ГЛАВА V. ПЯТАЯ КОАЛИЦИЯ. ВОЙНА С АВСТРИЕЙ. 1809

Причины образования пятой коалиции; озлобление Австрии. Неизбежность войны 1809 года была предрешена еще Пресбургский миром. Изувечив Австрию, но не сокрушив ее окончательно, Наполеон внушил ей страстную жажду реванша. Не посоветовавшись с ней, он ограбил Пруссию, создал в Германии несколько новых государств для своих братьев и своих вассалов, подчинил Италию своей власти, присвоив себе Тоскану и папские земли, низложил королей португальского и испанского и купил союз с Россией обещанием дунайских княжеств. Австрия не только оплакивала прекрасные провинции, утраченные ею в 1805 году; ей пришлось примириться с новыми опасными политическими переменами в Германии и Италии, с неопределенно большим ростом французской и русской монархий. Эти тяжкие удары, непрерывно следовавшие один за другим, казалось, предвещали ее близкую гибель. Если бы она молча и покорно согласилась на все захваты, совершенные Наполеоном в последние три года, это было бы для нее равносильно самоубийству. Под страхом гибели она должна была протестовать с оружием в руках. Поэтому она деятельно готовилась к новой войне. Эта война сильно расстроила честолюбивые, планы Наполеона: она заставила его покинуть Испанию в тот момент, когда он рассчитывал закончить покорение ее. Вопреки его жалобам на вызывающее поведение Австрии, он сам сделал эту новую войну неизбежной.

Стечение обстоятельств казалось выгодным для врагов Наполеона. Терпение народов, подвластных его военной тирании, было истощено. Испания уже показала, на что способен народ, охваченный отчаянной решимостью отстоять свою независимость. Германия также, невидимому, пробуждалась. Тугендбунд всюду простирал свои ответвления — в университетах и в армии. В Тироле подготовлялось обширное восстание. На севере в разных пунктах готовы были вспыхнуть частичные возмущения. Пруссия не могла примириться с мыслью стать третьестепенною державою и тайно интриговала в Петербурге. Мелкие медиатизованные немецкие князья, лишенные своих владений и фактически приравненные Наполеоном к французским эмигрантам[48], подстрекали венский двор начать войну в надежде вернуть свои владения. Австрийские патриоты уже давно работали за кулисами. Граф Стадион, сменивший Кобенцля на канцлерском посту, и эрцгерцог Карл, преемник Коллоредо в качестве военного министра, занимались реорганизацией армии. Было создано территориальное ополчение, которое должно было служить резервом для активной армии; ополченцы должны были обучаться в праздничные дни и раз в месяц собираться отрядами (указ 12 мая 1808 г.). Чехия и Венгрия вотировали субсидии на содержание этого ландвера (Landwehr). Дамы высшей аристократии вступили в ряды «вербовщиков ландвера»; императрица собственноручно вышивала ленты к его знаменам. Сам император, казалось, пробудился от оцепенения, так как опасался, чтобы Наполеон не вздумал низвергнуть его династию подобно династии испанских Бурбонов. Он послал в Петербург Шварценберга, будто бы для переговоров о женитьбе одного из эрцгерцогов на сестре царя, а в действительности — чтобы склонить Александра выступить против Наполеона. Пока у Наполеона были связаны руки его бесконечной войной с испанцами, Австрия рассчитывала, двинув за Инн многочисленные войска, вызвать отход от него немецких князей. «Ваши немецкие братья, стоящие теперь в неприятельских рядах, страстно ждут своего освобождения», — говорил эрцгерцог Карл своим солдатам. В другой прокламации он писал: «Наше сопротивление — последний якорь спасения для Германии; борясь за себя, мы боремся за нее. Под верховенством Австрии Германия была независима и счастлива; только при помощи Австрии она может вернуть себе независимость и благоденствие». «Наступление встретит ничтожное сопротивление; народ как нельзя более расположен в нашу пользу», — писал Стадион.

Таким образом, предстоявшая война должна была стать «войной народов» против деспотизма Наполеона. Англия обещала субсидию в 100 миллионов и снаряжала новые эскадры с целью произвести высадку па континенте. Внутри самой Франции господствовало глубокое недовольство, обусловленное этими беспрестанно возобновляющимися войнами и деспотическим режимом. Народ проклинал рекрутские наборы, пожиравшие с каждым годом все большее количество молодежи. Со времени Эрфуртского свидания Талейран добровольно служил иностранным державам в качестве соглядатая и доносчика, а Фуше вместе с ним втайне готовил козни против отсутствующего императора. Мюрат лелеял тайную надежду занять место Наполеона, если он падет от пули или под кинжалом какого-нибудь убийцы.

Колебания России. Замыслы Австрии не укрылись от Наполеона; он внезапно оставил Испанию, чтобы приготовиться к новой неизбежной войне. Рано утром 23 января 1809 года он прибыл в Париж после шестидневного путешествия из Вальядолида частью верхом во весь опор, частью в почтовой карете. Сначала он сделал попытку застращать Австрию. Он еще раньше громогласно заявлял, что может двинуть на Инн 150 000 человек, не взяв из Великой армии ни одного солдата. «Россия, — прибавил он, — возмущена вызывающим поведением Австрии. Мы не можем понять этого головокружительного сумасбродства, которое предшествует гибели государств. Или воды Дуная приобрели то свойство, которым отличалась Лета?» В то же время он послал князьям, составлявшим Рейнский союз, приказ занять угрожающее положение против Австрии. В Париже он демонстративно высказывал глубочайшее презрение к ней: «Она желает пощечины; я дам ей две — по одной на каждую щеку, и вы увидите, как она будет меня благодарить и спрашивать у меня дальнейших приказаний». Он насмехался над ее «голодранцами-солдатами»: «Я палкою приколочу Австрию». Дапротив, у России он заискивал, стараясь вовлечь ее в активный военный союз. Он пустил в ход все возможные обольщения, чтобы склонить к своим планам теоретика и наиболее пылкого сторонника франко-русского союза Румянцева, находившегося проездом в Париже, и нового русского посланника, князя Куракина.

