Честно говоря, предыдущие два раздела можно было бы и не писать. Просто, сослаться на ряд (ну, может быть, довольно длинный ряд) работ и предоставить читателю возможность самому порыться в литературе. Проблемами поиска письменного или археологического доказательства существования пути из варяг в греки (или его отсутствия) занимались многие. Вопрос не в отсутствии материала, а скорее в его интерпретации.

Кроме того, я бы не взял на себя смелость утверждать, что о нём (пути) не говорилось в каком-нибудь не дошедшем до нас (или дошедшем, но пока не извлечённом из архивов) документе. И уж тем более, что археологи не выкопают из-под земли что-нибудь новое, после чего обсуждение вопроса можно будет начинать заново.

Но теперь мы рассмотрим свидетельства значительно более долговечные, чем бумага и черепки и к тому же находящиеся у всех на глазах, однако для решения вопроса привлекаемые куда реже.

И дело тут даже не в нежелании, а скорее, в развитии специализации и отсутствии междисциплинарных связей. «К несчастью, общение между учёными, работающими с источниками разного уровня, иногда оказывается нарушенным, и не только из-за того, что быть в курсе всех последних достижений непросто – хотя, безусловно, это так и есть, – а ещё и потому, что не всегда должным образом понимаются сама природа этих свидетельств и те ограничения, которым должно подчиняться их использование. Например, историки не всегда осознают, насколько велика может быть погрешность датировки в археологии, а археологи и нумизматы нередко забывают о том, что письменные источники требуют такого же специального изучения, как и их собственный материал», – пишет по этому поводу Питер Сойер.

– А вы не проводили исследований уровня Ладоги в VIII-IX веках? – поинтересовался я у исследователя Любши Евгения Рябинина. Как раз перед этим он признал, что им самим приходила в голову мысль: а не стояли ли Ладога и Любша на берегу тогдашнего озера?

– Хотели, но нам денег никто не дал. Это же не археологические исследования, нужно гидрологов нанимать, – ответил он.

И вот так всегда. Конечно, археолог может снизойти до того, чтобы заглянуть в летописи, или источниковед – полюбопытствовать, что там раскопали исследователи древней материальной культуры. Но уж у специалистов по географическим дисциплинам, так же, как биологов, экономистов и всяких прочих, они почти наверняка не соберутся поинтересоваться: а может ли на деле быть так, как им представляется? К примеру, сколько кочевого населения может прокормить степь при тогдашних методах ведения хозяйства или при погодных условиях, свойственных тому периоду времени? И тому подобное.

В нашем случае вопрос, напомним, выглядит так: что из себя представляют водоёмы, по которым пролегал летописный путь из варяг в греки? Когда и на чём можно по ним плавать?

Итак: Нева, южная часть Ладожского озера, Волхов, Ильмень, Ловать, Усвяча, Западная Двина, Каспля, Днепр, Чёрное море.

«Нева вытекает из Ладожского озера двумя рукавами, образующими небольшой остров Орехов, на котором расположена Шлиссельбургская крепость. Вход в реку усеян песчаными рифами, что препятствует судам с осадкой в 5 – 6 (1,86 м) футов свободно проникать из озера в Неву. Наиболее доступный фарватер идёт от Кошкина маяка на Ладожское озеро (в 5 верстах от устья Невы) вдоль западного берега; глубина его в начале на протяжении 1/2 версты не более 7 (2,17 м) футов, иногда же уменьшается до 4 (1,25 м) футов, затем глубина увеличивается, достигая местами 21 фута; ширина фарватера 200 саженей»[199].

То есть река не слишком-то подходит для плавания более или менее крупных судов, если уж на самом лучшем фарватере глубина иногда составляет всего 1,25 метра. Знающим нынешнюю Неву это представить трудно, но, как вы понимаете, составителям знаменитого словаря врать резона не было.

Плюс к тому, на реке этой располагались ещё и пороги.

«Порогов в обычном понимании на реке Неве нет. Ивановскими же порогами называют двухкилометровый участок реки между впадением рек Тосны и Святки (в 43,7 и 45,7 км от устья соответственно). Начало Ивановских порогов это быстроток, образованный резким сужением русла до 210 м у мыса Святки. Скорость течения здесь весьма велика, до 4,0 – 4,5 м/ сек. Такой скоростью течения обладают далеко не все горные реки. Бурный поток воды, вырвавшийся из сужения, устремляется к правому берегу, но, встретив здесь каменистую отмель, круто поворачивает на юг и юго-запад к левому берегу и затем широко разливается (до 1000 м) у устья реки Тосны. Примерно посредине расширения находится обширная каменистая отмель – Ивановская луда, а к северу от неё, у правого берега, – Большепорожская луда»[200].

Напомним, что 4 м/с – это 14,4 км/ч, или в пересчёте на более привычный для моряков язык – примерно 7,8 узла. 4,5 м/с – это 16,2 км/ч или 8,7 узла. Так что мои детские воспоминания вполне верны: не проходит Неву против течения судно со скоростью ниже 7 узлов. Вернее, как удалось убедиться после изучения отчётов о разных плаваньях яхтсменов и тому подобное, и разговоров с людьми, при низком уровне воды в Ладоге и Неве скорость там может быть и 4 – 5 км/ч. Зато в высокую воду достигает иногда всех 18 км/ч. Нежиховский, кстати, об этом тоже пишет: «Любопытно, что система течения в Ивановских порогах непостоянна. При больших и средних расходах воды поток почти полностью устремляется по правому, или спусковому, фарватеру, создавая тем самым в левой части реки тихоход. При малых расходах поток рассредоточивается по всей ширине реки»[201].

Причём нужно учитывать ещё, что в настоящее время порогов в районе посёлка Ивановское на деле не существует. Первые крупные работы по расчистке фарватера там проходили ещё в 1756 году. Потом в 1820 году, в 1913 году и так далее. Последние масштабные работы велись в конце 70-х годов прошлого века. О результатах этих работ информационно-справочный сайт «Водные пути России» WWW. INFOFLOT.RU сообщает следующее: «С открытием Волго-Балта движение по Неве значительно увеличилось. Чтобы обеспечить нормальные условия судоходства в районе Ивановских порогов, Невско-Ладожский технический участок пути выполнил здесь большой объём взрывных и дноуглубительных работ, в результате которых скорость течения реки значительно снизилась, спусковой фарватер стал шире и глубже» .

Стало быть, во времена викингов пройти вверх по Неве своим ходом представляется совершенно нереальным. Скорость хода их судов, правда, – величина не слишком известная. Однако «на судне "Викинг" 13 норвежских моряков… за 40 суток прошли от Бергена… до Чикаго… При плавании максимальная измеренная скорость составляла 11 узлов»[202]. Это про «новодел» знаменитого судна из Гокстада, шедший в открытом море, под парусами, да ещё и поставившем на форштаге фор-стаксель, которого на древнескандинавских не было. Капитан Магнус Андерсон иначе не мог, по его собственному утверждению, справиться с тем, что судно приводилось к ветру, тем самым теряя, между прочим, скорость.

Но это максимальная скорость. Понятно, что средняя будет значительно меньше. Вот что о ней говорит болгарский путешественник Асен Дремджиев, предпринявший поход на яхте по античным маршрутам Чёрного моря.

«Вообще данные о средних скоростях, показанных судами, плавающими под парусами, публикуются редко… Но и из того, что нам известно, можно сделать вывод: далее у современных яхт нормальная скорость не превышает 7 узлов. Установив это, мы можем (при небольшой доле фантазии, конечно) проникнуть и в тайну средних скоростей древних парусных судов.

Редкие письменные источники (например, библиотека Диодора, I век до н.э.) свидетельствуют, что при благоприятном ветре расстояние от Родоса до Александрии в 330 миль покрывалось обычно за четверо суток со средней скоростью 3,4узла.

Значительно позднее арабский путешественник и писатель Идриси (XII век), описывая черноморские порты, рассказывал, что от Трапезунда до Константинополя надо плыть девять с половиной суток. А это означает, что корабли продвигались со средней скоростью 2,2 узла. Анализируя эти факты, я пришёл к мысли, что в эпоху парусного судоходства до новой эры средней скорости в 6,5 узла с большим трудом могли достигнуть только крупные торговые суда»[203].

Ну, насчёт 6,5 узла – это болгарский исследователь, думаю, подзагнул. Впрочем, что такое крупные торговые суда «до новой эры», Бог знает. Может, и были такие, что ходили по южным водам со скоростью нынешних яхт. Но вот относительно северных морей, то даже очень любящий своих соотечественников Хольгер Арбман, на которого нередко ссылаются наши норманисты, определяет скорость скандинавских судов под парусами в открытом море так: «Определённый отрезок пути (откорректированный в соответствии с течениями), который проходил корабль Отера за день, очень хорошо согласуется с обычным днём плавания ладьи, описанным в сагах, – 100 миль со скоростью 4 узла»[204].

На реке даже с такой скоростью идти нельзя. И ветер на ней поменьше, и дует он не с такой постоянной силой и направлением, как в шторм на море. Кроме того, река петляет, и ширина её как раз у Ивановских порогов минимальная – 200 метров. Тут особенно-то не покрутишься, выбирая наиболее удобный ветер. К тому же в восточной части Невы с мая по август преобладают северо-восточные (стало быть, встречные для поднимающихся вверх по реке) ветры. Да и вообще ветров северной части горизонта (с северо-запада до юго-востока) на Неве, как свидетельствуют все описания, значительно больше.

