Глава 6. Кто строил Город Богов?

Караван яков и погонщики ушли вперед. Мы шли по дну красивого каньона. Отсутствие «родного» яка, вечно закрывавшего обзор, казалось, радовало всех. И только Сергей Анатольевич выглядел слегка озабоченным.

Медленно шагая, я вглядывался в окружающие скалы. Но изображения лица все не было. Я вчера приметил место, где его видел, но точно не помнил.

— Вон там, вроде как, должно быть… Нет, вон там… — приговаривал я. — А может, мне померещилось? Темновато ведь было.

Наконец я издал победный крик:

— Вон оно, лицо!

— Где? — спросил Селиверстов.

— Да вон же! Видишь гряду, то ли останцев, то ли давным — давно сделанных фигур, которые сейчас разрушились. На верхней части невысокого каменного столба видно полуразрушенное лицо человека. Видишь, Сергей Анатольевич?

— Нет. Где оно, лицо-то?

— Да вон оно! Вон! — я показал указательным пальцем.

— Одна половина лица разрушена, но другая половина вполне сносно сохранилась. Видны рот, нос, подбородок и один глаз. Даже одно ухо видно.

— А-а-а-а! — вскричал Селиверстов. — Вон оно, оказывается, где! А я-то в другое место смотрел. Впечатление производит это лицо! Это лицо мужественного человека, атланта настоящего! Это не какой-нибудь современный мальчик, живущий в «голубых тонах»!

Естественные вариации расщелин в камнях могут иногда образовывать причудливые сочетания, имитирующие очертания различных известных нам предметов, — скептически заметил Рафаэль Юсупов.

Лицо — это не предмет, — возразил Селиверстов.

Какая разница — предмет или лицо, — Рафаэль Юсупов насупился, — важен тот факт, что расщелины в камнях могут случайно принять очертания того или иного…

— Предмета — может быть. Но лица — нет, — парировал Селиверстов.

— Почему ты, Сергей Анатольевич, так уверен?

— Потому, что лицо это… посмотри, посмотри, — Селиверстов указал пальцем, — выражение имеет, выражение мужественности и силы. А ты видел предмет с выражением мужественности и силы? Нет, не видел. А лицо такое выражение может иметь, потому что оно одухотворено работой скульптора. Поэтому скульптурное изображение человека или… лица несет элемент духовности, который человек, смотрящий на него…

— На что смотрящий, на лицо?

— Да, на него! — сказал Селиверстов, разглядывая лицо Рафаэля Юсупова. — Ну… если человек смотрит на лицо… то есть на его каменное изображение, то он в обязательном порядке ощущает элемент духовности, который постарался ввести в него скульптор. Мы не только видим, мы еще и ощущаем скульптуру. Я, когда бываю в Питере, я не просто смотрю на скульптуры, я стараюсь еще их и прочувствовать.

— А при чем тут сравнение изображения этого лица с современными мальчиками в «голубых тонах»? — Рафаэль Юсупов искоса посмотрел на Селиверстова.

— Да ни при чем. Просто этим сравнением я постарался подчеркнуть мужественность выражения этого каменного лица.

— Пол-лица, — уточнил Рафаэль Юсупов.

— Ну, какая разница?! — взъерошился Сергей Анатольевич. — Если одна половина лица разрушилась, то вторая-то сохраняет его общее… лицевое выражение.

— Да, конечно. Даже половина лица может передать его «голубые тона», — съязвил Рафаэль.

— Да при чем тут «голубые тона»? — не сдавался Селиверстов. — Я хочу сказать, что сделанное на камне изображение лица…

— Половины лица, — еще раз подчеркнул Рафаэль Юсупов.

— Да, да… изображенная на камне половина лица одухотворена… Да не перебивай меня! — рассердился Селиверстов.

— Ладно, ладно.

— Я хочу вот что сказать, — снова собрался с мыслями Селиверстов, — мужественность выражения этого лица не присуща выражению лица современного человека.

— Живущего в «голубых тонах», — не удержался и еще раз съязвил Рафаэль Юсупов.

