Мифологизация образа первого русского императора, великого реформатора и основателя Петербурга Петра I началась задолго до его кончины. Государственная историография мало того что следовала за ним буквально по пятам, героизируя и возвеличивая образ монарха, но, выражаясь фигурально, опережала каждый его шаг. Однако этого, вероятно, было недостаточно. Известно, что официальная история с информацией обходится бесцеремонно. Она либо стыдливо недоговаривает, либо бесстыдно искажает, либо откровенно лжет. Вот почему параллельно с официальной в народе слагалась и другая, своя, потаенная история Петра. Она складывалась из таинственных преданий, замысловатых легенд и невероятных мифов. И если официальные жития царя смахивали на триумфальные реляции, в которых даже поражения выглядели победами, то в фольклоре жизнь Петра представлялась несколько иной. Она была далека от одических песнопений по случаю тех или иных достижений, однако по драматизму исторических обстоятельств, нечеловеческому накалу страстей и остроте жизненных ситуаций вполне могла соперничать с трагедиями, вымышленными для актерских представлений слугами Мельпомены. Но главное, многие легенды о жизни Петра носили столь мистический, ирреальный характер, что в значительной степени предопределили появление его призрачной тени почти сразу после преждевременной кончины императора.

Следуя неумолимой логике античной драмы, действие начинается с пролога, в котором боги предсказывают рождение Петра Великого. В петербургском фольклоре сохранилась легенда, восходящая к допетровской Московской Руси, Руси царя Алексея Михайловича. В то время в Москве жил известный ученый человек, «духовный муж», прославившийся в хитроумной науке предсказания по звездам, Симеон Полоцкий. 28 августа 1671 года Симеон заметил, что недалеко от Марса появилась необыкновенно яркая звезда. На следующее утро звездочет отправился к царю Алексею Михайловичу и поздравил его с сыном, якобы зачатым в прошедшую ночь «во чреве его супруги царицы Натальи Кирилловны». В те времена предсказания, основанные на наблюдениях звезд, считались весьма серьезными, и Алексей Михайлович не усомнился в пророчестве. Спустя девять месяцев, 28 мая 1672 года, когда Симеон пришел во дворец, царица уже мучилась в родах. Но Симеон с необыкновенной твердостью сказал, что еще двое суток царица должна страдать. Между тем роженица так ослабела, что ее, в преддверии возможной смерти, причастили святых тайн. Но и тогда Симеон Полоцкий утешал царя, утверждая, что Наталья Кирилловна будет жива и через пять часов родит сына.

Еще через четыре часа Симеон бросился на колени и стал молить Бога, чтобы царица еще не менее часа терпела и не разрешалась от бремени. «О чем ты молишь? – вскричал тишайший царь, – царица почти мертва». – «Государь, – проговорил Симеон, – если царица родит сейчас, то царевич проживет не более пятидесяти лет, а если через час – доживет до семидесяти». Увы, именно в этот момент родился царевич, крещенный Петром – именем, определенным, как гласит то же предание, Симеоном Полоцким. Как известно, Петр умер в январе 1725 года в страшных муках, не дожив нескольких месяцев до 53 лет. Но к этому мы еще вернемся.

Между тем известно и более раннее пророчество. В 1595 году физик и математик Иоанн Латоциний в книге «О переменах государств» предсказал, что «известно есть, что зело храбрый принц придет от Норда во Европе и в 1700 году начнет войну и по воле Божией глубоким своим умом получит места, лежащие за зюйд и вест, под власть и напоследок наречется императором». Пророчество ученого мужа Латоциния оказалось исключительно точным. Именно в 1700 году «храбрый принц глубоким умом своим» вздыбил Россию перед прыжком в будущее, и Россия замерла перед ужасом выбора, продиктованного несокрушимой волей одного-единственного человека. Если не считать горстки единомышленников, Петр действительно был одинок среди явных и скрытых, а то и просто откровенных врагов реформ. Против него была старая патриархальная Москва, за плечами которой стояла многовековая феодальная традиция замкнутого, обособленного от мира дремотного неторопливого существования. Энергичный, деятельный, стремительный Петр не вписывался в традиционные представления Москвы о царе, выглядел чужаком, белой вороной. Такими чужаками у степенных москвичей слыли немцы в Лефортовской слободе. Уж не немец ли и сам Петр? Рождались легенды.

Действительно, поговаривали, что Петр вовсе и не сын тишайшего царя Алексея Михайловича, а отпрыск самого Лефорта. Будто бы государь Алексей Михайлович говаривал своей жене, царице Наталье: «Если не родишь сына, учиню тебе озлобление». Об этом знали дворовые люди. И когда родилась у царицы дочь, а у Лефорта в это же время – сын, то, страшась государева гнева, втайне от царя, младенцев обменяли. И тот Лефортов сын царствует на Руси и доныне. Да ведь оно и видно: государь жалует иностранцев и всегда добрее к ним, чем к русским.

Но если и не верилось кому-то в историю с подменой младенцев, то тут же предлагалась другая, более правдоподобная, по мнению рассказчиков, легенда о том, как во время поездки в Швецию царь Петр был пленен и там «закладен в столб», а на Руси вместо него был выпущен немчин, который и царствует ныне. И как же этому не поверить, если, возвратившись из-за границы в Москву накануне нового, 1699 года, царь не заехал в Кремль, не поклонился чудотворным мощам православных святых, не побывал у гробов своих родителей в Архангельском соборе, а сразу полетел в Немецкую слободу, где всю ночь пировал у Лефорта. Одно, слово – немчин. Или еврей, поговаривали, крестясь, обыватели. А если не то, не другое, то значит – Антихрист. И город его новый на финских болотах – город Антихриста, потому что на таком топком гибельном болоте невозможно построить большой город. Видать, говорили люди, строил его Антихрист и не иначе как целиком, на небе, и уж затем опустил на болото. Иначе болото поглотило бы город дом за домом.

В мистическом цикле легенд о Петре I есть странный рассказ о грядущей судьбе любимого детища Петра – Петербурга. Как известно, в августе 1724 года, за полгода до своей кончины Петр решил перенести мощи святого покровителя новой столицы Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург. По значению это событие приравнивалось современниками к заключению мира со Швецией. Караван, на котором мощи доставили в Петербург, царь с ближайшими сановниками встретил у Шлиссельбурга и, согласно преданиям, сам стал у руля галеры, а бывшие с ним приближенные сели за весла.

Воинствующий атеизм послереволюционных лет породил легенду о том, что на самом деле никаких мощей в Александро-Невской лавре не было. Будто останки Александра Невского (если только они вообще сохранились в каком-либо виде, наставительно добавляет легенда) сгорели во Владимире во время пожара Успенского собора. Вместо мощей Петру I привезли несколько обгорелых костей, которые, согласно легендам, пришлось «реставрировать», чтобы представить царю в «надлежащем виде». По другой, столь же маловероятной легенде, в Колпино, куда Петр специально выехал для встречи мощей, он велел вскрыть раку. Рака оказалась пустой. Тогда царь «приказал набрать разных костей, что валялись на берегу». Кости сложили в раку, вновь погрузили на корабль и повезли в Петербург, где их встречали духовенство, войска и народ.

Во избежание толков и пересудов Петр будто бы запер гробницу на ключ. Легенда эта включает фрагмент старинного предания, бытовавшего среди раскольников, которые считали Петра Антихристом, а Петербург – городом Антихриста, городом – проклятым Богом. По преданию, Петр дважды привозил мощи святого Александра в Петербург, и всякий раз они не хотели лежать в городе дьявола и уходили на старое место, во Владимир. Когда их привезли в третий раз, царь самолично запер раку на ключ, а ключ бросил в воду. Правда, как утверждает фольклор, не обошлось без события, о котором с мистическим страхом не один год говорили петербуржцы. Когда Петр в торжественной тишине запирал раку с мощами на ключ, то услышал позади себя негромкий голос: «Зачем это все? Только на триста лет». Царь резко обернулся и успел заметить удаляющуюся фигуру в черном.

Умер Петр 28 января 1725 года рано утром, в ужасных, нечеловеческих страданиях, на руках Екатерины… и в полном душевном одиночестве. Широко известна легенда о том, как перед самой кончиной Петр слабым голосом потребовал аспидную доску и непослушной рукой нацарапал на ней два слова: «Отдайте все…». Дальше рука не повиновалась. Не было сил. Или дело вовсе не в силах? Может быть, в последний момент угасающим умом всесильный и могущественный монарх понял, что «отдать все» некому? Полное одиночество и таинственный мрак небытия.

Сразу после смерти Петра I скульптор Бартоломео Карло Растрелли вылепил жутковатую на вид так называемую «восковую персону», или, как тогда говорили, «автомат Петра» с натуральными, Петровыми волосами и в его собственной одежде. Идея воскового портрета императора будто бы пришла Петру в голову еще при жизни. Уже тогда речь шла о статуе сидящего в кресле государя. Современники передают слова императора, якобы сказанные тогда: «Хоть фигура сия после кончины посидит спокойно». Первоначально «восковая персона» хранилась в Кунсткамере, и этот Петр, казавшийся многим ожившим призраком императора, еще долго наводил ужас на своих бывших «птенцов». Вот как изобразил писатель Юрий Тынянов встречу генерал-прокурора Павла Ягужинского с царским чучелом:

«Влетев в портретную, Ягужинский остановился, шатнулся и вдруг пожелтел. И, сняв шляпу, он стал подходить. Тогда зашипело и заурчало, как в часах перед боем, и, сотрясшись, воск встал, мало склонив голову, и сделал ему благоволение рукой, как будто сказал: „Здравствуй“.

Этого генерал-прокурор не ожидал. И, отступя, он растерялся, поклонился нетвердо и зашел влево. И воск повернулся тогда на длинных и слабых ногах, которые сидели столько времени и отмерли, – голова откинулась, а рука протянулась и указала на дверь: „Вон“.<…> И Павел Ягужинский стал говорить, и он стал жаловаться. <…> И воск, склонив голову в жестких Петровых волосах, слушал Ягужинского. И Ягужинский отступил. Тогда воск упал на кресло со стуком, голова откинулась и руки повисли. Подошел Яков, шестипалый, и сложил эти слабые руки на локотники».

Второй анекдот связан с личным поваром Петра I Фельтеном. Несмотря на то, что Петр любил своего обер-кухмистера и доверял ему, он редко прощал ему проступки, «сделанные с намерением или по небрежению». Впрочем, точно таким же было отношение Петра и к другим своим приближенным. Однажды, уже после смерти императора, Фельтен посетил Кунсткамеру, где хранится изображение Петра Великого в собственном его платье со многими другими вещами, которые государь употреблял, и, увидев, между прочим, государеву трость, стоявшую в углу, сказал господину Шумахеру, своему зятю: «Эту мебель, зятюшка, можно бы и спрятать, чтобы она не всякому в глаза попадалась, может быть у многих, так же как и у меня, зачешется спина, когда они вспомнят, как она прежде у них по спине танцевала».

Сейчас встретиться с этим, оживающим в глазах многих посетителей, призраком великого императора можно в одном из залов Эрмитажа. Замечательная восковая фигура основателя Петербурга Петра I находится там.

Две посмертные легенды, возникшие едва ли не сразу после кончины Петра, наиболее точно характеризуют отношение народа к этому необыкновенному человеку – в меру грешному и в меру святому. С одной стороны, жила в народе героико-романтическая легенда о том, что их император погиб от борьбы со слепой стихией, спасая во время бури тонущих людей – любимых сынов его России.

С другой – многие прочно связали смерть Петра с крупнейшим стихийным бедствием первой четверти XVIII века – осенним петербургским наводнением 1724 года. То Бог прислал волну за окаянной душой Антихриста. Хорошо известно, что в определенных кругах Петра называли «окаянным, лютым, разбойником церковным и двоеглавым зверем», присвоившим себе главенство и над церковью, и над государством, Антихристом, рожденным «тишайшим царем» от второй жены, а значит, в блуде. Потому и умер он не как все люди по промыслу Божьему, но как Антихрист, отравленный такими же, как он, Антихристами. И действительно, согласно одной маловероятной легенде, Петра отравили, предложив ему попробовать новый сорт конфет. Буквально через несколько часов у него началась рвота, онемение в руках и жжение в животе. А к утру он скончался.

В этой связи вспомнилось давнее пророчество некоего старца, который еще мальчику Петру предсказывал, что смерть придет к нему в виде дерева, посаженного вверх корнями. Незадолго до смерти царя, согласно одной малоизвестной легенде, в Летнем саду садовник, шутки ради, посадил два деревца – сосенку и дуб – ветками в землю. Видел ли это царь, не известно, но скончался он всего через несколько дней после того.

Впервые посмертный призрак Петра явился его вдове императрице Екатерине I во сне буквально за несколько дней до ее кончины. Сначала она увидела себя, сидящей за столом в окружении придворных. Вдруг «появляется тень Петра, одетая, как одеваются древние римляне. Петр манит к себе Екатерину. Она идет к нему, и они уносятся под облака». Оттуда она бросает взор на землю и видит там своих детей среди шумно спорящей между собой толпы разноплеменных народов. Екатерина просыпается и пытается истолковать этот сон. Да, похоже, она скоро умрет, и «по смерти ее в государстве будут смуты».

Затем на несколько десятилетий всякие упоминания о появлении призрака императора в фольклоре исчезают, пока вновь не всплывают в связи с бурным обсуждением в обществе предполагаемого места установки памятника основателю Петербурга. Как оказалось, без потустороннего вмешательства выбор места не обошелся.

Памятник Петру I, созданный французским скульптором Этьеном Фальконе, был открыт 7 августа 1782 года в центре Сенатской площади при огромном стечении народа, в присутствии императорской фамилии, дипломатического корпуса, приглашенных гостей и всей гвардии. Это была первая монументальная скульптура, установленная в Петербурге. Место установки было определено еще в 1769 году «каменным мастером» Ю. М. Фельтеном. Его работа, за которую он был переведен из разряда мастеров в должность архитектора, так и называлась «Проект укрепления и украшения берегов Невы по обеим сторонам памятника Петру Великому».

Между тем в народе живут многочисленные легенды, по-своему объясняющие выбор места установки памятника. Вот одна из них: «Когда была война со шведами, – рассказывает северная легенда, – то Петр ездил на коне. Раз шведы поймали нашего генерала и стали с него с живого кожу драть. Донесли об этом царю, а он горячий был, сейчас же поскакал на коне, а и забыл, что кожу-то с генерала дерут на другой стороне реки, нужно Неву перескочить. Вот, чтобы ловчее скок сделать, он и направил коня на этот камень, который теперь под конем, и с камня думал махнуть через Неву. И махнул бы, да Бог его спас. Как только хотел конь с камня махнуть, вдруг появилась на камне большая змея, как будто ждала, обвилась в одну секунду кругом задних ног, сжала ноги, как клещами, коня ужалила – и конь ни с места, так и остался на дыбах. Конь этот от укушения и сдох в тот же день. Петр Великий на память приказал сделать из коня чучело, а после, когда отливали памятник, то весь размер и взяли из чучела».

И еще одна легенда на ту же тему, записанная в Сибири: «Петр заболел, смерть подходит. В горячке встал, Нева шумит, а ему почудилось: шведы и финны идут Питер брать. Из дворца вышел в одной рубахе, часовые не видели. Сел на коня, хотел в воду прыгать. А тут змей коню ноги обмотал, как удавка. Он там в пещере на берегу жил. Не дал прыгнуть, спас. Я на Кубани такого змея видел. Ему голову отрубят, а хвост варят – на сало, на мазь, кожу – на кушаки. Он любого зверя к дереву привяжет и даже всадника с лошадью может обмотать. Вот памятник и поставлен, как змей Петра спас».

Со слов некоего старообрядца петербургский писатель Владимир Бахтин записал легенду о том, как Петр I два раза на коне через Неву перескочил. И каждый раз перед прыжком восклицал: «Все Божье и мое!» А на третий раз хотел прыгнуть и сказал: «Все мое и Божье!» То ли оговорился, поставив себя впереди Бога, то ли гордыня победила, да так и окаменел с поднятой рукой.

В одном из северных вариантов этой легенды противопоставления «моего» и «богова» нет. Есть просто самоуверенность и похвальба, за которые будто бы и поплатился Петр. Похвастался, что перескочит через «какую-то широкую речку», да и был наказан за похвальбу – окаменел в то самое время, как передние ноги коня отделились уже для скачка от земли.

В варианте той же самой легенды есть одна примечательная деталь: Петр Великий «не умер, как умирают все люди: он окаменел на коне», то есть был наказан «за гордыню, что себя поставил выше Бога».

