Глава шестая

1930-е годы

Издательское дело в период первых пятилеток. — Книготорговля в это десятилетие. — Книжные лавки писателей в Москве и Ленинграде. Библиофильские организации Москвы и Ленинграда в 30-е годы. — Библиотеки В. А. Десницкого, И. Н. Розанова и М. Горького.

Принятая партией в 1930 г. на XVI съезде программа развернутого социалистического наступления по всему фронту вызвала вскоре значительные изменения также и в области книгоиздательского и книготоргового дела. Дальнейшими следствиями этих изменений явились новые формы деятельности советских библиофильских организаций и вообще существования советского библиофильства.

В течение 20-х годов государственные издательства окрепли в идеологическом и материальном отношениях и мало-помалу вытеснили частные издательства, существовавшие со времени нэпа; постепенно в них были влиты мелкие ведомственные издательства, издательства городских Советов и различных научных учреждений. Однако строгой плановости в их деятельности не было: существовал параллелизм в издательских планах, не был урегулирован вопрос о тиражах выпускаемых книг и т. д. В связи с этим, еще до XVI съезда партии, Совет Народных Комиссаров РСФСР принял постановление «О мероприятиях по рационализации работы книгоиздательств и упорядочению книгопроводящей сети», иначе называвшееся «Постановлением о типизации издательств». Это решение способствовало упорядочению издательского дела, но не довело реорганизации его до конца. Поэтому в 1930 г. последовало постановление Совета Народных Комиссаров РСФСР об организации «Объединения государственных книжно-журнальных издательств (ОГИЗ). Суть этого решения состояла в том, что были объединены Госиздат РСФСР и наиболее крупные специализированные издательства. Последние сохраняли свое название и относительную самостоятельность, но в то же время находились в подчинении правления ОГИЗа. Вскоре было принято постановление о создании Книготоргового объединения государственных издательств (КОГИЗ). Это решение имело большое значение для распространения новых изданий, а также, как будет видно из дальнейшего, и для продажи антикварно-букинистической книги.

Изменения в издательском деле РСФСР естественно отразились и на развитии советского библиофильства. Наиболее значительной в этом отношении была роль Гослитиздата, Государственного издательства изобразительных искусств (Изогиз), позднее — „Искусство“, издательств „Academia“ (до 1938 г.), „Советский писатель“ (с 1938 г.; до того Московское товарищество писателей и „Издательство писателей в Ленинграде“).

Сфера деятельности Гослитиздата и „Советского писателя“ в основном была разграничена таким образом, что первому было предложено выпускать произведения русских и иностранных классических и вообще крупных писателей досоветского периода, второму — произведения советских писателей. Впрочем, на практике были отступления от этого порядка. Так, например, „Советский писатель“ издавал и издает две серии „Библиотеки поэта“, Большую и Малую, в которые входят произведения как дореволюционных, так и советских поэтов. Издательство „Художественная литература“ издает полные собрания сочинений писателей советского времени — Д. Бедного, В. Маяковского, И. Эренбурга, К. Федина и др. Совсем не укладывалась в стройную систему типизации издательств деятельность издательства „Academia“. Однако в течение 30-х годов некоторые из проявлений параллелизма в издательском деле постепенно были устранены.

Одной из важных сторон деятельности Гослитиздата в конце 20-х и в особенности в 30-х и последующих годах была организация выпуска подписных изданий. Недостаточная мощность полиграфической промышленности в середине 20-х годов не позволяла предпринимать такие опыты, как массовые подписные издания классиков и крупных советских писателей. В то же время отдельные частные и кооперативные издательства в конце 20-х годов печатали собрания сочинений некоторых современных писателей. Ленинградское отделение Госиздата предприняло во второй половине 20-х годов издание собраний сочинений Тургенева, Гончарова, Достоевского, художественных произведений Л. Толстого и пр. Подписка на них имела огромный успех. С 30-х годов сектор подписных изданий ОГИЗа получил еще большее развитие, в дальнейшем неуклонно продолжавшееся.

Некоторые библиофилы, собиравшие старые, в особенности первые, издания писателей, относились с пренебрежением, даже презрением к тем, кого они называли „подписными библиофилами“. Однако такое отношение к подписчикам на советские издания классиков глубоко несправедливо. Подписные издания играли и играют огромную общественно-полезную, социально-воспитательную роль. Они приохотили миллионы людей к чтению, распространили любовь к литературе, к книге, повысили художественные вкусы читателей и сделали многих из них библиофилами, любителями хорошей книги. Кроме того, как правило, советские подписные издания в текстологическом отношении несравненно выше любых дореволюционных: в их подготовке обязательно участвуют крупные научные силы, обеспечивающие точность и полноту воспроизводимых текстов классиков и других писателей, сочинения которых прежде искажались царской цензурой и небрежной редактурой, а чаще всего и отсутствием последней.

Наряду с подписными изданиями Гослитиздат и другие советские типизированные издательства выпускали прекрасно оформленные отдельные произведения классических и современных писателей с иллюстрациями Кукрыниксов, Д. А. Шмаринова, Б. А. Дехтерева, Е. А. Кибрика, Г. С. Верейского, И. Н. Павлова, Б. И. Пророкова и др.

Все это, несомненно, представляло значительные шаги в развитии искусства советской книги и способствовало росту советского библиофильства.

Однако среди явлении книгоиздательского дела 30-х годов два непосредственно и сразу же отразились на библиофильских увлечениях современников и даже последующих десятилетий. Мы имеем в виду деятельность издательства „Academia“ и возникновение „Библиотеки поэта“.

Одним из результатов постановления о типизации издательств явилось выдвижение, — можно сказать, неожиданное, — издательства „Academia“, существовавшего с 1921 г. как издательство ленинградского Государственного института истории искусств, в первый ряд издательств РСФСР.

Издательство „Academia“ было задумано в начале 20-х годов рядом петроградских университетских профессоров специально для выпуска в русском переводе произведений Платона, и именно по той причине, что этот древнегреческий философ проводил свои занятия с учениками в саду, принадлежавшем афинянину Академу, и школа Платона потому называлась Академией, новосозданному издательству было присвоено это название. Нет необходимости умалчивать о том, что это издательство имело откровенно идеалистический характер и, вероятно, было задумано как противовес материализму советской идеологии. Затем в течение почти всего первого десятилетия своей деятельности издательство „Academia“ обслуживало нужды Государственного института истории искусств, твердыни ленинградских формалистов, и ничем не выделялось среди аналогичных учреждений. Со второй половины 20-х годов оно начало издавать произведения старой и новой художественной иностранной литературы, так как печатать сочинения русских авторов, национализированные декретом от 30 декабря 1917 г., оно не могло. После создания ОГИЗа издательство „Academia“ получило право издавать произведения и русских писателей в художественно оформленном виде, — в отличие от массовых изданий Гослитиздата. Руководивший издательством в ленинградский период энергичный и образованный книговед и библиофил А. А. Кроленко умело повел дела, и издательство „Academia“ стало выпускать изящно оформленные и хорошие в текстологическом отношении книги, которые сразу же сделались предметом коллекционирования. В 1932 г. издательство выпустило красиво напечатанный „Каталог изданий 1929–1933 г. С приложением плана изданий на трехлетие 1933–1935 гг.“, который немедленно, как и вся печатная продукция издательства, был расхватан и стал как бы справочником для коллекционеров. Вскоре „Academia“ была переведена из Ленинграда в Москву, и ее издательский размах принял еще большие размеры. Об этом свидетельствует книжечка малого формата, озаглавленная „„Academia“. Издательство, к XVII съезду ВКП(б). Задачи, перечень изданий, план“, (М. —Л., 1934, 120 с.).

Еще в 1930 г. И. С. Ежов в таких словах характеризовал в „Литературной энциклопедии“ (т. I) работу издательства „Academia“: „…в издании беллетристических произведений „Academia“ часто стремится удовлетворять спрос „рафинированного“ мещанства. Особенно выделяются издания „Academia“ по своему внешнему оформлению: подбор шрифтов, формат, обложка, переплет, — все это делается с большим вкусом“.

Если оставить в стороне вульгарно-социологические суждения о якобы существовавшем стремлении издательства „Academia“ удовлетворять спрос „рафинированного“ мещанства, то основная часть приведенной характеристики справедлива. Руководство издательства обратило серьезное внимание на типографское оформление своей продукции. Оно стало применять довольно долго находившийся в пренебрежении елизаветинский шрифт, привлекало к работе над иллюстрированием выпускавшихся книг ряд известных старых, а также молодых, уже проявивших себя графиков. Такие издания, как „Тысяча и одна ночь“ в переводе М. А. Салье, в оформлении Н. А. Ушина, „Слово о полку Игореве“ с рисунками палешан и многое другое, несомненно, относятся к серьезным достижениям советского типографского искусства начала 30-х годов.

