Глава 6

Торговцы и ремесленники

Отношение византийцев к торговле и ремеслам, пожалуй, легче понять сегодня, когда госконтроль снова признан неизбежным и даже необходимым более, чем во все предыдущие периоды человеческой истории. В Византии торговля и ремесла считались делом государства, как, например, международные отношения. Как и в Риме, государство в лице эпарха строго регулировало две эти основные ветви экономики страны. Оно отвечало за строительство мастерских и контроль над ними, устанавливало монополии, занималось импортом и экспортом, назначало жалованье, закупочные и отпускные цены всех товаров, таможенные пошлины и прочие сборы. Государство также выступало в роли надзирателя над частными мастерскими, варьируя качество товаров, которые они производили или перепродавали, как и их цены. Более того, оно взяло на себя обязанность снабжать Константинополь, следя за тем, чтобы импорт не слишком превосходил предполагаемые нужды населения и при этом не приходилось бы вводить нормирование. Эта система работала неплохо, пока империя оставалась могущественной и богатой, а правительство работало стабильно и результативно. Но как только правительственный контроль экономики ослабевал, частное предпринимательство оживлялось и с уменьшением территорий и ресурсов империи экономика страны приходила в упадок; иностранные — преимущественно итальянские — купцы составляли серьезную конкуренцию местным закупщикам, и вся система прекращала работать.

Никто в Византии не подвергал сомнению тот факт, что предназначение производства — обеспечивать императора, церковь и знать предметами роскоши, которые им нужны, а государство — излишками этих товаров для экспорта. К VIII веку, когда внешняя торговля Византии (преимущественно предметами роскоши) была в самом расцвете, отрасли производства в столице были строго разделены на ассоциации по роду деятельности, которые делились на гильдии. Эту систему переняли у римской коллегии, и она развивалась с годами по разным сценариям. В одной только столице насчитывалось не менее 23 гильдий. Частые ссылки на них в работах Константина VII и «Книге эпарха» указывают на их высокую значимость. Их задача заключалась не столько в обеспечении благоденствия их членов или местных жителей, а в том, чтобы содействовать государству в контроле городской экономики. По этим причинам работа гильдий с продуктами питания первой необходимости, такими как хлеб, рыба и мясо, организовывалась с особой тщательностью. Мясники, продававшие свинину, и прочие мясники принадлежали к разным гильдиям. Также сапожники были разделены на две гильдии, одна из которых делала особый вид обуви. Одной из самых крупных гильдий из всех, охватывающих представителей одного ремесла, можно считать изготовителей благовоний. В каждом ремесле гильдия определяла условия работы, фиксировала жалованье, отпускные цены и доход. Человек мог войти только в одну гильдию, но, в отличие от Рима, не обязан был состоять в какой-то гильдии. Вступление в гильдию происходило по определенным параметрам, включая высокое мастерство и уплату вступительного взноса. Также не считалось непременным, чтобы сын следовал по стопам отца, хотя такое часто случалось. Но даже тогда его не брали в гильдию автоматически.

Каждая гильдия выбирала себе председателя, которого должен был утвердить местный префект. Каждая гильдия закупала все сырье, которое было нужно ее членам, и распределяла их. Произведенные товары выставлялись на продажу в четко разграниченных частях города или, на манер восточных базаров, в секции местного рынка, отведенной для товаров этого вида. Только бакалейщики могли открыть магазин на какой им угодно улице, поскольку продавали такие важные продукты питания, как сыр, растительное и сливочное масло, муку, мед, мясо, соленую рыбу и овощи. Крестьянам тоже иногда разрешалось продавать свою продукцию напрямую покупателям. Разносчики вели бойкую торговлю одеждой. Торговцы управляли продажей всех прочих товаров, включая скот и птицу, а также их мясо, продавая все это на рынках по ценам, назначенным префектом. Таким образом, в экономике страны не нашлось места посреднику. Префекты могли удерживать цены на продукты первой необходимости на одном уровне. Чтобы избежать демпинга, никому не разрешалось покупать свежепойманную рыбу у рыбаков, хотя им дозволялось ставить прилавки на причалах и в других отведенных местах, чтобы торговать приготовленной рыбой. Мясникам Константинополя запрещалось покупать мясо у фермеров из предместий; им приходилось ездить за мясом за Никомедию. Местное мясо запасали на случай чрезвычайной ситуации. Пекарей могли оштрафовать за изменение установленной цены, даже если она настолько повышалась государством для увеличения его дохода, что в результате вызывала бунты. Цена на хлеб, как и на вино, менялась в зависимости от стоимости сырья, но всегда рассчитывалась так, чтобы обеспечить прибыль государству. В голодные времена пекарей обязывали покупать хлеб на специальных правительственных складах.

