Заключение

Чему учит нас история советского библиофильства

Материалы по истории советского библиофильства, как и всякие исторические материалы, во-первых, дают возможность представить более или менее конкретно самый путь развития этой области советской культуры, и во-вторых, на основании обнаруженных принципов, направлений, тенденций этого пути развития определить стоящие перед советским библиофильством задачи.

Наша работа представляет попытку рассмотрения истории советского библиофильства за 50 лет. Мы не стремились упомянуть в этой книге как можно больше имен отдельных библиофилов, книголюбов, книгособирателей, владельцев библиотек, «документалистов» и т. п. Своей первой задачей мы считали собрание и систематизацию фактов и установление основных этапов и форм развития библиофильства в СССР за время с 1917 г. по 1967 г.; второй — определение внутренней логики этого развития, установление тех общих принципов, которые двигали это развитие, которые пробивали себе дорогу в жизнь, — чаще всего неосознанно — в повседневной деятельности отдельных советских библиофилов и в деятельности их объединений.

Основная часть настоящей книги позволила нам проследить в хронологической последовательности отдельные этапы истории советского библиофильства, т. е. представить себе факты внутренне связанного процесса его развития. Мы видели, как в 1917–1918 гг. рушилось, исчезало, обращалось в прах старое дореволюционное дворянско-буржуазное эстетское библиофильство, как в зареве пылающих деревенских помещичьих усадеб и городских барских особняков гибли старые родовые или благоприобретенные библиотеки. Однако в то же самое время перед нами проходил грандиозный процесс обогащения государственных, национальных книгохранилищ, сделавший Государственную библиотеку СССР им. В. И. Ленина, Государственную Публичную библиотеку им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Библиотеку Академии наук СССР и ряд библиотек республиканских Академий наук крупнейшими мировыми книжными собраниями.

Мы видели также, как в 20-е годы в огромном масштабе, а в последующие десятилетия в меньших размерах, — не исключая и периода Великой Отечественной войны, когда темпы гибели одних библиотек и возникновения и роста других отчасти напоминали годы революции — неуклонно шел процесс создания библиофильских объединений, отчетливо ощущалось их стремление сохранить организационные формы, несмотря на не всегда благоприятные условия.

Возникновение и развитие библиофильских организаций, как бы они ни назывались в разное время, — обществами, секциями, клубами, кружками и т. д., — вот наиболее своеобразная яркая черта советского книголюбия, резко отличающая наше библиофильство от дореволюционного, когда были только отдельные библиофилы-богачи и, за исключением Кружка любителей русских изящных изданий (1903–1917), состоявшего из петербургской библиофильской «элиты» тех лет, не было никаких объединений книголюбов. Сейчас же людей, любящих, ценящих, собирающих, преданно изучающих книги, в нашей стране миллионы.

Из материалов, публикуемых в прессе, с одной стороны, и известных — с другой, из повседневной действительности явствует, что в настоящее время в СССР есть две формы или два течения в проявлении любви к книге: одно — называющееся «друзья книги», другое — «любители книги», «книголюбы», «библиофилы».

Первые — это в основном страстные читатели «книгочии» или «книгочеи», группирующиеся вокруг библиотек, энтузиасты и пропагандисты культуры чтения; они не только умелые вербовщики новых читателей, не только активные помощники библиотекарей, работающие на общественных началах, но и дельные распространители политической, научной и художественной литературы среди широких масс населения, толковые организаторы книжных киосков и даже магазинов на фабриках, заводах, в колхозах и совхозах.

Это движение возникло еще в 20-х годах. В 1925 г. в г. Владимире была напечатана небольшая брошюра, озаглавленная «Общество друзей книги. Изд. Владимирской губернской центральной библиотеки». На ее обложке и на титульном листе имеется эпиграф: «Да здравствует книга — орудие борьбы за освобождение пролетариата». В брошюре коротко сообщено о возникновении Общества, о сочувственном отношении к нему Н. К. Крупской, отрывки из письма которой приведены в тексте, и затем напечатан Устав Владимирского общества друзей книги. Для нас особенный интерес представляет § 1: «Общество друзей книги ставит своей целью оказывать библиотеке как очагу коммунистического просвещения помощь в ее работе и вообще содействовать поднятию интереса в массах к советской печати и наибольшему ее распространению» (120).