Получается, что в районе порогов путешественники должны были останавливаться и проводить суда на буксире. То есть идти берегом, таща их на канате. И рискуя посадить на камень или мель. Дело это не быстрое, и уж в этом случае следует ожидать, что либо кто-то должен был упомянуть о существовании такой трудности, либо археологи у Ивановских порогов просто обязаны были найти следы поселений. Что мы и увидим позже у порогов на Волхове, да и не только там. Если есть постоянное движение судов в трудном для их проводке месте, тут же появляются лоцманы из местных, «бурлаки», торговцы, которые стремятся использовать вынужденную задержку моряков, чтобы им что-то продать и у них что-то купить. «Места переходов обживались в первую очередь», – пишет Нежиховский[205]. Однако про городища в этом районе я что-то ничего не слышал. И не только я. Недавно задал этот вопрос Петру Сорокину, руководящему раскопками Ландскроны и Ниеншанца. Он сперва заметил, что там и копать негде, поскольку в районе порогов сплошь посёлки. Но потом уточнил: если бы было городище, всё равно что-нибудь да осталось бы. Так что, похоже, ничего и не было.

Есть, пожалуй, возможное объяснение. Помните, я спрашивал: почему летописец не знает Невы, а говорит о каком-то устье, ведущем из Нево в Варяжское море? И почему скандинавские источники называют реку Неву именем близким к слову «новая»? Так, может, никакой Невы в VIII – X веках ещё не было? Напомним, что географы описывают возникновение её так.

Около 10 000 – 7500 лет назад на месте нынешнего Балтийского моря находился пресноводный замкнутый Анциловый бассейн, или Анциловое озеро. Водоём занимал лишь часть Балтийского моря, его восточный берег находился в районе Кронштадта. Уровень в Анциловом озере был ниже, чем в океане, и на 3 – 4 метра ниже, чем в современном Балтийском море.

Реки Невы тогда не существовало. На её место текли река Тосна, которая впадала по нынешнему Морскому каналу в Анциловое озеро за Кронштадтом, и река Мга, направлявшая свои воды в сторону Праладоги. Сама Праладога была обособленным озером и имела выход в Анциловый бассейн на севере Карельского перешейка по линии Приозёрск – Выборг (то есть, по нынешней Вуоксе).

Приблизительно 7500 лет назад вследствие опускания суши произошло отделение Ютландского полуострова от южной Швеции и образовались проливы Большой и Малый Бельты. Воды Северного моря хлынули через проливы в Анциловый бассейн, превратив его в море. Это море получило наименование Литоринового по названию населявшего его моллюска-обитателя прибрежных районов моря, сильно опреснённых речными водами.

Литориновое море занимало большую площадь, чем нынешнее Балтийское, и вдавалось в сушу узким проливом по Приневской низменности; уровень воды в нём был на 7 – 9 метров выше современного. Ладожское озеро представляло тогда залив моря и соединялось с ним через широкий пролив на севере Карельского перешейка.

В период существования Литоринового моря происходили два важных процесса – поднятие суши Фенно-Скандии и похолодание. Вследствие последнего часть осадков, выпадавших в высокогорных районах и приполярных материковых областях, перестала возвращаться в океан, и пошла на пополнение вечных снегов и льдов. Поступление воды в океан уменьшилось, и уровень в нём начал падать.

В результате поднятия суши и понижения уровня океана Литориновое море стало сокращаться, отступать, образовав в результате этой регрессии около 4000 лет назад Древнебалтийское море. Уровень воды в этом море был на 4 – 6 метров выше, чем в современном Балтийском. Берег Древнебалтийского моря прослеживается в Петербурге в виде невысокого пологого уступа, окаймляющего дугой островную часть города.

Поднятие суши происходило неравномерно. Северная часть Ладожского озера находилась в области более быстрого поднятия земной коры, чем южная. Вследствие этого протока на севере Карельского перешейка постепенно отмирала. Ладога превратилась в обособленное озеро и начала переполняться. Воды озера покрыли значительные участки суши на южном побережье, затопив торфяники, древесную растительность и стоянки доисторического человека. Наполнение озера продолжалось до тех пор, пока его воды не затопили всю долину реки Мги и не подошли к узкому перешейку, разделявшему реки Мгу и Тосну. Наконец, воды озера, поднявшись более чем на 12 метров и превысив уровень моря на 17 – 18 метров, хлынули через водораздел. В результате этого прорыва около 4000 – 4500 лет назад образовалась река Нева. В месте прорыва остались Ивановские пороги.

Но, может быть, правы те учёные, которые считают, что прорыв Ладоги произошёл не четыре, а всего одну тысячу лет назад? И в интересующие нас времена его не было, а потому никто по Неве и не ходил. Ходили по системе нынешней Вуоксы – тому самому древнему стоку Ладоги, который в те времена был ещё полноводен. Он, между прочим, действовал ещё в XVI веке, хотя, как отмечал в начале прошлого века историк В. П. Крохин в работе «История карел», «в это время на нём было уже до восьми волоков, некоторые в одну шестую мили длиною, так, что большие и тяжело гружёные лодки не могли быть отправлены по этому пути»[206].

Путь этот существовал, по оценкам историков, как минимум с VIII века, поскольку именно на нём найдены все три известные на Карельском перешейке памятника этого времени[207]. Полноводная Вуокса, вытекая из озера Сайма, имела два основных рукава. Один пересекал Карельский перешеек с севера на восток и впадал в Ладожское озеро. Второй делал резкий поворот на запад, к Финскому заливу.

Движение по Вуоксе в IX-X веках может быть подтверждено картографированием археологических памятников этого времени и двумя кладами арабского монетного серебра, найденными близ Выборга (X в.) и близ Приозёрска (IX в.).

Потому-то на вуоксинском пути и стоит та же Корела (Кякисалми, «Кукушкин пролив», откуда и шведское Кексгольм), которую Татищев, ссылаясь на Иоакимовскую летопись, считает одним из древнейших городов (в нём умер будто бы отец Гостомысла Буривой). А на противоположной стороне, на месте ещё одного карельского поселения шведы в 1293 году построили Выборг. Прошло два года, и отряд во главе с рыцарем Сигго Лоба (Siggo Loba) прошёл на судах от Выборга по Вуоксинскому водному пути до Ладожского озера и захватил Корелу. В тот же год новгородцы их выбили. Напомню: на Неве в это время никто ещё ничего даже не пытался строить. Строительство Ландкроны началось пятью годами позже.

А в среднем течении реки расположено Тиверское городище (четыре километра южнее пос. Васильево Приозёрского района Ленинградской области), комплекс X-XI веков которого характеризуется очень разнородным по происхождению керамическим материалом и весьма редкой для поселения находкой навершия рукояти меча. Вообще-то возник Тиурин-линна (по-карельски «город на пороге») не позднее начала X века, если судить по археологическим находкам. Стоял городище на пороге (очередной привет Ивановским порогам, на которых ничего нет!) и контролировал путь от Выборга к Кореле. За что шведы его в набеге конца XIII века и разрушили. Хотя, до начала XV века Тиверск точно додержался, поскольку упомянут в летописях под 1411 г.: «Того же лета приходиша свеа ратью и взяша новгородский пригород Корельский».

Был ли Тиверск единственным городком на Вуоксе? Питерский историк Г. С. Усыскин, в 1983 году по заданию Географического общества СССР прошедший дважды на байдарках весь маршрут с рекогносцировкой берегов и русла реки, считает, что близ каждого из серьёзных порожистых участков Вуоксы возникали подобные укреплённые поселения. Есть ли этому подтверждения? Пока только косвенные. У селения Хейнийоки (Вещево) был обнаружен клад древнегерманских монет. А ведь именно здесь, по определению Усыскина, в результате поднятия почвы произошёл «перелом» водной системы Вуоксы, после чего пройти по ней насквозь стало невозможно. «И сегодня ещё видно, что при большой воде эти два потока – основной вуоксинский и воды системы Финского залива – соединяются», – пишет он[208]. Так что Вуоксинский путь явно был в первоначальные времена важнее Невского.

Кстати, Ладожское озеро в таком случае вполне могло стоять серьёзно выше нынешнего уровня, заливая земли на своём южном берегу до линии глинта. То есть у устья Волхова – до уровня Ладоги и Любши. Этому можно найти ещё одно подтверждение. Как сказал мне Пётр Сорокин, все поселения ижоры в Приневье расположены не в долине реки, а дальше от неё, на возвышенных местах в районе глинта. Он считает это свидетельством того, что по Неве было активное движение, и жить на её берегах было опасно. Но может быть, поселения отдалены от нынешних берегов как раз потому, что сами берега были в другом месте?

Можно предложить и ещё одну гипотезу. Выше нынешнего уровня стояли и Ладожское озеро, и Финский залив (бог весть по какой причине). Вместе они заполняли почти всю Приневскую низменность, смыкаясь у Ивановских порогов. Оставался только двухкилометровый участок шириной более 200 метров. Это вполне можно было бы назвать устьем (для Вуоксы такое название – большая натяжка). Объясняется и название «Новая», поскольку река сформировалась на глазах людей по мере отступления залива и обмеления озера.

Этой версии придерживаются ещё большее число исследователей. К примеру, Н. Е. Бранденбург ещё в конце XIX века писал, что Нева была «в своё время много шире, чем теперь, и имела даже вид пролива в Финский залив, пролива, быть может, не исчезнувшего даже около времени Нестора»[209].

«Путь из Финского залива в Ладожское озеро едущим мог представляться скорее каким-то заливом или проливом, чем рекой», – подхватывает Брим[210].

И, наконец, Д. А. Мачинский обращает внимание, что в Повести временных лет упоминается Волхов, «озеро великое Нево» и «устье», а в новгородской летописи XIII века уже «Ладожьское» или «Водьское» озеро и Нева. «Не исключено, что в VIII веке, когда славяне и варяги познакомились с этим районом, будущая Нева была ещё не рекой с разработанной дельтой, а широким протоком, устьем Ладоги», – указывает он[211].