Но вот легенда, имеющая чуть ли не официальное происхождение. Как-то вечером наследник престола Павел Петрович в сопровождении князя Куракина и двух слуг шел по улицам Петербурга. Вдруг впереди показался незнакомец, завернутый в широкий плащ. Казалось, он поджидал Павла и его спутников и, когда те приблизились, пошел рядом. Павел вздрогнул и обратился к Куракину: «С нами кто-то идет рядом». Однако тот никого не видел и пытался в этом убедить цесаревича. Вдруг призрак заговорил: «Павел! Бедный Павел! Бедный князь! Я тот, кто принимает в тебе участие». И пошел впереди путников, как бы ведя их. Затем незнакомец привел их на площадь у Сената и указал место будущему памятнику. «Павел, прощай, ты снова увидишь меня здесь». Прощаясь, он приподнял шляпу, и Павел с ужасом разглядел лицо Петра. Павел будто бы рассказал об этой мистической встрече с призраком Петра своей матери императрице Екатерине II, и та приняла решение о месте установки памятника.

Появление на берегах Невы бронзового всадника вновь всколыхнуло извечную борьбу старого с новым, века минувшего с веком наступившим. Вероятно, в среде старообрядцев родилась апокалипсическая легенда о том, что бронзовый всадник, вздыбивший коня на краю дикой скалы и указующий в бездонную пропасть, – есть всадник Апокалипсиса, а конь его – конь бледный, появившийся после снятия четвертой печати, всадник, «которому имя смерть; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертой частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными». Все как в Библии, в фантастических видениях Иоанна Богослова – Апокалипсиса, получивших удивительное подтверждение. Все совпадало. И конь, сеющий ужас и панику, с занесенными над головами народов железными копытами, и всадник с реальными чертами конкретного Антихриста, и бездна – вод ли? Земли? – но бездна ада – там, куда указует его десница. Вплоть до четвертой части земли, население которой, если верить слухам, вчетверо уменьшилось за время его царствования.

Одной из интереснейших композиционных находок Фальконе стал включенный им в композицию памятника образ змеи, или «Какиморы», как называли ее в народе, придавленной копытом задней ноги коня. С одной стороны, змея отлитая в бронзе скульптором Ф. Г. Гордеевым, стала еще одной, дополнительной точкой опоры для всего монумента, с другой – это символ преодоленных внутренних и внешних препятствий, стоявших на пути к преобразованию России. Впрочем, в фольклоре такое авторское понимание художественного замысла было значительно расширено. В Петербурге многие считали памятник Петру неким мистическим символом. Городские ясновидящие утверждали, что «это благое место на Сенатской площади соединено невидимой обычному глазу „пуповиной“ или „столбом“ с Небесным ангелом – хранителем города». А многие детали монумента сами по себе не только символичны, но и выполняют вполне конкретные охранительные функции. Так, например, под Сенатской площадью, согласно старинным верованиям, живет гигантский змей, до поры до времени не проявляя никаких признаков жизни. Но старые люди были уверены, что как только змей зашевелится, городу наступит конец. Знал будто бы об этом и Фальконе. Вот почему, утверждает фольклор, он включил в композицию памятника изображение змея, на все грядущие века будто бы заявляя нечистой силе: «Чур, меня!»

К памятнику относились по-разному. Не все и не сразу признали его великим. То, что в XX веке возводилось в достоинство, в XVIII, да и в XIX веках многим представлялось недостатком. И пьедестал был «диким», и рука непропорционально длинной, и змея якобы олицетворяла попранный и несчастный русский народ, и так далее, и так далее. Вокруг памятника бушевали страсти и кипели споры. А он продолжал жить, оставаясь символом вырвавшейся из невежества России. О нем создавали стихи и поэмы, романы и балеты, художественные полотна и народные легенды.

Одна из них напрямую связана с нашей темой, хотя и вторична по происхождению. В ней загробная тень Петра предстает не в собственном обличье, а в облике ожившего медного истукана. Легенда повествует о событиях драматического для России 1812 года. Надо сказать, что трагедия Москвы в Отечественной войне 1812 года отодвинула все остальные события того времени на второй план. Между тем не следует забывать, что в первоначальных планах Наполеона на первом месте было взятие не Москвы, а оккупация Петербурга. В июле 1812 года эта операция была поручена маршалу Удино, дивизии которого были составлены из самого отборного войска, оставшегося в истории под именем «дикие легионы». Маршалу ставилась задача изолировать Петербург от России, отрезать от него русские войска, прижать их к Рижскому заливу, где их погибель казалась в то время неизбежной. Удино был так уверен в победе, что, говорят, получив от Наполеона это почетное задание, сказал: «Прощайте, Ваше Величество, но извините, если я прежде вас буду в Петербурге».

Наполеоновские планы смешал командующий корпусом на петербургском направлении генерал-фельдмаршал, светлейший князь Петр Христофорович Витгенштейн. В битве при белорусском селе Клястицы, под Полоцком, Витгенштейн нанес армии Удино сокрушительное поражение, которое раз и навсегда отбило у французов желание разворачивать наступление на Петербург.

Петербуржцы по достоинству оценили подвиг Витгенштейна. В историю городского фольклора он вошел под именем «Спаситель Петербурга».

Однако первоначально все выглядело иначе, и к опасности вторжения Наполеона в столицу относились вполне серьезно. Был даже составлен специальный план спасения художественных ценностей Петербурга. В рамках реализации этого плана государь Александр Павлович распорядился вывезти статую Петра Великого в Вологодскую губернию. Были приготовлены специальные плоскодонные баржи и выработана подробная схема эвакуации монумента. В это время некоего майора Батурина стал преследовать один и тот же таинственный сон. Во сне он видел себя на Сенатской площади, рядом с памятником Петру Великому. Вдруг голова Петра поворачивается, всадник съезжает со скалы и по петербургским улицам направляется к Каменному острову, где жил в то время император Александр I. Бронзовый всадник въезжает во двор Каменноостровского дворца, из которого навстречу ему выходит озабоченный государь. «Молодой человек, до чего ты довел мою Россию, – говорит ему Петр Великий, – но пока я на месте, моему городу нечего опасаться!» Затем всадник поворачивает назад и снова раздается звонкое цоканье бронзовых копыт его коня о мостовую.

Майор добивается свидания с личным другом императора, князем Голицыным, и передает ему виденное во сне. Пораженный его рассказом, князь пересказывает сновидение царю, после чего, утверждает легенда, Александр I отменяет свое решение о перевозке монумента. Статуя Петра остается на месте и, как это и было обещано во сне майора Батурина, сапог наполеоновского солдата не коснулся петербургской земли.

Отвлекаясь ненадолго от последовательности нашего изложения, скажем, что тема скачущего на бронзовом коне всадника становится в Петербурге расхожей. Впервые она всплывает в сознании юных петербуржцев уже на школьной скамье. Маленькие шедевры на эту тему появляются даже в сочинениях. Вот один из примеров: «Петр I соскочил с пьедестала и побежал за Евгением, цокая копытами».

Но вернемся к рассказу о призраке ожившего Петра I. Судя по воспоминаниям современников, памятник Петру внушал неподдельный ужас уже при его открытии. По свидетельству одного из них, в тот момент впечатление было такое, будто Петр сам «прямо на глазах собравшихся въехал на поверхность огромного камня». Это ощущение в сознании петербуржцев, да и гостей города сохранилось надолго. По одной из легенд, во время литургии в Петропавловском соборе по случаю открытия «Медного всадника», когда митрополит, ударив посохом по гробнице Петра I, воскликнул: «Восстань же теперь, великий монарх, и воззри на любезное изобретение твое», будущий император Павел I всерьез испугался, что прадед и в самом деле может ожить. А одна заезжая иностранка много позже, в 1805 году, вспоминала, как, прогуливаясь по набережной, вдруг увидела «скачущего по крутой скале великана на громадном коне». «Остановите его!» – в ужасе воскликнула пораженная женщина.

Испуг Павла Петровича во время церковной церемонии по случаю открытия монумента Петру I не был случаен. С тех пор как на берегу Невы посреди огромной пустынной площади между западным фасадом Адмиралтейства и зданием старого Сената он повстречался с тенью своего великого прадеда, его не покидало болезненное ощущение постоянного предчувствия таких встреч. Пугающая тень Петра уже никогда не покидала его болезненного воображения. А с постройкой Михайловского замка призрак Петра, казалось, навечно прописался в его сырых стенах. Голос Петра не раз слышали обитатели замка, а сам Павел, согласно преданиям, не однажды видел тень своего прадеда. Говорили, будто он покидал могилу, чтобы предупредить своего правнука, что «дни его сочтены и конец их близок».

Но не только судьба злосчастного Павла заботила скончавшегося многие десятилетия назад великого императора. Ныне совершенно позабытый петербургский журналист Николай Бережанский, эмигрировавший после революции и проживавший в Риге и там же скончавшийся, пишет, как после 1924 года, когда «воришки украли» у Петербурга «славное историческое имя, но не могли украсть у него душу», родилась легенда о том, что «кто-то огромный и властный, хозяин города стережет ее неусыпно и неустанно». Это хозяин города в зеленом Преображенском мундире и простреленной треуголке, громко стуча по каменным плитам каблуками своих исполинских ботфортов и поскрипывая исполинской дубинкой, проносится мистическим призраком по городу. Только когда куранты Петропавловской крепости начинают отбивать утренние часы, он возвращается в Петропавловский собор и ложится в свою каменную могилу.

Что же касается «Медного всадника», то и сегодня петербургский городской фольклор утверждает, что каждый раз накануне крупных наводнений бронзовый Петр вновь оживает, съезжает со своей дикой скалы и скачет по городу, предупреждая о надвигающейся опасности.

Это перекликается с другой легендой, смысл которой еще более широк и гораздо более многозначен. Если верить фольклору, «Медный всадник» до сих пор время от времени поворачивается на своем гранитном пьедестале как флюгер, указывая направление ветра Истории.

Будущий император Петр III был одновременно внуком российского императора Петра I и внучатым племянником короля Швеции Карла XII. Его отцом был сын герцога Голштейн-Готторпского Карл Фридрих, а матерью – дочь Петра I Анна. Он родился в 1728 году, а уже в 1742-м его родная тетка, царствующая русская императрица Елизавета Петровна, объявляет семилетнего мальчика наследником русского престола. Она приглашает племянника в Россию, где он принимает православие и из немца Петра-Карла-Ульриха превращается в русского Петра Федоровича. Но и на этом Елизавета Петровна не успокоилась. Она сама выбрала для него невесту, немецкую принцессу, будущую императрицу Екатерину II. 25 декабря 1761 года, сразу после смерти Елизаветы Петровны, Петр III вступил на русский престол.

Короткое, длившееся всего полгода, царствование Петра III оставило о себе память в фольклоре исключительно благодаря нелепому и смешному поведению императора, неподобающему высокому положению русского государя. Его несуразная от природы внешность выглядела еще более курьезной в прусской военной форме и в сапогах настолько высоких, что император вынужден был ходить и сидеть, не сгибая колен. Большая шляпа прикрывала его маленькое и, как утверждают современники, злое лицо, которое он, к тому же, постоянно искажал в кривлянье. Будучи наследником престола, все свое свободное время он проводил, муштруя специально выписанных для этого из Германии несчастных голштинцев, в пьяных застольях с немногими друзьями да в необузданных оргиях с фрейлинами своей жены, супружескими обязанностями перед которой он пренебрегал практически с самого начала их совместной жизни.

Даже те немногие, положительные для страны указы, которые успел подписать Петр III, став императором, народная память связала не с его государственной мудростью, а со счастливым совпадением анекдотических обстоятельств. Так, будто бы заранее сговорившись с друзьями, Кирилл Разумовский во время одного из застолий крикнул ближайшему собутыльнику императора страшное «слово и дело» за то, что тот якобы оскорбил государя, не осушив за его здоровье бокал до дна. Дело могло закончиться печально, если бы придворные не начали наперебой уговаривать императора ликвидировать Тайную канцелярию. Пьяный и разгоряченный Петр III тут же подписал манифест, заранее подготовленный его секретарем Волковым.

Если верить фольклору, в аналогичной ситуации был подписан и другой манифест – «О даровании свободы и вольности всему российскому дворянству». Однажды, дабы скрыть от своей официальной любовницы Елизаветы Романовны Воронцовой, что в эту ночь он будет веселиться не с ней, а с княгиней Куракиной, Петр сказал в ее присутствии Волкову, что просит его задержаться в кабинете на всю ночь, так как к утру им двоим следует исполнить известное только им «важное дело в рассуждении благоустройства государства». Едва наступила ночь, Петр заперся с Куракиной, закрыв при этом Волкова в пустой комнате под охраной собаки. «К завтрему узаконение должно быть написано», – бросил секретарю император. Не зная о подлинных намерениях государя, догадливый Волков вспомнил неоднократные просьбы графа Воронцова о даровании вольности дворянству. Ничего другого не придумав, он сел и написал об этом манифест. Наутро, когда его выпустили из заключения, манифест был подписан.

Как утверждают современники, в такие дни императорские апартаменты превращались в обыкновенный солдатский бордель. Однажды, желая проявить особенную милость к посланнику прусского короля, Петр Федорович решил, что тот «должен пользоваться благосклонностью всех молодых женщин» его двора. Он запирал посланника с ними в комнатах, а сам с обнаженной шпагой становился на караул у дверей. Когда в такое ответственное время к нему приходили с делами, он искренне возмущался: «Вы видите, что я солдат!»

Отношения Петра III со своей супругой Екатериной Алексеевной были сложными. Они не любили друг друга. Если верить слухам, распространявшимся тогда в Петербурге, Петр Федорович, едва вступив на престол, начал строительство в Шлиссельбургской крепости кирпичного одноэтажного дома из одиннадцати комнат, куда якобы собирался заточить жену. И хотя постройка возводилась в глубокой тайне и с «великим поспешанием», Петр III не успел. 28 июня 1762 года при поддержке гвардейских полков Екатерина объявила себя правящей императрицей. Низложенный Петр III был арестован и доставлен в Ропщу. Через несколько дней во время обеда будто бы произошла драка бывшего императора с пьяными охранниками, во время которой Петр Федорович, согласно распространившейся в народе молве, был убит обыкновенной столовой вилкой. По официальному заявлению дворцового ведомства, смерть императора наступила внезапно «от геморроидальных колик».

Насильственная смерть Петра III, и без того легендарная, окружена таинственным ореолом. Рассказывают, например, что убийство в Ропше странным образом увидел из Стокгольма знаменитый шведский ученый, почетный член Петербургской Академии наук, теософ-мистик Эммануил Сведенберг. С тех пор призрак убитого императора Петра III не покидает стены Ропшинского дворца.

Между тем тело покойного в простом наряде голштинского офицера три дня показывали народу. Вскоре всех солдат, некогда специально выписанных из Голштинии, посадили на корабли и отправили на родину. Но в море их настигла жестокая буря, и многие утонули. Оставшиеся в живых спасались на прибрежных скалах, и пока кронштадтский губернатор переписывался с Петербургом о их дальнейшей судьбе и запрашивал, можно ли им оказать помощь, все они погибли.

Тем временем в народе заговорили о чудесном спасении Петра III. Одну из легенд приводит историк А. С. Мыльников. «Когда государь умер, в тогдашнее время при погребении государыня не была, а оной отпущен, и ныне жив у римского папы в прикрытии, потом-де он оттуда вошел в Россию, набравши партию». А когда, продолжает легенда, осматривали гроб, то нашли в нем вместо императора «восковую статую». Через 11 лет, как об этом «вспомнил» Гаврила Романович Державин, на свадьбе Павла Петровича, во время поздравлений Екатерины II в адрес новобрачных, вдруг появился и уселся за стол оживший отец великого князя, умерший более десяти лет тому назад император Петр III. Еще одна легенда утверждает, что Петр Федорович вовсе не был убит, а однажды, когда все охранники поголовно были пьяны, «переменился платьем с караульным солдатом» и скрылся. И назывался потом Емельяном Пугачевым – «спасителем, который пришел к нам на землю, чтобы научить заблудших». Да и дворцовый переворот 1762 года, поговаривали в народе, был совершен не самой Екатериной Алексеевной, а дворянами, которые боялись, что Петр III даст волю крестьянам.

Это был не единственный призрак Петра III. Еще одна легенда утверждает, что с чудесным спасением Петра III связано возникновение в конце XVIII века в России новой религиозной секты скопцов, в основе вероучения которой лежало утверждение, что единственным условием спасения души является борьба с плотью путем оскопления, то есть кастрации.

