Глава X. ХИЩЕНИЯ В ТЫЛАХ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ

После освобождения Калинина от немцев, зимой сорок второго года, в Особый отдел прислали запрос из Московского уголовного розыска, где указывалось, что при обыске квартиры арестованного Кабанова, подозреваемого в хищении соцсобственности, обнаружили около 100 кг шоколада фабрики «Красный Октябрь». По показаниям арестованного, этот шоколад ему был прислан начальником ПФС[16] в/ч 33972, интендантом 3-го ранга Феофановым в обмен на серебряный сервиз, который был передан его жене — Феофановой М.Н., проживающей по адресу: Москва, Орликов пер., д. 8, кв. 10. В конце запроса — просьба подтвердить установленный факт.

В ходе дознания было выявлено, что приказом по РККА в продснабжении установлена гибкая система замены продуктов по специальной таблице. И все основные продукты: хлеб, сахар, мясо, рыба, консервы, крупы, макароны, овощи и еще много других продуктов — были взаимозаменяемы по этой таблице согласно подсчету калорийности. Вот эта заменяемость и была основным коньком, на котором выезжала ПФС. Продовольствие тыловая служба воровала всегда, во все времена и при всех режимах! В РККА это гнусное занятие в крупных масштабах продолжалось под защитой партии и государства, а мелкое — благодаря бесконтрольности, несовершенству учета и нечестности отдельных продфуражников. Слова полководца Суворова «интенданта через год его службы можно повесить без суда» можно было в то время применить на деле, и армия бы совсем осталась без этого крапивного семени! Но и без всякого снабжения!

Сазонову не без труда удалось вникнуть в хитроумные комбинации ПФС. А у них получалось это очень просто. И Чапаев, куря папиросы одну за другой, рассказал Дмитрию Васильевичу об их секретах.

— Представьте себе, что на продсклад дивизии в определенный день не поступило мясо, тогда его один к трем по весу заменяют рыбой, а если ее нет, то можно заменить различными консервами. Согласно таблице заменяемости допускается замена мяса колбасами, окороками и другими ценными мясными продуктами. Но какой интендант согласится выдать на общий солдатский котел колбасу твердого копчения или окорок вместо мяса?! Он разобьется в лепешку, но выдаст личному составу залежалую горбушу, которая у него была в запасе. Потом, задним числом, он спишет по акту недоброкачественную рыбу (а ее уже съели), а в накладной запишет, что личный состав получил в довольствие колбасу. Таким образом у него образуется излишек в 250–300 кг колбасы! А куда девать этот товар, ведь застукать могут! Нужно наладить сбыт, и без помощи вышестоящего интендантства этого не сделать! Ведь оно заявки на транспорт делает и везет, что душа пожелает, с фронта в тыл с охранными документами. Кроме того, — продолжал Чапаев, поощряемый вниманием Сазонова, — такие комбинации возможны еще потому, что продслужба, учитывая боевые потери, просто недодает продовольствие, а контроль сверху отсутствует, вот и образуются излишки мясных консервов, сала-шпик, сахара, и им «приделывают ноги» в тыл!

