Как видно из таблицы, всего коммунистов и комсомольцев в указанных соединениях насчитывалась ровно треть. Но этот относительно высокий процент ни о чем не свидетельствовал. Партийнополитическая работа в партизанских формированиях была поставлена формально, и, получая установки ЦК КП(б)У на «укрепление партячейки», командиры, комиссары и политруки стремились добиться механического увеличения численности коммунистического элемента, мало заботясь о его «воспитании». В других соединениях политоб-работка партизан проводилась не лучше.

Описав рядовой состав, можно сказать несколько слов и о руководстве на местах. Партизанский отряд значительно в большей степени, чем армейская часть, держался на командире, и от его личных качеств зависело само существование оперативной единицы, а также успешность ее действий. Некоторое представление о происхождении и довоенной службе партизанских командиров дает перечень командиров, комиссаров и начальников штабов соединений, бригад и отрядов (в т. ч. отрядов в составе соединений) УШПД, РУ ГШ КА и НКГБ СССР, получивших звание Героя Советского Союза за участие в партизанской борьбе в Украине в годы Второй мировой войны³⁷ (командиры взводов, рот и диверсионных групп не учитываются).

Главная В избранное Наш E-MAIL Добавить материал Нашёл ошибку Другие сайты Вниз
	4.1. Социальный состав отрядов Принципы набора и социально-психологический портрет партизан 4.2. Численность партизанских отрядов и групп 4.3. Национальный состав украинских партизанских формирований 4. ЛИЧНЫЙ СОСТАВ ПАРТИЗАНСКИХ ФОРМИРОВАНИЙ 4.1. Социальный состав отрядов Принципы набора и социально-психологический портрет партизан Изначально советские партизанские отряды формировались НКВД, обкомами и армейскими структурами на основании директив вышестоящего партийного и государственного руководства. Поэтому в партизанских отрядах оказывались милиционеры, чекисты, представители партноменклатуры, реже — военные, а также подобранные этими категориями лиц другие бойцы — комсомольцы, коммунисты, а также беспартийные рабочие, крестьяне, служащие и интеллигенты — чаще всего прошедшие первоначальную военную подготовку либо в свое время в армии, либо в истребительных батальонах НКВД, призванных бороться с «вредителями» и диверсантами в тылу советских войск. Любопытно отметить, что в момент создания УШПД был составлен «Список сотрудников НКВД УССР, бывших тюремных работников, находящихся в партизанских отрядах»[951]. Перечень включал 464 фамилии, преимущественно тюремных охранников, на жаргоне называвшихся вертухаями. В условиях военного времени отказ служить в рядах партизан или Красной армии приравнивался к дезертирству, что в Советском Союзе влекло за собой соответствующие последствия. Репрессии в том или ином виде ожидали и родственников «нестойких элементов». Например, житель села Нижний Карагач Измаильской области УССР Куприян Головатый 9 июля 1941 г. оставил НКГБ типовое обязательство: «Я обязуюсь хранить в строгой тайне все то, что будет происходить в моем доме, всех, кто будет приходить, и об их деятельности так же обязуюсь хранить в строгой тайне и не выдавать при любых обстоятельствах. За нарушение настоящей подписки я предупрежден, что я буду расстрелян со всем моим семейством. В чем и расписываюсь»[952]. Меры поощрения, например, зарплата[953], начислявшаяся партизанам «Большой землей» на протяжении всей войны, играли второстепенную роль. Но даже угроза жизни, особенно в первый год войны, убеждала далеко не всех связать свою судьбу с борьбой за сталинизм в тылу немцев и румын. Начальник 8-го отдела политуправления Южного фронта (Южная Украина и Молдавия) полковой комиссар Ильинский в конце сентября 1941 г. отмечал рост отказов со стороны вербуемых в партизанские отряды, и, более того, отказы со стороны людей, ранее принявших предложение участвовать в зафрон-товой борьбе: «Одной из главнейших причин. является длительная волокита с момента вербовки до момента отправки завербованного на место работы. В течение этого промежутка времени люди, будучи предоставленные сами себе, морально слабнут. На этой почве по Молдавской ССР завербованному, вследствие его отказа был предложен выбор или ехать по месту назначения, или пойти в трибунал, он (Щербаков) согласился выбрать последнее»[954]. Подавляющее большинство созданных таким образом отрядов в 1941–1942 гг. самоликвидировалось (разбрелось), было уничтожено или вышло в советский тыл, но путем своеобразного «естественного отбора» в местности, пригодной для партизанской борьбы, остались люди, более или менее видевшие для себя целесообразность борьбы в немецком тылу и способные к жизни и деятельности в лесу. Николай Шеремет писал, что прежде всего речь идет о представителях партсовактива: «Основное ядро партизанских отрядов составляют коммунисты и советские работники районов, оставленные в тылу по решению партии. Это, так сказать, цемент. Из них состоит командный и политический состав партизанских отрядов»[955]. На своеобразный «костяк» была нарощена «мышечная масса» за счет следующих категорий граждан: — солдат-окруженцев и беглых советских военнопленных; — мобилизованных партизанами крестьян и добровольцев из числа местного населения; — перебежчиков, т. е. бывших служащих вооруженных вспомогательных формирований на немецкой службе; — кадров, засылавшихся из-за линии фронта (радистов, офицеров РККА и НКВД, диверсантов, медперсонала, партфункционеров и политработников и т. д.). В ряде случаев, как, например, с группами НКВД СССР и ГРУ, за фронт посылались целые отряды, насчитывавшие десятки человек. Отдельно стоит остановиться на причинах вступления в партизанские отряды добровольцев из числа мирного населения. Какая-то часть действительно вступала в отряд из-за желания бороться против немцев. Однако своей политикой оккупанты сами создали для партизан своеобразный «кадровый резерв». Начиная с 1942, и особенно с 1943 г., многие крестьяне прятались по лесам, не желая уезжать на работы в Германию. Кроме того, в ходе антипартизанских карательных операций нацисты жгли деревни, причем части селян удавалось спрятаться в естественных укрытиях. Изначально недоверчивое отношение у нацистов было к коммунистам и сотрудникам советского аппарата, и, хоть аресту и расстрелу подвергались далеко не все, некоторые бывшие «хозяева жизни» предпочитали быть так далеко от новой власти, насколько это вообще возможно. Крестьянин Василий Ермоленко, к которому в дом пришли партизаны с предложением вступить в отряд, дал свое согласие. По его собственным словам, после такого визита германская полиция автоматически рассматривала его, до войны бывшего комсомольцем, как «бандпособника», т. е. альтернативой партизанскому отряду для 17-летнего человека стала немецкая тюрьма или виселица[956]. Иными словами, в добровольности мирных жителей, шедших в ряды партизан, был очень высок элемент вынужденности, сильнейшего давления обстоятельств, как правило, связанных с прямой или опосредованной опасностью для жизни. Однако представляется, что основой для комплектации партизанских отрядов служила даже не такая «добровольность». Выглядит так, что большинство партизан составляли крестьяне, покинувшие теплые хаты из-за прямой угрозы расстрела при мобилизации в отряды. К сожалению, с цифрами точно выяснить это невозможно, однако ряд прямых документальных свидетельств позволяет это предполагать. Например, по сведениям немецкой полевой комендатуры № 194, на северо-востоке Черниговской области в мае-июне 1942 г. оперировал партизанский отряд численностью около 30 человек: «Эта банда убила бургомистра [села] Ферубкин (возможно, Воробьевка. — А. Г.), юго-западнее Костобоброва, награбила в различных селах большую массу продуктов питания и скота, утащила многих жителей деревень в возрасте между 20 и 30 годами, и улизнула в близлежащие леса»[957]. Как сообщала комендатура № 270, расположенная в райцентре Кролевец Сумской области, в одном из местных отрядов мобилизации проводились по профессиональному принципу: «Необходимые специалисты, врачи, ветеринары, мостостроители, медсестры и т. п. рекрутировались насильственно и подвергались особому надзору»[958]. В другом документе немецких тыловых органов описывается еще больший радикализм вербовки партизан Сумщины летом 1942 г.: «На телеграфном столбе деревни Дьяковка, вост[очнее] Бурыни, был найден призыв, обращенный к 10 жителям. Содержание этого приглашения: указанные жители приходят к партизанам, при неисполнении они будут расстреляны и их дома сожжены»[959]. По свидетельству Александра Сабурова, в начале сентября 1942 г. на совещании представителей штабов партизанского движения и командиров отрядов Сталин согласился с предложением принудительно привлекать к партизанской борьбе военнообязанных людей, проживающих на оккупированной территории, заявив: «Всех нужно поднимать, хотят или не хотят идти воевать. В крайних случаях расценивать тех, кто не хочет воевать, как дезертиров»[960]. Периодически данные о проведенном насильственном рекрутировании встречаются и в партизанских документах. Например, в дневнике командира одного из отрядов соединения Сабурова за октябрь-ноябрь 1942 г. упоминания о мобилизациях встречаются дважды[961]. Согласно оперативному отчету отдельной роты того же соединения, за неделю ноября 1942 г. в ходе Сталинского рейда было «мобилизовано и принято в отряд добровольных военнообязанных 140 человек»[962]. Весной 1943 г., уже после Сталинградской битвы, писатель Николай Шеремет утверждал, что без насильственного рекрутирования красные не могли решить «кадровый вопрос»: «Добровольность вступления в партизаны дает малый эффект и полностью положиться на нее слишком мало… Нужно смелее перейти к мобилизации в партизаны населения призывного возраста. Этим мы спасем нашу молодежь от кровавых когтей Гитлера, который такую мобилизацию проводит под маркой “добровольности” в так называемую РОА…»[963] О записке Шеремета было доложено Хрущеву, ее своевременно прочитали работники УШПД, о чем свидетельствуют сделанные на ней пометки. В частности, процитированные слова подчеркнуты респондентом. Вероятно, это послание также повлияло на руководящие центры, призывавшие «поднять всенародное партизанское движение». В 1943 г. отмечается наибольший рост украинских партизанских отрядов, и с начала 1943 г. противники и союзники красных чаще всего фиксируют массовый призыв в ряды отрядов советских коммандос. Например, в обзоре СД от 26 февраля 1943 г., очевидно, выявлено соединение Сабурова: «В округе Столина в настоящее время господствует интенсивная деятельность банд. Жители многих деревень отбираются, проходят медицинское обследование и при пригодности зачисляются в банды»[964]. Подпольщик АК в конце лета — начале осени 1943 г. писал, что северными районами Полесья «овладели советские партизаны, которые проводят здесь формальный призыв с помощью медицинско-призывных комиссий, терроризируют население в случае необходимости не хуже немцев»[965]. Декабрь 1943 г., бандеровское разведсообщение: «За польско-большевистской границей (т. е. в Житомирской области. — А. Г.) красные партизаны проводят насильственную мобилизацию, [призывников] годов [рождения с] 1910 по 1925. С каждого села обычно попадает от 20–60 персон. Все, кто подлежит мобилизации, прячутся, где только могут. Красные, поймав такого дезертира, расстреливают его вместе с семьей. Выезжая в село проводить мобилизацию, красные организуют гулянки… Ведут пропаганду против ОУН…»[966] Начальник Каменец-Подольского штаба партизанского движения Сергей Олексенко вспоминал, что особое внимание уделялось набору квалифицированных специалистов: «Где мы брали врачей? Принимали тех, которые сами приходили, и мобилизовывали тех, кто попадался под руку. Раз врач или фельдшер — без разговоров иди к нам на службу»[967]. Масштабные мобилизации в партизанские отряды постоянно фиксировались в документах всех сторон военно-политического противостояния и в первой половине 1944 г. «Отдельные партизанские командиры, увеличивая численность своего личного состава, пытались таким образом добиться от УШПД соответствующего увеличения объемов материально-технических поставок в свои отряды. И поэтому нередко в составе таких формирований насчитывалось до 30 % и более невооруженных людей»[968]. Если оценивать эффективность принудительного набора в партизанские формирования, то, хотя он и привел к объяснимому снижению дисциплины, но, с военной точки зрения, в тот период для советской стороны он в целом себя оправдывал. Ушедших из партизанских рядов с осени 1942 г. до конца войны было не так много[969]: близилась победа Красной армии, а немцы и венгры, а потом и банде-ровцы обычно рассматривали перебежчиков как шпионов. Хотя к этому способу комплектования отрядов как УШПД, так и командиры на местах нередко подходили формально, не уделяя ему много внимания, а также в погоне за количественными показателями не очень заботились о подготовке, вооружении, обучении призывников и добровольцев. Зачастую набор в партизанские формирования проходил едва ли не вопреки здравому смыслу: «Будущих партизан отбирали даже среди заключенных исправительно-трудовых лагерей НКВД, осужденных за незначительные воинские, должностные и другие бытовые преступления из числа бывших военнослужащих, оперативных работников НКВД, милиции, прокуратуры, лиц учреждений юстиции, членов ВКП(б), лагерной агентуры»[970]. На территории КарелоФинской ССР и Севера России в партизанские отряды из ГУЛАГа рекрутировались люди, совершившие умышленное убийство, убийство в состоянии аффекта, нанесение тяжких телесных повреждений, изнасилование, организовавшие доведение до самоубийства. За фронт посылались и кадры, совершившие должностные и экономические преступления: злоупотребление властью или служебным положением, присвоение или растрата денег или ценностей, бесхозяйственность. Встречались также имущественные преступления: кража, грабеж, покупка заведомо краденого; а также воинские преступления и так называемые «преступления против порядка управления». Как пишет российский историк Олег Кулагин, «…было бы неверно думать, что такой важный аспект войны, как формирование партизанских отрядов из числа гулаговских заключенных, строился только на добровольной основе. 4-е отделы областных управлений НКВД направляли во все лагеря приказ отобрать кандидатов в партизанские отряды»[971]. Анекдотичный пример практики использования «социально близких элементов» собственно в Украине — история разведгруппы Ф. Валиева, дважды выбрасывавшегося в немецкий тыл и успешно выполнявшего порученные задания. В третий раз заместителем командира был назначен воентехник 2-го ранга, уроженец Днепропетровска Олег Сербин (1906 г. р.), до войны имевший 22 судимости и 16 побегов из мест заключения, осужденный в общей сложности на 168 лет и 8 месяцев. В анкете, заполненной им еще в глубоком советском тылу при вступлении в партизаны, Сер-бин честно описал свою «профессиональную деятельность» с 1924 по 1939 г.: «вор-рецидивист». Перед войной в лагерях он отличился на трудовом фронте, поэтому был досрочно освобожден и в 1940 г. принят в ВКП(б). В составе группы Ф. Валиева Сербин был выброшен 15 апреля 1943 г. на территорию Кировоградской области и тут же перебежал к немцам, вследствие чего 28 апреля группа была схвачена полицией[972]. Будущий Герой Советского Союза, командир соединения им. Берии Андрей Грабчак в одном из своих отчетов довольно откровенно описал принцип набора своих подчиненных: «Еще в октябре месяце 1942 года перед вылетом в тыл противника в Москве, я сказал тов. Строкачу, что отряд организую так: наберу в костяк хороших преданных товарищей, а затем буду принимать всех: честных и нечестных и даже мерзавцев. Так и делали — принимали всех, интересуясь в первую очередь, здоров ли он физически и не трус ли животный (см. инструкцию), а где он родился, служил ли он в полиции или в жандармерии — второстепенный, “мимолетный” был вопрос»[973]. Бывший партизан Василий Ермоленко свидетельствовал, что при призыве в Винницкое соединение отбора не было вообще. В частности, на Черниговщине в отряд был взят один слабослышащий молодой человек. В тот момент, когда он тяжело болел простудным заболеванием, по причине чего вообще оглох, его послали стоять на сторожевом посту, где партизан вследствие недомогания не услышал подходящих немцев. За это его расстреляли, приказом объявив по отряду о строжайшем запрете на сон во время выполнения задания. Недалеко от советско-польской границы (1939 г.) весной 1943 г. партизаны указанного соединения, по словам Ермоленко, «сделали страшную мобилизацию…Человек, наверное, 70… Брали сплошняком: годен, не годен. Даже эпилептика одного взяли. Вот дурость была! Народ частью бежал от мобилизации, прятался. Белорусы вообще прятались. Ну, например, ты в местном партизанском отряде, а я в рейде. И куда ты пойдешь — в местный отряд, или в рейд? Мы приехали в Белоруссию — там местных отрядов тьма сколько. И когда хотели собрать в кучу — шиш! Поразбегались кто куда… “Езжайте, говорят, нам дел тут хватает”. И как ты его мобилизуешь? Мобилизуешь — отошел 3 метра — и вот его не видно»[974]. Рассказ партизана подтверждается документацией УШПД[975]. По рассказу Ермоленко, в ходе этой мобилизации в отряд попали два заблаговременно тайно завербованных немцами крестьянина, впрочем, позже выявленных партизанскими особистами благодаря помощи соседнего соединения. Для конкретной демонстрации «социального среза» украинских партизан можно привести информацию о личном составе одиннадцати крупнейших соединений УШПД. Для репрезентативности выбраны те, сквозь ряды которых за 1941–1944 гг. прошло свыше трех тысяч человек. Сводная таблица составлялась с учетом следующего правила — в случае, когда по какому-либо соединению по отдельному пункту данные отсутствуют, подсчет процентов от общего числа производился только по тем соединениям, по которым есть данные, т. е. в данном случае общее количество, обозначенное в последней графе в скобках, подсчитано на основании известных данных. (Например, в случае вычисления процента бойцов, перешедших в партизаны из вспомогательных немецких формирований, подсчет производился по личному составу 8 соединений.) Номер соединения в таблице соответствует порядковому номеру соединения в списке. 1. Соединение украинских кавалерийских отрядов М. Наумова[976]. В 1941 г. в отряд было включено 20 человек, в 1942-325, в 1943–2792, в 1944-166 человек. 2. Житомирское соединение А. Сабурова[977]: 1941-56, 1942-948, 1943–1786, 1944-409. 3. Черниговско-Волынское соединение А. Федорова (включая бригаду им. В. Василевской)[978]: 1941-411, 1942–1006, 1943–3271, 1944-569. 4. 1-я Украинская партизанская дивизия им. Ковпака (командиры С. Ковпак, П. Вершигора)[979]: 1941-248, 1942–2497, 1943–1496, 19441335. 5. Черниговское соединение им. Попудренко (командиры Н. По-пудренко, Ф. Коротков)[980]: 1941-198, 1942-231, 1943–3024. 6. Соединение им. Сталина (командир М. Шукаев)[981]. 7. Каменец-Подольское партизанское соединение им. Михайлова (к-р А. Одуха)[982]: 1941- 53, 1942-139, 1943–1785, 1944–2942. 8. Черниговское соединение «За Родину» (командир И. Бовкун)[983]: 1941-47, 1942-90, 1943–2928. 9. Тернопольское соединение им. Хрущева (командир И. Шитов) (включая соединение Д. Николайчика и Б. Шангина)[984]: 1941-31, 1942-369, 1943–2980, 1944-520. 10. Партизанская дивизия им. Щорса Житомирской области (командир С. Маликов)[985]: основная масса (5960 человек) поступила в 1943 г. За 1942 г. — 371 человек. 11. Киевское партизанское соединение им. Хрущева (комадир И. Хитриченко)[986]: 1941- 8, 1942-82, 1943–3425.
	1.	2.	3.	4.	5.	6.	7.	8.	9.	10.	11.	Итого
Численность по спискам личного состава за 1941–1944 гг.	3303	3199	5257	5549	3452	3359	4919	3065	3900	5960	3515	45 478
Потери убитыми и пропавшими без вести	510	441	495	1527	153	н. д.	568	122	311	312	287	(4726) 11,25 %
Дезертировало	н. д.	72	55	30	н. д.	н. д.	60	н. д.	40	65	21	(343) 1,06 %
Расстреляно или повешено	н. д.	36	10	н. д.	н. д.	н. д.	57	н. д.	24	75	8	(210) 0,78 %
Женщин	222	226	433	463	259	95	199	473	157	303	341	3171 6,97 %
Перебежчиков из коллаб. формирований	546	125	197	339	н. д.	н. д.	238	45	172	624	н. д.	(2286) 6,51 %
Украинцев	2023	1807	1976	1875	2003	1536	3087	2585	2165	4696	2272	26 035 57,23 %
Русских	635	394	1655	2120	1257	452	1178	381	891	1105	974	11 312 24,87 %
Белорусов	186	772	974	878	65	263	47	21	190	85	32	3513 7,72 %
Поляков	55	46	258	72	1	н. д.	205	н. д.	377	337	78	(1429)3,66 %
Евреев	42	54	247	209	н. д	27	57	н. д	83	62	44	(825) 2,11 %
Коммунистов	393	390	818	880	449	277	557	403	195	857	621	5840 12,84 %
Комсомольцев	659	438	856	1240	849	538	1067	795	375	1610	968	9395 20,65 %

