Гладиаторы

В специальной литературе указывалось, что гладиаторские бои как часть погребального ритуала римляне переняли у этрусков. Это утверждение основывалось на свидетельстве раннехристианского писателя Тертуллиана «О зрелищах», который прямо заявляет, что практику игр римляне переняли от этрусков, которые, в свою очередь, получили их от лидийцев. При этом он связывает название страны «Lydia» с наименованием этрусских актеров «ludii» и сценических игр «ludi scaenici». Однако среди множества изображений, оставшихся от этрусков, нет ни одного, которое можно отождествить с гладиаторскими боями. С другой стороны, среди фресок, датированных IV веком до н. э., которыми был украшен некрополь кампанского города Пестума, есть и изображения схваток двух вооруженных людей, охраняемых стражниками. В Кампании были построены первые каменные амфитеатры, здесь же располагались самые известные гладиаторские школы. Ничего удивительного, что и апофеоза своей истории гладиаторы достигают именно в Кампании.

Изначально гладиаторские бои были частью погребального ритуала. На это указывает применявшийся к ним латинский термин munus («подношение», «обязанность»), что позволяло трактовать их как жертвоприношение с целью умилостивить души усопших. Однако чисто спортивные правила, которыми руководствовались устроители гладиаторских игр, начиная с первых дошедших до нас упоминаний, показывает, как мало осталось в этом обряде религиозного смысла. Фактически это был уже не религиозный, а светский ритуал, предназначенный не мертвым, а живым. Он призван был продемонстрировать состоятельность семьи, значимость усопшего, память которого устроитель чтит столь торжественной и дорогостоящей церемонией. Лишь в силу устоявшейся традиции формальным поводом для устроения гладиаторских игр оставалось погребение усопшего родственника.

Первые засвидетельствованные источниками гладиаторские игры в Риме были организованы в 264 году до н. э. сыновьями Брута Перы. Сражались всего три пары гладиаторов, но уже в 216 г. на погребальных празднествах в честь Марка Эмилия Лепида выступало 22 пары. Зрелище быстро сделалось популярным, и здесь во имя восстановления исторической справедливости следует сделать отступление.

Гладиаторские бои долгое время были одиозной приметой римской культуры, благодаря которой Рим помимо эпитетов «Золотой» и «Вечный» заслужил еще один — «Жестокий». Исследователи римской истории и культуры или спешат «отречься» от гладиаторства, указывая на него как на примету общества не цивилизованного, а «упаднического, с гнусным народом» (Л. Фридлэндер), или пытаются оправдать римлян, указывая на сходные атрибуты нашей современной цивилизации: профессиональный бокс, боевые единоборства, в конце концов, потоки крови, льющиеся с киноэкранов. Допустим, сравнивать гладиаторов с профессиональными боксерами нельзя. Во-первых, последние не имеют и десятой доли популярности, какая выпадала на долю гладиаторов, в этом смысле составить аналогию гладиаторам могут разве что звезды экрана. Во-вторых, в Риме имелся и прямой аналог боксеров — кулачные бойцы, тоже очень любимые, и все же не могущие тягаться с гладиаторами в популярности. Рассуждения же о степени цивилизованности того или иного общества и вовсе утратили всякую актуальность. Попробуем просто взглянуть на гладиаторские бои глазами самих римлян.

Чем объяснить ошеломительную популярность гладиаторов? Популярность действительно огромную, если учесть бесконечное количество фресок, мозаик, барельефов, посвященных гладиаторам и гладиаторским боям, предметов быта, украшенных изображениями гладиаторов, упоминаний в стихах, письмах, даже сонниках. Можно сказать, что тема гладиаторских боев пронизывала все римское общество. Попытаемся понять, чем были для него гладиаторы.