Шаг за шагом Сазонов раскручивал эту историю с шоколадом. Оказывается, что от столичной конфетной фабрики в Дивизию, как отличившуюся в декабрьских боях при спасении Москвы, поступила посылка — более 100 килограммов шоколада. Замкомдив по тылу дал письменное распоряжение: раздать на командирский доппаек[17] по 200 граммов. Начпрод дивизии Феофанов накладную с указанием замкомдива спрятал, подменил шоколад на соевые конфеты, что и было выдано на доппаек. Об этом бы никто не узнал, если бы старый его знакомый по торговле, Кабанов, не попал в поле зрения уголовного розыска Москвы. Как полагается, Сазонов провел опросы насмерть перепуганных кладовщиков, экспедитора, шофера. Все они свидетельствовали, что груз в количестве шести фанерных ящиков лежал на складе, потом, по указанию Феофанова, был погружен на грузовую автомашину из транспортной роты и в сопровождении экспедитора был отправлен в Москву. Груз был оставлен там, машина с экспедитором возвратилась в часть. Путевки с указанием количества груза с соответствующими подписями были изъяты Сазоновым и приобщены к делу. Теперь ему хотелось взглянуть в глаза начпроду и интересно было узнать, что он скажет на то, как шоколад попал в Москву. Но опросить Феофанова не удалось. Узнав, что его подчиненные уже побывали в Особом отделе, он застрелился той же ночью. Скорее всего не угрызения совести, а досаду по этому поводу испытал Сазонов. У него к покойному было много вопросов. И здесь, на фронте, никто не оплакал интенданта, не пожалел, что слишком сурово он приговорил себя. Оставь он себя в живых, трибунал дивизии, скорее всего, определил бы своим приговором: штрафной батальон — рядовым, где ему было суждено быть убитым в бою или раненым. Тогда первой кровью смывалось бы все преступление, он возвратился бы в свою продфуражную службу в прежнем чине, и история с шоколадом стала бы страшным сном в его жизни. Но судьба распорядилась по-иному, избавив его от многих переживаний.

Вот такая череда воспоминаний возникла у Дмитрия Васильевича при пешем путешествии по расположениям частей уже ставшей ему родной дивизии. Он только дважды покидал ее из-за мелких ранений: в первый раз осколок мины угодил в бедро, во второй — контузия при бомбежке; ему повезло: ранения были легкими, отдохнул в госпитальной чистоте, тепле и снова без всяких задержек — в свою стрелковую, родимую, а могло ведь быть иначе.

Так незаметно капитан со своим связным подошел к большой опушке леса, где квартировали основные транспортные силы дивизии. Уже при подходе к опушке пахло дымом костров, конским навозом, сбруей, дегтем, едой. Они прошли мимо двух бурлящих полевых кухонь с двумя кашеварами в телогрейках и замызганных передниках; мимо полевой кузницы, где под навесом стоял походный горн с мехами, наковальней, станок для ковки лошадей и там же одиноко привязанная серая жеребая кобыла; подошли к землянке, где квартировал командир транспортной гужевой роты капитан Самсонов. Он сидел за чистым, выскобленным столом и что-то писал. У печки, сложенной из кирпича, на лежанке, сидел старшина с кошкой на руках. При виде Сазонова он резво поднялся, сбросив кошку с коленей.

Самсонов — старожил дивизии, приятный мужичок небольшого роста, с рыжеватыми пышными усами, бывший председатель колхоза — встретил Сазонова гостеприимно, с широкой улыбкой. Через несколько минут на столе стоял медный чайник; старшина, разлив чай, удалился со связным Сазонова, оставив их наедине. Хозяйственность Самсонова и его прижимистость во всем были известны всей дивизии. В роте у него был идеальный порядок: парные линейки, двуколки, фуры и несколько тачанок с походными радиостанциями содержались образцово. Лошади ковались исправно. В свою полевую кузницу он подобрал спецов высокого класса. Был у него один слесарь-лекальщик из Харькова, так тот мог делать все: от починки пулемета до ремонта дизельных Моторов. Сколько раз пытались перевести его из роты в мастерскую артполка, но каждый раз Самсонов лично шел к замкомдиву по тылу и отбивал его из рук артиллеристов.

Они ему даже обещали сразу дать звание старшины, но тот не согласился на посулы и остался в роте в звании ефрейтора.

На вопрос Сазонова — почему не видно личного состава, Самсонов ответил, что весь народ на озере Сулемы, откуда пытаются вытащить утопленные немцами грузы. Никто не знает, как это случилось, но во время их отступления колонна автомашин сбилась с пути и вышла к озеру, которое они пытались пересечь по льду, но первые машины сразу же провалились в воду, а колонна развернулась и отправилась в обратный путь, не пытаясь вытащить грузовики из озера.