Интерес к изданиям „Academia“ был, как уже сказано, исключительно велик. „Все, что вышло в издании „Academia“, — писал в 1932 г. букинист М. И. Пузырев в журнале „Московский книжник“, — распродано… А между тем, спрос на эти издания чрезвычайно большой“ (138). Но внимание к изданиям „Academia“ проявляли и зарубежные любители изящной книги. Это учла „Международная книга“, и уже в 1932 г. выпустила „Каталог книг. Издания „Academia““ (М., 1932, 29 с.).

Как уже упоминалось, в 30-х годах существовало „Издательство писателей в Ленинграде“. В 1931 г. по предложению М. Горького оно предприняло выпуск серии избранных произведений русских поэтов, начиная с фольклора и поэтов XVIII в. и кончая поэзией советских лет. Это была известная „Библиотека поэта“. Выходить она стала с 1933 г. и также сразу же сделалась предметом собирательства многочисленных советских любителей поэзии. Позднее, после I съезда советских писателей, „Издательство писателей в Ленинграде“ влилось в издательство „Советский писатель“, которое и до сих пор продолжает выпуск обеих серий „Библиотеки поэта“.

Таким образом, подписные и художественные издания Гослитиздата, серии издательства „Academia“ и „Библиотеки поэта“ „Советского писателя“ были тем качественно новым материалом, который повлиял на формирование вкусов советских библиофилов 30-х годов.

Сейчас эти, когда-то новые, издания старательно разыскиваются нашими современными библиофилами — как редкие старые книги!

Переходя от вопросов книгоиздательства в 30-е годы к вопросам книготорговли вообще и торговли букинистической и антикварной книгой в частности, мы должны отметить в этой области одно важное явление, которое стало обозначаться еще в конце 20-х годов, потом в 30-е приобрело резко выраженные формы и до сих пор не исчезло и постоянно дает себя знать и чувствовать. Речь идет о том, что, несмотря на несоизмеримо бóльшие тиражи, чем в досоветское время, с конца 20-х новую, особенно интересную в каком-либо отношении, книгу становилось доставать все труднее. Видный советский литературовед и книголюб Я. Е. Эльсберг писал по этому поводу, правда, несколько позже, в 1951 г. следующее: „Каждый, кто любит и собирает книгу, знает, какой тревожный интерес вызывает у читателей известие о выходе новой книги. Тревожный, — ибо суждено ли ее, эту книгу, добыть?..“ (69, с. 57). Но этот вопрос стоял уже в начале 30-х годов. Поэтому еще 3 марта 1931 г. правление Всероссийского союза советских писателей вынесло решение об организации в Москве книжной лавки писателей. „Оно мотивировалось, — читаем мы в брошюре „Книжная лавка писателей. 3 мая 1931 г. — 15 августа 1934 г. К первому Всесоюзному съезду советских писателей“ (М., 1934), — необходимостью наилучшего снабжения книгами писателей и писательских организаций“. Вскоре книжные лавки писателей появились в Ленинграде, Киеве и других городах.

Однако открытие их в определенной мере обеспечивало книжные интересы писателей и в значительно меньшей — прочих книголюбов. Неразрешенное до сих пор затруднение с приобретением некоторых нововыходящих книг служит самым наглядным свидетельством изменений в характере советского библиофильства и роста его в количественном отношении.

Проблемой приобретения новых книг не исчерпывались библиофильские вопросы книжной торговли в 30-е годы. Свои, специфические, трудности имела и торговля букинистической и антикварной книгой.

Как писал один из деятелей Москниготорга в журнале „Московский книжник“, за 1932 г., „за 15 лет существования советских издательств ряд книг совершенно вышел из продажи и сделался библиографической редкостью“ (138).

Это в первую очередь относилось к самым ранним изданиям советского периода — 1917–1922 гг. О их историческом и, следовательно, библиофильском значении умно и тепло сказано замечательным писателем и не менее замечательным библиофилом В. Г. Лидиным в очерке „Искать и беречь“ из книги „Друзья мои — книги“ (1962–1965 гг.).

С 30-х годов советские библиофилы стали усиленно собирать уже почти исчезнувшие из продажи книги и книжечки поэтов первых лет революции, — издания Пролеткульта, стихи В. Брюсова, А. Блока, А. Ахматовой, миниатюрные сборнички метеорически возникавших и распадавшихся издательств со странными названиями: „Чихи-пихи“, „Картонный домик“, „Сопо“ (Союз поэтов) и пр. В большом спросе были и издания тех же лет, посвященные театру (изд-во „Светозар“).

Спрос на эти и другие советские издания периода военного коммунизма и 20-х годов, с одной стороны, и прекращение деятельности частных букинистов и антикваров в конце 20-х годов, с другой, заставили Книгоцентр уделить специальное внимание организации государственной антикварно-букинистической торговли. С начала 30-х годов в Москве, — в Ленинграде, как мы видели, несколько раньше, — был открыт ряд букинистических и антикварных магазинов; некоторые из них, — например, магазин № 18 в проезде Художественного театра и др. — существуют и сейчас. К работе в этих магазинах, как и в Книжной лавке писателей, были привлечены старые книжники — А. Г. Миронов, Д. С. Айзенштадт, М. И. Пузырев, Э. Ф. Ципельзон и др. Постепенно стали складываться кадры и новых букинистов-антикваров. В процессе их работы возникло много вопросов, требовавших решения, в частности, вопрос о редкой книге, о продажной цене распроданных и ставших библиографической редкостью книг советских изданий и пр. Интересные материалы по этим вопросам находятся в журнале „Московский книжник“ за 1932 г.: статьи Л. Хайкина „Букинистическое дело в МОГИЗе“ (№ 15–16), А. Михайлова „По поводу статьи „Букинистическое дело в МОГИЗе“ (В порядке обсуждения)“ (№ 23–24), М. И. Пузырева „Необходимо определить номинал букинистической книги“ (№ 13–14) и отклики на эту статью — Л. Калинина „Еще раз о номинале букинистической книги“ (№ 17–18) и А. Михайлова „Нельзя повышать номинал советских изданий“ (№ 21–22).

Вопросы о номиналах книг продолжали обсуждаться и позже на страницах журналов „Книжный фронт“ и „Советский книжник“.

Вопрос о покупной и продажной цене антикварной и букинистической книги был решен в середине 30-х годов изданием „Правил торговли букинистической и антикварной книгой“, разработанных Книгоцентром. В них указывалось, что книги советских издательств выше номинала ни в коем случае продаваться не должны. Впрочем, тут же делалась оговорка, что „исключение делается для тех книг советских изданий, которые являются библиографической редкостью, а также для книг, не имеющих номинальной цены (подписные издания и приложения)“. Такие книги, равно как и „дореволюционные издания и роскошные антикварные книги, представляющие библиографическую редкость, расцениваются в индивидуальном порядке“.

Эти правила, имевшие целью устранить затруднения в торговле букинистической и антикварной книгой, лишь отчасти помогли делу, так как не было окончательно определено, что же считать библиографической редкостью и каковы принципы Индивидуального порядка». Нерешенными оставались эти вопросы и в последующие десятилетия, и даже тогда, когда в начале 60-х годов была сделана попытка радикального пересмотра антикварно-букинистического ассортимента.

Иначе рассматривалась другая проблема — ознакомления новых кадров продавцов букинистической и антикварной книги и новых библиофилов с редкой книгой.

В 30-е годы, насколько нам известно, кроме упоминавшихся и не имевших практического значения докладов А. И. Кондратьева в Московской секции собирателей книг и экслибрисов, в печати не было попыток теоретически определить понятие «редкая книга». Это не значит, что были признаны выводы А. И. Малеина, Н. Ю. Ульянинского и других. Скорее всего они были либо забыты, либо неизвестны новым книжникам и книголюбам. Поэтому вопрос решался не теоретически, а практически. Те категории книг, которые П. П. Шибанов определил как редкие в каталоге «Ищем купить», служили отправным пунктом для новых антикваров-практиков.

Однако этим не исчерпывалось решение вопроса. Жизнь подсказала еще один путь.