6 (12,5 %) будущих героев до войны служили номенклатурными работниками парт- и госаппарата (если не считать начальство неноменклатурного уровня), 10 (21 %) — в НКВД, в том числе в погранвойсках, и 14 (25 %) были в РККА на командных должностях. Остальные командиры происходили из других социальных слоев.

Впрочем, к этим данным можно применить определенную поправку. В отношении награждений прослеживается тенденция по дискриминации командиров партизанских формирований, бывших представителями национальных меньшинств УССР — в частности, русских. Так, Михаил Наумов, соединение которого провело 3 рейда, был награжден Звездой Героя только 1 раз, а Сидор Ковпак за схожие по значимости успехи получил две золотые звезды. Личный вклад единожды Героя Советского Союза Александра Сабурова в развитие коммунистической партизанской борьбы на территории Украины был большим, нежели чем у украинца Алексея Федорова, дважды удостоившегося высшей военной награды СССР. По не совсем понятным причинам не был награжден Иван Шитов, хотя соответствующие документы Строкач подавал «по инстанции». По военно-политическому значению рейд Шукаева уступал Карпатскому рейду Сумского соединения. Однако по уровню сложности операции (из-за гористой местности, насыщенности территории частями Вермахта и союзных армий, а также формированиями ОУН-УПА) рейд Шукаева 1944 г. заслуживает даже более высокой оценки. При этом Шукаев, в отличие от Ковпака, не был награжден за рейд званием Героя Советского Союза. Все представления партизан НКВД УССР — УШПД на награждение званием Героя Советского Союза проходили через Никиту Хрущева. Не исключено, что первый секретарь ЦК КП(б)У либо по личным национальным чувствам, либо исходя из соображений местной политики стремился в первую очередь награждать представителей титульной нации УССР. Но, поскольку эта тенденция проявилась лишь в конце 1943 — начале 1944 г., в годы войны она не сильно сказалась на поведении партизанских вожаков.

Приведем для примера характеристики трех командиров соединений Украины.

Сидор Ковпак (1887 г. р.) был участником Первой мировой, георгиевским кавалером. В 1918–1920 гг. он воевал за красных, в том числе возглавлял партизанский отряд. В 1920-1930-е гг. Ковпак находился на советской госслужбе. Разведсообщение бандеровцев описывало его как человека среднего роста, с черной бородкой:

«Ходит без шапки, в гражданской одежде, на груди 4–5 орденов… Идет во главе банды первый. К украинцам обращается по-украински, к москалям — по-московски… В целом производит впечатление высококультурного человека. Немцев и их бои игнорирует»[987].

Григорий Балицкий был покорен определенным обаянием бывшего председателя путивльского горсовета:

«Сам Колпак редкозубый, хитрый и шутник, похож на цыгана. Колпак — подлинный герой, народный рыцарь»[988].

Комиссар Руднев, даже находясь в глубокой ссоре со своим командиром, в дневнике отметил в нем явные черты лидера:

«Как он любит повторять чужие мысли, и страшно глуп и хитер, как хохол, он знает, что ему есть на кого опереться…»[989].

Авторы немецкой разведсводки акцентировали внимание на том, что Ковпак пользовался среди «лесных солдат» непоколебимым авторитетом:

«Партизаны называют его Колпаком, “Дедом”, “Отцом” и др. кличками. Общепризнанный среди командиров и рядовых специалист по хождению в дальний путь… Люди его выносливы и приспособлены к маршам… В Москве его считают “отцом партизанского движения на Украине”. Возраст Ковпака — преклонный, имеет лет 60. Жизнью своей поэтому он не дорожит. Сам бывает в боях и вызывает подражателей из молодежи»[990].

