Не испытав, нельзя судить о некоторых вещах.

(Ф. М. Достоевский. «Записки из Мертвого дома»)

О'Брайн Тир сидел в своем рабочем кабинете в резидентуре в посольстве Великобритании в Берне на Тунштрассе, 50, и просматривал прибывшую из Центра дипломатическую почту.

Был конец января 1978 года. Рождественские каникулы кончились. Люди приступили к работе.

Телефонный звонок оторвал резидента от документа, который он изучал. Шифровальщик из посольской референтуры просил разрешения зайти.

«Наверное, что-то важное и срочное из Центра», — подумал (У Брайн. Он знал, что шифровальщик по пустякам не решился бы отвлекать шефа от работы.

Через несколько минут в кабинет вошел мужчина средних лет. «Это вам, сэр, лично», — и положил на стол тонкий лист бумаги с напечатанными колонками пятизначных цифр.

Резидент расписался за получение телеграммы, поблагодарил и отпустил работника референтуры. Когда дверь за шифровальщиком закрылась, О'Брайн поспешно встал из-за стола, подошел к вмонтированному в стене сейфу, набрал шифр и, открыв его, вынул небольшую металлическую коробку с личными шифрами резидента.

Через некоторое время вместо колонок цифр на листе бумаги появился короткий текст:

«Совершенно секретно, только лично резиденту.

С вашим планом проведения операции согласны. Доложите заблаговременно дату проведения.

Директор».

Прочитав шифровку, О'Брайн откинулся на спинку кресла и с облегчением и вместе с тем с некоторой тревогой подумал: «Все. Рубикон перейден, отступать некуда, все мосты сожжены. Надо действовать».

В журнале регистрации входящих шифротелеграмм он записал номер шифровки и дату ее получения. В графе содержания коротко поставил: «O.K. Наполеон». Затем взял полученную шифротелеграмму, свернул ее в трубочку, поставил вертикально на мраморную пепельницу, вынул зажигалку и поджег сверху. Огонь медленно сползал вниз, не дымя и не образуя копоти. Через несколько секунд в пепельнице лежала только маленькая кучка пепла. Так когда-то его в молодости научил уничтожать секретные документы резидент в Германии Питер Ланн.

О'Брайн встал и начал задумчиво ходить взад-вперед. Он всегда делал так, прежде чем приступить к какой-нибудь важной и ответственной работе. Ему необходимо было сосредоточиться, собраться с мыслями, всё тщательно продумать и взвесить. Походив минут пять по кабинету, он сел за стол, вынул из сейфа досье на Резуна, открыл секретную тетрадь оперативных записей и углубился в изучение материалов на разрабатываемого русского. Он уже десятки раз просматривал эти записи, знал их почти что наизусть.

Настоящий разведчик, да не только разведчик, просто профессионал высокого класса в любой отрасли знаний, живет только делом, думает о нем и денно и нощно. И не может жить по-другому. О'Брайн Тир принадлежал именно к этому типу людей. Работа всегда у него стояла на первом месте. Играя в теннис с американским резидентом по субботам, он ловил себя на мысли, что даже во время игры думает о будущей операции. Из-за этой привычки — всего себя отдавать делу — у него неважно складывались отношения с женой.

Шифровка от мистера Си заставила его еще раз внимательно проанализировать дело Резуна в хронологическом порядке. Он отдавал себе отчет, что его дальнейшая карьера будет зависеть от успеха проведения этой операции.

Все мысли Тира были заняты предстоящей операцией. Он сам имел огромный опыт вербовочной работы, но знал, что немногие в СИС могли похвастаться успешной вербовкой русских. «Конечно, — думал О'Брайн, — одно дело, когда доброволец сам приходит и предлагает свои услуги, как Пеньков-ский. И совсем другой случай с Наполеоном. Даже при стопроцентном компрометирующем материале нельзя сказать с уверенностью, как поведет себя вербуемый. У СИС было достаточно срывов в этом деле. — На ум приходили вербовки в Германии. — Все это не то. И время было совершенно другое, и немцев нельзя сравнивать с русскими, но они тоже люди со всеми присущими человеку слабостями. И мы обязаны их найти и использовать. На встрече в Лондоне мистер Си настоятельно рекомендовал ознакомиться с какими-то американскими материалами ЦРУ по работе с русскими. — При упоминании об американцах у Тира портилось настроение. — Чему могут научить нас эти выскочки в разведке? Что они могут сказать нам нового о профессии, которой мы их сами научили? Они что, позабыли, кто им создал их монстра — ЦРУ?»

Резидент неохотно поднялся, подошел к сейфу, достал тонкую брошюрку, полученную из Центра последней почтой. В сопроводительном письме сообщалось, что материал подготовлен по заказу начальника контрразведки ЦРУ Джеймса Энглтона Гарвардским проектом и рекомендуется для практического использования. О'Брайн Тир много слышал об Энглтоне как о крупном контрразведчике, но его натура противилась признавать какие-либо приоритеты в разведке за американцами.

Всё-таки брошюру начал с неохотой читать, подчеркивая отдельные места: «Советские граждане представляют группу высокодисциплинированных людей, подвергающихся интенсивной идеологической обработке, бдительных и чрезвычайно подозрительных. Русские очень горды по характеру и чрезвычайно чувствительны ко всяким проявлениям неуважения. В то же время многие из них склонны к самым различным приключениям, стремятся вырваться из существующих ограничений, жаждут понимания и оправдания с нашей стороны. Акт предательства, будь то шпионаж или побег на Запад, почти во всех случаях объясняется тем, что его совершают неустойчивые в моральном и психологическом отношении люди».

О'Брайн отодвинул брошюру, откинулся на спинку кресла и вслух произнес: «Ну и что, мы это без американцев не знаем?» Он посидел, заложив руки за голову несколько минут, о чем-то размышляя. Потом вновь принялся за чтение: «Предательство по самой своей сути нетипично для советских граждан». Тир дважды жирно подчеркнул красным фломастером эту фразу. «Это видно хотя бы из сотен тысяч людей, побывавших за границей. Только несколько десятков из них оказались предателями, и из этого числа только несколько работали на нас в качестве агентов. Такие действия в мирное время, несомненно, свидетельствуют о ненормальностях в психическом состоянии тех или других лиц. Нормальные, психически устойчивые лица, связанные со своей страной глубокими этническими, национальными, культурными, социальными и семейными узами, не могут пойти на такой шаг. Этот простой принцип хорошо подтверждается нашим опытом в отношении советских перебежчиков. Все они были одиноки. Во всех случаях, с которыми нам приходилось сталкиваться, они располагали тем или иным серьезным недостатком в поведении: алкоголизмом, глубокой депрессией, психопатией того или иного вида. Подобные проявления в большинстве случаев явились решающими факторами, приведшими их к предательству.

Из этого вытекает следующий вывод: наши оперативные усилия должны быть направлены главным образом против слабых, неустойчивых объектов из числа членов советской колонии».

Английский резидент закрыл брошюру и отметил про себя, что янки кое в чем правы в своих выводах относительно русских. Ему особенно понравилось высказывание, что вербуемые, как правило, являются ущербными людьми с ненормальной психикой. Эта мысль подходила к объекту его будущей вербовки, к Резуну. Основная ставка делалась именно на его ущербность.

Резидент принялся за изучение своих записей. Первая запись о русском была датирована в его оперативной гетради декабрем 1974 года. Отмечалось, что на должность атташе постоянного представительства СССР при Европейском отделении ООН в Женеве на Авеню де Лапе, 15 прибыл новый работник — Резун Владимир Богданович 1947 года рождения, с женой Татьяной и двухлетней дочерью Оксаной. Семья Ре-зунов поселилась в доме на Рю де Лозанн, где размещалась американская миссия. В следующей записи говорилось, что оперативному офицеру резидентуры Джону Тейлору, второму секретарю посольства Великобритании, поручалось начать предварительное изучение вновь прибывшего русского и при удобном случае войти с ним в личный контакт, установить знакомство с целью дальнейшего изучения. О'Брайн помнил, как ставил задачу Тейлору и советовал обратить внимание на возраст Резуна и его связи в советской колонии в Швейцарии. По опыту работы с русскими резидент знал, что таких молодых работников, да еще в Швейцарию, русские, как правило, направляли по большому блату. Джон Тейлор работал под «крышей» ООН и проживал недалеко от Резуна, владел русским языком, был молод и энергичен. Ему, по мнению резидента, было удобно заняться изучением новичка. Резидент советовал своему работнику чаще посещать кафе, где находилась английская миссия. По данным резидента, это кафе иногда посещал и вновь прибывший в страну русский.

В нейтральной Швейцарии СИС располагала очень сильным составом оперативных работников. Непосвященному человеку показалось бы совершенно непонятным, зачем в этой далекой от большой политики стране держать квалифицированные кадры разведчиков. И какой интерес может представлять Швейцария для могущественной разведслужбы Великобритании? Конечно, сама Швейцария не могла быть объектом разведки СИС. Но в этой маленькой стране, не видевшей войн со времен знаменитых походов генералиссимуса Суворова, были сосредоточены сотни международных организаций и различных иностранных представительств и миссий. Здесь постоянно встречались крупные политики, ученые, военные, бизнесмены, которые обладали государственными секретами. Сюда приезжали крупные политики и государственные деятели СССР и стран социализма. В Женеве работала комиссия по разоружению СНВ-2. В Швейцарии традиционно были сосредоточены спецслужбы многих стран мира.

Даже во время Второй мировой войны здесь активно работали разведки противоборствующих держав. В Швейцарии встречался с агентурой, вел за спиной союзников сепаратные переговоры с нацистами матерый американский разведчик, будущий директор ЦРУАллен Даллес. Конечно, работа «Сикрет интеллидженс сервис» была направлена в основном против СССР и его союзников. В Швейцарии у СИС еще со времен войны осталась многочисленная агентура.

О'Брайн продолжал изучать досье на Резуна. Вот ответ Центра на запрос резидентуры в начале 1975 года о русском.

«На ваш вопрос сообщаем. Капитан Резун Владимир Богданович является офицером ГРУ. Другими данными о нем не располагаем».

Вероятно, Центр имеет свои источники в Москве. «Негусто, однако. Могли бы и побольше дать установочных данных», — подумал О'Брайн и продолжал листать досье.

За три года в резидентуре на Резуна накопилась довольно обширная информация, полученная из самых различных источников. Вырисовывался портрет человека с его недостатками и положительными чертами.

На основании наблюдений Джона Тейлора и его коротких контактов с Резуном на различных приемах и той информации, которую он предоставил, складывалось впечатление, что русский не является кадровым мидовским работником. По мнению Тейлора, Резун слабо владел иностранными языками, что не характерно для международных чиновников, был скован в общении, чрезвычайно услужлив и вежлив. Тейлор утверждал, что международные чиновники, напротив, вели себя раскованно и свободно, а порой нахально и высокомерно. Возраст Резуна свидетельствовал о неопытности, подчеркивал его недостаточную кометентность и профессионализм. По всей вероятности, заключил Тейлор в своих отчетах о Резуне, начинающий работник спецслужб впервые находился в загранкомандировке и, судя по всему, приехал сюда на стажировку. Тейлор выяснил, что семья Резунов проживала отдельно от других семей советских работников. Сам Резун сторонился контактов с иностранцами, особого рвения на службе не проявлял, но к служебным обязанностям относился добросовестно. Например, без разрешения начальника со службы не уходил. Попытка Тейлора сблизиться с русским к успеху не привела.

