ГЛАВА 25

Правительство С. Кириенко и 17 августа 1998 года

Правительство Сергея Кириенко включало в себя большую часть последнего правительства В. Черномырдина и существенного реформирования претерпеть, к сожалению, не успело.

Самым сильным и энергичным членом правительства был, безусловно, Борис Немцов. К 1998 году он уже набрался бюрократического опыта, понял опасность олигархов и стал работать более эффективно, чем прежде. Он не боялся и не боится действовать – редкое для чиновника качество. Особенно в России.

Думаю, большой ошибкой Кириенко была попытка собрать экономическую команду правительства вокруг вице-премьера В. Христенко (бывшего заместителя министра финансов). Сам В. Христенко – симпатичный и трезвомыслящий человек, но он попал на место, к которому еще не был готов. Точно так же, как не готов он был к решению крупных проблем в правительстве В. Путина. Отсутствие лидера в экономической команде в какой-то мере способствовало падению правительства Кириенко.

Весьма разочаровал меня и М. Задорнов, к которому я относился с симпатией еще со времени программы "500 дней". В 1993 году он и другой соратник Г. Явлинского А. Михайлов получили от меня удостоверения советников министра финансов. Первые месяцы в Минфине Задорнов пытался еще демонстрировать какие-то принципы, но затем сник, и Минфин начал постепенно превращаться в министерство расходов.

17 августа 1998 года М. Задорнов в полной мере показал, что не вполне понимает макроэкономику и финансовые рынки, а стало быть, не обладает необходимым запасом профессионализма. В правительстве Примакова-Маслюкова он и вовсе продемонстрировал полное отсутствие принципов и готовность идти на что угодно, чтобы только остаться в министерском кресле.

Откровенно слабым также было руководство аппаратом правительства, который никто даже и не попытался реформировать. А между тем аппарат правительства саботировал практически любое благое начинание. По важнейшим вопросам, которые требовали немедленного решения, В. Христенко с подачи аппарата подписывал резолюции типа "Внесите согласованный со всеми ведомствами вариант".

Реформы никогда не проводились на основе полного консенсуса. Кто-то обязан брать на себя ответственность и принимать решения. А здесь по многим вопросам приходилось доходить до премьер-министра, хотя на самом деле ему нет нужды опускаться до конкретных технических проблем, а правильней было бы уделять больше времени политике.

Сам Кириенко почти всегда меня поддерживал и помогал. Другое дело, что даже его поддержка не всегда помогала пробить бюрократические препоны. От первоначальной настороженности мы вскоре перешли к нормальной работе. Я непрерывно предлагал новые идеи и старался максимально полно использовать время для конкретных действий. В результате я сделал "головокружительную карьеру" в его правительстве. Сначала, в отличие от А. Починка, я получил добавку "министр" и мне выделили "приставной стульчик" за столом правительства. Спустя немногим более месяца я стал членом президиума и продвинулся в первую треть данного стола. А вечером 17 августа 1998 года меня сделали вице-премьером. И все это – за два с половиной месяца!

Отсутствие в правительстве полноценной команды привело к тому, что Кириенко пригласил для переговоров с МВФ "варяга" в лице А. Чубайса. Это было неверным решением, так как правительство, вручая свою судьбу в руки человека, который не нес никакой ответственности, потому что не был членом кабинета, фактически демонстрировало свою недееспособность.

Кроме того, это вышло боком самому Чубайсу, ибо, доверившись Минфину и Центробанку, он попал в западню, будучи вынужденным просить кредиты под неверно проведенный экономический анализ. В результате он взял на себя еще один "прокол" правительства и лишний раз навредил своей репутации.

Чубайс в тот период был не в лучшей форме, он сильно устал и в значительной мере подрастерял свой энтузиазм и энергию. Тем не менее, увидев сложности в отношениях правительства с МВФ, он не удержался, снова ринулся в бой и потерпел поражение. Поскольку и в РАО "ЕЭС" он постоянно находился и находится под атаками политических противников, то ему не позавидуешь. С другой стороны, даже враги признают, что он умеет добиваться результатов. Поэтому коммунисты его и боятся.

В 1998 году мне довелось руководить Госналогслужбой, по сути дела, всего два с половиной месяца, так как после 17 августа настоящей работы не стало. Тем не менее, эти два с половиной месяца были крайне насыщены событиями и конкретными делами.

До 17 августа 1998 года я не был вовлечен в процесс разработки и осуществления макроэкономической политики России и занимался почти исключительно налогами. Например, что касается результатов дискуссий с МВФ, то меня ставили в известность только о налоговых вопросах. Да у меня и не было тогда времени детально анализировать общую экономическую ситуацию (теперь об этом жалею).