Можно ещё сослаться и на древний письменный источник. Им будет знаменитый автор «Гетики» Иордан: «Скандза имеет с востока обширнейшее,углублённоев земной круг озеро, откуда река Ваги, волнуясь, извергается, как некое порождение чрева, в Океан» . B. C. Кулешов считает, что тут описана именно ситуация, когда Ладожское озеро в районе Ивановских порогов стекает в Финский залив широким потоком, ставшим позднее Невой.

Я не берусь утверждать, что так и было, у меня данных явно не достаточно. Вариант с «устьем» представляется, пожалуй, всё-таки предпочтительным. Ведь, к примеру, исследования Ландскроны показывают: в каменном веке тут было поселение. Но 3 – 4 тысячи лет назад оно было буквально смыто и засыпано сверху чистеньким песочком. Причём, до появления Ландскроны там больше люди не жили! Почему?

Прошу заметить: в скандинавских письменных источниках Нюйа появляется только в географических сочинениях, довольно поздних («Великие реки» датируются по самому раннему списку началом XIV века). Т. Н. Джаксон относит этот гидроним к «поздней этнографической традиции», объединяющей географические сочинения, скальдические Тулы и саги о древних временах. То есть, произведения, написанные начиная с XII века.

В русских летописях Нева появляется под 1228 годом: «Новгородьци же стоявъше въ Неве неколико днии, створигиа вече и хотеша убити Судимира, и съкры и князь въ насаде у себе; оттоле въспятишася въ Новъгородъ, ни ладожанъ ждавъше»[212]. Стояли они так, между прочим, в ожидании еми (финнов), напавших на Приладожье. Но те, хотя пришли на судах, отступать решили берегом. Причём, каким – непонятно. Летописец говорит сперва, что ладожане (выступившие раньше новгородцев) настигли противника где-то у Олонца («Олоньсь»). И новгородцы ушли к себе, не дождавшитсь у Невы ладожан. Стало быть, можно предположить, что бились у восточного берега. Но потом высадившихся финнов добивают ижоряне и карелы, живущие на южном и западном берегу озера. Так что о пути, которым пришла емь, говорить сложно.

А первую крепость – Орешек – новгородцы построили на Неве ещё веком позже. «В лето 6831 [1323]. Ходиша новгородцы съ княземь Юръемь и поставиша город на усть Невы, на Ореховомъ острове; ту же приехавше послы великы от свеиского короля и докончаша миръ вечный съ княземь и с Новымьгородомь по старой пошлине»[214]. Кстати, Орешек-то стоит по этому известию на устье Невы, хотя, по нынешнему состоянию, на истоке. Может, и вообще новгородцы во всех этих летописных статьях и договорах, говоря о Неве, имеют в виду озеро Нево? То бишь Ладогу, которую они называют то тем, то другим названием? А река Нева у них так и продолжает именоваться просто устьем Нево?

Шведы же попытались обосноваться на Неве в 1300 году, позже, чем построили Выборг. И это уже известно и из русских, и из шведских хроник.

«В лето 6808 [1300]. Того же лета придоша изъ заморил Свей в силе велице в Неву, приведоша изъ своей земли мастеры, из великого Рима от папы мастеръ приведоша нарочитъ, поставиша городъ надъ Невою, на устъ Охты рекы, и утвердиша твердостию несказанъною, поставиша в немъ порокы, похвалившеся оканьнии, нарекоша его Венець земли: бе бо с ними наместникъ королевъ, именемь Маскалка; и посадивше в немь мужи нарочитый с воеводою Стенемъ и отъидоша; князю великому тогда не будущю в Новегороде.

В лето 6809 [1301]. Приде князь великыи Андреи с полкы низовьскыми, и иде с новгородцы къ городу тому, и приступиша к городу, месяца мая 18, на память святого Патрикия, въ пяток пред Сшествием святого духа, и потягнуша крепко; силою святыя Софья и помощью святою Бориса и Глеба твердость та ни во чтоже бысть, за высокоумъе ихъ; зоне всуе трудъ ихъ безъ божия повеления: град взят бысть, овыхъ избиша и исекоша, а иныхъ извязавше поведоша с города, а град запалииш и розгребоша. А покои, господи, въ царствии своём душа техь, иже у города того головы своя положиша за святую Софью»[217].

Может, потому на Неве раньше никто не пытался обосноваться, что её просто не было? Вот как появилась (и была упомянута в летописях), так сразу же обе стороны, и шведы, и новгородцы, попытались поставить там свои крепости для контроля за этой водной артерией. А то, честно говоря, не слишком понятно, чего же они столько ждали?

Пётр Сорокин считает: новогородцы не ставили на Неве своих крепостей, потому что опасались, что их будет не защитить от нападений шведов. А ижоры крепостей вообще не имели, все их поселения – не укреплённые. В отличие от карелов, для которых укреплённые поселения – нормальное явление.

Но если принять эту версию, она говорит тогда, о том, что условия плавания от Ладоги до Невы были настолько тяжёлыми, что новгородцы не рассчитывали быстро успеть туда в случае нападения с моря шведского флота.

Да, ещё одно замечание: в 1240 году шведское войско стояло, прилично не дойдя до Ивановских порогов. Причём некоторые исследователи последних времён удивляются: и чего это шведы остановились и стояли тут несколько дней? Даже шатры на берегу разбили. Что бы им не пойти сразу на Ладогу? Автор парадоксальной книжки «Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище?» Александр Несторенко даже на основании этого делает вывод, что к речке Ижоре приплыло никакое не войско, а караван шведских купцов, который разграбил молодой Александр. Войску-де незачем было столько стоять! Но, может быть, всё дело как раз в том, что оно не могло преодолеть Ивановские пороги и ждало, к примеру, встречного сильного ветра?

А князь Александр Ярославич пошёл на шведов, если верить традиционной версии, на конях, лесами и болотами, а не по воде. Хотя, по воде мог бы, вроде, перебросить побольше людей. Но у русских на Ижоре, точно, лодей не было, иначе они наверняка напали бы на шведский флот и с реки. Ан, не было этого!

Ну, и, наконец, уже в XVII веке (1634 год) немецкий учёный Адам Олеарий едет в Москву с голштинским посольством как раз по интересующему нас участку пути из варяг в греки[218]. Прибывает по суше из Нарвы в Ниеншанц (новую шведскую крепость на Неве), потом в Нотебург (Орешек). Оттуда до Новгорода посольство идёт водой. Причём делает оно это на множестве гребных лодок, да и то преодолевая каждый отрезок пути в несколько приёмов. И, прошу заметить, первый раз Олеарий упоминает лодки среди средств передвижения посольства только при отбытии из Нотебурга: «…мы на 7 ладьях поехали в путь через Ладожское озеро»[219]. До этого же гольштинское посольство путешествует сушей, несмотря даже на то, что автор путевых заметок и называет современную ему Неву «судоходной водой».

Нет, ещё раз: я ничего не утверждаю. Но мне хотелось бы всё же услышать внятный ответ: как проходили плывущие из варяг в греки купцы и воины Ивановские пороги? Пока на этот вопрос ответ не дан, можно смело изобретать любые гипотезы, и они не будут менее вероятными, чем драккары, развивавшие восемь узлов на вёслах. И ещё: ну, почему же всё-таки в германских языках Нева именовалась «новой»?! Между прочим, В. К. Тредиаковский ещё в XVIII веке пытался доказать, что Нева и в русском языке – не от финского то ли «болото», то ли от «небольшой порог», «река с быстрым течением» (есть две версии), а от «нова». Над ним тогда посмеялись, а может, зря?

«Ладожское озеро (Ладога, Нево – в летописях Нестора), самое значительное из европейских озёр, в Европейской России, между Финляндией и губерниями С.-Петербургской и Олонецкой. Форма Л. оз. – овал, вытянутый с СЗ. к ЮВ.; длина 194,5 вёрст, ширина до 122,5 вёрст; площадь 15820 квадратных вёрст… Глубина Л. оз. значительна: средняя – 23 сажень; наиболее глубокие места в северной части (до 125 саж.); южная часть мелководна – Кошкинский рейд у истоков Невы имеет глубину в 4-7 футов»[220].

Самое крупное озеро в Европе не зря в древности называли морем. По крайней мере шторма на нём бывают – о-го-го. К примеру, во время шторма 18 ноября 2005 года высота волн достигала, по официальным сообщениям, трёх метров. И нынешним-то судам приходится несладко.

– А древние плавали вдоль берега, так что им было всё равно, – возразили мне как-то на мои реплики относительно бурного нрава «моря Нево».

Так, дорогие мои, в том-то и дело, что как раз южная Ладога, особенно огромная бухта Петрокрепость – самое неприятное место на всём озере! Ветра здесь по преимуществу дуют с северных направлений. Они гонят волну с глубин на мелководье. Соответственно, высота волны растёт. И серьёзно, если учесть, что вне бухты глубина раза в два-три больше. С разгона ударившись о берег, волна отбрасывается назад. В результате в бухте возникает толчея волн, самый настоящий кипящий котёл. Кстати, именно в этом котле гибли во время второй мировой суда, переправлявшие людей из осаждённого Ленинграда. Дорога-то жизни проходит как раз через бухту Петрокрепость.

– Ладога – единственное известное мне место, где судоводители не любят южную часть акватории. Везде хуже дело обстоит на севере, а в Ладоге наоборот, – всегда говорил мне отец, в шестидесятых годах прошлого века ходивший на разъездном теплоходе начальника Северо-Западного речного пароходства по всем рекам и озёрам региона. – Поэтому мы шли либо сразу по фарватеру на Свирь, либо по Круголадожскому каналу. Что нам у южных берегов с их мелями было делать?

