В древнейших русских летописях нет никаких сведений о женщинах, живших на территории Руси до княгини Ольги. Исключением является загадочная Иоакимовская летопись, о существовании которой известно из труда В. Н. Татищева. Историк неоднократно делал из нее выписки, содержание которых многим современным историкам представляется абсолютным вымыслом. К их числу можно отнести сюжет о древнейших славянских князьях. В нем указано, что женой славянского князя Вандала была варяжка Адвинда. В одиннадцатом поколении от них находился Гостомысл, имевший трех дочерей. Старшая стала женой князя Изборска, муж средней – Умилы был неизвестен, но она родила сына по имени Рюрик. После этого Гостомыслу приснился чудесный сон о том, что из чрева Умилы выросло огромное дерево, покрывшее своими ветвями всю славянскую землю. Волхвы истолковали этот сон, как предзнаменование того, что потомки дочери Гостомысла будут править славянами. Поэтому перед смертью Гостомысл вызвал Рюрика к себе и официально передал ему власть.[46]

Таким образом, согласно легенде Иоакимовской летописи Рюрик вовсе не был чистокровным варягом, по женской линии он вел родство от славянских князей, которые, впрочем, иногда женились на варяжках.

Хотя известия Иоакимовской летописи о происхождении Рюрика весьма любопытны, большинство историков считают их совершенно недостоверными.[47]

Для нашей темы данная легенда интересна тем, что в ней Рюрик представлен продолжателем династии славянских князей именно по женской линии. Только это и обеспечивало легитимность его власти. При этом не сам Рюрик выглядит основателем династии киевских князей, а Умила: из чрева которой выросло гигантское дерево. Значит, автор легенды в основу русской государственности положил не мужское, а женское начало.

Также легендарными представляются сведения В. Н. Татищева, взятые из Иоакимовской летописи, о том, что жену Рюрика звали Эфанда и что она была из прибалтийского племени славян ободритов. Считается, что это имя было придумано историком как производное от Сфандра.[48] Правда, некоторые исследователи связали женитьбу на Эфанде с желанием Рюрика укрепить свои позиции в Новгороде после мятежа Вадима, о котором под 864 г. сообщала Никоновская летопись.[49]

Но женитьба на ободритке вряд ли могла помочь Рюрику в Новгородской земле, населенной словенами. Более выгодным для него было породниться с местной знатью, но данных на этот счет в древнейших летописях нет.

Первой реальной женщиной, о которой в самых различных и достаточно достоверных источниках содержится довольно много сведений, следует считать княгиню Ольгу, жену князя Игоря. Несомненно, она была знаковой фигурой и для всего рода князей-Рюриковичей, и для всех древнерусских женщин. Благодаря ей пришлые варяги смогли породниться со славянской знатью и своим сыновьям и дочерям стали давать местные имена. Для женщин Ольга, отомстившая убийцам мужа, отстоявшая права сына на великокняжеский престол, умело правившая в его малолетство и первая из высшей знати принявшая христианство, стала образцом для подражания.

Все это говорит о том, что начинать исследование, посвященное древнерусским женщинам, следует именно с княгини Ольги.

Жизнь княгини Ольги отразилась в самых различных источниках: в письменных, русских и зарубежных, вещественных и даже географических. Казалось бы, такое значительное количество памятников прошлого должно было помочь исследователям составить достаточно полный и достоверный портрет княгини. Однако из-за противоречивости и недосказанности сведений в них в научной литературе не утихают споры об Ольге. Они касаются и ее происхождения, и дат рождения и замужества, и обстоятельств рождения сына Святослава, и взаимоотношений с ним, и реальности ее жестокой мести древлянам, и времени и места крещения, и в целом вклада в становление и развитие Древнерусского государства.

К числу важнейших источников о княгине Ольге относятся древнейшие летописи: Лаврентьевская, Ипатьевская, Радзивилловская и др., начальную часть которых составляет «Повесть временных лет». В этом сочинении Ольга является одной из главных героинь X в. В нем подробно описано, как княгиня отомстила древлянам за убийство мужа, как стала управлять государством, как крестилась в Константинополе, как оказалась с внуками в осажденном печенегами Киеве, какие взаимоотношения были у нее с сыном и т. д.

Вторым памятником русского происхождения об Ольге является «Память и Похвала князю Владимиру» со вставкой «Похвалы княгине Ольге». Это произведение приписывается монаху Киево-Печерского монастыря Иакову, жившему в ХI-ХII вв. По мнению исследователей, окончательное оформление его текста произошло в ХIV в.[50]

Еще одним важным источником является «Житие княгини Ольги», дошедшее до нас в двух редакциях. Считается, что древнейшая была написана в конце ХIII в. и дошла до нас в списке ХIV в. В ХVI в. достаточно краткий текст был дополнен и включен в «Степенную книгу».[51] Исследователи полагают, что по отношению к летописям текст пространного «Жития» вторичен, поскольку был написан через много лет после смерти княгини.[52]

Деятельность княгини Ольги оставила след и в ряде зарубежных письменных памятников. Наиболее важным из них являются сочинения византийского императора Константина Багрянородного, в первую очередь его записки «О церемониях византийского двора». В них он подробно описал два приема княгини Ольги в своем императорском дворце. Он подробно перечислил всех спутников княгини, указал подарки, которые были ей поднесены, но не уточнил, в каком году все это происходило, только сообщил число, день недели и месяц. Не дал он сведений и о цели визита русской правительницы. В итоге среди исследователей возникла масса споров по поводу времени и обстоятельств поездки Ольги в Константинополь.

Сочинение Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора» было переведено и опубликовано Г. Г. Литавриным.[53]

Еще одним важным и интересным источником является «Продолжение хроники Регинона», приписываемое епископу Адальберту. Именно он ездил с миссионерской деятельностью в Киев (которая, однако, провалилась) в правление княгини Ольги. Среди исследователей данный памятник также вызывает много споров: при каких обстоятельствах Адальберт отправился на Русь, кто был инициатором его поездки, почему она оказалась неудачной?

К числу дополнительных источников можно отнести византийские хроники ХI-ХII вв., в которых есть краткие сообщения об Ольге.

Следует отметить, что все важнейшие исторические источники о княгине Ольге были введены в научный оборот еще Н. М. Карамзиным. Он первым попытался дать оценку сохранившимся в них сведениям, представил собственную реконструкцию биографии княгини и сделал вывод о значении ее деятельности для Древнерусского государства. В последующем историки лишь уточняли и дополняли некоторые детали, высказывали свое мнение по спорным вопросам.

Основные типы шумящих привесок из древнерусских курганов

Рассмотрим, какой же исторический портрет княгини Ольги воссоздал Н. М. Карамзин. Он счел вполне достоверными данные древнейших летописей о происхождении Ольги из Пскова и о содействии князя Олега в 903 г. браку с ней юного родственника князя Игоря. При этом взятые В. Н. Татищевым из Иоакимовской летописи оригинальные известия о том, что славянским именем Ольги было имя Прекраса и что она вела свой род от новгородского посадника Гостомысла, он счел вымыслом.[54]

Недоумение Карамзина вызвала и указанная в Ипатьевской летописи дата рождения Святослава – 942 г., поскольку в это время княгиня должна была быть престарелой женщиной, неспособной родить ребенка. Историк решил, что эта дата ошибочная, и предположил, что Ольга произвела на свет сына в 933 г., когда ей было 40 лет. Возраст княгини он определил из указания в Софийской I (датируется XVI в.) летописи о том, что на момент замужества Ольге было только 10 лет.[55] Хотя это добавление и представляется очень ценным, но его не было в древнейших летописях. Появилось же оно в летописи позднего времени, как результат подсчетов самого создателя Софийской летописи, но точных данных на этот счет, конечно, нет.

Из предположения Карамзина о дате рождения Святослава выходит, что на момент смерти отца ему было уже 12 лет. Однако в летописном описании похода Ольги на Искоростень ее сын выглядит значительно младше – он был способен бросить копье только под ноги своей лошади.[56] Таким слабым мальчик мог быть в возрасте не старше 8 лет, при условии, что копье было взрослым и достаточно тяжелым.

Поэтому предложенная Карамзиным дата рождения Святослава не может быть признана правильной. В последующей историографии данный вопрос постоянно дискутировался, и до сих пор не решен.

Анализируя летописный рассказ о мести Ольги древлянам, Н. М. Карамзин решил, что тот больше похож на легенду или народную сказку, чем на реальность, поскольку древлянский князь Мал вряд ли бы стал свататься к женщине, которой было уже за 50 лет.[57] Однако этот вывод сомнителен, поскольку Ольга была не простой женщиной, а великой княгиней, матерью наследника верховной власти в Древнерусском государстве. Брак с ней позволял Малу самому стать правителем обширной державы.

Следует отметить, что вопрос о достоверности летописного рассказа о мести Ольги древлянам до сих пор вызывает в историографии споры.

Н. М. Карамзин не сомневался в том, что после гибели Игоря Ольга стала правительницей Руси. При этом у нее были собственные владения – г. Вышгород, выделенный ей князем Олегом в качестве «вено» – платы за брак с Игорем. Получаемые доходы княгиня имела право тратить на собственные нужды.[58]

Славянские украшения VIII в. Среднее Поднепровье

Рассматривая нововведения Ольги в сборе дани, историк решил, что она провела административно-территориальную реформу, разделив подвластные ей земли на волости с административными центрами – погостами.[59] Но можно ли было это сделать в то время, когда даже границы государства четко не определялись и вся его территория была слабо заселена? Более вероятным кажется, что княгиня лишь определила размер дани для каждой местности и указала время и место, куда ее следовало привозить. Кроме того, она выделила княжеский домен – места охоты и ловли рыбы для своего обихода. Для того времени это было очень важной реформой, поскольку она должна была урегулировать взаимоотношения с местным населением и исключить злоупотребления княжеской администрации в сборе дани. (В историографии вопрос о сути реформ княгини Ольги до сих пор вызывает споры.)

Анализируя сведения древнейших летописей о крещении Ольги, Карамзин обнаружил в них ряд ошибок. Так, оказалось, что летописная дата этого акта – 955 г. не согласуется с данными Константина Багрянородного о времени приема Ольги в Константинополе. Исследователь вычислил, что указанные императором числа, дни недели и месяц были либо в 946, либо в 957 г. Более подходящей для него показалась дата 957 г., поскольку, как следует из записок Константина, княгиня встречалась не только с ним самим, но и с семьей его сына Романа. В 946 г. царевич был еще подростком, хотя и женатым на маленькой девочке. Детей в это время он еще не имел.[60]

Эти выводы историка представляются вполне убедительными, но в последующей историографии возникли споры и появились иные точки зрения.

Карамзин заметил, что в Лаврентьевской летописи и в связанных с ней поздних сводах принимавший Ольгу византийский император неправильно назван Иоанном Цимиским. Этот правитель пришел к власти уже после смерти княгини. В Ипатьевской летописи этой ошибки не было, значит, ее создатель был лучше информирован об истории Византии, чем автор Лаврентьевской. К тому же историк усомнился в сообщении обеих летописей о том, что император захотел жениться на Ольге, находящейся в весьма почтенном возрасте. Ведь сам он давно был женат, да и принимал русскую княгиню вместе с супругой.[61]

Пытливый историк заметил, что в сочинении Константина Багрянородного ничего не писалось о крещении русской княгини и сама она называлась языческим именем Хельга (после крещения Ольга стала Еленой). Однако русские летописи и византийские хроники утверждали, что Ольга ездила в Византию специально для крещения. Чтобы разобраться в этом противоречии, Карамзин решил, что Константина интересовали только вопросы церемониала, поэтому он и не упомянул о крещении своей гостьи.[62]

Позднее данный вопрос вызвал бурную дискуссию в историографии. При этом спорящим приходилось лишь интерпретировать те источники, которые ввел в научный оборот Карамзин.