— Я хочу сказать, — Селиверстов строго посмотрел на Юсупова, — что выражение лица, высеченного здесь, в Городе Богов, совершенно другое, чем выражение лица современного человека. А отсюда какой можно сделать вывод? А?

— Какой?

А такой, что на камне высечено лицо человека предыдущей цивилизации, — наконец высказал главную свою мысль Селиверстов.

Зарисовывая изображение лица и слушая этот разговор, я думал о том, что вариабельность горных расщелин может и в самом деле имитировать лицо человека. Но может быть и так, что когда-то, в очень далекой древности, на этих скалах были вырезаны изображения лиц, фигур и многого-многого другого, а от всего этого сейчас, по прошествии тысячелетий, осталось только изображение одного лица, вернее… половины лица. Ветер и вода сделали свое дело.

Я понимал, что полностью отвергнуть факт наличия «искусственного изображения» человеческого лица здесь, в легендарном Городе Богов, состоящем из сочетания удивительных пирамид, монументов и каменных зеркал, невозможно. Мне представилось, что давным-давно все эти пирамидальные конструкции были испещрены разноцветными орнаментами и фресками, в сравнении с которыми ничто по красоте не могло соперничать в мире… Имело полный смысл проанализировать изображенное на скалах лицо.

— Какой из пяти существовавших на Земле Коренных Человеческих Рас принадлежало это лицо? — задал я сам себе вопрос.

По результатам гималайской экспедиции 1996 года, когда мы целенаправленно занимались реконструкцией внешности людей предыдущих цивилизаций, я мог сказать, что изображенное на скалах лицо принадлежит или человеку нашей арийской Расы, или человеку предыдущей нам атлантической Расы. Я знал отличительные черты внешности атлантов, но разрушения не позволяли конкретизировать ответ на поставленный вопрос, а постулат Селиверстова об обязательной мужественности выражения лица атлантов, на мой взгляд, не выдерживал критики.

— Жаль, очень жаль, — внутренне негодовал я, понимая, что изображенное лицо человека, скорее всего, принадлежит строителю Города Богов, а ответив на вопрос — атлант или ариец изображен здесь, — можно было бы построить немало гипотез о давности строительства, о применявшихся строительных технологиях и, самое главное, о предназначении Города Богов.

Я еще раз пробежал глазами по тибетским скалам, засунул полевую тетрадь в экспедиционную сумку и скомандовал:

— Пошли!

Настроение было хорошее, я как бы чувствовал, что вскоре мы с той или иной степенью вероятности сможем ответить на данный вопрос. Размеренным шагом мы шли по Городу Богов. Из-за поворота плавно, как в кино, выплыла какая-то огромная, высотой около 800 метров , экзотическая конструкция, разительно отличающаяся не только от обычных тибетских гор, но и от всего того, что мы уже видели здесь — в сердце Тибета.

— Что это?! — уже привычно воскликнул я.

— На какую-то латиноамериканскую пирамиду похоже, — сказал Селиверстов.

Мне это сравнение почему-то понравилось, хотя никаких аналогий с мексиканскими пирамидами, которые я видел, не прослеживалось, но экзотичность формы этого монумента требовала обозначения его каким-нибудь не менее экзотичным условным названием, ведь для россиянина, живущего в укрытых снегами городах, даже словосочетание «Латинская Америка» кажется верхом экзотики. Я еще не знал, что мы видим легендарный монумент Гомпо-Панг, которому поклоняются паломники, во время молитв приговаривая — «О Великий Бог Времени, отпусти мои грехи!». Я также еще не знал, что последующий подробный анализ формы этого монумента приведет нас к выводу о существовании «тела времени» у человека.

А тогда я остановил группу и начал привычно носиться по буграм, чтобы сделать максимально «объемный вариант рисунка». Но, когда я рисовал, я заметил на «латино — американском» монументе вроде как изображения фигур людей.

— Бинокль тащите сюда! — закричал я.

Я лег, положил бинокль на камень и стал внимательно разглядывать то, что было изображено на этом монументе.