Аналогичные общества существовали в 1924–1925 гг. в Армавире, Великих Луках («Общество друзей красной книги»), Иваново-Вознесенске, в Москве при первой фабрике «Гознак», во Пскове, в городах Татарской Автономной Республики, на станции Туркестан, в Ульяновске и т. д. Обсуждался вопрос о создании обществ друзей книги в Могилеве, Славгороде, Херсоне и др. Происходили районные конференции кружков друзей книги — в Павлово-Посадском районе Богородского уезда Московской губернии; в Татарии. Наконец, в статье В. Глазова «Не по шаблону» был поставлен вопрос об организации Всесоюзного общества «Друзья красной книги» или «Союз друзей красной книги СССР». Однако идея эта не отвечала тогда реальным потребностям и возможностям страны, и к концу 20-х годов движение заглохло. Материалы о нем сохранились на страницах еженедельника «Книгоноша» 1925 г.

После длительного перерыва движение друзей книги возникло в послевоенное время. О нем в 1959 г. писалось в «Литературной газете» следующее: «В нашей стране развертывается движение общественных пропагандистов — распространителей литературы. В прошлом году друзья книги распространили миллионы книг. Их усилия объединяют и направляют Советы друзей книги, созданные и создаваемые на предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях, в городах и районах страны. Они организуют и проводят книжные базары, читательские конференции, литературные вечера, направляют работу общественных распространителей книг, помогают книжным магазинам изучать спрос читателей» (164).

Несколько позднее, в 1962 г., «Известия» писали в передовой статье «Друзья книги» об этом серьезном явлении советской действительности. Рассказав о возникшем в Ленинграде на Балтийском заводе Совете друзей книги, организовавшем на общественных началах хорошо оборудованный книжный магазин, газета продолжала: «Добровольные помощники и добрые друзья библиотеки, книжных магазинов — рабочие и служащие предприятия — сами включились в выполнение благороднейшего дела — пропаганды и доведения литературы до каждой рабочей семьи. Их изобретательность, энергия достойны самой большой похвалы. Сотни и тысячи томов политической, художественной и технической литературы за короткое время продано труженикам завода» (45; 46).

Существуют и другие формы такого движения друзей книги, — объединение личных библиотек в одну, более крупную и предоставление ее в распоряжение разных коллективов, — жителей дома, поселка и т. д. Вот сообщение ТАСС из Ромнов, озаглавленное «Добрый почин книголюбов»: «Книголюбы поселка Недригайлов, имеющие личные библиотеки, предоставили их в общественное пользование. Таким образом, создан как бы филиал поселковой библиотеки…» (40; 148).

В Москве с 1961 г. существует Общество любителей книги Свердловского района, создавшее из ряда личных библиотек большую общественную библиотеку, которая активно ведет разнообразную интересную работу и, между прочим, состоит в контакте с международной организацией аналогичного характера (65, с. 7).

Наконец, самая распространенная форма деятельности друзей книги — предоставление личной библиотеки в пользование знакомым и мало знакомым людям. Обычно такие библиотеки устраиваются в поселках, где либо вовсе нет районных библиотек, либо последние не удовлетворяют местных жителей. Не раз писали в нашей печати о Е. Е. Тимошенко, друге книги или книголюбе из п. Токсово, Ленинградской обл., энтузиасте-пропагандисте осмысленного, самообразовательного чтения. «У Евгения Евгеньевича уже без малого пятьсот читателей. Чуть ли не каждый день сорок-пятьдесят человек проходят через палисадничек и поднимаются на знакомое крыльцо… Евгений Евгеньевич не просто выдает книгу, он является и ее пропагандистом. Беседуя со своими читателями, с детьми, выступая с докладами, он убежденно говорит о книге… И снова сюда идут люди: одни — чтобы почитать, другие — послушать стихи, поспорить о новой повести» (132; 59).

