Посвящается моей крестнице Джейн Пери

Изучение средневековых доспехов — это не только взгляд на их внешний вид, но и проникновение в настрой, ужас и величие давно прошедшей эпохи. Да, доспехи обеспечивали рыцарю защиту, но они также раскрывают то, чем были наполнены те времена, а также важность человека, их носившего, не говоря уже о том, что доспехи позволят нам узнать, а может быть, и сами поведают об эпохе, столь богатой легендами, насыщенными духом историзма.

Немногим более пятисот лет назад один рыцарь из знатного и древнего франконского семейства Шотт владел великолепными доспехами, изготовленными одним из знаменитых нюрнбергских оружейников. Этот рыцарь, которого звали Кунц Шотт фон Хеллинген, умер в 1526 году, но доспехи его сохранились до сих пор и выглядят как новые. Сохранились все детали, нет ни единой вмятины или зазубрины, сохранился и блеск металла. Словом, доспехи эти — замечательный образец работы оружейника.

Доспехи были сделаны в период между 1490 и 1497 годами, когда Шотт и сорок других рыцарей сообща владели большим замком в Ротенбурге. Сорок один рыцарь составляли маленькую профессиональную армию, которая за плату участвовала в бесконечных междоусобных войнах баронов Южной Германии, предлагая любому из них услуги за определенную плату. Всего же в замке находилось около пятисот хорошо обученных, закаленных в боях солдат. Замок этот до сих пор стоит недалеко от города Нюрнберга.

В 1497 году Шотта выбрали командиром этого воинства и комендантом крепости Ротенбург. Одним из первых его самостоятельных действий стала война с Нюрнбергом в ответ, как говорил сам Шотт, на невыносимую враждебность, которую выказал городской совет по отношению к ротенбургским рыцарям. Благодаря этой войне мы можем с точностью до одного-двух лет установить дату, когда именно были сделаны доспехи. На изготовление доспехов такого типа уходило очень много времени, хозяин должен был часто приходить к оружейнику для подгонки своего воинского облачения. Если бы Шотт сунул свой нос в Нюрнберг после того, как в 1497 году началась война, то немедленно потерял бы нос вместе с головой, даже если допустить, что нашелся бы такой оружейник, который согласился бы делать доспехи для человека, воюющего с его родным городом. Так что мы можем смело предположить, что доспехи были сделаны до того, как началась эта война конца XV столетия. На основании же стиля и фасона доспехов можно заключить, что их не могли изготовить раньше 1490 года. Мы также знаем, что доспехи сделали в Нюрнберге, так как на внутренней стороне кирасы стоит клеймо Нюрнбергской гильдии оружейников — готическая буква, обрамленная цепью жемчужин или точек (см. рис. 1а). Кроме того, доспехи Шотта отличаются некоторыми особенностями, характерными именно для работы нюрнбергских мастеров.

Сегодня мы видим эти доспехи тщательно отполированными, но, когда их носил Шотт, они, вероятно, были выкрашены в черный или темно-пурпурный цвет. В верхней части нагрудника кирасы был выгравирован его герб, имевший в те времена яркую окраску, но с тех пор она стерлась и исчезла. Несомненно, яркий герб и плюмаж составляли резкий контраст с темной отделкой доспехов. Геральдический щит герба был разделен на четыре поля, которые были в шахматном порядке окрашены в серебристый и красный цвета, или, выражаясь геральдическими терминами, это был четырехпольный щит с червлением и серебром. (Доспехи Шотта находятся в великолепном частном собрании господина Р.Т. Гвинна Эпсомского.)

Карьера Шотта в качестве командира вольной дружины оказалась на редкость удачной. Вскоре после своего избрания он направил письмо с формальным вызовом одному из могущественных германских принцев, имперских выборщиков, который, как утверждал в письме Шотт, удерживал за собой замок Хорнбург, являвшийся наследственным владением самого Шотта. Мы не знаем, что вышло из этого предприятия, но, вероятно, Шотт чувствовал себя достаточно уверенно, если осмелился вызвать на бой столь могущественного магната. Во время первых набегов Шотта на нюрнбержцев один из членов городского совета, Вильгельм Деринг, имел несчастье попасть в руки Шотта. Шотт увез Деринга в Ротенбург, где бедняге отрубили правую руку. После этого Деринг был отпущен домой с грубым письмом Шотта городскому совету. За это злодейство император Максимилиан I объявил Шотта вне закона, что, впрочем, нисколько не обеспокоило последнего. Один из могущественных баронов, маркграф Фридрих фон Байрейт, поддержал Шотта, и тот продолжил свою прежнюю деятельность. Разумеется, все это время Шотт и его дружина за плату предлагали свои услуги любому барону, который в этом нуждался. Когда говорят деньги, наемники внимают. Когда не было клиентов, готовых платить деньги, Шотт и его люди принимались разбойничать на свой страх и риск.

Несколько лет спустя Шотт поступил на службу к маркграфу Казимиру Бранденбургскому и стал комендантом небольшого городка и крепости Штрейтбург. Здесь Шотт развил такую бурную деятельность, что швабские бароны направили ноту маркграфу, в которой писали, что если он не уймет Шотта, то они опустошат его владения. Казимир, как гласит рассказ, тайно обезглавил Шотта в Кадольцберге в 1523 году.

Поскольку такой трактовки гибели Шотта придерживались сторонники Нюрнберга, то принимать эту историю на веру надо с некоторыми оговорками. Некоторые свидетельства говорят о том, что в 1525 году он был еще жив и умер своей смертью в Штрейтбурге в 1526 году. Мы можем смело заключить, что история с казнью Шотта — хотя она драматична и занимательна — не соответствует действительности. В рассказе этом есть крупицы правды, касающиеся того, как воспринимали Шотта в некоторых кругах. Концовка с казнью — это натяжка для легковерных. Но каким бы ни был Шотт, он был, несомненно, человеком своего времени — жестоким, воинственным и неразборчивым в средствах. Вместе с тем это был и смелый, отважный военачальник, вполне состоявшийся рыцарь.

Рисунок 1 может дать некоторое представление о форме и внешнем виде доспехов Шотта, но никакой рисунок не может по справедливости воздать мастерству оружейника и форме доспехов, которые в действительности отливают темным стальным блеском, необычайно живым и одновременно устрашающим. Взглянув на них пристальней, получаешь ощущение их величия, поэтому очень трудно поверить, что в этой броне нет больше того воина, который так часто носил ее в битвах — в обороне и в наступлении.

Доспехи Шотта — не единственные, изготовленные по заказу известных исторических личностей и сохранившиеся до наших дней. Правда, многие доспехи, которые вы видите сегодня в музеях или в частных собраниях, являются сборными — они составлены по деталям и кускам. Набедренник и поножи от одних, наручи от других, кираса от третьих, а шлем, нахлобученный сверху, вообще принадлежит другой эпохе. В таких доспехах к тому же, вероятно, много деталей, изготовленных уже в наши дни, но все же и в таком облачении есть блеск и волшебство, каких мы ждем от их лицезрения. Вероятно, из-за чарующего великолепия и романтических легенд, какие о них складывали, возникло ложное впечатление, благодаря которому о доспехах написано немало всякого вздора; поэтому с некоторыми недоразумениями мы покончим прямо сейчас.

Для начала надо сказать, что в те времена, когда доспехи были привычным предметом, ими пользовались повседневно и никто не называл их «латным костюмом». Их называли просто латами или доспехами, а чаще «сбруей»; действительно, выражение «умереть в сбруе» не означало, что человек умер, запряженный, как лошадь, в телегу, подразумевается смерть в латах. Выражение «латный костюм» вообще не употреблялось до 1600 года.

Кроме того, часто можно читать словосочетание «цепная кольчуга». Это выражение, обозначающее защитное покрытие, сделанное из маленьких, соединенных между собой железных колец, перешло в повседневный язык, хотя и является в корне неверным. То, что имеют в виду, называется просто «кольчугой», гибким доспехом, состоящим из соединенных между собой колец. Кельты использовали кольчугу еще в V веке до н. э.; так же как и римляне, которые называли ее macula, то есть решетка или сеть.

Северные народы, викинги и их предки, очень часто пользовались выражениями, содержащими слово «сеть», для обозначения кольчуги. Эти люди нередко использовали поэтические иносказательные обороты: «его боевая сеть, сплетенная уменьем кузнеца», «ярко сверкали их твердые сети, руками соединенные», «блестящая нагрудная сеть», «сеть от копий». Никто и никогда не употреблял для обозначения кольчуги слово «цепь», всегда только «сеть». Если вы внимательно присмотритесь к кольчуге, то сразу поймете почему. В английском языке кольчуга называется «mail». Слово пришло из французского, в котором этот предмет защитного вооружения называли словом «mailles», то есть видоизмененным латинским словом «macula».

Самая серьезная ошибка относительно доспехов касается их веса. Рыцарей никогда не поднимали в седла лебедками; относительный вес и состав доспехов был хорошо известен и глубоко изучен, однако этот идиотизм кочует из книги в книгу и из фильма в фильм. Тщательно проведенные тридцать с лишним лет назад исследования этого вопроса могут развеять все сомнения у тех, кто предпочитает во всем точность. В упомянутых мною испытаниях люди Средних веков носили настоящие доспехи, а не алюминиевую или жестяную сценическую бутафорию. Самые точные из этих испытаний финансировались музеем «Метрополитен» в Нью-Йорке, где их снимали на пленку. Кадры этих съемок доказывают, что человек в полном латном облачении мог бегать, подпрыгивать, ложиться на живот и на спину и вставать без посторонней помощи, вспрыгивать на лошадь и соскакивать с нее. Естественно, человек — даже тренированный — вскоре уставал, если ему приходилось очень долго двигаться таким образом. Конечно, наши предки учились владеть оружием и носить доспехи с самого раннего возраста, но никто не ожидал от них, что они постоянно будут ходить или бегать в железных латах. Полное латное облачение использовали только в конном строю, когда основную тяжесть доспехов несла лошадь, которая и служила источником энергии и движущей силой. Но даже и при таком условии настоящий воин должен был самостоятельно садиться в седло с земли, не прибегая к стременам, в полном боевом облачении. Король Англии Эдуард I был известным мастером этого дела (говорят, что он был большим любителем садиться на лошадь с земли без посторонней помощи); тем же славился его более известный преемник Генрих V.

Большая часть английских доспехов, изготовленных до 1550 года и представленных в собраниях даже крупных национальных музеев, являются сборными, хотя некоторые все же сохранились до наших дней в полном виде и не уступают качеством облачению Шотта. Например, доспехи Генриха VIII, как экземпляр из лондонского Тауэра, так и из Виндзорского замка, являются блистательными образцами доспехов, целиком сохранившихся до наших дней. Доспехи Виндзорского замка стоят на лестничной площадке, и, поднимаясь к ним по ступенькам, вы можете легко представить себя самого стоящим и, возможно, трепещущим, перед самым царственным из английских королей (рис. 2). В лондонском Тауэре хранятся также несколько доспехов, изготовленных в королевских мастерских в Гринвиче для известных аристократов эпохи Елизаветы I, но на самом деле все эти латы имеют позднее происхождение и не являются по-настоящему средневековыми. На поиски целиком сохранившихся доспехов, которые были боевым облачением, а не частью придворного костюма, нам следует отправиться на континент. Там можно найти полностью сохранившиеся сбруи, датируемые периодом с 1420 до 1550 года. Это великолепные образцы, отполированные и сияющие, но украшенные, словно боевыми шрамами, зазубринами и вмятинами, полученными в сражениях.

То, чего недостает в сохранившихся до нашего времени доспехах, с лихвой восполняется могильными изваяниями, скульптурами и живописными полотнами. Например, лежащее на могильной плите, словно рыба на противне, выполненное из белого камня изваяние рыцаря, кажется просто воплощением смерти, но оно небезынтересно с исторической точки зрения. Почти в каждом случае на такой статуе точная копия тех доспехов, какие носил при жизни лежащий под плитой человек. Рисунки из старинных рукописей, которые обычно воспроизводят в учебниках по истории Средних веков, часто кажутся странными, особенно нам, чей глаз привык к фотографиям или к рисункам, выполненным с соблюдением законов перспективы. Но эти рисунки позволяют заглянуть в прошлое и узнать, как люди одевались, жили, работали и сражались. Надо, правда, хорошенько запомнить, что не все средневековые картины дают точное представление о прошлом. Многие дают, но отнюдь не все. В то время как лучшие рисунки и картины поучительны, плохие дают о прошлом совершенно неверное представление.