Своеобразную противоположность Ковпаку — понятно, в рамках партизанского сообщества — представлял собой партократ Василий Бегма (1906 г. р.). Проверка УШПД выявила его откровенное неумение командовать партизанами: «По сравнению с другими соединениями соединение т. Бегмы является наиболее обеспеченным вооружением, боеприпасами и взрывчаткой, однако по боевым действиям занимает одно из последних мест. В соединении слабая дисциплина, политико-массовая работа»[991]. Хлестко описал его в своем дневнике Михаил Наумов:

«Полковник Богун и капитан Карасев сообщили мне, что севернее Рокитно в болотах сидит генерал Бегма с 3,5-тысячным войском, имеет 7 штук присланных Москвой крупных 76-мм пушек, 500 автоматов и жалуется только на то, что не умеет использовать эту армию и технику»[992].

Свое свидетельство о пребывании в Ровенском соединении оставил и заместитель начальника УШПД, диверсант Илья Старинов:

«Партизаны отужинали. По всему лагерю звучала музыка: там аккордеон, там скрипка, там гармоники.

— Не соединение, а филармония! — пошутил Строкач. Весело живете, Василий Андреевич!

— Не жалуемся, не жалуемся, — в тон ответил Бегма, — надо же людям культурно отдохнуть»[993].

Но, возможно, наиболее ушлой личностью в рядах советских партизан являлся Александр Сабуров (1908 г. р.). До германского вторжения он служил в ГУЛАГе НКВД — по всей видимости, занимая должность начальника курсов по политической подготовке личного состава[994]. В начале войны Сабуров был комиссаром одного из истребительных батальонов и, оказавшись в немецком тылу, возглавил партизанский отряд. Правдиво[995] и кратко описал историю его приключений в 1941–1942 гг. бывший адьютант Строкача капитан Александр Русанов: «Вся его партизанская карьера построена на обмане людей, на необычайной лживости. В 1941 году, попав в окружение, он с 9 человеками скрывался в Брянском лесу. У него имелась радиостанция. В том же Брянском лесу укрывались еще многие мелкие группы, уцелевшие после ударов немецкой армии. Сабуров начал являться в эти группы, выдавая себя за замнаркома НКВД СССР. Конечно, в честь этого резались изъятые у крестьян бараны, варился самогон, устраивались попойки. Сабуров предлагал вожакам этих мелких партизанских отрядов передавать ему сведения об их боевой деятельности с тем, что он будет эти сведения от имени командиров передавать в Москву по имеющейся у него рации. Командиры подавали эти сведения, но Сабуров радировал в Москву их уже от своего имени. Таким образом, чужие действия он приписывал себе, да еще привирал к этому. В Москве о нем создалось мнение как о человеке, творившем чудеса. Ему присвоили звание генерал-майора и Героя Советского Союза. Лишь позже все раскрылось, стало известным, что Сабуров — обманщик и врун. Но решили умолчать об этом»[996]. Проведя в конце 1942 г. Сталинский рейд, соединение Сабурова осело в полесских болотах. Михаил Наумов отозвался о своем коллеге нелестно:

«Сев[ернее] Овруча сидит генерал Сабуров, вооруженный до зубов… Он всегда был снабжаем Москвой вплоть до папирос высшего сорта. Этот “талантливый” полкосидец (вместо — полководец)… никогда ни в чем не нуждается, в том числе и в наградах»[997].

Сабуров, концентрируясь на проведении диверсий, воевал до 1944 г., а позже продолжил службу в НКВД, в том числе занимаясь борьбой против УПА. Наивысшей точки его «профессиональный рост» достиг в 1954–1957 гг., когда бывший партизан занимал должность начальника одного из управлений МВД СССР.

Кратко остановимся на психологических особенностях советских партизан как таковых. Абсолютно точным является утверждение американского исследователя Эрла Зимке: «Рядовой партизан (как и любой нормальный человек. — А. Г.) не ставит себе целью пасть смертью героя, а более склонен выжить»[998]. Но при этом в экстремальных ситуациях каждый индивид выбирает собственную стратегию выживания и тактику улучшения своего положения, что и отличает одну личность от другой. Очевидно, что если большинство (абсолютное или относительное) в отрядах составляли насильно мобилизованные крестьяне, то значимое для формирований меньшинство попавших в ряды партизан вынужденно, под давлением обстоятельств, а то и вообще полностью добровольно придавало формированиям УШПД динамизм, отличавший партизан, с одной стороны, от жителей оккупированных территорий, с другой от личного состава частей Красной армии.

Например, у попавшего в окружение красноармейца было несколько вариантов действий: попытаться вернуться в ряды РККА, сдаться в плен (возможно, оттуда потом уйти в полицию), просто тихо осесть в качестве «прийма» или батрака или же — пойти в партизаны. Очевидно, что последний путь выбирали люди, с одной стороны, желавшие сами отвечать за свою судьбу, с другой — лояльные советской власти. В другом случае не должен вводить в заблуждение оборот «давшие согласие работать в тылу врага»[999], постоянно встречающийся в документах зафронтовых центров подготовки советских коммандос, в частности партизанских школ. Отказавшихся от этого заманчивого предложения мужчин призывного возраста ждала Красная армия, шанс погибнуть в рядах которой был значительно выше, нежели чем в партизанах, по крайней мере — в 1943–1944 гг. Человек, выбравший не фронт, а тыл Вермахта, понимал, что в лесу, вдали от руководящих центров, его жизнь будет зависеть преимущественно от него, его находчивости, смекалки, а не от жесткой и безликой армейской системы подчинения-соподчинения. Молодой крестьянин, спасавшийся от посылки на работы в Германию уходом в партизанский отряд, был в какой-то степени бунтарем: он добровольно выбирал опасности и лишения жизни в лесу, а не пусть полуголодное и унизительное, но более или менее гарантированное существование на нацистской каторге. Если же будущий партизан полностью обдуманно, без давления обстоятельств менял теплую избу на бивак под открытым небом, то в характере такой личности должен был присутствовать элемент отчаянности. Хотя у многих, вступавших в ряды советского партизанского отряда, присутствовал и определенный вполне здравый расчет: вероятность погибнуть в партизанском отряде была не очень высока, а удостоверение участника советских формирований давало после войны определенные преимущества. Напротив, полицаи, шуцманы и хиви, не отступавшие с Вермахтом как можно дальше на Запад, а перебегавшие в 1943–1944 гг. к партизанам, были в принципе людьми, в определенной степени предрасположенными к авантюрам, поскольку добровольно — на свой страх и риск — отдавали себя в руки коммунистов.

Таким образом, партизанские соединения в значительной мере состояли из людей решительных, склонных к самостоятельности и проявлению индивидуальной инициативы, как минимум сообразительных, обладавших быстротой реакции. Хватало и умных, встречались даже интеллектуалы, как Петр Вершигора. Большинство в отрядах составляли мужчины в возрасте от 16 до 35 лет, о которых с теплотой отзывался командир одного из самых крупных соединений Антон Одуха: «.Основную массу партизан составляла молодежь, наша советская молодежь, веселая, жизнерадостная, энергичная, воспитанная советской школой, комсомолом и партией. Молодость, кипучая энергия даже в тяжелых условиях партизанской жизни пробивалась наружу»[1000].

При этом, как было показано выше, личный состав отрядов УШПД формировался из весьма разнообразных категорий граждан. Согласно справедливой оценке американского историка Кеннета Слепьяна, кадровая политика руководства партизанских формирований вела к их «маргинализации»[1001]. Неслучайно украинский националист Максим Скорупский, волею судеб побывавший в 1943 г. в советском отряде, отметил его «пестроту»: «Натуральный “сброд”, и все разругавшиеся и деморализованные»[1002]. Любопытно, что спустя много лет и бывший боец находившегося в УШПД на неплохом счету Винницкого соединения Василий Ермоленко без какого-либо раздражения на своих бывших рядовых сослуживцев назвал партизан указанной части сбродом[1003].

Вопрос об общей численности украинских партизан является крайне сложным. Официальное число участников советских партизанских отрядов Украины — 501 тыс. человек. Эта цифра появилась в 1975 г., как предполагает ряд исследователей, из-за стремления украинской партноменклатуры представить собственную республику «самой партизанской изо всех партизанских». Традиционно УССР занимала второе место в неофициальной иерархии «республик-сестер» СССР. В сравнительно небольшой Белоруссии партизан в годы войны было 374 тыс.[1004] — эта цифра была «выведена» еще к середине 1960-х. На 1967 г., как свидетельствует справка, сохранившаяся в документах личного фонда куратора УШПД Демьяна Коротченко, численность партизанских формирований УССР оценивалась в 357 750 человек[1005]. Двумя годами ранее в заключительном томе официальной истории советско-германской войны речь шла всего о 220 тыс. человек[1006]. Ну и впервые официальные цифры были озвучены в выступлении Хрущева 1 марта 1944 г. на сессии ВС УССР: по словам первого секретаря ЦК КП(б)У, в Украине действовало 228 партизанских отрядов численностью 60 тыс. человек[1007].

Однако все эти данные с трудом соотносятся с документами УШПД и партийных проверок, последовавших после 1945 г. В справке, подписанной 20 августа 1944 г. начальником оперативного отдела УШПД полковником В. Бондаревым, говорится, что за годы войны в Украине действовали 1,2 тыс. партизанских соединений, отрядов и групп общей численностью в 112 тыс. человек[1008] (в это число включены и 30 тыс. партизан НКВД УССР — КП(б)У, «пропавших без вести» в 1941–1942 гг., и часть «местных» партизан, выявленных в течение 1944 г.). В мае 1945 г. комиссия ЦК КП(б)У выдала информацию уже о 200 тыс. человек, включая и 20 тыс. партизан, которые пребывали с осени 1944 г. по май 1945 г. вне территории Украины — в Чехословакии, Польше, Венгрии и Румынии[1009]. Очевидно, численность увеличилась не только из-за приписок, но и из-за продолжавшей поступать информации о мелких партизанских группах и группах выживания, действовавших без связи с Центром.

Нехитрый механизм послевоенного лавинообразного роста партизанских масс был выявлен в ходе полевых исследований. Поскольку документацию вели только соединения и крупные отряды, то после войны в партизаны и подпольщики можно было записаться на основании свидетельств участников оперировавшей рядом группы, особенно командиров. Они охотно выдавали соответствующие справки — за взятку деньгами, продовольствием, алкоголем или имуществом, оказание услуг личного свойства, а также «за спасибо» своим родственникам, друзьям, начальству, любовницам, а то и просто вежливым односельчанам. Помимо коррупционных, у ветеранов наличествовали и «политические» причины таких действий: чем больше была «ветеранская ячейка» в селе или городке, тем больший вес и известность приобретал ее глава. Все это покрывалось вышестоящими бывшими партизанами, в том числе Героями Советского Союза, которые в 1944–1965 гг. создали в Украине региональные политические кланы[1010]. На проявление инициативы крестьянами спокойно смотрело партийное начальство, которое в рамках мифа о повальном участии населения в «народной войне» нуждалось в «вещественных доказательствах», которые при случае, в том числе во время памятных дат, предъявлялись советской и зарубежной общественности.

Поэтому с учетом приведенных цифровых данных времен войны, можно полагать, что за 1941–1944 гг. сквозь ряды партизанских групп, отрядов и соединений, созданных и подчиненных НКВД УССР — УШПД прошло около 100 тыс. партизан.

Кроме того, согласно послевоенной справке КГБ, в 1941–1944 гг. на территории Украины действовали 22 партизанских отряда и группы НКВД-НКГБ СССР общей численностью 6401 бойцов[1011]. Вероятнее всего, эти данные несколько преувеличены. Так, например, об отряде Д. Медведева «Победители» в указанном документе написано, что он насчитывал «свыше 2 тыс. человек», об отряде Н. Прокопюка «Охотники» — 1570 чел., отряде «Олимп» В. Карасева — «около 2 тыс. человек». Однако отрывочные данные о тех же отрядах 4-го управления НКГБ СССР, встречающиеся в документах УШПД и подчиненных ему отрядов, позволяют усомниться в этих цифрах. Вероятно, в это число вошли и мелкие группы, связанные с указанными чекистскими соединениями, агентура этих отрядов НКГБ и, возможно, партизаны, входившие в их состав в 1944 г., когда они действовали вне территории Украины — в Польше и Чехословакии. Таким образом, можно полагать, что за годы войны на территории УССР действовало около 4 тыс. партизан ведомства Всеволода Меркулова и Павла Судоплатова.