В Петербурге первые сведения о скопцах появились в 1772 году, через десять лет после кончины Петра III. Основателем секты был некий Кондратий Селиванов, фантастическая биография которого и восходит к легенде об императоре Петре III. Будто бы еще мальчиком он был оскоплен в Голштинии, за что его будто бы и возненавидела супруга – Екатерина Алексеевна. Именно поэтому, если верить фольклору, она свергла его с престола и даже собиралась убить. Как уже знаем из легенд о Петре III, во время заточения в Ропшинском дворце ему будто бы удалось избежать смерти. Он поменялся платьем с караульным солдатом, таким же скопцом, как он, и убежал из Ропши. Скрываясь в Орловской губернии, Петр III якобы создал секту своих последователей и назвался Кондратием Селивановым. Смысл его учения многим казался удивительно простым и понятным. На фоне демонстративного, вызывающего разврата господствующего класса екатерининской эпохи единственным путем восстановления «мировой справедливости» Селиванов видел «всеобщее оскопление». Только «наличие пола», говорил он, мешало равенству граждан и благоденствию народа. И действительно, кроме физиологически явных признаков пола, других серьезных отличий между мужчинами и женщинами вроде бы и не было, а если и были, то их можно было легко преодолеть.

Деятельность Селиванова вступала в явное противоречие с законом. В конце концов он был арестован и приговорен к ссылке в Сибирь. Формальным поводом для ареста послужила полулегендарная история, якобы случившаяся с поручиком гвардейского полка Алексеем Милорадовичем, двоюродным племянником генерал-губернатора Петербурга Милорадовича, изложенная писательницей А. Радловой в известной «Повести о Татариновой». Согласно Радловой, поручик регулярно посещал скопческий корабль Селиванова и в конце концов дал согласие на оскопление. Об этом узнал его могущественный дядя, который и добился высылки Селиванова из столицы.

После возвращения из ссылки Селиванов поселился в Москве, где с маниакальной настойчивостью продолжал называть себя «чудом спасшимся императором Петром III». Когда Павлу I рассказали о Селиванове, он приказал доставить его в Петербург, и, по словам весьма осведомленного современника, «довольно долго и тихо говорил с ним в кабинете». По Петербургу распространились слухи, что император Павел Петрович взволнованно спросил Селиванова: «Ты мой отец?» – на что тот отвечал: «Греху я не отец, прими мое дело, оскопись, и я признаю себя отцом».

Известно, что до 1820 года Селиванов жил в Петербурге, сначала в Басковом переулке, а затем в собственном доме на Лиговке. Свободно проповедовал свою веру. Говорят, среди его слушателей были генерал-губернатор Петербурга Милорадович, обер-прокурор Синода князь Голицын и другие не менее известные люди. По преданию, в 1812 году Селиванов благословил «своего внука» Александра I на войну с Наполеоном. Между прочим, Петербург, который Селиванов считал своим любимым городом, он называл «Сионским градом».

Был ли Селиванов на самом деле Петром III, или всего лишь его воображаемым призраком, так и осталось неизвестным. Скорее всего, это не более чем выдумка. Однако вполне возможная. В естественную смерть императора Петра III никто не хотел верить. Когда Екатерина II собиралась пригласить в воспитатели своему сыну Павлу Петровичу лучших людей Европы, то многие, получившие личное приглашение императрицы, в том числе Дидро, д'Аламбер и некоторые другие, отказались, вспомнив о Манифесте, в котором смерть Петра III приписывалась геморроидальному приступу. Да и сам царствующий император Павел Петрович не верил в смерть Петра III. Говорили, что первый вопрос, который он задал графу Гудовичу при восшествии на престол, был: «Жив ли мой отец?»

Через много лет после драматической гибели императора Петра III, его таинственный, порядком истлевший в могиле призрак, и в самом деле появился на улицах Петербурга. Поглазеть на него со страхом в глазах и ужасом в душах стекался весь Петербург. Как известно, император Петр III умер, не успев короноваться. Это не давало ему посмертного права быть похороненным в усыпальнице русских императоров – Петропавловском соборе. Именно поэтому в 1796 году его сын император Павел I решил исполнить ритуал посмертной торжественной коронации своего отца. Останки Петра III были извлечены из могилы в Александро-Невской лавре и перед перезахоронением коронованы в Петропавловском соборе. Этому предшествовало торжественное шествие похоронной процессии по Петербургу, от Александро-Невской лавры до Петропавловского собора. Причем, непосредственно за катафалком следовали все, кто так или иначе был причастен к трагическим событиям в Ропшинском дворце. Говорили, что в Петропавловском соборе Павел I «еще до коронации снял свою шпагу, взошел в алтарь, вынес корону и надел ее на череп своего отца». Затем труп Петра III был вновь захоронен, но уже в стенах собора, рядом с почившими членами царской династии.

Однако призрак Петра III даже после повторного захоронения не исчез навсегда. Как утверждают современные работники Ораниенбаумского дворца-музея, в тамошнем дворце Петра III ежедневно происходят странные вещи. Предметы личного пользования императора имеют привычку менять свое положение. То шпага императора окажется в другом месте, то ботфорты развернутся в другую сторону, то обшлага мундира загнутся внутрь. Поэтому у музейных работников выработалась привычка, входя утром в комнату императора, вежливо произносить: «Здравствуйте, Ваше величество. Извините, что мы вас побеспокоили».

Надо сказать, что появление теней прошлого в современном городе Ломоносове, как теперь называют Ораниенбаум, связано и с другим парковым сооружением – Китайским дворцом. Это один из подлинных шедевров русского зодчества XVIII века, построенный по проекту архитектора Антонио Ринальди в Верхнем парке. Согласно легендам, строительство Китайского дворца будущая императрица Екатерина II предприняла, борясь с обыкновенной скукой, которую она испытывала, будучи женой взбалмошного наследника престола Петра Федоровича. Чтобы как-нибудь убить время, она, вынужденная жить в Ораниенбауме вместе со своим нелюбимым супругом, решила построить себе посреди обширного парка собственную дачу. Название пришло само собой: Санзанюи, то есть «без скуки». В состав дачи должен был входить дворец, вскоре получивший название «Китайский». Название связано с китайскими мотивами, использованными в оформлении некоторых залов, а также подлинными предметами китайского декоративного и прикладного искусства, специально закупленными для дворца. Центральная анфилада дворца состоит из семи помещений, среди которых широко известны Зал муз, Голубая гостиная, Большой китайский кабинет, Штофная опочивальня. Наиболее своеобразен по оформлению Стеклярусный кабинет. Его стены полностью покрыты двенадцатью уникальными панно, на которых изображены экзотические птицы на фоне фантастических восточных пейзажей. Все они вручную вышиты шерстью на холсте, предварительно покрытом стеклярусом – мельчайшими стеклянными трубочками молочного цвета. Панно изготовлены отечественными мастерицами под руководством француженки де Шен в петербургской мастерской.

Китайский дворец был любимым местом одинокого пребывания будущей императрицы Екатерины II в пору ее «соломенного вдовства», в то время, когда ее муж, наследник русского престола Петр Федорович, устраивал шумные оргии в кругу ее же фрейлин. Может быть, поэтому в старом Петербурге жила легенда о том, что панно для Стеклярусного кабинета Китайского дворца Екатерина вышивала собственноручно в долгие часы вынужденного одиночества. Так вот, местные жители уверяют, что тень скучающей императрицы до сих пор время от времени посещает Китайский дворец. То ли проверяет сохранность любимого интерьера, то ли просто напоминает о себе.

В начале XX века Ораниенбаум принадлежал герцогу Г. Г. Мекленбург-Стрелицкому, который вместе со своей морганатической женой Н. В. Карловой и дочерью Наташей жил в Китайском дворце. Герцог умер в 1910 году. Через три года скончалась его юная дочь. Оба они были похоронены здесь же в парке, вблизи Китайского дворца. После революции их могилы были вскрыты и осквернены. Местные жители утверждают, что в парке в ночной тишине до сих пор можно услышать тяжелые шаги герцога и легкое постукивание детских ботинок его дочери.

Если призрак Петра Великого каждый раз появляется в силу какой-либо общественной необходимости, связанной в одном случае с государственным устройством, в другом – с судьбами государства накануне войн или каких-либо иных катаклизмов, в третьем – с решением крупной градостроительной задачи, и уже поэтому является, говоря современным языком, неким социальным заказом, то призрак его правнука Павла Петровича материализуется исключительно в силу личных особенностей самого мистического и непредсказуемого русского императора, вся жизнь которого, как частная, так и общественная, была всего лишь логическим прологом его посмертного существования.

Павел I был сыном императрицы Екатерины II и императора Петра III. Однако этот факт его официальной биографии едва ли не с самого рождения Павла опровергается не только фольклором, но и многочисленными свидетельствами современников, включая прозрачные намеки самой Екатерины II. Согласно легендам, отцом Павла I был не император Петр III, а юный красавец Сергей Салтыков. Кстати сказать, императором Александром III, самым русским (как его называли в России) царем, именно этот легендарный факт с откровенным удовлетворением воспринимался за благо. В жилах Сергея Салтыкова текла русская кровь, чего нельзя было сказать о Петре III.

Бытовала, впрочем, еще одна, совсем уж невероятная, скорее похожая на вымысел, легенда о том, что матерью ребенка была императрица Елизавета Петровна. Легенда основана на том факте, что едва ребенок увидел свет, как царствующая императрица велела его унести от матери и, по утверждению фольклора, «сама исчезла вслед за ним». Екатерина снова увидела младенца только через шесть месяцев.

А еще рассказывали, что младенец появился на свет вообще мертвым, и его тогда же будто бы заменили родившимся в тот же день в деревне Котлы под Ораниенбаумом «чухонским ребенком». Для сохранения тайны все семейство этого ребенка, а заодно и крестьяне Котлов вместе с пастором, «всего около 20 душ», на другой же день в сопровождении солдат были сосланы на Камчатку, а деревня Котлы была снесена и земля распахана.

Как бы то ни было на самом деле, но единственный ребенок императрицы Екатерины II рос нелюбимым сыном своей матери, которая, как поговаривали об этом в Петербурге, не хотела видеть в нем наследника русского престола и делала все возможное, чтобы удалить его от двора. Фактической ссылкой выглядело в глазах общества так называемое «Гатчинское сидение» Павла Петровича и его супруги Марии Федоровны в подаренном им Екатериной Гатчинском дворце. Какие только эвфемизмы не придумывали в великосветских салонах, чтоб не называть Павла наследником: «Гатчинский отшельник», «Гатчинский затворник», «Гатчинский помещик». Понятно, что 13-летний «Гатчинский затвор» в ожидании освобождения трона не мог не наложить определенного отпечатка на характер Павла Петровича. Созданная им в Гатчине некая модель государственного устройства будущей России, которую в народе назовут «Гатчинской империей», – это только внешнее проявление сложнейших психологических процессов в душе будущего императора.

Как бы это ни выглядело парадоксально и как бы это ни противоречило официальной историографии, приходится признать, что вся жизнь императора Павла I, изложенная в фольклоре, – это история болезни его духа.

Симптомы неизлечимого душевного недуга, по утверждению фольклора, с особенной остротой проявлялись в принятии Павлом непродуманных, поспешных решений, отчего порою страдал и он сам. Даже вступление Павла в масонский орден, где его наперсниками, если судить по фольклору, оказались «сплошь масоны шведского обряда», о чем постоянно судачили в Петербурге, приписывали психическому состоянию Павла Петровича. Его неуравновешенная психика, словно маятник, металась от жестокости к сентиментальной жалости и милосердию. Вот лишь некоторые примеры.

В царствование императора Павла I в Петербурге было только семь модных французских магазинов. Больше открывать он не позволял, говоря, что терпит их по числу семи смертных грехов.

Рассказывали, что император приказал петербургскому генерал-губернатору приготовить указ, определяющий количество блюд, которые в зависимости от чина и класса службы, мог иметь у себя за обедом и ужином каждый из подданных Российской империи. Рассказывали, что Павел готов был лично следить за тщательностью исполнения этого невероятного указа. Однажды, повстречав некоего майора гусарского полка Кульнева, император остановил его вопросом: «Господин майор, сколько у вас за столом подают кушаньев?» – «Три, ваше императорское величество». – «А позвольте узнать, господин майор, какие?» – «Курица плашмя, курица ребром и курица боком», – ответил майор.

Павел издал указ о том, чтобы обыватели за три дня извещали полицию об «имеющем быть у них» пожаре.

Сын одного арестованного просил, чтобы ему разрешили разделить заключение любимого им отца. Павел приказал посадить его в тюрьму, но не с отцом, а отдельно.

Однажды, проезжая по улице, Павел обратил внимание на одну польскую графиню, которая приветствовала императора самым почтительным реверансом. Но дама, к несчастью, была весьма нехороша собой. Павел вспылил и тут же приказал убрать «это уродство». В тот же день несчастная графиня была выслана из Петербурга.

Но что говорить о фольклоре, если в распоряжении историков находится подлинная записка Павла I генерал-майору А. А. Скалону: «Офицера сего нашел я в тронной у себя в шляпе, судите сами. Павел». Мог ли фольклор, мгновенно реагирующий на подобные шедевры, отказать себе в удовольствии создать нечто подобное. И появляется анекдот о том, что Павел просит ворвавшихся в спальню убийц повременить, ибо «хочет выработать церемониал собственных похорон».

Над императором откровенно смеялись. Он становился одним из самых любимых героев салонных анекдотов и уличных сплетен. Рассказывали, как однажды после обеда, отдыхая на балконе Зимнего дворца, Павел услышал звук колокола, призывавший к обеду семейство в соседнем доме. И Павел послал полицейского с приказанием передать соседям, чтобы садились за стол двумя часами раньше того времени, когда в нем самом «происходит процесс пищеварения». Другой современник передает рассказ о том, как Павел заметил пьяного офицера, стоявшего на часах у Адмиралтейства. Император приказал арестовать его. Но тот, проявив находчивость, напомнил государю: «Прежде чем арестовать, Вы должны сменить меня». И Павел велел наградить офицера следующим чином, заметив при этом: «Он, пьяный, лучше нас, трезвых, свое дело знает».

Часто поведение императора было совершенно необъяснимо. На его настроение влияла даже погода. Говорили, что его раздражительность увеличивалась при южном ветре, который приносил в Петербург сырость. Наследник престола Александр Павлович, побаиваясь отца, частенько далеко засветло выбегал поглядеть на флюгер: откуда ветер дует. Однажды, вопреки воинскому регламенту, Павел наградил генеральским орденом одного капитан-лейтенанта за то, что тот совершил отважный поступок. «Он думал меня удивить, так и я его удивлю», – сказал Павел, вручая орден Святой Анны 1-й степени.

Рассказывают, что однажды ночью Петербург был разбужен залпами орудий Петропавловской крепости. Наутро заговорили о том, что Павлу будто бы понравилась хорошенькая прачка, и восхищенный ее уступчивостью император приказал салютовать в ее честь, а наутро удивленным горожанам специальным бюллетенем было объявлено, что ночной салют был устроен по случаю очередной победы суворовской армии в Италии. Смущала, правда, вкравшаяся ошибка: второпях «местечко, возле которого якобы произошло сражение, назвали не итальянское, а французское».

В другой раз петербуржцы заметили, что на ежедневных утренних разводах стали присутствовать танцовщицы императорского театра. Родилась легенда о том, как однажды во время развода Павел заметил некую танцовщицу, которая рискнула таким образом прийти на свидание с офицером. Едва сдерживаясь, Павел крикнул: «Вам что здесь надо, сударыня?» «Мы пришли полюбоваться красотой этого военного зрелища, Ваше величество», – с наивной улыбкой ответила барышня. Павлу понравился ответ девицы, и он тут же приказал «ежедневно на утренний развод присылать из театра несколько танцовщиц».

Но не все заканчивалось такой откровенной лестью. Один из пажей императора А. Бошняк вспоминал, как однажды, «выслушав далеко не глупые ответы придворного шута» на вопрос «что от кого родиться», спросил того: «Ну, а от меня, что родится?» – «От тебя, государь, – бойко ответил шут, – родятся чины, кресты, ленты, вотчины, сибирки, палки, каторга, кнуты».

Поводом к появлению анекдотов становилась даже внешность императора, над которой не уставали посмеиваться питерские остроумцы. Однажды при неудачном спуске корабля «Благодать» Павел будто бы обнаружил в своем ботфорте листок со стихами:

Все противится уроду,
И «Благодать» не лезет в воду.

По другому анекдоту, Павел любезно сказал одной просительнице, столь же некрасивой, как он: «Я ни в чем не могу отказать своему портрету». В Петербурге рассказывали о некой девочке, которая, прогуливаясь со своей собачкой, вдруг начала звать ее: «Моська! Моська!» – «Какое это слово ты сказала?» – раздался громкий оклик постового. – «Я ничего-с, – ответила девочка, – зову к себе мою моську». – «Как ты смеешь! Моську! Да знаешь ли, кто у нас Моська?» И тут же схватил ее за руку, чтобы вести в полицию.