Есть еще одна вещь относительно средневековых доспехов, которую стоит запомнить: до XV века существовали лишь незначительные расхождения стиля между доспехами разных европейских стран. Если, скажем, нам захочется узнать, как выглядел английский барон в битве при Льюисе в 1264 году, то картинка из шведской или испанской рукописи скажет нам об этом не хуже, чем скульптуры в немецких или французских соборах. После 1350 года, как мы увидим несколько позже, начинают возникать национальные стили, и по мере того, как шло время, разница между ними становилась все более очевидной.

Очень соблазнительно думать, что для знакомства с доспехами достаточно ознакомиться с английскими памятниками или иллюстрациями, но в Средние века Англия не играла важной роли на мировой политической арене. Франция, Испания и Германия были тогда великими державами, а вместе с Италией, Англией, Данией, Норвегией, Швецией и другими составляли широкое единство христианских наций. За исключением простых защитных элементов, доспехи полностью, вообще говоря, в Англии не делали до 1519 года. Генрих VIII пригласил из Германии нескольких оружейников и основал Королевские оружейные мастерские в Гринвиче. До тех пор никакого английского стиля в изготовлении доспехов просто не существовало. Впрочем, до 1420 года все европейские латы были практически на одно лицо, господствовал интернациональный стиль. Но с этого времени начинают развиваться итальянский и немецкий стили, и рыцари, по своим вкусам и предпочтениям, облачались в доспехи, выполненные либо в итальянском, либо в немецком стиле.

В этой книге я касаюсь доспехов позднего Средневековья, то есть периода между 1100 и 1500 годами, поэтому здесь не будут рассмотрены в деталях латы древних людей. Доспехи греков и римлян заслуживают отдельного изучения; мы ничего не потеряем, если не будем здесь касаться римских доспехов, так как они не оказали практически никакого влияния на развитие латного дела в средневековой Европе. Напротив, такое влияние оказали варвары — то есть галлы, готы, лангобарды и франки. Готские всадники, завоевавшие Италию в V и VI веках, своим вооружением не отличались от рыцарей Вильгельма Нормандского при Сенлаке или от крестоносцев XII и XIII веков. Различия были очень и очень небольшими. Так же как и их потомки, готы передвигались на крупных рослых лошадях, сражались копьями и широкими мечами, носили шлемы и кольчужные рубахи и прикрывались в сражении щитами. Тактика боя у готов вырабатывалась в течение тысячелетия. На рисунках 5 и 6 показано, как выглядели воины в кольчужных доспехах в 1250 году и в пластинчатых латах в 1375 году. Период наибольшего распространения кольчуги продолжался приблизительно до 1350 года, а период наибольшего распространения пластинчатых доспехов приблизительно от 1350 до 1650 года, хотя, конечно, после 1550 года о широком распространении пластинчатых лат говорить уже не приходится и искусство изготовления панцирных доспехов постепенно приходит в упадок.

Существовали также доспехи, изготовленные из других материалов; например, в описи вооружения Карла VI Французского есть запись о полных доспехах для воина и лошади, изготовленных из сирийской кожи. Известно, что применяли также рог и китовый ус.

Надо заметить, что кольчуга представляет собой гибкий материал, очень твердый, но не тяжелый, кольчуга достаточно прочна для того, чтобы защитить своего носителя от режущих ударов, хотя и была уязвима для ударов копьем. Хотя кольчуги, как правило, великолепно выдерживали удары стрел, они не могли устоять против стрел арбалета и страшных стрел валлийских и английских лучников. Кольчугу делали из металлических колец, переплетенных между собой так, что каждое кольцо соединялось с четырьмя другими. Кольца делали из железной проволоки, причем концы каждого кольца расплющивали, накладывали друг на друга и заклепывали, или (до конца XIV века) из «сплошных» колец, которые выдавливались из тонкой железной пластины. Такие сплошные кольца — когда их применяли — чередовались с заклепанными кольцами.

Кольчужные изделия — рубахи, капюшоны, гольфы, перчатки — изготовляли по тому же принципу, по какому в наше время вяжут изделия из шерсти, увеличивая или уменьшая число петель (колец) в ряду или число самих рядов — в зависимости от способа ношения — лицевых или изнаночных. Мы довольно хорошо осведомлены о том, как изготовляли кольчуги, но практически ничего не знаем о том, как назывались детали кольчужных изделий. Анализ сохранившихся до наших дней образцов ясно показывает, что они изготовлялись точно так же, как и всякие вязаные изделия, поэтому нет никакого сомнения, что в своей работе кольчужные мастера использовали ту же терминологию, что и вязальщицы шерсти. «Сплошные» или «закрытые» кольца, скорее всего, выбивали пуансоном из тонкого железного листа, а «открытые» или «заклепанные» кольца изготовляли из проволоки. Кусок проволоки нужной длины накручивали, как на катушку, на стержень требуемого диаметра. Получалась настоящая катушка с одним слоем свернутой кольцами проволоки. Эту проволоку разрезали по прямой линии вдоль стержня и получали множество открытых незамкнутых колец. Эти кольца раскаляли докрасна, расплющивали концы и пробивали в них отверстия для заклепок. Потом кольца переходили от кузнеца к изготовителю кольчуги, который собирал их в соответствии с нужной выкройкой, соединяя между собой кольца и заклепывая их концы.

Нам до сих пор немного известно о конкретных способах и приемах изготовления панцирных доспехов, но кое-что можно почерпнуть из немногочисленных иллюстраций, на которых изображены ремесленники за работой, из списков инструментов и из тщательного анализа того, как развивалось мастерство изготовления кольчужных лат. Также нам кое-что известно об организации работы в оружейных мастерских, хотя знания эти удручающе скудны. Есть данные, указывающие на специализацию среди ремесленников, изготовлявших кольчуги. Где-то между 1298 и 1344 годами итальянский автор Гальвано Фьярнма сочинил труд под названием «Chronichon Extravagans», в котором описал кое-какие детали работы оружейников Милана, одного из важнейших центров оружейного производства в период между XIII и XVI веками. «На нашей территории, — пишет Фьярнма, — обитают в великом множестве ремесленники, изготовляющие всякий вид доспехов и оружия — хауберки, нагрудники, пластины, шлемы, каски, стальные шляпы, ожерелья, рукавицы, поножи, набедренники, наколенники, а также копья, метательные копья, мечи и так далее. Вещи эти делаются из твердого железа, сверкающего как зеркало. Одних только изготовителей кольчуг насчитывается не меньше сотни, не говоря уже о бесчисленных подмастерьях, каковые с величайшим умением делают кольца для кольчуг. Есть мастера, делающие круглые щиты, большие и малые, а людей, делающих оружие, и вообще невероятное множество. Этот город снабжает оружием все города Италии и вывозит его даже к татарам и сарацинам». В сочинении Фьярнмы мы имеем составленное очевидцем свидетельство того, что в Средние века среди оружейников существовала известная специализация, так как каждый ремесленник выполнял определенный вид работ. Кроме того, из книги Фьярнмы мы узнаем, что панцирные доспехи носили уже в первой половине XIV века.

Из более поздних документов становится известно еще больше. Стоит, например, взглянуть на списки ремесленников, работавших в XVI веке в гринвичских оружейных мастерских Генриха VIII. Из этих списков мы очень многое узнаем о специализации, существовавшей в мастерских: «молотобойцы» ковали пластины, «вальцовщики» формовали и полировали пластины после их ковки, «слесари» приделывали к готовым доспехам петли, застежки и крепления, а другие ремесленники следили за правильной сборкой лат и изготовляли подкладку.

В миланских мастерских XV века мы находим специализацию, не уступающую таковой на современных поточных линиях массового производства товаров. Каждый из работавших в Милане ремесленников был занят исключительно изготовлением какой-то одной определенной части доспехов. Действительно, маловероятно, что когда-то было такое время, что один человек мог изготовить доспехи целиком — от начала до конца. Так же невероятно, чтобы один человек в наше время сделал автомобиль от начала до конца.

Панцирное облачение выделывали из брусков (биллетов) стали или закаленного железа; эти бруски расковывали в плоские пластины вручную или водяными падающими молотами. Пластины потом разрезали по заготовленным лекалам разных частей будущих доспехов, а потом ковали их на «шаблоне» или форме, подобных тем, с которыми в наше время работают серебряных дел мастера. Шаблонами мы называем набор небольших наковален разной формы, насаженных на вертикальную стойку, которая могла служить станком или большой деревянной болванкой.

Для придания пластине основной грубой формы применяли холодную ковку, хотя, возможно, в течение этого процесса пластину один или два раза отжигали или закаливали. Некоторые операции, например загнутые детали, завернутые края, можно было изготовлять только путем горячей ковки. После того как всем заготовкам придавали нужную форму, наступала самая трудная часть работы: сборка и подгонка частей. Этот этап был, конечно, самым важным, ибо если разные детали не подошли бы друг к другу или не перекрывались бы между собой, то не была бы выполнена главная цель изготовления доспехов — они не защищали бы своего хозяина, не обеспечивали бы достаточной гибкости и свободы движений, а между частями возникли бы опасные зазоры. Присмотритесь к готовым доспехам, и вы сами убедитесь в том, как тщательно каждая деталь подогнана к соседней. Когда сборку и подгонку деталей заканчивали, изделие передавали полировщикам, которые чистили и полировали доспехи на водяных абразивных колесах. Если доспехи предполагалось украсить насечкой или инкрустациями, то дальше готовое изделие передавали граверам или ювелирам, а когда они заканчивали свою работу, слесарь навешивал на готовые доспехи петли, застежки и ремешки. И наконец, с внутренней стороны делали подкладку и завершали окончательную сборку готовых лат.

Толщина стали в латах варьируется, по толщине отличаются не только разные детали — одна и та же часть в разных местах могла иметь неодинаковую толщину. Нагрудник не только толще спинной части кирасы, но его передняя часть толще, чем боковые части; передняя часть шлема, защищающая темя, толще, чем част{>, прикрывающая затылок. Твердость поверхности также варьируется, наружная часть намного тверже внутренней.

Поверхность доспехов по твердости не уступает стеклу, на них трудно оставить царапину каким бы то ни было материалом; но поверхность эта и в отдаленной степени не обладает хрупкостью стекла. Должно быть, при отливке стали использовали какие-то присадки, хотя сейчас никто не знает, как именно это делалось. Твердость была важна для латного панцирного доспеха из самых практических соображений: твердость препятствовала пробиванию доспеха, так как твердая, гладкая, скругленная и отполированная поверхность лат была предназначена для того, чтобы отводить и отражать самые мощные удары. Из описаний последнего периода Столетней войны мы узнаем, что даже стрелы английских лучников не могли пробить панцири французских воинов — такие доспехи были разработаны специально для противодействия лучникам, даже если те стреляли с близкого расстояния, стрелы просто отскакивали. Но, несмотря на такую твердость, мы знаем, что подчас сокрушительные удары топором, молотом или мечом все же пробивали панцирные доспехи.

На большинстве самых добротных доспехов можно обнаружить клеймо оружейника — индивидуальное или цеховое. В некоторых случаях клеймо проставлено только на основных частях, в других случаях — на всех частях и даже на каждой пластине. Иногда на наружной (правда, чаще все же на внутренней) стороне доспехов можно видеть знак владельца — это гравированные или нарисованные значки (магические формулы или изображения амулетов). Например, на обоих наколенниках (с внутренней стороны) и на внутренней стороне обоих наплечников доспехов Шотта фон Хеллингена были нарисованы красные иерусалимские кресты. На верхней части наружной стороны нагрудника кирасы был выгравирован герб Шотта (рис. 59). Эти знаки и отметки изготовителя, своего рода подписи, свидетельствуют о гордости людей, делавших доспехи. Оружейники стремились оставить свой знак, свидетельство того, что латы сделаны именно ими. Иногда знак ставился как символ верности сюзерену. Кроме того, в изготовлении доспехов можно увидеть зачатки гражданского достоинства, так как в дополнение к клеймам оружейников мы часто можем наблюдать на доспехах «виды городов», где проживали мастера, или заметить гербы отдельных правителей (особенно это касается изделий, изготовленных в конце Средневековья).

