Людовик Справедливый и великий кардинал

Семнадцатый век во французской истории делится на две почти равные половины: вторую принято называть «Великим веком» – веком Людовика XIV, а первую – мрачным временем тирании кардинала Ришелье, из-за спины которого робко выглядывает карикатурная фигура Людовика XIII, отца будущего Короля-Солнца. Как и все стереотипы, это упрощенное представление уводит нас в сторону от истины. Отношения между Людовиком Справедливым (такое прозвище даром не дадут) и кардиналом, заслужившим прозвание «великого», были вовсе не такими, как их описывали поэт-романтик Альфред де Мюссе или плодовитый романотворец Дюма-отец. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов и еще одного персонажа, одно время дополнявшего их дуэт до трио – королеву-мать Марию Медичи. Эта эпоха предоставляет богатейший материал для размышлений о роли личности в истории. Первая половина семнадцатого века стала переходным периодом от феодальной вольницы к абсолютизму; как любой переходный период, это было время бурных страстей, борьбы честолюбий, столкновения традиций и новых императивов, принятия непростых решений; это было время страданий и горя, но вместе с тем время ожиданий и надежд. Не будь тридцатилетнего правления Людовика XIII, его сын, официально пробывший на троне целых семьдесят лет, не смог бы сказать: «Государство – это я».[1]

Людовик XIII родился 27 сентября 1601 года. Дофина воспитывали как будущего короля, и мальчик с ранних лет знал о своем высоком и важном предназначении. «Им было тем сложнее управлять, что он, казалось, был рожден, чтобы править и повелевать другими», – писал его первый наставник, Воклен дез Ивето. На вопрос учителя, в чем состоит долг доброго государя, Людовик тотчас ответил: «Бояться Бога». «И любить справедливость», – подсказал учитель, но дофин поправил его: «Нет! Нужно вершить справедливость». Он с детства терпеть не мог лжи, сам говорил то, что думал, и лишал своего доверия тех, кто хоть раз пытался его обмануть. Это качество он сохранил, став королем, и многие министры узнали эту черту его характера на собственном горьком опыте.

Ему не исполнилось и девяти, когда его отец Генрих ГУ, которого он боготворил, был убит. Эта трагедия сильно поразила ребенка, от природы склонного к меланхолии и печальной задумчивости, но не сломила его характер. Официально король становился совершеннолетним в тринадцать лет, однако королева-мать, правившая страной от лица своего старшего сына, не собиралась выпускать власть из своих рук. Эта надменная, властная, злопамятная, эгоистичная женщина не обладала государственным умом и легко подпадала под чужое влияние, даже нуждалась в нем. В глубине души она была робкой и нерешительной, мнительной и внушаемой, но при этом глупо упрямой. Она позволила себя околдовать итальянскому проходимцу Кончино Кончини, мужу своей любимой камеристки Леоноры Галигаи. Он возглавил Королевский совет и вершил суд, не зная законов, стал маршалом д'Анкром, не понюхав пороху, и в своей наглости дошел до того, что позволял себе садиться на место короля, а выходя из покоев королевы-матери, делал вид, что застегивает штаны.

В 1614 году во Франции объявили выборы депутатов в Генеральные штаты; среди делегатов от духовенства оказался двадцатидевятилетний епископ Люсонский – Арман Жан дю Плесси де Ришелье. После того как ему удалось убедить депутатов от дворян согласиться на продление двойного правления – юного короля и королевы-матери – на неопределенный срок, Мария Медичи заинтересовалась особой молодого прелата. Ришелье льстил ей без зазрения совести и видел, что его расчет правильный. В 1615 году Людовик женился на испанской инфанте Анне Австрийской, а его сестра Елизавета вышла замуж за испанского принца Филиппа; духовником к Анне назначили Ришелье. Выступив посредником на еще более важных переговорах – между Марией Медичи и принцем Конде, возглавившим армию недовольных Кончини (в первых рядах ее были сводные братья короля – Цезарь и Александр Вандомы), епископ получил место в Королевском совете. Конде арестовали и заключили в Бастилию, а Ришелье стал государственным секретарем по иностранным делам, занявшись также реорганизацией армии. Главной целью своей внешней политики он считал повышение престижа Франции в Европе. У госсекретаря было множество задумок, но вдруг грянул гром среди, казалось бы, ясного неба: 24 апреля 1617 года Кончини был убит во дворе Лувра с благословения шестнадцатилетнего короля. «Сударыня, – заявил Людовик Марии, – я всегда буду заботиться о вас, как подобает доброму сыну. Я хочу избавить вас от груза забот, который вы взяли на себя, выполняя мои обязанности; пора вам отдохнуть, теперь я займусь ими сам и не потерплю, чтобы кто-то, кроме меня, распоряжался делами моего королевства. Теперь я король». Мария Медичи отправилась в Блуа, провожаемая улюлюканьем парижской черни. В одночасье все переменилось: новая метла вымела Совет начисто. Людовик решил править с помощью советников своего отца; Ришелье было приказано отправляться в отставку. Он последовал в изгнание за королевой-матерью, надеясь взять реванш с ее помощью.