В то же время Коленкур в Петербурге пытался выудить у Александра что-нибудь, кроме туманных обещаний поддержки. Статьей 10 Эрфуртского догоьора русский царь обязался примкнуть к Наполеону в случае возникновения войны с Австрией. Наполеон напомнил Александру об этом обязательстве, оставляя за ним выбор военных средств. Но Россия могла только проиграть в этой войне. В случае новой победы Наполеона роль царя в их двойственном союзе сделалась бы еще более подчиненной, а его поражение повлекло бы за собою потерн} Финляндии и бывших турецких областей, которыми был оплачен этот союз. Притом Александр считал существование Австрии необходимым, видя в ней буфер между Россией и Французской империей: ее исчезновение отдало бы его всецело во власть Наполеона. Таким образом, каков бы ни был исход нового европейского катаклизма, император Александр был убежден, что эта война нанесет роковой удар его влиянию и завоевательным планам. Немудрено, что он усвоил двусмысленную и нерешительную политику. Он старался затянуть дело; удвоив свою предупредительность по отношению к Коленкуру, которого допустил в свой интимный кружок, он в то же время пускал в ход всяческие уловки, чтобы как можно дольше уклоняться от каких бы то ни было точных обязательств. Он ссылался на дурное состояние своих финансов, па затяжной характер своей войны со шведами и войны с турками, на трудность, вследствие дальности расстояний, соединить свои войска с французской армией в Дрездене и таким образом освятить союз боевым братством.

Когда Австрия открыла военные действия, царь был принужден против своей воли двинуть на нее войска. Правда, он обещал Коленкуру «ничего не делать наполовину», но Шварценберга он уверил в момент его отъезда, что «примет все меры к тому, чтобы но нанести ударов Австрии». Таким образом, он решился оказать Наполеону военную поддержку, так как не мог избегнуть этого без разрыва с Францией; но он позаботился лишить эту поддержку всякого действительного значения.

Даву, Массена и эрцгерцог Карл. Наполеон готовился к войне так, как если бы ему приходилось рассчитывать только на собственные силы. Кроме набора 1809 года, он призвал на службу 90 000 солдат четырех призывов (1805–1808) и досрочно призвал новобранцев 1810 года в количестве 110 000 человек. Он выбрал из числа, воспитанников Сен-Сирской и Компьеньской школ, Политехнической школы и даже Ла Флешского пританея и лицеев всех тех, которые были способны в короткое время стать офицерами. Он полагал, что ему нужна новая армия в 400 ООО человек. Великая армия находилась в Испании, и он хотел оставить ее там до полного покорения полуострова. Однако он взял из нее несколько частей, которые могли ему больше пригодиться в Германии: императорскую гвардию, часть которой была на почтовых лошадях провезена через Францию, и конницу, мало пригодную в столь гористой стране, как Испания; ее доблестные вожди Монбрён и Лассаль могли принести ему больше пользы на дунайских равнинах. Он отозвал к себе Бессьера, отличного исполнителя, нуждавшегося в руководстве, эльзасца Лефевра, который говорил по-немецки и мог тем оказать большие услуги, а главное — Ланна, который был свободен со времени взятия Сарагоссы и которому в этой новой войне суждено было довести до апогея свою боевую отвагу.

Со времени Тильзитского мира Германию оккупировало около 100 000 французов. Даву было приказано сконцентрировать в Бамберге 45 000 человек, разбросанных по северным крепостям; маршалу Массена было приказано соединить в Ульме корпус Удино с баденскими войсками и расположиться в Аугсбурге. Князья, входившие в состав Рейнского союза, должны были вооружить свои контингента и выставить их в боевой готовности на границе своих территорий. Начальство над баварцами и вюртембержцами, в количестве 36 ООО человек, было вверено Лефевру и Вандамму. Наконец, Бернадотт с саксонским контингентом должен был наблюдать за Чехией; Понятовский с 18 ООО поляков — сторожить границы Галиции; принц Евгений с 45 ООО человек — защищать линию Адидже (Эч); Мармон — набрать 15 000 человек, чтобы в случае надобности усилить итальянскую армию.

Участь войны должна была решиться в южной Германии и Австрии; все остальные операции имели второстепенное значение. Верховное начальство над силами, собранными в Германии, было вверено Бертье; ему было приказано в случае нападения со стороны эрцгерцога сосредоточить войска в Донауверте.

Австрия с неслыханным напряжением сил, доказывающим ее военную жизнеспособность, выставила в поле 310 000 человек, разделенных на три армии: немецкую в 175 000 человек под начальством эрцгерцога Карла; итальянскую в 95 000 человек под начальством эрцгерцога Иоанна, двое помощников которого, Елачич и Гиулай, должны были вначале действовать порознь — первый в Тироле, второй в Далмации; наконец, галицийскую в 40 000 человек под начальством эрцгерцога Фердинанда.

Формально война не была объявлена: французский курьер был схвачен и заточен в Браунау, и эрцгерцог Карл прислал баварскому королю письмо, где выражал надежду, что ни один немецкий отряд пе окажет противодействия «освободительной армии, идущей выручать Германию из рук ее угнетателей». Этим и ограничились прелиминарные действия. Все три австрийские армии перешли границу; Меттерних в Париже и Андреосси в Вене потребовали свои паспорта.

