Глава 5

Вилсон Хойт сидел за обшарпанным бюро, положив ноги на откидывающуюся столешницу и уткнувшись в газету. Без всякого удовольствия он поднял взгляд на вошедшего Майка Шевлина, обозначив кивком, что заметил его появление.

— Ты пришел сюда неспроста, — напрямик заявил он. — Что тебе надо?

— Собираюсь вывести кое-кого на чистую воду и хочу, чтобы ты был на моей стороне.

Хойт подобрал окурок сигары и тщательно затушил его, перед тем как бросить в плевательницу. Уж кому, как не ему, знать: если все спокойно, жди беды.

Не спеша и во всех подробностях Майк описал ситуацию так, как она ему представлялась. Рэй Холлистер объявился в этих краях и пользуется безоговорочной поддержкой скотоводов. Вода в ручьях отравлена, а без воды скотоводам не обойтись. С таким положением дел они ни за что не смирятся и непременно начнут военные действия, что означает поджоги и убийства.

Бен Стоув даст отпор, но кто бы ни выиграл, все равно проиграет город.

К тому же, добавил он, Бен Стоув грабит владельцев прииска.

— Они не живут в Рафтере, — цинично заметил Хойт. — Меня это не касается. — Он откусил кончик новой сигары. — И как, по-твоему, можно погасить разгорающийся пожар?

— Арестовать Стоува. Арестовать Мэйсона и Джентри. Засадить их сторонников в тюрьму, потом отправиться на прииск и взять побольше высокосортной руды в качестве доказательства.

— Что делать с Холлистером?

— Забудь о нем. Выбери пятерых самых влиятельных скотоводов и возьми с них обязательство не нарушать мир. А Холлистер пусть варится в собственном соку.

— Они вне моей юрисдикции.

— Это не помешает тебе, если ты захочешь действовать. Никто не жаждет неприятностей, кроме Холлистера. Он по характеру склочник.

Хойт задумчиво пожевал сигару, потом убрал со стола ноги.

— А теперь послушай меня. Никто не просил меня остановить расхищение. Я здесь для того, чтобы сохранять мир, и я его сохраняю. А тут приходишь ты и начинаешь объяснять мне, как надо работать. Если Рэй Холлистер заварит кашу, я его убью. То же самое относится и к тебе. Бен Стоув ничего затевать не станет, потому что ему нужны мир и спокойствие. Если ты попытаешься вывести город на чистую воду, тебе не жить. И даже если тебе удастся что-то начать, ты никогда ничего не докажешь, — продолжал Хойт. — Вся высокосортная руда, которую здесь обнаружили, добывается в одном месте между двумя шахтами. При первых же признаках беспокойства штреки, ведущие к этим забоям, будут взорваны, и туда никто не сможет добраться. Ты останешься в дураках и только выставишь себя на посмешище. — Хойт поднялся. — Так что сворачивай свое бесполезное расследование и убирайся из города. Если пробудешь здесь дольше сорока восьми часов начиная с этого момента или посмеешь хоть пикнуть, я тобой займусь.

Шевлин испытывал смешанное чувство злости, разочарования и беспомощности. Он так рассчитывал на поддержку шерифа. Если Хойт останется в стороне, ничто не предотвратит убийства. Чем он может пронять его?

— Ты слышал, что я сказал тебе? — настаивал Хойт. — Садись в седло и дуй отсюда.

— Если бы ты знал меня, Хойт, не говорил бы так.

— Брось! — Хойт сделал жест, словно отмахиваясь от замечания. — Мне все о тебе известно. Участвовал в войне скотоводов на Нуэсесе, два года был техасским рейнджером и прославился на Симарроне и в Дюранго. Так что, видишь, ничего не пропустил, но это меня не впечатляет.

Шевлин заложил кисти рук за пояс и спокойно произнес:

— Я хочу тебе напомнить одну ночь в Таскосе. — Вилсон замер. Его львиноподобная голова чуть наклонилась вперед, мышцы шеи напряглись. — Ярко светила луна, — продолжал Майк, — ты спрятался под тополями и ждал. Когда со стороны реки Канейдиан появился всадник, ты решил, что это как раз тот, кто тебе нужен. — Хойт помрачнел. — Ты вышел из укрытия, окликнул путника и схватился за револьвер. Помнишь?

— Помню.

— Но ты не успел, Вилсон. Не думаю, что ты был не форме, и все же всадник взял тебя на прицел до того, как твой револьвер покинул кобуру. А когда он заговорил, ты понял, что обознался. Пока все правильно?

— Да.

— И вот ты стоял и смотрел в дуло револьвера, который держал незнакомый тебе человек. Он имел все права и возможности пристрелить тебя прямо на месте. Потом путник двинулся шагом, оставив тебя там, где ты скрывался. Спорим, тебе так и не удалось узнать, кто превзошел тебя в скорости.

— Ты, должно быть, слышал эту историю.

— Я о ней никому не рассказывал.