Чтобы дополнить портрет Е. Е. Тимошенко как друга книги, приведем еще одну цитату тех же двух авторов: «Ведь Евгений Евгеньевич не только „добровольный библиотекарь“, но и „издатель“. Вместе с членами местного литературного объединения, которым он руководит, Тимошенко выпускает рукописный журнал „Вокруг книги“…» (132; 59).

Наконец, и сам Е. Е. Тимошенко выступил в 1967 г. в журнале «В мире книг» с программной статьей «Книга должна работать!». В ней приводится «мысль о том, что книга — это прежде всего источник света, книга должна читаться (выделено Е. Е. Тимошенко. — П. Б.)», и сообщается, что автор статьи «свою скромную библиотеку открыл для всех желающих».

Во второй части статьи Е. Е. Тимошенко приводит фамилии ряда подобных ему энтузиастов-пропагандистов книги, создавших в селах, колхозах, где они живут, библиотеки на свои средства или на общественных началах.

В заключение статьи Е. Е. Тимошенко предлагает «всем таким книголюбам поддерживать между собою связь и, может быть, даже встретиться для обмена мнениями и опытом работы с читателями» (163).

Следует всячески приветствовать благотворную, просветительскую деятельность Е. Е. Тимошенко и его единомышленников. И можно бы было приветствовать его статью еще больше, если бы она в своей полемической части, о которой будет сказано несколько ниже, не повторяла совершенно устарелой, в известной мере демагогической аргументации первого пореволюционного десятилетия.

Чтобы наша мысль стала вполне понятной, мы ограничимся сказанным о первом направлении в современном советском книголюбии и перейдем ко второму, — к направлению книголюбов-библиофилов.

Мы уже приводили выше слова А. Т. Твардовского о новом типе советского читателя — о читателе-собирателе (161; 162). Однако такой новый читатель не ограничивается одним лишь собиранием того, что попадает в его руки случайно или в результате целеустремленных поисков. Такой читатель-книголюб посещает регулярно книжные магазины, следит за тематическими планами и всевозможными проспектами издательств, пишет письма в редакции газет и директорам издательств, требует включения в перспективные планы тех или иных книг и повышения тиражей изданий, негодует на не всегда удовлетворительную работу магазинов «Книга — почтой», предлагает восстановить книжные «развалы», уличные книжные ларьки, открыть букинистические магазины, улучшить работу магазинов по предварительным заказам — почтовым карточкам, и т. д.

Часты случаи, когда при каком-нибудь хорошо работающем книжном магазине, — например, «Буревестник» и «Молодой Ленинград», — возникает литературный клуб, в котором покупатели обсуждают новые книги молодых ленинградских поэтов и прозаиков, организуют вечера зарубежной поэзии и выступления участников литературных кружков на близлежащих предприятиях. Известны такие же магазины-клубы в Минске и других городах.

Таких читателей-собирателей у нас, как предполагает А. К. Гладков в чрезвычайно интересной статье «Страна читателей», «наверняка несколько миллионов» (32). Жаль только, что автор настойчиво противополагает «собирателей-коллекционеров» «книжным собирателям обычного типа». В начале статьи А. К. Гладков вспоминает, как он в своей библиотеке нашел книжечку, оставшуюся ему от отца, и пишет: «Почему эта книга привлекла мое внимание? Сентиментальная память об отце? Возможно, но думается, что дело все же и не в этом. Просто я верю в то, что вокруг каждой книги читанной, перечитанной и бережно поставленной на полку, образуется как бы некая „аура“, как сказали бы об этом символисты: ну, скажем, особая атмосфера, словно сохраняющая в себе следы интеллектуальной работы, проделанной кем-то, читавшим эту книгу».