Бертье и Наполеон. Вторгаясь в Баварию с главными своими силами (10 апреля 1809 г.), эрцгерцог Карл надеялся застигнуть французские войска врасплох в момент их формирования и концентрации. Действительно, Даву, продвинувшийся до Регенсбурга, находился почти в 40 милях от Аугсбурга, занятого маршалом Массепа. При некоторой быстроте и смелости эрцгерцог Карл мог отрезать их друг от друга. Бертье, поспешно прибывший из Страсбурга в Донауьерт (13 апреля), не принял никаких мер, чтобы предотвратить опасность, которою грозила эта крайняя разбросанность французских сил; он не решался изменить что-либо в распоряжениях, заранее сделанных Наполеоном. Последний на почтовых лошадях прибыл из Парижа в Донауверт (17 апреля). Он думал, что австрийцы дадут ему срок до 20 апреля. Они начали военные действия на десять дней раньше, но пе воспользовались этим выигрышем во времени австрийцы вообще пе любят торопиться. Наполеон не дал им времени опомниться. Прежде всего он постарался улучшить то рискованное положение, в котором находились его полководцы. Одного его присутствия оказалось достаточно, чтобы влить бодрость в его войска и смутить неприятеля. При нем находились чрезвычайно даровитые помощники, безошибочным чутьем угадывавшие, какие операции необходимо совершить. Неприятель, напротив, шел ощупью и нерешительно, боясь всякого слишком ответственного шага.

Баварская кампания была закончена еще быстрее, чем кампания 1805 года: в пять дней разыгрался ряд решительных сражений, совершенно расстроивших все австрийские комбинации.

Пятидневная кампания; Абенсберг и Экмюль (19–23 апреля 1809 г.). Даву грозила опасность попасть в ловушку между Бельгардом, шедшим из Чехии вверх по левому берегу Дуная, и эрцгерцогом Карлом, который употребил целую неделю, чтобы пройти короткое расстояние между Инном и Изаром, и теперь не решался итти от Изара к Дунаю по стране, изрезанной речками вроде Абенса, Малого и Большого Лабера, густыми лесами и болотами. Даву понял опасность и еще до получепия приказа от Наполеона начал отступать от Регенсбурга к Нейштадту. С необыкновенной отвагой он совершил фланговый переход на протяжении 8 миль между Дунаем справа и австрийцами, грозившими ему слева. Он искусно скрыл свои колонны при проходе через Абахское ущелье и, когда показался австрийский авангард, опрокинул его в ожесточенной схватке у Тенгена (19 апреля).

Теперь в руках Наполеона была сосредоточена вся французская армия—120 000 человек; левый фланг занимал Даву, центр — Ланн, Лефевр и Вандамм, правый — Массена, спешно прибывший из Аугсбурга в Пфаффенгофен.

Император угадал слабый пункт неприятеля, прорвал его центр у Абенсберга (20 апреля) и разрезал австрийскую армию надвое. Левый фланг австрийцев, находившийся под командой Гиллера и эрцгерцога Людвига, был разгромлен у Ландсгута маршалами Ланном и Массена и в беспорядке отброшен до Инна (25 апреля).

Наполеон думал, что обращена в бегство главная австрийская армия; между тем последняя, под начальством эрцгерцога Карла, отступила к северу, овладела Регенсбургом и, будучи подкреплена двадцатитысячным корпусом, отряженным на юг от Дуная Бельгардом, бешено атаковала Даву при Экмюле. Даву, как и при Ауэрштедте, мог противопоставить неприятельским полчищам сравнительно ничтожные силы: две дивизии — Сент-Илера и Фриана. Но Наполеон, обеспокоенный гулом канонады, доносившимся с севера, вовремя подоспел на выручку своего сподвижника и после упорного сопротивления опрокинул австрийцев. Если бы Регенсбург находился в руках французов, эрцгерцог Карл был бы принужден капитулировать, как Мак в Ульме. Но полк, оставленный Даву в этой крепости, принужден был сдаться после доблестной обороны, истощив все свои боевые запасы. Чтобы вернуть Регенсбург, пришлось выдержать еще-одну яростную битву, в которой Наполеон был легко ранен в ногу шальной пулей; Марбо и Лабедуайер первыми взобрались на стены[49]. Это сопротивление, продолжавшееся несколько часов, дало эрцгерцогу Карлу время сжечь мост через Дунай и уйти в глубь Чехии.

За пять дней в пяти больших сражениях — при Тенгене, Абенсберге, Ландсгуте (21 апреля), Экмюле (22 апреля) и Регенсбурге, слившихся как бы в один грандиозный бой, — так быстро следовал удар за ударом и так близки друг к другу были арены этих битв, — Наполеон захватил 40 ООО пленных, 100 орудий, 40 знамен, 3000 телег и повозок. Австрийская армия была разрезана на две потерпевшие поражение армии, дорога к Вене была открыта, и Наполеону ничто не мешало перейти от обороны к наступлению; этих успехов он достиг с армией, можно сказать, лишенной национального характера — так велик был в ней процент немецких солдат — и совершенно обновленной притоком молодых рекрутов. Но эти немцы выказали себя в битве при Абенсберге, выигранной благодаря им, достойными соперниками французских новобранцев, а последние в свою очередь сразу слились в однородное целое с несравненными ветеранами, составлявшими ядро каждого полка. Это было великолепное начало кампании.

