Глава 8

Жизнь в сельской местности

На начальном этапе византийской истории императоры, особенно Аркадий (395–408), благоволили больше городским, чем сельским жителям. Аркадий ввел систему налогообложения, которая совершенно определенно была выгодна горожанам, поскольку перекладывала налог с торговли и производства на крестьян, и усложнил жизнь сельских жителей, приказав им платить пошлины золотом, а не натурой, несмотря на то что фиксированная правительством цена на продажу их продукции была призвана жестко контролировать их доходы. На протяжении всей истории Византии налоги, которыми облагалось сельскохозяйственное население, только подрывали его благополучие. Эта ситуация кажется тем более странной в стране, которая, после завоевания Египта мусульманами, преимущественно зависела от продуктов, выращенных на собственных землях, и рассчитывала, что крестьяне будут вырабатывать большую часть простой пищи, в которой нуждались города, как и все предметы потребления, которые были нужны им самим. Лишь изредка правительство вспоминало о тяжелом положении, в которое его экономическая политика ввергала людей, производивших львиную долю предметов первой необходимости в стране.

Нищета, в которой они зачастую были вынуждены существовать, привела к тому, что крестьяне возненавидели сборщиков налогов и своих землевладельцев. Особенно в поздний период они по праву приписывали свои многочисленные и тягостные беды тяжкому бремени налогов. Именно это стало главной причиной голода, который так часто подвигал их на бунты. Восстания происходили регулярно между IX и XI столетиями — в период, когда Византия находилась на вершине процветания. Когда случались подобные беспорядки, политические и религиозные распри зачастую подливали масло в огонь и раздували их до масштабных мятежей. Одно из серьезнейших восстаний началось в 820 году и продолжалось три года. Руководил им некий Фома Славянин, который добился поддержки большей части славян, переселенных правительством в Анатолию с родных земель на Балканах. Это волнение распространилось на соседние регионы, где небольшие группы других славянских народов, а также армян и грузин собрались вокруг Фомы. К нему примкнули и греки-иконопочитатели, которые ненавидело иконоборческое правительство. Через каких-то двадцать лет славянское восстание значительной силы потревожило покой Пелопоннеса. Вскоре павликиане, проповедовавшие свою доктрину в Анатолии, собрали многочисленных сторонников из крестьян. Последовавший за этим бунт распространился по всей Малой Азии. Восставшие одержали так много побед, что для подавления пришлось вызывать армию. Только в 872 году удалось восстановить мир. Это был второй павликианский бунт за пятьдесят лет. Оба восстания в большей степени обязаны своим успехом поддержке, которую оказали сектантам свободные крестьяне, понявшие, что новый, невероятно тяжелый налог, скорее всего, превратит их почти в рабов. Бунт, произошедший между 920-м и 944 годами, совпал с повышением налогов Романом Лакапином и с выходом закона, по которому соседи человека, скрывающегося от уплаты налогов, должны были платить за него. Подобные беды породили многочисленные восстания в пограничных районах, где повышение налогов обострило националистические настроения местных национальных меньшинств.

Помимо солдат-земледельцев или владельцев фем, работавших на земле в приграничных районах, и их сыновей, которые добывали средства к существованию, обрабатывая землю, которую они получили, сделав ее плодородной, в Византийской империи почти не было крестьян (если понимать под словом «крестьянин» хозяина небольшого надела, работающего на себя). Большинство людей, участвовавших в производстве продуктов питания, являлись либо работниками, почти лишенными свободы, подобно крепостным, либо рабами. Хотя империя изобиловала деревнями, многие из них входили в большие поместья и их жители попадали под власть землевладельца, а не государства. До VII века (а может быть, и позднее) жизнь в восточных районах вращалась вокруг поместий, которые принадлежали или представителям старой римской аристократии, или новой византийской знати. Они выросли в конце III столетия, когда экономический кризис заставил людей вкладывать деньги в землю.