К этому можно добавить партизан НКГБ УССР: «Всего с октября месяца 1943 года по 9 мая 1945 года было выведено в тыл противника (в основном самолетами. — А. Г.) 53 оперативно-чекистских, диверсионно-разведывательных групп и отрядов, общей численностью 780 человек, которые, действуя на оккупированной территории, значительно пополнили свои ряды за счет местного населения, а также военнопленных, бежавших из лагерей и, таким образом, личный состав отрядов и групп в итоге составил — 3928 человек»[1012]. Если около половины этих бойцов действовало на территории Украины, тогда можно сказать, что в УССР в 1943–1944 гг. оперировало около 2 тыс. партизан НКГБ УССР.

Точной информации по действовавшим в Украине партизанским отрядам армейской разведки (РУ ГШ КА и ГРУ НКО СССР) в распоряжении исследователей, к сожалению, нет, но на основании косвенной информации можно предположить, что через них прошло до 5 тыс. человек.

Суммируя вышесказанное, можно сказать, что за годы советско-германской войны во всех отрядах и соединениях НКВД УССР — УШПД, НКВД-НКГБ СССР и войсковых разведслужб участвовало около 115 тыс. человек. При этом максимальная численность «организованных» партизан, т. е. своеобразного спецназа, действовавших в немецком тылу, была в Украине на рубеже 1943–1944 гг. — до 50 тыс. человек.

Не подтвердилась гипотеза американского исследователя Джона Армстронга о том, что «на Украине, в отличие от расположенных севернее регионов, партизаны являлись этнически и социально чуждым слоем»[1013]. Социальное происхождение большинства украинских партизан было рассмотрено выше. Да и национальный состав формирований УШПД отвечал национальному составу населения УССР на 1941 г. Представители титульной национальности — украинцы — составляли в отрядах УШПД не только абсолютное большинство, но и группу, с которой не сопоставимы по численности партизаны какой-либо другой этнической группы. Иными словами, советские партизаны Украины являлись украинскими партизанами не только в национальном, но и в этническом отношении. Об этом говорит сравнение сведений из приведенной выше таблицы о составе основных соединений с данными о соотношении различных этнических групп Украины, приведенными во введении к монографии.

Но некоторые отличия были.

Украинцы, на 1930 г. насчитывавшие 75 % населения Украины в современных границах, в годы войны составляли 57,23 % в одиннадцати крупнейших соединениях. Связано это было с относительно высоким участием русских и белорусов в рядах украинских партизан.

На 1930 г. русские составляли 8 % населения Украины, а в 11 крупнейших соединениях УШПД русских было в три раза больше — четверть личного состава.

Причин этому было несколько. В 1941–1943 гг. сначала большинство, а потом многие из отрядов и соединений НКВД УССР-УШПД находились либо на северо-востоке УССР, где процент русского населения был довольно высок, либо вообще в РСФСР. Кроме того, русские были самой большой этнической группой СССР и лишь относительно незначительная территория собственно России в 1941

1943 гг. была оккупирована Вермахтом. Следовательно, в Красной армии русские были в подавляющем большинстве, поэтому среди окруженцев и беглых военнопленных, присоединявшихся к партизанам, русских также должно было быть большинство. В 1941–1943 гг., когда почти вся или вся Украина находилась под оккупацией, засылаемые из-за линии фронта кадры пополнялись не исключительно из украинцев, а и из остальных народов СССР, среди которых русские, как уже говорилось, доминировали в количественном отношении. Из 53 командиров соединений и бригад УШПД 29 (55 %) были по национальности украинцами, 18 (34 %) — русскими, остальные 6 (11 %) — других национальностей. Примерно та же картина складывается при анализе приведенных в предыдущем разделе данных о командирах, комиссарах и начальниках штабов партизанских соединений и отрядов, получивших звание Героя Советского Союза: из 48 человек 26 (54 %) — украинцы, 18 (37,5 %) — русские, 4 — представители других национальностей[1014]. Имеет смысл отметить, что на июль 1943 г. в числе 125 сотрудников УШПД насчитывалось 60 русских и только 41 украинец[1015], а также 24 представителя других национальностей.

Немаловажен вопрос о взаимоотношениях между двумя самыми большими этническими группами среди украинских партизан. Определенные конфликты наличествовали. В частности, объективные данные о случаях нелояльности украинцев системе трансформировались в гипертрофированные слухи. О подобных настроениях с обидой вспоминал Алексей Федоров: «Среди отдельных партизанских отрядов, в частности, в Орловской области, по недопониманию имели место вредные антибольшевистские взгляды по отношению к украинскому народу и украинским партизанам. Это выражалось в травле украинцев, что, мол, украинский народ не хотел воевать, что украинские партизаны не дерутся с немцами и т. д… Когда зашел разговор о партизанской борьбе на Украине, местное население начало высказывать недоверие к укр[аинскому] народу, что, он, мол, предал свою республику, не захотел бороться с немцами… Когда же командир партизанского соединения т. Федоров (о себе в данном случае Федоров говорил в третьем лице. — А. Г.) заговорил с ними на украинском языке, они с удивлением смотрели и по несколько раз переспрашивали: “Это вы — украинцы”? Тов. Федоров ответил — “да, мы настоящие украинцы”. После того как т. Федоров привел им ряд фактов борьбы украинского народа с фашизмом и разоблачил “украинскую добровольческую армию”, которая по существу состояла не из украинцев, а из людей разных народностей, — это недоверие к украинскому народу и к украинским партизанам у них развеялось»[1016]. Но подобные конфликты не были сильными и на повседневную жизнь отрядов УШПД практически не влияли. Даже подпольщики зараженной русофобией ОУН в своих разведдонесениях о внутренних проблемах советских отрядов не отмечали какой-то значимой напряженности между русскими и украинцами.

Своеобразной аномалией на первый взгляд может показаться доля белорусов в советских партизанских отрядах в УССР. Составляя на 1930 г. 0,2 % населения Украины, в 11 крупнейших соединениях белорусов насчитывалось 7,72 %, т. е. в сорок раз больше. Но это вполне объяснимо: украинские партизаны в 1941–1944 гг. нередко оперировали на территории Белоруссии. Михаил Наумов, в сентябре 1943 г. запросивший УШПД о положении ряда его соединений, получил ответ: «Сабуров, Шитов и Маликов находятся на своих местах и принимают самолеты с посадкой». Возмущенный Наумов, называвший многих своих коллег «королями белорусских лесов», написал в дневнике: «Что означает: “Находятся на своих местах”? Уж не белорусские леса их исконное место?»[1017] В 1942–1944 гг. мобилизации населения, предпринимаемые соединениями украинских партизан, часто проходили на территории южных областей БССР, где белорусы составляли большинство жителей. Например, Алексей Федоров вспоминал, что весной 1943 г. «с приходом на р. Уборть соединение встретилось с партизанскими отрядами, объединявшимися генерал-майором Героем Советского Союза тов. Сабуровым… Нами была проведена мобилизация людского состава в Лельчиц-ком районе [Пинской области БССР], где было мобилизовано более 600 человек. С новым пополнением соединение к этому времени насчитывало 2500 человек»[1018].

Всего восточных славян (украинцев, русских и белорусов), близких друг другу по культуре, менталитету и традициям, в одиннадцати крупнейших соединениях УШПД насчитывалось ровно 90 %. Хваля собственных подчиненных, Сидор Ковпак даже сделал соответствующее обобщение: «Особенно следует отметить выносливость наших бойцов, свойственную только русскому человеку»[1019].

В украинских партизанских формированиях некоторую роль играли и представители двух национальных меньшинств, заметно отличавшихся от основного населения УССР — речь идет о поляках и евреях, на судьбе и положении которых остановимся более подробно.

Доля поляков в населении Украины на 1930 г. (в современных границах) составляла 5,4 %, в основных же соединениях УШПД поляки насчитывали 3,66 % личного состава. Отчасти связано это было с тем, что абсолютное большинство украинских поляков компактно проживало на территории западных областей УССР, принадлежавших до 1939 г. Польше, где в 1941–1942 гг. красные партизанские формирования почти не оперировали.

В сентябре 1939 г. поляки увидели в СССР врага, совместно с Гитлером разгромившего и поделившего их родину. Кроме этого, польское меньшинство на территории Западной Украины в 1939

1941 гг. рассматривалось новой властью как «носитель буржуазной государственности» и поэтому острие репрессий и притеснений было направлено против него. Поэтому вполне логично, что сводка СД от 27 июня 1941 г. сообщала, что на территории бывшей восточной Польши польское население везде показывало глубокое удовлетворение по поводу прихода немцев: «В различных деревнях для немецких войск воздвигнуты триумфальные арки. Многократно выражалось желание создать польский антибольшевистский легион»[1020]. Согласно дневнику бойца, находившегося на немецкой службе бандеровского батальона «Нахтигаль», 30 июня 1941 г. поляки на улицах Львова радостно приветствовали украинских коллаборационистов[1021].

Однако вскоре немцы показали свое отношение к славянам, одновременно нарастал украинско-польский антагонизм, а из Лондона по линии националистического подполья поступали антигитлеровские установки. Настроение польского меньшинства довольно быстро изменилось. При этом об активном сопротивлении речь пока не шла. В обзоре СД от 9 октября 1942 г. на настроения поляков на Волыни и Подолье обращено пристальное внимание: «Позиция поляков также, как и прежде, обозначена двумя особенностями: с одной стороны, сильным выслуживанием, на которое указывают многие сотрудники немецких учреждений, с другой стороны — концентрацией на идее создания великопольского государства после окончания войны»[1022]. Отмечая надежду поляков на то, что большевики после победы позволят снова создать польское государство, сводка указывала на тревожные для немцев сигналы: «Все вновь и вновь наблюдается пособничество польского сельского населения [советским] бандам»[1023].

Командир дислоцировавшегося на Волыни с лета 1942 г. отряда ГРУ Антон Бринский, вспоминал, что, связавшись с польским националистическим подпольем и населением Полесья, советские разведчики получили содействие: «Везде, где бы мы ни встречались с польскими трудящимися, мы слышали в их словах… уверенность, что Польша вернет себе самостоятельность при помощи советского народа. Поляки, не участвовавшие ни в каких организациях, тоже помогали нам: сообщали ценные сведения, служили проводниками, укрывали наших людей, доставляли медикаменты и оружие»[1024].

Командир польского советского партизанского отряда Роберт Сатановский в докладной записке в УШПД в мае 1943 г. указывал на то, что до весны 1943 г. в польском меньшинстве проходил процесс «накапливания ненависти к немецким захватчикам… период возрождения дружественных отношений — дружественных чувств к Советскому Союзу — на почве договора Советского правительства и правительства Сикорского, исключительно сердечных отношений советских партизан к польскому населению, на почве совместной борьбы польского населения с советскими партизанами против гитлеровских оккупантов»[1025].

Бандеровцы, в пропаганде заявляя о причинах резни 1943 г., обвиняли волынских поляков, помимо прочего, в том, что «некоторая часть польского элемента (Волынь) стала прямо на службу немецкого оккупанта и большевистских агентурных групп…»[1026]

Победа Красной армии под Сталинградом и начатая УПА этническая чистка окончательно сделали западноукраинских поляков внешне полностью лояльными советским партизанам.

Приведем картину поведения польского меньшинства в 1943

1944 гг. в разрезе, касающемся исследования.

После стодневной командировки на оккупированную территорию начальник разведотдела УШПД Мартынов заявил летом 1943 г.: «Фактов выступления поляков (АК или полицаев. — А. Г.), даже вместе с немцами, против партизан не замечено»[1027].

Несколько более панорамная картина дана в аналитической записке безвестного сотрудника СБ ОУН в октябре 1943 г.: «…Поляки выступают как:

1. немецкие прислужники; как:

2. красные партизаны;

3. как независимая вооруженная сила (Армия Крайова. — А. Г.). Фактом является, что эти три группы имеют друг с другом общий язык. До сих пор не утверждено значительных выступлений поляков против красных, или наоборот, а также против польских шуцманов или против польских банд. Отсюда вывод, что немцы, как и большевики, используют поляков как орудие против нас, причем поляки никак не готовы сгинуть вместе с немцами, или отдать себя без остатка большевикам. (…) Польский активный элемент в основном сберегся, и… готовится к большому самостоятельному выступлению в благоприятный момент (операции «Буря». — А. Г.)»[1028].