Людовик унаследовал от матери упрямство, вспыльчивость и злопамятность, но при этом он не умел лицемерить и был последователен в своих поступках. Он принимал или отвергал людей целиком, раз и навсегда. Рано лишившись отца, он переживал его смерть не только как утрату близкого человека, но и как потерю наставника, нуждаясь в мужском примере для подражания. После апрельского переворота место Кончини занял фаворит короля Шарль Альбер де Люинь, которому тогда было тридцать девять лет. Человек совершенно заурядный, снискавший симпатию государя лишь своей добротой и участливостью к нему в юные годы (материнской лаской Людовик тоже был обделен), Люинь использовал свое положение для личного обогащения и для того, чтобы пристроить при дворе многочисленную родню. В государственных и военных делах он был некомпетентен, однако проявил себя умелым интриганом.

Ришелье тайно написал королевскому фавориту, предлагая свои услуги, однако получил в ответ письмо с неприкрытыми угрозами. Испугавшись, он сбежал из Блуа, где находился вместе с изгнанной королевой, но тем самым поставил себя в двусмысленное положение. Король выслал его в Авиньон, отправив туда же его старшего брата, маркиза Анри де Ришелье, и мужа их сестры дю Пон де Курле. Жена Анри умерла родами, ребенок тоже умер, сам род Ришелье оказался под угрозой. Арман тяжело болел и был при смерти, когда ход истории снова круто изменился: Мария Медичи тоже сбежала из Блуа и возглавила мятеж крупных феодалов, недовольных своим отстранением от власти и возвышением Люиня. Францисканец отец Жозеф дю Трамбле, благоволивший к епископу Люсонскому и имевший большое влияние на благочестивого и набожного короля, сумел убедить Людовика в том, что только Ришелье сможет погасить конфликт и убедить мать примириться с сыном.[2]

Епископ оправдал доверие, но хрупкий мир длился недолго: в 1620 году разразилась новая война матери и сына, победу в которой (с оружием в руках) одержал король. Мария добилась, чтобы мирные переговоры вел Ришелье, поставив одним из условий примирения ходатайство о присвоении кардинальского сана своему любимцу. Но епископ Люсонский стал кардиналом Ришелье только в ноябре 1622 года, через год после смерти Люиня во время осады протестантской крепости Монёр.

Под нажимом королевы-матери король ввел кардинала в свой Совет (1624). Постепенно Ришелье удалось преодолеть неприязнь короля, поправив финансовые дела государства и разрешив сложный военный конфликт в Вальтелине, в котором Франция противостояла Испании и Папскому престолу. Фактически исполняя обязанности главного министра, он стал незаменимым советчиком короля, его правой рукой.

Возвышение кардинала обрадовало далеко не всех: уже в 16 26 году составился первый заговор с участием младшего брата короля, Гастона – герцога Анжуйского (впоследствии герцог Орлеанский).

Гастон был любимцем матери, которая сбивала его с пути, внушая ему надежды на престол: Людовик был слаб здоровьем, к тому же у него до сих пор не было детей. Умный и образованный, но слабый и переменчивый, Гастон был честолюбив, но несерьезен, ленив, тщеславен, развратен и малодушен. Пользуясь тем, что его высокое положение ограждало его от суровой кары, он вступал в заговоры, а потом без зазрения совести «сдавал» своих соучастников. В 1626 году малодушие принца стоило жизни графу де Шале, жестоко казненному в Нанте.