Благодаря сохранившимся документам (написанным на папирусе) одной из таких семей, Апионов, мы располагаем большей информацией о землевладельцах Египта до арабского завоевания в VII веке, чем о тех, кто жил в другие века в прочих частях империи. Апионовы записи охватывают период с 488-го по 625 год. Основатель поместья, Феодор Иоанн, почти наверняка был греком и точно не египтянином. Он был выдающимся византийским сановником, членом Священной консистории, назначенным губернатором египетской провинции Аркадия. Его сын, Стратиг, также отличился на поприще государственной службы. Юстиниан наградил его титулом «славнейший патриций». Потомки, сменявшие его в роли главы семьи, жили в Египте, многие работали высокопоставленными чиновниками в своих районах. Эта семья достигла своего максимального благополучия в правление Юстиниана. Ее поместья управлялись по принципам, очень близким к тем, которым следовал Юстиниан в руководстве Византией. Для этой цели Стратиг нанял примерно 20 человек; все они имели право выступать в качестве поверенного. Каждому надлежало регулярно посылать Стратигу подробный отчет. Некоторые из этих агентов служили счетоводами, другие — юрисконсультами, прочие — управляющими поместий. Апионы владели своего рода частным банком, куда поступали причитающиеся им платежи деньгами и товарами, где выдавались ссуды крестьянам и раздавалась милостыня. У них был собственный флот, служба конных посыльных и курьеров, даже свои солдаты, которые охраняли счетоводов, перевозящих собранные налоги, которые Апионы передавали государственному налоговому инспектору в Александрии. Несмотря на то что Юстиниан попытался запретить частные армии, подобные этой, значительное их количество сохранилось в больших имениях как в Египте, так и в Каппадокии. Однако довольно странным кажется тот факт, что (приблизительно с конца IV века) некоторые землевладельцы, такие как Апионы, содержали собственные частные тюрьмы. В них заключали беглых рабов, которых поймали, и жителей деревень, которых они решили наказать. Приговоры выносили сами землевладельцы. Записи 538 года сообщают, что 139 человекам, сидевшим в одной из таких тюрем, выдавалась такая же порция вина на Пасху, Крещение и в День святого Михаила, как отбывающим срок наказания в государственных тюрьмах.

Вино и растительное масло считались очень важными продуктами. В поместье Апионов их доставляли прямо старшему эконому, который решал, какой их объем следует поместить на хранение в хозяйский погреб, а какой продать. Тем не менее зерновые оставались основой сельского хозяйства, только скотоводство соперничало с ними по значимости. Когда арабы завоевали Сирию и Египет, эти имения были разрушены, большинству землевладельцев-христиан пришлось покинуть свои угодья и уехать на территорию, подвластную Византии. Многие обосновались там на необрабатываемых землях, где работали как независимые земледельцы, едва сводя концы с концами. Однако некоторым удалось обзавестись обширными поместьями за сравнительно небольшой промежуток времени. Хотя немало землевладельцев считали жизнь в деревне равнозначной ссылке и пытались всеми силами удержаться в столице и при дворе, прочие с удовольствием уезжали подальше от недреманного ока правительства. Некоторые смогли добиться серьезного могущества. Подобно непокорным баронам средневековой Европы, они были смелыми и решительными. Многие из них вели себя как мелкие князьки, а отдельные землевладельцы даже чеканили свои монеты и строили виллы непередаваемой красоты. В них комнаты располагались вокруг центрального дворика, который часто украшался мозаичным полом. Интерьер делился коридором на две части: комнаты для приемов и личные апартаменты. Остальные предпочитали жить в старых домах впечатляющей архитектуры.