Тем не менее, многое в экономической политике правительства меня удивляло и тревожило. Например, мне казалась странной невнятность этой самой политики, а также описанная выше ситуация, когда при действующем вице-премьере по экономике представителем на переговорах с МВФ становится председатель РАО "ЕЭС" А. Чубайс.

Я помню, как на совещании у Чубайса зашел разговор о Налоговом кодексе и я прямо заявил, что мне такой кодекс не нужен (а он тогда считался важнейшим приоритетом). Для собравшихся там "макроэкономистов" недоброкачественность кодекса стала откровением. Я был еще на паре совещаний по общим экономическим вопросам, и меня поразили царящие там отсутствие целеустремленности и странная самоуспокоенность. Я перестал ходить на такие совещания.

В программе МВФ в то лето было предусмотрено множество малоэффективных мер, вроде отключения нефтяных компаний от "трубы", то есть от возможности экспортировать свою продукцию, что еще более снижало налоговые поступления, и проектов многочисленных законов, которые надо было внести в Госдуму. От проекта до закона в нашей Госдуме может пройти вечность, если у большинства депутатов нет прямой политической или материальной заинтересованности в его принятии.

Кроме того, мне сильно не нравилась политика Центрального банка, так что в результате некоторых моих критических замечаний, отношения с его руководством у меня начали портиться. Тем не менее, я не имел на руках необходимых цифровых и аналитических данных, чтобы оценить всю глубину надвигающегося кризиса. Я был слишком погружен в текущую работу Госналогслужбы.

А между тем к середине августа 1998 года становилось все яснее и яснее, что, благодаря дефициту доверия, положение на финансовых рынках стремительно ухудшается. Центробанк быстро терял валютные резервы и входил во все больший конфликт с правительством (никто не хотел быть козлом отпущения). Пакет финансовой помощи МВФ, срочно организованный А. Чубайсом, помочь был уже не в силах. Инвесторы запаниковали, зыбкая конструкция экономической и валютной политики российского правительства зашаталась.

До меня стали доходить слухи, что готовится какая-то ерунда в области ГКО – в частности, планируется полный отказ от уплаты внутреннего государственного долга. Меня это крайне обеспокоило – такого рода действия всегда приводят к политическому кризису.

Вечером в пятницу 14 августа 1998 года я позвонил Кириенко и попросил меня принять. В субботу утром я приехал к нему на дачу и передал записку, где излагались мои соображения по поводу исправления ситуации с ГКО. Конечно, многие вопросы все равно оставались нерешенными, но тогда и предположить нельзя было, что правительство и Центробанк одновременно могут провести дефолт, девальвацию и объявить об отказе от обязательств по ценным бумагам.

В субботу 15 августа 1998 года мы час ходили с Кириенко по территории премьерской дачи, и я пытался убедить его не принимать поспешных решений, попытаться смягчить остроту кризисных тенденций. Для меня было ясно, что руководство Центрального банка и Минфина не вполне адекватно оценивает общую ситуацию и проявляет чудовищную некомпетентность. Я считал, что руководство этих ведомств надо менять -без этого доверия инвесторов не возродить. Кириенко выслушал меня, однако чувствовалось, что решение им уже принято.

Когда я собирался уезжать, на дачу приехали С. Дубинин, С. Алексашенко, А. Потемкин, М. Задорнов, О. Вьюгин, Е. Гайдар и А. Чубайс, то есть та группа, которая, видимо, и готовила решение 17 августа 1998 года. Основную роль тут играли руководители Минфина и Центрального банка, особенно отличались необоснованной самоуверенностью С. Алексашенко и М. Задорнов.

Е. Гайдар и А. Чубайс совершили ошибку, ввязавшись в решение проблем, истинные размеры которых четко себе не представляли. Они передоверились руководству Минфина и Центробанка, в результате чего разделили с ними ответственность. То же и с Кириенко – не вполне адекватно оценивая ситуацию, он поверил М. Задорнову и иже с ним, тем более, что Задорнова поддерживали два знаменитых реформатора.

Часа через два после моего отъезда мне позвонил С. Кириенко и попросил вернуться на дачу. В зале за большим столом сидели все те же люди, и лица их были мрачны. Поскольку мне не предоставили никаких фактов и цифр, мне было трудно оспаривать их доводы. Тем не менее, я попытался высказать свою позицию по реструктуризации ГКО. Это вызвало раздражение цен-тробанковцев. Минфиновцы больше помалкивали. Прилично вели себя только Е. Гайдар и А. Чубайс, которые, впрочем, как и я, не могли по-настоящему "чувствовать" проблему, так как стояли в стороне от штурвала экономики.