Среди зарубежных хроник историку удалось обнаружить памятник, свидетельствующий о достаточно обширных международных контактах княгини Ольги. Это – «Продолжение хроники Регинона», написанное в конце X в. В нем сообщалось об отправке в 959 г. русского посольства к германскому императору Оттону I и ответной миссии католического епископа Адальберта в 961 г., которая закончилась полным провалом – Адальберт вынужден был бежать на родину. Карамзин счел содержание этого источника абсолютно достоверным и решил, что Ольга хотела крестить Русь с помощью немецких миссионеров, но не смогла это сделать из-за противодействия сына-язычника.[63]

В последующем содержание «Продолжения хроники Регинона» привлекло внимание многих исследователей, предлагавших его собственное толкование.

Н. М. Карамзин подверг критике поздние источники о княгине Ольге, в частности ее «Житие» в краткой и пространной редакции, всевозможные добавления в поздних летописях и хрониках. Их он назвал баснословием и выдумками всевозможных сочинителей.[64] К числу недостоверных он отнес и сообщение в «Похвале князю Владимиру» о том, что в правление этого князя были обнаружены мощи Ольги и установлены в Десятинной церкви, поскольку в древнейших летописях никаких данных на этот счет не было.[65]

В целом знаменитый историк очень высоко оценил деятельность княгини Ольги и поставил ее в один ряд с великими государственными деятелями Древней Руси: «Предание нарекло Ольгу хитрой, церковь – святой, история – мудрой. Она не воевала, а правила государством. С деятельностью великого мужа учредила порядок в государстве, не писала законов, но давала уставы, простые и самые нужные. При Ольге Россия стала известна в отдаленных странах Европы».[66]

Определенное внимание княгине Ольге уделил и другой известный историк С. М. Соловьев. Рассматривая все предания и мнения об ее происхождении, он признал достоверным лишь ее происхождение из северных областей Руси. Сведения летописей об ее жестокой мести древлянам он не склонен считать легендарными, поскольку в древнерусском обществе месть была широко распространена, и почитался лишь тот, кто мог отомстить обидчику.[67]

Анализируя сведения летописей о реформах княгини, Соловьев решил, что на установленных ею погостах находились представители княжеской администрации – тиуны, которые не только собирали дань, но и вершили суд. Слово «повосты» из Лаврентьевской летописи он счел неправильным прочтением, возникшим при переписке текста с древней ветхой рукописи.[68]

Исследуя маршрут, по которому Ольга объезжала свои владения в начале правления, историк решил, что он проходил по окраинам Новгородской земли, т. е. рекам Мста и Луга.[69] Однако в настоящее время нет точных данных об этих границах. К примеру, Белоозеро было много севернее Мсты, а Изборск – юго-западнее Луги. При этом оба эти города были новгородскими еще при Рюрике.

С. М. Соловьев поддержал точку зрения Карамзина на то, что датой крещения русской княгини следует считать 957 г., а не 955, как в летописях. Предположение В. Н. Татищева о склонности Ольги к христианству еще в Киеве (но она якобы боялась враждебности язычников) он отверг: ведь согласно летописным данным, и в Киеве и в Новгороде при князе Игоре существовали христианские храмы в честь Ильи-пророка и Спасо-Преображения.[70]

Историк высказал мнение о том, что Ольга осталась недовольна оказанным ей в Константинополе приемом, поскольку ее заставили долго ждать в гавани и принимали на недостойном ее низком уровне.[71] Позднее византинисты убедительно оспорили эту точку зрения – Ольгу принимали на самом высоком уровне.

Рассматривая содержание «Продолжения хроники Регинона», Соловьев счел сомнительными сведения о том, что именно Ольга отправила послов к германскому императору. По его мнению, русские визитеры были самозванцами: желая получить дары от католического духовенства, они самовольно пригласили миссионеров в свою страну. В итоге оказалось, что в Киеве епископа Адальберта никто не ждал, и его миссия провалилась.[72]

Саркофаг из волынского шифера. X в. Найден при раскопках Десятинной церкви. Предполагается, что в нем была захоронена княгиня Ольга

Историк полагал, что Ольга обладала большой личной собственностью. В Вышгороде находилась ее загородная резиденция, хранилась казна. Село Будутино она отдала ключнице Малуше, когда та родила от Святослава сына Владимира. Позднее та пожертвовала его Десятинной церкви.[73]

В целом Соловьев, как и Карамзин, высоко оценил деятельность княгини Ольги, назвав ее «устроительницей Русской земли, мудрейшей из женщин». По его мнению, в Древней Руси княгини занимали высокое положение: имели значительное имущество, содержали целый штат слуг, участвовали в пирах, охоте, отличались хитростью, смекалкой, были храбры и находчивы.[74] Эти выводы он сделал, исходя из фактов биографии Ольги.

Не менее положительно относился к Ольге и другой историк рубежа XIX и XX вв. – академик С. Ф. Платонов. Он даже полагал, что с 945 по 957 г. княгиня правила совершенно самостоятельно всем Древнерусским государством. Подобно другим знатным женщинам своего времени она обладала полной гражданской и имущественной самостоятельностью, отличалась государственной мудростью, смекалкой и в этом отношении смогла «переплюнуть» самого византийского императора.[75] В данном случае Платонов счел достоверными сведения летописей о том, что Константин сватался к Ольге, но та, не желая портить отношения отказом, перехитрила его и сделала брак невозможным.

Академик Б. Д. Греков также полагал, что Ольга была совершенно самостоятельной правительницей: установила размер дани, взимаемой с подвластных территорий, создала административно-хозяйственные пункты по управлению территориями, проводила собственную международную политику, владела замковым городом Вышгород. Обо всем этом было известно в Византии, поэтому она получила от императора более ценные дары, чем ее сын Святослав в лице своего посла. Греков не сомневался, что Ольга сама отправила послов к германскому императору, желая установить с ним дружеские отношения.[76]

В последующее время историки стали уделять больше внимания отдельным сторонам деятельности княгини Ольги и конкретным фактам ее биографии. Так, А. Н. Сахаров написал обстоятельный очерк, посвященный дипломатии Ольги. Он подробно проанализировал все, дошедшие до нас источники, дал оценку предшествующим трудам, начиная с В. Н. Татищева и заканчивая В. Т. Пашуто, М. Б. Свердловым и А. Г. Кузьминым.[77]

Сахаров согласился с мнением Карамзина о том, что княгиня ездила в Константинополь в 957 г. и что летописцы допустили ошибку в дате этого события. Цель визита Ольги состояла не только в крещении, но и в установлении с Византией равноправных отношений, и для этого она дважды посещала императора Константина – поэтому в своем сочинении о ее визите он и забыл упомянуть о ее крещении. Главным для Константина было описать пышный церемониал, по которому принималась русская княгиня: она была удостоена личной беседы с императором и членами его семьи; во время официальной части ее не заставили падать ниц перед императорским троном, а во время неофициальной части даже предложили сесть; в честь нее и ее спутников был устроен обед, после которого всех одарили подарками.[78] В данном случае А. Н. Сахаров убедительно доказал несостоятельность мнения С. М. Соловьева, утверждающего, что Ольга была принята в Константинополе недостаточно пышно.

Рассматривая различные источники об обстоятельствах крещения Ольги и пытаясь объяснить существующие в них противоречия, Сахаров предположил, что княгиня могла стать христианкой дважды: первый раз неофициально, в Киеве, второй раз торжественно и публично, в Константинополе. Относительно причин провала миссии в Киев католического епископа Адальберта Сахаров высказал мнение, что тот превысил свои полномочия и решил поставить Русь в зависимость от католического духовенства, в частности главы германской церкви. Естественно, что Ольга и ее окружение не пожелали подчиняться каким-либо иностранцам.[79]

Очерк о дипломатии княгини Ольги вошел в состав фундаментальной монографии А. Н. Сахарова, посвященной дипломатическим отношениям Древней Руси.[80]

Академик Б. А. Рыбаков попытался оценить вклад княгини Ольги в становление и развитие русской государственности. Анализируя некоторые летописные известия о ней, он пришел к выводу, что рассказ об ее мести древлянам не имел ничего общего с историческими реалиями. По своей сути он напоминал описание славянского погребального обряда: сначала умершего несли в ладье, потом сжигали, затем насыпали холм и справляли тризну. Сказание о мести, по мнению Рыбакова, было написано для устрашения подданных княгини и для доказательства непобедимости киевских правителей.[81]

Рыбаков решил, что отношение к реальным событиям имело лишь летописное описание реформ Ольги. Она установила конкретные и справедливые налоги, организовала княжеский домен со становищами (местами стоянки князя), ловищами (охотничьими угодьями), знамениями (бортями) и местами для ловли рыбы. Таким образом, она размежевала угодья правителей и подданных. Становищ, как полагал академик, было не меньше 50. Кроме них якобы были погосты – острожки с постоянным гарнизоном, которых насчитывалось от 500 до 2000.[82]

Последнее предположение академика кажется маловероятным, поскольку у Ольги не могло быть столь большой по численности дружины, чтобы распределять ее по острожкам. Да и надобности в них не было, учитывая слабую заселенность территории Древней Руси в то время.

Б. А. Рыбаков полагал, что Ольга сначала крестилась дома – в 955 г. и эта дата нашла отражение в летописях. Поэтому в Константинополь она прибыла уже христианкой в сопровождении священника Григоря (его имя Константин Багрянородный назвал в числе спутников княгини). По мнению историка, император в действительности хотел жениться на русской княгине, чтобы поставить ее страну в вассальную зависимость. При этом Ольга отнюдь не была старой женщиной, поскольку имела маленького сына. На момент гибели мужа ей должно было быть лет 28-32.[83]

Делая подобное предположение о возрасте Ольги, Рыбаков почему-то полностью проигнорировал летописную запись о том, что брак между Игорем и Ольгой был заключен в 903 г., поэтому в 945 г. княгине никак не могло быть даже 32 лет.

В целом Б. А. Рыбаков весьма высоко оценил деятельность Ольги по обустройству Древнерусского государства, особенно реформы в налогообложении, выделении княжеского домена и устрашение подданных в письменном сочинении.[84]

Последний вывод академика представляется несколько надуманным, поскольку устрашать неграмотных подданных письменно было бессмысленным. Для передачи же текста устным путем необходим был большой штат особых людей, которые вряд ли существовали в то время.

Киев и его окрестности в X-XIII вв. План составлен Л. А. Голубевой: 1 – курганные погребения с трупосожжением IX-X вв.; 2 – курганные погребения с трупосожжением в грунтовой могиле IX-X вв.; 3 – погребения в срубных гробницах IX-X вв.; 4 – погребения в грунтовых могилах конца X – начала XI в.; 5 – церковные кладбища XI-XII вв.; 6 – братские могилы XIII в.

Академик Г. Г. Литаврин посвятил ряд работ проблеме датировки поездки Ольги в Константинополь. Проанализировов содержание главного источника по этому вопросу – сочинения Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора», он пришел к выводу, что Ольга ездила в Константинополь не в 957 г., как считало большинство исследователей вслед за Н. М. Карамзиным, а в 946 г. К этому году, как и к 957, подходили упомянутые императором даты: 9 сентября – среда и 18 октября – воскресенье. Аргументами в пользу своей точки зрения Литаврин считал следующие обстоятельства: в 957 г. княгиня Ольга была слишком стара для трудной поездки в Византию; описанные Константином взаимоотношения между его женой и невесткой больше походили на взаимоотношения с первой женой царевича Романа юной Бертой, нежели со второй женой, через некоторое время отравившей императрицу.[85]

Но можно ли признать доводы Литаврина в пользу пересмотра устоявшейся точки зрения на дату поездки Ольги в Константинополь убедительными? Торговый путь в Константинополь к середине X в. был очень хорошо освоен русскими людьми и вряд ли являлся особенно трудным даже для пожилой женщины. К тому же после 957 г. княгиня Ольга прожила еще 12 лет, значит, особо дряхлой не была. Путешествие на судах для нее было привычным делом. Ведь это был главный способ передвижения в то время на Руси. Сочинение Константина Багрянородного вряд ли можно рассматривать как источник о взаимоотношении его жены с невестками. В нем описывались на конкретных примерах церемонии двора. Поэтому эпизод с двойным троном, на наш взгляд, означал, что императрица и жена старшего царевича занимали равное положение во время официальных приемов.