Тогда же король отрядил для охраны кардинала пятьдесят мушкетеров, которые отныне именовались гвардейцами кардинала и носили красные плащи с серебряным крестом (плащи королевских мушкетеров были голубого цвета).

Вдохновительницей «заговора Шале», а затем и всех последующих покушений на власть и жизнь кардинала была герцогиня де Шеврез, в прошлом вдова Альбера де Люиня, близкая подруга Анны Австрийской. Людовик не любил ее, прозвал «Дьяволом» и старался удалить от двора; Ришелье пытался ее использовать для поддержания равновесия сил, чтобы не дать своим врагам одержать над ним верх. Поединок кардинала с «Дьяволом» – сюжет увлекательного романа; к сожалению, в реальной жизни он породил не одну трагедию.

Улаживая конфликты со своими ближайшими родственниками, Людовик XIII одновременно решал еще одну серьезную внутреннюю проблему, грозившую перерасти во внешнюю. Гугеноты, которым принадлежало несколько городов и крепостей на юге Франции, не подчинялись французским законам и практически создали государство в государстве. Своеобразно истолковав Нантский эдикт о веротерпимости, изданный Генрихом IV в 1598 году, гугеноты распространили свободу вероисповедания на административную область: издавали свои законы, вводили налоги. В 1620 году ассамблея протестантов в Лудене закрыла своим постановлением доступ католикам в протестантские укрепленные города. 25 декабря того же года собрание протестантов в Ла-Рошели провозгласило союз реформатских провинций Франции. Людовик и Люинь осадили Монтобан, но осада не принесла результатов, и ее пришлось снять. На следующий год, уже после смерти Люиня, король возглавил новый военный поход против гугенотов. В октябре 1622 года в Монпелье был заключен мир; многие протестантские военачальники за деньги перешли на королевскую службу. Людовик подтвердил Нантский эдикт и даровал мятежникам амнистию. Взамен они должны были разрушить недавно построенные укрепления, сохранив за собой лишь Ла-Рошель и Монтобан. Со своей стороны, король обязался снести форт Луи под Ла-Рошелью, однако не торопился исполнять свое обещание. Тогда жители этого города отправили посольство к английскому королю, прося его о покровительстве.

Фаворит и главный министр английского короля герцог Бекингем охотно откликнулся на их призыв: его настойчивые ухаживания за Анной Австрийской не могли не вызвать гнев французского короля, который объявил Бекингема «персоной нон грата». Ришелье получил полномочия военного министра, направил армию под Ла-Рошель, заключил договор с Испанией и Нидерландами, которые должны были прислать на помощь свои корабли. Осада Ла-Рошели продолжалась целый год; 1 ноября 1628 года Людовик и Ришелье въехали в сдавшийся город под ликующие возгласы своих солдат: «Да здравствует король! Да здравствует великий кардинал!» С Англией заключили мирный договор.

Теперь Людовик XIII мог активнее заниматься внешней политикой. Первым делом он устроил поход в Пьемонт против испанцев и савойцев, чтобы отстоять права герцога Карла де Невера, находившегося под его покровительством, на герцогство Мантуанское. Король и кардинал вместе разрабатывали планы военных походов: Ришелье определял стратегические задачи, Людовик – пути продвижения войск, маршруты подвоза провианта и боеприпасов. Переговоры с Савойей, Испанией и Священной Римской империей вел Ришелье. Ему, как обычно, приходилось доводить до конца все начинания энергичного короля: именно кардиналу летом 1629 года сдался Монтобан – последняя твердыня протестантов. Но опасность подкралась с другого бока: он неожиданно лишился доверия Марии Медичи. Во время пьемонтского похода Людовик опасно заболел и чудом избежал смерти. Обе королевы и их приближенные, собравшись у постели больного, решали судьбу Ришелье: сослать его или арестовать? Молодой капитан гвардейцев де Тревиль предложил отправить его путем Кончини. По счастью, король выздоровел, а кардинал в эти страшные дни чуть сам не умер от тревоги.