Не венценосец он в петровом славном граде,
А варвар и капрал на вахт-параде.
Дивились нации предшественнице Павла:
Она в делах гигант, а он пред нею Карла.

Были и более изощренные попытки выразить свое отношение к ничтожному сыну, польстив при этом великой матери:

Не все хвали царей дела.
– Что ж глупого произвела
Великая Екатерина?
– Сына.

Насколько регламентирована и в то же время непредсказуема была жизнь при Павле I, можно судить по легенде, согласно которой в день смерти императора по тротуарам петербургских улиц пронесся галопом всадник, выкрикивая одну и ту же фразу: «Теперь все позволено».

Два потусторонних призрака при жизни Павла Петровича с маниакальным постоянством терзали его болезненное сознание. Одним из них, как мы уже знаем, был призрак его великого прадеда Петра I. Второй призрак, неотступно следовавший за Павлом Петровичем, был призрак неминуемой смерти, впервые подстерегший его задолго до трагического марта 1801 года.

Навязчивая, еще не вполне осознанная идея смерти возникла в голове мнительного, склонного к болезненному мистицизму молодого человека рано. Павел родился в Летнем дворце императрицы Елизаветы Петровны, построенном архитектором Б. Ф. Растрелли на берегу Мойки, напротив Летнего сада. Однажды, любуясь роскошным творением великого зодчего, Павел будто бы проронил: «Хочу умереть там, где родился». Судьба приняла его вызов. После смерти Екатерины II, опасаясь жить в Зимнем дворце, где ему постоянно мерещились заговоры, в результате одного из которых был низложен и злодейски убит его отец, император Петр III, Павел приказал разобрать деревянный Летний дворец и на его месте начать строительство новой резиденции – Михайловского замка.

С тех пор знамения смерти не покидали несчастного императора. На следующий день после вступления его на престол в Зимнем дворце был отслужен благодарственный молебен. К ужасу присутствовавших в гробовой тишине протодьякон Иоанн провозгласил: «Благочестивейшему самодержавнейшему великому государю нашему императору Александру Павловичу…» – и тут только заметил роковую ошибку. Голос его оборвался. Тишина стала зловещей. Павел стремительно подошел к нему: «Сомневаюсь, отец Иван, чтобы ты дожил до торжественного поминания императора Александра». В ту же ночь, вернувшись домой, полуживой от страха протодьякон умер.

Известно, что Павел I встречался с монахом Авелем, прозванным в народе «Вещим». Но мало кто знает, что при встрече Авель «сделал лично императору Павлу страшное предсказание»: «Коротко будет царствование твое, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Серафима Иерусалимского от неверных слуг мученический конец примешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь».

Чем меньше времени оставалось до начала следующего, XIX столетия, тем острее и болезненнее воспринимал Павел таинственную мистику случайных примет и неожиданных предзнаменований. В 1799 году к нему приходила цыганка, гадала на кофейной гуще и объявила, что императору осталось царствовать только три года, а через три года «он окончит свою жизнь».

Тревожное ожидание рубежа веков для многих петербургских мистиков закончилось разочарованием. Ничего не произошло. Более или менее спокойно прошел и весь 1800-й год. Но вот в самом конце, накануне Рождества, по городу распространились зловещие слухи о некой юродивой со Смоленского кладбища, которая пророчила императору Павлу Петровичу столько лет жизни, сколько букв в изречении над главным фасадом Михайловского замка:

«ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ».

Выходило 47. Павел родился в 1754. Сорок седьмой год его жизни выпадал на 1801 год. Весь Петербург занимался мистическими подсчетами. Цифра 47 буквально преследовала обывателей, вызывая неподдельный ужас. Оказывается, если сосчитать количество дней от 20 сентября – даты рождения цесаревича – до вступления его на престол 6 ноября, то и тут окажется ровно столько же – 47. Есть от чего свихнуться. Впоследствии эта мистическая логика получит дальнейшее развитие. Четверка в числе «47» станет знаковой. Время царствования Павла Петровича составит 4 года, 4 месяца и 4 дня. И убит он будет в ночь с 11 на 12 марта, то есть три четверки составят день его смерти. Но вернемся к последовательности нашего изложения.

1 февраля 1801 года Павел вместе со всем своим многочисленным семейством въехал в новую резиденцию – Михайловский замок. Самый мистический русский император вселился в самый таинственный и загадочный средневековый замок. Границы между реальным и ирреальным начали окончательно размываться. Фатальный призрак неотвратимой смерти тяжелой пеленой обволакивал парализованную страхом ожидания и неспособную к сопротивлению душу императора.

Первый обед в Михайловском замке подали в сервизе с видами замка, специально для этого заказанном Марией Федоровной. По преданию, Павел целовал предметы с изображением его любимого детища и плакал. С каждым днем Павел становился все более подозрительным и недоверчивым. Он буквально следил за каждым шагом своего сына, наследника престола Александра, пытаясь застать его врасплох. Согласно одному из преданий, однажды он увидел на столе Александра трагедию Вольтера «Брут», раскрытую на странице со стихами: «Рим свободен! Возблагодарим богов». Вернувшись к себе, Павел будто бы поручил отнести Александру «Историю Петра Великого», раскрытую на странице с рассказом о смерти царевича Алексея.

За несколько дней до гибели Павел будто бы жаловался, что видит кровь, проступающую на стенах спальни. Это приводит его в состояние «животного страха». Он вспомнил, как однажды на балу на короткое время внезапно потерял сознание, а когда очнулся, то все увидели его глаза, полные ужаса, и услышали невнятный шепот: «Неужели меня задушат?»

Еще через несколько дней Павлу Петровичу приснился сон – некая незримая сверхъестественная сила возносит его кверху. Проснувшись, он заметил, что и Мария Федоровна не спит. Оказывается, и ей приснился тот же самый сон.

9 марта Павел проснулся от еще более мучительного сна. Ему снилось, будто на него надевают слишком узкую одежду, которая его душит.

10-го, после ужина, как рассказывает еще одна легенда, Павел подошел к зеркалу, имевшему случайный недостаток. Оно искривляло изображение. «Посмотрите, какое смешное зеркало, – криво усмехнулся император, – я вижу себя в нем с шеей на сторону».

11-го, во время последнего ужина напряженное молчание прервалось неожиданным чиханием наследника престола. Рассказывали, что Павел I повернулся к нему и печальным голосом проговорил: «Я желаю, Ваше Высочество, чтобы желания ваши были исполнены». После этого вдруг стал задумчив, побледнел, встал необычно рано из-за стола и вместо обыкновенных слов прощания сказал: «Чему быть, того не миновать». По другому преданию, на пути из столовой в спальню Павел будто бы сказал кому-то: «На тот свет идтить – не котомки шить». Если верить фольклору, это были последние слова, сказанные императором Павлом I при жизни.

По воспоминаниям императора Николая I, однажды вечером великий князь Михаил Павлович, которому в то время было три года, играл в углу один в стороне от других детей. На вопрос, что он делает, он не колеблясь ответил: «Я хороню отца своего». На следующее утро Павла не стало.

В тот же вечер во время ужина многие заметили, что Павел был по-особенному возбужден, «много смеялся и непрестанно перешептывался с великим князем Александром Павловичем». Даже мальчики-пажи заметили веселое расположение духа государя. «Заметил ли ты, – обратился один паж к другому, – как государь шептался с наследником? Точно ему царство передавал!»

Впрочем, было бы неверно утверждать, что Павел полностью подчинился судьбе и совершенно безвольно ожидал своей смерти. Почувствовав опасность, он якобы успел послать за верным Аракчеевым, но посланца будто бы перехватил на городской заставе один из заговорщиков, военный губернатор Петербурга граф Пален. И можно только догадываться, как повернулось бы колесо русской истории, окажись Аракчеев в тот день в Петербурге.

Как мы знаем, Павел был злодейски убит заговорщиками в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. За несколько мгновений до этого, как утверждают предания, «со страшным криком взлетела в воздух с крыши замка огромная стая ворон». С тех пор «взъерошенные вороны, испугавшие некогда убийц императора Павла», будто бы ежегодно в ночь того страшного убийства, оглашая своим криком окрестности, срываются с деревьев Летнего сада и совершают несколько мистических кругов над Михайловским замком. А еще говорили, что пропала собачка, некогда так привязавшаяся к императору, что не отходила от него ни на шаг, будь то на параде, в личном кабинете или на прогулке. Очевидцы рассказывали, что, будучи по характеру робкой и боязливой, она, находясь рядом с Павлом, делалась такой смелой и отчаянной, что всякого могла искусать при малейшей попытке приблизиться к хозяину.

Сохранилась и легенда о тайном подземном ходе, ведущем из спальни императора под фундамент памятника Петру I перед замком. Якобы Павел, застигнутый убийцами врасплох, просто не успел им воспользоваться. Сохранилась, впрочем, и еще одна легенда. Будто бы Павел не умер непосредственно от рук заговорщиков. Когда врач, призванный «прибрать труп», наклонился над телом императора, оказалось, что в нем еще теплилась жизнь. Тогда, как утверждает легенда, после «хладнокровного обсуждения» было решено «его прикончить». Впоследствии придворные острили: «Павел скончался от апоплексического удара табакеркой в висок».

На другой день после убийства императора многочисленные обыватели стекались к Михайловскому замку. Смерть Павла, по воспоминаниям современников, превратилась во всенародный праздник. На улицах, не стесняясь радостных слез, словно во время Пасхи, целовались и поздравляли друг друга совершенно незнакомые люди.

Не пес ли здесь лежит, что так воняет стервой:
Нет! Это Павел Первый.

Вспоминали предсказания и пророчества, предшествовавшие минувшей ночи. Еще и еще раз вчитывались в чеканные слова библейского текста:

«ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ…»

Считали и пересчитывали буквы. По странному и необъяснимому совпадению их было ровно 47 – столько же, сколько лет прожил император Павел Петрович.

Через много лет петербургское общество свяжет гибель Павла Петровича с его детищем – Михайловским замком. Как известно из городского фольклора, Павел лично принимал участие в его проектировании, и это будто бы стало роковым предупреждением его судьбы. В истории строительства многих петербургских зданий удивительным образом прослеживается мистическая связь между жизнью и смертью их создателей. Так, например, архитектору О. Монферрану была предсказана смерть сразу после строительства Исаакиевского собора, а еще раньше графу Строганову, осуществлявшему руководство по строительству Казанского собора, пророчествовали смерть после его освящения. Предсказания с поразительной точностью исполнялись. Может быть, в этом была разгадка смерти и Павла Петровича. Во всяком случае, монах Авель однажды обвинил Павла I в том, что тот не исполнил указание свыше и построил не храм во имя архистратига Михаила, а только замок с церковью, посвященной ему.

Сколько-нибудь заметной волны самозванчества смерть Павла не вызвала. Лже-Павлов история не знает. Правда, если верить фольклору, когда в Шлиссельбургскую крепость привезли декабриста Г. С. Батенькова, кто-то из солдат будто бы воскликнул: не живой ли это император Павел? И потом, действительно, в народе появился слух, что Павел Петрович жив и сидит, мол, в Шлиссельбургской крепости.

Со временем романтический образ императора Павла I породил целый цикл легенд о «Русском Гамлете», как называли Павла Петровича в старом Петербурге, или «Павлике», как зовут его современные сотрудники Михайловского замка. Среди простых людей распространилась молва, что императора Павла «удушили генералы да господа» за его справедливость и сочувствие простому народу. Его могила в Петропавловском соборе стала одним из чудодейственных мест Санкт-Петербурга. Считается, что молитва на ней спасительна, что она помогает не только в личной жизни, но и в служебных делах, а сама плита на саркофаге обладает магическими свойствами. Одно прикосновение к ней щекой, говорят, излечивает от зубной боли.

С 1819 года Михайловский замок, сыгравший такую трагическую роль в жизни императора Павла I и долгое время пустовавший, передали Инженерному училищу. Еще через несколько лет замок поменял свое имя и стал официально называться «Инженерным».

С этого времени, как утверждает петербургский городской фольклор, начинается загробная жизнь убитого императора Павла Петровича. Юнкера Инженерного училища уверяли, что каждую ночь, ровно в 12 часов, в окнах первого этажа появлялась тень Павла I с горящей свечой в руках. Правда, однажды выяснилось, что этой тенью оказался проказник-юнкер, который, завернувшись в казенную белую простыню, изображал умершего императора. В другой раз таким призраком представился еще один шалун, который решил пройти из одного окна в другое по наружному карнизу садового фасада замка. Третий, стоя однажды на дежурстве, решил отдать рапорт якобы увиденному им призраку Павла I. Говорят, сил у него хватило только на то, чтобы отрапортовать. Затем он упал в обморок и долго лежал без сознания, пока не был приведен в чувство случайно проходившими товарищами.

Так будто бы начиналась долгая история знаменитого призрака Михайловского замка. Правда, еще строители, ремонтировавшие Михайловский замок накануне передачи его Инженерному училищу, если верить легендам, «неоднократно сталкивались с невысоким человеком в треуголке и ботфортах, который появлялся ниоткуда, словно просочившись сквозь стены, важно расхаживал по коридорам взад и вперед и грозил работникам кулаком». Если верить фольклору, призрак очень напоминал экспансивного и эмоционального императора Павла Петровича.

Многие современные обитатели замка до сих пор утверждают, что неоднократно видели призрак императора, играющего на флажолете – старинном музыкальном инструменте наподобие флейты. До сих пор в гулких помещениях бывшей царской резиденции таинственно поскрипывает паркет, неожиданно и необъяснимо стучат двери и при полном отсутствии ветра настежь распахиваются старинные оконные форточки. Обитатели замка, как завороженные, отрываются от дел и тихо произносят: «Добрый день, Ваше величество».

Встречается призрак императора Павла Петровича и в Гатчинском дворце, слуги которого еще в старом Петербурге уверяли, будто бы по ночам в дворцовых залах можно встретиться с неприкаянным духом убиенного императора Павла I, и они с Ники (будущим императором Николаем II – Н. С.) «боялись… и мечтали увидеть призрак прапрадеда».

Призрак Павла I время от времени можно увидеть и сегодня. С ним не раз сталкивались современные работники дворца-музея. А еще в ночных коридорах Гатчинского дворца можно расслышать едва уловимый шорох платьев. Это, утверждают они, проскальзывает тень любовницы императора фрейлины Екатерины Нелидовой. Мистика витает и вокруг дворца. Проходя Собственным садиком, ночные прохожие вздрагивают от мерного топота копыт и приглушенного лая собак. Это напоминают о себе погребенные здесь любимцы императора Павла I – животные, сопровождавшие его при жизни.

Строго говоря, сибирское воплощение императора Александра I, появившееся вскоре после его кончины в Таганроге, на самом деле не может быть отнесено к призракам в академическом смысле этого понятия. Это действительно не образ, представляющийся в чьем-либо воображении, а значит – образ, являющийся обыкновенным плодом фантазии. Нет, старец Федор Кузьмич, в котором многие видели явные фамильные черты Александра Павловича, был личностью вполне осязаемой и на призрака просто не тянул. Да и не претендовал. Однако некоторые признаки этого царского двойника, в том числе те, что повлияли на мистически настроенное общественное сознание и породили целый фольклорный цикл о посмертной жизни почившего императора, позволяют с некоторыми оговорками отнести мифическую личность сибирского старца к призракам и поселить его в нашем метафизическом многопризрачном Зазеркалье. Тем более что к этому нас подталкивает и мистицизм самого Александра, в который он впал вскоре после восшествия на престол. Мучительное понимание своего прямого или косвенного участия в злодейском убийстве отца, обрушившееся на него в марте 1801 года, никогда не покидало его бедного сознания. Не без оснований он считал себя причастным к трагическим мартовским событиям. Гибель отца от рук коварных заговорщиков почти на глазах сына и, по существу, с его молчаливого согласия не давала ему покоя.

С годами этот комплекс вины у Александра все более обострялся. Петербургские обыватели рассказывали, как однажды в 1824 году, незадолго до смерти, во время осмотра разрушений от одного из самых страшных петербургских наводнений Александр услышал, что кто-то в толпе проговорил: «За грехи наши Бог нас карает». – «Нет, за мои», – будто бы убежденно и твердо проговорил царь.

