Глава 4

В СВЯТАЯ СВЯТЫХ

Я знаю, что если меня в Аквариум примут, то это будет большая ошибка советской разведки.

(В. Суворов. «Аквариум»)

В августе 1971 года старший лейтенант Резун Владимир Богданович с женой Татьяной отправился на учебу в Москву в Военно-дипломатическую академию Советской армии.

Как и год назад, Резун ехал к новому месту службы на фирменном поезде «Жигули» Куйбышев — Москва, только в этот раз в обратном направлении. В кармане его кителя лежало предписание, в котором указывалось, куда и когда он должен прибыть для прохождения дальнейшей службы.

На вокзале в Куйбышеве молодую чету провожал и друзья и родственники, желали им счастливого пути, успехов на новом месте службы.

Легко себе представить, какие чувства испытывали молодожены, направляясь в Москву. Эта поездка была похожа на свадебное путешествие, на счастливый сон. О такой удачной карьере для молодого офицера можно было только мечтать.

В Москве поначалу все складывалось неплохо. Быстро решился вопрос с жильем, Владимир приступил к занятиям в академии.

Слушатели должны были приходить на занятия в штатском. Владимир чувствовал себя в гражданском неловко, не в своей тарелке. Пришлось учиться завязывать галстук, цивильный пиджак с непривычки казался узким в плечах. Тринадцать лет, с самого детства, он носил погоны. И вдруг — в один день должен был стать гражданским. Это непросто. Нелегко было избавиться и от привычек, которые превратились за годы воинской службы в устойчивые условные рефлексы. Привычные слова: «так точно», «никак нет», «слушаюсь», «есть» — вошли в плоть и кровь.

Первый учебный день начался с вводной лекции начальника академии.

На кафедру не спеша поднялся грузный седой генерал. Нездоровый румянец и синие прожилки на его одутловатом лице говорили о том, что он страдал гипертонией. Молодые офицеры внимательно слушали лектора, стараясь не пропустить ни одного его слова.

Для Резуна, как и для большинства офицеров, сидящих в зале, все в академии было неизвестным, на всем лежала печать какой-то тайны, казалось, что где-то, совсем рядом, витал дух великих советских разведчиков: Зорге, Кузнецова, Абеля. Они незримо присутствовали здесь, благословляя молодых офицеров на новые подвиги. Для слушателей началась совершенно новая жизнь, они чувствовали себя новичками, поступившими в первый класс.

Кстати, в разведке оперативному офицеру, работающему «в поле», часто приходилось становиться первоклашкой. Каждый раз, независимо от опыта, разведчик, приезжая в новую для него страну, оказывался в роли начинающего ученика. Каждый раз надо работой доказывать, что ты что-то представляешь из себя как разведчик. В агентурной разведке, в отличие от многих других профессий, есть такие аналитические весы, на которых можно довольно точно измерить конкретный труд каждого работника и дать ему объективную оценку. Генерал выдержал небольшую паузу, как бы давая время аудитории успокоиться, хотя тишина в зале была абсолютная. Потом поздравил всех с успешной сдачей экзаменов и поступлением в академию. Генерал отметил, что Родина оказала молодым людям высочайшее доверие, дав возможность стать офицерами военной стратегической разведки Советской армии.

— Вы вступаете, — говорил начальник академии усталым негромким голосом, — на очень ответственный, почетный и, не скрою, опасный путь. Вам Родина доверяет служить на самых передовых рубежах, а порой и за ее пределами, часто во враждебно настроенной среде. На первый взгляд может показаться, что работа военного разведчика за рубежом полна романтики. Шикарные машины, пышные дипломатические приемы и рауты, стильные костюмы, красивые женщины. Романтика, безусловно, присутствует в жизни разведчика. И все же на его пути больше шипов, чем роз. Это вам надо хорошо запомнить. Об успехах в разведке предпочитают помалкивать, а о провалах, неудачах вовсю трубят. Вам доверено защищать Родину в мирное время. Для вас никогда не наступит мир, вы всегда будете на передовой, на фронте. И в этом, может быть, и заключается великое счастье разведчика и романтика этой опасной службы.

Резун сидел бледный, обычный румянец исчез с его полных щек, он чувствовал какую-то внутреннюю дрожь во всем теле, словно его знобило.