Рис. 60. Горизонтальная проекция римско-византийского дворца в Стоби. Югославия^{13}

Семейство будущего патриарха Филарета, чьей дочери предстояло выйти замуж за императора Константина VI, принадлежало к тем, кто предпочитал старую архитектуру новой. В VIII веке, когда Филарет был еще молод, они жили в своем поместье в районе Синопа, в величественном старом особняке. Его роскошная мебель включала в себя круглый костяной стол, инкрустированный золотом, за которым помещалось 36 человек, и сундуки, заполненные золотыми и серебряными предметами и дорогой одеждой. Семья состояла из 30 человек: помимо Филарета и его родителей, двух замужних сестер, их мужей и детей, к ней причислялись все проживающие в доме. На них работали многочисленные рабы и слуги. В имение входило 48 деревень, и каждая снабжалась водой из родников настолько хорошо, что была сооружена даже сложная система орошения. В хозяйстве насчитывалось 100 волов, 600 голов крупного рогатого скота, 800 кобыл, 80 мулов и верховых лошадей, 12 тысяч овец и бесчисленное количество ульев — в те времена обязательного атрибута любой фермы.

В V веке, помимо мелких земельных арендаторов, появились две новые категории сельских рабочих. Одна состояла из людей, формально свободных и поэтому вынужденных платить налоги, но на деле привязанных к определенному участку земли и таким образом фактически являющихся крепостными. Когда их землю продавали, они автоматически переходили вместе с ней к новому хозяину. Вторая, более многочисленная, группа объединяла рабов. У некоторых землевладельцев их было очень много. Когда к ним обращались с тем, чтобы они предоставили солдат в армию, они без тени сомнений отправляли своих рабов, трудившихся на земле. Но сколько бы их ни было, рабочих рук для культивации всей свободной земли никогда не хватало. В VII веке недостаток сельских работников стал так ощутим, что император послал славян, захваченных в плен в Западной Европе, в Малую Азию, чтобы тем самым обеспечить столь необходимые людские ресурсы.

Эта нехватка в конечном итоге заставила правительство принять меры по защите крестьян. В VII веке были изданы соответствующие постановления, объединенные в кодекс «Земледельческий закон». Согласно ему люди, которым посчастливилось быть независимыми мелкими арендаторами земли, становились полноправными собственниками земли, на которой работают. Однако многие из этих на первый взгляд счастливчиков на самом деле были лишены такого преимущества из-за системы налогообложения, которая действовала в сельской местности. Она называлась аннона и оговаривала, что деревня, со всеми ее садами, полями и общими пастбищами, должна рассматриваться как единое целое. Рабы не платили налогов, но и активно увеличивали население деревень, а сумма налогов рассчитывалась на общее число жителей, поэтому арендаторам и крепостным, хотя они зачастую представляли меньшинство, приходилось выплачивать налог, которым была обложена вся деревня. Подлежащую налогообложению землю и фермерский скот переоценивали каждые пятнадцать лет. Они считались таким же источником дохода, как гавани, рынки и ходовой товар. Закончив подсчеты, чиновник налоговой службы сообщал старейшинам деревни о результате, а им в свою очередь надлежало назвать каждому налогоплательщику сумму, которую тот должен внести. Этот налог часто выплачивали натурой, передавая государственному сборщику. Но позднее крестьянам приходилось самостоятельно относить его местному землевладельцу, который мог оставить его себе, а мог отдать государству.

Будучи введена, аннона представляла собой, как мы уже видели, смесь земельного и подушного налога. Таким образом, она предписывала соседу неплатежеспособного человека вносить его долю, а это, в свою очередь, плотно прикрепляло налогоплательщика к земле. Лишая его свободы передвижения за пределами деревни, аннона постепенно превратила налогоплательщика в крепостного. «Земледельческий закон» попытался изменить такое положение, отделив земельный налог от подушного. Получив свободу передвижения, вольные люди из числа крестьян быстро поняли, что больше ничто не может помешать им покинуть деревню и отправиться на поиск лучшей земли или более благоприятных условий работы. До XI века, когда сельджуки выдвинулись в Анатолию, тем самым сделав земледелие там опасным и зачастую убыточным, в Малой Азии встречались колоссальные площади невозделанной, но вполне плодородной земли. Ее действительно было так много, а потребность страны в еде столь высока, что императоры попытались решить экономические проблемы, отдав большие наделы частным лицам, которым предписывалось возделывать их и, как землевладельцам, платить с них налоги.