Датируя поездку Ольги в Константинополь 946 г., Литаврин полностью проигнорировал сообщения русских летописей о том, что в этом году Ольга совершила военный поход на Искоростень и все лето осаждала город. Для поездки в Константинополь у нее просто не было времени. Ведь путь туда проходил по реке Днепр и Черному морю, которые зимой были несудоходными. К тому же в 946 г. вряд ли у Ольги было абсолютно прочное положение и в стране было спокойно. Поэтому в следующем 947 г. княгиня занялась реформами во время объезда своих владений. Ни в 946, ни в 947 г. у нее не было возможности надолго покидать Русь и оставлять юного наследника без опеки. Поэтому, представляется, что датировать поездку Ольги в Константинополь, 946 г. нельзя. Княгиня могла покинуть страну на несколько месяцев, только окончательно укрепив свою и сына власть.

Попытка Г. Г. Литаврина пересмотреть традиционную датировку поездки Ольги в Константинополь привела к тому, что в историографии стали появляться самые различные мнения по этому вопросу. Так, О. М. Рапов решил, что княгиня ездила в Византию дважды. Первый раз в 944 г. – при вдовом и малообразованном императоре Романе, который посватался к своей гостье. В это время она и приняла крещение. Вторая поездка была в 946 г. Зная, что Ольга христианка, Константин посадил ее за один стол с собой и познакомил с семьей. Язычницу же, по мнению Рапова, он не стал бы так принимать.[86]

Натянутость подобных предположений очевидна, поскольку полностью разрушает летописную датировку событий 40-х г. X в. Смерть Игоря пришлось бы отнести к 943 г., а месть Ольги древлянам и поездку по стране с реформами – несуществующими. К тому же, если в 946 г. княгиня была уже христианкой, то почему Константин называл ее языческим именем Хельга, а не христианским Елена? Получается, что выдвинутая Раповым точка зрения противоречит данным сразу двух источников.

Н. Л. Пушкарева попыталась совместить различные точки зрения на дату поездки Ольги в Константинополь. Она предположила, что княгиня ездила в Византию дважды: в 946 и в 953/54 гг. (некоторые исследователи высказали мнение, что в летописных датах X в. есть сбой, поэтому 955 г. (6463 от Сотворения мира) следует считать 953/54 по сентябрьскому летоисчислению). Цель первой поездки состояла в ратификации договора, заключенного Игорем с греками, цель второй – крещение, но в летописях оказалась зафиксированной только одна поездка. Причину возникновения легенды о сватовстве к Ольге императора исследовательница объяснила желанием княгини найти в Константинополе невесту для сына, но ей не удалось это сделать из-за того, что тот был язычником. Акт крещения Ольги Пушкарева расценила не как личное дело, а как важный политический шаг, но от крещения страны ей пришлось отказаться, чтобы не попасть в зависимость от Византии. По этой же причине провалилась миссия католического епископа Адальберта. Исследовательница решила, что Оттон превысил свои полномочия и сам отправил на Русь миссионеров, поэтому-то они и были изгнаны.[87]

Хотя Н. Л. Пушкарева, вслед за Б. А. Рыбаковым, отвергла достоверность летописных рассказов о мести Ольги древлянам, деятельность княгини она оценила весьма высоко и воздала должное ее государственному уму и способностям: «Не меч, но мудрость и ум служили ей оружием в осуществлении этого замысла – создания империи Рюриковичей».[88]

А. В. Назаренко попытался выяснить причины провала миссии Адальберта. Он предположил, что в конце 50-х гг. X в. отношения Ольги с Константином Багрянородным ухудшились (источник своих сведений исследователь не указал). Поэтому княгиня направила посольство к германскому императору Оттону с просьбой прислать католических священников для крещения Руси. Однако Адальберт задержался с поездкой, а когда приехал в Киев, международная ситуация изменилась – вместо умершего Константина на императорский престол взошел Роман, с которым у Ольги установились хорошие отношения. У Оттона, напротив, взаимоотношения с Византией ухудшились, поэтому его посланцев княгиня встретила прохладно, язычники же их просто изгнали.[89]

Предположения А. В. Назаренко выглядят несколько надуманными, поскольку никаких доказательств того, что при Константине у Ольги были плохие отношения с Византией, а при его сыне стали хорошими, нет. Более того, в своем сочинении «О церемониях византийского двора», написанном в конце 50-х гг., Константин описал визит русской княгини как исключительно дружеский. Причиной провала миссии Адальберта, вероятнее всего, было нежелание Ольги поставить свою страну в зависимость от иностранного духовенства.

Достаточно высоко оценивал деятельность княгини Ольги А. П. Новосельцев. Он считал ее реформатором, осуществившим административно-налоговую реформу и отменившим грабительское и бесконтрольное полюдье. По его мнению, после смерти мужа и до 964 г. княгиня была полновластной хозяйкой в стране. Святослав довольствовался второй ролью: правил в Новгороде и совершал завоевательные походы. Заслугой Ольги Новосельцев считал резкое изменение внешней политики: прекращение военных походов на Византию и установление с ней добрососедских отношений, поездка в гости к императору и отправка военной помощи ему в лице варягов-наемников.[90]

Шесть золотых браслетов из клада, найденного в 1913 г. в усадьбе И.А. Сикорского. Датируются IX-X вв.

Совершенно иную точку зрения на личность княгини Ольги высказал Р. Г. Скрынников. Он полагал, что она никогда не была самостоятельной правительницей, за смерть Игоря отомстила не она, а воеводы Свенельд и Асмольд. Свидетельством самостоятельности, что Святослав, по мнению исследователя, явилась битва с древлянами, во время которой он первым бросил в них копье.[91] Скрынников решил, что в летописях почти нет достоверных фактов ни в описании мщения княгини древлянам, ни в сведениях о ее поездке в Константинополь, поскольку пожилая женщина не могла очаровать женатого императора. Чтобы объяснить, почему в сочинении Константина «О церемониях византийского двора» Ольга была названа языческим именем, историк предположил, что княгиня крестилась во вторую поездку в Константинополь при Романе.[92] Однако об этой поездке ни в одном источнике нет сведений. К тому же Роман взошел на престол в 959 г., когда Ольга уже отправила посольство к Оттону для решения вопроса о крещении своих подданных, будучи сама христианкой.

В своем критическом отношении к Ольге Р. Г. Скрынников пошел настолько далеко, что даже решил, что она не проводила никаких реформ. Ее поездка по стране в 947 г. была простым сбором полюдья и закончилась во Пскове зимой, поэтому-то там и остались ее сани. Погосты, по его мнению, существовали и раньше и были местом торга и языческих святилищ.[93] Источник всех этих утверждений исследователь не указал. Ясно лишь одно – данным летописей они противоречат.

Большинство отечественных историков не поддержало точку зрения Скрынникова на деятельность Ольги. В недавно вышедшем учебнике для вузов А. Н. Сахаров вновь представил княгиню решительной, властной и дальновидной правительницей, сумевшей провести важнейшие для страны реформы (отмену полюдья и упорядочение сбора налогов) и поднять международный престиж Руси не с помощью военных походов, а путем мирных дипломатических контактов.[94]

Погребальный инвентарь IX-X вв. Обнаружен в погребениях рядовых жителей Киева. Раскопки в усадьбе Десятинной церкви 1913 г. Киев. 1 – две пастовые бусы с инкрустациями; 2 – сердоликовые, пастовые и стеклянные бусы из ожерелья и подвеска-диргем; 3 – пастовые и стеклянные бусы из ожерелья.

Таким образом, подводя итог многолетнему изучению жизни и деятельности княгини Ольги, следует сделать вывод о том, что в отечественной историографии ей преимущественно дана очень высокая оценка как выдающейся государственной деятельнице. В то же время, из-за противоречивости и недосказанности сведений источников так и остались нерешенными следующие вопросы: происхождение и дата рождения Ольги, время появления на свет Святослава, была ли в реальности месть древлянам, правила ли княгиня самостоятельно и как долго, в чем состояла суть ее реформ, когда и где она крестилась, когда, сколько раз и зачем ездила в Константинополь, каковы были взаимоотношения с другими странами, в частности с Византией и Германией, существовал ли проект крещения Руси католиками и почему провалилась миссия епископа Адальберта?[95]

Естественно, что при существующей источниковой базе дать однозначный ответ на все эти вопросы нельзя. Можно лишь предложить новое толкование хорошо известных текстов. Эта попытка и предпринята в настоящей работе.

Погребальный инвентарь (IX-X вв.) рядового горожанина. Обнаружен в усадьбе Десятинной церкви. Раскопки 1913 г. Киев. 1,2 – костяной гребень в футляре; 3 – костяное острие.

Прежде всего попытаемся решить вопрос о происхождении Ольги: кем были ее родители, где и когда родилась? В древнейших Лаврентьевской и Ипатьевской летописях по этому поводу сделана только такая запись: «В лето 6411[96] Игореви же возрастьшю, и хожаше по Олзе и слушаше его, и приведоша ему жену от Пьскова именем Олгу».[97] Из нее ясно только одно – Ольга была псковичанкой и в 903 г. стала женой молодого князя Игоря. Никаких данных ни о ее происхождении, ни о возрасте здесь нет. Однако, исходя из косвенных соображений, можно предположить, что она была знатной славянкой. Во-первых, ее сын получил чисто славянское имя Святослав. Во-вторых, в договоре Игоря с греками от 944 г. есть не только имя самой Ольги, но и несколько других славянских имен, чего не было в договоре с греками князя Олега от 912 г.[98] Рассмотрим этот вопрос подробнее.

В договоре имя Ольги стоит третьим – после имен мужа и сына-наследника. Это говорит о ее очень высоком положении, поскольку четвертым идет имя старшего племянника князя Игоря, тоже Игоря, видимо, сына старшей сестры.

На переговорах с греками интересы Ольги представлял ее собственный посол Искусеви. Его имя представляется вполне славянским, производным от слова искусный или искушенный, т. е. опытный, мудрый, знающий.

После имени племянника Игоря, тоже Игоря, в договоре значатся два славянских имени, вызывающие большие споры у исследователей: Володислав и Передслава. Поскольку около них нет никаких пояснений о том, что они являются чьими-либо мужем и женой, то напрашивается предположение, что они являются близкими родственниками Ольги, например Володислав – брат, Передслава – сестра. Далее в тексте договора стоит имя Сфандры, жены Улеба. Улеб мог быть умершим дядей Игоря, Сфандра – его женой.

За именем Сфандры в договоре значатся имена Туредува, Арефаста, Сфирка и Акуна. Только у имени последнего есть уточнение, что он являлся еще одним племянником Игоря, очевидно сыном умершей младшей сестры. В противном случае ее имя тоже должно было быть в тексте договора. Напрашивается предположение, что Туредув, Арефаст и Сфирк также состояли в родстве с Игорем. Один из них мог быть мужем умершей старшей сестры, другой – младшей. Но могло быть и так, что все трое являлись сыновьями Улеба и Сфандры и были двоюродными братьями Игоря.

Из всех этих рассуждений можно сделать один вывод: в тексте договора Игоря с греками были перечислены его родственники. В числе них, вероятно, были и ближайшие родственники Ольги, носящие славянские имена: Володислав и Передслава. При дворе князя Игоря они занимали высокое положение, выше его собственных родственников по женской линии. Значит, они не были простолюдинами, а принадлежали к местной славянской знати.

Погребальный инвентарь, обнаружен в погребении IX-X вв. рядового горожанина в усадьбе Десятинной церкви. Раскопки 1913 г. Киев. 1 – железный нож; 2, 3 – кремень и кресало; 4 – кожаный ремешок с бронзовыми бляшками; 5- костяное острие; 6 – бронзовая ромбовидная бляха.

Из летописей известно, что Псков не подчинялся Рюрику и, очевидно, управлялся местными князьями. К их роду, видимо, и принадлежала Ольга, вместе с братом и сестрой. (Предслава, впрочем, могла быть и женой Володислава, но в договоре уточнений на этот счет нет.) Несомненно, что брак со славянской княжной был очень выгоден варяжскому князю, желавшему ассимилироваться среди местной знати.