— США и страны НАТО, — продолжал генерал, — ни на минуту не оставляют своих зловещих планов уничтожить СССР и наших союзников по Варшавскому договору. Их планы коварны и жестоки и могут носить самые разные формы. Они никогда не оставляли и не оставляют мысли уничтожить Советский Союз. В доказательство сказанного я хочу привести вам текст речи бывшего директора ЦРУ Аллена Даллеса, произнесенной им в далеком 1945 году незадолго до окончания Второй мировой войны и в преддверии третьей — так называемой «холодной войны», не менее разрушительной, чем «горячая».

Вот эта речь: «Окончится война, все как-то утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание русских людей. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого его вырождения. Из литературы и из искусства мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театр, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства — словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого.

Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, — все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение и превратим в посмешище, найдем способ их оболгать. Мы будем рассматривать поколение за поколением. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, растлевать, развращать ее. Мы сделаем из них молодых циников, пошляков, космополитов. Вот так мы это и сделаем».

Задача военной стратегической разведки — вовремя вскрыть планы НАТО о готовящемся нападении на СССР и своевременно доложить об этом командованию, но не менее сложной является задача противостоять планам Даллеса. Как это сделать, вас и научат в стенах нашей академии преподаватели, которые имеют огромный опыт разведывательной работы за рубежом. Важным инструментом разведчика является знание иностранных языков, что значительно расширит его профессиональные возможности. У нас опытные педагоги, они помогут вам стать настоящими полиглотами. Чем больше иностранных языков знает разведчик, тем шире его возможности в разведывательной деятельности. Вы должны много трудиться и проявлять усердие в учебе.

Несколько слов о моральной стороне профессии военного разведчика. Социализм — самый справедливый общественный строй на земле, отрицающий эксплуатацию человека человеком и присвоение продуктов чужого труда. В отличие от капиталистического общества, которое провозглашает: «Каждый за себя, и бог за всех», социализм провозглашает: «Каждый за всех, и все за одного». Поэтому служить самому справедливому обществу на земле — нравственный долг каждого гражданина. Из чего следует, что профессия советского разведчика моральна и каждый человек, по-настоящему преданный своей социалистической Родине, приобретает право ею заниматься.

Если все же кто-то из вас сомневается в этом и считает разведывательную деятельность аморальной или по каким-либо другим причинам не может посвятить себя этому делу, то ему лучше найти себе другое занятие.

Если кто-то из сидящих в зале решит, что ошибся в выборе профессии, лучше, пока не поздно, подать рапорт об уходе. К такому офицеру не будут предъявлены какие-либо претензии, и он будет направлен к месту своей прежней службы без каких-либо оргвыводов. Советую сделать это сразу, не откладывая в долгий ящик, потому что позже это будет болезненно и для самого офицера, и для общества.

На этом разрешите закончить свое краткое выступление и пожелать вам успехов в учебе.

Потом генерал представил новым слушателям академии преподавателей специальной подготовки. Называя каждого из них по имени и отчеству, генерал коротко сообщил о его заслугах в разведке.

Речь генерала на Резуна произвела сильное впечатление: она, конечно, настраивала на напряженную работу и в то же время пугала. Он не знал, как может повести себя в экстремальных условиях, о которых говорил генерал. Подобное чувство испытывал не только Владимир, но и большинство офицеров, сидящих в зале. И это было нормально и естественно.

Уже в первые дни учебы в академии три офицера подали рапорты об их откомандировании. Рапорты были удовлетворены, и офицеры возвратились к прежнему месту службы. Не по Сеньке оказалась шапка, и они, найдя в себе мужество это признать, поступили честно, как и подобает настоящим офицерам.

Резуну повезло, он попал в совершенно новую для него офицерскую среду. Большинство слушателей были старше его и по возрасту, и по воинскому званию. В академии обучалась элита офицерского корпуса Советской армии. Некоторые уже выезжали за рубеж, владели иностранными языками, имели опыт разведывательной работы.

Преподаватели академии были очень добросовестные и интеллигентные люди, они чем-то напоминали Резуну офицерский преподавательский состав в суворовском училище. Совершенно отсутствовали в отношениях между личным составом грубость, хамство, солдафонство, имевшие место в войсках. Преподавателей отличала высокая культура и профессионализм.

Основные дисциплины особых проблем у Владимира не вызывали. Достаточно хорошая общеобразовательная подготовка, а также отменная память позволяли успешно осваивать многие предметы. Некоторое недовольство Резун испытал, когда ему в качестве основного иностранного языка определили французский. Он рассчитывал получить немецкий. Но самое большое разочарование ждало его позже: его определили в «крышевики» (офицеры разведки, работающие под прикрытием какого-либо гражданского ведомства или учреждения — «крыши»). Мечта отца увидеть сына военным атташе в каком-нибудь заморском государстве рухнула в одночасье и развеялась как дым.

