Письменность Мезоамерики

Излагаемое далее вовсе не претендует на звание полного анализа письменности в Мезоамерике. Оно им просто не является.

Во-первых, мягко говоря, я не очень силен в лингвистике. Во-вторых, практика непосредственного перевода древних рукописей вообще (и текстов майя в частности), которой сейчас увлеклись довольно многие, меня никогда не привлекала ни в малейшей степени.

Но разве абсолютно все, что можно сказать о письменности, исчерпывается лишь лингвистическим анализом и переводом текстов?… Вовсе нет. И вот как раз на других характеристиках и особенностях мезоамериканской письменности я и хочу остановиться.

Раз я сам не занимаюсь переводом, то, естественно, у меня нет возможности проверить точность и корректность перевода конкретного текста. Но в данном случае этого не будет требоваться. И хотя некоторые соображения о проблемах расшифровки текстов майя и распространенного у нас в стране метода Кнорозова я уже высказывал (см. ранее), тут — по крайней мере на какое-то время — придется исходить из предположения, что имеющиеся в доступной литературе переводы мезоамериканских текстов выполнены в целом достаточно правильно…

В книгах — с изложением не только официальной версии истории, но и разных так называемых альтернативных взглядов — утверждается, что в Мезоамерике имела место очень развитая система письменности. При этом мне доводилось как-то встречать даже утверждение, что майя будто бы имели систему чуть ли всеобщего обучения грамоте…

Выглядит впечатляюще и просто-таки грандиозно…

Но нет ли тут еще одного очередного «преувеличения», так часто встречающихся в книгах по истории этого региона?…

Прежде всего надо отметить, что при упоминании о «развитой системе письменности» подразумевается чаще всего письменность майя. Но майя — не единственные обитатели Мезоамерики. И для других народностей утверждение о «развитой системе письма» уже далеко не всегда будет корректным.

Так от запотеков осталось буквально лишь несколько «надписей», по которым делать выводы в целом о системе письма просто невозможно. Письменность ацтеков, как признают специалисты, даже к приходу испанцев не смогла подняться до уровня иероглифической письменности майя и представляла из себя более «пиктограммы», нежели иероглифы как таковые. Тексты заучивались наизусть и воспринимались на слух, а рисуночные записи служили лишь чем-то вроде «памятки» для «чтеца»-рассказчика…

А вот, например, что приводится в качестве «пиктографических документов» в работе Трэвиса Бартона Кранца под названием «Тлашкальские пиктографические документы XVI века о конкисте Мексики — см. рис. 168 (манускрипт на листе бумаги из коры дерева, хранящийся в Латиноамериканской коллекции Нетти Ли Бенсона в университете Техаса в Остине).

Кто-нибудь видит здесь письменность как таковую?!.

На мой взгляд, довольно очевидно, что перед нами — просто рисунок, а вовсе не текст. И даже не текст из пиктограмм. С очень и очень большим натягом можно было назвать это чем-то типа «псевдо-пиктографического изображения»…

И заметим: речь идет уже о временах конкисты!..

Так что говоря именно о развитой системе письменности надо помнить, что они имела место вовсе не во всем регионе и далеко не у всех народов Мезоамерики.

Зададимся теперь совсем простым вопросом: а что, собственно, подразумевается под «текстами» и «письменными источниками», когда заходит речь о мезоамериканской письменности?…

Мало-мальски пристальный взгляд выявляет немаловажную деталь. Подавляющее большинство текстов представляют из себя довольно краткие записи, нанесенные преимущественно либо на сосуды, либо на каменные стелы и стены сооружений, и нередко сопровождаемые поясняющими рисунками (действительно насыщенных текстами кодексов, которых насчитывается всего несколько штук, я коснусь чуть позже). При этом очень часто весомую часть из общего количества элементов такого «текстового сообщения» представляют символы, которые относятся к обозначению календарной даты того или иного события.

Является ли это текстом?… С точки зрения лингвистов — несомненно, да. А если взглянуть с точки зрения «обывательской», «житейской»?… На самом деле «полновесными» текстами их назвать можно только с большой натяжкой, или (применяя уже использовавшийся термин) несколько «преувеличивая» реальность.

