Глава X

Сексуальная жизнь и психология любовных отношений

В ходе нашего исследования мы постепенно приближаемся к главной цели, получая все более детальное представление о сексуальной жизни туземцев. Сначала мы просто сделали общий обзор их социальной организации и хозяйственной деятельности, в той степени, в какой это затрагивает положение соответственно мужчины и женщины в общине. Мы изучали сходства и различия этого положения в частной и публичной жизни,

в работе и в игре, в магических и религиозных отправлениях, а также в повседневном быту.

Затем, приближаясь к нашей специфической теме, мы проследили за типичным развитием ухаживания и нашли, что оно ведет к браку и рождению детей. В предыдущей главе мы описали некоторые обычаи, которые обогащают и разнообразят привычное течение ухаживания.

Теперь же, с еще более близкого расстояния, нужно будет проследить за тем, как развивается любовный флирт. Мы должны изучить природу их любовного интереса друг к другу и тех уз, которые их объединяют.

На всем протяжении повествования я старался не только сформулировать норму, но и показать исключения из нее, очертить то, что можно было бы назвать амплитудой колебаний, т. е. поле, в пределах которого люди обычно пытаются (и порой им это удается) обойти строгое правило. Поскольку мы сейчас приступаем к изучению более интимного поведения, где правила менее жестки, для нас важнее становится дать динамичное описание того, как то или иное правило или институт реально действуют, нежели описывать, как закону и морали надлежит действовать по представлениям туземцев, или как им хотелось бы, чтобы они действовали.

В целом, по мере того, как от больших фундаментальных, четко определяемых институтов, таких как семья, брак, родственная организация, клан, экзогамия, правила ухаживания, этнограф переходит к разнообразным деталям личной жизни, методы его наблюдения должны усложняться, а результаты — становиться менее надежными. С этим ничего не поделаешь, зато в утешение можно вспомнить, что даже в наиболее точных областях человеческой мысли и опыта теоретически полученный результат верифицируется только в определенных пределах. Самое точное человеческое наблюдение — всего лишь приблизительно, и все, что даже химик или физик могут сделать, — это оговорить границы, в которых происходят отклонения. При исследовании целостных институтов, таких, как брак или семья, этнографу, если он ведет достаточно интенсивную полевую работу, следует больше полагаться на наблюдение, нежели на то, что сообщают туземные информаторы. Но когда имеешь дело с более тонкими сферами поведения, этому правилу, к сожалению, не всегда удается следовать. При изучении сексуального влечения и нарастания страсти непосредственное наблюдение всегда затруднительно, а порой и невозможно, и большую часть информации приходится

собирать на основании доверительных признаний и сплетен.

Этнограф должен быть бдителен по отношению ко всему, что происходит вокруг него. Он должен терпеливо завоевывать себе доступ к деревенской жизни, установив такие дружеские отношения, которые бы поощряли непринужденные доверительные признания и передачу интимных сплетен. Он должен ad hoc проверять информацию, сопоставляя ее с замечаниями, неосторожно отпускаемыми людьми, он должен вскрывать то, что

подразумевается, и дорожить оговорками и умолчаниями. Ведь они повсюду оказываются более говорящими, чем прямые утверждения, в особенности у наших туземцев, с их тонким чувством деликатности, которое делает окольный путь, путь намеков, естественным подходом к интересующему нас предмету. Конечно, можно заставить их говорить без околичностей, но это всегда вызывает ощущение искусственности и фальши, и опора исключительно на такой метод может привести к результатам, полностью обесцвечивающим реальную жизнь.

Так что в наиболее деликатных вопросах этнограф в значительной мере вынужден полагаться на сплетни. Тем не менее, если он долгое время живет среди туземцев, говорит на их языке и заводит тесные приятельские отношения, ему будет обеспечена достаточно полезная информация. Эти данные будут определенно лучше тех, что были получены посредством механического опроса информаторов по методу «вопрос-ответ» (за энное количество палочек табака в час).

Для меланезийца, как и для европейца, любовь — это страсть, и так или иначе она изводит разум и тело, приводит ко многим impasse[80], скандалам и трагедиям; несколько реже она освещает жизнь, заставляет сердце открыться и переполняет радостью. «От полноты сердечной говорят уста», а бесстрастный этнограф должен прилежно и кратко записать доверительные признания, изливаемые под влиянием сильных эмоций. Кроме того,

сплетни тех, кто напрямую не затронут определенным событием, но достаточно заинтересован, чтобы говорить о нем, особенно если событие это — неприятное (puis qu 'ily a quelque chose dans les malheurs de nos amis qui ne nous deplait pas9*), — вряд ли менее ценны для исследователя.

Непосредственные излияния чувств и деревенские сплетни, продиктованные искренним интересом, свидетельства о былых трагедиях и рассказы о любовных приключениях —  вот что составило большую часть материала для описаний, содержащихся в данной главе.

А близкое знакомство с историей жизни отдельных людей и их интересами сделали для меня возможным увидеть все в истинном свете, взглянуть на вещи с точки зрения тробрианцев. Зачастую мне даже удавалось обнаружить, что утверждения туземцев декларативны; я видел иногда, что их действия и чувства противоречат словам, и следовал за путеводной нитью, которая таким образом была мне дана. Пусть читатель вспомнит беды Багидо'у, одного из моих лучших друзей и информаторов (см. илл. 64 и гл. VI, разд. 1), вражду и ссоры между Намваной Гуйа'у и Митакатой (см. илл. 3 и гл. I, разд. 2), хвастливого Гомайу и его отношения с Иламверией (см. илл. 39 и гл. VII, разд. 4). Если бы не эти мои друзья с их излияниями чувств, я бы не смог узнать ни о нормах существующего обычая, ни о представлениях тробрианцев относительно морали. Наряду с таким живым материалом я, естественно, всегда старался собрать объективные «свидетельства»: сообщения об исторических событиях, образчики традиции, фольклора и магии. Таким образом, мои общие впечатления и сильные, но несколько туманные интуитивные ощущения постоянно проверялись и подтверждались данными из всех сфер племенной жизни.

Как правило, на деле исследователь сначала заполучает упомянутые «свидетельства», а подлинное их понимание приходит только со знанием реальной жизни. Читатель, интересующийся методологией, поймет, что такое изложение (переход от институтов, через общее описание истории жизни тробрианца, к следующему затем детальному и подробному анализу), сделанное с использованием совокупных трактовок, оправдано не только характером материала, но и способом его сбора. После этого отступления, касающегося метода сбора данных и их изложения, давайте вновь вернемся в тробрианскую деревню и подойдем к группе молодых людей, которыеиграют при полной луне, празднично настроенные и празднично одетые; попробуем увидеть их так, как они видят друг друга; проследим за тем, что их привлекает и что отталкивает. До сих пор мы скромно держались на расстоянии от наблюдений за интимным поведением, побуждениями и чувствами любовников. Точнее, мы еще не пытались следить за их страстными ласками. Теперь же нам нужно попытаться восстановить ход любовного романа, узнать первые впечатления от красоты и очарования и проследить за развитием страсти до самого конца.

1. Эротическая привлекательность

Что же заставляет юношей с восторженным вниманием смотреть лишь на одну из целойгруппы девушек, ритмично движущихся в игре или таскающих корзины во время сбора урожая; что пленяет девушек в одном из тех танцоров, которые в пляске kaydebu ведут за собой быстро бегущий хоровод (см. илл. 65)? Можем ли мы выяснить, почему один человек (любого пола) почти всеми отвергается, а другой пользуется большим спросом; почему один тип людей считается некрасивым и непривлекательным, тогда как другой - чарующим и прекрасным? Европейский наблюдатель скоро обнаруживает, что его критерий личной привлекательности в сущности не отличается от критерия туземца, —после того, как он уже привык к физическому типу и манерам меланезийцев. Так, например, девушка на илл. 66 всеми воспринимается как красавица, а девушка на илл. 67 — как некрасивая; и с этим мнением читатель не будет спорить. А тем не менее вторая женщина хорошо сложена и имеет ярко выраженный меланезийский тип. Но было бы, наверное, трудно и, конечно, бесполезно передавать туземные критерии красоты посредством европейских суждений и сравнений. К счастью, существует ряд туземных выражений, описаний и категорий, которые составляют подобие объективных данных и вкупе с комментариями этнографа могут довольно адекватно передать представление о тробрианском идеале красоты. Необходимо понять, что проблема эротической привлекательности, о которой мы сейчас говорим, отличается от той, что обсуждалась в гл. IV, где затрагивались мотивы, побуждающие тробрианского мужчину или женщину к вступлению в брак. В этой связи мы выяснили, что личные предпочтения, хотя и являются мощным стимулом к браку, представляют собой лишь один из целого ряда побудительных мотивов, частью социальных, частью экономических, а частью — семейных. И даже в сфере личных предпочтений эротический мотив — не единственный. Взрослые мужчина или женщина, как правило, выбирают супруга совершенно иначе, чем любовника, с которым прошла большая часть его или ее юности. Заключение брака зачастую определяется при- влекательностью характера и личности, а не тем, подходит ли партнер сексуально и насколько он соблазнителен. Этому факту, который уже был упомянут, я находил подтверждение во множестве конкретных случаев и в сотнях деталей. Только в быстротечных любовных связях телесная привлекательность — основной притягательный момент. Вернемся в таком случае к нашей воображаемой паре и попробуем выяснить, что же такое они видят друг в друге как любовники.

Когда речь о любви идет в художественной литературе или в антропологии, то легче всего и приятнее представлять себе действующих лиц в самом деле достойными восхищения. На Тробрианах вовсе не трудно найти таких — даже с точки зрения человека, имеющего европейские вкусы и предрассудки нордической расы, ведь в силу большого разнообразия типов там можно обнаружить мужчин и женщин с правильными тонкими чертами, хорошо сложенными гибкими телами, светлой кожей и тем очарованием личности, которое располагает нас к какому-либо человеку, национальности или расе.

Словесные описания расового типа всегда слабы и неубедительны. Они могут быть выражены антропометрически и подкреплены цифровыми данными, но это мало что дает воображению и может вдохновить только физического антрополога. Читателю лучше смотреть на рисунки в нашей книге и в других работах, где описываются тробрианцы[81], и слушать, что сами туземцы имеют сказать по поводу красоты и ее противоположности.

Туземцев никогда не затрудняет ответ, если их спрашивают, из каких элементов складывается красота мужчины и женщины. Этот предмет не только интересен им, как и всем другим человеческим существам, — ему сопутствует богатый фольклор, и он поэтому располагает обширной лексикой. Многие из тробриан-ских легенд и песен были специально сложены, чтобы воспеть какого-нибудь знаменитого танцора или певца, и в подобных текстах есть описания его украшений и одежды, а также выразительные слова, касающиеся внешности человека. Чары, применяемые в магии красоты, объясняют нам, вчем состоят желания и идеалы тробрианца, и ту же информацию мы получаем из горестных стенаний о покойном и из описаний блаженной жизни на Туме, в стране мертвых.

Но хотя слава и предания о знаменитых красавицах передаются из поколения в поколение с живописными подробностями, этнографу трудно найти живую модель для своих исследований. Когда бы я ни спрашивал любого старика, а следовательно, эксперта и знатока красоты, — может ли кто-нибудь из ныне живущих женщин соответствовать тем лучезарным божествам, которых рисовала их собственная память и память их отцов, ответ был всегда отрицательным. Золотой век истинной красоты, похоже, окончательно завершился!

2. Отвращение, внушаемое уродством, старостью и болезнью

Попробуем приблизиться к искомому идеалу красоты от противного и посмотрим, что, с позиции туземца, делает человека уродливым и отталкивающим и, следовательно, неприемлемым в качестве сексуального партнера. Ущербность и болезнь, умственная или телесная, преклонный возраст и альбинизм — все это, согласно утверждениям туземцев,ставит человека вне сферы эротического интереса. Такие выражения, как migila gaga (его лицо плохое) или tomigaga (уродливый мужчина, буквально: мужчина-лицо-уродливый), часто употребляются и нередко дополняются комментарием: «Никто не станет спать с ним таким».

Телесные уродства редки, и лично я не могу вспомнить ни одного горбуна или человека с врожденными деформациями. Люди могут потерять конечность вследствие несчастного случая: kaykela ipwase (его нога сгинула); yamala ipwase (его рука сгинула); но наиболее частый врожденный дефект — это дефект речи, который туземцы обозначают тем же словом tonagowa, которое применяется по отношению к идиотизму и слабоумию.