Любимым предметом Владимира было изучение армий иностранных государств и их вооружения. Хорошее знание этого предмета выделяло его среди других слушателей.

А вот с французским языком почти сразу начались трудности. Иностранная фонетика всегда была для него подводным камнем. Украинские звуки «гэ», «ци» так и вылезали на поверхность, а французское произношение «в нос» никак не давалось. Это вызывало недовольство со стороны преподавателей. Не очень помогал и лингофонный кабинет. Резун и по окончании академии не мог похвастаться тем, что говорит по-французски как русский князь.

После первого года обучения в академии слушатель Резун получил не самую лестную для человека его профессии характеристику: «Недостаточно развиты волевые качества, небольшой жизненный опыт и опыт работы с людьми. Обратить внимание на выработку необходимых офицеру разведки качеств, втом числе силы воли, настойчивости, готовности пойти на разумный риск».

Но от всех этих недостатков не так-то легко избавиться. Поэтому у Резуна возникли большие трудности на втором и третьем году обучения. На первом курсе со специальной подготовкой не было особых проблем. При решении практических задач в городе Резун хотя и суетился, но выявлял за собой слежку, получая оценку «удовлетворительно». Это объяснялось тем, что бригады наружного наблюдения формировались из студентов-контрразведчиков, поэтому они допускали ошибки, светились, суетились без надобности, показывая себя будущим разведчикам. На втором году обучения задачи при работе в городе усложнились, бригады начали формироваться уже из кадровых, опытных разведчиков, входящих в боевые бригады. Слежку обнаружить было уже значительно труднее. К тому же при решении практических задач Резун проявлял нерешительность, граничащую с трусостью. Имел место случай, когда из-за чрезмерного волнения на экзамене он упал в обморок, посчитав, что ему занизили оценку. Командование не придало этому значения.

Независимо от того, какая тема отрабатывалась в условиях города: тайниковая операция, встреча с агентом и т. д., — слушатель всегда начинал свою работу с выхода в определенное время на контрольную точку и только после этого начинал движение по маршруту. Каждый слушатель имел свою контрольную точку в городе. Операцию разрешалось проводить только тогда, когда будущий разведчик убеждался, что за ним не ведется наружное наблюдение. После занятий — написать короткий отчет, в котором должен был указать, обнаружил ли он слежку или нет, а также описать работников наружного наблюдения. Наружное наблюдение назначалось преподавателем специальной подготовки, причем не всегда. Слушатель, естественно, не знал, в какой из дней за ним будет вестись наблюдение. При каждом выходе в город надо было быть начеку.

Большинство молодых людей любило занятия в городе. Это был способ проверить себя в обстановке, приближенной к боевой. Но были и такие, которые побаивались этих занятий, чувствовали себя неуверенно, терялись. К ним относился и Резун.

С трепетным волнением выходил Резун на свою контрольную точку к газетному киоску у станции метро «Университет», покупал газету «Советский спорт» и минут пять с газетой в правой руке стоял под часами у киоска.

Уже на контрольной точке Резун испытывал волнение, подобное тому, которое испытываешь на лыжном кроссе перед стартом. Такое волнение было совершенно естественным для будущего разведчика, его испытывают все и во время обучения, и особенно в боевой обстановке. Если оно не переходит в панику, то даже помогает разведчику решать поставленные задачи.

Постояв пять положенных минут на контрольной точке, Владимир шел к станции метро. В то далекое время пассажиров в метро было немного. Станция «Университет» была конечной. Резун спускался по эскалатору и садился в последний вагон. Предполагая, что за ним может вестись наружное наблюдение, он начинал изучать немногочисленных пассажиров вагона, стараясь провести селекцию, кто из них мог быть потенциальным контрразведчиком. Отбросив людей, которые, по его мнению, не могли быть сотрудниками контрразведки, он останавливался на нескольких, стараясь их запомнить. При этом учитывал, что оперативники могли ехать и в соседних вагонах, а также меняться на станциях. Через некоторое время ему казалось, что он приметил двух-трех подозрительных типов, которые могли быть потенциальными контрразведчиками. Теперь достаточно было их увидеть на намеченных заранее точках проверки, которые были предусмотрены на маршруте движения, и его задача была решена.

