ГРАФ Д'ОРСЕ СТАНОВИТСЯ ЛЮБОВНИКОМ ЛЕДИ БЛЕССИНГТОН, ДРУГОМ ЛОРДА БЛЕССИНГТОНА И МУЖЕМ МИСС БЛЕССИНГТОН

Он завязывал любовные интриги с таким же искусством, как свои галстуки.

(Жозе Артюр)

Несмотря на заманчивые прелести леди Кроуфорд, Луи-Наполеон не задержался в

Брюсселе. Вскоре он перебрался в Англию, прибыл в Лондон, где его уже ждали друзья.

Там, желая поскорее расстаться с воспоминаниями о шести годах тюремной жизни в крепости Ам, он с головой окунулся в развратную жизнь, о которой англичане, взиравшие на это с изумлением и одновременно с завистью, еще долго хранили воспоминание.

В одну из таких вылазок принц познакомился с самым знаменитым денди того времени, графом д'Орсе. Человек этот, как оказалось, призван был сыграть в жизни Луи-Наполеона и, следовательно, в судьбе Франции важнейшую роль. Без него, возможно, не было бы Второй империи. Вот почему он заслуживает того, чтобы здесь набросать хотя бы вкратце его портрет.

Альфред д'Орсе приехал в Лондон в 1821 году. Ему тогда было двадцать лет, а Париж, который он покинул, уже два года как копировал его прически, жилеты, галстуки, трости и даже манеру улыбаться. Его отец мечтал видеть его военным. Граф предпочитал придумывать себе фасоны костюмов, каждый из которых на другой же день превращался в униформу…

Само собой разумеется, самые красивые женщины Парижа были отчаянно влюблены в него. Его главным приемом в обращении с ними было избегать слишком скорой победы. Он заставлял их подолгу томиться, а когда они оказывались у него в доме, доводил несчастных до изнеможения.

— Входите, входите, — говорил он своим колдовским голосом, — вы так прекрасны, что я готов вас съесть!

«Ну, наконец», — думала дама, уже изнемогавшая от вожделения и взиравшая на диван, как на землю обетованную.

И тут он, не давая гостье опомниться и понять, что происходит, усаживал ее на какой-нибудь мягкий пуфик и долго-долго, с садистским удовольствием, с насмешливой улыбкой принимался делать с нее элегантный карандашный набросок…

Ученик известного миниатюриста Изабе, он пользовался своим искусством, когда хотел подвергнуть последнему испытанию охваченных пламенем бедняжек, отпуская их домой в том же состоянии, в каком они к нему явились, и заставляя их ждать момента, который выберет сам, если пожелает их съесть…

Эта репутация модника и соблазнителя очень скоро пересекла Ла-Манш. Когда он приехал в Англию, все дамы из высшего света, имевшие салон, изо всех сил стремились залучить его к себе. Поначалу ставший добычей леди Холанд, он очень быстро устал от этой властной женщины. Однажды вечером, когда он обедал у нее в числе других гостей, представлявших сливки английской аристократии, она то и дело роняла то салфетку, то веер, то вилку, то ложку. Всякий раз Альфред д'Орсе, человек изысканно светский, наклонялся и поднимал упавший предмет. В конце концов слишком нервная леди уронила на пол стакан. Но на этот раз, не выдержав, граф обернулся к лакею, стоявшему за его стулом, и сказал:

— Не перенесете ли вы мой прибор на паркет?

Я продолжу свой обед там. Для миледи, пожалуй, так будет удобнее.

Леди Холанд никогда больше не приглашала к себе Альфреда д'Орсе…

Но графа это ничуть не взволновало, потому что не прошло и месяца с его появления в Лондоне, а перед ним уже раскрылись двери одного из самых блистательных салонов столицы — салона лорда и леди Блессингтон.

Молодой человек с густой вьющейся шевелюрой, округлой бородкой, фигурой атлета и изысканной элегантностью произвел неизгладимое впечатление на присутствующих дам. Но больше других, без сомнения, была поражена сама леди Блессингтон. В свои тридцать лет она была в расцвете красоты и очень скучала в обществе мужа, который из-за излишеств молодости выглядел к сорока годам довольно потрепанным.

