Глава восьмая

Послевоенное пятилетие (1945–1950)

Состояние библиотек ученых и писателей после войны. — Возникновение антикварных магазинов Академкниги. — Кружок любителей книги при Оргкомитете Союза советских художников. — Зарождение советской библиофильской литературы.

По мере того как жизнь в СССР после победы над фашистской Германией постепенно входила в обычные рамки и возобновлялись различные формы общественной деятельности, вовсе прекратившиеся или сильно замедленные в своем развитии в годы войны, стало интенсивно расти также и советское библиофильство.

Мы видели, что даже во время войны оно не умерло. Однако ущерб ему был нанесен колоссальный. Вследствие оккупации фашистскими войсками значительной части европейской территории СССР было уничтожено множество государственных, общественных и личных библиотек, а также книжных магазинов и складов. Огромная смертность населения в блокированном Ленинграде, самостоятельный отъезд и плановая эвакуация жителей из Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, из фронтовых и прифронтовых полос имели как следствие гибель многих библиотек: брошенные владельцами на произвол судьбы, многие библиотеки, в том числе и библиофильские, либо за отсутствием топлива сжигались соседями или даже семьями библиофилов, либо расхищались, продавались по частям или присваивались другими лицами.

Наряду с гибелью большого числа личных библиотек, в годы войны, вследствие того, что на книжный рынок поступило множество редких изданий и вообще большое количество книг, стали создаваться новые библиофильские собрания и пополняться библиотеки собирателей, остававшихся в Ленинграде.

Когда в конце войны и в особенности после нее из эвакуации начали возвращаться в Москву, Ленинград, Киев, Минск и т. д. академические институты, университеты и другие высшие учебные заведения и научные учреждения, выяснилась печальная судьба многих замечательных довоенных библиофильских собраний, разграбленных во время отсутствия их владельцев или подвергшихся бессмысленному и жестокому надругательству. Покойный академик А. И. Белецкий, проживавший до войны в Киеве и имевший одну из самых ценных библиотек по истории мировой литературы не только на Украине, но и в СССР, по возвращении из эвакуации в свою квартиру, занятую во время оккупации города фашистскими офицерами, застал свое собрание частью расхищенным (иностранный отдел), а частью искалеченным проколами штыка (сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса, В. И. Ленина, М. Горького, советских украинских и русских писателей). Эту «коллекцию инвалидов» А. И. Белецкий сохранил в своей библиотеке до конца жизни.

Восстановление домашних, личных библиотек в послевоенное время стало для научных работников актуальным условием плодотворной деятельности.

Неудивительно поэтому, что сразу же после войны начался усиленный рост антикварных отделов при московском и ленинградском книжных магазинах Издательства Академии наук СССР. Еще до войны при них были небольшие отделы старой книги, преимущественно из нераспроданных академических изданий XIX–XX и даже XVIII в. По идее большого книголюба, тогдашнего президента Академии наук С. И. Вавилова (1891–1951), в Ленинграде был организован новый антикварный магазин «Академкнига» (Литейный просп., д. № 57), а в московском магазине (ул. Горького,10) отдел старой книги был значительно расширен. С 1945 г. оба магазина стали выпускать объединенные каталоги под названием «Антикварные книги». В 1945 г. вышел только один выпуск, в 1946 — восемь (№ 2–9), в 1947 — 12, 1948 — 11, в 1949 — 9, в 1950 — 7, в 1951 — 3. В дальнейшем издание этих каталогов прекратилось. В каждом выпуске перечислялись книги сперва московского магазина (русские и иностранные), а затем — в таком же порядке — ленинградского. В первом выпуске была напечатана своего рода декларация конторы Академкниги. В ней указывалось, что антикварные магазины Академкниги обслуживают в первую очередь академиков, членов-корреспондентов и учреждения Академии наук СССР, но книги, не проданные в течение месяца после выхода в свет каталога «Антикварные книги», поступают в общую продажу.