Можно предположить, что после смерти Рюрика положение юного Игоря было сложным. Он ведь не мог защищать границы новгородцев и обеспечивать для них безопасность на торговых путях, как это делал его отец. Вместо него это стал делать его родственник Олег. Игорю же необходимо было упрочить свое положение на Руси с помощью женитьбы на местной знатной девушке. Псков был ближайшим крупным городом, поэтому именно там и стали искать невесту для молодого варяжского князя. Ею стала Ольга, видимо, имевшая сначала славянское имя, например Олена, как сообщено в Радзивилловской летописи.[99]

Дата рождения Ольги неизвестна. Но, как уже отмечалось, в Софийской I летописи, созданной в начале ХVI в., уточнено, что на момент замужества ей было «лет 10».[100] Откуда взял эти сведения поздний летописец, нам неизвестно. Возможно, данная информация явилась плодом его собственных подсчетов наиболее вероятного времени появления на свет Святослава, который на момент гибели отца был маленьким мальчиком.

Если считать, что в Софийской летописи достоверные данные, то получается, что Ольга родилась в 893 г. Игорю в это время было около 25 лет. Точной даты его рождения в летописях нет, но отмечено, что умирающий в 879 г. Рюрик передал крошечного сына на руки Олегу.[101]

Некоторые исследователи полагали, что на момент замужества Ольге должно было быть не меньше 13 лет, якобы таким был брачный возраст в то время. Однако хорошо известно, что по политическим соображениям браки заключались в любом возрасте, а брак Игоря и Ольги таким и был – невесту варяжскому князю привез его родственник Олег.

Сведения поздних источников, в частности Никоновской летописи и Степенной книги, о том, что до замужества Ольга была простолюдинкой и работала перевозчицей на псковской реке – не более чем поэтическая легенда, созданная книжниками ХVI в. Многие из них писали под руководством митрополита Макария, желавшего создать сборники Житий русских святых для самого массового читателя, в том числе и для простых людей. Поэтическая легенда о происхождении княгини Ольги должна была их заинтересовать.

Общий вид погребения рядового горожанина (IX-X вв.). Обнаружено в усадьбе Десятинной церкви в 1913 г. Киев

В летописях практически нет никаких сведений о жизни Ольги в период замужества. Можно лишь предположить, что вместе с Игорем она находилась в Новгороде. Олег же в это время совершал завоевательные походы. Своей ставкой он сделал Киев – один из важных пунктов на пути «из варяг в греки». Здесь, видимо, взималась плата с купцов, едущих торговать в Константинополь и обратно, приносящая большой доход в княжескую казну. Кроме того, Киев стал для Олега главным опорным пунктом, из которого он совершал набеги на Византию.

Следует отметить, что в договорах Олега с греками не упоминаются ни Игорь, ни Ольга. В них единственным великим князем Русским назван Олег. В числе подчинявшихся ему городов нет Новгорода, а только Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк и Ростов.[102] Это дает основание предположить, что Олег и Игорь правили на разных территориях отдельно друг от друга. Олегу подчинялись те земли, которые он сам захватил, Игорю – те, с которыми заключил договор его отец. Это земли словен, чуди, мери, веси и кривичей, которые со временем стали подчиняться новгородцам. Только после смерти, видимо, бездетного Олега, его владения отошли к Игорю, при этом древлян пришлось покорять вновь.[103]

Во время военных походов мужа «на государстве» оставалась Ольга. Этот вывод можно сделать из того же договора с греками от 944 г. (по сообщениям летописей). Ведь ее имя стоит третьим, после мужа и сына. Но юный Святослав, естественно, сам править не мог. Несомненно, что в это время княгиня получила большой опыт по управлению страной. Как известно, тогда в задачу князя входило: обеспечивать безопасность подданных, разбирать судебные тяжбы между ними и собирать с них налоги в свою пользу. Во времена Игоря налоги заменяло полюдье – сбор с подвластного населения мехов, продуктов, т. е. того, что князь считал необходимым для себя и дружинников. Согласно данным летописей, Игорь совершал военные походы в следующие годы: 914 – поход на древлян, 915 – Игорь встретил на границах своей страны печенегов и заключил с ними мир, 920 – воевал с печенегами, 941 – совершил неудачный поход на Константинополь, 944 – удачный поход на Константинополь, после которого достаточно долго продолжались переговоры о мире, заключенном-таки в следующем году. Все это время обязанности мужа должна была выполнять Ольга. Очевидно, что сбор полюдья удавался ей меньше всего. Поэтому вернувшиеся из греческого похода дружинники Игоря вдруг обнаружили, что воины из отряда воеводы Свенельда богаче их одеты и лучше экипированы. Пришлось Игорю самому отправиться к древлянам, жившим недалеко от Киева, чтобы удовлетворить запросы своих дружинников с помощью сбора полюдья. Но, как известно, эта поездка закончилась трагически – древляне с жестокостью расправились с Игорем.[104]

Таким образом, можно предположить, что на момент гибели князя Игоря его жена Ольга уже имела определенный опыт управления страной.

Общий вид погребения рядового горожанина IX-X вв. Обнаружено в усадьбе Десятинной церкви в 1913 г. Киев

Одним из наиболее запутанных фактов в биографии Ольги является время рождения ею сына-наследника Святослава. В Лаврентьевской летописи на этот счет нет никаких данных и лишь отмечено, что в год смерти отца он был маленьким мальчиком, но у него уже был кормилец, т. е. воспитатель Асмуд.[105] Наличие у княжича воспитателя позволяет сделать предположение о его возрасте – 3-4 года, поскольку до этого возраста дети воспитывались под присмотром женщин из окружения матери.

В Ипатьевской летописи сообщено, что Святослав появился на свет в 942 г., когда болгарский царь Симеон совершил поход на хорватов.[106] Однако известно, что Симеон правил только до 927 г., поэтому никак не мог совершить поход в 942 г. Получается, что рождение Святослава следует отнести к периоду до 927 г. В этом случае в 945 г. ему должно было быть не меньше 18 лет, т. е. он был совершенно взрослым человеком, способным отомстить за смерть отца и править самостоятельно. Однако, по сообщениям летописей, Святослав в это время был совсем маленьким мальчиком, едва способным удержать взрослое копье и бросить под ноги своего коня. Как уже отмечалось, подобной силой мальчик мог обладать в возрасте 7-8 лет.

Более точно определить дату рождения Святослава можно, исходя из приблизительной даты рождения у него самого старшего сына Ярополка: по сообщениям летописей в 970 г. тот начал самостоятельно править в Киеве, поскольку отец отправился в Болгарию. В это время княжичу должно было быть не меньше 16 лет – с этого возраста в то время подростки считались взрослыми. Значит он появился на свет в 954 г., когда Святославу должно было быть также не меньше 16-17 лет. Несложные подсчеты показывают, что годом рождения сына Ольги должен быть 937 или 936. Стало быть, в 945 г. ему как раз и было бы 7-8 лет. В этом случае Ольга должна была родить сына приблизительно в 45 лет, что считается вполне возможным. Для сравнения можно отметить, что великий князь Московский Василий II родился, когда его матери было приблизительно 44 г. Его старшие братья умерли еще при жизни отца, поэтому престол достался именно ему. Аналогичной могла быть ситуация и в семье Игоря с Ольгой. Кроме того, до Святослава у них могли быть дочери, которых выдали замуж за европейских правителей. Исследователи неоднократно встречали в европейских хрониках глухие известия о славянских княжнах, женах некоторых королей. К примеру, известно, что первой женой немецкого короля, а потом и императора Оттона I была знатная славянка, родившая в 929 г. сына Вильгельма, который в 25 лет стал архиепископом Майнцким. Если предположить, что женой Оттона была рано умершая старшая дочь Ольги, то тогда будет понятно, почему в 959 г. княгиня отправила посольство именно к нему. Желая крестить свою страну, она, возможно, рассчитывала на помощь бывшего зятя и внука, но те, как известно, не оправдали ее надежд.

Интересно отметить, что, согласно сообщенным в «Продолжении хроники Регинона» данным, Адальберт был отправлен на Русь именно Вильгельмом Майнцским, которому было поручено заниматься вопросом отправки миссионеров к княгине Ольге.[107]

На вероятность того, что дочь Ольги была первой женой Оттона I, указывает и предположение исследователей о том, что женой старшего сына Святослава Ярополка была внучка Оттона I.[108]

В те времена представители различных европейских династий любили многократно родниться друг с другом. Примером могут быть многочисленные браки между семьями киевских князей и польских и венгерских королей в ХI-ХII вв.

Кроме того, вполне вероятно предположение о наличии у Ольги и Игоря старшего сына, названного в честь опекуна и свата Олега также Олегом.[109] Именно о нем, возможно, содержались сведения в Кембриджском документе, который вызывает много споров среди исследователей. Если считать, что в то время Русь отнюдь не была единым государством и состояла из двух частей – племенного союза словен, кривичей, веси, мери и чуди на северо-западе и отвоеванной у хазар южной части, то в ней вполне могли быть два правителя: Игорь, по договору со старейшинами, возглавлял племенной союз, а его старший сын властвовал на юге, постоянно совершая новые завоевательные походы. Поскольку второй Олег, согласно данным Кембриджского документа, погиб еще при жизни отца, то автор Начального свода мог вообще ничего о нем не сообщать. Ведь его целью было показать преемственность власти внутри княжеского рода.

Таким образом, представляется, что в позднем появлении у Ольги сына Святослава ничего необычного не было. У княгини могли быть и другие дети до него, например дочери, рано вышедшие замуж. Предположительно годами рождения Святослава можно считать 936 или 937 г. В летописях они оставлены пустыми, поскольку писавший во второй половине XI в. летописец вряд ли имел четкое представление о событиях этого времени. Основными его источниками, скорее всего, были рассказы старожилов, которые плохо помнили даты.

При князе Игоре, как отмечалось, в общей иерархии знати Ольга занимала очень высокое место, выше были только муж и сын. Все остальные родственники, даже мужского пола, были ниже. Однако после гибели Игоря от рук древлян все могло измениться. Ведь юный Святослав был неспособен водить в бой дружину, собирать полюдье, разбирать судебные тяжбы, т. е. выполнять функции правителя. За него это должен был делать какой-либо опекун из числа взрослых родственников или видных военачальников Игоря. В этом случае положение Ольги могло измениться в худшую сторону – она становилась всего лишь матерью не имевшего власти княжича.

Однако, как известно из летописей, княгиня решила сама стать соправительницей сына. Но для этого ей необходимо было показать свою силу, твердый характер, способность водить дружину и управлять подданными. Все это она могла продемонстрировать во время мести древлянам за убийство мужа. Если бы она это не сделала, то не только потеряла бы власть, но и страну. Киевляне и дружинники не стали бы подчиняться слабой женщине с маленьким ребенком на руках, древляне провозгласили бы себя независимым княжеством, их примеру последовали бы и другие племена. В итоге Древнерусское государство развалилось бы на составные части, а в Киеве вспыхнула бы ожесточенная борьба за власть между родственниками Игоря и ведущими полководцами.

Погребальный инвентарь из погребений рядовых горожан IX-X вв. Обнаружен в усадьбе Десятинной церкви в 1913 г. Киев. 1- стеклянные, сердоликовые, хрустальные, янтарные и серебряные с зернью бусы, два серебряных височных кольца, трехбусинная серьга, пластичный серебряный перстень; 2 – стеклянные, сердоликовая, хрустальная и пастовая бусы; 3 – стеклянные бусы; 4 – стеклянные и сердоликовые бусы.

Сложная ситуация, в которой оказалась Ольга после смерти князя Игоря, заставила ее быть хитрой, изворотливой, отважной и даже жестокой. Ведь ей приходилось защищать не только права на власть свои и сына, но и жизнь обоих. Победитель междоусобицы непременно расправился бы с ними.

Некоторые исследователи, как уже отмечалось, отрицали достоверность летописных рассказов о мести Ольги древлянам. По их мнению, женщина не могла быть такой мстительной и кровожадной. Однако стать такой Ольгу заставили сами древляне, убившие ее мужа с невероятной жестокостью. По сообщению византийского историка Льва Диакона, Игоря привязали за руки и за ноги к двум склоненным деревьям и отпустили их. В итоге князь был буквально разорван пополам. После этого его останки без всяких почестей были зарыты в землю.[110] Известие о бесславной гибели мужа, принесенное древлянскими послами, желавшими сосватать ее за своего князя Мала, не могло не вызвать глухую ярость в сердце Ольги. На наглую демонстрацию силы и жестокости она должна была ответить еще большей жестокостью, но не сразу и не демонстративно, поскольку она не была уверена в поддержке киевлян и дружины мужа. Поэтому первое древлянское посольство было принято в загородном дворце Ольги и уничтожено так, что и следов от него не осталось.