— Ладно, ты превзошел меня один раз, но едва ли у тебя получится снова.

В течение стольких лет воспоминания о безликом незнакомце, выигравшем у него несостоявшуюся перестрелку, преследовали Хойта. Черты его лица скрывала надвинутая на глаза шляпа. Теперь он знал его.

— Но чего ты добиваешься? Не стану отрицать, я обязан тебе жизнью. Ты мог застрелить меня тогда…

— Во-первых, Элай Паттерсон был моим другом… Во-вторых, меня наняли, чтобы прекратить расхищение и вернуть украденное золото.

Хойт выругался.

— Наняли? Почему они выбрали человека со стороны?

Шевлин улыбнулся.

— Ты же сохраняешь мир, забыл, что ли? Поддерживаешь сложившийся порядок вещей, бережешь покой, так сказать!

Хойт стиснул сигару зубами.

— Не знаю, что и ответить. Мне нужно подумать. Подожди чуть-чуть, идет?

— Думай, только побыстрее, — согласился Шевлин. — Я не такой хитроумный, как ты, Хойт, знаю только один путь — прямо к цели. С завтрашнего полудня я за себя не ручаюсь, и если ты не со мной, то тебе лучше позаботиться об укрытии.

Ужинали в уютном доме из красного кирпича с белыми ставнями, который принадлежал доктору Руперту Клэггу, уроженцу Бостона. Само здание, опрятный зеленый газон и выкрашенный в белую краску забор соответствовали характеру доктора. Он был аккуратным, организованным и трудолюбивым.

Один из лучших выпускников медицинской школы, он легко получил бы прекрасную практику в любом городе на Востоке, но война между штатами перевернула его планы. После всего лишь годовой практики в Филадельфийской клинике самого знаменитого врача города он пошел служить в армию. Простая, суровая жизнь, полная неожиданностей, и люди, которых ему довелось повстречать, оказали на него такое влияние, что Клэгг отказался от мысли вернуться в Филадельфию и решил отправиться на Запад.

Дотти Клэгг принадлежала к одной из самых богатых и старых семей Филадельфии, но и ей не был чужд дух приключений, и, несмотря на все протесты родственников с обеих сторон, молодая пара переехала на Запад.

Некоторое время доктор, оставаясь военным хирургом, проходил службу в различных гарнизонах Нью-Мексико и Аризоны. Когда он вышел в отставку, его дальний родственник Мерриэм Клэгг, занимавшийся предпринимательством в Рафтере, уговорил супругов приехать туда, и почти два года назад они так и сделали, решив тут поселиться.

В свои тридцать четыре года доктор Руперт был весьма импозантным мужчиной, высоким, стройным, с бронзовым загаром ковбоя и шрамом на скуле, оставленным индейской стрелой. В его клинике царила пограничная обстановка первых поселений, но дом оставался уголком его родной Новой Англии.

Он любил общество и обрадовался, когда Лайна Теннисон решила остановиться у них. В Филадельфии Лайна и Дотти вместе учились в школе, и Дотти никак не могла успокоиться из-за того, что Лайна якобы по советам медиков собралась на Запад.

— Уж не знаю, чем привлек ее наш «курорт», — доверительно сообщила Дотти мужу, получив письмо, — но моя подружка всегда слыла образцом здоровья.

— Может, ей просто нужно уехать?

— Ой, роман! — сразу же решила Дотти и пришла в восхищение. — У нее несчастная любовь!

— У Лайны? — Муж отнесся к ее догадке скептически.

— Даже такую привлекательную девушку, как она, может постигнуть разочарование, — запротестовала Дотти.

Убедившись, что жену одинаково возбуждает как разделенная, так и неразделенная любовь, Руперт не стал спорить.

— Приглашу ее к нам, — сообщила Дотти. — Ты не возражаешь?

— Лайну? Обязательно пригласи.

И вот спустя две недели прибыла Лайна и оказалась благодарной слушательницей бесконечных Доттиных сплетен о жителях Рафтера и происходящих вокруг событиях. Девушку, казалось, интересовали все мелочи жизни западного шахтерского городка, и милая болтовня хозяйки ей нисколько не надоедала.

Доктор Клэгг, со своей стороны, пытался дать некоторые советы, но Лайна твердила одно: верховая езда по окрестным просторам, чистый воздух, напоенный ароматами трав и сосновой смолы, — что может быть полезнее для ее здоровья. Руперт сдался.

— Да, да, конечно, — согласился он и с улыбкой добавил: — Только не перестарайся.

В тот вечер, когда Мерриэм Клэгг ужинал вместе с ними, доктор Руперт, взглянув на сидевшую напротив Лайну, сообщил:

— У тебя улучшился цвет лица. Ты каталась сегодня верхом?

— Ездила в повозке. Я наняла ее у симпатичного старика на конюшне. Прогулялась за скважину Славы.

— Этот симпатичный старик, — с иронией заметил доктор, — бандит с весьма дурной репутацией.

— В самом деле? А он кажется таким милым.