В истории советского библиофильства второй половины 30-х годов интересное явление представлял журнал «Книжные новости» (1936–1938). Задуманный как издание, информирующее книжников и читателей о только что вышедших, печатающихся и подготовляемых к печати книгах, этот журнал давал широко поставленную аннотированную и регистрирующую текущую библиографию. Однако наряду с этой информационной задачей, редакция «Книжных новостей» поставила своей целью знакомить читателей с прошлым русской книжной культуры. В журнале существовали отделы: статьи, наука и техника, литература и искусство, краткая летопись, хроника, за рубежом, редкие книги; помимо этих отделов во многих номерах «Книжных новостей» — в особенности в предъюбилейный 1936 и в юбилейный пушкинский 1937 год — имелся отдел «Пушкиниана». Для истории библиофильства интерес представляют все отделы журнала, но особенно, что и естественно, отдел «Редкие книги». Здесь печатались статьи и заметки прекрасного знатока русской книги, литературоведа Н. С. Ашукина («Создатель „Энциклопедии отчизноведения“» — о М. Д. Хмырове, 1938, № 6; «Горький и книга», 1938, № 12; «Собрание сочинений Валерия Брюсова», 1938, № 21 и др), В. Баранова («Кто автор „Рукописей из зеленого портфеля“», 1836–1936—1936, № 33), О. Э. Вольценбурга («Жизнеописание тульского оружейника XVIII века», 1936, № 30), М. Гинзбурга («Самая маленькая книга в мире»— о «Баснях» Крылова, 1855 г., 1936, № 18), Д. С. Дарского («Заметки библиофила», 1936, № 11 и 21; «Альбом О. А. Козловой», 1938, № 4, и др.), Г. Залкинда («„Энциклопедический словарь“ С. И. Селиванского», 1938, № 13), А. Г. Миронова («Первый художественный журнал в России» — о «Журнале изящных искусств» 1807 года, 1937, № 13 и др.), В. Назарова («Архивные ценности» — цены, по которым П. П. Шибанов продал вел. кн. Олегу Константиновичу письма Пушкина: 2000–3000 руб., 1937, № 13; «Редчайший автограф» — о рисунках Н. А. Львова, 1936, № 22), Е. Соколова («Библиотека Ивана Грозного», 1936, № 5).

Кроме перечисленных лиц в отделах «Краткая летопись» и «Редкие книги» принимали участие И. Я. Айзеншток, Н. В. Здобнов, Вл. Кунин, Д. С. Лихачев, С. А. Рейсер, Б. и Вл. Смиренские, И. Г. Ямпольский. В иностранной хронике часто печатался П. Д. Эттингер, поместивший наряду с мелкими информационными заметками статьи об автографах, о горьковских экслибрисах, пушкинских изданиях за рубежом и т. д.

Библиофильский материал «Книжных новостей» не равноценен: рядом с интересными, новыми материалами, в журнале печатались статьи и заметки, ничего не прибавлявшие к уже известному. Однако винить в этом редакцию никак не следует: круг читателей «Книжных новостей» был так велик и так быстро рос, что было просто необходимо популяризировать сведения о редких книгах в среде новых букинистов-антикваров и библиофилов. Любопытны отклики читателей, помещенные в № 17 за 1937 г. Все авторы писем благодарят редакцию за введение отдела «Редкие книги» и настаивают на том, чтобы он был в каждом номере журнала без исключения. Этой необходимостью удовлетворять запросы новых библиофилов и молодых букинистов-антикваров объясняется появление на страницах «Книжных новостей» популярных статей Б. Евгеньева («Живописец» Новикова, 1937, № 18), В. Снегирева («Издание Н. И. Новикова» — о «Санктпетербургских ученых ведомостях» 1777 года, 1937, № 23–24) и др.

Почин «Книжных новостей» не прошел незамеченным: в 1937 и 1939 гг. в журнале «Советский книжник» (в 1938 г. он не выходил) был также напечатан ряд заметок и статеек о редких книгах. Номера журнала, посвященные юбилеям Пушкина и Горького, содержат некоторые весьма полезные статьи. С 1939 г. в «Советском книжнике» был заведен отдел «Юбилеи книг», который состоял из неподписанных заметок, иногда очень интересных, например, 15 лет со дня выхода последнего сборника стихов В. Брюсова (№ 19–20), 55 лет со дня дебюта Козьмы Пруткова (№ 22), о книге Я. Чаадаева «Дон Педро Прокодуранте» (№ 23–24) и т. п.

В «Советском книжнике» 1939 г. были помещены статьи И. Букмэна (псевдоним Д. С. Айзенштадта) и др. «Библиография на службе букинизма» (№ 10), об инкунабулах (№ 11) и пр., обращенные непосредственно к молодым книжникам — букинистам и антикварам.

Пример «Книжных новостей» и «Советского книжника» вызвал подражания и в наше время — в журнале «В мире книг» и газете «Книжное обозрение», о которых мы говорим подробнее в последней главе.

Закрытие в 1929–1931 гг. библиофильских обществ Москвы, Ленинграда, Киева и Минска по-разному отразилось на дальнейшей деятельности их участников-книголюбов. Члены УБТ и БТБ не делали никаких попыток организовать свою работу в рамках других коллекционерских объединений; некоторые же участники РОДК использовали возможности, предоставленные уставами Всероссийского общества филателистов и местных обществ коллекционеров, создавать различные секции, в том числе библиофилов и экслибрисистов. Таким образом, были найдены юридически законные формы, позволившие библиофилам и экслибрисистам Москвы и, как мы увидим далее, и Ленинграда вести свою научно-исследовательскую и организационно-практическую работу в течение почти всех 30-х годов, — в 1931 г. возникли Секция собирателей книг и экслибрисов Московского отдела Всероссийского общества филателистов (ССК и Э МО ВОФ) и Секция библиофилов и экслибрисистов Северо-Западного отдела ВОФ (СБ и Э С.-З. ОВОФ), с 1933 г. ставшие такими же секциями Московского и Ленинградского обществ коллекционеров. Однако ни одна из таких метаморфоз РОДК и ЛОБ не могли сравниться с деятельностью этих организаций в 20-е годы.

Утрата самостоятельности и начавшееся еще со времени перед ликвидацией объединение с экслибрисистами отразились на характере библиофильской деятельности новообразовавшихся секций. Они все же стали менее многочисленными, значительное число старых участников закрытых обществ не пожелало войти во вновь возникшие организации; среди членов секций появились новые участники, преимущественно из числа экслибрисистов. Достаточно сравнить печатные списки членов РОДК 1927 г., с одной стороны, со «Списком членов Секции собирателей книг и экслибрисов МО ВОФ и Секции библиофилов и экслибрисистов С.-З. ОВОФ» (М., 1932), с другой, чтобы убедиться в происшедших изменениях. Так, в РОДК на 15 ноября 1927 г. состояло 115 членов (почетных, действительных и сотрудников), в ССК и Э МО ВОФ на 9 марта 1932 г. — 57членов. Во-вторых, естественным образом изменился и характер научной работы этих секций. Она лишилась той интенсивности и напряженности, которыми отличалась деятельность библиофильских организаций 20-х годов.

Поэтому история библиофильских организаций Москвы и Ленинграда в 30-е годы ни в какой мере не может сравниться с их историей в предшествующее десятилетие.

Возникновение ССК и Э относится к марту 1931 г. Организационное собрание, созванное инициативной группой, состоялось 9 марта в помещении ВОФ (ул. Герцена, 31). В пригласительной машинописной повестке на это заседание указывалось, что программа деятельности секции — доклады, демонстрация новых книг и экслибрисов, организованный обмен, аукционы, издательство и т. д. Рабочим днем секции был установлен четверг, и, таким образом, каждый месяц устраивалось четыре заседания: два — библиофильских и два — экслибрисистских; первый и третий четверги посвящались докладам, остальные — аукционам книг и экслибрисов.

Бюро секции, избранное 26 марта 1931 г. и окончательно оформившееся в дальнейшем, состояло из председателя К. И. Дунина-Борковского, товарища председателя Н. Н. Орлова, секретаря С. А. Сильванского, вскоре выбывшего по собственному желанию и замененного А. А. Толоконниковым, членов бюро — А. М. Макарова, П. Д. Эттингера и Ф. Ф. Федорова и кандидатов в члены бюро — А. И. Анопова и И. Н. Жучкова. Уже в первый год работы секции обозначился перевес экслибрисоведческих интересов членов ССК и Э: из 28 прочитанных докладов 12 было посвящено экслибрисоведению, 7 — библиофильству, и а в прочих 9 рассматривались различные вопросы истории и теории книговедения, например, Н. В. Здобнов сделал доклад о русской книжной статистике, Н. Ю. Ульянинский — «Из истории русского оттиска», И. Н. Розанов — «Основные функции русской книжной обложки» и т. д. Такое же предпочтение экслибрисистам проявилось и в организации аукционов: из 22 собраний, на которых проводились аукционы, 12 были посвящены экслибрисам, 9 — книгам и 1 — мелкой графике. Примерно такой же характер имела деятельность секции во второй и третий год ее существования, как можно судить по печатному отчету за 1932 г., составленному Н. Н. Орловым, и рукописному за 1933 г., подготовленному И. Н. Жучковым.