Дело в том, что письменность — это не просто набор символов, выстраиваемых по определенным правилам. Это — прежде всего инструмент коммуникации, инструмент передачи информации !..

Сколько бит информации можно передать подобным текстом, если не учитывать поясняющие рисунки?… Очень и очень мало. Что реально и подтверждается переводами этих текстов.

Возьмем для примера, отрывок из книги В.Гуляева «Второе открытие цивилизации майя», который посвящен соперничеству между городами Копан и Киригуа. Этот отрывок примечателен сразу по двум причинам. Во-первых, он довольно типичен по тематике и содержанию для Мезоамерики. А во-вторых, он представляет перевод (в причесанном виде) сразу целой группы текстов, довольно большой по общему объему.

«…в середине позднеклассического периода, правитель Киригуа «Двуногое небо» поднял мятеж против метрополии, а затем пленил и принес в жертву богам правителя Копана, известного по иероглифическим текстам как «VIII Кролик». «Двуногое небо» увековечил далее эту победу путем расширения размеров своего родного города Киригуа и с помощью установки посвятительных стел, где прославил свою воинскую доблесть. Тем не менее, несмотря на этот унизительный разгром «VIII Кролика», Копан как город и независимое государственное образование, по-видимому, не пострадал сколь-нибудь значительно и определенно не потерял свою независимость. Напротив, старая Копанская династия царей продолжала сидеть на троне, а преемник «VIII Кролика» сумел значительно расширить размеры одной пирамиды в Копане, построив знаменитую «Иероглифическую лестницу». 80 ступеней этой лестницы содержат иероглифическую летопись с восхвалением всех предыдущих правителей Копана, включая несчастного разбитого в бою и принесенного в жертву «VIII Кролика» (В.Гуляев, «Второе открытие цивилизации майя»).

Итак, если убрать явные интерпретации событий и их обобщения, произведенные в ходе перевода текстов и их трактовки, то есть если перейти от кривого зеркала к обычному, в сухом остатке останется лишь совсем немногое — похвальба о том, что кто-то когда-то кого-то победил. И все!..

Что же получается?… А получается, по сути, что мы имеем только нечто типа «штампа владения» — надписи, которая провозглашает установление власти очередного правителя над какой-то территорией. Почти как надпись на футбольном кубке с названием команды, которая этот кубок завоевала. И как на кубке, нет никаких подробностей. Нет описаний того, сколько врагов и как повержено, какими трудами и жертвами это далось, и сколько дней какими напитками после этого народ отмечал очередную победу…

Информация сведена к самому жесткому минимуму. Строго говоря, функция коммуникативная, функция передачи информации, данными письменными текстами практически не исполняется.

Более того: приведенные тексты именно типичны — тема постоянна одна и та же!.. А где, например, переводы с описанием того, сколько полей и чем засажено?… Где опись собранной дани с кого-то из побежденных или с собственных подданных?… Где инструкции или отчеты по исполнению каких-то хозяйственных работ или, например, по строительству очередной пирамиды?… И так далее и тому подобное…

Можете даже не искать — в доступной литературе ничего подобного нет. А скрывать же от общественности такие тексты для авторов этой литературы не имеет никакого смысла. Так что следует сделать вывод, что их просто нет!..

Впрочем, это фактически подтверждает и один из авторитетнейших специалистов по переводам майянских текстов Майкл Ко, который так описывает их содержимое:

«В 1958 году Генрих Берлин опубликовал свидетельства того, что в системе письменности майя существует вид специальных знаков, так называемых «иероглифов эмблемы», связанных с некоторыми из известных археологам поселениями. Такие знаки легко выделить, поскольку они обычно сочетаются с определенными элементами иероглифики, которые появляются вместе с каждым из них. Специалистам уже удалось точно идентифицировать «иероглифы эмблемы» восьми «городов» классической эпохи: Тикаля, Пьедрас-Неграс, Копана, Киригуа, Сейбаля, Наранхо, Паленке и Йашчилана. Берлин предположил, что эти знаки либо обозначали названия самих «городов», либо династий, которые правили в них, и выдвинул предположение, что на стелах и других монументах этих городов были зафиксированы исторические события.