При ознакомлении с указанными академическими каталогами бросается в глаза, что расценка книг в московском магазине была значительно выше, чем в Ленинградском, иногда даже вдвое.

Ф. Г. Шилов в «Записках старого книжника» писал об этом, но, по-видимому, по памяти, в итоге в его изложении оказались неточности. «По указанию Вавилова, — писал Ф. Г. Шилов, — начали издавать каталог антикварных книг, имеющихся в ленинградском и московском магазинах. Каталог был тощенький и настолько малограмотный, что в нем часто помещались одни и те же книги, но с указанием совершенно различных цен. Например, книга в ленинградском отделении стоит 20 рублей, а через несколько страниц — в московском — 60 рублей» (171, с. 156). По словам Ф. Г. Шилова, к нему обратились из Академкниги с просьбой возглавить ленинградский магазин и составлять каталоги. Хотя он и не указывает, какой итог получился, но можно было бы заключить, что его вмешательство положило конец «малограмотности» составителей каталогов.

На самом деле положение было сложнее.

В «декларации» конторы Академкниги в первом выпуске каталога было напечатано: «Необходимо указать, что на антикварные книги не существует регламентированных цен: стоимость одного и того же названия и автора в Москве и Ленинграде может быть различной — в зависимости, в основном, от степени сохранности книги».

Однако и это объяснение не может быть признано убедительным. Суть дела заключалась не в том, что ленинградские книжники, работавшие в Академкниге, были малограмотны и ставили низкие цены, или что стоимость зависит в основном от степени сохранности, а в том, что в блокадном и послевоенном Ленинграде предложений купить книги, оставшиеся от умерших владельцев библиотек, в книжные магазины поступало во много раз больше, чем в Москве. В книжной лавке писателей и в магазинах старой книги КОГИЗа в Ленинграде установилась своя, определенная расценка на книги, и работники ленинградского антикварного магазина Академкниги, для того чтобы продать купленные ими у населения библиотеки, должны были считаться с существовавшими рыночными ценами. В Москве же, более многолюдной и по количеству местного населения, и в результате постоянного притока приезжих со всех концов страны, и спрос всегда был больший, и предложений было меньше. И в дореволюционное время, и после 1917 г. московские библиофилы, — Д. В. Ульянинский, Демьян Бедный, Н. П. Смирнов-Сокольский, В. Г. Лидин и др., — приезжая в Петербург — Ленинград, приобретали и увозили в Москву книги, какие там трудно было достать, и по ценам, много более низким.

В каталогах Академкниги 1945–1951 гг. разница в ценах московского и ленинградского магазинов оставалась примерно одной и той же. Например, самая низкая цена на антикварную книгу в московском магазине была 15 рублей, в ленинградском — 8. В московском магазине можно было встретить расценки такого рода (по каталогу № 1 1945 г.):

№ 18. А. С. Грибоедов. Горе от ума. С иллюстрациями Д. Н. Кардовского. Вступит. статья, редакция текста и примечания Н. К. Пиксанова. Типография Р. Голике и Вильборга. СПб., 1913. — 600 руб.

№ 33. Леман И. И. Гравюра и литография. Очерки истории и техники. Экземпляр № 439 (тираж 500). СПб., 1913, 291 стр. (в картонаже). — 800 руб.

№ 61. Ровинский Д. А. Подробный словарь русских гравированных портретов. 4 тт. СПб., 1886–1889. — 800 руб.

№ 81. Куно Фишер. История новой философии. 8 тт. (9 книг). СПб., 1902–1910. — 1000 руб.

№ 94. Энциклопедический словарь Изд-ва Брокгауз и Ефрон. 86 тт. — 3250 руб.