Жалованье регулировалось через гильдии и поддерживалось на невероятно низком уровне. По крайней мере, до VI века членам гильдий только частично платили деньгами, а остальное выдавали, как учителям, чиновникам и военным, натурой. Многие ремесленники, входившие в гильдии, трудились дома, где им помогали жены, наемные работники и подмастерья. Последних отдавали в ученье в очень юном возрасте. Они работали по договору, хозяин гарантировал им обучение в течение двух лет в обмен на плату натурой. Нарушение договора любой из сторон наказывалось штрафом. Если подмастерью платили небольшое жалованье, он должен был еще прислуживать хозяину. Среднестатистическая ремесленная мастерская была, как правило, очень маленькой. Раскопки в Коринфе показали, что ремесленник редко мог позволить себе больше двух помощников. Без сомнения, именно так все и было.

Любое нарушение закона гильдии влекло за собой штраф, телесное наказание или исключение. Однако изгнание из гильдии не обязательно обрекало виновного на вечную безработицу. Ему разрешалось зарабатывать на жизнь, занимаясь своим ремеслом в частном порядке, трудясь на кого-то. Многие, очевидно, находили работу в монастырях, например в Студийском в Константинополе, который, по крайней мере в IX веке, нанимал мастеров по металлу, ткачей и сапожников и продавал ими произведенную продукцию. Другие, вероятно, поступали в мастерские, принадлежавшие дворянству, где, как и в императорских мастерских, большая часть работников была рабами. Рабский труд так широко использовался в Византии, что стал важным фактором в увеличении изготовления предметов роскоши и снижении цен на предметы первой необходимости.

На начальном этапе византийской истории раритетные предметы роскоши завозились в основном с Востока: драгоценные камни — из Индии и Персии, шелка — из Китая. Торговля с Востоком была столь развита, что около 522 года Косьма Индикоплов смог написать подробный отчет о поездке, которую совершил к побережью Малабар. Продажа предметов роскоши всегда считалась монополией государства. Важные мастерские, производившие дорогие товары, особенно шелк и предметы из металла, находились на территории Большого дворца в Константинополе. Их гильдии назывались императорскими и стояли выше всех остальных. Их членам, как членам фракций, надлежало в случае необходимости защищать определенную часть городских стен, а также разрешалось принимать участие в церемониальных шествиях.

Им была дарована привилегия украшать трибуны, которые использовали императоры, когда приезжали в гильдию, пурпурными шелковыми полотнищами, золотом и серебром. Гильдия пурпурных красильщиков была старейшей из императорских гильдий. Ее основали во время правления Ираклия (610–641) и выделили ей мастерские рядом с ипподромом, в фешенебельном районе близ бань Зевксиппа, где ее члены трудились только на благо монарха и его семейства. Товары, которые им были не нужны, продавались императором для пополнения государственной казны.

До завоза в Византию тутового шелкопряда шелк был такой редкостью, что его ценили на Западе выше, чем специи или драгоценные камни. Именно по этой причине Клеопатра отказалась носить любые другие ткани, приказав, чтобы даже ее нижнее белье шилось из шелка. В Риме при Юлии Цезаре шелк был так дорог, что только самые богатые люди могли себе позволить купить его. Способ производства шелка и ткани из него бдительно оберегался Китаем многие века. Однако во II веке н. э. император У-ди династии Хань согласился на экспорт ограниченного количества материала в западный мир в обмен на такие западные диковинки, как стекло, эмаль, высококачественная одежда из шерсти и хлопка. Людям, привозившим долгожданные тюки в византийскую столицу, приходилось отваживаться на долгий, трудный и подчас опасный путь. В среднем требовалось 230 дней, исключая дни, проведенные в караван-сараях из-за плохой погоды или других напастей, чтобы доставить тюки с шелком из перевалочного пункта далекой Центральной Азии в Константинополь.

До того, как узнали секрет его производства, только членам императорской семьи разрешалось закупать и носить шелк. Если случалось так, что у них скапливалось больше шелка, чем нужно, они иногда продавали его, но только избранным купцам и преимущественно на экспорт. Для принца или дворянина в Византии участие в коммерческих сделках было не более унизительным, чем для знати Англии или Флоренции в XVI и XVII веках. Даже став императрицей, Зоя (1042–1055) проводила большую часть дня, готовя благовония. По словам Пселла, она превратила свою спальню в фабрику, расставив в ней жаровни. У каждого из ее слуг были определенные обязанности: кто-то помещал благовония во флаконы, кто-то смешивал, кто-то дистиллировал. Зимой это было даже приятно, но летом ее покои походили на топку. Поскольку и она, и ее сестра и соправительница Феодора не выносили свежего воздуха, им такая жара не мешала. Многие императоры ухитрялись увеличить свои доходы, занимаясь предпринимательством. В XIII веке Иоанн III Дука Ватац (1222–1254) сумел неплохо заработать на продаже домашней птицы и купил супруге новую корону. Византийская знать часто участвовала в торговле. Некоторые добивались серьезного успеха, особенно владельцы фабрик по производству ковров. В X веке самые важные из ковровых фабрик находились в Спарте и Пелопоннесе. Безумно жаль, что ни одного экземпляра их продукции не дожило до наших дней, и мы не можем даже вообразить, что представляли собой византийские ковры.