Доспехи никогда не были такими тяжелыми, как это часто представляется нам. Полные доспехи 1470 года были не тяжелее — а подчас и легче, — чем полная выкладка английского пехотинца времен Первой мировой войны. Средний вес доспехов равнялся 57 фунтам (приблизительно 26 килограммам), но надо помнить, что этот вес не давил на плечи, как он давит на плечи пехотинца, а был равномерно распределен по всему телу. Вопреки распространенному мнению, доспехи, помимо всего прочего, изготовлялись так, чтобы их было удобно носить. Главной заботой оружейника было подогнать доспехи точно по фигуре владельца — такого искусства достигает не всякий первоклассный портной. Если была такая возможность, то с хозяина будущих доспехов снимали мерку, а потом за несколько примерок подгоняли готовое изделие. Если же владелец будущих доспехов почему-либо не мог сам приехать в мастерскую, то туда присылали данные снятия мерки. Например, рыцари Англии или Испании часто заказывали доспехи в Милане или Аугсбурге. Иногда размеры посылали с образцами одежды, а иногда снимали восковые копии с конечностей заказчика. Например, герцог Туренский в 1386 году «послал в Германию маленький дублет как модель для изготовления пары пластин (нагрудника и спинной части) для его персоны». Или приведем запись в бухгалтерской книге испанского королевского дома, относящуюся ко второй четверти XVI века: «За воск для отливки модели ног Его Величества, отправленной господину Дезидериусу Кольману, занимающемуся изготовлением доспехов…» Такая забота о точной подгонке доспехов относится как к кольчужным латам, так и к панцирным доспехам, хотя, конечно, гибкость кольчуги позволяла уделять меньше внимания точной подгонке снаряжения. И наконец, всякий, кому предстояло сделаться воином, начинал тренироваться в ношении доспехов с семилетнего возраста, поэтому, когда ребенок становился рыцарем, он был уже привычен к постоянному ношению доспехов (к классу воинов относились все мальчики благородного происхождения, но были и исключения).

Благородные юноши Средневековья учились носить доспехи, так же как сейчас дети учатся читать и писать, — с самого раннего возраста. Хуан Кехада де Реаго, рыцарь и писатель начала XVI века, утверждает «необходимость воспитывать воина с того раннего возраста, когда мальчик начинает учиться читать, познавая азбуку» («Учение об искусстве рыцарства» («Doctrina Delia Arte Delia Cavalleria»). Каждый день ученик носил доспехи и упражнялся в них, ведь когда он становился мужчиной, то должен был проводить в латах много времени, не говоря о том, что ему необходимо было воевать в них (в Средние века воином начинали считать человека, достигшего четырнадцатилетнего возраста). Но воин не только умел носить доспехи, он был гордым наследником традиции, основанной его предками тысячу лет назад, — проводить большую часть жизни в боевом снаряжении.

Конечно, у доспехов были и крупные недостатки. Самым большим из них — независимо от того, насколько владелец был привычен к их ношению и насколько хорошо они подогнаны, — были духота и перегревание. В доспехах воин мог страдать от невыносимой жары. Шекспир, очевидно, хорошо знаком с этой проблемой, так как во второй части исторической трагедии «Король Генрих Четвертый» говорит устами принца Генриха следующее:

То, как ношенье лат богатых в жаркий день,
Что обожгут тебя надежностью своей.
(Акт IV, стихи 30–31)

В большом сражении при Азенкуре в 1415 году дядя короля Генриха герцог Йоркский — тучный мужчина средних лет — умер от изнеможения и теплового удара в своих доспехах.

Если принять за точку отсчета доисторические времена, то развитие европейского защитного снаряжения шло по двум направлениям — классическому и варварскому. К первому относятся бронзовые и железные доспехи микенцев, греков и римлян. Это развитие началось около 2000 года до н. э. и закончилось в начале Средних веков в Восточной Римской империи (Византии). Начало второму направлению положили кожаные и кольчужные доспехи варваров — кельтских и тевтонских народов, которые веками боролись с Римом и в конце концов опрокинули великую империю в V и VI веках. Этот тип доспехов просуществовал в Европе вплоть до XVII века.

В конце первой главы было сказано, что крестоносец XII века был вооружен и экипирован так же, как его готский предок в веке IV: надо заметить, что латное снаряжение кельтского воина в 400 году до н. э. было, в общих чертах, таким же, как у крестоносца. Основой всех европейских доспехов была кольчужная рубаха. Происхождение кольчуги и время ее первого появления неизвестны, но есть достаточно документальных данных о том, что кельты пользовались кольчугой еще в IV веке до н. э.

До кольчуги варварский воин защищал свое тело в сражении доспехами из кожи, такими, видимо, «бычьими панцирями», которые носили во всех армиях Европы в период с 1650 по 1750 год, когда окончательно было прекращено производство металлических доспехов. Конические бронзовые шлемы и большие деревянные щиты находили в захоронениях, датированных 700 годом до н. э. Воевавшие с Римом галлы оставили множество археологических свидетельств своего вооружения и доспехов: кольчужные рубахи, полностью сохранившиеся щиты, большое количество шлемов разных типов, бесчисленные копья и многочисленные мечи. Сведения об этих предметах мы находим у римских писателей, которые не только детально описывали само вооружение, но и то, как пользовались им его владельцы. Картину дополняют сохранившиеся до нашего времени фрагменты скульптур — большие и малые (рис. 8). Приблизительно таким же вооружением и такими же доспехами пользовались в основном европейские воины до времен норманнов, то есть до 1066 года. Существует множество иллюстраций, которые убедительно демонстрируют, что в первое тысячелетие н. э. в вооружении европейских витязей очень сильно чувствовалось галльское влияние. Например, на рисунке 9 приведено изображение конного воина, отчеканенное на стенке большой золотой вазы, изготовленной около 860 года н. э. Эта ваза — часть сокровищ, найденных в Венгрии, в местечке, название которого очень трудно произнести англоязычным людям, — в Надьсентмиклоше. Я нарисовал это изображение в современной манере, потому что, несмотря на то что древний ювелир со всем тщанием изобразил в подробностях вооружение и доспехи, все же всадник и лошадь выглядят довольно странно для современного читателя. Кроме того, на вазе у воина нет меча. Вероятно, для этого имелись веские причины, но для наших целей я рискнул снабдить его и мечом. Как видите, вооружение и снаряжение этого воина весьма похоже на облачение галла из Вашере (рис. 8), но еще больше этот всадник похож на норманнских рыцарей с гобелена из Байе.

Кольчужная рубаха (которую северные народы называли бирни, а в остальной Европе именовали хауберком) представляла собой длинное, почти до колен, одеяние. Шейное отверстие затягивалось шнуром или застежкой с клапаном, а после 1100 года короткие свободные рукава стали длинными и облегающими. После 1175 года рукава многих хауберков стали заканчиваться глухими «варежками», которые натягивали на кисть руки. Варежки представляли собой маленькие кольчужные мешки с отдельным вместилищем для большого пальца. Ладонь, по вполне очевидной причине, кольчугой не защищалась, но в некоторых случаях к краям отверстия пришивали кусок ткани. В ткани было отверстие, из которого можно было легко выпростать руку, так как варежку надевали только тогда, когда столкновение становилось неизбежным. Приблизительно до 1250 года непременной составной частью хауберка был кольчужный капюшон. После 1250 года этот капюшон стали делать в виде отдельной детали. Лицевое отверстие стягивали шнуром, пропущенным в крае отверстия, или застегивали с помощью специальной застежки с клапаном (рис. 5). Надетый на голову, этот капюшон был очень похож на балаклавский шлем.

В самом начале эпохи ношения кольчуг ноги защищались только кожей или полотняными штанами (выкроенными приблизительно так, как современные джинсы), которые крест-накрест подвязывались у колен, если рыцарь не носил сапог до колена, однако начиная с 1100 года состоятельные воины начали носить кольчужные чулки, которые были длиной до ступни и тоже покрывали ее. Чулки удерживались полосами кожи, прикрепленными к поясу. Такие чулки называли «шоссами» (шароварами) (рис. 11).

Кольчужные доспехи защищали своего владельца от последствий режущих и рубящих ударов, но поскольку кольчуга гибка и податлива, то она не могла защитить от гематом и переломов. Поэтому под кольчугу надевали кожаную одежду — длинные «штаны» на ноги и облегающий кожаный камзол и плотную простеганную рубаху. Эти кожаные одежды, носимые под кольчугой, довольно эффективно поглощали силу ударов, но все же главным средством защиты воина был щит и проворство в уклонении от ударов. Было гораздо лучше уклониться от удара, чем испытывать на прочность доспехи.

Приблизительно до 1190 года хауберк носили поверх всех прочих одежд, но после этого времени на кольчугу стали надевать полотняную одежду, по фасону похожую на ночную рубашку (рис. 7 и 12). Такое покрытие, вероятно, служило для защиты металлической кольчуги от влаги, а может быть, для того, чтобы не было перегрева от солнечных лучей. Позднее полотняную одежду украшали гербами и прочими геральдическими символами.

Кольчужный чепец носили поверх плотно прилегавшей маленькой стеганой шапочки, похожей на сетку для волос, а поверх чепца надевали маленький шлем. Приблизительно до 1050–1100 годов этот защитный головной убор в нашем представлении связывался с норманнами, хотя во всей Европе его носили начиная с раннего железного века (около 800 года до н. э.), а в раннем Средневековье кольчужный чепец был весьма популярен на огромном пространстве от Персии до Швеции. Доисторические шлемы или колпаки ковали из тонкой бронзы, но уже в начале Средних веков шлемы стали делать из треугольных железных пластин, приклепанных к бронзовому остову. Средневековые шлемы были по нижней кромке окантованы горизонтальной полосой на уровне бровей, а к этой полосе крепили две (или больше) искривленных железных полосы, которые под углом скрепляли на вершине шлема. После 1050 года шлемы такого типа все чаще стали делать из одной железной пластины. Но почему это произошло? Вероятно, потому что сплошная, без швов, железная пластина обеспечивала более надежную защиту. После 1150 года появляется высокий, с плоским верхом и прямыми боковинами шлем, немного напоминающий кастрюлю. Но с 1220 года шлем такого типа вытесняется более практичным колпаком, выполненным по форме головы; такие стальные колпаки стали доминировать наряду со шлемами ореховидной формы.

То, что мы сейчас вкратце описали, являлось основой «сбруи» европейских воинов с 1050 по 1300 год. Эти доспехи были эффективны, если считать эффективностью их способность предупреждать смерть от ударов холодным оружием, но описанные латы не могли предотвратить ранений, многие из которых причиняли стойкие увечья; если же в воина попадал лучник, то доспехи оказывались и вовсе бесполезными, так как узкий «пилум» (наконечник) стрелы длиной почти в один метр, летевшей со страшной силой, проходил сквозь кольчужное плетение, как нож сквозь масло.

Весьма поучительны слова и деяния Геральда Валлийского, известного под именем Гиральдус Камбрензис; этот автор хроник XII века, которого, по его целям и намерениям, можно смело назвать средневековым журналистом, помимо всего прочего, рассказывает множество интересных вещей о нескончаемых битвах на валлийской границе, происходивших в конце XII века. Описывая столкновение солдат одного из английских баронов, Вильяма де Браоза, с валлийцами, Геральд рассказывает о том, как валлийский лучник выстрелил по английскому кавалеристу. Стрела попала англичанину в бедро, пробила кольчужную рубаху (хауберк), кольчужный набедренник, штаны; проткнув ногу навылет, стрела прошла сквозь деревянные и кожаные детали седла и ранила лошадь. Против оружия, обладавшего такой пробивной силой и причинявшего физические раны и массу тяжелых переживаний, кольчуга, очевидно, устоять не могла. В начале XIV века эффективность лука против кольчуги была продемонстрирована с ужасающей ясностью. Именно в этот период английские йомены, освоив валлийский лук, практически истребили две шотландские армии при Дапплине (1332) и Халидон-Хилле (1333). Позже, в 1346 году, при Креси английская армия, на две трети состоявшая из лучников, выкосила надменное французское рыцарство. После такой демонстрации мощи длинного лука ужасная слава этого оружия разнеслась по всей Европе. Большинству военных стало ясно, что от лука требуется более эффективная защита, чем кольчуга. Но что, скажите на милость, могло противостоять смертоносному действию точно направленной острой стрелы, выпущенной из большого мощного лука, согнутого руками опытного лучника? К тому же если подумать, то длинный лук был не единственной проблемой, с которой столкнулось защитное снаряжение воина, ибо как раз в это же время на полях сражений появилось новое оружие пехоты — большой топор с широким лезвием и толстым острием на конце древка, что одновременно придавало ему сходство с копьем. Насаженное на древко длиной около пяти футов, это напоминавшее топор оружие позже получило название алебарда. В битве при Куртрэ во Фландрии (1302) алебарду применили сильные фламандские горожане, которые истребили большую и великолепно вооруженную армию французских рыцарей. Позже, в 1315 году, швейцарские крестьяне применили алебарду с такой смертоносной силой, что буквально разнесли в клочья австрийскую кавалерию при Моргартене. В Англии тоже не обошлось без этого нового средства, когда армия шотландцев под командованием Брюса нанесла поражение большой армии Эдуарда II при Бэннокберне в 1314 году. Оружие, применяемое во время этих сражений, продемонстрировало всю свою мощь, точность и силу, отнюдь не по-рыцарски нанося калечащие удары и легко пробивая доспехи одетых в кольчуги кавалеристов.