Отрицательные, отталкивающие персонажи фольклора также наделены телесными изъянами и патологиями. У Доконикана, наиболее видного великана-людоеда киривинского фольклора, зубы в несколько рядов, и он не может надлежащим образом говорить. В некоторых волшебных сказках фигурируют женщины, тело которых покрыто волосами, и мужчины с отвратительными телами.

Что касается болезни, то болячки, язвы и раздражения кожи естественно воспринимаются как особо отталкивающие с точки зрения сексуального контакта. Кроме того, быть пораженным подобным образом означает получить обычное наказание за нарушение определенных табу.

Действительно, ряд таких табу соблюдаются только молодыми людьми и не имеют другого raison d'etre, кроме как уберечь их кожу от болячек. Такие табу можно было бы назвать особыми табу красоты. Так, опасно есть рыбу, если она не вполне свежая, или такую рыбу, у которой очень сильный запах. Некоторые виды рыб покрыты неподобающего вида чешуей или пятнами, и они также запрещены для молодых мужчин и женщин. Молодые люди должны воздерживаться от ямса или рыбы, если их разрезали каким-то острым орудием. Сходных табу должны придерживаться мужчины перед тем, как отправиться в заморское плавание; они тогда говорят, что должны есть только «хорошую рыбу», чтобы их лица могли быть красивыми[82].

Неприятная болезнь — тропический стригущий лишай, покрывающий кожу постоянно зудящими болячками и очень распространенный среди меланезийцев, — говорят, является заведомым недостатком, и женщин с этой болезнью не считают красавицами, даже если у них прекрасные лица. Но, похоже, это не становится для занятий любовью непреодолимой преградой, как и для любых других занятий. Зато эта отталкивающая и заразная хворь представляет реальное неудобство для полевого исследователя, которому приходится постоянно иметь дело со страдающими туземцами и тратить много времени, чтобы привыкнуть к этому.

Преклонный возраст ощущается как серьезное препятствие в любовных делах. Контраст между отталкивающей старостью и привлекательной юностью ярко проявляется в мифе. Герой, который терпит неудачу по причине своей старческой наружности, омолаживается и получает все, что хочет. Сначала безжалостно перечисляются отметины, сделанные на нем рукой времени: морщинистая кожа, белые волосы и беззубые челюсти. Затем описываются магические превращения: его округлившееся лицо, плавные линии его полного тела, гладкая лоснящаяся кожа, густые черные волосы, покрывающие голову, красивые черные зубы, сверкающие меж ярко-красных губ. Теперь он может добиться благосклонности желанных ему женщин и навязать свою волю людям и судьбе. Такого рода картины нарисованы в двух  главных мифах о kula (ритуальном обмене), который играет такую большую роль в племенной жизни и демонстрирует так много психологического сходства с эротическими интересами тробрианцев. Похожие картины можно найти также в мифе об омоложении, в туземных представлениях о будущей жизни и в одной или двух волшебных сказках[83]. Тучность на Тробрианах крайне редка и в своих наиболее выраженных формах квалифицируется как болезнь. Плешивость — не редкость. Она рассматривается как недостаток, и определенная доля такого критического отношения содержится в слове tokulubakana (лысый мужчина, буквально: мужчина-затылок-пустой-пространство). Для жителя Киривины, однако, это не так фатально, как для его современника-европейца, потому что на этом счастливом острове все еще используются парики (илл. 68). Либо волосы узкой полосой повязываются непосредственно надо лбом (что-то вроде венка из волос), либо надевается парик, покрывающий всю голову. Такой парик делается посредством нашивания пучков волос на ермолку, изготовленную из плетеных волокон или веревок. Заполучить такие волосы легко, поскольку погребальные обычаи требуют, чтобы каждый член пострадавшей общины, за исключением членов клана усопшего, срезал свою красивую шевелюру.

Срезание волос — не единственный похоронный обычай, направленный на уменьшение личной привлекательности. Перемена во внешнем виде, вызванная трауром, в определенной степени выражает собой местное представление о том, что есть безобразное. Остриженная голова, тело, зачерненное толстым слоем смеси жира и угля, бесцветная и намеренно испачканная одежда, отсутствие украшений и приятных запахов — все это видимые признаки тяжелой утраты. Изменение, которое претерпела женщина в трауре, видно на фронтисписе, где две девушки, равно хорошенькие в обычных обстоятельствах, могут составить контраст. В реальности представление о том, что основные носители траура (прежде всего вдовы) должны обезобразиться, дабы они немогли привлечь других мужчин, открыто высказывается туземцами, а кроме того, подразумевается всей остальной, помимо изменения внешнего вида, системой траурных мероприятий (см. гл. VI).

Основные условия привлекательности теперь очевидны: нормальное телосложение, здоровье, отсутствие умственных и функциональных расстройств, обильно растущие волосы, крепкие зубы и гладкая кожа — то есть все признаки силы и хорошего физического сложения.

Но здесь следует иметь в виду важное обстоятельство. Туземцы с таким ужасом говорят о разных видах физического безобразия и в их поведении столь ясно заметно отвращение, что нет никакого повода усомниться в их словах. И в самом деле, в играх и забавах какой- нибудь альбинос, или идиот, или человек, страдающий кожной болезнью, настолько безусловно отстранен от общего веселья, что его одиночество и изолированность пробуждают жалость даже в холодном сердце этнографа. Таким образом, наблюдения полностью подтверждают высказывания, в которых все туземцы едины во мнении, что такого рода люди совершенно исключены из сексуальных отношений и вынуждены прибегать к средствам удовлетворения, связанным с уединением. Тем не менее я начал сомневаться в их справедливости, когда в ходе моей полевой работы мне представляли эти самые высказывания как доказательство - со многими иллюстрирующими примерами — того, что женщина может иметь детей и без сексуальных отношений (см. гл. VII, разд. 3 и 4). У Тилапо'и (если привести уже упомянутые случаи) был один сын, у Курайяны - целых шесть, тогда как несколько девушек-альбиносов были вознаграждены многочисленным потомством; и тем не менее:

«Ни один мужчина к ним не приблизится, они так отвратительны!» — такова была основная посылка этого силлогизма, хотя многие мои информаторы явно должны знать об этом больше! Более тщательное изучение, предпринятое мной после осознания этого противоречия, вскрыло тот удивительный факт, что сильное и, без сомнения, искреннее физическое отвращение не препятствует меланезийцу в сексуальном акте. Возможно, это как-то связано с их способом выполнения данного физиологического действия. Мне удалось убедиться в том, что самые безобразные, с наиболее отталкивающей внешностью люди имеют не только спорадические, но и регулярные половые сношения. Ора-то'у, tonagowa — что в данном случае означает не идиота, а человека, страдающего дефектом речи и имеющего отталкивающе деформированное лицо, — всегда может воспользоваться благосклонностью деревенских красоток из Омараканы, резиденции верховного вождя, чьим приспешником он является и чьих жен он, по слухам, знает достаточно близко. У альбиноса, которого можно видеть на илл. 38, было несколько всем известных любовных историй. В большинстве тех деревень, где я работал, я мог бы сослаться на несколько старых женщин совершенно отталкивающей внешности, которые были вполне способны — особенно если они сами или их мужья имели высокий ранг — заполучить в любовники молодых и привлекательных юношей.

Когда я обсуждал это с моим другом, покойным Билли Ханкоком из Гузаветы — торговцем исключительного ума и одним из лучших людей, каких я только знал, — он сказал мне, что еще давно самостоятельно пришел к такому же заключению, и извлек из памяти ряд поразительных случаев, в нескольких из которых женщины имели отталкивающую внешность, по его словам, «далеко выходящую за пределы терпимости пьяного матроса». Он упомянул также об опыте одного медицинского служащего, специально назначенного на Тробрианы для лечения венерических заболеваний. Этот служащий был однажды поставлен в тупик, обнаружив, что все юноши в одной общине были поражены весьма опасной и явно недавно подхваченной гонореей, в то время как все женщины, которых пришлось осмотреть в этой связи, были все еще вполне здоровы. В конце концов он добился признания от одного из своих пациентов в том, что тот с приятелями совокуплялся, среди прочих, с одной женщиной, настолько старой, дряхлой и безобразной, что наш медицинский служащий благодарно и не колеблясь обходил ее во время нескольких своих осмотров. Выяснилось, что она-то и была источником заражения и что на протяжении долгого времени она весьма активно склоняла юношей к совокуплению. Сами парни, когда все вышло наружу, пытались преуменьшить этот факт и представить все дело в виде шутки, но в действительности они были весьма огорчены.

Отношение моих информаторов, когда я предъявлял им такие или подобного рода факты, также было «амбивалентным». Им приходилось признавать, что некоторые люди совокупляются с отталкивающего вида женщинами, но они воспринимали это просто как признак того, что такие люди не в своем уме.

Был и еще один случай, когда я обнаружил, как сильно условность (идеалы поведения) завладевает сознанием туземцев, хотя это происходит только на поверхности, и они контролируют свои высказывания, а не поведение. Те вещи, о которых ему не нравится даже говорить, а не то что признавать, что они-таки делаются, туземец просто отрицает с упорством и энергией, хотя прекрасно знает, что они происходят, может быть, даже под его собственной крышей. Tout comme chez nous!9*

3. Красота человеческого лица и тела

Бодрость, жизнелюбие и сила, хорошие пропорции тела, гладкая и должным образом пигментированная, но не слишком темная кожа — это основа физической красоты для туземцев. На всех этапах деревенской жизни я видел, какое восхищение вызывают грациозные, ловкие и уравновешенные люди. Такое же заключение можно индуктивно вывести из всего, что здесь будет говориться о тробрианских канонах совершенной формы и цвета, о телесном запахе, качестве голоса и изяществе движений.

Поскольку туземцы имеют полное представление о телах друг друга, для них не существует никакого искусственного барьера в эстетическом интересе к телу, и нет таких элементов эротической привлекательности, которые базировались бы на ложных представлениях, делающих нашу нарядную европейскую одежду орудием искусственной скромности, равно как и скрытой приманкой, так что суждение об эротических ценностях у нас затруднено и запутано, оно базируется на моде в одежде не меньше, чем на оценке физической красоты. При том, что троб-рианцы имеют здесь преимущество над нами, примечательно,  что главный эротический интерес у них сосредоточен на голове и лице. В формулах магии красоты, в лексике, связанной с человеческой привлекательностью, равно как и в арсенале украшений и убранства, человеческое лицо — глаза, рот, нос, зубы и волосы — держит приоритет. Следует отметить, что важную роль в магии голова играет как объект восхищения, а не как средоточие эротических эмоций, поскольку последние помещаются в нижней части живота. Что касается остальных частей тела, то, наряду с цветом и качеством кожи, у женщины наиболее важны груди, у мужчины - размеры тела и его сложение. В одних магических формулах помимо деталей лица и головы перечисляются все конечности и части туловища. Однако в других упоминаются только первые. Очертания лица очень важны: оно должно быть полным и округлым. Выражения: imiliyapila (как полная луна), imilibwata (как круглая луна), kalububovatu (его округлость) часто появляются в магических формулах. Лоб должен быть небольшим и гладким. Слово talisalisa (разглаживать) повторяется в заклинаниях красоты. Полные щеки, не слишком выступающий и не слишком маленький подбородок, полное отсутствие волос на лице, при том, что на голове волосы основательно спускаются на лоб, — все это desiderata красоты. Для лица косметика применяется в большей степени, чем для других частей тела. Раскраска лица (sobd) производится с использованием черного, красного и белого цветов (илл. 76). Для получения красного цвета применяется или смесь бетелевого ореха и извести, или красная охра. Прежде для получения белого цвета использовались определенные виды глины, иногда в смешении с измельченными кораллами, но в наши дни их место заняли европейские свинцовые белила, хотя красный цвет все еще получают с помощью местных красителей.

Черная краска может быть получена или просто из обугленного кокосового волокна, или из какого-то другого вида древесного угля, или даже посредством его смешения с ароматическим маслом, изготовленным путем нарезания ароматической древесины на мелкие кусочки и проваривания ее в кокосовом масле. Дерево, которому при этом отдают предпочтение, называется sayaku и, полагаю, представляет собой сандаловую древесину, привезенную с восточных островов (Вуд-ларка и Маршалла Беннета). Сходная, хотя и менее ценимая древесина - kadikoko - имеется на Тробрианах и может использоваться в тех же целях. Такую сильно пахнущую смесь держат в сосудах из-под кокосового масла и используют для нанесения тонких линий на лицо. Туземцы проводят четкое различие между декоративной окраской (sobd), усиливающей их красоту, и покрыванием себя густым слоем сажи (koulo) с целью уничтожить всю их привлекательность в знак траура.