На начальном этапе производства шелка в Византии основная часть тутового шелкопряда выращивалась у южных берегов Каспийского и Черного морей. Далее коконы перевозили в Египет, Сирию и Константинополь, где из них пряли нити и ткали отрезы. Но в то же время китайский шелк не утратил своей значимости. Сначала Тир и Александрия считались главными центрами изготовления шелка в Византии, но после того как в мастерских Большого дворца установили ткацкие станки, и там стали производить прекрасный шелк. Мастерские были императорской собственностью, в них работали как мужчины, так и женщины. Вскоре в провинциях начали появляться маленькие мастерские, но усиливающаяся агрессивность воинственных арабов, а также желание императора сосредоточить производство в столице привели в VII веке к закрытию этих мастерских. Некоторые из них перевели в Константинополь, где эпарх имел больше возможностей регулировать и контролировать их деятельность. Впредь все отрезы ткани, произведенные в императорских мастерских, должны были отмечаться вытканным на краю именем императора, либо его монограммой, либо именем эпарха, отвечающего за два главных дорогостоящих товара страны (шелк и изделия из металла). Ни один из этих товаров не мог пойти на экспорт. Производимый шелк так жестко контролировали, что, как и во времена Юстиниана, придворные дамы, имевшие право носить шелк, могли надеть его, только если он был куплен в Палате ламп, как назывался императорский аукционный зал Большого дворца. Своим названием он обязан светильникам, которые горели на протяжении всей ночи так, что их свет был виден с улицы через окна.

Помимо того что шелком занимались только императорские мастерские, его производство контролировали целых пять гильдий. В одну входили купцы, которые работали с импортным сырцом, в другую — те, кто ткал его в отрезы или шил из него одежду. Третья объединяла прях и ткачей, четвертая — тех, кто красил шелк в цвета, отличные от пурпура. Эти красильщики были очень умелыми, и, хотя им приходилось закупать многие краски на Востоке, они умели добиваться невероятного разнообразия тонов, к X веку научившись получать множество оттенков одного цвета. В исключительных случаях некоторым ткачам, однако, разрешалось красить собственные ткани. Пятая гильдия занималась продажей шелка. Когда поставки увеличились, труд гильдий значительно облегчился, поскольку правительство пришло к выводу, что продажа шелка, за который надлежало платить золотом, помогала удерживать ценные золотые монеты страны в ее пределах, что стало побочным эффектом этой индустрии, которая обрела особую значимость после того, как Сирия и Египет были завоеваны арабами.

Первые шелка, сотканные в Византии, были, скорее всего, простыми, но через несколько лет в Константинополе уже начали производить ткань с узором. К IX веку, когда текстильная промышленность достигла своего пика, шелка, которые по сей день поражают великолепием и изысканностью рисунка, изготавливались в императорских мастерских. Среди них были парча, золотая и серебряная ткань непередаваемой красоты. Западные правители и знать мечтали заполучить шелка такого высокого качества, но даже на закате империи их не вывозили на экспорт. Несмотря на то что императоры не хотели, чтобы у иностранцев появился даже маленький кусочек этой материи, время от времени они посылали отрезы в подарок людям, которых хотели особенно отметить. Даже сравнительно простые шелка, которые выставлялись на продажу, пристально отслеживались. Лиутпранду, послу Оттона I в Византии, жившему в Константинополе, в конце своей миссии не позволили взять домой несколько отрезов, которые ранее разрешили приобрести у купца.

Глубоко укоренившаяся решимость византийцев не позволить предметам роскоши, произведенным в стране, покинуть ее пределы отражена в пошлинах, взимавшихся с венецианских купцов в X веке. Они платили всего по 2 номисмы за каждое судно, входящее в Константинополь, но по 15 — за каждое отплывающее с грузом. Эти пошлины должны были подтолкнуть иностранных купцов продавать свои товары в Константинополе и затруднить экспорт. Все товары, ввозимые в страну и вывозимые из нее, облагались 10-процентным налогом, с крайне небольшого разрешенного экспорта шелка взимался еще более высокий сбор. Следующим шагом по удержанию дорогостоящих товаров в империи стал запрет экспорта роскоши греческим купцам, которым до VIII столетия позволялось выезжать в Италию. Однако в X веке колонии греческих торговцев удалось обосноваться в Каире, а мусульманская колония укоренилась в Афинах. В XI веке греческие купцы добились разрешения ездить в Персию. Чтобы из-за этого шелк не упал в цене, им запретили самостоятельно импортировать его с Востока; они могли покупать его у сирийских торговцев, которые прибывали в Константинополь из Багдада продавать шелк, произведенный в Сидоне для церковных полотнищ или дворянских плащей.