Короче, мои доводы не были приняты, и я, огорченный, покинул зал совещания. Утром 17 августа 1998 года мне позвонил первый заместитель министра финансов А. Кудрин и спросил, видел ли я заявление правительства. Поскольку я его не видел, он переслал мне заявление по факсу. В тот день разразился скандал на весь мир.

МВФ в момент кризиса показал полную неспособность оценивать ситуацию и принимать решения. По сути дела, МВФ также было выгодно списать на С. Кириенко свои прошлые ошибки. После 17 августа представители МВФ заняли позицию невмешательства и продолжали обсуждать с Россией некоторые экономические параметры вроде бюджетного дефицита. Я встречался с сотрудниками МВФ в те дни и был поражен их равнодушным отношением к судьбам инвесторов и вкладчиков российских банков.

В чем главные причины кризиса? Причин довольно много, и все они хорошо известны (в том числе и МВФ), а их негативное влияние продолжалось годами. В августе 1998 года просто накопилась "критическая масса".

Прежде всего, причина кризиса состояла в том, что из года в год принимались абсолютно нереальные бюджеты. Некомпетентное правительство их готовило и вносило на обсуждение в парламент, а коммунистическая Госдума и Совет Федерации их неизменно одобряли, причем, в ухудшенном варианте. Парламент никогда не пытался со всей ответственностью вынести правительству вотум недоверия.

Причина кризиса состоит также и в том, что Минфином и Центробанком был введен принцип "валютного коридора" (формы фиксации курса рубля к доллару США). С самого начала было ясно, что "коридор" стимулирует спекуляцию и, вообще, крайне опасен. Однако Дума делала вид, что опасности этой не понимает. Я не раз резко выступал против введения "валютного коридора", но МВФ эту идею радостно одобрил.

Еще одна причина кризиса заключается в безумной политике на рынке ГКО (политика завышенных процентных ставок при слишком коротких сроках), которая с 1995 года неумолимо влекла страну в долговую пропасть. Центральный банк, забыв о своей независимости, скупал бумаги ГКО в гигантских масштабах и сам "играл" на рынке ГКО. Совет Федерации и Госдума против этого не протестовали, хотя не видеть проблемы не могли. Это потом уже все занялись "расследованием" событий 17 августа 1998 года.

Другие причины финансового кризиса состоят в том, что власти забыли о налоговой реформе и сборе налогов, о борьбе с коррупцией, земельном вопросе и т. д. Был чрезмерно раздут внешний долг, никто не думал о том, что этот долг скоро придется отдавать, – Совет Федерации и Госдума утверждали все новые и новые лимиты заимствований.

Когда в марте 1999 года какая-то комиссия Совета Федерации, "науськиваемая" С. Глазьевым, приняла смехотворное постановление против "организаторов" кризиса 17 августа 1998 года, мне захотелось посоветовать членам Совета Федерации посмотреть на себя в зеркало – там бы они и увидели непосредственных организаторов кризиса. Годами парламентарии саботировали реформы, а теперь устроили "охоту на ведьм"…

Каждый конкретный компромисс экономической политики, как недавно признал Е. Гайдар, основывался на объективных факторах, но общая сумма компромиссов превысила допустимые рамки и закономерно привела к катастрофе. Вина за это в равной мере лежит как на исполнительной, так и на законодательной ветвях власти.

Многие из тех, кому в преддверии 17 августа 1998 года пришлось принимать решения, на самом деле расхлебывали чужие грехи. Им можно предъявлять претензии только по форме принятых решений. Прежде всего я имею в виду С. Кириенко, на которого попытались свалить всю ответственность за те события.

Полностью предотвратить кризис, пожалуй, было уже невозможно, но хотя бы частично смягчить, ввести его в более цивилизованное русло шанс, наверное, был. Программа правительства С. Кириенко содержала немало верных мер, но в Госдуму она попала только за полтора месяца до краха рубля и к тому же не была поддержана парламентариями. Никто в Думе не хотел рассматривать существа дела. 17 августа закономерно подвело итог периоду псевдореформ.

Предложенная на замену Кириенко кандидатура В. Черномырдина, казалось, давала возможность совершить еще один рывок (я имею в виду использование единственно приемлемого для того момента "аргентинского" опыта). Неутверждение В. Черномырдина поставило на этих надеждах жирный крест.

К власти пришли люди, которые в значительной своей части стояли у кормила государства и в конце 1980-х годов. Как и тогда они пошли на Запад за кредитами. Как и тогда они решили дать предприятиям оборотные средства за счет эмиссии. Круг замкнулся.