Мы не разделяем этой веры в «ауру», хотя и приводили выше слова В. Г. Короленко о духовной атмосфере каждой настоящей личной библиотеки и сами говорили о духовном лице библиотеки. Однако мы полагаем, что, высказав подобную мысль, А. К. Гладков должен быть последователен и ему не следует иронизировать над библиофилами, дорожащими книгами из известных старых библиотек или редкими изданиями. Он пишет: «И кому не доставит удовольствия подержать в руках томик из библиотеки Вольтера или первое издание „Евгения Онегина“… — А ведь теми же приблизительно соображениями руководствуются книгособиратели-коллекционеры, когда охотятся за экземплярами из библиотеки Ефремова или за первым изданием „Простого как мычание“ Маяковского: „эти книги были в руках Ефремова, в руках Маяковского!..“».

Между тем книголюбы-библиофилы занимаются не только собиранием и чтением приобретенных книг, но и серьезным их изучением и сообщением результатов своих исследований товарищам по клубу, секции и т. д. Я имею здесь в виду не только книги Н. П. Смирнова-Сокольского, В. Г. Лидина, О. Г. Ласунского, не только доклады и статьи А. И. Маркушевича. Вот пример из заметки «Книжные судьбы» И. Брянской в газете «Литературная Россия»; в ней сообщается о первом заседании клуба книголюбов при Центральном Доме литераторов (Москва) и приводятся сведения, частично уже изложенные нами в одной из предшествующих глав. «В годы войны в лесной типографии одного из партизанских отрядов Белоруссии была издана тиражом в 40 экземпляров книга стихов. Ее автор, партизан Всеволод Саблин, назвал этот сборник „Мститель“. А вот другая книга — „Азбука“. Владимир Маяковский не только автор этого уникального экземпляра, но и его издатель: от первой до последней страницы книга сделана руками поэта… Две редкие книги, две судьбы, и именно им был посвящен доклад С. Ляндреса на первом заседании Книжного Клуба» (22).

Мы не можем входить в литературную оценку сборника стихов партизана В. Саблина, так как он нам неизвестен, но даже если художественная ценность этой книги невелика, все же этот сборник стихов является фактом советской культуры времени Великой Отечественной войны, фактом духовной жизни партизанского движения, и уже одно это заставляет нас быть благодарными библиофилу, который сохранил один из сорока экземпляров книги, напечатанной в лесной типографии Белоруссии. А нужно ли разъяснять значение «Азбуки» Маяковского, сбереженной тем же книголюбом?

Положительная роль библиофильства в сохранении и изучении нашего книжного прошлого и настоящего известна и ежедневно получает подтверждение. И при всем нашем уважении к движению друзей книги, мы не можем представить себе, что, передавая свое собрание в образующуюся общественную библиотеку, истинный друг книги все-таки не оставляет себе ни одной «самой любимой» книги, которую он перечитывает время от времени, не обращаясь к общественной библиотеке. Мы не можем назвать другом книги того, кто не имеет у себя хоть небольшой, в полном смысле слова личной библиотеки.

Но как относятся друг к другу представители обоих направлений современного советского книголюбия? Нам кажется, здесь уместно было бы употребить известную формулу из языка дипломатов — «с полным пониманием позиций другой стороны». Можно было бы, если бы перед нами не было, с одной стороны, более или менее добродушной иронии А. К. Гладкова над «собирателями-коллекционерами» и, с другой, нападок на книголюбов-библиофилов в статье Е. Е. Тимошенко. Об этом мы вкратце упомянули выше; здесь скажем подробнее.

Е. Е. Тимошенко упрекает «владельцев прижизненных изданий Радищева и Пушкина» за то, что «огромные сокровища этих библиофилов томятся в книжных шкафах»… «А какую бы пользу, — патетически восклицает Е. Е. Тимошенко, — они могли принести людям!» (163).

Чувствуя слабость аргументации с помощью восклицательных знаков, автор статьи «Книга должна работать!» пытается обосновать свои положения следующими рассуждениями: «Мне скажут, что для этого есть общедоступные библиотеки, да и сами библиофилы не откажут читателю посмотреть книгу у себя дома. Но нельзя забывать, что не в каждом городе есть книгохранилище с нужным подбором книг и не всякий может заниматься в чужой комнате под пристальным наблюдением ревнивого хозяина».