В Кремле планировали ослабить АК и втянуть как можно больше поляков под влияние советской системы для того, чтобы облегчить процесс насаждения коммунистического режима в Польше после войны. Поэтому силовыми структурами СССР, в том числе штабами партизанского движения, с конца 1942 г. уделялось самое пристальное внимание «польскому вопросу». В подготовленном разведотделом УШПД 6 декабря 1942 г. перечне заданий для партизанской разведки одним из пунктов было изучение поведения польского населения в районах действий партизанских формирований[1029]. Весной-летом 1943 г. из УШПД на места ушли многочисленные директивы о необходимости широчайшего привлечения поляков в ряды советских партизан[1030].

Уже в начале 1943 г. на базе польско-еврейской группы, ранее входившей в партизанский отряд ГРУ под командованием капитана Каплуна, в партизанском соединении Сабурова был создан отряд им. Тадеуша Костюшки, командиром которого стал педагог и музыкант Роберт Сатановский, связанный с коммунистическим подпольем еще с 1930-х гг. В одной из докладных записок Сатановского Сабурову откровенно названа как его личная мотивация, так и едва ли не главная цель вовлечения поляков в ряды советских коммандос: «Красный польский п[артизанский] о[тряд] будет школой будущих социалистических кадров Польши»[1031]. Вскоре отряд был передан в Ровенское соединение под командованием Василия Бегмы.

Летом 1943 г. из группы волынских поляков, созданной для самообороны от бандеровцев, в Хочинских лесах был сформирован отряд им. Дзержинского под командованием офицера Красной армии Яна Галицкого. Первоначально отряд входил в Ровенское соединение № 2 Ивана Федорова, но позже был передан в состав новосозданной бригады УШПД под командованием Ивана Бырки[1032].

В феврале 1943 г. с немецкой службы дезертировал охранный батальон, созданный из местного населения Полесья. Немецкие командиры были убиты, украинцы перешли в УПА, белорусы отправились по домам, а поляки во главе с бывшим полицаем Николаем Куницким («Мухой») стали основой для отряда им. Чапаева, входившего в Ровенское соединение Бегмы[1033].

Создавались и другие польско-советские партизанские отряды.

В августе 1943 г. в подчинении Ровенского штаба партизанского движения (В. Бегмы) было создано целое соединение «Еще Польска не сгинела» (иначе — Ровенское № 3), которое сначала возглавил Н. Куницкий, а через месяц после создания — Р. Сатановский. В марте 1944 г. оно было переформировано в бригаду им. Т. Костюшко. В январе 1944 г. на территории Волынской области в составе соединения А. Федорова на базе входивших в него польских отрядов была создана бригада им. Ванды Василевской под командованием бывшего офицера Войска Польского Станислава Шелеста. В середине марта

1944 г. была создана еще одна польская бригада — «Грюнвальд» — во главе с Юзефом Собесяком, до войны работавшим директором МТС, а на оккупированной территории оставленном по заданию ГРУ.

В апреле 1944 г., согласно постановлению ЦК КП(б)У, а затем и ГКО эти три бригады, а также отдельный польский партизанский отряд под командованием Л. Луцевича — всего — 1863 человека[1034] — были переданы в оперативное подчинение созданному на основе кадров УШПД Польскому штабу партизанского движения. Часть из них была вскоре расформирована, а часть продолжила боевую деятельность на территории Польши.

Если учитывать поляков, служивших в других соединениях УШПД, действовавших на Волыни и в Галиции отрядах РУ ГШ КА и НКГБ СССР, мелких просоветских группах, то можно говорить о том, что всего на территории Западной Украины через ряды советских партизанских формирований прошло до 5 тыс. поляков.

Принимая во внимание масштабы убийств польского населения УПА (до 100 тыс. человек в 1943–1945 гг.), а также усилия, приложенные УШПД, да и другими советскими учреждениями для втягивания поляков в советские формирования, можно утверждать, что цифра в 5 тыс. человек — незначительна. Оказывая в 1942–1944 гг. украинским красным партизанам разнообразную поддержку, польские жители Волыни и Галиции сами крайне неохотно шли в советские отряды, поскольку находились под влиянием антисоветской Армии Крайовой, стремившейся с помощью пропаганды не допустить массового вовлечения поляков в коммунистические структуры[1035].

Для польских советских партизанских отрядов были характерны некоторые взаимообусловливающие особенности. Во-первых, довольно слабая лояльность коммунистической власти[1036]. (С одной стороны, поляки еще в 1918–1920 гг. в целом неодобрительно относились к красным, с другой — население Западной Украины за два года советского правления (1939–1941) не привыкло к системе сталинского тоталитаризма, не стало сопричастно ее «свершениям».) Во-вторых, присутствовала инфильтрация этих формирований агентурой АК, да и немецких спецслужб. В-третьих, в польско-советских отрядах была довольно слабая дисциплина. УШПД, стремясь заманить как можно больше поляков в советские структуры, проявляло большую «толерантность» к прошлому личного состава польских отрядов. В-четвертых, в них наблюдался крайне высокий уровень внутренних конфликтов[1037]. В-пятых, для советских польских партизан была присуща особенная брутальность в проведении террора против западных украинцев[1038]. Последнее было следствием как давних украинско-польских противоречий, постепенно нагнетавшихся до конца 1942 г., так и резни, проведенной УПА в 1943–1944 гг.

Событие, произошедшее в конце 1943 г., вскрыло часть внутренних проблем, свойственных советско-польским партизанам. Часть личного состава ряда польских отрядов Ровенщины, еще не «отформатированная» советскими структурами: в частности, большинство партизан отряда им. Дзержинского, категорически отказалось войти в соединение Роберта Сатановского, поскольку последнее должно было уходить в рейд за Буг[1039]. Многие волынские поляки хотели оставаться на месте, чтобы защищать членов своих семей и односельчан от бандеровского террора, а не действовать в интересах Красной армии и нести «знамя социализма» в центральную Польшу.

Чем-то походила, а чем-то и разнилась по сравнению с поляками роль евреев в советской партизанской борьбе на территории УССР.

Отличительной чертой участия евреев в сопротивлении было то, что еврейского повстанческого движения — как, скажем, польского или украинского — как такового в Украине в годы Второй мировой войны не было. (К слову, этим ситуация отличалась и от событий 1918–1920 гг., когда еврейские формирования играли хоть и малозначимую, но самостоятельную роль[1040].) Для объяснения этого факта не обойтись без предыстории событий.

В Советском Союзе примерно до второй половины 1940-х гг. коммунисты, в отличие от антисемитских властей косной Российской империи и этнократической межвоенной Польши, предоставили еврейскому населению долгожданное равноправие и способствовали интеграции еврейского меньшинства в культуру страны, государственное управление, экономику и т. д. В целом эта политика приводила к довольно быстрой ассимиляции евреев. В 1930 г. ЦК ВКП(б) упразднил все еврейские секции в национальных компартиях, и к 1939 г. в УССР не осталось ни одной еврейской политической организации. Советские евреи участвовали в партизанских формированиях в общем так же, как и граждане СССР других национальностей.

В Западной Украине ситуация была несколько иная. В межвоенной Польше существовали различные еврейские политические силы[1041]. В соответствии с духом времени, самой популярной из них была действовавшая во многих странах Европы праворадикальная военизированная организация «Бейтар», пользовавшаяся благосклонным вниманием Бенито Муссолини. Основатель этой партии Владимир Жаботинский подчеркивал, что каждый честный сионист обязан в меру сил бороться с наследием Маркса: «Весь процесс строительства коммунизма, даже если он происходит где-то там, на другом конце планеты, в Мексике или в Тибете, наносит ущерб строительству Земли Израиля. Каждый провал коммунизма — в пользу сионизма… Для сионизма коммунизм — как удушающий газ, и только как к таковому можно к нему относиться»[1042].

В отличие от ОУН «Бейтар» не представлял угрозы для территориальной целостности межвоенной Польши и действовал там вполне легально. Поэтому, когда СССР в 1939 г. захватил Западную Белоруссию и Западную Украину, а в 1940 г. — и Виленский край, НКВД было сравнительно просто выявлять и репрессировать партактив еврейских радикальных националистов. В концлагерь угодил, в частности, проживавший в Вильнюсе комендант «Бейтара» в Польше, будущий премьер-министр Израиля Менахим Бегин[1043]. А потом последовало немецкое вторжение, в ходе которого нацисты завершили разрушение местных политических еврейских структур, поскольку уничтожали всех евреев и представителей других национальностей еврейского происхождения. Поэтому никакого организующего звена, могущего послужить основой для еврейских партизанских отрядов, не осталось. Группы выживания беглецов из гетто и концлагерей не имели военно-политических целей и, в зависимости от обстоятельств, примыкали к любой силе, с общей тенденцией тяготения к красным, поскольку последние декларировали интернационализм и нередко его придерживались.

В принципе еврейское население Украины в годы войны в той или иной степени было представлено во всех сторонах военного противостояния — советских партизанских формированиях, местной коллаборационистской полиции, Армии Крайовой и, наконец, даже в УПА[1044]. Этим евреи в данном случае отличались от украинцев, по понятным причинам не принимавшимся в АК, и от поляков, по аналогичным основаниям не попадавшим в ряды бандеровцев.

Евреи составляли на 1930 г. 6,5 % населения Украины, но в одиннадцати крупнейших украинских партизанских соединениях, как было показано выше, доля евреев достигала всего 2,11 %. По другим данным, в формированиях УШПД было 3 % евреев[1045].

Связано это было с несколькими причинами.

Большинство еврейского населения Украины проживало в западных или правобережных областях УССР, где советские партизанские формирования в 1941–1942 гг., т. е. как раз в период наибольшего разгула нацистского антисемитского террора, действовали крайне слабо. Собственно само еврейское меньшинство в 1941–1942 гг. не оказало массового вооруженного сопротивления нацистам. На это косвенно указывалось в датированном 1 ноября 1942 г. отчете гитлеровского функционера, генерал-комиссара Волыни-Подолья Шене Эриху Коху: «О еврействе можно сообщить немного, поскольку в большинстве областей проведено окончательное переселение (нацистский эвфемизм для ареста и истребления евреев. — А. Г.); только в настоящий момент можно чаще заметить, что этот сброд защищается, и в последние дни снова членам караульных команд, исполняющих задания по переселению, нанесены тяжелые ранения»[1046].

Для бегущих в леса, болота и горы евреев ситуация усугублялась тем, что Волынь немцы более или менее контролировали до начала 1943 г., а Галицию — до начала 1944 г. Поэтому большинство еврейских групп уничтожалось или влачило жалкое существование. Специфическая судьба одной из них, вероятно, самой крупной в Западной Украине, заслуживает отдельного короткого рассказа.

Документы Украинского центрального комитета партии зафиксировали на западной Станиславщине в лесах около города Долина действия разбойничьей шайки интернационального состава, руководимой украинским главарем Стахом (по другим данным — Гринем) Бабием[1047]. Подавляющее большинство его «подданных» (в т. ч. «боевая подруга») представляли собой бежавшие из гетто и лагерей евреи, среди которых было много врачей, дантистов и предпринимателей. Они прибились к лихим лесным жителям, объективно действующим вразрез с волей ненавистных властей. Банда проводила грабительские нападения, сопровождавшиеся убийствами, но в населенных пунктах, отдаленных от «штаб-квартиры организации», главарь не хотел ссориться с соседствующим населением.

Власти, хотя были информированы о месте пребывания шайки, выжидали, только один раз проведя операцию, которая ограничилась, впрочем, обстрелом леса. Полиция вела оперативную разработку этой смеси ОПГ с группой выживания, все время наблюдая контакты банды среди мирных жителей. Украинский чиновник на немецкой службе свидетельствовал, что речь шла о сотрудничестве: «Местное население, видя такую ситуацию, начало чем дальше, тем больше завязывать взаимоотношения со многими евреями банды, имея с этого большие материальные выгоды. „Между местным населением и бандой развернулась такая торговля, что начали происходить почти формальные ярмарки, а хорошие врачи и дантисты-евреи начали получать все больше пациентов из местного населения. Обыденными стали факты привода из леса к больным в село врачей-евреев. Банда Бабия выросла со временем до примерно 500 человек, а когда 21 сентября [1943 г.] к банде присоединилось 200 татар[-перебежчиков], немецких добровольцев с полным вооружением, которые должны были создавать вроде как вооруженную охрану банды, атаман Бабий начал считать себя настоящим господином целой округи»[1048].

«Лесные жители» попали в поле зрения и подполья ОУН, пристально следившего за ночной жизнью Западной Украины. В документации националистов Бабий четко назван атаманом именно криминальной банды, а не отряда с политическими целями. В то же время, как следует из сообщения безвестного бандеровского подпольщика, этот главарь, очевидно, обращал внимание на положение на фронтах: «В последнее время [атаман] объявляет себя [и своих людей партизанами-]большевиками»[1049].

