг, который поставила перед нами история, и когда выполним его, заживем новой жизнью. А сейчас нужно идти вперед за победу! Мой путь идет в Чехословакию...».

9 мая 1945 года, Венгрия.

«Родные мои! Поздравляю вас всех с всенародным праздником – Днем Победы! Пришел, наконец, день, когда мы разгромили врага проклятого. Сегодня здесь, в Дебринцене, празднуют венгры торжественно, но я думаю, что народы нашей страны сегодня, завтра и т.д. будут праздновать лучше. Вот только мне выпала участь в этот день лежать на койке госпитальной...».

Вернулся отец с Великой Отечественной войны инвалидом – трижды был ранен, контужен, левой рукой до конца жизни не мог поднять кусок хлеба, не было части челюсти и надбровья, вся спина усеяна осколками, оставшимися в теле и дававшими о себе знать, особенно в последние дни жизни. После войны был перевёзен из госпиталя в Венгрии в Ташкент и вернулся домой только в 1946 году. Но не падал духом, а говорил: «Родные мои, я солдат. А солдат – всегда солдат, должен быть в строю!»

Спустя некоторое время он действительно встал в строй педагогов – как раз перед войной окончил Новгородский учительский институт. И так с 1947-го по 1972 год работал педагогом, директором школы, учил детей добрым делам, был для них и для своих педагогических коллективов примером. Об этом могут сказать те, кто с ним рядом работал.

В одном из треугольников он просил, чтобы мы хорошо учились. Мы не подвели отца-фронтовика и мать-подпольщицу. Я стала педагогом, работала в партийных и советских органах, сестра Валентина – кандидат медицинских наук, оба ее сына – тоже научные медицинские работники.

Вот такая коротенькая история длинной жизни солдата Великой Отечественной войны, одного из миллионов творцов Великой Победы.

Галина ШТУРБА, «Коммунист», №41, 2010 г., Киев

60-х годах на лекции полковник рассказывал, что Голда Меир – секретарь Киевского обкома, а Моше Даян окончил нашу Академию Генштаба. Так и сейчас  некоторые авторы пишут в газету, повторяя старые байки и анекдоты хрущевской поры, хотя Ю.М. Мухин постоянно их разоблачает в своих книгах. Вместо того, чтобы прямо сказать, что враг был сильнее, наглее, опытнее и лучше снабжён всей Европой, врут на Сталина, на внезапность. Какая внезапность?

Капитан Б.К. Бланк отозван был из Военной Электротехнической Академии им. Будённого в 72 отд. радиобатальон с приказом 12 июня 1941 выйти на позиции и к 19 июня доложить командиру 2 корпуса ПВО генерал-майору М.М. Просветкину.

Ещё в 1940 г. из 28 радиополка ВНОС (Баку) прибыло в 72 ОРБ 80 бойцов, а весной 41 г. - 50 радистов из ЛенВО. РУС-1 уже в войне с белофиннами участвовали – засекли 600 пролетов самолетов с синими свастиками. А Жданович опять пишет, что никто не знал, никто не ведал. Две импульсно-режимные РУС-2, изготовленные в Московском НИИ-20, проходили госиспытания в Токсово в 1940 году с вращающимися кабинами. В серию пошли 24 июня 1941 г. Задержки из-за проблем со смазкой подшипников и порчи бензопроводов ЗИС-5, на которых она была установлена. Силовые генераторы на ЗИС-6. Именно на РУС-2 23 июля 1941 г. оператор рядовой Н.Н. Яковлев засёк 50 бомбардировщиков и доложил кому надо. А для этого была связь-станция РДТ-1 и радиостанция РС-11АК. РЛС «Редут» - одна кабина (вращается только антенна). Дальность обнаружения наращивалась в годы войны – 120, 150, 200, 270 км (1943 г.), превосходя западные аналоги. Так же постепенно учились и операторы – по форме сигнала определяли количество целей. В августе 41-го «Редут» сменили РУС-1, имевшие постоянное излучение. 6 ноября 1941 г. семь ПЕ-2 и 10 МИГ-3 уничтожили 25 «юнкерсов» на аэродроме Сиверская, т.к. военный инженер 3 ранга Г.Н. Шеин засёк их посадку.

И вообще наши операторы научились работать с аэродромами врага, сразу определяя взлет бомбардировщиков. А вот «слепли» на дистанции менее 20 км. Сами обслуживали, сами чинили (по 30 ламп восстанавливали на заводе «Светлана»). Сами совершенствовали, сами строили (к концу войны ввели Р-10). А опыт войны многого стоит. 1077 ЗАП отвели весной 1942 г. с фронта в Сталинград. Бойцы в конус не могли попасть, который тащил ПО-2. А в сентябре уже пикирующий «мессер» сбивали первой очередью.