С мая 1931 г. началась издательская деятельность секции: печатались программы предполагаемых заседаний на ближайший месяц или два, памятки заседаний, годовые отчеты и пр. В первый год деятельности ССК и Э было опубликовано 17 номеров подобных изданий, в том числе и тезисы упомянутых докладов Н. В. Здобнова, Н. Ю. Ульянинского, а также доклад А. И. Кондратьева «Эволюция учений о книжных редкостях (Опыт марксистского анализа предмета и литературы)». Тираж изданий секции колебался от 18 экземпляров (марка ССК и Э к 1-й годовщине, работы М. В. Маторина) и до 150–200. Самые высокотиражные издания — книжечки Н. М. Сомова «Сущность книговедения. Библиологический очерк» (М., 1933) и П. Д. Эттингера «Книжные знаки В. А. Фаворского» (М., 1933) — были выпущены в количестве: первая — 400, вторая — 300 экземпляров.

В 1933 г. из состава Бюро ССК и Э выбыли председатель и товарищ председателя. Это сказалось на работе секции. Для руководства делами была выделена рабочая группа в составе Е. В. Головни, С. А. Сильванского, И. Н. Жучкова и А. И. Кондратьева. Пытаясь внести некоторое разнообразие в традиционные формы деятельности ССК и Э, Бюро провело на годичном собрании выступления членов секции на тему «Три лучшие книги моей библиотеки». По словам И. Н. Жучкова, составлявшего отчет о деятельности ССК и Э на 1933 г., «демонстрация привлекла большое количество участников и выявила целый ряд чрезвычайно ценных и редких изданий».

Анализируя деятельность ССК и Э МО ВОФ и, в частности, ее печатную продукцию, мы считаем нужным остановиться на упоминавшейся выше книге Н. М. Сомова «Сущность книговедения. Библиологический очерк». Делаем мы это не потому, что данная работа представляет какой-то особо ценный вклад в советское книговедение, а потому, что личность автора, по собранным нами сведениям (к сожалению, нам не пришлось ни встречаться с ним, ни даже переписываться), заслуживает внимания. Это был удивительно своеобразный человек, очень начитанный, необыкновенно трудолюбивый и трудоспособный, не утративший живого и деятельного интереса к науке о книге до конца своей долгой жизни.

Николай Михайлович Сомов родился в Москве в 1867 г. и там же и умер 22 июля 1951 г., в возрасте 84 лет. С 1889 г. по 1922 он работал в Библиотеке Румянцевского музея; с 1922 по 1924 г. был библиотекарем и преподавателем библиографии в Институте журналистики. В 1922 г. Сомов опубликовал свою «Библиографию журнализма», выдержавшую два издания. В 1924 г. как библиограф-марксист он был приглашен на службу в Институт Маркса-Энгельса-Ленина в качестве библиотекаря. В 1927 г. по состоянию здоровья Н. М. вышел на пенсию и полностью себя посвятил работе по книговедению. Внимательно, может быть, внимательнее, чем кто-либо другой из книговедов тех лет, Сомов следил за всем, что появлялось в печати по вопросам советской науки о книге. Все эти материалы Сомов тщательно классифицировал и издавал одну за другой свои работы: «Библиография русской общественности. (К вопросу об интеллигенции)» (М., 1927), «Критическая библиография. Очерк газетной и журнальной библиографии» (М., 1928), «Состав книговедения. Библиофилия — библиография — журнализм. К построению системы книговедения» (М., 1931), «Библиография русской общественности. (К вопросу об интеллигенции). Часть вторая» (М., 1931) и уже помянутая «Сущность книговедения. Библиологический очерк» (М., 1933).

В каждой работе Сомова собран огромный, но критически не обработанный материал. Автор без каких-либо возражений или замечаний то пересказывает известные ему материалы по рассматриваемой теме, то просто полностью приводит соответствующий текст, если он не особенно велик. Так, например, в «Составе книговедения» Н. М. Сомов целиком перепечатал тезисы доклада А. И. Кондратьева «Основные предпосылки учения о книжных редкостях», изданные в 1925 г. в количестве 100 экземпляров и почти полностью утраченные автором-издателем. Особенно ценна в работах Сомова обширнейшая библиография, учитывающая не только книги и журнальные статьи, но также и газетные заметки, печатные и машинописные тезисы докладов, рецензии, даже сведения, почерпнутые из устных сообщений. Для целей нашей книги могли бы представить интерес разделы его «Состава книговедения» и «Сущности книговедения», посвященные рассмотрению существа библиофилии и ее места в системе книговедения, но это только передача того, что автор прочитал по данному вопросу, а не того, что он внес нового в этой области. Разве только одно следует отметить в «Сущности книговедения» — то, что Н. М. Сомов решительно отличает библиофильство как собирательство книг вообще и редких, в частности, от библиофилии или библиофилизма как учения о книжных редкостях. Н. М. Сомов любил создавать наукообразные термины, например, библиографизм, библиофилист (в отличие от библиофила — книгособирателя).

Знавший Н. М. Сомова около полувека проф. Б. С. Боднарский писал в неопубликованной статье «Памяти Н. М. Сомова», что покойный, работая в библиотеке Румянцевского музея вместе с известным библиотекарем-философом Н. Ф. Федоровым и его учениками Я. Г. Квасковым, А. И. Калишевским и др., многое воспринял от этих людей и прежде всего — горячую преданность своим воззрениям.

«По своим внутренним качествам, — писал Б. С. Боднарский, — Н. М. был человеком в полном смысле исключительным. Главной чертой его характера была скромность, которая невольно поражала каждого, входившего с Н. М. в соприкосновение. Точно атрофировано в нем было чувство сопротивления, и это качество до такой степени было необычайным, что иным Н. М. казался даже „странным“. Столь же поразительно было и другое: неожиданная и редкая метаморфоза, когда при испытании убеждений Н. М. детская мягкость вдруг исчезала, и он становился тверд, как скала».

«В оставленном им „завещании“ — добавляет Б. С. Боднарский, — содержится единственная просьба о том, чтобы извещение о его кончине было доведено до сведения советских книговедов». Однако ни объявления о смерти Н. М. Сомова, ни некролога в печати опубликовать не удалось. С тем большим уважением к памяти этого труженика в области советского книговедения и библиофилии отводим мы ему несколько страниц в «Истории советского библиофильства»: до конца своих дней он был окружен книгами, погружен в книги, занят книгами и полон мыслями о книгах.

Обращаясь к другим докладчикам ССК и Э МО ВОФ, приходится констатировать, что в основном мы встречаем здесь знакомые по РОДК имена — П. Д. Эттингера, как и прежде информировавшего о западной и советской литературе по графике и преимущественно экслибрисам, Н. И. Орлова, А. А. Сидорова, И. Н. Жучкова и некоторых других. Из новых участников секции должно упомянуть инженера С. А. Сильванского, переехавшего в 1929 г. в Москву из Херсона, где им было напечатано несколько работ по экслибрисам и библиофилии («Библиография изданий Ленинградского общества библиофилов». 1929). В ССК и Э МО ВОФ он сделал ряд докладов по экслибрисам (в 1931 г.: «Библиотечный знак в России и СССР», «Ленин в экслибрисе», «Экслибрисоведение (Терминология и состав предмета)» и др.; в 1932 г. — «Новые издания по украинскому экслибрису»; в 1933 г. — «Экслибрис и общественность»). Наиболее важной из его печатных работ, связанных с деятельностью ССК и Э, является брошюра «Библиография изданий секции за три года. 1931 — март — 1934» (М., 1934, 100 экз.). Библиографические работы С. А. Сильванского не отвечают строгим требованиям описания подобных изданий, но в нашей небогатой библиофильской литературе они занимают заслуженное место. Кроме библиографий ЛОБ и ССК и Э его перу принадлежит брошюра «Экслибрис (Популярный очерк)» (М., 1932). Свое собрание книг и экслибрисов С. А. Сильванский по приезде в Москву стал распродавать и в 1935 г. ликвидировал полностью. Умер он в Москве в 1937 г. «Библиография изданий секции за три года» была последним (№ 60) изданием ССК и Э. В мае 1934 г. Всероссийское общество филателистов со всеми своими отделами и секциями вошло в состав Всероссийского общества коллекционеров. 139-е заседание ССК и Э МО ВОФ провела 26 апреля 1934 г., а 15 мая того же года состоялось ее 140-е заседание уже как Секции собирателей книг и экслибрисов Всероссийского общества коллекционеров. В этом последнем качестве она просуществовала недолго. По собранным нами сведениям, последнее заседание ССК и Э ВОК состоялось 8 января 1936 г.

Параллельно с ней с октября 1935 г. при ВОК стала работать Секция по изучению графики и книги, деятельность которой можно проследить до 16 июня 1936 г. После указанных дат сведений о деятельности обеих секций у нас не имеется.