— Да вроде как четыре человека изображено. У одного из них, самого большого, на плече виден маленький человечек — почкованием, что ли, размножается? А вон те двое похожи на людей, сидящих в позе Будды, что характерно для феномена Сомати. А это что — летающая тарелка, что ли? Что за четыре кружка нарисованы рядом с «летающей тарелкой»? А что за «петля» изображена в верхней части монумента? Что-то вроде лестницы спускается с западной стороны монумента, что ли? Ступенчатая пирамидка, вроде бы, пристроена снизу, — приговаривал я, делая зарисовку.

Я представил, что, возможно, когда-то этот монумент был необыкновенно красив и сверкал разноцветьем красок, как на панно показывая узловые элементы формирования жизни на Земле.

Мне было вполне ясно, что и «свободная работа ветра» могла сделать ту «художественную работу», которую я только что зарисовал. Но я все же не имел права сладко уйти в скепсис. Я, как ученый, должен был проанализировать, пусть даже с налетом фантазии проанализировать то, что видел; тем более что такой грандиозный монумент, по логике, не мог не иметь на себе фресок и подобных художественных произведений древних.

— Начнем с того, что проанализируем смысл изображения четырех человеческих фигур, — сказал я сам себе. — Что бы это могло означать? Что бы? Что бы?

Я даже присел, заставляя работать свои извилины.

Богов — Так это же… так это же… означает то, что люди четырех Коренных Человеческих Рас принимали участие в строительстве Города Богов! — воскликнул я про себя. — То есть, Город Богов строили совместно ангелоподобные люди, призракоподобные люди, лемурийцы и атланты. Лучшие из Лучших каждой Коренной Человеческой Расы, видимо, сохранились в Шамбале и создали там высокоиндустриальное многоликое общество, способное построить самое грандиозное и самое загадочное творение на Земле — Город Богов. Вот только… с какой целью они его строили?

Было также вполне очевидно, что в когорте предполагаемых строителей Города Богов нет пятой Коренной Человеческой Расы — арийцев, то есть нас с Вами. Я окинул взглядом гигантский «латиноамериканский» монумент и понял, что никакими нашими, даже самыми современными «арийскими» методами такой монумент не построить, в связи с чем отсутствие арийцев в когорте предполагаемых строителей могло быть оправданным. Как говорится — куда уж нам! Да и давно вынашиваемая нами гипотеза о том, что арийская Раса была заново клонирована здесь из «семян ранних арийцев», погибших во время Всемирного Потопа, говорила в пользу того, что Город Богов построило содружество предыдущих Человеческих Рас, сохранившихся в таинственной Шамбале.

— А ведь мы находимся в объятиях Шамбалы. Она, наверное, здесь… под нами, — ненароком подумал я.

Что касается срока строительства Города Богов, из всего сказанного логически вытекало, что он был построен, скорее всего, в период атлантической цивилизации, то есть в период жизни четвертой Коренной Человеческой Расы. А атланты, как пишет Елена Блаватская, в своей основной массе погибли 850 000 лет тому назад, когда случился Большой Всемирный Потоп, вызванный, как мы предполагаем, смещением земной оси на 6666 километров .

Отсюда следовало, что Город Богов был построен очень и очень давно: или до Всемирного Потопа, когда процветала цивилизация атлантов, или вскоре после него, когда лучшие из атлантов спаслись, поменяв место жительства на прекрасную Шамбалу. Я, конечно же, осознавал, что привязка к дате «850 000 лет тому назад» малодоказательна, но я не мог оторвать срок строительства Города Богов от этой даты; меня точила мысль, что Город Богов должен был быть построен в связи с каким-то чрезвычайно важным событием — а какое событие может иметь большее значение для земной жизни, чем смещение оси планеты с последующим апокалипсисом?

— Если верить, что срок строительства Города Богов уходит в столь далекую древность, сопоставимую с датой 850 000 лет тому назад, то можно просто ахнуть от качества строительства древних — ведь монументы и пирамиды сохранились до сих пор, — про себя заметил я.

