СЕЛО ЩЕПЕТНЕВКА: Мир Достоевского

Автор: Василий Щепетнев

Иной человек не может жить, строить планы и даже завтракать спокойно, не зная, как устроена Вселенная. Хорошо человеку недалекому - не моего ума дело, лучше колбаски потолще на тоненькую булочку положить и кетчупом густо намазать, потому как день будет хлопотный, столько встреч впереди… Неплохо и религиозному: мирозданье - дело Божье, а мое - заботиться о дне сегодняшнем. Тревожиться о завтрашнем - схлопнется Вселенная в новую сингулярность или так и будет пухнуть, покуда не лопнет от старости, - дело пустое, завтрашний день сам о себе позаботится. Но вот жизнь человека тонкого, образованного, верящего лишь в человеческий разум и мыслящего категориями геологических масштабов, - воистину трудна.

Действительно, если все вернется к сингулярности, к чему тогда суета вокруг дивана? Не лучше ли лечь да и полежать, переваривая те самые колбасу, булочку и кетчуп? Если нет вечной души, если со смертью кончается явь, а нави нет и не будет, быть может, лучше здесь и сейчас постараться использовать то, что имеешь, то, чем обладаешь, а не надрываться ради неведомого, недоступного и потому несуществующего светлого будущего? В конце концов, пиво есть пиво, пьешь ли его на траверзе Буэнос-Айреса, сидя в кресле обзор-палубы собственной океанской яхты (водоизмещение семь тысяч тонн, мощность дизелей двадцать тысяч лошадиных сил), - или пьешь его перед экраном монитора, на котором тот же Буэнос-Айрес во всей красе? Надоест Буэнос-Айрес, кликну - и будет безымянный тропический остров, деревня Николо-Вавариновка или вовсе спутник Юпитера Амальтея. А нет монитора - тоже не беда. И в окно можно посмотреть, да и на потолке умный, образованный, интеллигентный человек много нового разглядит. Иную реальность. Потому что с этой реальностью тонкому, образованному человеку без капитала ужиться невозможно. А капитал создать тонкость и интеллигентность не всегда позволяют. Нет, можно, конечно, встать с дивана и устроиться в представительство фармацевтической фирмы. Потом ходить по поликлиникам, суля докторам и поездку в Египет, и по сто рублей за каждую купленную пациентом по кодированному рецепту упаковку средства от хламидий и вирусов папилломы человека, будь оно продано в виде мази, ампул для внутривенного введения или ректальных свечей. Пойти можно, но ведь и без того в мире хватает надувательства, к чему умножать? Да и вон их сколько, представителей с горящими глазами, под дверью каждого кабинета. Всяк свои таблетки-мази-свечи проталкивает, пачки проспектов сует, - где уж бедному врачу запомнить твою фирму? А не будет кодированных рецептов - не будет и премиальных. И с чего жить тогда? Все деньги только на бензин уходить будут, на одежду (представитель нашей фирмы обязан соответствовать самым высоким стандартам!), и хорошо еще, если останется на бутылочку пива. А то ведь может и не остаться. В чем тогда смысл суеты?

Второй вариант - в телевизор попасть. Не петь-плясать, червяков глотать, прыгая с парашютом, а в реалити-шоу со скромным названием "я". Чтобы прямо здесь, в моей квартире наставили микрокамер, снимали меня во всех моих проявлениях и передавали на триста восемьдесят пятом канале. Я не жадный, за большим окладом не гонюсь, лишь бы стаж шел и больничный в мусорное ведро не выбрасывали. Для поднятия рейтинга в гости ко мне водили бы Хиллари Клинтон или Черномырдина. Уж мы бы за пивом потолковали о геополитике!

Но если Вселенная вновь обернется сингулярностью, не порадует такая жизнь. Даже пиво в сравнении с сингулярностью - ничто и даже меньше.

Потому что нет никакого пива. И меня нет. И вас тоже. Есть только Федор Михайлович Достоевский в ожидании казни.

Несколько лет спустя после возвращения Достоевского с каторги знакомый писателя, поэт Полонский, просил Федора Михайловича не терзаться, не переживать вновь и вновь тех тягостных минут, когда ему, Достоевскому, прочитали приговор, расстрельной команде дали команду "целься" и лишь в последние секунды объявили монаршую милость.

- Все это было давно, и прошло невозвратно! - убеждал поэт.

- Вы в этом уверены? - ответил вопросом Достоевский, и вопрос этот значит не меньше, нежели все ответы Хоккинга.

Достоевский сомневался в том, что окружающее - реально!

Известно (во всяком случае, из художественных произведений), что перед смертью человек мысленно переживает всю жизнь. Только отчего-то люди несведущие считают, что переживает человек жизнь прошлую, и лишь посвященные знают: будущую. Все, что последовало за командой "целься", - перемена участи, каторга, солдатчина, одна женитьба, другая женитьба, бегство от кредиторов за границу, рулетка, рулетка и еще раз рулетка, возвращение в Россию, книги - "Преступление и наказание", "Бесы", "Братья Карамазовы", преждевременная смерть писателя, революция, советская власть, контрреволюция, власть несоветская, я и даже вы - все это лишь видение, мелькнувшее в голове писателя между командами "целься" и "пли".

Самое ужасное, что ни сам Достоевский, и уж тем более никто другой, не может быть совершенно уверен, что команду "пли" отменили…