Из пригласительных повесток на заседания ССК и Э ВОК можно заключить, что библиофильская и даже экслибрисная тематика почти полностью исчезли из программы деятельности секции. Так, заседание 15 мая 1934 г. было посвящено творчеству художника-гравера И. Н. Павлова (доклад А. А. Сидорова), 3 февраля 1935 г. состоялся доклад «Торговый знак» (докладчик не указан), 16 февраля — доклад Л. Е. Алеевой «Изобразительный знак на службе социализму», 16 марта 1935 г. — доклад профессора А. И. Ларионова «Методы составления профсоюзных знаков»… Только два доклада, сделанные А. Д. Силиным 26 февраля 1935 г. и 8 января 1936 г. оправдывали название секции, в которой они читались, — «Современная книжная иллюстрация» и «Моя работа над книжными знаками».

Никакой печатной продукции за полтора года своего существования ССК и Э ВОК, насколько нам удалось установить, не оставила.

Возможно, отход ССК и Э от библиофильской и экслибрисоведческой тематики и вызвал создание при том же ВОК Секции по изучению графики и книги (СИГИК).

Из докладов, состоявшихся за 8 месяцев существования СИГИК, отметим следующие: А. И. Кондратьев «Художественные издания в связи с 20-летием Октября» (16 октября 1935 г.), М. С. Боднарский и В. Н. Андрианов «История и техника печати географических карт» (16 ноября), М. А. Зеликсон «Ксилография и ее техника в историческом освещении» (16 декабря), «Мачтет об издании поэта В. Крюкова» (докладчик не указан; 26 декабря); Н. Г. Машковцев «Советская графика» (8 и 16 февраля 1936 г.), Л. А. Уреклян «Состояние книговедения в Закавказье» (16 марта), его же доклад «Графическое творчество и экслибрисы художника Е. Е. Лансере» (16 мая); 26 марта художник Е. В. Головня сделал доклад о своем творчестве.

Е. В. Головня и Л. А. Уреклян в 1935–1936 гг. стояли во главе ССК и Э ВОК, так как 5 июня 1935 г. на заседании, посвященном 4-летию секции первый из них делал отчетный доклад за 1934–1935 гг., а второй говорил о ближайших задачах секции на 1935–1936 гг. Они играли главную роль и в СИГИК.

Издательская деятельность СИГИК выразилась в опубликовании памятки к докладу М. А. Зеликсона «Ксилография и ее техника в историческом освещении» (М., 1935, 8 с., 200 экз.). Памятка оформлена хорошо, содержит воспроизведения 6 китайских и японских ксилографий и двух европейских; кроме того, к некоторым экземплярам прилагалось воспроизведение гравюры Ф. Паннемакера.

Этими данными исчерпываются собранные нами материалы о деятельности московских библиофильских организаций 30-х годов, — ССК и Э и СИГИК.

Не менее любопытную эволюцию пережила в течение. 30-х годов библиофильская организация Ленинграда.

ЛОБ не был закрыт, подобно РОДК; его деятельность развивалась без перерывов до мая 1931 г., когда Ленинградский отдел народного образования постановил присоединить Ленинградское общество библиофилов на правах секции к Ленинградскому обществу библиотековедения. На заседании совета ЛОБ от 10 июня 1931 г. председатель общества М. Н. Куфаев и секретарь Б. М. Чистяков сообщили о предстоящей реорганизации. Присутствовавшие на заседании совета Н. Н. Орлов, заместитель председателя ССК и Э Московского отдела Всероссийского общества филателистов, рассказал об организации и деятельности московской секции и рекомендовал ленинградским библиофилам принять аналогичное решение. Совет ЛОБ принял рекомендацию Н. Н. Орлова и составил особую докладную записку о желательности вхождения общества на правах секции во Всероссийское общество филателистов. Просьба Совета ЛОБ была удовлетворена Правлением ВОФ, и в сентябре 1931 г. Ленинградское общество библиофилов самоликвидировалось и вошло в качестве секции в Северо-Западный отдел ВОФ.

В новом обществе бывший ЛОБ стал называться Секцией библиофилов и экслибрисистов (СБ и Э СЗО ВОФ). Председателем ее был М. Н. Куфаев, секретарем сначала В. В. Добровольский, затем Л. Б. Модзалевский. СБ и Э просуществовала немногим более года: с 1 января 1933 г. она, как и весь СЗО ВОФ, вошла в состав Ленинградского общества коллекционеров.

Чем занималась секция в течение сентября и октября 1931 г., в виду утраты архива ЛОБ и СБ и Э во время блокады Ленинграда, сказать мы не можем. С декабря 1931 г. секция стала печатать программы предполагаемых заседаний на предстоящий месяц или два месяца. На основании этих программ можно составить себе ясное представление о характере научных заседаний СБ и Э. Так, с самого начала было принято решение, что одно заседание в месяц будет посвящено библиофильским или — шире — книговедческим темам и одно экслибрисоведческим; остальные заседания отводились на организованный обмен книг и экслибрисов. Так, в декабре 1931 г. П. К. Симони прочел доклад «И. П. Каратаев — собиратель и исследователь старопечатных книг» (в памятке воспроизведен единственно известный портрет Каратаева), в январе 1932 г. состоялся доклад Л. Б. Модзалевского «Надписи Пушкина на книгах, подаренных им разным лицам», в феврале О. Э. Вольценбург докладывал о библиотеке села Марьина и ее книжных знаках (строгановско-голицынское собрание), в марте чествовалась память Гёте (доклады М. Н. Куфаева «Гёте и библиофилия», Э. Ф. Голлербаха «Гёте — искусствовед, художник, коллекционер»; Вс. А. Рождественский прочел новые переводы лирики Гёте); в апреле был прочитан доклад Я. П. Гребенщикова «Книга на кинопленке» с демонстрацией аппарата для чтения фильмо-книг (так тогда назывались микрофильмы), сконструированного Л. Д. Исаковым. В мае 1932 г. были сделаны доклады П. К. Симони «Внешнее и внутреннее оформление книг русскими книголюбами» и Б. М. Чистякова «И. И. Курис и его коллекция». Из докладов второй половины 1932 г. интерес представляли доклады П. А. Картавова «Водяные знаки русских писчебумажных фабрик (Из моего собрания)» (в сентябре; программа на этот месяц напечатана на тряпичной бумаге 1732 г. ярославской фабрики И. Затрапезнова) и «Библиотеки Н. А. Некрасова и И. И. Панаева, их состав и судьба» (в декабре; декабрьская программа была напечатана на бумаге выделки 1902 г.). В октябре 1932 г. состоялось заседание, посвященное памяти В. Я. Адарюкова, с докладами В. К. Лукомского, О. Э. Вольценбурга, В. С. Савонько, Э. Ф. Голлербаха и П. Е. Корнилова. В брошюре «Памяти Владимира Яковлевича Адарюкова (1863–1932)» (Л., 1932, 16 с., 100 экз.), изданной к заседанию, были напечатаны краткие содержания докладов.

По сравнению с такою же памятной брошюрой ССК и Э МО ВОФ, ленинградское издание и по содержанию, и по оформлению, несомненно, стоит выше.

В списке членов СБ и Э СЗО ВОФ среди имен, знакомых нам по ЛОБ, встречается всего два-три новых библиофила. Из них заслуживает внимания Л. Б. Модзалевский.

Лев Борисович Модзалевский (1902–1948), доктор филологических наук, крупный советский литературовед, пушкинист и ломоносовед, унаследовал от отца, известного пушкиниста, члена-корреспондента Академии наук СССР Б. Л. Модзалевского (1874–1928), любовь к вспомогательным дисциплинам литературоведения: библиографии, палеографии, текстологии и литературной биографии, а также страстное библиофильство. В некрологах, посвященных Л. Б. Модзалевскому, говорится подробно о его работах по изучению Пушкина и Ломоносова. В настоящей книге мы хотим отметить одну, обойденную авторами некрологов, изумительную черту Л. Б. Модзалевского — редкое знание почерков всех сколько-нибудь крупных деятелей русской литературы и науки XVIII — начала XIX в. Л. Б. совершенно свободно читал любую рукопись этого периода и с первого взгляда безошибочно определял, кем она написана; если рукопись была из фондов Архива Академии наук, в котором он служил, Л. Б. сразу же и так же безошибочно определял, кем из писарей XVIII в. она была изготовлена. Он обладал еще одной редчайшей способностью палеографа-практика: мог бегло читать рукопись «вверх ногами». С детских лет Л. Б. Модзалевский был хорошо знаком с большой библиотекой отца, пользовавшейся заслуженной известностью в кругах русских библиофилов. К концу 20-х годов она насчитывала до 15 тысяч единиц и была особенно богата книгами по библиографии, геральдике и генеалогии, а также по пушкиноведению и бытовой истории пушкинского и предпушкинского времени. Еще при жизни отца Л. Б. стал собирать собственную библиотеку примерно по тем же разделам; по смерти Б. Л. Модзалевского библиотека последнего перешла к сыну, который продолжал пополнять собрание по прежним разделам и дополнил его книгами по русской литературе и истории XVIII в., в особенности по Ломоносову.