В то же время чрезвычайно редкие книги расценивались в академических каталогах — в тогдашних деньгах — поразительно дешево. Так, например, «Книгохранилище С. Р. Минцлова», вышедшее в Петербурге в 1913 г. в количестве 50 экземпляров, было оценено в 20 руб. (№ 37), а редчайший «Опыт в старинной русской дипломатике» И. Лаптева (М., 1824) — 40 руб. (№ 54).

Ленинградский академический антиквариат обслуживался более квалифицированными специалистами (Ф. Г. Шилов, П. Н Мартынов), и потому ленинградские расценки были более или менее, — точными. Составлялись же бюллетени «Антикварной книги» чисто механически: сначала печатались сведения, поступившие от московского магазина Академии наук, а затем полученные из Ленинграда.

Как бы много ошибок ни было в практике академической антикварной торговли, следует признать ее большую заслугу в эти годы: просматривая вышедшие номера «Антикварных книг», нельзя не выразить благодарности Академкниге за ту большую работу, которая была проделана ею в этой области в первые послевоенные годы, — научные работники получили много ценнейших в научном и библиофильском отношении изданий.

Не меньшую роль сыграли в те же годы и московская и ленинградская книжные лавки писателей, московские магазины на улице Горького (возле театра Ермоловой) и в проезде Художественного театра, ленинградские книжные магазины Главсевморпути (на ул. Жуковского, 2, и на Невском, 104) и др.

Продолжалось в Москве и Ленинграде в День печати, а иногда и в другие дни устройство книжных базаров. В московской и ленинградской прессе, начиная с 1945 г., встречаются сведения о подобных базарах, действовавших и в помещениях, и под открытым небом.

В пригласительном билете на базар 1946 г., состоявшийся 5 и 6 мая, базар назывался традиционным. В билете сообщалось, что на нем действуют книжные киоски, книжные развалы, книгоноши, а также комиссионный киоск, в который накануне открытия базара принимались книги на комиссию. Книги на этом базаре продавали МОГИЗ (Московское объединение государственных издательств), Книжная лавка «Советского писателя», киоск издательства Академии наук СССР. В Малом зале Дома писателей была выставлена витрина изданий о Старой Москве. Базар открыл В. Г. Лидин, а в проведении базара приняли участие Ираклий Андроников, Михаил Гаркави, Рина Зеленая и Н. П. Смирнов-Сокольский.

Аналогичные базары проводились и в последующие годы.

Восстановление библиофильства в послевоенные годы не ограничилось одним только ростом числа букинистических и антикварных магазинов. Стали обнаруживаться, — и чем дальше, тем сильнее, — попытки возобновления деятельности библиофильских объединений. Еще в конце 1944 г. — 18 декабря — в Центральном Доме работников искусств состоялся вечер «Книжная Москва конца XIX века». С воспоминаниями выступили искусствовед, член-корреспондент Академии художеств СССР В. М. Лобанов, писатель Н. Д. Телешов, художники С. В. Герасимов и И. Н. Павлов.

По-видимому, в связи с этим вечером, насколько нам известно, имевшим успех, при Оргкомитете Союза художников СССР возник Кружок любителей искусства книги.

В предшествующей главе нам приходилось упоминать о Секции книговедения при Московском Доме писателей, действовавшей с 1943 по 1946 г.

Очевидно, прекращение деятельности Секции книговедения в 1946 г. и успешное проведение вечера в Центральном Доме работников искусств в конце 1944 г. вызвало идею создания Кружка любителей искусства книги при Оргкомитете Союза советских художников. К сожалению, наши попытки получить сведения от живых участников этого Кружка о его возникновении, деятельности и прекращении оказались безуспешными. Только благодаря любезности проф. Б. С. Боднарского в нашем распоряжении находятся машинописные пригласительные повестки на четыре заседания кружка, состоявшиеся с сентября 1946 по март 1947 г., а именно: 13 сентября 1946 г. — доклад С. Алянского «А. Блок и издательство „Алконост“»; 17 января 1947 г. — Н. Ф. Левинсона «Русский типаж в альбоме И. А. Виниуса»; 27 февраля 1947 г. — Е. И. Смирновой «Карикатурист-иллюстратор А. И. Лебедев (1830–1898)»; 28 марта 1947 г. — С. Г. Кара-Мурзы «Литературная Москва на рубеже XIX–XX столетий».