Редакция «В мире книг» сопроводила выступление Е. Е. Тимошенко своим дельным, серьезно аргументированным послесловием, которое, кстати сказать, по объему больше вызвавшей его статьи.

Недостаток места лишает нас возможности привести основные положения редакционного ответа. Ограничимся только цитацией его первой и последней фразы: «Книголюбы или библиофилы? Кто из них разумнее распоряжается своими богатствами — будь то редчайшее издание или же общедоступная книга сегодняшнего дня? — …Известно изречение: „Книги суть реки, напояющие Вселенную“. Если воспользоваться этим образом, книгу и впрямь можно уподобить рекам, притокам, ручейкам, что растекаются по всей земле, принося с собой радость познания, торжество человеческого духа, живую красоту. Так стоит ли заключать в одно узкое русло этот мощный поток, навязывать правила поведения каждому, кто подходит к его берегам. Не лучше ли позволить и книголюбу, и библиофилу искать и находить многоликие и плодотворные формы общения с книгой…» (163)

К тому, что вполне разумно изложено в послесловии редакции, нам кажется целесообразным прибавить очень немного.

Продолжим рассуждение Е. Е. Тимошенко. Исходя из его точки зрения, следует закрыть отделы редкой книги во всех научных библиотеках; рукописи писателей — Пушкина, Л. Толстого, Горького и т. д. — и любые документы из архивов следует выдавать на дом, потому что, — слегка перефразируем слова Е. Е. Тимошенко, — «не всякий может заниматься в чужой комнате, под пристальным наблюдением ревнивого дежурного библиотекаря или архивного работника». Наконец, Е. Е. Тимошенко должен быть последовательным до конца, следует отменить традиционное правило всех крупных библиотек мира — не выдавать на дом справочников, — словарей, библиографической и аналогичной литературы, атласов и т. п. Напомним, что В. И. Ленин в 1920 г. просил доставить ему из тогдашней Румянцовской библиотеки (ныне Библиотека СССР имени В. И. Ленина) на одну ночь греческий словарь «после закрытия библиотеки» и «если можно»…

Редакция журнала, по нашему мнению, права. Больше того, на практике движение друзей книги естественно смыкается с книголюбием, библиофильством как изучением книги, ее автора, печатников, художников, ее оформлявших, ее последовательных владельцев и пр. «Читатель-собиратель» А. Твардовского, «книжный собиратель обычного типа» А. Гладкова неизбежно превращается в «собирателя-исследователя». А коллективистический принцип сознания советского человека приводит к тому, что собиратель-исследователь становится членом клуба книголюбов, секции библиофилов или какой-нибудь другой библиофильской организации. Все более возрастающие в количественном и качественном отношении библиофильские объединения являются несомненными показателями роста культуры советского народа. И нельзя сказать, что этот рост имеет, как иногда выражаются, стихийный характер. Следует отметить положительное значение инициативы областных комитетов КПСС в Харькове, Херсоне, Кемерове и других городах по созданию местных клубов любителей книги. Поощрение, поддержка библиофильских объединений приводит к возникновению книжных и экслибрисных выставок, устройству публичных лекций, отдельных и их циклов, т. е. к росту культурной самодеятельности населения, в том числе и молодежи. И в воспитании нашей молодежи роль движения друзей книги и движения книголюбов — роль важная, требующая специального внимательного изучения. Опыт секции книги МДУ по организации выездного заседания в Доме культуры Московского автозавода, где присутствовало очень много молодежи, заслуживает серьезного анализа и, не побоимся сказать, подражания. Собеседования с молодыми рабочими по вопросам книголюбия, устраиваемые А. Б. Лоевым, членом секции библиофилов при Дворце культуры им. С. М. Кирова (Ленинград), также должны быть здесь упомянуты — их успех обращает на себя внимание.