Попытки национальных восстаний. Блестящие и быстрые победы во-время заставили призадуматься всех тех, кто ждал лишь заминки в делах Наполеона, чтобы постараться его низвергнуть. Тироль уже был в огне; горцы, страстно преданные своим обычаям и своим монахам, ненавидели обитателей равнины, которые радушно встретили своих новых господ — баварцев. Они спускали по горным ручьям прессованные куски из смеси муки, угля и крови, которые должны были подать сигнал к восстанию. Во главе повстанцев стояли хозяева постоялых дворов и коробейники — единственные люди, которых знали во всей стране вследствие трудности путей сообщения, — и попы, разжигавшие фанатизм восставших: капуцин Гаспингер, крестьянин Шпекбахер и в особенности всем известный своей большой бородой и атлетическим телосложением хозяин постоялого двора Андрей Гофер, пьяница и мистик. Повстанцев подстрекал из Вены тирольский писатель Гормайр. Это была своего рода тирольская Вандея, стремившаяся больше к борьбе с новшествами, чем к восстановлению австрийского владычества[50]. Маршал Лефевр, командированный сюда с отрядом баварцев, ограничился тем, что занял вооруженной силой дороги и обеспечил безопасность равнины; каждый раз, когда Гофер пытался выйти из своих гор, его легко отбрасывали назад. Он был взят в плен в 1810 году, судим как изменник и расстрелян в мантуанской крепости (21 февраля), пав жертвой вероломства венского двора, не сдержавшего своих обещаний.

В северной Германии произошло несколько повстанческих вспышек, оставшихся безуспешными из-за отсутствия предварительного уговора. Прусский майор Катт с несколькими сотнями человек сделал неудачную попытку захватить врасплох Магдебург. Каспар Дёрнфельд, любимец короля Жерома Бонапарта и полковник его гвардии, поднял гессенских крестьян в надежде увлечь за собой армию и овладеть самим королем; но армия осталась верна королю, и население Касселя отнеслось к мятежу равнодушно; несколько пушечных выстрелов рассеяли мятежников.

Майор Шилль, пользовавшийся большой популярностью в Берлине[51] за свою удачную защиту Кольберга в 1806 году, возмутил свой гусарский полк в окрестностях Берлина; когда робкий Фридрих-Вильгельм, боявшийся потерять остаток своих владений, отрекся от солидарности с ним, Шилль стал грозить Касселю, потом бросился в Штральзунд, из которого надеялся сделать с помощью англичан новую Сарагоссу; но англичане не явились. Генерал Гратиан с 6000 голландцев отнял у него Штральзунд, и Шилль был убит во время штурма (31 мая 1809 г.).

Из этих восстаний наиболее опасным оказалось то, которым руководил герцог Брауншвейг-Эльс. Со своими «гусарами смерти», к которым примкнули остатки войск Дёрнберга и майора Шил ля, он бродил по Брауншвейгу и Саксонии во главе нескольких тысяч человек. Но население всюду оставалось глухо к его призывам. Ему удалось бежать на остров Гельголанд, где англичане спасли его с его небольшим войском. Внутри Германии был слишком силен страх перед победоносными французскими армиями. Бывший гессенский курфюрст, у которого повстанцы просили поддержки, предложил им вексель на 30 000 талеров, «подлежащий уплате после победы».

Эти частичные и не связанные общим планом восстания избавили Наполеона от наиболее беспокойных элементов. Население южной Германии и Саксонии, вполне довольное Наполеоном, оставалось верным ему; северная же Германия, тайно подстрекаемая Шарнгорстом, Гнейзенау, Блюхером и агентами Тугепдбунда ожидала лишь появления англичан и победы австрийцев, чтобы восстать поголовно. Но англичане, преследуя, как всегда, исключительно свои собственные интересы, сосредоточили свои военные операции у устьев Шельды, а австрийцы были изгнаны из Баварии. Их полное поражение расстроило все планы восстаний..

Новый поход на Вену. Разбитый в Баварии, эрцгерцог Карл оказался счастливее Мака: ему удалось спастись в Чехию. Как и в 1805 году, пришлось предпринять вторую кампанию для окончания войны; но эта кампания оказалась более продолжительной и более кровопролитной, чем Аустерлицкая. Эрцгерцогу Карлу удалось даже некоторое время вести борьбу с переменным счастьем; он выказал себя достойным противником Наполеона.

Французская армия направилась к Вене вдоль Дуная по его правому берегу. Корпус Гиллера, медленно отступавший в том же направлении со времени битвы при Ландсгуте, тщетно пытался задержать французов при переправе через Траун. Ожесточенный бой завязался при Эберсберге, где множество сражающихся и горожан сгорело под развалинами подожженного города[52]. После этого Гиллер уже более не пытался задержать поход французов; он перешел на левый берег Дуная, чтобы связать свои операции с операциями эрцгерцога.

Наполеон не сразу узнал об этом маневре. Он опасался нечаянного нападения с тыла; поэтому он расположил свои войска эшелонами и сам двинулся вперед с гвардией, которой командовал Бессьер, и с корпусом Массена и Ланна, между тем как Даву оставался в Линце, а Бернадотт с саксонцами в Пассау. Благодаря этим разумным мерам предосторожности Наполеон обезопасил линию возможного отступления и успел достигнуть Вены раньше австрийской армии. Французы без единого выстрела заняли предместья и Пра-тер. Эрцгерцог Максимилиан пытался оказать сопротивление под прикрытием вала, которым окружен город, но после нескольких часов бомбардировки отступил в Мархфельд, сжегши позади себя Шпицский мост. Французы не могли преследовать его; им предстояло перейти Дунай на глазах всей армии эрцгерцога Карла, который готовился всеми силами помешать их переправе.

Асперн и Эсслинг (21 и 22 мая). Сначала Наполеон думал воспользоваться для этой трудной операции небольшим островом Шварце-Лакен, лежащим несколько выше Вены. Здесь Ланн произвел довольно продолжительную демонстрацию, правда, не имевшую успеха, но отвлекшую внимание австрийцев от острова Лобау. Этот остров отделен от правого берега Дуная двумя рукавами приблизительно в 700 метров ширины, а от левого — одним, гораздо более узким, шириною всего в 120 метров. Здесь и решено было переправиться; Массена укрепился тут, без труда прогнав горсть неприятельских стрелков. Мост был перекинут в вогнутой излучине Дуная, оба крайних пункта которой заняты двумя деревнями, состоящими сплошь из каменных домов и потому удобными для защиты: Асперном — вверх по течению и Эсслингом — вниз по течению. Первым прибыл корпус Массена, который и занял обе деревни. Массена утвердился в Асперне, причем, однако, допустил ошибку, не позаботившись устроить бойницы в стенах домов; Ланн, корпус которого должен был переходить вторым, расположился в Эсслинге.