В жизни библиофильских организаций Ленинграда Л. Б. Модзалевский по-настоящему начал принимать участие лишь в последний период существования ЛОБ (он был последним ученым секретарем). Выше были упомянуты доклады, прочитанные им на заседаниях секции. Кроме того, в одном из изданий секции Л. Б. Модзалевский напечатал некролог члена СБ и Э Валентина Васильевича Добровольского (1892–1932), позднее составил и прочитал отчет о деятельности секции за 1932 г. и пр. Вскоре, однако, он отошел от работы в СБ и Э, конечно, не переставая быть человеком, безгранично преданным библиофильству.

В 1947 г. Л. Б. Модзалевский защитил докторскую диссертацию «Ломоносов и Академия наук», а через год трагически погиб, выпав при крутом повороте поезда, из открытой двери вагона, у которой он стоял. Библиотека его была приобретена Институтом мировой литературы им. А. М. Горького (Москва).

С 1 января 1933 г. Секция библиофилов и экслибрисистов, сохранив свое название, вошла в состав Ленинградского общества коллекционеров. Председателем ее продолжал оставаться М. Н. Куфаев, товарищем председателя — О. Э. Вольценбург и секретарем Л. Б. Модзалевский. В бюро СБ и Э входили ее бессменный казначей Б. М. Чистяков и члены: В. А. Кенигсон, В. Е. Шевченко, Ф. Г. Шилов и А. А. Савельев. После ухода Л. Б. Модзалевского секретарем был избран В. М. Лосев, работавший до конца 1935 г., когда он был заменен А. Г. Биснеком.

В течение всей своей деятельности СБ и Э собиралась регулярно обычно три раза в месяц; изредка, совместно с другими секциями ЛOK, четвертый раз. Количество докладов по библиофильской и экслибрисоведческой тематике, пожалуй, даже увеличилось по сравнению с предшествующим годом. Из наиболее интересных докладов должно отметить: В. М. Лосев «Книга в произведениях русских поэтов» (6 января 1933 г.), П. Е. Корнилов «Портреты В И. Ленина в гравюре и литографии» (16 января), заседание «Памяти А. М. Литвиненко» (16 февраля), Л. Р. Подольский «Надо ли собирать книги» (6 марта), заседание «Памяти К. Маркса» (с докладом В. А. Десницкого «К. Маркс в художественной литературе» (16 марта), заседание «Памяти С. А. Мухина» (26 мая), Я. Л. Барсков «Издания „Путешествия из Санктпетербурга в Москву“ А. Н. Радищева, 1790–1922)» (6 июля), В. Е. Шевченко «К библиографии изданий Комитета популяризации художественных изданий (1928–1930)» (6 сентября); заседание «Памяти И. С. Тургенева» с докладами О. Э. Вольценбурга «Иллюстрации русских художников к сочинениям И. С. Тургенева», В. М. Лосева «Библиотека И. С. Тургенева» и с сообщением Ф. Г. Бернштама «Похороны И. С. Тургенева в Петербурге 1883 г. по личным воспоминаниям» (26 сентября), М. Н. Куфаев «Книга в произведениях и переписке И. С. Тургенева» (6 октября), Б. М. Чистяков «Десятилетие Ленинградского общества библиофилов» и В. Е. Шевченко «Издания Общества за 10 лет» (26 ноября), Д. Д. Шамрай «Н. И. Гнедич и его библиотека» (6 декабря), М. Н. Куфаев «Первопечатник Иван Федоров» (16 декабря).

В течение 1933 г. СБ и Э выпустила семь изданий: четыре программы предполагаемых заседании (январь — февраль, № 1; март — апрель, № 3; май — июнь, № 4; июль — сентябрь, № 6), программы заседаний «Памяти А. М. Литвиненко» (с некрологом художника, написанным О. Э. Вольценбургом), листовкой к заседанию «Первопечатник Иван Федоров», «Окончание каталога изданий Комитета популяризации изящных изданий (1928–1930)» (оттиск из программы № 6, с добавлением издательской марки Комитета, работы Н. М. Бриммера).

Научная и издательская деятельность секции в 1934 г. несколько снизилась по сравнению с 1933 г. Из докладов отметим: Л.Савинов «Мое собрание книг по кулинарии» (6 июня 1934 г.), Л. В. Веденов «Отдельные иллюстрированные издания „Евгения Онегина“» (6 июля), Д. Д. Шамрай «„Книжная летопись“ типографии Сухопутного шляхетского корпуса» (26 июля), Д. Корнилов «О двух библиотеках на одном корабле и их книжных знаках» (6 августа), А. Г. Биснек «10-летие библиотеки Секции» (16 сентября), О. Э. Вольценбург «Книга о приключениях Василия Баранщикова» (3 ноября), Б. Н. Клопотов «О некоторых изданиях», чествование П. К. Симони (6 декабря).

Из печатных изданий СБ и Э за 1934 г. нам известна только программа XXXIX заседания «Памяти В. И. Ленина» (16 января).

В 1935 г. были прочтены следующие, заслуживающие внимания доклады: М. Н. Куфаев «Памяти В. И. Медкова» (6 февраля), А. Н. Лесков «Из воспоминаний о моем отце — писателе Н. С Лескове» (6 марта и 6 апреля), А. А. Давыдов «Книжники-ярославцы» (16 марта), Ценгер «Л. Ф. Мелин — книготорговец или собиратель книг?» (6 мая), Л. В. Веденов «Миниатюрные издания „Евгения Онегина“», М. Н. Куфаев «Памяти А. В. Мезьер», Ф. Г. Шилов «Памяти П. П. Шибанова», Б. М. Чистяков «Конек-горбунок» в издании «Academia» (6 июня), Ю. А. Меженко «Португальский экслибрис» (16 нюня), В. М. Лосев «Разбор книги „Иван Федоров — первопечатник“» (6 июля), И. М. Степанов «Издательская деятельность Комитета популяризации художественных изданий» (6 августа), Ю. А. Меженко «Издания сочинений Шевченко», О. Э. Вольценбург «Иранские издания» (6 октября), А. И. Савинов «Мои работы по книжной графике», Н. В. Здобнов «Новые вехи библиофильской библиографии» (16 октября), М. Н. Куфаев «Октябрьская революция и ее создание — Государственный книжный фонд» (4 ноября).

Из изданий, выпущенных секцией в 1935 г., нам известны следующие: «Хроника Секции библиофилов и экслибрисистов. Октябрь — декабрь 1933 г.» (Л., 1935, 24 с., 200 экз., № 7), «Уважаемый товарищ» (листовка-предложение принять участие в выставке экслибрисов 1933–1934 гг., № 11), «Памяти Августы Владимировны Мезьер» (речь М. Н. Куфаева на заседании СБ и Э 6 июня 1935 года. Л., 1935, 7 ненум. с., 300 экз., № 12), Пригласительный билет на заседание 6 сентября 1935 г. по случаю 100-го заседания секции (75 экз., без №).

В 1936 г. вопросы библиофильства почти полностью выпали из программы секции: кроме докладов М. Н. Куфаева «Люди и книги 60-х годов XIX в. (Добролюбов, Ап. Григорьев, Соколов)» (6 февраля) и «Памяти акад. Н. К. Никольского» (6 апреля) и М. В. Сокуровой «План работы Государственной Публичной библиотеки по библиографии русских библиографий» (6 апреля), все остальные были посвящены экслибрисам и прочим видам графического коллекционерства. Из докладов по экслибрисоведению должно отметить сообщение проф. И. Я. Депмана «Первое упоминание в русской литературе об экслибрисе» (16 февраля). Повестка на заседание 26 мая 1936 г. — последнее известное нам свидетельство о деятельности СБ и Э.

Печатных изданий секции за 1936 г., по-видимому, не было.

Последним проявлением деятельности СБ и Э была выставка памяти Пушкина с 6 по 18 февраля 1937 г. в помещении ЛОК в Зимнем дворце. Впрочем, это мероприятие было проведено под маркой не секции, а Ленинградского общества коллекционеров.

Излагая сведения о деятельности СБ и Э ЛОК, следует сказать не только о сделанном ею, но и о подготовлявшихся изданиях. Так, в плане изданий ЛОК на 1936 г. намечался выпуск сборника «Памяти Тургенева», в котором должны были быть напечатаны доклады, сделанные на заседаниях 26 сентября и 6 октября 1933 г. Кроме того, в плане значились «Хроника ЛОК за 1934 год», справочник «Кто что собирает» (6 печ. л.) и «Указатель литературы об экслибрисе» (6 печ. л.). К сожалению, фамилии составителей в проекте плана не указаны, и степень подготовленности и судьба рукописей названных работ нам неизвестна.