Да, уж, на мелководье, при песчаном дне, не так чтобы трудно сесть на мель. Любой серьёзный шторм может изменить рельеф дна. К тому же, год от года уровень воды в Ладожском озере может меняться на 1,5 – 2 метра в ту или иную сторону. Плюс, как свидетельствуют специалисты, при сгонном (южном) ветре уровень воды может понизиться на 30 – 50 сантиметров, а высота волны составить до полуметра. При нагонных (северных) ветрах, правда, повышение уровня воды способно составить 90 сантиметров, так что это должно компенсировать ещё большую, чем при южных ветрах высоту волны. Но всё равно лучше здесь не плавать.

Что касается любимого многими историками вытаскивания кораблей на берег при угрозе шторма, то люди эти явно не ходили вдоль южного берега Ладоги. И даже на карту внимательно не смотрели. Иначе бы знали, что там сплошные болота, да ещё во многих местах отделённые от воды узкими песчаными косами. Если на такой берег вытащишь суда, спихнуть их, потом, с него в воду будет нелегко. Так же, как и найти сухую стоянку.

Вот, что говорит относительно условий плавания по южной Ладоге Пётр Сорокин. В июле 2002 года он ходил по Ладожскому озеру с научно-исследовательской экспедицией «Древности Ладоги». Причём путешествовали учёные на «Славии», копии древнерусской ладьи.

В результате путешествия историк пришёл к следующим выводам: «В мелководной южной части озера, за исключением устьев крупных рек, укрытий от штормов нет. Мелководные прибрежные воды, а также Каредежская коса, Стороженецкий и Волховский рифы, на много километров выдающиеся в озеро со стороны южного берега и перерезающие кратчайшие водные пути от истоков Невы к устьям Волхова, Сяси и Свири, делают плавание здесь чрезвычайно опасным. В этих условиях характерное для Ладоги быстрое изменение погоды, когда в течение нескольких часов может разыграться сильный шторм с короткими захлёстывающими волнами, приводило и приводит к гибели здесь многих судов» .

По словам П. Сорокина, именно в Южной Ладоге экспедиция столкнулась с наибольшими сложностями, выдержав целую череду штормов и аварий. Особенно опасным участком был Стороженецкий риф, где шторм продолжался 4 дня и существовала угроза сноса ладьи в открытое озеро. Далее – в нескольких километрах от устья реки Сяси во время сильного шквала ладья была выброшена нагонной волной далеко на прибрежную мель. Для возвращения на глубокую воду потребовалась её полная разгрузка. В условиях ночного плавания под парусом при сильном попутном ветре ладья налетела на каменный риф у окончания Каредежской косы, в результате чего был сорван руль и потеряно управление судном.

Вот условия плавания в северной Ладоге Пётр Сорокин оценивает значительно выше. По его мнению, «Северная Ладога с её изрезанными берегами и многочисленными островными архипелагами, защищающими суда от непогоды, по своим навигационным условиям напоминает Фенноскандию»[221]. То есть как раз там, где проходит путь с Вуоксы на Свирь, и дальше – на восток и север, для скандинавов были привычные условия плавания. А на юге было множество проблем. Так зачем же им было лезть в южную Ладогу?

Между прочим, почему-то сторонникам того, что по южной Ладоге плавать легко, не приходит на ум вопрос: зачем же тогда Пётр I затеялся строить так называемый Староладожский канал? А ещё позже был построен и Новоладожский. Ответ же просто: если военные парусные корабли через Ладожское озеро ещё пройти могли, то торговые суда и баржи там благополучно тонули или садились на мель. Пришлось искать обходные пути. «Староладожский канал был прорыт по указанию Петра I в 1730 г. на некотором удалении от береговой полосы озера, между реками Волхов и Нева. Он стал частью Вышневолоцкого водного пути, вступившего в строй в 1709 г. Сооружение его было вызвано тем, что Ладожское озеро часто штормило и многие речные суда терпели аварии. Вторая часть канала, которая тянется в обход Ладожского озера, между реками Волхов и Сясь, была построена в 1766 – 1802 гг. А третью – от устья Сясь до устья реки Свирь – построили в 1802 – 1810 гг. вместе с Мариинской системой. Взамен обмелевшего Староладожского канала спустя несколько десятилетий (в 1866 – 1883 гг.) были прорыты новые каналы, получившие название Новоладожского канала»[222]. О том же – значительно более древние Брокгауз и Ефрон: «Вдоль южного берега оз. между реками Свирью и Невою прорыто 6 каналов (старые: имп. Петра I, ЕкатериныII, Александра I; новые: имп. Александра II, МарииФёдоровныи Александра III), с целью избежать плавания по озеру речных судов… Грузы, отправляемые в Петербург из русских рек по Волхову, Сяси и Свири, главным образом, идут обходными каналами» .

Да что там, сам Пётр в 1718 году в указе о строительстве канала вдоль южного берега Ладоги писал: «Какой великий убыток по вся годы чинится на Ладожском озере, что одним сим летом с тысячу судов пропало, а с начала строения сего места более 10 тысяч»[223]. Вот так: в начале XVIII века в Ладожском озере ежегодно гибнет по тысяче судов! А нас хотят убедить, что в VIII-X веках тут регулярно ходили купеческие караваны! Если хотите, верьте!

«Волхов, река, вытекает из озера Ильменя, в 8 вёрст выше Новгорода, протекает на северо-восток по Новгородскому и Новоладожскому уездам, впадает в Ладожское озеро в 1 вёрст ниже г. Новой Ладоги. Длина 208 вёрст, ширина при истоке 600 сажень, у Новгорода 110, у Новой Ладоги 300. Глубина 1 – 8 сажень. Падение 48 футов, в том числе на порогах 33 футов Пороги: Пчевские между 70-57-й верстой, Волховские или Ладожские между прист. Гостинополъской и дер. Дубовики (на протяжении 10 вёрст) Волхов судоходен на всём протяжении, пароходство от истока, а до прист. Гостинопольской и от д. Дубовиков до устья»[224].

Если читатель помнит, с Волхова-то всё и началось. С его способности течь назад. Кстати, позже я нашёл первую ссылку на это событие в летописях: «Въ лето 6684 [225]. Иде Вълхово опять на възводье по 5 днии»[226]. Причём обращаю внимание: опять. Стало быть, река подобные фортели выделывала неоднократно.

Но это всё же в летописные времена – феномен, заслуживающий занесения в летопись. А мы поговорим о другом природном явлении, делающем Волхов ещё менее проходимым для крупных судов. Это те самые упомянутые Брокгаузом и Ефроном пороги, которые разрывают судоходство между «пристанью Гостинопольской и деревней Дубовики (на протяжении 10 вёрст)».

«Пороги на Волхове находятся в нижней части течения реки в Петербургской губернии, а именно: Пчевские – тянутся на протяжении 9 вёрст 100 саженей; образовались вследствие пересечения реки 12 каменистыми косами; падение около 3 футов; для судоходства не опасны, хотя представляют для последнего неудобства вследствие узкого фарватера и крутых поворотов. Волховские или Ладожские пороги начинаются в 1 версте ниже Гостинопольской пристани, простираются на 8 вёрст 200 саженей до села Михаила Архангела. Волхов здесь 120 саженей ширины, берега скалистые, отвесные, высотой 110 футов. Пороги расположены уступами и состоят из двух частей, разделённых между собой плёсом в 3 версты. Верхняя часть – Велицкая у села Вельсов; здесь особенно неудобен для судоходства так называемый Велицкий руб; в древности здесь суда обыкновенно разгружались и товары везли сухим путём для обхода порогов. Петропавловская часть порогов состоит из 5 рубов и 4 каменных кос. Дно Волховских порогов состоит из плитняка. Глубина весной до 2,5 (1,78 м) аршин, осенью же в мелководье 0,5 – 1,5 (1,05 м) аршина, вследствие чего большинство судов наполовину разгружаются на специальные суда и вновь нагружаются по проходе порогов. Падение воды в Волховских порогах 29 футов 6 дюймов (более 9 м), течение бурливое»[227]. А вот как описывает прохождение этого места Адам Олеарий.

«В семи верстах от Ладоги (пять вёрст составляют одну немецкую милю) на этой реке пороги и ещё через семь вёрст другие, через которые очень опасно переезжать в лодках, так как там река стрелою мчится вниз с больших камней и между ними. Поэтому, когда мы прибыли к первым порогам, то вышли из лодок и пошли берегом, дожидаясь, пока наши лодки сотнею людей перетаскивались через пороги на канатах. Однако все прошли счастливо, за исключением последней… Когда эта лодка сильнее всего боролась с течением, вдруг разорвался канат, и она стрелой помчалась назад. Она, вероятно, достигла бы опять порогов, через которые её с трудом перетащили, и, без сомнения, разбилась бы тут, если бы по особому счастью, канат, значительный обрывок которого ещё остался на лодке, не закинулся случайно за большой выдававшийся из воды камень…»[228]

Причём хотелось бы напомнить: голштинское посольство шло в Новгород на небольших лодках, вмещавших, судя по описанию, не более 15 человек («Пристав действительно выехал навстречу с 15 разодетыми русскими в лодке».) Нам же предлагают поверить, что через эти пороги в массовом порядке ходили древние суда, способные добраться до Волхова через море.

Нет, какое-то движение по реке, безусловно, было. И оно, кстати, в отличие от Невы хорошо маркировано древними городищами. Если идти снизу вверх, то ниже Волховских порогов расположено городище Дубровик, упомянутое ещё в договоре Новгорода с Ганзой 1270 года. Выше этих порогов – Гостиное Поле. То же самое – у Пчевских порогов. Глеб Сергеевич Лебедев утверждает, что культурные слои этих поселений по материалу близки Любше, относительно которой достаточно хорошо известно, что она прекратила своё существование в середине IX века[229]. Правда, конкретных данных он предпочитает почему-то не приводить.