Увидев, что французская армия разъединена рекою, эрцгерцог Карл бросился на те три дивизии, которые уже переправились. У него было 90 000 человек и 300 орудий. Он рассчитывал принудить обоих сподвижников Наполеона к сдаче или сбросить их в реку. Как ни ускорял Наполеон переправу остальных бойск, к вечеру 21 мая он успел сосредоточить на другом берегу лишь около 30 000 человек и 50 орудий. А тут еще в Дунае поднялась вода, грозя снести французские мосты; австрийцы спустили в реку огромные толстые доски, лодки, наполненные камнями, брандеры и зажженную мельницу. И вот понтонные мосты разорвались, и отрезанному французскому войску пришлось отражать бешеные атаки втрое более сильного неприятеля, поддержанные ужасающим артиллерийским обстрелом. «Ядра падали в наши ряды и вырывали сразу по три человека; медвежьи шапки вскидывались гранатами на двадцать футов в вышину. Едва один ряд был подошел, я приказывал: «Равнение направо. Сомкнуть ряды!» — и храбрые гренадеры безропотно заступали места павших… При наших пушках больше не оставалось артиллеристов; генерал Дорсенн заменил их двенадцатью гренадерами, наградив их крестами, но все эти храбрецы, пали у своих орудий. У нас не было больше ни лошадей, ни обозной прислуги; колеса и лафеты были разбиты вдребезги, пушки валялись на земле, как чурбаны» (капитан Куанье). Три раза Массена был отброшен за Асперн, и три раза он с неслыханными усилиями снова овладевал этой деревней, между тем как Бессьер с кавалерией атаковал врага в центре, а Ланн отражал все приступы на Эсслинг. С наступлением ночи каждая армия оставалась на той позиции, которую занимала с утра.

Наполеон успел переправить еще весь корпус Ланна, две дивизии конницы и всю гвардию; на следующий день он мог противопоставить эрцгерцогу 60 000 человек и 150 орудий. Битва возобновилась рано утром 22 мая с еще большим ожесточением. В то время как Массена ограничивался защитою Асперна, войска из корпуса Ланна, не дравшиеся накануне, колоннами двинулись на неприятельский центр. Эрцгерцог подался назад, и Ланн уже рассчитывал на победу, как вдруг он получил от императора приказ отступить. Большой мост был разрушен до такой степени, что его нельзя было починить. Неприятель задерживал на правом берегу корпус Даву и артиллерийские парки. Между тем у войска не хватало боевых запасов. Приходилось ограничиваться обороной, стараясь во что бы то ни стало удержать свои позиции, чтобы не быть опрокинутым в реку.

Массена дрался в Асперне, как лев. «Кто не видел Массена в Асперне, тот ничего не видел», — с восторгом говорил впоследствии Наполеон. Эсслинг был тринадцать раз потерян и взят обратно. Под конец оставшиеся в живых бойцы устроили себе вал из трупов, устилавших землю, и отбивались уже только штыками. Канонада прекратилась лишь с наступлением ночи; эта канонада стоила жизни храброму Сент-Илеру, «рыцарю без страха и упрека», и маршалу Ланну, одному из замечательнейших вождей наполеоновской армии и самому верному из друзей императора[53]. С наступлением ночи пришлось оставить это бранное поле, так жестоко оспаривавшееся и сплошь покрытое благородными жертвами: необходимо было вернуться на остров Лобау.

Битва при Эсслинге кончилась хотя и не поражением, но отступлением французов. После сражения при Эйлау она явилась в глазах Европы новым предвестием близкой гибели Наполеона. Теперь уже не какой-нибудь Дюпон, простой дивизионный «генерал, в минуту растерянности капитулировал в глубине Испании: сам Наполеон со своими знаменитейшими маршалами и гвардией, казалось, признал себя побежденным. Эрцгерцога Карла поздравляли как достойную опору трона, как спасителя монархии. «Вопреки моему рапорту, — писал граф Беньо, — битва при Эсслинге была признана поражением, и волнение охватило всю Германию. Пруссия думала, что освободится так же быстро, как была покорена. Дания стала держать себя враждебно. Не лучше было и настроение Швеции, а князья, входившие в состав Рейнского союза, лелеяли надежду на скорое освобождение от своего сурового протектора. Если бы в этот критический момент между Эсслин-гом и Ваграмом выступила Россия, то трудно сказать, что произошло бы; но так еще велик был личный престиж императора, что его одного оказалось достаточно, чтобы выровнять чашки весов после битвы при Эсслипге и в критические дни пребывания французской армии на острове Лобау».

Остров Лобау. Теперь Наполеон решил не полагаться больше на удачу, а привлечь новые войска и запастись всем необходимым, чтобы получить возможность по своей воле дать, когда и где пожелает, решительное сражение, которое ему было нужно для восстановления своего престижа. Прежде всего Лобау был обращен в грозный плацдарм. Через главный рукав Дуная было перекинуто три моста, снабженных эстакадами, которые предохраняли от наводнений и брандеров; снабжение армии было прекрасно поставлено; из Франции были вытребованы новобранцы для пополнения потерь, понесенных в кровопролитных боях 21 и 22 мая. Наполеон неожиданно превратился в инженер-механика[54]; он придумал новую систему мостов для окончательной переправы, он велел забрать множество лестниц на колесах у венских садовников и пользовался ими как подвижными наблюдательными постами; переодевшись, как и Массена, в одеяние сержанта, он со своими адъютантами, переодетыми в солдатскую форму, лично высматривал апроши Энцерсдорфа, где собирался снова произвести переправу; наконец, он воздвиг на острове Лобау сильные редуты, вооруженные 120 орудиями. Наполеон призвал к себе все свободные войсковые части и всех даровитых военачальников, способных ему помочь; Бернадотт привел к нему своих саксонцев, Вандамм — баварский корпус; остальные войска Рейнского союза должны были охранять линии Трауна, Инна и Изара.