Анализируя деятельность библиофильских секций и клубов Москвы и Ленинграда, мы не можем не обратить внимание на то, что большая часть их активных членов — люди старшего поколения, с именами которых мы встречались уже в 20—30-е и 40-е годы. Делать из этого поспешные выводы о том, что в ряды советских библиофилов нет притока молодежи или что библиофильство вообще — «мирное занятие стариков» (А. Франс), было бы логической ошибкой: во-первых, сегодняшние «старики» 30–40 лет назад были молодыми, и, следовательно, этим опровергается пессимистический афоризм А. Франса, и во-вторых кроме имен старых библиофилов на этих страницах мы все время называли новых, более молодых книголюбов. А если среди докладчиков на библиофильские темы встречается сравнительно мало молодых людей, то это скорее всего потому, что библиофильский опыт, как и всякий другой, приобретается с возрастом, и молодые книголюбы, чаще всего из скромности, выступают редко.

И все же в СССР есть ряд библиофильских организаций с более молодым составом участников. Таковы секция библиофилов Ленинградского отделения Всесоюзного общества филателистов, работающая при Дворце культуры им. С. М. Кирова, Харьковский и Херсонский клубы любителей книги и некоторые другие.

Итак, библиофильские организации в СССР растут, встречая сочувствие и поддержку партийных организаций в ряде городов и областей. Но этот рост не продукт последних лет; он — постоянная живая тенденция в деятельности советского библиофильства. С возникновением в 1920 г. Русского общества друзей книги и в 1923 г. — Ленинградского общества библиофилов, несмотря на временные трудности, библиофильские организации в СССР продолжают умножаться, расти, развиваться. И точно так же, как стремятся объединиться в клубы и секции отдельные библиофилы, так постепенно возникает потребность создания единого Всесоюзного общества книголюбов или библиофилов.

В 1959 г. группа московских книголюбов во главе с академиками А. В. Топчиевым и Д. В. Скобельциным, писателями Н. С. Тихоновым и И. Л. Андрониковым и народным артистом РСФСР Н. П. Смирновым-Сокольским выступили на страницах «Литературной газеты» с письмом, в котором развивалась мысль о целесообразности создания Всесоюзного общества друзей книги, причем под этим названием мыслилось широкое общество и «друзей книги», и «читателей-собирателей», и «книголюбов-библиофилов» (164). Это письмо в редакцию встретило поддержку общественности, и в газете через некоторое время появилась статья, озаглавленная «Все мы — „за“!.. Читатель продолжает разговор» (30). В 1966 г. секция книги МДУ сделала попытку организовать встречу книголюбов Москвы, Ленинграда и Харькова; о ней мы упоминали выше и объяснили причины ее неудачи. В том же 1966 г. А. К. Гладков в цитированной статье «Страна читателей» писал в «Комсомольской правде»: «Не организовать ли нам добровольное общество „Союз читателей“? Если уж туристы хотят иметь свой союз, то почему бы не заиметь его нескольким миллионам читателей?» (32). Нечто аналогичное, но в более скромных границах предлагал, как мы видели и Е. Е. Тимошенко (163). Наконец, в № 9 «Недели» за 1967 г. была помещена заметка «Нужно общество книголюбов!» Редакция «Недели», сообщая об очередном заседании так называемого «круглого стола», пишет: «Важное предложение, внесенное за круглым столом председателем клуба книголюбов Центрального Дома работников искусств В. М. Лобановым: — Думается, что стоило бы создать общество, которое объединит всех любителей книги. В рамках общества книголюбы могли бы обмениваться опытом, помогать советом издательствам, библиотекам, книжным магазинам. Аналогичные общества существуют за рубежом. Давайте подумаем сообща. Я — за Всесоюзное общество любителей книги!» (65).

К тому, что сказал один из старейших и уважаемых советских библиофилов, необходимо прибавить следующее. Создание Всесоюзного общества книголюбов или любителей книги (мне кажется, эти названия по некоторым понятным причинам удобнее предлагаемого Всесоюзного общества друзей книги) позволит координировать и объединить усилия разных местных библиофильских организаций в разработке ряда уже изучаемых или в постановке новых проблем. Всякое научное общество — общество добровольное, и всякий вступающий в него ждет и ищет удовлетворения своих специальных научных интересов. Но все же есть ряд тем, которые оказываются интересными для книголюбов разных городов. И здесь Всесоюзное общество книголюбов со своими периодическими съездами, со своим альманахом-ежегодником, со своими информациями в сборниках «Книга», журнале «В мире книг», газете «Книжное обозрение» может сделать очень много. Оно поможет соответствующим планирующим органам своими авторитетными советами в решении трудного вопроса о снабжении книголюбов современными изданиями и организации магазинов антикварной и букинистической книги.

