Глава 9

Контакты военных моряков

Первые контакты имели место в конце 1921 г. Тогда представитель германского флота капитан 1-го ранга В. Ломан договорился с РВС о возврате германских кораблей, конфискованных в годы Первой мировой войны. С 27 мая по 19 июня 1922 г. он провел в Москве переговоры с руководством РККФ (М. В. Викторов, В. И. Зоф, Л. М. Геллер) об ускорении этой акции. Состоялся обмен мнениями относительно строительства в СССР подводных лодок, но он закончился безрезультатно[204]. Тем не менее уже в начале 1923 г. руководство германского флота (адмирал П. Бенке), узнав об интересе Москвы к установлению связей между флотами обеих стран, после предварительной консультации с руководством райхсвера вышло на сотрудника советского полпредства в Берлине, военного агента Михаила Петрова, и 20 марта 1923 г. с ним встретился представитель «райхсмарине» капитан Штефан. Согласно записи Штефана, Петров заявил о намерениях советского правительства воссоздать свой Балтийский флот и передал подробный перечень соответствующих советских пожеланий. В нем, по мнению немца, было все или почти все, необходимое для восстановления флота и обучения его кадров. Пойти на это руководство германского флота могло бы в случае удовлетворения советской стороной встречных немецких пожеланий.

Штефан заявил:

«Если Россия хочет строить по нашим чертежам подводные лодки, самолеты, мины и т. д., изготовление которых нам запрещено Версальским договором, и мы договоримся о том, что от этого мы будем иметь определенную выгоду, то мы предоставим и чертежи, и специалистов».

Штефан предложил руководству ВМФ действовать самостоятельно от руководства райхсвера, если последнее не проявит к этому должного интереса. По отчету Штефана о беседе с Петровым в штабе германского флота было сделано заключение. В нем говорилось, что данный отчет подтверждает известные уже устремления советской стороны.

И далее:

«То, что <русские> так сильно ломятся в открытую дверь, действует отрицательно на заграницу».

Через день, 22 марта 1923 г. к контактам представителя германского флота с советским военным агентом Петровым был привлечен представитель райхсвера майор Нидермайер, однако дело, похоже, застопорилось. Во всяком случае на документе Штефана спустя 3 месяца, очевидно, руководителем отдела флота военно-морского командования была сделана запись о том, что «дальнейшие шаги не предпринимались по договоренности с руководством райхсвера».

Спустя некоторое время, в декабре 1923 г., выяснилась истинная цель деятельности М. Петрова в подготовке «Германского Октября». На деле он оказался французским коммунистом. Германский посол в Москве Брокдорф-Ранцау неоднократно возвращался к «делу Петрова» как в своих беседах с Чичериным, так и в своих донесениях в германский МИД. В январе 1926 г. он сообщил в МИД Германии, что Петрова звали «то ли Жеуме, то ли Жомене». Согласно В. Орлову, его настоящее имя — Гарнье[205]. Советское руководство, одержимое идеей мировой революции, под видом дальнейшего германо-советского сближения, откровенно пыталось использовать как внешне-, так и внутриполитические трудности Германии для организации там революционного переворота. «Дело Петрова» вызвало среди руководителей германского флота такой устойчивый «антибольшевистский синдром», что когда в начале 1924 г. на основе договоренности о создании немецкой авиашколы в СССР Москва предложила аэродром под Одессой для его комбинированного использования, включая гидросамолеты, руководство германского флота, изъявившее сначала свое согласие участвовать в данном проекте, от этого отказалось. Другими причинами отказа были англофильские настроения руководства «райхсмарине» и его нежелание жертвовать своей автономностью по отношению к главнокомандующему райхсвером.

Тогда за помощью в становлении советских ВМС, которую мог оказать германский флот, командование Красного флота обратилось к «Центру Москва». Где-то на рубеже 1924–1925 гг. оно передало список интересующих его вопросов относительно германского опыта использования подводного флота, управления им, а также других вопросов, начиная от критериев набора экипажей и заканчивая вопросами тактики морского боя. Необходимые наставления и учебники были переданы советской стороне через майора Фишера в апреле 1925 г. От непосредственного же контакта командование германского флота уклонялось.

16 июня и 8 октября 1925 г. отставной советник по военному судостроению Б. Вайхардт (Вейхардт) из Бремена дважды письменно обращался к советским представителям с предложением оказать СССР содействие в «постройке подводных лодок». Оба письма поступили по каналам Разведупра РККА. Вайхардт обосновывал необходимость наличия на вооружении ВМС подводных лодок, поскольку даже «подводный флот слабых морских держав» являл собой угрозу «для морской мировой торговли Англии». Этот вывод полностью разделял начальник Тактического отдела Оперативного (разведывательного) управления Штаба РККФ Эверлинг, на заключение которому направлялись письма Вайхардта.