Такие грозные для рыцарства события и применение упомянутого оружия, без сомнения, ускорили развитие панцирных доспехов. Но не только они послужили основной причиной такого развития. Во всяком случае, с самого начала XIV века, в течение тридцати лет, проводились опыты применения пластинчатых лат для защиты конечностей. Кроме того, не надо забывать, что сплошные панцирные доспехи для защиты туловища применялись всегда, начиная с глубокой древности.

В середине XIII века к кольчужным чулкам, шоссам, добавили пластинчатую защиту колена. Эти приспособления, названные наколенниками, крепились к нижней кромке плотных стеганых штанов, прикрывавших бедра. Некоторые из таких «набедренников» делали в виде отдельных рукавов, надевавшихся на бедра, как шаровары, но в некоторых случаях это были настоящие штаны, напоминавшие по форме бриджи. В некоторых случаях, главным образом после 1230 года, переднюю часть голеней стали закрывать легкими металлическими пластинами, которые называли полупоножами, но встречались они редко вплоть до конца столетия. Начиная приблизительно с 1300 года все чаще стали использовать закрытые поножи. Изготовляли их из двух пластин, одна для передней части голени, вторая — для задней. Пластины соединялись друг с другом петлями на наружной боковой стороне голени и застегивались с помощью ремней и пряжек на внутренней боковой стороне (рис. 13 и 14).

Сплошные железные или кожаные доспехи для защиты туловища появились одновременно с полупоножами. До нашего времени образцы этого снаряжения не дошли. Как известно, носили их под одеждой, поэтому об их конструкции мы можем судить лишь по статуям и иллюстрациям, которые дают лишь приблизительное представление. В нашем распоряжении имеются надежные литературные источники, доказывающие, что железные пластины начали использовать для изготовления нагрудников еще в 1190 году (см. книги Гиральдуса Камбрензиса «Topographia Hibernica et Expugnatio Hibernica», lib. I, глава XX; Гильома ле Бретона «Philippide», lib. III, строки 494–498). Был разработан также другой, более распространенный тип защитного снаряжения; его назвали дублетом или бригаидиной. Можно сказать, что это был обычный жилет из ткани, внутренняя поверхность которого покрывалась внахлест небольшими металлическими пластинами, которые крепились (как правило, заклепками) к ткани. Иногда дублет служил верхней одеждой. Металлические пластины приклепывались или пришивались к внутренней стороне дублета на груди и на спине, оставляя полы свободными. В других случаях дублет изготовляли как отдельную часть снаряжения и надевали на кольчужную рубаху и под верхнюю одежду (рис. 15).

Приблизительно до 1340 года многие состоятельные и следовавшие за модой воины пользовались усиленными кольчугами. Однако снаряжение такого типа было весьма уязвимым для алебарды и лука. Почему? Дело в том, что эти средства защиты имели соединительные швы, которые можно было проколоть, расширить, вонзить туда острие меча или наконечник копья. Кроме того, такое снаряжение было многослойным — кожаный камзол, стеганая прокладка, хауберк, дублет или бригандина, верхняя накидка — все это делало рыцаря неуклюжим и неповоротливым. Вскоре то, что причиняло неловкость при движениях, стало неэффективным и вышло из употребления. В результате появилось полностью облегающее тело гибкое сочлененное защитное снаряжение, которое оказалось в каком-то смысле шагом назад, к кольчуге, но при изготовлении теперь стал использоваться материал с твердой, непробиваемой поверхностью.

Дублет был основным средством защиты туловища на протяжении всего XIV века, хотя уже в 1350 году в ходу были стальные нагрудники; эти нагрудники делали из одной цельной пластины; часто одновременно надевали и защитную пластину для спины. Сведения по внешнему виду и конструкции такого снаряжения мы черпаем, главным образом, из скульптурных изображений рыцарей того времени, но в Мюнхене есть настоящий нагрудник, изготовленный около 1390 года (см. рис. 16). Этот панцирь прикрывает туловище от шеи до пояса и, как старый добрый дублет, покрыт тканью (красный бархат на грубом полотне). Эта ткань спускается ниже пояса и переходит в короткую юбку, к внутренней поверхности которой приклепаны пять полукруглых железных полос, перекрывающихся, подобно чешуе, верхними частями. Эта защита сделана в стиле прежнего дублета, но она более эффективна, так как полукруглые петли переходят на боковые части юбки и закрывают, таким образом, не только перед. Эту юбку назвали накидкой или набрюшником и использовали ее все время, пока в военном деле применялись доспехи.

До нашего времени дошло множество кирас, все они изготовлены после 1420 года. Эти образцы доказывают наблюдательность и точность в изображении доспехов, оружия и одежды средневековых скульпторов и художников. Кирасой называется защитное приспособление, прикрывающее одновременно грудь и спину; термин стали употреблять начиная с XV века, а происходит он от слова «cuirie», или «cuiret», которым обозначали (обычно кожаный) нагрудник. Другим термином, которым обозначают защиту груди и спины начиная с XIV века, является «парная пластина».

Доспехи, защищавшие ногу, состояли из закрытых поножей, наколенников и набедренников. Поножи (как, например, изображенные на рисунке 14) покрывали голень целиком; наколенник изготовляли из одной металлической пластины, в которой делали выпуклое углубление, соответствующее по форме наколеннику и охватывающее коленную чашечку, далее по бокам наколенник переходил в небольшую плоскую пластину, прикрывавшую боковую и заднюю поверхности коленного сустава. Главная часть наколенника сверху и снизу прикреплялась к узким пластинкам, одна из которых прикреплялась к поножам, а вторая к набедреннику. Внутренняя поверхность коленного сустава оставалась незащищенной, так как это затруднило бы посадку в седле. Набедренник делали из одной цельной пластины, откованной по форме наружной части бедра.

Начиная приблизительно с 1380 года к основной пластине стали приклепывать вторую, более узкую пластину, защищавшую заднюю часть бедра (рис. 17). Надежно защищалась также стопа с помощью так называемого солерета или сабатона — состоявшего из перекрывающихся узких пластин (по виду сабатон напоминал тело осы или лобстера). Иногда сабатоны крепили к нижней части поножей, а иногда их выполняли как отдельную пару обуви. При креплении к поножам под пяткой пропускали пару ремней, которые и удерживали сабатоны. Если же солерет был отдельной частью снаряжения, то его прикрепляли к обуви. Набедренники удерживались на месте ремнями, обернутыми вокруг бедра. Шнур прикреплялся к кожаному клапану, который одним концом приклепывали к набедреннику, а второй конец подвешивали к поясу, то есть так же, как в более ранние времена для крепления кольчужных чулок.

Доспехи для рук назывались наручи. Сначала этим термином обозначали защитное приспособление для предплечья, а с конца XIV века сталью начали защищать всю руку. Доспех для руки состоял из нижнего наруча — пары небольших пластин, прикрывавших предплечье, точно так же как поножи защищали голень. Нижний наруч крепили к налокотнику, по форме похожему на наколенник. Налокотник, в свою очередь, прикрепляли к верхнему наручу _ паре пластин, защищавших плечо. В отличие от набедренника верхний наруч охватывал плечо по всей окружности. Надплечье защищалось последовательностью перекрывающихся небольших пластин, называемых наплечником. При этом область плечевого сустава оставалась незащищенной, но поскольку рыцари, как правило, носили под панцирем кольчужную рубаху, то и эта область не была полностью беззащитной. Недостаток этот восполняли пластиной, защищавшей подмышку. К задней поверхности пластины приклепывали ремешок, который пристегивали к наплечнику, то есть пластина свободно подвешивалась над подмышечной областью.

Латные рукавицы защищали кисти рук; еще в середине XIII века к кожаным перчаткам начали прикреплять маленькие железные, а также изготовленные из рога или китового уса пластины. Однако к 1350 году была разработана более простая конструкция. Одну пластину отковывали в форме короткой расширяющейся манжетки с раструбом, защищавшей тыл кисти и боковую поверхность большого пальца. Эту пластину крепили к кожаной перчатке, на пальцы которой наклепывали перекрывающиеся маленькие пластинки (рис. 19). Множество таких рукавиц можно видеть на надгробных изваяниях, а почти полностью сохранившиеся латные рукавицы, принадлежавшие Эдуарду — Черному Принцу, до сих пор хранятся в Кентерберийском соборе. В этих рукавицах сохранились даже кожаные перчатки.

Шлемы, которые носили с латами описанного типа, имели нечто общее со старыми коническими шлемами норманнов, но были выше, а боковые и затылочная части спускались ниже. Вместо того чтобы надевать под шлем кольчужный чепец, теперь кольчугу стали крепить к нижнему краю шлема, и она свисала с них, как занавеска, прикрывая подбородок и шею, падая на плечи, как накидка (рис. 21). Эту накидку называют бармицей (англичане называли ее «aventail», французы «camail»). Лицевое отверстие шлемов, называемых бацинетами, прикрывало забрало. На некоторых шлемах сохранялся старый наносник, как на шлемах древних норманнов, но теперь, в XIV веке, наносник не был частью шлема, выступающей вперед и вниз с его передней части, а стал частью бармицы; когда наносник был не нужен, он висел на груди. Когда наступал час сражения, воин просто поднимал его и прикреплял к лобной части шлема. В результате часть бармицы тоже поднималась вверх и закрывала рот и щеки. Это было довольно популярное приспособление, но его ни в коем случае нельзя было признать особенно эффективным. Намного лучше было забрало, которое делали из одной большой пластины, целиком закрывающей лицо. Петлей забрало крепили к лобной части шлема, но так же, как и наносник, его можно было снять, если не надо было драться. Сохранилось множество таких забрал; некоторые имели очень простую форму (рис. 20), но у других передняя часть была выполнена в виде выступающего хобота. Над хоботом располагались смотровые щели, снабженные для защиты глаз выступающим ободком; такая же щель находилась под хоботом, что делало забрало гротескной копией человеческого лица. Изготовлялись также увеличенные варианты забрал с хоботом. Боковые стороны забрала были отодвинуты кзади и перекрывали боковые части шлема. Боковые стороны крепились к штифтам, фиксированным к основной части шлема над ушами (рис. 21). Такое крепление напоминало подвеску на петлях с удаляемыми штифтами; когда рыцарю было не нужно забрало, он просто вытаскивал штифты из петель. Штифты подвешивались к шлему на кожаных ремнях и не терялись. Вне битвы рыцарь вообще снимал забрало с шлема и носил его отдельно (или, что более вероятно, отдавал его оруженосцу).

Приблизительно до 1420 года на доспехи надевали сверху верхнюю одежду. Это не была больше развевающаяся на ветру накидка, похожая на ночную рубашку XIII века. Теперь это была хорошо пригнанная по фигуре одежда, плотно прилегавшая к доспехам, и похожа она была на матросскую форменку. Эти одежды обычно живописно украшали гербами владельцев. В Англии она так и называлась — гербовая одежда (coat of arms). Сейчас это выражение употребляют для обозначения ношения герба. После 1420 года (а на континенте еще раньше) от ношения гербов отказались, и рыцари, впервые за свою долгую историю, появляются закованными с головы до ног в сверкающую сталь. В те времена непокрытые доспехи называли «белыми» латами.