Таким образом, мы стоим на пороге создания Всесоюзного общества друзей книги или книголюбов.

Каким же должно оно быть? Будет ли оно построено по образцу добровольных обществ, как ДОСААФ, Всесоюзное общество филателистов, или по образцу научных и научно-технических обществ?

Мы видели, советские библиофильские объединения ведут большую и разнообразную научную работу по истории русской и зарубежной книги, по искусству книги, по истории советских издательств, революционных плакатов, изданий времени Великой Отечественной войны и пр. Нам представляется, что на них вполне законно распространить то, что недавно было справедливо сказано в передовой статье «Правды» «Научные общества и практика». Действительно, теперь, «когда научная деятельность приобрела огромные масштабы, когда социалистический строй поднял к сознательному и активному творчеству миллионные массы, значение научных и научно-технических обществ неизмеримо возросло». В передовой статье говорится далее: «Достойно продолжая традиции науки, они (научные общества. — П. Б.) вносят ощутимый вклад в развитие исследований». В статье глубоко правильно указывается: «Все еще мало внимания уделяется связям между членами различных обществ, координации их творческих усилий. А такой опыт есть, он доказал свою эффективность, и это следовало бы учитывать» (110). Все это вполне применимо и к советским организациям книголюбов.

«Важную роль должны играть общества в развитии массовой пропаганды успехов науки и техники, передового опыта. Лекционной пропаганде, издательской деятельности, выставкам и другим формам пропаганды, — пишет далее „Правда“, — следует придать более систематический и целеустремленный характер, ярко и доходчиво распространяя научные знания среди трудящихся» (110).

Советское книголюбие — это новый и большой этап в культурном росте нашей страны. Оно стало в наши дни движением, охватившим многие миллионы граждан СССР. От яранг Севера до селений на Памире, от Латвии и Литвы до Владивостока и Сахалина разбросаны отдельные книголюбы и их то более, то менее крупные объединения. Создание Всесоюзного общества книголюбов или любителей книги — неотложное дело. Это общество сможет на более высоком уровне продолжить исследовательскую работу, ведущуюся в разных местах несогласованно, без учета достижений и ошибок других библиофильских объединений. Нам могут сказать, что взамен Всесоюзного общества любителей книги целесообразнее вновь создать научно-исследовательские институты, вроде существовавшего в Ленинграде в 20-е годы Института книговедения в первой половине 30-х — Института книги, документа, письма АН СССР.

Автор настоящей работы близко стоял к деятельности обоих институтов и с полной убежденностью утверждает, что никакие научно-исследовательские институты книги или истории печати не могут и не смогут заменить добровольной, продиктованной энтузиазмом исследовательской работы собирателей-книголюбов и их объединений. Книжная страсть — высокая страсть. Собирание библиотеки — это рост нашей души, рост нашего интеллекта; участие в работе добровольного библиофильского объединения — это и духовное наслаждение, и духовное обогащение. Создание Всесоюзного общества книголюбов, попасть в которое смогут подлинные любители книги, еще больше повысит в глазах общества и в особенности молодежи самую идею книголюбия, идею библиофильства и, следовательно, будет полезным стимулом в воспитании молодого поколения.

В одной из своих статей Л. М. Леонов писал: «Старшее поколение, вручая своей юной смене страну, мир и вечные идеи справедливости на земле, оставляет ей единственное, наиболее полное завещание — книгу. Поэтому любите книгу, храните ее выше всякого другого достояния. Учитесь у старших преданности книге, знанию. Пусть каждый образованный и знающий человек не пожалеет времени и досуга, чтоб разъяснить все это тем, кто не умеет пока пользоваться книгой» (81).

Этому учит нас и история советского библиофильства за 50 лет его существования.