Неизвестно, откликнулась ли советская сторона на его предложения, но, во всяком случае, Комиссар Штаба РККФ А. Автухов писал 3 декабря 1925 г. наркомвоенмору СССР о положительном заключении в Штабе РККФ:

«<…> привлечение Вейхардта на службу в СССР признается желательным, имея в виду ту пользу, которую он может принести в деле подводного судостроения»[206].

В начале марта 1926 г. теперь уже со стороны германского флота была предпринята попытка завязать контакты между флотами через ушедшего в отставку с поста главкома германского ВМФ адмирала П. Бенке. Но в Москве он натолкнулся на отказ. Тем не менее при встрече с Чичериным 18 марта 1926 г. он заявил о готовности германского флота в случае войны выступить против Польши и блокировать проливы, ведущие в Балтийское море. Он убеждал советского наркома, что на Востоке у Германии лишь один враг — Польша, и что общие враги у обоих государств находятся на Западе.

Отказ Москвы был обусловлен ссылкой на высказывание германских правительственных кругов в райхстаге о том, что целью сотрудничества флотов обеих сторон будет усиление советского флота. Очевидно, это было тактическим ходом в преддверии визита Уншлихта в Берлин. Уншлихт должен был привезти в Берлин развернутую — практически во всех областях — программу военного сотрудничества между СССР и Германией. Расчет мог крыться в игре на контрастах: сначала Москва отказывается от германского предложения о сотрудничестве флотов (тем более, что 18 марта Политбюро утвердило директивы для Уншлихта), а затем тут же сама предлагает то же самое. Во всяком случае неделю спустя, 25 марта 1926 г. в ходе визита Уншлихта в Берлин советский военный атташе П. Н. Лунев и морской офицер, член советской военной делегации П. Ю. Орас, в беседе с 4 офицерами германского флота (адмирал А. Шпиндлер, капитаны 1-го ранга Левенфельд, Биндзайль и Раймер), а также руководителями «Центра Москва» полковником Лит-Томзеном и «Вогру» майором Фишером, в соответствии с директивой выдвинули конкретную программу реорганизации ВМФ СССР в сотрудничестве с Германией:

1. Участие немцев в строительстве в СССР современных подводных лодок.

2. Совместное строительство сторожевых судов.

3. Совместное строительство быстроходных торпедных катеров.

4. Немецкое техническое содействие развитию советских ВМС.

5. Участие советских военно-морских специалистов (моряки и инженерно-технический состав) в практической работе германского флота.

За передачу германского «ноу-хау» в судостроении, особенно в строительстве подводных лодок, было обещано предоставить германскому флоту возможность заниматься в СССР дальнейшей разработкой имеющихся немецких типов подлодок и подготовкой кадров. Относительно обучения в СССР германских кадров морской авиации немцев также заверили в отсутствии каких-либо трудностей. Большинство советских предложений германская сторона, однако, отклонила, сославшись на отсутствие денег и запрещающее действие военных статей Версальского договора.

Вместе с тем, Шпиндлер заявил, что Германия заинтересована в том, чтобы СССР имел хорошие подводные лодки. Указав на незаинтересованность в строительстве сторожевых судов, немцы проявили большой интерес к торпедным катерам, пообещав обеспечить их моторами, но не ранее 1927 г. Было дано согласие за соответствующую плату предоставить некоторые судостроительные чертежи и проекты. Кроме того, немцы предложили, чтобы специалисты и конструкторы, состоявшие в резерве германского флота, поехали для передачи своего опыта в СССР. Не исключался и обмен подводниками. Была достигнута принципиальная договоренность о поездке советских военных судостроителей на военно-морские верфи в Киль и Вильхельмсхафен, а также в КБ морского управления германского ВМФ, размещавшееся в Гааге — ИФС (транслитерация с голландского: I. V. S. — Ingenieurskantoor voor Scheeps-bouw). Шпиндлер предложил также направить в Москву в Главный штаб ВМФ СССР германского морского офицера для связи.

В записке Уншлихта по судостроению, подготовленной им для наркомвоенмора после своего визита в Берлин, приводятся расчеты, свидетельствующие о том, что на переговорах в Берлине предусматривались определенные перспективы военно-морского сотрудничества. Так, говорилось об участии немцев в реконструкции Николаевского судостроительного завода и назывались формы этого участия:

1) капитал; 2) техническое оборудование; 3) технические силы; 4) научные силы.