Следующий прорыв в этой области был сделан известным американским специалистом по майя Татьяной Проскуряковой, которая проанализировала надписи на 35 памятниках из «города» Пьедрас-Неграс, помеченных календарными датами майя. Она обнаружила, что существует определенная закономерность в том, как такие памятники располагались перед архитектурными сооружениями, — все монументы образовывали семь отдельно стоящих групп. В пределах каждой из таких групп календарные даты стел укладывались в период, который не превышал средней продолжительности человеческой жизни. Исходя из этого было сделано предположение, что каждая группа представляла собой своего рода «летопись» одного правления. К настоящему времени существует уже целый ряд фактов, подтверждающих это. На первом монументе каждой группы изображалась фигура, чаще всего молодого человека, сидящего в нише, расположенной над платформой или цоколем. На такой стеле обычно высечены две важные календарные даты. Одна из них, к которой добавлялся иероглиф в форме головы животного с подвязанной щекой, указывала на время прихода данного персонажа к власти; другая, сопровождавшаяся иероглифом в виде лягушки с поднятыми вверх лапками, — на время рождения этого человека. Более поздние монументы той же группы были, вероятно, связаны с такими событиями, как браки и рождение наследников. Татьяне Проскуряковой удалось идентифицировать знаки, связанные с именами и титулами, особенно с именами и титулами женских персонажей, которые достаточно четко выделяются в скульптуре классической эпохи майя. Также на стелах часто встречаются указания на военные победы, особенно если правителю удалось захватить в плен какого-либо важного врага.

Таким образом, фигуры, вырезанные на рельефах классической эпохи, изображают не богов и жрецов, а представителей правящих династий, их супругов, детей и подданных. Когда каменные «летописи» одного правления подходят к концу, следующая последовательность изображений начинается с того же самого мотива — прихода к власти нового правителя. Возможно, самая полная из «хроник» правления светских владык древних «городов» майя вырезана на множестве каменных притолок Йашчилана. Исходя из этих «документов», Татьяне Проскуряковой удалось реконструировать историю крайне воинственной династии, известной под условным именем «Ягуаров», которая правила этим городом в VIII в. н. э.» (Майкл Ко, «Майя. Исчезнувшая цивилизация: легенды и факты»).

«Примером того, насколько много из содержания надписей, которые сопровождают рельефы, вырезанные для ознаменования военных побед, может быть к настоящему времени если не прочитано, то, по крайней мере, понято, можно привести притолоку № 8 из Йашчилана, надпись на которой начинается с даты «календарного круга», соответствующей 755 г. н. э. Под этой календарной датой располагается иероглиф «чуках», обозначающий, по предположению Ю.В. Кнорозова, понятие «брать в плен», затем идет иероглиф, напоминающий изображение черепа, украшенного драгоценными камнями, который, несомненно, является именем изображенного справа пленника. В правом верхнем углу располагаются еще несколько иероглифов, один из которых — именной иероглиф самого правителя Птицы-Ягуара (персонаж с копьем), а под ним располагается «иероглиф эмблемы» Йашчилана» (там же).

«Особый интерес представляют те надписи, содержание которых указывают на влияние, оказываемое одними «городами» на жизнь других. Например, «иероглиф эмблемы» Йашчилана появляется вместе с одним из центральных женских персонажей на фресках в Бонампаке, а «иероглиф эмблемы» Тикаля достаточно часто встречается на монументах в Наранхо. Пьедрас-Неграс находится неподалеку от Йашчилана, и сейчас многие специалисты полагают, что на знаменитой притолоке № 3 из этого города изображен правитель Йашчилана, «председательствующий» на совете, который был созван примерно в конце VIII в. н. э., для того чтобы решить, кто унаследует трон в Пьедрас-Неграс.

