XLV.

Нам привелось раз слышать отзыв одного преосвященного о консисториях такого рода (мы можем указать на лицо этого достоуважаемого архипастыря): «Как только приносят из консистории дела, то уже наперёд предполагаешь: непременно есть тут, — в этой куче, — какая-нибудь плутня! И, действительно, вникнешь в каждое слово, — плутня».

Спрашивается: почему же не все преосвященные и не всегда вникают во все дела с полным вниманием? — У преосвященных наших столько дела, что они не всегда бывают и в состоянии вникать во все подробности каждодневной работы. Случается так, особенно осенью и между Крещеньем и сырной неделей, что они проводят по нескольку часов каждодневно за самым бессмысленным делом, и тратят и время и здоровье. Осенью в особенности бывает, что им подаётся до восьмидесяти прошений, каждодневно, крестьянами о дозволении вступить в брак несовершеннолетним или родственникам. Восемьдесят прошений преосвященный должен прочесть и восемьдесят раз написать: «1881 года октября N дня. Повенчать приходскому духовенству разрешается, если нет других, показанных в прошении, препятствий. N. епископ N. N.» Извольте написать это восемьдесят раз! Да ведь тут, не то, что отобьётся охота серьёзно заниматься делами, а тут, с такой работой, надобно с ума сойти! Если бы даже на какую-нибудь каверзу или штраф преосвященные и обратили иногда внимание, то консистория так размалюет штрафуемого, что преосвященный невольно призадумается и скажет своему секретарю: «Консистория слишком добра! Человека нужно повесить, а она только штрафует и даже без внесения в послужной список». И тот, пригнувшись, поддакнет: «Да, ваше преосвященство, консистория совсем распустила духовенство! Оно осмеливается находить беспорядки даже в самих консисториях и печатать свои статьи в этом революционном журнале — «Церковно-общественном Вестнике». Этих в особенности, борзописцев, возмутителей духовенства, нужно бы...»

В сельском духовенстве нужда страшная: оно брошено, унижено, задавлено. Каждая копейка нужна священнику, и ещё более пономарю: оная добыта им трудом и по́том; у него, может быть, в училище сидит сын без хлеба, дома дети босы, сам оборван, а консистория штрафует его в пользу бедных. Что может быть беднее, несчастнее вдовы-пономарицы? Она сама чуть не умирает с голоду, а её штрафуют в пользу бедных. Это значит с нищей содрать рубашку и подать её в милостыню другой нищей. Консистории, таким образом, давая пособие сиротам, утирают их слёзы слезами других сирот. Но об сиротстве, поддержке их, пособии им, при наложении штрафов никто и не думал...

Говорят и пишут, что духовенство «и тупо, и глупо, и безнравственно, и имеет развращающее влияние на народ»; тут нужно бы стараться поддержать себя, — показать обществу, что мы вовсе не таковы, как говорят об нас, что мы заслуживаем лучшей участи и бо́льших симпатий общества, — а мы позорим и душим сами себя, — и унижаемся и разоряемся своим собратом, которому следовало бы быть первым защитником духовенства. При таком состоянии дела трудно духовенству дойти до сознания собственного достоинства и заслужить хорошее о себе мнение в обществе.

Консистории, штрафуя всех за всякий вздор, и сами ведь не безгрешны, даже с формальной стороны. Та, например, консистория, которая смылила благочинных 20–25-рублёвым штрафом за то, что в ведомости церковных школ внесли все имеющиеся школы при приходах, уделала раз такую штуку: во время последнего польского восстания были делаемы сборы и пожертвования «в пользу понесших разорение от восставших поляков». Написали в консистории представление и подали преосвященному. Тот взглянул, и расхохотался. Оказалось, что написано: пожертвования и сбор в пользу понесших разорение восставших поляков. Слово: от, опущено. Бумага прошла руки писца, столоначальника, членов, секретаря, регистратора, — и все были так внимательны к делу, что никто и не заметил. Будь также невнимателен к делу преосвященный, — и вышел бы курьёз. Это консистория; но сделай такую описку благочинный, в лице которого одного вся канцелярская работа и которого отрывает от дела беспрестанно приход, — ну, и задали бы ему такую встряску, что и своих бы не узнал!...

Обвиненного у нас часто посылают в монастырь в наказание на один месяц, на два, на полгода и бессрочно — до исправления, если лицо это уже не раз было судимо за нетрезвость.

Виновный посылается в монастырь. Монастырь, по своему значению, есть место отшельников, оставивших мір для спасения души; место уединения, где, кроме труда и молитвы, нет другого дела. Посторонние посетители могут приходить туда, но, также, только для тихой, уединённой молитвы и то на самое короткое время. Монастырь — это обитель мира, тишины и невозмутимого спокойствия. Ушедшие туда забывают весь мір и его злобу; их цель — уединение и подражание жизни отшельников, первых веков христианства. Представьте же: в обители мир, тишина... Живут иноки и тихо, безмятежно молятся о мире всего міра и благодарят Господа, что он взял их от суеты и злобы міра и что они могут теперь с чистою душою, покойным сердцем окончить труженическую жизнь свою... Но вот, в один злосчастный день, являются туда два-три попа, три-четыре дьякона, пять-шесть дьячков, посланных туда в наказание за пьянство и на исправление в поведении. Является человек десять-пятнадцать таких молодцов, которые не то, что мирную обитель, но любой кабак в десять минут опрокинут вверх дном! И — тотчас: гам, крик, ругань, пьянство... Чрез 10 минут каких-нибудь вы не узнаете уже этой тихой обители...

Посылка в монастырь есть наказание. Она, действительно, и есть наказание, но только не гостям, а хозяевам его. Обитатели монастырей видели, знали и, может быть, испытали на себе всё, что творится дурного в міре, — и ушли оттуда для тихой, безмятежной жизни. Но наблюдающее за ними и охраняющее их начальство и здесь не даёт им умереть покойно. Оно посылает к ним и туда, куда ушли они, таких людей, которые способны мгновенно извратить всё тихое и святое. Для людей самой строгой жизни эти непрошенные гости — тяжёлое бремя. Если же монашествующие, как люди вышедшие из міра, погрязшего в пороках, и сами не укрепились ещё в добродетельной жизни, то этот пришлый народец послужит им непременно к явной их погибели, так как страсти, после некоторой сдержанности, разгораются ещё сильнее, чем было это прежде («Русская Старина», изд. 1880 г., июль, стр. 473).

Коль скоро в монастыри посылаются люди порочные, в наказание, то монастыри делаются острогами, а этим унижается достоинство и монастырей, и монашествующих.