Далее шла калькуляция возможных заказов на ближайшие три года на общую сумму в 46,6 млн. руб., в среднем по 15,5 млн. руб. ежегодно. По отдельным статьям расходы выглядели таким образом: большие подводные лодки — 24 млн. руб., малые подводные лодки — 6, сторожевые суда — 8,8, глиссеры — 7,8 млн. руб.

В развитие переговоров между представителями флотов в Берлине Орас в апреле 1926 г. получил в ИФС проект подлодки водоизмещением 600 т, адмирал А. Шпиндлер и капитан 1-го ранга В. Кинцель 2 — 18 июня 1926 г. совершили ознакомительную поездку в Москву, Ленинград и Кронштадт. Они провели переговоры с Уншлихтом, главкомом советского флота В. И. Зофом, произвели осмотр верфей. Им были показаны эсминец «Энгельс», линкор «Марат», подлодка «Батрак». Советские представители говорили о большом интересе к созданию в СССР линейных кораблей и подлодок. Зоф интересовался возможностью посылки германских специалистов по подлодкам в СССР, получения доступа к секретам подлодок, которое немцы поставили Турции и в не меньшей степени — к проектам подлодок, созданным Германией в годы империалистической войны.

На совещании штаба «райхсмарине» 1 июля 1926 г. по итогам этой поездки с участием Шпиндлера, В. Канариса и др. было выработано принципиальное решение о том, что в СССР могут быть переданы проекты подлодок, созданные в Германии вплоть до 1918 г. 9 июля штаб германского флота подтвердил и 13 июля принял решение о передаче проектов подлодок, выданных союзникам согласно Версальскому договору (речь шла о подлодках «У-105», «У-114», «У-122», «У-126»). Более того, руководство флота заявило о готовности в случае необходимости послать своих экспертов в Москву для оказания помощи в проектировании субмарин. 29 июля 1926 г. Шпиндлер сделал запись о том, что 24 июля чертежи четырех типов подлодок были направлены представителю руководства райхсвера для передачи Уншлихту в Москве.

Однако в штабе германского флота советской стороне явно не доверяли. Так, на его заседании при обсуждении перспективных планов и целеустановок германского флота 22 июля 1926 г. говорилось о том, что большевистская Россия — самый большой враг западной культуры и Германии. И, видимо, не случайно, что когда в августе 1926 г. адмирал Шпиндлер предложил главкому германского флота X. Ценкеру обсудить вопрос о создании в Москве группы морских экспертов «а-ля Томзен» и приглашении нескольких советских морских офицеров в Германию на военно-морские учения, Ценкер, несмотря на разъяснения ему Зектом германских целей военного сотрудничества с Россией, отклонил предложения Шпиндлера, отдав распоряжение занять выжидательную позицию. («Никаких дальнейших инициатив с нашей стороны».)

2 декабря 1926 г. главком советских ВМС Муклевич, сменивший 23 августа 1926 г. на этом посту Зофа, сделал представителю райхсвера в Москве полковнику Лит-Томзену предложение об открытии учебного центра по подготовке подводников на побережье Черного моря, однако немецкий ВМФ на это не пошел. Тем не менее, мысль о широком использовании подводного флота не покидала руководителей Красного Флота практически с самого его создания, и они не пренебрегали консультациями своих германских коллег. Однако те, рассчитывая на сотрудничество с английским флотом, откровенно уходили от завязывания более тесных форм сотрудничества, полагая, что «у русских учиться нечему». Такому отношению было еще одно, чисто практическое разъяснение: капитан В. Ломан, используя деньги «Рурского фонда», переданные ему главкомом германского флота, основал и финансировал ряд фирм, занимавшихся разработкой торпедных катеров (фирма «Трайаг» в Травемюнде), подлодок для третьих стран (инжиниринговая фирма ИФС в Голландии), самолетов («Каспар-Флюк-цойгверке» в Травемюнде), гидросамолетов, а также подготовкой морских летчиков («Зевера» в Хольтенау под Килем, в Нордернее и Травемюнде) и т. д.

Примечания:

2

См.: Рапалльский договор и проблема мирного сосуществования: Сб. статей. М., 1963; Ахтамзян А. А. Рапалльская политика. Советско-германские дипломатические отношения в 1922–1932 гг. М., 1974.

20

Впоследствии, с января по июнь 1922 г. — министр иностранных дел Германии в кабинете И. Вирта, подписавший 16 апреля 1922 г. с германской стороны советско-германский Рапалльский договор.

204

Zeidler Manfred. Op. cit. S. 61.

205

Орлов В. Двойной агент. Записки русского контрразведчика. М., 1998, с. 114.

206

РГВА, ф. 4, оп. 2, д. 136, л. 2-5об.