Во времена Республики (а здесь мы рассматриваем только их) контингент гладиаторских школ формировался главным образом за счет рабов и — в меньшей степени — осужденных преступников, хотя уже тогда среди гладиаторов были и свободные. Тит Ливий пишет о боях, устроенных Сципионом около 206 г. до н. э. в Испании: «Гладиаторы были не такие, каких обычно набирают ланисты: не купленные на рынке рабы и не те свободные, что торгуют своей кровью». Участие в гладиаторских боях считалось наказанием и наказанием позорным, которому даже рабов нельзя было подвергать без достаточного основания (Тертуллиан в своем трактате «О зрелищах» пишет о том, что изначально гладиаторами были преступники и нерадивые рабы). Впрочем, во время кризиса Римской республики, когда нарушались законы и более важные, это правило склонны были обходить. Ланисты приобретали товар для своей школы на невольничьих рынках, где выбор был значительно больше. С рынка продавали военнопленных, представлявших интересный материал для ланист. Например в ходе войн Рима с царем Понта Митридатом в Риме оказалось множество рабов-фракийцев, слывших в античности едва ли не эталоном храбрости и физической силы. Эти люди попадали в гладиаторские школы, разумеется, безо всякой вины, тем не менее, в общественном сознании прочно закрепилось представление о гладиаторах, как о преступниках. В республиканское время слово «гладиатор» не только характеризовало квалификацию раба, но было эмоциональным эпитетом, таким же как «шлюха» или «жулик». Характеризуя моральный облик Катилины, Цицерон говорит, что нет в Италии такого «отравителя, гладиатора, бандита, разбойника, убийцы, подделывателя завещаний» и т. д., который не назвал бы Катилину своим другом. Гладиаторы, таким образом, поставлены в один ряд с разбойниками и убийцами. Именно этим, а вовсе не страхом перед вооруженными рабами, объясняются усиленные меры охраны гладиаторских школ. Отношение римлян к гладиаторам было тождественно нашему отношению к закоренелым преступникам, это была смесь страха, ненависти и презрения. В этом отношении присутствует вполне доступная нам логика. Раб, которого ланиста покупал на рынке, наверняка не имел никакой квалификации и вряд ли отличался примерным поведением. Смирные рабы не нужны были на арене, где требовалась, напротив, агрессивность, желание сражаться. Так что римляне отчасти были правы, предполагая во всех без исключения гладиаторах преступную сущность.

Страх и презрение, которые как по волшебству отступали, когда гладиатор выходил на арену. Возвращаясь к изображениям гладиаторов в римском прикладном искусстве, надо отметить один примечательный факт. Гладиаторов всегда изображали во время выступления на арене или в боевом вооружении, но никогда во время тренировок или на отдыхе у себя в школе. Можно подумать, что эта сторона жизни гладиаторов римских художников совершенно не интересовала. Ничего удивительно, ведь в школе жил и тренировался преступник, к которому не испытывали ничего, кроме презрения, и который был не достоин воплощения в искусстве. Кем же становился гладиатор, выходя на арену?

Организация гладиаторских боев подчинялась строгому, отточенному веками церемониалу. Выступлениям гладиаторов предшествовала цирковая процессия — «помпа». «Скучный, как цирковая процессия», — говорили римляне. Вокруг арены медленно двигалась колесница устроителя игр, за которой шли гладиаторы, которые должны были участвовать в представлении, и несли гладиаторское вооружение. Затем следовали своеобразные показательные выступления. Гладиаторы сражались друг с другом на учебном оружии. Это позволяло зрителям заранее оценить их силу и искусство владения оружием, что было немаловажно, учитывая суммы пари, которые заключали зрители между собой. Затем следовала проверка оружия (мечей, кинжалов, копий) с тем, чтоб удостовериться в равных шансах всех участников. Сражение могло вестись на разном оружии (например, классическая пара мирмиллон — ретиарий), но шансы на победу у противников были равны.