Но не вызывает сомнения и то, что перед Волховскими порогами крупные суда разгружали и весь товар переносили на мелкие. Что признают и сторонники существования пути из варяг в греки.

«Ганзейская грамота 1270 года подробно описывает условия перехода через пороги: товар с немецких "коггов" перегружали на местные новгородские ладьи… Специальные люди должны были сопровождать суда на протяжении 19 км, вдоль которых тянулись пороги. Опасность этого плавания подчёркивалась тем, что по условиям договора Новгорода с Ганзой в случае гибели на порогах немецкий гость не отвечал за утрату ладьи, но и новгородский лоцман – за погибший товар»[230].

На самом деле Ловать – ключевой участок классического пути из варяг в греки. Как мы уже говорили, из Днепра вполне можно было идти в Двину и не забираться на север. Пройдя же северную часть пути до Новгорода, вполне реально было уйти на восток по Мсте, Тверце, Волге. Так что именно от того, проходима ли Ловать, зависит, по большому счёту, ответ на вопрос о существования летописного маршрута.

Так, что же об этом говорят источники?

«Ловать, река, берёт начало в озере Завесно Витебской губернии, Городокского уезда. Всего течения 444 вёрст, первая часть течения до озера Меже – на юго-восток, затем главным образом на северо-восток по уездам Велижскому, Невельскому (Витебской губернии), Великолуцкому, Холмскому (Псковской губернии) и Старорусскому (Новгородской губернии). Вообще в верхнем течении до города Великих Лук Ловать несудоходна, проходит через несколько озёр, глубина мала. Берега до оз. Меже отлоги, ниже вообще круты. Среднее течение от Великих Лук до границы Новгородской губернии. Здесь Ловать уже сплавная, судоходство затрудняется многими порогами. Ширина до 50 сажень, глубина очень изменчива, в малую воду на порогах до 2 футов и менее. Течение довольно быстро, и ложе коменисто. Нижняя часть судоходна в разлив, летом же препятствует мелководье. Ловать местами расширяется до 100 сажен. Берега по большей части круты, но невысоки. Ловать судоходна на протяжении 125 вёрст, сплав же производится на 238 вёрст. Ловать впадает в оз. Ильмень, образуя при устье своём дельту. От устья вверх по Ловати до д. Бол. Юрьева в половодье ходят пароходы. Судоходство по Ловати производится главным образом весною, в остальное время оно затруднительно вследствие порожистого и местами каменистого дна».

Это всё те же Брокгауз и Ефрон. А вот ещё, пожалуй, более любопытное свидетельство. Взято оно с сайта Великих Лук[232], где было опубликовано 28.12.2003 года.

«Михаил Иванович Семевский писал: "Ловать была встарь столь полноводной, что по всему её течению свободно плавали в Ильмень-озеро. Народное предание говорит, – пишет далее Семевский, – что мельчать Ловать начала с 1707 года, когда в Великих Луках был Пётр I (13 и 19 октября) и Ловатью отправился в Новгород: ''Отплыл царь-батюшка и начала мелеть Ловать великая."

К сожалению, это не так: Ловать в своём верховье, у Великих Лук, никогда ни великой, ни полноводной не была.

В своём дневнике Ян Зборовский, командир одной из частей армии польского короля Стефана Батория, штурмовавшей великолуцкую крепость в конце XVI столетия, пишет об окрестностях Великих Лук так: "Но река Ловать в верхних своих частях была так мелка, что через неё можно было во многих местах переправиться вброд".

Польская армия переправлялась через Ловать не только в пешем и конном строю, но и вместе с артиллерией, и это было в августе месяце и писалось в 1580 году, за 127 лет до визита ПетраI в Великие Луки.

В "Географических известиях 1774 года" пишется про Ловать так: «По сей реке, расстоянием от Великих Лук в 20 вёрст начинаются каменные пороги, коих числом более 150 и величиной иные без мала на версту, а другие на полверсты и менее и продляются без мала 200 вёрст… Из Великих Лук по реке Ловать ходят суда-водовики до Новгорода и Санкт-Петербурга, в которых весной грузу бывает до 400 пудов (6,5 тонны) и более, а в межень по 200 пудов и менее… В вышеупомянутых порогах во время проходу судов с товарами весной, особенно в межень, от мелководья и от множества каменья бывают немалые остановки и приключаются многие повреждения судов и товарам подмочка. Порожние суда обратно не возвращаются"».

Прошу прощения за столь обширную цитату, но уж больно она хороша. Сам я дневников Яна Зборовского в руках не держал, но без особых проблем нашёл подтверждение приведённым выше словам у Рейнгольда Гейденштейна в третьей книге его «Записок о московской войне». Действительно, Замойский, командовавший войсками при осаде Великих Лук, несколько раз переправлял свои войска вброд через Ловать. Хотя был случай, когда он пользовался плотом. А однажды отряд Радзивилла не смог перейти реку, поскольку с ним не было проводников. То есть, глубины на Ловати были, но и бродов предостаточно.

Но наиболее примечательно то, что по Двине, и даже по Усвячи поляки везли свою артиллерию водой (хотя остальная армия и даже обоз шли берегом). Но от Усвята на Луки все двигались по суше. Причём это была дорога от Смоленска на Луки, по которой, по словам Гейденштейна, московский царь водил всегда свои войска. А поскольку шла она во многих местах по болотам, то по ней были проложены большие «мосты» (гати).

И никакого тебе пути из варяг в греки. Так что автор приведённой выше цитаты (жаль, там нет его фамилии) вполне закономерно пришёл к следующему выводу:

«А как же Великий водный путь из варяг в греки? А так: с большими трудностями, то и дело, застревая на порогах и отмелях, плыли до Великих Лук, а в Луках, может быть, напротив Пятницкой церкви, там пологий берег, а может быть, на левом берегу, напротив Веденщины (её тогда ещё не было) перегружали товары на маленькие лодки, которые то по воде, где было можно, то посуху волоком тащили до Западной Двины» . Хотя точнее нужно было бы, наверное, сказать: никто и не собирался здесь плавать. Кому и зачем нужны были подобные приключения, когда есть значительно более удобные пути?

И опять заметим: подробно расписывая городища севернее Новгорода, Г. С. Лебедев, при всех своих стараниях доказать существование легендарного пути, на Ловати называет лишь Городок на Ловати возле Великих Лук. И чтобы хоть как-нибудь обосновать такую бедность маркировки, пишет: «Это тот участок речного пути, где мореплаватели находятся в наибольшей зависимости от контактов с местным населением»[233]. Хотя, из описания реки ясно видно, что максимальные сложности ожидали путешественников как раз в верхнем течении. И это ещё примерно половина пути.

Так что положение Великих Лук на переходе от несудоходной к частично судоходной Ловати, конечно, выгодное, но, если не передёргивать, означает оно, очевидно, только то, что выше этого места по воде просто не ходили. Городок на Ловати, скорее всего – то место, в которое сушей свозили с округи товары, чтобы отправить их вниз по реке. И здесь же раскупали те, что были привезены снизу. Такой вот торг местного значения, а уж никак не «один из важнейших «ключей» Пути из Варяг в Греки в земле ильменских словен»[234].

Интересно отметить, что изучавшая Городок на Ловати В. М. Горюнова время его существования датирует X-XII веками. Поговаривает о возможности нахождения здесь поселения с конца IX века, но очень осторожно. В X веке тут «поселение усадебного типа» со следами ремесла и торговли. Масса балтских украшений. Почти шестьдесят процентов лепной керамики относится к некому типу, промежуточному между смоленскими и псковскими кривичами. Тридцать процентов гончарной – западнославянской, близкой к посуде с Рюгена. Анализ состава сплавов, из которых ловатские ремесленники делали всякого рода украшения, показывает: они аналогичны тем, которыми пользовались в Латвии, а не в Новгороде[235]. Североевропейских вещей («Скандинавия, в частности» ) – одна фибула, одна крупная бусина, костяные шашки[236]. То есть минимум. Сама археолог делает вывод: «Итак, всё, вместе взятое: особенности употребления сплавов, широкое применение серий каменных форм, глубоко древние формы тиглей – существенно отличает технологию ювелирного производства Городка на Ловати от новгородской школы и позволяет говорить о существовании в X веке в прибалтийской зоне металлообработки особого региона, который сформировался в результате развития традиций КДК ( кривичской культуры длинных курганов.– Прим. авт.). Можно предположить, что в этот регион входило также ювелирное производство Гнездовского поселения»[237]. То есть Городок на Ловати сообщался, скорее, со Смоленском и Двинским путём, чем с Приильменьем!

Самое смешное, что археологические находки более позднего периода настойчиво утверждают: в конце XII века у Городка на Ловати опять связь больше со Смоленском, чем с Новгородом! Об этом особенно ярко свидетельствует керамика. Если во второй половине XI века в городке много полоцкой и новгородской посуды, то через век уже господствуют смоленские горшки и миски. «Это обстоятельство находится в противоречии с установлением с XI века политических связей Лук с Новгородом», – удивляется Горюнова[238]. Да, в общем-то, ничего странного. Просто нужно отказаться от необоснованного представления о существовании в этих местах торгового пути от Ильменя на Днепр, и всё встанет на свои места. Политически Новгород мог подчинить среднее течение Ловати, а вот экономически… Ну, неудобно из Новгорода сюда вещи везти, и всё!

И вообще на Волхове на два порога приходится целых четыре городка, а на Ловати на 150 – один? Ладно, готов к нему приплюсовать ещё пару мест, где археологи предполагают наличие древних городищ (деревни Курско, Верясско). Вот, только всё это опять-таки в низовьях.