Ольге было важно все проделать тихо и тайно, чтобы в Древлянской земле ничего не узнали о гибели послов. Для усыпления бдительности Мала она тут же отправляет к нему свое посольство, которое сообщает ему о ее согласии стать его женой. Но при этом тот должен выполнить следующие условия: прислать более пышное посольство, состоящее из самых знатных людей, и организовать достойные похороны князя Игоря. Поскольку в этих просьбах ничего необычного не было, Мал с готовностью их исполняет. Таким образом, Ольга получает возможность расправиться со всей древлянской знатью: часть перебили в составе второго посольства, остальных – во время поминальной тризны по Игорю. В их числе, вероятно, был и сам Мал, поскольку его имя больше в летописях не упоминалось.

Погребальный инвентарь, обнаруженный в погребении IX-X вв. рядового горожанина. Раскопки в усадьбе Успенского собора 1913 г. Киев. 1 – стеклянные, пастовые и сердоликовые бусы; 2, 3 – подвески-диргемы; 4 – восемь височных колец с несомкнутыми концами.

Следует отметить, что во время первой поездки в Древлянскую землю с небольшим окружением Ольга очень рисковала. Ведь если бы кто-то проговорился Малу о ее жестокой расправе с древлянскими посольствами, ей грозила бы смерть. Но княгиня продемонстрировала всем невероятную отвагу, хитрость и выдержку. Видимо, поэтому никто не решился ее предать.

Победительницей вернулась Ольга в Киев. Своими собственными малыми силами она смогла отомстить убийцам мужа и существенно подорвать мощь восставших древлян. Естественно, что в этих условиях дружинники Игоря полностью поддержали княгиню, согласились встать под ее знамена, чтобы нанести древлянам окончательный удар. Хотя маленький Святослав мог не участвовать в походе, Ольга, видимо, взяла его специально, чтобы дружинники видели своего будущего полководца. При этом она и сама едет, чтобы держать под контролем все происходящее.

Первый же бой с древлянами, как известно, закончился их полным разгромом. Но потом Ольге пришлось достаточно долго осаждать столицу Искоростень. Взята она была только при помощи хитрого приема – поджога с использованием птиц. Некоторые историки решили, что в реальности такой способ поджога города невозможен – птицы не полетят в свои гнезда с привязанным к ним горящим трутом. Однако еще Н. М. Карамзин нашел в одной европейской хронике повествование о том, как будущий зять Ярослава Мудрого Харальд применил подобную хитрость при взятии сицилийского города.[111] (Ныне этот источник переведен и опубликован.[112]) Значит, подобный прием был хорошо известен в то время и достаточно эффективен.

Погребальный инвентарь, обнаруженный в погребениях IX-X вв. рядовых жителей Киева. Раскопки 1937 г. в районе Художественной школы. 1 – сердоликовые, стеклянные, пастовые и серебряные бусы, серебряная лунница и височное кольцо с завязанными концами; 2 – серебряное височное колечко и железные гвозди от гробовища.

Н. М. Карамзин, желая убедиться в том, что поход Ольги на Искоростень был в действительности, отправился на Украину для поиска места, где он мог находиться. На Волыни, около р. Уша, он обнаружил остатки древнего городища с земляными валами и проездными воротами. Рядом располагались деревенька Шатрицы, которая, по мнению ученого, получила свое название от места стоянки войска Ольги.[113]

Доказательством реальности похода Ольги на древлян может служить тот факт, что это племя вновь стало подчиняться киевским князьям. Искоростень после сожжения, видимо, запустел, так как новой столицей стал город Овруч. Туда в 970 г. Святослав отправил на княжение своего младшего сына Олега, поскольку местная княжеская династия, очевидно, прекратила свое существование.

Следует отметить, что для автора Начального свода, писавшего во второй половине XI в., время правления Ольги было не таким уж далеким прошлым – каких-то 100 лет назад. В молодости он даже мог быть знаком с людьми из окружения княгини. Поэтому он точно указал, где был терем Ольги, где находилась пристань, к которой приставали древлянские послы, где была могила князя Игоря.[114] Несомненно, что все сведения об Ольге он узнал от старожилов, хорошо запомнивших яркие эпизоды, но путавшихся в датах, которые обычно быстро забываются.

Все это говорит о том, что в летописном рассказе о мести Ольги древлянам нет ничего нереального и легендарного. Данные события, несомненно, были в действительности, поскольку без них княгине не удалось бы удержать власть в своих руках и стать соправительницей малолетнего сына.

Реальными следует считать и сведения летописей о проведенных Ольгой реформах налогообложения. Убийство Игоря древлянами показало, что в этом вопросе много недостатков. Произвольный сбор полюдья мог привести к новому выражению недовольства подданных. Сначала княгиня определила размер дани, которую должны были платить древляне. Две трети ее отправлялись в Киев на содержание дружины, обеспечивающей безопасность границ и сопровождавшей в Византию караванов купцов. Одна треть шла непосредственно в казну Ольги, которая, очевидно, находилась в принадлежащем ей Вышгороде. Кроме того, древляне должны были выполнять общегосударственные повинности, определяемые уставами и уроками. Например, сооружать мосты через топи и небольшие речки во время поездок через их территорию княгини или ее людей. Там же Ольга наметила места своих стоянок и охотничьих угодий.[115]

В следующем году, 947, Ольга отправилась в Новгород. Там на окраинах новгородских владений по рекам Мста и Луга она наметила места, куда следовало привозить дань, четко определив ее размер. Там же особыми знаками она выделила места для своей охоты, рыбной ловли и отстрела дичи.[116] Все это было сделано для предотвращения конфликтов с местным населением.

Серебряные бляхи, стеклянные шашки, игральная кость, бубенчики. Обнаружены в погребении IX-X вв. знатного дружинника с конем. Раскопки 1990 г. в усадьбе Фурмана. Киев

Летописец пишет, что и через 100 лет можно обнаружить следы деятельности Ольги: сани, особые знаки, отмечающие на Днепре и Десне места, где для нее ловили дичь, рыбу; сохранило свое название и принадлежащее ей село[117] Будутино.

Несомненно, что личные доходы княгини Ольги были весьма значительными. На что же она их тратила? Об этом можно только догадываться. В Вышгороде, вероятно, существовала прекрасно отстроенная резиденция с красивыми жилыми помещениями и обширными хозяйственными постройками. В них хранились большие запасы зерна, круп, овощей, заготовленных впрок рыбы, мяса, молочных продуктов, а также всевозможные напитки, включая привозимое из Византии вино.

В распоряжении княгини была личная дружина и множество прислужников и прислужниц. Можно предположить, что Ольга окружала себя молодыми и привлекательными людьми, как это всегда делали русские государи. Всех их она стремилась красиво одевать, чтобы в глазах иностранных гостей ее свита выглядела особенно пышно. В итоге, одна из Ольгиных прислужниц, ключница Малуша, очень приглянулась княжичу Святославу, вероятно, уже имевшему жену и двух сыновей. Результатом связи стало рождение сына, названного Владимиром. В древнейших летописях ничего не сообщено о дальнейшей судьбе любовницы Святослава. В поздней Никоновской летописи есть данные о том, что Ольга разгневалась на прислужницу и сослала ее в свое псковское село Будутино.[118] Однако Владимира она признала внуком и стала воспитывать наравне с законными сыновьями Святослава, Ярополком и Олегом. Об этом известно из сообщений летописей о том, что в 968 г. княгиня вместе с тремя внуками оказалась в осажденном печенегами Киеве.[119]

Вполне вероятно, что у Ольги был свой двор и в родном Пскове. Несомненно, княжеский дворец был и на Городище близ Новгорода. Но поскольку он был деревянным и в дальнейшем многократно перестраивался потомками Ольги., его остатки не сохранились. В этом отношении больше повезло киевским дворцам княгини – каменным. Их фундаменты археологи обнаружили в ходе раскопок еще в XIX в. Результаты многолетней работы были обобщены в фундаментальной двухтомной монографии М. К. Картера «Древний Киев», где ученый отметил, что только в середине X в. три разрозненных небольших поселения, существовавших на территории Киева, начали соединяться в единое целое. Центром их стала княжеская резиденция на Андреевой горе, которая по площади была даже меньше небольшого Владимирова городка – резиденции Владимира I.

Кольцевая серебряная фибула. Обнаружена в погребении IX-X вв. знатного дружинника с конем. Раскопки 1990 г. в усадьбе Фурмана. Киев

В центре резиденции Игоря, Ольги и Святослава находилось языческое капище, сложенное из камней. По форме оно напоминало окружность с четырьмя выступами. Как оно выглядело в реальности, археологи не смогли понять.[120]

Следуя указаниям летописей, археологи обнаружили два каменных дворца Ольги: один на городище, другой – загородный. Первый представлял собой внушительную постройку с толщиной стен у фундамента 1,5 м, длиной 18 м, ширину постройки определить не удалось.[121] Загородным дворцом Ольги археологи считают остатки достаточно большого здания на территории бывшей усадьбы Трубецкого. По форме его фундамент напоминал многоугольник, стены соединялись друг с другом под тупым углом. Вероятно, это было парадное помещение для пиров и дипломатических приемов.[122]

Раскопки захоронений позволили ученым сделать выводы о населении Киева в X в., об одеждах мужчин и женщин, о предметах, использовавшихся в быту. Оказалось, что по этническим социальным признакам население было довольно разнообразным. Среди захоронений встречалось трупосожжение, характерное для славян-язычников, трупоположение скандинавского типа и переходный вариант, когда тело умершего не сжигали, но посыпали пеплом. Встречались и могилы с костяком, обсыпанным зерном. Наиболее богатые захоронения представляли собой несколько деревянных срубных камер, в которых находился не только сам умерший, но и его рабыня и конь.

Некоторые исследователи высказали мнение о том, что в X в. на Руси вместе с князьями хоронили их жен, поэтому Ольга якобы должна была лежать в одной могиле с Игорем. Однако археологи доказали, что обычая хоронить жен вместе с мужьями никогда не было. Их заменяли рабынями. Доказательством для этого вывода служили довольно-таки скромные украшения женщин, захороненных вместе с мужчинами. Они были много беднее, чем в могилах знатных киевлянок.

Погребальный инвентарь, обнаруженный в погребении IX-X вв. знатного мальчика. Раскопки 1909 г. в усадьбе Десятинной церкви. Киев. 1-4 – подвески-диргемы, 5 – железный ножичек, 6, 8 – миниатюрные оселки, 7 – бронзовая пряжка, 9 – костяная свистулька, 10 – миниатюрный топорик, 11 – крестообразная серебряная накладка, 12 – коромысло миниатюрных бронзовых весов, 13 – просверленная пяточная кость, 14 – костяной гребень, 15 – железное изделие.

Что же нашли археологи в киевских могилах X в.? В бедных мужских захоронениях встречались железные ножи с костяными рукоятками, кресало и кремень, костяные гребни. В бедных женских могилах были простые ожерелья, височные кольца, серьги, редко перстни из простых металлов, а также глиняные сосуды с остатками пищи. Ожерелья состояли преимущественно из стеклянных пастовых бус восточного происхождения, металлические изделия были местного производства. Среди скромных захоронений обнаружили могилу купца. Определили это потому, что в ней находились медные чашки от весов, складное коромысло к ним и 9 гирек. Там же оказалась золотая византийская монета.[123] Наличие только одного захоронения купца свидетельствовало об отсутствии среди постоянного населения Киева торговцев. Они, видимо, находились в этом городе проездом. Основное население составляли ремесленники и обслуга княжеской резиденции. Их могил было найдено более 100.