Обозначив общие признаки красивого лица, перейдем теперь к деталям. Глаза, как мы знаем, понимаются туземцами как ворота эротического желания (гл. VII, разд. 1); но и сами по себе они — предмет эротического интереса. Выкусывание ресниц — обычай mitakuku, как его называют — играет важную роль в любовных отношениях. Выражение agu mitakuku («мои откушенные ресницы») — это термин, характеризующий нежные отношения. Глаза часто упоминаются в магии красоты: mitayari (сияющие глаза), mitubwoyili (восхитительные глаза), mitapwa'i (яркие глаза). Глаза должны быть сияющими, но небольшими. На этот счет туземцы высказываются вполне определенно. Большие глаза — риупа-риупа — уродливы. Никакого особого ухода за глазами с целью придать им красоту не существует, исключая, разумеется, выбривание бровей, что, наряду с выкусыванием ресниц, оставляет глаза странно голыми (на вкус европейца). Нет и какой-то особой магии, нацеленной на придание им блеска или других достоинств.

Вслед за глазами, возможно, наиболее важная часть лица — это рот. Он играет заметную роль в любовных отношениях, и его красота высоко ценится в туземной эстетике. Он должен быть очень пухлым, но ярко очерченным. Выступающие губы (ka'uvala'u wadold) считаются столь же непривлекательными, как и сжатые или тонкие губы (kaywoya wadola). Очень некрасива, как мне говорили, отвислая нижняя губа. Существует специальная магия красоты, связанная со ртом. Это — магия talo, красной краски из бетелевого ореха, которую используют для окрашивания губ в красный цвет.

Нос должен быть мясистым и чувственным, но не слишком большим. Такой нос, который туземцы называют kapatata — т. е. длинный, узкий и острый, короче - орлиный, - считается уродливым. Красивый нос называется kabulitoto (стоячий нос), так как слишком плоский нос тоже является серьезным недостатком, и страдающие им мужчины и женщины называются tonapa Ч или nanapa'i (в зависимости от пола). Палочка для носа обычно рассматривается как эстетически совершенно необходимая, но теперь она постепенно выходит из моды, и никакой магии, связанной с этим украшением или с данным органом, не существует.

Уши должны быть не слишком маленькими и не слишком большими — надежное правило, пригодное для всех частей тела, будь то на Тробрианах или где бы то ни было еще. Уши, которые оттопыриваются (tiginaya), - ясное дело, уродливы. Каждое ухо должно быть проткнуто в мочке и украшено серьгами. Отверстие проделывают в раннем детстве, за счет наложения вырезанного из черепахового панциря разомкнутого ободка с заостренными концами, — с тем, чтобы эти острия постепенно проложили себе путь сквозь хрящ. Появившаяся в результате маленькая дырочка затем постепенно расширяется, пока в мочке не образуется основательное отверстие с висящим ободком. В него вставляют серьги из черепахового панциря и другие украшения, в особенности красные диски, сделанные из двустворчатой раковины. Такие манипуляции с ухом являются de rigueur[84], в противном случае о мужчине или женщине будут говорить, что у них tegibwalodila (уши, как у кустарниковой свиньи).

Зубы — чтобы быть действительно привлекательными — должны быть зачернены (kudubwa'u, буквально- «черные зубы»; gigiremutu — выражение, означающее процесс чернения). Такое зачернение делается с помощью кусочка корня, принадлежащего особой разновидности мангров; его накладывают на зубы на всю ночь и повторяют эту процедуру в течение длительного времени. Однако большинство тробрианцев не чернят свои зубы.

Волосы, когда они растут там, где надо, считаются большим достоинством, однако, как мы знаем, им нельзя давать расти нигде, кроме головы. Брови выбриваются, бороде не позволяют отрастать (исключение составляют старики, «которые не хотят уже иметь никаких дел с женщинами»). Волосы никогда не вырывают, их всегда сбривают: в прежние дни — используя обсидиан, сейчас — с помощью бутылочного стекла. Когда волосы на голове очень густые, тогда ими восхищаются и дают отрасти пышной копной, в которой почти все волосы стоят торчком, что весьма характерно для Меланезии.

Туземцы различают черные, светлые и седые волосы (yab-wabwa'u, yadidaydaya и yasoso'u). Альбиноса называют topwaka'u («человек с белыми волосами») или tososo 'и («человек с седыми волосами»). Далее тробрианцы выделяют следующие категории: волосы от прямых до волнистых (yasinare'i или yasisiye'i), курчавые (yasusaybulu), густые и лохматые (yamtumwatu), спутанные и почти свалявшиеся (yakulupaki или yatutuya). Две средние категории считаются красивыми, а прямые/волнистые и свалявшиеся — нет. Что касается их подстригания и причесывания, то настоящая типично меланезийская копна волос (gugwapo 'и) — это излюбленный фасон. Если волосы состригают по бокам и сзади, оставляя длинными на макушке, что придает голове продолговатую цилиндрическую форму, то это называется ЪоЪоЪи. Порой, когда мужчина выходит из траура, его волосам дают отрасти по центру головы, тогда как по краям продолжают сбривать; это называется takwadoya. Короткие волосы, отросшие после траура, называются sayva 'и. Персоны высокого ранга, носящие траур, имеют привилегию оставлять волосы на затылке, у задней части шеи (илл. 25). Эти волосы отрастают в длинные пряди, которые иногда заплетают в косы и называют saysuya (буквально — «локоны»).

Волосы на теле (ипи 'ипи — слово, применяемое также к волоскам на поверхности клубней ямса, на обратной стороне листьев и т. д.) тробрианцы воспринимают как уродство и постоянно сбривают. Люди, покрытые ипи 'ипи, появляются только в мифах и волшебных сказках — для туземцев это гротескная и в то же время порочащая характерная особенность. Уход за волосами играет огромную роль в туалете туземца. Стрижка происходит с помощью заостренной двустворчатой раковины (kanikii), а волосы срезают пучками на подставленную деревяшку. Расчесывают волосы или чешут голову длиннозубым деревянным гребнем (sinatd), и над ним же осуществляется один из наиболее важных обрядов магии красоты. Мы видели, что расчесывание волос (pulupulu, waypulu или waynoku) является центральной частью некоторых празднеств (kayasa), которые действительно организуют исключительно для демонстрации красоты волос. Ногти обрезают и подравнивают с помощью заостренных двустворчатых раковин.

Стройный, хорошо сложенный мужчина высокого роста вызывает восхищение. Kaysaki (подобный «быстрому длинному каноэ»), kuytulo (подобный «округлому стволу дерева») — это два термина, означающие похвалу, причем последний из них показывает, что истощенность не считается ценным качеством. Kaylobu — красиво украшенный, нарядный — выражает ту же мысль. Все три слова встречаются в горестном плаче вдовы по своему молодому мужу.

Для женщины желательным считается стройное тело без чрезмерно большого живота. Kaygumita (стройная), nasasaka (с маленьким животом) — это хвалебные слова. Napopoma (живот как горшок), nasoka (с телом как у рыбы-шара) - напротив, выражают неодобрение. Женские груди имеют особое значение. Одно и то же слово пипи используется для обозначения женской груди, сосков мужчины и женщины, центральной части мужской груди, а также молока. Существует ряд как метафорических, так и специальных выражений дляобозначения эстетически привлекательного облика женской груди. Nutaviya (подобная taviya — небольшому круглому плоду) подразумевает полную, круглую, крепкую фактуру; тот жесмысл имеет и слово nupiyakwa, этимологию которого мне не удалось выяснить. Nupipisiga или nupisiga применяется по отношению к маленьким неразвитым девичьим грудям, считающимся менее привлекательными, по сравнению с первой категорией. Для отвислых грудейиспользуется слово nusawewo, состоящее из специфического префикса пи и термина sawewo — «свисать безвольно вниз», как, например, свисает спелый плод. Другое подходящее сравнение заключено в слове nukaybwibwi, в котором длинные, тонкие, вислые груди уподобляются воздушным корням пандануса. Груди, сморщенные и отвисшие с возрастом, называются pwanunu (где префикс pwa означает изнашивание, пипи — специфическое существительное). Значение этого слова расширилось, и оно стало применяться к морщинистой коже вообще.

Крепкие, хорошо развитые груди женщины являются предметом восхищения. Юные девушки массируют (i'uwoli) свои груди, которые в этом случае можно называть пи 'ulawolu (буквально — массируемые груди). Если какой-нибудь любовник предпочитает, чтобы у его девушки грудь была небольшой, он говорит: « Yoku tage kuwoli nunum; kwunupisiga» («Ты не массируй свои груди; оставайся с девичьими грудями»). Возвращаясь к пониманию физической красоты в целом, отметим, что, как уже было сказано, гладкость кожи и насыщенный коричневый цвет пользуются большим успехом. В магических формулах в этой связи часто упоминаются гладкие предметы с приятной наощупь поверхностью: рыба без чешуи, деревья с гладкой корой, гладкие округлые раковины. Что же касается цвета, то темно-коричневый является, несомненно, недостатком. В магии мытья и в других формулах красоты кожа, которую желают для себя туземцы, сравнивается с белыми цветами, лунным светом и утренней звездой. Магия беременности уже дала нам пример такого представления о телесном совершенстве. Но недостаточная пигментация никого не восхищает, и блеклый, бледный желтовато-коричневый цвет, который порой встречается здесь, так же неприятен тробрианцу, как и европейцу. Альбиносы с их светло-желтыми волосами и длинным золотистым пушком на теле, с их огромными веснушками, как если бы они были забрызганы чем-то грязным и коричневым, производят одинаково отталкивающее впечатление на европейца и туземца (илл. 38).

4. Уход за телом

Основная забота о теле — обеспечение его чистоты. Туземцы крайне чувствительны к запаху и к телесной грязи. Kakaya (купание или мытье всего тела с обильным количеством воды) является первым актом любого ритуального обряжания и часто происходит в другие моменты жизни. Туземцы часто полощут руки и умывают лица; такое минимальное омовение называется wini. За мытьем, предшествующим торжественному надеванию праздничного убранства, всегда следует умащение (putuma) кокосовым маслом, которое придает коже красивый блеск, а кроме того, является сильным и стойким дезодорантом. Если есть возможность, то к маслу добавляют что-нибудь ароматное: цветок пандануса (gayewd), душистые цветки butia и другие благоуханные цветы и травы, соответствующие сезону; используют и уже упоминавшуюся душистую краску (sayaku).

Высушенные и отбеленные листья — материал для одежды туземцев, при этом мужчины используют панданус (или же — для одеяний более высокого качества — арековую пальму), а женщины — банановые листья (см. илл. 69). Их одежда — самая минимальная, особенно у мужчин, которые носят одну лишь набедренную повязку. Это узкая полоска, прикрывающая интимные зоны — нижнюю часть живота и зад до первых поясничных позвонков. Полоска эта спереди и сзади прикрепляется к поясу. Обычно поверх такого поддерживающего пояса мужчина надевает другой, разукрашенный, пояс, изготовленный порой из ценного материала. Набедренная повязка подгоняется очень тщательно, так, чтобы определенная зона, которая должна быть спрятана по соображениям скромности, всегда оставалась точно и тщательно прикрытой. Мужчины очень редко снимают свою набедренную повязку, делая исключение только для интимной обстановки своего ночлега. Повязка снимается также во время рыбной ловли или купания с другими мужчинами. Слово yavi (набедренная повязка из листа) требует тех суффиксальных притяжательных местоимений, которые обычно используются только с частями человеческого тела (yavigu — мой лист; yavim — твой лист; yavila — его лист, и т. д.). Здесь в грамматической форме выражена тесная связь данной детали одежды с мужским телом.