Даже в X веке многие сирийские импортеры задерживались в Константинополе на несколько лет, а то и на все десять, чтобы работать там посредниками. К тому времени Константинополь уже не был единственным центром производства шелка в Византии. И правительство, и частные мастерские вели выгодную торговлю во многих провинциальных городах. Фивы были одним из первых городов, получивших международную известность, но вскоре у них появился конкурент — Трапезунд, а к XII веку Андрос и Фессалоники превзошли их. На тот момент Фессалоники переживали апогей своего процветания, основывая богатство в основном на экспорте как своих, так и импортируемых из Константинополя товаров. Их отправляли на запад мимо римской Виа Игнация, через современные Нис и Белград в дальние страны. Купцы из Египта и Испании, греки из Монемвасии, торговцы с Сицилии, местные крестьяне — все считали обязательным посетить ее ежегодную ярмарку. На пике своего благосостояния город собирал налогов с магазинов, рынков и импорта предположительно на астрономическую сумму, равную 37 миллионам современных фунтов стерлингов.

Производство тонкой шерстяной ткани и полотна стало значительным ответвлением византийской текстильной промышленности. Ткани зачастую производили женщины, работавшие дома. Большая часть полотна отличалась высочайшим качеством. Портные шили бронзовыми иглами, нитки наматывались на керамические катушки. Вышивка также была востребованным экспортом. Происходя из Сирии, искусство вышивания быстро укоренилось в Константинополе. Во времена Юстиниана в столице изготавливали вещи такого тонкого мастерства и столь редкой красоты, что император предложил местным швеям сшить занавески для кивория собора Святой Софии. Они вышили на занавесках рисунки в виде серебряных колонн, соединенных тремя золотыми арками. В центральной был изображен Христос в золотых одеждах.

Ремесло мастера по металлу и ювелира могло соперничать по важности с текстильной отраслью. В самом начале византийской истории Антиохия считалась центром, где производились лучшие драгоценности и изысканные дорогостоящие предметы из металла, но Константинополь снова быстро забрал у старинного города пальму первенства. Первоначально серебра в столице было так мало, что оно облагалось 10-процентным налогом, от которого золото освобождалось полностью. Серебряные сосуды того времени изготавливались в императорских мастерских для монарха. Хотя небольшое их количество, возможно, продавалось на экспорт, большая часть оставалась во дворце. Иногда его использовали, чтобы подкупить вождей варваров, иногда — чтобы обменять или послать за границу в качестве императорских подарков. Как и императорский шелк, эти сосуды помечались именем или монограммой правящего монарха либо эпарха, отвечающего за их производство. Мастерам, изготовлявшим эти великолепные предметы, доверяли ответственное задание: проверять и ставить печать на серебряных монетах и железных прутьях, которые с 375 года передавались в казну в качестве уплаты налогов.

Хотя ростовщичество строго порицалось, без него невозможно было обойтись, а поэтому и запретить его не могли. Золотых дел мастера работали еще и ростовщиками, но правительство пыталось контролировать процентные ставки ссуд. Хотя средняя ставка колебалась между 4 и 8 процентами, Юстиниан запретил поднимать ее выше 12. Со временем ставка стала зависеть от положения и занятия заемщика. С дворян брали 4,5 процента, с купцов — 8,5, с прочих — 6,5 процента. Обосновавшись в Византии, итальянцы вытеснили греков с этого поприща. Высокоэффективная система взаиморасчетов между городами существовала в Византии за несколько веков до того, как ее узнали в Европе. Вероятно, ее ввели ювелиры, хотя эта заслуга может принадлежать и государственному банку Византии. Он был создан, скорее всего, одновременно с появлением византийских монет. Банк стал единственной организацией, где люди могли покупать и продавать деньги. Если их ловили за этим занятием в другом месте, вся задействованная сумма конфисковалась. Помимо работы с денежным оборотом, банк также собирал пошлины, которыми облагались суда за проход Босфора и Дарданелл, и все таможенные сборы.

С самого начала строгие различия были определены по специализациям ювелиров. Например, не только золотых и серебряных дел мастера работали в разных мастерских, но и люди, производившие золотые гранулы и проволоку, часто использовавшуюся в ювелирном деле, а также те, кто позднее делал золотые перегородки, которые эмальщики заполняли разноцветной пастой, получали отдельные места для труда. Среди серебряных и золотых дел мастеров были такие, кто занимался только регалиями, знаками отличий и эмблемами постов, церемониальными сосудами и блюдами, требуемыми двором и церковью. Некоторые мастера по металлу специализировались по бронзе, другие по меди или свинцу. Величественные медные двери, сделанные для собора Святой Софии в 838 году, в свое время не были уникальными. И бронзовые, и серебряные двери можно было обнаружить в некоторых залах Большого дворца, но двери собора Святой Софии единственные дошли до нас, чтобы свидетельствовать о высоком мастерстве своих изготовителей. Помимо того, мастера по металлу и ювелиры снабжали двор, церковь и государство всеми церемониальными сосудами, которые им были нужны, драгоценностями, украшениями, столовой и кухонной посудой, а также раками, крестами и окладами для Евангелия, конской упряжью, как изысканной и украшенной камнями, так и просто практичной.