Терпению немцев пришел конец, и с 29 по 31 октября 1943 г. полиция, силы которой, по сведениям бандеровцев, насчитывали до 2 тыс. человек (включая конницу), вооруженных, среди прочего, бронеавтомобилями и артиллерией, приступила к ликвидации своеобразного вооруженного формирования. Очевидно, что атаман был не профессионалом военного дела, а уголовником: «Немцам удалось подойти неожиданно под сам лагерь Бабия, вследствие чего в их руки попало ок[оло] 150 человек. Немцы потеряли 1 убитыми и 8 ранеными. Остаток банды и сам Бабий спаслись бегством»[1050].

Леса были прочесаны, банда рассеяна, т. е. в целом ликвидирована, после чего в городке Долина состоялся показательный суд как над членами формирования Бабия, так и над их «партнерами», выявленными среди мирного населения. Часть пойманных (преимущественно старые и больные) была отпущена, часть отправилась в заключение, а десятки людей — в том числе украинцы, поляки и евреи — прилюдно расстреляны: «Также на приготовленных виселицах повесили 6 татар, которые при повешении кричали: “Сталин — ура!”»[1051].

С самого начала войны правителям СССР из разных источников потоком поступали сведения о полном истреблении евреев. Однако никакого особенного внимания к «еврейскому вопросу» — в отличие от «польского вопроса» — зафронтовыми органами управления украинскими партизанами Украины не зафирсировано. Вероятно, поскольку каких-то далеко идущих политических планов по отношению к евреям у правителей УССР не было, то и судьба еврейского меньшинства их интересовала мало.

С другой стороны, отношение населения Украины к евреям в 1930-1940-е гг. было недоверчивым. Особенно антисемитские настроения были распространены среди украинцев. При этом неприязнь украинцев и евреев не достигала того накала, как украинско-польское противостояние в западных областях УССР. Сдержанно-негативное отношение к евреям не исключало вспышек насилия, в частности, летом 1941 г. на территории Западной Украины прошли еврейские погромы[1052]. Но встречались и, наоборот, случаи помощи евреям со стороны украинцев, укрывавших своих соседей в годы Холокоста[1053]. При этом на отрицательное отношение большинства славян УССР к евреям указывали различные немецкие органы. Украинский писатель Николай Шеремет в своем послании Хрущеву заявил о том, что немцы привлекли к себе часть украинского крестьянства в том числе и «антисемитизмом, видимостью национальной политики»[1054].

Как свидетельствовал секретарь подпольного Каменец-Подоль-ского обкома КП(б)У Степан Олексенко, антиеврейские настроения разжигали нацистские агитаторы, стремясь заразить юдофобией как можно больше народа: «В каждом городе издают газету на украинском языке… Выпускают много воззваний, листовок и красочных плакатов. Во всех изданиях помешались на жидо-большевизме. Любая тема — все виноваты жидо-большевики»[1055].

Присутствовало неделикатное отношение к евреям и в советских отрядах, в том числе на уровне обвинений в бытовом фатализме.

Упомянутый врач Альберт Цессарский, издали наблюдавший массовый расстрел, в интервью спустя много лет полувозмущенно удивлялся «безмолвию»[1056] жертв.

Согласно воспоминаниям бежавшего из гетто Льва Додика, при приеме в партизанскую кавалерийскую бригаду им. Ленина его «проинструктировали»: евреи «шли на убой, как стадо баранов», и Додик не должен быть таким же трусом[1057].

Антон Бринский вспоминал, что под его началом оказался бывший варшавский предприниматель Гараскин, явно потерявший рассудок из-за пребывания в гетто и смертельной опасности. Он подбивал Н. Конищука бежать в Америку, использовав якобы припрятанные драгоценности. Партизаны были раздражены «антисоветскими разговорами» умалишенного, не смогли добиться от него раскрытия места расположения мифического клада: «Пришлось нам избавиться от варшавского капиталиста. А золото его так и лежит, наверное, до сих пор зарытое где-то в Волынских лесах»[1058].

Более того, командир одного из отрядов, подчиненных Бринско-му — И. Насекин, вообще хотел совершить разбойное нападение на еврейский лагерь Н. Конищука, в том числе захватить там оружие. Впрочем, за недисциплинированность и иные проступки И. Насекин был расстрелян своим же командованием[1059].

Дмитрий Медведев, в самом начале сентября 1942 г. запросил по рации своего руководителя — начальника 4-го управления НКВД СССР Павла Судоплатова о том, что делать с группами выживания: «Вокруг нас встречаются группы евреев, по 10–20 человек, которые сбежали из-под расстрела. Их жены и дети расстреляны. Они жаждут мести. Можно создать партизанский отряд. Необходимо оружие и боеприпасы»[1060]. Судоплатов решил передать возникший «мобилизационный резерв» в другое ведомство, и передал сообщение в Центральный штаб партизанского движения. Пономаренко 7 сентября

1942 г. сделал пометку на сообщении коллеги: «Майору (слово неразборчиво). Установить связь с этими людьми, создать самостоятельный отряд». Однако отряду не суждено было возникнуть. Медведев, очевидно, получив от Судоплатова соответствующее распоряжение, решил послать евреев в Белоруссию в сопровождении группы бойцов. По свидетельству Альберта Цессарского, партизаны вместе со своими подопечными, немного отойдя от основной стоянки «Победителей», решили встать на отдых. Евреи отказались рыть канавы для обустройства стоянки, что вызвало недовольство конвоя. По словам ветерана, в походе вдруг выяснилось, что покидать Волынь эта группа также не захотела, т. к. не хотела оставлять припрятанное золо-то[1061]. Рассказ врача выглядит сомнительным, особенно если учитывать, что евреи в большинстве своем по роду предвоенных занятий не были приспособлены к физическому труду, а также психологически травмированы нацистскими репрессиями. Именно это могло стать причиной отказа заниматься земляными работами. Так или иначе, по воспоминаниям Цессарского, партизаны, не дойдя до Белоруссии, отпустили евреев, что называется, «на все четыре стороны» и вернулись на базу.

Хотя с антисемитизмом командование соединений с большей или меньшей интенсивностью боролось. Например, по свидетельству капитана ГБ Короткова, 23 марта 1943 г. в 6-й роте Путивльского отряда Сумского соединения боец роты назвал женщину-бойца, еврейку по национальности, «жидовкой», после чего она пожаловалась комиссару соединения Семену Рудневу:

«Тот вызвал политрука роты и в присутствии моем и ряда других дал установку: “Соберите роту, в присутствии всех бойцов набьете ему морду, если он повторит — будет расстрелян. Завтра об исполнении доложите”»[1062].

Украинский ученый Стер Елисаветский описал историю освобождения ковпаковцами на Тернопольщине Скалатского гетто, по какой-то причине взяв данные из советских мемуаров Вершигоры[1063]. Якобы Ковпак предложил группе евреев добровольный выбор: кто хочет — идти с отрядом, а остальным — оставаться среди местного населения. По воспоминаниям Вершигоры, за ковпаковцами пошла только часть освобожденных. При этом здравый смысл подсказывает, что в июле

1943 г. любой узник гетто, поставленный перед таким выбором, заявил бы о собственной прирожденной пригодности к строевой службе и природной склонности к партизанской борьбе. Вероятно, сами ков-паковцы, не желая обременять отряд женщинами и детьми, произвели соответствующий отбор. Разведсводка АК говорила об отношении партизан Сумского соединения к евреям: «Встреченные еврейские лагеря распускают, однако относятся к ним [евреям] недоброжелательно и не забирают с собой»[1064]. Далее, по сообщению информатора «Загорского», в соединении Ковпака в ходе похода в Карпаты утомленность вызвала обострение межнациональных отношений: «Некоторые партизаны желают скорого окончания войны. Очень не хотят нести службу евреи (возможно, как раз изможденные жители Ска-латского гетто. — А. Г.), за что их ругают партизаны. Дисциплина в отряде заметно пала, объясняется это усталостью в рейде»[1065]. Неодобрительное отношение ковпаковцев к евреям отметили составители бандеровского разведсообщения от 23 июля 1943 г.: «Своих убитых партизаны хоронят, только евреев оставляют, не закапывая»[1066]. Спустя две недели националисты обратили внимание на усталость партизан, внутренние неурядицы: «…(антисемитизм, напр[имер], не дают евреям (слово неразборчиво, возможно — «[ес]ть». — А. Г.), стреляют друг в друга)»[1067].

В Черниговско-Волынском соединении проявлений юдофобии было куда меньше. Федоровцы часто оказывали помощь еврейским группам выживания. Например, в дневнике отряда им. Калинина есть запись: «28.8.42. В Парчевском лесу немцы совершили налет на евреев. Группы партизан в количестве 75 чел. пошли на помощь евреям. В результате боя убито 7 немцев, ранено 5 немцев. Отличились Колубснов, Бойченко»[1068]. В конце октября 1943 г. на Волыни в отряд им. Сталина просилась группа евреев с семьями, на переговоры к ним выехал командир Григорий Балицкий, после беседы иронически-сочувственно записавший в дневнике: «Нужно сказать, что воины из них очень храбрые — один кривой, другой слепой, а третий — так и черту негодный. Ну, что же, нужно помочь. Только подумать — 13 месяцев они людей в глаза не видели, как дикари жили в кустах»[1069].

Далеко не всегда отношение красных партизан к еврейским группам выживания было дружественным. Часто прятавшихся в лесах евреев разоружали без включения в советские отряды и оставляли беззащитными в лесу[1070]. Вероятно, в первую очередь красные партизаны руководствовались личными интересами и императивом оперативной целесообразности, стремясь обеспечить собственный отряд и не обременять его какими бы то ни было семьями. Но и ксенофобские чувства в таких действиях играли определенную роль.

Одним из отличий евреев от поляков — в отношении участия в советской партизанской борьбе — было то, что УШПД выступал против создания отдельных еврейских отрядов: в этом не было политической потребности. Возможно также, что Строкач и кураторы штаба из ЦК КП(б)У опасались дать повод нацистской пропаганде и агитаторам украинских и польских националистов лишний раз выставить советских партизан орудием «иудо-большевизма». Евреи были более или менее равномерно рассредоточены по соединениям и отрядам УШПД, НКГБ СССР и ГРУ. 90 % евреев-партизан служило простыми бойцами, 8 % было выдвинуто на командные должности, и 2 % служили политруками или комиссарами[1071]. В одном случае еврей возглавлял соединение — речь идет о Роберте Сатановском, командовавшем подчиненным УШПД польским соединением. В целом же в Украине была та же ситуация, что и на других оккупированных территориях СССР: «Еврейский элемент присутствовал в партизанских соединениях, но не был ни руководящим, ни очень многочисленным»[1072].

В разведсводках и сообщениях ОУН о советских партизанских отрядах периодически встречаются упоминания о наличии в рядах красных значительного количества представителей еще одного национального меньшинства Украины, беспощадно истреблявшегося нацистами — цыган (рома)[1073]. Однако внутренняя документация соединений УШПД сколько-нибудь заметного участия цыган в коммунистических формированиях не фиксирует. Вероятно, бандеровцы, особенно представители низового звена ОУН, принимали некоторых уроженцев Кавказа и Средней Азии, а также татар, за цыган, привычных для западных украинцев.

Примечания:

1

Чайковський А. С. Невідома війна. Партизанський рух в Україні 1941–1944 рр. Мовою документів, очима історика. К., 1994; Соколов Б. В. Оккупация. Правда и мифы. М., 2002; Боярский В. И. Партизаны и армия: История утерянных возможностей / под общ. ред. А. Е. Тараса. Минск; М., 2003.

9

Soviet Partisans in World War II / Armstrong John (ed). Madison, 1964.Русский перевод издан в виде двухтомника: Армстронг Дж. 1) Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941–1944 / пер. с англ. О. А. Федяева. М., 2007; 2) Партизанская война. Стратегия и тактика. 1941–1943 / пер. с англ. О. А. Федяева. М., 2007.

Из англоязычной историографии отметим также: Dallin Alexander. Deutsche Herrschaft in Russland 1941–1945. Eine Studie uber Besatzungspolitik. Dusseldorf, 1958; Berkhoff Karel. Harvest of Despair: Life and Death in the Ukraine under Nazi Rule. Cambridge, 2004.

10

Slepyan Kenneth. Stalin’s Guerrillas. Soviet Partisans in World War II. University Press of Kansas, 2006.