Хотя многие вольные земледельцы владели несколькими рабами или нанимали слугу, который помогал по дому и в полях, они оставались настолько бедными, что редко кто мог себе позволить иметь больше одной лошади, осла, коровы с теленком и пары волов. Однако в VIII веке крупный землевладелец, располагавший 100 парами волов, 500 головами другого скота, 80 лошадьми и 12 тысячами овец, был типичным представителем своего сословия. Помимо того, мелкие арендаторы, чтобы иметь возможность обрабатывать собственные наделы, вынуждены были наниматься к богатым соседям-землевладельцам. Но даже при этом многие влезали в долги и не выплачивали налоги своевременно. Если доходило до крайности, у них не оставалось выбора, кроме как продать свои поля богатым работодателям и продолжить работать на них в качестве крепостного, тем самым помогая увеличивать количество собственности, богатство и власть крупных землевладельцев. К X веку имения, сравнимые по размеру с более ранними на Востоке, выросли в западных регионах, например в Беотии. Одна зажиточная землевладелица в районе Патраса, вдова Даниелис, владела 80 поместьями и некоторыми городами, где женщины, работая вместе в мастерских, ткали значительное количество льна и шелка. Считалось, что ее сундуки были набиты дорогой роскошной одеждой. Когда она выезжала из дому в паланкине, ее сопровождало 300 слуг. Вдова завещала все свое состояние императору, который сразу после ее смерти освободил 3 тысячи рабов и отправил их в Италию в качестве колонистов.

Роман Лакапин особенно заботился о защите мелких земледельцев и в 934 году издал указ, имевший целью ограничение размеров крупных поместий через запрет их владельцам покупать сельскохозяйственные земли. Поскольку к тому времени большинство крестьян обнищали настолько, что налоги стали для них непосильной ношей, они сделали все, чтобы уклониться от исполнения этого указа, дабы избавиться от наделов, из-за которых их облагали налогами. Им настолько не терпелось поскорее отделаться от земли, что они были даже готовы обменять свой статус вольных людей на положение крепостных. Более того, поскольку в то время земля была единственным существовавшим способом вложения капитала, ее продажа и покупка продолжали осуществляться так же часто, как и в ранний период, хотя в законе имелась лазейка, помогавшая нечестному покупателю уклониться от уплаты продавцу. Неприязнь между богатыми и бедными еще более усилилась из-за неспособности многих состоятельных землевладельцев возместить урон, который они могли нанести собственности мелких арендаторов.

Во все времена именно беднейший крестьянин нес на своих плечах тяжкое бремя сельскохозяйственных налогов. Богатые землевладельцы и монастыри постоянно пользовались особыми привилегиями и освобождением от налогов. Однако именно в те годы, когда они завладели столькими преимуществами, вновь была введена прония: она существовала на раннем этапе византийской истории, но потом потеряла силу в том, что касалось светского общества, но не церкви. В обновленной форме прония была задумана как награда тем, кто работал осведомителем на государство. Награждаемый получал поместье, которым мог пользоваться до конца жизни. В обмен на обработку земли ему разрешалось оставлять себе все доходы и при этом не платить с нее налогов. Многие владельцы проний использовали средства, вырученные таким образом, для покупки земли у платящих налоги крестьян и мелких арендаторов. Участки земли, добавленные к пронии, переставали облагаться налогом. В результате в XI веке доход правительства от сельского хозяйства начал стремительно падать, а количество освобожденной от налогов земли, принадлежавшей частным и церковным землевладельцам, увеличивалось, несмотря на то что поместья-пронии тогда не передавались по наследству. Династия Комнинов заставила хозяев проний при необходимости служить в армии. Но удаление их из поместий привело к сокращению получаемой от них продукции. Государственные запасы провизии соответственно уменьшились в тот самый момент, когда армия нуждалась в дополнительных средствах и снабжении для борьбы с турками. Пока императорские сундуки оставались пустыми, частные лица умножали свои состояния, получая доход от проний. Монастыри, владевшие обширными поместьями, становились все богаче и богаче. Чтобы обуздать поднимающийся в экономике кризис, Константину IX Мономаху пришлось сделать шаг, на который не решались его предшественники. Он был вынужден девальвировать номисму. Эта мера отняла у нее статус международно признанной валюты, в котором она находилась несколько веков.