Леди Блессингтон, казалось, и сама должна была обнаружить следы весьма бурного прошлого. Действительно, до того как выйти за лорда, она была женой капитана Фармера, горького пьянчуги, которому отец отдал ее в качестве расплаты по долговому обязательству. Натерпевшись от грубого обращения этого солдафона, она сбежала с каким-то офицером, который через несколько лет за весьма крупную сумму «уступил» ее лорду Блессингтону. Наконец, когда она овдовела, лорд женился на ней.

Однако это бурное прошлое не оставило ни малейшего следа в светлых и ясных глазах белокурой Маргарет.

Увидев ее, Альфред д'Орсе влюбился впервые в своей жизни.

Однако он не поспешил сразу стать ее любовником, опасаясь, как бы светский адюльтер не разрушил его репутацию профессионального щеголя. Он ведь прибыл в Лондон с определенной целью: развенчать короля дендизма Джорджа Брумеля. Этот человек, о котором рассказывали тысячи историй, поражал его своей наглостью. Говорили, что Брумель бросил службу в армии, потому что там требовалось пудрить волосы, тогда как это давно уже вышло из моды; что он тер свою новую одежду наждачной бумагой, добиваясь муарового отлива; что он имел пристрастие к очень тонким и узким перчаткам, облегавшим его руки, точно мокрая кисея; что своим ногтям он придавал отчетливую форму; что он, прежде чем выбрать один галстук, мог пересмотреть дюжину; что в его коллекции до семисот тростей и что он приветствовал дам простым кивком головы, чтобы не дай бог не нарушить тщательно продуманное положение цилиндра на своей голове.

Такая бездна наглости и гордыни шокировала деликатную натуру молодого француза, который сгорал от желания продемонстрировать лондонцам, что значит истинный парижский щеголь. А разве можно стать настоящим денди, если впутаешься в какую-нибудь интрижку?

В течение нескольких месяцев, флиртуя с божественной леди, Альфред задавал тон всей лондонской молодежи точно так же, как он это делал в Париже. Все его фантазии, даже невольные, тут же становились модой. В один из дождливых дней он купил у какого-то матроса форменный «пэлток», чтобы вернуться домой сухим. Все щеголи немедленно освоили эту грубую шинель, в результате чего и было изобретено «пальто» .

А прекрасная леди скоро стала такой напористой, что графу, к сожалению, пришлось реже бывать у нее. Когда же он все-таки появлялся на Сен-Джеймс-Сквер, Маргарет с глазами, полными слез, и лорд Блессингтон упрекали его:

— Мы вас совсем не видим у себя! Уж не поселить ли вас в нашем доме?

Преследуемый чрезмерной симпатией ничего не замечающего мужа, загоняемый в угол любовью женщины, которую он обожал, Альфред д'Орсе был на грани полного изнеможения, когда ему вручили письмо из Франции, в котором говорилось, что его отец добился для него офицерского чина в Валансийском полку.

Он тут же распрощался с впавшими в полное отчаяние Блессингтонами и отправился к месту своей службы. Не прошло и трех месяцев, как чета Блессингтонов, не мыслившая существования без него, прибыла во Францию, чтобы повидаться с ним, и предложила ему совместное путешествие по Италии.

Покинув немедленно армию ради женской улыбки (и, конечно, ради завидного положения), Альфред д'Орсе последовал за своими друзьями. Именно там, под сияющим небом Генуи, он, наконец, стал любовником прекрасной леди.

На бедняжку, более года сгоравшую от тайной страсти, теперь приятно было смотреть. Сам Блессингтон уже на следующий день поздравил жену с тем, как она прекрасно выглядит.

— Свежий воздух, моя дорогая, действует на вас чудесно, вы никогда не были так прекрасны.

Она покраснела, а Альфред, сидя поодаль, скромно молчал.