Женщины носят юбки, сделанные из узких полосок растительных волокон, различным образом изготовленных и окрашенных. Полное описание всего того, что связано с тробрианскими «моделями одежды» и с женской психологией в этой вечно важной сфере, могло бы вылиться в многотомную диссертацию. Если же сказать коротко, женщины носят нижнюю юбку и верхнюю юбку. Дома и в окружении близких друзей, а также на работе верхняя юбка снимается, и остается только нижняя юбка (см. илл. 9, 18, 21). Она обычно потрепанная и всегда короткая, но тем не менее отвечает всем требованиям скромности. Верхние юбки — широкие и иногда очень плотные. В обычные сезоны и для обычных целейих не окрашивают искусственным образом, и они демонстрируют лишь свой естественный густой золотисто-серебряный цвет высушенных листьев кокосовой пальмы или банана. Во время траура и в период менструаций носят несколько более длинные юбки. Для купания или на время дождя кокосовое волокно предпочитается всем прочим материалам. Самое большое разнообразие цвета и формы наблюдается в нарядных юбках, которые носят во время сбора урожая и на празднествах (илл. 13, 61, 69). Эти юбки представляют яркие комбинации цвета, все виды доступных материалов и большую изобретательность в покрое. Слово для обозначения этого предмета женской одежды — doba; оно используется с аффиксами самой близкой степени обладания. В своей составной форме оно меняет некоторые из своих гласных, например, dabegu (моя юбка), dabem, dabela и т. д.

Наиболее важные украшения уже были походя упомянуты. Туземцы украшают себя венками душистых цветов; вставляют цветы, в особенности красный гибискус, себе в волосы, а души- стые травы или длинные листья и узкие ленты — в свои браслеты. Носят ожерелья из раковин и семян диких бананов, а также браслеты на руках выше локтя. Все мужчины и женщины носят серьги и пояса. Тело, в отличие от лица, раскрашивают очень редко, и не видно даже никаких татуировок.

Мне говорили, что девушкам во время их первой менструации наносят татуировку вокруг вагины. Такая татуировка называется ki'uki'u и делается, если верить моим информаторам, по эстетическим соображениям. Кроме того, мужчины и женщины для красоты выжигают отметины на предплечье.

Следует упомянуть еще один элемент личной привлекательности: голос. Хороший певец уступает в славе только хорошему танцору. Сила красивого голоса известна, и ее превозносят повсеместно; приводится много примеров обольщения посредством пения. Возможно, наиболее знаменит голос Мокадайю, успех которого у прекрасного пола достиг своей кульминации в инцестуальной связи с собственной сестрой — одной из самых красивых девушек деревни[85].

В качестве фона к тробрианским представлениям о красоте было бы интересно послушать мнение туземцев о других расовых типах. Хотя все другие туземцы рассматриваются как менее привлекательные вообще — по сравнению с соплеменниками, среди чужих проводят различия в степени некрасивости. Чисто папуасский тип с Папуасского залива и с северного берега, тип, который сейчас нередко можно видеть на Тробрианах наряду с белыми людьми, несомненно, рассматривается как наименее привлекательный. Некрасивость папуасов относят главным образом на счет их темной кожи: она действительно значительно темнее, чем у тробрианцев, и имеет характерный шоколадный оттенок. Их ярко выраженные курчавые волосы и необычная манера заплетать их в косы и в виде бахромы также воспринимаются как очень некрасивые. Неприятны, кроме того, их выступающие тонкие губы и большие орлиные, почти еврейские носы на длинном узком лице. Эти критические замечания были мне изложены по случаю нескольких танцев, исполненных туземцами Папуасского залива, которые работали на одной из плантаций. Их танец вызывал искреннее восхищение, чего не скажешь об их внешнем виде.

Добуанцы, со своей темной кожей, коренастым сложением и короткими шеями, нередко вызывают смех у тробрианцев. Аборигены более отдаленных восточных архипелагов — южные массим — получают намного более высокую оценку своей красоты. Несмотря на то, что эти чужаки территориально отстоят от местных жителей дальше, чем добуанцы, наши туземцы ясно понимают, что в расовом отношении они близки, и говорят: «Они — как мы, выглядят красиво».

Европейцы, как откровенно признаются туземцы, некрасивы. Прямые волосы, «обвивающие головы женщин, как нити и» (грубое волокно пандануса, используемое для изготовления веревок); нос «острый, как лезвие топора»; тонкие губы; большие глаза, «подобные лужам воды»; белая кожа с пятнами, как у альбиносов, — все это туземцы называют (и без сомнения ощущают) уродством. Приятно лишь отметить, отдавая должное их хорошим манерам и вежливости, что они сразу же добавляли, что сам этнограф является похвальным исключением из правил. Они всегда мне говорили, что я гораздо больше похож на меланезийца, чем на обычного белого человека. Они даже подкрепляли этот комплимент конкретными фактами: толстые губы, маленькие глаза, отсутствие какой-либо остроты в контуре носа — все это приписывалось мне как ценные качества. Единственные пункты, в отношении которых они были достаточно благоразумны и честны, чтобы не делать мне комплиментов, были мой лоб и волосы. Боюсь, однако, что в данном случае тробрианцы проявили больше вежливости, нежели правдивости; кроме того, следует помнить, что похвала в адрес кого-либо всегда, по обычаю, вознаграждается соответствующим даром в виде табака или бетелевого ореха, которые в большей степени, чем эстетические взгляды, могут стать стимулом к комплиментам (см., однако, илл. 68).

Итак, ясно, что тробрианцы предпочитают свой собственный расовый тип и что это не просто проявление местного самодовольства, так как обыкновенно они проводят различия между разными типами и отзываются о них с похвалой, когда на то есть основания. Так, южных массим они считают ровней и даже готовы признать, что восточная часть северных массим — туземцы острова Вудларка и группы островов Маршалла Беннета — превосходят их в отношении внешних данных. Могу добавить, что вначале я, как и все чужаки, воспринимал по большей части общий тип, а не индивидуальные различия местного населения. Но по мере привыкания я тоже стал ощущать, что слишком темная или слишком желтая кожа, слишком прямые или слишком курчавые волосы, рот, тонкий, как у европейца, или же орлиный нос — все это черты, некрасивые в меланезийце. Одновременно я научился оценивать красоту в рамках данного расового типа и de facto всегда более или менее знал, кто привлекателен для ту- земцев, а кто — нет. Даже искусственные ухищрения — блестящие черные зубы за толстыми ярко-красными губами, изящные трехцветные спирали на лице, пламенеющие цветы гибискуса в густой черной шевелюре, золотисто-коричневая кожа, смазанная кокосовым маслом, — перестали производить на меня впечатление всего лишь гротескного маскарада, и я стал видеть в них средство придать дополнительную красоту.

В конце концов требуется же от нас какое-то время, чтобы привыкнуть к меняющимся модам нашей собственной расы и обнаружить красоту там, где первоначально мы были не в состоянии увидеть ничего, кроме карикатуры. Я все еще помню чувство легкого удивления по поводу той формулы красоты, с которой старый вождь То'улува начал наш первый разговор на эту тему:

«Migila bubowatu; matala kuvikekita;

Лицо его (ее) округлое; глаз его (ее) маленький;

kabulula kaykekita; kudula sene

нос его (ее) маленький; зуб его (ее) очень

kobwabwa 'и; kulula sene kobubowatu».

зачерненный; волосы его (ее) очень закругленные».

Это выразительное высказывание кратко обобщает результаты нашего исследования и дает приблизительный стандарт красоты. В нем присутствует сочетание культурных ценностей с биологическими импульсами и расовыми предпочтениями. Этот взгляд на вещи может быть понят и европейцем — если он может сохранять в себе чувство человеческой или биологической солидарности, перекрывающей расрвые и культурные различия, и достаточную ментальную гибкость, чтобы полностью усвоить культурные и эстетические стандарты другого народа.

5. Развитие любовного романа

Чтобы понять, как воздействует на туземца личное очарование, было бы полезно представить типично тробрианскую любовную историю на фоне западного любовного романа. Любовь обрушивается на них — как и на нас — вследствие первого потрясения, вызванного красотой и обаянием личности; но различия в традициях и культуре приводят в дальнейшем к несхожим результатам. Изначальные препятствия, мешающие быстрому сексуальному сближению двух любящих людей, те препятствия, которые так свойственны всем более высоким цивилизациям, наделяют для нас любимого человека неисчислимыми достоинствами и окружают его или ее ореолом священной и непостижимой притягательности. В мужчинах, творческое воображение которых развито больше, чем их практическое ощущение реальности, такого рода страстные увлечения могут породить всего лишь романтическую мечтательность и чрезмерную робость, а могут — такие излияния чувств, какие мы находим в Vita Nuova или сонетах Петрарки. И это робкое эгоцентричное обожание, и это крайнее творческое превознесение вечно женственного на- чала — Беатриче или Гретхен, доводящие мужчину до ощущения божественного присутствия представляют собой реальный тип западной любовной истории, ставший эталонным для величайших произведений искусства, но характерный также и для многих других произведений, не наделенных такой силой самовыражения. Противоположную реакцию на то же самое искусственное культивирование тайны и, как следствие, идеализацию женщины можно видеть в поношениях и обвинениях, исходящих от Шопенгауэра и Ницше.

Человек с улицы, испытывающий то же самое потрясение, не пишет сонетов, но тем не менее окружает объект своего сильного чувства экзальтацией и поклонением, хотя и более сдержанными. В то же время его эмоции находят практический выход, и он ищет всякую возможность для более близкого знакомства. Если симпатия созревает во взаимную любовь, дела идут своим традиционным путем: ухаживание, помолвка и брак. Естественная страсть может довести мужчину и женщину до финальной фазы вопреки всем социальным и моральным правилам, но справедливо будет сказать тем не менее, что мужчин и женщин, принадлежащих к нашей культуре, настоящая любовь ведет не к непосредственному удовлетворению сексуальной потребности, а к постепенному подмешиванию чувственных элементов к общему духовному влечению. Личная близость в полноценной совместной жизни, санкционированной законом, явялется конечной целью нашей романтической идеологии, всё же остальное, включая сексуальные отношения, следует за этим как нечто молчаливо подразумеваемое.

Обратимся к среднему меланезийскому юноше, который увлекся девушкой, недоступной ему в силу родственных табу, общественного положения или слишком большой разницы во внешних данных. В этом юноше первое впечатление также вызывает эстетическую и чувственную реакцию, которая преображает вызвавшую ее причину в нечто желанное, ценное и заслуживающее всемерных усилий. Но ощущения загадочности, желания поклоняться на расстоянии или просто иметь возможность находиться в присутствии объекта желаний здесь нет. У молодого человека на Тробрианах уже есть обширный опыт сексуального общения с девушками того же типа, что и его новый идеал, и с самого детства в его опыте тесно увязывались притягательность красоты и непосредственные эротические контакты. Ему не нужно спотыкаться о конечное осуществление эротического желания — он делает это немедленно. Все обычаи, установления и правила поведения диктуют простое непосредственное сближение партнеров, как будет видно из последующего изложения.

Любопытная информация, проливающая свет на ухаживание у тробрианцев, содержится в обычаях других меланезийских обществ, где сексуальная свобода гораздо более ограничена, где имеют место постепенность взаимного сближения и некое подобие романтической любви. В ближайшем этнографическом регионе к югу, на о-вах Амфлетт, и в рядом лежащем регионе, населенном племенем добуанцев, добрачные половые отношения расцениваются как достойные порицания, и обычай там не поощряет ни свободное общение детей в эротических играх, ни беспрепятственные половые сношения парней и девушек, ни институты вроде bukumatula (дом холостяков и девушек). Из своего ограниченного исследовательского опыта на о-вах Амфлетт я вынес впечатление, что добрачные половые отношения там едва ли вообще существуют, а у добуанцев они значительно более ограничены, чем на Тробрианах. В полном соответствии с этим мы находим ряд установлений, предполагающих длительное ухаживание и свидетельствующих о любви, направленной не на сексуальные отношения. Мне говорили, что в обоих дистриктах бытуют любовные песни и что юноши там ухаживают за девушками, играя на флейтах Пана или на варгане; кроме того, эти парни и девушки участвуют в совместных играх и развлечениях, только чтобы завести знакомство и пообщаться. На поздних стадиях ухаживания и перед браком юноше позволено навещать свою нареченную в доме ее родителей, но речь здесь не идет о сожительстве, и между ними имеют место только разговоры и ласки. Сходная ситация сложилась у западных папуасско-меланезийских племен, в ряде которых я провел более или менее продолжительные иссле- дования. Однако эти материалы я представляю на рассмотрение с осторожностью, и они никоим образом не сравнимы с моими наблюдениями среди тробрианцев. Ведь они полностью основаны на высказываниях, полученных от информаторов ad hoc, а не на том спонтанном материале, который сам идет в руки при долгом пребывании в какой-либо стране[86].

Однако наш томящийся от любви тробрианец, которого обычай учит быть непосредственным в любовных делах, сразу приступает к проверенным способам сближения.