По окончании каждого выступления арену посыпали песком, уничтожая все следы предыдущего боя. Она снова была девственно чиста в ожидании следующей пары. Гладиаторские бои сделались чудовищными по своим масштабам только во времена империи. Для Республики характерно сравнительно небольшое количество гладиаторов. Бой трехсот двадцати пар, устроенный Юлием Цезарем в 65 году до н. э., всполошил Сенат, такое множество гладиаторов одновременно свозилось в Рим. Однако в республиканское время бои были куда более кровопролитными. В обстановке неутихающей и крайне ожесточенной политической борьбы гладиаторские игры были самым простым, хотя и не самым дешевым способом заслужить общественные симпатии, а как следствие — и голоса на выборах. Но будучи мощным орудием политической рекламы, гладиаторские бои превращались в столь же мощное оружие антирекламы, если они оказывались неудачны. Неудачные бои означали плохо подготовленных гладиаторов; плохо подготовленные гладиаторы — их дешевизну, а дешевизна — попытку устроителя сэкономить на развлечении народа. Устроители игр стремились избежать этого во что бы то ни стало. От ланист требовался только первосортный товар, прекрасно обученные бойцы, способные продемонстрировать захватывающую борьбу, и ланисты за большие деньги удовлетворяли требованиям заказчиков. Цицерон в речи за Сестия говорил: «Вот гладиаторы, они — преступники или варвары, но как переносят они удары! Насколько охотнее вышколенный гладиатор примет удар, чем постыдно от него ускользнет! Как часто кажется, будто они только о том и думают, чтобы угодить хозяину и зрителю! Даже израненные, они посылают спросить хозяев, чего те хотят, — если угодно, они готовы умереть. Был ли случай, чтобы даже посредственный гладиатор застонал или изменился в лице? Они не только стоят, они и падают с достоинством; а упав, никогда не прячут горла, если приказано принять смертельный удар!»

Сражение гладиаторов вовсе не было простой схваткой вооруженных людей. К этому зрелищу применялись строгие эстетические каноны. Гладиаторское фехтование отличалось от принятого в армии в сторону усложнения. Некрасивые приемы, даже если они были эффективны, исключались. В 105 году до н. э. консул П. Рутилий поручил ланистам из школы Г. Аврелия Скавра преподать легионерам «более изощренные приемы нанесения и отражения ударов». Такая попытка была сделана лишь однажды: видимо, эффектное аренное фехтование оказалось неэффективным в условиях реального боя. За сражением пары гладиаторов наблюдал арбитр, который следил за честностью поединка и констатировал победу одного из бойцов.

Бой шел до смерти или тяжелого ранения одного из противников, также гладиатор мог признать себя побежденным. В таком случае его судьбу решала публика. Широко распространенная версия о решающем жесте, каким публика свидетельствовала свою волю: большой палец вниз в случае требования смерти или большой палец вверх — помилования для гладиатора, — исторически не подтверждается. Убитых гладиаторов увозили с арены на специальных тележках (крючьями уволакивали с арены лишь тела казненных преступников). Множество обнаруженных в настоящее время погребальных памятников гладиаторам свидетельствует, что хоронили их с соблюдением погребальных церемоний, в собственной могиле с надгробным памятником.

Победителю вручалась символическая награда — пальмовая ветвь, а за особенно удачный поединок — лавровый венок, а также денежное вознаграждение, сумма которого была вполне существенной. Во времена империи ее ограничили: не более одной четвертой стоимости свободного бойца, или одной пятой стоимости раба.

А теперь попытаемся совместить бытующее в римском обществе представление о гладиаторах, как о преступниках, с героизмом, который они демонстрировали на арене. Не здесь ли кроется ключ к пониманию популярности гладиаторских игр в римском обществе?

Одной из наиболее ценимых римлянами добродетелей была храбрость. Та самая храбрость, образцами которой были гладиаторы. Написал же Флор (впрочем, не без ехидства) о восставших рабах армии Спартака: «они погибли смертью, достойной храбрых людей, сражаясь не на жизнь, а на смерть, что было вполне естественно в войсках под начальством гладиатора».

Посмотрим на арену глазами римлян. Выходившие на нее люди были преступниками и здесь, на арене, где все было настоящим: и оружие, и кровь, и смерть, — им предоставлялся шанс показать свои истинные человеческие качества и самое драгоценное для римлян — храбрость. Римляне, конечно, знали, что храбрость гладиатора — результат тренировки и, в общем, недорого ценили ее, но в момент боя эмоциональный подъем заглушал голос рациональности.

Награждая отважного бойца и присуждая к смерти труса, римляне вершили справедливость. Гладиаторские бои были своеобразными формами народного суда, но суда не формального, где рассматривается деяние преступника, а того, где рассматривалась сама личность. Благородный душевный порыв, возможность сделаться орудием безукоризненной справедливости, обнаружить героя в преступнике, а вовсе не распущенность кровожадной толпы влекла римлян в амфитеатры.

Тема гладиаторов была бы не полной, если не рассмотреть, хотя бы вкратце, жизнь гладиаторов в их школах. Во времена Спартака эти школы лучше назвать тюрьмами для особо опасных преступников с соответствующим уровнем охраны.