Причём заметьте: в устье крупного городища нет. Есть Старая Русса, поселение явно древнее, да только располагается оно не на Ловати, а на Полисте, впадающей в Ловать уже в самом низовье. Вернее даже сказать, формирующую с Ловатью и Полой нечто вроде дельты, по предположениям некоторых учёных, в древние времена залитой водами Ильменя.

Существуют такие полезные документы, которые называются «описания маршрутов для туристов-водников». Учёным мужам в них заглядывать, насколько я понимаю, не серьёзно. Но мы люди не гордые и ознакомимся с тем, что там пишут. Тем более рекомендации-то даются для народа, путешествующего не по карте, а на всамделешних байдарках.

Справочник «Старинные водные пути»[239] представляет вниманию туристов как минимум два варианта «пути из варяг в греки». Первый – по реке Ловать, озеру Комша, реке Еменка, озёрам Невель, Еменец, Езерище, рекам Оболь и Западная Двина.

«Начало маршрута – от… моста через Ловать перед деревней Узкое. В этом месте ширина Ловати –10 – 12 м, река очень извилиста, местами сильно заросла. Перед деревней Мельны мелкий, каменистый перекат, проводка 300 м. Ниже, у села Берёзовка, высокий правый берег. На этом участке кроме мелких перекатов могут встретиться завалы.

Дойдя до села Комша, повернуть налево, в протоку длиной 1 км в озеро Комша с сильным встречным течением. Пройдя узкое, длинное (5 км) озеро Комша, заросшее у берегов, идти вверх по Еменке. Речка узкая, извилистая, шириной 6 – 10 м. Встретятся завалы из затонувших деревьев и коряг. Берега высокие, лесистые. Дойдя до Невеля, продолжать путь по озёрам, соединённым протоками, в озеро Невель, а затем в озеро Еменец, откуда предстоит волок 19 км в озеро Езерище. Из южной части озера вытекает река Оболь (длина 148 км), впадающая справа в Западную Двину на 493-м км от её устья.

Продолжать водную часть маршрута лучше не от озера, а ниже железнодорожного моста через реку. Сперва Оболь течёт в высоких берегах, русло узкое, с множеством камней. При низкой воде здесь не избежать проводки судов».

Второй – по реке Ловать, озёрам Ужанское, Голыши, Узмень, Усвятское, рекам Усвяча и Западная Двина. Это практически классика, то, о чём так упорно пишут историки.

«Спуститься на байдарках по Ловати до деревни Пруды (5 км). Волок из Ловати в озеро Ужанское осуществляется по водораздельному болоту Волочинский Мох. Оно дренируется многими ручьями, стекающими как в Ловать, так и в озеро. Самый значительный из них впадает в Ловать близ деревни Пруды. Ручей меньшего размера впадает в озеро Ужанское севернее деревни Прудищи. Верховья этих ручьёв соединены цепью «окон» и полосой камыша, проходящего по моховому болоту, которые похожи на остатки старого, давно заросшего канала. Длина его 2 км, ширина – 6-8 м, глубина местами до 1,5 м. Никаких документов, проливающих свет на происхождение Копанки, её строительство и эксплуатацию, нет. Поверхность Ужанского всего на 3 м выше уровня воды в Ловати, и 10-километровый волок через водораздел (такова длина ручья и Копанки) при 3-метровой разнице уровней – хороший вариант пути "из варяг в греки"». Дальше путь продолжается по озёрам Узмень и Усвятское к реке Усвячи.

Хочу обратить внимание читателя: все рекомендации относятся к плаванию на байдарках. Тем не менее в одном случае речь идёт о 10, а в другом – о 19 километрах волока. Кроме того, при низкой воде возможна ещё и проводка байдарок на некоторых перекатах. А также преодоление завалов (вряд ли в прежние времена деревья падали реже). Как всё это проходилось на древних судах? Они всё же побольше байдарок были!

«Усвят (Усвятка, Усвяча) – река Витебской губернии, правый приток Западной Двины. Берёт начало в озере Гордосно, близ Псковской губернии, орошает Велижский уезд, течёт в южном направлении, впадает в Западную Двину в 3 верстах выше города Суража. Длинна 79 вёрст, ширина 10 – 20 сажень, глубина до 12 футов, летом много бродов. Берега круты; правые – заселены, левые большею частью покрыты лесами. По Усвяту сплав производится на 42 вёрст; в 1899 г. с пристаней Усвят отправлены 54 судна (с грузом в 152 тысяч пудов) и 301 плот, весом в 1110 тысяч пудов»[240].

Что я могу сказать об этом отрезке «пути из варяг в греки»? Пожалуй, только то, что древний Усвятск (Въсвячь), упомянутый в летописях во времена Ярослава Мудрого, стоит километрах в десяти как минимум от того места, к которому выводит упомянутая выше Копанка. На переходе от одного озера к другому. А вот что писал по поводу этих мест упоминавшийся выше Гейденштейн:

«Король, направясь от Усвята к Лукам, вначале снова встретился с такими же неудобными дорогами, с непрерывными и, как мы выше указали, весьма густо заросшими и нарочно перепутанными лесами, при этом ещё с топкой и весьма затруднительной для прохода почвой. Потом дорога стала несколько более удобною и представляла сухую и почти песчаную почву.

Король оставил при пушках, которые следовали от Усвята по сухому пути довольно медленно, Николая Сенявского с русскими войсками; этим приходилось терпеть тем больше, чем медленнее они шли, по причине находившихся при них обозов»[241].

То есть поляки шли от Усвята на Великие Луки сушей. Стало быть, за Усвятом нормального речного пути не было. А вот до него – был. «Пушки оке и другие военные снаряды вместе с теми, которые Замойский отправил королю после взятия Велижа, шли по реке Усвяче вверх против течения»[242].

В общем, создаётся впечатление, что мы имеем здесь дело не с городом на торговом пути, а с местным рынком, как и в случае с Великими Луками. Товары завозятся и вывозятся в населённый пункт, расположенный в конечной точке судоходства, а там уже распространяются по округе. Между прочим Л. В. Алексеев писал, что на Усвятском озере, если судить по количеству сосредоточенных здесь курганов, был один из центров расселения кривичей.

Отметим, что Великие Луки – земля новгородская, и товары из них могут идти вниз по Волхову, а Усвят – владения Полоцка и будет, стало быть, вывозить продукцию окрестных земель вниз по Усвяче и Двине. Ситуация схожая. Но сформировалась она во втором случае точно не раньше XI века. Так же, как похоже, и в первом.

Западную Двину мы в этом месте описывать не будем, поскольку кусок её между Усвятой и Касплей невелик. Перейдём сразу к Каспле.

«Каспля, река, левый приток Западной Двины. Берёт начало в Поречском уезде из озера. Каспля и впадает в Двину при городе Сураже. Длина течения 120 вёрст, ширина от 10 до 20 сажень, а глубина весною до 25 футов. Берега реки вначале круты и самые крутые у села Каспля, затем отлого холмисты до деревни Лукихи, низменны до Поречья и затем снова круты. От села Каспли она сплавная. Главный предмет сплава лесные материалы на плотах (2109 тысяч пудов) и хлеба, 166 тысяч пудов. Главные препятствия к судоходству – каменные гряды (при селе Храпунах)», – повествуют нам Словарь Брокгауза и Ефрона.

Вот против возможности плавания здесь возражать трудно. Как видим, сплавной Каспля является на всём протяжении. В другом месте у тех же авторов указано, что от города Поречье (нынешний Демидов) она судоходна. По сведениям автора упоминавшегося справочника «Старинные водные пути», предлагающего туристам маршрут по Каспле, обмеление её началось в XIX веке и только после этого Поречье потеряло значение речного порта.

Кроме того, по Каспле стоит несколько старинных населённых пунктов, существующих и доныне. Так, в низовьях – село Каспля с древним городищем у него, известное как минимум с XII века. По крайней мере, оно упомянуто в Уставе Ростислава Смоленского 1136 года в качестве одного из пунктов сбора дани. А Алексеев доказывает, что дату создания этого поселения нужно отнести в XI век, ибо устав Ростислава писался на основе более раннего документа 1054 года[243]. В среднем течении есть упомянутое Поречье, у впадения в Двину – Сураж. То есть картина разительно отличается от той, которую мы имеем на Ловати.

Правда, трудно не заметить, что все эти населённые пункты тоже относятся ко времени, когда «путь из варяг в греки» своё функционирование вроде бы прекратил, так что речь идёт, по-видимому, опять о местном водном сообщении. Но по крайней мере тут можно хоть с определённой долей уверенности говорить о том, что река использовалась на всём протяжении.

Зато с волоками к Днепру – полный провал. Ну, не подходит нигде Каспля к Днепру хотя бы так же близко, как Ловать к Усвячи. Если верить карте перехода с Двины на Касплю Лебедева и Жвиташвили, приведённой в этой книге, единственная ниточка (да и то довольно хлипкая, поскольку нет чёткой временной привязки) тянется с Каспли к Днепру через речки Клец, Удру, озеро Купринское и речку Катынку.

Можно, конечно, по карте подобрать ещё ряд маршрутов. B.C. Нефёдов в статье «Смоленское поднепровье и путь "из варяг в греки" в IX-X вв.» обозначил следующие варианты, выстроенные на основе топографии находок, которые он связывал со скандинавами:

1а) р. Усвяча – р. Каспля – р. Рутавечь – р. Клец – оз. Каспля – оз. Купринское – р. Катынка – Гнездово;

1б) р. Каспля – р. Жереспея – р. Лущенка – оз. Пениснарь – Гнездово (этот маршрут историк считает пригодным лишь для зимнего времени);

2) р. Западная Двина – р. Сертейка – оз. Сапшо – р. Васильевка – р. Дряжня – р. Царевич – р. Вопь – р. Днепр до Гнездова;

За) Гнездово – р. Сож.