Информация Тейлора совпадала с информацией, полученной по другим каналам. По решению Центра Тейлор был отозван в 1977 году и направлен на работу в Москву. Дальнейшую работу с Резуном резидент поручил Гордону Баррасу, работавшему под «крышей» первого секретаря посольства Великобритании в Швейцарии. Гордон Баррас быстро разобрался в ситуации вокруг русского и обратил внимание на то, что Резун на официальных дипломатических приемах держится очень скованно и напряженно. Баррас отметил, что Резун довольно часто посещает кафе, расположенное в здании, где находилась английская миссия. Гордон делал однозначный вывод из своих наблюдений, что Резун офицер ГРУ.

О'Брайн быстро пробежал материалы, относящиеся к работе Фурлонга с русским.

У резидента были и свои источники информации по Наполеону. Наиболее ценным и заслуживающим доверия агентом был высокопоставленный сотрудник контрразведки Швейцарии Фриц Шварцбергер. Он начинал свою службу в КРО Швейцарии еще во время Второй мировой войны «топтуном». Участвовал в слежках за членами нелегальной советской разведывательной организации в Швейцарии «Красная капелла». Сотрудничал с разведкой Шелленберга, потом, после краха фашистской Германии, был передан англичанам и стал их агентом. Благодаря своим незаурядным способностям сыщика и помощи новых друзей из СИС он быстро сделал карьеру в КРО Швейцарии. Его агентурные возможности значительно расширились. Он стал добывать действительно ценную информацию. Но за помощь пришлось платить. И Шварцбергер вовсю старался услужить новым хозяевам. Когда он стал высокопоставленным начальником контрразведки Швейцарии, его отдача СИС многократно возросла. Англичане ценили его работу, хорошо платили за информацию о том, что происходило в стране, особенно в иностранной колонии.

Шварцбергер был типичный немец не только по своему происхождению, но и по складу характера; любил пропустить в какой-нибудь пивной несколько кружек добротного баварского пива, закусить хрустящими поджаренными свиными ножками. К деньгам относился с величайшим почтением, всю жизнь копил, экономил во всем, считал каждый пфенниг. Как многие немцы, был антисемитом. Изрядно подвыпив в кругу своих закадычных друзей на встречах немецких землячеств, иногда высказывал сожаление, что Гитлер не уничтожил все иудейское племя. С годами Шварцбергер стал заметно полнеть. По советам врачей ежегодно проходил специальный курс, на десять дней ложился в какую-нибудь частную клинику, сидел на специальной диете. Выходил из клиники похудевшим килограммов на десять-пятнадцать и помолодевшим. По комплекции он был солидный мужчина, высокий, широкоплечий, с крупной головой мыслителя, правильными чертами лица. Несколько месяцев после выхода из клиники он строго следовал советам врачей, ограничивал себя во всем, воздерживался от употребления алкоголя и пива, играл в теннис. Проходило два-три месяца, и он снова возвращался на круги своя: пил свое любимое баварское пиво, закусывая жареными свиными ножками.

Шварцбергер уже подумывал о выходе на пенсию и старался приумножить свои капиталы. Англичан он недолюбливал за их снобизм и жадность. Они, как и он, тоже умели считать деньги и не разбрасывались ими. Приходилось стараться, терпеть и унижаться.

О'Брайн периодически встречался со своим агентом на конспиративной основе, потому что он был платным ценным агентом СИС. Швейцарец был хорошо осведомлен о проживающих в стране иностранцах и передавал английскому резиденту интересующую его информацию.

Именно от Шварцбергера о Резуне была получена информация чрезвычайной важности, которая послужила основой для принятия решения о вербовке русского разведчика. Из сводок наружного наблюдения за русским, которые регулярно передавались английскому резиденту, следовало, что Резун не имел каких-либо серьёзных оперативных связей, все его немногочисленные знакомства носили чисто официальный характер. В агентурных операциях Резун, по данным КРО Швейцарии, участия не принимал, а если и принимал, то в качестве вспомогательного лица. Из записей, сделанных при помощи установленной по совету О'Брайна на квартире Резуна подслушивающей аппаратуры, следовало, что супруги довольно активно обсуждали между собой материальные житейские вопросы: приобретение видео- и аудиотехники, одежды, копили деньги на автомашину. Производственные и служебные вопросы на квартире не обсуждались, гостей супруги принимали крайне редко. Иногда к ним заходила одинокая американка, проживавшая этажом ниже. Ее машина находилась с машиной Резуна в одном боксе, расположенном в подвальном помещении дома. Резуны практически ни с кем из семей советской колонии не поддерживали тесных дружеских отношений, иностранцев к себе на квартиру не приглашали, в гости к иностранцам не ходили. Супруги, особенно муж, очень увлекались просмотром фильмов ужасов, напичканных сценами насилия. При этом во время просмотров и после Резун восторгался именно этими сценами. Часто делился своими восторгами с другими.

На одной из встреч Шварцбергер сообщил, что служба наружного наблюдения зафиксировала встречи русского с одним иностранцем — англичанином по фамилии Фурлонг. Шварцбергер не знал, что Фурлонг являлся офицером английской резидентуры СИС в Женеве. Агенты наружного наблюдения докладывали, что русский посещает англичанина на его квартире, и, по их предположению, мужчины занимаются там сексом. Информация Шварцбергера насторожила и очень заинтересовала английского резидента. Он попросил агента установить на квартире Фурлонга аппаратуру и получить достоверные вещественные доказательства. Через две недели на столе О'Брайна лежали видеозаписи, которые подтверждали информацию Шварцбергера.

Полученная тогда информация обрадовала Тира, но одновременно и огорчила. С одной стороны, было совершенно очевидно, что Резун с головой попал в расставленные сети СИС и для его вербовки было достаточно компрометирующих материалов. С другой стороны, вовлеченность в это дело работника его резидентуры Фурлонга создавала большую головную боль для резидента и всей службы, компрометируя её.

У резидента после получения информации от Шварцбергера возникло сразу несколько возможных вариантов дальнейших действий. Согласовав предварительно с Центром, можно было отозвать под каким-нибудь благовидным предлогом Фурлонга из страны и подойти к Резуну с вербовочным предложением. О'Брайн не сомневался в успехе, так как считал, что русскому в этой ситуации ничего не остается, кроме как пойти на сотрудничество с СИС. А можно было раскрыть карты перед Фурлонгом и, сообщив ему, что его сексуальная связь известна, предложить использовать ее для вербовки русского разведчика. О'Брайн считал вторую ситуацию слишком деликатной, а последствия таких действий — непредсказуемыми и потому счел такой вариант неприемлемым. Резидент нашел соломоново решение и обратился напрямую к генеральному директору СИС.

Служба наружного наблюдения Швейцарии в поведении Резуна в городе отмечала элементы угодничества по отношению к своему начальству. Он часто в резидентуре выполнял функции завхоза: возил по магазинам жен резидентов. Сначала жену Глотова, а затем после его отъезда в Союз жену Александрова и его самого. Эта черта русских резидентов и КГБ, и ГРУ использовать своих подчиненных в личных целях была хорошо известна иностранным разведкам. О'Брайн Тир иногда шутил, говоря, что времена, когда резидентами могли быть дворники посольств, давно канули в Лету. Современные резиденты не скрываются от КРО, их возят на персональных шикарных машинах с дипломатическими номерами, они занимают высокие дипломатические должности. С резидентом ГРУ в Женеве Глотовым Иваном Сергеевичем Тир был знаком лично. Они довольно часто встречались на различных дипломатических приёмах. Резидент знал, что Глотов в 1961 году завербовал сорокадевятилетнего сотрудника английской разведки, который передавал секретные материалы по американским системам наведения ракет. Центр в своей ориентировке характеризовал Глотова как опытного разведчика и советовал обратить на это серьезное внимание в работе против русской резидентуры в Женеве. Резидент СИС имел из Центра сведения и на вновь прибывшего в 1978 году резидента ГРУ Александрова.

В 1976 году жена Резуна выехала на родину рожать второго ребенка. Резидентура СИС решила воспользоваться этим обстоятельством и предприняла попытку склонить русского к сожительству с молодой незамужней англичанкой, проживавшей на одной лестничной площадке с Резуном. Она работала в Международной организации здравоохранения. О'Брайн не любил вспоминать об этой истории. Потом он считал эту операцию разведкой боем. Резидент открыл записи, относящиеся к этой операции. Что-то похожее на улыбку промелькнуло на его лице. Он вспоминал, как сначала планировал использовать незамужнюю американку, которая была знакома с Резунами и часто ходила к ним на чай. Не раскрывая задуманного, переговорил как-то, играя в теннис с американским резидентом Коэтом. Американец не советовал связываться с незамужней леди, охарактеризовав ее как сварливую болтливую бабу. О'Брайн долго думал, кому поручить это деликатное дело. Наконец остановил выбор на заместителе — Гордоне Баррасе. О'Брайн вспоминал, как вызвал Гордона и рассказал ему свою задумку о способе подхода к русскому. Гордон Баррас был опытный разведчик, весельчак, душа компании, общительный, любитель и знаток женского пола и виски, музыкант и донжуан. Именно поэтому резидент остановился на нем.

Гордон был знаком и с американкой, и с англичанкой. Он однозначно считал, что надо действовать через англичанку. «Американка — жирная корова, её не в постель к любовнику, а на бойню вести надо», — вынес свой вердикт Гордон.

Гордон блестяще выполнил задачу резидента. Ему удалось не только затащить свою соплеменницу в постель к себе, но и склонить ее к сотрудничеству во имя высших интересов нации, как он не без иронии выражался.

На квартире англичанки по указанию шефа установили записывающую аппаратуру. Гордон поручил хозяйке квартиры при удобном случае пригласить к себе своего соседа и попытаться с ним пофлиртовать. Англичанка и Резун иногда встречались в кафе. Однажды она пригласила его к себе посмотреть какой-то новый фильм ужасов. Он согласился. В конце концов просмотр фильма закончился постелью, хотя точно утверждать это было нельзя. К большому сожалению резидента, видеозапись оказалась плохого качества из-за небрежно и непродуманно установленной аппаратуры. Видеозапись не давала возможности с полным основанием утверждать, что в кадре был Резун. Но все же О'Брайн считал, что полученные материалы могли служить достаточным компроматом против Резуна, учитывая его трусливый характер. Англичанка по совету Барраса что-то подсыпала русскому в вино, и он поплыл, хотя для настоящего любовника Резун был трусоват и нерешителен. Для роли ловеласа он явно не подходил. Однако дело было сделано, англичанка получила от СИС обещанную ей сумму и в июне 1977 года уехала из страны. Ее командировка закончилась, возможно, не без помощи СИС.