Простейший из них — непосредственное личное объяснение. Из предыдущих описаний санкционированных нарушений сексуальной нормы мы знаем, что существует много возможностей для юноши проявить свое желание, а для девушки — поощрить его к этому (см. гл. IX). Когда оба из одной деревенской общины, это предельно просто. Когда двое живут в разных деревнях, их сводят вместе праздники; они могут говорить друг с другом и по ходу игр и танцев, будучи в толпе людей, дать себе волю уже на этих предварительных этапах своей любви; кроме того, они могут договориться о будущей встрече. После этого, с помощью ulatile и katuyausi, встречи могут повторяться, или же один из любовников может перебраться в деревню другого. Иной способ — это объяснение через посредника (kaykiwi). К нему прибегают, когда двеобщины далеко отстоят друг от друга, а в силу особенностей сезона личные контакты невозможны. Кого-либо из общих друзей мужского или женского пола просят выразить восхищение, испытываемое юношей, и условиться о свидании. Привлечь к делу kaykiwi, как правило, нелегко, потому что его неудача, если она станет общеизвестной, вызовет на просителя град насмешек. Если же и объяснение напрямую, и участие kaykiwi по каким-то причинам невозможны, влюбленный использует наиболее мощное средство ухаживания - магию - как первый шаг своего наступления. В данном случае достаточно сказать, что почти всегда успех в любви приписывается магии, что и мужчины, и женщины глубоко в нее верят и полностью ей доверяют и что по причине такой ее психологической роли она очень эффективна. Но подробное описание любовной магии будет дано в следующей главе.

Таким образом, в тробрианском ухаживании нет окольных путей; не ищут эти люди и полноценных личностных отношений, когда сексуальное обладание становится только следствием их.

Просто и непосредственно просят о встрече, не скрывая намерения получить сексуальное вознаграждение. Если приглашение принимается, то удовлетворение желания молодого человека исключает романтический настрой, стремление к недостижимому и таинственному. Если же приглашение отвергается, то это не составляет особой личной трагедии, так как юноша с детства привык к тому, что его сексуальные импульсы наталкиваются на несговорчивость некоторых девочек, и он знает, что другая любовная связь исцелит такого рода болезнь надежно и быстро.

6. Примеры стойкой привязанности

Хотя свод общественных законов не способствует романтическим чувствам, романтические элементы и поэтически окрашенная любовная привязанность не вовсе отсутствуют в тробрианском ухаживании и браке. Это станет ясно, если мы рассмотрим три этапа любовной жизни индивида, о которых шла речь в гл. III. Уже в легкой эротической игре детей возникают симпатии и антипатии и заявляют о себе личные предпочтения. Такие ранние улечения, основанные на симпатии, порой захватывают человека довольно сильно. От некоторых моих друзей я узнал, что их браки уходили корнями еще в детскую любовь. Токулубакики и его жена познакомились и понравились друг другу, еще будучи детьми. Тойодала, отчаяние которого я наблюдал после смерти его жены, дружил с ней еще в детстве (см. гл. VI, разд. 4). Сходные выводы можно сделать, наблюдая за детьми и некоторыми фактами их поведения. В скромных масштабах, но они пытаются завоевать, поразить и удержать воображение своих товарищей по играм. Таким образом, даже на данной стадии некоторые элементы романтики уже примешиваются к откровенной сексуальности их игр.

На второй стадии, когда юноши и девушки развлекаются, свободно предаваясь любовных утехам, личные предпочтения выражены даже в большей степени. Они часто меняются, но воображение и чувства молодых людей в каждый данный момент, бесспорно, заняты целиком. Легко услышать, как юноши обсуждают красивых девушек, которыми увлечены. Один юноша расхваливает свою избранницу, тогда как другой оспаривает ее высокие достоинства, и в этом споре находит свое выражение любовное томление каждого.

Что же касается конкретных случаев, то мне было довольно трудно собрать какие-то подробные сведения как о детях, так и о молодых людях обоего пола. Однако на более поздней стадии, когда увлечение созревает в желание сочетаться браком и когда все воспринимается гораздо более серьезно, у меня несколько раз была возможность наблюдать все собственными глазами. Случай с Мекала'и, юношей, одно время служившим у меня, уже был упомянут (см. гл. ГУ, разд. 2). Он был серьезно влюблен в Боду-лелу, о которой было известно, что она спит со своим отчимом. Юноша был очень глубоко к ней привязан, и хотя у него не было никаких шансов обладать ею в ближайшем будущем и ему даже не позволялось посещать ее, он месяцами лелеял надежды и строил планы своей конечной победы. Кроме того, он явно был озабочен тем, чтобы появиться перед ней в качестве значимой и влиятельной персоны. Другой юноша, Монакево, имел любовную связь с Дабугерой, которая принадлежала к особам высокого ранга. Он часто горевал о своем низком ранге, который, как он знал, препятствует его браку с ней (см. гл. ГУ, разд.1). Это препятствие он пытался преодолеть личными достижениями. Он хвастался своим прекрасным голосом, своим искусством в танцах, своими многочисленными способностями — которые отчасти действительно имели место — и тем, как Дабугера их ценит. Когда на несколько дней она изменила ему с другим, он был явно подавлен, и при каждом очередном таком случае пытался уговорить меня отплыть с острова и взять его с собой; одновременно он фантазировал, во всех подробностях представляя себе, какое сильное впечатление произведет на Дабугеру столь решительный шаг и какие прекрасные подарки он привезет ей по возвращении.

Имеются, кроме того, зафиксированные случаи, когда мужчина хотел жениться на девушке, и вначале ему это не удавалось, но затем, после долгого периода томления, он добивался своей первоначальной избранницы. У Сайябийи, довольно красивой девушки, был любовник Йалака из той же деревни, за которого она собиралась выйти замуж. Томеда, красивый мужчина из Ка-сана'и, известный своей силой, высокими урожаями и своим искусством танца, произвел на нее впечатление и в конце концов убедил выйти за него замуж. Во время моего первого визита на Тробрианы я привык часто видеть их обоих; она была одной из по-настоящему привлекательных женщин, а он — очень хорошим информатором. Когда я вернулся два года спустя, он жил один, так как она возвратилась к своему бывшему возлюбленному и вышла за него замуж (см. гл. V, разд. 1). Причиной, конечно, считали магию, но это было, бесспорно, возвращение к первой любви. Мой друг Томеда на протяжении долгого времени был крайне подавлен и часто с явной охотой говорил со мной о своей утраченной возлюбленной. Я покинул этот дистрикт и не видел его около шести месяцев, но за несколько дней до отплытия с Тробриан встретил его, раскрашенного и нарядного, направлявшегося в другую деревню, — явно в роли полного надежд поклонника (to 'ula(ile). Когда я разговорился с ним, он, улыбаясь, признался, что у него — новая девушка, на которой он надеется скоро жениться.

Другая запутанная любовная история была связана с Йобук-ва'у, сыном вождя То'улувы (см. гл. IV, разд. 1 и гл. V, разд. 5). Его любимая, Илака'исе, была «по госудрственным соображениям» выдана замуж за его отца и оказалась самой юной из примерно двадцати четырех жен. После этого молодой человек нашел себе другую девушку — Исепуну, накоторой собирался жениться. Но он оказался не в состоянии сопротивляться близости своей бывшей возлюбленной, и всей Омаракане (резиденции вождя) стало известно, что он регулярно спит с самой юной женой своего отца. Это глубоко оскорбило его нареченную.

Тогда же младший брат Йобуква'у — Калогуса — возвратился после годичной работы на заморской плантации. На него произвела сильное впечатление нареченная его старшего брата — Исепуна, и между ними внезапно вспыхнула взаимная симпатия. Ситуация _______была весьма сложной, так как уводить у брата невесту крайне скверно. Но любовь оказалась сильнее соображений морали. Исепуна порвала с Йобуква'у и заключила помолвку с Калогусой. Они поженились через несколько месяцев после моего приезда в Ома-ракану. Можно было быдобавить, что тем временем Йобуква'у женился на очень непривлекательной девушке Лосе, но болтали, что он и Илака'исе — все еще любовники.

Почти такой же была история Гилайвийяки — старшего брата Йобуква'у (см. гл. V, разд. 5). Он тоже спал с Набвойумой до того, как она вышла замуж за его отца. В дальнейшем он женился на Булубвалоге из Йалумугвы, действительно привлекательной, чуть смуглой женщине с каштановыми волосами, к которой он был глубоко привязан. Однако это не помешало его ночным визитам к Набвойуме. Его супруге это было не по вкусу, и она следила за ним; и однажды ночью он был застигнут inflagrante delictom, и разразившийся в результате грандиозный публичный скандал совершенно сокрушил его. Ему пришлось на некоторое время покинуть деревню, а его жена вернулась к своей родне. Во время моего пребывания в этой деревне, пару лет спустя после упомянутого события, он сделал несколько попыток вернуть свою супругу назад и явно остро ощущал свою потерю. Во время моего последнего возвращения на Тробрианы я узнал, что он нанялся рабочим на плантацию, через год вернулся домой и умер за несколько месяцев до моего приезда. Безнадежная любовь Уло Кадалы уже упоминалась (гл. ГУ, разд. 1). Кроме того, туземцы свидетельствуют по меньшей мере об одном случае самоубийства по причине несчастной любви[87].

В данных примерах мы обнаруживаем элементы того, что сами понимаем под любовью: воображение и стремление с его помощью, а не посредством взывания к чувствам добиться любимого существа; стойкое предпочтение и повторяющиеся попытки завладетьобъектом желания. Во многих из этих примеров звучит высокая оценка любимого существа и признание за ним способности обогатить жизнь - или опустошить ее.

Указанные элементы, разумеется, сочетаются необычным для нас способом и в чуждом для нас контексте. Отношение к сексу там иное, и поэтому некоторые характерные проявления «западных» чувств отсутствуют. Платоническая любовь там невозможна. А главное, большая часть непосредственных действий по ухаживанию заменяется магией. Такие выводы могут быть лишь приблизительными, но факты, приводимые в данной главе и, спорадически, по всей книге, дают возможность внимательному читателю увидеть различие между тем, что собой представляют любовь и секс на Тробриа-нах — и в нашей культуре.

7. Коммерческий аспект любви

Существует одна интересная сторона тробрианской любви, которая может ускользнуть от внимания поверхностного наблюдателя или может быть превратно истолкована. По ходу всякой любовной интриги мужчина должен постоянно вручать женщине небольшие подарки. Для туземцев необходимость такого одностороннего одаривания самоочевидна. Тем самым обычай подразумевает, что сексуальные отношения, даже основывающиеся на взаимной симпатии, являются услугой, которую женщина оказывает мужчине. В этом качестве ее следует оплачивать в соответствии с правилом взаимности, или равноценного обмена, которое пронизывает племенную жизнь таким образом, что всякий дар, всякая услуга и всякое проявление благосклонности должны оплачиваться чем-нибудь равноценным. Награда за сексуальную благосклонность называется buwa, и это слово используется с суффиксом самой близкой степени принадлежности (buwagu, buwam, buwala и т. д.). Возможно, это всего лишь грамматический архаизм. А если нет, то здесь выражена предельно близкая связь между даром и дарителем/получателем; иными словами, подразумевается, что подарок является существенной частью сделки, как оно и есть на самом деле.

Это правило ни в коей мере не является логическим или самоочевидным. Учитывая весьма большую свободу женщин и их равенство с мужчинами во всех областях, особенно в области секса, учитывая также, что туземцы полностью отдают себе отчет в том, что женщины столь же склонны к сексуальным отношениям, как и мужчины, логично было бы ожидать, что сексуальные отношения будут восприниматься как обмен услугами, взаимными по самой своей природе. Но обычай, произвольный и непоследовательный здесь, как и повсюду, декретирует, что в данном случае речь идет об услуге, которую женщины оказывают мужчинам, и мужчины должны платить.

Что касается размера и природы такого дара, то он варьирует в зависимости от типа сексуальных отношений. Как мы уже видели, даже маленькие мальчики, подражающие старшим в каждой мелочи, преподносят своим избранницам какие-то небольшие подарки: щепотку табака, раковину или просто цветок. Мальчики постарше должны вручать более существенный подарок: полпалочки табаку, один-два бетелевых ореха и время от времени — кольцо из черепашьего панциря, раковинный диск или даже браслет. В противном случае девушка обычно возражает: Gala buwam, apayki («Тебе нечем заплатить мне — я отказываю»). И молва о его недостойном поведении разнесется повсюду и повредит его будущим победам. В последующих, более постоянных любовных связях, особенно когда они развиваются в сторону брака, принято время от времени преподносить основательные подарки, а не делать каждое утро мелкие дары.