Казалось бы, гладиаторы, обученные сражаться не на жизнь, а на смерть, обреченные погибнуть на арене, должны были представлять собой среду, постоянно чреватую бунтами, но во всей истории Рима зафиксировано всего два (!) случая восстаний, точнее бунтов, гладиаторов, помимо восстания Спартака.

Объяснять это единственно надежностью охраны нельзя. Слишком хорошо известно, что людям невозможно управлять при помощи одного лишь кнута. Здесь сочетаются несколько факторов, каждый из которых по отдельности не гарантировал от бунта, но совместно они создавали достаточный предохранительный барьер перед мятежными настроениями.

Вопреки бытующему представлению гладиаторы были прекрасно устроены в бытовом отношении — лучше, чем подавляющие большинство рабов и даже свободных римлян. Ужасы пребывания в гладиаторских школах начали живописать в имперские времена, когда настоящим социальным злом сделалось повальное увлечение гладиаторством, и граждане Рима все больше вытесняют на аренах рабов и преступников. Дисциплина в гладиаторских школах была палочной, и это понятно, если учесть контингент. Тем не менее жестокость ради жестокости была ланисте просто не выгодна. На арену должны были выходить полные сил бойцы. Тренировки, диета, медицинское обслуживание гладиаторов были организованы на самом высоком уровне. Прославленный римский врач Гален считал честью для себя, что он, еще совсем молодой врач, получил приглашение работать в гладиаторской школе. Смерть гладиатора от ран была обычным явлением и приносила ланисте немалые убытки, поэтому в гладиаторские школы старались нанимать самых лучших врачей. Даже каморки, предназначенные для сна, были приметой особенно комфортного содержания. Разумеется, гладиаторы не жили в этих клетушках 1,5 на 2 метра. Эти были чисто функциональные помещения. «Жили» гладиаторы во дворе школы, где проходили тренировки, или в залах, используемых для тренировок в плохую погоду. Не были забыты даже женщины, поскольку близость с женщиной считалась обязательным условием здорового образа жизни. Публичные дома поставляли в гладиаторские школы свой контингент. Выразительно звучат слова Сенеки: «Гладиатор за стол и кров платит кровью».

Всю эту налаженную жизнь гладиатор должен был утратить в случае бегства. Да и кем мог стать такой беглец, разве что разбойником, чья жизнь была не менее рискованной, чем гладиаторская, но отнюдь не такой благоустроенной.

В последнее время сделалось модным говорить о «кодексе чести» гладиаторов, клятве, которую гладиатор давал хозяину. Клятва, которую, действительно, приносили гладиаторы, касалась только свободных, вербующихся в гладиаторскую школу, а с таким понятием, как «кодекс чести», следует быть осторожным, слишком уж разнится оно в ту или иную эпоху.

Справедливо то, что гладиаторы вопреки, казалось бы, здравому смыслу, были фанатически преданы своим ланистам. В этом нет ничего удивительного, если представить себе общий уклад жизни рабов. Рабы не представляли собой однородно закрепощенную и униженную массу, в рабском обществе существовала своя социальная пирамида, которую венчали рабы-управляющие, а у подножия находилась масса безвестных тружеников. Виллами и домами состоятельных римлян управляли вилики, на кухне был старший повар, в поле — десятник. Сделать карьеру в рабском обществе было возможно, но карьера раба находилась в полной зависимости от доверия хозяина. Чтоб сделаться небольшим начальником, требовалось, помимо деловых качеств, умение войти в доверие к хозяину, что означало угодничать, гнуть спину, то есть быть в прямом смысле рабом. Совсем не то в гладиаторской школе. Как бы ни заискивал гладиатор перед ланистой, это не влияло на изменение его статуса. Статус гладиатора повышался после удачного выступления на арене, а удача на арене зависела от храбрости, физической силы, искусства владения оружием, т. е. качеств, напротив, наиболее ценимых в мужчинах. Складывалась парадоксальная ситуация: ланиста, посылая своих гладиаторов на смерть, торгуя их кровью, относился к ним, как к свободным людям. Ведь он вознаграждал их за качества, наиболее ценимые в свободном обществе. Гладиаторы же платили ему преданностью, но не бывает правила без исключений, и таким исключением стал заговор, созревший в 73 году до н. э. в школе Лентула Батиата в Капуе.