Эта болезненная склонность к мистицизму и суевериям была унаследована им от несчастного отца. Еще в 1814 году, будучи в Париже, Александр побывал у знаменитой гадалки мадам Ленорман. Тогда-то она будто бы и показала ему будущее всей династии Романовых. В «волшебном» зеркале он увидел себя самого, затем на мгновение мелькнул образ его брата Константина, которого затмила внушительная фигура другого брата – Николая, а затем Александр «увидел какой-то хаос, развалины, трупы». Говорили, что через много лет Александр вспомнил об этом страшном пророчестве, когда во время ноябрьского наводнения 1824 года в его спальне будто бы был найден деревянный могильный крест, невесть как занесенный стихией с какого-то кладбища.

Отправляясь в путешествия по России, он не забывал заехать в Александро-Невскую лавру за благословением. Однажды мрачный и неразговорчивый схимник благословил императора загадочными словами: «И посла мiрови ангела кротости». Расшифровка этих таинственных знаков, предложенная одним из приближенных, поразила императора. Дело в том, что каждая буква славянской грамоты имеет цифровое значение: и – 8, п – 80, о – 70, с – 200, л – 30, а – 1, м – 40, i – 10, р – 100, в – 2, н – 50, г – 3, е – 5, к – 20, т – 300. И если все буквы обратить в числа, то сумма их будет равна году рождения императора Александра I: 8 + (80 + 70 + 200 + 30 + 1) + (40 + 10 + 100 + 70 + 2 + 8) + (1 + 50 + 3 + 5 + 30 + 1) + (20 + 100 + 70 + 300 + 70 + 200 + 300 + 8) = 1777.

Столь же невероятным оказалось впоследствии совпадение чисел, полученных при сложении годов, месяцев и дат рождения, вступления на престол и кончины императора Александра I. Он родился 12 декабря 1777 года, вступил на престол 12 марта 1801 года и скончался 19 ноября 1825 года, через 12 месяцев и 12 дней после наводнения 1824 года. Нетрудно заметить, что цифра 12 стала наиболее значащей, тайно-мистической. После смерти императора среди мистически настроенного общества была популярна таблица, из которой следовало, что число прожитых Александром I лет – 48 и число лет царствования – 24 строго вытекали из дат его биографии:

Итак, император Александр I скончался 19 ноября 1825 года в Таганроге. Едва эта весть дошла до Петербурга, как распространился слух, что император вовсе не умер, а просто скрылся, а в гробу везут чужой труп. Будто бы это было тело фельдъегеря Маскова, незадолго до того скончавшегося в Таганроге от ушибов при падении с лошади. Интересно, что через много лет исследователям удалось напасть на след внука того самого Маскова. Оказывается, в этой семье давно уже сложилось твердое убеждение, будто бы их предок, фельдъегерь Александра I Масков, похоронен в Петропавловском соборе Петербурга под именем Александра I.

А тогда, в 1825 году в народе родилась легенда о сибирском старце Федоре Кузьмиче – якобы бывшем императоре Александре Павловиче, который, чтобы испросить у Бога прощение за участие в убийстве своего отца Павла I, «решил взять на себя великий подвиг – удаление в Сибирь». Правда, согласно некоторым малоизвестным легендам, прежде чем отправиться в Сибирь, Александр скитался не то где-то на Дону, не то вообще в Англии. Вместе с тем живет в Петербурге и другая легенда. Будто бы саркофаг Александра I в Петропавловском соборе Петербурга, в отличие от других захоронений, совершенно пуст. Будто бы это было установлено некой комиссией еще в 1920-х годах. Но, как говорится в легенде, никаких документов вскрытия, и тем более его очевидцев, до сих пор не обнаружено.

Впрочем, и на этот счет существует еще одна романтическая легенда. Будто бы угрызения совести мучили Александра I до такой степени, что он даже после смерти боялся лежать рядом с убиенным императором Павлом I и просил верного Аракчеева предать его земле в другом месте. Преданному царедворцу удалось-таки вывезти тело монарха в свое имение в Грузине и похоронить там, в местном соборе. Однако достоверность и этого предания доказать невозможно. Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов все в Грузине было уничтожено. Есть и другая легенда, согласно которой, да, саркофаг Александра I пуст. Пуст с 1866 года, когда тело его было секретно извлечено из гробницы и «предано земле на кладбище Александро-Невской лавры». Не потому ли, что верили легендам о бедном фельдъегере Маскове, которому не пристало лежать в монаршей усыпальнице?

Вместе с тем в XIX веке по стране из уст в уста передавали и так называемые народные версии смерти «Александра Благословенного». Они подробно изложены в романе И. Ф. Наживина «Во дни Пушкина». Поскольку эти версии для фольклора представляют особый интерес, приводим их полностью. «Одни болтают, что Александру Павлыча господишки убили, изрезали, а в гроб положили солдата какого-то, а на лицо, чтобы не узнали, маску восковую налепили. Другой гнет, что опротивели царю дела государские и он будто в монахи ушел. А надысь в Опочке в трактире один сказывал, что господишки, верноподданные изверги, первейшие на свете подлецы продали его в иностранную державу. <…> И все это вранье. <…> Верно одно: стал он господишкам поперек горла и извести его было решено: графиня Орлова и жена графа Потемкина, верные фрелины и распренеблагодарные канальи, хотели отравить царя у себя на балу. <…> А как привезли его из Таганрогу-городу гроб-то, да поставили его в Москве в собор, один дьячок подмосковный не будь дурак и пойди поглядеть, а <…> в гробу, ребята, не царь, а черт! Царь же батюшка, слава Богу, жив и здоров, и чтобы обличить весь этот обман господишек, сам выйдет в тридцати верстах от Петербурга встретить свой гроб и тогда и объявит всем о господской подлости». Были и другие легенды, связанные со смертью императора. По одной из них, Александр, мучимый своим невольным участием в убийстве отца, покончил жизнь самоубийством; по другой – его собирались убить, и когда он случайно узнал об этом, переоделся с часовым и ушел в неизвестном направлении; по третьей – Александр бежал по подземному ходу к морю, где его ожидала английская яхта, на которой он уплыл в Европу.

Остается сказать, что в 1836 году в Сибири и в самом деле объявился некий неизвестный старец, «непомнящий рода своего», лицо и осанка которого напоминали облик императора Александра Павловича. В разговорах старец рассказывал о придворной жизни так, будто сам принимал в ней участие. В его бумагах впоследствии было обнаружено брачное свидетельство на имя Александра Павловича и Елизаветы Алексеевны. Его смерть сопровождалась необыкновенным небесным явлением. В час кончины старца над кельей, где он жил, если верить старым преданиям, появилось небесное сияние.

Между тем есть одно обстоятельство, которое в контексте нашего повествования выглядит весьма многозначительно. Дело в том, что старец Федор Кузьмич при жизни никогда никому не признавался, кто он есть на самом деле. И, тем не менее, на кресте над его могилой было написано: «Здесь погребено тело Великого Благословенного (выделено мною – Н. С.) старца Федора Кузьмича, скончавшегося января 1864 года». Напомним, что императора Александра I в народе так и называли: «Благословенный».

Мистическая картина прижизненного и посмертного существования императора Александра I была бы не полной, если бы мы не рассказали о его супруге императрице Елизавете Алексеевне. Она была дочерью маркграфа Баден-Баденского и принцессы Гессен-Дармштадтской и до перехода в православие звалась Луизой-Марией-Августой. Отличалась необыкновенной скромностью и стремлением к семейной жизни. Однако последняя сложилась неудачно. Александр не скрывал, что супругу не любил. Более того, он демонстративно ее сторонился. У него была другая личная жизнь и другая фактическая жена – М. А. Нарышкина, которая родила ему троих детей.

Впрочем, если верить дворцовым сплетням, у Елизаветы Алексеевны тоже были свои поклонники и даже фавориты. Один из них – польский князь Адам Чарторижский, другой – штаб-ротмистр А. Я. Охотников. Правда, к нашему рассказу это отношения не имеет. Гораздо важнее другое.

В 1824 году супруги вновь сблизились. Во всяком случае, в свою последнюю поездку в Таганрог они отправились вместе. Далее начинается еще одна, почти невероятная легенда. Согласно официальной версии, 4 мая 1826 года, менее чем через год после смерти Александра I, по дороге из Таганрога в Петербург, во время короткой остановки на ночлег в городе Белево Елизавета Алексеевна неожиданно для всех скончалась. Однако, как утверждает фольклор, смерть ее окутана пеленой неизвестности и тайны. Утром, подойдя к умершей императрице, хозяйка дома, в котором та остановилась на постой, к ужасу и удивлению своему, согласно фольклору, увидела мертвой «вовсе не ту, что накануне назвалась императрицей».

Так родилась легенда о том, что на самом деле Елизавета Алексеевна, как и ее супруг, вовсе не умерла, а просто отказалась от светской жизни и под именем Веры Алексеевны удалилась в Сырковский монастырь. Там она была более известна под именем «Молчальницы». Она и в самом деле будто бы прожила целых 25 лет в полном молчании и скончалась 6 мая 1861 года. Ее келья, отмечали впоследствии многие свидетели, была «точной копией томской кельи сибирского старца Федора Кузьмича», под именем которого, как утверждает фольклор, скрывался ее супруг – император Александр I.

Одной из самых интригующих тем, живо обсуждавшихся в аристократических салонах екатерининского Петербурга начала 1770-х годов, стали таинственные слухи о некой проживавшей за границей девице, считавшей себя не больше не меньше как дочерью императрицы Елизаветы Петровны. Неожиданное появление прижизненного призрака этой особы, способной однажды заявить о своих законных претензиях на русский трон, могло не на шутку испугать кого угодно, тем более Екатерину II, которая, несмотря на пьяный восторг гвардии и всеобщее ликование толпы по случаю так называемой «революции 1762 года», чувствовала себя не вполне уютно на захваченном ею троне. Она хорошо помнила о своем немецком происхождении, в котором, если даже очень захотеть, невозможно было отыскать хоть какие-либо династические связи с царственным родом исконно русских Романовых. Да и политические тени, которые начали преследовать ее августейшую особу, мешая почувствовать полное удовлетворение от так удачно примеренной шапки Мономаха, возникли еще при триумфальном восшествии Екатерины на престол. От двух из них, не дававших ни на минуту покоя, она смогла более или менее удачно избавиться почти сразу. Буквально через несколько дней после восшествия императрицы на престол в Ропшинском дворце не то умер, не то погиб при невыясненных обстоятельствах ее законный супруг, свергнутый ею император Петр III, о чем мы уже знаем; а через два года в Шлиссельбургской крепости при неудачной попытке освобождения был убит умалишенный шлиссельбургский узник Иоанн Антонович – царь Иван VI, возведенный в наследники престола еще манифестом Анны Иоанновны. Казалось, уже ничто не сможет помешать ее безоблачному и счастливому царствованию. И вдруг совершенно неожиданная напасть. Начала морочить голову какая-то неизвестная княжна Тараканова, подлая тварь, якобы рожденная от «законного брака императрицы Елизаветы Петровны с фельдмаршалом графом А. Г. Разумовским».

Скорее всего, слухи о загадочной женщине были инспирированы силами, враждебными России. Во всем нетрудно было различить польский почерк. Польша не могла простить России ни так называемый раздел страны, в результате которого к империи отошла значительная часть ее земель, ни вообще откровенно антипольской политики русской императрицы. Очень скоро слухи о самозванке были подхвачены стоустой молвой и превратились в одну из самых популярных легенд о молодой красавице, несчастной жертве великосветских интриг, вынужденной скрываться за границей, поскольку она-де представляет исключительную угрозу царствующей императрице.

Что же стояло за всеми этими толками? В 1742 году императрица Елизавета действительно вступила в тайный брак с Алексеем Григорьевичем Разумовским. Официальное мнение, согласно некоторым источникам, сводилось к тому, что легенда о княжне Таракановой появилась на свет только благодаря досадному стечению обстоятельств и достойной сожаления путанице в произношении русско-украинских фамилий. У Алексея Григорьевича Разумовского на самом деле были племянники по фамилии Дараганы, или Дарагановы, которых он воспитывал в Швейцарии. Иностранцам было легко переделать Дарагановых в Таракановых и сложить стройную и правдоподобную легенду об их происхождении. Тем более что дети от морганатического брака императрицы Елизаветы, согласно легендам, все-таки были. Они своевременно были отправлены на родину Разумовского, Украину, и там будто бы даже образовали целый род царственных потомков. Последние представители этого рода якобы в середине XIX века перебрались в Петербург, и их можно было встретить на Васильевском острове. Фамилия их, как рассказывает легенда, переделанная на украинско-польский лад, была все же очень похожа на фамилию пресловутой княжны.

По другой же легенде, императрица Елизавета действительно родила дочь от Разумовского, которую в возрасте двух лет будто бы отправили подальше от Петербурга, на Украину, к родным Разумовского, казакам Дараганам, в их поместье Дарагановку. В народе оно было более известно по другому названию – Таракановка. Когда же слухи об этом дошли до столицы, девочку тут же будто бы окрестили «Тьмутараканской княжной».

Деликатное поручение – обезвредить подлую авантюристку – Екатерина дала командующему русской эскадрой на Средиземном море графу Алексею Орлову. Он должен был выследить самозванку и «любой ценой» доставить ее в Россию. По-солдатски прямолинейный Орлов слишком буквально понял указание императрицы. Он влюбил в себя несчастную женщину, соблазнил обещаниями жениться, заманил на корабль и доставил в Петербург. Для Европы княжна Тараканова прекратила свое существование. Сохранилась неправдоподобная и страшная легенда, которую неоднократно эксплуатировали иностранные писатели. На адмиральском корабле, рассказывает эта легенда, был устроен специальный люк. Когда эскадра вышла в Северное море, граф Орлов подвел влюбленную в него молодую княжну к известному ему месту и поставил на замаскированную крышку люка. Сработало секретное устройство, люк опустился, и княжна Тараканова навсегда исчезла в морских глубинах.

Но это легенда. На самом деле, по прибытии в Петербург княжна была препровождена в Петропавловскую крепость. Жестоко обманутая красавица, к тому времени еще и беременная от графа Орлова, оказалась в сырых каменных казематах русской Бастилии. Начались непрекращающиеся допросы. Доведенная до отчаянья нечеловеческими условиями заключения, мучительными допросами и сознанием безвыходности своего положения, она заболела чахоткой и 4 декабря 1775 года умерла, так и не покинув места своего заточения. Однако существует романтическая легенда о том, что княжна не просто умерла от болезни, а погибла при самых трагических обстоятельствах. Но произошло это не в 1775 году, а через два года, во время сильнейшего наводнения 1777 года, в каземате, из которого ее просто «забыли или не захотели вывести».

Несмотря на некоторые признаки правдоподобия всех этих легенд, многие мучились сомнениями. 1775 год – фактический год смерти Таракановой – в летописях петербургских наводнений катастрофическим подъемом воды не отмечен. Привычные кратковременные осенние буйства Невы в расчет не принимались. К ним привыкли. Никакого сколько-нибудь серьезного следа в городском фольклоре они не оставили. Чем же оправдать неожиданную смерть молодой женщины, к тому же, как об этом судачила молва, только что ставшей матерью? И тогда в петербургском фольклоре произошел поистине уникальный случай. Появилась легенда о легенде. Или, точнее, легенда о том, как появилась легенда о «потоплении» княжны Таракановой. Согласно этой легенде, фельдмаршал Голицын, возглавлявший розыск по делу о самозванке, долго обдумывал, как признаться императрице в несвоевременной кончине Таракановой. Ведь следствие не закончено, и трудно сказать, как отнесется к ее смерти Екатерина. «Э, была не была, – убеждал себя Голицын, – с мертвой не взыщется, а всем будет оправдание. А кто из высших проведает о ней и станет болтать лишнее, можно пустить слух, что ее залило наводнением». Именно так пересказывает эту легенду писатель Г. П. Данилевский в нашумевшем в свое время романе «Княжна Тараканова».

По другой легенде, накануне наводнения ее все-таки вывели из Петропавловской крепости, и она долгое время томилась вместе со своим ребенком в подвалах загородного дворца Потемкина на левом берегу Невы. К концу XIX века покинутый к тому времени дворец обветшал, крыша его обрушилась, все пришло в крайнее запустение. Только таинственные тревожные тени пугали редких и случайных посетителей. В ночном сумраке старинного парка слышались стоны. Иногда появлялся загадочный призрак молодой женщины с ребенком на руках.

В городском фольклоре об этом ребенке сохранилась своя легенда. В самом начале XIX века сыном Таракановой считали генерал-майора Александра Алексеевича Чесменского, служившего в конной гвардии. Правда, это легко опровергалось сопоставлением дат из биографий предполагаемых отца и сына. Генерал-майор не мог быть сыном графа Алексея Орлова-Чесменского. Вводили в заблуждение отчество и фамилия, но этого, понятно, было недостаточно.