— Сегодня в городе я видела приезжего, — сообщила Дотти, — тоже довольно бандитского вида. Наверное, один из тех бродяг, «джентльменов удачи», кого называют ганфайтерами. Он выходил из конторы шерифа.

— Раз уж речь зашла о мужчинах, — невзначай вспомнил доктор Клэгг, — Бен Стоув спрашивал о тебе, Лайна. Он видел, как ты ездишь в одиночестве, и захотел узнать, кто ты. Сначала он был очень заинтересован.

— Бена нельзя за это порицать, — вставил Мерриэм, — ведь мисс Теннисон очень красивая девушка.

— О, благодарю вас, мистер Клэгг. — Лайна одарила его улыбкой. — Но я уверена, что причина его любопытства другая.

— Он спросил, не из Сан-Франциско ли ты, — продолжал Руперт. — Но как только я сообщил ему, что ты из Филадельфии, он сразу же потерял интерес.

— Да? Так ему не нравятся девушки из Филадельфии! — воскликнула Дотти. — Тебе следовало сказать ему, что у Лайны в Сан-Франциско есть дядя… и весьма богатый дядя, раз уж на то пошло.

Мерриэм внимательно посмотрел на Лайну, но промолчал.

Доктор Руперт как человек наблюдательный уловил перемену в выражении лица Лайны. Заявление Дотти привело ее в замешательство. Мерриэм поймал быстрый, протестующий взгляд, который гостья послала хозяйке.

Позже, когда мужчины сидели вдвоем за бренди и курили сигары, Мерриэм заметил:

— Мисс Теннисон кажется образцом здоровья. Я думаю, — добавил он со знанием дела, — за ее болезнь взялись вовремя. Но, понимаете, для девушки небезопасно ездить одной по таким местам. На приисках хватает разного сорта подонков.

— Она может за себя постоять. И люди здесь достаточно сдержанны. На редкость сдержанны. Кроме того, большинство из них знает, что она моя гостья.

Мерриэм покинул дом спустя час или чуть больше, пытаясь понять, является ли последнее замечание доктора своеобразным предупреждением.

После его ухода Руперт опять уселся в кресло и закурил трубку. Лайна не консультировалась с ним по поводу здоровья, но, насколько он мог судить, не прибегая к медицинскому осмотру, у нее все было в полном порядке.

Тогда возникал вопрос: что она делает именно в Рафтере? Сердечная рана? Не похоже. Он часто видел Лайну задумчивой, но никогда грустной. А чем вызвано любопытство до неприличия Бена Стоува? И замечание Дотти насчет дяди из Сан-Франциско мгновенно пробудило интерес у Мерриэма. Только глупец стал бы спрашивать почему. Рафтер трясет золотая лихорадка, все чего-то ждут. А кто владеет прииском? Некие лица из Сан-Франциско.

Каждый день Лайна ездит верхом или катается в повозке и при этом почти всегда возвращается одной и той же дорогой. Что заставляет ее выбирать такой маршрут? Простая привычка или есть более весомая причина?

Бен Стоув, казалось, что-то заподозрил, и если, как думал Руперт, Лайна действительно связана с владельцами прииска, то легко может попасть в беду.

Доктор хорошо знал старого Бразоса с конюшни. Когда этот закоренелый бандит первый раз попал в Рафтер, именно он залечил его сильно воспаленную рану на ноге и никому не сказал ни слова. Клэгг симпатизировал закаленному невзгодами старику и сам, в свою очередь, пользовался его расположением.

Набивая трубку табаком, он пришел к выводу, что стоит поговорить с Бразосом, поскольку мало что могло произойти в городе такого, о чем не знал бы конюх. Лайна Теннисон — его гостья, и он обязан ее защитить.

За свои услуги доктор никогда не брал свыше установленной платы и всегда отказывался принимать гонорар золотом. Его принципиальность в этом вопросе была общеизвестна, и никто не пытался настаивать. Возможно, и уважали за это. Или просто город нуждался во враче? Не исключается и то, что он родственник Мерриэма Клэгга, который пользовался в Рафтере определенным влиянием.

Конечно, существовала и более земная причина. Доктор Руперт был не из болтливых — все в городе знали об этом. Но как поведут себя люди, если раскроется, что Лайна Теннисон как-то связана с Солнечными Россыпями?

Все возникшие у него вопросы не давали покоя, пока он курил трубку. К концу вечера одно ему стало совершенно ясно: его гостья в опасности.

Сколько же в Рафтере морально разложившихся жителей опустилось настолько, что готовы обидеть молодую девушку? Согласны даже на ее убийство? Закроют ли они на это глаза? Сколько их, готовых отпустить грех любому бандиту, лишь бы сохранить свое положение?

Он выбил трубку и перешел в другую часть комнаты, туда, где стояло на полке оружие, тщательно осмотрел каждую винтовку, потом взял свой армейский кольт, проверил барабан и засунул револьвер за пояс.

С этого дня Клэгг не расставался с оружием.