Когда брак заключен, плата за сексуальные отношения становится сложным семейным делом, как описано в главе V, в которое вовлечены все: муж и жена, их домочадцы и семья жены, отец и дети, дети и дядя по материнской линии. Расчет между мужем и женой состоит в том, что она предоставляет ему постоянные сексуальные услуги, а он оплачивает их всем тем, что дает своим детям: любовью, заботой и материальным имуществом. Дети, как мы знаем, официально считаются принадлежащими ей, а не ему. Уход за детьми, их воспитание и даже его любовь к детям объясняются этой его обязанностью. «Плата за то, что он спит с их матерью», «плата за сексуальные услуги их матери» — эти и подобные им фразы повторяются каждый раз, когда обсуждается данная тема. Таким образом, коммерческий аспект любви также — и весьма определенно —присутствует в браке[88].

Однако следует ясно понимать, что слово «коммерческий» используется только для описания принципа обмена услугами в сексуальных отношениях и что данный принцип здесь — как и во всех других социальных отношениях — всего один их аспект, отнюдь несамый важный. Прежде всего было бы совершенно неверно проводить какую-то параллель с формами проституирования в более высоких культурах. Сущность проституции состоит в том, что плата там является стимулом для того, чтобы женщина отдалась. На Тробрианах сексуальные отношения — дело спонтанное, как для девушки, так и для юноши. Дар здесь — обычай, а не стимул. Эта практика гораздо более сродни нашему обычаю делать подарки невесте или кому-либо, кто просто внушает нам восхищение, — нежели тому институту чисто коммерциализированных сексуальных услуг, которые составляют сущность проституции.

8. Ревность

Остается обсудить еще один вопрос, тесно связанный с проблемой любовного влечения. Любовь борется не только за обладание, но и за монополию; отсюда — сильная эмоциональная реакция ревности. Некоторые этнографы, изучавшие племена с большой сексуальной свободой, утверждают, что там не существует ревности. В подтверждение этого не приводится ничего большего, чем наличие самого факта санкционированного нарушения норм. Однако связь между таким нарушением и отсутствием ревности отнюдь не самоочевидна. На Тробрианах, несмотря на множественность форм санкционированного отхода от нормы, ревность, конечно же, существует. Мужчина, который желает девушку, не станет с легкостью уступать дорогу сопернику, как о том свидетельствуют частые ссоры и драки, порожденные сексуальным противоборством. И не будет мужчина, который утвердил определенные права на женщину — посредством брака, или помолвки, или просто любовной связи, — терпеть какое бы то ни было их нарушение. В действительности у них существуют и ревность, связанная со страстью, и более холодная ревность, основанная на честолюбии, власти и обладании. Как нам известно, отношения внутри bukumatula (дома холостых парней и незамужних девушек) подчиняются определенному своду правил, и нарушение прав отдельного обитателя дома вызывает глубокое возмущение и считается достойным порицания. Кроме того, как мы знаем, супружеская неверность является тяжелым проступком, наказуемым даже смертью. Среди молодых парней и девушек известны серьезные проявления вражды, а также драки, проистекающие оттого, что кто-то покусился на заповедное владение другого; даже у детей случаются драки на почве ревности.

Однако эта страсть, как и все другие, восприимчива к общественному воздействию. Когда обычай требует, чтобы мужчина уступил свою возлюбленную, и это может быть сделано достойно, он подчиняется. Такое происходит, как мы знаем, в случае визита чужеземцев в рамках kula или же в случае с молодыми людьми, которые в качестве гостей приходят в деревню, где недавно кто-то умер. Кроме того, имеют место ситуации — менее охотно прощаемые, — когда девушки отправляются в katayausi или скрытно выскальзывают из своей деревни, чтобы встретить компанию ulatile.

На меня сильное впечатление произвело то, что можно было бы назвать оборотной стороной ревности. То, как юноши обычно жаловались мне на подобного рода санкционированное нарушение верности; то, как подробно они останавливались на этом предмете и говорили о нем с явной печалью, но не без некоторого болезненного любопытства; и та настойчивость, с которой они к этому возвращались, - все создало уменя впечатление, что для них в этой ситуации имел место некий элемент приятного воз- буждения. Представляет ли собой ревность у тробрианцев эмоцию с двумя почти полностью противоположными и чередующимися чувственными интонациями, одна из которых отчетливо неприятна, а другая — приятна и сексуально стимулирует, — сказать трудно. Но один или два факта касательно отношений между туземными женщинами и белыми мужчинами проливают добавочный свет на этот предмет.Так, известно, что Синакади — важный, но нуждающийся в деньгах вождь Синакеты —предоставлял своих жен за деньги белым мужчинам. Теперь он стар и, говорят, женился на молоденькой специально для этой цели; однако молва свидетельствует, что вождь начал заниматься такими вещами уже давно, еще до того, как на Тробрианах разместилась ставка администрации. Один из его сыновей, в настоящее время молодой человек, поступает в точности так же. Один белый торговец говорил мне, что знал туземца, который, как казалось, был очень привязан к своей миловидной юной жене и чрезвычайно ее ревновал. Этот туземец занимался тем, что добывал девушек для нашего торговца. Однажды, когда он не сумел найти кого-либо еще, он привел свою жену и поджидал ее на пороге. Подобные факты проливают дополнительный свет на то, какое действие производит ревность на тробрианцев.

Социальные, культурные и непосредственно эмоциональные мотивы ревности будет легче отделить один от другого, если провести различие между несколькими разновидностями ревности, каждой из которых соответствует определенное наказание. На первом месте находится ревность, возникающая из-за нарушения прав, а не из-за непреодолимых инстинктов или оскорбленного чувства. Табу на жен вождя — тому пример, и в былые времена оно было крайне строгим. Даже если речь шла об очень старом мужчине, который не испытывал чувств к своим молодым женам и даже не жил с ними, супружеская неверность представляла собой главный проступок. В прежние времена измена жен То'улу-вы с его же сыновьями (случай, который уже упоминался) и неверность жены М'табалу никогда не были бы прощены. Но даже жена простолюдина, застигнутая in flagrante, могла быть убита вместе со своим любовником.

Данный вид ревности, порожденный чисто социальными соображениями, выражается также в тщательном надзоре за вдовой со стороны родственников ее покойного мужа. На втором месте находится ревнивая обида на неверность, нарушившую сложившиеся постоянные отношения. Данная эмоциональная реакция — вместе с первой, социальной, — характеризует конкретные примеры, рассмотренные в предыдущем абзаце.

Наконец, существует чисто сексуальная ревность, вызванная непреодолимым влечением кженщине, или страстью, что, как правило, побуждает мужчину или юношу к насильственным или мстительным действиям.

9. Красота, цвет, запах - и сексуальная близость

Мы знаем теперь, как девушка и юноша на Тробрианах впервые увлекаются друг другом, как они вместе ходят, как развивается их роман, приводящий либо к охлаждению, либо к браку; но мы все еще мало знаем, как два любовника проводят время и наслаждаются обществом друг друга.

В этом, как и во всех других аспектах меланезийской племенной жизни, обычай и условности в значительной мере диктуют даже детали поведения. Индивидуальные отклонения всегда существуют, но они проявляются в относительно узких пределах, бесспорно более узких, чем на уровне нашей собственной культуры. Партнеры ждут друг от друга не импровизации в любовной рапсодии, а, скорее, должным образом исполненного воспроизведения традиционной нормы. Места, в которых желательно пре- даваться любовным утехам, способы, которыми это нужно делать, сами виды ласк — все это определяет традиция. Информаторы независимо друг от друга описывают в точности одну и ту же процедуру почти в одних и тех же словах.

Слово kwakwadu — принятый термин, означающий что-то вроде «амурных сделок» или «пребывания вместе на предмет любви». Возможно, легче было бы передать то же самое по-немецки, как erotisches Beisammensein, или посредством американского разговорного выражения «petting party» или «petting session». К сожалению, речевые обороты англичан противятся созданию стереотипной терминологии (исключая область морали). Термин kwakwadu имеет широкий смысл.

Он означает коллективную прогулку или компанию из нескольких пар, отправившуюся на интимный пикник; пребывание вместе двух людей, которые любят друг друга, — разновидность эротического tete-a-tete, ласки и близкий физический контакт перед окончательным соитием. Упомянутый термин никогда не используется как эвфемизм для обозначения сексуального акта. На коллективном пикнике поначалу все играют вместе в игры, описанные в предыдущей главе, а затем любовники пара за парой стремятся уединиться. Мы попытаемся воссоздать поведение пары, покинувшей такую компанию или даже самостоятельно отправившейся в какое-нибудь излюбленное местечко, где молодые люди смогут насладиться обществом друг друга.

Кустарник, окружающий деревню и периодически расчищаемый под огороды, разрастается в густой подлесок и нигде не дает желанного места отдохновения. Однако здесь и там встречаются какие-нибудь большие деревья, вроде butia, которые оставляют расти ради их душистых листьев, или же это может быть группа панданусовых деревьев. Приятный тенистый уголок, кроме того, можно найти под каким-нибудь старым деревом в одной из рощ, которые нередко помечают собой место покинутой деревни; ее фруктовые деревья, кокосовые пальмы и большие баньяны создают оазис среди низкорослого тропического подлеска на месте еще недавно обрабатывавшейся земли. На коралловой гряде (raybwag) многие местечки так и зовут компании на пикник. Трещины и впадины в коралле, утесы причудливой или живописной формы, гигантские деревья, заросли папоротника, цветущие гибискусы — все это делает raybwag таинственным и притягательным местом. Особенно восхитительна та часть, которая обращена на восток в открытое море, на о-ва Китава, Ива и Гава. Рев бурунов на окаймляющем остров рифе, ослепительный блеск песка и морской пены, голубое море — все это обеспечивает излюбленный туземцами фон для сексуальной близости и создает ту сцену, на которой разыгралась созданная воображением тробрианцев мифическая драма инцестуальной любви (см. гл. XIV).

В таких местах наши любовники наслаждаются запахами и окраской цветов, наблюдают за птицами и насекомыми и спускаются вниз, на песчаный берег, чтобы искупаться. В жаркое время дня или в период теплых сезонов они отыскивают в коралловой гряде тенистые площадки, водоемы и места для купания. С наступлением вечерней прохлады молодые люди греются на горячем песке, или разжигают костер, или находят укрытие в каком-нибудь укромном уголке между коралловыми утесами. Они забавляются, собирая раковины и срывая цветы или душистые травы, чтобы украсить себя. Кроме того, влюбленные курят табак, жуют бетелевый орех, а если испытывают жажду, то отыскивают кокосовую пальму, и ее зеленый орех дает им прохладное питье. Они внимательно обследуют, волосы друг друга в поисках вшей и поедают их — действие, для нас неприятное и с трудом ассоциирующееся с любовными утехами, а для тробри-анцев — вполне естественное и приятное занятие двух любящих людей и, кроме того, излюбленное времяпрепровождение взрослых с детьми (илл. 70). С другой стороны, они никогда не едят тяжелую пищу в таких обстоятельствах и специально никогда не берут ее с собой из деревни. Для них образ европейских юношей и девушек, отправляющихся на пикник с рюкзаком, полным съестных припасов, так же отвратителен и непристоен, как их kwakwadu для пуритан в нашем обществе (см. также гл. III, разд. 4).

Все такого рода удовольствия: наслаждение пейзажем, цветом и запахом на открытом воздухе, открывающейся панорамой и укромными уголками природы — суть важнейшие черты их сексуальных отношений. На целые часы, а иногда и дни любовники отправляются собирать вместе фрукты и ягоды и наслаждаться обществом друг друга впрекрасной обстановке. Я счел для себя необходимым поискать подтверждение этим подробностям на ряде конкретных примеров — так как, в связи с вопросом о ро- мантической любви, о которой уже шла речь, мне было интересно узнать, удовлетворяются ли туземцы сексом как таковым или им потребно более широкое чувственное и эстетическое наслаждение. Удовольствие от многих совместных игр, развлечений и празднеств тоже входит составной частью в kwakwadu влюбленной пары.