По книгам Елены Блаватской я знал, что был еще и Малый Потоп, происшедший примерно 13 000 лет тому назад и вызванный ударом об землю кометы Тифона. Но я интуитивно чувствовал, что более вероятной датой является срок «850 000 лет тому назад», хотя никаких доказательств тому у меня не было.

Эх, если бы я знал предназначение Города Богов, то я бы смог ответить на вопрос о его возрасте, — в сердцах подумал я.

Но предназначения Города Богов я тогда не знал. Пройдет еще немало времени, пока мы, группа уфимских ученых, сможем ответить на этот вопрос, но об этом, дорогой читатель, мы поговорим в следующем томе этой книги.

Далее, я обратил внимание на фигуру первого справа из четырех изображенных на «латиноамериканском» монументе людей — от его плеча как бы отпочковывался маленький ребенок. Это «как бы отпочковывался», конечно же, не устраивало меня и снова вовлекало в систему сладкого скепсиса, но можно было, отстранясь от требований к качеству изображения, предположить, что здесь показан процесс размножения ангелоподобных людей почкованием, о чем в своей «Тайной Доктрине» писала Елена Блаватская. Однако и призракоподобные люди по Блаватской размножались почкованием и делением, но вторая справа в ряду фигура (предположительно призракоподобный человек) не имела на наскальной фреске никаких признаков почкования или деления. К третьему и четвертому справа фигурам в ряду (предположительно лемурийцу и атланту) никаких «претензий» в отношении почкования не было, так как по Блаватской у них уже развился половой способ размножения.

— Ну почему же, почему же вторая справа фигура (то есть призракоподобный человек) не «помечена почкованием», в то время как первая фигура (то есть ангелоподобный человек) «помечена»? — придирался я к ситуации. — Почему? Почему?

Я даже на какое-то мгновение почувствовал усталость от бесконечной долбежки этого «почему?», тем более что никаких оснований к столь пристальному рассмотрению этого вопроса не было, да и качество изображения фигур людей на монументе вызывало внутреннюю смуту с уклоном в сторону облегчающего ситуацию скепсиса. Но из глубины души что-то нудно подталкивало к этому «почему?», как будто бы в нем заложена разгадка предназначения Города Богов.

Я еще раз взглянул на ряд из четырех фигур, и мне представилось, что все они причастны к проявлению одного, единого… для всех… ребенка — маленького ангелочка, отпочковывающегося от ангелоподобного человека Шамбалы.

— Единый ребенок Шамбалы?! Вновь зарожденный здесь, в Городе Богов, ангелочек?! Что это — новая голографическая (или ангелоподобная) форма жизни, сотворенная здесь?! — шепотом проговорил я.

Мне вспомнилось упоминание то ли Астаманом Биндачарайя, то ли «старшим человеком» неких «новых ангелов», которые каким-то образом связаны со священным Кайласом. Я максимально напряг свой разум, но никаких вразумительных аналогий найти не смог.

— «Нового ангела», что ли, создала здесь Шамбала? — всего лишь подумал я ненароком.

В тот момент я не понимал, что эта мысль окажется очень важной и через долгое время появится вновь, но уже на другом качественном уровне.

Проанализировав изображения фигур людей в ряд, я стал размышлять о двух силуэтах, похожих на людей, сидящих в позе Будды, тоже изображенных на «латиноамериканском» монументе. Было вполне очевидно, что здесь было изображено Сомати — самоконсервация человеческого тела, поскольку именно в этой позе люди входят в состояние Сомати и сохраняют свои тела тысячи и миллионы лет, создавая тем самым Генофонд Человечества. Я вспомнил рассказы лам о Царстве Мертвых и представил, что где-то под нами существует Город Мертвых — столица подземного Царства Мертвых, где тела лучших сынов и дочерей людей различных земных цивилизаций находятся в покое и внешне напоминают мертвые тела, но жизнь в этом удивительном Царстве кипит и кипит очень бурно — духовная жизнь, жизнь, не обремененная телом.