Еще одной областью, которой майя уделяли много внимания, были родословные и проблемы, связанные с происхождением человека. Именно поэтому на некоторых монументах мы находим даты и изображения, которые могут быть связаны только с представлениями о том, кем являлись их отдаленные предки. Берлин сумел показать, что даты, содержащиеся в надписях Храма креста в Паленке, можно разделить на три группы. Первая группа состоит из дат, указывающих на период, столь далеко отстоящий во времени, что может быть связан только с божественным предком, жившим в легендарную эпоху; вторая группа дат соотносится с отдаленными потомками этой легендарной личности, жившими в не столь древние времена, и, наконец, третья группа дат связана с текущими историческими событиями» (там же).

Этим все и исчерпывается. Легко заметить, что при кажущемся на первый взгляд многообразии, реально все сводится к тому самому «штампу владения» в различных его модификациях — некто пришел к власти, победил врагов и захватил власть, имел право на эту власть по своей родословной и тому подобное…

Согласен: высекать на твердом камне надпись — дело, мягко говоря, непростое. Это весьма трудоемко. Как довольно трудоемко (хоть и существенно меньше) нанесение надписей на оштукатуренные стены. И ограниченность тематики таких текстов, в принципе, можно было бы списать именно на трудность работы с материалом — дескать, описывалось лишь «самое важное», «самое значительное». Можно было бы, но…

Посмотрим на другие письменные источники майя — на ее керамику.

Воспользуемся опять текстами Гуляева (благо, его труды признаются большинством наших современных майянистов).

«…Майкл Д. Ко впервые осуществил общий анализ майяской керамики и поставил вопрос о ее назначении, тематике росписей и содержании имеющихся там иероглифических текстов. По мнению этого исследователя, все росписи на полихромной глиняной посуде I тыс. н. э. ограничены приблизительно четырьмя основными мотивами: 1) правитель, сидящий на троне в окружении слуг и сановников; 2) божество со старческим лицом, выглядывающее из раковины, — бог «N» (с раковиной улитки на спине — один из правителей «Подземного царства»); 3) два юных персонажа в богатых одеждах, внешне похожие друг на друга; 4) божество в виде летучей мыши с символами смерти на крыльях.

Показательно и то, что все найденные до сих пор в ходе археологических раскопок целые сосуды подобного рода происходят только из самых богатых и пышных гробниц и погребений, принадлежавших, по-видимому, царям и высшей аристократии майя. Таким образом, получилось, что сцены и тексты, запечатленные на этих изящных вазах, относятся не к повседневной жизни майяской элиты, а к «Подземному царству» смерти. Но М.Д.Ко пошел еще дальше, и заявил, что в полихромной майяской керамике мы имеем все, что осталось от очень большой и сложной иконографии царства смерти и его ужасных богов и что эти сведения каждый древний гончар получал из иероглифической рукописи или книги, которая описывала путешествие души умершего в подземное царство.

Самое поразительное в работах М.Д.Ко состоит в том, что он впервые установил для изображений на ряде полихромных сосудов майя I тыс. н. э. прямые совпадения с мифом о приключениях героев-близнецов в «Подземном царстве» из эпоса майя-киче «Пополь-Вух»…» (В.Гуляев, «Второе открытие цивилизации майя»).

«Что касается иероглифических текстов на расписной керамике майя, то М.Д.Ко установил, что вокруг венчика сосуда идет всегда одна и та же стандартная надпись — «первичная стандартная формула». Точное ее содержание до недавних пор было неизвестно, но теперь есть основания предполагать, что в ней речь идет о путешествии души умершего правителя или сановника майя в Шибальбу — «Подземное царство» и описываются встреченные там божества. Если это так, то майя должны были иметь длинные погребальные песнопения, вероятно, над умирающим или только что умершим человеком, чтобы подготовить его к страшному путешествию в преисподнюю. Вторичные тексты, иногда встречающиеся на таких сосудах возле изображенных фигур, относятся к богам или реальным людям и содержат их титулы и имена.