Значительно меньше было захоронений знатных и богатых мужчин, очевидно дружинников – всего 18. Все они находились в деревянных срубах, перекрытых бревенчатым настилом. Их особенностью являлось богатое вооружение, драгоценные украшения, остатки пышной одежды и рядом костяки рабыни и коня в роскошной сбруе. Мечи, как правило, были франкского образца с серебряными рукоятями, украшенными гравировкой. Среди вооружения были также боевые топорики и металлические наконечники стрел. Хотя ткани практически не сохранились, представление об одежде мужчин дают остатки кожаных панцирей, обильно украшенных серебряными бляшками. Серебряные нашивки были также на кожаных ремнях. В качестве подвесок на шее использовались серебряные монеты – диргемы. Кроме того, в богатых могилах были обнаружены стеклянные игральные шашки и костяные астрагалы для игры в кости, костяные гребни с красиво отделанными серебром рукоятями, глиняные сосуды, деревянные ведерки, просверленные раковины и многое другое.[124] Все эти находки свидетельствовали о том, что во времена Ольги знатные мужчины одевались богато, обильно украшая одежду гравированными серебряными бляшками, оружие было западного образца и привозилось из Европы. Развлекаться они любили игрой в шашки и кости.

Костяная ложка, обнаруженная в погребении IX-X вв. знатного мальчика. Раскопки 1909 г. в усадьбе Десятинной церкви. Киев

Среди человеческих захоронений археологи обнаружили могилу, в которой был похоронен только конь. Его сбрую украшали более 200 бронзовых и серебряных бляшек. Некоторые из них были в форме пятиконечных звезд, другие – круглые, третьи – четырехугольные. Несомненно, этот конь был боевым другом знатного хозяина, который очень его любил.[125] В связи с этим захоронением вспоминается легенда о Вещем Олеге и его коне. Возможно, она имела реальную основу.

Особый интерес у археологов вызвало захоронение знатного мальчика. В нем было обнаружено много глиняной и деревянной посуды с остатками тризны, а также детские игрушки: набор «бабок», состоящий из 157 астрагалов с гравировкой, костяная свистулька, маленький железный топорик, ножичек с костяной ручкой, маленькие весы, три кабаньих клыка и множество просверленных раковин. Грудь ребенка украшали два серебряных диргема и серебряная накладка. Серебряными были и пуговицы на одежде.[126] Находки дают представление об игрушках мальчиков в X в. Это: детское оружие, «кости», свистульки, весы, с помощью которых можно было играть в торговлю. Вполне вероятно, что и у Святослава был такой же набор.

Подвески-диргемы, обнаруженные в погребении IX-X вв. знатного дружинника с женщиной. Раскопки 1936 г. в усадьбе Художественной школы. Киев

Следует отметить, что других детских захоронений не было обнаружено, поэтому можно предположить, что знать постоянно не жила в Киеве в это время. Подтверждает это сравнительно небольшое количество захоронений знатных женщин – их всего 4 за целый век. Но по ним можно получить некоторое представление об одежде княгини Ольги и женщин из ее окружения. Главным их украшением являлись роскошные ожерелья, состоящие из нескольких нитей. Бусинки были сердоликовыми, стеклянными пастовыми и серебряными с зернью. Среди бусинок встречались золотые и серебряные византийские монеты с просверленными дырочками и плоские белые перламутровые раковины. Застежками на одежде являлись серебряные с позолотой фибулы и серебряные же пуговицы. В одном из наиболее богатых захоронений были обнаружены остатки золотой парчи с вышитыми серебряными нитями узорами. Из парчи был сделан и головной убор, к которому были приделаны золотые височные кольца. Руки умершей женщины украшали серебряные браслеты, пальцы – золотые кольца, по два на каждой руке. Несохранившийся пояс застегивала подковообразная серебряная пряжка. Несомненно, эта женщина принадлежала к высшей знати и никогда не занималась тяжелым ручным трудом. Поэтому в ее могиле не было обнаружено никаких орудий труда. Для сравнения можно отметить, что в захоронениях простолюдинок встречались ножницы, точильные бруски, деревянные ведерки и ковшики.[127]

Археологи тщательно исследовали найденные в захоронениях вещи, чтобы определить их происхождение. В итоге выяснилось, что височные кольца относятся к «волынскому типу», распространенному в Среднем Поднепровье и на Волыни. Деревянные ведерки встречались в славянских погребениях около Чернигова, Смоленска и на Волыни. Вероятно, они предназначались для меда. Стеклянные шашки встречались и в других богатых погребениях. Это позволило сделать вывод о распространении этой игры и среди знатных женщин. А вот астрагалы – «бабки» – были найдены и в бедных захоронениях. Значит, эта игра имела массовое распространение.

Анализ всего погребального инвентаря, обнаруженного в древнейших погребениях, позволил пересмотреть устоявшееся мнение о большом влиянии Византии на становление древнерусской культуры в X в. Греческих вещей среди него очень мало – только 4 монеты IХ-Х вв. Значительно больше было обнаружено изделий восточного происхождения: монеты-диргемы, превращенные в подвески, пастовые бусы, бронзовые курительницы и т. д. Они свидетельствовали об устойчивых торговых связях с Халифатом. На торговые контакты с Западной Европой указывали франкские мечи у знатных воинов.[128]

Находки в погребениях позволили развеять еще один миф о том, что киевская знать в X в. преимущественно была скандинавского происхождения. Варяжским элементом в одежде можно было считать только серебряные фибулы, найденные и в женских и в мужских могилах. Но они одни, естественно, не дают оснований делать однозначный вывод об этническом составе населения Киева в это время. Он, скорее всего, был смешанным. При этом киевляне, очевидно, имели самые разнообразные торговые контакты – со странами и востока, и юга, и севера, и запада.

Кольцевая серебряная фибула, обнаруженная в погребении IX-X вв. знатного дружинника с женщиной. Раскопки 1936 г. в усадьбе Художественной школы. Киев

Таким образом, археологические раскопки Древнего Киева позволили сделать вывод о его населении, во времена Ольги это преимущественно простые люди, ремесленники и обслуга знати. Из высших слоев общества основу составляли воины-дружинники. Знатных женщин мало, а детей почти не было. Причина этого, видимо, заключалась в географическом положении. Киев в то время был окраинным городом, и жить в нем было небезопасно.[129]

Находки в богатых женских захоронениях позволяют представить, как выглядела княгиня Ольга. Голову, вероятно, украшал головной убор из золотой парчи с вышивкой из драгоценных камней. К нему были приделаны золотые височные кольца. Сверху на голову накидывалось шелковое покрывало, украшенное по краям драгоценной вышивкой. Платье было в виде удлиненной рубашки с глухим воротом и длинными рукавами. На талии его стягивал кожаный пояс с драгоценной пряжкой. Шею и грудь украшали ожерелья, состоящие из нескольких нитей сердоликовых, пастовых и серебряных бус. На руках были браслеты и кольца из драгоценных металлов. Сверху на платье была наброшена накидка из бархата или шелка, скрепленная фибулой.

Погребение IX-X вв. знатного дружинника. Раскопки 1939 г. в усадьбе Десятинной церкви. Киев. 1 – план.

Чтобы иметь такие роскошные наряды, княгине приходилось заботиться о преумножении своих доходов и покровительствовать торговле. Как отмечалось в летописях, Ольга несколько лет занималась обустройством своей страны. В 946 г. она провела налоговую реформу в Древлянской земле. В 947 г. ездила с той же целью по окраинам Новгородской земли. Хотя на верховную власть, по завещанию Игоря, права имел только Святослав, он ни в чем не противоречил матери и, как подчеркнуто в летописях, «пребывал с ней в любви».[130] Такие взаимоотношения с подрастающим сыном позволили Ольге встать во главе Древнерусского государства и самостоятельно решать все внешние и внутренние проблемы.

Погребение IX-X вв. знатного дружинника. Раскопки 1939 г. в усадьбе Десятинной церкви. Киев. 2 – общий вид могильный камеры.

Некоторые исследователи предположили, что Святослав со своим окружением отправился в Новгород, Ольга же осталась полновластной хозяйкой Киева. Основанием для подобного мнения послужили данные летописей о том, что княжич рос отнюдь не под «крылом матери». Он превосходно освоил воинское искусство, легко переносил любые жизненные невзгоды, был неприхотлив в пище и одежде, мог спать на земле, подложив под голову седло.[131] Естественно, что стать таким закаленным воином в княжеских теремах было невозможно. Значит, Святослава воспитывала не мать, а воеводы Игоря, совершавшие с ним многодневные военные походы. В Новгородской земле надобности в подобных рейдах не было, напротив, около Киева всегда существовала опасность нападения степняков, поэтому дружинникам приходилось постоянно нести дозорную службу. У них Святослав как раз и мог набраться военного опыта, закалиться и стать равнодушным к бытовым невзгодам. Из этих рассуждений напрашивается вывод о том, что Ольга, скорее всего, правила в Новгороде, а Святослав чаще находился с дружинниками в Киеве. При этом его главной обязанностью было охранять границы государства и торговые пути. Ольга же собирала дань, разбирала судебные тяжбы, благоустраивала резиденции, принимала послов, а потом занялась воспитанием внуков.

Следует отметить, что о жене Святослава в летописях нет никаких сведений. В. Н. Татищев утверждал, что его супругой была дочь какого-то венгерского князя, но Н. М. Карамзин считал это известие ложным.[132] При отсутствии точных данных можно по этому поводу лишь высказать некоторые предположения. Например, невестка Ольги могла рано умереть, поэтому княгиня и вынуждена была стать попечительницей внуков. Другой вариант – после интрижки Святослава с Малушей его знатная супруга устроила скандал и вернулась на родину. В любом случае современники почему-то не запомнили, на ком женился сын Ольги и от кого у него были двое старших сыновей. При этом имя Малуши оказалось зафиксированным в летописях. Произошло это, видимо, потому, что ключница являлась славянкой, лицом, хорошо известным при княжеском дворе. Законная же супруга Святослава была иностранкой, жившей достаточно изолированно, только со своим окружением.

Святослав, судя по всему, был не слишком семейным и склонным к оседлому образу жизни человеком, поскольку приблизительно в 27 лет он начал ежегодно отправляться в завоевательные походы. Ольга не смогла передать ему свой государственный ум, способность решать многие конфликтные ситуации мирным путем, быть ловким политиком, опытным реформатором и заботиться о благе подданных. Святослав вырос только воином-завоевателем.

Проводя реформу налогообложения, Ольга наверняка использовала опыт зарубежных стран в этом отношении. О порядках в Византии или Западной Европе она могла узнать от разъезжавших по всему свету купцов. Они могли рассказать ей о законодательстве как о необходимом атрибуте любого государства. Конечно, разработка фундаментального свода законов, видимо, была достаточно сложным делом в то время, но простой устав княгиня все же создала. О нем упоминается в летописях. Потом он, очевидно, был дополнен ее внуком Владимиром и оформлен в виде первого русского законодательного памятника – Устава князя Владимира. Еще дальше пошел правнук княгини Ярослав Мудрый, создавший Русскую правду, фундаментальный свод законов. Чуть позже сыновья князя, Ярославичи, существенно его дополнили.

В летописях нет никаких сведений о том, чем занималась Ольга после проведенных реформ целых 7 лет – с 948 по 954 г. Только под 955 г. отмечено: «Иде Ольга в Греки и приде Царюгороду», т. е. в Константинополь.[133] В данном случае зафиксирована знаменитая поездка княгини в Византию, описанная в целом ряде зарубежных источников: сочинении Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора», «Продолжении хроники Регинона», хрониках Иоанна Скилицы и Иоанна Занары. Как уже отмечалось, из-за противоречивости данных этих текстов в исследовательской литературе не утихают споры по поводу даты и целей поездки. Попробуем представить свою версию этого события.