Многие землевладельцы, сделавшие состояние между 1025-м и 1071 годами, когда победа сельджуков при Манцикерте положила конец их благоденствию, вынуждены были покинуть свои поместья и переехать в столицу. Там их агрессивный характер позволил им вытеснить военных с постов, занимаемых ими при дворе и в администрации. В сельской местности мелкие арендаторы и работники стали еще более зависимы от оставшихся землевладельцев. Многих крестьян призвали в армию. В результате и сельское хозяйство понесло убытки, и армия не выгадала от этого набора. После поражения при Манцикерте борьба с сельджуками продолжалась с перерывами еще полтораста лет. И куда бы ни приходила одна из армий, там страдало крестьянство. Урожай уничтожался, поля оставались пустыми, скот и домашняя птица забивались. Однако Михаил VIII, вернувшись в столицу в 1261 году, счел необходимым задобрить землевладельцев. Для этого он решил позволить сыновьям хозяев проний наследовать имения своих отцов, таким образом сохранив за семьей право на владение, и получить освобождение от налогов. Столь высокую цену пришлось заплатить за их преданность, поскольку эта перемена неизбежно усугубила и без того острый экономический кризис в сельской местности.

До того как завоевание Анатолии сельджуками привело сельское хозяйство в регионе к краху, Малая Азия считалась житницей и важным центром разведения крупного рогатого скота. Скотоводы не были кочевниками в истинном значении этого слова. Как многие современные турецкие пастухи, они проводили зиму в деревнях, а с приходом лета уходили пасти свой скот на плодородном плоскогорье. Таким способом они разводили большое количество лошадей, ослов, мулов, крупного рогатого скота, овец, коз и свиней. У них, без сомнения, жизнь была свободнее и счастливее, а возможно, и легче, чем та, что выпадала на долю работавших на земле. Хотя и на тех и на других могли напасть разбойники или волки, у пастухов были собаки, которые их защищали, к тому же они могли спрятаться в окружавших горах.

Над жителями деревень постоянно висела угроза либо быть обобранными своими же солдатами, либо раздетыми до нитки иноземными армиями независимо от того, приходили они как завоеватели или, как в случае с Крестовыми походами, как мнимые друзья. Для обработки земли крестьяне пользовались инструментами, по примитивности похожими на инструменты раннехристианского периода. В основном они состояли из простого деревянного плуга, в который запрягли волов или мулов, двухсторонней мотыги, двузубых вил, лопат, серпов, кос, тяпок, двуглавых колотушек, палки для посадки и иногда еще тяжелого заостренного камня или шила на рукоятке. Мулы перевозили грузы, волы тащили тяжело груженные повозки, поскольку в V веке даже почтовые лошади не могли везти груз, превышающий по весу 492 килограмма, иначе их душили хомуты. Волов также использовали, чтобы качать воду или молотить зерно. Как во многих ближневосточных странах в наши дни, их привязывали к шесту, и они ходили по кругу по твердому гумну, выдавливая зерно своими неподкованными ногами. Даже верховых лошадей не подковывали железом до IX века. Вся упряжь состояла только из попоны, повода и уздечки, однако с IX столетия в обиход широко вошли седло и стремена, а также железные подковы. Сельские кузнецы, до того занимавшиеся изготовлением и починкой простых земледельческих и прочих инструментов для односельчан, теперь стали и подковывать лошадей. В кузнице женщина или маленький мальчик поддерживали огонь, раздувая его мехами. Землю мерили веревкой предписанной длины. Ее тащили волы в присутствии чиновника, называвшегося «апографий».