Из собранных нами письменных, печатных и устных материалов можно заключить, что с июня 1936 г. регулярные научные заседания СБ и Э прекратились, но она еще некоторое время продолжала существовать и даже могла реализовать такое значительное мероприятие, как Пушкинская выставка 1937 г. Из новых библиофилов, появившихся в СБ и Э, упомянем В. М. Лосева и А. Г. Биснека.

Вячеслав Михайлович Лосев (1890–1942) был библиотекарем в Библиотеке Академии наук, затем сотрудником ленинградского отделения Института истории Академии наук СССР. Библиограф и краевед В. М. Лосев в течение ряда лет был секретарем Общества «Старый Петербург — Новый Ленинград». За короткое время своего пребывания в СБ и Э ЛОК В. М. Лосев сделал несколько упомянутых выше докладов, из которых наибольший интерес представляет «Книга в произведениях русских поэтов». В кратком изложении доклада после упоминания антологии И. А. Шляпкина «Похвала книге» В. М. Лосев сообщил о неизвестных и неосуществленных попытках продолжить и расширить работу Шляпкина. Это сборники «Венок книге» и «Сила книги», подготовленные И. Р. Белопольским для издательства «Колос» Ф. И. Витязева-Седенко. По материалам В. М. Лосева оказывается, что с конца XVIII в. до 1917 г. в русской поэзии имеется до 60 произведений, либо полностью посвященных книге, либо содержащих высказывания о ней. С 1917 г. по 1932 г. их, по сведениям В. М. Лосева, свыше 30; принадлежат они 27 поэтам, среди которых только несколько крупных: В. Брюсов, В. Маяковский, Д. Бедный, С. Есенин. Оду А. А. Сидорова «Похвала экслибрису» В. М. Лосев охарактеризовал как прекрасное и совершенно поэтическое постижение книжного знака.

Другие доклады В. М. Лосева были не столь интересны. Впрочем, и первый его доклад не может быть принят без значительных уточнений. В. М. Лосевым была составлена уже упоминавшаяся «Хроника Секции библиофилов и экслибрисистов ЛОК. Октябрь — декабрь 1933 г.» (Л., 1935).

Не на много больше сведений сохранилось об Андрее Густавовиче Биснеке (1887–1942). Долгое время он служил в Красной Армии, был одним из первых советских граждан, побывавшим в послереволюционный период на Памире, и по выходе в отставку начал энергично работать в области библиографии Памира и Таджикистана. Совместно с К. И. Шафрановским А. Г. Биснек напечатал «Библиографию библиографий Средней Азии» (М. —Л., 1935–1936) и библиографический указатель «Этнография народов Памира» (1940). В конце жизни он был сотрудником Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Как последний секретарь СБ и Э ЛОК, А. Г. Биснек после прекращения деятельности секции перевез ее библиотеку и архив на свою квартиру. В 1942 г. во время блокады Ленинграда он умер.

Нам уже пришлось выше отмечать, что в каждый отдельный период истории советского библиофильства существовали крупные собиратели, либо не принимавшие совсем участия в жизни библиофильских организаций, либо изредка появлявшиеся на заседаниях, чтобы прочесть один-два доклада или доставить на ту или иную выставку, например Пушкинскую, материалы из своих коллекций. Библиотеки таких, в общем нерадивых, библиофилов обычно представляют особый интерес для историка советского библиофильства.

Из многих библиофилов, упоминавшихся как в настоящей главе, так и в предшествовавших, следует остановиться на именах профессоров В. А. Десницкого и И. Н. Розанова. Отнесение их к числу крупнейших советских библиофилов 30-х годов условно: они собирали книги с начала XX в., если еще и не с конца XIX, и продолжали собирать после 30-х годов.

Василий Алексеевич Десницкий (1878–1958) родился в Нижнем Новгороде в семье священника, учился сначала в местной духовной семинарии, а затем в Юрьевском (Дерптском, ныне Тартуском) университете. С юношеских лет он принимал участие в революционном рабочем движении в Сормове и Нижнем и органически, а не кабинетно-книжно усвоил философию марксизма. Материалист-диалектик по мировоззрению, историк по образованию, литературовед по специальности, В. А. Десницкий сыграл заметную роль в истории русской культуры XX в. До 1908 г. он активно участвовал в РСДРП (б). С начала 20-х годов целиком отдался работе в Педагогическом институте им. А. И. Герцена (Ленинград), из основателей и многолетним профессором которого он был. Дружеские отношения В. А. Десницкого с М. Горьким продолжались до самой смерти великого писателя.

Как литературовед-марксист В. А. Десницкий был одним из организаторов советской литературной науки. Его вклад в нее мало кем осознан в должной мере, и восполнить пробел в истории советского литературоведения — написать монографию о В. А. Десницком, зачинателе марксистской литературной науки, — неотложная и обязательная задача.

У В. А. был острый, гибкий природный ум, превосходно отточенный марксистско-ленинской философией. Он был человеком очень большой культуры — и унаследованной по традиции, и благоприобретенной.

Еще в начале XX в. с большой опасностью для себя молодой Десницкий собрал богатейшую коллекцию подпольных революционных изданий — редких прокламаций, газет, книг, брошюр, журналов, печатавшихся в России и за рубежом. Все это стало добычей пожара (5).

Во время первой мировой войны погибла в Тарту и вторая библиотека В. А. С 1917 г. он начал собирать свою знаменитую библиотеку, которая долгое время считалась второй по значению из личных библиофильских библиотек в СССР (после библиотеки Д. Бедного; после же ликвидации последней библиотека В. А. Десницкого заняла первое место.

Определить объем его собраний сейчас невозможно, так при своей жизни каталога библиотеки ученый не составлял, а каталог, подготовленный сотрудниками Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, куда собрание Десницкого было продано наследниками в 1963 г., не дает полного представления о ценности и даже объеме этой уникальной библиотеки.

Точного подсчета книг, поступивших в библиотеку имени В. И. Ленина из собрания В. А., в официальных источниках нет: в одном месте глухо указывается «около 11 тысяч томов» (130); в библиотечном отчете за 1963 г. сообщается, что в коллекции Десницкого было 6020 томов книг, 3708 номеров журналов, 500 единиц изобразительных материалов. Но со слов его дочери, члена-корреспондента АН СССР А. В. Десницкой, нам известно, что Библиотека имени В. И. Ленина не взяла многих книг по литературоведению и искусству. Можно думать, в целом библиотека В. А. Десницкого состояла более чем из 15 тысяч книг, брошюр, оттисков и т. д.

Предоставленный в наше распоряжение машинописный каталог части библиотеки В. А. Десницкого, поступившей в Библиотеку имени В. II. Ленина, состоит из русского и иностранного отделов. В первом находится 2968 номеров, но эта цифра не точна: так, под № 2518 указано суммарно — «370 книг по литературоведению», под № 2677 — 100, под № 2690 — 70 и т. д. Вообще русский отдел каталога составлен плохо: достаточно указать на № 979, под которым значится «Путешествие из Петербурга в Москву», приписанное Грибоедову. Лучше сделан иностранный отдел каталога (1556 №№), но и он, как и русский, кишит опечатками.

Подробное перечисление одних только важнейших редких изданий В. А. Десницкого заняло бы значительно больше места, чем мы можем уделить ему в настоящей главе.

Поэтому мы ограничимся указанием только тех «жемчужин» («цимелий») коллекции В. А. Десницкого, которые особенно отмечены в литературе о его библиотеке. Это — ленинская листовка «К рабочим и работницам фабрики Торнтона», выпущенная «Союзом борьбы» в связи с забастовкой 500 ткачей, вспыхнувшей на фабрике в ноябре 1895 г. Это — первое издание «Капитала» Маркса на французском языке. Это — Е. М. Корнеев. «Народы, обитающие в Российской империи» (СПб., 1812), ранее неизвестное в библиографии. Это — комплект французского журнала «Литературный старовер» («Conservateur littéraire»), издававшийся 17-летним В. Гюго и появлявшийся на французском антикварном рынке всего два раза; в последний раз в 1934 г. на аукционе, на котором распродавалась знаменитая коллекция убитого в 1933 г. президента Франции П. Думера. Среди редчайших книг коллекции Десницкого находились: «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева (изд. П. А. Картавова, 1902 г. — экземпляр, посланный цензурным комитетом «всесильному» обер-прокурору святейшего синода К. П. Победоносцеву), «Хронологический список русских писателей» П. А. Плетнева, первое издание «Слова о полку Игореве», «Мечты и звуки» Н. А. Некрасова, «Словарь иностранных слов» Н. Кирилова (под ред. М. В. Петрашевского; 3 экз.); «Грамматика» Мелетия Смотрицкого (М., 1648), «Не всио и не ничего. В 1786 год» Ф. Кречетова; книги из библиотеки Наполеона и т. д.