Помимо того мастера по металлу, где бы они ни жили — в столице, в провинциальном городе или в деревне, — изготавливали бесчисленные предметы повседневного обихода, особенно ножи и такие инструменты, как мотыга, топор и лопата. Для окон и балконов постоянно были нужны железные решетки, для укрепления дверей и сундуков — железные прутья. Засовы, ключи, замки и огромное количество гвоздей продавались очень хорошо, но более искусные ремесленники также изготавливали разные по размеру светильники из бронзовых или железных обручей. Они подвешивались к потолку в церквях, во дворцах и особняках. На обручах устанавливались масляные лампы с фитилями; с обручей свисали различные украшения: на церковных светильниках — паникадилах — это были кресты, рыбы и птицы.

Мастера по металлу также изготавливали цепи и якоря для растущего флота страны. Самые высококвалифицированные из них делали часовые механизмы, которые вошли в моду в IX веке. Считается, что спрос на них подогрели работы арабских математиков во времена императора Феофила, который имел страсть ко всему арабскому. (Следуя этой своей привязанности, он построил себе зал в персидском стиле, который украшали ниши на восточный манер.) В его правление ювелиры императорских мастерских создали сложные механические устройства, самым искусным из которых был императорский трон.

Чертежи этих механизмов, по крайней мере некоторые из них, делались в Византии, а не в арабском мире — например, начальник императорской мастерской по металлу, родственник патриарха Антония, придумал серебряное деревце, на ветвях которого сидели металлические птички. Это устройство переплавили на серебро, когда оно понадобилось Михаилу III (842–867). Трон датируется X столетием. Он стоял в тронном зале дворца Магнора и в 968 году потряс Лиутпранда, когда по сигналу львы, украшавшие основание трона, начали рычать, птицы — петь, а прочие звери из металла встали на дыбы. Константин VII Багрянородный упоминает литых из золота петухов, коз и овец, из которых, имитируя фонтан, лилась розовая вода. Как мрамор и камень для скульпторов и строителей, большую часть металла для мастеров добывали каторжники в каменоломнях и шахтах (которые принадлежали государству).

Экономическое благополучие Византии напрямую определялось стабильностью и ценностью ее денег. Своей репутацией деньги Византии в основном были обязаны решению Константина I заменить довольно нетвердую серебряную монету страны на золотую, достоинство которой зависело от ее веса. В качестве стандарта он выбрал золотую монету, которую сначала называли латинским словом «солид», а позднее греческим — «номисма». А еще позднее, под влиянием итальянцев, она получила название «визант». Константин повелел, чтобы солид весил ¹/₇₂ фунта, то есть 4,48 грамма. Прежде всего крупные сделки рассчитывались либо на базисе в 100 номисм, либо по весу, но, когда вошло в привычку обрезать золотые монеты для частичного платежа по сделкам, монеты стали взвешивать, а не пересчитывать. Это привело к традиции обрезать золотые монеты, чтобы набрать нужную сумму, а не давать сдачу. Сначала Валентиниан I (371–392), а потом Феодосий II (408–450) запретили варварам, торгующим с Византией, рассчитываться за покупку медью, а также приказали использовать только солиды, чтобы платить за специи, которые они импортировали из Индии, и шелка из Китая. В 498 году Анастасий решил выпустить большую бронзовую монету с выдавленной буквой «М» стоимостью 40 нумий, то есть единиц, и монету поменьше с буквой «К», равной 20 единицам, кроме того — с буквой «I» для 10 единиц и «Е» для 5 единиц. Все эти монеты — золотые, серебряные и бронзовые — сохраняли свое достоинство и в пределах Византии, и за границей до VIII века, когда халифы династии Омейядов поставили солид под угрозу, захватив контроль над арабской торговлей. В результате византийцы поняли, что могут импортировать восточные товары только через Анатолию, в то время как арабы продавали их напрямую всему западному миру. Однако византийцам удалось нейтрализовать их, отправив свой флот для блокады Египта и Сирии, используя в качестве баз Мальту, Лампедузу, Сицилию и Тунис. Таким образом, угроза солиду со стороны Омейядов оказалась снята. До IX века монета сохраняла свое достоинство, а при Василии II (976–1025) оно опустилось до 18 карат; в обращении были и легкая, и тяжелая номисмы. В итоге ее стоимость за границей упала; при Константине IX Мономахе (1042–1055) она равнялась всего лишь 12 каратам. Алексей I (1081–1118) счел необходимым произвести переоценку. Он отчеканил несколько партий монет и сумел стабилизировать их стоимость, хотя и на низком уровне. Латиняне продолжали пользоваться номисмой во время оккупации Константинополя, и ее стабильность, таким образом, не была нарушена. Вернувшись в Константинополь, Михаил Палеолог испытывал такую нужду в средствах, особенно в золоте, что изъял все золотые монеты из обращения и переплавил их. Сделал он это якобы для того, чтобы отчеканить новые монеты с изображением Богородицы, защищающей стены Константинополя, но в действительности — чтобы девальвировать их стоимость. Андроник II (1282–1328) привязал солид к гроссо, и с как никогда упрочившимся положением итальянских купцов в Византии греческая монета утратила свое международное значение, уступив его итальянской. Но даже при этом немногие народы — и в древние времена, и сейчас — могут похвастаться валютой, которая сохраняла бы свое изначальное достоинство на протяжении почти тысячи лет.