В Генуе наше дружное трио встретило еще одного знаменитого денди, лорда Байрона, которому одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что происходит между Маргарет и графом. Последнего он прозвал «распоясавшимся Купидоном».

— Как смешно! — отозвался на это лорд Блессингтон, не поняв намека. — Это прозвище просто чудо как вам подходит.

На этот раз глаза опустила Маргарет.

После Генуи трио объехало всю Италию, на что ушло целых шесть лет.

Мягкий средиземноморский климат действовал возбуждающе на божественную леди, тогда как граф д'Орсе стал понемногу чахнуть.

Однажды Блессингтон подозвал его к себе и сделал ошеломляющее предложение:

— Вы, наверное, знаете, что у меня есть дочь Хэрриет от первого брака. Я готов завещать ей половину своего состояния, если вы согласитесь жениться на ней…

Альфред, крайне смущенный, сказал, что должен подумать.

Вечером в комнате Маргарет он передал содержание своего разговора с ее мужем.

Неукротимая леди расхохоталась и сказала, что эта идея принадлежит именно ей:

— Умоляю тебя, соглашайся. Ведь тогда я постоянно буду рядом с тобой, да к тому же ты получишь состояние моего мужа.

Последний довод оказался решающим для нашего денди. Его брак с пятнадцатилетней Хэрриет был торжественно отпразднован в Неаполе 1 декабря 1827 года. Разумеется, брак этот совершенно не изменил его отношений с Маргарет.

И каждую ночь с неутомимостью, которую времени не удавалось умалить, он совершал с тещей то, что мораль предписывала совершать с супругой…

В 1829 году милое семейство прибыло в Париж и поселилось в частном доме на левом берегу. Подходил к концу уже седьмой год, как божественная леди была любовницей графа д'Орсе, а старый лорд продолжал ничего не замечать.

А между тем весь свет был в курсе этой связи, и множество людей шепотом произносили то, что Саша Гитри вложил в уста одного из своих персонажей:

«Быть слепцом до такой степени, значит, сознательно закрывать глаза…» Но он заблуждался! Лорд Блессингтон и вправду не замечал, что обманут. Поэтому для него оказалось жестокой неожиданностью то, о чем ему поведал один завистник графа д'Орсе.

В результате с ним случился апоплексический удар, который и свел его в могилу.

Нетрудно представить, какое горе пережили Альфред и Маргарет. Однако после похорон они вместе поселились в Лондоне. Повсюду рядом с ними была Хэрриет, отличавшаяся такой же слепотой, как и ее отец. И все же однажды ночью молодой графине пришлось узнать горькую правду. Приболев немного, она встала с постели и пошла к мачехе в спальню попросить о помощи. Тут-то она и увидела любовников, спящих полуобнаженными в одной постели.

Обезумев от ярости, она убежала из дома, прихватив с собой, помимо платьев и драгоценностей, все документы о праве собственности, которую унаследовала…

Альфред д'Орсе был разорен. Как, впрочем, и леди Блессингтон, которая промотала почти все, что ей принадлежало. И теперь оба они были принуждены работать. Маргарет написала несколько книг «О красоте» и одну под названием «Беседы с Байроном» (имевшую огромный успех), а граф д'Орсе рисовал, писал маслом и лепил, приводя в восторг местное дворянство, которое друг у друга буквально из рук вырывало его работы.

Несмотря на семь лет отсутствия, его престиж лондонского денди ничуть не пострадал. Снобы продолжали копировать фасоны его костюмов, его манеры, привычки и даже нервный тик. Однажды он познакомился с полу разорившимся торговцем грубого полотна, который обратился к нему за помощью.

— Через две недели, — ответил ему Орсе, — весь Лондон будет носить костюмы, сшитые из вашей ткани. Торговец с печалью вздохнул:

— Вряд ли это возможно, месье, ткань, которой я торгую, очень грубая, и никто не хочет ее носить.