Теперь мать и сын поменялись ролями: Мария Медичи требовала вывести Ришелье из Совета, Людовик настаивал на их примирении. 11 ноября 1630 года Ришелье явился в Люксембургский дворец, где между матерью и сыном происходило бурное объяснение. Кардинал интуитивно избрал правильную тактику: он не стал оправдываться или опровергать возводимые против него несправедливые обвинения, а со слезами просил у королевы прощения. По Парижу уже распространились слухи об отставке Ришелье и о том, что новым главным министром станет ставленник королевы-матери Мишель де Марильяк. Однако решение короля всех поразило: Марильяк и его брат, всего два дня как произведенный в маршалы, были арестованы, а Ришелье остался на своем посту (чуть позже Людовик сделал его герцогом и пэром). День 11 ноября назвали «Днем одураченных».

Упрямая Мария Медичи сама себя отправила в изгнание, уехав в Брюссель (Испанские Нидерланды), и пыталась подбить испанцев на военное выступление против Франции. Гастон бежал в Лотарингию, без согласия старшего брата женился на сестре герцога Карла Лотарингского Маргарите и тоже готовился выступить в поход. Фактически мать и брат французского короля своими руками готовили иноземное вторжение на территорию своей страны! Примечательно, что понятие «родина» впервые было введено в политический обиход именно кардиналом Ришелье, который говорил, что у него «нет других врагов, кроме врагов государства».

На полный успех мятежники могли рассчитывать, только если к ним примкнет Лангедок, подвластный герцогу Анри де Монморанси. Тот был лоялен к Ришелье, но оказался заложником обстоятельств: жители Лангедока восстали против взимания податей комиссарами, присылаемыми главным министром, а Гастон выступил в поход, не дожидаясь сигнала от герцога. Монморанси арестовал королевских депутатов и взял Лангедок под военную защиту. В сражении при Кастельнодари войска мятежников потерпели поражение от королевской армии; израненный Монморанси был взят в плен и казнен 30 октября 1632 года.

Положение кардинала и его отношения с королем были далеко не простыми. Ришелье прилагал все силы для укрепления королевской власти, считая ее неотъемлемым условием политической и экономической стабильности, но тем самым он урезал вольности аристократов, которые не намеревались этого терпеть. В народе кардинала тоже не любили, поскольку он был вынужден увеличивать налоги, средства от которых шли на военные нужды. Стараясь быть в курсе всего, что происходит в стране и за ее пределами, Ришелье создал разветвленную сеть шпионов, что тоже не вызывало к нему добрых чувств. Разумеется, ничто человеческое не было ему чуждо: он старался пристроить на хорошие должности своих родственников, а неугодные ему легко могли оказаться в Бастилии. Характерно, что во время вооруженных мятежей тридцатых годов вельможи-заговорщики старались оповестить общественность о том, что выступают исключительно против кардинала и в защиту короля, которого он опутал своими сетями.

Но это значило нанести оскорбление королю. Хотя Людовик в приватных беседах любил жаловаться на то, что кардинал навязывает ему свою волю, фактически он этого бы не потерпел. Еще когда королева-мать обвиняла Ришелье в том, что тот принимает губительные для Франции решения, Людовик резко возражал ей, что кардинал лишь исполняет его волю. Ришелье, хороший психолог, постиг эту черту короля; когда обсуждался какой-либо вопрос, он составлял записку с анализом существа дела и предлагал несколько возможных вариантов решений, исподволь подводя короля к единственно правильному, но последнее слово оставлял за королем. Людовик не мог без него обойтись еще и потому, что кардинал в самом деле посвящал заботам о государстве всего себя: он принимал послов, министров, советников, членов основанной им Французской академии, просителей; читал донесения и доносы; проводил совещания; изучал ситуацию на фронтах, куда всегда был готов отправиться самолично (прежде духовного, кардинал успел получить светское образование и был сведущ в вопросах военной истории, тактики и стратегии); решал вопросы внешней и внутренней политики, экономики и финансов; он никогда ничего не забывал и всегда все доводил до конца. При этом Ришелье был слабого здоровья, часто страдал от мигреней, гнойных воспалений, не говоря уже о мочекаменной болезни и геморрое; просто удивительно, что в этом хилом теле заключались такая железная воля и великий ум. Кардинал выступал еще и в роли психоаналитика короля, склонного к ипохондрии; они часто переписывались, и Людовик делился с ним своими личными проблемами. Следует иметь в виду, что хотя король называл Ришелье своим «кузеном», а прощаясь с ним под Ла-Рошелью, плакал и просил беречь себя, кардинал, которого все полагали всесильным, никогда не считал свое положение незыблемым, памятуя о своих предшественниках, отправленных в ссылку или в тюрьму одним росчерком пера. Во время каждого нового конфликта, когда его враги сплачивались против него и плотным кольцом обступали короля, Ришелье действовал на опережение и сам подавал прошение об отставке – чтобы получить ответ: «Я полностью вам доверяю и не смог бы найти никого, кто служил бы мне лучше вас. Прошу вас не удаляться от дел, иначе они пойдут прахом. Я вижу, что вы ничего не щадите на службе королю и что многие вельможи держат на вас зло, ревнуя ко мне; будьте покойны: я буду защищать вас от кого бы то ни было и никогда не покину»[3]. И все же кардинал не полагался на эти уверения и окружал Людовика и его близких шпионами, немедленно доносившими ему обо всем, что говорится и делается при дворе.