Приблизительно до 490 года византийские монеты напоминали римские: на одной стороне изображался портрет правящего императора в типично римском стиле, а на другой — надпись на латыни. Немного позднее часть надписи уже писалась по-гречески, а остальное на латыни, а на реверсе выбивали символ определенного города, фигуру архангела Михаила или крест. Юстиниан стал первым, кто выразил свое глубоко религиозное мировоззрение, выбив на одной стороне своих золотых монет сцену распятия. К тому времени портреты на монетах приобрели типично греческие черты. Юстиниан II (685–695) чеканил на одной стороне своих монет изображение головы распятого Христа, что, возможно, было сделано в память о спасении Ираклием (610–641) частицы Святого Креста, находившейся у персов. Изображения людей перестали появляться на монетах в период иконоборчества (723–843), только изредка на них выбивали крест до середины VIII века. После этого периода первым вернул религиозные сюжеты на монеты Василий I (867–886). Монеты, чеканившиеся в X веке, когда у власти была талантливая Македонская династия, с художественной точки зрения самые красивые. На реверсе у них чаще всего выбит титул императора. Уже через несколько лет надпись исчезает, а вместо нее появляется Христос или Богородица с одной стороны и портрет императора — с другой. Христос и император изображались иногда сидящими на троне, иногда стоящими, а Богородица — зачастую в сопровождении апостолов. Если правители царствовали совместно или император короновал своего соправителя, их портреты помещались рядом на одной стороне монеты. Во время правления династии Палеологов рисунки на монетах имели повествовательный характер и изображали либо коронацию, либо какой-то крупный город.

Почти с самого начала чеканка монет стала императорской монополией, соответственно золотые монеты, за редким исключением, чеканились в Константинополе. Однако во время латинской оккупации столицы Фессалоники, Никея и Трапезунд выпускали свои монеты. До VIII столетия серебряные монеты чеканились не только в Константинополе, но также в Риме, Карфагене, Фессалониках, Никомедии, Антиохии, Александрии, Херсонесе и на Сицилии, но Македонская династия положила этому конец.

Помимо императорских монополий, до VI века торговля с Востоком была самой прибыльной статьей дохода, поскольку имела дело с такими предметами роскоши, как специи, слоновая кость и драгоценные камни, а также с такими необходимыми товарами, как зерно и хлопок. Хотя специи были очень дорогими, все стремились использовать их, потому что они помогали придать вкус еде, утратившей свежесть. Специи пользовались таким спросом, что совсем неудивительно, что в 408 году Аларих потребовал 3 тысячи фунтов перца в качестве части выкупа за снятие осады Константинополя. Индия снабжала Византию этими приправами, но не могла удовлетворить растущие потребности процветающего народа. Также Индия поставляла слоновую кость мастерам, которые вырезали из нее детали для шкатулок и окладов для книг, триптихи, диптихи, даже мебель и двери. К Индии относились с большим почитанием не только как к политически важному государству, но и как к источнику этих предметов. Один император даже обустроил в Большом дворце комнату в индийском стиле. Многие художники находили вдохновение в индийском искусстве. Один из прекраснейших образцов византийского серебра, дошедших до нас, — великолепное блюдо VI века, украшенное фигурой, олицетворяющей Индию.

Среди ремесленников Константинополя часто встречались персы и арабы. Хотя некоторые зарабатывали на жизнь знахарством, большинство из них были мастеровыми. Вполне вероятно, что именно они научили константинопольцев делать бумагу, переняв это умение у китайцев, однако особый сорт бумаги для императорских документов по-прежнему привозился из Багдада. Кроме того, без сомнения благодаря влиянию Востока, с конца XIII века византийские архитекторы начали украшать глазурованными сосудами, изготовленными византийскими гончарами, фасады своих зданий, особенно церквей.