3б) Переход с пути 2 в р. Сож: р. Днепр – р. Арефинка – дорога через водораздел до р. Сож.

Беру карту-двухкилометровку Смоленской области и… ничего не понимаю! Первого маршрута существовать не может как такового, поскольку Рутавечь с Клецом близко друг к другу не подходят так же, как озёра Каспля и Купринское. К тому же надо иметь о-очень большое воображение, чтобы залезть в маленькую Рутавечь, с неё перебраться в столь же маленький Клец, и всё для того, чтобы попасть в оз. Каспля, в которое можно спокойно приплыть по большой Каспле.

Второй логичнее, поскольку Жереспея всё же приличная по размерам речка. С Лущенкой, правда, посложнее, но по крайней мере она действительно тянется до указанного озера. Но вот от него… Ну, так километров пятнадцать минимум до ближайшей воды, по которой можно попасть в Днепр. Да, не зря Нефёдов про зиму сноску сделал!

Едем дальше. От Серетейки до оз. Сапшо тоже, оказывается, километров пятнадцать. Причём там такой неслабый водораздельчик, с вершинами метров за двести высотой. Зачем его преодолевать, если из Сапшо вытекает река Ельша, впадающая через 70 километров в Межу, приток Западной Двины, мне лично непонятно. Такие вот выверты исторического сознания!

С Васильевки в Дряжню ещё один волок, правда, небольшой. Следующий волок – из Дряжни в Царевич, километров шесть. При этом последние три реки – очень небольшие, особенно в тех местах, где сближаются.

В общем, в любом случае плавание во многих местах на этих маршрутах вряд ли возможно. Разве что проводка, да и то по очень большой воде. Каковая здесь где-то с середины до конца апреля. То есть тогда, когда в эти реки с Ловати ещё не попасть.

Ну, про варианты с Сожью я не говорю. Сожь – река приличная, со среднего течения даже сейчас признана судоходной. Только непонятно, зачем с Днепра тащить суда за 15 километров в его приток, чтобы потом опять оказаться в Днепре?!

Между прочим, сам Нефёдов выше пишет: «Отмеченные участки Днепра, Каспли и Западной Двины, по данным XVIII-XIX вв., изобиловали порогами и другими препятствиями, сильно затруднявшими навигацию даже в период половодья (на Днепре – только в межень). Всё это заставляет усомниться в существовании стабильного сообщения по упомянутым участкам рек в конце I тыс., тем более что весенние паводки в тот период были намного ниже современных».

Вроде бы уж про эту часть пути из варяг в греки и писать нечего. Днепр – река судоходная, хождение судов по ней зафиксировано с глубокой древности. Правда, если вспомнить Константина Багрянородного, то его русы почему-то свои суда делали только в Киеве, а дотуда лишь стволы (будущие кили) сплавляли. Ну, может, византийский император просто не знал реальной ситуации.

Гораздо интереснее другое, о чём писал ещё Иловайский. Вниз по Днепру через пороги сплавляться – ещё туда-сюда. А вот как их вверх проходить? Это же будет потруднее, чем на Волхове! А что там творилось, мы с вами уже знаем.

Выход найден был тогда же: вниз можно идти по Днепру, а вверх – по Дону, Северскому Донцу, Осколу и так далее. С переходом потом, к примеру, в ту самую Десну, которая, как я уже упоминал, удостоена была чести попасть в список рек Севера в ПВЛ вместе с Днепром, Двиной, Волгой и Волховом. Но тогда, в сущности, не понятно, зачем вообще по Днепру через пороги тащиться? Плавай себе по Дону, «Русской реке» восточных авторов, и всё.

Иловайский, правда, предлагал другой маршрут.

«Такой путь действительно был. На него указывает Боплан в своём описании Украины. Рассказывая о возвращении запорожцев из своих походов по Чёрному морю, он поясняет, что, кроме Днепра, у них была и другая дорога из Чёрного моря в Запорожье, а именно: Керченским проливом, Азовским морем и рекой Миусом; от последнего они около мили идут волоком в Тачаводу (Волчью Воду?), из неё в Самару, а из Самары в Днепр. В настоящее время такие степные реки, как Миус или Волчья Вода, не судоходны. Но они, как видим, были судоходны ещё в XVII веке. Судя по Боплану, пространство между Днепром, Самарой и Миусом в его время ещё было обильно остатками больших лесов. В XIII веке Рубруквис, описывая своё путешествие к татарам, также говорит о большом лесе на запад от реки Дона. Отсюда можно заключить, какие густые леса росли в более глубокой древности; а они-то и обусловливали значительную массу воды в реках этого края. Особенно в полную воду судоходство могло совершаться беспрепятственно и сам волок между Волчьей Водой и каким-либо ближним притоком Миуса или Калмиуса, по всей вероятности, покрывался водой», – писал он[244].

При этом в качестве доказательств, что такой путь описывался, ссылался на византийских писателей, упорно отправлявших русских князей от Константинополя к Боспору Киммерийскому. Да ещё на упоминание в Ипатьевской летописи под 1170 годом Соляного и Залозного путей.

«Профессор Брун в прекрасной своей статье "Следы древнего речного пути из Днепра в Азовское море" (Записки Одесск. Общ. т. V) весьма удовлетворительно разъясняет, что пути эти шли из Днепра к соляным озёрам Перекопским, Геничским и Бердяпским по рекам Калмиусу и Миусу. По его мнению, одну из них (вероятно последнюю) должно подразумевать под именем "Русской реки" у Эдриси, арабского писателя XII века, и на генуэзских картах XIV и XV столетий. То же судоходное сообщение, по словам г. Вруна, объясняет и заблуждение некоторых средневековых географов, которые думали, будто Днепр одним рукавом изливается в Чёрное море, а другим в Азовское», – утверждает Иловайский[245].

Интересно, что все эти рассуждения самым непосредственным образом связаны и с последним участком легендарного пути: по Чёрному морю до Константинополя. Вернее было бы сказать: из Константинополя.

Дело в том, что в Чёрном море – сильные морские течения.

«Существует основное замкнутое кольцо течения шириной от 20 до 50 миль, проходящее в 2 – 5 милях от берега против часовой стрелки, и несколько соединительных струй между его отдельными частями. Средняя скорость течения в этом кольце равна 0,5 – 1,2 узла, но при сильных и штормовых ветрах она может достигать 2 – 3 узлов. Весной и в начале лета, когда реки приносят в море большое количество воды, течение усиливается и становится более устойчивым», – указывает М. В. Агбунов[246].

Взглянув на приведённую карту (см. карту 16), мы можем заметить: если из Днепра к Константинополю идти на самом деле лучше вдоль берега, в 5 – 8 километрах от него (а лучше ещё подальше), то возвращаться… Кому, скажите, нужно выгребать против течения? Между прочим, два узла при тогдашней скорости (вряд ли больше четырёх узлов для торговых судов, военные были побыстрее) – не так уж мало. А если ещё учесть, что в древности сток рек мог быть значительно сильнее, поскольку их вода не так активно расходовалась на поливы и прочие хозяйственные нужды, то можно предположить: скорость течения могла быть и выше. Особенно на участке от Дуная до Босфора, где оно и сегодня самое большое.

Карта 16. Карта течений Чёрного моря

С другой стороны, течение помогает тому, кто хочет от берегов Малой Азии отправиться в обратный путь либо напрямую к Крыму, либо через кавказское побережье к Керченскому проливу. Не отсюда ли упорное стремление византийских авторов отправить русских князей после поражения у стен Константинополя к Боспору Киммерийскому. Кстати, и часть разбитого воинства Игоря почему-то возвращается не вдоль Фракийского побережья, а отступает к Малоазиатскому. С чего бы это? Может, и вправду, подхваченные у пролива течением, русы возвращались назад длинным, зато вполне проходимым для их судов путём вдоль Кавказа? Потому что вдоль фракийского берега нужно было плыть довольно далеко в море, чтобы не попадать во встречное течение. Тогда понятно, как были связаны киевские русы с таманскими, следы которых в истории довольно хорошо просматриваются. А от Тамани на самом деле прямой путь назад по Дону.

Попробуем теперь суммировать данные по всем участкам легендарного пути. Суда древних мореплавателей, стремящиеся из Балтийского моря в Чёрное, сперва должны пройти далеко на восток (хотя могут свернуть по более короткому пути на юг). Потом им предстоит подняться вверх по реке с течением, каковое не всегда есть и у горных рек. Преодолеть пороги, для прохождения которых нужно развить скорость не менее 7 узлов (или провести свои суда с помощью канатов). Дальше предстоит пересечь бурное озеро-море, причём в самой неприятной его части, где часты штормы, вполне способные выбросить корабль в болото или посадить его на внезапно появившуюся после предыдущего шторма мель. Подняться вверх по течению ещё одной реки, преодолев при этом два порога, на одном из которых тоже нужна проводка судна после его предварительной разгрузки. Пройти ещё одно, мелкое, но при этом бурное озеро. Наконец преодолеть 150 порогов и перекатов, на некоторых из которых глубина не превышает 30 сантиметров. Причём 20 километров почти непрерывных перекатов расположены в долине с высокими обрывистыми берегами. Так что в случае чего не очень-то и высадишься.

И всё это для того, чтобы потом ещё волочь суда 10 – 20 километров по суше (вернее, по болотам). В результате ты попадёшь в Западную Двину, по которой прекрасно можно было подниматься от самого Балтийского моря. Пройдёшь по довольно неплохой речке, но потом опять километров тридцать потащишься волоком и проводкой до Днепра.

И сделать всё это ты должен в рекордно короткое время. Ведь Ловать, к примеру, вообще проходимой считается (даже для байдарок) только по полной воде, в мае – июне. А Нева с Ладогой ото льда освобождаются не раньше первой декады мая. Соответственно, весь маршрут можно пройти один раз.