Характерно, что в собрании В. А. Десницкого почти не было геннадиевских редкостей, вроде «Описания курицы, имевшей профиль человека». Зато он охотно собирал такие книги, как «Настоящий ревизор. Комедия в 3 днях или действиях, служащая продолжением комедии „Резизор“, сочиненной Гоголем» (СПб., 1836), «Сапоги Карла Маркса» Трнки (СПб., 1899), о которой рассказал В. Г. Лидин («Друзья мои — книги»); как «Дуэль Пуришкевича со студенткой-курсистской в Марьиной Роще» (М., 1913).

В литературе о библиотеке В. А. Десницкого не отмечена одна группа книг, которой он очень дорожил и которую, кажется, он и «открыл»: это — контрафакции (в библиофильском смысле — книги, напечатанные без предварительно испрошенного согласия авторов) произведений французских романтиков, публиковавшиеся в России в конце 20-х — начале 30-х годов XIX в. предприимчивыми владельцами французских книжных магазинов в Петербурге и Москве. Помнится, В. А. говорил мне, что эти издания неизвестны французским библиофилам-«романтикам» и не учтены в библиографии французского романтизма.

Не отражена в литературе о собрании В. А. Десницкого и другая, — близкая по характеру, — коллекция книг — «россика», книги о России, в частности, редчайшее издание «Един краткий разумен науки на потребность», напечатанное в Тюбингене (Германия) в 1642 г., подборка ранних антологий русской поэзии в иностранных переводах. Отметим, кстати, что во многих своих работах по русской литературе XVIII–XX вв. он опирался на редкие провинциальные издания своей библиотеки, например, на книгу нижегородского стихотворца конца XVIII в. Якова Орлова.

Диалектический ум В. А., редкая способность проницательного понимания людей, колоссальная эрудиция и богатое личное прошлое, его особая, удивительно красноречивая манера говорить (со старонижегородским акцентом) — делали беседы с Десницким поучительными, интересными и эстетически впечатляющими. На людях он казался насмешливо-скептичным, недоверчиво-ироничным; зато в беседах в своем кабинете он становился как бы другим, и в особенности, когда речь шла о книгах. Как многие старые библиофилы, он знал огромное количество историй отдельных экземпляров редких книг. Показывая свой экземпляр книги из библиотеки Наполеона (с суперэкслибрисом императора), В. А. прибавлял, что свои любимые книги «маленький корсиканец» выписал в Москву и при отступлении взял с собой в сани, откуда для убыстрения бегства выбрасывал на дорогу особенно большие по формату издания, чтобы сохранить маленькие. На вопрос, как ему попалась та или иная редкость, например, диссертация Н. Г. Чернышевского «Эстетические отношения искусства к действительности» с личной надписью автора, В. А. с убежденностью старого библиофила говорил: «Книга ищет хозяина» и, иронически посмеиваясь, прибавлял «Если, конечно, хозяин ищет книгу».

О библиотеке профессора Ивана Никаноровича Розанова (1874–1959) нельзя сказать, что по своему объему, составу и характеру она может сравниться с библиотеками Д. Бедного и В. А. Десницкого. Это была библиотека, посвященная одной только теме — русской поэзии от ее возникновения до XX в. Конечно, у И. Н. было много книг русских поэтов — его современников и притом огромное количество с самыми дружескими почтительными автографами; однако библиотеку И. Н. Розанова, библиотеку, которую он собирал около семидесяти лет, которой он гордился и которая являлась и является в то же время и гордостью Москвы, — составляли издания произведений русских поэтов от «Псалтири рифмотворной» Симеона Полоцкого, «Сатир» Антиоха Кантемира, «Сочинений и переводов» Василия Тредиаковского и кончая самыми мелкими поэтами 1900 г., — предела его собирательских поисков.

«Не было книжки, написанной по-русски в стихах — гениальной, талантливой, посредственной, слабой, — которая прошла бы мимо Ивана Никаноровича», — пишет И. Л. Андроников в статье «Высокий поступок», посвященной передаче библиотеки И. Н. Розанова его вдовой К. А. Марцишевской Государственному музею А. С. Пушкина.

В собрании И. Н. Розанова было восемь тысяч томов поэтических произведений, которые он собирал с тринадцатилетнего возраста и «за семьдесят с лишним лет составил лучшее в мире собрание русской поэзии, охватывающее два с лишним века» (4). «Для него, — пишет В. Г. Лидин в очерке „Собиратель Розанов“, — не было на необъятном поэтическом поле лишь изысканных цветов, он собирал и скромнейшие полевые цветы, и чем скромнее и незаметнее был цветок, тем бережливее укладывал его Розанов в свой гербарий». «В этом, — прибавляет В. Г. Лидин, — была не только любовь к книге, но и сочувствие к личности безвестного сочинителя с его зачастую нелегкой судьбой» (83, с. 87).

В 40-х годах И. Н. закончил труд своей жизни, к сожалению, еще не изданный, «Историю русской поэзии». Здесь есть страницы, посвященные великим и значительным русским поэтам, но есть строки и о тех, кто оставил всего лишь какое-нибудь одно стихотворение, вроде «Это было давно… Я не помню, когда это было…» С. Сафонова или какую-нибудь одну песню, например, «Шумел-гудел пожар московский» Н. С. Соколова. Помню, как огорчен был И. Н. Розанов, когда, несмотря на все предпринятые меры, ему так и не удалось найти биографические сведения о сибирском поэте Е. Милькееве, выпустившем в конце 1830-х годов сборник стихов.

Книжное собрание И. Н. Розанова — не просто библиотека русской поэзии за два с лишним века, не только «собрание книг, которому нет цены», как сказал о нем И. Л. Андроников, но и памятник высокого человеколюбия и безграничного уважения к творческому началу в человеке.

Библиотека М. Горького, как и библиотеки В. А. Десницкого и И. Н. Розанова, только с известными оговорками может рассматриваться в настоящей главе, — она составлялась в разное время, рассыпалась, частично сохранялась и вновь возникала. Нам уже приходилось в «Русских книголюбах» писать, что о библиотеке М. Горького в печати сведений имеется гораздо меньше, чем следовало бы и можно было ожидать. При этом материалов о библиотеке Горького нижегородских лет и даже о его библиотеке на Капри имеется больше, чем о последнем собрании великого писателя, которое находится сейчас в Музее Горького в Москве на ул. Качалова, д. 6.

Характерной особенностью библиотеки М. Горького было то, что она была, как говорят библиофилы, «текучей библиотекой», т. е, такой, владелец которой очень интересуется книгой, необходимой ему для работы и пополнения знаний, но, прочитав, охотно отдает ее в какую-нибудь общественную библиотеку или дарит знакомым или даже не очень знакомым людям, если ему известно, что эта книга им нужна. Такие сведения о библиотеке Горького очень часто встречаются в биографических работах о нем и еще чаще в мемуарах советских писателей. Из подобных материалов могло бы создаться впечатление, что великий писатель не был книголюбом, а был только страстным читателем. Однако уже в докладе о Горьком-библиофиле, который был прочитан в ЛОБ в 1928 г., В. А. Десницкий, близко знавший Горького более чем 30 лет, утверждал, что великий писатель делил книги на две категории, — на книги, которые он ценил за их полезность в данный момент, и на такие, которыми он дорожил как заправский библиофил и которые никому не давал читать.

О составе последней, московской, библиотеки, насчитывающей около 11 тысяч книг, известно, что она имеет «отчизноведческий» характер: Горький приобретал книги не только по истории России, истории русской культуры и литературы, но и по истории русского быта, искусства, науки. Особенно интересовали его в 30-е годы книги по истории русских областей, городов, заводов, деревень и т. д. В «книге отзывов и пожеланий» московской Книжной лавки писателей Горький записал: «Чтение — высокое удовольствие для культурного человека, — я ценю книгу, — она моя дорогая привычка» (69, с. 30).

Может показаться неожиданным этот сдержанный отзыв А. М. Горького после его известных панегириков книге, обычно приводимых всеми, кто пишет на тему «Горький и книга», — о книге как чуде, о том, что всем лучшим в себе он обязан книге, и т. д. Дело, очевидно, в том, что с годами Горький стал трезвее смотреть на книгу, чем смотрел на нее в молодые годы, когда писал приведенные выше гимны книге. В 30-е годы, со всем присущим ему пылом борясь с возраставшим фашизмом и с «внутренними эмигрантами», Горький не мог так безразборно восхвалять книгу, книгу «вообще». Именно к этому последнему периоду его жизни относятся мудрые, взвешенные, классические слова Горького: «Нужно читать и уважать только те книги, которые учат понимать смысл жизни, понимать желанья людей и истинные мотивы их поступков». Нам кажется, как раз в этих словах звучит голос создателя социалистического реализма, а не в романтических преувеличениях раннего Горького.