Чуть ли не через сто лет после всех этих событий на выставке живописи в Академии художеств петербургская публика познакомилась с картиной художника К. Д. Флавицкого «Княжна Тараканова». Воображение зрителей поражала женщина, стоящая на тюремной койке, с безнадежным отчаянием ожидающая своей гибели от хлещущей сквозь железную решетку в окне воды. Огромные крысы – единственные свидетели трагедии – мечутся, пытаясь спастись от прибывающих вод в ногах всеми забытой арестантки. Картина производила неизгладимое впечатление, воскрешая в памяти забытую страницу давней истории.

К тому времени у историков накопилось достаточно материала, чтобы опровергнуть слухи и не оставить камня на камне от печальной легенды о «потоплении» княжны Таракановой. И в этих условиях сам факт появления картины Флавицкого и интереса к ней весьма знаменателен. В народном сознании княжна Тараканова осталась романтической героиней – красивой молодой женщиной, да еще оболганной, оклеветанной жертвой вероломного коварства и уже потому любимой народом. И тут ничего не поделаешь. Симпатии простого народа оставались неизменно на ее стороне.

До наших дней дошли еще две легенды, бытовавшие в Петербурге в середине XIX века. Согласно одной из них, княжна Тараканова была похоронена там же, в Петропавловской крепости, в треугольном садике внутри Алексеевского равелина. Старые люди указывали место, где еще можно было разглядеть невысокий холмик. По другой легенде, принцесса Владимирская княжна Елизабет Тараканова вовсе не умерла от чахотки и не затоплена никаким наводнением, а до сих пор ходит по Санкт-Петербургу.

И еще. В 30 километрах от Петербурга, на левом берегу Невы, расположен поселок Пелла. В свое время здесь находилась усадьба известного петербургского меломана Мартынова, который будто бы выиграл Пеллу в карты. В 1780-х годах хозяином Пеллы стал действительный тайный советник Иван Иванович Неплюев, у которого и приобрела усадьбу Екатерина II, чтобы подарить ее своему любимому внуку, будущему императору Александру I.

Этимология загадочного названия поселка не вполне ясна. Одни связывают его с понятием «поле», или рыхлая, мягкая земля, известным в группе прибалтийских языков. Другие – с древним названием сельскохозяйственной культуры финнов – льном. Во всяком случае, название Пелла было известно еще задолго до основания Петербурга. Однако, согласно петербургскому преданию, Пеллой эта местность названа Петром I в честь одноименного пролива между двумя маленькими островками на Ладожском озере. Но есть и другое предание. Будто бы имение так названо Екатериной II в честь древней столицы Македонии Пеллы, где родился великий полководец древнего мира Александр Македонский. Этому легко поверить, если вспомнить амбициозный Греческий проект, согласно которому Екатерина собиралась возвести своего внука на византийский престол.

По свидетельству современников, «дворец в Пелле состоял из нескольких отдельно стоявших строений или павильонов, в одном из которых жила государыня, в другом помещался ее двор. Между ними стоял огромный дворцовый комплекс. По сторонам дворца шли службы, кухни, оранжереи, сараи и т. д. – все эти постройки были соединены галереями, арками, колоннадами, так что при въезде составляли как бы одно огромное здание». При Павле I все это разобрали, а строительный материал использовали при возведении Михайловского замка. Случайно уцелела одна колоннада с башенкой, бывшая, по преданию, конюшней или птичьим двором.

Развалины старинного замка овеяны суеверными преданиями. Здесь среди деревьев старого парка мелькает призрак молодой женщины с ребенком на руках, слышатся стоны и крики, а по ночам на вершине башни появляется убитый горем старик. По преданиям, «это бродят жертвы властолюбия и необузданных страстей великолепного князя Тавриды. Старожилы уверяют, что здесь будто бы томилась со своим ребенком несчастная княжна Тараканова».

Между тем таинственный призрак княжны, если верить фольклору, и в самом деле, начав свое загадочное существование в Петербурге еще при жизни самой Елизабет Таракановой, благополучно пережил ее таинственную смерть в казематах Петропавловской крепости и в конце концов переселился в Москву. В самом начале XIX века в келейном безмолвии московского Иоанновского монастыря тихо доживала свои дни престарелая монахиня Досифея, светское прошлое которой было покрыто таинственным мраком неизвестности. Время от времени по Белокаменной расползались темные слухи о том, что в монастыре живет некая княжна Августа Тараканова, которую еще в прошлом веке заточила сюда императрица Екатерина II, усмотрев в ее поведении серьезную угрозу престолу. Некоторые знающие люди говорили, что да, это та самая Тараканова, но в монастырь она удалилась сама, добровольно, чтобы «не сделаться орудием в руках честолюбцев». Как бы то ни было, но в старой Москве было хорошо известно, что престарелый граф Алексей Орлов, один из самых ярких и могущественных представителей екатерининских времен, под конец своей жизни побаивался ездить мимо того самого Иоанновского монастыря, убежденный в том, что в этих стенах живет жертва его жестокого обмана.

Сказать определенно, кем на самом деле была монахиня Досифея, трудно. Но некоторые обстоятельства позволяют думать, что московской молве нельзя было отказать в проницательности. Сразу после смерти Екатерины II в Иоанновский монастырь зачастили незваные гости. Сам митрополит Платон ежегодно по большим праздникам приезжал поздравить старицу. А когда в 1810 году она мирно скончалась, на похороны безвестной монашки собралась вся московская знать. Так и осталось неведомым, за чьим же гробом шли последние молчаливые современники героев тех давних событий отечественной истории, кого они провожали в последний путь, кому отдавали посмертные почести.

Нам же осталось рассказать о судьбе одного из героев этой печальной истории. Один из пяти братьев Орловых, Алексей Григорьевич, был в числе главных участников дворцового переворота 1762 года, приведшего на престол императрицу Екатерину II. «Алехан», или «Орлов со шрамом», – так его в отличие от других братьев называли современники, выполнял самые деликатные поручения новой императрицы. Удалой граф будто бы некогда заслужил этот шрам в пьяной драке. Однако сведущие петербуржцы перешептывались, что этот «знак предсмертного отчаянья» Орлов будто бы получил в Ропшинском дворце, когда собственноручно душил свергнутого императора Петра III.

Прилюдно Екатерина осудила графа за эту досадную «оплошность», как она называла убийство своего мужа, но втайне благодарила судьбу за «случай» и в дальнейшем никогда не забывала об услуге, оказанной ей Алексеем Орловым. И когда на политическом горизонте Европы появилась угроза шантажа со стороны «всклепавшей на себя неподходящее имя и природу» Елизабет Таракановой, именно графу Алексею Орлову, командовавшему в то время русской эскадрой в Средиземном море, Екатерина поручила найти самозванку и любыми способами доставить в Петербург. Как мы уже знаем, инструкцию императрицы о «любых способах» герой Чесмы воспринял буквально. С помощью любовных клятв и обещаний жениться он увлек молодую женщину, заманил на корабль, обольстил, а затем арестовал, доставил в Петербург и сдал в Петропавловскую крепость.

Говорят, Екатерина II, милостиво поблагодарив графа за оказанную услугу, тем не менее, была с ним «чрезвычайно холодна». Как женщина она не могла простить Орлову холодной расчетливости и предательства искренне полюбившей его женщины. Дальнейшее поведение императрицы смахивало на изощренную женскую месть. Сохранилась легенда, будто бы Екатерина приказала графу посетить княжну в каземате Петропавловской крепости и попытаться загладить свою вину, предложив ей еще раз руку и сердце. Но гордая княжна будто бы отвергла предложение Орлова и с проклятиями прогнала его от себя.

Екатерина фактически отстранила Алексея Орлова от двора. Он был вынужден покинуть Петербург и последние свои годы прожил в Москве. Однако мучительная расплата за подлость и вероломство настигла графа Алексея Орлова и в Москве. Предание рассказывает, что в конце жизни граф томился в тоске и ему по ночам являлся призрак несчастной женщины, которую он обольстил. Тяжела была и смерть Орлова, а предсмертные муки особенно ужасны и невыносимы. По преданию, чтобы крики его не были слышны на улице, «исполин времен» приказывал своему домашнему оркестру играть непрерывно и как можно громче.

Но и на этом не закончилось проклятие, нависшее над судьбой Алексея Орлова в тот злосчастный момент, когда он по повелению Екатерины II отправился в Европу на поиски Елизабет Таракановой. Его дочь, графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, решила взять на себя грехи отца. Она приняла обет безбрачия и вплоть до своей смерти в 1848 году молилась перед Господом за отпущение грехов отца. Удалось ли ей этого добиться перед Богом, понятно, никто не знает, но сама она и после смерти не нашла успокоения. Согласно легендам, на последнем причастии графиня якобы выпила отравленное вино и впала в летаргический сон. Если верить фольклору, ее похоронили заживо. Во всяком случае когда, чуть ли не через сто лет, в 1934 году, ее могилу вскрыли, то пришли в ужас, увидев, что «тело графини находилось в странном положении, руки разбросаны, волосы растрепаны, а черное платье изодрано на груди в клочья».

Успокоился ли на этом мстительный призрак несчастной княжны Таракановой – нам не известно.

Нельзя сказать, что у русского террора женское лицо, однако из всех известных историкам бомбистов, террористов, экспроприаторов и прочих крайне радикальных деятелей революционных организаций, жизнь которых в сознании общества пресеклась одновременно с их фактической естественной смертью или казнью на эшафоте по приговору суда, посмертный рубеж сумела перешагнуть только Софья Перовская. А ведь практически все они были мужчинами, и вся их террористическая деятельность носила подчеркнуто демонстративный политический характер, а значит, собственная действительная смерть в их представлении ничего не значила по сравнению с посмертной славой идеологических борцов за справедливость. Нет, жизнь после смерти, в какой угодно форме не только не исключалась, но и предполагалась, как обязательная составляющая всей программы их революционной деятельности. А вот призрак остался только один, и тот – женский.

Можно предположить, что решающую роль в этом странном феномене сыграло общественное сочувствие, которое буквально захлестнуло юную революционерку, отдавшую свою жизнь на алтарь борьбы за некие светлые идеалы. Правда, это сочувствие не спасло саму жизнь Софьи Перовской, зато уберегло ее от полного забвения в истории.

Общественное положение Софьи Львовны Перовской было довольно высоким. Она принадлежала к почтенному, хотя и не очень древнему, русско-украинскому дворянскому роду, основателем которого был родной брат известного фаворита императрицы Елизаветы Петровны Алексея Разумовского – гетман Кирилл Григорьевич. Софья Львовна была его правнучкой. А родилась она в семье петербургского гражданского губернатора Льва Николаевича Перовского. По легендам, которые, наивно полагая тем самым хоть как-то оправдать террористическую деятельность революционеров, любили распространять большевики, характер Льва Николаевича был тяжелым. Он «издевался над женой, заставлял сына Василия бить свою мать и не любил дочь». Будто бы это и толкнуло Софью на путь революционного террора. Ее несколько раз арестовывали, заключали в тюрьмы, отправляли в ссылки. После последнего удачного побега из очередной ссылки она перешла на нелегальное положение. Принимала участие в подготовке нескольких покушений на Александра II и, наконец, стала непосредственным руководителем последнего из них, совершенного народовольцами 1 марта 1881 года.

Это было далеко не первое покушение на императора. Охоту на него террористы всех мастей объявили давно, хотя к тому времени Александр II уже несколько десятилетий жил под мучительным знаком предсказания, данного будто бы еще при его рождении юродивым Федором. Непонятные, загадочные слова блаженного Федора из уст в уста передавались в народе: «Новорожденный будет могуч, славен и силен, но умрет в красных сапогах». Два первых пророчества сбылись, что же касается «красных сапог», то это пока еще понималось буквально. Кто мог предполагать, что взрывом бомбы царю оторвет обе ноги, и он, обливаясь кровью, умрет в страшных муках через несколько часов после дьявольского покушения.

Первое покушение на Александра II было совершено 4 апреля 1866 года во время его прогулки в Летнем саду. Стрелял 26-летний террорист Дмитрий Каракозов. Стрелял почти в упор. Но, к счастью, оказавшийся случайно рядом крестьянин Осип Комиссаров отвел руку убийцы. Россия песнями славила Бога, спасшего императора:

В шестьдесят шестом году
Бог пронес мимо беду.
Стукнем, брякнем чаша в чашу
Богу – честь, царю хвала!
Не помрут в потомках наших
Александровы дела.
Стукнем, брякнем чаша в чашу
Богу – честь, царю хвала!
Комиссаров подлетел
И спасти царя успел.
Стукнем, брякнем чаша в чашу
Богу – честь, царю хвала!
Туча черная прошла –
Царя пуля обошла.
Стукнем, брякнем чаша в чашу
Богу – честь, царю хвала!

В июне следующего 1867 года русский царь Александр II по приглашению французского императора Наполеона III находился в Париже. 6 июня, когда Александр в одной карете с Наполеоном ехал по Булонскому лесу, поляк А. Березовский выстрелил в русского царя из пистолета. Но промахнулся. Не на шутку перепуганный, Александр обратился к знаменитой парижской прорицательнице. Ничего утешительного он не услышал. На него будет совершено восемь покушений, и последнее окажется роковым. Надо сказать, что в народе жила легенда, будто бы однажды, еще в юности, находясь в Аничковом дворце, Александр II повстречался с известным призраком этого дворца – «Белой дамой», которая в беседе с ним предсказывала, якобы царь переживет три покушения. Но восемь?!

Между тем два покушения из предсказанных парижской вещуньей к тому времени уже состоялись. Третье произошло 2 апреля 1869 года. В царя прямо на Дворцовой площади несколько раз выстрелил террорист А. Соловьев. Промахнулся. 18 ноября 1879 года террористы взорвали полотно железной дороги, по которой должен был проследовать императорский поезд. Покушение не удалось. Поезд успел проехать раньше, до взрыва. 5 февраля 1880 года произошел знаменитый взрыв в Зимнем дворце, осуществленный Степаном Халтуриным. Было убито несколько караульных солдат, но царь по счастливой случайности снова не пострадал. Летом того же года террористы Желябов и Тетерка заложили под Каменным мостом через Екатерининский канал, в створе Гороховой улицы, динамит, но судьба вновь оказалась благосклонной к Александру II, Он выбрал другой маршрут следования. Это было шестое покушение на царя.

Дальнейшая история жизни и смерти Александра II окутана таинственным ореолом мистики. Новых покушений ожидали с постоянным неослабевающим страхом. Столичные мистификаторы манипулировали именами пяти царских детей: Николая, Александра, Владимира, Алексея и Сергея. Если их написать столбиком и прочитать как акростих, то при чтении сверху вниз получится: «на вас», а снизу вверх – «саван». В состояние ужаса приводило как то, так и другое прочтение.

За пару недель до последнего, рокового покушения на свою жизнь Александр II обратил внимание, что перед окнами его спальни каждое утро валяется несколько убитых голубей. Впоследствии оказалось, что на крыше Зимнего дворца поселился невиданных размеров коршун. Коршуна едва удалось заманить в капкан. Мертвые голуби больше не появлялись. Но неприятный осадок остался. По мнению многих, это было дурное предзнаменование.

Наконец, 1 марта 1881 года произошло последнее, трагическое, закончившееся мученической смертью царя-освободителя покушение. Если считать бомбы, брошенные народовольцами Рысаковым и Гриневицким с интервалом в несколько минут за два покушения, то парижской ведунье удалось-таки предсказать порядковый номер последнего. Оно оказалось восьмым. Никто не мог понять, как это целое государство не смогло уберечь одного человека. После убийства Александра II художник Константин Маковский нарисовал портрет: царь и рядом с ним – кудлатый пес. Говорили, что другой художник, Василий Верещагин, увидев портрет, предложил назвать его: «Пес, который не уберег царя». А еще в народе говорили, что царя убили дворяне «в месть за освобождение крестьян».

Народ был недалек от истины. Богатая губернаторская дочка из вполне достойной дворянской семьи, хрупкая 27-летняя девушка Софья Перовская руководила покушением непосредственно. Легким взмахом платочка она подала сигнал к бомбометанию.

Все участники покушения были арестованы почти сразу. А уже 10 марта того же 1881 года состоялся суд. Вместе с другими террористами Софья Перовская была приговорена к смертной казни и через несколько дней повешена на плацу Семеновского полка. Однако в народе долгое время жила легенда, что вовсе не повешена Софья Перовская на Семеновском плацу, что «жива она не жива, но только призрак ее появляется» в Петербурге.