— Поверьте мне. Завтра мой портной зайдет к вам купить материи, чтобы сшить для меня костюм. В этом костюме мне достаточно будет появиться на Риджент-стрит всего один раз и всего на четверть часа в полдень. Этого хватит, чтобы все снобы, из подражания мне, стали спрашивать, где я приобрел эту чудесную ткань, а затем и кинулись гурьбой в вашу лавку.

Через две недели все лондонские щеголи уже носили костюмы из мешковины, а торговец мануфактуры — костюм из тонкого сукна…

Граф д'Орсе не только забавлялся глупостью своих почитателей, но умел и пользоваться этим. Так, например, однажды он воспользовался смешным пристрастием своих поклонников, чтобы выкрутиться из довольно скверной ситуации. А история приключилась с ним довольно пикантная.

Во время одного обеда, где вина было выпито более чем достаточно, прекрасный Альфред повел себя несколько агрессивно в отношении незнакомца, «форма ушей которого ему очень не понравилась».

— В такие уши особенно хорошо стрелять из пистолета, — сказал он громко.

Ответ незнакомца был краток:

— Мои секунданты будут у вас завтра утром. На другой день, от избытка выпитого накануне, граф проснулся, едва ворочая языком, и сразу вспомнил о предстоящей дуэли. Несколько огорченный этим, он послал своего приятеля навести справки о противнике и вскоре узнал к своему неудовольствию, что спровоцировал на поединок одного из лучших стрелков Лондона.

Тут ему в голову пришла одна идея, и он пригласил к себе своих секундантов:

— Пойдите и найдите этого глупца и скажите ему буквально следующее: «Граф д'Орсе всегда готов встретить вас с оружием в руках, но учтите, что вы идете на верную смерть. После этой дуэли в моду войдет стреляться с вами; все станут вас вызывать и в конце концов, несмотря на то, что вы отличный стрелок, вы останетесь лежать на траве…»

Противник понял, какой опасности себя подвергает, и отказался от дуэли…

В 1840 году Альфред д'Орсе познакомился с Луи-Наполеоном, чей побег из крепости Ам очень его позабавил.

— Что я могу сделать для вас, Монсеньер?

Принц откровенно объяснил ему свою ситуацию:

у него мало денег, мало связей, но зато огромное желание развлечься перед тем, как он начнет готовить новый государственный переворот с целью свержения Луи-Филиппа.

Орсе отвесил глубокий поклон и пообещал организовать несколько приятных вечеров с очаровательными, хотя и мало добродетельными девицами.

И через несколько дней он сдержал слово.

Луи-Наполеон был приглашен на квартиру некоего лорда Бредли, где Альфред собрал не самых застенчивых танцовщиц и нескольких актрис, известных своим талантом общения…

Вечеринка началась банальным обедом при свечах. За столом принц выполнял роль хозяина дома и делал это с большим изяществом. Поэтому прежде, чем пригубить вино, он постарался обмакнуть в своем бокале кончик левой груди двух своих совершенно обнаженных соседок.

Когда пришло время десерта, события неожиданно приняли странный оборот. Вот как об этом рассказывает Эрнест Офрей:

«Одна из актрис, по имени Китти Одлер, вдруг воскликнула:

— Поиграем в маленькие садики!

Выйдя из-за стола, она улеглась на ковре и воткнула в свой «абрикос» маргаритку.

Ее примеру сразу же последовали все приглашенные девицы, и гостиная вмиг стала похожа на цветущую клумбу.

— Кто будет моим садовником? — крикнула Китти Одлер.

Луи-Наполеон, обожавший цветы, кинулся к актрисе и занялся увлекательной работой по уходу за садом. Другие гости, оставив мороженое, последовали примеру принца и попрыгали на предложенные их вниманию маленькие клумбочки.

Тут, правда, случился небольшой беспорядок. В течение нескольких месяцев граф д'Орсе устраивал не менее оригинальные развлечения Луи-Наполеону, но в конце концов его собственные средства так истощились, что ему пришлось снова заняться работой художника и скульптора, дававшей ему хлеб насущный

Херриэт преклонила колени.