Несомненно, визит Ольги в Константинополь с мирными целями был весьма выдающимся фактом в истории дипломатических контактов между Русью и Византией. Впервые правительница ранее враждебной державы прибыла для переговоров с императором. Естественно, что тот запомнил это событие и подробно описал прием гостьи в своем дворце. Но при этом он уделил главное внимание не сути бесед с Ольгой, а лишь внешней стороне – церемонии приема. Все происходившее он описал в сочинении «О церемониях византийского двора», которое дошло до нас и опубликовано.[134]

По непонятной причине Константин не указал год визита Ольги, сообщив лишь число, день недели и месяц (двух приемов): 9 сентября в среду и 18 октября в воскресенье. Еще Н. М. Карамзин определил, что такие даты могли быть в 946 и 957 гг. Исследователь счел наиболее подходящим 957 г., поскольку на приеме присутствовали члены семьи императора: жена, сын Роман с супругой и детьми. В 946 г. у юного Романа детей еще не было, хотя он уже был женат на маленькой девочке Берте.[135] Последнее обстоятельство привлекло внимание Г. Г. Литаврина, который счел более подходящим для поездки Ольги 946 г.[136] Поскольку данный вопрос достаточно подробно рассмотрен в историографической части главы, то здесь лишь следует еще раз подчеркнуть, что в 946 г. положение Ольги и ее сына было довольно непрочным, поэтому вряд ли бы княгиня отважилась покидать свою страну надолго и оставлять без присмотра юного Святослава. На наш взгляд, более правильно датировать поездку Ольги в Константинополь 957 г., когда государство можно было оставить на уже взрослого сына (в это время Святославу было уже приблизительно 19 лет).

Наносник от шлема и погребальный инвентарь. 1 – наносник от шлема, найденного в усадьбе Десятинной церкви, 2 – инвентарь из погребения IX-X вв. знатной женщины. Раскопки 1908 г. в усадьбе Десятинной церкви. Киев.: а) сердоликовые, пастовые и серебряные с зернью бусы, б, в) – имитация византийского солида императоров Василия I и Константина (869-879 гг.), г, д) серебряная фибула, превращенная в медальон, е) серебряный ободок деревянного ковша.

В русских летописях ошибка в дате поездки княгини в Византию могла возникнуть из-за того, что в X в. какие-либо события точно не фиксировались, летописные записи, даже краткие, не велись, поэтому книжнику XI в. при описании правления Ольги пришлось ограничиться воспоминаниями старожилов, не всегда правильно ориентировавшихся в годах. К этому можно добавить, что в Лаврентьевской летописи принимавший Ольгу император неправильно назван Цемьским, т. е. Иоанном Цимисхим, который вступил на престол уже после смерти княгини, 11 декабря 969 г.[137] В Ипатьевской и Радзивилловской летописях имя императора названо правильно, поскольку их создатели, видимо, лучше знали историю Византии, чем автор Лаврентьевской летописи.[138]

Согласно летописному рассказу, Ольга произвела настолько большое впечатление на императора, что тот захотел на ней жениться. Однако, как отметили многие исследователи, данный рассказ – явная выдумка, поскольку Константин был давно женат и принимал гостью вместе с супругой. Е. И. Малето, опубликовавшая летописную статью о поездке Ольги в Константинополь в виде отдельного «Хожения княгини Ольги в Царьград», высказала мнение о том, что сюжет со сватовством Константина к русской княгине носит апокрифический характер.[139] С этим мнением следует согласиться.

Думается, что сюжет со сватовством императора к Ольге был придуман летописцем для того, чтобы подчеркнуть всевозможные достоинства русской княгини и ее высокое положение, делающие ее завидной невестой даже для правителя Византии. Отказ Ольги вновь выйти замуж должен был свидетельствовать о ее высоконравственности, целомудрии и верности первому мужу князю Игорю. Кроме того, сватовство Константина, по замыслу летописца, должно было показать, что русская княгиня была вполне достойна того, чтобы стать императрицей. Этим Русь ставилась не только в один ряд с Византией, но даже выше, поскольку Ольга не сочла предложение Константина о браке выгодным для себя и с помощью хитрости отказала ему.

Золотые височные кольца, подвеска, сердоликовые, пастовые и серебряные ажурные бусы, пара браслетов, золотые перстни, серебряная пряжка, диргем, фрагменты ткани. Обнаружены в погребении IX-X вв. знатной женщины. Раскопки 1937 г. в усадьбе Художественной школы. Киев

В летописях совершенно однозначно отмечено, что княгиня поехала в Константинополь для крещения. При этом она попросила императора быть ее крестным отцом, чтобы после принятия христианства стать его крестной дочерью. Это было необходимо русской правительнице для того, чтобы не попасть в зависимость от императора, считавшегося главой и повелителем всех православных христиан. На правах крестной дочери Ольга попадала в число родственников Константина, а не в число его подданных. Именно в этом и могла заключаться ее хитрость, смысл которой остался для летописца непонятным.

Согласно данным летописей, Ольга была не слишком довольна оказанным ей в Византии приемом, поскольку ей пришлось долго находиться на корабле в гавани. Однако из сочинения Константина Багрянородного «О церемонии византийского двора» исследователи делают вывод, что прием был оказан на самом высоком уровне, поскольку княгиня удостоилась личной беседы с императором и членами его семьи, побывала во внутренних покоях дворца, получила дорогие подарки и в честь нее и ее спутников были устроены пиры. Правда, Константин назвал Ольгу архонтиссой, т. е. правительницей зависимой от Византии области. На самом деле Русь никогда не подчинялась грекам, поэтому можно предположить, что Константин назвал так Ольгу, подразумевая, что после крещения та со своей державой автоматически попала под его власть.

Круглая серебряная фибула, пара серебряных височных колец «волынского типа», серебряная серьга с насаженной пастовой бусиной, золотое колечко из рубчатой проволоки, ожерелье из сердоликовых, хрустальных, пастовых, янтарной, стеклянной и серебряной бус, бронзовая крестообразная подвеска, серебряная подвеска, две византийские серебряные монеты (931-944 гг.). Обнаружены в погребении IX-X вв. знатной женщины. Раскопки конца XIX в. на Кирилловской ул. Киев

Во время приема более низкое положение русской княгини было подчеркнуто тем, что ей пришлось стоять у трона вместе с греческими знатными женщинами. Правда, Ольга не стала падать ниц перед императором, как остальные присутствующие, и ограничилась поклоном головы. Вероятно, Константин заметил это и после приема пригласил высокую гостью в свои внутренние покои. Там ей показали оранжерею, ипподром, дворик для прогулок членов семьи императора. Княгиню познакомили с императрицей, ее сыном Романом и невесткой, как бы вводя в родственный круг правителя Византии. Это было возможно только при условии, что она стала крестной дочерью Константина. Во время парадного обеда в честь русской правительницы всех развлекали певчие из храмов Святой Софии и Двенадцати апостолов. Потом актеры разыграли несколько сценок. В заключение пира Ольга и ее спутники получили богатые подарки, в числе которых была украшенная драгоценными камнями золотая чаша с золотыми монетами. В общей сложности княгиня получила 40 червонцев.[140] Блюдо же она пожертвовала в храм Святой Софии. Там его увидели русские паломники и в XII и в ХIII вв. Новгородский путешественник Добрыня Ядрейкович описал его так: «Блюдо велико злато, служебное Олгы Руской». На нем было изображение Христа.[141]

Поскольку в сочинении Константина Багрянородного ничего не писалось о крещении Ольги и сама она называлась языческим именем Ельга вместо христианского Елена, то некоторые исследователи решили, что княгиня крестилась не во время приезда в Константинополь, а позднее дома. Однако вполне вероятно, что во время первого приема Ольга еще не была христианкой и прибыла, чтобы обговорить данный вопрос с императором. Поэтому он назвал ее языческим именем. Второй прием был уже после того, как Ольга крестилась, и на нем не было послов Святослава, оставшегося язычником. Этим могло объясняться то, что посланцы князя получили самые незначительные подарки, даже меньше, чем купцы и переводчики.[142] Теплый на родственном уровне прием Ольги свидетельствовал о ее крещении в это время. Имя же ее Константин мог назвать старое, чтобы не путать ее с какой-либо иной женщиной, например своей женой.

Интересно отметить, что среди окружения Ольги находились ее родственники, в частности либо двоюродный брат, либо племянник, который получил даров больше всех остальных спутников княгини. Его имени нет в сочинении императора, но возникает вопрос: не являлся ли он тем таинственным Володиславом, упомянутым в договоре Игоря с греками от 944 г.? Он мог также быть сыном Володислава и Предславы.

Из произведения Константина можно узнать, что свита княгини Ольги была достаточно многочисленной, – кроме близкого родственника, 8 представителей знати, 16 женщин из окружения правительницы, 22 посла от различных областей Руси и их правителей, в том числе и от Святослава, 18 прислужниц княгини, священник Григорий, 2 переводчика и 44 купца.[143] Все они получили дары в виде серебряных византийских монет. Число их определялось местом каждого в свите. Интересно отметить, что люди из окружения Святослава получили меньше монет (только по 5), чем рабыни Ольги (по 6). Данный факт можно объяснить только тем, что они не приняли христианства и остались язычниками, как и их князь. Окружение же Ольги крестилось вместе со своей повелительницей, и за это было награждено Константином.

Четыре серебряные и одна золотая серьга с насаженными бусами, диргем, серебряные крестообразные подвески, бусы, скорлупообразная фибула, точильный брусок. Обнаружены в погребении IX-X вв. знатной женщины. Раскопки 1876 г. в усадьбе Марра. Киев

Таким образом, сочинение Константина Багрянородного дает основания считать, что Ольга ездила в Константинополь в 957 г. и там приняла крещение вместе с окружающими ее лицами. Данный факт косвенно подтверждают и другие источники. Так, в «Продолжении хроники Регинона» отмечено, что в 959 г. к германскому королю Оттону I (императором он стал позднее) прибыло посольство от Елены, королевы ругов. Относительно Елены хроникер сделал добавление о том, что та крестилась в Константинополе при императоре Романе.[144] Получалось, что в 959 г. Ольга уже была христианкой и носила новое имя Елена. Правда, при Романе она не могла креститься, поскольку этот император пришел к власти в ноябре 959 г. Ольге пришлось бы посещать Константинополь для крещения в ноябре-декабре этого же года, когда путешествия водным путем по Днепру уже не предпринимались. К тому же русские послы, прибывшие в Германию, ничего бы не знали о крещении своей правительницы. Вероятно, автор «Продолжения хроники Регинона» просто ошибся в имени императора, зная, что во время переговоров Оттона с русскими послами в Византии правил Роман. Он был императором с конца 959 по 963 г.

В сочинении византийского историка Иоанна Скилицы, писавшего в конце XI в., указано, что после смерти мужа Ольга (Эльга) отправилась в Константинополь и там «открыто сделала выбор в пользу истинной веры».[145]

Поэтому вряд ли могут быть сомнения в том, что Ольга крестилась в Константинополе. Ей это было необходимо для того, чтобы придать событию важное международное значение и поднять собственный престиж в глазах других европейских монархов. Однако она постаралась сделать все возможное, чтобы не попасть в зависимость от византийского императора, считавшего всех православных христиан своими подданными. Сама она стала крестной дочерью Константина Багрянородного и таким образом вошла в число его родственников. Свою державу она решила крестить при более благоприятной ситуации, поэтому не взяла с собой греческих миссионеров, но пообещала императору обговорить данный вопрос с сыном. Желая ускорить события, Константин вслед за гостьей тут же отправил послов. Но те были приняты в Киеве холодно. Причинами могло быть и нежелание Ольги поставить свою страну зависимой от греков, и противодействие Святослава крещению. К тому же византийцы просили за свои услуги по христианизации Руси слишком много: рабов, военную помощь, меха и воск.[146]

Скорлупообразные фибулы. Случайные находки в Киеве. Датируется IX-X вв.

Вполне вероятно, что для избежания зависимости от императора Ольга отправила посольство к германскому королю Оттону I, возможно бывшему зятю, чтобы с помощью католического духовенства крестить свою державу. Но Оттон сразу не смог выполнить просьбу княгини. Миссионеры во главе с епископом Адальбертом собирались несколько лет. Когда же они прибыли в Киев в 962 г., ситуация там, очевидно, изменилась. Окончательно возмужавший Святослав категорически воспротивился крещению, желая ни в чем не отличаться от своих дружинников, которые, видимо, были язычниками. Он хотел совершать завоевательные походы в христианские страны, крещеному же человеку это было делать нельзя.[147]

Ольге пришлось ограничиться только тем, что окружавшие ее люди были христианами. Духовником и служителем ее домовой церкви, видимо, стал священник Григорий, ездивший в свите княгини в Константинополь.