В расписной керамике майя мы имеем, таким образом, совершенно новый мир майяской мифологии, который до сих пор игнорировался археологами и историками искусства. Этот мир — царство смерти, «населенный» поразительно большим числом ужасных существ, многие из которых редко или вообще не появляются на каменных скульптурах или в уцелевших рукописях майя. Этот обширный набор керамики, предназначенный исключительно для того, чтобы сопровождать умерших царей и аристократов в подземное царство, может быть прямым эквивалентом «Книги Мертвых» у древних египтян. В конечном счете, изображение и надпись на каждом таком сосуде описывают смерть майяского правителя, длительное путешествие его души по страшным лабиринтам подземного царства и последующее воскрешение правителя, превращающегося в одного из небесных богов (В.Гуляев, «Второе открытие цивилизации майя»).

И еще небольшая цитата для полноты картины:

«Ю.В.Кнорозову удалось прочитать и «первичную стандартную формулу» — кольцевую надпись вокруг венчика сосуда, которая, как известно, никогда не бывает прямо связана с помещенным ниже изображением… «Первичная стандартная формула» названа Ю.В.Кнорозовым «формулой возрождения». Сосуды с такой формулой встречаются на керамике майя с рубежа н. э. до Х в. н. э. Она не была до сих пор обнаружена в надписях на монументальных памятниках — стелах и алтарях. Нет ее и в сохранившихся иероглифических рукописях майя. Тем не менее в I тыс. н. э. были, очевидно, рукописи, посвященные заупокойному ритуалу, тексты которых использовались при составлении «формулы возрождения» на сосудах. «Формула возрождения», употреблявшаяся в погребальном ритуале, вероятно, была достаточно обширной. В надписях на сосудах она представлена в различных вариантах, от предельно краткого (4 иероглифа) до пространного (40 иероглифов). Все варианты не противоречат друг другу и, очевидно, восходят к общему первоисточнику (В.Гуляев, «Второе открытие цивилизации майя»).

Итак, как выясняется, и расписные сосуды ситуацию не спасают. Они хоть и несколько расширяют область использования письменности, но отнюдь вовсе не кардинальным образом. Вдобавок, тексты ориентированы на достаточно экзотическую область — мир посмертного существования. То есть не несут вовсе никакой коммуникативной функции — в смысле функции общения между людьми…

Справедливости ради стоит отметить, что не так давно появились заявления о случаях несколько иного перевода. Так якобы один из часто встречающихся иероглифов был переведен как «расписанный», другой — как «его блюдо» (или «горшок»), третий же — как «какао», а затем следует имя владельца сосуда. Если это так, то функциональное назначение надписей, конечно, несколько расширяется. Однако и в данном случае оно не выходит за те же рамки «штампа владения» (как в текстах на камне и штукатурке) — только речь идет не о власти на территории или в населенном пункте, а о владении конкретным предметом. Так что общая ситуация с назначением текстов даже при таком переводе не меняется. Особенно, когда речь идет о переводе всего нескольких иероглифов…

Но вернемся к более частому содержанию текста на венчике сосудов.

Представляется весьма немаловажным вывод Майкла Ко и Кнорозова о едином общем первоисточнике для «первичной стандартной формулы», поскольку получается, что мастера майя фактически лишь копировали то, что было написано до них. И не столь важно: делали они это наизусть или с текста перед глазами — подобное копирование может даже не нуждаться в знании письменности как таковом!..

В подобной ситуации возникают очень большие сомнения в справедливости тезиса о том, что у майя якобы была система всеобщего обучения письменности. Зачем обучать всех, если речь идет либо о простом копировании, либо о нанесении кратких сообщений в виде «штампа владения» на камни и стены (для чего достаточно небольшого количества мастеров)?!. Судя по всему, тезис о «всеобщем обучении» был просто высосан из пальца при очередном «преувеличении» значимости письменности у майя. Ведь для возникновения необходимости в таком широком обучении нужно иметь, как минимум, две вещи: во-первых, области использования письменности должны включать широкий спектр различных видов человеческой деятельности (чего, как мы видим, не наблюдается); и во-вторых, нужен достаточно массовый носитель письменных текстов — например, та же бумага.