95

Докладная записка наркома ГБ УССР…

96

Задания руководству группы «Висла», сентябрь 1944 г.; утверждено Савченко

6 сентября 1944 г. (Там же. Док. № 70).

97

Вєдєнєєв Д. В., Биструхин Г. С. Меч і тризуб. Розвідка і контррозвідка руху українських націоналістів та УПА. 1920–1945. К., 2006. С. 181–182.

98

ЦДАГО. Ф. 57. Оп. 4. Спр. 201. Арк. 3-14.

99

Докладная записка НКГБ УССР о роли органов безопасности УССР в организации партизанского движения, начальник 4-го управления НКГБ УССР полковник ГБ Сидоров, январь 1945 г. // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2000. № 1 (12). Док. № 47.

100

«Итоговый доклад о боевой и агентурно-оперативной работе 4-го управления НКГБ УССР в Отечественной войне 1941–1945 гг.», утверждено наркомом ГБ УССР Савченко 27 июля 1945 г. (ГДА СБУ. Ф. 60. Оп. 1. Спр. 86 751, т. 46. Арк. 43).

101

Разведка СССР в годы Великой отечественной войны. URL: Ьир://^даж agentшa.ш/culture007/Ыstoгy/ww2/шsr/razvedka/

102

Приказ НКО (Сталина) о реорганизации ГРУ ГШ КА № 00 222, 23 октября

1942 г. (Приказы народного комиссара обороны СССР. 22 июня 1941 г. — 1942 г. // Русский архив: Великая Отечественная: Т. 13 (2–2). М., 1997. Док. № 280. С. 348.

103

Никольский В. ГРУ в годы Великой Отечественной войны… С. 119.

104

Никольский В. ГРУ в годы Великой Отечественной войны… С. 120–121.

105

Колпакиди А., Прохоров Д. Империя ГРУ: Очерки истории российской военной разведки. М., 1999. URL: http://www.agentura.ru/dossier/russia/gru/imperia/voyna/

Павлов А. Г. Военная разведка СССР в 1941–1945 гг. // Новая и новейшая история. 1995. № 2.

106

Колпакиди А. И., Прохоров Д. П. Империя ГРУ. Очерки истории российской военной разведки // http://militera.lib.ru/research/kolpakidi_prohorov1/13.html

107

РГВА. Ф. 40 973. Оп. 1. Д. 28. Л. 22 (цит. по: Попов А. Диверсанты Сталина… С. 178).

951

Список составлен оперуполномоченным ОК НКВД УССР Бовнилюком 14 июня

1942 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 8. Спр. 16. Арк. 1-16).

952

Подписка К. Головатого о сотрудничестве с подпольем на оккупированной территории; подписку отобрал оперуполномоченный РО НКГБ, сержант госбезопасности Федулин, 9 июля 1941 г. (ЦДАГО. Ф. 1. Оп. 22. Спр. 249. Арк. 41).

953

Постановление ГКО № 326с о денежном обеспечении личного состава партизанских отрядов, В. Молотов, 29 июля 1941 г. (Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг… С. 20). См. также: Жирнов Е. «За партизанами сохранена заработная плата» // Коммерсант-власть. № 47 (951). 28.11.2011. URL: http:// www.kommersant.ru/doc/1816729

954

«Краткий обзор деятельности партизанских отрядов и руководство ими областей УССР направления Южного фронта войск РККА по состоянию на 10 августа 1941 г.», начальник 8-го отдела политуправления Южного фронта Ильинский, 25 сентября 1941 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 9. Спр. 3. Арк. 6).

955

«Докладная записка о состоянии партизанского движения и населения во временно оккупированых немцами областях Украины», Шеремет Хрущеву, 13 мая 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 1. Оп. 22. Спр. 61. Арк. 3).

956

Интервью с Ермоленко Василием… // ЛААГ.

957

«Отчет о состоянии дел за период с 15 мая до 11 июня 1942 г.», начальник полевой комендатуры (V)194 командующему охранными войсками и тыловой зоны группы армий «Юг», Nr. 896/42, 11 июня 1942 г. (BA-MA. RH 22/203. Bl. 97 Ruckseite).

958

«Отчет об опыте в борьбе с бандами», заместитель коменданта местной комендатуры I(V)270, предп. коменданту тыловой зоны группы армий «Юг», 31 июля 1942 г. (BA-MA. RH 22/60. Bl. 83).

959

«Сводная тетрадь об опыте в борьбе с бандами за июль 1942 г.», полевая комендатура (V)194, предп. август 1942 г. (BA-MA. RH 22/60. Bl. 28).

960

Кентій А. Війна 1941–1945 рр. очима ії учасників і очевидців… С. 487.

961

Дневник командира партизанского отряда Червоного района соединения Сабурова (сначала — Лукашова, затем — Иванова), записи от 23 октября и 16 ноября 1942 г. (ЦДАГО. Ф. 65. Оп. 1. Спр. 105. Арк. 13 а, 19).

962

Оперативный отчет отдельной роты при объединенном партизанском отряде А. Сабурова за период с 14 по 21 ноября 1942 г., командир роты И. Шитов и др. Сабурову, 21 ноября 1941 г. (ЦДАГО. Ф. 65. Оп. 1. Спр. 26. Арк. 43).

963

«Докладная записка о состоянии партизанского движения и населения во временно оккупированных немцами областях Украины», Шеремет Хрущеву, 13 мая 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 1. Оп. 22. Спр. 61. Арк. 4–5).

964

«Сообщения из оккупированных восточных областей, №. 43», шеф полиции безопасности и СД, 26 февраля 1943 г. (ВАВ. R 58/223. В1. 243).

965

Сообщение подпольщика представительства правительства Польши на родине, департамента информации и работы, восточная секция: «Земли восточные. Обзор территории за период 15.VII-15.IX.1943», 662/А-8, не ранее 6 сентября 1943 г. (ААК 202/ІІІ-120, к 6).

966

Сообщение подпольщика ОУН «Вести с Волыни», 26 декабря 1943 г. (ЦДАВО. Ф. 3833. Оп. 1. Спр. 121. Арк. 13–14).

967

«Отчет о работе Каменец-Подольского подпольного обкома КП(б)У, областного штаба партизанского движения и соединений партизанских отрядов Каменец-Подольской области, апрель 1943 — апрель 1944», начальник Каменец-Подольского облштаба партизанского движения Олексенко Строкачу, 15 июня 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 97. Оп. 1. Спр. 1. Арк. 108).

968

Кентій А., Лозицький В. Війна без пощади і милосердия… С. 142–143.

969

О механизмах контроля над мобилизованными в партизанские отряды см.: Армстронг Джон. Советские партизаны… С. 197.

970

Верютин Д. В. Деятельность органов НКВД на территории Центрального Черноземья накануне и в годы Великой Отечественной войны. Дисс. к. и. н. Курск, 2002. С. 19.

971

Кулагин О. И. «Чужие» среди своих (бывшие заключенные ГУЛАГа в партизанских отрядах Карельского фронта 1941–1944 гг.) // Свое и чужое в культуре народов европейского Севера. Материалы 6-й международной научной конференции. Петрозаводск, 2007. С. 78, 79. URL: http://petrsu.ru/Chairs/Culture/sc_2007.doc)

972

Учетные дела отрядов и групп УШПД и представительств Украинского штаба на фронтах (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 4. Спр. 52). Документ предоставлен А. Кентием.

973

«Короткий отчет по разведке» командира соединения им. Берии А. Грабчака, предп. Строкачу, предп. начало 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 291. Арк. 11).

974

Интервью с Ермоленко В. // ЛААГ.

975

Докладная записка командира Винницкого соединения Я. Мельника Строкачу (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 41. Арк. 14).

976

Данные, предоставленные архивистом А. Кентием, приводятся по однотипным документам — спискам личного состава партизанских соединений Украины, составлявшимся после войны на основании документации соединений времен войны. По кавалерийскому соединению М. Наумова: ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 28 (ст.). Спр. 1013 (ст.). Арк. 5–6, 1-111.

977

Там же. Спр. 1014 (ст.). Арк. 7–8, 170–176.

978

Там же. Спр. 1008 (ст.). Арк. 1в-1г, 271–283.

979

Там же. Спр. 1004 (ст.). Арк. 7–8, 318–343.

980

Там же. Спр. 1011 (ст.). Арк. 4–5.

981

Там жеСпр. 1034 (ст.). Арк. 1е.

982

Там же. Спр. 1028 (ст.). Арк. 1в, 257–264.

983

Там же. Спр. 1016 (ст.). Арк. 1б.

984

Там же. Спр. 1015 (ст.). Арк. 1е-1т, 235–245.

985

Там же. Спр. 1009 (ст.). Арк. 1в-1г.

986

Там же. Спр. 1012 (ст.). Арк. 7.

987

Донесение подпольщика ОУН о деятельности советских партизан в районе г. Делятин Станиславской области с 1 по 6 августа, не ранее 6 августа (Від Полісся до Карпат… С. 109).

988

Дневник Балицкого, запись от 7 апреля 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 64. Оп. 1. Спр. 59. Арк 44).

989

Дневник Руднева, запись от 23 июля 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 63. Оп. 1. Спр. 85. Арк. 53).

990

Выписка из меморандума Зондер-штаба «Р» в Киеве о командирах партизанских отрядов и соединений, до 28 февраля 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 52. Арк. 21). Служебный перевод советских органов.

991

Из докладной записки сотрудников разведотдела УШПД Череваша и Кушнарева Строкачу о состоянии ряда партизанских отрядов и соединений Украины, 22 декабря 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 41. Арк. 220).

992

Дневник Наумова, запись от 2 января 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 66. Оп. 1. Спр. 42. Арк. 80).

993

Стариков И. Записки диверсанта… С. 386.

994

«Перечень действующих партизанских отрядов, сформированных органами НКВД УССР. По состоянию на 15/У-42 г.», пом. нач. штаба истребительных батальонов НКВД СССР Кременецкий, 26 мая 1942 г. (ГА РФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 22. Л. 44–46). В документе о Сабурове указано: «зам. нач. курсов ГУЛАГа по п/ч в г. Киеве».

995

Показания Русанова подтверждаются аутентичными советскими документами. См., напр.: Письмо представителя ЦК КП(б)У И. Сыромолотного Строкачу, 24 октября 1942 г. (ЦДАГО. Ф. 1. Оп. 22. Спр. 67. Арк. 102).

996

Публикация протокола допроса Русанова в коллаборационистской газете «Голос Крыма», ноябрь 1943 г. (Быас I. Репресивно-каральна система в Укршш. 19171953. Кн. 2. С. 412–413).

997

Дневник Наумова, запись от 2 января 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 66. Оп. 1. Спр. 42. Арк. 80).

998

Зимке Э. Состав и моральное состояние партизанского движения // Армстронг Дж. Советские партизаны… С. 231.

999

См., напр.: «Положение о центральной спецшколе № 2 при ЦШПД», утверждено Пономаренко, 25 июля 1942 г. (Білас І. Репресивно-каральна система в Україні. Кн. 2. С. 283).

1000

«Отчет о боевой деятельности соединения партизанских отрядов Каменец-Подольской обл., 1941–1944», после июня 1944 г., Одуха и др. (ЦДАГО. Ф. 96. Оп. 1. Спр. 1. Арк. 472).

1001

Slepyan Kenneth. Stalin’s Guerrillas… Р. 12.

1002

Скорупський М. Туди, де бш за волю. URL: http://www.geocities.com/upahistory/ skorupski/part2.html

1003

Интервью с Ермоленко Василием… // ЛААГ.

1004

В БССР, по официальным данным, сражалось 374 тыс. партизан. См., напр., статью «Партизанское движение в Белоруссии» на официальном сайте Министерства обороны РБ (http://mod.mil.by/51partizany.html).

1005

Кентш А., Лозицький В. Вшна без пощади i милосердия… С. 13.

1006

Там же.

1007

Хрущев Н. С. Освобождение украинских земель от немецких захватчиков и очередные задачи восстановления народного хозяйства советской Украины: Доклад

председателя СНК УССР на VI сессии Верховного Совета УССР 1 марта 1944 года в г. Киеве. М., 1944. C. 21.

1008

Кентш А., Лозицький В. Вшна без пощади i милосердия… С. 13.

1009

Украша партизанська… С. 24–25.

1010

Weiner, Amir Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution. Princeton, 2001. Passim.