Приблизительно после 1420 года произошло несколько важных изменений в конструкции и стиле изготовления доспехов. Самым заметным явлением стал отказ от ношения гербовой верхней одежды, хотя в конце пятидесятых годов XV века начали носить плащи. Эти накидки надевали поверх лат и украшали гербом. Еще одним нововведением стало увеличение размеров латной накидки. Эта особенность показана на рисунке 22. Для того чтобы проиллюстрировать основные черты лат около 1430 года, я выбрал серебряную статуэтку святого Георгия из Барселоны. На статуэтке, сделанной во второй половине XV века, изображены — очень верно и с соблюдением точных деталей — миланские доспехи той эпохи. Правда, перерисовывая статуэтку, я допустил некоторые вольности: убрал щит, добавленный в XVIII веке, восстановил верхние набедренники (небольшие пластины, свисающие с нижнего края накидки), изобразив их, как положено, лицевой стороной наружу. Когда-то они были сняты, а потом снова подвешены, но наизнанку. Подобные же доспехи можно видеть на изваянии Вильяма Филиппа, лорда Бердольфа в Деннингтонской церкви графства Суффолк. Несколько соединенных между собой обручей крепились к нижнему краю задней части кирасы. Этот элемент лат называли кулетом. Иногда к нижнему краю кулета прикрепляли свободно свисавшую пластину, прикрывавшую крестец, — задний набедренник. К 1450 году изменился стиль латной накидки. В нижней пластине вырезали дугообразное отверстие. Постепенно этот вырез увеличился в размере, и в конце концов нижнюю пластину просто разделили на две, и получилась пара больших набедренников. Сравните рисунок 23, на котором показана кираса такого типа (миланская работа около 1460 года), с рисунком 22.

На статуэтке святого Георгия вы видите небольшую дополнительную пластину в нижней части нагрудника кирасы, которая прикрепляется к ней расположенным в центре пластины ремнем, — эта усиливающая деталь называется плаккартом. По прошествии столетия эта часть стала больше. На кирасе, изображенной на рисунке 23, эта часть доходит уже почти до самого верха нагрудника. Задняя пластина кирасы выполнена из перекрывающих друг друга частей, что придает ей довольно неплохую гибкость. Отверстия для заклепок представляют собой скорее щели (подвижные или немецкие заклепки), что допускает движения в направлении вверх и вниз. На рисунке 23б кираса показана с левой стороны. Как можно видеть, передняя и задняя части кирасы в этом месте скреплены петлями. Для того чтобы надеть эту часть доспехов, воин раскрывал кирасу на петлях, надевал ее и закрывал. После этого обе половины кирасы скреплялись между собой застежками, расположенными на правом боку доспеха. Ремешок прикреплялся к нагруднику и продевался в пряжку, расположенную на задней части кирасы. Верхние края накидки и кулета просто набрасывались на кирасу сверху в ее нижней части. Вы, должно быть, уже заметили, что главным отличительным признаком доспехов является обилие перекрывающихся пластин. Везде, где это возможно, пластины перекрыты так, чтобы отводить в стороны колющие и рубящие удары любого оружия, какое может использовать противник. Очевидно, это и была самая главная задача ремесленника-оружейника и признак его высокого мастерства, основанного на практической заботе о безопасности, которая, в конце концов, является главной целью, поскольку речь идет о латах. Но удивительно, что, когда делают имитацию доспехов, этим железным правилом почему-то часто пренебрегают.

Доспехи тех времен всегда имели мощные, загнутые кнаружи края основных пластин, в особенности это касалось краев отверстий для рук и горловины кирасы. Такие же выступающие мощные ребра добавлялись и к набедренникам (останавливающие ребра); целью было зафиксировать или отразить острие любого оружия, скользнувшее по пластине. Особенно отчетливо видна эта тенденция в фасоне исполнения ожерелья, где выступающие ребра приняли в конце концов вид стоячего воротника, защищавшего уязвимое место между нижней кромкой шлема и верхней частью кирасы.

В основном форма доспехов в Европе менялась мало приблизительно до 1420 года, когда возникли две самобытные национальные школы, два совершенно различных национальных стиля — один в Италии, а второй в Германии. Итальянский стиль следовал традициям раннего «международного» стиля, хотя доспехи стали более тяжелыми и прочными, а маленькие боковые расширения (пластины-лопасти) — на боковых поверхностях наколенников и налокотников — стали больше и приобрели V-образный зубец в середине. Этот зубец распространял металлическое прикрытие на заднюю часть колена и на область локтевого сгиба. К 1440 году большая часть задней поверхности колена и локтевой сгиб были защищены в большинстве доспехов. Небольшие наплечники XIV века сохранились, но были перекрыты теперь ожерельем, отдельным и сложным элементом, сделанным из нескольких пластин и лучше прикрывавшим лопатки (рис. 24). В Италии эти ожерелья стали просто огромными сзади, но во многих случаях спереди они имели разную форму. Правая часть ожерелья срезалась, чтобы не мешать пользоваться копьем, которое в сражении часто удерживали под мышкой. Левая часть ожерелья стала больше и почти полностью прикрывала теперь верхнюю часть нагрудника, так как исполняла теперь роль щита, который по большей части вышел из употребления к 1400 году. Точно так же в конструкцию левого налокотника и левой части ожерелья были введены усиливающие и удлиняющие элементы соответственно. Использовать эти элементы справа было невозможно, так как они фиксировали руку в согнутом положении. Если воин сражался верхом на коне, то его левая рука оставалась все время практически неподвижной. Но если воин сражался пешим, то он не надевал дополнительные «щиты» на налокотник и на ожерелье, так как в этой ситуации обе руки должны были быть свободными — чтобы двумя руками держать меч или длинный топор, оружие, ставшее весьма популярным у рыцарей в XV столетии (рис. 26). Иногда элементы, усиливавшие ожерелье и налокотники, крепились штифтами, продеваемыми в специальное кольцо, но чаще использовались навощенные плетеные шнуры, пришитые к нижней одежде; концы их продевались в отверстия пластин и завязывались (рис. 25).

Так же как и итальянский, немецкий стиль начал развиваться после 1420 года; первым его достижением стало изменение формы нижней части нагрудника — он стал иметь форму прямоугольного ящика, который немцы называли Kastenburst (см. рис. 34а). Несколько позже были добавлены рельефные расходящиеся лучи; приблизительно после 1440 года немецкие оружейники перестали делать прямоугольный выступ на нагруднике и перешли к изготовлению изящных утонченных доспехов, нагрудники которых часто украшались такими рельефными расходящимися лучами. Позже, после 1455 года, немцы стали добавлять лучи и к другим пластинчатым элементам доспехов — к ожерелью, наручам, набедренникам и наколенникам, но никогда к поножам. Немецкие доспехи конца XV века стали называть готическими, вероятно, из-за их тонкой, удлиненной формы и изящных украшений, имевших сходство с убранством зданий готической архитектуры. Некоторые самые красивые, самые великолепные доспехи относятся именно к этому типу. Некоторые прекрасные доспехи хранятся в Вене, это превосходные образцы ремесленного мастерства, но они никогда не предназначались для реальных сражений; это были «парадные» доспехи. В XV веке латы играли общественную роль, символизируя богатство и общественное положение, и надевали их по особым случаям. Для боевого применения изготовляли более простые (и еще более красивые) доспехи. Эти доспехи называли полевыми или боевыми; обычно они были просты в исполнении и ничем не украшены. Хорошим примером такого рода являются доспехи Шотта фон Хеллингена. Но при всем том самые красивые из боевых доспехов тоже были украшены расходящимися чеканными лучами и рифлением. Эти лучи наносились на доспехи не только для того, чтобы сделать их более красивыми; на тонких пластинах лучи играли роль выступов на гофрированном железе — выступы делают сталь прочнее и увеличивают ее сопротивляемость ударам (рис. 27).

На исходе XV века итальянский и немецкий стили сливаются, образуя так называемый стиль «Максимилиан», так как он появился во время правления этого романтичного и рыцарственного, но и несравненно мужественного императора (1493–1519). Доспехи становятся более округлыми и мощными; доспехи Шотта можно назвать ранним образцом такого смешанного стиля. Некоторые части доспехов плотно прилегают к телу (за исключением поножей) и покрыты плотным рифлением, борозды идут параллельно, а не расходятся, как в ранних доспехах готического стиля. Такие чеканные и рифленые доспехи называли гребенчатыми. К концу XV века к доспехам был добавлен новый элемент. После 1490 года нагрудник кирасы стал короче, верхняя его часть доходила теперь до верхней части грудины, а не до горла, поэтому появилось ожерелье, элемент, защищавший горло и верхнюю часть груди. Ожерелье со временем приняло форму высокого воротника, сделанного из трех-четырех узких горизонтальных пластин, доходивших до нижней челюсти. Позже я опишу, как носили ожерелье.

Короткая, откованная из цельной пластины латная рукавица с раструбом и мелкими пластинками, фиксированными к пальцам кожаной перчатки, использовалась вплоть до второй четверти XV века, когда ей на смену пришла перчатка больших размеров и более сложной конструкции. Рисунки лучше чем слова показывают, как развивалась конструкция латных рукавиц на протяжении XV века (рис. 29).

Шлемы, которые носили в течение XV века, отличались значительным разнообразием; большинство типов было разработано до 1440 года, и их стиль не очень менялся до приблизительно 1500 года. До 1425 года наиболее популярными были шлемы с большим хоботным забралом типа бацинета, хотя даже в начале этого столетия шлемы, откованные из цельной металлической пластины, начали сменять шлемы с кольчужной бармицей. Эти цельнометаллические шлемы отличались и своим названием — их называли большими бацинетами. Форма этих последних начала претерпевать изменения начиная с 1425 года. Забрало, утратив свою вытянутую форму, стало изготовляться в виде полушария. Щель для дыхания исчезла, уступив место многочисленным мелким отверстиям (рис. 22 и 29), в то время как задняя поверхность купольной части шлема вместо отвесно нисходящей стенки стала выполняться по форме, соответствующей линии черепа. Такой тип шлема, весьма популярный в течение всего XV века, стал основой для разработки самого распространенного в XVI и XVII веках типа шлема — закрытого шлема.

Еще раньше, приблизительно в 1440 году, появился еще один новый стиль шлема. В настоящее время его называют арме, и такое же обозначение было в ходу и в XV веке. Но при той терминологической неопределенности, какая царила в Средние века, можно предполагать, что словом «арме» обозначали без разбора все шлемы, снабженные забралом. Легкий и тесно облегающий голову арме обеспечивал лучшую защиту и большую подвижность, нежели бацинет. На рисунке 30 показана конструкция арме. Шлемы такого стиля, разработанного в Италии, снискали большую благосклонность во Франции, но так и не стали популярными в Англии. В это же время в Германии появляется другой тип шлема. Этот весьма древний стиль был в свое время весьма популярен в течение столетий. Шлем имел широкие поля и был назван шлемом-котелком. В середине XV века, однако, появляется более изящный и красивый вариант такого открытого шлема, названный саладом (рис. 31). Иногда салад носили самостоятельно, просто как шляпу; но часто к нему присоединяли бувигер, защищавший подбородок. Под шлем надевали также кольчужный чепец для защиты шеи и затылка, выступавших из-под заднего края шлема (рис. 32). Существовало множество разнообразных форм салада в период между 1450 и 1510 годами, причем часто каждый тип отражал национальный стиль.

Одной из особенностей этих шлемов XV века был вид, который мастера придавали верхней купольной части шлема, которую вытягивали вверх в виде продольного гребня, который тянулся от бровей до затылка. В некоторых саладах этот гребень был особенно отчетливым и высоким. В закрытых шлемах XVI века эта особенность была особенно отчетливо выражена. В некоторых случаях этот петушиный гребень имел в высоту около двух дюймов над купольной частью шлема.

В то же самое время, когда в Италии разрабатывали модель арме, а в Германии — салада, в Италии была создана, а точнее говоря, возрождена совершенно иная форма шлема. Возрождена — потому что она почти в точности копировала форму определенного греческого — коринфского — шлема; можно предположить, что возникший в то время интерес к греческой скульптуре и расписной керамике стимулировал желание итальянских оружейников середины XV века скопировать эту форму (рис. 33).