Такая схема обнаружения слежки принята у разведчиков 6о всем мире. Важно умело и квалифицированно ее использовать на практике. В этом и заключается искусство и профессионализм разведчика.

В своей замечательной книге «Лихолетье» бывший генерал КГБ Н.С. Леонов рассказывает, как у них в разведшколе учили будущих разведчиков обнаруживать слежку: «Используя богатый арсенал тактических элементов, он (разведчик. — Л.К.) постепенно подтягивал к себе подсеченную на крючке рыбу, выявляя всю бригаду наружного наблюдения». Описано, конечно, образно и лихо, но зачем дразнить гусей и выявлять всю бригаду наружного наблюдения. Это совершенно не требуется делать, необходимо на 100 процентов выявить одного и убедиться, что наружное наблюдение есть. Дальше генерал пишет: «Сначала надо было после выявления наружного наблюдения незаметно, естественно „оторваться“, ускользнуть от него. Затем провести под наружным наблюдением, но обязательно незаметно для наблюдающих передачу малогабаритных материалов предполагаемому „агенту“, с которым заранее отрабатывались все детали операции по приему-передаче. К тому же сделать это надо было так, чтобы у следовавших по пятам сыщиков не возникло даже тени подозрений, что „агент“ имеет какое-то отношение к разведчику». Интересно бы узнать, как это удавалось им совместить с проведением операции скрытно от КРО? «Потом требовалось „отработать тайник“, то есть заложить либо изъять материалы из тайника, опять-таки действуя под наружным наблюдением». Слава богу, что в ГРУ таким глупостям не учили. Чтобы так действовать, надо противника считать круглым дураком.

Первая точка для выявления слежки у Резуна была на станции метро «Библиотека им. Ленина». Здесь был только один выход из метро без эскалатора. Резун провел свое статистическое исследование, на основании которого выяснил, что на этой станции днем выходили из поезда пять-восемь пассажиров, которые сразу направлялись на выход. Резун специально садился на станции «Университет» в последний вагон, чтобы первым оказаться на небольшой лестнице, ведущей в город. Он должен был успеть быстрее других пассажиров подняться на несколько ступенек и повернуть налево на девяносто градусов, где за углом стояло несколько телефонных будок, которые, как правило, были свободными. Оказавшись за углом в мертвом пространстве, Резун быстро нырял в телефонную будку, снимал трубку и набирал номер. Контрразведчики, если они были, на мгновение теряли его из виду. Потеряв объект наблюдения, контрразведчик прибавлял шаг, завернув за угол, он вдруг обнаруживал, что разведчик исчез, как сквозь землю провалился. Вот здесь для разведчика и наступает «момент истины». Наблюдая боковым зрением за проходящими мимо телефонной будки пассажирами, можно легко выделить среди пяти-восьми человек сотрудника наружного наблюдения, даже в том случае, когда слежку ведет опытный работник.

Представьте себе человека где-то на улице при большом скоплении народа, на вокзале или в ГУМе, потерявшего своего знакомого или ребенка, отошедшего на минутку купить мороженое, например. Этот человек начинает, как волчок, крутиться на месте, его взгляд растерян и озабочен, он совершает какие-то нелепые движения, мечется туда-сюда. И вдруг он видит того, кого ищет. Напряжение на его лице мгновенно пропадает, человек расслабляется.

Нечто подобное в таких ситуациях происходит и с работниками службы наружного наблюдения, ведущими слежку. При кратковременной потере объекта наблюдения они тоже нервничают, выдают себя своим поведением. У опытных работников нервозность проявляется в меньшей степени. Задача разведчика поставить работников службы наружного наблюдения в неудобную для них ситуацию, заставить показать себя, раскрыться. Здесь у разведчика есть определенное преимущество. Он заранее может подобрать места проверки. Контрразведка не знает, что он предпримет в следующий момент, она может только предполагать и предвидеть действия разведчика.

Во время одного из таких занятий по спецподготовке Резун на станции метро «Библиотека им. Ленина» среди пяти пассажиров, прошедших мимо телефонной будки, увидел мужчину, который ему еще в вагоне метро показался подозрительным. Пассажир спокойно прошел мимо телефонной будки, не обратив на Владимира никакого внимания. Затем Резун увидел его в троллейбусе, только ему показалось, что мужчина вывернул куртку наизнанку. В метро она была серая, а теперь стала желтой, ботинки и портфель не изменились. Сомнений не было. «За мной слежка», — подумал Резун и не стал выходить на встречу с «агентом». Сошел с маршрута и направился через некоторое время домой. Потом он написал краткий отчет, описал приметы мужчины, который, по его мнению, вел слежку. Через несколько дней преподаватель специальной подготовки пригласил слушателя к себе в кабинет. Хитро улыбаясь, начал расспрашивать о выходе в город, о деталях операции, похвалил за выбор точки на станции метро «Библиотека им. Ленина». В конце беседы преподаватель сообщил: за Резу-ном наружного наблюдения в тот день не велось, а Владимир постороннего гражданина принял за контрразведчика. Преподаватель вынул из выдвижного ящика письменного стола лист бумаги и протянул его Резуну.