Я вполне хорошо осознавал роль Генофонда Человечества (или Царства Мертвых) и понимал, что в случае глобальной катастрофы и гибели человечества «мертвые тела» оживут, то есть выйдут из состояния Сомати и смогут возродить телесную жизнь на нашей планете. Тем не менее, где-то в глубине души клокотала мысль о том, что Царство Мертвых выполняет не только роль «запасной кладовой человеческих тел», а является особой формой жизни земного человека, столь же необходимой для создания баланса жизни на планете Земля, как и сакральное содружество Земного Человека с подземной Шамбалой.

Наверное, люди Царства Мертвых тоже принимали участие в строительстве Города Богов, — просквозила мысль, — не зря люди в Сомати тоже изображены на этом монументе, где, как на «Доске Почета», запечатлены… строители Города Богов.

Подул холодный ветер. Я поежился, накинул капюшон и присел на камень, через спортивные брюки ощущая его холод.

— Холодное — не есть еще мертвое, — отметил я, продолжая думать о Царстве Мертвых. — Странно звучит ведь, а? — Мертвые строили Город Богов! А как это они это делали? — оживив свои тела или пользуясь только энергией Духа?

Тогда я и представления не имел о том, что древние вавилоняне представляли мир в виде сочетания трех составляющих его частей: жизни на поверхности Земли, жизни в подземной Шамбале и жизни в Царстве Мертвых.

А сейчас этот невесть откуда всплывший вопрос «Как Мертвые строили Город Богов?» стал мучить меня. Из книг Блаватской я знал, что при феномене Сомати освобожденный Дух человека живет на Том Свете, но связан с кажущимся мертвым телом так называемой «серебряной нитью», в связи с чем Дух никогда не теряет свое тело. Во фрактальном мире Того Света Дух этот может путешествовать по разным пространственным измерениям, тем не менее оставаясь «подвязанным» к своему законсервированному трехмерному телу.

— Путешествовать по параллельным мирам… путешествовать по параллельным мирам, — повторял я раз за разом, пока меня не осенило. — Да елки-палки, да ведь все так просто! Наверное, все просто — освобожденный от тела Дух способен войти в другое пространственное измерение и там, в неведомом и прозрачном для нас параллельном мире, мобилизовать пятый элемент — чужого для нас «параллельного» человека, осознавшего «энергетическую» мудрость Любви к Богу во имя помощи нашему трехмерному миру, где находится его законсервированное трехмерное тело, чтобы привести в действие чудодейственную энергию пяти элементов. Не зря Бонпо — лама говорил, что Город Богов был построен с помощью энергии пяти элементов. Люди из Царства Мертвых помогли мобилизовать эту энергию, поскольку только Мертвые знают, где и в каком из параллельных миров существуют кристально чистые люди, способные через искреннюю Любовь к Богу мобилизовать энергию пяти элементов, чтобы помочь нам — обремененным злостью, завистью и жадностью — через… создание Города Богов.

Мое заднее место совсем застыло на холодном камне, на котором я, обычный трехмерный человек, продолжал сидеть. Я встал и вновь уставился на монумент, который сам же нелепо назвал «латино — американским». Мой пристальный взгляд показался мне глуповатым. Я помотал головой, как бы желая поумнеть, но мне этого не удалось — я имел лишь кое-какую возможность констатировать величие мироздания, но не имел никакой возможности влиять на него. — А ведь Мертвые могли и могут влиять на мироздание, — подумалось мне.

Резким порывом ветра у меня из рук вырвало полевую тетрадь. Я погнался за ней и, снова взяв ее в руки, ощутил радость — простую элементарную трехмерную радость, схожую с радостью котенка, поймавшего мышь.

— Давай-ка еще поанализирую, — почти вслух важно сказал я сам себе. — Что там в виде летающей тарелки видится? Да еще и четыре кружка рядом.

Я думал и думал на эту тему, при этом прекрасно понимая, что мои размышления носят характер «фантазий на свободную тему» и в любом случае останутся бездоказательными, тем более что я не мог быть убежден, что изображения на этом монументе не являются «работой ветра». Но кто может запретить человеку, пусть даже сравнительно примитивному трехмерному человеку, думать! Ведь Бог открывает какие-то истины только тем людям, которые думают, всей своей душой взывая к овладению знаниями.