До второй четверти XVII века доспехи использовались в реальных боевых условиях, хотя их все реже носили в полном комплекте. Попытки сделать доспехи настолько прочными, чтобы они могли выдерживать удары пуль, выпущенных из ручного огнестрельного оружия, привели к утяжелению лат, причем настолько, что они стали непригодными для практического использования. Не важно, насколько хорошо тот или иной оружейник делал доспехи — развитие ручного огнестрельного оружия и увеличение мощности пушек сделали невозможным создание полностью безопасного латного облачения. К концу XVI века доспехи все чаще использовали в качестве «парадного одеяния» и все реже как «полевые латы». В конце столетия тем не менее было еще изготовлено множество великолепных доспехов, но их превосходные формы были во многих отношениях утрачены — утрачены навсегда.

Формы кирасы и шлема являются наиболее примечательными частями доспехов этого позднего периода упадка. Я уже описал основные принципы конструкции кирасы, поэтому кратко коснусь лишь их поздних типов. В XV веке воины иногда вступали в сражение только в кирасах и шлемах, не надевая ножных лат, наручей и наплечников. Отказ от тяжелого снаряжения диктовался соображениями удобства; после 1500 года такой подход к доспехам стал более распространенным, и теперь латы стали делать с дополнительными деталями — например, удлиненные набедренники защищали верхнюю часть бедра. Поэтому снаряжение теперь можно было носить по частям, выборочно. Однако это не означало, что в искусстве оружейников стало господствовать упрощенчество. Многие дошедшие до нас доспехи той поры выглядят поистине рыцарственно.

Изображения на рисунках 34 и 35 показывают основные формы кирас с 1440 по 1650 год. Наиболее заметные изменения коснулись передней части нагрудника. Постепенно закругленные шаровидные формы начала XVI века стали вытягиваться и около 1535 года приобрели довольно странный вид — с острым выступом в передней части. К шестидесятым годам XVI века этот тип кирасы постепенно приходит в упадок; вскоре он полностью исчезает, уступив место длинному, спускающемуся на живот нагруднику с продольным возвышением. В то же время накидка становится короче и шире с набедренниками, подвешенными к нагруднику. Такое изменение формы накидки было обусловлено ношением модных тогда штанов с буфами. В самом деле, доспехи следовали по пятам за модой. Например, в начале XVI века вошли в моду буфы и прорези, и доспехи стали имитировать эту форму одежды. Например, мода на «дутый» двойной камзол, появившаяся в шестидесятых годах XVI века, привлекла внимание оружейников (рис. 35, б), появились дутые накидки и набедренники. В конце Елизаветинской эпохи и с введением в моду «кавалерского» стиля меняется и стиль доспехов, которые становятся откровенно уродливыми (рис. 35, в). (Кстати, Елизаветинская эпоха длилась еще долго после смерти грозной королевы. Конец этого периода приходится на двадцатые годы XVII века.) Короткополые камзолы имитировались очень короткими бесформенными нагрудниками, накидка стала ненужной, и ее заменили парой очень длинных набедренников, свисавших почти до колен. Такие набедренники очень хорошо сочетались с огромными, мешковатыми, доходившими до колен бриджами, вошедшими в моду между 1610 и 1650 годами. Эти объемные бриджи были большим преимуществом для мародеров, так как в такие штаны можно было запихать много добычи. Ношение доспехов было практически полностью оставлено к 1650 году, что, если ограничить наше любопытство к историческим доспехам их эстетическим созерцанием, было только к лучшему. Лучше вообще отказаться от самой идеи ношения доспехов, чем испытывать отвращение перед омерзительными и уродливыми стилями.

Такими были доспехи, которые носили во время гражданской войны в Англии и в нескончаемых войнах на континенте (Тридцатилетняя война была лишь одной из них). Однако вскоре длинные набедренники были оставлены, и воины в действующей армии носили только кирасы и шлем; иногда это снаряжение дополняли малым ожерельем или парой длинных латных рукавиц, которые надевали поверх одежды из толстой (бычьей) кожи.

Этот период был временем бесконечного разнообразия шлемов, но все их типы были развитием трех основных видов, в основе которых все те же средневековые стили. Закрытый шлем (рис. 34, а и 35, а) происходит от большого бацинета XV века; бургонет (рис. 34, г) был открытым шлемом с защитой для щек, происходящим от салада, а различные типы шлемов, напоминающих шляпы, происходят от шлема-котелка. Вероятно, эти последние являются наиболее известными и распространенными формами за всю историю доспехов . Морион (рис. 35, б) и кабассет, который англичане Елизаветинской эпохи называли испанским морионом (хотя испанцы носили его редко), происходят от сугубо испанской формы XV века, от котелка, который так и называли — кабассет (cabacete). Хорошо известный «хвост омара» — шлем времен английской гражданской войны — результат развития бургонета (рис. 35) — продержался на вооружении до конца XVII века.

Для того чтобы получить точное представление о полном наборе лат, надо рассмотреть и некоторые дополнительные принадлежности, необходимые для понимания функции доспехов и их роли в средневековой жизни. К этим принадлежностям относятся шлем, щит, перевязь и шпоры. Итак, мы рассмотрим, как делали шлемы и щиты, а также различные виды перевязей и шпор.

Средневековый шлем часто не рассматривают как неотъемлемую часть полного защитного облачения, к которому относились кольчужный чепец или маленький ореховидный шлем, а позже бацинет, арме и салад. Сделанный из нескольких стальных пластин, склепанных вместе, шлем служил большим, похожим на бочонок, покрытием для головы. Все начиналось с простой каски с плоской купольной частью, к которой для защиты лица прикрепляли забрало. Такие каски с забралами северные народы использовали еще в XII веке, но они вышли из употребления; случилось это в конце XII века. В начале XIII века шлем уже покрывал всю голову, его носили для лучшей защиты поверх маленькой железной шапочки и кольчужного чепца. На рисунке 26 показан древний шлем с забралом, датируемый приблизительно 650 годом, шлем 1190 года и полный шлем приблизительно 1250 года; на рисунке 37 показана его дальнейшая эволюция, относящаяся приблизительно к 1290 году. В своих рисунках я показал, как его склепывали из пяти деталей. Шлем такого типа с модификациями использовался до начала XV века, хотя в реальных сражениях его практически перестали применять приблизительно с 1340 года; его место занял более удобный бацинет с забралом, а старую модификацию использовали в поединках и на турнирах. Шлемы конца XIV и начала XV века были похожи на подобные XIII века, но верх у них был закругленный, а не плоский. В Англии есть несколько прекрасно сохранившихся экземпляров — шлем Черного Принца (1372) в Кентерберийском соборе (рис. 38), шлем Генриха V (1422) в Вестминстерском аббатстве (рис. 39) и два таких же образца в Кобхемской церкви графства Кент. Эти «горшки» опирались не на плечи. Продуманная и хорошо скроенная кожаная подкладка удерживала шлем на голове поверх волос, которые тогда носили длинными и подбирали при ношении шлема под маленькую льняную шапочку, кольчужный чепец, а иногда под небольшой железный колпак. Только позже, например, шлемы, изготовленные после 1420 года, стали опираться на плечи, они прикреплялись к доспехам на груди и на спине с помощью застежек или болтов. До этого их крепили с помощью шнуров (вероятно, плетеных ремней), пришитых к подкладке впереди ушей и завязывавшихся на затылке. Последнее имели в виду герольды, когда подавали сигнал к началу турнира — перед командой «laissez aller» звучало: «привяжите шлемы».

После 1420 года появляется специальный турнирный шлем. Это был, так сказать, вариант общего назначения, как, например, шлем Генриха V, и по своей форме получил наименование «лягушачий шлем». Такие можно видеть на бесчисленных картинах и скульптурах после 1420 года. Встречается много хорошо сохранившихся экземпляров; один из них (хотя он более позднего происхождения) находится в Вестминстерском аббатстве, куда он был доставлен на похороны короля Генриха VII в 1500 году (рис. 40). При изготовлении этих турнирных шлемов мастера следовали практическим принципам, а именно — толстая, изогнутая передняя пластина, верхний край которой перекрывал верхнюю пластину, закрывавшую свод черепа, полностью защищала глаза. Тем не менее воин мог видеть сквозь смотровую щель, если выставлял плечи вперед и наклонял голову, — именно в таком положении происходило столкновение во время турнирных поединков на копьях. Я точно знаю, что такое положение позволяет хорошо видеть, так как сам пробовал делать это со шлемом Генриха VII в Вестминстерском аббатстве. Правда, в самый момент столкновения надо поднять голову, и в этот момент вы действительно перестаете что-либо видеть, но в миг столкновения это уже не важно, но зато рыцарь находился в полной безопасности.

С доисторических времен форма щита претерпевала многочисленные и разнообразные изменения, но цель его использования не менялась никогда. В эпоху Средневековья кавалерийский щит был самым важным типом, хотя были и другие — маленькие круглые щиты для боя пешим, а в конце Средних веков распространились длинные мантелеты — для защиты лучников и арбалетчиков. Мантелет был похож на щит римского легионера — длинный, прямоугольный и вогнутый. Ранняя форма рыцарского щита очень удачно описывается определением «щит в виде воздушного змея».

В отдельных случаях воины скандинавских народов пользовались щитами, похожими по форме на воздушного змея, до XII века, хотя и редко; обычно они пользовались большими круглыми щитами, как в морских, так и в сухопутных сражениях. Для скандинавов сражаться на суше значило сражаться пешими; в остальных частях Европы воины сражались на старый готский манер — сидя верхом на боевых конях, а прямоугольными щитами «воздушный змей» начали пользоваться не позже IX века. Такой щит продолжали использовать вплоть до середины XII века (то есть до конца норманнского периода английской истории). После этого щит становится короче, а к 1220 году и меньше. У него теперь прямой горизонтальный верхний край. Такие щиты изображены у двух сражающихся воинов на рисунке 7.

Щиты всегда имели вогнутость, соответствующую контуру тела, хотя в конце XIII века иногда пользовались совершенно плоскими малыми щитами. Такой вид щита просуществовал до начала XV века — щит Генриха V, хранящийся в Вестминстерском аббатстве, является щитом именно такого типа, — хотя нет никаких данных, что он широко применялся в битвах. В середине XIV века появился щит новой формы, предназначенный главным образом для турнирного поединка на копьях. Он имел форму неправильного прямоугольника — прошу простить меня за такое геометрически невозможное определение, а вогнутостью он был направлен наружу, а не внутрь. В некоторых щитах ближе к правой руке в верхнем крае была сделана вырезка для взятого наперевес копья (рис. 41).

Многие средневековые щиты сохранились до наших дней, поэтому мы можем изучать их, чтобы понять, каким образом они могли отражать удары, наносимые по ним на полях сражений и в единоборствах. По щитам XIII, XIV и XV веков можно сказать, как именно их делали. Изготовление любого щита подчинялось одним и тем же принципам: их делали из клееной фанеры. Лучшие щиты изготовляли из склеенных между собой тонких деревянных пластин, причем волокна каждой следующей пластины располагались под прямым углом к направлению волокон предыдущей пластины. Использовали древесину с плотным расположением волокон — березу или липу. Недаром древние скандинавы и саксы поэтично и иносказательно называли щиты «the warlinden» (корень linden в германских языках означает «липа»; слово можно перевести как «липа войны» или «корень войны»). Деревянную основу снаружи обтягивали кожей или пергаментом, а сверху накладывали слой гипса (как грунт для нанесения рисунка). На наружной стороне щита изображали красками герб или девиз владельца, иногда этот рисунок выполняли в виде низкого рельефа. Внутреннюю поверхность щита обтягивали тканью, иногда крашеным льном, а в некоторых случаях (как, например, щит Генриха V) ткань украшали художественной вышивкой. В середине внутренней поверхности находилась маленькая прямоугольная подушка, помещенная в простеганный чехол и набитая паклей, конским волосом, а иногда просто сеном. Подушка служила амортизатором, поглощающим энергию ударов и предохраняющим руку от травм.