В апреле 1977 года резидентуре СИС в Швейцарии откровенно повезло. Говорят, в разведке везет только тем, кто упорно и настойчиво ищет и добивается поставленной цели. Может быть, с этим не всегда можно согласиться, но в своей основе это утверждение, безусловно, справедливо. Как говорил великий Гете, «лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой». С полным правом эти слова можно отнести и к разведке.

Резун сам шел в расставленные для него сети, а потому так легко в них попал. Его посещение редакции «Международное военное обозрение» и знакомство с Фурлонгом привели О'Брайна к окончательному выводу, что пора против русского разведчика проводить вербовочную операцию.

Сенсационное сообщение Шварцбергера о любовных отношениях между Фурлонгом и Рсзуном не изменило плана операции, а только скорректировало его. Теперь на русского компромата было более чем достаточно. Мотивация вербовочной операции оправданна. Оставалось только провести ее на высоком профессиональном уровне.

«Добро» от мистера Си было получено не только наличной встрече с ним в штаб-квартире СИС в Лондоне, но и подтверждалось шифровкой.

О'Брайн встал из-за стола и вновь принялся ходить по ковровой дорожке своего кабинета. Он думал о предстоящей операции: какие силы и средства придется привлечь, где и когда провести вербовочную беседу и как ее построить. Он решил в ближайшие дни провести совещание участников операции, распределить роли, обсудить детали. В голове вырисовывался конкретный план операции.

Фурлонгу, по замыслу резидента, отводилась вспомогательная роль: организовать приезд Резуна в Цюрих, в редакцию журнала «Армада», под предлогом получения материалов, а также сообщить Резуну, что ожидается приезд из Лондона хорошо информированного знакомого, работавшего в международном центре стратегических исследований «Сипри». Знакомый — доктор Браун — должен был якобы привезти новые интересные материалы по военной тематике. До этого Резун сам просил Фурлонга организовать такую встречу.

В качестве гостя журнала «Армада», прибывающего из Англии, резидент планировал использовать оперативного офицера резидентуры Дефмана Сервила, первого секретаря посольства Великобритании в Женеве, опытного разведчика, хорошо владевшего русским языком. Сервил приехал в Швейцарию в 1976 году, быстро освоился со своим «крышевым» прикрытием и энергично включился в работу.

Вербовочную беседу О'Брайн брал на себя. Прикрывать операцию и, если потребуется, помогать поручалось Гордону Баррасу.

Фурлонг не посвящался в детали операции, он должен был, по замыслу резидента, в случае удачной вербовки Резуна продолжать разыгрывать роль его агента, чтобы создать для него видимость успеха у своего начальства. В его обязанности входило обеспечение русского интересующими его материалами. О сексуальной связи Фурлонга и Резуна резидент решил под большим секретом сообщить только своему заместителю Гордону Баррасу. Видео- и аудиоматериалы, компрометировавшие Резуна, шеф хранил в своем сейфе в одном экземпляре. Резидент позаботился, чтобы Шварцбергер уничтожил все копии, которые могли находиться в распоряжении работника КРО Швейцарии. Все было исполнено в соответствии с указаниями генерального директора СИС Мориса Олдфилда.

Совещание состоялось в начале апреля 1978 года в резидентуре СИС в Берне. На нем присутствовали заместитель резидента Гордон Баррас и оперативный офицер резидентуры Дефман Сервил.

Когда все расселись, резидент открыл свою оперативную тетрадь и начал:

— Господа, сегодня я собрал вас по делу чрезвычайной государственной важности.

Присутствующие офицеры насторожились, их лица посерьезнели. Между тем резидент продолжал:

— Мистер Си поручил нам провести вербовку разрабатываемого нашей резидентурой офицера ГРУ Владимира Резуна. К этой операции я решил привлечь вас, господа, поскольку вы оба принимали самое активное участие в изучении и разработке этого человека. Каждый из вас внес свой вклад в это дело. Теперь нам всем предстоит довести его до логического конца, то есть до вербовки. Резун изучался не только вами, использовались и другие каналы, привлекались различные силы и средства, что позволило создать предпосылки для постановки ему вербовочного предложения. Резидентура имеет достаточно компрометирующих материалов, чтобы рассчитывать на успех операции. Об этом доложу вам ниже. Итак, что мы на сегодня имеем, господа? — Резидент сделал небольшую паузу, окинул взглядом внимательно слушавших его офицеров, как бы желая убедиться, какое впечатление произвело на них его вступительное слово. — За три года работы на Резуна собрано достаточно материалов, чтобы утверждать с высокой степенью надежности, что мы его хорошо изучили и знаем. Перед нами молодой человек, разведчик ГРУ, делающий первые робкие шаги в этой профессии. По натуре трусоват, нерешителен, с небольшим жизненным опытом, неуверенный в себе. Не имеет устойчивых взглядов, подвержен влиянию западных ценностей, меркантилен. В его поведении просматриваются элементы угодничества перед начальством. Спиртными напитками не увлекается, дисциплинирован и исполнителен. Всего этого, господа, как вы видите, недостаточно, чтобы сделать ему вербовочное предложение и рассчитывать на успех. — Резидент вновь остановился, налил из графина воды, сделал глоток. Весь его вид говорил: «Вот сейчас, господа, вы услышите нечто, что сразит вас наповал». — Однако у этого молодого человека есть ахиллесова пята, которая дает нам надежду рассчитывать на успех. Думаю, Гордон, ты догадываешься, что я имею в виду. Ты хорошо поработал, и мы можем рассчитывать, что имеющиеся в нашем распоряжении материалы должны сыграть решающую роль, особенно учитывая его трусливый характер и те суровые законы, которые применяются в России к таким отступникам от коммунистической морали. Он должен пойти на сотрудничество с СИС, просто обязан. Добавлю к этому, у нас есть неоспоримые доказательства, что Резун является бисексуалом. И еще об одном важном обстоятельстве я должен вам сообщить. Вот уже год, как Резун сам стремится попасть в наши сети и уже запутался в них основательно. По собственной инициативе он вошел в контакте нашим работником резидентуры Фурлонгом, в течение года пытается его разрабатывать, и довольно успешно, под нашим руководством. Так что мы работаем с ним на встречных курсах. Мы ему подыгрываем, хотя он очень осторожен и боязлив. У Фурлонга роль разрабатываемого.

Теперь несколько слов об операции по его вербовке. По просьбе Резуна мы организуем ему встречу в Цюрихе в редакции журнала «Армада» со знакомым Фурлонга, который должен прибыть из Лондона, из «Сипри». Этим знакомым будешь ты, Дефман. Сыграешь роль доктора Брауна, Центр прислал нам все необходимые для этого материалы. Ознакомишься с ними и приступай к репетициям. Об этом мы с тобой поговорим отдельно. Вербовочную беседу мистер Си поручил провести мне. Ты, Гордон, будешь присутствовать на беседе, поможешь мне с русским языком, если это потребуется. Резун владеет французским и немного знает немецкий. Думаю, основным языком во время беседы будет русский. Мы с тобой, Гордон, еще поговорим об этом и проведем несколько репетиций, распределим роли. Продумаем различные варианты на случай непредвиденных обстоятельств, которые могут возникнуть в ходе беседы. Итак, господа, подвожу итог. Хотя возможны и отступления от основного сценария, операция будет выглядеть следующим образом. Фурлонг сообщает Резуну, что получил телекс из Лондона о приезде его знакомого доктора Брауна и посещении им в Цюрихе журнала «Армада». Телекс мы организуем. В нем будет по дням и часам расписана программа его пребывания в стране.

В неё войдут, кроме посещения журнала «Армада», чтение лекций по геополитике в университете и встречи с сотрудниками швейцарского отделения «Сипри». Этот телекс Фурлонг действительно получит из Лондона и покажет его Резуну, чтобы все выглядело убедительно и достоверно. Тебе, Дефман, следует хорошо подготовиться к этой роли, согласовать свои действия с Фурлонгом. Привлеченный сотрудник журнала «Армада» Лонг примет участие в официальных переговорах на первой стадии операции. А затем по нашему сигналу он покинет переговоры, сославшись на занятость. Фурлонг обеспечит приезд Резуна в Цюрих. Дату приезда доктора Брауна и дату приезда Резуна в Цюрих мы будем знать заблаговременно. По сценарию, наш разрабатываемый приезжает в Цюрих, посещает редакцию журнала «Армада». Его встречает Фурлонг и представляет сотрудникам журнала. Господин Лонг знакомит его с редакцией. Через некоторое время приезжает доктор Браун. Начинается официальная часть — переговоры. На переговорах ты, Дефман, должен заинтересовать русского привезенными из Лондона материалами. Русские, насколько я знаю, всегда проявляли интерес к публикациям «Сипри».

У него от этих материалов по военной тематике должны загореться глаза. Ведь Резун, по нашим наблюдениям, занимается сбором и обработкой информации, получаемой из легальных источников. Материалы «Сипри» будут для него хорошим подспорьем при написании различных информационных справок и телеграмм. Подбрось ему идею сотрудничества с «Сипри», скажем, пообещай публикации русских информационных материалов по военной тематике. Попроси изучить этот вопрос в посольстве СССР, предложи подписаться на ваше издание. Надо создать видимость реальных переговоров, чтобы Резун не почувствовал, что его заманивают в ловушку. После переговоров надо организовать ланч в городе в каким-нибудь небольшом ресторанчике, на нем должны быть Лонг, Фурлонг и ты, Дефман. Поболтаете там о разных пустяках. После ресторана возвращаетесь в редакцию. Фурлонг под предлогом большого количества неотложных дел в своей редакции отправляется в Женеву. В редакции за кофе Лонг представит меня и Гордона Резуну как специалистов по геополитике, сотрудничающих с журналом «Армада». Доктор Браун извинится и поспешит на лекцию в университет. Через некоторое время удалится и Лонг по служебным делам. Надо устроить так, чтобы секретарша вызвала его по какому-нибудь срочному делу. С Резуном останемся я и Гордон. После краткой беседы, обмена визитными карточками я предложу ему просмотреть интересную для него видеозапись.

С этого момента и начнется основная работа по вербовке Резуна. Вот, господа, вкратце план проведения ответственной операции с русским разведчиком ГРУ, которую поручено нам провести генеральным директором СИС. У кого есть вопросы, пожалуйста, задавайте.

— Скажи, О'Брайн, — начал Гордон. — Из твоего сообщения следует, да мы и сами знаем, что русский очень осторожен и труслив в общении с иностранцами, он, как пуганая ворона, каждого куста боится. Я хочу спросить, а если он приедет на встречу в Цюрих с доктором Брауном не один, а с коллегой по работе, прихватив его для страховки? Что в таком случае делать?

— Тогда вербовочная операция в этот день отменяется и переносится на другое время. В этом случае состоится только официальная часть, задействован будет доктор Браун. Мы с тобой, Гордон, останемся на скамейке запасных. Но я думаю, этого не произойдёт. И вот почему. Инициатором встречи является сам Резун, он планирует завербовать Фурлонга, зачем ему кого-то тащить с собой на очень важную для него встречу. Но мы должны быть готовы к такому развитию событий, о которых говорит Гордон. Если так случится, будем планировать встречу с Резуном в Женеве. Надо продумать как запасной вариант проведение вербовочной операции в редакции журнала у Фурлонга. Я попрошу тебя, Гордон, переговорить с ним на эту тему и изучить вопрос, не вдаваясь в детали. Мы должны помнить об одном — времени у нас остается мало, так как скоро заканчивается срок пребывания русского в Швейцарии. Резун и его начальство тоже испытывают недостаток во времени. Наши интересы здесь сходятся.