Крестьяне носили длинные туники, иногда без рукавов, перехваченные поясом с собранными впереди складками. Штаны доходили до икр. Они ходили либо босиком, либо в башмаках без каблуков. Часто на плечи набрасывалась накидка; головных уборов практически не носили. Их дома редко представляли нечто большее, чем квадратные хижины, в лучшем случае разделенные на две комнаты и покрытые черепицей, однако более преуспевающие жили в двухэтажных домах. В них первый этаж служил курятником, конюшней и кладовой, а на втором, на который поднимались с улицы по лестнице, располагались комнаты семейства. В горных районах такие дома строили из камня, в других местностях — из кирпича. Зачастую деревенский гончар был также и изготовителем кирпича, но в крупных селах этим занимались разные люди. В любом случае эти мастера работали не покладая рук, обеспечивая и местных землевладельцев, и крестьян строительными материалами, сосудами для хранения и столовой посудой. Сельское население нуждалось в них так же, как и в плотниках, которые вместе с гончарами и кузнецами были единственными ремесленниками в деревнях.

Большее значение придавалось деревенским запасам воды. Колодцы, часто выполнявшие и декоративную функцию, размещались в удобных местах, представляя собой места для встреч женщин. Оросительные каналы и открытые водостоки, преимущественно антисанитарные, шли вдоль сельских улиц. Мельницы, работавшие от силы воды, ветра или животных, таких как волы, мулы или ослы, стояли в удобных местах и часто присоединялись к местной церкви или монастырю. Использование водяных мельниц привело к отделению мельничного ремесла от пекарского, поскольку потребность в ветре или большом потоке воды нередко вынуждала построить мельницу вдали от деревни или хлебопекарни.

Те, кто мог позволить себе некоторую роскошь, содержали сад. Любовь Дигениса Акрита к садам отнюдь не была чем-то необычным, хотя подобные пристрастия редко упоминаются в литературе. У многих людей на огородах не хватало места для цветов, поэтому их выращивали в горшках. Начиная с VIII века деревни в процветающих районах охватывало кольцо садов, инжирных рощ и виноградников, за которыми следовали пахотные поля. Там крестьяне выращивали зерно, овощи и зелень. Профессиональная полиция отвечала за защиту крестьянской собственности. Чтобы помочь им в этом нелегком деле, любые поездки в сельскую местность всячески осуждались. Всем, кто должен был пускаться в длительные путешествия в приграничные районы, следовало иметь при себе проездные документы.

Жизнь крестьян вращалась вокруг семьи и церкви. Деревенский священник играл в деревне очень важную роль, не только исполняя церковные обряды, но также утешая и наставляя, часто уча детей читать, писать и считать. Не была жизнь крестьян лишена и некоторых периодических удовольствий. Помимо крупных церковных торжеств, которые праздновались с большим размахом и пышностью, и почитания местных святых, службы в честь которых проводились в ближайших монастырях, отмечались также и семейные события, например свадьбы. Ежегодно проводились большие ярмарки в районных центрах и не менее оживленные базары в городках. К сожалению, больные, старики и бедняки, приезжая в город, часто вынуждены были, воспользовавшись случаем, брать деньги в долг у местных ростовщиков. Мало кто мог впоследствии выйти из такой кабалы.