Разумеется, предаются любви не только на открытом воздухе; существуют особые обстоятельства, позволяющие сводить любовников и в самой деревне. В главе III уже упоминались особый институт bukumatula и традиция менее длительных любовных со- юзов для тех, кто помоложе. Однако в деревне уединение почти невозможно, кроме как ночью, поэтому действия любовников тут намного более ограничены. Они лежат рядом на ложе и разговаривают, а когда устают от этого, переходят к сексу.

10. Разговор двух любовников

Нелегко воспроизвести личные разговоры, которые по самой своей природе ведутся в очень интимной обстановке и без свидетелей. На вопрос, составленный в общих выражениях: «О чем говорят друг с другом парень и девушка во время kwakwadut», - ответом будет, вероятно, усмешка или же, если человек знаком с этнографом, стандартный ответ на все трудные вопросы: Tonagowa yoku, «Ты есть глупый», иными словами — «Не задавай дурацких вопросов».

Однако из непринужденных доверительных признаний некоторых моих друзей я получил отрывочные представления о том, что происходит во время интересующих нас tete-a-tetes. Один парень, желая произвести на меня впечатление или просто сообщить мне нечто заведомо новое, часто рассказывал, что говорила ему девушка и что он отвечал ей — и наоборот. Конечно же, тробрианский любовник без меры хвастается перед своей возлюбленной, ожидая сочувственного внимания и восторженных реплик. Я уже упоминал, как Монакево имел обыкновение рассказывать мне о том огромном впечатлении, которое он производил на Дабугеру, и о том, как сильно она восхищалась его подвигами и доблестями. Равным образом Мекала'и был уверен, что Боду-лела находилась под глубоким впечатлением от каких-то его достижений, о которых он ей рассказывал. Гомайа, молодой вождь Синакеты и неисправимый хвастун, не раз рассказывал мне, как его невеста, с которой он был обручен в детстве, изумлялась историям о его высоких личных качествах, познаниях в магии и заморских приключениях. На практике всякий раз, когда тробрианец входил в детали своих любовных историй, из его рассказа никогда не выпадало то впечатление, которое он производил на свою любовницу, и все это излагалось мне на туземный манер, как фрагменты реального разговора.

Сплетни о чужих делах, в особенности о любовных — также являются обычной темой разговоров двух любовников, и во многих случаях большая их часть в конечном счете доходила до меня — потому что парень обычно повторял то, что услышал от своей подружки. В остальном они говорят о том, чем занимаются в данный момент, а также о красотах природы и о том, что им нравится или не нравится. Иногда парень, кроме того, хвастается своими подвигами в таких делах, в каких женщины обычно не участвуют, вроде экспедиций kula, рыбной ловли, ловли птиц или охоты. Таким образом, любовную связь можно поместить в богатый контекст интересов общего характера, касающихся как совместных действий, так и разговоров; однако тут имеются варианты в зависимости от интеллекта и личности партнеров. Честолюбивые люди с богатым воображением обычно не удовлетворяются простыми чувственными удовольствиями, тогда как тупые и ограниченные, без сомнения, сразу переходят к более грубым стадиям -привычным ласкам и самому сексуальному акту.

11. Эротические сближение

Место, занимаемое поцелуем в обществах Южных морей, является объектом всеобщего и постоянного интереса. Существует широко распространенное мнение о том, что вне пределов индоевропейского ареала поцелуи не практикуются. Те, кто изучает антропологию, так же как и завсегдатаи комической оперы, знают, что даже в таких высоких цивилизациях, как китайская и японская, искусство любви не знает такого телесного действия, как поцелуй. Европеец содрогается при мысли о таком культурном недостатке. Его можно сразу успокоить, сказав, что ситуация не так ужасна, как кажется.

Чтобы добраться до истины и увидеть факты в подлинном свете, следует прежде всего поставить вопрос более четко. Если мы спросим, играет ли данное специфическое движение губ какую-то роль в любовных утехах, ответ будет, что это, конечно же, так. Рот участвует, как мы увидим, и в предварительных ласках, и на более поздних стадиях. С другой стороны, если мы определим поцелуй более точно — как продолжительное давление рта на рот с легкими прерывистыми движениями (полагаю, что все авторитетные знатоки согласятся и с таким определением, и с предположением, что это - основное эротическое подготовительное действие в Европе и Соединенных Штатах), — тогда поцелуй в тробрианской любви не используется. Несомненно, он никогда не бывает здесь ни отдельным самостоятельным  источником наслаждения, ни определенной предварительной стадией любовной игры, как этоимеет место в нашем случае. Данная ласка никогда не упоминалась туземцами в непринужденном разговоре, а на прямые воопросы я всегда получал отрицательный ответ.

Однако туземцы знают, что белые люди «сядут, будут давить ртом на рот - им это нравится». Но они считают это довольно скучным и глупым видом развлечения. Поцелуй в узком смысле отсутствует также и в качестве культурного символа, идет ли речь о приветствии, о проявлении страсти или о магическом или обрядовом действии. Взаимное трение носами (vayauli) в качестве приветствия — редкость, и оно происходит только между очень близкими родственниками; говорят, что таким образом родители и дети или муж и жена отмечают свою встречу после долгой разлуки. Мать, которая постоянно теребит свое чадо, часто касается его щекой или губами, слегка дует на ребенка, или же, приложив открытый рот к его коже, нежно ласкает. Но в точном смысле техника поцелуя не используется в общении между матерью и ребенком, и нигде у тробрианцев она так не бросается в глаза, как у нас.

Отсутствие поцелуя в узком смысле подводит нас к более глубокому различию между нашей и туземной сексуальной практикой. Я убежден, что здешние туземцы никогда не предаются эротическим ласкам как самодостаточным действиям, то есть как такой стадии сексуальной близости, которая занимает длительное время перед полным телесным соединением. В этом проявляется местная, а отнюдь не расовая особенность, так как я равным образом убежден (см. выше), что у других меланезийцев (у добу-анцев и, возможно, моту, у племен синауголо и маилу) влюбленные пары-таки встречаются, лежат вместе и ласкают друг друга, не совокупляясь при этом.

Такое сравнение, однако, не может быть удовлетворительным, так как мое знакомство с вышеупомянутыми племенами значительно менее полно, чем с тробрианцами, и, следовательно, я могу лишь предложить предмет для дальнейших исследований. Крайне важно знать, с чем согласуется характер предваряющей любовной стадии: с уровнем культуры или же с ее социальным регулированием, прежде всего — с моральными ограничениями, осуждающими добрачные половые отношения.

Мы достаточно полно обговорили поцелуй, чтобы удовлетворить всеобщее любопытство на этот счет. Понаблюдаем теперь за поведением двух любовников, уединившихся на своем ложе в bukumatula или в потаенном месте на raybwag или же в джунглях. Обычно они расстилают на досках или на земле циновку, и, когда уверены, что за ними никто не наблюдает, снимают юбку и набедренную повязку. Вначале они могут сидеть или лежать бок о бок, лаская друг друга; их руки блуждают по телу партнера. Порой они лежат, тесно прижавшись, переплетя руки и ноги. В таком положении они могут долгое время разговаривать, признаваясь в своей любви нежными словами или вычесывая волосы друг друга (katudabuma). Когда они лежат так близко, то обычно трутся носами. И хотя больше всего делается именно это, щеками и ртом трутся тоже. Постепенно ласки становятся более страстными, и тогда рот оказывается особенно активным: сосут язык и трутся языком о язык; сосут нижнюю губу друг друга и кусают губы до крови; изо рта в рот пускают слюну. Активно используют и зубы: кусают щеки, прихватывают нос и подбородок. А то еще любовники, запуская руки в густые шевелюры друг друга, расчесывают волосы или даже вырывают их. В магических формулах любви, которые здесь, как и повсюду, изобилуют сверхкрасочными преувеличениями, часто используются выражения «пей мою кровь» и «вырывай мои волосы» (см. след, главу). Нижеследующие слова, высказанные возлюбленным некой девушки, описывают его любовную страсть:

Binunu vivila dubilibaloda, bigadi;

Она сосет женщина нижнюю губу (нашу), она кусает;

tagiyu, bimwam.

мы плюем, она пьет.

Еще более непосредственный способ ранить и пустить кровь — это эротическое царапанье. Мы уже говорили об этом как об условной форме эротического вызова со стороны девушки. Мы рассказывали также о роли царапанья в племенных празднествах (гл. IX, разд. 5). Однако оно, кроме того, является частью интимных отношений и выражает взаимную страсть:

Tayobobu, tavayauli, takenu deli;

Мы обнимаемся, мы тремся носами, мы лежим вместе;

bikimali vivila otubwaloda, ovilavada;

она царапает женщина спину (нашу) плечи (наши);

sene bwoyna, tanukwali, bitagwalayda

очень много хорошо, мы знаем, она любит нас

senela.

очень много действительно.

В целом, я думаю, что в грубом проявлении страсти женщина более активна. На мужчинах я видел царапины и отметины гораздо большего размера, чем на женщинах, и только женщины могли по настоящему терзать своих любовников, как в том случае, что упоминался в гл. IX, разд. 5.

Царапанье имеет место даже на страстных стадиях сексуальной близости. Когда на Тробрианах хотят посмеяться над мужчиной или девушкой, то ищут у них на спинах отличительные признаки успехов в любви. И мне никогда не доводилось видеть миловидную девушку или симпатичного парня без следов kimali в соответствующих местах. Согласно общим правилам хорошего вкуса и специфических табу (см. гл. XIII), отметины kimali — излюбленный объект шуток, но в обладании этими царапинами немало и тайной гордости.

Другой элемент сексуальных действий, по отношению к которому средний европеец, как правило, выказывает даже меньшее понимание, чем к kimali, — это mitakuku, или откусывание ресниц. На- сколько я мог судить по тому, что мне рассказывали и показывали, любовник нежно или страстно склоняется над глазами своей возлюбленной и откусывает кончики ее ресниц. Мне говорили, что это делается как во время оргазма, так и на менее страстных предваряющих этапах. Мне так и не удалось в полной мере понять ни механизм, ни эмоциональную значимость данной ласки. Однако у меня нет сомнений в отношении реальности ее существования, так как я не видел на Тробрианах ни одного парня или девушки с длинными ресницами, которыми их наградила природа. В любом случае это показывает, что глаз для них — объект активного физического интереса. Вероятно, еще меньший энтузиазм ощущает романтически настроенный европеец по отношению к уже упомянутому обычаю отлавливания друг у друга вшей и их поедания. Тем не менее для туземцев такое времяпрепровождение, будучи приятным и само по себе, создает острое ощущение близости.

12. Сексуальный акт

Ниже следует сжатое описание всего процесса соития, с добавлением нескольких характерных эпизодов, предоставленных моим другом Монакево:

Takwakwadu: dakova, kadiyaguma,

Мы предаемся любви: наш костер, наша бутыль с известью, kaditapwaki; kada gala,

mwasila. Bitala,

наш табак; еда (наша) нет, стыд. Мы идем,

tola kaytala ka 7 kayviava; tasisu,

мы идем к одно (лесное) дерево дерево большое; мы сидим, takakakutu; taluki

vivila;

мы ищем и едим вшей; мы говорим женщина; «takayta»

Biwokwo,

«мы совокупляемся» (давай совокупляться). Это закончилось, bitala ovalu; ovalu

tola obukumatula,

мы идем в деревню; в деревню мы идем в дом холостяков, takenu tabigatona. Kidama

kadumwaleta, мы лежим мы болтаем. Полагая мы одни, taliku yavida, biliku dabela

мы развязываем набедренная повязка наша, она развязывает юбка ее tamasisi. мы спим.

Это можно вольно изложить следующим образом: «Когда мы отправляемся на прогулку, чтобы предаваться любви, то зажигаем наш костер; мы берем нашу тыквенную бутыль с известью (и жуем бетелевый орех), мы берем наш табак (и курим его). Еду мы не берем, нам было бы стыдно ее брать. Мы идем, мы приходим к большому дереву, мы садимся, мы ищем в головах друг у друга и съедаем вшей, мы сообщаем женщине, что хотим совокупиться. После того, как это произошло, мы возвращаемся в нашу деревню. В деревне мы идем в дом холостяков, ложимся и болтаем.

Когда мы одни, он снимает набедренную повязку, она снимает травяную юбку: мы идем спать».

Что касается самого акта, то, может быть, наиболее заслуживающая внимания особенность — это позиция. Женщина лежит на спине, ноги ее раздвинуты и подняты, а колени согнуты. Мужчина стоит на коленях напротив ее ягодиц, при этом ноги женщины покоятся на его бедрах.