Эти две судьбы пересеклись, чтобы основать Империю…

Обоих мгновенно точно громом поразило. Но если в глазах Луи-Наполеона вспыхнул едва уловимый похотливый огонек, прекрасные глаза мисс Говард блестели от восхищения.

Херриэт в то время было двадцать три года. Она была фантастически красива. Один из поклонников так описывал ее: «Голова античной камеи на великолепном торсе». Луи-Наполеон был куда менее соблазнителен. К тридцати восьми годам лицо его носило следы бурно прожитой жизни, дряблые щеки обвисли, из-под глаз не исчезали темные круги, а усы пожелтели от постоянного курения. Из-за слишком коротких ног казалось, что он все время семенит. Несколько более представительным он выглядел, когда оказывался в седле, и его широкая грудь создавала некоторую иллюзию мужественности. Короче говоря, этот изгнанник, покинувший тюрьму без единого су в кармане, не имел ничего, что могло бы соблазнить молодую и очаровательную куртизанку, привыкшую отдаваться за богатство или уж ради возможности испытать истинное удовольствие с каким-нибудь симпатичным и пылким молодым человеком.

Однако в Луи-Наполеоне мисс Говард привлекло нечто иное.

Как все англичане, а тем более англичанки, Херриэт парадоксальнейшим образом боготворила Наполеона. Поэтому ни глуповатый вид, ни нищета этого принца не имели для нее никакого значения. Стоило ей только подумать, что Луи-Наполеона в детстве мог нянчить на коленях сам Император, как ее охватывало, по словам Эдгара Ширера, «необыкновенное волнение, а вслед за ним и неодолимое влечение».

В течение всего вечера их первого знакомства принц и мисс Говард, почувствовавшие тайное и непроизвольное единение, вели на людях диалог, который, однако, имел все признаки и волнующий аромат интимной беседы.

Именно к ней он обращался, вспоминая что-то из прошлого, именно ей сквозь дым сигары, нимало не заботясь о других гостях, рассказывал о неудавшихся государственных переворотах в Страсбурге и Булони, о своей жизни в форте Ам, о своем побеге. Это ее он хотел заставить улыбнуться и — ради этого вставил в произнесенную фразу несколько необычных слов. И, конечно, именно ей он рассказал о своей юности в Арененберге. Не сводя с нее глаз, он говорил целых два часа. И не отрывая от него взора, она слушала его с возрастающим восхищением.

На следующий день они снова увиделись. А на третий день стали любовниками.

Луи-Наполеон был мгновенно покорен. Следует сказать, что мисс Говард как профессиональная куртизанка владела, если можно так выразиться, своим ремеслом в совершенстве. Добросовестная и понимающая, что любая профессия требует навыков, она собирала свои знания по крупицам у опытных мужчин и женщин и не стеснялась интересоваться сложными или старинными рекомендациями по технике своего дела, такими, как, например, «Диалоги» Пьетро Аретино или «Новеллы» Боккаччо. Из них она узнала и об оригинальных позах, и о мало кому известных выдумках, и о придающих новую силу ласках.

Принц сразу понял, что имеет дело не с какой-то дилетанткой. Поэтому он решил во что бы то ни стало удержать при себе эту необыкновенную любовницу и попользоваться ею всласть.

Но так как он все же хорошо знал свет, то постарался выразить свое желание в завуалированной форме:

— Я люблю вас, — сказал он.

Мисс Говард, сильно разволновавшись, разрыдалась.

— Вы же совсем не знаете моей жизни.

Опустив голову, она призналась, что пять лет жила с женатым мужчиной, от которого у нее есть сын. Луи-Наполеон улыбнулся:

— Ну и что же! У меня даже два сына. Два бастарда. Они родились, когда я находился в крепости Ам. Это плоды моего плена. Так что у нас теперь трое детей.

Мисс Говард, как и все женщины ее типа, отличалась быстротой мышления. Она мгновенно поняла, что интерес принца к ней может привести ее к большим высотам. Она знала, что, несмотря на два провала, Луи-Наполеон не утерял своего огромного престижа, что самые значительные лица Англии относились к нему с почтительной симпатией и что политические деятели, информированные на уровне Дизраэли, видели в нем будущего императора французов.