Военные действия в Польше и Италии. От своих полководцев Наполеон получает теперь более утешительные известия. Правда, эрцгерцог Фердинанд вторгся в Польшу и вступил в Варшаву, но Понятовский во главе верных поляков поднялся вверх по левому берегу Вислы, проник в Галицию и поднял здесь народное восстание против австрийцев. Русский император, слишком долго колебавшийся, решился, наконец, последовать призыву Наполеона и двинул в Польшу 40 000 человек под начальством Голицына. Но Александр боялся, как бы не началось восстание среди его собственных польских поддапных; кроме того, он боялся, чтобы Австрия не была вконец сокрушена. Между польскими солдатами Понятовского и солдатами Голицына дело не раз едва не доходило до рукопашной. «Я больше боюсь моих союзников, чем моих врагов», — писал Голицын царю и был усиленно любезен и вежлив с австрийцами. Когда русские приближались, австрийцы умышленно отступали; между ними произошла лишь одна стычка ночью, по ошибке, — почти бескровная битва, стоившая австрийцам трех убитых и четырех раненых. Тем временем эрцгерцог Фердинанд был оттеснен к верховьям Вислы и защищал уже один только Краков, которому вскоре предстояло перейти в руки поляков и русских.

В Италии принц Евгений был сначала врасплох настигнут у Порденоне, разбит у Сачиле и отброшен к Адидже (Эч) эрц-гериогом Иоанном. Но известие о блестящей пятидневной кампании парализовало пыл австрийцев. Прибыл Макдональд с подкреплениями. Эрцгерцог Иоанн отступил за Пиаве и Тальяменто, потерял позиции при Озоппо и Мальборгетто и через Тарвизское ущелье был отброшен за Норические Альпы. Елачич, спешивший к нему на помощь из глубины Тироля, был разбит при Санкт-Михаэле; Гиулай не сумел остановить Мармона, шедшего из Иллирии, ни у Лайбаха, ни у Граца. Эрцгерцог Иоанн принужден был броситься в долину Рааба, тогда как Евгений победоносно перешел Земмеринг и соединился с армией Наполеона, а Лефевр, подавив вторичное восстание в Тироле, двинулся к Линцу, чтобы сменить корпуса Бернадотта и Вандамма. Эрцгерцог Иоанн отступил к Раабу и занял тут позицию, казавшуюся ему неприступною. 14 июня, в годовщину сражений при Маренго и Фридланде, принц Евгений атаковал его здевь, вывел у него из строя 6000 человек и заставил его перейти обратно на левый берег Дуная. Это был первый крупный успех после битвы при Эсслинге и как бы пролог генерального боя.

Ваграм (5 и 6 июля). Наполеон располагал теперь 150 000 человек и 450 орудиями. Несмотря на то, что его переход через Дунай ожидался уже в течение шести недель, он сумел и на этот раз, точно волшебством, застигнуть врага врасплох. Полагая, что французская армия будет переправляться у Аспер-на и Эсслинга, австрийцы укрепили эти две деревни так же сильно, как Наполеон остров Лобау. Для того чтобы удержать австрийцев на том месте, Наполеон заготовил здесь на виду материалы для наведения мостов и произвел ложную демонстрацию. В то же время, воспользовавшись темной ночью и сильной грозой, он приказал палить из 120 орудий одновременно по деревне Энцерсдорф, расположенной ниже Асперна. Здесь в десять минут был наведен мост и вслед за ним — пять других, и с трех часов утра вся армия в полнейшем порядке начала переходить по этим шести неожиданно выросшим мостам. Поутру эрцгерцог Карл остолбенел от изумления, увидев французскую армию, выстроенную в боевом порядке на Мархфельдской равнине. Оставив Эсслинг и Асперн, он отступил на Ваграмскую возвышенность.

Здесь-то и разыгралось 5 и 6 июля 1809 года то решительное сражение, которое так заботливо подготовлял Наполеон. Все его силы были крепко сконцентрированы у него под рукой: в первой линии, справа налево, — Даву, Удино и Массена, во второй линии — Мармон, Макдональд и Бернадотт, позади — Бессьер с гвардией и тяжелой кавалерией; легкая кавалерия Монбрёна прикрывала крайнее правое крыло, легкая кавалерия Лассаля — крайнее левое. Фронт — 150 000 французов — занимал протяжение не более как в 6 километров. Наполеон мог устно отдавать приказания и сразу видеть, что они исполнены; он мог бросать свои резервы всюду, где они оказывались нужными. Напротив, 140 000 австрийцев растянулись более длинной линией; их правое крыло находилось на возвышенности Бизамберг, левое — на северном берегу Руссбаха, от Ваграма до Нейзидля; кроме того, у них не было свободного резерва. Их вождь мог отдавать приказания лишь письменно и не имел возможности быстро убеждаться в том, что они исполнены. Его боевой порядок был эксцентрическим, тогда как боевой строй Наполеона — концентрическим. Правда, линия австрийского огня была гораздо длиннее французской, и огонь был обращен в одну точку, благодаря чему он вначале сильно опустошал более сомкнутые ряды французов.