Необходимо отметить, что и до Ольги на Руси были христиане. Некоторые исследователи предполагают, что ими были варяги Оскольд и Дир, правившие Киевом до Олега. В летописях есть данные о том, что в Киеве при Игоре существовал храм в честь Ильи Пророка. В нем давали клятву верности дружинники-христиане. В Новгороде в это время был храм в честь Преображения Господня.[148]

Храм, построенный Ольгой в честь своих патрональных святых Константина и Елены, видимо, находился в Вышгороде. Он, скорее всего, был деревянным, поэтому не дошел до наших дней. К тому же на его месте мог быть построен храм-усыпальница для первых русских князей-мучеников Бориса и Глеба. Правда, точных данных о строительной деятельности княгини после принятия ею христианства у нас нет. Можно лишь предположить, что каменный терем в Киеве Ольга возвела после возвращения из Константинополя и постаралась сделать его похожим на императорские хоромы: ведь в нем ей приходилось принимать византийских послов и показывать им, что русские правители живут не хуже греческих. Археологи предположили, что дворец Ольги был двухэтажным, сложенным из тонкого кирпича, плинфы. Пол в нем был мраморным, стены украшали разноцветные фрески и мозаики, в окна были вставлены круглые стекла.[149]

Следует отметить, что византийские императоры намеренно демонстрировали своим гостям роскошь обстановки, в которой они жили. Этим они пытались показать свое превосходство над правителями соседних стран. Несомненно, Ольга заметила это, поэтому и построила для себя дворец не хуже. Она могла перенять и некоторые элементы византийского церемониала, например обычай одаривать гостей ценными подарками. При русском дворе он существовал потом несколько веков, но начало ему могла положить Ольга, сама побывавшая на приеме у императора. Кроме того, при ней на пирах могли появиться музыканты и скоморохи, развлекавшие гостей. Их изображения есть на фресках Софийского собора в Киеве и на миниатюрах Радзивилловской летописи.

Именно при Ольге существенно изменился несколько аскетичный и суровый быт воинов-варягов: знать стала одеваться в парчу и шелк, обильно украшать свое платье золотыми и серебряными изделиями, развлекаться охотой, игрой в шашки и кости. Князья и дружинники постепенно начинают изменять свой кочевой образ жизни, связанный с военными походами и сбором полюдья, и занимаются обустройством постоянных роскошных резиденций.

Ольга первой показала, что с соседями можно жить в мире и дружбе и разрешать все конфликты дипломатическим путем. Она первой поставила вопрос о взаимоотношениях с подданными и их благе. С помощью уставов постаралась установить в стране законность и порядок. Поэтому-то княгиня решительно отвергла грубые и жестокие языческие обычаи и совершенно естественно пришла к христианству. Однако ей не удалось воспитать сына-наследника в своем духе и сделать его продолжателем своих славных дел, поскольку мальчиков полагалось опекать мужчинам уже с 3-4-х лет.

В летописях содержится очень яркий портрет Святослава, сурового и отважного воина: «Князю Святославу возрастошю и возмужавшю, нача вои совкупляти многи и храбры, и легко ходя, аки пардус, воины многи творяше».[150] Сначала Святослав освободил вятичей, живших в низовьях Оки, от уплаты дани хазарам. Потом он отправился прямо к столице Хазарского каганата Белой Вежи и захватил этот город. После победил ясов (предков осетин) и касогов. Существенно расширив Древнерусское государство на восток и юг, князь направился на Дунай и захватил 80 болгарских городов. Там он стал правителем Болгарского царства и даже требовал от греков, чтобы те платили ему дань.[151]

Вполне вероятно, что успехи сына радовали Ольгу, которая в его отсутствие была вынуждена жить с внуками в Киеве. Здесь она обеспечивала безопасность тылов Святослава, но в 968 г. сама оказалась в беде. Дело в том, что в городе никто не ожидал нападения печенегов, поскольку заградительные отряды воеводы Претича были на другой стороне Днепра. Степняки же проявили хитрость и напали с той стороны, с которой их никто не ждал. Горожане вместе с княгиней и ее внуками оказались в окружении и вскоре стали страдать от голода и жажды. Ведь княжеская резиденция располагалась на высоком холме над рекой и, очевидно, в ней не было хозяйственных построек с запасами продовольствия, поскольку те были у пристани на Подоле.

В момент смертельной опасности престарелая Ольга проявила большое мужество и не позволила киевлянам открыть ворота перед врагом. Ей удалось найти юного храбреца, который сообщил Претичу о нападении печенегов, и тот с небольшой дружиной оказал помощь осажденным. Затем подошедший Святослав окончательно отогнал печенегов.

Тяготы длительной осады и переживания за судьбу внуков, видимо, нанесли большой удар по здоровью очень немолодой Ольги. Чувствуя кончину, она не разрешила сыну вновь отправиться в Болгарию. Сначала ему следовало похоронить ее по христианскому обряду, потом определить судьбу Русского государства и своих сыновей.[152]

В летописях нет указаний на точную дату смерти Ольги, сообщен лишь 969 г. Нет в них сведений и о месте ее захоронения, только отмечено, что княгиня запретила справлять по себе тризну и насыпать над могилой курган. Она хотела, чтобы ее отпели по православному обряду и устроили могилу, видимо, рядом с домовой церковью, находившейся, возможно, в Вышгороде.

Погребение IX-X вв. знатного воина с конем и рабыней. Раскопки 1936 г. в усадьбе Художественной школы. Киев. 1 – общий вид могильной камеры, 2 – погребальный инвентарь: а) сердоликовые бусы, б) височные кольца, в) перстень, г) бронзовый ключик.

Однако в добавлении к «Похвале князю Владимиру», памятнику ХI-ХIII вв., есть уточнение о том, что Ольга умерла 11 июля, и добавлено, что в 1007 г. останки княгини были перенесены в Десятинную церковь.[153] Источник этих сведений неизвестен, можно лишь предположить, что возникли они из-за неправильного толкования текста древнейших летописей о том, что в 1007 г. были «перенесены святые в святую Богородицю».[154] В данном случае святыми являлись мощи Климента и Фива, привезенные князем Владимиром Святославичем из Херсонеса. Ольга же в этом году еще не была канонизирована, а других святых мощей у молодой русской церкви не было. К сожалению, дата канонизации княгини Ольги неизвестна. Исследователи полагают, что это произошло в домонгольский период. В «Похвале княгине Ольге», вставленной в текст «Похвалы князю Владимиру», она сравнивается со святой Еленой, матерью императора Константина, объявившего христианство официальной религией Византии. Автор этого произведения даже полагал, что Ольга сокрушила «требища бесовские», что, конечно, вряд ли можно было сделать при сыне-язычнике. Он указал, что после крещения княгиня прожила 15 лет и умерла 11 июля 969 г. Несложные подсчеты показывают, что в этом случае Ольга должна была креститься в 954 г. Но думается, что это ошибка, допущенная автором «Похвалы», который он писал через много лет после смерти княгини, когда она уже была канонизирована и ее мощи перенесли в Десятинную церковь. Дело в том, что авторы «Повести временных лет» (Нестор и Сильвестр), создававшие свое произведение в начале XII в. ничего не знали о месте захоронения Ольги. Сочинитель же «Похвалы» указал, что «до сиих дни» (т. е. значительно позднее) мощи княгини находятся в Десятинной церкви в небольшом каменном саркофаге с оконцем, через которое видно ее нетленное тело.[155] Малые размеры саркофага и оконце в нем говорят о том, что это была не настоящая гробница Ольги, а лишь рака с ее мощами. Поэтому предположение Б. А. Рыбакова о том, что найденный при раскопках Десятинной церкви шиферный саркофаг принадлежит именно Ольге, вряд ли обоснованно.[156]

Как уже отмечалось, Н. М. Карамзин обнаружил в ряде географических названий память о княгине Ольге. Около Пскова находилась деревенька Ольжинец, там же было Ольгино поле. Один из притоков р. Великая назывался Ольгины Ворота. Около Чудского озера было место, носящее название Ольгин Крест. Около села Выбуты, куда якобы была сослана провинившаяся Малуша, находился большой валун Ольгин Камень.[157] Данные названия подтверждают сведения летописей о том, что жена Игоря была из Пскова.

В ХVI в. макарьевские книжники написали пространное «Житие княгини Ольги» и включили его в состав «Степенной книги». В нем они всячески прославили святую, назвав ее «блаженной, равноапостольной, премудрой, исполненной разума, всюду кипящей духовным благовонием, дивной в девицах». В этом сочинении даже есть особый раздел «О добродетелях блаженной Ольги» и две похвалы.[158] Несомненно, автор стремился создать идеальный образ правительницы и святой женщины, достойной всяческих похвал и почитания. Правда, как уже отмечалось, в содержании этого памятника мало достоверных фактов, поскольку он создавался как занимательное чтение для самых широких читателей.

Подводя итог, следует еще раз отметить, что княгиня Ольга внесла большой вклад в развитие русской государственности и культуры. Она первой занялась обустройством русских земель, разработала основы законодательства, отрегулировала вопросы налогообложения, сформировала княжеский домен и обустроила несколько резиденций в разных городах: Пскове, Новгороде, Вышгороде и Киеве. При ней резко изменилась внешняя политика – завоевательные и грабительские походы на Византию сменили добрососедские отношения и активное развитие торговли и культурного обмена.

Первой из русских правителей Ольга отправилась с мирным дипломатическим визитом в Константинополь. Там она была принята на самом высоком уровне, свидетельствующем о важности для Византии связей с Русью. Приняв крещение от константинопольского патриарха и императора Константина Багрянородного, Ольга публично продемонстрировала всем, что не является варваркой и язычницей. Не случайно потом акт ее крещения был отражен в ряде зарубежных сочинений. Однако крестить всю свою страну она не смогла из-за противодействия сына, не желавшего поставить свою страну в зависимость от иностранных церквей. Воплотить мечту Ольги христианизировать Русь смог воспитанный ею внук Владимир.

Несомненно, Ольга стремилась к тому, чтобы лучшие образцы византийской культуры были восприняты русскими людьми. Сама она с помощью священника Григория, видимо, рано пристрастилась к чтению византийской христианской литературы и с готовностью восприняла христианские идеалы. При ее дворе было несколько переводчиков, помогавших ей понимать греческие тексты. (Потом они поехали с ней в Константинополь.)

Можно предположить, что при Ольге изменился княжеский двор. Он стал более пышным, многолюдным. В него вошли и родственники княгини, и жены представителей знати, и многочисленная прислуга. В свите Ольги были даже купцы, которые, очевидно, закупали все необходимое для княжеского обихода и реализовывали собранные в виде дани меха, зерно, воск и прочее.

Думается, что при Ольге стали формироваться особые культурные традиции Древней Руси, связанные с творческим заимствованием и переработкой на местной почве лучших образцов византийского искусства и архитектуры. Вполне вероятно, что рассказы княгини о Константинополе повлияли не только на ее сына, пожелавшего после завоевания Болгарии переехать в эту страну, но и на внуков, захотевших жениться на прекрасных гречанках. Как известно, первой женой старшего Ярополка стала монахиня-гречанка, отличавшаяся необычайной красотой. Ее захватил в плен Святослав и привез сыну в жены. После гибели Ярополка гречанку взял в жены Владимир. Позднее он даже смог высватать сестру византийских императоров принцессу Анну.

В целом Ольга стала идеалом для многих поколений русских женщин, стремящихся во всем на нее походить: быть не только мудрыми, но и хитрыми, смело отстаивать честь своей семьи, интересы детей и внуков, являться рачительными хозяйками в масштабах не одного своего дома, но и всей страны, сохранять чистоту и целомудрие до глубокой старости, заботиться о благе не одних ближних, но и всех подданных.

Несомненно, с правления Ольги началась новая эпоха в русской истории и культуре: окончательно оформилось государство и начался переход от язычества к христианству.

В приложении к работе представлены таблица дат, относящихся к княгине Ольге, и схема ее родственных связей.