Солдаты Самсонова, обнаружив утопленный транспорт, развили бурную деятельность по вытаскиванию его из озера. Заканчивая свой рассказ, Самсонов предложил Дмитрию Васильевичу посмотреть, как идут подъемные работы: «Сегодня решающий день — вчера закончили ладить деревянный ворот-лебедку». Через несколько минут они вдвоем сели в небольшие сани, рыжий конек рванул с места и, ныряя по маленьким ухабам наезженной дороги, через десять минут уже доставил их на берег озера. Тут кипела работа. Горели два костра; солдаты собрались около барабана с воротом, прилаживая к нему здоровенные колья. Поощряемая взглядами прибывших офицеров, эта ватага людей, движимых острым любопытством — что же везли немцы в грузовиках — и желанием поживиться чем-нибудь (хорошо бы шнапсу найти или винца в красивых бутылках), начали работать еще быстрее! Вот, скрипя и потрескивая в объятьях железного троса, барабан стал вращаться медленнее, трос натянулся и тревожно звенел как струна. Несколько солдат бросились на подмогу, как вдруг на ровной поверхности воды стала появляться черная от воды верхушка тента грузовика, потом его борта и уже через поток воды, была видна задняя подвеска колес. Когда тупорылый передок вышел из воды и пересек прибрежную полосу воды ворот остановил свое вращение, солдаты заголосили «ура». Дмитрий Васильевич был захвачен стихийным порывом солдат и тоже кричал с ними и их командиром. И вот открыли тент: кузов машины был завален ящиками. Вынули наугад первый металлический, откинули защелки, открыли крышку, а там… толстые, от руки заполненные журналы, намокшие от воды. Позвали знающего немецкий язык — им оказался ветврач роты с еврейской внешностью. Он долго вчитывался в журнал, другой, третий, потом заглянул в папку, вторую, пятую по счету…

— Это учет убитых и описание мест захоронения, копии похоронных свидетельств, направленных родственникам убитых, — пояснил ветврач. Невольное чувство уважения возникло у Сазонова к своим заклятым врагам. Ведь надо же! Они — немцы — аккуратненько записывают, когда, где и при каких обстоятельствах наступила смерть, чем награжден, кто вручал награду и где похоронен, с указанием топографических координат захоронения и фамилии капеллана, отслужившего молебен при погребении.

И каждый их солдат знает: если он будет убит в бою, его родных и близких известят, где и когда это случилось и в каком месте покоятся его останки, — это в какой-то мере его успокаивает (он не будет забыт!) и придает уверенности, что камрады из похоронной команды сделают все по заведенному ритуалу и он, как добропочтенный христианин, будет иметь на могиле свой персональный крест. Если разобраться, это и есть уважение к личности, ведь убитый был кому-то дорог, его любили как сына, отца, мужа! И его нет, но есть человеческая память, она живет долго и согревает сердца близких. И невольно в памяти ожили почти три года войны: могилы наших солдат, в основном братские, где лежат они, разутые и раздетые: обувь, телогрейки, шинели — все это добро снимала похоронная команда. Интересно знать, чей это был бесчеловечный приказ — раздевать донага убитых?! Нет уважения к мертвому — его не будет и к живому!

С такими невеселыми мыслями Сазонов молча сел в сани, и проницательный Самсонов как бы ответил на его мысли:

— Это же Европа, одним словом, культура, — и хлестнул прутиком рыжего коника.

Примечания:

1

ГлавПУ — Главное политическое управление Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

16

ПФС — продфуражная служба в Красной Армии.

17

Командирский дополнительный паек, учрежденный ГКО в октябре 1941 года как месячная надбавка к солдатской норме питания, в который входило: до 1 кг сливочного масла, печенья, сахара, папиросы, 2–3 банки мясных консервов.