К внутренней поверхности щита прикрепляли также разнообразные ремни, так называемые энармы, с помощью которых воин держал щит. Рукоятки древних щитов начиная с бронзового века и кончая эпохой викингов выполнялись в виде толстого бруса, который приклепывали к внутренней стороне над большой полой выемкой в центре круглого щита. Эта выемка снаружи выступала в виде шишки, оставляя сзади полость, где помещался кулак, сжимавший рукоятку. Держать такой щит было то же самое, что держать за ручку крышку бельевого бака, с той лишь разницей, что щит был плоский или имел вогнутость, направленную внутрь. У викингов для руки был дополнительный упор в виде ремня, протянутого к левой стороне щита. Викинг пропускал руку под этот ремень — так можно было надежнее фиксировать щит рукой, да и держать его было намного удобнее. Некоторые дополнительные приспособления такого рода, возможно, использовались и в бронзовом веке; у греков определенно такие приспособления были. Но так как деревянные или кожаные подкладки бронзовых щитов до наших дней не сохранились, то есть не сохранилось частей, к которым крепились бы ремни, то мы не можем сказать, насколько распространены были такие средства ношения щитов в бронзовом веке.

Энармы средневековых щитов состояли из трех ремней. Их крепление и взаимное расположение могли значительно варьировать, но принцип в каждом случае оставался одним и тем же: 1) ремень, расположенный у левой стороны щита, приклепанный с обеих сторон так, чтобы между ним и щитом могло пройти мускулистое предплечье в кольчуге; 2) такой же, но более короткий ремень, расположенный ближе к правому краю щита. Под этот ремень продевали запястье; 3) и, наконец, на несколько дюймов дальше приклепывали еще один ремешок для пальцев, на случай, когда пальцами не держали уздечку коня. Еще одним важным дополнением служил четвертый ремень, так называемый гюиж, за который щит подвешивался к шее воина. В хрониках и романах можно часто встретить выражение «со щитом на шее». Встретив такое выражение, подумайте о гюиже, и вы сразу представите себе, что имел в виду автор. Это ремень, который в действительности состоял из двух кусков, как ремень фотосумки. Эти куски соединялись между собой пряжкой, то есть длину ремня можно было регулировать. Концы ремня приклепывались к обоим верхним углам щита. Представляется, что эти заклепки вставляли до того, как покрывали гипсом и окончательно отделывали наружную поверхность щита (рис. 42 и 43).

Часто приходится видеть щиты с рельефными гербами на могилах или на стенах средневековых церквей. Их изображают так, словно ведущие ремни зацеплены за колышки, на которых они висят. Особенно хороши в этом отношении щиты баронов Генриха III, висящие на стенах хоров приделов Вестминстерского аббатства.

Меч никогда не подвешивали к плотно охватывающему талию рыцаря поясному ремню. С 500 до 900 года мечи обычно носили на наплечной перевязи, при этом рукоятка иногда располагалась на уровне груди, но такой способ годился исключительно для боя на колесницах или в пешем строю. Кавалеристу же было удобнее, если рукоятка располагалась ниже, особенно если он одновременно пользовался щитом. Поэтому тяжеловооруженный всадник X–XV веков носил меч либо на перевязи, свободно облегавшей бедра, либо на ремнях, свисавших от пояса. Приблизительно до 1340 года всадник носил перевязь, выполненную в виде широкого ремня, который с двух сторон удерживал ножны. Пояс оборачивали вокруг ножен приблизительно на шесть дюймов ниже их горловины, а затем пропускали ремень над левым бедром, оборачивая вокруг спины и правого бедра до клапана с пряжкой, к которой и присоединяли этот конец ремня, пристегивая его к пряжке спереди. Клапан с пряжкой крепили к ножнам непосредственно под горловиной и направляли по передней поверхности живота навстречу другому концу поясного ремня. (Этот способ ношения меча показан на рисунках 44 и 45.) В некоторых странах Европы — главным образом, в Англии, Франции и Испании — пояса застегивали большими пряжками. Но в Германии, Италии и Скандинавии крепление меча было устроено проще: конец ремня разрезали вдоль на два хвоста, а на встречном клапане не было пряжки, но зато в нем прорезали две параллельные продольные щели, куда пропускали хвосты, которые потом просто завязывали узлом (рис. 45).

С появлением «международного» стиля пластинчатых доспехов в третьей четверти XIV века на средневековой сцене появляется также и новый способ крепления перевязи к ножнам. Пояс перевязи теперь не спускался по диагонали к левому бедру, но располагался горизонтально низко на бедрах. Меч подвешивали с левой стороны одним из двух способов. Либо для крепления меча использовали крючок на поясе, к которому ножны подвешивали за специальное кольцо, расположенное на заднем краю ножен, либо для этого использовали пару коротких ремней, которые пристегивали к пряжкам на заднем краю ножен. Большинство перевязей такого типа были богато украшены квадратными или круглыми пластинами красивой ювелирной работы (рис. 46 и 47), причем каждое такое украшение соединялось с соседними с помощью петель.

В начале XV века — то есть когда отказались от верхней одежды и начали носить «белые», сверкавшие сталью доспехи — меч стали подвешивать к узкой перевязи, диагонально спускавшейся к левому бедру по стальной накидке (рис. 48). Позже, в этом же столетии меч стали подвешивать на ременных «петлях» к поясному ремню. Эти петли пристегивали или наматывали на ножны — одну около горловины ножен, а другую — на половине расстояния от горловины до противоположного конца. При таком способе ношения ножны оказывались под углом (иногда до сорока пяти градусов) к телу рыцаря, а не свисали вертикально, как это было принято приблизительно с 1350 года.

Наше обсуждение средневековых доспехов было бы неполным, если бы мы не сказали несколько слов о шпорах того времени; в конце концов, они играли исключительно важную роль не только в обыкновенной езде верхом, но и в том, как рыцарь носил доспехи, сидя в седле. Было два типа средневековых шпор — простые «шиловидные» шпоры и шпоры с колесиками. Первый тип был единственным, применявшимся до приблизительно 1270 года. Греческие и римские шпоры были очень малы, заканчивались длинными пирамидальными «шипами» и очень короткими плечами; каждое плечо заканчивалось кнопкой или заклепкой, к которой крепили ремень, который наматывали на ступню или прикрепляли к кожаной обуви. Такой тип шпоры использовали в Европе до VII–VIII веков, после чего плечи стали намного длиннее; теперь они охватывали всю пятку и шли вдоль боковых сторон стопы, заканчиваясь кпереди от лодыжек. В конце каждого плеча проделывали щель, в нее вставляли закреп, которым фиксировали ремень, пропускаемый под пяткой и над верхней частью стопы. К концу XII века плечи шпор стали делать фигурно изогнутыми, повторявшими очертания лодыжек (рис. 51 и 52). Тогда же ремни стали крепить к штифтам на нижней поверхности наружного плеча. Ремень затем пропускали под стопой, продевали в щель, проделанную в крае внутреннего плеча, проводили над верхней частью стопы и пристегивали к пряжке, расположенной на верхнем крае наружного плеча (рис. 53).

Колесико в шпоре впервые появляется в конце XIII века. Сначала колесико шпоры было мало, имело шесть зубцов и помещалось на конце короткой «шейки». К середине XIV века шейка стала длиннее, зубцы больше и более многочисленными; в некоторых случаях колесико шпоры стало походить на цветок маргаритки; очень популярными были колесики с большим (до 32) числом зубцов (рис. 54). В то же время шпоры крепили к металлическим поножам, а не к кольчужным чулкам — плечи соединялись над ахилловым сухожилием и расходились отсюда под более острым углом, чем ранние шпоры. Шейка шпоры стала еще длиннее к концу XIV века. Приблизительно к 1420 году средняя длина шейки шпоры достигала четырех дюймов, да и зубцы колесиков стали весьма длинными. Между 1415 и 1440 годами — за сравнительно короткий промежуток времени — плечи стали образовывать очень глубокую кривизну под лодыжками. Но после 1440 года мастера снова вернулись к шпорам старого стиля, хотя тем не менее шейка стала еще длиннее; например, к последней четверти этого века длина шейки достигала иногда 10 дюймов.

Когда люди видят такие длинные шпоры и острые шипы на колесиках, то многие восклицают: «Какие ужасные страдания терпели бедные лошади!» Но я полагаю, что такое сочувствие к многострадальным и, кстати, давно почившим животным в данном случае совершенно неуместно. Зубцы колесиков не могли проникнуть глубоко в кожу лошади, так как были слишком плотно насажены для этого на колесико. У лошади весьма толстая кожа, а к тому времени, когда появилась шпора с колесиками, большинство лошадей перед выездом покрывали полотняными попонами. Может быть, именно это и послужило причиной изобретения колесиков, хотя лично я считаю эту причину маловероятной. Исключительная длина шейки стала естественным результатом появления в XV веке конских доспехов; металлическая защита боков животного выступала над телом лошади так высоко, что обычной короткой шпорой до шкуры дотянуться было бы вообще невозможно. Честно говоря, мне кажется, что шиловидная шпора, которой ничто не мешало вонзаться в тело животного, была более жестоким элементом сбруи, чем зловеще выглядевшие шпоры с колесиками; а короткие европейские шиловидные шпоры были детской игрушкой, щекотавшей лошадь, по сравнению с узкими, длиной около двух дюймов, шиловидными шпорами средневековых арабских всадников.

Теперь, после того как мы бросили взгляд на то, как делали рыцарские доспехи в средневековой Европе и как развивалось это снаряжение, надо ознакомиться с тем, как его носили. Чтобы сделать это наглядно, давайте вернемся к тому, с чего мы начали. Вернемся к нашему старому знакомому Кунцу Шотту фон Хеллингену, бургграфу Ротенбургскому, и посмотрим, как он пятьсот лет тому назад облачался в прекрасные доспехи, которые и сегодня выглядят так же, как в тот день, когда он в последний раз снял их.

Первое, что привлекает взгляд в покоях Шотта в Ротенбургском замке, — это длинный, установленный на козлах стол, на котором разложены сверкающие детали доспехов вместе с мечом, шпорами и короткой накидкой (табардом), украшенным гербом Шотта — четырехпольным щитом в серебряных и красных цветах. Представим себе, что в помещение входит сам Шотт, и небольшая, с голыми стенами комната внезапно оживает в присутствии этой энергичной личности. Шотту около тридцати пяти лет, это мощного сложения, высокий мужчина; его жесткое сильное лицо производит скорее отталкивающее впечатление, несмотря на открытый и смелый взгляд насмешливых и веселых глаз. Вид волос может очаровать: они длинные и свободно падают на плечи. Войдя, он убирает их под поддоспешную шапочку, похожую на сетку для волос. В 1500 году было модно носить длинные волосы, и диктовалось это не только модой, но и сугубо практическими соображениями: волосы, собранные под шапочкой, образуют толстую и упругую подушку, превосходное средство поглощать энергию ударов в дополнение к стеганой подкладке шлема. Представьте себе теперь молодого человека, одного из его слуг — оруженосцев, без помощи которого Шотт был бы не в состоянии облачиться в доспехи. В обязанности оруженосца входит чистка и смазывание доспехов и поддержание их в работоспособном состоянии.

Одежда, в которую облачен Шотт, говорит о том, что он готов облачиться в боевую сбрую. На нем рубаха с длинными рукавами, доходящая до бедер, длинные облегающие штаны и крепкие кожаные ботинки. В рукава рубахи и в области локтей вшиты куски кольчуги, штаны в области колен обернуты шерстяной тканью. Кроме того, на нем надеты кольчужные бриджи, похожие на современные купальные трусы. Глядя на эту одежду, невольно вспоминаешь описание XV века «How a man schall be armyd at his ese when he schal fighte on foote» («Как надо одеть в доспехи человека, чтобы ему было удобно сражаться пешим»). Описанное военное снаряжение равным образом подходит и для экипировки пешего воина, и для сражения верхом. Упомянутый трактат рассматривает доспехи, предназначенные для мирных поединков, дружеских спаррингов на площадках, или шанкло, представлявших собой огороженное пространство, напоминающее боксерский ринг, где соперники сражались пешими. Очень интересно взглянуть на это аутентичное описание доспехов, которое я приведу в переводе, подобном оригинальному варианту; его очень легко понять, а мне было бы жалко передавать его в современном написании. Вот часть трактата, где описана одежда, в которую облачен Шотт: «Не должно быть на нем рубахи, но дублет из прочного льна с шелковой подкладкой с многочисленными отверстиями. Дублет должен быть прочного тканья… и полосы кольчуги должны быть пришиты к дублету в рукавах и в проймах рукавов под ними. Толстые вощеные шнуры должны быть сплетены из тонких прочных нитей, из каких делают тетиву для арбалета. Их надо тщательно разделить и как следует сплести. Также следует их навощить, и тогда они не будут расщепляться и рваться. Также и пара штанов стеганых и пара коротких кусков из тонкой шерсти, чтобы обернуть вокруг колен под его поножи, чтобы те не терли кожу. Также и пара добротных и толстых шнуров…»

Далее следует довольно загадочная и темная инструкция о том, как «три тонких шнура должны быть накрепко привязаны к подошве обуви…». А более того, «к середине стопы» ее следовало обмотать шнуром наподобие футбольных бутс, то есть вокруг стопы и вокруг лодыжек. Вощеными толстыми шнурами закрепляли дублет на плечах, а шаровары на бедрах. Эти подвязки использовались для фиксации верхних наручей к плечам и для закрепления набедренника.