Бумагу индейцы умели изготавливать — из фикусов, кактусов. И действительно ее использовали при написании не каких-либо кратких сообщений, а целых книг. Книг, которые, в отличие от привычного для нас вида, делались не в виде сброшюрованных страниц, а складывались гармошкой…

Только вот и с книгами есть целый ряд проблем, внимание на которых исследователи мезоамериканской письменности предпочитают не заострять.

Проблема первая: крайне малое количество книг, дошедших до наших дней. На текущий момент книг майя сохранилось всего… четыре штуки!!!

Это — так называемые кодексы. Одна рукопись из 74 страниц хранится в Дрездене («Дрезденский кодекс»). Длина ее составляет 3,56 метра, размер страницы — 20,5х9 сантиметров. Из существующих кодексов майя этот считается самым древним и выделяется изысканностью линий. Другая рукопись, состоящая из фрагментов на 56 страницах, хранится в Мадриде («Мадридский кодекс»). Длина ее — 6 метров, с высотой страниц 13 сантиметров. Она тоже сложена складками, однако, у нее нет начала и конца. В еще худшем состоянии фрагмент рукописи на 24 страницах, находящийся в архивах парижской библиотеки («Парижский кодекс»). Он имеет длину 1,45 метра, имеет высоту страниц 12 сантиметра, содержит текст из 1600 иероглифов и изображения божеств. Четвертая рукопись — так называемый «Кодекс Гролье» — сохранилась очень плохо и содержит лишь отрывочные тексты, в которых прослеживается сильное влияние тольтеко-миштекского стиля, о чем свидетельствует специфическая запись цифр и особенности утративших майянскую пластику изображений (некоторые специалисты даже оспаривают подлинность этого документа).

И это — все! Больше нет абсолютно ничего!..

При этом в современных описаниях культуры майя из книги в книгу путешествует утверждение о том, что индейцы обладали якобы огромной библиотекой, в которой излагались обширные знания, накопленные этой цивилизацией. Термины-то какие: «огромная», «обширные»… Ну и где эта библиотека в таком случае?!.

Пытаясь объяснить столь малое количество сохранившихся кодексов некоторые исследователи пытаются ссылаться на недолговечность бумаги, на которой они были записаны. Однако достаточно очевидно, что данное объяснение выглядит весьма слабым, ведь сохранились же вплоть до наших дней, скажем, берестяные грамоты Древней Руси (при том же фактическом возрасте) и древнеегипетские записи на папирусе (возраст которых существенно больше возраста кодексов майя).

Да и не только бумага использовалась индейцами, но и тот же самый пергамент (например, из оленьей кожи), который при бережном отношении сохраняется весьма немало времени…

Другое популярное объяснение — тотальное уничтожение индейских книг испанцами в запале их борьбы с идолопоклонничеством в период насаждения христианства в Новом Свете. Но и это — при более детальном анализе — оказывается всего лишь очередным «преувеличением» или «приукрашиванием», что достаточно легко увидеть на примере показательного «аутодафе», учиненного Диего де Ландой и попавшего во все хрестоматийные «примеры уничтожения индейской литературы».

Диего де Ланда на самом деле провел очень большую работу как раз не по уничтожению, а по сохранению культурного наследия индейцев Мезоамерики. Достаточно сказать, что именно ему мы обязаны как теми словарями, которыми в дальнейшем пользовались переводчики, так и тем, что до нас дошли важнейшие содержательные моменты индейской мифологии.

Другое дело, что де Ланда жил не в идеальном, а в реальном обществе, особенности которого приходилось учитывать и ему. Поэтому когда в начале 60-х годов XVI века участились случаи исполнения индейцами ритуальных практик, а главное — участились доносы о их проведении, Диего де Ланда, который к этому времени стал фактически главой Церкви на Юкатане, был вынужден реагировать и устроил масштабное расследование, главной целью которого был поиск людей, исповедующих язычество и сбор предметов культа. Это расследование прошло в 1562 году в небольшом городе Мани, расположенном в ста километрах к северо-востоку от столицы Юкатана Мериды. И по результатам процесса 12 июля было проведено то самое аутодафе, которое и попало в хрестоматии.