— Вот, полюбуйтесь, что пишут наши контрразведчики о вашем поведении на маршруте: «Объект на маршруте вел себя неспокойно, часто совершенно нелегендированно оглядывался, применял шаблонные приемы проверки для обнаружения за собой слежки, дважды завязывал шнурок на ботинке с целью обнаружить слежку, проверялся грубо и непрофессионально». Чем вы можете объяснить подобное поведение?

Резун напрягся и после небольшой паузы ответил:

— Я проявлял бдительность.

— Кстати, в этот раз с вами в вагоне метро никто из бригады наружного наблюдения не ехал, а это выдержка из другого отчета.

Такие казусы с Резуном происходили не раз во время учебы.

Преподаватель неоднократно указывал ему, что неумение выявить за собой слежку — главный недостаток в работе разведчика. Существуют две крайности: некоторые работники надеются на русское «авось», а некоторые до бесконечности сомневаются. И то и другое плохо. В первом случае провал неминуем, так как разведчик никогда не знает наверняка, есть за ним «хвост» или нет. Во втором случае он подвергает свою психику опасному напряжению. В конце концов ему начнут мерещиться преследователи там, где их нет, а отсюда один шаг до срыва, до психушки. Спокойствие и трезвый расчет, отсутствие паники — вот залог успеха настоящего разведчика.

Преподавателей специальной подготовки в академии звали «дядьками». Трудно сейчас сказать, откуда это пошло. По всей видимости, от царских кадетских корпусов. Там действительно была такая должность. «Дядьки» должны были во всем заботиться о кадетах. И в академии больше всех со слушателями возились, конечно, преподаватели специальной подготовки. Они были настоящими заботливыми воспитателями будущих разведчиков.

В группе Резуна «дядькой» был заслуженный разведчик, дважды успешно работавший за рубежом. Он был фанатично предан разведке, любил свою профессию. Это был удивительно симпатичный человек, любимец группы. На занятиях, расхаживая между рядами в аудитории, любил иногда пофилософствовать, порассуждать, часто высказывая свои оригинальные мысли и суждения, которые отличались от общепринятых и могли расходиться с официальной точкой зрения. Он любил повторять, что разведка — творческая профессия, которая требует полета фантазии, смелости, умения пойти на риск. «Добивайся правды, — учил он, — если уверен, не бойся разбить нос о препятствия, о косность, о бюрократизм. Когда надо принимать ответственное решение, не полагайся ни на кого, кроме себя. Бери ответственность на себя, если убежден в своей правоте».

Резуну врезалось в память, как на одном из первых занятий по специальной подготовке «дядька» подошел к классной доске и размашисто написал мелом две буквы «А» и «В», поставив между ними знак «больше-меньше». «Вот вам универсальная формула советского разведчика, — проговорил преподаватель, обведя буквы мелом в рамку, как математическую формулу. Слушатели смотрели на доску, ничего не понимая. — Да, да, не удивляйтесь, — продолжал между тем после некоторой паузы „дядька“. — В этой формуле наглядно видна работа разведчика, если мы расшифруем, какое содержание вложено в буквы „А“ и „В“. — Преподаватель загадочно улыбался, подходил к доске и продолжал: „А“ — это то, что вложило государство в каждого из вас, затратило на обучение в течение долгих лет. Это народные деньги, оторванные от людей труда, рабочих, крестьян, служащих. Они помогут получить прекрасное образование. Государство надеется, что когда вы овладеете профессией разведчика, то сполна все вернете. „А“ легко подсчитать и получить конкретную цифру. Как вы теперь, надеюсь, уже сами догадались, „В“ — это то, что вы даете государству своей работой, это ваша отдача долга.

Разведка — особая форма деятельности, где „В“ достаточно конкретно. Это может быть ценный документ, образец техники, важная информация, которую вы добыли и которая позволяет государству сэкономить большие средства. Таким образом, у разведчика, приносящего пользу государству, разность „В-А“ всегда должна быть положительной».