Оруженосец Шотта берет со стола правый понож. Он не застегнут, поэтому оруженосец легко открывает его на петлях, и, пока хозяин надевает набедренники, оруженосец надевает поножи на голени Шотта и застегивает их на внутренней стороне голени. Поножи фиксируются небольшими пружинными штифтами — одним сверху, другим снизу. Фиксация поножей автоматически ставит на место наколенники над шерстью, которой обернуты колени, чтобы наколенники не натирали кожу при сгибании ног в коленном суставе. Оруженосцу остается только затянуть шнуры, которыми наколенники фиксируются на нужных местах. Пока оруженосец занимается наколенниками, его рыцарь располагает набедренники на ногах. Это более сложная часть лат, чем набедренники XIV века, так как они теперь стали выше и заканчиваются тремя пластинами, которые, накладываясь краями друг на друга, присоединяются к нижней, основной пластине, увеличивая гибкость, насколько это возможно, и защищая внутри пах, а снаружи область тазобедренного сустава. В верхней части основной пластины отчеканен выпуклый гребень, который способен отвести в сторону удар острия любого направленного в это место оружия. К верхнему краю самой верхней пластины, над тазобедренным суставом, приклепан маленький кожаный клапан, в этом клапане проделаны два маленьких отверстия, через которые Шотт продевает шнуры, пришитые к штанам, и завязывает шнуры узлом. Это крепление удерживает ножные латы на месте и укрепляет фиксацию надетых на бедра двух ремней, которые оруженосец только что пристегнул к пряжкам. Ту же самую процедуру проделывают с левой ногой. В доспехах Шотта отсутствуют солереты (сабатоны), ступни защищены только обувью из толстой прочной кожи. После этого рыцарь надевает ожерелье, покрывающее шею и верхнюю часть груди и спины. Но прежде чем надеть ожерелье, Шотт обертывает шею шарфом, чтобы стальной воротник не натирал шею (рис. 56). Ожерелье сделано из двух больших пластин, одной передней и одной задней, и шести перекрывающихся крючков, которые образуют три застежки, соответствующие трем воротникам, входящим один в другой, — это обеспечивает защиту шеи до самых ушей. Край верхнего воротника загнут наружу для того, чтобы сталь меньше натирала шею. Если вы увидите ожерелье в сборе, то, вероятно, удивитесь, недоумевая, как его можно надеть, но в действительности надевается оно очень просто; ожерелье, как правило, было устроено так же, как поножи, то есть оно имело петли, на которые застегивалось, на левом плече, и замок с пружиной, который запирал замкнутое вокруг шеи ожерелье на правом плече. Три перекрывающихся воротника тоже разделены на две половины. Так что когда ожерелье надо было надеть, то замок открывали и весь этот фрагмент доспехов открывался на петлях. Ожерелье надевали на левое плечо и застегивали вокруг шеи, а потом застегивали замок на правом плече. При этом над краем воротника спереди вытягивали конец шарфа.

Когда ожерелье было должным образом надето, рыцарь облачался в кирасу. Кираса Шотта сделана немного не так, как более ранние кирасы, описанные в предыдущей главе; у нее нет петель на левой стороне и застежек на правой. Пластины этой кирасы совершенно разделены — это отдельные детали лат, хотя конструкция кулета и накидки осталась прежней. Нагрудник снабжен маленькими подвижными пластинами, вставленными в отверстия для рук; это придает доспеху большую гибкость и обеспечивает лучшую защиту, чем если бы увеличить основную пластину нагрудника и попытаться ею прикрыть подмышку.

Оруженосец передает Шотту нагрудник, а сам берет заднюю часть кирасы и прикладывает ее к спине, а рыцарь прилаживает на место нагрудник. Задние его края перекрывают боковые передние края задней части кирасы, а задние края пластин накидки перекрывают передние края кулета. Ставя на место пластины кирасы, рыцарь и его оруженосец двумя ремнями, приклепанными к плечевым частям нагрудника, скрепляют их с помощью застежек, расположенных на плечевых частях задней пластины, соединяя две части кирасы. И наконец, вокруг обеих пластин на поясе плотно фиксируют ремень. Потом на руки надевают наручи, следуя тому же способу, каким надевают ножные латы. Нижний наруч застегивается вокруг предплечья, на локоть помещают налокотник, а плечо закрывают верхним наручем. После этого на ожерелье фиксируют легкий малый наплечник, а над ним тяжелый наплечник. Шнуры, пришитые к плечам дублета, пропускают сквозь маленькие отверстия в наплечниках и завязывают узлом.

Теперь, когда рыцарь надел большую часть доспехов, вы понимаете, зачем нужны полосы кольчуги, пришитые к дублету, — они защищают те участки тела, которые остались не прикрытыми стальными пластинами. Когда воин сидит в седле, пространство между двумя верхними набедренниками дополнительно защищается высокой передней лукой седла. Для дополнительной защиты подмышек существуют специальные пластины, и эти пластины оруженосец сейчас прикрепляет к ожерелью с помощью ремней. На задней поверхности этих пластин имеются широкие кожаные ремни длиной около шести дюймов. Через отверстия, проделанные в концах этих ремней, продевают шнурки, которыми пластина свободно подвешивается к ожерелью, дополнительно закрывая защищенные только кольчугой участки плеча и подмышечной области. С привязыванием пластин, защищающих подмышки, основной процесс облачения в доспехи заканчивается, но, прежде чем продолжить облачение, рыцарь совершает множество разнообразных движений, чтобы убедиться, что доспехи пригнаны и надеты удобно, нигде не жмет и нигде ничего не болтается. Он размахивает руками, поднимает и опускает плечи, делает наклоны в стороны, сгибает и разгибает колени. Кажется, все в порядке, рыцарь наклоняется, чтобы оруженосец надел ему через голову накидку — короткий плащ — табард. Эта накидка представляет собой обыкновенный прямоугольный кусок материи с отверстием для головы посередине. Это простая накидка, закрывающая грудь и спину и доходящая до уровня чуть ниже пояса. Табард удерживался на месте перевязью меча.

Оруженосец берет со стола золоченые шпоры, Шотт ставит ногу на скамью, и оруженосец прикрепляет шпору к стопе. Пока оруженосец надевает шпору, Шотт берет со стола большой меч и извлекает его из ножен; рыцарь хочет убедиться, что оба края клинка остры (в буквальном смысле) как бритва. Меч выглядит весьма тяжелым; клинок достигает в длину почти сорока дюймов, но в действительности он относительно легок, так как его вес не превышает четырех фунтов, а великолепный баланс и точно рассчитанный вес головки делают пользование мечом удобным. (Мы часто слышим небылицы о том, что средневековые мечи были такими тяжелыми, что современному человеку не под силу даже поднять его, и тому подобные басни. Это такой же вздор, как и утверждение о том, что рыцарей приходилось сажать в седла с помощью лебедок.) Удовлетворившись остротой оружия, Шотт вкладывает его обратно в ножны; оруженосец берет меч, разматывает перевязь, обвязывает ножны петлей и пристегивает перевязь на пояс. Теперь Шотт полностью экипирован, если не считать латных рукавиц и шлема, которые он наденет, когда сядет на коня и будет готов к выезду. Он берет со стола рукавицы, а оруженосец несет следом шлем, который представляет собой образец позднего салада. Купольная часть шлема почти полностью повторяет форму головы и довольно плотно к ней прилегает. Форма шлема не удлиненная, что было характерно для многих немецких саладов, изготовленных в восьмидесятых и девяностых годах XV века. К затылочной части шлема прикреплены внизу три перекрывающиеся небольшие пластины, защищающие шею. Лицевое отверстие велико и соответствует размерами отверстию бацинета XIV века; отверстие закрывается большим и глубоким забралом, которое, закругляясь книзу, полностью закрывает подбородок. В сопровождении оруженосца Шотт выходит в дверь и спускается по узкой винтовой лестнице. Вы слышите, как он идет, и удивляетесь тому, что доспехи не дребезжат; все их детали превосходно подогнаны, и на ходу они, сопровождаясь музыкальным звоном шпор, лишь тихо шуршат и постукивают.

Из темной арки дверей Шотт выходит на залитый ярким светом двор замка, и сразу доспехи вспыхивают невероятным блеском — сверкают отполированные наколенники и набедренники, налокотники, наплечники и салад; поражают пестротой геральдические знаки на табарде, вымпеле и флажках. Здесь же находится половина людей Шотта. Они уже сидят на своих боевых конях и готовы к выезду, ожидая лишь появления своего предводителя. Теперь они отправятся совершить быстрый набег на земли живущего по соседству барона. Перед дверью конюх держит под уздцы крупного жеребца, скакуна более мощного, чем современные охотничьи лошади. Надевая рукавицы, Шотт перекидывается парой слов со своим помощником. Разговаривая, предводитель окидывает оценивающим взглядом своих людей. Потом он легко вскакивает в седло, удобно в нем устраивается и протягивает руку за шлемом. Шотт берет его, несколько мгновений внимательно разглядывает, а потом надевает на голову, предварительно расправив подкладку и поправив шапочку. Затем он застегивает пряжку ремня под подбородком и кивает конюху. Тот отпускает уздечку и отпрыгивает в сторону, так как породистое животное гордо вскидывает голову, всхрапывает и пританцовывает, затем встает на дыбы, как это всегда делали и будут делать чистокровные скакуны. Потом конь тихим аллюром движется к воротам и удерживается от того, чтобы пуститься в резвый галоп, лишь железной рукой умелого всадника. Следом за Шоттом едет мальчик четырнадцати лет на таком же высоком и породистом коне (запасной конь), неся копье с красно-белым вымпелом. За ними движется вся длинная кавалькада. Кони браво стучат копытами по камням, слышится звон оружия и доспехов, веселые шутки, смех. Кавалькада, сопровождаемая гулким эхом, выезжает из-под арки ворот на подъемный мост, а мы видим лишь внезапно опустевший двор замка, где остались лишь конюхи и голуби.

Город Нюрнберг обещал награду в 2000 гульденов за голову Шотта фон Хеллингена. Период его деятельности был самым кровавым за всю историю этого города. Рыцари Шотта постоянно устраивали засады на нюрнбергских солдат, и мало кому удавалось уйти живым.

Вражда Шотта с Нюрнбергом прекратилась в 1525 году, и ему была дана охранная грамота для проезда через город в Хейльброннер-Хоф, который хоть и находился внутри периметра городских стен, но принадлежал маркграфу фон Ансбах-Байрейту. Здесь во время смертельной болезни Шотта посещали некоторые знаменитые нюрнбергские врачи. Шотт умер 8 января 1526 года. Во дворце была домовая часовня, и еще в 1757 году там была табличка, на которой можно было прочесть: «Года 1526, в первый понедельник после святого новогоднего дня, скончался благородный и доблестный Конрад (Кунц) Шотт, начальник Штрейтбурга, и душа его находится ныне на попечении Бога».

Замок Хорнбург, за владение которым Шотт вступил в спор с имперским выборщиком, до сих пор стоит на реке Некар, и створка одной из дверей до сих пор украшена его гербом (я считаю своим приятным долгом поблагодарить господина Р.Т. Гвинна, владельца доспехов Шотта, за предоставленные мне сведения и за возможность лично осмотреть доспехи и подробно ознакомиться с ними).