— Из твоего доклада я понял, что резидентура располагает убедительным компроматом на нашего подопечного, — начал Дефман. — Ну а если предположить, что русский пошлет нас ко всем чертям, как только увидит первые кадры видеозаписи, разоблачающей его, и поймет, что мы от него хотим. Ведь такие случаи нам хорошо известны, особенно с русскими. Дело доходило и до драк.

— Хороший вопрос, Дефман. Но если так случится, тогда, наверное, мы плохие разведчики, и нас надо отправлять на пенсию. Значит, мы просчитались в чем-то. Могу только сказать, что в случае неудачи нас в Сенчури-Хаус не поймут. Но я надеюсь, что все будет хорошо. Мы учитываем не только нетрадиционную сексуальную ориентацию русского, но и последствия для него в случае, если об этом узнает его руководство. Пожалуй, это самое главное во всей нашей операции. Полагаю, русский разведчик ГРУ не осмелился пойти к своему резиденту и обо всем ему честно доложить. Он прекрасно знает, чем ему и его семье грозит такой поступок.

— Хорошо, — продолжал Дефман. — Предположим, русский не решится докладывать резиденту, надеясь, что и мы оставим его в покое. Такой вариант вполне можно допустить в поведении нашего объекта.

— Ты прав. Подобное поведение вербуемого вполне логично на той стадии, когда он еще не стал нашим агентом, не передал нам каких-либо материалов, компрометирующих его, и не дал подписки о сотрудничестве с нами, — ответил О'Брайн. — Я согласен, Дефман, с тобой в этом пункте. Реакция Резуна, если он решится так поступить и прекратить с нами контакты, будет нам известна очень скоро. Если после проведения вербовочной беседы русского быстро откомандируют на родину, значит, действительно он доложил своему руководству о нашем предложении. Советы в таких случаях действуют именно так: отправляют разведчика от греха подальше домой. Так надежней. Нам известны случаи, когда они отправляли в двадцать четыре часа своих согрешивших коллег на родину даже тогда, когда они грешили со своими согражданами. Перестраховываясь, отправляли «чистых» разведчиков. Как бы чего не вышло. Такова коммунистическая мораль, правда, в советском прочтении. Ведь ни для кого не секрет, что основатель коммунистической морали Карл Маркс, заявляя, что ничто человеческое ему не чуждо, сам сожительствовал со своей служанкой Еленой Демут и имел от неё незаконнорожденного ребенка, которого его друг Фридрих Энгельс пристроил в какой-то частный пансион под другой фамилией.

Что касается нашего Резуна. Если он останется в стране после нашей беседы с ним, это будет означать, что он не решился пойти к своему начальству и честно ему обо всем доложить. Придется с ним еще раз встретиться и поговорить под угрозой отправки компромата на него в адрес посольства СССР. До этого, надеюсь, не дойдёт.

— Каковы будут наши дальнейшие действия в случае согласия Резуна на сотрудничество с нами? — спросил Гордон.

— Во-первых, это будет наш несомненный успех, — отвечал резидент. — Во-вторых, с Резу ном в этом случае не следует торопиться и форсировать события, стараясь получить от него максимум агентурных материалов. Как там русские говорят: тише едешь, дальше будешь. В-третьих, надо учитывать, что срок его командировки в стране подходит к концу и необходимо помочь ему создать видимость успеха в его разведывательной деятельности против нас. И наконец, последнее, не обходимо разработать надежные условия связи с ним на будущее. Но об этом пока рано говорить. Об этом позаботится Центр.

Совещание закончилось. Резидентура приступила к практической подготовке вербовочной операции.

Стоял солнечный весенний день. В апреле весна в Швейцарии вступает уже в свои права. В этот день в Цюрихе в парках и скверах было много народа. Люди, радуясь наступившему теплу, грелись на солнышке, беззаботно прогуливались, сидели на скамейках в парках, открытых кафе на улицах и пили пиво.

В редакции журнала «Армада» все было готово к встрече важного гостя. За несколько дней до этого Фурлонг по указанию своего резидента встречался с Резуном, показал ему телекс из Лондона о прибытии доктора Брауна. В телексе была расписана программа пребывания в Швейцарии представителя «Сипри». Резун прочитал телекс и попросил снять с него копию. Фурлонг и Резун договорились о времени и дне посещения Цюриха для встречи с доктором Брауном. Встречу назначили на 13.00.

О’Брайн и Дефман сидели в баре в десяти минутах ходьбы от «Армады», пили безалкогольное пиво, мирно беседуя о каких-то пустяках. Дела они по профессиональной привычке никогда в подобных местах не обсуждали. У них была договоренность с Фурлонгом. Он должен был позвонить им в бар и условной фразой сообщить, когда следует прибыть в редакцию.

Всё началось так, как планировалось. Резун прибыл в редакцию точно в назначенное время. Лонг провёл гостя по редакции, познакомил с сотрудниками, показал рабочие места, ознакомил в общих чертах с тематикой журнала.

Вскоре появился и гость из Великобритании — доктор Браун. Он подъехал к редакции на такси. Начались переговоры. Присутствующие обменялись визитками, между ними завязалась оживленная дискуссия. Резун принимал активное участие в переговорах, интересовался тематикой издания, задавал вопросы. Ему охотно отвечали. Доктор Браун, отрекомендовавшись представителем международного института стратегических исследований «Сипри» со штаб-квартирой в Лондоне, выложил на стол целую кучу материалов для редакции журнала «Армада», рассказал об институте и характере выполняемых им работ. Он подчеркнул, что «Сипри» выполняет работы по заказам для самых различных организаций многих стран за денежное вознаграждение.

Когда Резун увидел на столе толстый справочник «Сипри», глаза его загорелись, и он не мог скрыть любопытства. Такие издания он видел, когда работал в Информации, и хорошо знал, что они пользовались большим спросом у работников в качестве добротных справочников по вооруженным силам капиталистических государств. Доктор Браун перехватил взгляд Резуна и сказал, что привез совершенно новый справочник, который еще не вышел в свет, и намерен подарить его русскому дипломату. Резун очень обрадовался подарку, потому что хорошо знал ему цену.

— Мы, — рассказывал доктор Браун, — получаем заказы со всего мира: от министерств обороны стран НАТО, от гражданских организаций и ведомств, частных фирм, от правительственных учреждений, даже от некоторых соцстран. От вас, господин Резун, я имею в виду СССР, заказов пока не поступало. Надеюсь, после этой встречи они поступят. Я вам передам копии некоторых выполненных нами работ, чтобы ваши специалисты могли ознакомиться с ними и оценить. Кроме того, позвольте вам предложить наш референс-лист с планируемыми докладами нашего института на следующий год. Эти материалы я вручаю вам бесплатно. — Доктор Браун пошутил: — В Англии мои русские знакомые расплачиваются со мной русской водкой и икрой.

— За этим дело не станет, я в долгу не останусь, — нашёлся Резун.

— Я привёз для редакции «Армада» заказанные материалы, — продолжил англичанин, — но у них, я имею в виду швейцарцев, нет ни икры, ни водки, зато много золота хранится в сейфах их банков, — рассмеялся он.

Доктор Браун все больше нравился Резуну. «Заполучить такой источник информации, и больше ничего не надо», — думал он. Доктор Браун как истинный англичанин оказался большим любителем и знатоком футбола и часто отвлекался во время беседы на футбольные темы. Он рассказывал, что мальчишкой после войны в 1947 году был с отцом на «Уэмбли», когда московское «Динамо» играло с ведущим английским клубом «Арсенал». Браун называл фамилии русских футболистов: Бесков, Трофимов, Хомич, Бобров, и восхищался их игрой. Он вспоминал, что публика сначала встретила советских футболистов хохотом и свистом. Уж очень необычно выглядели они в своих длинных, до колен, трусах. Однако русские показали блестящий футбол. После окончания матча английские болельщики провожали советских футболистов громом аплодисментов. Англичане знают толк в футболе и умеют по достоинству оценить игру.

Резун чувствовал себя непринужденно, никто никаких каверзных вопросов ему не задавал. Беседа проходила спокойно, в деловой обстановке. После переговоров Лонг пригласил всех на ланч в ресторан. Доктор Браун заспешил на лекцию в университет, извинился, вызвал такси и уехал. Резун, как обещал, не остался в долгу: секретное оружие русских разведчиков — водка — у него было при себе. Он вручил Брауну бутылку отменной «Посольской» и две банки икры. Договорились поддерживать контакт через Фурлонга. Чувство, которое испытывал Резун, пожалуй, знакомо всем разведчикам, особенно молодым. Получив представляющие интерес материалы иди образцы техники, несешься сломя голову домой в резидентуру. Нет, не потому, чтобы скорее доложить резиденту и похвастаться своим успехом перед товарищами. Это чувство охватывает разведчика потому, что он удовлетворен проделанной работой, выполненным долгом. Оно знакомо только тем, кто сам лично испытал, прошел через это. У молодых начинающих разведчиков это чувство зачастую перехлестывает через край, застилает разум, мешает объективно оценить обстановку и принять правильное решение. К сожалению, Резун в эти минуты испытывал и чувство, похожее на злорадство. Ему очень хотелось утереть нос одному зазнайке из рези-дентуры, который при любом удобном случае старался его уколоть, унизить, даже назвал однажды трусом.

«Вот пусть подавится от зависти, когда узнает от резидента, что я добыл кучу ценных материалов. Тогда посмотрим, кто из нас трус», — вертелось в голове Резуна. Самое большое впечатление на русского разведчика произвел, конечно, доктор Браун. В своих мечтах именно таким видел Резун своего потенциального агента. «И как все удачно складывалось. Удобно установить связь через Фурлонга, договориться о посещении доктором Брауном один раз в два-три месяца Швейцарии. Англичанин охотно идет на контакт, обладает информацией, представляющей для нас интерес». Мечта Резуна обгоняла время и превращала нового знакомого в ценный источник научно-технической информации. «А вообще-то, — думал разведчик, — за такие дела и ордена дают».

В ресторан Резун, Лонг и Фурлонг отправились пешком. Столик был уже заказан. В полуподвальном помещении царил полумрак. На стенах между узкими окнами висели средневековые рыцарские доспехи, гербы, ордена, под ними горели тусклые свечи.

За ланчем болтали о всякой всячине, рассказывали анекдоты, шутили, пили пиво. Резун торопил время, ему не терпелось успеть приехать домой к концу рабочего дня, чтобы застать резидента и доложить о поездке. Он уже успел мельком взглянуть на материалы и как опытный информатор дал им предварительную оценку. «Минимум, — размышлял Резун, — потянут на пять-шесть добротных информационных телеграмм, состряпаю и хорошую справку на доктора Брауна. Пусть проверят по учетам Центра и КГБ. Б.М., — так он для краткости называл шефа, — будет наверняка доволен моей работой».