Кровать, на которой она лежала обнаженная поверх одеял и скомканных простыней, казалась ей первой ступенькой к трону.

Поэтому, предложив принцу очередную порцию своих знаний и навыков, она наспех оделась и поспешила к майору Маунтджою-Мартину сообщить, что решила его оставить.

Несчастный раскрыл в изумлении глаза:

— Но почему?

Она объяснила, что ей только что открылась любовь, которую к ней питает Его Императорское Высочество, и что в силу своей натуры она не может разрываться между двумя мужчинами.

Майор был человеком галантным и благородным. Он согласился на разрыв и оставил Херриэт ее состояние, владения, драгоценности и конный выезд.

Через несколько дней Луи-Наполеон покинул скромный отель, где жил до этого, и с великолепной непринужденностью великих мира сего перебрался в роскошное жилище, которое куртизанка недавно сняла на Беркли-стрит.

Его жизнь сразу изменилась. Благодаря состоянию любовницы он теперь мог устраивать приемы, охотиться на лис, разъезжать в экипаже по Лондону, совершать верховые прогулки на прекрасных лошадях, иметь свою ложу в Ковент-Гардене и одеваться как денди.

Ничего удивительного, что такой образ жизни шокировал нескольких людей с принципами, в том числе некоторых французов, с грустью взиравших на претендента на императорский престол, жившего на содержании у дамы полусвета. Одним из этих французов был Алексис де Валон, который однажды написал своей матери во Францию довольно суровое письмо по поводу сына Гортензии:

«Я имел счастье встречать здесь довольно часто принца Луи, одного из тех, о ком вспоминают, когда больше не о чем говорить, одной из тех соломинок, за которые хватаются, когда тонут… Достаточно взглянуть на этого маленького господина, вполне заурядного и пользующегося дурной репутацией, чтобы понять всю беспочвенность возлагаемых на него надежд. Его рост совершенно не соответствует той роли, которую ему хотят предложить. Представь себе маленького господина четырех с половиной футов, уродливого и вульгарного, с огромными усами и свиными глазками. Это что касается лица. А что до морали, так он открыто живет, к стыду английского целомудрия, с актрисой десятого разряда, очень красивой, впрочем, по имени мисс Говард. Такое поведение, из-за которого перед ним постепенно закрываются двери лондонского высшего света, выталкивает его из нормального общества и прибивает к миру бродячих актеров…»

Но ни шутки, ни издевки не смущали Луи-Наполеона. Судьба вывела мисс Говард на предначертанный ей путь, она была красива, умна, богата. Она делала волшебными его ночи, превращала в праздник его дни и была в состоянии, финансируя определенное политическое движение, помочь ему добиться намеченной цели. С какой стати он должен был отказаться от всего этого в угоду буржуазной морали?

В то время как Луи-Наполеон вел ленивое и комфортное существование, Херриэт, верящая в звезду принца, готовила себя к деликатным и одновременно опьяняющим обязанностям имперской советчицы. Чтобы восполнить пробелы своего довольно скудного образования, она наняла преподавателей и стала изучать литературу, историю, искусство, философию.

Однако ее преподаватель истории, писатель Александр Вильям Кинглейк, которого давно уже терзала холостяцкая жизнь, решил, что из такой соблазнительной ученицы вполне может сделать себе любовницу. Зная

прошлое мисс Говард, он полагал, что с легкостью добьется желаемого. Как-то утром, не удосужившись произнести хотя бы одно любезное слово, он склонился к Херриэт и положил руку на бедро.

Молодая женщина приняла оскорбленный вид, чем крайне удивила значительную часть мелкого дворянства. Обескураженный Кинглейк попробовал тогда пощупать ей грудь.

В ответ на это она залепила ему звонкую пощечину. Маленькая куртизанка была мертва. На свет появилась Помпадур…