Помимо спецподготовки немало неудобств приносило соблюдение необходимых мер конспирации в общении с гражданским населением. В Москве в различных военных учебных заведениях и в воинских частях служило много однокашников Владимира.

Однажды Резун совершенно неожиданно на Комсомольском проспекте у станции метро «Парк культуры» нос к носу столкнулся со своим бывшим товарищем — помощником командира взвода по суворовскому училищу Анатолием Ворон-чуком. Анатолий был очень одаренной натурой, увлекался литературой. В библиотеке училища не осталось, пожалуй, ни одной книги, которую бы он не прочитал. Анатолий помогал Владимиру не только в учебе, но защищал от нападок некоторых суворовцев. Закончив Высшее общевойсковое командное училище имени Верховного Совета, Анатолий служил теперь в Москве на ответственной должности в Генеральном штабе Советской армии, готовился к поступлению в Академию имени Фрунзе.

— Привет, старина. Ты что здесь делаешь? В гражданке. В отпуске, что ли, в Москве? — набросился с вопросами Анатолий на ошарашенного неожиданной встречей Резуна.

— Да нет, знаешь, я… — запинаясь и краснея, начал что-то сбивчиво лепетать Владимир.

— Да ладно, не объясняй, я слышал от ребят, что ты служишь в ПрикВО, во Львове, — продолжал уже не так активно наседать Анатолий, обрадованный встречей с товарищем.

— Да, я служил там, а сейчас… — Резун хотел перейти к своей легенде и сказать, что уволился из армии и учится, но запутался с первых слов, прочитав по лицу товарища, что тот как-то недоверчиво на него смотрит.

— Что ты темнишь, дружище? — перебил его Ворончук. — У тебя есть время?

— Вроде есть немного, — отвечал Владимир неуверенно.

— Ну и прекрасно, пойдем пропустим по стопарю и поговорим, — предложил Ворончук.

Через некоторое время друзья сидели в кафе в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького в чешском павильоне, пили модное в то время пиво «Пилзнер», закусывали ароматными шпикачиками и беседовали. Вспоминали ребят их суворовского училища, обсуждали, кто, где, как устроился. Поскольку Анатолий служил в Москве, ему удавалось поддерживать контакты со многими бывшими суворовцами, по традиции ежегодно встречаться с ними у хвоста коня князя Юрия Долгорукого. Володя слушал с удовольствием о судьбах товарищей. Много интересного рассказал Анатолий об однокашниках.

В конце встречи, слегка опьянев, Резун намекнул товарищу об учебе в Военно-дипломатической академии Советской армии. Анатолий и без того понял, где обитает Резун, но не стал ставить его в неловкое положение и задавать лишние вопросы. Они расстались друзьями, договорились о новой встрече, по-братски обнялись.

Такие курьезные случаи нередко происходили со слушателями ВАСА, и не только в огромном городе Москве, но и за рубежом и даже с нелегалами.

Описан случай, когда наш разведчик-нелегал Абель в Гамбурге до войны рано утром проходил около морского порта. На улице не было ни души. Вдруг словно из-под земли вырос какой-то здоровенный матрос и, обращаясь к Абелю на русском языке, спросил:

— Мужик, где здесь можно отлить?

— Вон там, в подворотне, — ответил Абель по-русски и пошел своей дорогой.

Но были и другие случаи. Один наш товарищ, назовем его X, учился в одной роте с Резуном в суворовском училище, а затем несколько позже в Военно-дипломатической академии Советской армии, встретив товарища (в ситуации, подобной описанной) на трамвайной остановке, повел себя по-другому.

— Привет, Вася, — вскричал товарищ по СВУ и хотел уже броситься в объятия к X.

— Извините, товарищ, вы меня с кем-то спутали. Мы с вами не знакомы, — холодно ответил X, повернулся и зашагал в другую сторону. Потом X успешно окончил ВАСА, отлично поработал за рубежом и дослужился до генерала.

В 1972 году у Владимира Резуна родилась дочь Оксана. Вероятно, глубоко засела в сердце у Владимира девочка с Дарни-цы, раз назвал своего первенца в ее честь.