Факт изображения «летающей тарелки» мне явно не нравился. Вызывало сомнение, что мудрые древние люди наряду с изображениями такого толка, как четыре Коренные Человеческие Расы и Царство Мертвых, изобразили еще и свой летательный аппарат, — ведь даже мы, символизируя какие-то исторические вехи, почти никогда не включаем туда изображения самолетов.

— Этими четырьмя кружками и овалом, внутрь которого тоже включено два кружка, наверняка изображено что-то очень значимое и величественное, — думалось мне. — Но что?

И тут легко, безо всякого напряга выплыло предположение, что таким образом, символически, была показана энергия пяти элементов, с помощью которой, как написано в тибетских текстах, был построен Город Богов. Можно было представить, что четыре кружка являются четырьмя элементами (огонь, вода, земля и ветер), а пятый элемент (человек) был принесен в наш трехмерный мир из другого пространственного измерения с помощью изогнутого (в виде овала) пространства, чтобы мобилизовать единую энергию пяти элементов с созидательной целью здесь — в нашем трехмерном мире. То есть сюда, в наш мир, был внесен человек из параллельного мира, способный выполнить, в отличие от нас, роль пятого элемента. Но почему внутри овала нарисован не один кружок (символ пятого элемента), а два? Я стал размышлять об этом и не нашел никакого другого объяснения, как то, что вторым кружком внутри овала мог быть символично изображен человек из Царства Мертвых, без вмешательства которого не удалось бы мобилизовать пятый элемент из параллельного мира для нужд нашего трехмерного мира.

Я стоял, обдуваемый холодным ветром, и внутри себя ощущал глухой ропот негодования из-за того, что так мало знаю и вынужден рассуждать предельно умозрительно.

— Почему я все время и по каждому поводу рассуждаю и стараюсь без всякой практической надобности провести аналогии и сделать выводы? — самокритично задал я себе вопрос и не нашел на него ответа. В то время я еще плохо понимал, что рожденные интуитивно или сделанные логически выводы и умозаключения имеют способность накапливаться, так же как и реальные факты. Они, как и факты, могут постепенно выстраиваться в стройные линии, просеиваясь через сито научного анализа, и неожиданно приводить к какому-то практически важному заключению, которое ты, как ученый, не боясь оскорбляющего презрения маститых академиков, кидаешься проверять в эксперименте и, получив положительный результат, вдруг осознаешь, что существует Мир Мыслей и что ты, как исследователь, не имеешь права бездумно отбросить ни одну мысль, пусть даже самую фантастическую, потому что клокотание мыслей в твоей голове связано не просто с желанием в чем-то выделиться и за счет этого занять более респектабельное положение в человеческом обществе, а связано с тем, что через близкий и в то же время таинственный Мир Мыслей мы соединены с другими вариациями разумной жизни, будь то с Шамбалой, будь то с Царством Мертвых, будь то с параллельными мирами, о мыслительных способностях которых знает только Тот, мысль которого невообразимо мощна, а именно Тот, кто создал нас и их… вместе.

Я снова присел на холодный камень, поежился и представил, что чудесная энергия пяти элементов, с помощью которой было создано все, что окружало нас в Городе Богов, наверное, когда-то прозрачным лучом била из глаз пятого элемента — человека из параллельного мира, пришедшего к нам на помощь, чтобы создать то, что очень грандиозно, но роль чего неведома нам.

На монументе выше кружков и овала была хорошо видна какая-то огромная петля. Я попытался проанализировать это то ли изображение, то ли естественное слияние расщелин на камне, но у меня ничего не получилось. Я махнул рукой, понимая, что у меня не хватит ни знаний, ни мыслительных способностей.

Далее я обратил внимание ребят на какое-то подобие лестницы, спускающейся с западной стороны «латиноамериканского» монумента.

— Интересно, что бы это могло означать? — спросил я.

— Это лестница в небо! — без тени сомнения ответил Селиверстов.

— Куда, куда лестница? — решил уточнить Рафаэль Юсупов.

— В небо, — Селиверстов вскинул подбородок.