В полдень Наполеон приказал войскам начать веерообразное наступление, так чтобы корпуса второй линии вступали в интервалы первой линии по мере того, как в ней образовывалось свободное пространство; 11-й корпус, гвардия и конница по прежнему оставались в резерве; развернутая таким образом армия образовала фронт в 14 километров. В семь часов вечера началось сражение; Удино и принц Евгений вместе с Мармоном и Бернадоттом сделали попытку прорвать неприятельский центр, но атака была лишена единства: саксонцы действовали слишком вяло. К ночи войска вернулись на свои исходные позиции.

На следующий день, 6 июля, эрцгерцог Карл перешел в наступление. Он решил отрезать французов от Дуная и острова Лобау; его правое крыло под командой Коловрата и Кленау начало энергично теснить маршала Массена к Асперну. Маршал, раненный за несколько дней перед тем, ехал в коляске; появляясь во всех опасных пунктах, он лишь с трудом мог удерживать своих людей. Саксонский корпус Бернадотта рассеялся; австрийцы подвигались вперед; жители Вены, столпившись на террасах, на крышах и даже колокольнях, махали шляпами и платками и неистовыми криками поощряли своих, будучи уже почти уверены в победе.

Между тем австрийцы обнажили свой центр. Наполеон наскоро сформировал грозную батарею в 100 орудий под начальством Друо и Лористона, чтобы прорвать их фронт. На центр австрийцев была брошена могучая колонна из трех пехотных дивизий под командой Макдональда, поддерживаемая кирасирами Нансути и легкой гвардейской кавалерией. Перед ее атакой ничто не могло устоять — Вельгард и Гогенцоллерн были отброшены назад на целую милю. В то же время Даву, бывший на правом французском крыле и в самом начале битвы подвергшийся энергичному нападению Розенберга, взял верх, занял Нейзидль и готовился охватить и обойти левое крыло австрийцев. «Битва выиграна!» — воскликнул Наполеон, увидев, что Даву приказывает идти в обход, и послал сказать Массена, чтобы тот держался стойко и приказал идти в общую атаку. Он был так уверен в успехе, что велел своему верному мамелюку Рустану постлать на землю медвежью шкуру и проспал несколько минут. Массена снова взял Эсслинг. Даву овладел Ваграмом, — левому крылу австрийцев грозила опасность быть окруженным. Эрцгерцог приказал отступать, и его войска отошли в порядке, будучи хорошо прикрыты кавалерией, расположенной в удобных для обороны позициях.

В 7 часов вечера, когда все было кончено, эрцгерцог Иоанн появился на правом крыле французов. Утром 5 июля брат поспешно призвал его на помощь; эрцгерцог Иоанн выступил в тот же день, но лишь в 11 часов вечера, и ему понадобилось двадцать часов, чтобы пройти восемь миль, отделявших его от поля сражения. Приди он на два часа раньше, он, может быть, изменил бы исход боя.

Такова была знаменитая битва при Ваграме, одна из самых кровопролитных битв наполеоновских войн (каждая сторона потеряла 20 000—25 000 человек) и в то же время одна из наиболее планомерных. Наполеоп уже не так твердо, как прежде, полагался на дух спаянности своей армии. «Это уже не солдаты Аустерлица!» — восклицал он с горечью. Поэтому ему пришлось заменить штыковую атаку канонадой, а эта новая тактика делала сражения более кровопролитными, но ничуть не более решительными.

Даву получил титул князя Экмюльского, Массена — князя Эсслингского, Бертье, который в качестве начальника генерального штаба много способствовал победе, — князя Ва-грамского. Макдональд, Удино и Мармон получили звание маршалов Франции. Но они представляли собою, как говорилось в армии, лишь «разменную монету, на которую разменяли одного Ланна». Наполеон осыпал наградами и похвалами всех, кто сколько-нибудь заметно отличился в этой битве титанов, вплоть до простого рядового.

По существу война могла продолжаться и после этого сражения. Эрцгерцог Карл в порядке отступал через Моравию к Чехии и был в состоянии оказать серьезное сопротивление. Значительная партия убеждала императора Франца бороться до конца. Наполеон имел веские основания избегать нового единоборства с таким упорным противником; победа при Ваграме достаточно обескуражила всех явных и тайных врагов Франции. Было заключено перемирие в Цнайме; затем в Альтенбурге начались переговоры между Шампаньи и Меттернихом. Но требования Наполеона были чрезмерны: он хотел лишить Австрию еще более обширных и ценных провинций, чем те, которые отнял у нее по Пресбургскому миру. Меттерних отказался принять эти жестокие условия; он уступил свое место князю Лихтенштейну и этим отказом приобрел широкую популярность. Русский царь не прислал представителя на Альтенбургский конгресс: он вел войну против воли и не желал даже в малой степени брать на себя ответственность за мир. Ввиду того, что переговоры затягивались, Наполеон решил снестись через голову официальных уполномоченных прямо с генералом Бубной, которого Франц I прислал в Шьнбрунн умилостивить страшного победителя. Условия были несколько смягчены, и мир, наконец, подписан в ночь с 13 на 14 октября 1809 года.