В конце учебы у Владимира появилось желание заняться информационно-аналитической работой, он даже взялся за написание научного реферата, который озаглавил: «Сионизм и разведка». Работа потребовала много времени, пришлось серьезно покопаться в литературе по этому скользкому вопросу, которую не так-то просто было достать. В конце концов Резун представил законченный труд своему руководителю. Тот посмотрел реферат, положительно отозвался о проделанной работе, но предложил вернуться к ней после командировки уже на более солидной основе, с использованием иностранной литературы и практики работы за рубежом. Преподаватель считал, что Резун сможет использовать материалы реферата для написания диссертации.

Особняком в программе академии стояла марксистско-ленинская подготовка. Лекции по ней читали кандидаты и доктора философских наук, солидные и важные. Читали скучно и неинтересно, оторванно от реальной жизни.

Слушатели были с высшим образованием и изучали этот предмет чуть ли не с пеленок в каждом учебном заведении, так что с основными положениями марксистской философии были знакомы. В академии основной акцент делался на изучение первоисточников, уделялось внимание и критике буржуазных философских теорий. Но последняя носила формальный, оторванный от жизни характер. Преподаватели кафедры марксизма-ленинизма в большинстве своем сами за рубежом никогда не работали, а потому не сталкивались с капиталистической действительностью. Им не доводилось участвовать в философских дискуссиях с нашими идеологическими противниками. И естественно, они не могли и научить эффективным способам борьбы с ними. Они капитализм знали по газетам и книгам. От слушателей требовалось только знать, как Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин смотрели на ту или другую проблему, а мнением самих слушателей по данному вопросу никто не интересовался.

На смену настоящим философам приходили лжефилософы, малообразованные неучи вроде Хрущева, Гришина, Черненко, Брежнева и иже с ними, которые пытались учить народ, как жить. Их речи, написанные бурлацкими, арбатовыми, александровыми, блатовыми и другими толкователями марксизма-ленинизма, печатались за рубежом за валюту. Фолианты в дорогих переплетах заполняли прилавки книжных магазинов. Книги эти, конечно, никто не читал. Через несколько лет люди понесут их в пункты сдачи макулатуры.

Наша контрпропаганда была беззубой и хромала на обе ноги. Партия деградировала, ее идейное оружие ржавело и тупело. Это, безусловно, сказывалось и на идейной подготовке будущих разведчиков.

В 1974 году старший лейтенант Резун окончил Военно-дипломатическую академию Советской армии по специальности военно-дипломатическая служба. Решением Государственной экзаменационной комиссии ему была присвоена квалификация офицера с высшим военно-дипломатическим образованием.

На него были написаны характеристики, которые, в общем, объективно отражали его положительные и отрицательные профессиональные и человеческие качества. В них отмечалось, что старший лейтенант В. Б. Резун предан делу Коммунистической партии и Советскому правительству. Эта заключительная фраза была пропуском при отборе в разведку, индульгенцией в верности своему Отечеству, Коммунистической партии. И в принципе это было совершенно правильно, ибо преданность коммунистическим идеалам предполагала наличие патриотизма, любви к социалистической Родине. На первый взгляд профессиональная подготовка, полученная Резуном в академии, а также его личные человеческие качества позволяли использовать его в разведывательной работе за рубежом.

Во всех разведках мира основное внимание при отборе уделяется приверженности кандидата идеалам и ценностям своего общества. Однако четкие критерии на этот счет выработать практически невозможно, а потому отбор был и остается ахиллесовой пятой спецслужб всех стран мира во все времена.

Ни КГБ, ни ГРУ не имели достаточно надежных критериев отбора в разведку. Что касается ГРУ, то система отбора в эту организацию была более жесткой по сравнению с КГБ, так как русская армия исконно была школой патриотизма, чести и стойкости. Армия сама по себе представляла довольно тонкий фильтр при отборе. В разведку, как правило, брали офицеров, которые прослужили уже несколько лет в войсках и имели за плечами достаточный жизненный опыт. За период службы офицер, как правило, успевал проявить себя как в положительном, так и в отрицательном плане.

Резун был в этом отношении исключением. Никто не знает, кто его протащил в Военно-дипломатическую академию Советской армии в нарушение всех нормативов приема, практически без службы в войсках.

В КГБ сотрудники отбирались в основном из гражданских, многие попадали туда с комсомольско-партийной работы, из элитных высших учебных заведений. Эта категория людей, достаточно большая ее часть, была заражена вирусом космополитизма и карьеризма. Вот как бывший генерал КГБ Н.С. Леонов характеризует одну из кузниц кадров КГБ — МГИМО: «Институтские годы в целом остались в памяти как тяжелое и неприятное время в моей жизни. Я до сих пор вспоминаю институт (МГИМО) с отвращением и никогда не возвращался в его старое здание у Крымского моста. Гнетущее впечатление, что это не храм науки, а карьерный трамплин, овладевало многими, кто попадал в его коридоры и залы». Конечно, были среди сотрудников КГБ и бывшие кадровые офицеры, и они-то в своем большинстве достойно служили Родине.