Тем не менее в сельской местности здоровые люди могли найти многочисленные развлечения. Так, например, праздник виноградного урожая сопровождался пьяными и очень веселыми пирами. Конец сбора урожая бурно отмечался обильной едой и возлиянием, выступлением странствующих акробатов, жонглеров и мимов. Даже окончание долгого трудового дня было поводом для удовольствия. Иллюстрация в книге XV века явственно передает атмосферу расслабленности, в которой пребывают люди и животные в ожидании ужина и отдыха. На ней изображены два работника, разгружающие повозку с зерном, и один, распрягающий волов, под пристальным взором хозяина, а охотник забирает у собаки кролика, которого она только что поймала. Судя по спокойным, словно зачарованным сценкам, украшающим мозаичный пол Большого дворца, в VI веке уже понимали, что сельский труд достоин уважения и похвалы. Мозаики с изображением охотников полны идиллической привлекательности в духе Вергилия. В XI веке, когда попытки Романа Лакапина упразднить крупные поместья ни к чему не привели, люди потянулись назад в сельскую местность. Уже в начале XII столетия жизнь за городом была оценена по достоинству. Кекоменос, видный чиновник, живший в Константинополе, переехал за город и наслаждался жизнью, утверждая, что лучший способ достичь счастья — «обрабатывать землю, культивировать зерно, делать вино, растить скот».

Даже члены императорской семьи и крупные сановники, такие как Феодор Метохит, приобретали поместья в разных частях империи; монастыри на горе Афон между 1296-м и 1333 годами покупали виноградники даже в Серре, уплатив за каждый от 1 до 24 номисм. В 1341 году, когда Гвидо де Лузиньян захватил поместья Иоанна Кантакузина в Фессалии и позволил своим людям разграбить их, за считаные часы они увели 500 волов, 2500 кобыл, 200 верблюдов, 300 мулов, 5 тысяч ослов, 50 тысяч свиней, 70 овец, а также увезли большое количество зерна, хранившегося в амбарах, сундуки, набитые золотом и серебром.

Ловля рыбы приносила не только доход, но и удовольствие. Хотя рыбакам, выходившим в море, часто приходилось ночью ловить рыбу при искусственном освещении или днем вытаскивать тяжелые сети, простой сельский житель мог безмятежно сидеть с удочкой в руке у тихого пруда или бегущего ручья, ничего не опасаясь. Однако многие бурные ручьи были так же опасны и коварны, как открытое море. Поэтому и те, кто выходил в море, и те, кто рыбачил у берега, следовали примеру моряков, молясь святому Георгию и святому Фоке.

В сельской местности всегда можно было расставить ловушки на зверя, пустить собаку по следу быстроногого зайца или послать мальчика, который ловко набросит на него корзину. Крестьяне прекрасно умели расставлять сети и капканы, часто использовали деревянные ловушки. Охотой увлекались представители всех сословий. Зажиточные землевладельцы содержали большую свиту охотников из вольных людей и рабов, псарей, следопытов и сокольничих. Преследуя крупную дичь, они выпускали не только собак, но и гепардов, созывая их костяными охотничьими рожками. Жертву убивали копьями, стрелами или с помощью орлов, соколов, кречетов и сапсанов, к ногам которых привязывали колокольчики. Птицы сидели на левой руке сокольничих, на которую надевали перчатку до локтя для защиты. За зайцами часто пускали соколов, но также их преследовали и верхом. Таким же образом охотились на лис, взрослых оленей, газелей и медведей. Куропаток вспугивали собаками и убивали стрелами. Некоторых псов особенно ценили за тонкий нюх; для охоты на крупную дичь предпочитали брать крупные индийские породы. Профессиональный охотник носил короткую тунику и островерхую шапку, имел при себе лук со стрелами, кнут, топорик и сеть. К поясу он прикреплял нож. Крестьяне были экипированы хуже, но многие из них смогли достичь большого мастерства в ловле певчих птиц, на которых всегда был спрос на рынке.

Примечания:

Примечания

¹ Сим победиши (лат.). (Здесь и далее примеч. пер.)

¹³ Нынешняя Македония.