До сих пор все звучало достаточно зловеще. Но посмотрим на цифры, которые называют очевидцы.

По свидетельству иезуита Доминго Родригеса, «миссионеры уничтожили 5000 различных идолов, 13 каменных алтарей, 22 маленьких камня с изображениями, 27 рукописей майя на оленьей коже и 197 сосудов с рисунками».

Итак, уничтожено всего 27 рукописей!.. Не тысячи, не сотни, а всего 27!.. И это при «показательно-образцовом» аутодафе!..

Испанские завоеватели вели очень тщательный учет всего награбленного и уничтоженного, и посылали в Испанию подробнейшие отчеты о своих свершениях. Однако ничего аналогичного этому показательно-образцовому аутодафе в этих отчетах нет!..

Тогда о какой-такой «огромной» или «обширной» библиотеке майя может вообще идти речь?!. Подобные характеристики просто некорректны к тому, что насчитывало явно никак не более сотни-двух экземпляров к моменту прихода испанцев. Снова «преувеличения» и кривые зеркала…

Видимо чувствуя, что концы с концами не очень срастаются, некоторые историки в последнее время модифицировали версию тотального уничтожения книг майя — дескать, до испанцев этим же занимались ацтеки и миштеки будто бы по причине того, что в книгах не была «правильно» отражена роль их собственных племен и богов…

Но тут возникает вторая очень важная, на мой взгляд, проблема — проблема содержимого сохранившихся четырех кодексов. Парадоксально, но уцелело именно то, что (если бы историки были правы в своих утверждениях) должно было и ацтеками, и испанцами уничтожаться в самую первую очередь: инструкции для жрецов по проведению обрядов; описание жизни и деяний древних богов; календарь, который использовался жрецами для определения времени жертвоприношений; и астрономические таблицы, которые больше использовались для астрологических предсказаний!..

А где же хозяйственные отчеты и распоряжения, договора между правителями, описания количества податей, собранного урожая, радостные сообщения о рождении наследников и так далее и тому подобное?!. Ведь подобные записи явно не представляли никакой угрозы религии ацтеков и испанцев, и их не было никакого смысла уничтожать — не будут же индейцы поклоняться подобным текстам и проводить с ними культовых языческих обрядов…

Таких записей должно было быть не просто много, а очень много в столь мощной империи, как империя майя. Особенно при условии настолько развитой письменной системы, насколько это утверждают историки. Развитой, напомню, не с точки зрения сложности самой структуры письменности, а с точки зрения общественной значимости и распространенности. И просто невозможно представить себе ситуацию, когда подобное огромное количество записей вдруг исчезло абсолютно бесследно.

Объяснение этому парадоксу может быть только одно — таких записей и книг вообще не было. И ацтекам, и испанцам уничтожать было просто нечего. Нечего, кроме аналогов как раз тех самых четырех кодексов, которые и дожили до наших дней. И дожили именно такие кодексы благодаря только тому, что иной литературы просто не было!..

Однако получив на уровне банальной логики столь категоричный вывод, мы автоматически получаем целый ряд дополнительных вопросов. И в частности: каким образом в таком случае письменность майя вообще сохранялась на протяжении длительного времени?… Ведь для сохранения как индивидом, так и обществом в целом какого-либо навыка требуется определенная заинтересованность индивида (или общества) в этом самом навыке. Говоря другими словами, должна быть достаточно сильная мотивация к сохранению этого навыка. Особенно если речь идет о навыке в написании и понимании не двух-трех десятков букв обычного алфавита, а как минимум, тысяч иероглифических знаков!..