О принципах отбора в разведку много пишут бывшие руководители КГБ в своих мемуарах.

Вот как бывший председатель Комитета государственной безопасности СССР В.А. Крючков в книге «Личное дело» пишет об этом: «Важнейший компонент в кадровой работе — подбор. Так повелось, что кандидаты для работы в органах госбезопасности изучались в первую очередь с точки зрения политической благонадежности. При любой власти это останется важнейшим аспектом, и кривить душой тут не следует». Далее Крючков продолжает развивать эту мысль: «Однако многолетний — и положительный и отрицательный — опыт убеждал, как дорого обходилось для органов госбезопасности малейшее пренебрежение изучением других особенностей кандидатов, таких как интеллектуальные, языковые способности, кругозор, состояние здоровья, психологические черты, способность выдерживать нагрузки, стрессовые напряжения».

Другой высокопоставленный работник КГБ, начальник аналитического управления КГБ СССР генерал-лейтенант Н.С. Леонов в своей книге «Лихолетье» об отборе в разведку пишет так: «Все кандидаты должны были отвечать главным кадровым требованиям: быть безусловно „преданными делу Коммунистической партии“, обладать крепким здоровьем и иметь приемлемые способности к изучению иностранных языков. Никакого тестирования психики, проверки силы и быстроты реакции интеллекта не проводилось».

В интервью «Комсомольской правде» от 4 мая 1991 года бывший начальник разведки КНБ Шебаршин на вопрос корреспондента, по каким критериям отбирают в разведку, отвечал: «У нас есть специальные методики, которые помогают оценить аналитические способности человека, психологическую устойчивость, наблюдательность, зрительную память и не в последнюю очередь — интеллигентность». Подчеркиваю, шел 1991 год. И, разумеется, Шебаршин уже не упоминает об идейности, преданности коммунистическим идеалам. Он вообще перечисляет второстепенные качества, которым можно научиться в процессе работы.

Все дело в том, что основные качества, необходимые для советского разведчика, в перечне Шебаршина отсутствуют. Честность, порядочность, преданность идеалам своей страны — этим качествам не научишь в МГИМО.

Поэтому тысячу раз прав Крючков, отмечая, что в первую очередь при отборе в органы разведки должна изучаться политическая благонадежность кандидата. Этот принцип отбора в разведку как основной отмечается и бывшими руководителями разведки ФРГ Геленом и разведки США Даллесом.

Но вся беда была в том, что этот правильный принцип при подборе в КГБ и ГРУ плохо работал, так как не было надежной методики проверки кандидата на преданность идеалам коммунизма. Априори считалось, что советский человек не может быть предателем, если в его характеристике написано, что он предан делу Коммунистической партии и Советскому правительству. Но что входит в понятие преданности, определено не было. Даже такой основной составляющей, как честность, не уделялось должного внимания. Но, с другой стороны, эта главная черта отсутствовала у многих руководителей, которые принимали кандидатов в разведку. Вот, например, что по этому поводу говорит в своих мемуарах все тот же В.А. Крючков, описывая дело агента влияния Яковлева: «Не дали откровенных показаний некоторые мои бывшие сослуживцы по работе. Вызванный для допроса в российскую прокуратуру находившийся до меня на посту председателя КГБ СССР Чебриков показал, что он только из статьи Крючкова „Посол беды“ узнал о настораживающих моментах в поведении Яковлева, а прежде ему якобы ничего не было об этом известно».

Если с самым главным качеством разведчика не все в порядке было у самых высоких должностных лиц КГБ, то что тогда требовать от рядовых сотрудников. По какому праву наделенные властью нечестные начальники могли требовать от подчиненных соблюдения морального кодекса строителя коммунизма? Поэтому не случайно, что после крушения СССР в разведке остались наиболее верные и преданные своему делу люди, и сейчас они — надежда нашего общества на возрождение. Академик-диссидент А.Д. Сахаров, давая оценку КГБ и ГРУ, сказал: «Элитная структура, не затронутая коррупцией и противостоящая мафии».

В 1999 году на семинаре в Американском университете в Турции господин Горбачев заявил: «Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма. Именно для этой цели я использовал мое положение в партии и стране».