И действительно, если верить городскому фольклору, каждый год в марте, когда Петербург темен, а на его улицах пусто, и только воет и хлещет в лицо ветер, да мокрый снег нестерпимо слепит глаза, на крутом мостике Екатерининского канала появляется хрупкий призрак Софьи Перовской. Как тогда, 1 марта, когда она, взмахнув белым платочком, «сигнал подала, чтобы бомбу бросали под черные сани императора».

В годы советской власти имя Софьи Перовской, наряду с другими именами революционеров-народовольцев, было присвоено Малой Конюшенной улице, которая находится недалеко от места, где происходили описанные нами трагические события 1881 года. Террористы героизировались. Романтикой террора были пронизаны школьные учебники. Политические уголовники возводились в степень идеологических борцов. На их примере воспитывались целые поколения молодых строителей коммунизма. Только с падением советской власти в 1991 году улицам возвратили их исторические названия. Синие эмалированные уличные таблички заменили на новые. Теперь уже имя Софьи Перовской не взывает к неокрепшим умам новых поколений с угла каждого дома. Исчез ли при этом из Петербурга метафизический призрак самой молодой и энергичной террористки и растаял ли ее зловещий образ в смутном воображении некоторых петербуржцев, сказать трудно.

Но вернемся в тот роковой для России день, когда в Петербурге было совершено покушение на Александра II. В тот же день на Екатерининском канале вокруг места, где произошло чудовищное убийство, был установлен забор и поставлен часовой. На другой день, 2 марта, Городская дума на своем чрезвычайном заседании постановила просить нового императора Александра III «разрешить городскому общественному управлению возвести часовню или памятник». На это император ответил: «Желательно бы иметь церковь, а не часовню». Но первоначально все-таки установили часовню, в которой ежедневно служили панихиду пo убиенному императору. Часовня была возведена по проекту архитектора Н. Л. Бенуа.

Одновременно был объявлен конкурс на создание храма-памятника. В конкурсе участвовали крупнейшие архитекторы того времени. Победителем оказался Альфред Парланд. Дальнейшую работу он вел совместно с другим архитектором – архимандритом Троице-Сергиевой пустыни Игнатием, в миру И. В. Малышевым. Идея создания храма-памятника царю-освободителю и мученику стала заветной мечтой отца Игнатия сразу же после трагического покушения. Уже 25 марта он сделал наброски плана фасада, а затем, по преданию, с помощью набожной княгини Александры Иосифовны довел до сведения царя, что ему во сне будто бы явилась Богоматерь и показала «главные основы храма».

Закладка храма состоялась 6 октября 1883 года, освящен же он был почти четверть века спустя – в 1907 году. Строительством храма руководил сын убиенного царя, великий князь Владимир Александрович. Собор, созданный «в русском стиле», украшен мозаичными панно, выполненными по рисункам В. М. Васнецова, М. В. Нестерова и других известных художников. Внутри храма соорудили специальную сень, под которой находится сохраненный в неприкосновенности фрагмент набережной Екатерининского канала: часть решетки, плиты тротуара, булыжники мостовой, на которые упал, истекая кровью, царь-освободитель. Народная молва утверждает, что до сих пор, если подойти к этому мемориальному месту, можно уловить присутствие призрака невинно убиенного государя и услышать его стоны. В начале XX века в Петербурге сложилась необычная традиция. Посетители бросали на фрагменты мостовой монетки.

Мемориальный характер собора подчеркнут и другим любопытным обстоятельством. Высота храма от его пола до верхней точки креста над куполом составляет ровно 81 метр – число, входящее в дату 1881 – год гибели царя, освободившего народ от крепостного права. И еще одна немаловажная деталь. До революции в соборе не совершались никакие ритуальные службы. Здесь не крестили младенцев, не отпевали умерших и не венчали молодоженов. Здесь совершались только ежедневные поминальные службы и произносились проповеди.

Наиболее одиозной фигурой отечественной истории XX столетия, чей смутный призрак до сих пор регулярно появляется в доме № 64 по Гороховой улице, был Распутин. Он жил здесь в начале прошлого века. Тут, после его гибели, в небольшой квартире в дворовом флигеле неутешная императрица Александра Федоровна, говорят, собиралась открыть мемориальный музей Григория Ефимовича Распутина – человека, одно слово которого могло в одночасье изменить весь ход русской истории. Кто знает, может быть, так оно и было. Только официальная историография нашла этим изменениям другие объяснения.

Сегодня привидение некогда всесильного «Старца» никому не вредит. Напротив, как утверждают современные обитатели дома, он «следит за порядком» в квартире. Лишь иногда позволяет себе «легкие шалости в виде поглаживания живых по интимным местам, причем мужчин он гладит сзади, а женщин – спереди». Судя по фольклору, сегодняшнее отношение к «Святому черту», как, отдавая дань его крайне противоречивому образу, называли его современники, приобрело карикатурный характер.

Кем был этот безграмотный тобольский мужик, имя которого стало нарицательным, историкам хорошо известно. А вот как ему удалось стать едва ли не первым лицом в государстве, до сих пор остается загадкой.

Впервые в Петербурге Распутин появился в 1903 году. Тогдашнему духовному лидеру русского православия отцу Иоанну Кронштадтскому он был представлен как крестьянин Тобольской губернии Григорий Новых, или Григорий Ефимович Распутин, как он стал называться впоследствии. Уже тогда проницательный Иоанн, заметив, что в Григории есть «искра истинной веры» и что-то такое, что дает возможность, как он выразился, «почувствовать твое присутствие», будто бы добавил: «Смотри, чтобы твое имя не отразилось на твоем будущем». И как в воду глядел. И без того достаточно говорящая фамилия Распутина в фольклоре приобрела форму аббревиатуры и расшифровывалась: «Романова Александра Своим Поведением Уничтожила Трон Императора Николая» (РАСПУТИН).

В царский дворец Распутин был введен благодаря сложившейся за ним репутации «святого старца» и «прорицателя», которую он приобрел, странствуя по русским монастырям и обителям. Распутин сумел внушить императору Николаю II и особенно его супруге Александре Федоровне, что только его молитва может излечить от гемофилии наследника престола царевича Алексея. Между тем в народе жили легенды о том, что Распутин сам опаивал царя наркотиками с помощью тибетского знахаря Петра Бадмаева, а у наследника престола тибетскими таблетками вызывал кровотечения, которые сам же и останавливал с помощью других бадмаевских порошков. Но в царском дворце Распутину безоговорочно верили. Верили до такой степени, что считали, будто одна молитва его способна не только вылечить наследника, но и обеспечить божественную поддержку Николаю II в его государственном служении.

И действительно, влияние Распутина на императорскую семью оказалось столь огромным, что практически ни одного назначения на высшие государственные должности не проходило без его участия. Судьбы России решались в квартире Распутина на Гороховой, 64, которую в империи прозвали «Звездной палатой». Складывалось явление, ставшее впоследствии широко известным в русской истории под именем «Распутинщина». «Царь над царем», «Крестьянский канцлер», «Святой черт», «Вампир, пролезший в ампир» – вот далеко не все прозвища Распутина того времени.

Особенно усилилось влияние Распутина с началом Первой мировой войны. В отсутствие императора, который часто находился в Ставке, Распутин действовал через императрицу, постоянно бывая в Александровском дворце Царского Села, где в то время жила императорская семья. Немка по происхождению, Александра Федоровна в народе считалась немецкой шпионкой, а «Старец», как называли Распутина, согласно легендам того времени, был ее любовником. «Царь с Егорием, царица с Григорием» говорили в солдатских окопах и на улицах Петербурга. (Егорий – здесь орден Св. Георгия).

Царь Николашка
Вином торговал,
Гришка Распутин
С царицей гулял.

Царь уехал за границу,
А Распутин ё… царицу.
Он сказал тогда народу:
Вот вам х…, а не свободу.

Распутин сумел восстановить против себя общественность Петербурга не только своим вызывающим, безраздельным влиянием на императорскую семью и активным, бесцеремонным вмешательством в государственную политику России, но и дикими оргиями, в которые были вовлечены многие дамы высшего света, посещавшие квартиру Распутина с вполне определенной и недвусмысленной целью. С более откровенным и циничным распутством Петербург никогда ранее не встречался.

Между тем, если верить фольклору, Распутин и в самом деле обладал некоторым даром провидца. Очевидцы вспоминают, что не раз слышали, как, проходя мимо Петропавловской крепости, он взволнованно восклицал: «Я вижу много замученных людей, людские толпы, груды тел! Среди них много великих князей и сотни графов! Нева стала совершенно красной от крови». С императрицей он был еще более откровенен: «Пока я жив, с вами и с династией ничего не случится. Не будет меня – не станет и вас». Придет, как он будто бы говорил, «конец России и императору».

Известно последнее письмо Распутина, в котором угроза его собственной жизни ставилась на первое место, а затем уже возможное исполнение этой угрозы связывалось с судьбами династии и России. Приводим отрывок из этого письма по книге Б. С. Романова «Русские волхвы, вестники и провидцы. Мистика истории и история мистики»: «Если я буду убит обыкновенными убийцами и моими собратьями крестьянами, ты царь России, тебе не надо будет бояться за своих детей… Но если меня уничтожат дворяне, аристократы, если они прольют мою кровь, то руки их будут запачканы моей кровью двадцать пять лет… и никто из твоих детей не проживет и двух лет… А если и проживет, то увидит позор и срам Русской земли, пришествие антихриста, мор, нищету, порушенные храмы Божии, святыни оплеванные, где каждый станет мертвецом. Русский царь, ты убит будешь русским народом, а сам народ проклят будет и станет орудием дьявола, убивая друг друга и множа смерть по миру. Три раза по двадцать пять лет будут разбойники черные, слуги антихристовы, истреблять народ русский и веру православную».

Похоже, Распутин предчувствовал свою смерть, хотя и не очень доверял собственным предположениям. Зимой 1904–1905 года в Петербург приехал английский предсказатель Хейро. Распутин пожелал с ним встретиться. И услышал от него то, что и сам знал: сначала «влияние и огромная власть над людьми, а затем ужасный финал». «Я вижу насильственную смерть в стенах дворца. Вам будут угрожать яд, нож и пуля. После этого воды Невы сомкнутся над вами», – будто бы сказал британский ведун. Все исполнилось с поразительной точностью.

Распутин был убит в результате заговора в ночь на 17 декабря 1916 года в Юсуповском дворце на Мойке. Убийство произошло в полуподвале дворца, где его владелец Феликс Юсупов устроил свои личные покои. По проекту архитектора А. Я. Белобородова здесь был создан своеобразный интерьер в стиле английской готики, который поражал современников своим видом. Говорят, А. Н. Бенуа, однажды заглянувший в комнаты Феликса, заметил, что в таких необычных декорациях должно непременно произойти «что-то соответствующее». В заговоре принимали участие три человека: великий князь Дмитрий Павлович, лидер монархистов В. М. Пуришкевич и сам владелец особняка на Мойке, родственник царя, князь Феликс Юсупов. Согласно одной из версий, Распутин был сначала отравлен пирожными, пропитанными сильнодействующим ядом, и только затем, для большей уверенности, добит выстрелами из револьвера. Труп ненавистного «Старца» был спущен под лед Малой Невки у Петровского моста. Однако, как выяснилось при вскрытии, во внутренних органах Распутина никаких следов яда обнаружено не было. Остается только догадываться, как случилось, что пирожные оказались безвредными, и знал ли об этом кто-то из высокородных заговорщиков.

Это обстоятельство породило самые фантастические легенды. Согласно одной из них, Распутин вначале был изнасилован Феликсом Юсуповым, тайным его поклонником, который таким образом пытался излечиться «от своей склонности к мужчинам». Во всяком случае, в Петербурге было известно, что именно так, «давая нагрешиться досыта», боролся с похотью сам Распутин. «Грешите, только через грех вы сможете стать святыми», – будто бы говорил он. Затем Распутин был кастрирован и уж только потом убит.

С этого момента фольклор приобретает легендарные свидетельства зарождения фаллического культа «святого старца». По одной из легенд, один из слуг Юсупова видел, как «Распутин был изнасилован Юсуповым, потом кастрирован и уже потом убит». Далее легенда развивается по жанру фантастического детектива. Слуга, сам будучи тайным поклонником Распутина, «подобрал отрезанный член». Затем этот «раритет» каким-то образом оказался за границей, и ныне в «особом ковчеге» хранится в Париже. «Одна журналистка, надеявшаяся превратить эту русскую историю в американский бестселлер», эту «мумию длиной в фут» даже видела.

Не будем иронизировать по поводу экзотического парижского экспоната. Заморские любители «клубнички» мало чем отличаются от наших, доморощенных охотников до «остренького». В селе Покровском Тюменской области есть музей Распутина. Среди его экспонатов находится «плетеный черный стул», подаренный в составе мебельного гарнитура Распутиным своей односельчанке Евдокии Печеркиной на свадьбу. Стул, как рассказывают свидетели, обладает мистической силой, притягивающей буквально всех посетителей музея мужского пола. Каждый из них «норовит на него присесть». Говорят, это «дает представителям сильного пола недюжинную мужскую силу».

Шлейф мистики потянулся за Распутиным едва ли не сразу после его смерти. Распутин был похоронен в Царском Селе, в имении Анны Вырубовой. Через два месяца произошла Февральская революция, результатом которой стало падение монархического строя в России. Лютая ненависть к монархии обрушилась на останки царского фаворита. Уже давно обезвреженного. Уже похороненного. В марте 1917 года по приказу Временного правительства его тело было извлечено из могилы с целью перезахоронения в каком-нибудь глухом месте. Было выбрано подножье Поклонной горы. Там под свист и улюлюканье огромной толпы труп был сожжен. По свидетельству очевидцев, под воздействием огня труп вдруг зашевелился, на глазах изумленного народа Распутин привстал в гробу, махнул рукой толпе и скрылся в пламени костра. Толпа ахнула. С тех пор это место у Поклонной горы в народе считается нечистым. Зловещий призрак Распутина не раз мерещился обитателям этих мест.

Однако и на этом не заканчивается мистика, связанная с именем Распутина. Современные мистики заговорили об астральном совпадении чисел посмертной жизни «Святого черта». Известно, что он был похоронен 21 декабря 1916 года. Через 79 дней гроб с его телом был выкопан из могилы для перевозки к Поклонной горе. Но на пути произошла авария автомашины и, согласно одной малоизвестной легенде, тело Распутина до Поклонной горы вообще не добралось, а было кремировано в котельной Политехнического института. С таким требованием будто бы в марте 1917 года явились в институт сопровождавшие труп «Старца» комиссары Временного правительства. А через 79 лет, в декабре 1995 года, как раз на месте той злополучной аварии, произошел прорыв плавуна, в результате чего на несколько лет был закрыт перегон станции метро «Лесная» – «Площадь Мужества».

Остается добавить, что на протяжении многих лет предпринимались неоднократные попытки набросить на похотливый образ Распутина непогрешимый лик святости и канонизировать его. Надо заметить, что такое желание появилось уже сразу после кончины Григория Ефимовича. Его высказывала царская семья. Однако уже тогда эти попытки натолкнулись на непреодолимое препятствие. Дело в том, что, как уже говорилось, при вскрытии извлеченного из воды тела Распутина никаких признаков отравления обнаружено не было. Более того, как утверждает медицинская экспертиза, «Старец» умер даже не от пули заговорщиков. Официально была констатирована смерть в результате того, что Распутин захлебнулся, когда его, якобы уже умершего, сбросили под лед. Значит, он просто утонул. А утопленник, как известно, в мировой полицейской криминальной практике приравнивается к самоубийце и, согласно многовековой христианской традиции, никакой канонизации не подлежит.

Так что на фоне всего этого кажется вполне логичным, что призрак непогребенного и непризнанного православной церковью «Святого черта» до сих пор неприкаянно бродит по коридорам тесной современной коммунальной квартиры на Гороховой улице, 64. А нам остается только надеяться, что за пределы дворового флигеля дома на Гороховой он не выйдет.

Посмертная репутация последнего русского царя из рода Романовых Николая II в советской России была исключительно низкой. Из школьных учебников, художественной литературы и кинофильмов известно, что это был слабовольный и бездарный государственный деятель, который привел Россию на край пропасти накануне Первой мировой войны и революции. Даже большевики, которые не брезговали никакими средствами для достижения своих политических целей, не смогли воспользоваться явной ситуационной двусмысленностью и хотя бы отблагодарить Николая II за отвратительное исполнение царских обязанностей, позволившее им, в том числе и поэтому, захватить власть. Эту заслугу они приписывали исключительно себе. Известный анекдот о посмертном присвоении Николаю II ордена «Октябрьской революции» «за создание в стране революционной ситуации», скорее всего, был направлен не столько против Николая, сколько против самих большевиков. Орден был учрежден в 1967 году. К тому времени еще сохранилась некоторая критическая инерция, заданная недавно безвременно почившей так называемой «хрущевской оттепелью», во времена которой в обществе зарождалось аналитическое отношение к советской власти. Но, кажется, даже тогда городской фольклор не удостоил Николая II хоть какой-нибудь посмертной жизни. Во всяком случае, у нас сведений о появлении в то время призрака Николая II нет.