Резун к этому времени уже нашел себя в информационной работе по вопросам военной техники и вооружения стран НАТО. Отслеживал материалы в открытых изданиях, покупал соответствующую литературу в книжных магазинах. Его уже хорошо знало руководство 9-го Управления информации и сватало после командировки к себе. Новый резидент Александров не только не владел иностранными языками, но и русский ограничивался для него командно-административной лексикой, употребляемой на Старой площади.

Он быстро сообразил, что без Резуна он как без рук. Кто будет писать информационные телеграммы? И Резуну, пользуясь старыми связями Александрова на Старой площади, быстро продлили командировку еще на один год. Молодой разведчик не без удовольствия вспоминал, как, находясь в отпуске, слышал рассказанную кем-то историю о себе. Однажды начальнику 9-го Управления информации понадобились дополнительные технические данные по какой-то системе натовского вооружения. Генерал вызвал к себе направленца и приказал: «Подготовьте шифровку нашему „Штирлицу“ в Женеву». Каждый раз, вспоминая эти слова, Резун испытывал удовольствие, они приятно щекотали его тщеславие и самолюбие.

Фурлонг после ланча распрощался и поехал в Женеву, Лонг и Резун отправились в редакцию журнала. Когда пришли, Лонг, обращаясь к Резу ну, сказал, что два местных политолога, сотрудничающих с журналом «Армада», узнав о приезде русского, просили уделить им несколько минут. Делать было нечего. Неудобно отказывать иностранным политологам. Особенно когда тебя просят об этом.

Через короткое время Лонг представил Резуну О'Брайна Тира и Гордона Барраса, а сам удалился, сославшись на неотложные дела в редакции. Тир представился Резуну как доктор Фишер. На его визитной карточке значилось: «Доктор наук. Институт геополитики, Цюрих».

Мужчины сели у журнального столика. Принесли кофе. О'Брайн обратился к Резуну:

— Извините, господин Резун, я вижу, вы уже собрались уезжать. Но мы вас не слишком задержим. Хотим показать одну интересную видеозапись.

С этими словами он взял пульт и нажал на кнопку. Резун вдруг почувствовал предательскую слабость во всем теле, словно что-то тяжелое и огромное навалилось на него и придавило. То, что он увидел на экране, мо;ло присниться ему только в самом кошмарном сне. Резун закрыл ладонями глаза и прошептал упавшим безжизненным голосом: «Выключите, пожалуйста». Что-то подобное он испытал, когда на третьем курсе в академии ему по его любимому предмету преподаватель, на разобравшись, поставил четверку. Тогда у него тоже все поплыло перед глазами, и на какой-то миг он потерял сознание.

Экран погас, сидящий рядом мужчина подал ему стакан воды и сказал:

— Господин Резун, успокойтесь. Ничего страшного не случилось. Давайте лучше все спокойно обсудим. Всё будет хорошо.

Резун сделал глоток, сердце стучало, как молот, щеки горели огнем, пот выступил на его высоком с залысинами лбу. «Пропал, погиб, меня растопчут теперь, превратят в лагерную пыль. Нет спасения, и не будет мне пощады. Только в петлю, — вихрем пронеслось у него в голове. — А что будет с женой, с детьми?»

Немного успокоившись, Резун наконец как следует разглядел своего собеседника, представившегося политологом. Рядом с ним сидел серьезный мужчина средних лет с жесткими чертами лица типичного англичанина. И куда только пропала улыбка, казавшаяся такой радушной и придававшая ему очарование несколько минут тому назад.

— Надеюсь, вы успокоились, Владимир Богданович? — услышал он голос незнакомца.

— Да, я слушаю вас, — выдавил из себя Резун, морщась, как от головной боли, и вдруг испугался своего голоса.

— Я — представитель английской разведки МИ-6, — начал О'Брайн. — Мы знаем вас, Владимир Богдавнович, давно и даже помогаем вам в вашей разведывательной работе. Кстати, вам продлили срок вашей командировки благодаря нашей помощи. Ведь вам по решению Центра предстоит завершить работу с разрабатываемым вами господином Фурлонгом. Согласитесь, это правда, и вы не будете это оспаривать. Нам известно, что вы капитан, офицер ГРУ, работаете под «крышей» международной организации. Ваш резидент генерал Александров Борис Михайлович нам тоже хорошо известен. До него вашим руководителем был генерал Глотов Иван Сергеевич. Сразу хочу вас предупредить, что мы не собираемся причинять зло вам или кому-нибудь из ваших близких. Мы только хотим помочь и полюбовно договориться о взаимном сотрудничестве. Как у вас говорят, ты мне — я тебе. В вашем положении у вас нет другого, более разумного выхода. Вы — разведчик и, думаю, хорошо понимаете это. Как вы считаете?

Резун слушал англичанина, в голове у него была какая-то каша, совершенное безразличие ко всему случившемуся и происходящему вокруг него. Он просто не знал, что ответить. Несколько минут тому назад ему казалось, что он стоит на пороге большого успеха. И вдруг перед ним разверзлась пропасть.

— Собственно, у меня нет сейчас ответа, — после продолжительного молчания проговорил Владимир.

— Я вас очень хорошо понимаю, — торопливо проговорил Тир. — Мы не требуем от вас, господин Резун, немедленного согласия. Успокойтесь, обмозгуйте все хорошенько, оцените ситуацию и свое положение. Вы ведь разведчик. Если хотите, давайте возьмем тайм-аут на какое-то время. Центр ведь положительно оценил те материалы, которые вы получили от Фурлонга. Уверен, и доктор Браун передал вам полезную информацию. В случае вашего согласия мы поможем вам успешно завершить командировку и вернуться на родину на коне. Устроитесь в Центре, обживетесь. Вас как перспективного работника через некоторое время вновь направят в загранкомандировку. Мы вас до этого, — соврал О’Брайн, — тревожить не будем. Вы ничем не рискуете.

Эти слова несколько успокоили Резуна. «А действительно, что я теряю в таком случае? — подумал он. — Через полгода уеду в Союз, а там ищи-свищи ветра в поле. Может быть, меня никогда больше ни в какую загранкомандировку и не пошлют. Не стоит загадывать».

— Может быть, вы и правы, — неуверенно проговорил Резун. — Я подумаю и сообщу вам мое решение через Фурлонга.

— Нет-нет, — поспешно возразил англичанин, — не стоит вмешивать сюда Фурлонга. Он ни о чем не знает. Вообще, чем меньше людей знают о нашем разговоре, тем лучше. Бережёного бог бережет. Просто в случае вашего положительного решения позвоните господину Лонгу в редакцию журнала «Армада» и попросите его передать благодарность доктору Брауну за приятную беседу. После этого я найду способ и случай с вами встретиться и обсудить наши проблемы перед отъездом из Швейцарии по окончании срока вашей командировки. О нашей беседе господину Фурлонгу ничего не говорите. Он будет продолжать снабжать вас интересующей информацией.

Резун встал. О’Брайн протянул ему руку и, улыбаясь, сказал:

— Я уверен, у вас все будет о'кей. Только не делайте необдуманных шагов. До встречи. Кстати, перед отъездом на родину вам, вероятно, потребуются деньги на какие-нибудь покупки. За границей всегда на что-то не хватает. Пожалуйста, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне. Я вам помогу.

Резун вышел из здания редакции и направился к припаркованной неподалеку машине. Сел за руль и медленно поехал к центру города. До поездки в Цюрих он звонил в советское торгпредство и обещал одному своему товарищу заехать к нему в гости. Но сейчас, после такого потрясения, у него отпало всякое желание встречаться с кем-либо. Он поехал прямо домой, в Женеву. Цюрих нравился Резуну, он бывал здесь не раз. Город утопал в зелени парков и скверов, чистый, по-немецки аккуратный, ухоженный и благоустроенный, он был коммерческим и деловым центром страны. Здесь часто проходили международные выставки, научные симпозиумы, конференции. Попетляв по городу и по профессиональной привычке несколько раз посмотрев в зеркало заднего вида на предмет выявления за собой слежки, Владимир выехал на автостраду Цюрих — Женева. Настроение у него было прескверное. Прежнее желание — до конца рабочего дня застать резидента на рабочем месте — пропало. Проехав километров двадцать, Резун остановился у заправочной станции, поставил машину на парковку и зашел в бар. Хотелось напиться и забыть обо всем на свете. Но этого он себе позволить не мог. Его почему-то мучила жажда, которую он не мог утолить. Он взял кофе и бутылку минеральной воды, сел за свободный столик в углу бара. Только теперь, немного успокоившись, он смог все как следует обдумать и проанализировать без паники и спешки, хотя ноги еще были ватные и тряслись мелкой дрожью.

Нечто подобное он испытал однажды, когда не по своей вине сбил собаку. Он выехал тогда из дома утром и на малой скорости направился в посольство на работу. На спидометре было километров пятьдесят, не больше. Вдруг из подворотни выскочила собака и бросилась наперерез машине. Резун резко нажал на тормоза, он увидел, как собака вытянулась стрункой в прыжке перед капотом машины, вероятно, сама почувствовав, что не успевает избежать столкновения с машиной. Левой фарой Резун ударил собаку в бок у задних ног. Она упала на асфальт. Владимир выскочил из машины, подбежал к лежащей без движения псине. Он не знал, что предпринять, как ей помочь, и растерянно оглядывался по сторонам. Слезы струились из полузакрытых глаз собаки. Сзади остановилось такси. Водитель был свидетелем случившегося, он все хорошо видел. Подошел к Резуну и сказал: «Парень, ты ни в чем не виноват. Во всем виноват хозяин, выпустивший за бордюр собаку. Поезжай спокойно по своим делам. Возьми на всякий случай мою визитную карточку». Когда Резун приехал в посольство, сел за свой рабочий стол, почувствовал, как дрожат ноги. Он не решился тогда обо всем доложить шефу и промолчал. Все обошлось, но случай с собакой запомнился на всю жизнь.

«Конечно, — рассуждал Резун, отхлебнув глоток кофе, — вляпался я в дерьмо по самые уши. Сволочные англичане переиграли меня по всем статьям, свив на „Армаде“ шпионское гнездо и втащив меня туда, и я, дурак, клюнул на их удочку. Приперли к стенке с ножом у горла. Надо думать, как выбраться из этого вонючего болота, если есть еще хотя бы какой-то, пусть самый маленький шанс это сделать. Я сам виноват в том, что попал в эту историю. Что же теперь делать? Прежде нужно постараться не паниковать, взять себя в руки. Татьяне ни слова. Этот хлыщ, английский резидент, как он представился, вроде стелет мягко, неизвестно, как будет спать. Верить им опасно. Разжуют и выплюнут. Их принцип ясен: использовал — выбросил. Все началось, по всей видимости, с Фурлонга, этого толстого выродка с вечно потными руками. Как он, черт, смахивает на фадеевского унтера Фенбон-га из „Молодой гвардии“. Как он мне надоел. Через полгода уедем, — успокаивал себя Резун. — В Москве с ними никаких контактов. А там посмотрим. Пожалуй, это самый лучший вариант. Вряд ли они сообщат в посольство, это только скомпрометирует их». Эта мысль его почти успокоила.