В строительство было вовлечено немало людей и масса материалов. Мастера по камню, мрамору и кости также производили предметы роскоши: бусины, кресты и тому подобные украшения, а плотники и другие мастера по дереву делали многочисленные предметы домашнего обихода: миски, ложки и мебель. Они пользовались такими инструментами, как топоры, рубанки, буравы и пилы, с помощью которых удавалось достигать поразительных результатов. Множество людей занималось плетением нитяных сетей и корзин, но особенно важной отраслью было изготовление мыла и свечей. Свечи были нужны не только в домах, но также и для профессиональных нужд, а больше всего — в церквях, где их использовали для освещения, ставили перед иконами и на алтари в знак благоговения. Тем не менее крупнейшими гильдиями в стране были гончары и кожевники. Как и шерстяная одежда рабочих классов, большая часть керамики производилась в деревнях, но многие гончары привозили свой товар на продажу на ярмарки, которые регулярно проводились в городах. В более поздние времена, видимо в результате восточного влияния, качество керамики значительно повысилось. Хотя до сих пор не было найдено ни одной печи для обжига, большинство гончарных изделий отличаются такой красотой, что не остается сомнений: они были произведены в крупных городах, таких как Константинополь и Фессалоники. Никомедия тоже была важным центром производства, а возможно, и Никея, которая позднее, будучи переименованной в Исник, стала основным центром турецкой гончарной промышленности. Особой чертой Византии являются облицовочные дощечки, похожие на плитку, которые служили иконами или украшением, закрывающим стыки или другие элементы зданий, или, может быть, обрамлением мозаик или фресок на стенах.

Керамику использовали для изготовления всевозможных предметов домашней утвари, начиная от сита или больших кувшинов для вина и масла и заканчивая чашками, тарелками, блюдами и мисками. Удалось обнаружить даже жаровню на перфорированных стойках, в которую ставилось что-то вроде нагревателя. Некоторые сосуды были изготовлены грубо, но встречаются и искусно сделанные и украшенные.

Поначалу большая часть импорта и экспорта Византии проходила через Александрию и Антиохию, но потрясающие географические преимущества Константинополя вскоре дали о себе знать. Захват старых портов арабами только помог подтвердить роль, которую столица взяла на себя в качестве города передового и с производственной, и с коммерческой точки зрения. С конца VII столетия вся торговля в Восточной Европе проходила через Константинополь. Столица служила и крупным транзитным портом, и терминалом. Все суда, используемые в торговле Европы и Востока, перевозившие и импорт и экспорт, должны были разгружаться в Константинополе, даже если проходили его транзитом, чтобы пройти строгий таможенный досмотр. Все товары были обложены высокими пошлинами. Для поимки контрабандистов в столице и других основных портах, таких как Абидос, работали офицеры разведки. До VII века большая часть транзита находилась в руках сирийцев, но с захватом восточных провинций арабами она перешла к евреям. Они жили со своими семьями за основными городскими стенами. Основная часть осела во Влахернском районе, где их квартал был обнесен защитной стеной. Там евреи имели относительную политическую независимость и религиозную свободу. Они могли строить столько синагог, сколько желали. Некоторые из синагог отличались такой красотой архитектуры, что снискали восхищение прочих горожан. Однако евреям не суждено было долго наслаждаться благополучием. Их коммерция пострадала в X веке, когда арабы попытались прорвать блокаду, которой подвергли их византийцы. Первым шагом к этому краху стал захват Сицилии и Карфагена эмиром Кайруана в Северной Африке. Это повысило значимость проливов в Мессине для византийцев, поскольку они представляли собой единственный способ сообщения с Неаполем, Генуей и Пизой. Итальянские морские порты теперь вносили свою лепту в процветание Хаданской Сирии и Фатимидского Египта, каждый из которых затмил Багдад, вступив в торговлю с ними в обход Византии. В обмен на предметы роскоши Венеция без колебаний стала снабжать мусульман деревом для производства военных кораблей и снаряжения, несмотря на то что все это предполагалось использовать против их собратьев-христиан, пусть и православных. Византийцам пришлось закрыть глаза на эти неприятные им действия, чтобы поддерживать торговлю с Венецией. Когда арабы завладели проливами Мессины (которые будут удерживать до XI века), византийцы начали использовать порт Бари в Южной Италии и оставили за собой монополию на шелка, пурпурную краску и кость. Однако Италия быстро утверждалась в положении центра текстильной промышленности и вскоре сама стала экспортировать в Византию дешевые шелка, свободно ими торгуя и сбивая цены на гораздо более превосходящий по качеству византийский товар.