По-видимому, однако, заседаний кружка было больше, чем четыре: с января 1947 г. по март происходило по крайней мере одно заседание в месяц; едва ли в октябре — декабре 1946 г. не было ни одного. Попутно отметим, что воспоминания С. Алянского были напечатаны в «Новом мире» (1967, № 6).

В начале 1945 г. старый московский литератор и библиофил С. Г. Кара-Мурза, о котором нам не раз уже приходилось упоминать, прочитал в Секции книговедения Библиотеки СССР имени В. И. Ленина свои воспоминания о Русском обществе друзей книги, имевшие большой успех и пробудившие интерес к истории советского библиофильства 20-х годов.

Однако в Москве в это время не было организовано ни одного длительно существовавшего специально библиофильского объединения. Больше повезло в этом отношении Ленинграду. В начале 1947 г. здесь при Доме ученых возникла секция коллекционеров. Инициаторами ее были известные книговеды-библиофилы проф. М. Н. Куфаев, канд. искусствоведческих наук О. Э. Вольценбург и крупнейший советский филокартист Н. С. Тагрин. Вскоре же вокруг секции образовался актив, состоящий из библиофилов и прочих коллекционеров Ленинграда, не являющихся членами ЛДУ. Это обстоятельство способствовало и способствует активности работы секции. Секция коллекционеров (сейчас — Секция книги и графики) действует уже свыше 20 лет и в настоящее время является старейшей библиофильской организацией в СССР. Более подробный обзор ее деятельности будет сделан нами в следующей главе. К этому же времени относится новое явление в истории советского библиофильства, зародившееся еще в самом конце Великой Отечественной войны и не имевшее прецедентов в предшествовавший период, — возникновение особого вида полухудожественной, полуочерковой литературы с библиофильской тематикой, но обращенной к широкой читательской аудитории, а не к узкому кругу библиофилов, как было обычно до того времени. Такие близкие по характеру книги, как «Среди книг и их друзей» Д. В. Ульянинского (1903) и «Кто что собирает» А. П. Бахрушина (1916), выходили библиофильскими тиражами в 300–600 экземпляров и сразу же становились «библиографическими редкостями». Появлявшиеся иногда в 20-е — 30-е годы отдельные очерки на книжные темы Д. Бедного, И. Н. Розанова и В. Г. Лидина проходили незаметно, не создавая традиции.

Возникшее в рассматриваемый нами период явление стало постепенно и быстро расти и привело к сильнейшим изменениям в характере советского библиофильства, привлекая к вопросам книголюбия внимание и интерес широких кругов советского общества. И, кроме того, оно создало прочную, жизнеспособную традицию.

С 1945 г. начал печатать свои библиофильские «новеллы» Н. П. Смирнов-Сокольский: в газете «Советское искусство» (16 января) была опубликована его статья «Первые издания Грибоедова», в феврале в журнале «Смена» он поместил сопровожденные иллюстрациями «Заметки книголюба. Моя библиотека», рассказ о принадлежавшем ему собрании редких книг; в июле того же года в «Смене» увидели свет три его «Новеллы о книгах»: «С кровью сердца» (о Демьяне Бедном как библиофиле), «Приключения одной комедии» (о комедии Я. Чаадаева «Дон Педро Прокодуранте») и «Я покажу им иронию» (о «Карманном словаре иностранных слов» М. В. Буташевича-Петрашевского).