Вепский мир; новые территориальные приобретения Французской империи. По Шёнбруннскому или Венскому миру (14 октября) Австрия лишилась всех своих юго-западных и восточных провинций. Виллахский округ в Каринтии, вся Карниолия, Гориц, графство Монтофальконе, Триест, Рагуза, Фиуме, вся «военная» и «гражданская» Хорватия составили вместе с Далмацией, уступленной еще в 1805 году, Иллирийские провинции. Западная Галиция с Замосцьским округом были присоединены к великому герцогству Варшавскому. Россия получила лишь Тарнопольский округ с узкой полосой в Восточной Галиции. Браунау, Зальцбург и Иннский округ были отданы баварскому королю и включены в состав Рейнского союза. Французский император гарантировал австрийскому неприкосновенность оставленных ему владений тогда как Франц I должен был признать законными все перемены, уже происшедшие и еще предстоящие в Испании, Португалии и Италии. Австрия потеряла 3,5 миллиона подданных. Теперь ее народонаселение состояло лишь приблизительно из 20 миллионов человек, и территория ее была меньше, чем территория Франции при Людовике XVI. Она должна была сократить свою армию до 150 000 человек и уплатить контрибуцию в 85 миллионов. Восставший Тироль был предоставлен своей участи и снова подпал под иго Баварии. Слабый потомок Габсбургов был подвергнут всяческим унижениям: эрцгерцог Антон должен был отказаться от звания гроссмейстера Тевтонского ордена, который был упразднен; крепостные валы Вены, некогда останавливавшие нашествия турок, и укрепления Граца, Рааба, Клагенфурта и Брюнна были взорваны в один и тот же день. Истощенной Австрии в скором времени суждено было обанкротиться; отныне она находилась в полной зависимости от политики Наполеона. Россия, в награду за свое столь неохотно оказанное содействие, получила 400 000 новых подданных — очень скромное вознаграждение, скорее похожее на подачку. Это, конечно, не сделало союз между Францией и Россией более сердечным; царь боялся восстановления Польши и по этому тревожившему его вопросу не мог добиться от Наполеона никакой серьезной гарантии. Французская империя граничила теперь с Балканским полуостровом. Один из концов ее огромного полумесяца достигал залива Каттаро, а другой — почти без перерыва простирался до Данцига. Таким образом, постепенно континент почти весь был заперт для английских товаров. В 1809 году Наполеону казалось, что он не так уж далек от всемирного владычества[55]. «Все должно было подчиниться ему: союзники и враги, глава церкви и короли, его собственные братья и иностранцы».

Примечания:

Как в данном случае, так и во многих других, терминология авторов не соответствует тому содержанию, которое вкладывает в отдельные термины современная наука. — Прим. ред.

См. гл. VIII, «Церковь и культы».

Наполеон приказал князьям, входившим в состав Рейнского союза, налоНаполеон приказал князьям, входившим в состав Рейнского союза, нало- жить секвестр на имущество тех отсутствующих лиц, которые не вернутся секвестр на имущество тех отсутствующих лиц, которые не вернутся в тридцатидневный срок (16 февраля 1809 г.).

Марбо ставил свою жизнь на карту в течение всей этой кампании. При Экмюле эскадрон кирасиров, летя в атаку, пронесся над ним, не поранив его. При Мёльке он совершил необыкновенно опасную рекогносцировку, причем ночью переправился через разлившийся Дунай и захватил в лагере Гиллера несколько пленных, которые точно указали направление, куда шел этот генерал. Он рассказывает о размолвке между Бессьером и Ланном, которые, не вмешайся Массена, вечером в день Первой битвы при Эсслинге вцепились бы друг в друга. Описание похода 1809 года принадлежит к интереснейшим страницам мемуаров Марбо.

Автор неправильно освещает героическую борьбу Андрея Гофера а его товарищей против завоевателя во имя национальной независимости. — Прим. ред.

Производя учение со своим полком на площадях Берлина, «Шилль показывал, как надо держать шашку, чтобы отрубить голову французу, и как, переменив позицию, можно отрубить голову и другому французу» (Беиьо).

«Представьте себе все эти трупы, изжарившиеся в огне, потом истоптанные ногами лошадей и, наконец, искрошенные колесами артиллерийских повозок. Мы шли по каше из жареного человеческого мяса, издававшего невыносимое эловоние. Достаточно сказать, что для того, чтобы похоронить все останки, пришлось работать лопатами так как очищают грязную дорогу» (Мемуары Ровиго; см. также Сгюра)».

Ланн пал одним из последних; одно и то же ядро раздробило ему оба колена. Он умер семь дней спустя в походном госпитале. Мишле утверждает, что в последние минуты он упрекал Наполеона, пришедшего обнять его на прощание, за его систему непрерывных завоеваний. Формальное свидетельство Марбо, состоявшего в его штабе и принявшего его последний вздох, заставляет нас признать передававшийся в армии рассказ об этом последнем свидании за легенду. Достоверно, что ужасы, разыгравшиеся при взятии Сарагоссы, глубоко взволновали благородную душу Ланна, который, подобно Даву, умел при случае говорить правду своему господину. Смерть Ланна вызвала сильную скорбь во всей армии; его искренно оплакивал и сам Наполеон, всегда проявлявший особенную заботливость в отношении его семьи.

«Работа — моя стихия, — говорил позднее Наполеон на острове св. Елены: — я рожден и создан для работы. Мне случалось видеть границы, поставленные Моим ногам и глазам, но я никогда не знал пределов моей работоспособности».

Наполеон уехал из Шёнбрунна ночью на следующий день после подписания договора (15 октября 1809 г.). Дело в том, что он не чувствовал себя здесь в достаточной безопасности. 12 октября, во время смотра, какой-то молодой человек, силившийся пробраться к Наполеону, был быстро оттеснен адъютантом Раппом, который при этом нащупал у него под платьем оружие — длинный кухонный нож. Будучи арестован, он назвал себя Фридрихом Штапсом и сознался, что имел намерение убить императора. Это был юноша, почти ребенок, родом из хорошей семьи, сын протестантского пастора в Наумбурге, тихого и кроткого нрава, но воспылавший непримиримой ненавистью к угнетателю своей родины. Доктору Корвизару было поручено исследовать его умственные способности, но Штапс на осмотре держался так, чтобы его не могли выдать за помешанного. Наполеон сам допрашивал его и предлагал ему помилование; Штапс спокойно заявил, что воспользуется свободой для нового» покушения. Наполеон велел расстрелять его втихомолку, желая сохранить втайне покушение, обнаруживавшее ненависть немцев к нему. Префекту полиции велено было распространить слух, что Штапс был сумасшедшим.

Оглавление