На срединном этапе византийской истории Фессалоники стали вторым после Константинополя городом и с коммерческой, и с промышленной точки зрения. Коринф, который вместе со Спартой лежал на пути следования итальянских судов, шедших из Венеции, Бари, Амальфи и с Сицилии в Грецию, также достиг процветания, а Трапезунд на юго-восточном берегу Черного моря завладел контролем над сухопутной торговлей с Востоком и экспортировал собственные шелка и серебряные предметы. На его ежегодную ярмарку собирались не только греческие купцы, но и мусульмане и армяне. Сухопутные путешествия не были чрезмерно трудными. Состояние дорог, хоть и не такое прекрасное, как во времена Римской империи, все же было сносным. Расходы на ремонт дорог покрывались пошлинами, которые платили все, кроме высокопоставленных чиновников. Торговый флот вносил весомый вклад в византийскую торговлю. Родосское морское право оговаривало условия найма не только рыбаков, но и команды для торговых судов, а также условия перевозки пассажиров. Жалованья на таких судах были крайне невысоки. В 709 году стюард получал две номисмы в месяц. Пространство на судне делилось поровну между пассажирами и командой, хотя мужчине полагалось в три раза больше места, чем женщине. Из соображений безопасности пассажирам было запрещено жарить рыбу и колоть дрова на борту, однако каждому полагалась дневная порция воды, а также разрешалось покупать еду у судового кока. Капитан имел право высадить пассажира или выбросить за борт его багаж, если он считал это необходимым, чтобы не попасть в руки к пиратам или избежать внезапного столкновения со штормом или другим бедствием. Существовавшая система страхования компенсировала потери тех, с кем случилось нечто подобное. Пираты-арабы представляли постоянную угрозу судоходству, хотя система конвоев помогала несколько сдерживать их. Судно, потерпевшее крушение у берега, могло быть ограблено не только пиратами, но и собственными соотечественниками. Нищенствующие крестьяне бросались на него, как саранча, мгновенно обчищая до обшивки. Суда не всегда принадлежали купцам, как это было в средневековой Европе. Многими владели моряки торгового флота, которые укомплектовывали их командой. В IX и X веках у византийцев было немало прекрасных судов, оснащенных изобретениями, неизвестными в других торговых флотах. К самым важным из них относились квадратная корма и оснастка, известная как «латинский парус». Однако к концу этого периода большая часть товаров перевозилась на иностранных судах. Каждая страна начала транспортировать собственные товары. Итальянцы получили собственные пристани в Константинополе, что позволило им закрепиться в столице. Венецианским галерам обычно требовалось 24 дня, чтобы доплыть мимо Корфу и Патраса до Константинополя. Начиная с VIII столетия многие купцы стали сопровождать свои грузы, чтобы иметь возможность лично закупить у византийцев такие важные товары, как хлеб, вино и мясо. Но им не разрешалось приобретать рыбу, которая считалась основным продуктом нищеты. В X и XI веках Англия, торгуя с Византией, использовала итальянских купцов для перевозки товаров, по крайней мере в пределах континентальной Западной Европы.

Торговля с Русью достигла крупных масштабов в X веке. Русские купцы прибывали в Константинополь либо через Закавказье и какой-нибудь восточный порт Черного моря, либо, что было чаще, через Херсонес, по Днепру и через Черное море к византийской столице. Они везли рыбу, изделия из кожи, мед, воск и икру из Азовского моря, покупали лошадей, перец, шелк (некоторую часть которого они перепродавали на экспорт), вино, предметы из тонкого стекла и металла, а после крещения страны в 988 году еще и церковную утварь. Хотя передвижение и количество всех иностранных купцов, въезжающих в столицу Византии, четко контролировалось квестером, особенно строгие правила распространялись на русских, возможно, из-за того, что приблизительно с 860 года они совершали крупные нападения на Константинополь. По крайней мере, два из них привели русских прямо к стенам столицы. Именно благодаря военным победам киевляне смогли получить у византийцев в 907 году торговую концессию на необычайно благоприятных условиях.

Этот договор освобождал их от уплаты и въездных, и выездных сборов — этой привилегии они лишились в 944 году — и давал право получать бесплатно хлеб, вино, мясо, рыбу и овощи во время пребывания в Константинополе. Более того, им выделялась специальная баня. Перед убытием им предоставляли все необходимые паруса, веревки и якоря. Тем не менее русские купцы, как и все иностранцы, были обязаны сообщать о своем приезде в столицу «префекту закона». Им разрешалось пребывать в Константинополе не более трех месяцев в году. Товары, не реализованные за этот период, можно было передать префекту, чтобы тот продал их, а вырученные деньги вернул им через год, когда они снова приедут. Помимо этого, русским запрещалось жить в пределах городских стен Константинополя; им отводился особый квартал в районе Магноры. В город они могли входить лишь через одни ворота в сопровождении чиновника-грека, не имели права носить при себе оружие. Если они приезжали группой, она не должна была превышать 50 человек. Подобные ограничения не распространялись на других. В XI веке около 60 тысяч иностранцев, преимущественно итальянских купцов, проживали в столице. Мусульмане из их числа могли свободно проводить религиозные обряды в своих мечетях. Но самые выгодные условия были предоставлены итальянцам, особенно генуэзцам. Именно они помогли императору вернуться в Константинополь и взойти на престол, за что в 1261 году получили в благодарность район Галата для проживания, а также, что еще ценнее, право проходить Босфор и Дарданеллы когда угодно. Эта уступка приведет византийскую экономику к краху через несколько столетий.