«А может быть, лучше, — лезла в голову другая, — завтра утром пойти к Б.М. и всё как на духу рассказать. Ведь я никого не предал, никаких секретов им не передавал, меня нельзя обвинить в шпионаже. Просто поскользнулся на самом склизком, как говорят разведчики, месте. Конечно, об отношениях с Фурлонгом умолчать, а с соседкой покаяться. Да я и сам не знаю, было там что или нет. Эта чертовка, наверное, подсыпала мне что-нибудь в шампанское, я и вырубился. Все было как во сне, ни черта не помню. А вообще-то они могли эту пленку смонтировать, сфабриковать, техника вполне позволяет это сделать. Ну хорошо, признаюсь, дескать, молодо-зелено, жена была в Союзе, рожала. Ведь я не первый в разведке, кто попадается на этот крючок».

Ему пришел на ум случай, рассказанный кем-то. Наш военный атташе в довоенной Германии остался на месяц без жены. Она по каким-то делам уехала на родину. Немцы воспользовались этим обстоятельством и подсунули ему молодую красивую немку-уборщицу, которая его соблазнила. Получив фотографии, немцы решили завербовать русского, предъявив ему, как им казалось, железный компромат. Наш разведчик попросил неделю на размышление. После этого дал в Центр шифровку с просьбой срочно вызвать его в Москву по чрезвычайно важному делу. Центр дал согласие. Прибыв в Союз, военный атташе обо всем честно доложил руководству ГРУ. То, в свою очередь, доложило Сталину, который распорядился полковника не трогать, дисциплинарных мер к нему не применять, оставить работать в Союзе.

Этот вспомнившийся случай со счастливым концом не прибавил оптимизма Резуну. «Да, — с горечью подумал Владимир, — таких людей, как Сталин, у нас давно нет. На Старой площади сидят проходимцы, прожженные карьеристы и перестраховщики, такие, как наш любимый шеф. Они все словно из одного теста сделаны, похожи друг на друга как две капли воды, близнецы-братья. У них там, на Старой площади, вынимают душу и совесть и заменяют чем-то другим».

Резуну вдруг отчетливо представилось, как Александров позеленеет от злости, когда услышит исповедь своего подчиненного. Ведь за свои десять или больше лет работы на Старой площади он прослушал не одну подобную историю, и его бездушное сердце не дрогнуло ни от одной. Он искалечил не одну молодую жизнь, прикрываясь лозунгами коммунистической нравственности. «Нет, нет, ни за что на свете к нему с покаянием я не пойду. Скажет, сам влип, сам и выкручивайся. К прежнему резиденту, наверное, пошел бы. Иван Сергеевич нашел бы какой-нибудь выход. Не стал бы рубить сплеча. Успокоил бы, что-то придумал. А этот даже слушать не станет. Не моргнув глазом, отправит на растерзание шакалам. Настрочит в Центр такую телегу, что меня в двадцать четыре часа вышвырнут из Швейцарии, а потом пошлют, куда Макар телят не гонял».

Резун почти за четыре года работы за рубежом был свидетелем подобных примеров. Его основная «крышевая» задача — встреча различных высокопоставленных делегаций из Союза, их устройство и размещение. Приезжая за рубеж, они сразу забывали о морали. Искали клубничку, бежали в ночные рестораны посмотреть стриптиз.

Однажды Б.М. поручил Резуну повозить по городу двух прибывших из Москвы партийных боссов. Оба были друзьями Александрова по Старой площади. Резун диву давался, наблюдая за поведением высоких гостей. Никакие достопримечательности города их не интересовали. Они только хотели знать: где, что, почем. У них были длинные списки того, что требовалось приобрести из шмоток. Один из них никак не мог понять, почему ему не давали скидку в одном из крупных универмагов. У него не хватало денег, и он требовал предоставить ему скидку на какой-то товар. Объяснения Резуна, что в крупных фирменных магазинах скидки не даются, на него не действовали.

«Нет, это не выход, — пришел в конце концов к твердому выводу Резун. — Явиться с повинной к Б.М. смерти подобно. Это все равно, что положить добровольно голову на плаху. Нет, я еще жить хочу». Резун допил кофе. Сел в машину, поехал по направлению к Женеве. Он твердо решил довериться судьбе.

В этот же день поздно вечером О'Брайн собрал в резидентуре участников операции по вербовке русского разведчика ГРУ.

Резидент коротко, не вдаваясь в подробности, сообщил собравшимся, что операция прошла успешно, поблагодарил офицеров и поздравил всех с успехом.

Фурлонгу была поставлена задача продолжать разыгрывать роль вербуемого, снабжая русского материалами.

После того как Фурлонг покинул резидентуру, Тир включил видеозапись вербовочной беседы и попросил собравшихся офицеров внимательно ее прослушать и высказать свое мнение и соображения.

И Баррас, и Сервил, просмотрев запись, высказали единодушное мнение: операция прошла успешно. По их мнению, поведение Резуна во время беседы и его высказывания свидетельствовали о том, что он был подавлен и практически согласился на сотрудничество с СИС. Когда это сотрудничество получит свое официальное завершение, было вопросом времени, считали они. Резидент поручил офицерам продолжить негласное наблюдение за русским через свои связи и обо всем ему немедленно докладывать. До этого он дал своему агенту Шварцбергеру задание вести постоянную запись всех разговоров на квартире Резуна и немедленно докладывать ему, если информация будет заслуживать внимания.

Отпустив офицеров, Тир устало откинулся в кресле, закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Но это было нелегко. Он снова и снова в мыслях возвращался к беседе в Цюрихе, анализировал свои действия, пытался найти ошибки. Просидев минут пять без движения, он позвонил шифровальщику и попросил принести ему шифроблокнот. Тир долго сидел над текстом шифровки директору СИС. Писал и перечеркивал, вновь писал, исправлял, уничтожал написанное. Ничего не получалось. Не хватало уверенности в успешном завершении операции, но в то же время очень хотелось доложить начальству о достигнутом успехе. Он не решился четко и ясно доложить, что вербуемый русский дал согласие сотрудничать с СИС. В конце концов, изрядно промучившись над текстом, резидент решил не искушать судьбу и написал короткий текст.

Совершенно секретно

Директору

Докладываю. В соответствии с Вашими указаниями номер… от … вербовочная операция, по нашему мнению, прошла успешно.

Подробный отчёт об операции и все материалы по ее проведению направляю очередной почтой.

(Резидент)

Через неделю после встречи в Цюрихе в редакции журнала «Армада» Резун позвонил по телефону Лонгу и поблагодарил его за организацию встречи с доктором Брауном.

О'Брайн, получив радостное сообщение, в дополнение к предыдущей шифровке поспешил доложить в Центр о полученном согласии Резуна сотрудничать с английской разведкой. Дело было сделано.

Через две недели из Лондона пришла сдержанная, но положительная оценка проделанной резидентурой работы по вербовке ценного агента, офицера советской военной разведки. Рекомендовалось продолжить работу по подготовке агента к дальнейшему сотрудничеству на территории СССР — сообщались подробные условия связи с агентом в Москве.

После согласия Резуна на сотрудничество с СИС события развивались для английской резидентуры успешно. Резун активно встречался с Фурлонгом, получал от него информационные материалы. Доктор Браун периодически присылал из Лондона через Фурлонга новые материалы из «Сипри». ГРУ положительно оценивало работу Резуна, и 9-е Управление информации было готово с распростертыми руками принять толкового офицера к себе на работу.

Совершенно неожиданно открылись новые интересные перспективы в работе с военным атташе ФРГ в Швейцарии Вольфгангом фон Крюге.

Фурлонг выплатил ему впервые деньги под расписку за материалы по военной технике ФРГ. Это был несомненный успех. Резидент похвалил Фурлонга за работу с немцем и решил сам продолжить дальнейшую его разработку. Все складывалось в соответствии с советами мистера Си.

Как часто бывает в разведке, начальство любит снять сливки, завершить начатую подчиненными перспективную работу. Особенно когда на крючок попадает крупная рыба. Ценнейший советский агент — швед, полковник Стиг Веннерстрем в своих воспоминаниях «От начала до конца» по этому поводу писал: «Как только начальство почувствовало, что я из себя представляю для Советов в агентурном отношении, майорский уровень руководства мной сразу был заменен генеральским».

О'Брайн Тир почувствовал, что фон Крюге может стать ценным агентом и послужить короне Ее Величества. Он решил познакомиться с ним лично, хотя на официальных приемах иногда мимоходом с ним встречался и здоровался. Фурлонгу резидент объяснил, что, поскольку срок его командировки заканчивается, необходимо сохранить преемственность и ближе узнать немца.

Тир и Фурлонг встретились с Крюге в загородном ресторане за обедом. Хорошо выпили, закусили. За кофе с французским коньяком завязалась оживленная откровенная беседа. От политики перешли к житейским делам. Немец жаловался на материальные трудности. Ругал свое правительство, допустившее приезд в страну иностранных рабочих: югославов, турок, албанцев и других, которые сели на немецкие плечи. Приходится выплачивать социальную помощь из немецкого кармана. Иностранцы, особенно турки, плодятся как кошки, обзавелись большими семьями, ведут себя нахально, из-за них возникают конфликты на национальной почве. Англичане соглашались с немцем, говорили, что и у них подобные проблемы с выходцами из Пакистана, Индии.

Подвыпив, немец проболтался, что проигрался в карты, залез в долги и не знает, как выбраться из этой долговой ямы.

Прощаясь, Тир шепнул немцу, что есть некоторые идеи, как помочь ему выбраться из финансовых затруднений. Сейчас он не готов обсуждать этот вопрос, но через недельку, по всей видимости, они могли бы вернуться к этой теме. Полковник очень обрадовался, благодарил и заверял, что будет рад любой помощи.

Через неделю такая встреча состоялась без Фурлонга. На встрече английский резидент обговорил весь круг вопросов, которые наметил с Олдфилдом в Лондоне. Яблоко созрело и упало на землю.

8 июня 1978 года поздно вечером швейцарский агент Шварцбергер вызвал резидента СИС О'Брайна Тира условным сигналом на экстренную встречу.

Когда О'Брайн услышал по телефону голос своего агента, он интуитивно почувствовал, что произошло что-то важное и неординарное. К экстренной встрече агент и резидент прибегали крайне редко. Просто за период их сотрудничества не возникало такой необходимости. Обычно они встречались один раз в месяц в каком-нибудь загородном ресторане как хорошие знакомые. Собственно, их отношения трудно было назвать агентурными, хотя Шварцбергер с большим удовольствием брал за свои услуги деньги и даже расписки. Тайники и прочие агентурные конспиративные штучки не использовались. Они просто были не нужны.

Условная фраза в телефонном разговоре свидетельствовала о том, что надо срочно ехать на встречу и что агент ждет его в загородном ресторане.

О'Брайн поспешил в гараж. Через тридцать минут он подъезжал к загородному ресторану, расположенному в лесу у небольшого озера. Ресторан назывался «Три медведя». Три огромных бурых медведя, искусно вырезанные из какой-то ценной породы дерева, стояли на задних лапах у входа в ресторан. Самый большой держал в лапах огромный щит со словами: «Добро пожаловать». У двух других медведей, поменьше, в лапах были внушительные по размеру кружки с пивом и надписью на них: «На здоровье».