При этом я исхожу из реальной практики плавания реконструкторов на копиях древних судов. Так, в 1993 году путь от Стокгольма до Новгорода прошёл корабль-реконструкция «Айфур». Затратил он на это 47 суток. Причём на дорогу из старой Ладоги в Новгород ушло 10 суток. 500 километров от устья Ловати до её верховьев – это ещё примерно дней двадцать (с учётом преодоления порогов и плавания вверх по течению). По словам Г. С. Лебедева, на преодоление волоков его экспедиции на ялах «Варяг» и «Русь» ушло две недели. 10 – 12 ходовых дней отводит на прохождение пути от деревни Узкое в низовьях Ловати до Витебска и справочник Плечко (понятно, что байдарки тащить легче, чем ялы). Ладья «Княгиня Ольга» шла со средней скоростью в три с небольшим километра в час. Чтобы подняться по Неве до Ладожского озера и вверх по Волхову дойти до Ильменя, двум десяткам гребцов потребовались три недели.

В общем, меньше, чем месяца в полтора, маршрут по северной речной части пути из варяг в греки явно не укладывается. Стало быть, даже доплыв только до верховьев Днепра, обратно возвращаться придётся уже на следующий год.

Причём какие суда предлагается провести по этому маршруту? Вот размеры знаменитого судна из Гокстада: длина 23,3 метра, наибольшая ширина 5,2 метра, высота борта, включая киль – 2,1 метра. Собственная масса около 9 тонн, осадка без экипажа и груза – 0,75 метра, при экипаже, обеспеченном всем необходимым для длительного путешествия, – около 0,9 метра. Длина реи на мачте – 10,7 метра, длина вёсел – более 5 метров. Это, по мнению скандинавских специалистов, середина IX века[247].

А вот данные по ладье «Нево», построенной в 1991 году в Ленинграде на основании изучения находок, связанных с древнерусским мореплаванием: длина 12 м, ширина – 4 м, осадка – 0,7 м.

Наконец параметры упоминавшейся ладьи «Славия»: длина – 9,4 м, ширина – 2,7 м, осадка ладьи – 0,4 – 0,5 м.

Для чего я привожу эти цифры? Да, очень просто: при осадке 0,7 – 0,9 метра корабли не проходит через перекаты на Ловати. Гокстадский корабль в верховьях и по ширине не вписывается, поскольку там она 10 – 15 метров, а у судна из Гокстада размах вёсел с учётом ширины корпуса более 15 метров. Кроме того, высота мачты у этого плавсредства 11 – 12 метров, а длина реи – более 10 метров. А Ловать до Великих Лук течёт в долине, высота берегов которой достигает 15 – 20 метров при ширине, как уже было сказано, не превышающей местами 10 метров. Так что парус тоже не особо поставишь, концы реи за береговые откосы задевать будут. Остаётся волочь судно бечевой, предварительно частично разгрузив. Да и то не во всех местах пройдёт.

Конечно, были у скандинавов и более маленькие суда. К примеру, лежавшая вместе с гокстадским кораблём почти 10-метровая ладья имеет высоту борта вместе с килем 0,67 метра и даже в грузу по перекатам, скорее всего, проползёт. Вот, только, оно явно не предназначено для морского перехода, даже по Балтийскому морю. На гокстадском корабле малые ладьи, похоже, выполняли роль буксируемых шлюпок. Малый кнорр из Скуллелева (длина 13,3 метра, ширина 3,3 метра, высота с килем 1,4 метра, время постройки – около 1000 года) уже по Ловати, очевидно, ходить не мог, поскольку имел даже не в грузу осадку более 0,3 метра.

Между прочим, почти к тем же выводам (с поправкой на традиционный норманизм) пришли скандинавские исследователи.

«По мнению шведского археолога Э. Нюлена, большие корабли викингов типа Гокстадского и Усебергского использовались для Атлантического плавания, на Балтике же применялись плавсредства типа «море-река», которые должны были легко и быстро передвигаться как на вёслах, так и под парусом, без особых затруднений переволакиваться через водоразделы и при этом иметь достаточные размеры и грузоподъёмность для морского плавания. К таким судам исследователь отнёс судно, обнаруженное в озере Тингтаде на Готланде, с размерами 8 метров в длину и 2 метра в ширину. Датский учёный О. Крумлии-Педерсен полагает, что суда, проходившие из Швеции через русские реки в Византию, были лёгкие и узкие, длинной до 12 – 16 метров, что обеспечивало их манёвренность при преодолении порожистых рек. Он исключает возможность использования для таких мероприятий судов, аналогичных найденным в Скульделеве и Гокстаде», – пишет в своей статье о проблемах изучения древнего мореплавания Пётр Сорокин[248].

Кстати, пять-девять тонн по болотам не очень-то и потаскаешь. Сколько народу было на кораблях викингов, теперь установить невозможно. Понятно, что на крупных, типа описанного корабля из Гокстада – не менее 35 (на нём 16 пар вёсел). Упоминавшийся Иохан фон Фиркс считает, что на гокстадском судне было 70 человек (двойная смена). И всё равно можете себе представить 70 доблестных мореплавателей, волочащих по болоту 9-тонный корабль? Да нет, не девяти, на нём же ещё должны быть припасы, снаряжение, да и товары (иначе какой же это торговый путь?). А тогда, кстати, и мореплавателей разместится меньше.

Примечания:

1

Цветков С. В. Кельты и славяне. СПб.: БЛИЦ, 2005. С. 119.

2

Летопись Нестора с включением Поучения Владимира Мономаха. СПб.: Русская классная библиотека, 1912. С. 2-4.

19

Алексеев Л. В. Западные земли домонгольской Руси… С. 6.

20

Алексеев Л. В. Указ.соч. С. 7.

21

Герберштейн С. Записки о московитских делах // Россия XV – XVII вв. глазами иностранцев. Л.: Лениздат, 1986. С. 100.

22

http://www.dnipro-gef.net

23

Герберштейн С. Указ. соч. С. 101.

24

Ключевский В. О. Сочинения в девяти томах. Т. VI. М., 1989. С. 255.

199

Фрагмент статьи «Нева» из Словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона.

200

Нежиховский Р. А. Река Нева. Л.: Гидрометеоиздат, 1973. С. 27.

201

Там же. С. 28.

202

Фиркс И. Суда викингов. Л.: Судостроение, 1982. С. 60.

203

Дремджиев А. По пути древних мореплавателей. М: Мысль, 1982.

204

Арбман X. Викинги. СПб.: Евразия, 2003. С. 26.

205

Нежиховский Р. Л. Указ. соч. С. 156.

206

Русская старина. 1907. Август. С. 353.

207

Кочкуркипа СИ. Археологические памятники корелы. V-XV вв. Л., 1981. С. 13 – 24.

208

Усыскин Г. С. Водный путь викингов через Карельский перешеек. 1997.

209

Бранденбург Н. Е. Старая Ладога. СПб., 1896. С. 10 – 11.

210

Брим В. А. Указ. соч. С. 221.

211

Мачинский Д. А. О времени и обстоятельствах первого появления славян на Северо-Западе Восточной Европы по данным письменных источников. // Северная Русь и её соседи в эпоху раннего Средневековья. Л.: ЛГУ, 1982.

212

Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. // Полное собрание русских летописей. Том 3. М.– Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950.

214

Новгородская первая летопись…

217

Новгородская первая летопись…

218

Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. Л.: Лениздат, 1986. С. 293 – 297.

219

Там же. С. 297.

220

Фрагмент статьи «Ладожское озеро» из Словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона.

221

Сорокин П. Е. Путешествие на ладье «Славия» вокруг Ладожского озера // Культурное наследие Российского государства. Вып. 4. СПб., 2003.

222

Информационно-справочный сайт «Водные пути России» – http://riverflot.ru/marshrut174.html

223

Нежиховский Р.А. Указ. соч. С. 158.

224

Фрагмент статьи «Волхов» из Словаря Брокгауза и Ефрона.

225

1176

226

Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. // Полное собрание русских летописей. Том 3. М.-Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1950.

227

Фрагмент статьи «Волхов» из Словаря Брокгауза и Ефрона.

228

Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. С, 299.

229

Лебедев Г. С. Указ. соч. С. 505 – 508.

230

Там же. С. 506 – 507.

232

http://www/vluki.ru

233

Лебедев Г. С. Указ. соч. С. 542.

234

Там же. С. 543.

235

Горюнова В. М. Цветные металлы городка на р. Ловати (X-XII вв.) // Новое в археологии Северо-Запада СССР. Л.: Наука, 1985.

236

Горюнова В. М. Городок на Ловати X-XII вв. Л., 1988, С. 15.

237

Там же. С. 14 – 15.

238

Горюнова В. М. Указ. соч. С. 18.

239

Плечко Л. А. Физкультура и спорт. М., 1985.

240

Фрагмент статьи «Усвят» из Словаря Брокгазуа и Ефрона.

241

Гейденштейн Р. Записки о московской войне (1578 – 1582). Кн. 3. С.123.

242

Там же.

243

Алексеев Л. В. Смоленская земля в XI-XIII вв. Очерки истории Смоленщины и Восточной Белоруссии. М., 1980. С. 44 – 54.

244

Иловайский Д. И. Указ. соч. С. 326.

245

Там же. С. 327.

246

Агбунов М. В. Античная лоция Чёрного моря. М: Наука, 1987. С. 21.

247

Фиркс И. Указ. соч. С. 53 – 60.

248

Сорокин П. Е. Экспериментальное судостроение и проблемы изучения средневекового судоходства на северо-западе Руси. // Новгород и новгород-ская земля. Вып. 10. Новгород, 1996.