Вскоре в «Новом мире», «Литературной газете» и других изданиях стали появляться очерки о редких книгах, написанные В. Г. Лидиным, частью представлявшие его доклады в предвоенном Кружке любителей книги и в Секции книговедения при Доме литераторов, частью подготовленные специально для печати. К этому же времени относится составленная В. Г. Лидиным и напечатанная на машинке интереснейшая «библиографическая редкость» «Описание некоторых редких книг и книг с автографами, находящихся в библиотеке одного собирателя, отпечатанное в количестве двух экземпляров, из которых один находится у собирателя, а другой подарен им Д. С. Айзенштадту». Шутливо-пародийное заглавие этой машинописной книжечки в 16 долю листа и в 56 страницах имитирует названия многочисленных библиографических трудов известного библиофила последней трети XIX в. Якова Федуловича Березина-Ширяева. В «Описании» В. Г. Лидина то очень кратко, то несколько подробнее охарактеризовано 78 редких книг, среди которых находятся «Трущобные люди» В. Гиляровского, «Мечты и звуки» Н. А. Некрасова, «Письмо другу, жительствующему в Тобольске» А. Н. Радищева (экземпляр, принадлежавший П. А. Ефремову), «Русские заветные сказы» А. Н. Афанасьева и др.

Еще больший успех — первый в области «массовой» библиофильской литературы — имела книга акад. И. Ю. Крачковского «Над арабскими рукописями», вышедшая в 1945 г. первым, в 1946 — вторым и в 1948 г. — третьим изданием. Вместе с четвертым, посмертным, изданием 1965 г. книга И. Ю. Крачковского была напечатана в количестве 31 тысячи экземпляров (не считая перепечатки в «Избранных сочинениях» И. Ю. Крачковского, т. I, 1955). Для библиофильской книги, посвященной «экзотической» — арабской — теме, тираж четырех изданий исключительный; но это еще не все — в сокращенном варианте «Над арабскими рукописями» была выпущена в «Библиотеке „Огонек“» в количестве 150 000 экземпляров.

Печатные выступления В. Г. Лидина, Н. П. Смирнова-Сокольского, И. Ю. Крачковского, с одной стороны, отвечали назревшей в советском обществе потребности более близко ознакомиться с культурными ценностями нашего и чужеземного книжного прошлого, а с другой, укрепляли и возбуждали эти интересы в более широкой аудитории.

В течение почти 15 лет продолжавшаяся работа В. Г. Лидина и Н. П. Смирнова-Сокольского в журналах и газетах дала положительные результаты, и в конце 50-х годов оказалось уже возможным издание отдельных книг библиофильского содержания, рассчитанных на широкие слои читателей. Это «Рассказы о книгах» Н. П. Смирнова-Сокольского и «Друзья мои — книги» В. Г. Лидина.

Таким образом, послевоенное пятилетие, несмотря на свою краткость, имело большое значение для дальнейшего развития советского библиофильства: гибель громадного количества старых книг, в том числе и ценнейших изданий по искусству, по истории русской и мировой культуры и т. д., вызвала в советском обществе особенное чувство горечи, как и гибель многих памятников древнерусской, украинской и белорусской архитектуры, и пробудила еще в большей степени интерес к книге прошлого. Одновременно с этим возникла естественная, но обостренная потребность в новой книге, стали вновь печататься подписные издания, тиражи которых во много раз превышали довоенные, возобновилась «Библиотека поэта», появились новые серии («Библиотека избранных произведений советской литературы. 1917–1947», позднее — «Литературные памятники») и т. д. Для молодых библиофилов создались новые объекты собирательства, быстро привлекшие к себе внимание коллекционеров. В конце рассматриваемого пятилетия стал вновь пробуждаться интерес к экслибрисам.

Однако самыми важными явлениями в истории советского библиофильства послевоенного пятилетия следует признать возникновение библиофильской массовой литературы и отчетливую тягу к объединению отдельных разрозненных библиофилов в оформленные научно-общественные организации.

Под знаком этих характерных черт в развитии библиофильства послевоенного пятилетия протекала его история в 50—60-е годы.