В 1943 г. появилась высотная приставка, в 44-м все РЛС были ими оснащены. Появилась система опознавания «Я свой». В сентябре 42 года в Московской ПВО начали наводить истребители по радио. В 1944 г. поступили РЛС США СЦР-270 и СЦР-271 (без запчастей, инструкции на английском – белогвардейцев, что ли, боялись попросить перевести?). Охлаждались лампы водой, поэтому могли работать только летом. В ноябре 1941 г. Р-8 навела Героя Советского Союза П.А. Пилюгина 29 гв. ИАП на ХЕ-111Р. Сбил. В июле 1942 г.Э.И. Голованевский использовал телесигнал по УКВ для передачи в штаб ПВО. Телеэкран площадью 2 м2 Луч по кругу, сверху карта Ленинградской области. Телесигнал шёл круглосуточно (!) – это для знатоков, которые пишут, что не успевали сообщить. Ставили телеэкран и на истребитель Героя Советского Союза В.А. Мацкевича. В июле 43 г. немцы бомбили Р-7. Р-3 попал под артобстрел (Выборг). Выдвинутую РЛС на Лавансари взорвали при отступлении. Последний налет в ночь 4 апреля 1944 г. на Ленинград отогнал 351 ЗАП. При освобождении Ленинградской области немцы сбрасывали специальные полосы – для помех. В ноябре 1942 г. два «Редута» наводили 158 ИАП (Р-01 и Р-0), в марте 1944 г. 153 отд. радиовзвод наводил штурмовики. Всего выпущено 130 РУС-2 заводом «Коминтерн» в Ленинграде и в Новороссийске.

А вот со связью в воздухе были проблемы, их причину Юрий Игнатьевич правильно показал в книгах. То есть непонимание того, что прорыв в одной области техники, без общего подтягивания (как было у фрицев все продумано для войны) ничего не даст.

Лётчики авиабригады КБФ с началом войны даже над своим аэродромом не слышали земли. Радиостанции им поставили, хотя знали, что они непригодны и до войны лежали на складе.

Что такое связь в воздухе летчики поняли, только пересев на «Харрикейны». И что такое бронестекло. Командир авиаэскадрильи в лобовой с «мессером» получил снаряд, который застрял в 37-мм бронестекле. Надеюсь, что мои замечания добавят к истории Великой Отечественной.

Н.Б. Самоид, Московская область

Велик ли вклад наших союзников в разгром Германии?

Сколь велика была помощь по Ленд-лизу?

Смогли бы мы без помощи одержать победу над Германией?

Часто сталкиваюсь с такими вопросами, слышу «мудрые» ответы на них и рассуждения о том, сколько процентов оружия нам поставили союзники. Но всё крутится вокруг идеи, что союзники сделали нам добро, помогая нам.

Честно — оторопь берёт от перевёрнутого сознания людей.

Нет, ответы на озвученые выше вопросы просты. Вклад велик, «помощь» составила от 4 до 10% от наших возможностей (тут как считать), победить без союзников было бы проблематично.

И даже не буду акцентироваться на том, что часть «помощи» мы купили за золото, а за часть рассчитались встречными поставками. Не в этом суть.

Суть в том, что речь вообще не о помощи.

Шла коалиционная война. Как определить вклад страны или значение помощи?

Вот, к примеру, в Первую мировую на стороне Антанты сражались две страны — Сербия и Италия. Сербы сражались, мобилизовав большую часть мужского населения, сражались отчаянно, даже когда вся территория Сербии была оккупирована. Италия вела вялые и, в основном, неудачные действия. Но формальный вклад Италии был больше просто в силу того, что Италия в несколько раз превосходила Сербию по населению и на два порядка по промышленному потенциалу.

К чему я это? А к тому, что вклад в победу своей коалиции самой мощной державы мира — США – и страны, контролирующей треть людских ресурсов планеты - Великобритании — будет просто огромен. Иначе и быть не может.

Но сравнить стоит, только другое. Уже к весне 1943-го года вооружённые силы США превысили наши. 8,5 млн. военнослужащих, мощнейшее в мире военное производство. И это на середину войны. 4,8 млн. у Англии, даже не считая колоний и доминионов.

Вместе с силами СССР (8,4 млн.) антигитлеровская коалиция имеет двойное превосходство над противником на суше, четырёхкратное на море и в воздухе.

Казалось бы — что мешает разбить врага решительными ударами и завершить войну? А мешает совсем другое соотношение на фронтах.

СССР держит весной 1943-го года на фронте более 6 млн. человек. А союзники, вдвое более многочисленные, — менее 1 млн...

Правильно — пусть эти русские и немцы убивают друг друга как можно больше. И наши «верные союзники» сначала не желают открывать второй фронт в 1942-м году и обещают это сделать в 1943-м. Затем не открывают в 1943-м, но клянутся в Тегеране, что уж весной 1944-го... В итоге второй фронт открывается летом 1944-го, когда разгром Германии уже совсем очевиден.

То есть война шла коалиционная. Союзники тоже воевали и поражение им было ни к чему. Так какая помощь? Помощь, это когда НЕ УЧАСТВУЮЩАЯ в Русско-японской войне Англия помогает Японии, когда Российская империя спасает Австрию во время венгерского восстания.

А в коалиционной войне полноценная помощь существует только одна — активные масштабные действия. И это не союзники помогали нам, а мы — союзникам. Мы за них несли тяжесть основных боевых действий, умирали за них.

Даже если бы не 4-10% были поставки, а 100%, и даже если не за деньги, а полностью бесплатные — всё равно бы это не меняло главного — это мы помогали союзникам, мы за них умирали.

И лучше бы оружие, которое они нам отправляли, вместо этого воевало бы в Европе в руках американских и английских солдат. Вот это и было бы ИХ помощью.

http://sha-julin.livejournal.com/5643.html