Шварцбергер сидел за отдельным столиком в углу ресторана и ожидал О'Брайна. Поздоровавшись, англичанин сел за стол. Сразу подошёл учтивый официант, подал меню и удалился. По всей вероятности, Шварцбергер был частым посетителем этого заведения, и официант его хорошо знал.

— Выбирай, — сказал О'Брайн, мельком пробежав глазами меню и передавая его своему собеседнику.

— Я думаю, как обычно, — едва взглянув, проговорил швейцарец. — Стейк по-испански.

— О'кей, — англичанин поднял руку вверх.

Мгновенно подошел официант. О'Брайн сделал заказ. Через пару минут на столе появились два больших бокала темного пива. Завязалась неспешная беседа старых товарищей о погоде, о колебаниях на бирже, о строительстве туннеля под Ла-Маншем. Вновь подошел официант. Осведомился, можно ли подавать стейк. О'Брайн кивнул. Официант исчез, но вскоре вновь появился, неся на массивной деревянной отполированной плите солидный, граммов на триста-четыреста, кусок толстого поджаренного мяса. На стейке плавился круглый, с большую монету кружок чесночного масла, образуя концентрические окружности. К горячему подавался необычный столовый прибор, состоящий из вилки и огромного пиратского ножа.

Мясо таяло во рту, его не надо было жевать, чесночное масло создавало удивительный вкусовой аромат. После такой большой порции в животе не ощущалось никакой тяжести. Казалось, что можно было повторить.

Выпили по чашке кофе. О'Брайн расплатился, взял счет и предложил Шварцбергеру прогуляться к озеру. В общественных местах они никогда о деле не разговаривали.

Подойдя к озеру, О'Брайн спросил:

— Что случилось, Фриц? Что-то срочное?

— Моя служба, — начал Шварцбергер, — сняла вчера на квартире русского такую информацию, что я принял решение вызвать тебя на экстренную встречу. Вот записи, возьми, они в пакете. Думаю, это очень тебя заинтересует.

— Если твоя информация так важна, — проговорил резидент, посмотрев на часы, — то нам придется расстаться. Горю желанием посмотреть, что ты там добыл. Извини, Фриц, большое тебе спасибо, я поехал.

Ещё через пару минут О'Брайн мчался на машине в сторону города. Прибыв в резидентуру, срочно вызвал к себе Гордона Барраса. Тир коротко сообщил ему о случившемся и поставил магнитофонную запись. Он сам уже до приезда Гордона успел прочитать перевод записи разговора на квартире Резуна. Резидент попросил своего зама внимательно слушать и сверять правильность сделанного перевода. Из разговора супругов складывалась следующая картина. Резун пришел вчера с работы в подавленном состоянии. Отказался ужинать, на вопросы жены не отвечал, отмалчивался. Потом с ним случилась истерика. Он кричал, ругался. Успокоившись, рассказал жене, что у него был неприятный разговор с Александровым.

«Борису Михайловичу, вероятно, накапали соседи на меня, они суют свой нос во все дыры. Они ему шепнули, что я якобы завел шашни с иностранками. Видели меня пару раз в кафе с нашей соседкой-англичанкой. Шеф вызвал меня и, не дав мне сказать в свою защиту и пару слов, отматерил и выгнал из кабинета. Никакие шашни с иностранками я не крутил, — срываясь на крик, говорил жене Резун. — Все это клевета. Но разве можно в чем-нибудь убедить нашего… После разговора с шефом, — продолжал Резун, слегка успокоившись, — я остался в резидентуре. К Александрову зашел офицер по безопасности. Дверь в кабинет осталась приоткрытой, и я слышал, как шеф звонил нашему аэрофлотчику и интересовался ближайшим рейсом самолета на Москву. Уверен, они хотят меня отправить в Союз. Так что, дорогая, пакуй шмотки. А в Москве тоже не будут ни в чем разбираться. Кому я нужен? Руки мохнатой, чтобы защитить, у меня нет. Отправят у черту на кулички — это в лучшем случае».

Татьяна пыталась успокоить мужа, но он не унимался, а расходился все больше: «Все это брехня, я не виноват и не хочу уезжать!»

Он то ложился на диван, запрокидывая голову назад, то вновь вскакивал и нервно ходил по квартире. Жена давала ему успокоительное, но ничего не помогало.

«Володя, — взмолилась Татьяна, — может быть, тебе следует ещё раз пойти к шефу и попытаться с ним поговорить, объяснить?»

«Да ты что? — кричал Резун на всю квартиру. — С этим самодуром разве можно по-человечески говорить? Он просто выгонит меня! У нас нет никакого шанса на спасение. Все рухнуло, все пропало!»

Прослушав эту запись, О'Брайн ощутил, как холодок пробежал по его спине. «Ведь если Резуна отправят в Москву, — рассуждал про себя О'Брайн, — это будет концом его карьеры разведчика. По всей вероятности, его просто уволят из армии, и он для нас превратится в ничто, в нуль. А что будет ожидать меня в этом случае?»

— Ну что ты скажешь, Гордон? — обратился резидент к своему заму.

— Дело — труба, О'Брайн, — прямо ответил Баррас. — Я просто не могу все это себе представить и осмыслить. Как неожиданно круто повернулось дело. Нам что-то надо срочно предпринять, если есть еще хоть малейший шанс спасти ситуацию.

— Понимаешь, Гордон, — задумчиво проговорил резидент, — насмарку почти четыре года работы резидентуры. Как бы мы ни объясняли ситуацию в случае внезапного отъезда русского, нас в Сенчури-Хаус просто не поймут. Надо срочно информировать Центр. Но что мы напишем, кроме констатации факта, не знаю. Центру нужно наше решение. Он никогда не возьмет ответственность на себя. Что делать?

— Подожди, О'Брайн. У меня идея. Может быть, встретимся прямо сейчас с Резуном? Поедем к нему на квартиру и переговорим с ним.

— Ну что это даст? Без наших конкретных предложений, как выйти из этой патовой позиции? — шеф устало махнул рукой. — Это только еще сильнее его напугает. И он может наделать ещё больше глупостей. Нет, это не выход из положения, хотя сама идея встречи мне нравится. Ее надо подкрепить нашими конкретными предложениями. А что мы можем предложить в этой ситуации? Сколько сейчас времени? — Резидент посмотрел на часы. — Уже двенадцать часов ночи. Поздно.

— Думаю, — медленно начал Гордон, — в этом положении может быть только один выход: склонить Резуна и его семью к невозвращению на родину, сделать его политическим диссидентом, невозвращенцем-перебежчиком по идейным мотивам. Он должен попросить у Ее Величества королевы Великобритании политическое убежище.

— А что?! Гордон, ты — гений. Здесь есть рациональное зерно, — оживился резидент. — Ведь Резуну ничего не остается, кроме этого. А если он ошибается в оценке ситуации? Услышал звон, да не знает, где он? Что, если никто его не собирался никуда отправлять и все это — плоды его больного воображения. У страха глаза велики. Вот он и психанул, устроил дома истерику. Что тогда?

— Тогда надо ему помочь, — ответил Гордон решительно.

— Как помочь? — не понял О'Брайн. — Успокоить? Посоветовать не паниковать?

— Нет, я имею в виду нечто совершенно другое, — решительным голосом проговорил Гордон, — мы должны помочь поверить, что Москва действительно не шутит и намерена предпринять против него самые суровые меры. Надо напугать его ещё больше. Явиться к нему, показать якобы перехваченную нами шифровку из Москвы о его отправке в Россию. Мы явимся к нему как настоящие друзья, желающие его спасти от неминуемой беды, которая нависла над ним и грозит ему и его семье. Покажем ему шифровку. Наша информация подтвердит и усилит стократ его опасения, и у него не останется никаких сомнений в том, что Александров с работниками КГБ действительно обсуждал вопрос его отправки на родину.

Да, Гордон, я восхищаюсь тобой, ловко ты придумал. Мне нравится такой сценарий, — проговорил резидент, закуривая сигарету. — Одно только смущает. Как ко всему этому отнесется Лондон? Ведь здесь разведка переходит в плоскость межгосударственных отношений. И решение должно приниматься на самом высоком уровне. Правда, у нас наверху принимали решения и покруче, когда вышибли с острова, объявив персонами нон фата, более сотни русских парней, работавших в Англии. Давай прямо сейчас доложим мистеру Си сложившуюся ситуацию вокруг Резуна и выйдем с нашими предложениями. Кстати, я выяснил, что ближайший рейс самолета «Аэрофлота» в Москву только 10 июля в 14.00. На иностранном самолете русские не решатся отправить его в Москву. Значит, если Центр согласится с нашими предложениями, мы можем завтра вечером явиться к Резуну на квартиру с «перехваченной» шифровкой из Москвы и предложить ему наши услуги. Сообщим ему, что наша техническая служба перехватила шифровку советского МИДа к послу СССР в Швейцарии Лаврову.

— Я согласен с тобой, О'Брайн, — поддержал шефа заместитель резидента. — У Резуна нет другого выхода, как только согласиться с нашим предложением. На родине его ожидает увольнение из армии, а может быть, и Сибирь. Кстати, судя по записи, он и сам правильно оценивает свое положение и перспективы в Москве. Их просто нет. Все пути для него будут закрыты. А парень, по всей видимости, с большими амбициями. На Западе всё у него может сложиться по-другому. Мы пообещаем ему золотые горы, наши демократические свободы и гарантии безопасности. Ведь мы никогда не бросаем друзей в беде, — криво усмехнувшись, закончил свою мысль Гордон.

— Итак, — подытожил резидент, — садимся за телеграмму. Всё зависит от политического решения нашего руководства.

Ночью шифровка с пометкой «срочно» ушла в Лондон.

Ответ пришёл на следующий день в полдень. Центр соглашался с планом резидентуры склонить Резуна и его семью остаться на Западе и попросить политическое убежище в Великобритании. Ему и его семье от имени Короны Великобритании гарантировалось предоставление политического убежища. Центр предупреждал резидента о строжайшем соблюдении мер по конспирации и безопасности и всю ответственность за проведение операции возлагал лично на резидента СИС Швейцарии.

Получив положительный ответ из штаб-квартиры СИС, О'Брайн Тир задействовал все имевшиеся в его распоряжении силы и средства. Гордон Баррас, Дефман Сервил и несколько сотрудников из технического персонала были привлечены к этой операции.

9 июня 1978 года в 22.00 в квартиру Резуна на Рю де Лозанн позвонили. Открыв дверь, Резун увидел двух знакомых англичан. Перед ним стояли резидент английской разведки МИ-6 в Швейцарии О'Брайн Тир и его заместитель Гордон Баррас.

Извинившись, О'Брайн сказал, что чрезвычайно важные обстоятельства привели их в столь поздний час. Им надо срочно переговорить, потому что речь идет о безопасности его семьи. Резун пригласил нежданных гостей пройти в квартиру. Дети уже спали.