Если мы учтем весьма ограниченную тематику письменных источников — всех, включая стелы, стены, сосуды и кодексы, — то придем к простому выводу: у индейцев не было абсолютно никаких «банально-житейских» потребностей в сохранении письменности, поскольку ничего связанного с обыденной жизнью в текстах отражения даже не находило. «Штамп владения» тут можно даже не брать в расчет, поскольку он слишком узок по применению и слишком ограничен по используемой в нем терминологии для стимулирования создания, развития и сохранения целой системы письменности

И на самом деле стимул для сохранения письменности остается только один: передача от поколения к поколению неких знаний. Стимул, который является также и одной из основных функций письменности как таковой. Собственно, это фактически и констатирует большинство авторов книг по истории Мезоамерики, указывая на то, что книги майя являлись по сути «квинтэссенцией» знаний индейцев, сохранявших и передававших с помощью этих книг из поколения в поколение накопленное знание.

И вот тут любопытно обратить внимание на то, какое знание передавалось. В чем именно оно заключалось?…

Как выясняется, тут тоже можно получить ряд весьма нетривиальных и неожиданных выводов. Только начнем мы не с книг, а с ранее упоминавшихся текстов на расписных сосудах майя.

Как уже упоминалось, тексты на венчике таких сосудов представляют собой некие «цитаты» из единого общего первоисточника, повествующего о загробном мире и судьбе души в загробной жизни. И практика показывает, что интерес к судьбе за чертой бренного существования, имел и имеет место практически во все времена и во всех регионах Земли. Так что стимул к сохранению и передаче информации об этом вполне естественен и понятен.

Но откуда у индейцев могло появиться подобное знание?… Ведь никто из людей «оттуда» не возвращался!..

Допустим, у древних индейцев — как и у современных людей — бывали случаи клинической смерти. И пережившие ее вполне могли рассказывать о своих ощущениях и видениях. Однако, как показывают многолетние исследования (в том числе, скажем, исследования широко известного специалиста в этой области — Роберта Моуди) посмертный опыт переживших состояние клинической смерти довольно ограничен по естественной причине — после некоего рубежа возвращение становится невозможным, тело человека умирает окончательно. Между тем надписи на венчике сосудов и изображения под этими надписями уходят явно заведомо дальше этого рубежа. Более того, они насыщены деталями и подробностями, которые поразительным образом совпадают с тем, что описывает, например, древнеегипетская Книга Мертвых.

Скажем, часть египетской Книги Мертвых инструктирует усопшего, как избежать опасностей после жизни, помогает ему воплотиться в различных мифических существ и снабжает его паролем для прохода на различные уровни загробного мира. У индейцев также считалось, что преисподняя состоит из девяти уровней, через которые умерший должен пробираться в течение четырех лет, преодолевая на своем пути препятствия и опасности.

И в Мезоамерике, и в Древнем Египте верили, что усопшие путешествуют в загробном мире в лодке, в сопровождении «бога-перевозчика», который переправляет их с уровня на уровень. При этом совпадает даже образ бога-перевозчика: собака и собакоголовый бог, птица и птицеголовый бог, обезьяна и обезьяноголовый бог…

Седьмой уровень древнемексиканской преисподней назывался Тео-койолкуальоа, что переводится как «место, где звери пожирают сердца». А на одном из уровней древнеегипетского мира мертвых — в «Судном зале» — вес сердца усопшего сравнивается с весом пера: если сердце отягощено грехами и перевешивает, то оно тут же пожирается ужасным зверем, который соединяет в себе черты крокодила, бегемота и льва и называется «Пожирателем Мертвых»…

Является ли все это простыми совпадениями?… Не похоже…

Тогда что за общий источник подобных знаний?… Знаний в той области, которая нами только-только начинается более-менее изучаться, и в которой мы делаем только самые первые шаги…

Историки — специалисты по Мезоамерике и египтологи — считают, что знания, отраженные в древних текстах, являются результатом, накопленным многими поколениями наших предков. А сами древние египтяне утверждали, что эти (впрочем, как и другие) знания им дали некие «боги». Той же версии придерживались и индейцы Мезоамерики…

Кто же прав?… Можно ли это определить?…

Оказывается, вполне…

Только для этого нужно взглянуть и на другие знания мезоамериканских индейцев. Что мы сейчас и сделаем, немного прервав для этого анализ письменности, к которой мы еще вернемся…