ДВЕ ПОПЫТКИ

«Чудный град порой сольется

Из летучих облаков;

Но лишь ветр его коснется,

Он исчезнет без следов:

Так мгновенные созданья

Поэтической мечты

Исчезают от дыханья

Посторонней суеты».

Е. А. Баратынский

Первая из попыток воссоздания докирилловского письма была сделана на основе так называемых «причерноморских знаков».

Эти знаки были открыты еще в середине прошлого столетия в русском Причерноморье: в Херсоне, Керчи, Ольвии. Археологи датируют их концом I тысячелетия до н.э. - началом I тысячелетия н.э. Знаки эти наряду с греческими встречаются на каменных плитах, надгробьях, на черепицах, амфорах и монетах.

В начале 50-х годов на причерноморские знаки обратил внимание ученый Н. А. Константинов. Сопоставив форму знаков, во-первых, с формой букв глаголицы, во-вторых, с формой знаков, встреченных на Дрогочинских пломбах, древнеславянских печатях, монетах и пряслицах, в-третьих, с формой знаков слогового письма, существовавшего в V-VI веках до н.э. на острове Кипр, Н. А. Константинов обнаружив значительное графическое сходство между знаками этих видов письма. При этом знаки глаголицы, сходные по форме с знаками кипрского слогового письма, оказались близки к ним по звуковому значению. На основании всех этих сопоставлений Константинов построил гипотезу, согласно которой причерноморские знаки ведут свое начало от знаков кипрского слогового письма. Письмо это, по его мнению, могло стать известным скифо-сарматскому, а затем и праславянскому населению Причерноморья через греческих колонистов. Под влиянием причерноморских знаков, полагал Константинов, славянами сперва были созданы знаки, применявшиеся на пломбах, печатях, монетах и пряслицах, а впоследствии и вся система буквенно-звукового глаголического письма

Это была плодотворная гипотеза, но она рассыпалась под ударами многочисленных оппонентов, которые были уверены (!?), что большинство причерноморских знаков представляют собой родовые, племенные или личные (в том числе царские) знаки, знаки собственности, клейма мастеров и магические культовые знаки. Остается только сожалеть, что гипотеза оказалась столь незащищенной, слабой в том смысле, что она базировалась лишь на графическом сходстве различных систем письма, а одно это обстоятельство не может служить доказательством, так как оно может быть приписано случайным совпадениям. Доказательством правильности расшифровки той или иной системы знаков следует считать только прочтение связных текстов, переданных этими знаками. Среди памятников причерноморской письменности таковых не нашлось.

Другая попытка открытия и даже воспроизведения докирилловского алфавита была предпринята ученым Н. В. Энговатовым в начале 60-х годов на основе изучения загадочных знаков, встречающихся в кирилловских надписях на монетах русских князей XI века. Надписи эти обычно строятся по схеме «Владимир на столе (престоле. - Г. Г.) и се его сребро» с изменением только имени князя. На многих монетах вместо пропущенных букв стоят черточки и точки.

Некоторые исследователи объясняли появление этих черточек и точек малограмотностью (опять!?) русских граверов XI века. Однако повторяемость одних и тех же знаков на монетах разных князей, причем часто с одинаковым звуковым их значением, делала такое объяснение недостаточно убедительным, и Энговатов, использовав однотипность надписей и повторяемость в них загадочных знаков, составил таблицу с указанием их предполагаемого звукового значения; значение это определялось местом знака в слове, написанном кирилловскими буквами.

О работе Энговатова заговорили на страницах научной и массовой печати. Однако оппоненты не заставили себя долго ждать. «Загадочные знаки на русских монетах, - заявили они, - это или результат взаимовлияния кирилловских и глаголических начертаний, или же результат ошибок граверов. Повторяемость же одних и тех же знаков на разных монетах они объяснили, во-первых, тем, что один и тот же штемпель использовался для чеканки многих монет; во-вторых, тем, что «недостаточно грамотные граверы повторили ошибки, имевшиеся в старых штемпелях». За этими словами стояли люди с высокими научными степенями, и Энговатов был не в силах с ними бороться, а ведь он совершенно верно подметил, что «непонятные» знаки на монетах русских князей - это не результат оплошности граверов, а литеры докирилловского письма, а точнее, письма типа «черт и резов», или, иначе, «рунического» письма. Его ошибка состояла в том, что в своих представлениях о характере этого письма он исходил из того, что письмо было буквенным. Это было очень существенно, поскольку привело к неверным конечным результатам - знакам, составившим предполагаемый алфавит докирилловского письма, были присвоены неверные фонетические значения. И тем не менее Энговатов, так остро поставив вопрос о возможности существования у славян письменности в докирилловскую эпоху, нанес существенный удар традиционным формальным концепциям.

Неизвестно каким путем Энговатов пошел бы дальше и какое открытие подарил бы он людям. Говорят, что его сестра до сих пор хранит все его бумаги. А сам Энговатов?

Он застрелился. Из охотничьего ружья.

Историю гибели молодого ученого мне рассказал редактор одного из научных журналов между делом, небрежно листая одну из моих первых работ о дешифровке письменности типа «черт и резов». В истории было много подробностей, и рассказ был долгим. Кончив, рассказчик уставился на меня стеклянным взглядом и сухо улыбнулся. Так улыбаются в присутствии обреченных.

- А у вас есть охотничье ружье?

Да, - ответил я. - Но вы не надейтесь. Я не застрелюсь.