— А что там…?

— Небо, а что же еще.

Наступила минутная пауза.

Во многих легендах и мифах упоминается лестница в небо, — стал пояснять Селиверстов. — Описывается, что человек по этой лестнице может взойти на небо и увидеть небесную жизнь.

Никто из современных людей не ходил в небо, никто даже не видел ее…

Ты хочешь сказать, — Рафаэль Юсупов насупился, — что мы видим настоящую лестницу в небо? А как, по-твоему, можно по ней восходить — она же почти вертикальная, да и почти полукилометровый отвес отделяет лестницу от земли?

— Вот в этом-то и дело, — Селиверстов поднял указательный палец, — только те люди, которые способны к левитации, то есть к подъему своего тела над поверхностью земли, могут добраться до лестницы в небо. Вы вот, Рафаэль Гаязович, не сможете добраться до лестницы в небо, потому что левитация для Вас недоступна. Вы, Рафаэль Гаязович, человек приземленный.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, — не дал договорить Юсупову Селиверстов, — что Вы никогда не сможете оторваться от поверхности земли, Вы — поверхностный человек.

— Чего, чего? — Рафаэль Юсупов кинул недовольный взгляд на Селиверстова. — Это я-то приземленный и поверхностный?

— Вне всякого сомнения, — дерзко ответил Селиверстов. — Вы ведь, Рафаэль Гаязович, не можете воспарить?! Куда воспарить?

— Не куда воспарить, а над землей воспарить. Приземленные люди, извините, парить не могут и, тем более, «до парить» до лестницы в небо.

— А ты сам-то, Сергей Анатольевич, парить можешь и, тем более, «допарить» до…?

— Я могу, — Селиверстов горделиво посмотрел на Юсупова.

— Как это?

— Мой Дух может воспарить над землей и… м… м… м… долететь до лестницы в небо, в то время как мое бренное тело останется на земле и будет ждать, пока мой Дух не возвратится в него обратно. Я мысленно могу воспарить, а приземленные люди не могут, потому что парением считают только телесное парение.

— И как часто ты паришь?! — ухмыльнувшись, спросил Рафаэль Юсупов.

— Как? Телесно или духовно? — Селиверстов взглянул на него.

— И так и так.

— Духовно я парю тогда, когда меня посещают возвышенные мысли, а вот телесно не могу.

— Понятно, — рассмеялся Рафаэль Юсупов, — чтобы такое большое тело могло парить… Тело, которое сто пельменей может съесть!

— Не в пельменях дело, а в силе духа. Дух, если он сильный, любое тело может поднять, чтобы парить.

— Но не твое.

— Мое тоже может.

— Сергей Анатольевич! Рафаэль Гаязович!

Вот если бы вы оба воспарили и допарили до лестницы в небо и поднялись по ней, то куда бы вы тогда попали? — ехидно спросил Равиль.

Вне всякого сомнения, мы бы попали в параллельный мир, — ответил Селиверстов.

Местом входа в параллельные миры, я думаю, является лестница в небо. Только люди, умеющие парить, могут входить в параллельные миры, как духовно, так и телесно.

Я собрал карандаши, компас и бинокль в сумку и сказал, что пора идти. Выстроившись гуськом, мы пошли по маршруту. Сзади послышалось:

— Не парим ведь, а ногами идем.

Шагая и думая об увиденном, я вдруг понял, что замеченное нами наскальное изображение лица человека, скорее всего, принадлежит атланту, поскольку на «латиноамериканском» монументе мы скорее всего видели изображения фигур четырех Коренных Человеческих Рас, а атланты, как известно, являлись четвертой Расой.

Тропа вела нас к маленькому монастырю, расположенному на крутом каменистом склоне. Я крутил головой во все стороны, стараясь не пропустить чего-либо интересного. Неожиданно я споткнулся и с грохотом упал, ударившись носом о камень. Ребята помогли мне подняться, стали щупать быстро распухающий нос и приговаривать, что с таким солидным носом я смотрюсь сурово и экзотично.

— Каково, интересно, лицо Читающего Человека? — подумалось мне.