Однако наиболее привычная позиция для мужчины состоит в том, чтобы сидеть на корточках напротив женщины и, опершись руками о землю, двигаться в направлении к ней, или же, ухватив ее за ноги, тянуть по направлению к себе. Когда половые органы сближаются друг с другом, происходит введение. Кроме того, женщина может вытянуть ноги и положить их прямо на бедра мужчины, при том, что его руки находятся снаружи от них; но значительно более привычная поза состоит в том, что ноги женщины обхватывают руки мужчины и лежат у него локтях.

Есть любопытный текст, дающий описание обоих способов:

Kidama vivila sitana ikanupwagega;

Допустим женщина совсем немного она лежит открыто (ногая); kaykela bima ogipomada.

ноги ее приходят на наши бедра. Kidama ikanupwagega senela,

Допустим она лежит открыто (ногая) очень сильно действительно,

ikanubeyaya, kaykela bima о

она лежит сильно открытая, ноги ее приходят на mitutugu kaylavasi. край мой локоть.

Это может быть передано так: «Когда женщина раскрывает ноги лишь немного, ее ноги приходят (то есть опираются) на мои бедра; когда она лежит, раскинув ноги очень сильно, лежит, сильно открывшись, ее ноги опираются на мои локти».

Соитие иногда происходит в позиции «отклонившись назад». Партнеры лежат на боку, лицом друг к другу и прижавшись ногами, при этом женщина закидывает ногу на бедро мужчины, и затем происходит введение. Данный способ, будучи менее популярным, практикуется ночью в bukumatula (доме холостяков). Он менее шумный, как говорят туземцы, и требует меньшего пространства; к нему прибегают для того, чтобы не разбудить других обитателей дома (см. гл. III, разд. 4).

Никакие другие позиции не практикуются. Более того, европейскую позицию туземцы презирают, считая ее неудобной и непристойной. Тробрианцы, конечно, знакомы с ней, потому что белые мужчины часто сожительствуют с туземными женщинами, а некоторые даже женаты на них. Но, как они говорят, «мужчина тяжело лежит сверху на женщине; он тяжело давит на нее вниз, она не может отвечать (ibilamapu)».

В целом туземцы уверены, что белые люди не знают, как осуществлять сексуальные отношения эффективно. Более того, особым достижением туземных поваров и слуг, какое-то время работавших у белых торговцев, плантаторов или чиновников, считается копирование способов, которыми совокупляются их хозяева. В этом отношении лучшим актером на Тробрианах был, наверно, Гомайа. Он все еще помнил знаменитого греческого пирата, который под именем Николаса Министера был известен и другим обитателям побережий тихоокеанских островов и который жил на Тробрианах еще до появления здесь ставки администрации. Представление, которое устраивал Гомайа, состояло в имитации очень неуклюжей «отклоненной» позиции и в воспроизведении нескольких отрывочных и вялых движений. Тем самым выставлялись в карикатурном виде краткость и отсутствие энергии в соответствующих действиях европейца. Действительно, по туземным понятиям белый человек достигает оргазма чересчур быстро, и кажется несомненным, что меланезиец затрачивает гораздо больше времени и использует гораздо большее количество механической энергии для достижения того же результата. Это, в сочетании с такой помехой, как незнакомая поза, возможно, и объясняет жалобы белых мужчин на то, что туземные девушки слабо реагируют на происходящее. Многие белые информаторы упоминали, быть может, о единственном туземном слове, которое они когда-либо выучили: kubilabala («двигайся горизонтально еще»), — слово, которое им интенсивно повторяли во время полового акта. Этот глагол означает горизонтальное движение во время половых сношений, которое должно быть взаимным. Существительное bilabala исходно означает горизонтально лежащее бревно, a bala — в качестве корня или префикса — выражает общий смысл горизонтальности. Но глагол bilabala не передает значения неподвижности бревна, напротив, он передает понятие горизонтальности движения.

Туземцы считают, что позиция на корточках имеет преимущества — и потому, что мужчина в ней более свободен в движениях, чем когда он стоит на коленях, и потому, что женщина здесь меньше затруднена в своих ответных движениях, которые называются bilamapu (составное слово из ЬИа — от bala, горизонтальный, и тары — возвращать или отвечать). Кроме того, в позе на корточках мужчина может совершать поступательное движение (mtumuta), являющееся полезным динамическим элементом в удачном совокуплении. Другое слово — korikikila — означает одновременно и трение, и толкание, то есть движения, характерные для совокупления. По мере того как половой акт продолжается и соответствующие движения становятся более энергичными, мужчина, как мне говорили, ждет, когда женщина окажется готовой к оргазму. Тог- да он прижимает свое лицо к ее лицу, обнимает ее тело и поднимает на себя, тогда как она обвивает его руками и, как правило, впивается ногтями в его кожу. Оргазм выражают понятием ipipisi тотопа, что значит «семенная жидкость изливается». Слово тотопа означает и мужское, и женское извержение; туземцы, как мы знаем, не проводят сколько-нибудь резкого различия между мужским семенем и выделениями женских желез, — по крайней мере в отношении их функций. Кроме того, то же самое выражение ipisi тотопа применяется к ночной поллюции (мужской или женской). Слово для обозначения эякуляции в результате онанизма — isulumomoni («сексуальная жидкость переливается через край»). Мужская мастурбация называется ikivayli kwila — «он манипулирует пенисом»; женская мастурбация описывается в конкретных выражениях и не имеет специального названия.

Любопытный личный отчет предоставил мне Монакево; там иллюстрируются некоторые из уже упоминавшихся моментов. С его стороны едва ли было благоразумно, говоря о своей любовнице, называть ее имя, но пристрастие этнографа к конкретным фактам может извинить меня за то, что я не скрыл его.

Bamasisi deli Dabugera; bayobobu,

Я сплю вместе Дабугера; я обнимаю,

bavakayla, bavayauli.

я сжимаю в объятиях во всю длину, я трусь носами.

Тапипи dubilibaloda,

Мы сосем нижние губы наши,

pela bi'ulugwalayda; mayela

потому что мы чувствуем возбуждение; язык его

tanunu; tagadi kabulula; tagadi kala gabula; tagadi

мы сосем; мы кусаем нос его; мы кусаем его подбородок; мы

кусаем челюсть (щеку) его

kimwala; takabi posigala,

мы хватаем (ласкаем); подмышку его,

visiyala. Bilivala minana: «О, didakwani,

пах его. Она говорит эта женщина: «О, очень хочется,

lubaygu, senela; kworikikila

возлюбленный мой, очень сильно, действительно; три и толкай

696

tuvayla, bilukwali wowogu —

опять, чувствуется приятно тело мое —

kwopina viyaka, nanakwa bipipisi

делай это сильно, быстро (так чтобы) ударила струя

momona: — kwalimtumutu tuvayla

сексуальная жидкость: — спаривайся опять

bilukwali wowogu.

чувствуется приятно тело мое.

Вольный перевод:

«Когда я сплю с Дабугерой, я обнимаю ее, я прижимаюсь к ней всем своим телом, я трусь с ней носами. Мы сосем друг у друга нижнюю губу, так, что в нас возбуждается страсть. Мы сосем языки друг у друга, мы кусаем носы друг у друга, мы кусаем подбородки друг у друга, мы кусаем щеки и ласкаем подмышки и пах. Затем она говорит: "О, мой милый, очень сильно хочется... толкай опять, все мое тело тает от удовольствия... делай это энергично, будь быстрым, так, чтобы жидкость могла извергнуться... совокупляйся опять, моему телу так приятно"».

Тот же информатор привел мне следующие образчики разговоров, происходящих после завершения акта, когда двое отдыхают в объятиях друг друга:

«Каупе tombvaylim yoygu ?»

«(Являюсь ли) любимый твой я?»

«Mtage! nabwayligu yoku — sene

«Да! любимый мой ты — очень сильно

magigu; tuta, tuta, bitakayta; sene

желание мое; время, время, мы совокупляемся; очень много

migimbwayligu migim tabudaf»

лицо твое любимое мной лицо твое кросскузены!»

«Gala magigu bukuyousi nata vivila

«Нет желание мое ты получаешь одна женщина

nava'u; yoku wala yaygu».

новая женщина; ты действительно, я».

— «Я твой любимый?»

— «Да, ты — мой любимый; я тебя очень люблю; всегда, всегда мы будем жить вместе».

— « Я люблю твое лицо, очень сильно; это лицо кросскузины (правильной женщины для меня)».

— «Я не желаю, чтобы ты брал новую женщину; только ты и я».

Мне говорили, что между женатыми людьми сексуальные отношения строятся по тому же принципу, но из нижеследующего текста становится ясно, что со временем страсть угасает.

Vigilava 'и imasisisi kwaytanidesi

Женившиеся только что они спят единая kabasi; bimugo vayva'i

bikwaybogwo,

постель их; делается зрелым брак он старый,

kwayta kabala, kwayta kabada. Bisala'u

одна постель ее, одна постель наша. Энергично

uwasi, magisi bikaytasi, bikenusi

тело их, желание их они совокупляются, они лежат deli bikamitakukusi

bivayaulasi,

вместе они откусывают ресницы они трутся носами, bigedasi. они кусают.

«Молодожены спят вместе в одной постели. Когда супружество сделалось зрелым, когда оно становится старым, она спит в одной постели, а мы (то есть муж) спим в другой. Когда они чув- ствуют сексуальную силу, они сходятся для совокупления; тогда они лежат вместе, они откусывают ресницы, они трутся носами, они кусают друг друга».

Мой информатор Токулубакики, женатый мужчина, пытается здесь передать ту мысль, что даже люди, долгое время состоящие в браке, могут иногда вести себя как любовники.

В заключение[89] я хотел бы привлечь внимание читателя к материалам, представленным д-ром У.Э. Ротом и другими информаторами относительно сексуальной жизни аборигенов Австралии[90]. Наш предмет имеет большое значение, так как выявленный нами механизм весьма характерен для природы сексуального контакта вообще. Способ, которым совокупляются аборигены Квинсленда, сильно напоминает тот, что был описан в данной главе. В обоих регионах это действие может происходить таким образом, что телесный контакт оказывается минимальным. Я полагаю, что этим в значительной мере объясняется та неразборчивость, с которой молодые и красивые парни порой прелюбодействуют со старыми и безобразными женщинами. С другой стороны, если есть любовь, то мужчина может склоняться над женщиной, или женщина сама поднимается ему навстречу, и контакт может быть настолько полным и тесным, насколько этого хотят.

Примечания:

8

Эта статья была воспроизведена в 14-м изд. энциклопедии «Британника» (Encyclopaedia «Britannica») под названием «Социальная антропология» («Social Anthropology»).

9

Обряды перехода (фр.). - Прим. пер.

80

Безвыходная ситуация, тупик (фр.). — Прим. пер.

81

Как, например, у Ч.Г. Зелигмана в указанной работе или у меня в «Аргонавтах...» Сравнительные антропометрические данные, относящиеся к меланезийцам и папуасам, см. у Ч.Г. Зелигмана (Seligman C.G. A Classifications of the Natives of British New Guinea // Journal of the Royal Anthropological Institute. V. XXXIX. 1909).

82

См.: Аргонавты... С. 335.

83

О мифе kula см.: Аргонавты... С. 308-311, 321—323; см. также «Миф в первобытной психологии»

84

Имеется в виду коллективный сбор червя palolo в море. — Прим. пер.

85

См.: Malinowski В. Sex and Repression in Savage Societies. London and NY, 1927. Pt. II. Ch. IV, — а также гл. XIV, разд. 3 наст, книги, где приводится история Мо-кадайю.

86

Относительно западных папуасо-меланезийцев см. мою_монографию «Туземцы Маилу» (Malinowski В. Natives of Mailu. P. 559—564), а также ссылки там же на уже цитированную работу проф. Зелигмана.

87

См.: Преступление и обычай...

88

См.: Аргонавты... С. 187—189, где я неверно охарактеризовал подарки отца его детям как «добровольные дары». Исправление этой ошибки можно найти в «Преступлении и обычае...»,

89

См. также то, что говорилось в главе VII о туземных представлениях относительно анатомии и психологии зачатия, а также психофизиологического механизма влюбленности.

90

Roth W.E.  Ethnological Studies among the North-West Central Queeensland Aborigines. 1897; Basedow H. Subincision and Kindred Rites of the Australian Aboriginal // Journal of the Royal Anthropological Institute. 1927. P. 151-156