Как и следовало ожидать, ситуация резко изменилась в начале 1990-х годов. С падением советской власти началась переоценка традиционных исторических ценностей. Заговорили о возможности перезахоронения останков убитого в 1918 году Николая II и членов его семьи, якобы найденные в Екатеринбурге. В это время впервые в городском петербургском фольклоре зафиксировано появление в коридорах Зимнего дворца призрака убитого императора. Но прежде чем мы с ним встретимся, обратимся к некоторым мистическим страницам прижизненной биографии Николая II. Может быть, это некоторым образом поможет объяснить посмертный характер его существования.

Последний русский царь из династии Романовых был старшим сыном императора Александра III. Николай II родился 6 мая 1868 года в день поминовения Святого великомученика Глеба. И уже это мистическое обстоятельство не могло не наложить отпечаток как на самого императора, так и на общественное мнение. В Петербурге о нем ходили невеселые слухи. Говорили о какой-то его болезни, о слабой воле и слабом уме, упоминая его отношения с балериной М. Ф. Кшесинской, говорили, что связь эта не случайна. Будто бы она была подстроена по личному указанию его отца императора Александра III как лекарство от некой дурной привычки, которой якобы страдал наследник. Вообще поговаривали, что царствующий император Александр III считал своего сына неспособным руководить государством и настаивал будто бы на его отречении от наследования престола.

Частная жизнь Николая II отличалась, что называется, скромностью и простотой. Он был верным и преданным мужем, хорошим семьянином и прекрасным отцом. Но именно это часто ставилось ему в вину. Его прозвищем было: «Большой господин маленького роста», а о его отцовстве с нескрываемой издевкой говорили: «ОТМАХАЛ», зашифровывая в этой несложной аббревиатуре имена всех его детей (Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, Алексей). Питерские зубоскалы не забывали при этом даже об одном выкидыше, случившемся у Александры Федоровны. Они обозначили его литерой «X».

В государственных делах Николай II отличался завидной выдержкой, серьезно и долго обдумывая те или иные решения. Рассказывают, что, даже когда он получил телеграмму о катастрофе под Цусимой, внешнее спокойствие его не покинуло. Телеграмму императору вручили, когда он играл в теннис. Николай прочитал ее, положил в карман и сказал: «Кто-нибудь хочет сыграть еще один сет?» Таким же сдержанным был он и в своих маленьких слабостях. Известно, что он любил выпить рюмку коньяку, закусывая его ломтиком лимона, посыпанным молотым кофе или сахарным песком. Говорят, такую закуску изобрел он сам. Во всяком случае в Петербурге она стала распространенной, и называли ее «Николаевские капельки», «Миколайчик», или «Николашка».

Отечественному фольклору в изощренности не откажешь, как, впрочем, и в откровенности. Один мужик прилюдно назвал Николая II дураком. Кто-то донес уряднику, и тот вызвал мужика на допрос. «Это я не про нашего Николая сказал, – оправдывается мужик, – а про черногорского царя. Он тоже Николай». – «Не морочь мне голову, – говорит урядник, – если дурак, то это уж точно наш».

Если верить городскому фольклору, вся жизнь Николая II прошла под знаком мистики. В бытность свою наследником престола Николай Александрович жил в Аничковом дворце и там, как рассказывает легенда, однажды повстречался с известной уже нам таинственной «Белой дамой», призраком, встречи с которым удостаивались практически все русские императоры, так или иначе бывавшие в Аничковом дворце. И та загадочная дама будто бы предсказала Николаю, что ему «суждено стать последним русским самодержцем». А несколько позже, при посещении могилы Святого отшельника Серафима Саровского Николаю было передано письмо преподобного старца, адресованное ему. Текст письма так и остался неизвестным, но люди уверяли, что оно содержало какое-то мрачное пророчество о том, будто бы в его царствование «будут несчастья и беды народные. Настанет смута великая внутри государства, отец подымется на сына и брат на брата». Прочитав письмо, продолжает легенда, «царь горько и безутешно заплакал». Тогда же местная юродивая по прозвищу «Паша Саровская» предсказала всей императорской семье «мученический конец и трагическую судьбу России».

Незадолго до этого, в 1896 году, будучи наследником престола, Николай побывал в Японии. Там он посетил отшельника Теракуто. Если верить воспоминаниям маркиза Ито, сопровождавшего будущего императора в поездке по стране, монах сказал наследнику: «Великие скорби и потрясения ждут тебя и страну твою… Ты принесешь жертву за весь народ как искупитель его безрассудства».

Пророчества, преследовавшие Николая II можно перечислять долго. Это и письмо Павла I, пролежавшее, согласно его завещанию, сто лет нетронутым и вскрытое Николаем II в марте 1901 года. Из письма Николай узнал о предсказании монаха Авеля, который будто бы говаривал, что «на венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда сын Божий».

В 1914 году, сразу после объявления о вступлении России в войну, заговорили о том, что между 1248 годом, когда Александр Невский, выбрав унизительный мир с Ордой, тем самым спас Россию, и 1914 годом прошло ровно 666 лет. А это, как известно, число зверя и, значит, выбор, сделанный Николаем в пользу войны, ошибочен, если не сказать, преступен. И за это надо расплачиваться. В конце 1916 года Николай не выдержал чудовищного внутреннего напряжения. Таясь от домашних и прячась от царедворцев, в старой офицерской шинели он пришел к известной гадалке Марфуше, жившей в безобразной лачуге на окраине Петербурга. Однако сохранить инкогнито не удалось. «Садись, не смущайся, – встретила его пророчица, – хоть лавка не трон, зато на ней безопасней и спокойней. Ты хочешь знать, сколько тебе осталось жить. Ну, так слушай. Прежде чем придет весна, наступит твой последний час». В Петербурге распевали оскорбительные частушки:

Царь посеял пашеницу,
А царица – виноград.
Царь прожил всею Россию,
А царица – Петроград.

Еще обиднее было узнать о существовании язвительной пародии на гимн России. Она появилась сразу после сокрушительного поражения в Русско-японской войне 1904–1905 годов:

Боже царя возьми,
Он нам не нужен.
В лоб он контужен
Я-пон-ца-ми.

Мысли обо всем этом не давали царю покоя. Особенно во время одиноких прогулок по царскосельскому парку. Кто он? Первый человек в государстве или обыкновенный исполнитель чужой воли, неважно, откуда она исходила – сверху или снизу? Во время одной из прогулок царь заметил охранников, которых с утра сажали за кустами и куртинами вдоль тропинок. Иногда их не было видно, но всегда можно было услышать осипшие голоса их докладов: «Седьмой номер прошел». Чаще всего император не обращал на них никакого внимания. Но однажды возмутился, почему именно он проходит у них под кличкой «Седьмой». Сменил начальника охраны. После этого стал «Первым».

Все шло к неизбежному концу. Вот как в изложении А. Н. Толстого на фронте рассказывали об отречении государя. «Докладывают государю императору по прямому проводу, что, мол, так и так, народ в Петербурге бунтуется, солдаты против народа идти не хотят, а хотят они разбегаться по домам. Созвал он всех генералов, надел ордена, ленты, вышел к ним и говорит: „В Петербурге народ бунтуется, солдаты против народа идти не хотят, а хотят они разбегаться по домам. Что мне делать? Говорите ваше заключение“. И что же ты думаешь, смотрит он на генералов, а генералы, друг ты мой, заключение не говорят, а все в сторону отвернулись. Один только из них не отвернулся, – пьяненький старичок-генерал. „Ваше величество, говорит, – прикажите, и я сейчас грудью за вас лягу“. Покачал государь головой и горько усмехнулся. „Изо всех, – говорит, – моих подданных, верных слуг один мне верен остался, да и тот каждый день с утра пьяный. Видно царству моему пришел конец. Дайте мне лист гербовой бумаги, подпишу отречение от престола“». Подписал и заплакал горькими слезами.

Манифест об отречении от престола Николай II подписал 2 (15) марта 1917 года. Отрекся в пользу, как сказано в Манифесте, «брата нашего Великого князя Михаила Александровича». Юридически Михаил был царем всего несколько часов, пока сам не отказался от престола. Но и этих нескольких часов хватило, чтобы в революционном Петрограде заговорили о давнем пророчестве, что династия Романовых, начавшаяся с Михаила, Михаилом и закончится. В те дни петербургские мистики вычислили «роковое число» для Николая II. Им стало число «17». 17 октября 1888 года произошло крушение императорского поезда, и только чудом удалось избежать трагедии. 17 октября 1905 года царь подписал знаменитый Манифест о гражданских свободах и тем самым, по мнению большинства историков, подписал себе приговор. Роковым для династии стал 1917 год, в течение которого произошли сразу две революции. И, наконец, в ночь на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге по приказу ленинского правительства Николай II вместе со своей семьей был расстрелян.

Через 80 лет найденные в результате длительных поисков останки были перезахоронены в родовой усыпальнице царской семьи – Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Вокруг этого события возник целый цикл мистических легенд и преданий, основанных на удивительных совпадениях, сопровождавших династию Романовых всю ее более чем 300-летнюю историю. Вспомнили о том, что в 1613 году первый царь из династии Романовых Михаил спустился к делегации московских бояр, призвавших его на царство, из дома в Ипатьевском монастыре по 23 ступеням. Последний царь из этой династии Николай пробыл на троне 23 года и спустился вниз со второго этажа дома инженера Ипатьева в Екатеринбурге, где он жил, в подвал, где был расстрелян, тоже по 23 ступенькам.

Затем оказалось, что в 1918 году арестованную царскую семью из Петербурга в Екатеринбург сопровождал некий комиссар по фамилии Яковлев, а встречал гроб с царскими останками, прибывшими из Екатеринбурга в Санкт-Петербург для захоронения в Петропавловском соборе, в 1998 году губернатор Петербурга с той же фамилией – В. А. Яковлев. И даже тот факт, что на церемонию погребения специально из Москвы приехал первый президент России Борис Николаевич Ельцин в народе был признан мистическим. В советское время, будучи первым секретарем Свердловского, как тогда называли Екатеринбург, обкома партии, именно он дал указание снести Ипатьевский дом, дабы искоренить саму память о злодейском убийстве царской семьи.

В те дни в знаменитом петербургском пригороде Пушкине, который до 1918 года назывался Царским Селом, родилась новая легенда. Перезахоронение совпало с восстановлением балдахина в кабинете последнего русского императора в Александровском дворце. Как утверждает эта легенда, то ли от игры света, то ли еще от чего, но на складках черной драпировки балдахина в определенное время суток можно увидеть две четкие мерцающие буквы «Н» и «А» – Николай и Александра.

В это же время в клерикальных кругах русской православной церкви еще больше укрепились сомнения в подлинности погребенных в Петропавловском соборе царских останков. В фольклоре даже появился термин, определивший отношение к ним части общества. Их называют «Екатеринбургские останки». В связи с этим любопытны легенды, имевшие хождение в 1920-х годах. Тогда говорили, что Николай II чудом избежал смерти, что его, уже совсем седого, видели не раз на лондонских улицах. По другим легендам, Николай II тайно жил в Ватикане, скрываемый Римским папой. Еще утверждали, что царская семья вывезена из России на корабле, «беспрерывно курсирующем в водах Белого моря и никогда не причаливающем». И якобы несметные богатства Романовых долгое время не давали покоя обывателям. Будто бы они хранились в неких зарубежных «глубочайших подвалах» и ожидали прибытия «любого члена царского дома, который сможет с уверенностью подтвердить свою личность».

В заключение хочется напомнить легенду о посещении Николаем II Иоанна Кронштадтского. Тогда, если верить легендам, Иоанну привиделось все, что случится в 1918 году в Екатеринбурге. А сам Николай в беседе с ним якобы сказал: «Могилу мою не ищите». Знала ли об этом разговоре верная и преданная фрейлина царского двора Вырубова, не известно, но есть легенда о том, что раз в год, в день рождения Николая II, ее призрак выходит из могилы и ищет захоронение своего императора.

Если принять за истину, будто все происходящее в истории начинается с трагедии и заканчивается фарсом, то перезахоронение «Екатеринбургских останков» не избежало той же самой классической участи. По окончании церемонии перезахоронения петербургским милиционерам будто бы были вручены памятные медали, тираж которых был забракован из-за вкравшейся в текст досадной ошибки. Вместо слов «За упокоение монарших останков» на медалях было отчеканено: «За успокоение».

Что же удивительного в том, что на этом фантастически ирреальном фоне появился призрак Николая II, укоризненно напоминающий потомкам о своем загробном существовании. Как рассказывают современные эрмитажные работники, по вечерам, когда все затихает, в темных галереях среди старинных шпалер и гобеленов можно увидеть призрак последнего царя, неслышно ступающего по музейным паркетам. Его характерный облик тихого, уравновешенного и скромного человека легко отличить от призрака другого императора – Николая I, фигура которого, если верить современному дворцовому фольклору, также иногда появляется в эрмитажных коридорах. Говорят, он производит впечатление крайне молчаливого и необщительного человека. О том, что это именно Николай I, можно судить исключительно по солдатской выправке, фельдфебельской осанке, характерным бакенбардам и императорскому мундиру.

Как мы уже знаем, у Николая II и Александры Федоровны было пятеро детей: один сын – наследник престола царевич Алексей и четыре дочери – великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Их трагическая судьба хорошо известна. Все они были расстреляны в ночь на 17 июля 1918 года в подвале дома инженера Ипатьева в Екатеринбурге. Но память о них сохранилась в мифологии Петербурга.

Так, имя старшей дочери Ольги запечатлено в известном микротопониме «Ольгинская петля», как называют трамвайное кольцо, проложенное в 1910-х годах на Среднем проспекте Васильевского острова у современного здания научно-исследовательского Геологического института. Происхождение такого названия восходит к истории строительства здания Детского приюта трудолюбия на углу Среднего проспекта и 23-й линии Васильевского острова. Трехэтажное кирпичное здание приюта возводилось в 1899–1900 годах по проекту архитектора М. Ф. Гейслера. Приют был назван именем Святой Ольги в честь дочери императора Николая II великой княгини Ольги Николаевны. Имя Ольги сохранилось и в современном фольклорном названии дома № 80 по Среднему проспекту, где в свое время находился приют. Местные жители его и сегодня называют «Ольгинским домом».

Памятью о ее младшей сестре Татьяне служит название железнодорожной станции в Гатчине. Она была устроена на окраине города на территории деревни Малая Гатчина в годы Первой мировой войны и названа по имени второй дочери императора Николая II, родившейся в 1897 году. Во время войны Татьяна много времени отдавала благотворительности. Широкой известностью пользовались так называемые кружечные сборы, организованные ею в Петербурге в пользу раненых солдат. В современной Гатчине бытует легенда, что с призраком Татьяны Николаевны можно встретиться и сегодня. Он часто появляется на железнодорожной станции ее имени. Женщина в длинном платье бродит по платформе среди ожидающих поезда и время от времени восклицает: «Как все изменилось!»

Наиболее загадочной оказалась посмертная жизнь младшей дочери Николая II Анастасии. Вскоре после трагических событий в екатеринбургском доме инженера Ипатьева в Европе появилась очень похожая на Анастасию женщина, которая выдавала себя за дочь императора Николая II. Родилась легенда о том, что это не кто иная, как Анастасия, которая чудом избежала смерти. Она будто бы спаслась и через некоторое время объявилась в Германии. Сходство этой очевидной самозванки с подлинной Анастасией было столь велико, что многие жившие в то время за границей великие князья и княгини признали в ней свою родственницу. Сомневалась, пожалуй, только бабка Анастасии, вдовствующая императрица Мария Федоровна, жившая тогда в Копенгагене. Чтобы убедиться в подлоге, она решила ехать в Германию. Но германское правительство, вероятно, также сомневавшееся в подлинности этой Анастасии, настоятельно не рекомендовало ей посещение Берлина. Тогда Мария Федоровна просит бывшую няньку царских детей Теглеву удостовериться в подлинности Анастасии. Теглева действительно повидала Лжеанастасию и «убедилась, что она самозванка».

Впрочем за несколько десятилетий после 1918 года в мире всплыло около 30 Анастасий, несколько Марий и Татьян, одна Ольга и даже один царевич Алексей. Время от времени появляются они и в России.