Когда трое мужчин устроились в гостиной в креслах у журнального столика, Резун вынул из бара бутылку шотландского виски «Джони Уокер» и предложил гостям. Он был взволнован, руки слегка дрожали, когда он наполнил бокалы.

— Господин Резун, — начал разговор О'Брайн, сделав небольшой глоток, — мы еще раз просим извинения за столь поздний визит без предварительного предупреждения. Но нас к этому вынудили непредвиденные обстоятельства и нависшая, по нашему мнению, над вами серьезная угроза. Вчера нам стало достоверно известно, что ваше руководство приняло решение завтра в 14.00 самолетом «Аэрофлота» отправить вас с семьей в Россию. Вот, пожалуйста, прочитайте перехваченную нами телеграмму МИД СССР вашему послу. — С этими словами О'Брайн вынул из внутреннего кармана пиджака лист с напечатанным на нем текстом и передал его Владимиру. Резун взял телеграмму и начал читать. Руки дрожали, буквы прыгали перед глазами, мешая уловить содержание шифровки. Наконец, справившись с волнением, прочитал:

Совершенно секретно

Послу СССР в Швейцарии тов. Лаврову

В связи с решением инстанции организуйте отправку ближайшим рейсом Аэрофлота номер 236 10.06.78года третьего секретаря посольства постоянного представительства СССР при ООН в Женеве Резу на В. Б. с семьей в Москву. Согласуйте мероприятия по отправке Резу на с резидентами КГБ и ГРУ. Примите меры по соблюдению безопасности. О решении инстанции информируйте посла СССР при ООН Миронову. Об исполнении доложите шифром.

(Громыко)

— Кроме того, — продолжал англичанин, убедившись, что Резун до конца прочитал телеграмму, — нам стало известно, что сегодня ваш посол вызывал к себе резидентов КГБ и ГРУ. На совещании обсуждался вопрос об организации отправки вашей семьи в Москву. По нашим данным, завтра утром вас вызовет к себе Александров и объявит о решении Центра. Нам известно, как он мотивирует причины вашего отзыва. Вас, по всей видимости, прямо из посольства отправят на аэродром. Жену и детей подвезут сотрудники посольства к самолету. Вам уже сообщили о принятом решении?

— Нет, мне пока ничего не сообщили. Но я догадываюсь, что против меня что-то затевается, — ответил побелевший как полотно хозяин квартиры.

— Нам неизвестны причины вашего выдворения из страны, — продолжал О'Брайн. — Но мы считаем, что вас на родине ждут серьезные неприятности. Получив телеграмму вашего МИДа, мы доложили о ситуации в Лондон. Её Величество королева Великобритании готова взять вас и вашу семью под защиту Короны и предоставить политическое убежище и гарантии безопасности, о чем имею письменные полномочия вас информировать. Вам грозит серьезная опасность, и решать надо немедленно. Завтра будет поздно. Вас уже отправят в Москву, где вам, по нашей оценке, могут быть предъявлены самые серьезные обвинения. У нас все готово, чтобы спасти вас, вашу жену и детей. Требуется только ваше согласие. Через пару дней вы уже будете в Англии под защитой Её Величества королевы Великобритании. Мы гарантируем вам работу и безопасность. К сожалению, пока мы не знаем истинных причин решения вашего руководства. Но мы должны исходить из наихудшего. Нельзя исключать, что КГБ каким-то образом стало известно о ваших контактах с нами. Вы прекрасно понимаете, что вам грозит в этом случае. Мы не можем бросить вас на произвол судьбы, поэтому мы протягиваем вам руку помощи.

Резун, выслушав англичанина, налил себе виски, бросил в бокал несколько кусочков льда, выпил. Было заметно, что он напряженно думает, что у него рождается решение. Казалось, он успокоился, руки перестали дрожать, на щеках появился румянец, голос окреп.

— У меня была мысль, — начал он, — самому обратиться к вам за помощью, попросить защитить меня и мою семью. Я почувствовал, что надо мной сгущаются тучи, хотя причины мне не ясны. Я пока ничего противозаконного не совершил и ничего не нарушил. Мое начальство знало, что я ездил в Цюрих. Полученная мною информация была хорошо оценена. Да, я встречался с иностранцами. Но моя работа и состоит из встреч сними. Однако у нас трудно оправдаться, когда тебя в чем-либо обвиняют. Я готов принять ваше предложение. У меня нет иного выхода, но не знаю, как к этому отнесется моя жена.

— Надо ей это все объяснить, — вступил в разговор до этого молчавший Гордон, — речь идёт не только о вас, но и о будущем вашей семьи. Если власти предъявят вам обвинения, то это коснется и ее, и ваших детей. Вам следует ей все это спокойно объяснить. Машины ждут вас у дома, надо быстрее принимать решение. Дело идет о жизни и смерти, если хотите. Я лично так понимаю сложившуюся вокруг вас ситуацию. Власти вас не пощадят, вы сами хорошо это знаете, и не следует на этот счет питать каких-либо иллюзий. Нельзя терять время, надо немедленно действовать, пока не поздно. У нас есть официальная бумага английского правительства о предоставлении вам в случае вашего согласия защиты. Этот документ и телеграмму вашему послу вы можете показать жене. Думаю, она поймет и согласится с вашим решением.

Резун слушал англичанина, а на память пришел недавний случай в советской колонии с одним нашим ученым, работавшим в Женеве в какой-то международной организации. Несколько месяцев тому назад совершенно неожиданно для нашего специалиста работники КГБ отвезли его под каким-то предлогом в аэропорт и отправили в Союз. Ходили слухи, что к парню подходила западная разведка. КГБ в целях безопасности, чтобы не искушать судьбу, отправил ученого подальше от соблазнов западного мира.

— Хорошо, — твердо сказал Резун, вставая с кресла, — я принял для себя решение. Пойду поговорю с женой. — Он взял бумагу у англичанина и вышел из комнаты.

Гордон налил в пустой бокал минеральной воды и бросил туда какую-то таблетку.

Татьяна сидела на диване в другой комнате в напряженном ожидании. Когда раздался звонок, она почувствовала приближающуюся опасность. Услышанные в передней голоса иностранцев еще больше усилили ее волнение. Кроме соседок-женщин, никто из иностранцев не посещал их квартиру. Поведение мужа в последнее время, особенно после поездки в Цюрих, вызывало у нее тревогу: он замкнулся в себе, стал неразговорчив, раздражителен по пустякам, задумчив, часто на вопросы отвечал невпопад.

Сердце Татьяны сжалось, когда она увидела входящего в комнату мужа. В ее глазах застыл страх. Она почувствовала, что сейчас свершится что-то важное, непоправимое, бесповоротное.

Резун подошёл к жене. Она поднялась с дивана. Он положил ей на плечи руки и почувствовал, как она сжалась. Отведя в сторону глаза, тихо сказал:

— Татьяна, нас завтра хотят выдворить из страны и отправить в Союз. А меня, — голос у мужа дрогнул и словно споткнулся обо что-то, — а меня запереть за решетку или расстрелять.

— За что? — выкрикнула жена. — Что ты натворил?

— Ничего я не натворил. Кто-то настучал на меня начальнику. Может быть, хотят сделать меня шпионом, козлом отпущения. Но я, клянусь тебе, Родину никому не продавал.

— Но откуда тебе все это известно? — допытывалась жена. Слезы навернулись у нее на глаза.

— Я тебе уже вчера говорил о моих подозрениях и догадках. А вот сейчас все это подтвердилось. Мои знакомые англичане принесли весомые доказательства. На, почитай сама перехваченную ими телефамму нашему послу от Громыко, убедись, — проговорил Резун и протянул жене тонкий лист бумаги.

— Татьяна начала читать, слезы застилали ей глаза, лицо покраснело, покрылось пятнами, бумага прыгала в ее руках.

— Не понимаю, за что? В чем наша вина? — проговорила она тихим голосом, прижимаясь к плечу мужа, словно ища в нём поддержки. — Что же нам делать? — беспомощно прошептала она. — Может быть, ты продался им, стал их шпионом? — вдруг, прямо смотря мужу в глаза, проговорила она.

— Нет, что ты, — ответил Резун не совсем твердо, словно сомневаясь в своих словах. — Я не шпион и никому не продавался, но у меня есть знакомые англичане. Вот и сейчас мои друзья, — запнувшись на слове «друзья», продолжал он после небольшой паузы, — пришли сюда, чтобы помочь. Они предлагают нам уехать в Англию.

— Нет, ни за что на свете! — вскрикнула громко Татьяна, отпрянув от мужа, и медленно опустилась на диван, закрыв лицо ладонями. Слезы брызнули из ее глаз, из груди вырвался стон.

— Успокойся, Таня, у нас нет другого выхода, подумай о детях. Почему они должны за нас страдать? Ведь мне могут пришить дело, от которого не отмоешься всю жизнь, — заговорил Резун, стараясь убедить и успокоить жену. Он сам, казалось, уже не сомневался в правильности принятого решения. — Вот, смотри, сама королева Англии гарантирует нам безопасность.

— А что будет с нашими родителями? Ты об этом подумал? — прокричала жена. — Что скажет мой отец? Как он будет смотреть в глаза своим сослуживцам? Это сведет его в могилу. А что скажет твой отец-фронтовик, а наши матери, а наши братья, родня, друзья? Нет, я не могу, я не вынесу этого всего. — Она бросилась вдруг к шкафу и начала выбрасывать из него вещи мужа. — Забирай и уходи со своими англичанами! — кричала она. — Я никуда отсюда не пойду. Я остаюсь с детьми. Мне английская королева не указ. Не хочу, не хочу! — кричала Таня на всю квартиру, заливаясь слезами.

В соседней комнате проснулась дочь. Стала плакать, звать мать. Резун принес из другой комнаты воды. Она выпила, бокал прыгал у нее в руке, зубы стучали о стекло. Через некоторое время жена успокоилась, перестала рыдать. Вероятно, таблетка, предусмотрительно опущенная Гордоном в бокал с минеральной водой, сделала свое дело: Татьяна как-то обмякла, стала безразлична к словам, которые ей говорил муж. Она вдруг начала со всем соглашаться, торопить мужа собираться, засуетилась, в ее глазах появился страх. Ей казалось, что сейчас вот-вот постучатся в дверь и явятся крепкие соседские ребята, сгребут их в охапку, посадят в машину, отвезут в посольство, а потом отправят в Москву.

Резуны быстро собрали спящих детей, на скорую руку взяли с собой самое необходимое, оставив личные документы, паспорта, водительские права.

Уже на выходе Татьяна вдруг снова очнулась. Нервное напряжение, сопротивление насилию, вероятно, оказалось сильнее таблетки. Молодая женщина, прижав ребенка к груди, повернула и со стоном устремилась назад в квартиру. Казалось, что ее уже ничто не остановит. Она приняла окончательное решение.

Мгновенно оценив ситуацию, решительный Гордон бросился к Татьяне и прижал какую-то белую салфетку к ее лицу. Татьяна стала медленно опускаться на пол.

Салфетка с хлороформом потом будет обнаружена советскими сотрудниками в квартире Резуна, брошенная в спешке на полу ночными посетителями.

В 23.30 две машины отъехали от дома на Рю де Лозанн в неизвестном направлении.