1011

«Список партизанских отрядов и групп НКГБ СССР, действовавших на Украине в годы Великой Отечественной войны Советского Союза», начальник учетноархивного отдела КГБ при СМ УССР Н. Гурьянов, 6 сентября 1966 г. (ЦДАГО. Ф. 57. Оп. 4. Спр. 200. Арк. 2–3).

1012

Итоговый доклад о боевой и агентурно-оперативной работе 4-го управления НКГБ УССР в 1941–1945 гг., начальник управления, 26 июля 1945 г. (З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. № 1/2(2/3). 1995).

1013

Армстронг Дж. Советские партизаны… С. 63.

1014

«Список командиров партизанских соединений и бригад, действовавших на территории Украины в период Отечественной войны 1941–1945 гг.», подпись неразб., 20.11.1957 (ЦДАГО. Ф. 240. Оп. 1. Спр. 3. Арк. 51–52). В список из 51 человека не вошли командиры 3 польских бригад, весной 1944 г. переданных созданному на территории Украины Польскому штабу партизанского движения.

1015

Кентй А., Лозицький В. Вшна без пощади і милосердия. С. 104.

1016

Докладная записка секретаря Черниговского подпольного обкома КП(б)У А. Федорова, предп. Хрущеву, предп. конец 1942 г. (ЦДАГО. Ф. 1. Оп. 22. Спр. 10. Арк. 174–175).

1017

Дневник Наумова, запись от 7 октября 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 66. Оп. 1. Спр. 42. Арк. 27).

1018

«Отчетный доклад штаба соединения партизанских отрядов Дважды Героя Советского Союза — генерал-майора Федорова А. Ф. и подпольных областных комитетов Коммунистической партии большевиков Украины Черниговской и Волынской областей за время с сентября м-ца 1941 г. по апрель месяц 1944 г.», А. Федоров и др. предп. для Строкача (ЦДАГО. Ф. 64. Оп. 1. Спр. 1. Арк. 104).

1019

«Отчет о боевой и политической деятельности группы партизанских отрядов Сумской области УССР с 6-го сентября 1941 г. по 1 января 1944 г.», Ковпак, предп. Строкачу (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 1. Арк. 54).

1020

«Сообщение о ситуации в оккупированных областях СССР № 6», шеф полиции безопасности и СД, 27 июня 1941 г. (ВАВ. R 58/214. В1. 31).

1021

Патриляк І. К. Легіони Українських Націоналістів (1941–1942): історія виникнення та діяльності. К., 1999. С. 25.

1022

«Сообщения из оккупированных восточных областей, Nr. 43», шеф полиции безопасности и СД, 9 октября 1942 г. (BAB. R 58/222. Bl. 188).

1023

Ibid.

1024

Бринский А. П. По ту сторону фронта. Воспоминания партизана. Кн. 1. Горький, 1966. С. 204–205.

1025

Аналитическая записка «К польскому вопросу» командира польского партизанского отряда Р. Сатановского, предп. Строкачу, 8 мая 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 245. Арк. 29).

1026

Пропагандистский материал ЦП ОУН(б) по поводу резни на Волыни, октябрь 1943 г. (Сергійчук В. Поляки на Волині… С. 289).

1027

«Доклад о проделанной работе во время прбывания в тылу противника в партизанских отрядах соединений Ковпака, Сабурова, Федорова, Бегмы-Федорова, Маликова, Мельника, Наумова и др. с 20 апреля по 6 июля 1943 г.», начальник разведотдела УШПД Мартынов Строкачу, 20 августа 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 41. Арк. 149).

1028

Отчет о работе референтуры СБ ОУН военного округа УПА «Зарево» (северная часть Ровенской области) с 15 сентября по 15 октября 1943 г., после 15 октября 1943 г. (Літопис УПА. Нова серія. Т. 2. С. 310).

1029

Кентій А., Лозицький В. Війна без пощади і милосердия… С. 291.

1030

См., напр., шифровку № 3958 16 июля 1943 г. Коротченко и Строкача для командира партизанского отряда Чепиги об организации польских отрядов. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 1289. Арк. 74).

1031

Докладная записка командира польского отряда Р. Сатановского и др. Сабурову, 7 февраля 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 65. Оп. 1. Спр. 26. Арк. 122 зв.).

1032

Juchniewicz Mieczysiaw. № Wsch6d od Bugu… S. 25–60.

1033

Kunick, Miko\aj. Ратії^пік “МисЬу”… S. 17-100.

1034

Из отчета оперативного отдела УШПД о передаче польских партизанских формирований ПШПД, 12 июня 1944 г. (Советская Украина в годы Великой Отечественной войны 1941–1945: Документы и материалы. К., 1980. Т. 3. С. 231).

1035

Инструкция руководства округа АК «Львов»: «Указания относительно советских партизан», «Грабица», 13 марта 1943 г. (ЛАК. 203/XV-5. К. 103–104).

1036

«Отчет зам[естителя] командира соединения польских партизанских отрядов по разведке Коханского Петра Антоновича», предп. Строкачу, после 19 марта 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 252. Арк. 113–117 зв.).

1037

См., напр., письмо заместителя командира по разведке партизанского соединения «Еще Польска не сгинела» П. Коханского заместителю по политчасти командира соединения С. Сатановской о беспорядках в ведении разведработы, 25 января 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 245. Арк. 70 та зв.).

1038

Радиограмма командования Волынского соединения им. Ленина (Козенко, Во-лостников) Хрушеву и Строкачу о поведении партизан соединения «Еще Польска не сгинела», 26 февраля 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 1530. Арк. 153); «Отчетный доклад за период с августа 1943 г. по 1 января 1944 г. о партийно-политической работе в отряде им. Ванды Василевской воинской части 00.15», комиссар отряда предп. для А. Федорова, после 1 января 1944 г. (ЦДАГО. Ф. 64. Оп. 1. Спр. 21. Арк. 47–52).

1039

Juchniewicz Mieczys\aw. № Wsch6d od Bugu… S. 59.

1040

Тинченко Я. Еврейские формирования Западной Украины. Гражданская война // Альманах «Егупец». № 12. URL: http://judaica.kiev.ua/Eg_12/Eg12-10.htm

1041

Гон М. Із кривдою на самоті. Українсько-єврейські взаємини на західноукраїнських землях у складі Польщі. Рівне, 2005. Passim.

1042

Жаботинский В. Сионизм и коммунизм. 1932. URL: http://www.antho.net/ Hbrary/blau/zj/zjse2.html#Hnktostr93

1043

Бегин М. В белые ночи. М., 1993.

1044

Гогун А., Вовк А. Евреи в борьбе за независимую Украину // «Корни». № 25. (Январь-март 2005 г.).

1045

Подсчет по: Елисаветский С. Полвека забвения… С. 74.

1046

Сообщение о ситуации в сентябре-октябре 1942 г. главы генерального комиссариата Волынь-Подолье [Шене] рейхскомиссару Украины Э. Коху, 1 ноября 1942 г. (BAB. R6/687. Bl. 15).

1047

См. показания выживших подельников Бабия: Раттенбаха Зания (1945 г.), Видмана Баруха (20 июля 1945 г.), Доры Шустер (30 августа 1946 г.): Archiwum Zydowskiego Instytutu Historycznego w Warszawie, sygn.: 301/148, 301/510, i 301/670). Документы любезно предоставлены Джоном Химкой.

1048

Документ Отдела информации и прессы Украинского центрального комитета, информационное сообщение «События в Долине», 4 ноября 1943 г. (ЦДАВО. Ф. 3959. Оп. 2. Спр. 132. Арк. 66).

1049

Докладная записка подпольщика ОУН: «Станиславщина. Общественнополитический обзор за период с 25-го сентября по 25-го октября 1943 г.», не ранее

25 октября 1943 г. (ЦДАВО. Ф. 3833. Оп. 1. Спр. 132. Арк. 15).

1050

Докладная записка подпольщика ОУН: «Станиславщина. Чрезвычайное донесение о политических событиях за период с 25.10 до 7.11.1943 г.», 11 ноября 1943 г. (ЦДАВО. Ф. 3833. Оп. 1. Спр. 132. Арк. 26).

1051

Документ Отдела информации и прессы Украинского центрального комитета, информационное сообщение «События в Долине», 4 ноября 1943 г. (ЦДАВО. Ф. 3959. Оп. 2. Спр. 132. Арк. 67).

1052

MusialBogdan. “Kontrrevolutionare Elemente sind zu erschie?en”: Die Brutalisierung des deutsch-sowjetischen Krieges im Sommer 1941. Berlin; Munchen, 2000. Passim.

1053

Сусленький Я. М. Справжні герої. Про участь громадян України у рятуванні євреїв від фашистського геноциду. К., 1993. Passim; Torzecki Riczard. Polacy i Ukraincy. Sprawa ukrainska w czasie II wojny swiatowej na terenie II Rzeczypospolitej. Warszawa, 1993. S. 137; Ковба Ж. М. Людянисть у безодни пекла. Поведінка місцевого населення Східной Галичини в роки “остаточного розвязання евреїського пітання”. К., 1998. Passim.

1054

«Докладная записка о состоянии партизанского движенния и населенния во временно оккупированых немцами областях Украины», Шеремет Хрущеву, 13 мая

1943 г. (ЦДАГО. Ф. 1. Оп. 22. Спр. 61. Арк. 13).

1055

«Доклад о каменец-подольских партизанах по состоянию на 1 августа 1943 г.», начальник Каменец-Подольского областного штаба партизанского движения С. Олек-сенко в ЦК КП(б)У и УШПД, после 10 августа 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 1. Оп. 22. Спр. 10. Арк. 74).

1056

Интервью с А. Цессарским (1920 г. р.), ветераном отряда НКГБ «Победители»,

4 ноября 2009 г. // ЛААГ.

1057

Додик С. Судьба и жизнь мальчика из расстрелянного гетто. URL: http://www. proza.ru/2004/01/10-149

1058

Бринский А. По ту сторону фронта. Воспоминания партизана. Кн. 2. М., 1961. С. 70.

1059

Елисаветский С. Указ. соч. С. 79.

1060

РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 746. Л. 220. Цит. по: Musial Bogdan. Sowjetische Partisanen. Mythos und Wirklichkeit. Paderborn, 2009. S. 390.

1061

Интервью с А. Цессарским (1920 г. р.), ветераном отряда НКГБ «Победители»,

4 ноября 2009 г. // ЛААГ.

1062

Докладная записка капитана ГБ Короткова Строкачу о ситуации в Сумском соединении, 16 апреля 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 25. Арк. 23).

1063

Елисаветский С. Полвека забвения… С. 148.

1064

Разведывательное сообщение округа «АК-Львов»: «Акция саботажно-диверсионная большевицких банд в днях 06.07–17.07», «33», не ранее 17 июля 1943 г. (ЛАК 203/XV-25. К. 4).

1065

Радиограмма информатора «Загорского» Строкачу о состоянии Сумского соединения, № 178, 11 июля 1943 г. (по другим данным — 24 июля 1943 г.) (ЦДАГО. Ф. 62. Оп. 1. Спр. 1308. Арк. 54).

1066

Донесение территориального центра ОУН о деятельности советских партизан на территории Надвирянского уезда Станиславской (сейчас — Ивано-Франковской) области, 23 июля 1943 г. (Від Полісся до Карпат… С. 80).

1067

Сообщение подпольщика ОУН: «Донесение. Ч. 6. Сведения о деятельности партизан в Надвирнянскому уезде от 19.07-3.08.43 г.», не ранее 3 августа 1943 г. (Там же. С. 105).

1068

Дневник боевых действий отряда им. Калинина Черниговско-Волынского соединения, командир отряда Ковалев и др., запись от 28 августа 1942 г. (ЦДАГО. Ф. 64. Оп. 1. Спр. 103. Арк. 18 зв.).

1069

Дневник Балицкого, запись от 5 октября 1943 г. (ЦДАГО. Ф. 64. Оп. 1. Спр. 60. Арк. 22).

1070

Елисаветский С. Полвека забвения… С. 75.

1071

Подсчет по: Елисаветский С. Полвека забвения… С. 74, 313–384.

1072

Hesse Erich. Der sowjetrussische Partisanenkrieg… S. 136.

1073

Воспоминания ветерана Лельчицкой партизанской бригады ГРУ Т. Марковской (Горбунцовой) [публикацию подготовили: А. Гогун, М. Сегоуіс] // Голокост і сучасність: Студіі в Україні і світі. 2009. № 1 (5). URL: www.holocaust.kiev.ua