С 1618 года в Европе шла война, которую позже назовут Тридцатилетней. Франция не участвовала в ней открыто, поддерживая своих союзников – шведов, голландцев, баварцев – только деньгами. Но после гибели шведского короля Густава Адольфа в битве при Лютцене положение изменилось: австрийский император Фердинанд II мог воспользоваться случаем и восстановить мир с протестантскими государями, тогда Габсбурги взяли бы Францию в кольцо. 26 марта 1635 года испанцы захватили Трир и пленили архиепископа-курфюрста Филиппа де Сотерна, находившегося под покровительством французского короля. 19 мая герольд Людовика XIII прибыл в Брюссель и по средневековому обычаю объявил войну королю Испании Филиппу IV – брату Анны Австрийской.

Поначалу военные действия разворачивались удачно для Франции, но в 16 36 году ситуация изменилась в корне: французская армия была вынуждена отойти за Сомму, парижане в панике покидали город. Ришелье тоже был близок к отчаянию, зато король развил бурную деятельность по мобилизации и организации обороны, благодаря чему угроза была отведена, а военное счастье, наконец, снова улыбнулось французам.

Удача тоже не ходит одна: в сентябре 1638 года у Людовика родился долгожданный наследник, а через два года – еще один сын, Филипп. Помимо этого, в декабре 1640 года в Каталонии вспыхнуло восстание против испанцев, каталонцы низложили Филиппа IV и избрали Людовика XIII графом Барселонским. Почти одновременно мятеж запылал и в Португалии. У испанцев оставалась одна надежда: на «пятую колонну» в самой Франции.

Два последних заговора против кардинала – с участием принца крови графа де Суассона, герцога Орлеанского и фаворита короля маркиза де Сен-Мара (Мария Медичи дала им свое благословение, прежде чем умереть в Кельне в бедности и забвении) – закончились победой его высокопреосвященства, однако окончательно подорвали его силы: 4 декабря 1642 года он скончался. Людовик XIII последовал за ним в могилу 14 мая 1643 года. Его смерти дожидались с непристойным нетерпением, полагая, что, став регентшей при пятилетнем Людовике XIV, Анна Австрийская «вернет всё, как было». Но кардинал воистину был великим человеком: перед смертью он сумел сделать Анну, прежде ненавидевшую его всей душой, своей сторонницей (в 1637 году Ришелье удалось отвратить от королевы неминуемую грозу, когда та была уличена в изменнической переписке с враждебной Испанией). Главой Королевского совета стал кардинал Мазарини, ставленник Ришелье и продолжатель его политики.

Войны, заговоры, распри между членами королевского дома – все это тяжким бременем ложилось на плечи народа. Война требовала денег, увеличение налогов вызывало народное недовольство, крестьянские восстания подавляли суровой рукой… И все же в эти непростые времена развивались ремесла, торговля, наука, литература и искусство. Люди страдали, голодали, гибли от болезней – и в то же время радовались победам, веселились на праздниках, гуляли на свадьбах и крестинах. Жизнь есть жизнь! Вот о ней и пойдет наш рассказ.